Просмотров: 136 | Опубликовано: 2017-07-11 02:26:28

Фея в чулане

театральная сказка в 2-х частях

действующие лица:

МАРАКУН – хозяин лавки

ХЕЛЬГА - подкидыш, работница 

МАРТА – фея

ЭЛЬВИРА – работница

НИКОЛАУС – солдат

ЛЕОНАРД – заяц барабанщик

УШИ – медведица

БЕРТА - коза

Часть 1. Вечер

Старая лавка по продаже кукол ютится у большой дороги. Здесь изредка делают остановки проезжие, чаще всего, с детьми, которые видят огромную зазывную, вырезанную из фанеры и ярко раскрашенную, фигуру клоуна. Только что от магазина, отъехала семья. Их, с крыльца, провожает потомственный хозяин лавки – некрасивый, средних лет и такого же роста, местный житель, по имени Маракун Маракунович, пузатый чревоугодник, вечно жующий пирожки и печенье, рассованные по всем карманам. Из-за вечно злобствующего характера его по отчеству и называть не хочется; да никто и не называет, как бы ему самому ни хотелось. Неповоротливый, страдающий одышкой на людях, без свидетелей Маракун становится стремительным и решительным, хоть и ненадолго, но зло и беспощадно. Так он и рванул, как спринтер, обратно, в лавку, воскликнув: «Сторговались!»

Так-то нашу чудесную историю можно бы начать со следующего момента, когда Маракун вваливается в торговую залу, продолжая выкрикивая и распевая то же самое: «Сторговались!», даже сплясал, как мог. Выдохнувшись, он плюхнулся в кресло.

 

МАРАКУН. Эй, подлая девчонка, а ну-ка, выползай на свет. Поганка!

 

Из-за прилавка выходит девочка лет восьми, в поношенном, но опрятном платье.

 

ХЕЛЬГА. Я – Хельга.

МАРАКУН. Ты то, что я сказал, а я сказал: Поганка. У меня покупают Эльвиру-Работницу! И дают такие деньги, эти прекрасные люди, что если добавить к заработанным раньше, то можно закрыть эту глупую древнюю лавку навсегда и переехать в большой город навсегда.

ХЕЛЬГА. Я – Хельга, так все люди меня называют.

МАРАКУН. Посмотрим, где будут эти люди, когда я тебя оставлю здесь, в заколоченном доме. И прекрати мне тут ворчать и огрызаться, грязный подкидыш. Сейчас же бери Эльвиру и отнеси в чулан. Только аккуратно, с нежностью! Эльвирушка наша, кормилица. Утром тебя заберут, деньги вручат, Поганка соберёт вещи и уже послезавтра: тю-тю отсюда, тю-тю-тю… Прочь из захолустья, к новой сытой жизни!

ХЕЛЬГА. Да вы и так не голодаете.

МАРАКУН. Так да не так. Бестолочь, что б ты понимала в настоящей сытости. Ночевать будешь там же, в чулане.

ХЕЛЬГА. Зачем?

МАРАКУН. Будешь охранять Эльвиру, кормилицу мою ненаглядную, от непредвиденных обстоятельств. От мышей или пожара, или ещё чего-нибудь стихийного.

ХЕЛЬГА. Ой, я же уже совсем забоялась.

МАРАКУН. Меня бойся, глупая, страшнее меня никто для тебя напасти не придумает. Всё, пошла. Или уже начинать бить-издеваться?

ХЕЛЬГА. Пошла-пошла. (Берёт с прилавка куклу.) Пойдём, Эльвирушка. Там тебе не будет скучно. (Уходит в чулан.)

МАРАКУН. Всё, наконец-то пустые полки. Остался только брак и хлам. Ой, ой! Мои карманы пусты? Ни печенюжки, ни краюшки, ни пирожочка!? Так нельзя, я же с голоду умру. В кухню, бегом в кухню. Кушать, кушать, кушать. Живём ради еды, и это так чудесно. Правда, я так устал носить себя, любимого. Ничего, поднатужимся. И свет погасить, чтобы меньше платить. Я такой экономный, просто ужас какой, и так мне это в себе нравится, жуть. (Уходит в кухню.)

 

На самом же деле вся эта незамысловатая история происходит здесь, в чулане. Потому всё сказанное и написанное до сего момента, можно вслух и не произносить.

В чулане, грязная тусклая электрическая лампочка освещает слабо, так, что толком и не разобрать, что здесь, где и зачем. Окна, конечно, нет, на то он и чулан. Есть, правда, под потолком круглое, зарешеченное окошечко со стеклом, замызганным временем и грязью. Здесь тесно, но прибрано, исключительно потому что наведением чистоты и порядка во всём доме занимается Хельга. Она и лампочку заменила бы, но тратами и оплатами заведует исключительно Маракун. Хельга отмыла бы и окно, но ей до него не достать, да ещё с ведром воды и тряпкой. Здесь хранятся разные всякости для уборки, а также всякие разности для ремонта. Самое же главное: здесь, по полкам, хранятся бракованные куклы. Вот заяц, по имени Леонард, оказался почему-то без барабана, с одними палочками в лапках. У козы Берты стоячим остался один левый рог, правый же повис, как ухо спаниеля. Солдат не уберёг винтовку со штыком, хотя сломал её неуклюжий хозяин, но виноватым остался всё равно Николаус. Одна лишь медведица по имени Уши без видимого изъяна, но какая-то она слишком уж огромная и падучая, никак у неё не выходит подолгу ни стоять, ни сидеть, вот и осталась никому ненужной. Конечно же, и Эльвира тоже без единого изъяна, иначе кто ж её купил бы. А ещё в самом углу находится самая старая и самая странная кукла – фея по имени Марта. Её вид полностью соответствует значению имени: бормочущая скала: насуплена, глаза закрыты и слышится тихий-тихий дальний-дальний неразборчивый голос.

 

ХЕЛЬГА (устраивая Эльвиру рядом с Николаусом). Вот Николаус, встречай невесту. Давно не виделись. Как хорошо вы смотритесь вдвоём, как единое целое, как семья. Завтра утром Эльвиру-Работницу заберут и останется Николаус-Солдат один. Купили нашу Эльвирушку. И лавка кукол наша закрывается. Хозяин так сказал. Я тут сегодня с вами заночую, на коврике. Как же здесь душно.

 

Распахивается дверь, вламывается Маракун.

 

МАРАКУН. Ну, что, букашки, таракашки, паукашки и грызунишки! Предпоследняя ночь и скоро вы здесь будете хозяева. Пачкайте, грызите, делайте, что хотите, но только не этой ночью. Иначе устрою такую генеральную уборку, что никто в живых не останется, всех переморю насмерть. Ваша кукольная лавка закрывается, начинается моя человеческая жизнь. Ну, я пошёл спать. А ты, девчонка, не смей глаз сомкнуть, береги Эльвирушку-красавицу пуще собственной жизни, или я тебя сам, лично, её лишу. Вот такой я могу быть строгий и беспощадный. (Выходит, оборачивается, из-за порога.) Осторожно, электрическое освещение выключается. (Щёлкает выключатель.)

ХЕЛЬГА. Маракун, включи свет!

МАРАКУН (включив свет, на пороге). Маракун Маракунович – я. Я требую полного уважения к своей персоне, потому что я здесь главный.

ХЕЛЬГА. Мне страшно!

МАРАКУН. А мне как страшно становится, когда приносят счета на оплату электроэнергии. Хватит тебе и лунного света.

ХЕЛЬГА. Окошко же грязное, плохо видно.

МАРАКУН. Надо было подрасти и дотянуться тряпкой под потолок, было бы чистое.

ХЕЛЬГА. Взял бы сам и помыл.

МАРАКУН. Ты что, очумела? Уборка – не мой уровень. В чулане вообще окон не бывает, тебе повезло, что я под него выделил комнату с окошком. Сказала бы спасибо, а она ворчит. Бросишь ты пререкаться, подлый подкидыш или ремня опять захотелось? И перечит, и перечит мне, благодетелю. Не зли меня, ой, не зли, не нервируй мне мою большую доброту.

ХЕЛЬГА. Сегодня густая облачность!

МАРАКУН. Правда? А у меня нет, у меня есть ночник. Всё, хватит болтать. Чтоб тихо тут у меня было и прилично. Эльвиру береги, головой отвечаешь. А теперь ещё осторожнее, потому что и свет выключится, и дверь запрётся.

ХЕЛЬГА. А если пожар? Я не смогу спасти Эльвиру, я же буду заперта.

МАРАКУН. Сгоришь вместе с куклой. За неё я получу страховку, а тебя обвиню в поджоге. Тогда весь наш городок меня пожалеет и соберёт много денег в помощь бедному невинному погорельцу. Интересная мысль: может, взять и самому устроить пожар? Нет, это в крайнем случае, а пока пойдём законным путём. Наш главный городской сыщик такой ушлый и профессиональный, что может и докопаться до правды. И вообще, что за чёрная мысль, поджечь отчий дом. Ни за что. Я хороший. И даже очень. А если кто-то возразит или оспорит, мне плевать, потому что себе-то я нравлюсь. Даже если ты на самом деле злодей и плохой человек, главное нравиться себе. Доброй ночи, Поганка.

 

Маракун уходит, щёлкнул выключатель, что находится в торговой зале, на стене, за прилавком. Из чулана слышен девчоночий крик:   

 

ХЕЛЬГА. Я – Хельга, Хельга – я, Хельга!!!

МАРАКУН. Мне лучше знать. Постою, послушаю, проконтролирую, как поведёт себя девчонка, что затеет, егоза. Где тут моё любимое рабочее мягкое кресло. Вот ты где, радость моего усталого натруженного туловища.

 

В чулане темным-темно. В торговой зале чуть светлее от горящей лампочки около лестницы, ведущей во второй этаж, где Маракун живёт сам и позволяет проживать Хельге.

 

ХЕЛЬГА. Ничего-ничего, я смелая девочка, я должна вырасти сильной женщиной, ничего не бояться. Говорят, темноты в жизни много будет, но всякую тьму можно рассеять горячим сердцем и светом честных глаз. Мне не страшно. Только душно.

 

А в торговой зале Маракун в кресле вздрагивает, едва не заснув.

 

МАРАКУН. Чуть не заснул! Нет-нет, спать надо в собственной постели. Но контролировать-то хоть чуть-чуть тоже надо. Как же мы в детстве, с братьями, бодрили себя? Где они теперь, братья моя младшенькие, разъехались по всему миру, ведь я же старший, я заграбастал под себя всё наследство. Вспомнил! Мы рассказывали страшилки. А потом до утра не могли заснуть. Вот я сейчас приоткрою дверь и страшилкой так взбодрю девчонку, чтоб ни в одном глазу её не было сна. И пойду спать по-человечески, как настоящий барин, в постель. Как же там было… Ага. Про чёрную комнату. (Приоткрывает дверь в чулан.) В чёрном, чёрном городе есть чёрный, чёрный переулок. В чёрном, чёрном переулке есть чёрный, чёрный дом. В чёрном, чёрном доме есть чёрная, чёрная комната.

 

В чулане Хельга просто обомлела от низкого хриплого голоса, доносившегося из ниоткуда.

 

ХЕЛЬГА. Что? Что! Кто это…

МАРАКУН. В этой чёрной, чёрной комнате есть чёрный, чёрный стол. А на чёрном, чёрном столе стоит чёрный, чёрный гроб. В чёрном, чёрном гробу лежит белый, белый мертвец. Мертвец поднимается из гроба и говорит: "Отдай мое сердце!"

ХЕЛЬГА (пронзительно). Ааа!!!

МАРАКУН (включив свет в чулане, распахивает дверь в чулан). Не ори.

ХЕЛЬГА. Это ты, Маракун!?

МАРАКУН. Нет, не я. Я не белый мертвец и мне твоё сердце ни зачем не нужно.

ХЕЛЬГА. Я так мечтала, чтобы ты стал мне папой, а я тебе дочкой.

МАРАКУН. Ещё чего.

ХЕЛЬГА. Вот именно. Ты злой, злой, злой, и мне такой папа не нужен!

МАРАКУН. И мне дети не нужны, особенно ты. Непокорная, непослушная. Всё, хватит болтать, уже ночь. Спать хочешь?

ХЕЛЬГА. Нет!

МАРАКУН. Очень хорошо. Ладно, оставлю тебе свет. Но за ночь проверю ещё не раз, смотри мне, чтоб не спала. Дверь запру. Не спать! (Выходит в торговую залу, запирает дверь, идёт к лестнице.) Всё, больше нет сил бодрствовать, ещё полтортика на ночь, два пирожка с мясом и один с луком и яйцом, и спать, спать, спать. (Поднимается во второй этаж, уходит.)

 

В чулане Хельга устраивается на ночлег. С ней хозяин по-человечески не разговаривает, только кричит, ругает и обзывает. По-человечески Хельга привыкла общаться только с самой собой, хотя бывает, что и с проезжими покупателями и с забредшими в магазин горожанами, которым почему-либо вдруг понадобилось заговорить с девочкой. А с собою Хельге говорить и привычно, и комфортно, она уже не замечает, когда говорит вслух, когда мысленно. За мысли вслух хозяин наказывает, но от наказаний никто, никогда и ни за что не сможет уберечься, так уж устроен человек.

 

ХЕЛЬГА. Тихо-тихо, мирно-мирно. Но как же душно! Надо открыть окошко, без свежего воздуха человек киснет, морщится, скукоживается – попросту хиреет. Можно превратиться в ничто, в лучшем случае стать ветошью для протирки прилавка и полок в торговой зале. С ведром и тряпкой не забраться, но налегке, по полкам, добраться можно. (Медленно поднимаете.) Простите, дорогие бракованные куколки, я вас очень люблю, вы знаете, но если придётся вас потревожить, знайте, я – не нарочно. Но я сделаю всё, чтобы вас не задеть. И вас, Эльвира с Николаусом. И тебя, медведица Уши. И тебя, Леонард, заяц с барабанными палочками, без барабана. И тебя, однорогая коза Берта. Ой, а про тебя я совсем забыла. Фея Марта. Какая же ты пожилая и как будто обиженная на весь наш чулан. Спи-спи, как спишь уже много лет, я просто пробираюсь мимо ввысь. Ой, что это!? Лампочка мигает… Давно надо было заменить, жадина Маракун! Только не погасни, лампочка моя, светлоокая! Я быстрая-быстрая, открою окошко и мигом - обратно.

 

Свет гаснет.

 

ХЕЛЬГА. Погасла! Тьма какая… Ужас. Ой, прости, фея, задела тебя. Спи-спи. Я – скоро. Вот и окошко. Сейчас-сейчас, открою. Какая упёртая. (Распахивает окно.) Есть! Открылась! Свежий воздух, ура. И какая сразу перемена всего от одного маленького открытого окошка…

 

Девочка не замечает, что на полу образовывается светлое пятно и медленно разрастается и становится всеобъемлющим нежным тихим светом.

 

ХЕЛЬГА. Хорошо, жить хочется. И радоваться ветерку. Вей, ветерок, радуй сиротку Зорюшку, запертую в чёрной-чёрной комнате… в чулане. Такая царапина на руке болючая. Ой, а почему я её вижу? А почему не черно? Где тьма? Что за свет такой тут? Как будто свечение. Что за чудо… Откуда? Из окошка? Нет, там ночь и тучи. Может, из-под пола? Боязно. Но я же не должна бояться, надо спуститься и посмотреть, вдруг оттуда грозит ещё большая опасность, смертельная. А я обязана её предотвратить и ради Эльвиры, и ради других кукол, и ради всего дома, даже ради недоброго Маракуна. Все же зачем-то родились, значит, все должны жить ради чего-то, о чём они когда-нибудь да как-нибудь узнают. Ой, и ради себя же тоже, чуть не забылась. Я умру от страха. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Всё, Хельга, спускайся вниз. (Спускается.) Хватит ныть и скулить, ты же девочка, а не какой-нибудь мальчишка в трусах, то есть, я хотела сказать, трусливый мальчишка. Правда, и среди них бывают храбрецы, но редко-редко. Может, только в нашем городке, а в других мальчики смелые, отважные, надёжные. Я так хочу встретить такого парня и подружиться. А лучше бы брата, если он у меня есть. И папу. Папа у меня точно есть. Или был. Только где он, кто знает… кто-то, но не я. (Спустившись на пол.) Так-так, да вот же начало света, оно в сумочке. Проверим, поднимем сумочку и закроем. И не боимся, Хельга, не боимся! Ну же, давай!

 

Девочка поднимает ридикюль, закрывает - свечение гаснет.

 

ХЕЛЬГА. Точно! Свет идёт из сумочки. Откуда она здесь? Каждый опыт нужно проводить дважды, для надёжности.

 

Девочка ещё раз открывает ридикюль и закрывает – свечение появляется и гаснет.

 

ХЕЛЬГА. Точно! А что же это за сумочка… Поняла! Когда погас свет, я задела фею. Это ридикюль Марты! Он упал, замок расстегнулся. Посмотреть бы, рассмотреть… Нет, в чужих вещах рыться нехорошо. Надо вернуть хозяйке. Но такая тьма. Прости, дорогая фея, но я открою твой ридикюль, очень уж темно.

                                                                                                                   

Девочка открывает ридикюль и свечение вновь появляется.

 

ХЕЛЬГА. А, вижу! Я случайно, уважаемая фея, краешком глаза заметила в твоём ридикюле зубочистку. Зачем тебе зубочистка, тебе же не нужно питание. Сообразила! Это не зубочистка, это волшебная палочка! Проверим. (Достаёт палочку из ридикюля.) Точно! Вот, что даёт свет во тьме! Там ещё что-то есть, но я рыться в твоих вещах не буду, а чтобы не было искушения, просто захлопну ридикюль. А палочку оставлю, чтобы с ума не сходить в темноте. Всё-всё-всё, не нервничай, уже возвращаю.

 

Девочка поднимается по полкам и не замечает, что тронула палочкой зайца Леонарда, который постепенно оживает, но нижняя часть, служащая основанием, остаётся неподвижной.

 

ХЕЛЬГА. До меня только что дошло, Марта, ты не просто кукла, ты реальная фея! Может быть, даже заколдованная кудесница! Как круто! Давай-ка, верну я тебе твой ридикюль, а-то рассердишься, когда расколдуешься и превратишь меня в жабу или в червя, фу, не хотелось бы. За одну только палочку, надеюсь, не обидишься, я же взяла её не ради волшебства, а ради освещения чулана.

 

Леонард, изготовленный мастером игрушек для того, чтобы бить в барабан, обнаруживает, что его музыкального инструмента нет и лапы с палочками молотят пустоту. Тогда он принимается голосить, исторгая ритмический рисунок барабанного марша. Хельга, конечно, пугается, но тут же подключается её природная сообразительность и она подскакивает к Леонарду, норовя прикрыть ладонью его рот.

 

ХЕЛЬГА. Леонард! Перестань голосить, сейчас ночь! Прибежит злой хозяин и будет нас с тобой бить, он может сломать тебя!

ЛЕОНАРД. Не смей закрывать мне рот или я не смогу говорить.

ХЕЛЬГА. Извини.

ЛЕОНАРД. Где мой барабан?

ХЕЛЬГА. Не знаю. Никто не знает. Потерялся.

ЛЕОНАРД. Украли. Я так и знал. Ни на миг нельзя отключиться, сразу обдерут как липку. За что меня отключили?

ХЕЛЬГА. Это не я. Ты всю мою жизнь здесь такой простоял, отключенный. Я вообще не знала, как ты включаешься. А сейчас, наверное, задела случайно волшебной палочкой, вот ты и ожил.

ЛЕОНАРД. Ожил. Не пойму, зачем оживать, если нет барабана? Одни только барабанные палочки и совсем ненужные лапки. Нельзя мне жить без барабана. О, я несчастный! Беда! Беда!

ХЕЛЬГА. Леонард! Не кричи, точно накличешь беду. Пожалуйста!

ЛЕОНАРД. Леонард? Я – Леонард?

ХЕЛЬГА. Да. Так написано на бирке: заяц с барабаном, зовут Леонард. И подпись: игрушечных дел мастер Венцель Крафт.

ЛЕОНАРД. Я – игрушка?

ХЕЛЬГА. Да.

ЛЕОНАРД. И ты?

ХЕЛЬГА. Нет, я живой человек.

ЛЕОНАРД. А я неживая игрушка?

ХЕЛЬГА. Да, но теперь ожившая.

ЛЕОНАРД. Заяц – это что?

ХЕЛЬГА. Это не что, а кто – животное такое.

ЛЕОНАРД. Животное. Значит, живое?

ХЕЛЬГА. Да, но ты же не совсем заяц, а как бы.

ЛЕОНАРД. Понятно. Игрушка есть игрушка. Зато - Леонард. Звучно. Мне нравится. Ты включила меня палочкой?

ХЕЛЬГА. Волшебной.

ЛЕОНАРД. Ты волшебница?

ХЕЛЬГА. Я – Хельга, я человеческая девочка. А волшебница – там, на дальней верхней полке, спит.

ЛЕОНАРД. Я барабанщик, моя обязанность задавать ритм окружающей жизни. Если нет барабана, буду издаваться голосом.

ХЕЛЬГА. Не надо, пожалуйста!

ЛЕОНАРД. Тогда выключи меня обратно. Я по-другом жить не сумею, ведь я барабанщик.

ХЕЛЬГА. Как выключить?

ЛЕОНАРД. Как включила, так и выключи. Тронь волшебной палочкой.

ХЕЛЬГА. А ты не обидишься?

ЛЕОНАРД. Нет.

ХЕЛЬГА. Тебе не понравилась жизнь?

ЛЕОНАРД. А зачем она мне без моего инструмента?

ХЕЛЬГА. Но мне одной скучно.

ЛЕОНАРД. Скучают только бяки, которые живут за чужой счёт. Хельга, скука – не тоска, переживёшь. А вот когда затоскуешь, включи меня обратно. Но только чтоб непременно был барабан. Всё, хватит разговоров, трогай.

ХЕЛЬГА. А вдруг не получится?

ЛЕОНАРД. Если не получится, будем думать, как быть. Выключай, а-то закричу!

ХЕЛЬГА. Нет, не кричи! Трогаю.

 

Девочка трогает зайца волшебной палочкой – Леонард замирает.

 

ХЕЛЬГА. Обмер? Да. Чудо… оказывается, во всякой вещи есть жизнь. Во всякой? А ну, трону-ка я метлу.

 

Хельга трогает волшебной палочкой метлу – та метёт пол.

 

ХЕЛЬГА. И метла живая! Ой, не надо мести, только пыль поднимаешь, здесь и так трудно дышать, воздуху мало.

 

Хельга трогает волшебной палочкой метлу – та замирает.

 

ХЕЛЬГА. Замерла! Здорово. Так всё можно заставить делать безо всяких моих усилий. И сиди отдыхай. Скучно. А если скучно, значит, ты стал бякой, которая живёт за чужой счёт. Надо разумно как-то подходить к делам, чтобы не стать бякой. Но волшебная палочка не моя, надо вернуть. Ой, фея Марта, можно я ещё с другими игрушками пообщаюсь? И верну. Обещаю. Почему-то мне слышится, что ты ответила: да. Благодарю! Эй, Уши, ты ближе всех, я иду к тебе. Оживи, медведица.

 

Девочка трогает волшебной палочкой медведицу – Уши оживает, нижняя часть, служащая основанием, остаётся неподвижной.

 

УШИ. А? Что? Ооо…

ХЕЛЬГА. Привет, Уши. Ты – медведица. Так написано на бирке. И подпись: игрушечных дел мастер Венцель Крафт.

УШИ. А! Что! ООО!

ХЕЛЬГА. Я – Хельга, приёмыш хозяина кукольной лавки.

УШИ. А… что… ооо…

ХЕЛЬГА. Ау.

УШИ. Ой, я такая вся из себя волшебная, я пошла в обморок. (Падает.)

ХЕЛЬГА. Уши! Ты же игрушка, мягкая, ты же даже убиться не можешь, какой может быть обморок? (Толкает Уши.) Эй, эй, поднимайся.

УШИ. Ещё чего, отстань, сказано же: я ушла в обморок, нету меня.

ХЕЛЬГА. Как хочешь.

УШИ. Я так не хочу, так хочет моя природа. Не мешай.

ХЕЛЬГА. Хорошо, мне есть ещё с кем пообщаться.

УШИ. На здоровье.

 

Девочка трогает волшебной палочкой козу – Берта оживает, нижняя часть, служащая основанием, остаётся неподвижной.

 

ХЕЛЬГА. Здравствуй…

БЕРТА. Не надо ничего говорить, я всё знаю.

ХЕЛЬГА. Ты находишься…

БЕРТА. В чулане кукольной лавки. Я – коза, меня зовут Берта. Фея Марта меня уже оживляла. А, Уши, как всегда, чуть – что хлоп - в обморок. Подожди, она скоро захрапит.

ХЕЛЬГА. В обмороке разве храпят?

БЕРТА. Ты юна, подрастёшь – узнаешь, что если женщина упала в обморок, это вовсе не значит, что она потеряла сознание. Так, а там кто?

ХЕЛЬГА. Заяц на барабане, звать Леонард.

БЕРТА. А где барабан? Украли?

ХЕЛЬГА. Никто не знает.

БЕРТА. Ты кто?

ХЕЛЬГА. Приёмная дочь Маракуна.

БЕРТА. Это-то сразу понятно, по одежде и голосу. Семейка Маракунов потомственно используют бесплатный подневольный детский труд. Как имя твоё?

ХЕЛЬГА. Хельга.

БЕРТА. Красиво. Красивее тебя. Значит, есть к чему стремиться. О, этих двоих прежде я тоже не видела. Оживляла?

ХЕЛЬГА. Нет.

БЕРТА. Они – пара?

ХЕЛЬГА. Нет, я просто поставила их вместе, только сегодня.

БЕРТА. Пара.

ХЕЛЬГА. Нет.

БЕРТА. Не спорь со старшими, тем более с козой, забодаю.

ХЕЛЬГА. У тебя один рог сдулся.

БЕРТА. Я не дутое изделие!

ХЕЛЬГА. Ну, значит, повис, как ухо спаниеля.

БЕРТА. Возраст. Осень жизни, когда всё опадает, отцветает. Но главное, что не зима. А, вижу фею Марту. Высоко задвинули старушку. Оживляла?

ХЕЛЬГА. Не смею.

БЕРТА. Правильно, ну, их, волшебников, никогда не знаешь, какое у них настроение, ещё заколдуют сдуру. И тебя, как бракованную вещь, хозяин в чулан загнал.

ХЕЛЬГА. Берта! Я не бракованная!

БЕРТА. Жизнь покажет. И я тебе не Берта, а фрау Берта. Я выходец из аристократической семьи.

ХЕЛЬГА. Извини, фрау Берта. Ты была игрушкой у богатых деток и надоела?

БЕРТА. Вроде того. Состарилась. Не одно поколение я жила в замке, а новые времена – новые дети и, соответственно, новые игрушки. Меня даже в лавке Маракунов продать не смогли. Хватит мемуаров, оживи-ка парочку. Кажется мне, что из-за них мы попадём в какое-то приключение или просто в историю. Интересно?

ХЕЛЬГА. Страшно. Очень!

БЕРТА. Давай.

ХЕЛЬГА. Солдата зовут Николаус.

 

Девочка трогает волшебной палочкой солдата – Николаус оживает, нижняя часть, служащая основанием, остаётся неподвижной.

 

НИКОЛАУС. О, несчастный я, невезучий, горестный молодой человек. О, Эльвира! Ты покидаешь нас, нашу любовь… Эй, девочка, оживи мою подружку поживее. Шагом марш.

ХЕЛЬГА. Только не надо мною командовать.

НИКОЛАУС. Не возражать! Застрелю!

ХЕЛЬГА. Чем?

НИКОЛАУС. О, я бедолаг…

ХЕЛЬГА. Николаус, солдаты не плачут.

НИКОЛАУС. Ещё как плачут, просто об этом никто не знает.

БЕРТА. Ну, почему ты в чулане я поняла, оружие украли.

ХЕЛЬГА. Оно просто сломалось.

БЕРТА. Всё равно, неосторожное обращение приравнивается к воровству и прочим гнусным преступлениям против идеальной цельности чего бы то ни было.

НИКОЛАУС. Потом хоть под трибунал, только оживите скорее Эльвиру.

ХЕЛЬГА. Сейчас-сейчас. Один вопрос: как ты в один момент осознал, кто ты, где и что происходит?

НИКОЛАУС. Ответ прост: любовь.

ХЕЛЬГА. Но ты же кукла!

НИКОЛАУС. И что? Всё в мире любовь, все влюблены и всех любят. Если бы не было нигде и никогда никакой войны, все осознали бы это сами, и куклы, и люди, и камни, и песок… Виноват, я армейский поэт, могу долго изъясняться на отвлечённые и прочие философские размышления.

БЕРТА. Дамочка твоя почему в чулане, что у неё сломано?

НИКОЛАУС. Она не дамочка! Девочка, объясни ей, меня душат страдания.

ХЕЛЬГА. Она в цельном порядке, фрау Берта, поверь. Просто Маракун сговорился о продаже и решил на ночь спрятать от греха подальше и мышей, да просто от случайностей, под мой присмотр.

БЕРТА. Нельзя такую красоту задвигать в угол ни под каким предлогом. За такое действие судьба накажет.

ХЕЛЬГА. Это Эльвира-Работница.

БЕРТА. Давай-давай, Хельга, оживляй уже, не своди с ума парня, он и так солдат.

 

Девочка трогает волшебной палочкой работницу – Эльвира оживает, нижняя часть, служащая основанием, остаётся неподвижной.

 

ЭЛЬВИРА. Как долго, Хельга, ты добиралась до моей персоны, могла бы давно уже оживить. Николаус! Счастье моё!

НИКОЛАУС. Радость моя!

ЭЛЬВИРА. Хельга, сделай, чтобы я могла сблизиться с любимым.

НИКОЛАУС. И мне уже невтерпёж.

ХЕЛЬГА. Ничего себе, все мною помыкают, как будто все кругом господа, а я для всех рабыня.

БЕРТА. Стоп! Помолчите, чтобы не переругаться. Объясняю. Сделать нас, кукол, вполне живыми может только фея Марта, которая, надеюсь, и не подозревает, что милая и достойная человеческая девочка орудует её волшебной палочкой. Хельга – не волшебница и на палочку она наткнулась случайно. Я верно излагаю, Хельга?

ХЕЛЬГА. Да. Скажите спасибо, что вы вообще можете поговорить и повосторгаться друг другом. Будете ещё покрикивать на меня, верну вас в прежнее, первобытное состояние. Я верно мыслю, фрау Берта?

БЕРТА. В целом, да, хотя и жёстко.

ХЕЛЬГА. Какая жизнь, такая и я.

 

Уши храпит.

 

НИКОЛАУС и ЭЛЬВИРА (хором). Что это за звук!?

БЕРТА. Уши храпит, медведица. Забыла, что в обмороке и уснула.

 

Уши резко поднимается.

 

УШИ. Я не сплю! У меня полипы в носу, поэтому храплю даже когда бодрствую. Я всё слышала. Хельга, верни меня в первобытное состояние. Не хочу присутствовать при изъявлении чужих чувств, мне своих хватает, посторонние меня только раздражают. Давай-давай, пожалуйста, врежь мне волшебной палочкой по туловищу и я уже отойду в свой кукольный мир. Хельга! Прошу.

ХЕЛЬГА. Пожалуйста.

 

Хельга трогает волшебной палочкой медведицу – Уши замирает.

 

БЕРТА. Просто в прошлый раз, когда нас оживляла лично фея Марта, тут такое происходило, что Уши зареклась жить. Влюбилась она.

ХЕЛЬГА. В кого?

ЭЛЬВИРА. Так, давайте, пожалуйста, вернёмся в сегодняшний день.

БЕРТА. Давайте, возвращайтесь. А меня, девочка, верни в игрушки. Я честно признаюсь, что постарела, люблю тепло чулана и не желаю никаких приключений.

НИКОЛАУС. Каких приключений?

БЕРТА. Да хоть каких. Хельга, сделай мне хорошо.

ХЕЛЬГА. Как скажешь, фрау Берта.

БЕРТА. Всех благ, ребята.

 

Хельга трогает волшебной палочкой козу – Берта замирает.

 

НИКОЛАУС. Странно, они отказываются жить, хотя хотят.

ЭЛЬВИРА. Ну, и что странного?

НИКОЛАУС. Я – военный, моя участь причинять смерть, даже если я справедливо защищаю своих от врагов. Или самому быть убитым. А тут отказываются добровольно, лишь бы не участвовать, не действовать, не сочувствовать. Не знаю-не знаю, лично мне дорога каждое мгновение жизни.

ЭЛЬВИРА. Они же не навсегда обмерли.

ХЕЛЬГА. Ой, тут никогда не знаешь, как обернётся. Вон злобная мамаша Маракуна вечером обещала с меня семь шкур содрать, а утром не проснулась, скончалась.

ЭЛЬВИРА. Мы не люди, мы куклы.

ХЕЛЬГА. Придёт сейчас Маракун и выбросит всех, кроме тебя, на свалку, или переломает, или растерзает, или сожжёт. Кого как, но в пух и прах.

ЭЛЬВИРА. Николаус, у тебя когда-нибудь была девушка?

НИКОЛАУС. Что ты, ненаглядная! Ты у меня одна была, есть и будешь.

ЭЛЬВИРА. Утром меня тут не будет.

НИКОЛАУС. О, это меня убивает без оружия. Как же нам предотвратить расставание, чтобы навсегда остаться вместе? Хоть бы и в чулане.

ЭЛЬВИРА. Не знаю, милый, не знаю, что делать. Хельга, может быть, ты знаешь?

ХЕЛЬГА. Мне такие мысли в мозг не приходили.

ЭЛЬВИРА. Почему?

ХЕЛЬГА. Но я же не знала, что вас можно оживить, что между вами живые чувства и что вы хотите сорвать сделку Маракуна.

НИКОЛАУС. А что, если вернуть к жизни козу? Она, по-моему, мудрое создание.

ХЕЛЬГА. Против её воли? Нет.

НИКОЛАУС. А что насчёт феи Марты?

ЭЛЬВИРА. Да! Оживи волшебницу!

ХЕЛЬГА. Мысль, конечно, интересная. Я, по правде, опасаюсь неожиданных последствий пробуждения феи. С другой стороны, мне надо попросить прощения у неё за то, что без спросу воспользовалась её волшебной собственностью. Да, я попробую. Фея Марта, я иду к тебе! (Поднимается по полкам к потолку.)

НИКОЛАУС. Осторожнее!

ЭЛЬВИРА. Не упади раньше, чем доберёшься.

НИКОЛАУС. Эх, жаль, не могу поддержать. Аккуратнее!

ЭЛЬВИРА. И я поддержала бы. А лучше сама забралась бы и сделала это. Я сильная, я же работница. А ради нас с тобой я готова и в небо взобраться.

НИКОЛАУС. Я тоже. Хельга добралась!

ЭЛЬВИРА. Коля, ты девчонку пасёшь или с любимой девушкой разговариваешь?

НИКОЛАУС. От девчонки зависит наша любовь.

ЭЛЬВИРА. Не ври, любовь зависит только от влюблённых, остальным просто хочется рядом постоять, позавидовать или полюбоваться.

НИКОЛАУС. Звёздочка моя, тебя закрывает тучка печали… не надо придумывать небылицу, для меня есть только ты.

ХЕЛЬГА. Добралась. Страшненько, жутковатенько. Что она со мной сделает за волшебную палочку, за оживление кукол. Боязно.

ЭЛЬВИРА. Зачем же тогда было забираться так высоко, чтобы испугаться и сигануть вниз?

ХЕЛЬГА. Ой, вот только не надо меня трамбовать, я сама могу наехать, если понадобится.

НИКОЛАУС. Девчата, пожалуйста, не ссорьтесь.

ЭЛЬВИРА. Молчу.

ХЕЛЬГА. Ну, оживляю.

 

Хельга трогает волшебной палочкой фею – Марта не реагирует, и так ещё дважды.

 

ЭЛЬВИРА. Ещё раз, ещё!

ХЕЛЬГА. Да она как скала, монолитная такая, как бы палочка не сломалась.

ЭЛЬВИРА. В носу пощекоти!

ХЕЛЬГА. А может глаза проткнуть?

ЭЛЬВИРА. А что, если не понимает.

ХЕЛЬГА. Я пошутила.

ЭЛЬВИРА. И я.

НИКОЛАУС. Ох, девчата, ну, у вас и юмор… женский. Всё, Хельга, оставь. Попрощаемся, Элечка, и уйдём, как коза с медведицей, в кукольное небытие.

ЭЛЬВИРА. Всё равно надо что-то придумать. Не понимаю, зачем меня выбрали покупатели.

ХЕЛЬГА. Выбора нет, остальные распроданы.

ЭЛЬВИРА. Всё равно, я не балерина, не красавица, обыкновенная работница, с руками, как черенки от лопат, с пальцами – граблями…

НИКОЛАУС. Не наговаривай!

ЭЛЬВИРА. Плечи – наковальни, шея – бычья.

НИКОЛАУС. Нет, красивее тебя не было в нашей лавке! И во всём мире, уверен, нет. Нет и не надо.

ЭЛЬВИРА. Правда?

НИКОЛАУС. Абсолютная. Когда я ещё стоял на полке, как все, любовался тобой, мечтал о тебе и страдал, сочинил песню. Спеть?

ЭЛЬВИРА. Да.

ХЕЛЬГА. Как ты, мёртвый, мог сочинить?

НИКОЛАУС. Разве в жизни может быть что-то неживое? Разве меня может не быть, когда я есть, хоть бы на полке, хоть бы куклой?

ХЕЛЬГА. Не понимаю.

ЭЛЬВИРА. Не усложняй, человек, и всё поймёшь. Коленька…

НИКОЛАУС (поёт.) В жизни у меня

Только лишь одна –

Лампочка.

Но она была

Больно уж светла…

Лампочка.

Лампочка моя

Светлоокая,

Что ж ты светишь прямо мне в глаза?

Я совсем ослеп:

Мимо рта – мой хлеб…

На ресницы свесилась слеза.

Разве может быть,

Чтобы так светить?

Лампочка,

Я тогда устал,

Как всю жизнь не спал…

Лампочка.

Лампочка моя

Светлоокая,

Что ж ты светишь прямо мне в глаза!

Я совсем ослеп:

Мимо рта – мой хлеб…

На ресницы свесилась слеза.

На один из дней

Выпадет злодей.

Лампочка…

И один такой

Выпал нам с тобой,

Лампочка.

Лампочка моя

Светлоокая,

Что ж не светишь прямо мне в глаза?

Я совсем ослеп:

Мимо рта – мой хлеб…

На ресницы свесилась слеза.

И в душе, как след,

Давний дивный свет –

Лампочка!

Я же, как могу,

След тот берегу,

Лампочка…

Лампочка моя

Светлоокая

Так и светит прямо мне в глаза!

Ты свети! Свети –

Сердце береди…

На ресницы свесилась слеза.

ЭЛЬВИРА. Как светло, но так печально.

ХЕЛЬГА. Есть идея. Но она жестокая. Маракун оставил меня здесь, чтобы я тебя оберегала от непредвиденных обстоятельств. Например, от грызунов, они могут отгрызть у куклы что-то. Скажем, нос.

ЭЛЬВИРА. Нет!

ХЕЛЬГА. Можно было бы оторвать руку…

ЭЛЬВИРА. Я работница!

ХЕЛЬГА. Тогда голову.

ЭЛЬВИРА. Ногу? Нет, лучше руку.

НИКОЛАУС. Вы так просто говорите об увечье…

ЭЛЬВИРА. Но потом можно же вернуть на место.

ХЕЛЬГА. Я посмотрю, что смогу. В конце концов, можно попросить одного мастера, который чинит и ремонтирует всё, что ему приносят. Лишь бы платили деньги.

НИКОЛАУС. У тебя есть деньги?

ХЕЛЬГА. Нет.

ЭЛЬВИРА. Значит, починит сама. Зато меня не купят! И мы останемся вместе в чулане.

НИКОЛАУС. Или же хозяин, со психу, всех выбросит на свалку. Или уничтожит.

ХЕЛЬГА. Что предлагаешь?

НИКОЛАУС. Бежать было бы лучше всего.

ХЕЛЬГА. А как же остальные? Вы убежите, а они останутся.

НИКОЛАУС. Пусть тоже бегут.

ХЕЛЬГА. Им незачем бежать, у них нет любви. Зато у них есть чулан и он им нравится, ты же слышал. Ладно я, спрячусь или убегу, но куклы беззащитны.

ЭЛЬВИРА. Тогда зачем было предлагать!

ХЕЛЬГА. Хотя есть шанс, что пострадает только Эльвира. Но вряд ли, если внимательно подумать. Маракун, хоть и псих и злодей, но торговец, и для начала он постарается отремонтировать товар.

НИКОЛАУС. Эльвира - не товар!

ЭЛЬВИРА. Коленька, давай, сейчас без романтизма, не та ситуация.

НИКОЛАУС. И всё же.

ХЕЛЬГА. Крайней окажусь я. А я спрячусь. Вон там, на верхней полке. Там он меня не достанет, слишком жирный. Побежит за стремянкой. А я уже буду знать, что произошло и приму решение, как поступать дальше. Ну, убегу. Давно пора,

НИКОЛАУС. Пожалуй, другие вряд ли пострадают.

ЭЛЬВИРА. Главное, получше спрятать руку. Хельга, рви!

ХЕЛЬГА. А больно не будет?

ЭЛЬВИРА. Не знаю.

НИКОЛАУС. Не станем рисковать. Сделаем анестезию волшебной палочкой. Кукла-то точно ничего не почувствует.

ЭЛЬВИРА. Да! Ты прав, милый. Усыпи меня, Хельга.

НИКОЛАУС. И меня. Не хочу смотреть на отрыв руки. И вообще, пусть со мной будет всё так же, как с моей любимой.

ЭЛЬВИРА. Лампочка моя, светлоокая.

ХЕЛЬГА. Решено. Готовы?

ЭЛЬВИРА. Прощай, Николаус.

 

Хельга трогает волшебной палочкой работницу – Эльвира замирает.

 

НИКОЛАУС. До встречи, Эльвира.

 

Хельга трогает волшебной палочкой солдата – Николаус замирает.

 

ХЕЛЬГА. А теперь рука. Какое устройство? (Осматривает Эльвиру.) Ага, надо отламывать. Да, с ремонтом придётся постараться. Эльвира, если ты меня слышишь, приготовься, ломаю. Три-четыре. (Отламывает руку.) Готово. Утро вечера добрее, а я же всё делаю не со зла. Фея Марта, я возвращаю тебе твой ридикюль. Только поднимусь. Благодарю за невероятный чудесный вечер! Теперь я знаю, что куклы тоже люди… Нет, не так. Они не люди, они другие, но главное, что куклы живые. И всё вокруг живое, даже то, что кажется мёртвым. Буду знать. Жаль, что вы отсутствуете с нами, но вам виднее, что делать. (Поднимается по полкам.) Куда вот только деть руку Эльвиры, чтобы Маракун сразу не нашёл и не успел отремонтировать до прихода покупателей… Пусть побудет со мной, там поглядим, что делать. Всё равно же я буду виновата, даже если бы меня в чулане и не было. Фея Марта, вот, я кладу волшебную палочку в ридикюль, закрываю и возвращаю вам. Как темно-то! Всё, спрятаться и спать. Устала. Нет, я сильная, не устала. Просто пришло время спать, вот мне спать и захотелось. Спать… спать. (Забирается в укрытие.)

 

Вдруг как будто вспыхивает молния – это фея Марта распахивает глаза.

 

МАРТА. Здесь что-то происходит? Нет, уже произошло. Что-что? А, поняла. А не размяться ли мне: полетать, покувыркаться, попарить. Гимнастика – единственное, что меня радует в жизни. А я жива!

 

Марта делает гимнастику, летает и тому подобное и всяко-разно, а чтобы не было одиноко, говорит сама с собой, то ли вслух, то ли молча – кто её, фею, знает.

 

МАРТА. Взрослая женщина должна быть в отменной физической форме, тем более, когда ты – фея и почти всё на этом свете даётся без особенных физических усилий, разве что поднять руку, чтоб взмахнуть волшебной палочкой.  Спит Хельга, беспокойное сердце, и ридикюль вернула. Ну, спокойной ночи, девочка с игрушками. Утро будет нервным и непредсказуемым, значит, весёлым. Но чтобы оно стало реально волшебным и радостным, тебе надо будет очень и очень посоображать, Хельга. Без меня тебе придётся туго, и может быть даже ты погибнешь вместе с игрушками и куклами в огне. Я глуха к мольбам и просьбам людей, потому что не люблю вас. И куклы с игрушками мне неинтересны. И мир вокруг однообразный, предсказуемый, а потому скучный. Мир требует чудес, не понимая, что он сам и есть чудо. Глупый примитивный мир. Да, я стара и мудра, как ты, но в отличие от тебя, злого и неприличного, я добра… Так добра, что самой противно. Конечно, я всё вижу и всё понимаю. Но я ничего не слышу. Ха-ха! Хочешь всё слышать – держи ушки на макушке, не хочешь – держи их в сумочке. Ой, сколько слов и чувств рвётся из меня, стойте, хватит! Я устала нервничать. Мне надо заснуть, я хочу не только ничего не слышать, но не хочу ничего видеть! Мне надо заснуть. Спать, спать. Какую спеть бы себе колыбельную, чтобы успокоиться? А, знаю.

 

Марта напевает колыбельную и засыпает.

На самом деле фея не произнесла ни слова, она просто зыркнула глазищами, как прожекторами сквозь кромешную тьму, и вернулась то ли в сон, то ли в забытье. Рядом с волшебниками никогда не угадаешь, что сон, что явь, а что происходит на самом деле.   

Ночь упокоила лавку, город, часть подвластной планеты и чулан.

 

 

Часть 2. Утро

Из второго этажа, по лестнице, скатывается Маракун. Злобный всю жизнь, он даже в радости некрасив. Но бодр.

 

МАРАКУН. Самый радостный день. Спать нет никаких сил. Надо бодрствовать. Собирать вещи. Лавку, эту древнюю дряхлую лачугу, сжечь. Чтобы следа не осталось от моей прошлой жизни, и ото всего моего убогого рода остался пепел. Я возьму себе новое имя, начну новую жизнь, и стану главой нового рода. Заодно надо устроить дело так, будто бы вышел случайный пожар, в результате которого я потерпел душевный урон и материальный ущерб. А значит, мне выплатят страховку. И добродетельные богобоязненные земляки объявят сбор денег в помощь погорельцу, как бы я должен заново отстроиться. И я отстроюсь заново, клянусь. Но не в нашем захолустье, где-нибудь в большом городе. А может быть пожертвований хватит и на саму столицу нашей Родины. Вот уж где я развернусь так развернусь. Ладно, хватит разглагольствовать, пора выпускать Хельгу. И наглядеться вдосталь на кормилицу, Эльвиру-Работницу. Как она там, любимая. (Отпирает кладовку.) Сим-сим, откройся! Не беспокойся, я сам, у меня есть ключ к сокровищам моего благоденствия на всю оставшуюся жизнь. О, я сейчас устрою подлость мерзкой нахлебнице, включу лампочку и свет как ударит её по глазам! Хорошо.

 

Быть может, Маракун ничего и не сказал, возможно, даже и не подумал ничего такого, а просто спустился по лестнице, и, включив освещение, сразу пошёл в кладовку. В тускло освещённой кладовке Маракун оглядывает помещение.

 

МАРАКУН. Поганка? Ты где? Эльвирочка на месте, солнышко моё радостное. Поганка, в прятки со мной играешь? Эй, ку-ку? Ау, я тебя спрашиваю! Да где здесь можно спрятаться… негде. Неужели она сделала подкоп и бежала? Где же тогда вырытая земля? Вот и ладно, с глаз долой, неблагодарности одна дорога – в никуда. Пусть себе бегает. Или ты здесь? Ой, да нет времени разбираться с постылой Поганкой, через час придут покупатели. Пора Эльвире-Работнице возвращаться на витрину, чтоб в лучшем виде. Ой. Ай! О-ё-ёййй! А! Крысы! Воры! Палачи! Я убит! О, небо, услышь меня! За что? Я же хороший! Поганка! Ты проспала крыс, они загрызли мою куклу!  Поганочка, девочка… покажись. Где ты, подлая! Ты сама крысёныш! (Разглядывает куклу.) Можно же обратно вставить. Рука где? Где рука от куклы!? Всё пропало. Новую сделать – будет заметно, и не успеть, не успеть! Сейчас придут покупатели, что мне сказать, как оправдаться. Закрыть двери, захлопнуть ставни, собрать самые нужные вещи и бежать из города. Нет-нет, надо прикинуться, что бандиты запалили лавку, меня избили и бросили в лесу. О, я сумею выкрутиться. О, небо, дай мне сил!

 

Маракун возвращается в торговую залу.

 

МАРАКУН. И всю оставшуюся жизнь я буду искать тебя, Поганка! И найду! И разорву в клочья! Время, время… Запереть дверь в чулане, вдруг прячется, вот и наказание. (Запирает дверь.) Нет, ничего кроме стихийного бедствия я придумать не могу. И некогда. Провались всё пропадом, гори всё синим пламенем. (Убегает во второй этаж.)

 

В чулане, из укрытия под потолком, выглядывает Хельга.

 

ХЕЛЬГА. Небо, небо. Где ты видишь небо, здесь потолок. Что же делать, Маракун уничтожит нас. И я не поганка, чтоб ты знал! Надо просто бежать. Нельзя, куклы с игрушками – они погибнут. Я знала их ожившими, мне будет стыдно потом и жить совестно. И вообще, Маракун наверняка запер чулан. А вдруг нет? Засуетился. Если чулан не заперт, я могу убежать. Я за себя не ручаюсь. Нет, лучше не проверять замок. Фея! Надо очнуть фею, призвать её к жизни! Хорошо, рукой подать, время-то быстро бежит, а мы от него отстаём и потому умираем. (Берёт ридикюль.) Извини, фея Марта, копаюсь в чужих вещах, делать нечего, жить-то хочется. Ридикюль-ридикюль, сумочка, откройся. Вот волшебная палочка! А это что? (Вынимает из сумочки уши феи.) Уши… Кукольные… Чьи? Феи! Она нарочно спрятала их в ридикюль, чтобы не слышать ничего и никого! Ну, уж нет, пора тебе полноценно вернуться в мир. (Вставляет уши фее.) И волшебной палочкой не надо тыкать, нужно просто воткнуть уши в голову. Фея Марта, ты меня слышишь? Проснись! Очнись! Беда!

МАРТА (распахнув глаза.) Не ори, я не глухая. Помолчи, человек, не мешай понять, что тут происходит. Ага, ясно-понятно. Мне единственное понравилось в тебе, девчонка, - умение логически мыслить. Ты, верно, преуспеваешь по этому предмету в школе.

ХЕЛЬГА. Я не учусь в школе, Маракун жалеет деньги, говорит, что для таких нищих и подлых, как я, есть один путь – самообразование.

МАРТА. Насчёт подлости не соглашусь, но в остальном верно. Великая вещь – логика, благодаря ей человек может додуматься да разгадки тайны рождения мира.

ХЕЛЬГА. В наших школах логику не преподают.

МАРТА. Да ладно! А, ну, тогда у человека нет ни одного шанса узнать даже откуда берётся насморк.

ХЕЛЬГА. Хватит болтать! Фея Марта, прости за грубость, что прервала, но если ты всё поняла, почему ничего не предпринимаешь?

МАРТА. Я на людей не обижаюсь, что с вас взять, кроме анализов, которые лучше и не брать.

ХЕЛЬГА. Марта, пожалуйста, спаси нас.

МАРТА. Кого «нас»? Игрушки отказались оживляться, потому что им и в кладовке хорошо.

ХЕЛЬГА. Когда отказывались, они ещё не знали, что Маракун сожжёт кладовку.

МАРТА. Куклы? Но они добились, чего хотели. Разве нет? Эльвиру не продадут и она с Николаусом останется на полке, вместе.

ХЕЛЬГА. Полка сгорит же вместе с кладовкой!

МАРТА. Ну, и что?

ХЕЛЬГА. И я сгорю.

МАРТА. А ты не гори, беги себе, я отопру замок, мне не сложно.

ХЕЛЬГА. Так он всё же заперт!? Нет, я не могу бросить кукол с игрушками, они мне стали как родные! Я чувствую их моими детьми. Как мама. А всех я не унесу и хозяин меня всё равно поймает.

МАРТА. Но в огонь-то не бросит же.

ХЕЛЬГА. Без свидетелей – бросит, он такой.

МАРТА. Ох, люди-люди. Ну, тогда не беги, гори вместе с ними.

ХЕЛЬГА. Ты так говоришь, потому что тебе на всех наплевать, а сама себя спасёшь! Ведь ты волшебная!

МАРТА. Если я наплюю, то слюна зальёт огонь. Ох, люди-люди. Может, спасу, может, нет, видно будет.

ХЕЛЬГА. С ума сойти от такого отношения к жизни. Слушай, может, ты в ридикюле не только уши прятала, но и мозги? Давай, вставим обратно в череп, а?

МАРТА. Я – кукла, у меня мозгов нет.

ХЕЛЬГА. Но ты же умная!

МАРТА. Для ума мозг тоже не нужен. Зачем мозги, если живёшь ради того, чтобы только выживать, на это хватит одного инстинкта самосохранения.

ХЕЛЬГА. А если его нет?

МАРТА. Значит, зря появился на свет.

ХЕЛЬГА. Но ты же мудрая, ты маг, как ты можешь быть без мозгов!?

МАРТА. Всё дело в разуме, Хельга, в едином разуме для всего сущего в мире. Мозг человека – это всего лишь часть организма, который служит для приёма мысленных сигналов от разума. У нас, кукол, свои приспособления для приёма, у игрушек – свои. У стен они тоже есть, у этой швабры, у той метлы, у половой тряпки - у всего сущего. Хочешь принимай мысли, хочешь не принимай, сам решаешь. Мир разумен, потому что придуман разумом. Я не умная и не мозговитая, я просто разумная. И потому я умею летать, умею жить в воде, умею прыгать по горам. Потому умею оживлять, делать всё то, что все называют чудесами. В конце концов, мне дана волшебная палочка, чтобы свершать то, что выше моих, кукольных, сил. И всё потому, что я умею слышать разум. Кстати, уши для этого не требуются.

ХЕЛЬГА. Ты говоришь про Бога?

МАРТА. Я говорю про разум.

ХЕЛЬГА. Но кто он или что?

МАРТА. Не знаю. Никто и ничто в мире не способно логически рассуждать, эта великая возможность дана разумом только вам, люди, но вы отказываетесь от этого. Говорю же, обучились бы логике, добрались бы до истины, познакомились бы с самим разумом, лично.

ХЕЛЬГА. Почему же ты, вся из себя такая всемогущая, живёшь в чулане?

МАРТА. Жизнь везде одна, и на Марсе, и в чулане, каждый выбирает себе помещение или планету по вкусу. А самое главное, что тут – не чулан.

ХЕЛЬГА. А что?

МАРТА. И не лавка. И не ваш город.

ХЕЛЬГА. Что же тут!?

МАРТА. Тут одна на всех жизнь. Только ты существуешь в чулане, а я во всем мире.

ХЕЛЬГА. Не понимаю! У меня мозг уже от твоих слов болит!

МАРТА. Стань разумной и всех болезней – как ни бывало.

ХЕЛЬГА. Как стать разумной!?

МАРТА. Обратись к разуму.

ХЕЛЬГА. Где он? Я готова обратиться! Надо лететь? Скакать по горам? Нырнуть? Что сделать? Как?

МАРТА. Он в тебе.

ХЕЛЬГА. Кто?

МАРТА. Разум. 

ХЕЛЬГА. Ой, хватит! Мне сейчас не до него.

МАРТА. Всегда до него! Иначе ты не живёшь! Вы не хотите даже принимать его мысли, мысли того, отчего вы произошли. Я потому и не люблю людей, что вам нравится быть неразумными.

ХЕЛЬГА. Марта, перестань философию разводить! Ты – в возрасте, а я ребёнок, мне ещё и восьми лет не стукнуло. Со мной надо сюсюкать, или орать на меня, даже колотить, если я делаю не так, как хочется взрослым, но философствовать со мной нельзя, я же ничего не понимаю.

МАРТА. Всё ты понимаешь, ты – хитрюга, как всякий ребёнок, только прикидываешься бестолковкой.

ХЕЛЬГА. Фея, некогда спорить! Смерть стоит на пороге дома.

МАРТА. Она всегда рядом.

ХЕЛЬГА. Хорошо, не надо нас спасать, если тебе противно быть спасателем. Но просто остановить поджигателя Маракуна ты можешь!

МАРТА. Нет, конечно, я же кукла, моя сила не распространяется на людей.

ХЕЛЬГА. Как!? Ты ничего не сможешь сделать?

МАРТА. Что-то могла бы, да не вижу смысла.

ХЕЛЬГА. Значит, можешь!

МАРТА. Я же разумна.

ХЕЛЬГА. Ладно, ты не любишь меня, как человека, и не желаешь меня спасать. Так?

МАРТА. Да.

ХЕЛЬГА. А куклы? Игрушки? Они же твоя родня?

МАРТА. Ну, не близкая, но по сути да. И что?

ХЕЛЬГА. Оживи всех и спроси их мнение. Пусть подключатся к этому самому разуму, уловят его мысли и сами примут решение: быть им или не быть.

 

Диалога о логике, скорее всего, не было, как и разуме, но послушать размышления  феи было бы разумно и, во всяком случае, логично.

 

МАРТА. Логично. Убедила. Хорошо. Всех скопом оживлять или по одному?

ХЕЛЬГА. Знать бы, чем занят Маракун, может, уже маракует, как скорее спалить нас.

МАРТА. Нет, он собирает вещи, ещё много времени. Первой будет старая знакомая. (Взмахивает волшебной палочкой.) Берта, оживай.

БЕРТА (ожив). Что? А. Всем привет.

ХЕЛЬГА. Берта, тут такой кризис случился…

БЕРТА. Не перебивай старших. Марта, у меня рог опал, пожалуйста, верни ему стоячее положение. Не от старости, от неухоженности! Ибо я ещё не стара.

МАРТА. Стоп. Так не пойдёт, каждому объяснять по отдельности долго, у Маракуна на всех вас вещей для сбора не хватит. Берта, побудь ещё единорогом, может, и так сойдёт.

БЕРТА. А, сообразила, нам светит смерть.

МАРТА. Да. Леонард, Уши, Эльвира, Николаус, оживайте.

ЛЕОНАРД. Я просил меня не беспокоить!

МАРТА. Заяц, не верещи.

ЛЕОНАРД. А, колдунью разбудила.

УШИ. А? Что? Ооо…

ЭЛЬВИРА. Рука болит…

УШИ. А! Что! ООО!

НИКОЛАУС. Элечка, дорогая!

УШИ. А… что… ооо…

БЕРТА. Без руки она теперь резко подешевела.

УШИ. Ой, я такая вся из себя волшебная, я пошла в обморок.

ХЕЛЬГА. Нет!

МАРТА. Уши, отложи обморок на несколько минут, дело серьёзное.

НИКОЛАУС. Фея Марта, ты с нами!

МАРТА. Ничего подобного, я ни с кем.

УШИ. Не встревай, обо мне речь.

ЛЕОНАРД. Она – медведица, ей надо в обморок. Трам-тара-рам…

УШИ. Марта! Не обратила внимания, прошу прощения.

МАРТА. Так ты ещё хочешь в обморок?

УШИ. Нет-нет, я уже не волшебная, при живой-то фее. Потерплю, сколько понадобиться. Но имейте ввиду, я дама чувствительная, моя психология за моё туловище не отвечает.

БЕРТА. Хватит бухтеть, Уши, просто помолчи.

ХЕЛЬГА. Дорогие мои игрушки и куклы…

НИКОЛАУС. Помоги моей любимой, фея, верни ей руку!

МАРТА. А как ты догадался, что её рука в моём ридикюле?

НИКОЛАУС. Я не знал, я в глобальном смысле.

МАРТА. Не суетись, солдат, рука ей может и не понадобиться.

ЭЛЬВИРА. Как это, я же работница…

ЛЕОНАРД. Она – работница, ей нужна рука. Трам-тара-рам…

ХЕЛЬГА. У нас общая беда! Нам всем грозит смерть! Хозяин лавки бежит от покупателей, потому что их товар испорчен: Эльвира-Работница покалечена.

ЭЛЬВИРА. Я – товар?

НИКОЛАУС. Нет-нет, не ты, пусть я товар, а ты прекрасная кукла.

ХЕЛЬГА. Не отвлекайтесь от темы! Маракун бежит, но хочет устроить пожар и получить за это страховые деньги. Нас он здесь запер. Понятно?

МАРТА. Причём, девчонка сама-то может бежать, я могу отпереть дверь, но без вас уходить отказывается, забрать же всех с собой ей не по силам.

БЕРТА. Может, выберешь кого, Хельга, полегчеи с чистой совестью сделаешь ноги?

УШИ. Чего это полегче. Меня в дороге можно использовать как подушку…

ЛЕОНАРД. У них общая беда! Им всем грозит смерть! Трам-тара-рам…

БЕРТА. Тебе тоже.

ЛЕОНАРД. Ерунда, я и так не живой. Я – игрушка, слегка ожившая. Ни жив, ни мёртв, трам-тара-рам… И ты. И Уши. И эта сладкая парочка с однорукой любовью. Фея не в счёт, она легко намутит, что ей надо, и на нас ей плевать.

МАРТА. Логично. Ну, заяц… молодец.

ЛЕОНАРД. А ещё логичнее остаться, и не дёргаться. Фея отживи нас обратно, мы замрём, а потом, ничего не понимая и ничего не чувствуя, сгорим. Станем пеплом. Пепел развеет ветер. Или останется в земле, удобрением. Что польза, что без пользы, нам всё равно, Хельга. Нам ничего не грозит. Трам-тара-рам…

УШИ. Да уж, к тому же мы даже передвигаться не можем, вот какие мы неживые.

БЕРТА. Марта может сделать нас двигающимися. Она может вообще нас так оживить, что ты станешь настоящей медведицей, я стану реальной козой, а Леонард зайцем. Со всеми вытекающими последствиями. Меня, например, будут доить. Уши нарожает кучу медвежат.

УШИ. А чего кучу-то… Парочку, не больше.

БЕРТА. В обмороке особенно не проконтролируешь процесс рождения. А на тебя, заяц, будут охотиться все, кому не лень: и люди, и звери.

ЛЕОНАРД. Я, конечно, никого не боюсь, но по природе своей трус.

УШИ. Нет уж, я лучше здесь побуду игрушкой, без медвежат.

ХЕЛЬГА. Чулан – тюрьма!

УШИ. В тюрьме нормально, над головой крыша, по бокам – стены. Тепло. И вообще, какая разница, всё равно всё сгорит.

МАРТА. Маракун собрал вещи в рюкзак.

ХЕЛЬГА. Не понимаю.

МАРТА. Игрушки ответили тебе: нет. А хозяин-поджигатель скоро выйдет из дому и запалит дом. Куклы, вам слово.

ХЕЛЬГА. У них любовь, они хотят жить, а двоих я унесу.

МАРТА. Эльвира, говори.

ЭЛЬВИРА. Николаус?

НИКОЛАУС. Как ты.

ЭЛЬВИРА. Не вижу смысла в бегах. А становиться человеком – однорукой женщиной – ни к чему.

МАРТА. Чисто для проформы: Николаус?

НИКОЛАУС. Во-вторых, я – солдат. Став человеком, мне придётся идти в армию, на войну. Лучше оставаться игрушкой, хотя бы никого не убьёшь. Опять же не пойдёшь в армию под руку с девушкой.

МАРТА. А во-первых?

ЭЛЬВИРА. А во-первых, он – как я. Верно, милый?

НИКОЛАУС. Однозначно.

МАРТА. Куклы тоже сказали: нет.

ХЕЛЬГА. Не понимаю!

МАРТА. Они не хотят становиться живыми, для них простое оживление и то – обуза. Мы остаёмся, а ты беги.

ХЕЛЬГА. Я в шоке.

МАРТА. Маракун подходит к лестнице. Ещё успеешь, беги.

ХЕЛЬГА. Но вы мне, ребята, игрушки, куклы, как семья.

 

Из второго этажа, по лестнице, спускается Маракун, с рюкзаком.

 

МАРАКУН. Увесистый рюкзачок собрался в дорогу. Ноги мои, ноги… не подведите по ходу.

ХЕЛЬГА. У меня ноги отказывают.

БЕРТА. Она становится одной из нас.

ЛЕОНАРД. Она хочет стать нами. Трам-тара-рам!

ХЕЛЬГА. Нет. Я – человек.

МАРТА. Молчать!

МАРАКУН. Умнее, если пожар возникнет в гараже, откуда грабители угнали мой дорогой ненаглядный автомобиль. Там и горючее, и мусор – всё, что легко воспламеняется от неосторожного обращения с огнём. Ничего не забыл? Нечего тут забывать, ничего не жалко – ни памятных вещей, ни памятного места. А дверь в чулан я в упор не вижу. Рюкзачок мой ненаглядненький, в гараж! В гараж и - в багажник. Эй, всё, что здесь, хлам и ветошь прошлой жизни, прощай навсегда! Прощай. (Уходит.)

МАРТА. Можно говорить. Маракун ушёл в гараж, начинать гнусный поджог.

БЕРТА. Хельга беги.

ХЕЛЬГА. Без вас не побегу.

ЭЛЬВИРА. Упёртая.

НИКОЛАУС. Глупый человечек.

ХЕЛЬГА. Я и вы – одна семья.

УШИ. Фея, сделай её неживой, как мы, и всё.

ХЕЛЬГА. Но я не хочу сгореть! Я хочу жить!

ЭЛЬВИРА. Тогда не говори, что ты и мы – семья. Мы чужие.

ХЕЛЬГА. Неправда. Обидели маленькую беззащитную девочку… (Плачет.)

БЕРТА. Хельга плачет.

УШИ. Хельгу жалко.

ЛЕОНАРД. Хельга плачет! Трам-тара-рам! Хельгу жалко! Трам-тара-рам!

ЭЛЬВИРА. В общем и целом всё ясно. Но фея Марта, я – работница, я так сделана, что всё вокруг должно быть в порядке и сохранности. А тут сама без руки. Непорядок. Приделай мне её, пожалуйста, обратно.

НИКОЛАУС. Пусть моя любовь погибнет идеальной! Марта, сделай красиво.

МАРТА. Легко. Однако, восстановление и ремонт туловищ невозможен без непосредственного контакта с объектом. Короче, подойди ко мне, чтобы я приложилась волшебной палочкой.

НИКОЛАУС. Короче не надо, рука же рабочая.

ЭЛЬВИРА. Как я подойду, мы же все тут неподвижны.

МАРТА. Ты – уже нет. Эльвира, ходи!

ЭЛЬВИРА. Как?

БЕРТА. Ножками, ножками.

УШИ. Ножищами.

ЭЛЬВИРА (двигается). Получается!

ЛЕОНАРД. Трам-тара-рам!

НИКОЛАУС. Фея! И я! Мне надо к Эльвире!

МАРТА. Да пожалуйста, лишь бы на пользу. Николаус, ходи!

ЛЕОНАРД. Трам-тара-рам!

НИКОЛАУС. (двигается). Получилось! Эля! Элечка...

ЭЛЬВИРА. Нет-нет, не подходи, я ещё уродина.

УШИ. Ерунда, я видела народ и без рук, и без ног, но они такие красавцы, что ах.

МАРТА. Эльвира, тебе прежнюю вернуть или новую руку отрастить?

БЕРТА. Бери прежнюю, поверь, удобнее.

ЭЛЬВИРА. Новую. Хочу новую! А старую я тоже возьму, мало ли, на запчасти.

НИКОЛАУС. Логично.

МАРТА (дотрагивается до Эльвиры). Новая рука Эльвиры-Работницы, расти.

ЭЛЬВИРА. Ой! Ой? Она растёт…

ЛЕОНАРД. Трам-тара-рам! И мне барабан бы…

БЕРТА. А мне рог.

МАРТА. Подходите, кому – что, без проблем.

ЭЛЬВИРА. Выросла!

НИКОЛАУС. Обалдеть…

ЭЛЬВИРА. Коленька, дай я тебя обниму!

НИКОЛАУС. Элечка, на!

 

Эльвира обнимает Николауса.

 

НИКОЛАУС. Огого! Расслабь хватку, любимая, сломаешь!

УШИ. Вот она семейная жизнь.

МАРТА. Леонард, новый барабан получи!

ЛЕОНАРД (с барабаном). О, да! Музыка моя сладкая, здравствуй! (Барабанит.)

 

С улицы в торговую залу входит Маракун.

 

МАРАКУН. Где же ключи… куда я их положил. Что за шум? Откуда? Где?

МАРТА. Берта, твой рог – восстань и укрепись!

УШИ. Встал!

БЕРТА. Чую, ага, будто помолодел.

МАРТА. Уши, проси у волшебной палочки, что хочешь.

УШИ. Да ну её, а-то ещё появятся медвежата, не хочу, я лучше в обмороке поваляюсь в собственное удовольствие.

МАРАКУН. В чулане голоса!? Не может быть. (Подходит к чулану, прислушивается.)

МАРТА. Хельга, эй, как ты?

УШИ. Уходи, пока не поздно.

 

Маракун отпирает замок и распахивает дверь.

 

ХЕЛЬГА (не замечая Маракуна). Я без вас не уйду.

БЕРТА. Поздно.

МАРАКУН. Это что ещё за собрание такое!? Поганка, так ты, всё-таки, тут. Элеонора, с рукой? Эй, да у тебя их три! С солдатиком обнимашки? А как это вы тут все ожили? Поганка, как ты сумела? Что сделала?

ХЕЛЬГА. Не твоё дело.

МАРАКУН. Да я тебя сейчас в пыль сотру…

МАРТА. Отстань от девочки, Маракунище противный.

МАРАКУН. Марта! Проклятая колдунья, снова ожила! Всё понятно. Чуть не испоганила меня, злодейка…

МАРТА. Надеялась, хоть один из рода Маракунов нормальным человеком сделается да видно вас ничто не переделает, злодейское семя.

МАРАКУН. Хотела тебя тогда моя мамка растоптать, отложила расправу до утра, но не успела, окочурилась. А я пожалел. Зря. Мало времени, пожар уже занялся, но с тобой расправиться успею. Думаешь, высоко сидишь, не достану? Ещё как достану.

ЛЕОНАРД. Ребята, наших бьют.

УШИ. Ещё не бьют.

БЕРТА. Не было бы поздно.

НИКОЛАУС. Элечка, что делать?

ЛЕОНАРД. Барабаном по башке! Марта новый наколдует! Эй, пузырь надутый, пошёл отсюда, а то сейчас барабанными палочками проткну, лопнешь!

МАРАКУН. Чего-чего…

БЕРТА. А я рогами.

ЛЕОНАРД. Вперёд! (Прыгает на Маракуна, лупит палочками и барабаном.)

МАРАКУН. Отстань, бешеная тряпка!

ЛЕОНАРД. Сам ты тряпка!

БЕРТА. А вот и рога. (Бодает Маракуна.)

МАРАКУН. Это ещё что за щекотка? Коза драная!

БЕРТА. Сам ты дрань людская!

УШИ. Эх, жизнь, надо было в обморок падать, теперь дерись, не хочу, а надо. Маракун, бойся меня! (Нападает на Маракуна.)

МАРАКУН. Уйди, психичка! Порву!

ЭЛЕОНОРА. А вот нас не порвёшь! Коля, на штурм, врукопашную!

НИКОЛАУС. За тебя, за нас, за фею!

ХЕЛЬГА. Невероятно! Я же говорила: мы – родня. Я – с вами! За вас! (Колотит Маракуна.)

МАРТА. Эй, швабры, мётлы, лопаты, тряпки - всё, что не приколочено, бейте Маракуна!

 

Взлетают разные предметы хозяйственного инвентаря и лупят Маракуна.

 

МАРАКУН. Больно! Отстаньте! Пустите! Нету меня, нету!

 

Маракун убегает, захлопнув за собой дверь.

 

ХЕЛЬГА. Победа! Маракун сбежал! Ура!

ЛЕОНАРД. Наша взяла!

НИКОАЛУС. Ура!

 

Игрушки, куклы, хозяйственный инвентарь и Хельга радуются. А в торговой зале Маракун разыскивает зеркальце.

 

МАРАКУН, Свет мой, зеркальце, скажи… как я выгляжу? О! Ужас! Избили! Хозяина побили, покалечили, обидели меня! Чуть не убили. Запереть замок, пусть горят. Ничего, достовернее будет для сыщика, вот, мол, напали, избили. Сгорите вы все! А я будут жить вечно! Без вас! Один! Вон отсюда, прочь!!!

 

Маракун убегает из дома, а в чулане – радость, визг, восклицания.

 

ХЕЛЬГА. Народ! А где огонь? Пожар, я вас спрашиваю, где?

МАРТА. Там, внизу, на Земле.

ВСЕ. Чтооо!?

МАРТА. Лавка сгорела, а мы летим.

ХЕЛЬГА. В чулане?

 

В пространстве исчезает торговая зала, весь дом, остаётся лишь чулан.

 

МАРТА. Кому чулан, кому ракета. Осторожно входим в зону невесомости. Полетели!

 

Все летают по воздуху: кто – где.

 

ХЕЛЬГА. Что с нами?

МАРТА. С нами небо, Хельга! С нами простор! Глянь в окошко, ты же рядом. Что там?

ХЕЛЬГА (глядит в окно). Звёзды!

МАРТА. Видишь длинный узкий чёрный столб?

ХЕЛЬГА. Да.

МАРТА. Это дым, так чадит сгоревшая старая лавка. Чёрное зло влетает и очищается, растворившись в небесном добре…

ХЕЛЬГА. А вокруг-то, вокруг, ух, ты… там… там - красота! Невероятно… мы летим по небу!

МАРТА. Да. Помнишь, ты спросила меня: почему же ты, вся из себя такая всемогущая, живёшь в чулане? Что я ответила, помнишь?

ХЕЛЬГА. Жизнь везде одна, и на Марсе, и в чулане, каждый выбирает себе помещение или планету по вкусу. А самое главное, что тут – не чулан. И не лавка. И не ваш город.

МАРТА. Что же тут!?

ХЕЛЬГА. Тут одна на всех жизнь. Кто-то существует в чулане, а кто-то живёт во всем мире.

МАРТА. Верно. Ну, что, ребята, кто-нибудь хочет снова стать неживой игрушкой или куклой?

ВСЕ. Нет! Нет-нет!

ХЕЛЬГА. Что же дальше?

УШИ. Приземлимся: кто – где, плюхнемся. Мне будет не больно, я мягкая. Приглашаю всех на моё туловище, чтоб получилась мягкая посадка.

БЕРТА. Пока летаем, между прочим, можно было бы решить, как быть дальше. Чулана-то больше нет.

ЛЕОНАРД. Зато есть барабан, мне хватит.

НИКОЛАУС. А если подумать?

ЛЕОНАРД. Да, для нормальной жизни одного барабана, даже с палочками, маловато будет. Нужна полноценная жизнь.

ЭЛЕОНОРА. Лучше трудная жизнь, чем валяться мусором на обочине.

НИКОЛАУС. Не позволю! Со мной ты ни за что не станешь мусором. Я выйду в отставку и пойду работать.

ЭЛЕОНОРА. А я и так работница. Вдвоём не страшно и всё по плечу. Может, кто хочет с нами?

УШИ. Я! В обморок падать лучше всего под присмотром. Ой, я такая волшебная…

ЛЕОНАРД. И я! Буду подрабатывать уличным оркестром, тоже польза.

БЕРТА. Ну, что ж, тогда и я. Самыми полезными в мире козьими молочными продуктами обеспечу. Хозяйственный инвентарь, типа швабра, метла и прочие тряпки нам тоже очень даже пригодятся.

ХЕЛЬГА. А у меня мечта стать артисткой. Хочу научиться шикарно декламировать петь, танцевать и одеваться. Чтобы каждый день выходить на сцену и дарить людям чудо театра. Я слышала, люди говорили, что на свете осталось лишь одно место, где всё ещё творятся настоящие всамделишные чудеса. Ой. Что такое?

МАРТА. Наш полёт кончается. Приготовиться к посадке. Все – на Уши!

УШИ. Давайте – давайте, я не возражаю.

 

Все облепляют медведицу и опускаются на пол.

 

МАРТА. Наш полёт окончен.

УШИ. Поздравляю всех с мягкой посадкой.

 

Дверь распахивается, входит Маракун. Все замерли.

 

МАРАКУН. Здравствуйте, уважаемые хозяева. С нижайшей просьбицей к вам обращаюсь, ни кола, ни двора, ни средств к пропитанию не осталось. Примите на работу?

МАРТА. Узнаёшь нас, Маракун?

МАРАКУН. Ещё бы, конечно. Долго вас не было, целый год. Надеялся, никогда не увижу. Я ж на пепелище дома своего ни разу даже не взглянул, обходил стороной, километровые круги давал. Земляки подозревают меня в поджоге собственного дома. Сыщик так сказал. Прозябаю в нищете, зябну в нелюбви. А тут, в годовщину пожара, дай, думаю, гляну. И вижу: чудо! Такое красивое здание, с надписью: театр. Все же знают, что театр – чудо, дай, думаю, зайду, вдруг здесь мне дадут работу.

МАРТА. И кем же?

МАРАКУН. Могу директором, могу кассиром.

ХЕЛЬГА. Кем-кем?

МАРАКУН. Здравствуй, Хельгочка, деточка моя. Могу сторожем, уборщиком. Будьте людьми, помогите! Клянусь, я хороший!

МАРТА. Мы не люди, мы – игрушки и куклы, у нас крепкая память. Никто здесь, включая человеческого ребёнка, не верит, что ты стал добрым и разумным.

МАРАКУН. Я стану, обещаю!

МАРТА. Иди и стань, потом приходи. Ступай прочь, Маракун.

МАРАКУН. Маракун Маракунович, между прочим.

ХЕЛЬГА. Отчество надо заслужить. По имени-отчеству называют только уважаемых людей.

МАРАКУН. Не тебе меня учить, поганка!

БЕРТА. Фея Марта, может быть, стоит его ещё раз отмутузить?

МАРАКУН. Нет, не надо! Я просто, тихо, мирно уйду. Но обязательно вернусь.

ЛЕОНАРД. Кем?

МАРАКУН. Добрым и разумным.

УШИ. Не верится.

МАРАКУН. Посмотрим.

НИКОЛАУС. Прощай, человек.

ЭЛЬВИРА. Счастливый путь.

МАРАКУН. И вам всех благ. До встречи. (Уходит.)

ХЕЛЬГА. Фея Марта! О каком театре он говорил?

МАРТА. О том, где мы сейчас находимся. Мы стоит на сцене. А там – зал и зрители.

ХЕЛЬГА. Там стена!

МАРТА. Нет-нет, там зрительный зал. Дайте свет в зале!

 

Включается свет и Хельга, с друзьями, обнаруживает, что они на самом деле стоят на сцене, а перед ним – зрительный зал.

 

ХЕЛЬГА. Да, это не чулан, это чудо…

ЛЕОНАРД. Чудо, чудо, трам-тара-рам!

ВСЕ. Театр… мы – в театре.

Публикация на русском