Метелица
Давно это было. Да так, уж кто теперь жив, и не помнит о том, как в нашей Ивановке Марфа с Кузьмой разбогатели. А вот о них – то, старики и говорили, только, так тихо, чтобы никто не расслышал. А я вам всю правду расскажу, как мне бабушка Дуня рассказывала, когда мы с ней по ягоды ходили в лес:
Жили старики на краю деревни у самого леса. Так близко, что Марфа грибы у себя в огороде собирала, далече и не хаживала. А Кузьма, оно и понятно добытчик: охотой, рыбалкой промышлял.
А уж сено косил на лесных полянах: самое духмяное! Мало ли зима, какая будет, а у Кузьмича завсегда запас имеется. И сам был с сеном, да и соседу помочь не гнушался. В ту пору снега много было, так много, что детвора с крыш скатывалась, им все радость. В ясный день запряг свою старую лошаденку Кузьмич, в лес подался, стожки проверить свои, сена духмяного подвезти, чтобы Буренку подкормить к отелу.
Едет, песни поет, снегирями любуется. На бересте он мастак был насвистывать. Вдруг, лошадь, испугалась, резко в сторону подалась! Старик - то, не ожидал этого, так в сугроб и свалился! Глядит, а перед ним сидит огромная белая Волчица и в глаза его смотрит! «Ну, все, пропал! И лошадь моя пропала!»- подумал Кузьмич, - Эх, помирать, так с музыкой!» Вот он со страху – то, и давай на бересте насвистывать, да так, что волчиха в пляс пошла! А шерсть ее в пляске заблестела, в шубку девичью превратилась, хвост ее – в косу длинную обратился, уж вместо Волчицы перед Кузьмичом – белоснежная девица: Метелица! Кружится она, сама, так и переливается драгоценными камнями! Такая тут метель разыгралась, света белого не видать! А на самой поляне – тишь, да благодать! Выдохся Кузьмич, а сам думает: « Не сон ли это? Что пьяному мужику – то не померещится?»
« Нет, Кузьма, не сон!», - отвечает Метелица ему, - « Потешил ты меня, порадовал! Проси, что душе угодно! Да помни: ни кому обо мне – ни словечка, не то, беду накличешь!» Старик от изумления и рот закрыть не может, не то, чтобы слово молвить. Опомнился, свалился перед Метелицей на колени и попросил: « Мне б лошаденку свою найти, сена домой привезти». Рассмеялась Метелица, взмахнула кружевным платочком!
Кузьма сам и не помнит, как у своих ворот очутился! Сразу такая метель началась, света белого не видно! А Марфа баньку истопила, пирогов с клубникой напекла, ждет – печалится, да метелицу ругает, почем зря. Показалось, словно ворота скрипнули, выскочила встречать: « Ой, ты родненький, замерз? Я, уж молилась, спать не ложилась! Хоть бы волки не тронули, хоть бы метель не замела»… «Да, что ты, Марфа, посмотри: сколько снега навалило! Пока стожки отыскал, пока его от снега избавлял, пока складывал… День – то зимой короток, не накинешь платок! Пока дорогу домой искал, ладно, хоть добрался. Ставь самовар!»
Как – то раз захворала Марфа, просит она Кузьму: «Кузьма, мой дорогой, поезжай в лес, может, где шиповника найдешь, где боярышника. Чайку бы заварить, авось, и поможет». Пожалел дед Марфу, а сам думает: « Какой же шиповник, когда деревья по пояс в снегу?» Хоть и страшно ему, да что греха таить, любопытство - оно – то, ведь, сильнее страха! Хочется ему еще раз на девицу – Метелицу взглянуть. Поехал опять Кузьмич в лес. Вот едет он, песни поет, на бересте насвистывает, снегирями любуется.
Вдруг, видит, возле красивой ели, на сугробе: куст шиповника весь ягодами усыпанный, да крупный, какой! Вылез он из саней – то и пошел по сугробам: «Вот счастье!» – думает. Стал он скорее ягоду собирать в корзинку, смотрит, а возле его стожка еще один куст, а ягода на нем еще крупнее! Вот уже и третий куст приметил, да корзинка – то полнехонька! Тут он про лошадь и вспомнил! Далеко ушел по снегу - то, трудно назад добираться. Только, он подумал о Метелице, а Волчиха сидит перед ним и в глаза ему смотрит: «Набрал Кузьма шиповника для Марфы?» «Набрал!» - отвечает, - «Только лошадь потерял, где теперь искать?» А Волчица спокойно говорит: « Твою лошаденку уже волки доедают! Да ты не печалься, лучше сыграй на бересте, порадуй хозяйку молодую!» От такого горя и отчаяния взял он свою бересту, да так стал насвистывать на все лады: то соловьем зальется, то иволгой заплачет, а как Ивановскую свою стал насвистывать, тут Волчица и пустилась в пляс! Уж, такая метель началась, что рядом и дерево не видно! Открыл Кузьма глаза, Метелица – красавица перед ним стоит и в глаза глядит. А на их поляне тишь, да благодать! Снегири пониже спустились, шиповник клюют, зайцы не боятся, ушами хлопают, заслушались, белки резвятся, прыгают. Замолчал, Кузьмич.
А Метелица молвит: «Сдержал ты Кузьма слово свое! Никто обо мне не узнал! Потешил ты меня, порадовал, получай и награду за труды! Да помни, меня ты не видел, то волчица выла, да метель кружила!» Оглянулся старик - нет никого! А перед ним, откуда – ни возьмись: тройка белых коней, в санях, расписных узорами Гжельскими, стоит корзинка с шиповником, а рядом сундук весь расписной с добром! В нем злата – серебра полнехонько! Кузьмич хотел было поблагодарить Метелицу, а ее и след замело. Только, за той елью, где зайцы прятались, сидела белая Волчица и смотрела ему прямо в глаза. Поклонился Кузьма в пояс Волчице, и, так на душе его стало тоскливо…
Сел он в сани и не заметил, как у своих ворот очутился. Снова метель пуще - прежнего, разыгралась! Марфа навстречу бежит, ворота открывает, а сама и глазам своим не верит: кони – лихие, сани расписные, в санях сундук с добром, а на сундуке шиповник алый, да крупный! Говорит ей Кузьмич: « Вот, шиповник искал, да сугробы разрывал»… Так Марфа ни чего и не выведала. Да и не к чему беду накликать, сама понимала, что молчание – золото! Тут бы той правды и конец, а кто слушал – молодец, да только, люди в Ивановке поговаривали, что в ту зиму Метелица покою не давала! А как весна настала, вся водою и стала.