Воздушное кочевье

 Посвящается моей Гульнаре, рожденной под знаком Огня и пожелавшей услышать сказку Предисловие Все началось, как водится, с детства и волшебных казахских сказок…. С их набором знаковых фигур: могучих батыров, жадных богачей, вероломных правителей и рассудительных красавиц. Все было очень знакомо и предсказуемо: невероятные события плавно катились по веками наезженной колее…. Зло настойчиво протягивало к людям невидимые щупальца, но в борьбу с ним неизменно вступали богатыри, зачатые и рожденные удивительным образом. Силы противоборствующих сторон изначально были неравны, но добро сначала сравнивало счет, а затем обязательно брало верх. При этом главного героя, порывистого, но несколько простодушного, обязательно выручали из беды прекрасные возлюбленные, верные друзья и разумные животные. Красавицы давали бесценные советы, а кони просто творили чудеса, например, вытаскивали хозяина хвостом из глубокого колодца. Так что за батыров и их мудрых подруг волноваться особенно не приходилось. Куда больше меня занимали отрицательные персонажи - жуткие носители вселенского зла – чарующе страшные, неимоверно жестокие и удивительно противоречивые в своих поступках. Чего стоила людоедка Жылмауз Кемпыр, трехсот лет от роду, поедавшая только горячую человечину, бранившая каждого встречного, видящая вещие сны и принимающая вид … человеческого легкого, плавающего на поверхности воды! Или возьмем коварную и не менее колоритную албасты «с семидесятью грудями по числу будущих погубленных детей или убитых рожениц». Не уступала им в выразительности и Жез-Тырнак – человекоподобная тварь с медными когтями, жарящая людей в котле с сорока ручками…. Согласитесь, даже в первом приближении подобные создания внушают легкий трепет. Колоритные чудовища то люто ненавидящие людей, то оказывающие им неоценимые услуги, будоражили воображение и порождали много вопросов. Главный из которых: почему наш отечественный бестиарий столь молчалив и застенчив в продвижении собственного фольклора? Мне казалось - наши монстры просто созданы для экранизации и романов в жанре ужасов. Но в кинематографе наблюдалось засилье вампиров и хоббитов, а в книгах прочно обосновалась «классическая» нежить, искореняемая крестом и серебряными пулями. Ну, а потом настал черед Марии Семеновой с ее «Волкодавом», прорубившим широкую дорогу славянскому фэнтези. Мои же степные, горные и лесные чудовища по-прежнему ждали своего часа. Ожидание затягивалось… Уже и наши казахстанские авторы принялись писать собственные повести про оборотней и колдунов, и прыжки во времени, стараясь не отстать от плодовитых европейских авторов. Впрочем, нашлись и те, кто в своих рассказах и киносценариях впускали в наш современный мир древнее зло с железными когтями, давая начало казахстанскому хоррору. Но масштабной саги о приключениях степного героя я так и не дождался. Зато стал свидетелем того как увидели свет многочисленные исследования по тюркскому фольклору и этнографии вкупе с размышлениями о тенгрианстве. Однако пространство между сказками и серьезными исследованиями по мифологии для читателя оставалось таким же необжитым как мифические Затерянные земли, без которых не обходится ни одно стоящее приключение. Что, собственно говоря, и побудило меня оживить эти воображаемые просторы. Но тоже не сразу… Раз уж кинематографисты и писатели не подают голоса, то пусть скажут свое слово наши хореографы, подумал я. Ведь когда-то поставили в Мариинском театре балет с необычным названием «Шурале» - именем злого лесного духа из татарских сказаний. Может быть и казахстанскому зрителю предложить неоклассический балетный спектакль по мотивам древнетюркских мифов… А почему бы и нет? Балет по определению невесом, воздушен, легок по восприятию, а идеальная исполнительница первой партии должна просто летать над сценой. Наверное, поэтому мое либретто и было посвящено духам, летучим небожителям и земным людям, витающим в облаках. Вообще-то тема воздушных поселений, в которых обитают небесные красавицы - пери, скорее персидская, но поскольку небо над всеми одно, то и наши тюркские предки, глядя вверх, по-своему представляли туманные чертоги, в которых резвятся прелестные девы. Те самые, что обычно невидимы, но порою выдают себя серебристым звонким смехом, от которого теряют голову земные мужчины. Так фантазия степняков превратило заоблачные дворцы в воздушные кочевья с белоснежными юртами и беззаботной жизнью… Сюжет имел успех, и известный казахский композитор Актоты Раимкулова, написала к «Воздушному кочевью» партитуру и клавир, а талантливая казахская балерина, тогда солистка Венской оперы Алия Таныкпаева согласилась на роль главной героини. Идейным хореографическим вдохновителем проекта виделся мне Рамазан Бапов – первый и единственный танцовщик в Казахстане – народный артист СССР. В итоге идея была оформлена, музыка написана, с главными исполнителями и хореографом проведены переговоры. Правда, на этом все и закончилось, наверное, проект оказался уж слишком воздушным… Как обычно не нашлось денег на постановку полноценного спектакля, зато основная сюжетная линия обрастала все новыми подробностями, пока не превратилась в одноименную книгу. Разумеется, все написанное в ней - лишь отчасти игра моего воображения. Я только взял на себя смелость объединить единым замыслом давно известные тюркские сказочные мотивы и персонажи. Откуда же взялись знания по столь обширной и одновременно загадочной теме? Благодаря замечательным исследователям тюркского фольклора, таким как Чокан Валиханов, Леонид Потапов, Едыге Турсунов, Таласбек Асемкулов, Зира Наурзбаева и многим другим. Особенно много интересного я почерпнул у Серикбола Кондыбая в его «Казахской мифологии», в «Золотой колыбели» Ольги Марковой и Кайрата Жанабаева и, конечно же, из «Песен Великой степи» - сборника казахского фольклора и устных сказаний. И вот, когда основные персонажи были определены, оставалось только вдохнуть в них жизнь. Насколько мне это удалось, судить вам, мои будущие читатели. После такого зачина самое время ответить на несколько вопросов, возникающих во время прочтения книги. Отвечаю по пунктам: время описываемых событий - YI – YIII век нашей эры, место действия – территории нынешнего Казахстана. То и дело упоминаемые Зеленые Холмы предположительно находятся в Саркандском районе Алматинской области, недалеко от города Талды-Корган. Джунгарские ворота, озеро Маркаколь, плато Укок вы легко отыщите на карте, они хорошо известны искателям приключений. Ну, и напоследок, хотелось бы извиниться за некоторую вольность в обращении с переводом имен главных героев с «ортского» языка и некоторые смелые допущения. Поверьте на слово, соответствовать духу того первозданного мира, в котором расстояние определялось громким окликом и полетом стрелы, а время – готовностью сваренного мяса, совсем нелегкая задача. В какой-то мере меня оправдывает то, что я писал свою книгу не для этнографов и специалистов по фольклору, а для моих современников - детей нашего быстротекущего времени. В силу чего мне хотелось быть для них максимально понятным и, по возможности, нескучным. Адам Капанов Сильные и жестокие не умирают своей смертью. Лао-цзы Ч А С Т Ь П Е Р В А Я Ветер и Огонь Знаки судьбы I Их выдали горные куропатки, взлетевшие, очень не вовремя… Казалось, друзья уже подкрались к зверю, когда хлопанье десятков крыльев встряхнуло горную тишину, испортив все дело. Охотники только и увидели сверху, как белое пятно на широкой спине могучего архара – аргали запрыгало среди бурых скал и скрылось из глаз. Великолепный рогач, почти подпустивший на верный выстрел, опять оставил людей ни с чем… Два охотника из племени ортов, два неразлучных друга – Айдар и Данияр обменялись понимающими взглядами и, не сговариваясь, рассмеялись. Такое невезение становилось просто издевательским. Ведь сколько усилий до того было потрачено на рогатого красавца, а ему все нипочем. Охотничьи хитрости и уловки не помогали: осторожный зверь словно дразнил самолюбие охотников. Архар то подпускал к себе, то надолго исчезал, или вдруг появлялся совсем близко, но не там, где его ждали… Не раз ссорились и мирились незадачливые стрелки, уже почти махнули рукой на желанную добычу, когда горный баран показался на краю соседнего уступа и замер во всей своей красе – длинноногий, статный, с гордо вскинутой головой. Только бы не упустить его и на этот раз… Снова по горным тропам пошли охотники вслед за неуловимым зверем. И вот, когда архар оказался на расстоянии полета стрелы, друзья вновь вспугнули осторожного рогача. - Даже если бы куропатки не предупредили его, то же самое сделал бы парящий орел или камень, за которым мы прятались – в сердцах сказал Айдар, – Не зря же говорят, что архаров оберегают их большие рога. Только, мне сдается, все наоборот – зверь бережет свое украшение от таких, как мы. Видно в крутых завитках скрыт какой-то секрет небывалой силы и удачливости. Чтобы носить эту нелегкую красоту по горам нужно быть чудо-зверем…. Наш архар как раз из тех неутомимых кошкаров , кому тяжесть огромных рогов нипочем. Да еще с виду будто золоченные - глаз не отвести. - Насчет золота, так, может, это солнце на рогах играет,- заметил более рассудительный Данияр. Но таких крупных и резвых аргали я, пожалуй, тоже никогда не встречал. Добудем такого красавца - уж точно прославимся на всю Орталу. Таких рогов, пусть и не золотых, в наших краях давно никто не видывал. В них, даже на первый взгляд, не меньше девяти ладоней длины… - Пустое дело делить неубитого архара… Только думается мне, рога этого аргали и впрямь непростые. Где это видано, чтобы золотились они, когда солнце укрыто облаками? Не иначе, попался нам тот самый солнцерогий архар, встретить которого к большой удаче. Опять же, витыми рогами может похвастаться только отборный самец – могучий вожак. А с каких это пор кошкар - предводитель бродит по горам без стада, то и дело нарочно попадаясь на глаза? - Поодиночке вожаки изредка, но встречаются. И что будто зовет за собой, это я тоже заметил. Может, отводит беду от своих сородичей, путает нас? - начал вслух рассуждать Данияр, но тут же смолк, поняв, насколько неубедительны его доводы. - В любом случае, на сегодня охота на аргали закончена. Будем считать, кому-то из нас повезло, - подытожил Данияр. - Вот-вот опустится солнце, а в горах темноту следует встречать у горящего костра. Как в степи говорят: ночь отбирает, а утро дает. Значит, завтра и станет ясно, что будем делать. Теперь друзьям предстояло найти удобное безветренное место для ночевки. В этих заботах и прошел короткий горный вечер. И уже грея руки у жаркого костра, охотники признались друг другу, что мысль об архаре с золотыми рогами не оставляет их в покое. Вообще охота на горного барана–архара требует особой сноровки, выносливости и терпения. Отлично видят и слышат осторожные звери и постоянно готовы к неожиданному нападению своего главного врага – снежного барса. Человеку же до ловкого терпеливого хищника далеко… Потому-то не каждый орт может похвастаться приметной охотничьей добычей - круто закрученными рогами. Цениться и жирное, сочное мясо горного барана, дающее мужчинам небывалую силу. Айдар и Данияр были охотниками, каких поискать. Каждый из них за свою жизнь добыл немало архаров, горных козлов и великое множество косуль. В родном селении Зеленые холмы сородичи давно подметили: друзья с охоты никогда не возвращаются с пустыми руками. И вряд ли кто-то из соплеменников мог усомниться в их охотничьем умении. Так что Айдар с Данияром вполне могли на этот раз вернуться домой налегке, если бы не встреча со столь чудным зверем! Красавец не просто выделялся статью и размером, он манил за собой, бросая охотникам вызов. Дразнил дерзкой повадкой, соблазнял круто закрученными рогами, от непомерного веса заброшенными на спину. Видно не зря гордо носил их величественный зверь, словно некий знак особой избранности. Ко всему прочему витые рога барана поблескивали призывным золотым огнем… Увидеть такого архара даже во сне – добрая примета, встретиться же с ним воочию – к большой удаче. Ну, а если поведет аргали охотника за собой к горным вершинам, а тот не отстанет, то наградой счастливцу могут стать великие блага. Одни говорили, что приведет зверь к несметным богатствам в тайной пещере, другие обещали в награду неизбывную охотничью удачу, третьи сулили исполнение самого заветного желания. В любом случае, выдающийся архар заслуживал внимания. Судя по тому, как складывалась охота, было ясно – зверь особенный и близко к себе не подпустит. Впрочем, от мысли подстрелить рогатого красавца охотники уже давно отказались… Да и хоть чем-то напугать солнцерогого вестника удачи сейчас было нельзя! И если Айдар не сомневался в исключительных качествах зверя, то Данияр приписывал «золото» рогов не столько игре света, сколько живости воображения. Ведь всем известно, что в Срединном мире нет больших фантазеров и мечтателей, чем его земляки. Прирожденные скотоводы, охотники и воины, орты всегда отличались настоящей страстью к преданиям и таинственным историям. Окружающий мир был для них полон незримых знаков, тайных примет и удивительных совпадений. А впитывая с молоком матери веру в волшебство, можно с легкостью поверить во все - что угодно. В архара с золотыми рогами, крылатых коней или говорящих птиц. Даже Данияр, при всей его рассудительности, – плоть от плоти своего народа. Да, он тоже слышал предание о златорогом архаре, знающем путь к сокровищам. Вполне возможно именно его охотники встретили в горах… Только проверить это предположение можно, лишь рискнув своей головой. Что до него, то он готов идти за златорогим зверем хоть под самые облака. Но только вместе с другом Айдаром, надежное плечо которого ему дороже любых богатств. На высокогорье опасностей хоть отбавляй, значит нужно быть готовым ко всему. Будущее счастье призрачно, а сорваться с отвесных скал проще простого. Обычный горный баран, пусть даже и такой крупный, того не стоит. Со златорогим архаром, «отмеченным» духами, дело другое. Тут можно пожертвовать многим… Но только не крепкой дружбой! Айдар размышлял примерно так же, смотря в черное небо, полное звезд. В потревоженной душе орта крепла вера в крутые перемены своей судьбы. Он всегда надеялся на чудо, значит, и удивительный архар появился в его жизни не случайно. Как и в судьбе его лучшего друга Данияра… В примечательности зверя скрывалась какая-то тайна, но для ее разгадки требовалось нечто большее, чем простое упорство. Айдар слишком хорошо знал: судьба не всегда справедлива к людям: иногда безучастная к злодеяниям, она может жестоко наказывать за необдуманные стремления. А все потому тому, что человек не всегда знает последствия своих поступков: крик в ущелье может вспугнуть робкую птичку, а может вызвать грозную лавину. Поэтому Судьба постоянно дает людям подсказки, подтверждающие правильность или тщетность их намерений. Правда, многие не замечают такие знаки, но куда сложнее верно их истолковать… Для неискушенного человека проложить дорогу в собственное будущее, задача почти неразрешимая. То же, что в бездонном небе отыскать след пролетевшей птицы или предсказать собственную судьбу, хоть на день вперед. Уж слишком зависят люди друг от друга и своих желаний, да и слаб человеческий разум перед тайнами окружающего мира. Айдар понимал и другое – сведущий и открытый человек способен разгадать многие загадки. Особенно, если стремится к поставленной цели, уверен в себе и обладает пытливым умом. Айдар, простой охотник, и то время от времени поглядывает в небо, будто ища подсказку. Вон, на черном бархате небес, застыла хорошо заметная сияющая точка. Серебряной осью называют ее орты, считают центром Вселенной, вокруг которой движется весь звездный небосвод. За постоянство в небе и приметность ценят люди эту звезду, по ней ночью сверяют свой путь опытные странники. Высок и бездонен темный небесный свод, но и у него, наверное, есть пределы. Старики рассказывали, что по велению Создателя Всего, каждую ночь над землей раскрывается необъятный полог, а звезды - это дырочки в ткани, не пропускающей свет. Вершина такого шатра закреплена на все той же Серебряной оси, проходящей сквозь панцирь исполинской каменной черепахи. Каждая нога ее – сторона света, поворот вокруг себя – смена времен года, неосторожное движение – землетрясение. Рядом с Серебряной осью светятся две яркие горошинки: одна большая, другая чуть поменьше. Словно на незримых нитях кружатся они вокруг громадного веретена. Степняки сравнивают две эти звездочки с лошадьми, накрепко привязанными к серебряной коновязи. Звезду покрупнее называют люди Белым жеребцом, вторую, менее яркую, – Синей кобылой. Необъятен и тих ночной небесный простор, но нет и там полного покоя… Рядом со звездными лошадьми рассыпалась целая горсть сверкающих зернышек – семь звезд, прозванных Семью Лихими Удальцами . Неуемны ночные разбойники и всегда ищут чем бы еще поживится. Ловкие небесные конокрады ходят вокруг Белого жеребца, и Синей кобылы, но порвать невидимую привязь даже они не в силах. Хорошо видно туманное скопление звезд, выстилающих светлую полосу в небе. Потому-то и сравнивают этот звездную россыпь с разлитым молоком на неведомой небесной тропе. Есть у Млечного пути и другое название - Птичья дорога… В незапамятные времена во время осеннего перелета одна птица отстала от сородичей, и стая оставила в небе след из пушинок, чтобы не заблудилась крылатая странница. Айдару же больше нравилось предание о Великом небесном переселении. Древние предания рассказывали, что некогда в поисках лучшей доли прошло по заоблачному пастбищу несметное стадо овец серебряной масти, ведомое бараном-вожаком. Случилось это в незапамятные времена, но сверкающая шерсть и светящаяся пыль, поднятая громадными животными, как и следы от их копыт до сих пор видны в ночном небе. Айдар тяжело вздохнул. Небо, звездная пыль, следы круторогого барана-вожака… Древняя легенда о Млечном пути вновь вернула его к событиям минувшего дня. Даже сейчас, ночью, чудесный архар не выходил у него из головы. И, словно, подтверждая это, зоркие глаза охотника разглядели в небе три далекие поблескивающие точки. Все три звезды располагались на равном расстоянии друг от друга, выстроившись в стройный ряд. А чуть поодаль притаилась четвертая звездочка, мерцающая особым, будто удвоенным светом. Очень знакомыми показались охотнику эти четыре серебристые пылинки… Айдар наморщил лоб, припоминая название знакомого созвездия. Кажется, что-то связанное с охотой… Вспомнилось: три архара и лучник! Сердце орта радостно забилось: такое совпадение не могло быть случайным! Айдар тут же растолкал почти задремавшего друга, чтобы поделиться осенившей его догадкой. - Смотри, Данияр, видишь на небе три яркие звездочки? Знаешь, как называют это созвездие наши старики? Три архара! А звезду поодаль, словно бегущую за ними, называют Великим Охотником. В незапамятные времена три горных барана, уходя от погони, нашли спасение на неприступных скалах. Только упорный охотник поднимался за ними все выше и выше, пока не загнал зверей на самую высокую кручу. Оттуда и прыгнули архары в небо в надежде навсегда избавиться от беспощадного врага. Но от Великого Охотника еще никто не уходил… Уже стоя на вершине горы, натянул лучник тугую тетиву, выстрелил, и настигла стрела бегущих по облакам животных. Пронзила меткая стрела насквозь трех небесных зверей и превратились они в созвездия. А охотник после столь удачного выстрела последовал в небо за добычей, да так и остался там, в виде вон той дальней звезды. Айдар умолк и торжествующе взглянул на друга. - Как думаешь Данияр, почему мои глаза нашли в огромном небе именно созвездие Трех архаров? Отчего я не сплю после изнурительной погони, а гляжу в ночные небеса, чего никогда в жизни не делал? А главное, присмотрись внимательнее к звезде Охотника. Она как будто удвоилась, перестала быть одинокой… Либо мне все это мерещится, или небесных стрелков вправду стало двое. По моему разумению, это не наваждение, а послание свыше - следовать за неуловимым архаром, чего бы это ни стоило! Причем, идти за зверем вдвоем. Теперь я твердо знаю, встреченный нами аргали – посланник Неба! Значит, сама судьба дает нам знак – не отставать от золотого барана… Данияр, конечно же, знал легенду о трех архарах и сначала хотел возразить товарищу – мол, мало ли звезд на небе... Охотник не хуже друга мог рассказать немало легенд о небесных созданиях и, к тому же, отличался замечательной зрительной памятью. Он много раз видел на небе это созвездие, видит и сейчас… Но почему-то не связывает его напрямую с неуловимым горным бараном. И все же, после недолгих раздумий Данияр признал правоту своего впечатлительного товарища. Дело в том, что созвездие Трех архаров на ночном небе видно лишь в осеннюю пору, когда Зеленые холмы оденутся в желтый наряд. Но сейчас, в самом разгаре весна, а четыре звезды, споря с природой, все-таки мерцают в черной выси. Видно и в самом деле Небо подало знак! II Ранним утром, едва только солнце подсветило темные вершины гор, друзья вновь увидели архара. Он стоял на скалистом уступе на расстоянии полета стрелы на каменистой тропе, ведущей вверх. Аргали было трудно заметить в неверном утреннем свете, песчано-желтый он почти сливался с окружающими скалами. Однако зверя выдавали рога, переливающиеся ровным золотым огнем. Друзья переглянулись – набежавшая туча не погасила чудесное свечение, и величественный вожак предстал во всем своем великолепии. Подтверждалась ночная догадка Айдара – зверь был отмечен Небом и приглашал за собой. Теперь оставалось либо последовать за архаром, либо возвращаться домой… Об обратном пути никто из охотников и не думал, но, прежде чем начать погоню, предстояло многое обсудить. - Мы уже на границе снегов, – осторожно начал Данияр, - Скорее всего, архар поведет нас еще выше… А там, наверху, мы должны быть готовы к самому худшему. Айдар с полуслова понял друга, ведь за границей альпийских лугов начинался иной, враждебный, мир, мало знакомый ортам – жителям степей и предгорий. На высоте, среди льда и снега, охотников поджидало множество опасностей. И главная из них – горный дух Туткек, не пускающий людей к вершинам. Насылает злой дух на смелых путников пронизывающий ветер и лавины, забрасывает дорогу непроходимым снегом. Может Туткек дунуть в лицо ледяной стужей, ослепить снежной белизной или выстудить человеку грудь метелью… Тогда навеки забудет восходитель, кто он и откуда, потеряется без вести в горах. У самых же сильных и упорных путников горный демон виснет на плечах невидимой тяжкой ношей и терпеливо ждет, когда они задохнутся и упадут без сил. Конечно, в Срединном мире есть народы, издавна живущие в горах. Они рождаются и умирают на высоте, а главное, умеют задобрить злого Туткека обильными жертвоприношениями. Как умилостивить духов гор - а Туткек был лишь одним из них, - степняки не знали. Однако отступать перед высокогорьем ни тот, ни другой не собирался. Речь Айдара лишь подтвердила их общую решимость. - Что до меня, то я готов к любым испытаниям в погоне за золоторогим архаром, – торжественно произнес Айдар. – Если мы будем едины в помыслах и поступках, я уверен, никто нам не сможет помешать. Как бы ни был хитер зверь, ему от нас не уйти! Последуем за ним, как иголка за ниткой и будь, что будет. Главное, верить в успех и помогать друг другу во всем. Положись на меня, Данияр, а я не подведу, да и себе ни в чем не дам послабления. - На меня ты тоже можешь рассчитывать, как на самого себя, – ответил ему Данияр. - Ни злой дух Туткек, ни холод, ни смертельная усталость не заставят меня отступить от задуманного и не омрачат нашу дружбу. Вдвоем, заметили мы солнцерогого архара, вдвоем и последуем за ним, пока хватит сил. После таких слов друзья, ободренные и полные решимости, устремились за златорогим аргали. Угнаться за проворным сильным зверем, да еще в горах – дело не из простых. Однако Айдар и Данияр на легкую добычу не рассчитывали, да и настроены были более чем решительно. Задыхаясь, сбивая ноги в кровь, охотники ни разу не упустили архара из виду. Хотя пришлось проваливаться в снег, скользить по льду, терпеть пронизывающий ветер и слепящее солнце. Почти целый день шли друзья по следам, но этой изматывающей гонки за зверем, казалось, не будет конца. По-прежнему звал за собой чудесный архар, все выше мерцали его рога и все дальше вели раздвоенные следы копыт. И все так же замерзшие и обессилевшие друзья не отступали, рвались вверх за неутомимым вестником удачи. Когда пошли круги в глазах, а сердце начало выскакивать из груди, друзьям показалось, что объявился горный демон Туткек. Не пускал дальше злой дух: тянул вниз, не давал вздохнуть полной грудью, наливал ноги свинцовой тяжестью, слепил снегом глаза. Но переведут дух Айдар с Данияром, подбодрят друг друга и опять упорно идут вперед, насквозь проходя напитанные холодной влагой тяжелые облака и перепрыгивая глубокие трещины. Когда же становилось совсем невмоготу и идти уже не было сил, друзья останавливались, чтобы переброситься парой слов и отдышаться. Никто из джигитов не хотел первым показать свою слабость, так что небольшие передышки шли обоим на пользу. Поэтому короткие остановки охотники оправдывали не усталостью, а желанием поделиться впечатлениями. - Наверное, как хорошо быть птицей, - размышлял вслух Айдар. - Вот кому не надо карабкаться по горным уступам и утопать по пояс в снегу. Несколько взмахов крыльев и ты уже в облаках… - Что до меня, то я бы и облака обходил стороной. Кто бы мог подумать, что в них столько воды! В такой сырости впору не идти, а плыть, раздвигая туман руками. Еще одна дождевая туча - и нам захочется стать похожими скорее на рыб, чем на птиц. Зато нашему солнцерогому красавцу все нипочем – знай себе, скачет прямиком в небеса, как в предании о трех архарах. Но и златорогий рогач будто щадил самолюбие охотников. Когда уже силы преследователей оказывались совсем на исходе, аргали вдруг останавливался, замирая во всей своей красе. Постоит зверь, как вкопанный, позволит рассмотреть золотые рога, да невзначай сверкнет серебряными копытами. Хотя разве можно разглядеть серебро в снежной пыли? Но от горного красавца, все равно, глаз не отвести… Посмотрят охотники на крутые завитки рогов чудесного архара и будто бы легче становится. Но неутомимый вожак не позволяет долго рассиживаться среди льда и снега. Ударит копытом, вскинет рогатую голову и вновь зовет друзей за собой. Айдар и Данияр задыхаются, но, стиснув зубы, не отстают ни на шаг. Следуя за архаром по пятам, друзья сами не заметили, как очутились на просторном плоскогорье. Громадная, словно стесанная вершина, казалось, плыла вровень с облаками, подпирая собою небо. Вокруг, совсем рядом, белели соседние вершины, где-то вдали желтела полоска родной степи, а внизу тянулись ниточки горных рек. Только смотреть по сторонам друзьям было некогда, затаив дыхание, глядели они на круторогого аргали. Он же величественно прошествовал через плато и замер на самом краю. Теперь деваться ему было не куда… Айдар и Данияр тоже невольно остановились. Силуэт архара четко вырисовывался на фоне перистых облаков, рога его горели, играя бликами в нежных лучах заходящего солнца. На закрученные в тугую спираль золотые витки в смутном томлении зачарованно смотрели два друга. В какой-то миг охотникам даже показалось - блеск рогов усилился, или, может вокруг просто стало светлее… А тут еще из-за архара на друзей сначала надвинулась невесть откуда взявшаяся полупрозрачная пелена, подсвеченная изнутри золотистым мягким светом. Это легчайшее покрывало больше всего напоминало легчайшую облачную шапку, накрывшую вершину с трех сторон. И лишь когда солнцерогий аргали скрылся из виду, поглощенный легким туманом, друзья словно очнулись от наваждения. Впрочем, их пробуждение оказалось настолько чудесным, что вряд ли орты смогли бы отделить явь ото сна. Когда края облака сомкнулись, образовав невесомый полог над вершиной, - ажурная, тончайшая кисея воздушных стен вспыхнула множеством солнечных бликов. Сразу же стало теплее, а разряженный высокогорный воздух стал плотнее, обретая свои прежние свойства. Прозрачный, едва уловимый туман разлился вокруг, превращаясь в очертания юрт, силуэты людей и контуры коней. Несколько мгновений, и еще недавно призрачные линии стали зримыми, а фигуры людей заиграли теплыми живыми красками. На глазах Айдара и Данияра совершалось великое волшебство: в небесной выси обретало плоть и цвет чудесное Воздушное кочевье, о котором сложено в Срединном мире столько легенд. Древнее предание ортов гласило: в небе, в едва уловимых струях ветра, в невидимых воздушных потоках кочуют над горами, степями и озерами прелестные летучие девы – несравненные пери. Так высоки и недоступны небесные пастбища и заоблачные поселения, что ведают о них лишь горные орлы, да посвященные в тайну избранники. Правда, изредка сталкиваются с воздушным поселением неутомимые пастухи и крепкие охотники, волею случая, забредшие в заоблачную высь. Тогда случается обыкновенному человеку стать свидетелем чуда: в еще совсем недавно чистом небе, намечается легкое оживление, потом в облаках возникают едва уловимые очертания одинокого аула, затем в нем появятся изящные, точно выписанные тончайшим пером, женские силуэты. Порою перед рождением миража слышат люди чистый девичий смех, доносящийся откуда-то сверху. Поговаривали, что мужчина, услышав чарующие переливы, подобные звону серебряных колокольчиков готов идти на хрустальный звук, потеряв голову. Еще рассказывали, что верховодит в небесах Хозяин Ветров – всемогущий дух, зримое воплощение которого никто не видел. Он заботится о небесных девах, может одновременно находится во многих местах и по его воле плывут над заоблачными пастбищами воздушные кочевья с прекрасными небожительницами. Тот смельчак, кто не сойдет с вершины и осмелится посмотреть в глаза заоблачных красавиц невольно бросает вызов их властелину и должен быть готов ко всему. От карающей слепоты с пожизненным безумием до испепеляющего удара молнией. Оттого, большинство горных восходителей, едва завидев волнения облаков в небе, отводят глаза и быстрее спускаются вниз. И только герои, не ведающие страха, увидят, как превратятся высокие шапки облаков в белокрылые юрты, образовав причудливое Воздушное кочевье. Там, среди неземной красоты резвятся крылатые кони, танцуют и поют прекраснейшие девы. Отличаются они воистину неземной красотой: фигуры их – соразмерны и изящны, очи сияют, а волосы отливают червонным золотом. Девичьи голоса - сладки, лица – прелестны, движения – пленительны. Да, и само воздушное кочевье, словно соткано из золотых солнечных лучей, укутано нежнейшим туманом. Первозданной чистотой радуют глаз белоснежные юрты, переливаются всеми цветами радуги легчайшие покрывала, изумляет золотистая парча, струится невесомый шелк... Поражает красотой изысканная посуда, которую подают небесным девам их слуги, проворные и нарядные будто птицы. Только недолго любуется земной человек таким великолепием. Закружится заоблачный вихрь, набегут на солнце тучи, и исчезнет навсегда прекрасное видение, словно сладкий несбыточный сон. И мало, кто поверит счастливцу, узревшему облачные чертоги, унесенные ветром. Есть и такие, кому оказывают прелестницы небывалую честь – приглашают в гости и накрывают щедрый дастархан . Потчуют и ублажают земных гостей прекрасные девы, да только возможно, все это лишь наваждение и морок. Стоит вымолвить особое заклинание, известное немногим мудрецам, и тут же исчезнут диковинные яства, превратившись в пар, а девицы обратятся в серебряных птиц со сверкающими глазами. Однако, не каждый пришелец решится произнести заветные слова, оскорбляющие хозяек, ибо после такой дерзости теряет человек опору и падает с заоблачной высоты на землю. Поэтому, когда кочевники находят в чистом поле мертвых людей, будто сброшенных откуда-то сверху, то степнякам сразу приходит на ум легенда о Хозяине Ветров и его дочках - небесных пери. Воздушное кочевье оказалось не праздным вымыслом… И двум друзьям - охотникам, Айдару и Данияру, посчастливилось не просто увидеть его, но и стать гостями небесных кочевниц. Неземная истома ласково обволокла джигитов, опьянила и увлекла в сладкое безвременье. Забыли обо всем Айдар с Данияром, всей душой поверили увиденному чуду. Ведь здесь, над облаками, все было устроено волшебным образом и соответствовало удивительной легенде. Сказочно хороши оказались небесные скакуны, непозволительно роскошны одежда и покрывала, изысканны цветы и живописны жилища. Но всего лучше, конечно же, оказались воздушные девы. Таких красавиц на земле не найти, хоть обойди Срединный мир вдоль и поперек. А если и отыщешь подобных девушек, то достанутся они избранным: могущественным правителям или великим воинам. Здесь же, в воздушных чертогах, небесные девы хороши, как на подбор: большеглазые, улыбчивые, с невесомой летящей походкой. И манеры девушек под стать облику: в общении - легки, в поступках - предупредительны. Как будто для них Айдар с Данияром - самые дорогие и желанные гости. Наперебой стараются занять друзей красавицы дивными песнями, чудесными танцами, занимательными историями. Угощают изысканными блюдами, поят пьянящими напитками, предупреждают любые желания. Одним словом, хотят небесные девушки понравиться земным гостям, а друзья этому вовсе и не противятся. По правде сказать, никогда джигиты из племени ортов не оказывались перед столь сложным выбором. На земле девушку с такими достоинствами встретить почти невозможно, а уж добиться ее расположения еще сложнее. Здесь в небесах девицы одна лучше другой, настоящие красавицы на выданье. Да еще вовсю стараются завладеть вниманием гостей, вызвать к себе их интерес. И все это мягко, ненавязчиво, как умеют это делать только сказочные прелестницы. Как известно, где разум в затруднении, там сердце - лучший советчик. Айдару чуть ли не с первого взгляда приглянулась черноволосая пери с золотыми искрами в темных глазах, грациозная в движениях и ласковая, точно дуновение теплого ветра. Данияру же пришлась по душе стройная златовласая девушка с ослепительной улыбкой и светло-серыми рысьими глазами. Исходило от пери удивительное сияние и тепло, будто красавица была соткана не из плоти, а из лучезарного света. Обомлели Айдар с Данияром, во все глаза смотрят на обворожительных избранниц… Со своей стороны, воздушные красавицы тоже выказывали друзьям свое полное расположение, и никогда охотники не были так безмятежны и счастливы, как в эти мгновения. Позабыли друзья счет времени среди солнечного света и прохладных воздушных струй. Потеряли головы от сердечности и красоты выбранных девушек. Однако все рано или поздно проходит. Истина эта справедлива не только на земле, но и на небесах. … Когда показалось Айдару и Данияру, что в запасе у них вечность, вдруг начала уходить земля у них из-под ног. Закачались воздушные стены, померк золотой свет, и начало сдвигаться зыбкое кочевье с вершины горы. Повинуясь незримым воздушным течениям, поплыло сияющее облако в небесную даль. И тотчас стали расплываться и исчезать очертания юрт, обращаясь в облачный туман. Будто прощаясь, нежно обтекало охотников, стоящих на твердой земле призрачное Воздушное кочевье: проходили сквозь Данияра и Айдара сказочные картины, а вместе с ними уносились в небытие их любимые… Вот уже остались на самом краю вершины два друга, застыв в одиночестве на суровом заснеженном плоскогорье. А в нескольких шагах от них качается, словно зовет их, заоблачная жизнь, наполненная неземным счастьем. Милые их сердцу небесные пери протягивают к ним руки, зовут к себе, раскрывают нежные объятия. Разрываются от тоски сердца Айдара и Данияра, как в бреду путаются мысли… Но ступить с отвесного обрыва на зыбкую поверхность облака – верная гибель. Тоже самое, что шагнуть в бездонную пропасть. Под тонким слоем тумана видна такая родная, но смертельно опасная земля. А совсем рядом ждут друзей несравненные пери, подарившие им, простым смертным, свою драгоценную благосклонность… Но ведь себя не обманешь - желанны небесные кочевницы джигитам, как глоток свежего воздуха, как лучи солнца в зимнюю стужу. В силах ли обычных земных людей отвергнуть заоблачную любовь? Стоят друзья, затаив дыхание на самом краю бездны. Разрываются на части их души, споря с разумом: безмятежна и призрачна жизнь за облаками, а смерть – страшна и зрима, как глубокая пропасть, что зияет под ногами. Один лишь шаг, и навсегда померкнет свет в глазах, исчезнет сверкающий мир… Казалось, целую вечность стояли Айдар с Данияром на остром уступе горы, прощаясь с Воздушным кочевьем. И когда оно, мягко качнувшись, подалось вперед, друзья, не сговариваясь прыгнули на прозрачный серебристый край уходившего облака. Ноги охотников ощутили пустоту, и они рухнули вниз, в холодную равнодушную бездну. Мгновенно провалились они сквозь перистый слой облаков и почти задохнулись от хлынувшего в легкие воздуха. Потом все куда-то исчезло, оставив щемящее ощущение, что им совсем не страшно и ничего не жаль. III Данияр очнулся первым. Джигит огляделся, потянулся, даже для верности потер виски ладонями. Голова была ясная, тело цело, руки-ноги, вроде бы, слушались… Место как будто тоже знакомое: те же каменистые осыпи на склонах, стелящиеся по ним заросли горной арчи, да голосящие красноклювые галки. Вдали виднеется приметная скала, нависающая над едва заметной горной тропой. Там, кажется, недавно стоял огромный архар с золотыми рогами. Вот только как давно это было? И куда подевался его друг Айдар? Айдар, недавно пришедший в себя, размышлял примерно о том же. До тех пор, пока не увидел Данияра, выходящего из-за огромного серого валуна. Охотники, радостно обнявшись, тут же принялись обмениваться впечатлениями о пережитом. Вспомнили круторогого архара, погоню за ним, вершину горы… Однако самые яркие воспоминания остались у друзей о Воздушном кочевье, хотя верилось в него с трудом. - Главное, что мы видели, слышали, ощущали одно и то же, - размышлял вслух Данияр. – Скорее всего, мы действительно побывали за облаками... Во всяком случае, вряд ли бы мы сошли с ума одновременно и одинаковым образом пришли в себя. Конечно, такое можно объяснить наваждением, насланным на нас горным духом Туткеком… - Туткек здесь не причем… Злой дух напугал бы нас до смерти, а потом свел с ума или заморозил. Да и задумай демон погубить нас в своих владениях, сомневаюсь, что мы бы выбрались из его лап. И уж точно, Туткек бы не вернул нас на место, откуда началась история с золоторогим архаром. Все это больше похоже на сон, навеянный блеском золотых рогов, или… Айдар не договорил, поскольку был прерван появлением двух молодых девушек, одетых в традиционную одежду ортов. Но охотники видели их впервые, несмотря на то, что знали в лицо всех окрестных красавиц. Незнакомки же были по-настоящему красивы, причем внешность их таила что-то неуловимо знакомое, даже родное. Это несколько успокаивало, но не отвечало на главный вопрос: как девушки очутились здесь? Высоко в горах, куда заходят лишь самые крепкие охотники, и где уже чувствуется ледяное дыхание смерти. Словно предупреждая излишнее любопытство, одна из девушек плавно подняла руку, призывая к вниманию. Впрочем, Айдар с Данияром и так не сводили с них глаз, стараясь разгадать тайну их появления. Да и благодаря необыкновенному сходству и соразмерности девушки обладали чудодейственной притягательностью. Голос, заговорившей красавицы совсем не испортил первого впечатления – был он мелодичен, глубок и, казалось, проникал прямо в душу. - Все, что произошло с вами на вершине горы, - не сон и не наваждение. Скорее, это испытание, которое вы с честью прошли. Воздушное кочевье – не вымысел и не чье-то разыгравшееся воображение. Но увидеть, а тем более посетить его могут лишь избранные – люди крепкие телом и сильные духом, чистые душой и готовые пожертвовать собой. Обитательницы воздушных чертогов – небесные девы, пери, как называют их простые смертные, время от времени встречаются с такими счастливцами. Избранник, отважный и сильный мужчина, в один прекрасный день видит вестника небес – архара с золотыми рогами. Охотника должны повести за чудесным зверем не блеск золота и жажда славы, а стремление достичь невозможного. Лишь в этом случае архар приведет счастливца к Воздушному кочевью. Не нужно говорить, что погоня за зверем в горах требует от человека не просто настойчивости, но и большой жизненной силы. Лишь рискуя жизнью, жертвуя собой и преодолевая трудности, можно дойти до заветной вершины вслед за благородным архаром. Только один из вас должен был добраться до небесного поселения… Но случилось невероятное – вы оба оказались достойными высокого предназначения. Ваша дружба оказалась сильнее желания стать единоличным обладателем богатства и славы, победила стремление быть первым за счет другого. Девушка замолкла, будто давая друзьям время осмыслить сказанное. Айдар и Данияр, между тем поняли самое главное – на кого были похожи две прекрасные незнакомки. На тех небесных пери, которые так понравились охотникам в заоблачных далях! Оба, не сговариваясь, признали своих избранниц. Говорившая сероглазая красавица покорила сердце Данияра, ну, а рядом с ней лучезарная девушка, что пришлась по душе Айдару. Для самого Айдара в этом теперь не было никакого сомнения. Он бы отдал на отсечение голову, что под девичьей шапочкой с меховой оторочкой прячется настоящий водопад черных волос. Красавица, словно в подтверждение мыслей Айдара, подняла на друзей прекрасные глаза и заговорила. - Вы правы, мы те самые небесные пери, на которых пал ваш выбор. Мы очень благодарны вам Айдар и Данияр за смелость и самоотверженность. Поверьте, на слово, наши заоблачные сестры были не менее красивы и так же хотели стать подругами земных мужчин. Но вспыхнувшие чувства и искреннее расположение между нами могли исчезнуть, как неуловимое облако или несбывшаяся мечта. Увы, это слишком часто происходит в вашем мире. Влюбленные не делают крошечного последнего шага навстречу друг другу и навсегда теряют любовь… Если бы вы отказались соединить с нами свою судьбу, не рискнули сделать смертельно опасный шаг в неизвестность, наша встреча не состоялась. Но самопожертвование во имя возможной любви, стремление к призрачному счастью, не прося ничего взамен, сделало желаемое - действительным. Даже за облаками знают, что забыть о себе, хотя бы на время, гораздо труднее, чем добраться до самых крутых вершин или прослыть лучшими среди воинов и охотников. Последние слова прозвучали, пожалуй, несколько высокопарно и черноволосая красавица несколько смутилась. Вынужденная заминка привела к тому, что друзья приняли ее за окончание речи и стали наперебой задавать девушкам множество вопросов. Хотя самое главное было уже сказано и все прочее касалось обыденных дел. Единогласно решили - отныне небесные пери станут женами двух друзей. Язык небесных созданий для людей непривычен, поэтому девушки выбрали себе имена близкие по звучанию к людским. Избранница Данияра, златовласая и светлоглазая девушка, назвалась Айсаной, та же, что завладела сердцем Айдара, выбрала воздушное имя Эйлана. Выяснилось: хотя и приходились красавицы друг другу сестрами, но шло их родство по разным линиям. Айсана была небесной пери из рода Солнечных дев и, значит, находилась под покровительством Солнца. Это выражалось в умении обращаться с Огнем, чья животворящая и губящая сила пока еще не была всецело подвластна людям. Отчасти это сказывалось и на ее земном воплощении: в роскошных волосах цвета рассветного солнца и светлых лучистых глазах. Женщины, рожденные под огненным знаком, были деятельны, неутомимы в любви и работе, беря силу от дневного светила. Что до Эйланы, то прекрасная пери происходила из древнейшей династии Облачных дев. Являясь порождением Воздушной стихии, она воплощала в себе особенное начало - подвижное, изменчивое, неизменно занимающее все предоставленное пространство. Скрытая сила, и видимая беззаботность сквозили в каждом ее движении. Гибкая, с тонкими чертами лица и распахнутыми живыми глазами, Эйлана была любимицей Ветров. В чем-то похожая на своих покровителей, легкая и открытая, небесная пери отличалась чувственностью и непредсказуемостью. Она была из тех женщин, с которыми не заскучаешь и с кем хорошо и на земле, и на небе. Для двух друзей обретение небесных подруг стало настоящей наградой. С чем вряд ли бы согласились красавицы из Зеленых холмов. Ведь, к слову сказать, Айдар и Данияр были надеждой и опорой своего племени. Смелые, удачливые, но при этом благоразумные молодцы показали себя с самой лучшей стороны в быту, на войне и охоте. Многие девушки на выданье хотели бы с ними связать свою жизнь, родив от них здоровых и сильных детей. Но, как видно, Небо распорядилось иначе… К досаде молодых невест, из Зеленых холмов, друзья привели в свои жилища, не их, а загадочных иноземок - Айсану и Эйлану. Перед спуском с гор друзья договорились между собой, что о Воздушном кочевье никому ни слова. Да и кто поверит в столь неправдоподобную историю? Ну, а как тогда объяснить соплеменникам неожиданное появление невест-красавиц. Не с неба же они упали на плечи охотников? Вот и объясняй потом, да, явились прямо с небес… Так всегда и получается – истину нужно скрывать, а вымысел облекать в некое подобие правды. Решили соединить то и другое вместе, особо не вдаваясь в подробности. Золоторогий архар привел охотников к заветному месту, где вместо сокровищ друзья нашли двух девушек, то ли брошенных на произвол судьбы, то ли, напротив, нашедших свое счастье. Пусть Айсана и Эйлана окажутся тем даром небес, на который так надеялись охотники, преследуя необыкновенного аргали. Одежда и выговор девушек говорят об их принадлежность к ортам или родственному племени. Уже хорошо и в чем-то достоверно… Это лишь подтвердит давнее ортское предание о некогда ушедших за горы родственниках и отыскавших там лучшую долю. Когда Айдар с Данияром с воодушевлением и важным видом учили девушек, что и когда говорить, те только посмеивались. Охотники, как видно забыли с кем отныне связали свою жизнь… Выдать желаемое за действительное для небожителей проще простого: человеческие представления изменчивы как облака в небе. Ведь люди чаще всего видят не то, что есть, а то, что хотят увидеть. Зная же нравы степняков, нетрудно предположить – такая загадочная история понравится многим. Значит не будет обиженных родителей и отвергнутых невест… Вернее, обида коснется всех ортских девушек на выданье, но отвлеченно, без персонального оскорбления. Да, местным красавицам батыры предпочли других, но они – чужеземки, посланные чуть ли не провидением. Выходит, перед крушением личных надежд все местные девицы оказались равны. Не на небо же, в конце концов, гневаться за такой поворот судьбы. Старейшины, родители, сами джигиты тоже довольны – не надо тратиться на сватовство, выкуп невесты… Но больше всех порадуются простые соплеменники: их ждет двойная свадьба, а подарки для сватов не уйдут из Зеленых холмов. Разлетятся по селению дары и щедрые знаки внимания между друзьями, родственниками или просто знакомыми. А кто, скажите, в Зеленых Холмах не знает Айдара и Данияра? Обратная дорога заняла немного времени. В предгорьях охотников уже несколько дней поджидали сверстники, встревоженные долгим их отсутствием. Свадебные торжества, как и задумывалось, прошли быстро, слаженно и с невиданным размахом. Вскоре по степи прошел слух – прекрасные избранницы пребывают в волнительном ожидании рождения новой жизни. Если Небо смилостивится, то ближе к лету состоятся новые торжества. Предстоящие праздничное пиршества обещали затмить недавние свадьбы и орты, большие любители погулять, пребывали в радостном предвкушении. IV Лишь один человек в Зеленых Холмах не разделял общей радости. Впрочем, его несносный характер давно стал нарицательным, а перемены настроения никого не удивляли. Звали мудрого ворчуна Аркатом, хотя чаще уважительно величали Хранителем. Столь почетное прозвище свидетельствовало как о значимости этого человека в Зеленых Холмах, так и о его склонностях. Выделиться среди земляков-ортов, ценящих на вес золота хорошую память и меткое слово, было очень непросто. Каждый уважающий себя степняк знал великое множество историй, с удовольствием их рассказывал или распевал под нехитрое музыкальное сопровождение. Не зря кочевники орты были желанными гостями в различных уголках Срединной земли, где захватывающая история порой ценилась выше иного угощения. Однако и среди любителей песен и сказок нашлись люди, для кого собирание преданий и легенд стало главным делом жизни. Они-то и положили начало особому сословию Хранителей. Возможно, среди ортов имелись лучшие рассказчики и более одаренные исполнители, но в умении обращаться с накопленными знаниями Хранители не имели себе равных. Аркат и был из таких мудрецов: он не просто много знал и помнил, но как никто другой умел делать выводы из увиденного и услышанного. Да и речь его была острее, сравнения образнее, память глубже, а переложение известных сюжетов – ярче и поучительней. Именно поэтому соплеменники прощали Аркату непредсказуемый нрав и подчеркнутую угрюмость. Вообще, Хранители давно уже находились в Ортале на особом положении, подобно живительным мостам, перекинутым из прошлого в настоящее. Издавна знаком Хранителей являлась сова - загадочная птица, живущая на границе света и мрака. От ее всевидящего взора не скроешься даже в самой непроглядной тьме... Подобной проницательностью могли похвастаться и собиратели поучительных историй Срединного мира. В отличие от многих, прозябающих во мраке невежества, для Хранителей именно знания были подлинным источником света. Поэтому просвещение темных голов своих соплеменников, они считали смыслом своего существования. Но сова, помимо прочего, считалась олицетворением мудрого одиночества, в основе которого таится скрытое превосходство. Все это, в той или иной степени, отразилось на характере, и даже внешности Арката. Костистый, с мясистым крючковатым носом и круглыми желтыми глазами под копной черных волос, стареющий мудрец и вправду смахивал на филина. Стремился к уединению, не любил излишнего шума и повышенного внимания к себе, но всегда появлялся в нужное время в нужном месте. В обязанности Хранителей входило и начальное обучение молодых ортов из Зеленых Холмов. Именно от Арката юные орты впервые узнавали о Создателе Трех миров, Небесном Всаднике и многом другом. - Некогда, по воле Создателя Трех миров, соединились Небо с Землей и появился Живой, он же Срединный мир, - рассказывал Аркат своим юным слушателям. - Оттого самые почитаемые у нас - два великих начала, где Небо, подобно отцу, а Земля – матери. С той поры наряду с Небесным Верхним миром и Земным Нижним появился третий – Срединный мир, в котором живут люди вместе с другими живыми существами. - Уместно ли просить людям благоденствия у Неба и Земли, перед которыми человек, словно ничтожная пылинка? – обычно спрашивал чей-то робкий голос. - Обращаться к Небу и Земле нужно не с просьбами, а чтобы засвидетельствовать великое почтение. Для вечного Неба и необъятной Земли, не то что люди, горы подобны песчинкам, а моря будто капли воды. Небо и Земля свободны от всего в том числе, и от человеческих просьб. В их ведении законы мироздания, движения звезд и судьба всего живого в целом… Обращаться к Небу и Земле напрямую – показывать свою гордыню и невежество! - Кто же тогда может помочь человеку в беде? - Духи предков. Они всегда незримо окружают нас, иногда подают знаки живым, но чаще люди общаются с ними через шаманов-баксы. Только они, при помощи духов-посредников, могут проникать в Верхний и Нижний миры, где живому человеку не место. В Верхнем мире главенствует Небесный Всадник, в Нижнем мире царствует Подземный Властитель - два сына Неба и Земли. - А как появились в Срединном мире люди? - Первого человека совместно создали два брата Небесный Всадник и Подземный Властитель. Первый брат - наделил его разумом и душой, второй - жизненной силой и умениями. Но не смогли поделить они свое новое творение и постоянно склоняют его в свою сторону. А поскольку в каждом из нас поровну от Небесного Всадника и Подземного Властителя, то стремимся мы к высокому, помня о насущном. Думаем о душе, не забывая о теле. Борьба противоборствующих сил делает человеческую жизнь яркой, но трудной и противоречивой. Впрочем, находясь под влиянием Неба и Земли, люди в чем-то вполне самостоятельны и часто даже извлекают выгоду из своей двойственной природы. - Если самостоятельны жители Срединного мира, то в какой мере? – допытывались молодые орты. - Человек свободен в принятии решения, каким ему быть, даже когда кажется, что выбора нет. Если помыслы твои чисты, а поступки справедливы, значит, Небесный Всадник повлияет на твою жизнь. Когда же обуревают человека злые желания и стремление жить за счет других, то невольно становится он слугой Подземного Властителя. Каковы наши чувства и поступки, такой и будет наша судьба, хоть на том, хоть на этом свете. Своими руками мы строим свое настоящее и будущее, а мироздание лишь откликается на наш добрый или злой порыв. Вот и выбирает человек между духом и телом, между светом и тьмой до тех пор, пока не придет время покинуть земной мир. Души праведников, служивших при жизни добру, получат доступ в Верхний мир, души же злодеев, преступников и черных шаманов, навсегда останутся в Нижнем мире – обители мертвых. - Куда же тогда попадает душа обыкновенного человека - пусть не злодея, но и не праведника? - Она остается в нашем Срединном мире, и невидимая летает среди людей, радуется успехам близких и обижается, когда о ней забывают. Благополучие такой души во многом зависит от того, как родные провели обряд поминок, насколько соблюдали погребальные обряды, как часто вспоминают об ушедшем человеке. Например, если не раздать одежду покойника нуждающимся беднякам, то на том свете умерший может оказаться нагим. Чем больше будет съедено еды за поминальным столом, тем богаче пиршество в потустороннем мире, где все наоборот. Плохо, когда похоронные обряды не выполняются или делаются напоказ. Тогда разгневанный дух покойника может причинить много вреда живым людям. Тоже относится к непогребенным мертвецам или убитым насильственным образом. Неуспокоенные их души мстительны и смертельно опасны. - Почтенный Хранитель, ты сказал: потусторонний мир противоположен нашему земному существованию, например, сломанная вещь, там становится целой - не унимались самые пытливые слушатели. - Распространяется ли этот закон на поступки живых людей. Вдруг хорошее дело в этом мире превратится по ту сторону в нечто совсем другое. - Хвала Небу, правило это действует только на вещи! Однако следует знать – потустороннее существование духов тесно связано с деяниями человека в земной жизни. Люди, великие и деятельные, превращаются в сильные и могущественные сущности, а мелкие, ничтожные натуры, и на том свете остаются слабыми, никчемными созданиями. Каким уходит человек из жизни, такое и положение его на том свете. Вот почему так важно оказывать почести старикам и не умереть рабом в плену у врага. - А как относятся к людям духи умерших из Верхнего и Нижнего миров? – задавали орты самый главный для себя вопрос. - Духи небесных праведников всячески помогают добрым людям, предупреждают об опасности, поддерживают в трудных начинаниях, защищают от колдовства и болезней. Зато духи, заглядывающие в Срединный мир из Подземелья - коварны и губительны. Пользуются их услугами черные шаманы, вспоминают злые люди в проклятиях и наведении порчи. Часто темные силы действуют заодно с другими демоническими сущностями, несущими в себе угрозу людям. Вот эти «другие» страшные создания, полные непознанной, разрушительной силы, представлялись Хранителю самыми опасными. Ибо могли они быть похожи на людей, но не содержать в себе ничего человеческого. Именно о таких оборотнях говорилось в многочисленных преданиях, передаваемых из уст в уста. И очень не хотелось Аркату, чтобы селение Зеленых Холмов стало прибежищем темной силы. А больше всего на свете желал он спасти соплеменников от подобной напасти, если прорвется она в мир живых. Тем самым навечно снискав славу великого Хранителя. Поэтому, когда в селение вернулись Айдар и Данияр в сопровождении двух странных красавиц, в сердце старика поселилась тревога. В какой-то мере успокоить Хранителя мог родовой баксы Жайсан, обладающий особым видением. Но у бдительного Арката полного доверия к шаману не было, ведь он и сам отчасти принадлежал к причудливому миру духов. Такая душевная раздвоенность и составляла основу причудливой натуры Жайсана. Шаманская одержимость позволяла баксы в нужный момент становиться проводником потусторонней силы, но в обыденных, житейских делах Жайсан был не от мира сего. В то время, как Аркат, как ему казалось видел людей насквозь поскольку был наблюдателен, имел острый ум и обладал тайными знаниями. Он наделся, что такая осведомленность поможет распознать незваных гостей из Нижнего мира, невзирая на их коварство и изощренность. Нет, Хранитель не меньше других уважал Айдара и Данияра, но ему не давали покоя некоторые совпадения, связанные с одной очень древней легендой. Согласно преданию, в союз с людьми время от времени вступают сверхъестественные существа, принимающие человеческий облик. Таковыми могут оказаться духи природных стихий, добрые сущности или порождения тьмы. Соединяясь с простыми смертными, они привносят в мир много всего, в то числе и неподвластного человеческому пониманию. Но от этого еще более опасного… Что Айдар и Данияр вступили в отношения с потусторонними силами, Хранитель почти не сомневался. Своим настойчивым острым умом он даже почти угадал, что джигиты побывали на верхней границе Срединного мира, где и нашли загадочных женщин. Но сейчас мудрецу не давало покоя другое - больше пользы или вреда нанесет его народу появление этих красавиц. Пока Аркат не торопился бить тревогу, надеясь на лучшее: чужеземки производили приятное впечатления, да и их мужья заслуживали, куда более доброй участи, чем стать невольными пособниками темной силы. Проницательный Хранитель кое-что понимал в жизни, немало повидал и о многом догадывался. В том числе об удивительных союзах между людьми и человекоподобными созданиями, приходившими невесть откуда и уходившими неизвестно куда. О рождении детей, наделенных поразительных способностями и о странных явлениях вокруг них… Но Аркат не мог знать, что отношения между земным мужчиной и небесной пери всегда складываются счастливым образом. Что итогом этой любви становится необычный ребенок. И всегда только один. … Пока такой малыш не достигнет совершеннолетия, место его рождения будут оберегать небесные силы. Не ступит на родную землю нога завоевателя, не принесет беду губительная болезнь, не тронет юрты злая стихия. Такое покровительство небесных и земных сил – настоящее благо для людей, причем на долгие годы. Зато Аркат слишком хорошо знал окончание подобных историй, и оно не сулило ничего хорошего. Рано или поздно родители покинут Срединный мир, а их потомки начнут проявлять себя в хорошую или плохую сторону… Ведь дети, рожденные от неземной любви, соединяют в себе все самое высокое и самое низменное, что только есть в людях. Как правило, сыновья неземных созданий и человека – герои, служащие добру и свету, зато дочери – оборотни, несущие в мир горе и страх. Демоны в женском обличье известны в народе под именем албасты. Но если албасты, связанные с водной стихией - злые и уродливые, то рожденные от небесных дев, напротив - красавицы с золотыми волосами. И те, и другие обладают даром перевоплощения, лживы, злобны и безжалостны. Нет людям от них ни пощады, ни спасения, но особенно страшны оборотни роженицам… Похищает чудовище грудных младенцев, а у несчастных матерей вырывает внутренности и уносит к воде, вблизи которой живет. Как только появится в округе такая тварь, лучше женщинам вообще не рожать детей. Ибо в выслеживании двуногой добычи нет никого настойчивее албасты. Вот таких превращений и боялся больше всего Хранитель Аркат. Но даже он не хотел верить, что подобное может статься сразу с двумя мужчинами из его племени. Отчасти поэтому мудрец был готов считать Воздушное кочевье просто красивой сказкой. Ведь встреча и одного мужчины с небесной девой – невероятное событие, а о том может ли такое случиться дважды, вообще никто никогда не упоминал. А раз такие случаи не происходили до этого, то возможно не произойдут и впредь. Опять-таки, страшные истории об албасты касались в основном связей людей с выходцами из Нижнего мира, а воздушные пери все же небесные создания. Следовательно, предсказать, ход последующих событий при всем желании не смог бы никто, и Аркату оставалось только ждать. Пока же, в семье у Айдара и Эйланы родился крепкий сын, а Айсана подарила Данияру – очаровательную дочку. Казалось, не найти счастливей отцов, во всем Срединном мире… От общей радости и в память о пережитом два друга совершили обряд братания – обменялись мечами и колчанами со стрелами, накрепко связав две семьи незримыми узами . Дух охотничьей удачи. I Минуло шестнадцать лет… Как и было обещано предсказанием, жители Зеленых Холмов не знало бед и забот. Мир и согласие царили в семьях Айдара с Эйланой и Данияра с Айсаной. Подрастали дети, плодился скот, пастбища радовали глаз сочной травой. Успокоился даже недоверчивый Хранитель Аркат: давно не было так спокойно и благополучно на землях ортов. А ведь еще отец Арката знавал совсем иные времена. С голодом, повальными болезнями людей, мором скота и нашествиями свирепых завоевателей. Уж очень многих захватчиков манили благодатные земли степняков. Ортала с незапамятных времен звалась страной быстрых коней, тучных стад и просторных пастбищ. Да и сами орты славились добрым нравом, отвагой и гостеприимством. Несмотря на суровый климат – летний зной и суровую зиму, природа Орталы отличалась красотой и изобилием. Наряду со степью, здесь встречались чистейшие озера, снежные горы и густые леса. Где водились самые разнообразные звери - от изящного джейрана до могучего тура. Главным богатством жителей Орталы, прежде всего, был скот. Особо ценились лошади, выращиваемые с удовольствием и умением. Орты разводили несколько пород этих замечательных животных. Коренастых, низкорослых табунных лошадок, верховых лошадей, на все случаи жизни и статных, боевых скакунов – аргамаков. Лошади давали мясо, молоко, помогали во многих делах и служили хорошей статьей дохода для целой страны. Вот почему, огромные табуны лошадей испокон веков были общественным достоянием. Славились отменным мясом, величиной и неприхотливостью и цветные степные овцы. Грубошерстные, на высоких ногах, они выделялись силой и крепостью – местные мальчишки, ради забавы даже ездили на них верхом. В отличие от лошадей бараны были личной, вернее семейной собственностью. Зато право пользования пастбищами Орталы принадлежало всем и каждому, невзирая на достаток и положение. Только на первый взгляд могло показаться, что выпас такого количества скота, происходил стихийно. На деле же, о маршрутах перекочевок договаривались заранее, при этом учитывалось любые тонкости – состояние травяного покрова, удаленность, обеспеченность водой и наличие хищников. Исходя из времен года все выпасы делились на весенние, летние, осенние и даже зимние пастбища. Так, если кто-то несведущий считал жителей Орталы свободными скитальцами, следующими за животными, которые сами найдут, где лучше, он глубоко заблуждался. Степняки, руководствуясь многовековым опытом, в течение всего года перегоняли скот с одного пастбища на другое, соблюдая множество правил и учитывая любую мелочь. Именно поэтому скаковые лошади, овцы, мясо и шерсть всегда пользовались неизменным спросом у соседей, обеспечивающих ортов всем необходимым. Для перевозки тяжелых грузов и дальних переездов орты использовали верблюдов. Эти выносливые животные не боялись ни лютой стужи, ни изнуряющей жары, давали шерсть и сытный напиток из жирного молока. В неспокойной степи, верблюд был своеобразным знаком мира: этих животных водят в караванах купцы, а не воины. Недаром говорилось: «Новые верблюжьи следы на дороге – к торговле и процветанию. Отпечатки чужих конских копыт – к скорой войне». Ведь отборные табуны лошадей и несметные отары овец всегда привлекали завистливых соседей. На востоке ортам угрожали свирепые и необузданные кочевники- гары, а с севера, из дремучих лесов по руслам рекам на длинных лодках приплывали отряды бородатых разбойников, готовых на все ради бесценных жеребцов. Хорошо еще, что пограничные бесплодные земли отделяли Орталу от огромной ненасытной Империи Ай-цы, которой всегда и всего было мало. По правде сказать, орты тоже могли за себя постоять. Не случайно, Ортала была самой обширной страной, среди окружавших ее, отнюдь не безобидных народов. Со многими из которых степняки уже долгие годы жили в добром согласии, а при необходимости объединялись в военные союзы. К тому же мужчины орты с раннего детства, пройдя суровую школу пастушества, славились силой, решительностью и умением терпеть любые невзгоды. При этом, как наездники, они не уступали «приросшим к седлу» гарам, а по умению нападать и обороняться были ничуть не хуже отборных имперских воинов. При всем уважении к нелегкой доле табунщиков главным мужским занятием у ортов считалась военное дело и облава на крупного зверя. «Охота - родная сестра войны» - утверждала меткая степная поговорка, рожденная многовековым опытом. Поэтому каждый мужчина прежде всего участвовал в заготовке дичи, а домашних животных пасли те, кто по какой-то причине не мог крепко держать копье – юноши, пожилые орты или искалеченные ветераны. Самые же сильные воины больше других упражнялись в стрельбе и охотились на крупных и опасных зверей. Также мужским делом традиционно считалось изготовление оружия, некоторые ремесла и возведение домов. Женщины тоже не сидели без дела. Помимо воспитания детей, они занимались домашним хозяйством: ткали, шили, катали войлок, выделывали кожи, доили скот и готовили пищу. Орты условно разделяли пищу на «белую» - молочную и «красную» - мясную. В свою очередь, мясо разных видов скота, тоже делили исходя из вкусовых и питательных свойств. Непревзойденным считалось мясо скота «с горячим дыханием» – лошадей и овец. Несколько ниже ценились верблюды и крупный рогатый скот – животные с холодным выдохом. Угощая сотрапезников мясными блюдами, орты всегда соблюдали целый свод негласных правил. Самому почетному гостю подносилась задняя часть барана с жирной хвостовой частью, на втором месте по значимости была грудина, на третьем – мясо с ребер, на четвертом – баранья лопатка. Жилища ортов делились на временные и постоянные. Во временных жилищах – войлочных шатрах- юртах, кочевники жили в теплое время года, следуя за своими стадами. Постоянные дома, сделанные из глины и камня располагались внутри прочных каменных стен, окруженных деревянным частоколом. В каждом селении, таком как Зеленые холмы, правил наместник - эльбек, назначенный Верховным правителем. Верховный правитель Орталы – Эльхан издавал указы, принимал законы, а также вершил суд. Испокон веку, орты считали, что поданные должны быть деятельными и правдивыми, а правитель – справедливым. «Основание горы – родная земля, опора власти – единый народ» - утверждала известная поговорка. Считалось, что Верховный Правитель прожил не зря, если после его смерти можно было сказать: «Он накормил голодных, бедных сделал богатыми, а богатых - щедрыми». Что в годы его правления «люди мало потеряли и много приобрели». К этому и стремился любой Эльхан, ибо позором для правителя считалось, если в его стране можно найти хоть одного человека, «не имеющего пищи внутри, а одежды снаружи». Наместники Верховного правителя Эльхана, именуемые эльбеками назначались из жителей, проявивших себя в мирной жизни и ратных делах. Тем самым доказав свою полезность, благодаря особым достоинствам или выдающимся способностям. Эльбеки имели свою печать, боевой клич, личную дружину и были избавлены от телесных наказаний. Впрочем, всего этого эльбек мог легко лишиться, запятнав себя «четырьмя пороками власти»: алчностью, обманом, малодушием и несправедливостью. Тюрем у ортов, как таковых, просто не существовало. Преступники, совершившие убийство, передавались в собственность семьи убитого, где и отбывали повинность, до прощения, которого могло и не быть…. Кража восполнялась многократным выкупом или отработкой долга по договоренности сторон. Ну и, конечно же, особое место в племени ортов занимали шаманы - баксы. В разных уголках Срединной земли их называли чародеями, камами, колдунами. Таких людей отмеченных особым даром, по праву называли «говорящими с духами», «повелевающими тенями», «поражающими без стрел» … Сильные баксы могли оборачиваться зверем или птицей, общаться с душами умерших предков, заговаривать болезни, отводить сглаз и предсказывать будущее. Способность проникать в потусторонний мир позволяла шаманам оказывать неоценимые услуги своим соплеменникам, когда люди нуждались в духовной поддержке. Однако время от времени находились черные шаманы, применявшие свои умения во вред соплеменникам. Как правило, это заканчивалось плохо для тех и других. Таких злонамеренных баксы изгоняли из селений, их жилища предавали огню, а имена старались забыть. Считалось: чародеи, служившие тьме, и после смерти превращались в злые сущности, сеющие раздоры и беды II Именно покровительством духов предков объясняли орты передышку, которая дала им судьба. Но когда внезапно исчезла жена Данияра, достопочтимая Айсана, это не было воспринято как недоброе предзнаменование. Когда же спустя семь дней, во сне умер ее муж Данияр, еще вполне крепкий мужчина, по Зеленым Холмам пошли гулять кривотолки – не вернулась душа батыра утром в тело, устремилась за пропавшей женой. «Увела за собой нашего Данияра на тот свет странная чужеземка…» - шептались женщины по углам. Да еще напоказ жалели его дочку- круглую сироту: мол, туго теперь бедняжке придется. И никому было невдомек, что умер Айдар сразу после потери любимой жены во исполнение древнего предначертания Когда через три недели так же внезапно пропала Эйлана, достопочтенной ее уже никто не называл. Соплеменники с тревожным нездоровым любопытством ждали, что же произойдет с ее суженым – Айдаром. Уж слишком был он не в себе после похорон друга, ходил, будто в воду опущенный, с потухшим от горя взглядом. Как раз таким же потерянным совсем недавно видели безвременно ушедшего батыра Данияра. По прошествии недели, вопреки самым мрачным прогнозам, с Айдаром ничего не случилось, и орты облегченно вздохнули. Поэтому, когда на десятый день его сын выбежал из дома со страшной вестью: «Отец не проснулся», - многим стало не по себе. Впрочем, по друзьям-охотникам, ушедшим в одночасье земляки горевали недолго, все больше прикидывали одно к одному. Ведь с того момента, когда в их жизни появились загадочные красавицы, Айдар и Данияр стали на себя не похожи. Точнее сказать, друзей будто подменили. От жен своих глаз не отводят, на детей не надышатся, в глазах – безмятежность счастливых людей. С родственниками общаются только по крайней нужде, на охоту ходят, но без былого азарта. К застолью приходят последними, домой уходят - первыми. По всему видно - неинтересно им с соплеменниками… И обвинить батыров вроде бы не в чем, а все же подчеркнутую обособленность родичи им простить не могли. Опять же, на подворье у них полный порядок - скот сытый, дети ухожены. При том, что жен Айдара и Данияра, гнущих спину в домашней работе, никто никогда не видел. Шептались люди, видя такое удивительное благополучие: не иначе, работают на чужеземок невидимые слуги… Между тем, согласно установленной у ортов традиции, юноши и девушки, дожившие до шестнадцати лет, должны были пройти обряд посвящения. Тогда же те, кто прошел испытания, нарекались постоянными собственными именами. До той поры для юношей в ходу были скорее не имена, а прозвища. Сильного мальчишку звали Крепышем, смышленого – Умником… Девочек отмечали за внешность, особые наклонности или яркий характер. Были среди них Хохотушки, Смуглянки, Помощницы, Неумехи. Дочь Данияра, оставшаяся сиротой, в обряде посвящения могла не участвовать. Считалось, что отныне опекать ее будут жители Зеленых Холмов. Это означало и другое: сироте не придется показывать строгим тетушкам свое усердие, покладистость и «семь девичьих умений» . Но с кого спросу мало, тому и на особую заботу рассчитывать не приходиться. Внимание, конечно, обращать будут: когда надо - подскажут, будет горькая нужда - помогут. Но не так, чтобы разом бросить свои дела и взяться за опеку сироты по-настоящему. Возможно, оно и к лучшему: «у семи хозяев, лошадь, как известно, всегда хромает, а мясо пересолено». Куда хуже другое… Обряд посвящения и наречения имени – это еще негласные смотрины будущих невест, в которых девушка на выданье участия не примет. Для сироты же брак с достойным человеком – единственный способ обрести твердую почву под ногами. Так или иначе, но высокое женское собрание нарекло сироту именем Нурия, что по-ортски значило Особенная, Необыкновенная, Не такая как все. Прозвали девушку так за золотистые тяжелые волосы, за белую кожу и лучистые глаза… «За примечательность» - образно и точно выразила общее мнение одна из ее тетушек. «Уж больно она приметная среди наших смуглянок, точно белое облако на синем небе», - продолжила она, не подозревая насколько близка к истине. Зато сыну Айдара в отличие от названной сестры никаких поблажек не давалось. Мужчина, тем более сын известного охотника, обязан доказать свою состоятельность, став добытчиком и воином. Конечно, будь жив отец, он бы подбодрил наследника, дал бесценный совет… Но ведь Айдар личным примером и так научил мальчика многому: держать слово, терпеть, не отступать перед трудностями и верить в себя. К тому же во время испытаний каждый юный орт - один одинешенек, то есть, по сути - тот же сирота. По правде говоря, юноша ждал обряда посвящения с нетерпением. Быть сиротой со смутным будущим, что может быть хуже для повзрослевшего мальчишки? Обряд посвящения сделает из юноши мужчину, превратит в нового человека, и ради этого стоило постараться. Ведь в предстоящих испытаниях, все зависит только от него, ну и от расположения духов предков, главные из которых – ушедшие из жизни отец и мать. Их имена нельзя посрамить, а значит, нужно доказывать состоятельность без всякого снисхождения к себе. Только так он сможет достойно выглядеть в глазах мужчин племени, невзирая на свое сиротство. Да и у сына Айдара были все основания надеяться на добрый исход испытаний. К своим шестнадцати годам джигит умел все, что требовалось от будущего мужчины - пастуха, охотника, воина. Впрочем, его сверстники обладали подобными умениями: владели оружием, пасли овец и ловили лошадей, различали следы и угадывали повадки зверей. На этот раз юных ортов было всего одиннадцать. Им предстояло за три дня пешком добраться до священных Черных пещер, расположенных у самых предгорий. Тех самых, где когда-то начали преследование солнцерогого архара Айдар с Данияром. Там юношей уже ждали лучшие воины племени и родовой баксы Жайсан. Будущим мужчинам предстояло провести в пещерах, наглухо заваленных камнями, три дня и три ночи. Без пищи и воды, в кромешной темноте и зловещем безмолвии. После выхода из рукотворной преисподней юные охотники, опять-таки, в течение трех дней должны добыть себе пропитание - зверя или птицу. Таким образом, само испытание длилось девять дней и состояло из трех частей. В изнурительном пути к месту сбора джигиты показывали свою силу и выносливость. Пребывание в пещерах свидетельствовало о стойкости духа и умении терпеть. Ну, и напоследок, молодых ортов ждала проверка первой охотой. В ней предстояло наряду с силой и отвагой блеснуть хитростью и охотничьим умением. Из названного перечня наибольшую тревогу у юных охотников вызывало конечно же общение с духами подземного царства в темных пещерах. У степняков, живущих на открытых просторах, пещеры всегда вызывали священный ужас. С незапамятных времен считалось: через трещины, расщелины, заброшенные колодцы выходят в Срединный мир ужасные порождения тьмы. Об огромных, глубоких пещерах и говорить нечего, словно нарочно созданы они для проникновения нежити в мир живых... Не зря называют орты пещеры «раскрытыми пастями земли», «воротами в Нижний мир» и нет ничего хуже, чем оказаться в каменном мешке. В добровольном изматывающем одиночестве предстояло провести джигитам три бесконечных дня. Борясь со страхом, в страшном напряжении от полной темноты и предчувствия гибели. Собственно говоря, обряд посвящения в воины и заключался в рождении нового человека, отсеченного от женского начала, по-настоящему мужскими переживаниями и поступками. Но чтобы родился мужчина, в нем должен умереть мальчик, побывав на границе двух миров, на волоске от смерти. «Пасть земли» в этом случае была входом в иной мир, чистилищем, громадной могилой в полном смысле этого слова. В ней будущему воину предстояло столкнуться с чем-то страшным и непостижимым. В самом худшем случае за пережитый опыт можно было заплатить необоримым страхом или потерей рассудка. Но разве не сумасшествие добровольно отправляться навстречу злым демонам и неприкаянным душам мертвецов? Тем, что просачиваются струйками серого пара в мир живых из пещер, вытекают из расщелин черными ручьями, принося с собой страхи, горести и болезни. Здесь же, в темном природном склепе ждут джигитов порождения тьмы и духи умерших сородичей. Только тут можно почувствовать дыхание вечности и присутствие незримых призраков. Как удается это шаманам и одержимым безумием юродивым. Да еще некоторые животным, например, «четырехглазым» собакам с белыми отметинами около глаз. III С выходцами из Преисподней и предстояло столкнуться в пещере будущим мужчинам Орталы. Белый баксы Жайсан сделал все, чтобы по возможности смягчить последствия такой встречи: в жертву духам подземного мира принесли черную козу, а на шею джигитам надели родовые обереги - тумары . - Внимайте мне, Безымянные, Несведущие и Неиспытанные орты, – возвестил Жайсан, глухо ударяя в бубен. - В обители подземных духов предстоит вам отведать напиток забвения. Сварено зелье на заговоренном огне, настояно на девяти травах, окроплено кровью, сдобрено молоком и окурено особым дымом. Возьмите, Безымянные, в черную пещеру по чаше с напитком забвения. Там, в земной утробе, в непроглядном мраке отопьете, Несведущие, из чаши сколько душа пожелает. Пейте так, чтобы остаток зелья оставить духам. Внутреннее чутье подскажет вам, Неиспытанные, когда остановиться. Если выпьете колдовского варева слишком мало – сойдете с ума от невыносимой жажды, пожадничаете – разгневаете голодных духов. Зелье откроет вам глаза, обострит чувства и притупит страх. Ну, а теперь, Безымянные, Несведущие и Неиспытанные орты ступайте в «пасти земли», чтобы совершить предначертанное судьбой – умереть и родиться вновь. Да будет милостив к вам Подземный Властитель и не оставят духи предков! Сын Айдара взял чашу и осторожно, чтобы не расплескать, шагнул в зияющую глотку пещеры. Пока он осваивался внутри, вход в пещеру наглухо завалили камнями, отделив джигита от привычного мира… Вместе с последними лучами света ушло внутреннее спокойствие, столь нужное здесь, на границе жизни и смерти. Не дожидаясь, пока страх и холод овладеют им окончательно, орт сделал еще три больших глотка и бережно отставил чашу в сторону. Терпкая густая жидкость сначала вызвала в нем полное оцепенение, а потом неведомая сила мягко оторвала тело от земли. Юноше мерещилось, он неподвижно летит в непроглядной тьме, одинокий и всеми забытый. Так продолжалось довольно долго, и джигиту даже начало казаться, что невесомое парение не кончится никогда. Однако, внезапно нахлынувшая тяжесть пробудила его от вязкого полусна, хотя орт так и не понял, почему вновь оказался лежащим на земле… Зато чуть позже сын Айдара ощутил на своем лице и руках легчайшие прикосновения невидимых волосков. Нежное поглаживания сотен тонких мягких усиков не успокоило его, а напротив, вызвало прилив безотчетного ужаса. И сразу из глубин памяти всплыли предания о подземном демоне Шерткине. Именно его обычно сопровождают все ощупывающие слуги-невидимки… Никто не знает, как поведет себя с людьми этот горный дух, в своем воплощении больше похожий на огромного крота с коротким хвостом и нависающими на глаза бровями. Хотя известно: сила в нем таится страшная – на мелкие части разрывает Шерткин землекопов, потревоживших его покой. Мысли о подземном духе Шерткине ушли вместе с исчезновением невесомых прикосновений... И тут же обостренный слух орта откликнулся на смутный далекий рокот, перемежающейся с полной тишиной. А потом, где-то совсем рядом заухали глухие тяжелые удары, джигиту даже показалось: кто-то пробивается к нему снаружи. Нет, гулкие звуки одновременно раздавались со всех сторон. «Бум, бум, бум!» - звучало отовсюду, отражаясь от стен и потолка пещеры… Нечто подобное, наверное, испытывают рыбы, когда в мелкую заводь бросают огромные камни, подумалось ему. Джигит закрыл голову руками, затыкая уши от непереносимого гула. И словно в отместку невидимые молоты заколотили не только снаружи, но и изнутри его телесной оболочки. Сердце, превратившись в огромный бубен, вертелось и билось о грудную клетку… Бум, бум, бум, бум! Сила и частота ударов нарастали, теперь они эхом отзывались во всем теле – мышцах, костях, голове, напоминавшей звонкий колокол. Или огромное яйцо, из которого рвался наружу птенец со стальным клювом. Он бил острым носом до той поры, пока скорлупа яйца не треснула, выпустив птицу на волю. И тотчас все стихло и юный орт обрел удивительную легкость. Сущность юноши будто раздвоилась: теперь он одновременно был вылетевшей птицей и расколотой телесной оболочкой- яйцом… Затем ощущение тела пропало совсем, зато появилось чудесное чувство полета не знающего никаких преград. Летучей птицей невесомая душа запорхала над своим покинутым телом. Вдруг повинуясь смутной тревоге, взмыла она вверх под самый свод пещеры. Но и там окрыленную душу не покидало чувство надвигающейся опасности – непостижимой, грозной и неотвратимой. Словно в подтверждение этому из глубины пещеры вывалилось бесформенное создание, напоминающее раздавленный кусок черного теста. С безопасной высоты дух орта наблюдал, как чудовище все ближе подтягивало себя к его телесной оболочке. Двигаясь, бесформенное создание выпускало толстые отростки, меняя свои очертания. Теперь оно стало похоже на ожившую кисть человеческой руки, отсеченную у самого запястья. Сейчас, перебирая щупальцами-пальцами, мерзкая тварь обхватит бездыханное тело, наползет на него мягким брюхом, поглотит неодушевленную плоть. Противясь этому душа юноши вылетела из-под свода пещеры и заметалась перед страшным подземным созданием. Порождение тьмы, словно ожидая этого, подернулось зыбью, задрожало и, вывернувшись наизнанку, достало птицу в длинном броске. Прозрачные птичьи крылья полетели во все стороны, но дух орта, превратившись в змейку белого пара, скользнул в черный зев пещеры. Стремительным сияющим облачком полетела душа сына Айдара по извилистым узким проходам, а «отсеченная рука» черной тучей устремилась вслед. Дух молодого орта путал следы, исчезал, вновь появлялся, падал в бездну, взмывал ввысь, оборачивался рыбами и птицами, но оторваться от преследователя не мог. Ощущение неотвратимого и страшного конца утяжелило неровный полет. И когда, совершив круг, душа джигита вновь оказалась у своего бездыханного тела, ему вдруг захотелось встретить смерть в привычном человеческом облике. Этого желания хватило для мгновенного возврата в телесную оболочку, и молодой охотник поднялся во весь рост, разминая затекшие мускулы. На всякий случай занял устойчивое положение, готовясь к схватке с демоном подземелья. Странно, но с возвращением в собственное тело, страх куда-то исчез, словно орт надел на себя неуязвимые доспехи. Это было тем более удивительно, что еще совсем недавно панический первобытный ужас гнал его душу по темным подземельям, загонял в щели, превращал в иные сущности… Для победы же над трусостью достаточно было остаться самим собой и отказаться от роли заведомой жертвы. С этим пониманием пришла и решимость сражаться до конца. Орт глубоко вдохнул сырой воздух подземелья и до боли в глазах начал всматриваться в темноту перед собой. Демон, злой дух или кто там еще вот-вот появится из мрачного подземелья, чтобы забрать его в Страну Мертвых. Существо из Нижнего мира не заставило долго ждать, выдав себя особым хлюпающим звуком. Словно, кто-то волочил по земле тяжелый мокрый, вернее истекающий водой мешок. Ожидание увидеть нечто бесформенное не оправдалось: на этот раз к джигиту ползло отвратительное человекообразное существо, охваченное зеленоватым свечением. Преодолевая брезгливость, орт разглядел мерзкого ползуна во всей красе. Это создание было больше всего похоже на мертвеца, почти утратившего человеческий облик. Так и оказалось… Слабый свет позволил орту увидеть раздувшееся человеческое тело утопленника, судя по обширным пятнам и влажному следу сзади него. Джигита, вновь накрыло волной страха, но уже не дикого, а очень привычного, неотделимого от прошлой жизни... Сразу же из глубин сознания вынырнуло воспоминание из детства: он, мальчишка лет семи от роду, набрел на мертвеца, вынесенного на речную отмель. Утопленник был огромен, раздут, тронут до черноты тлением, со спущенной кожей на кистях рук и навсегда открытым выпученным глазом. Мальчик никому не сказал об этом, а когда на следующий день, поборов испуг пришел на берег, то уже никого там не застал. Тогда ему показалось – утопленник затаил на него обиду: ведь мальчик не позвал взрослых, не дал похоронить в родной земле, чем обрек душу на вечные скитания. С той поры сын Айдара потерял покой в ожидании утопленника, поскольку неподвижный глаз мертвеца наверняка запомнил его… С годами детский испуг почти забылся, но тот набухший труп временами всплывал из глубин его памяти. Возможно, все это время, орт неосознанно ждал его появления в своей жизни. Вот обиженный мертвец и нашел его… Но почему ползет утопленник мимо него, будто не видит сына Айдара своим страшным глазом навыкате? Куда стремится безобразное создание, какая сила зовет его? Неожиданная догадка осенила молодого орта: это напиток забвения влечет изуродованного мертвеца, а он стоит у него на пути. Юноша осторожно отошел в сторону, пропуская к чаше, теперь уже не столь страшного гостя. Утопленник добрался до цели и жадно приник к сосуду. С каждым глотком, очертания рыхлого мешковатого тела слабели, пока не исчезли вовсе. Пропал и неясный мертвенный свет, сопровождавший жуткое видение и пещера погрузилась в непроглядную тьму. Однако ненадолго… Вскоре глаза юноши различили едва видимое свечение, и перед ним возник тончайший контур прекрасной молодой женщины, в котором угадывалась черты его матери. Призрак струился в мягком ровном свете, исчезая и появляясь в ореоле золотистого тумана. Свечение усилилось, и в пещере возник еще один силуэт, подрагивая и мерцая во тьме, подобно язычку пламени. В неясной призрачной фигуре орт разглядел до боли знакомые мужские черты… Теперь у джигита не осталось никаких сомнений - перед ним явились духи его родителей: воздушной красавицы Эйланы и славного охотника Айдара. Переливающееся золотистое сияние действовало успокаивающе, и джигит смежил веки. Он представил лицо матери, вспомнил ее нежные руки и тепло надежного отцовского плеча… Воспоминания настолько захватили орта, что он не заметил, как впал в блаженную полуявь, где он встретился с Айдаром и Эйланой. На этот раз не призрачные, а живые, какими он их помнил в последние дни. Сын хотел поприветствовать родителей, но отец властным жестом призвал его к молчанию. Тогда-то в тишине и зазвучал голос Эйланы. - Сын мой, не держи зла на свою мать! Я рано покинула тебя, не ободрила в горести, не приласкала в радости… Но так было предначертано свыше. Знай же, я не обычная земная женщина, а небесная пери, полюбившая земного мужчину Айдара. От этой любви ты и появился на свет. Накануне твоего совершеннолетия было мне суждено вернуться на небо, но я всегда помнила о своем сыне, все думала, как бы помочь тебе. Поскольку я воздушная пери из рода дочерей Ветра, мне благоволит эта могучая стихия. Отныне Ветер будет во всем помогать и тебе… Он первым донесет до тебя звук и запах, подскажет то, что укроется от других. Твоему слуху и чутью позавидует самый осторожный зверь, а в стрельбе из лука не будет тебе равных. Ветер сделает твой выстрел метким, отведет от тебя стрелы врагов и выручит в любой беде. Удачи тебе сын мой, помни свою мать, и пусть в душе твоей не иссякнут Добро и Свет! После этих слов небесная пери Эйлана растаяла без следа, и тогда заговорил отец – непревзойденный охотник Айдар. - Сын мой, продолжение рода моего. От меня ты унаследовал быстроту ног, силу рук, крепость спины, меткость глаза. Этого достаточно, чтобы стать хорошим охотником, но мало для становления мужчины. Воину и мужу, помимо умения и силы, требуются отвага, верность, воля, великодушие, справедливость и чувство меры. Только опираясь на них, ты сможешь не сгибаться перед сильными, не гнуть к земле слабых и не уступать равным себе. Запомни, сын, несколько моих советов, и пусть они пригодятся тебе. Помни, главный враг ортов – лень и ее младшая сестра - праздность. Не поддавайся ей, ведь она также заразительна, как жадность – чем больше ленишься, тем ленивей становишься. Знай: у лени медленная поступь, ее очень быстро нагоняет нужда. Ничего не откладывай на потом, ибо, если промедление с легким делом сделает его трудным, то промедление с трудным делом превратит его невозможное. Ну и последний совет. Замахивайся на недостижимое, ведь только тогда сможешь сделать хотя бы возможное. А главное, ничего не бойся заранее… Таковы были последние слова Айдара. Зыбкий, светящийся силуэт разлетелся золотистыми искрами и исчез в непроницаемом мраке. А юный орт из полузабытья провалился в ровный глубокий сон, нарушенный грохотом отворяемых камней и хлынувшим в пещеру светом. IV Полдня ушло на то, чтобы прийти в себя, после общения с духами. Теперь, побывавшие в Черных пещерах, должны были пройти обряд очищения. Баксы Жайсан подошел к юношам с веткой зажженной арчи и трижды обвел вокруг головы каждого дымным кустарником. Круговыми движениями шаман убрал темные помыслы, с которыми потусторонняя сила могла войти в Срединный мир. Согласно древним поверьям, злой чародей, обходя кругом людей или жилища, мог, как навлечь на них беду, так и снять ее. Кружение вокруг человека всегда сопровождалось всевозможными колдовскими обрядами. Птицу, попавшую в руки, отпускали, обведя ею вокруг головы, спасаясь от возможного сглаза. Не случайно и всевозможные оборотни принимали звериный облик, только обернувшись вокруг себя несколько раз. Все одиннадцать ортов, судя по их виду, испытание пещерами выдержали. Предельное напряжение последних дней теперь сменилось шумным гомоном. Юные охотники обсуждали будущую охоту и делились пережитыми впечатлениями. Добывать зверя, все же куда привычнее, чем общаться с духами потустороннего мира К тому же мрачные порождения Нижнего мира могли навредить охотникам: спугнуть зверя, отвести удачу. Но как узнать, не утратил ли «новорожденный» мужчина меткости, не растерял ли охотничьих навыков? Только проверяя мужскую состоятельность в охотничьем ремесле. Для этого, следующие три дня молодые охотники будут предоставлены сами себе. За это время они должны добыть, как можно более значимую дичь и тем самым обрести рыс – охотничий успех. Заиметь рыс, значило не только метко стрелять и часто встречать добычу, но и чувствовать ее намерения. Обычно, охотничья удача приходит к охотнику с убийством первого зверя. Смерть его, должна быть по возможности быстрой и без мучений, в этом отчасти и состоит уважение к охотничьему делу. Первого добытого зверя нельзя никому показывать и громогласно хвалиться успехом. Мясо такого животного варят без соли и приносят в жертву Хозяину зверей и птиц. Даже говорят о первом убитом звере иносказательно, а в подтверждение приносят ухо или хвост животного. Опытные охотники раздали юношам их оружие: длинные ножи, луки с колчанами. В каждом колчане по три стрелы, все разного цвета и убойной силы. Зеленая - самая легкая без наконечника, просто остро отточенная палочка, предназначалась птице, вторая, желтая с железным двугранным наконечником, годилась для дичи среднего размера. Самой же приметной была красная стрела – самая длинная и прочная, с тяжелым трехгранным острием. Ею били крупного зверя – марала, архара, косулю. Каждый молодой орт надеялся пустить в дело именно эту стрелу цвета багровой крови. С такими надеждами и отправились молодые орты за своей первой добычей. Сын Айдара ушел довольно далеко от пещер, когда ощутил появление чудесного дара. Сначала богатство звуков и запахов он связал с обострением чувств из-за долгого пребывания в подземелье. Но время шло, а избыточная яркость окружающего мира оставалась такой же. Словно кто-то невидимый увеличил громкость шелеста листьев и хруста сухих веточек под ногами и усилил плотность окружающих запахов. Но всего этого, было для орта слишком много… И повинуясь какому-то необъяснимому знанию, охотник потер рукой мочку уха, и шумный мир притих, став прежним. Затем он выдохнул воздух из ноздрей, растер переносицу и подождал, пока запахи не ослабнут до обычного предела. Проделав все в обратной последовательности, джигит успокоился: усиление слуха и чутья отныне в его власти Теперь стоило юноше прислушаться, как его чуткие уши начинали ловить ранее неразличимые звуки: жужжание насекомых, голос шелестящей листвы, неуловимое пение ветра. Если раньше, он слышал хруст сухих листьев под ногами, то теперь различал недовольный «разговор» зеленых стеблей, стоило их невольно потревожить. Примерно то же самое происходило с миром запахов. Достаточно было принюхаться и стайки новых ароматов, подобно потревоженным бабочкам взлетали над охотничьей тропой, полной невидимых следов. На привыкание к звериному чутью и нечеловеческому слуху ушел почти весь день. Освоение новых свойств напоминало игру, охотник пытался по запаху и звуку определить расстояние до поющей птицы, найти брошенную в траву палочку, уклониться от летящего жука. Пахло и звучало буквально все: натянутая паутина, капля воды на листе, ненароком задетый колосок. Распутывание клубка новых ощущений отнимало немало сил, зато и приносило ощутимую пользу. Охотник ни разу не натянув лук, без особого труда добыл самое необходимое для поддержания сил. Звериный нюх привел его к фазаньему гнезду, легко нашел поляну спелой земляники, обнаружил холодный родник под широкими листьями. Уснуть, несмотря на усталость, тоже удалось не сразу. Оказалось, ночь и день звучат и пахнут совершенно по-разному… В этой сумятице чувств и мыслей, охотник совсем потерял голову: впечатления минувшего дня утонули в лавине ночных ощущений, и он уже не знал, что происходит наяву, а что только, кажется. Молодому орту мерещилось – он даже слышит перекличку звезд в ночном небе и ощущает тончайший запах облаков вокруг луны. Лишь страшная усталость, накопленная за прошедшие дни испытаний, прервала это постижение мира, крепким здоровым сном. Утро принесло свежесть и некоторое успокоение. За ночь все пережитое за последние дни потеряло первоначальную остроту. Да и к обилию звуков и запахов наступило некоторое привыкание. К тому же джигит, путем проб и ошибок, стал довольно свободно обращаться с вновь открывшимися способностями. Теперь, имея в запасе два дня, оставалось подстрелить достойную добычу, подобающую сыну батыра и небесной пери. За день молодой охотник встретил множество птиц, двух зайцев и лису. Выяснилось, что с его удивительными способностями это не составило большого труда. Ближе к вечеру, в густом перелеске он нашел или скорее почувствовал косулю, но отказался от нее. Впереди орта ждали горы с каменными козлами теке, горными баранами-аргали, животными, достойными заветной красной стрелы. Но сына Айдара все же не оставляло разлитое вокруг беспокойство… Сначала он отнес это к пресыщению бесчисленными маленькими открытиями, но потом связал тревогу с особым запахом. Этот резкий, отталкивающий дух крупного зверя, то и дело попадался у него на пути, раздражал, сбивал с толку, не давал сосредоточиться. Охотник старательно уклонялся, но вновь и вновь напарывался на него, спотыкаясь, как о корявую ветку под ногами. Между тем создание природы с этим отвратительным запахом могло не опасаться одинокого охотника. Впрочем, крупный самец дикого кабана не боялся в предгорьях вообще никого. Крепко сбитый, защищенный прочной шкурой и вооруженный страшными клыками, могучий секач, в мгновение ока, мог превратиться в грозное орудие смерти. Живой, разрушительный таран, сметающий все на своем пути. Достигший такого размера и мощи самец никого не опасался, но при этом отличался невероятной осторожностью. Однако загнанный в угол, кабан яростно шел напролом, забывая обо всем на свете. Охотники - орты почти никогда не охотились на вепря из-за его силы и свирепости. Но именно это и влекло к секачам самых отчаянных батыров. Мясо кабана их интересовало мало, куда важнее было проявить мужскую удаль. Обычно такая охота требовала загонщиков и следопытов, значит, ее могли позволить себе лишь эльбеки или Эльхан со своей свитой. В этом случае, могучего зверя преследовали на лошадях, затравливали собаками и кололи острыми копьями. Правда рассказывали, что легендарные батыры, предчувствуя скорую развязку, спешивались и сходились со зверем в рукопашной схватке, убивая кабана короткой пикой. Победа, в таком поединке свидетельствовала о безрассудной отваге и заслуженно приравнивалась к ратному подвигу. Да и сама облава на кабана напоминала скорее военные действия... Недаром после каждой такой охоты, оставались распоротые собаки, поврежденные лошади, искалеченные люди, а то и свежие могильные холмы. Вот с этим мощным зверем довелось столкнуться молодому охотнику, как не старался он избежать такой встречи. Когда сын Айдара обогнул коричневую гряду невысоких скал, ему ударил в нос теперь уже знакомый дух зверя, перебиваемый ароматом спелых яблок. Вепрь находился где-то рядом и орт уже мог слышать его. Двигаясь прямо на звук молодой охотник бесшумно вышел к краю светлой поляны. Прямо перед ним, всего в двадцати шагах, под огромной дикой яблоней громадный секач пожирал упавшие сочные плоды. Легкий ветер дул в лицо охотника, солнце, пробиваясь через листву, играло бликами на черном загривке кабана. Под шкурой животного угадывались могучие мышцы, отвечающие на любое движение. Сын Айдара даже замер на мгновение, любуясь столь грозным созданием природы. Оно олицетворяло не просто дикую силу, но еще какую-то первобытную неукротимость, готовую проявиться в любой миг. Не зря орты иносказательно зовут кабана неистовым, буйным, ярым зверем. Ведь храбрость вепря легко обращается в бешенство, злоба - в свирепость, а настойчивость – в беспощадную мстительность. Помериться с кабаном силой, тем более пытаться одолеть его в одиночку – пустая и опасная затея. Но кто может запретить мечтать о победе над несокрушимым зверем? Как там советовал отец: стремись к недостижимому и тогда сделаешь возможное. Ведь у каждого живого существа найдутся уязвимые места - глаза, сердце, легкие… Если, конечно метко попасть туда, прицелившись без помех. Во всяком случае, он – сын великого стрелка Айдара, с такого расстояния не промахнулся бы. Тяжелая стрела на крупного зверя вошла бы точно под левую лопатку. Тогда пробив легкое, она возможно достала бы до сердца… Но какой силы и точности должен быть такой выстрел! Когда же имеешь дело с опасным, подвижным зверем, лучше вообще выкинуть подобные мысли из головы. Если, она, конечно, тебе еще дорога! Сейчас лесной исполин стоял от охотника всего в двадцати шагах, словно приглашая попытать счастья. Лучше мишени и придумать нельзя, но орт знал – тело вепря за редким исключением для стрелы почти неуязвимо. Причиной тому калкан – панцирь из особо плотной шкуры по бокам шеи и задней части груди для защиты самцов от острых клыков соперника. От этой живой брони отскакивает даже боевое копье, брошенное со всей силы. Что тогда говорить о тонкой стреле? И все же соблазн подстрелить секача тешил самолюбие юноши, искушал рискнуть вопреки здравому смыслу… Да, шанс на успех ничтожен, да, уязвимое место под лопаткой размером всего лишь с ладонь... Но ведь надежда, пусть и крошечная все-таки есть! «Не бойся ничего заранее» – так наставлял отец, а сын чуть не пренебрег его заветом. Сейчас он справится с волнением и замахнется на «недостижимое», в облике зверя, приглашающего к выстрелу. Орту казалось: все было неспроста, и ветерок в лицо, и безмятежность зверя, и обретенная решимость. Будто по наитию сын Айдара бесшумно вытащил красную стрелу и приладил ее к тетиве. Кабан на мгновение замер, поводя мохнатыми ушами и вновь принялся за еду. Для охотника такая беззаботность зверя стала добрым предзнаменованием. Он взглядом, как невидимой рукой ощупал мохнатый бок, нашел уязвимое место и на миг смутился: верен ли его расчет? Словно в ответ его сомнений, Ветер подал тайный знак – раздвинул густую листву, пропуская лучи света. Игривый солнечный блик скользнул к лопатке кабана и замер золотым пятном чуть ниже намеченного места. Кабан недвижимо стоял под яблоней, а желтый круг на черной шкуре оставался недвижимым: ветерок нарочно раздвигал листья, позволяя солнцу показывать смертельную отметину. Сын Айдара теперь уже без сомнений направил натянутый лук с прилаженной стрелой на темную тушу. Взгляд охотника впился в солнечный круг и уже не отпускал его. Весь мир для юноши сейчас сжался до размеров этого белого пятна на черной шерсти. Ему казалось, даже через толстую шкуру он слышит мощные толчки кабаньего сердца. И когда в пересохшем рту откуда-то появился вкус крови от прикушенной губы, охотник отпустил звенящую тетиву. А потом события понеслись с ошеломляющей быстротой. Пораженный стрелой кабан, сначала присел на задние ноги, затем повернулся и ринулся на охотника. Расстояние в двадцать шагов секач покрыл в несколько мгновений. Последнее, что увидел джигит, была чудовищная ревущая морда в кровавой пене. Но за какой-то миг, до того как оказаться порванным кривыми клыками длиной в полторы ладони, орт отпрыгнул в сторону. Тетива дикого ужаса отбросила его в плотный колючий кустарник, откуда юноша покатился в сырой глубокий овраг. Молодой орт не знал, сколько времени он пролежал, уткнувшись поцарапанным лицом в раскисшую землю. В памяти охотника остался треск, с которым раненный, разъяренный зверь уходил в чащу и джигит со страхом ждал похожих звуков. Но напрасно, лес словно замер в ожидании грядущей развязки. Сын Айдара чуть-чуть шевельнулся, хотя перевернуться на бок не решился... Вряд ли кабан затаился и ждет его, но остеречься стоило. Отлежавшись еще немного в мокрой траве, джигит все же выбрался из оврага и, преодолевая страх, пошел по следу вепря. Мертвого кабана сын Айдара нашел довольно далеко от старой яблони. Даже поверженный он вызывал, если не страх, то почтительное уважение. Теперь предстояло освежевать тушу, несмотря на то что мясо секача охотник все равно оставит в лесу для жертвы Хозяину зверей и птиц, как полагалось делать с первой добычей. Считалось, что лесные духи могут вселятся в таких животных, поэтому убийство зверя не исключает его возвращение в мир живых. И если нарушить заведенный ритуал, разгневанный Хозяин зверей может мстить: отводить выстрел, путать следы и нагонять страх. Во избежание недопустимого воскрешения нужно ударить убитого зверя ножом девять раз в обнаженный хребет. Но до спинных позвонков еще предстояло добраться… Стараясь при снятии шкуры не повредить веки и не попасться в остекленевший взор зверя – глаза кабана не должны запомнить своего убийцу. Зная это, сын Айдара все сделал по правилам, хотя с разделкой огромной туши пришлось изрядно повозиться. Уже после всего он отрезал кусочек кабаньего уха – его нужно предъявить охотникам из Зеленых холмов. Полностью отсекать ушной хрящ охотник не стал: из уважения к Хозяину зверей. А хорошо бы еще похвастаться страшными клыками, но их так просто из кабаньей пасти не вытащить. Да и кто знает, а ну как понадобятся они вепрю в ином мире. Повинуясь внезапному порыву, сын Айдара провел ладонью по гладкой поверхности кривого клыка. Поглаживая страшное оружие секача, орт невольно задумался… Понятно, отчего великие воины хотят померится со зверем удалью: с такими кривыми клыками ему никто не страшен. Секач молниеносным ударом вспарывает живот, подбросив человека как тряпичную куклу. Хвала Небесному Всаднику: кабан, а не охотник лежит здесь бездыханным! Охота закончилась, солнце неумолимо клонилось к закату, и молодой орт ощутил, насколько он вымотан. Следовало позаботиться о скором ночлеге, да как следует подкрепиться. Пусть Хозяин зверей и птиц не обижается, но сегодня ужин охотник себе точно заслужил. Сын Айдара отчего-то сразу подумал о кабаньей печени. Уж она-то, сваренная на огне костра, обязательно добавит ему сил. Но и от печени охотник отрезал лишь малую часть – умеренность еще никому не повредила. V Торжественный обряд посвящения заключался в том, что за проявленную доблесть юноши получали настоящее взрослое имя и обзаводились личным охотничьим знаком – тамгой. Изображение на ней было связано с первым добытым зверем, но не напрямую, а опосредованно. Орты полагали – сравнение мужчины с его охотничьей добычей не совсем справедливо. Гораздо правильнее отождествлять охотника с хищником, добывающим дичь себе под стать. Так, если юноша на первой охоте убивал косулю, то на его тамге изображался волк, а подстреленный тетерев давал охотнику право на личный знак ястреба. Конечно же орты особенно ценили сравнение с хищниками, рысью или барсом. Это означало, что первой добычей таких джигитов стал олень или архар. Кабан, добытый на охоте сыном Айдара, принес ему самый почетный из возможных знаков отличия. Его тамгой отныне стал тигр - единственный зверь, убивающий кабанов. Во время обряда посвящения и наречения, новоявленных мужчин называли звериными прозвищами. Вот так сын Айдара обрел почетное сравнение «подобный Тигру». Между прочим, впервые за всю историю Зеленых Холмов. Имя удачливый охотник получил подобающее - Ансар, по-ортски - Великий воин, поскольку победа над вепрем, по мнению старейшин, оценивалась исключительно высоко. Ну, а затем по давнему обычаю орты выбирали самого лучшего джигита. Среди «новорожденных» мужчин выделялись двое: меткий Айбар, добывший волка, и настойчивый Жарас, подстреливший горного козла - теке. Однако главным героем нынешнего обряда посвящения Круг старейшин единогласно признал бесстрашного Ансара, подобного Тигру. Айбар, подобный Беркуту и Жарас, подобный Барсу, с этим решением безропотно согласились - на памяти стариков, никто и никогда в столь молодом возрасте не расправлялся с матерым секачом. На пиршестве, посвященном «рождению» одиннадцати мужчин-воинов, гуляли не только Зеленые холмы, но и окрестные аулы. Все вдоволь наелись, попели от души, повеселились на славу… Теперь, когда праздник подходил к концу, наступало время послушать невероятные истории и удивительные случаи из жизни. Ансар - сытый и благодушный, с удовольствием слушал поучения старого охотника Идиля. Многие его охотничьи байки Ансар знал чуть ли не наизусть и сейчас больше наблюдал за самыми юными слушателями. - Охотничий успех - рыс уважительного обращения требует, - учил молодежь уму-разуму старый орт. - Вроде бы невидим рыс простым глазом, а ускользнуть все равно может. Не зря охотники никогда воду из ручья котелком не набирают – боятся, что охотничья удача с течением уплывет. При варке мяса следят, чтобы вода не выкипела: вместе с паром рыс улететь может. - А куда может охотничья удача уйти? К другому охотнику, что ли? - Нет, у каждого охотника удача своя, вернее - либо она есть, либо ее нет. А уходит рыс к Хозяину зверей и птиц. Поэтому у него добытчики перед каждой охотой разрешения просят. - Как просят, о чем? - Раз в семь лет приносят ему в жертву лошадь соловой масти не старше трех лет. Когда мясо варят, обязательно кусочек в огонь бросают. Что огню пожертвуешь, он все духам передаст. Вот почему перед охотой Хозяина зверей с помощью огня ублажают. Специально костер разводят, и кусочками жира желтоголового барана огонь кормят, заговоренной просяной брагой кропят - поят. Горячий пар от свежего мяса духи предков особенно любят. Их тоже не следует забывать, чтобы не обиделись. Сварят охотники мясо, вывалят его на деревянное блюдо, потом над головой его поднимают. Жертвенный пар от горячих кусков в небо поднимается, а люди приговаривают: «Ушедшие предки, в вашу честь угощение! Даруйте счастье и удачу во всем! Дайте руке твердость, слуху – чуткость, а глазу – меткость!» - Ну, а когда самого Хозяина зверей и птиц ублажают, что говорят, как обращаются? - Обращаются к нему через пламя костра: «Многорукий Огонь в золотой шубе, в черном дымном воротнике, передай этот дар Хозяину зверей и птиц. Попроси о помощи охотникам в степи, горах и лесах. Пусть им «зверь-птица» встретится, от стрелы не отвернется, в глухой чаще не скроется». Иногда после особенно обильных даров прямо к духу обращаются: «Хозяин зверей и птиц не откажи в просьбе, не оставь без покровительства! На место, где зверь затаился, Хозяин, приведи! Следы покажи, в скрадывании помоги, стрелу от добычи не отведи!» С этими словами огонь «кормят» кусочками мяса диких животных. Нельзя только, чтобы в пламя костра шерсть невзначай попала: тогда обидится дух, побрезгует подношением. - А какой он, Хозяин зверей и птиц? - Те, кто видел его, рассказывают, - старик умолк на самом интересном месте и, отхлебнув из чаши кислого конского молока, продолжил – будто бы сам он щуплый, походка у него неверная, вихляющая. Да и не ходит он почти… Все больше на оседланном марале ездит да посохом из акации его погоняет. Глаза у него точно оловянные, брови бледные, борода - цвета белки, на голове – шапка из птичьих перьев, наподобие гнезда. В посланцах у него худая птица – удод, обо всем увиденном своему господину доносит. Считается, кто ненароком Хозяина зверей увидит, тому охотничья удача привалит. Иногда сам он к охотникам к костру невидимый приходит, слушает, о чем люди говорят. Хвастунов, задавак и обманщиков терпеть не может. Еще не жалует тех, кто много суетится, слишком радуется добытой дичи или переживает не в меру, что зверь ушел. За всякое Хозяин зверей наказать может… - За что-наказывает-то, чем перед ним можно провиниться? - Да за многое… За неуважение к охотничьему снаряжению, например. Нельзя, чтобы силки, лук и стрелы валялись без присмотра, чтобы попадали они в руки женщин и детей. Карает Хозяин за жестокость к зверю, убийство беременных самок, потерю чувства меры. Еще нельзя после охоты добычу в дом заносить и самому заходить туда, пока пот не высохнет. Чем накажет Хозяин? Не только потерей рыса. Спинную ломоту нашлет, глаз верности лишит, от точного выстрела зверя невидимым щитом закроет. Особенно Хозяин зверей и птиц не любит жадных охотников, проверяет их все время. - Как-проверяет-то… - Когда идет щедрый добытчик с охоты, встречных людей стороной не обходит, делится мясом. Все легендарные герои Орталы, спросите у Хранителя Арката, отличались большой щедростью. Бывало, придет такой охотник к своему жилью, а в руках у него голова, шкура и ноги добытого зверя – «рожки да ножки», как в народе говорят. Все остальное раздал по дороге землякам… Иногда на пути домой можно незнакомую старуху встретить. Этой сразу заднюю часть зверя отдавай, не то сглазит, лишит охотничьей удачи. - Что за старуха такая? – заволновались будущие охотники. Отдавать добычу им явно не хотелось. - Не поняли? Так это Хозяин зверей в людском обличье охотника на щедрость проверяет. На самой охоте такое же может случиться. Убьет охотник оленя жирного да крупного, тут к нему человек неизвестный подходит. Как он здесь в глуши или степи очутился - одному Небу известно. Говорит незнакомец заветные слова «уча бер»: «Поделись, мол, добычей». Если не успел охотник тушу зверя на круп лошади закинуть, то придется заднюю часть с крестцом отдать. - Ну, а если охотник пеший? - Тогда слова «уча-бер» действуют до той поры, покуда стрелок убитого зверя на плечи не взвалил. Только Хозяин не всякому куску добычи будет рад. Он ведь для каждого зверя свой. От копытных да рогатых животных задней частью надо делиться, от мехового зверя - хвост отдают. Ну, а если охотник медведя убьет - Хозяин зверей его желчь забирает. - Говорят, еще у Хозяина зверей особые слуги есть? - Сам я не видел, но мой отец рассказывал: встречались ему звери с золотой цепочкой на шее или с ленточками на рогах. Таких бить нельзя, они - то и есть слуги Хозяина зверей. Коли встретите светлую белку, не упускайте ее: отдайте шкурку шаману-баксы, он доволен будет, белые зверьки духов радуют… Ансар знал наверняка: сейчас мальчишки начнут спрашивать о великих охотниках, сравнивать их, а о главном забудут. Да, юные орты живут в предвкушении будущих подвигов, все мысли сейчас об этом. Но не одной охотой и удалью живет мужчина. Куда важнее научиться жить среди людей… Ансар сразу погрустнел, вспоминая отца. Как донести эту нехитрую мысль до юнцов, думающих только о могучих ударах и метких выстрелах? И тут ему вспомнилась одна «охотничья история», которая была здесь, как нельзя кстати. - Уважаемый Идиль, подобный Волку, - учтиво заговорил Ансар, подчеркнув высокий личный знак охотника. – не расскажешь ли нам историю о человеке, слишком полагавшемся на свое охотничье умение. «Ты Ансар, подобный Тигру, наверное, имеешь в виду Проклятого охотника» - уточнил рассказчик, взглянув на джигита. Ансар молча кивнул. Молодые орты, открытые ко всему новому, сразу же навострили уши. Их готовность слушать не прошла мимо внимания Идиля. Старый охотник, много повидавший в жизни, сразу понял, куда клонит Ансар, и неторопливо начал древнее сказание: «В давние времена жил на земле самый удачливый и меткий охотник. Стрелы его не знали промаха, силки всегда были полны, а добычи приносил он столько, что хватало на целое племя. Не мешали ему ни холод, ни зной, ни уловки самых хитрых зверей. Охотник настолько уверовал в свое умение, что перестал благодарить духов, потерял уважение к людям, а значит, забыл и о Небе. Однажды мимо его богатого жилища проходил несчастный скиталец, изможденный и голодный. Охотник как раз собирался на облаву с собаками, и не было ни до кого ему дела. Видя занятость хозяина, скиталец робко попросил напиться воды. Знаменитый охотник пропустил просьбу мимо ушей, будто не заметил пришельца. Тогда изможденный странник попросил утолить жажду хотя бы из лошадиной поилки. Однако грубый и жестокий хозяин ответил отказом, посоветовав бродяге попить из следов лошадиных копыт, наполненных водой. Охотник расхохотался своей злой шутке и умчался, окруженный сворой собак. И тотчас же померк день, почернело небо, прорезанное трещинами молний. А потом раскололся небосвод от страшного грохота, то Небесный Всадник узнал о попрании закона гостеприимства и навеки проклял охотника. С тех пор беспокойным смерчем носится тот со своими собаками за дичью и никак не может ее догнать, и нет ему азартному, покоя, ни днем ни и ночью. Небеса его отвергают, в подземный мир закрыта дорога, среди людей - он чужой… Так и скитается, неприкаянный горемыка между небом и землей. Летом увидят люди черный вихрь вдалеке, говорят – скачет невидимый всадник за добычей. Налетит зимой снежный буран, снова вспоминают того охотника, мол, гонит его по степи неутоленная страсть. А еще бывает, не к добру среди ночи разом залают, завоют собаки, тогда говорят люди: «Промчался Проклятый охотник со своей сворой». Ансар мягко поднялся и незаметно вышел на свежий воздух. Внимание его привлекла стайка девушек, что-то оживленно обсуждавших между собой. Одна из них держалась чуть поодаль, особняком, чем-то неуловимо отличаясь от подруг. «Видно, не только жестокосердных охотников обрекает Небо на одиночество», - подумал джигит и тут же невольно смутился. Оттого, что по стройной ладной фигуре Ансар безошибочно определил дочь лучшего друга отца – златовласую Нурию. Очищение огнем I То ли потому, что Нурия не участвовала в обряде посвящения, то ли по какой-то другой причине, но ровесницы ее сторонились. Возможно из-за необычной внешности, привлекающей внимание джигитов, или оттого, что на ее долю приходилось меньше домашней работы. Как сирота она была намного больше предоставлена сама себе в отличие от вечно занятых домашними делами девушек на выданье. И потом Нурия никогда не жаловалась на свою сиротскую долю, не сетовала на одиночество и даже исподволь не требовала к себе ни в чем снисхождения. А раз так, то и ей спуску не давали – обсуждали на каждом шагу, старались ненароком кольнуть острым словом или обидеть недоверием. Впрочем, златовласую красавицу вся эта мышиная возня трогала мало, что еще больше распаляло ее сверстниц. Зато для лошадей Нурия давно уже стала своей. Дни напролет пропадала она среди табунщиков, наблюдала, как готовят коней к скачкам атбеки – укротители и знатоки благородных животных. Всякий орт считает себя великим ценителем скакунов, но даже самые завзятые коневоды признавали: Нурия знала в лошадях толк, как никто другой в Зеленых Холмах. Она могла в жеребенке определить задатки будущего скакуна, знала, как «договорится» с самым строптивым жеребцом и чем можно помочь жеребой кобыле. Поговаривали даже, что понимает Нурия язык лошадей, только ни за что не признается в этом… Не всем нравилась такая ее «странность», ведь издавна при табунах находились только мужчины. Как-то Заман - лучший атбек селения ЗеленыхХхолмов, всю жизнь разводивший отборных коней, решил навсегда отбить у девушки охоту путаться под ногами у табунщиков. На спор он предложил девушке среди доброй сотни жеребцов найти будущих аргамаков - бесценных скаковых коней. Договорились - если Нурия проиграет, то ноги ее не будет рядом с лошадьми, если угадает, то никто отныне ей и слова не скажет. Светлоглазая Нурия безошибочно указала на четырех жеребцов-трехлеток. Сам Заман лишь в двух конях увидел будущих победителей скачек, поэтому спросил напрямую, на чем основываются догадки девушки. - Лучшие скакуны, когда пасутся, всегда идут против ветра, - уверенно заявила шестнадцатилетняя Нурия, - пьют в реке, идя против течения, а ночью на коновязи чаще других лошадей смотрят в звездное небо. Атбеку, пораженному такими познаниями, ничего не оставалось, как согласиться с поражением. Заман так и не понял - посмеивается ли Нурия над ним, но все четыре скакуна уже в скором времени стали соревноваться только между собой. Еще любила девушка заглядывать в кузницу, где возился с железом мастер Дархан, молчун и силач. Во все глаза глядела Нурия на меха, раздувающие огонь, наковальню, наборы молотков, формы для заготовки гвоздей и волочения проволоки. Настоящим чудом казалось ей укрощение огня и превращение бесформенного куска железа в красивую полезную вещь. Исподлобья смотрел на девушку кузнец, но не решался прогнать сироту из уважения к ее отцу. Потом Дархан заметил удивительное: при появлении Нурии жарче горит огонь, а железо становится намного послушнее. Видно угодна златовласая красавица духу Огня, что бывает только с избранными людьми. Обратил внимание кузнец и на то, как замирают самые буйные жеребцы под руками Нурии… Что же, для Дархана это хорошее подспорье - подковывать покладистых лошадей намного сподручнее. Кузнечное дело с незапамятных времен для кочевников - настоящее таинство. Мало здесь умения и силы, нужен еще особый дар. Созидательное соединение огня с железом подвластно лишь людям, отмеченным Небом. Кузнец Дархан, как раз относился к таким редким счастливцам. В отличие от баксы Жайсана и Хранителя Арката – людей тайного знания, мастер Дархан – человек ощутимого дела. Но внутренним чутьем тоже не обделен, плохое за таш чувствует. Нурия же даже для него - загадка. Есть в девушке нечто непостижимое: опасное или полезное, пока не понять. Так ведь и огонь обладает страшной силой, а пользы от него вон сколько! С другой стороны, лошади к Нурие тянутся, сам дух Огня девушке благоволит. А что людей красавица сторонится, а они - ее, то не его это, Дархана, дело. Он ведь и сам никому в друзья не набивается… Непостижимость девушки проявлялась порою самым неожиданным образом. Уже давно приметил Дархан необыкновенную силу, таящуюся в девичьем теле. К примеру, может мимоходом Нурия с легкостью передвинуть огромную корзину с углем, если та попадется на пути. Притом, что здоровенные подмастерья жмутся к стенам, обходя громоздкий короб стороной. А однажды даже спасла Нурия кузнеца от верного увечья. Один из учеников, из тех, у кого сила есть - ума не надо, со всего маху попал молотом в самый край раскаленной заготовки… Неостывший искрящийся кусок железа полетел точно в голову Дархана, занятого своим делом. Подмастерья беспомощно замерли в предчувствии страшной развязки. Однако произошло нечто другое: Нурия неуловимым движением выбросила руку навстречу смертоносному куску, поймала его на лету и тотчас бросила в воду. Кусок железа с шипением остывал в воде, подмастерья удрученно молчали, когда кузнец бросился спасать обожженную руку девушки. Ко всеобщему изумлению, ладонь Нурии, слегка запачканная окалиной, оказалась совершенно невредимой. Этот случай, в красках переданный учениками кузнеца, лишь добавил девушке недоброй славы. Если раньше Нурию сторонились в основном ее сверстницы, то теперь и молодые орты относились к ней настороженно. Нет, она, конечно же, вызывала интерес у джигитов. Чего стоили ее золотые волосы, светлые глаза, гибкая стройная фигура! Да еще пленительная походка и особая, независимая манера держаться… Все это влекло и одновременно пугало, лишая мужчин привычного внутреннего спокойствия. От такой опасной раздвоенности легче было заранее отказаться, как от диковинного плода, выросшего на недосягаемой для людей высоте. Между тем был среди молодых ортов человек, который с этим вряд ли согласился... Более того, Ансар все чаще думал о Нурие и мысли уносили его к ней. «Ничего не бойся заранее и стремись к недостижимому» – звучали в голове Ансара слова отца. Для джигита это правило действовало главным образом применительно к необычной красавице. Во многом из-за недоступности ее для других Нурия притягивала его все больше и больше. Отказаться от желанного из-за сомнений в себе он не мог. Это было для него также недостойно, как если бы он уклонился от сражения из-за страха проиграть его. Но подобные рассуждения были не в характере Ансара, и он был единственным в Зеленых Холмах, кто открыто выказывал свою симпатию к Нурие. Над Нурией тем временем начали сгущаться тучи. То ли из-за того, что согласно предсказанию для Зеленых Холмов прошли дни благоденствия или потому, что все меняется, но в селение пришла беда. И ударила она в самое уязвимое место – по табунам лошадей, оберегаемых ортами как зеницу ока. А кто спрашивается от коней не отходит, кто, вместо того чтобы женскими делами заниматься, на кузнице с утра до вечера пропадает? Странная светлоглазая красавица Нурия, сторонящаяся людей. В мастерской же Дархана, как известно, лошадей подковывают, конскую упряжь примеряют. Неспроста все это, а вернее сказать - не к добру… II Сначала занемог конь одного из табунщиков. Как водится, его отделили от других, не выпустили на пастбище. А уже через несколько дней на выпас не вышло больше десятка лошадей. У животных опухала глотка, шея, нижняя часть груди и живот. Под рукой, эти места просто горели от внутреннего жара. Больные лошади беспокоились, почти ничего не ели, их ослабевшие ноги заплетались при ходьбе. Главный атбек Заман заглянул в рот нескольким лошадям и зло выругался: - Проклятье на наши головы! Так и знал- язык и десны синие… Вот и пожаловала к нам страшная гостья - «жамандат» - дурная опухоль. Будем молить Небо, чтобы горячие шишки, так и остались снаружи. Если они превратятся в язвы - еще полбеды. Коли уйдут опухоли внутрь, дело совсем плохо. И дыхание заберут они у лошадей и истощат до костей. Наружные язвы будем прижигать раскаленным железом. Готовься, кузнец Дархан, будет у тебя много работы! Очень скверной работы... Сказав это, Заман тут же направился к баксы Жайсану. Похоже, без шамана и обрядов очищения теперь не обойтись. На душе у атбека было хуже некуда. Он лучше других знал: эта хворь почти неизлечима и распространяется, словно пожар в лесу. Самое верное решение - резать скот при малейшем подозрении на болезнь. Но дурная опухоль может перекинуться на людей. Возьмутся орты забивать скот, обдирать шкуры, да возиться с мясом, не ровен час, сами заразятся. Только стоит начать валить лошадей направо и налево, как весть об этом мигом разлетится по степи. Тогда Зеленые Холмы станут путники обходить стороной и дело примет совсем дурной оборот. Прижигание опухших мест каленым железом - облегчения больным животным не принесло. Кроме того, от такого варварского врачевания, лошади просто с ума сходили от боли и страха. Опасения Замана оправдались – болезнь уходила внутрь, и теперь животные скоротечно гибли по нескольку голов в день. Отныне каждый орт начинал свой день с осмотра своих лучших коней, взывая к Небесному Всаднику о милости. Однако Владыка Неба, судя по всему, не очень-то жаловал скотоводов - болезнь становилась просто повальной. Для Ансара эти дни были, что называется черными. Совсем недавно сбылась его мечта: он наконец-то подобрал себе подходящего скакуна. Рослого, сильного, в меру норовистого жеребца темно серой масти – верного признака доброго коня. Не зря по ортским преданиям истинные тулпары всегда обладали серебряным отливом… И вот теперь на Зеленые Холмы обрушился мор, значит и его коню грозит опасность, ведь, как известно, Подземный Властитель в свои стада забирает лучших… А тут еще по селению пополз слух – все беды в табунах от Нурии. Нечего было ей вокруг да около лошадей ходить… Не иначе смотрела на животных восхищенными глазами, хвалила, мысленно пересчитывала по головам. Вот и сглазила… Оттого Ансар с таким нетерпением ждал ритуала очищения, к которому готовился баксы Жайсан. На днях родовой шаман попросит духов помочь ортам и, с их согласия прогонит больных лошадей через очищающее пламя. Ансар знал: огонь для этой цели должен быть «первородный», еще не использованный для нужд человека. Выдуть пламя их горячих углей было проще простого, но тогда терялась его нерукотворная чистота и «живость». Для обряда очищения требовался огонь, полученный особым первозданным способом. Древнее предание о сотворении Срединного мира гласило: добрые духи Верхнего мира решили наделить человека душой, подарить ему искорку небесного огня… Но не пожелал Владыка Неба делиться с человеком божественной искрой, ибо не верил людям, не хотел чтобы обратили они огонь против Неба. Тогда один из небожителей по имени От научил человека добывать пламя трением деревянных палочек. Воодушевились люди, а мудрый От с той поры считается покровителем очага и кузнечного дела. Поэтому отныне «живой» священный огонь добывается таким же образом… В назначенный день добрый десяток самых крепких мужчин принесли два сухих осиновых бревна. Одно укрепили на земле, и сделали на нем неглубокую канавку. Второе бревно снабдили ручками и установили в эту выемку. Внизу разложили сухую траву и тонкие сухие веточки. Под заклинания шамана и ритмичное биение бубна, джигиты принялись «пилить» одно бревно другим до появления «неиспорченного» огня. Через рожденное трением «живое» пламя прогнали изнуренных болезнью животных. Ансар как никто другой надеялся на изгнание духов дурной болезни. Благоприятный исход обряда отвел бы подозрение от Нурии, а главное, сохранил бы лошадей – основу благополучия Зеленых Холмов. Увы, его надеждам не суждено было сбыться. После «огненного очищения» число больных животных продолжало расти и люди уже во весь голос говорили – духи предков разгневаны, значит, среди нас есть неугодные Небу. И хотя виновников пока не называли поименно, все понимали: главная подозреваемая - Нурия. Все сходилось одно к одному: ее мать - чужеземка без роду и племени, отец безвременно умер, да и сама девчонка не от мира сего… Людей стороной обходит, а вокруг лошадей вьется, точно назойливый овод. Как назло впридачу к дурной опухоли добавилась еще одна страшная лошадиная напасть. «Черные легкие» - называли ее коневоды. Заболевшее животное худело и постоянно кашляло, пока не валилось с ног. У погибших лошадей легкие были темными до черноты, будто их углем посыпали. Табунщики тяжко вздыхали: одно горе с собой сто бед приводит… Четырех лошадей закопали, теперь уже из-за «почерневших легких». Правда, в отличие от дурной язвы, легочная хворь считалась незаразной. Причина ее, по мнению ортов, заключалась в грязной воде и густой дорожной пыли во время дальних кочевок. Впрочем, могла очернить легкие и наведенная кем-то злая порча. А поскольку вода вокруг была чистой, а воздух свежий, то выводы напрашивались сами собой… И если раньше Нурие приписывали невольный сглаз, то сейчас речь уже шла об умышленном нанесении вреда... Положение становилось угрожающим – люди, теряющие скот, роптали и искали виноватых. Нурия, чувствуя растущую неприязнь, не показывалась никому на глаза, что рождало новые пересуды. Между тем, лошади продолжали гибнуть. Если такое не остановить, эльбек просто прикажет так проредить табуны, что придется жить несколько лет впроголодь. III По этому поводу Хранитель Аркат и собрал самых уважаемых ортов на Большой совет – Круг старейшин Зеленых Холмов. На него, помимо эльбека, нескольких стариков, кузнеца Дархана, шамана и атбека Замана, были приглашены лучшие коневоды и несколько опытных охотников. Табунщики просили у правителя подмогу - больных лошадей становилось больше день ото дня, мясо павших животных могло представлять опасность, значит, были нужны новые загоны и места для захоронения. От охотников требовалось добывать дичи в два раза больше, чтобы люди не голодали. По правде говоря, Хранитель Аркат пригласил охотников еще из-за Ансара – лучшего добытчика зверя и птицы… Мудреца настораживала привязанность, которую джигит выказывал Нурие в последнее время. Здесь, на совете, разговор обязательно пойдет о намеренной порче, так пусть Ансар сделает надлежащие выводы. Сначала обсуждение касалось самых насущных проблем – роста людского недовольства и спасения здоровых животных. Коневоды предлагали новые способы лечения, но было видно, что сами они в них уже не очень-то верят. А чуть позже зашел разговор и о Нурие. И начал его, конечно же, Хранитель Аркат. - Люди винят во всех бедах дочь умершего Данияра – Нурию. Приписывают ей и сглаз и наговор, и даже порчу. Дошло до того, что открыто, называют ее чародейкой и даже албасты. Еще немного и потребуют изгнания виновницы из селения. А там недалеко до самосуда и расправы. Что скажешь ты, проницательный баксы Жайсан, о сироте Нурие, дочери покойного Данияра? Что подсказывают тебе духи предков о природе ее магических способностей, если они есть? - Духи наших предков не видят ее души, - ответил шаман. – Происхождение сироты загадочно, а значит, будущее ее - непредсказуемо. Судьба Нурии скрыта от меня, словно туманной пеленой. Албасты ли она? Точно не знаю. Может быть, да – в ней слишком много непостижимого... Может быть и нет – человеческого в ней тоже предостаточно. Без сомнения, необыкновенными способностями девушка обладает, но какими – мне не ведомо. Что до характера, то Нурия относиться к людям, так же, как они к ней. Пусть не хочет понравиться, но зато и не вредит. - Быть может, у тебя Жайсан, найдется надежный способ отличить албасты от простых смертных? - Да, албасты можно определить, если она окажется в твоей полной власти, - с легкой усмешкой ответил баксы Жайсан, - Только взять ее в плен не так-то просто! Зная один способ, я попросил сверстницу Нурии тайно воткнуть иглу в ее одежду… Считается, что албасты после этого выполнит любые приказания хозяина иголки. Однако это на Нурию никак не подействовало. В воздухе повисло молчание, прерванное вопросом одного из охотников. - Уважаемый Хранитель Аркат, простите мое невежество. Для меня албасты, нечто вроде чудовища, с которым встречаешься в последний раз жизни. Какое отношение имеет злая тварь к сироте Нурие и тем более к повальной болезни? Просветите меня на этот счет, иначе понять вашу беседу с шаманом, я не смогу. - Конечно же, каждый орт знает об албасты из сказок. С детства матери пугают этим порождениями тьмы своих малышей. Албасты – злая демоница, однако воплощения ее могут быть разными: от уродливой нечесаной старухи с грудями, заброшенными за спину, до прелестной красавицы с роскошными золотыми волосами. Только чаще всего - это страшилище с вывернутыми ступнями, глазами, налитыми кровью и острыми когтями. Ужасен вид албасты, но деяние еще страшнее. Крадет людоедка детей, насылает порчу, обратившись красавицей, располагает к себе охотников и губит их. У рожениц вырывает легкие и сердце, является в ночных кошмарах, оборачивается во что угодно, хоть в стог сена, хоть в огромную ель, хоть в маленького козленка. Притворяться людьми оборотни могут годами, ибо они хитры, терпеливы и изворотливы. Нет пощады никому от чудовищ, готовых на все, чтобы полакомиться человечиной. Хотя нет, есть животные, в которых албасты души не чает. Те тоже отвечают ей взаимной привязанностью. Речь идет о породистых скакунах! Этих красавцев злодейка просто обожает, расчесывает, холит, нежит и бережет от всяких напастей. - Вылитая наша Нурия, - невольно вырвалось у кого-то. Все невольно задумались над услышанным, чего и добивался мудрый Аркат. Слишком много оказывалось совпадений – золотые волосы, необъяснимая внутренняя сила, самозабвенная любовь к лошадям, недоступность духам предков… Гнетущую тишину нарушил низкий голос кузнеца Дархана. - Я тоже много думал о Нурие, ведь она частый гость в моей кузнице. Да, у албасты встречаются золотые волосы, но никогда не собирает она их, а волосы Нурии всегда в косах. Предпочитает албасты жить у воды, а у нас на пастбищах летом – сушь. Злым нравом, Нурия тоже не отличается. Лошадей девушка, действительно любит больше, чем людей, но тогда к чему ей губить столь милых ее сердцу созданий? Ну а что до, того, что духи предков о ней ничего не знают, то тут и я бы насторожился. Необычная она, это точно, зато дух Огня ей благоволит, что само по себе - добрый знак. Известно: злые сущности сторонятся кузниц: звон железа и пламя отпугивает их. Тут же все наоборот, Нурия в моей кузнице, как у себя дома. Может она и чародейка, но точно - не албасты. Ансар был готов обнять кузнеца за эти слова – как все по полочкам разложил, как легко опровергнул доводы Хранителя! Ну какая из Нурии албасты? - Благодарю тебя, мудрый Дархан, за ценное наблюдение, - не сдавался Аркат. - Ты прав, заплетает Нурия волосы в косы, но как носит их? У наших девушек по десять косиц за спиной, а у нее: две спереди, две сзади. А это верная примета колдуний, отмеченных удивительными способностями. Второй мой вопрос - откуда у сироты те качества, о которых упомянул мастер Дархан? Вразумительного ответа я пока так и не нашел, но скажу о главном. Согласно преданиям - потомства у албасты не бывает, зато сами они рождаются от небесных дев-пери и земных мужчин. Вспомните, как не могли объяснить Айдар с Данияром, откуда появились их красавицы-невесты. Да и мы ответить не можем, куда потом они подевались? Шестнадцать лет бьюсь я над этой загадкой, не зная покоя… И все к одному сводится: Ансар и Нурия – дети небесных пери. Такого поворота событий не ожидал никто. И после последних слов Арката все как по команде повернулись к Ансару. - Я еще не закончил, - слегка повышая голос, продолжил Хранитель. - Между этими детьми есть огромная разница. Для нас ортов особенно существенная… Мальчик, рожденный от союза пери и человека, обещает стать героем - могучим поборником добра. Девочка же принесет в мир людей много бед и несчастий. Сдается мне, что вот они и начались… Итог собрания подвел эльбек Агой, мало верящий в легенды, но потерявший уже больше трети лошадей. Размышления Арката он принял к сведению и похоже сделал для себя какие-то выводы. Во всем прочем правитель был как всегда последователен и рассудителен. Загонщикам, как и прежде, надлежало отделять здоровых животных от больных, охотникам заготавливать дичь, а людям держаться подальше от зараженного скота. Баксы должен был позаботиться о новых жертвоприношениях духам и провести новый обряд очищения. Что до Нурии, то раз она обладает необыкновенными способностями, пусть попробует справиться с гибельной хворью. Сейчас ее на выстрел стрелы к табунам не подпускают, а нужно сделать наоборот – дать доступ к погибающим лошадям. Раз орты приписывают чародейке сглаз и порчу, так может она умеет их снимать? С Круга старейшин все уходили с тяжелым сердцем, а Ансар и вовсе не знал, куда ему деваться. Ясно было одно – после сегодняшнего собрания с Нурии спрос особый. На первый взгляд правота Хранителя очевидна, жить в постоянном ожидании новых бед орты не станут. И нахождение виновника, явного или придуманного, лишь вопрос времени. В этом случае, даже кузнецу Дархану сказать будет нечего. Интересы жителей Зеленых Холмов превыше всего. Причем все выстраивалось таким образом, что у каждого из присутствующих была своя правда. Хранитель нашел злоумышленницу, ведь он печется о безопасности племени, шаман с этим спорить не стал, ему нужно не потерять своего влияния на ортов. Коневод Заман готов на все, чтобы сохранить лошадей – достояние родного народа. Эльбеку Агою важно успокоить людей и любой ценой остановить болезнь… В чем тогда правота Нурии? Или вернее, в чем она виновата? Что любит лошадей, что не такая, как другие, что рождена от небесной девы? А может правота Нурии в том, что она нравится джигиту Ансару, подобному Тигру – надежде и опоре племени ортов? Или его влечение - действие магии или следствие их небесного родства. Ответы на эти мучительные вопросы пока не находились… Одно Ансар знал точно: Нурия не причастна к мору лошадей. Только чем подкрепить свою убежденность? Поручиться за нее головой, но без ее согласия это немыслимо. Правда был еще один выход из положения, но Ансар гнал его от себя, боясь даже думать о последствиях такого шага. Ведь, что ожидало Нурию? В лучшем случае изгнание, в худшем – расправа. Скорее всего повальная болезнь не отступит, ведь девушка не лекарь. Значит, нужно предупредить ее, и помочь убежать из селения. Но куда? И кого в первую очередь обвинят в пособничестве? Конечно же, его - сына небесной пери, собрата по несчастью – Ансара, подобного Тигру. От этой мысли молодой орт застонал раненым зверем. Как же хорошо начиналась его взрослая мужская жизнь! Ансар уже привык к повышенному вниманию, восторженным взглядам девушек, почетному месту среди джигитов за общей трапезой. Он даже в глубине души поверил – Небесный Всадник благоволит к нему. И вот теперь Небо, словно поставило его перед выбором: все или ничего. Откажись от Нурии и тебя ждут новые свершения и великие битвы, уважение земляков и любовь самых красивых девушек. Сделаешь по-другому: станешь в глазах людей изгоем - «ястребом, машущим крыльями наоборот» и полетишь назад и вниз. В одночасье храбрец превратится в предателя, герой - в ничтожество, любимец – в изгнанника. Но если Ансар отречется от девушки в угоду злой людской молве, не спасет ее от поругания, то станет отвратителен самому себе… Джигит все-таки решился пойти к жилищу Нурии…Той же ночью, крадучись, как затравленный волк. Объясняя себе звериную осторожность безопасностью девушки, а не собственным малодушием. Он предупредит ее и уйдет с глаз долой, и пусть Нурия делает что хочет. В конце концов, чуть позже Ансар найдет ее… Но когда джигит увидел в лунном свете печальные глаза Нурии, ощутил в них беспредельное одиночество, его точно огнем опалило. Нет, он не оставит ее одну, пусть даже вся Ортала ополчится против него! И сейчас для Ансара важнее всего доказать девушке – в Срединном мире есть человек, на которого она может положиться. Ну а его собственные потери, уже не в счет… - У меня для тебя плохая новость, Нурия, - без лишних предисловий начал Ансар. – Многие люди считают тебя албасты, наводящей порчу на наши табуны. Мор лошадей приписывают твоим злым чарам. Сегодня на большом совете обсуждалась, в том числе, и твоя судьба. Пока никто не знает, что делать с колдуньей. Но это лишь затишье перед бурей. Значит, отныне от соплеменников можно ждать чего угодно, и я предлагаю тебе уехать со мной. Куда? Еще не знаю…Убежим куда глаза глядят, а там видно будет. Времени у нас в запасе дня три не больше. Бежать нужно либо сегодня ночью, либо завтра, пока повальная болезнь не выкосила все табуны. От принятого в ходе разговора решения Ансар раскраснелся, слова его путались, глаза блестели. Однако впервые за многие дни он ощутил невероятное чувство облегчения - нежданную награду за стремление отвести беду от дорогого человека. - Благодарю тебя за твою смелость и верность, - ответила Нурия, будто ничуть не удивившись его порыву. – Поверь, Ансар, я ценю твою заботу, но не могу бежать с тобой. Пока есть те, кто не верит в мою причастность к «дурной язве», я должна оставаться в Зеленых Холмах. Ведь стоит мне исчезнуть, как все поверят, что порчу навела я. Тем самым, я брошу зловещую тень на твой образ, доблестный Ансар! Не связывайся со мной, ради наших небесных родителей… Своим бегством ты отрежешь себя от соплеменников навсегда. Погубить все и вся, повинуясь безотчетному страху за свою жизнь, не в моем характере. Хоть и считают меня злой чародейкой и даже албасты… И потом, откуда ты знаешь, что я не такая? - Но ты ведь не албасты? - угрюмо повторил за ней Ансар, почувствовав опасную неопределенность в ответе Нурии. - Я и сама порой не знаю, кто я… - грустно промолвила девушка. – Иногда во мне, словно просыпается что-то грозное, то, что сильнее меня и других людей. Впрочем, эта сила исчезает так же внезапно, как и появляется. Но скажи мне, Ансар, разве у тебя в порыве гнева не возникает желание так наказать обидчиков, чтобы другим неповадно было? - Конечно, случается! - И только по ряду причин ты не можешь этого сделать. Ведь мужчины берегут свою ярость для настоящих врагов. А для меня, главный враг – я сама. Темная сила, клокочущая во мне от обиды и несправедливости, готова в любой момент выплеснуться через край. Люди подспудно чувствуют опасность и не задевают меня понапрасну. Во всяком случае, до сих пор… Но лошадей, поверь, Ансар, я не портила и не губила. Мне даже кажется, я сумею облегчить страдания животным, если ты, в свою очередь, захочешь помочь подозрительной колдунье. - Захочу ли я? - в голосе Ансара прорвалось возмущение? - Раз уж я здесь и предлагаю побег в неизвестность, то, наверное, готов помочь тебе и в других делах. Будь ты хоть албасты или сама воздушная пери. - Пойми, Ансар, я предлагаю тебе то же бегство в неведомое: нам предстоит рискнуть и пройти по дороге, ведущей в никуда. Если у меня, - Нурия поправилась, - у нас ничего не получится, со мной расправятся, как с албасты… Достанется и тебе, ты потеряешь уважение и будущую славу батыра. - В таком случае прежде расскажи мне, на что я должен решиться? – теперь уже спокойно сказал Ансар и добавил с нескрываемой досадой: - А чем я рискую, позволь в этом разобраться мне самому! - С твоего позволения я начну, - мягко осадила его девушка. - Болезнь, губящая лошадей, как известно, боится огня… - Но ведь и кузнец Дархан и баксы Жайсан пробовали очищение огнем, - в свою очередь перебил Ансар красавицу. - В том-то и дело, что, во- первых, с прижиганием перестарались, во-вторых - использовали не тот огонь, какой нужен. Раскаленное железо загоняет болезнь внутрь, да и сама лошадь в этот момент думает: лучше бы мне не жить! И зачастую умирает в страшных муках. Теперь вернемся к стихии Огня. Известны его три вида: небесный, земной и подземный... Вот я и думаю - если больным животным не помог огонь земной, вдруг поможет огонь небесный? Во всяком случае, я знаю, как его раздобыть. - А чем ты заменишь прижигание железом? Солнечные лучи ведь болезнь не выжгут? Нурия молча подошла и взяла Ансара за твердую, как железо, ладонь. Несколько смущенный орт не знал, что и думать до тех пор, пока не почувствовал ощутимый жар от узкой ладошки девушки. Прошло еще немного времени и даже терпеливый Ансар не выдержал – разжал руку, выпуская раскаленную кисть девушки. Причем сделал это джигит со столь искренним удивлением, что девушка невольно рассмеялась. - Ты почти угадал… По небесной линии я происхожу от Солнечных дев, значит любима Солнцем и дружна с Огнем. Выходит, огненная сила всегда со мной, нужно только умело ее применить. Почему бы ни приложить горячие ладони к больному месту, как обжигающее железо. Рука - не раскаленная кочерга, и всегда почувствует, какой степени требуется жар. Вдобавок к этому разведем очистительный огонь небесного происхождения и прогоним через него табуны. - Ты, и вправду, чародейка, Нурия, раз предлагаешь такое! Но чем смогу помочь тебе я? - Без помощника мне не обойтись. Нужно будет собрать дрова, развести костры, отловить лошадей, прогнать их через пламя, одним словом, провести собственный обряд очищения. Сам понимаешь, мне не поможет никто, кроме тебя и кузнеца Дархана. Но риск для помощников велик: а ну как мои усилия напрасны. Ты можешь потерять своего коня и сам заболеть, ведь придется без устали отлавливать больных лошадей. Я и сама могу подхватить дурную хворь, трогая пораженную шкуру руками, ведь «огненная болезнь» не щадит и людей. Но самое главное, меня обвинят в намеренном оскорблении Огня, а тебя - в пособничестве албасты. - Я готов на все ради общей пользы и твоего спасения, - твердо сказал Ансар. – Мой отец учил меня браться за невозможные дела и ничего не бояться заранее. Я уверен, он бы меня поддержал. Да и проведение неведомого обряда очищения все же лучше позорного бегства. IV Поскольку эльбек заинтересовался магическими способностями девушки, все получилось, как и задумывали Ансар с Нурией. Весь следующий день ушел на заготовку дров, постройку загонов и отлов лошадей. Хранитель Аркат препятствовать тому не стал – нужно было любой ценой успокоить или хотя бы отвлечь взбудораженных людей. Шаман занял выжидательную позицию, но очевидного недовольства не выказывал. Зато мастер Дархан по-настоящему помог Нурие с устройством «чистилища» – места, где через огонь должны пройти хворые лошади. Кузнец позаботился о том, чтобы языки пламени окружали животных со всех сторон, и даже на земле уложил хворост в неглубоких канавках. Пригнать лошадей к загону, отловить их, рассортировать, стреножить самых строптивых выпало Ансару и его джигитам. Те, хоть и с опаской, но свое дело сделали - Ансару, подобному Тигру, отказать они не могли. «Возможно в последний раз, прошу друзей о помощи… Они еще не знают, что может произойти со мной, если болезнь не отступит…» - терзался джигит, думая о возможной неудаче. Но коли уж ввязался в драку, так бейся до конца… И Ансар с гиканьем носился на своем Вихре за больными лошадьми, увлекая за собой джигитов. Лихим всадникам, вошедшим в раж, даже в голову прийти не могло, что судьба племени и честь Ансара находятся в руках хрупкой девушки. Как она добыла чудесный, особенный огонь, Нурия не рассказала никому. Дело в том, что небесная мать, солнечная дева Айсана оставила девушке небольшое наследие из нескольких волшебных вещиц. Среди них особо выделялся отшлифованный сверкающий камень с девяноста девятью гранями. Этот чистый, как слеза бриллиант и использовала девушка для получения небесного огня. Для этого поймала Нурия утренний свет сверкающим глазом камня, преломил он солнечные лучи и воспламенил заготовленные щепочки и ветошь. Золотистый живой огонек девушка передала кузнецу Дархану, а тот уже превратил его в очистительное пламя. Однако даже сама Нурия не догадывалась, сколь мощные силы она привлекла для нового обряда очищения. Девушка понимала: небесный огонь - подарок Солнца, но не догадывалась, что ее волшебный камень и сам по себе обладает магической силой. Алмазы рождались в недрах земли, в ожесточенном противоборстве бушующих сил природы. В жаркой бездне разгорался огонь такой силы, что обычные камни превращались в пар... Алмаз же каким-то чудом сохранялся в этом пекле, вбирая в себя неистовство этой стихии. Собственно говоря, таким образом, он и становился средоточием подземного огня в виде самого прекрасного камня на свете. Сама того, не ведая, Нурия усилила пыл Солнца жаром подземного Огня. Сквозь полосу такого чудодейственного пламени и должны были пройти больные лошади. Правда, только после того, как Нурия проведет свое исцеление ладонями. Поскольку Ансар пригонял к девушке больных лошадей, он один из немногих, мог видеть, как происходило врачевание. Даже у него, наблюдателя со стороны, эта борьба с недугом, отбирала немало сил. Каково же было оказаться на месте девушки, вступающей в борьбу со страшным недугом? Оттого и смотрел джигит с замиранием сердца, как смело, настойчиво и ласково обращается Нурия с изнуренными болезнью животными. Вот томится в загоне некогда славный светло каурый жеребец - гордость атбека Замана. Совсем недавно под его копытами сотрясалась земля, грива разлеталась знаменем на ветру, а ржание звало самцов на поединок. Сейчас все по-другому: больной скакун - лишь жалкое подобие свой былой резвости и стати, слабая тень гордого победителя в свирепых схватках за лучших кобылиц. Даже закусил губу от досады Ансар: не пощадила коня проклятая хворь, изъела язвами шкуру до самых костей. Тем временем Нурия неслышно подошла к жеребцу каурой масти. Животное дрожит, фыркает, на губах выступает розоватая пена. На спине, шее, крупе лошади видны уродливые желваки дурной болезни и следы от прижигания каленым железом. В глазах жеребца отражается дикий страх: нет, только не повторение этой пытки! Сердце скакуна, то колотится в бешеной скачке, то испуганно замирает в предчувствии пронизывающей боли с запахом горелого мяса. Значит Нурие сейчас нужно отвлечь, как-то успокоить животное. Девушка осторожно проводит ладонью по испорченной болезнью лошадиной коже. «Да, забралась тебе под шкуру проклятая дурная язва, но ничего, я прогоню ее оттуда прочь» - шепчет про себя девушка, касаясь подрагивающей спины. Вот на шее выделяется красно- лиловое пятно, похожее на укус огромного паука. Нурия бережно ощупывает кожу вокруг «укуса», лошадь притихла - острой боли еще нет. Но это только пока… Без лечения красное пятно полыхнет огненным цветком и превратится в ямку с темно-коричневым дном и неровными краями. Такую же, как вон та язва, что ржавым пятном уселась на лошадиной холке. Округлый нарыв цвета раскаленной меди съест окружающую плоть и, превратив ее в яд, вернет в кровоток. Больная кровь омоет легкие, проникнет в сердце, сбивая четкий ритм ударов… И вскоре забьется лошадь в горячем ознобе, сгорит за два-три дня, обратившись в груду костей, обтянутых тусклой шкурой. Руки Нурии нежно гладят морду жеребца, тот согласно опускает голову, а девушка начинает напевать что-то про себя. Это даже не песня или мелодичное заклинание, скорее какое-то глубинное воркование, передающееся через прикосновение и звук. Действует эта «колыбельная» успокаивающе, лошадь перестает прясть ушами, прислушивается к мягкому говору. Пожалуй, теперь можно начинать исцеление и ладонь Нурии слегка касается багрового укуса. Малиновая точка пылает изнутри, и девушка накрывает ее ладонью, как ядовитое насекомое. Тепло ее руки встречается с жаром опухоли, будто поглощая жжение плоти. «Укус» перестает гореть и сейчас самое время прижечь его собственным огнем. Нурия уже двумя пылающими ладонями, сложенными крест-накрест, настойчиво придавливает края язвы. Конь резко вздрагивает, но тотчас замирает, чувствуя целебный жар на пораженном месте. Огонь, исходящий из ладоней, проникает внутрь и бежит по жилам, вспенивает черную кровь, очищая ее от скверны. Жеребец косится на Нурию умоляющим взглядом – боль вспыхивает с новой силой. «Потерпи, милый, потерпи, быстроногий», - шепчет девушка и, не отнимая рук, превращает лихорадочный жар в успокаивающее тепло. Боль стихает, целительница мягко уводит ладонь с опухоли. Красный огонек в язве угасает, оставив лишь черный след на теперь уже прохладной шкуре. Нурия переводит дух, дует на руки, смотрит на них, затем поднимает глаза к небу. Солнце в зените и светило приветствует девушку с высоты, наполняя новой силой. Но на шкуре каурого жеребца остаются еще два очага поражения. Сначала предстоит одолеть обширную язву, что распустилась на холке коня причудливым медным цветком с темно коричневой головкой в центре. «Своей волей и силой Огня я изгоняю тебя, дурная болезнь. Сгори, проклятая хворь в Небесном пламени!» - произносит Нурия и круговыми движениями втирает жар, похлопывая по холке ладонью. Немного погодя она надолго прижимает руки к желтой шкуре и ждет… Но вот дело сделано и девушка потряхивает кистями, избавляясь от остатков поверженной болезни. Слава Солнцу, с третьей язвой хлопот поменьше, она уже и сама сходит на нет, являя людским взорам черный струп в обрамлении воспаленной плоти. Страшная отметина напоминает черный уголек в тлеющем очаге. Вот почему одно из названий этого недуга - «огненная болезнь». Как останавливают степной пожар встречным огнем, так собственным жаром Нурия поглощает горячку в теле лошади. Ну, а после «ручного» прижигания погонят джигиты Ансара застоявшегося жеребца в очистительное пламя костра, разведенного кузнецом Дарханом. Оближет брюхо и бока скакуна небесный целительный огонь, окутает клубами черного косматого дыма. Пронесется, не помня себя, ошалевший конь сквозь обжигающее чистилище. За ним последуют все новые и новые животные, больные и те, кого пока еще не поразила «дурная язва». Выскочат «очищенные» лошади не в чистое поле, а в загоны, где будут во все глаза смотреть на них недоверчивые табунщики, ожидая самого худшего. Такое «рукотворное» лечение опухолей и язв оказалось на редкость трудоемким делом. Каждая лошадь требовала к себе внимания, терпения и особого обхождения. Исцеление и очищение огнем растянулись на нескончаемые три дня. С рассвета до заката Нурия прикладывала свои жаркие ладони к горячим воспаленным местам и держала столько, сколько требовалось, чтобы целебный жар вобрал в себя болезнь и возвратился уже здоровым теплом. Это отбирало много сил, но Нурия словно черпала их снаружи. Наблюдательный мастер Дархан заметил: за самых неблагополучных лошадей Нурия бралась только, когда солнце в небе пылало в полную силу. Кстати, именно тогда девушка распускала волосы, и они золотым водопадом спадали на ее плечи. Видя разметавшиеся волосы и отрешенный вид Нурии, кузнец вспоминал речи Арката о неведомой силе потусторонних существ. Мастер понимал лучше других: своим целительством девушка только подтверждала опасения Хранителя… «Если это и колдовство, то всем на пользу. Да и вряд ли солнце будет заодно с черной силой – порождением тьмы», - успокаивал себя Дархан, прогоняя дурные предчувствия. Впрочем, о «глазливой» колдунье в эти дни никто и не вспоминал: у всех на устах были победы в борьбе с «огненной» хворью. После исцеления огнем больные лошади уже на следующий день вставали на ноги и тянулись к еде. А удрученный потерями атбек Заман впервые за две недели улыбнулся, не обнаружив в табунах новых заболевших животных. Ансар торжествовал, табунщики ликовали, а всегда молчаливый Дархан стал что-то напевать себе под нос. Даже сумрачное лицо Хранителя Арката посветлело и будто разгладилось от глубоких морщин. Приподнятое настроение жителей Зеленых Холмов лучше всяких слов указывало, что страшный недуг вот-вот отступит окончательно. На исходе третьего дня, когда лечение подошло к концу, Ансар пришел к Нурие. Смертельно уставший, но счастливый батыр начал было поздравлять девушку с одержанной победой над болезнью. На что Нурия, едва стоявшая на ногах, только слабо улыбнулась в ответ. Чтобы потом рухнуть без чувств прямо на руки Ансара. Растроганный джигит сел, осторожно положив голову девушки себе на плечо, и нежно прикоснулся щекой к ее золотым волосам. Повинуясь нахлынувшему чувству Ансар провел ладонью по непокорным прядям и овалу лица… Безмятежно, гладя Нурию по склоненной голове, он и сам не заметил, как уснул. Пожирающий дух I Беда никогда не приходит одна. Еще не успели утихнуть страсти по исцеленным «небесным огнем» лошадям, как появились признаки новой напасти. На дальних пастбищах орты все чаще стали терять табунных лошадей. Тут и там рассказывали об участившихся встречах с лазутчиками, а на границе то и дело случались стычки с гарами. Как часто бывает в жизни, причиной будущих неурядиц Зеленых Холмов стало относительное благополучие его жителей. Дело в том, что страшная «дурная язва» коснулась не только табунов ортов. Огненная болезнь прокатилась по большей части Срединной земли, выкосив немалую часть племенных и табунных животных. В Зеленые Холмы все чаще стали наведываться орты из ближайших поселений. Соседи одалживали лошадей на развод, с нескрываемой завистью поглядывая на уцелевшие стада. Пожаловали в Зеленые Холмы и чужестранцы издалека, и все по тому же делу – купить или выменять коней. Появились и те, кто никогда ничего не просил, а тем более не покупал. Те, кто обычно отбирал по праву сильного «Гары едут! Гары едут!» – на все лады кричали мальчишки, сопровождая трех живописных чужеземцев, гордо въехавших в Зеленые Холмы. Дети разглядывали диковинные кожаные кафтаны, запахнутые слева направо, шапки с отворотами и волчьими хвостами, изогнутые мечи, в знак мирных намерений связанных с ножнами желтой тесьмой. Особый интерес вызвали чеканы – топоры с боевой частью в виде клюва, проламывающего любые доспехи. «Волчьим клыком» - звали такое оружие незваные гости. И если для мальчишек все было в диковинку, то орты постарше при виде лихих всадников хмурились – уж слишком недобрую память оставили о себе неспокойные соседи. Гары по образу жизни во многом походили на кочевников из Орталы. Так же откочевывали на сезонные пастбища, так же души не чаяли в лошадях и неделями пропадали на охотах. Но если орты зимовали в укрепленных поселениях, то гары с наступлением холодов просто уходили в теплые края. Прихватывая все, что плохо лежало или могло в хозяйстве пригодиться. В том числе отдаленные приграничные табуны лошадей в придачу с зазевавшимися табунщиками. Именно поэтому каждую осень вооруженные отряды ортов снаряжались в самые дальние районы, не давая лошадям «заблудиться», а людям пропасть. Орты невесело шутили на счет неуемных конокрадов: у гара – три лошади, первая - верховая, вторая - вьючная, третья – чужая. Правда, последние полтора десятка лет гары воевали на других границах своей степной страны, и Зеленые Холмы на несколько лет получили нежданную передышку. Но ближайшие ортские поселения, все же время от времени страдали от их набегов, хотя гаров сейчас куда больше интересовала Империя Ай Цы - огромная, неповоротливая, многоликая страна, подобная пестрому ковру, сшитому из разных кусков. Там можно было разжиться рабами, шелком, парчой, дорогой утварью, оружием и драгоценностями. Всем тем, что стекалось со всех концов Срединного мира в сердце Империи и вытекало тоненькими ручейками по ее краям. Черным смерчем налетали гары на пограничные имперские селения, вырезая гарнизоны и наводя ужас на мирных жителей. Чтобы потом, ошалев от крови и легкой добычи, надолго исчезнуть в бескрайних степях. Впрочем, Империя тоже научилась находить управу на свирепых степняков. Разжигала междоусобицы, поощряла предательства, соблазняла богатством и властью… Имперцы, где силой, где посулами, где тем и другим, но ослабляли Гарию изнутри. С одной целью - отодвинуть кочевников от своих границ, любой ценой вытолкнуть буйных всадников обратно в степные просторы, где бы они терзали друг друга и соседей. Вот почему из дикой степи исходила постоянная угроза всем тем, кого угораздило жить рядом с гарами. Впрочем, гары пользовались недоброй славой у жителей всей Срединной Земли. В поисках скота и рабов забирались они высоко в горы, выходили к берегам рек, углублялись в жаркие пустыни. В крови у гаров бурлили непоседливость и звериное чутье на добычу. По-волчьи выслеживали они жертву, а затем неустанно шли по следу. Волк, кстати, являлся самым почитаемым для них животным. Так они и изображали его на своем знамени, в виде зверя, идущего по следу. Шкура волка служила знаком отличия воинов, а волчий клык носили на удачу в бою. Отличались гары тягой к хмельному питью и страстью к женщинам. Араку - молочную водку делали из перебродившего конского молока, пленниц же пригоняли из самых дальних походов. Наложницы предназначались не столько для домашних дел, сколько для плотских утех. Дети от этих рабынь со временем пополняли ряды степного воинства, не давая застояться и без того разудалой крови. Гарские женщины к наложницам относились с нескрываемым равнодушием - можно ли ревновать своего мужчину к бесправному слабохарактерному созданию. Ведь полноценной, по мнению гаров, могла считаться лишь женщина, выбравшая смерть, а не рабство. Владеющая оружием, а не прозябающая в нескончаемых домашних хлопотах. Нет, гарские волчицы становились хорошими женами, но только при успешных мужьях - умелых воинах и удачливых добытчикрв. Вот и рвались гарские джигиты в бой, стремились во все новые набеги, порою оставляя свои жилища без защиты. Поэтому цену мужской доблести женщины гаров знали не понаслышке: каждая могла, если не одолеть врага, то дать ему достойный отпор. Орты, ближайшие соседи гаров, в доблести мало уступали «волкам, идущим по следу». К тому же ортов насчитывалось чуть ли не в два раза больше, чем степных удальцов. Однако селения в Ортале прилично удалены друг от друга, а гары живут вместе, всегда начеку и готовы к набегам. Перед тем как дать отпор орты сначала соберутся вокруг своих эльбеков, и уже потом объединяются в большое войско под началом Верховного Эльхана. Да и то после совещания с хранителями, шаманами и старейшинами. У воинственных гаров все намного проще и быстрее. Гарский правитель в одном лице - вождь, полководец, шаман и хранитель Священного Знания своего племени. Другое дело, что не могут никогда поделить верховную власть удельные правители, называемые таганами. Что, наверное, и к лучшему - все меньше походов в соседние наделы. Представления о мироздании у «рыщущих волков» несколько отличались от ортских сказаний. По гарским верованиям людей окружает мир добрых и злых духов. Он устроен подобно миру живых, только невидим простым глазом, и все в нем наоборот. Оттого и ломают гары на похоронах воина меч и посуду напополам, наряжают покойника в одежду, одетую наизнанку - на том, «обратном», свете они станут целые. Поэтому дурная примета и опасное дело - пользоваться живым людям треснутыми чашками и сломанными вещами. Эти предметы уже, отчасти, принадлежат миру мертвых. Особо почитались духи умерших родственников: у каждого гара, в его юрте, всегда присутствуют деревянные фигурки, связанные с потусторонним миром. Накануне важных событий приносят им подарки и жертвуют скот. Чем больше жертвоприношений совершает человек, тем более угоден он духам, тем охотнее они ему помогают ему. Вот почему вождь племени гаров – Верховный таган, всегда в ладах с потусторонним миром: его подношения - самые обильные и дорогие. Гарский всадник, ехавший самым первым, судя по всему, был любим духами и мог пожертвовать для них немало. Звали его Багас, был он правой рукой одного из гарских правителей - тагана в чине темника – командира над несколькими тысячами воинов. Грозный вид его не просто привлекал внимание или внушал уважение, он предупреждал об опасности, исходящей от гара. Подобно клыкам в пасти хищника или хвосту скорпиона с каплей яда на конце крючковатого жала. Стоило взглянуть на загорелое лицо Багаса, с крутыми скулами и немигающими глазами, чтобы почувствовать неукротимость степного воина. Но суровых лиц в Срединной земле хватало в избытке, а странным видом чужеземцев пугают только непослушных детей. Облик же прибывшего гара был не столько страшен, сколько зловещ. Возможно из-за квадратного амулета с черным кругом в центре - знаком общения с духами смерти. Он свидетельствовал также о способностях Багаса к похищению душ и боевой магии. На правой щеке темника отчетливо выделялась татуировка: «две стрелы» - символ высшей власти, дающей право казнить или посылать на смерть. Выше по статусу был только знак его повелителя, тагана Западной Гарии - Гурхон-Наяна, у того на щеке выделялись две синие стрелы, наискосок перечеркнутые красной линией. Эта черта неслучайно называлась «линией жизни»: Верховный правитель мог отменять смертные приговоры и наказывать тех, кто их несправедливо выносил. А еще к седлу Багаса были приторочены девять туго перевитых густых пучков волос разного цвета. Для понимающих, срезанные волосяные косицы – не обычные украшения, а страшные знаки гарской военной удали. Значит, девять известных бойцов Срединной земли отправил своей рукой на тот свет могучий Багас и теперь пучки волос с их отсеченных голов украшали седло воина. По верованиям гаров, отсеченный чуб давал власть над духом поверженного противников, забирая их силу. Все бы ничего, но четыре страшных трофея были явно с ортских голов… Столь вызывающий вид гостя мог задеть за живое, но отнюдь не напугать ортов. Уж слишком хорошо они знали своих соседей. Те и другие частенько бывали друг у друга в плену и по большей части знали повадки и язык друг друга. Мальчишки ортов и гаров с малых лет росли в седле, метко стреляли, ловко арканили лошадей. Да и боевые подвиги и те и другие совершали в войнах друг против друга. Столетиями длилось это противостояние и, со временем жгучая ненависть превратилась в привычную неприязнь, а постоянное недоверие вошло в пословицы и поговорки. Да, гары - свирепы, необузданны и своенравны. Но не настолько, как рассказывают о них лесные и озерные народы. Мол, и боли «волки» не чувствуют, и усталости не знают, и человеческие жертвоприношения совершают. Выходило, чуть ли не в зверей оборачиваются гары на полную луну, а потом рыщут в поисках свежей крови… Нет, пусть в эти сказки, верят другие. Кому, как не ортам знать, что залог военных успехов гаров в отличной разведке, что «дикая» конница в бою действует, слушая удары боевых барабанов, а не сама по себе. Что «презиравшие» земледелие гары, сами выращивают просо и ячмень. Что тех рабов, от которых уже нет проку, отпускают на все четыре стороны с одним условием – нагнать на своих земляков побольше страху. Вот и расходятся по Срединному миру истории о беспощадных людоедах и непобедимых волках - оборотнях. До ушей ортов тоже доходили подобные небылицы. Они только посмеивались в усы, крепче сжимали копья, да острее точили мечи. Слишком часто, приходилось им видеть спины убегающих «волков», да и самим наведываться во вражеские поселения. Бывало, орты возвращали награбленное добро, в отместку прихватывая еще и гарский скот. Что не удивительно, уж очень во многом были схожи степные кочевые народы, под одним небом жили, от одинаковых бед страдали. Впрочем, разница между соседями все же имелась и давала о себе знать. Для гаров война была проверкой злой удали, для ортов – испытанием мужества. Одни предпочитали вырастить свое, другие - отобрать уже готовое чужое. Гары были настоящими степными волками, раздиравшими всех, кто был слабее их. Орты больше походили на волкодавов, защищающих свои дома и табуны от разбоя. В этом извечном противостоянии у разбойников всегда было одно неоспоримое преимущество - они нападали первыми и без предупреждения. Однако сейчас, степные хищники решили этим правилом почему-то пренебречь и сами пожаловали к ортам. Хотя, ничего хорошего такой приезд ортам не сулил, законы гостеприимства еще никто не отменял и три гара были проведены в просторный зал, где их ждал правитель Зеленых Холмов. II Низкий круглый стол был накрыт с подобающей для такого случая щедростью. Блюда, наполненные превосходной кониной и жирной бараниной, щекотали ноздри ароматом дымящегося мяса. Белоснежный кумыс, душистый чай, мягкие пресные лепешки и твердый соленый творог - курт радовали глаз и сами просились в рот. Орты, как и все степняки, славились гостеприимством, однако сейчас случай выдался особенный. Богатым, но не до чрезмерности угощением требовалось показать, что для гостей ничего не жалко, но из кожи лезть ради чужаков, хозяева тоже не станут. Агой - эльбек Зеленых Холмов, коренастый, еще полный силы воин, сидел напротив входа, украшенного резным орнаментом. Его голова, тронутая серебром седины, бесстрастные карие глаза, излишне прямая посадка, говорили о немалом жизненном опыте и умении владеть собой. Зеленый бархатный камзол правителя нарочито распахнут так, чтобы на груди виднелся знак эльбека, серебряный восьмигранник с изображением белого крылатого скакуна - «мысли, опережающей действие» - главного качества предводителя. Рядом с Агоем сидели седобородые старейшины и несколько крепких плечистых ортов с воинскими знаками отличий. Немало повидавший на своем веку эльбек Агой вел беседу с гарами подчеркнуто уважительно. Как чувствует себя непобедимый Гурхон - Наян, хороший ли был приплод у кобылиц, какие новости из Империи Ай Цы? Гости сдержанно кивали, попивали холодный кумыс и в свою очередь задавали обязательные в таких случаях вопросы. Однако рано или поздно нужно было приступать к делу. И Багас на правах старшего гостя начал переговоры: - Почтенный эльбек Агой, - сказал он, отставив чашу в сторону. – Огненная болезнь не пощадила ни ваши, ни наши табуны лошадей. Но к ортам из селения Зеленых Холмов Небо оказалось чуть благосклонней, чем к другим степнякам. Мы просили бы проявить к нам соседское расположение – продать нам табун кобылиц с тремя резвыми жеребцами. Поскольку с такими просьбами к вам обращаются и сородичи, гары готовы заплатить за лошадей ту цену, которую вы назовете. Услышав сказанное, эльбек сразу насторожился. Гары, которые готовы выложить за лошадей любые деньги, ему еще не встречались… Да такого просто не бывает, когда имеешь дело с отъявленными конокрадами. И потом, просить на продажу полсотни лошадей, если за каждую кобылу атбек Заман готов спорить до драки, просто немыслимо. Всегда неприятно говорить «нет» даже незваным гостям, но сейчас без решительного отказа не обойтись. Нужно лишь облечь его в обтекаемую учтивую форму. - Весьма сожалею, уважаемый Багас, - с чувством нескрываемого огорчения произнес эльбек Агой. - Но помочь гарам Зеленые Холмы, увы, не в силах. Огненная болезнь нанесла нашим табунам слишком большой урон. Много времени потребуется на восполнение поголовья и каждая кобылица у нас на счету. Немало и тех, кто чудом остался жив, но еще слаб и нуждается в особом уходе. Однако из уважения к тагану Западной Гарии, непобедимому Гурхон-Наяну и в знак нашей дружбы я хотел бы отправить ему в подарок – трех скаковых жеребцов чубарой масти. - Благодарю за бесценный подарок, достойный Верховного Эльхана Орталы, да сохранит его Небо на долгие годы. Но я все же осмелюсь продолжить переговоры… Быть может, тогда орты продадут нам ослабленных после болезни животных по цене здоровых и сильных лошадей. Таких, насколько я знаю, в Зеленых Холмах - три табуна. Мы же просим продать нам всего лишь один. Считать чужие табуны - верх неприличия, однако эльбек и виду не подал. Зато он начал понимать, куда клонит Багас, посланный к ним, явно неспроста. - Боюсь, что и это невозможно, - в голосе Агоя зазвучали скорбные нотки. - Переболевшие животные еще не оправились от болезни. Возможно, они представляют опасность, и это лишь передышка, которую дала огненная хворь лошадям, чтобы потом вспыхнуть с новой силой. И потом, по неписанным степным законам во время мора скот не продают и не перегоняют в новые места. Во избежание дальнейшего распространения повальной болезни. - Что не помешало почтенному эльбеку Агою предложить гарам трех верховых скакунов, – Багас нарочито подначивал правителя Зеленых холмов в присутствии его свиты. – Быть может орты хотят, таким образом, заразить наши табуны, поступая вопреки неписанным законам степи? Эта возмутительная речь уже вполне тянула на оскорбление... Помрачневший эльбек начал подбирать слова, но на этот раз, чтобы побольнее хлестнуть ими наглеца. Зашевелились и плечистые ортские батыры, в надежде силой сбить спесь с дерзкого гара, коли тот не уймется. - Давайте говорить начистоту, - как ни в чем не бывало, продолжил Багас. При этом весь его вид свидетельствовал о вынужденном смирении. - Я лишь указал на лежащее на поверхности… Разумеется, орты не желают нам зла. Вы просто уверены в неуязвимости скакунов потому, что они прошли обряд очищения, иначе никогда не подарили бы их соседям. Потому-то мы просим продать нам лошадей, которые прошли исцеление чудодейственным пламенем. Для нас они предпочтительнее самых здоровых лошадей, которые завтра могут покрыться язвами. Пока это просьба, эльбек Агой или, если хотите, – деловое предложение. Но только пока… Гары очень редко просят об одолжении, вернее, не просят никогда. Обычно наши воины берут по праву сильного. Сегодня особый случай, воспользуйтесь им себе во благо. Взываю к твоему благоразумию, правитель Зеленых Холмов! Пожалев один табун лошадей, орты могут лишиться всего поголовья. - Нет и еще раз нет, говорю тебе я, Багас, - глухо отозвался эльбек. - Правду говорят старики: лишь горсть могильной земли, насытит жадные глаза. Справедлива и другая истина - уступи наглецу единожды, и он сядет на тебя верхом. Мне жаль Горхона-Наяна, если он признает только силу и натиск. Такая самонадеянность заразнее и опаснее любой огненной болезни. Ты, Багас, тоже будто охвачен горячкой, а на языке у тебя - дурная язва. Поэтому, прежде всего, твои помыслы и слова нуждаются в очищении священным огнем. - Так отдайте нам того, кто поможет нам в этом, - с воодушевлением заговорил Багас, словно только и ждал такого поворота разговора. – Ради дела я тоже готов пройти через очистительный огонь! Мы знаем, у вас есть девушка по имени Нурия, остановившая повальную болезнь. Отдайте ее нам, хотя бы на время, и наши дети будут долго жить в мире и согласии. - А если я отвечу отказом? - Ответ тебе известен, эльбек Агой. Тогда мы возьмем целительницу Нурию силой, вместе с чубарыми скакунами и жеребыми кобылами, а Зеленые холмы превратятся в Черную гарь. Пусть наш огонь не священный, но мы тоже умеем проводить обряд очищения по-гарски. Клянусь синим Небом, его пройдут многие орты… Волки, взявшие след, не упустят добычу и превратят Зеленые Холмы в пустыню… - У наших табунщиков есть одна примета, – пророкотал Агой, с трудом сдерживая ярость, - когда они видят волка, то прикусывают тесемки своей шапки зубами. Чтобы в случае нападения у хищника свело пасть. Считай, Багас, что я сделал то же самое в отношении тебя… Поумерь свой аппетит, Багас, как ты выразился, для своего же блага. Не то подавишься, ненароком, собственной дерзостью… Права наша пословица и подходит к тебе: негодная собака кусает пустоту, никудышный человек - зарится на чужое. - Собаку без хорошей хватки зовут пустобрехом, а чужое часто становится своим … Особенно если его не берегут. Вряд ли голова одной девчонки и табун лошадей стоят благополучия целого племени. Подумай об этом эльбек, пока беда только стучится в вашу дверь. А что до умеренности… Агой не дал гару закончить начатое предложение. Взяв в руки украшенную нагайку, эльбек небрежно взмахнул ей в сторону Багаса. Не то призывая его умолкнуть, не то указывая джигитам на чужеземца. Этого было достаточно, чтобы плечистые молодцы начали пробираться к дерзкому говорливому гостю. Гар, избегая позора, решительно встал, дав понять, что уйдет сам. Двое его спутников вскочили вслед за ним, готовясь к самому худшему. Однако Агой взглядом остановил своих людей, и плетью указал чужакам на дверь. Гарский посланник Багас нашел в себе силы поклониться и, зло ухмыляясь, удалился со своей малочисленной свитой. Когда гары ехали по улицам селения Зеленых Холмов, мальчишки больше не кричали им вслед. Людям словно передалась та тревога, которая незримо выскользнула из зала переговоров. Теперь всадников провожали тяжелыми, злыми взглядами, не сулящими ничего хорошего. Изменилась и осанка Багаса - гар подобрался и расправил плечи. Будто и не гость он в Ортале, а хозяин, объезжающий свои владения. И взгляд у чужака теперь другой – пристальный, цепкий, как у ястреба, высматривающего перепелок. Таким, примеряющим на себя Зеленые Холмы, как чужой халат, Багас и запомнился… Уехали незваные гости, оставив недобрую память, да три развязанные желтые тесемки на пыльной улице. Это гонцы освободили свое оружие для войны и отныне мечи в ножнах гаров ничто не могло удержать. III У Гурхона-Наяна – одного из сыновей Великого Тагана Гарии, дела шли неважно. После смерти отца его братья не смогли договориться о верховенстве над гарами и отправились собирать силы в свои владения. Издавна Степная Гария делилась на несколько округов, самым большим из которых был Центральный удел, где находилась ставка Великого Тагана. Сейчас же главные события разворачивались на границах Империи Ай Цы, охватывающей Гарию с трех сторон. В тех краях правили и воевали старшие братья Гурхона – главные претенденты на титул Великого Тагана. Земли же, подвластные Гурхон – Наяну, лежали совсем с другой стороны, примыкая к границам Орталы. Пока был жив Великий Таган, младший сын даже находил в этом известные преимущества. Пока шла война с империей, Гурхон снабжал армию Великого Тагана воинами и лошадьми, получая взамен изрядную часть добычи. Однако после смерти отца все пошло не так, как хотелось бы…. В борьбе за власть насмерть сцепились старшие братья, напрочь забыв все родственные чувства. И сразу воспрянула Империя Ай-Цы, а на пастбища гаров пришла беда – огненная болезнь. Только за последний месяц Гурхон-Таян недосчитался почти трети лошадей, и скот не переставал гибнуть… Люди начали глухо роптать и искать причины свалившихся бед. Всем хороши гары как подданные – послушны, нетребовательны, готовы умереть за предводителя в бою. При этом степняки доверчивы, мнительны, горазды на выдумку. Значит, всем напастям, свалившимся на Западный край Гарии, народ рано или поздно потребует объяснения. Свяжут все несчастья с проклятием духов и немилостью богов. А кто у гаров всему голова, с кого главный спрос? С тагана Западного края Гарии, Гурхона-Наяна. Получается, потерял он покровительство Неба - «оказался под палящим солнцем, в черной тени». Кого не любят духи, того вскоре перестанут уважать и люди. Иными словами, правителю сейчас как никогда требовались успехи, победы, удачные стечения обстоятельств… Еще лучше порадовать своих поданных каким-то чудом на благо процветания родного края. И, хвала Небу, у соседей ортов, как по заказу начали происходить необыкновенные события. Сначала степная молва принесла удивительную новость. В селении Зеленые Холмы объявилась колдунья, остановившая «огненную болезнь». Приложит ладони к язвам на лошадиной шкуре, и хворь как рукой снимает. Очевидцы рассказывали: разводит целительница очистительный огонь, прогоняют орты через него табуны, и не страшны лошадям больше ни сглаз, ни наговор, ни повальная болезнь. Ну, чем не чудо! «Дурная язва» по всей Срединной земле бушует, а врачевательница живет прямо у него под боком. Нурией, вроде бы зовут. Остается только это чудо сделать своим, призвав на помощь личного духа-покровителя. Для того и послал в Зеленые Холмы Гурхон-Наян лучшего своего воина Багаса. Якобы лошадьми разжиться, а на деле выведать о Нурие. Пока нет от него вестей… Хотя не пропадет хитрый Багас, нигде не пропадет! Умен, изворотлив темник, с духами в ладу. Всегда находится под охраной двух телохранителей, братьев - близнецов. Они за него любому глотку перегрызут, а воины - каких поискать! Если правда то, о чем судачат в степи, все скоро изменится к лучшему. Остается только угнать ортские табуны, пленить Нурию, да выдать ее замуж за знатного гара и пусть колдует во благо Западной Гарии. Ведь сейчас главное восстановить поредевшее лошадиное поголовье… Кони нужны всегда и везде, и на границах с Империей Ай- Цы, и на турских рынках, и для собственных нужд. От того, сколько в стране лошадей, напрямую зависит число всадников в победоносном войске. После успешного набега на Орталу у Гурхон-Наяна лошадей будет больше всех в Срединной земле. Гарский правитель горестно вздохнул: самое неприятное в этих размышлениях слово «будет» … Пока же под его началом не более десяти тысяч всадников. И то, что ни день, не досчитываются табунщики по дюжине лошадей из-за проклятой болезни. Вот и сейчас в большой облавной охоте участвуют всего пятьсот воинов… Совсем мало. В лучшие годы набиралось до нескольких тысяч охотников, не слезавших с седел по несколько месяцев! Облавные охоты для степняков напоминали военные учения, за что особенно ценились правителями. Время проведения облавы выбиралось загодя, тогда же провозглашался предводитель охоты. Облаву, как и войну, начинали разведчики-следопыты. Они находили стада животных, прокладывали кратчайший путь, определяли места стоянок. После чего охотники по сигналу предводителя, растягивались в огромный полукруг или цепь. Чем больше охотников, тем больше охват местности… Тысячи охотников постепенно сжимали огромный полукруг, медленно смыкая края живого кольца. В него-то и попадали тысячи самых разных животных. Одновременно выйти к исходным рубежам для загонщиков - задача сложная. В течение многих дней нужно двигаться в одном темпе, с нужной скоростью, преодолевая преграды, которые у каждой группы охотников свои. Стоит запоздать одному отряду, как звери уйдут в образовавшуюся брешь, подобно воде между пальцами. Поторопятся охотники - спугнут животных раньше времени, а потом ищи ветра в поле. Как и всегда, когда облавой командовал Гурхон-Наян, охотничий круг замкнули безупречно. В созданном кольце металось около сотни чернохвостых джейранов и другой живности. Право первого выстрела принадлежало предводителю, и Гурхон с ходу уложил наповал крупного самца. После чего подняли луки самые близкие к правителю люди. «Дичи мало, а охотников - не счесть», – с горечью подумал Гурхон - Наян, вспоминая неисчислимую добычу былых времен. Но прошлого не вернуть, охота окончена, и теперь самое время подумать, как заполучить целительницу и разорить ортов. Тем временем охотники готовили любимое блюдо тагана Западной Гарии – запеченного в камнях джейрана. Джигиты сначала прокалят камни на сильном огне, потом в котлах потушат отборные куски мяса. Потом набьют желудок джейрана мелкими кусочками с душистой травой. Чуть позже, зверь будет зашит в собственную шкуру, наполненную раскаленными камнями, и закопан в землю. Камни отдадут свое тепло, испекут сочное мясо, наполняя желудок жирным густым бульоном. Много часов запекается газель в собственном соку, но великолепное блюдо стоит того... Пока же родовитых гаров ждет ароматный сочный шашлык, хмельная арака и холодное кобылье молоко. Знатные охотники уселись по кругу на походные войлочные коврики, обшитые кожей, и принялись за жареное мясо, сочащееся жиром. Когда крепкая арака согрела тело и разгорячила кровь, тагану сообщили о прибытии Багаса. По всему видно – гонец спешил и прибыл издалека: косматая шапка набекрень, конь взмылен, короткая шуба волчьим мехом наружу лихо распахнута. Багас легко спрыгнул с коня, ничем не выказывая усталости, будто и не был несколько дней в пути. Воин почтительно преклонил колено и тотчас выпрямился, глядя на тагана желтыми немигающими глазами. Гурхон-Наян ответил ему тяжелым, пригибающим к земле взглядом. Багас сразу отвел глаза и послушно опустил голову, показывая свою покорность. Таган властно указал ему на место среди других батыров, давая понять – всему свой черед, а сотник лишь один из многих. Только после обильной трапезы правитель дал знак лазутчику приступить к рассказу. Багас поведал о своей встрече с эльбеком Зеленых Холмов, не упуская даже мельчайших подробностей. После чего темник мягко опустился на войлочный ковер и застыл в ожидании распоряжений. - Что же, мы узнали самое главное, – нарушил тишину Гурхон-Наян, поигрывая длинным усом. - Орты не стали отрицать силу целительницы и очищение лошадей огнем. Они просто ответили гарам отказом. Но просителю говорят «нет» только тогда, когда чем-то обладают. Значит, история об излечении огненной болезни и уцелевших табунах - правда… Согласен со мной, Багас? - Очень похоже на то, мой повелитель. Я попытался вывести эльбека из себя и дал понять - гары готовы к войне. Правитель Зеленых Холмов и ухом не повел, хотя и ответил на мою дерзость … Мол воевать, так воевать, но будет по-нашему. Обычно так ведут себя, когда слишком уверены в себе или, напротив, если терять нечего. На загнанных в угол орты не похожи, но и высокомерия, свойственного сильным противникам, я не почувствовал. Скорее всего, они просто не знают, как отнестись к нашему предложению больше похожему на вызов. - Значит, наши воины помогут ортам разобраться в себе. Пока меня больше волнуют ортские табуны лошадей, чем гнев эльбека. Выходит, самое время начать тревожить соседей неожиданными набегами. Главное, не дать им уйти с обжитых кочевий. Отбить несколько сотен лошадей совсем не то, что взять осадой укрепленные со всех сторон Зеленые холмы. Ты согласен со мной, темник? - Согласен, мой повелитель. Вряд ли мой приход уж очень насторожил ортов. Эльбек знает: любая просьба – признак слабости…Не думаю, что табунщики скоро покинут сочные пастбища. Скорее к ним на подмогу выступят отряды вооруженных джигитов. Во всяком случае, хорошо бы вынудить их к этому мелкими, но болезненными уколами. - Это мы будем делать в любом случае. Нам выгодна постоянная напряженность на границах. Готовность к отпору сначала сплотит ортов, но долгое ожидание утомит людей, сделает их разобщенными. Уже сейчас можно отправить несколько отрядов, чтобы отбить несколько ортских табунов на ближайших к нам отгонах и на время оставить соседей в покое. По поводу же Нурии, так кажется, зовут колдунью, я должен посоветоваться с духами-покровителями. Багас понимающе кивнул. Одно дело идти войной на Орталу за лошадьми и совсем другое - из-за девчонки, пусть она хоть десять раз - чародейка. Да и врачевательница ли она? Может ей, просто помогло невероятное стечение обстоятельств или что-то другое? Рассказывают же, что до того, как она начала свое лечение, местный шаман тоже прогонял табуны сквозь огонь. Вдруг в чудесном исцелении есть и его заслуга? Значит, Гурхон-Наян, как всегда прав, лишь вскользь упоминая о Нурие. Движением бровей таган дал понять - разговор окончен. Багас задом попятился из огромного шатра, испытывая невероятное облегчение, словно выбрался живым из логова хищного зверя. Темник порою сам поражался тому, какой, почти животный страх вызывает у него правитель Западной Гарии. Сначала Багас отнес это чувство к врожденному почитанию любой власти, тем более, власти - неограниченной. Но потом понял - дело не только в этом. Даже в присутствии Великого Тагана Гарии, темник не испытывал такого внутреннего трепета. Его повелитель – Гурхон-Наян был словно наполнен какой-то темной силой, которую все трудней и трудней удерживать в себе. Возможно, из-за нее тагана все чаще сотрясали приступы необъяснимой ярости, перемежающейся с мрачной угрюмостью. Все чаще, выходя из шатра, темник ловил вопросительные взгляды гаров – все ли как надо на самом верху? Да он и сам нередко задавался вопросом, какая кручина точит изнутри его повелителя? Что за сила выталкивает тагана на тонкую грань между человеком и зверем? Гарского темника, человека неробкого десятка, порой пробирала мелкая дрожь от встреч с властителем Западной Гарии. Будто наступал вольный степняк Багас на незримую черту, за которой начинается гибельная трясина. Чего только стоил взгляд Гурхон-Наяна, если что-то шло наперекор его воли. От такого взора сворачивается молоко в груди кормящих матерей, как сказали бы в народные сказители. Самого темника Багаса его воины за глаза называли Неукротимым, Непокорным, Бесстрашным… Однако рядом с таганом это прозвище казалось издевательски нелепым. Ведь батыр, повинуясь какому-то первобытному чувству самосохранения уже давно перестал перечить хозяину даже в мыслях. Смышленый и жестокий Багас находил этому только одно объяснение – всему виной жестокая борьба за власть, превращающая людей в чудовищ. Такие, как Багас, отводят душу в лихой сече, правители же заживо варятся в собственном яде, съедая строптивых и слабых. Постоянная схватка с себе подобными изменяет властолюбцев коренным образом, причем в самую отвратительную сторону. Подтверждением тому тоже имелось: Багас помнил совсем другого повелителя Западной Гарии - сумасбродного, грозного, порывистого… А вот после смерти отца - Великого Тагана начались распри с братьями и все чаще стали пробегать в глазах Гурхон-Наяна зловещие искры – отблески вспыхнувшего темного пламени. Темник не мог знать истинной причины такой крутой перемены нрава своего хозяина, но в одном он был прав – правителя словно подменили. IV Гурхон-Наян, действительно был когда-то другим. Из всех сыновей Великого Тагана Гарии он считался самым одаренным и ярким. Из тех, про кого говорят: батыра одолеет, мудреца урезонит, певца перепоет. Гурхон отличался от прочих братьев уже тем, что не стремился к безраздельной власти любой ценой. И хорошо это было, и плохо одновременно. Хорошо оттого, что, пока жив Великий Таган, со стороны младшего сына можно не ждать подвоха. Плохо, поскольку именно Гурхон больше других достоин стать преемником отца. Но без истовой жажды власти, хозяином Гарии не станешь. Для Гурхона власть лишь средство, а должна стать целью, смыслом жизни. Только тогда будет правитель и власть единым целым, как тело с кровью… Оттого берегут властители свое право господства над людьми, как зеницу ока, а то и сильнее. Ведь слепым жить можно, а без крови долго не протянуть. Для молодого же Гурхона власть совсем другое… Полезная вещь, опасное оружие, благородное занятие для родовитого джигита, наконец. Удовольствие, свобода, вкусная еда, острые развлечения, лучшие наложницы. Но не более того… Власть для степного царевича, словно скакун отменных статей. Захотел - вскочил в седло и помчался на охоту. Пожелал – понесся наперегонки со сверстниками. Понадобилось - сошел с коня, погостил у друзей, пока не надоест. А скакун власти тем временем подождет хозяина у коновязи... Как же не нравилась такая опрометчивость Великому Тагану, слишком хорошо знал он простую истину – всем нужен ретивый конь, несущий к вершине. Стоит замешкаться, тут же уведут и оседлают тулпара другие удальцы. Поэтому не может повелитель никогда расставаться с волшебным скакуном, а должен превратиться в удивительное создание: получеловека-полуконя. Вот наглядный пример слияния с властью для будущего Великого Тагана. Видя особенное расположение отца к Гурхону, другие братья начали вбивать между ними клинья распри. То и дело выставляли младшего сына в самом невыгодном свете: тут - твердости не проявил, там – честолюбия не хватило. Понимал это царевич, но до поры до времени и ухом не вел. Настреляет на облавной охоте косуль, бросит к ногам распорядителя, раздай загонщикам по своему усмотрению. Разобьет в кровавом бою имперскую конницу, возьмет пленных и сразу интерес к этому теряет. Раненных не унижает, добычу делит слишком щедро, врага, покрывшего себя славой, может отпустить без выкупа. Опять же, казнит провинившихся без рвения, от придворных интриг Гурхона воротит, льстецов и осведомителей гонит в зашей. Вот с утра и до ночи подкупленные советники шептали Великому Тагану одно и тоже: не выйдет из Гурхона-Наяна толк, ну какой из него верховный вождь всех гаров. И добились-таки своего: когда умер Верховный Таган, любимому сыну Гурхону-Наяну почти ничего не досталось от лучших отцовских земель. Он так и остался в своей вотчине на краю Гарии, рядом с Орталой. Ни богатств, ни особых титулов, ни привилегий, Гурхону не досталось. Нет, кое-что, конечно, и ему перепало, но именно перепало, а не досталось по праву. Западный край Гарии всегда славился отменными лошадьми, их обменивали на разный товар, добытый в войнах с Империей. После воцарения на троне старшего брата, разжиться чем-то стоящим за счет коневодства стало невозможно. По приказу нового Верховного Тагана Западный край боевых лошадей и скот должен был поставлять чуть ли не за бесценок. На войне та же история: западные гары воевали не хуже других, а получали остатки добычи. При этом людей Гурхона бросали либо в самое пекло, либо до последнего томили в засадах. Именно тогда цены на лошадей упали и Западный край начал медленно, но верно разоряться. Соплеменники роптали – чем мы хуже других гаров, живущих под властью других братьев и родичей вождя. И когда по приказу новоиспеченного Верховного Тагана приехали забирать у Гурхон-Наяна любимую наложницу, младший брат окончательно загрустил, а люди замерли в ожидании. Девушка была действительно хороша: гибкая, большеглазая, ласковая. Привезенная, откуда-то из далеких краев, где трава - по грудь, цветы - с ладонь, а птицы поют круглый год. Сразу пришлась она по душе Гурхону, да и сама тянулась к своему повелителю, подобно молодому ростку к яркому солнцу. Сначала таяла от его ласк, а потом, охваченная любовным пылом, по многу раз умирала и возрождалась в объятиях могучего гара. Конечно, Гурхон-Наян мог отбить любимую наложницу, бросив вызов Верховному Тагану. Скорее всего, соплеменники его бы даже поддержали. Но долго ли продлилась бы такая вольница? Как в одни ножны не вложить две сабли, так и не усидеть в одном седле двум правителям. Сказать Верховному Тагану «нет» означало - ждать войны… Неповинных людей жалко, но ведь и пылкую красавицу отдавать в чужой гарем не хочется. Жалость – вот оно ключевое слово, отпирающее его сердце! Жалко людей, жалко себя, жаль красавицу, жаль терять покой и удовольствия… Проклятая жалость! Это она выбросила его на окраины Гарии, лишила волчьей свирепости и былого могущества. Еще одна уступка, еще маленькая слабина, и его Гурхона-Наяна начнут жалеть даже соседи-орты. А от жалости до презрения всего один шаг. Тогда, полгода назад, обуреваемый горькими мыслями правитель Западного края так ударил резной плетью по низкому столику, что тот треснул пополам. В ярости от собственного малодушия, закусив губы до крови, Гурхон вскочил на коня и поскакал в степь. Его даже не бросились сопровождать – еще один маленький верный знак таявшего уважения. Желто-бурая степь для Гурхона, как для любого гара, милее синих гор и зеленых лесов. Чуть не загнав своего вороного жеребца, молодой таган вовремя одумался и, сойдя с коня медленно побрел на закат. Думать ни о чем не хотелось, тем более о старшем брате- вожде… Правители приходят и уходят, люди меняются, а степь остается. Так пусть же она успокоит его, как ласковая мать… Таган вдохнул полной грудью полынный воздух, будто стараясь вобрать в себя этот мир запахов и звуков. Как хотел бы он стать навсегда неотделимым от этого пряного аромата степных трав, щебетания жаворонка и нежного ветерка, ласкающего лицо. Возможно, Гурхон еще долго бы «пил» необъятные степные просторы, если бы его ноги не почувствовали отчетливые колебания. Ощущение дрожи земли и чувство надвигающейся опасности вмиг образумили его. Гар, не раздумывая, приник ухом к земле и тотчас взметнулся на коня. Оказавшись в седле, Гурхон почувствовал себя в относительной безопасности: гул от многих десятков ног был далеко, а его конь мог поспорить в беге с самым быстрым животным в степи. «С моим аргамаком бесполезно тягаться даже скакунам Великого Тагана, здесь я уж точно первый» - с удовольствием подумал он. «Да и наложницы, мои самые красивые и страстные» - мысленно продолжил гар, чем только испортил себе настроение, вспомнив, что привело его в степную глушь. Однако увиденное зрелище сразу захватило его. В степи по направлению к нему бежали животные. Десятки, сотни, может быть, тысячи зверей мчались сломя голову, неслись напролом, не разбирая дороги. Самые разные четвероногие, большие и малые, сильные и слабые, уносили ноги так, словно спасались от страшной погони… Вот только ни всадники, ни загонщики, пока на глаза не попадались. Зато Гурхон видел, как бежали бок о бок непримиримые враги: шакалы и джейраны, волки и куланы, лисы и зайцы. Так звери убегают, пожалуй, только от степного пожара, когда ужас от огня превосходит страх за собственную жизнь. Бегущие животные не боялись и вооруженного охотника на коне. Вот под ногами его жеребца прошмыгнул заяц, за ним тут же юркнула лиса. На расстоянии удара копья промчался матерый волк, сбоку его обогнали рыжие дикие лошади. Всеобщая паника охватила даже небо – там, наверху, поодиночке и плотными стаями неслись одуревшие птицы. От невидимого, но неумолимого врага спасались даже те, кто не боится вообще никого. Гурхон увидел, как мимо него, с ревом пробежали три исполинских степных быка - тура, живое воплощение неукротимого нрава и неодолимой мощи. Затаив дыхание, он провожал взглядом проносящиеся вблизи горы мышц, покрытых коричневой атласной шкурой. Видел, как мелькали крепкие ноги, толщиной в три мужских руки, колыхались могучие загривки и острые рога. Но еще больше Гурхону запомнилось другое – вылезающие из орбит бычьи глаза, полные осознанной обреченности. Было в этом зверином исходе что-то неправильное, дикое, внушающее всему живому первобытный ужас. Но, как ни странно, тагана это паническое бегство не увлекло за собой. Он отрешенно смотрел, сначала на бегущих в ужасе животных, словно не желая знать первопричину звериного переполоха. Чуть позже царевич заметил, как линию горизонта заволокла серо- черная мгла. По мере приближения широкая полоса густела, обретая осязаемую плотность. Несколько впереди грозной темной пелены, по степи стелились длинные струйки дыма, будто преследуя все живое… Только когда одинокого всадника уже начали облизывать полупрозрачные языки надвигающегося серого тумана, гар встрепенулся. Словно копьем кольнула Гурхона отчаянная мысль, побудившая к безрассудному неистовству. Вопреки здравому смыслу он с дикой яростью хлестанул своего коня и понесся навстречу надвигающейся мгле. Он скакал и скакал, выкрикивая какие-то слова, взмахивая тяжелым «волчьим клыком». Впереди его ждала верная гибель, в чем Гурхон теперь не сомневался. Но трусом он никогда не был, потому и мчался вперед наперекор всему. Навстречу черной буре и смутной неизвестности, вопреки своей слабости и чужой силе, животному страху и человеческому благоразумию. Чтобы одним махом разрубить туго свитый клубок страхов и привязаностей, навсегда покончить с щемящей неясностью в своем сердце. Обрушиться на незримого врага без всякой надежды на победу и затем принять смерть от губительной стихии. Отчаянно сопротивляясь напоследок, как и подобает мужчине и воину. Гурхон-Наян безоглядно ворвался в сердце мглы и начал рубить смыкающийся вокруг него пар. Он яростно махал «волчьим клыком», потом саблей пока окончательно не выбился из сил. Но даже полностью опустошенный воин не ощутил ни ответных ударов, ни звуков, ни проблесков света в обступившей его пелене. Словно он сражался здесь не с гибельной сущностью, а со страшным неведомым явлением. Ему противостояло мало осязаемое Нечто, присутствие которого скорее угадывалось, нежели чувствовалось. Но воин упрямо скакал вперед, пока бег коня замедлился настолько, что Гурхону показалось, он плывет, вернее, тонет в густой черной стихии. Гара чем-то обволокло с головы до ног, словно ватным одеялом, потом стало трудно дышать, и серый пар превратился в едкий черный дым – вязкий и ядовитый. Всепроникающий дурман становился все горячее, обжигал лицо, губы, сушил глаза. Почти задохнувшемуся тагану показалось: вокруг него вспыхнул воздух, потом огонь проник внутрь, отозвавшись нестерпимой болью. Он закричал, пытаясь воодушевить себя перед неминуемой гибелью, но тут же подавился клубами дыма, погасившими бушующее в нем пламя. Сразу померк дневной свет и на мутном небосводе вспыхнул свинцовый зрачок помертвевшего солнца. В его тусклых лучах таган увидел себя со стороны - окутанный черным облаком он мчался за табунами диких зверей, убивая их сотнями… Кровь хлестала из ран животных, пропитывая комья земли, летящие из копыт его огнедышащего скакуна, также не знающего пощады. На этой дикой охоте коня, как и человека, обуяло Зло, и жеребец рвал зубами спины куланов, не давая им уйти от неумолимого «волчьего клыка». Таган Западной Гарии Гурхон-Наян вернулся в свою ставку совсем другим. С серым, каким-то костистым лицом и тусклыми пустыми глазами. Посланники Верховного Тагана, увидев его, пали ниц, повинуясь безотчетному страху. Хотя до этого всячески выказывали царевичу лишь видимое уважение. Но теперь от гарского царевича исходила смертельная опасность, присущая мстителям или безумцам. Старший представитель Верховного Тагана заволновался: похоже на этот раз, наложницу гонцы не получат, да и живыми вряд ли уйдут. Однако Гурхон-Наян даже не удостоил их взглядом, быстро войдя в девятикрылую юрту. Красавица, увидев своего повелителя и зная о предстоящей разлуке, бросилась к нему навстречу. Таган, не отводя немигающего взора от распахнутых глаз девушки, встретил ее быстрым ударом ножа под сердце. С растерянно- удивленным выражением на лице, пленница, заливаясь кровью, неслышно опустилась на ковры. Спокойно вытерев нож о ее платье, Гурхон-Таян равнодушно вышел из жилища. Он зажмурился на солнце, а когда раскрыл глаза, все увидели в них, вместо вялого безразличия - злой блеск. «Что ж, забирайте, она ждет вас… Теперь она ваша, вернее его…» - отчетливо произнес он, приглашая гонцов в юрту. Те вышли оттуда, словно побитые собаки, размышляя, какому духу пожертвовал Гурхон-Наян свою наложницу? Решив, что сказанное относится к предкам Великого Тагана, посланникам ничего не оставалось, как увезти мертвое тело красавицы. Былую их спесь как ветром сдуло, ведь порученное дело они в любом случае не выполнили. На прощание Гурхон-Наян приказал передать Верховному Тагану на словах следующее: «Кто посылает гонцов за чужой жизнью, тому они могут привезти собственную смерть». Слова были двусмысленными и дерзкими, но, как выяснилось впоследствии, Верховный Таган обиду проглотил. С той поры и узнали западные гары совсем другого Гурхон-Наяна, прозываемого в народе Мертвым таганом… Если бы кто-то сказал степнякам, что их хозяин может отдать власть старшим братьям, ему бы рассмеялись в лицо: «Наш таган еще у них ее заберет, со шкурой сдерет, с кровью выпьет, не оставив ни капельки». Ну, а кто усомнится в крепости характера Гурхона, тому не мешало бы самому с ним встретиться. Впрочем, проверять решимость младшего брата даже Верховный Таган почему-то не отважился. К слову сказать, с тех пор Западный край Гарии укрепился и разбогател на зависть соседским наделам. Только не укрылись от простого народа перемены в повадке властителя Западного края. Знающие люди украдкой называли причину такого перерождения – мол, встретился в степи Гурхон-Наян с Пожирающим духом Жеге. Страшная и опасная эта сущность порою овладевает сильными, но отчаявшимися людьми. Вселяясь в человека Жеге превращает его в жестокого душегуба - сначала пожирает добрые намерения, лишает сострадания и делает своим рабом. Настоящим людоедом становится тогда слуга Всепожирающего духа. Нежданно–негаданно появляется Жеге в разных краях Срединного мира, хотя чаще всего встречают злого демона в степи. Издавна черные колдуны приносят ему жертвоприношения, а Жеге помогает им изводить людей и «съедать» души белых шаманов. Потому не зря называют Жеге – Пожирателем, Ненасытным духом, Алчным демоном. Приходит он туда, где свирепствует война и голод, где люди готовы потерять человеческий облик. Но не так плох человек, как хотелось бы порождениям Нижнего мира, да и горести часто сплачивают людей… Тогда-то и мучает голод ненасытного Жеге, требующего кровавых жертв. Дабы утолить свою прожорливость, сильно проголодавшийся Пожиратель время от времени устраивает облавную охоту на все живое в степи или лесу. Вот тогда-то и можно увидеть стада животных, бегущих от Жеге, словно от пожара. Как выглядит Голодный демон мало кому ведомо, но известно, что многие народы Срединного мира, никогда не называют Пожирающего духа по имени. Скорее вспомнят его прозвище - Кара – Кулак, «Черные уши», ибо приходит он в земной мир в виде угольно черного существа с острыми ушами. Несмотря на его малый рост, боится «черных ушей» любой зверь… Ненасытная утроба Жеге вместит и переварит целые стада любых живых существ. Но настоящее пиршество для Голодного демона - Война, там он питается душами убитых людей, набираясь злой силы от бессмысленного насилия. Но и от человеческой плоти Пожиратель никогда не откажется: когда находят на полях сражений, солдат с вырванным сердцем, приписывают это «Черноухому» … Возможно, о его облике мог бы рассказать Мертвый таган, но кто посмеет его спросить? Кто доподлинно знает, что встретился в степи Гурхон-Наян с Пожирателем Жеге и демон съел душу тагана, поработив его тело? Никто! Зато все видели - нрав у правителя стал круче некуда, а глаза, то выцветали, как у покойника, то сверкали лихорадочным огнем. V С того самого времени Гурхон-Наян не принимал важных решений, не посоветовавшись со своим покровителем – Пожирающим духом. Вот и сейчас, услышав рассказ Багаса, таган собрался в степь, взяв с собой лишь сотника Ончона. Эти внезапные поездки далеко в степь стали для правителя края уже делом привычным. Хотя и тут не обходилось без домыслов… Воины из ближайшего окружения тагана Западной Гарии рассказывали страшные истории про такое общение с духами. Было замечено: Гурхон-Наян всегда берет на камлание только одного сопровождающего. Но зачастую возвращается после камлания посвященный дружинник сам не свой. На себя, да и на человека не похожий… Нет, облик его вполне людской, а вот повадки - иные. Сумрачным, безрадостным, потускневшим становился воин, словно дух из него выпустили. Все делает будто через силу, наперекор себе. Ест без радости, пьет без удовольствия, что сделал вчера - сегодня не помнит. Словно подменили человека, или он мысленно пребывает где-то очень далеко, причем в местах не очень веселых… Так и говорили: мол одной ногой бедолага уже на том свете. Больше сорока дней такие люди и не жили: память терялась, кожа шла пятнами, а глаза выцветали, как у глубокого старика. Сотник Ончон тоже слышал такие байки, но пропускал их мимо ушей. Во-первых, много таких, кто после камланий оставались живыми, здоровыми и веселыми, во-вторых, одаривал Гурхон-Наян подручных в тайных делах более чем щедро. Ну, а что до того, что кто-то с ума сходит после обряда вызывания духов, так ведь все люди - разные. Кто-то от отрубленной головы в обморок падает, от уханья совы пол ночи не спит, а кого вообще ничего не берет: ни мертвецы, ни духи, ни кровь по колено. Главное не переступать незримую грань: вовремя отвернуться, сосредоточиться и призвать духов своих предков. Для того человек и разумом наделен, чтобы понять, где проходит невидимая граница между своим и чужим, явным и тайным. Он, Ончон не любопытен, повидал немало и чтит степные обычаи так, что свести с ума его будет не просто. Хотя даже испытанного воина Ончона, иной раз от взгляда хозяина Западной Гарии брала настоящая оторопь. По приказу тагана Ончон воткнул в землю копье с волчьим бунчуком - символом верховной власти. Завидев, такой приметный знак, случайный всадник или путник всегда обойдет означенное место. Начинало смеркаться, и сотник проехал со своим повелителем еще немного, а затем по команде Гурхона ловко спешился. Дальше в степь таган поедет один. Но недалеко, всего лишь на расстояние человеческого крика. Значит. Ончон в любом случае не потеряет своего повелителя из вида: увидит жертвенный огонь или услышит его призыв. Дружинник постоял, провожая тагана взглядом, потом аккуратно расстелил походный войлок и улегся, прикрыв глаза. Его с головой накрыл запах остывающей степи, наполненной сумеречным стрекотом сверчков… Таган западного края Гурхон-Наян, расположившись чуть поодаль, времени не терял. Ему предстояло совершить небольшие приготовления, чтобы вызвать прожорливого духа-покровителя. Прежде всего, следовало развести жертвенный огонь. Для высечения искр гары обычно использовали два камня - черный и белый. Два цвета символизировали добрые и злые дела, которые может натворить пламя в человеческих руках. Однако Гурхон собирался вызвать, отнюдь не доброго духа. Поэтому без колебаний он отодвинул белый камень в сторону и заменил его на такой же, но черный. Несколько точных ударов и в кучке ветоши и щепочек затеплился огонек. Теперь нужно «подкормить» огонь, дать ему разгореться так, чтобы набрал силу, как раз к закату солнца. Принесенные дрова громко трещали, разбрасывая снопы искр, когда Гурхон, стоя лицом к заходящему солнцу, бросил в огонь несколько кусочков жира черного барана. Затем, слегка уколов ножом кончики пальцев, окропил пламя своей кровью. Языки огня повеселев, вскинулись в темнеющее небо, благодаря тагана за подношение. Царевич подошел к коню и достал из переметных дорожных сумок пучки сухой травы и, приблизившись к костру, начал бросать их в пламя. Сухостой тотчас вспыхнул, обдав гара черным, едким дымом. Запах горящей травы сразу воскресил в памяти тот самый день, когда Гурхон-Наян впервые встретился с Пожирателем Жеге. Горький привкус гари вскоре исчез, а выгоревшая дотла пустота души осталась, как видно навсегда. Этот навязчивый запах долго не давал ему покоя… Таган приказывал собирать и высушивать сотни разных трав, чтобы найти неизвестный аромат. Каждый день его дружинники разводили костры и кидали туда охапки самой разной растительности: сухой и наполовину высохшей, цветущей и уже дающей семена. Потом в дело пошли сочетания разных растений, но нужного, того горького, злого запаха не чувствовалось. И все-таки Гурхон-Наян нашел его… В маленькой травке с сизыми стеблями и невзрачными цветочками, дающими ядовитый жирный дым. На этот запах, к жертвенному огню сначала прилетали крупные черные бражники – острокрылые бабочки, предвестники появления Пожирателя Жеге. Правда, огромные бражники летели на едкий дым почти всегда, а ненасытный демон мог так и не появиться. Но зато когда приходил, то обязательно требовал жертву и давал подсказку как себя вести. И это тайное знание стоило любой пролитой крови. Гурхон-Наян кидал и кидал в огонь сухие стебли травы, вдыхая отравленный чад. Маслянистый дым застилал глаза и пьяняще кружил голову. То ли от травы, то ли от ядовитого действия дурмана, но тагану показалось - пламя огня из золотого превратилось в багряно- красное. И уже не огонь отразился в его зрачках, а разливающаяся повсюду бурлящая кровь. Она с шипением превращалась в пар, сталкиваясь с багровым огненным заревом, сползающим на землю с неба. И в этом кроваво черном смешении огня, дыма и крови, таган почувствовал, как неведомая сила подхватывает его, вынося в небеса вслед за летящими искрами и с размаху обрушивает вниз. Он, подобно ножу в масло, входит в размягченную кровью землю, оставляет в ней свое тело, и уже бесплотный несется по подземным ходам. Следует по руслам кровавых ручьев, огибает корни, уходя все глубже и глубже. Вот наконец он догнал бегущую кровь, с жадностью приник, а затем слился с ней, и уже вместе они понеслись навстречу острому частоколу зубов по краям разверзнутой пасти огромного черного создания без глаз… Гурхон-Наян очнулся, когда костер почти догорел. Запаха сгоревшей травы тоже почти не чувствовалось. Зато пустота, та самая черная бездна, поселившаяся в его телесной оболочке, будто чем-то заполнилась. Надолго ли? Но пока в его голове царила полная ясность, таган был полон сил и мог, как говориться, - «реку узлом завязать». А главное, правитель ведал, что надо сделать с Орталой, как распорядиться добычей и ослабить противников. Он предвидел, как поступит Верховный Таган, каковой окажется цена предательства и кто будет ему полезен в будущем. Но откуда сам Жеге может предсказывать будущее, исходя из дурных человеческих наклонностей? Не иначе Пожиратель видит людей насквозь – они алчны и трусливы, оттого и предсказуемы… Или может есть у демона в ставке Верховного вождя есть тайные слуги, одержимые властью и богатством? Таган, налившись злой удалью, теперь мало был похож на мрачную тень самого себя - Жеге щедро поделился с ним своей силой. Однако Гурхон-Наян помнил - за все надо платить и был готов к этому. «Ончон! Сотник! Сюда! Ко мне!» - закричал он так, что, наверное, откликнулись даже в ставке. Дружинник появился, словно только и ждал его призыва. Опытный воин уже начал беспокоиться, ему даже показалось – костер сначала загорелся странным багровым огнем, а потом исчез в черном тумане. Но, слава Солнцу, все в порядке, и его повелитель в хорошем настроении. Да и глаза тагана не такие тусклые, как обычно. Вон как блестят в свете догорающего костра. Видно, хорошую весть принесли хозяину духи-покровители. - Что, сотник Ончон, готов ли отдать жизнь за своего тагана? - вдруг спросил Гурхон-Наян, вытаскивая короткий кривой нож. - Отдам, если потребуется, мой повелитель, - бодро ответил Ончон. Да и что мог сказать простой сотник могущественному степному владыке? На прямой вопрос – известный ответ. Ончону почему-то показалось, сейчас Гурхон-Наян попросит о каком-то малом одолжении, а потом похвалит и щедро наградит. - В тебе, сотник, я и не сомневался, - удовлетворенно заметил таган, поглаживая лезвие. - Духи подали хороший знак: орты будут разгромлены, а наши лошади перестанут болеть. В знак твоей преданности мне хочется подарить тебе мой личный оберег. Его носят на шее, и для этого тебе придется обнажить грудь. В левой руке Гурхона-Наяна откуда-то появился продолговатый черный камушек на шелковом шнурке. Ончон снял кожаную куртку и холщевую поддевку и теперь стоял с голой грудью, ежась от ночной прохлады. Таган подошел к сотнику вплотную и заглянул ему в глаза. Тот, сначала не отвел взгляда, но потом, предчувствуя, что-то нехорошее, крепко зажмурился, будто ослепленный страшной догадкой. И тотчас Ончоном овладело полное безразличие, убившее всякую волю к сопротивлению. Гурхон схватил левой рукой дружинника за шею, резко пригнул его с такой силой, будто собирался надеть Ончона на подставленный нож. Острый клинок ненадолго задержался в ране и прошелся вверх-вниз, вспарывая плоть и отсекая ребра от грудины. Сделав длинный надрез, Гурхон ослабил хватку и бережно положил сотника на землю. Потом, встав на одно колено, нагнулся над телом, отвел ребра и нащупал трепещущее сердце. Теперь оставалось только вытащить его из груди Ончона, что таган и проделал с удивительной ловкостью. Когда Гурхон-Наян подошел поближе к костру, живое сердце еще трепетало в его огромной руке. Чтобы не уронить его, убийца соединил две руки, и сердце оказалось в чаше из двух сомкнутых ладоней. Обычно люди так складывают руки, когда пьют воду или предлагают подношение. Вырванное сердце Ончона и было страшным даром Пожирателю Жеге. Комок человеческой плоти в руках тагана все еще бился, пульсировал, истекая кровью, а Гурхон-Наян все стоял и стоял, кормя с рук незримую птицу. Ну, а потом не мог отвести взор от страшного зрелища, когда сердце таяло на глазах. Его безвучно поедал, кто-то невидимый и оттого еще более жуткий. Сердце теперь напоминало продолговатое красное яблоко, от которого отхватывали куски, оставляя ровные следы мелких зубов. Покормив Пожирателя из своих рук, таган вернулся к мертвому телу Ончона. Склонившись над распоротым мертвецом и держа на весу, забрызганный кровью черный камень-амулет, царевич опустил его в разверзнутую грудь, произнеся в ухо мертвеца: «Великий Жеге, Пожирающий и Неутолимый, Невидимый и Вездесущий, Помогающий во всех моих делах, чем мне отплатить твою милость? Дай знать, какую жертву принести тебе, Всепоглощающий Дух?» Затем Гурхон повернул голову и подставил свое ухо к устам убитого. Губы покойника, едва слышно приоткрылись, и искаженный голос изрек: «Я слышу тебя Гурхон-Наян… Услышь же и ты меня: лучшей жертвой мне будет Нурия из Зеленых Холмов». То, что произошло дальше, Гурхон-Наян видел много раз, но отвести глаз от этого зрелища все равно не мог. Мертвого сотника Ончона накрыло черным облаком, под покровом которого он некоторое время оставался, невидим и недвижим. После исчезновения густого темного пара мертвец сначала согнул ногу, а затем медленно и вяло поднялся. Привстав, воин принялся неуклюже озираться в поисках своей одежды. На своего хозяина он пока не обращал никакого внимания, пытаясь справиться с еще непослушным телом. Движения покойника становились все увереннее и сотник заковылял к своему коню. В свете догорающего костра блеснула пока еще голая грудь Ончона. Она была лишь запачкана кровью, но на вид совершенно целая… Гурхон-Наян зло ухмыльнулся: ну кто догадается, что теперь Ончон - человек без сердца? Зато бессердечность дружинника сразу почуял его конь, отпрянувший от мертвого хозяина. Но руки сотника былой силы не потеряли, и лошадь обреченно подчинилась покойнику. Когда всадники вернулись с камлания, от пытливых взглядов челяди, не укрылась слишком прямая посадка Ончона в седле, мертвенная бледность лица и оловянный взгляд. Не осталась незамеченной нарочитая живость и бодрость тагана… «Видно, отняли духи силу у сотника и отдали хозяину во время проклятого камлания» – думали особо знатные гары, но держали догадку при себе. Потому что таган может отнять у любого не только силу, но и жизнь, причем безо всякого колдовства. На следующее утро темник Багас предстал перед своим грозным повелителем. Еще вчера он догадывался, о чем пойдет речь: таган собирается на войну, и будет раздавать поручения. В том, что ему, темнику, отведена в этой кампании важная роль, Багас тоже не сомневался... - Свирепые волки Гарии, неутомимые охотники Западного края! Настало время, сомкнуть челюсти на глотке Орталы, - зычно начал свою речь Гурхон-Наян, обращаясь к Военному Совету. – Давно не крушили «волчьи клыки» головы ортов, наши копья позабыли вкус свежепролитой крови. Заскучали наши мечи, заснули в колчанах стрелы, застоялась боевые кони. Наши предки знали главное: стоит воде в реке остановиться, и она превратится в болото. Так же уходит воинская доблесть, если ее не испытывать в битвах! Духи-покровители одобрили мое намерение выступить в поход на Зеленые Холмы. А намерен я погасить очаги в домах ортов, увести табуны лошадей, заставить их женщин рвать на себе волосы. Пусть заввучит большой барабан Войны! Гарский волк проголодался, почуял добычу и не упустит ее! Сказав это, Гурхон-Наян обвел взглядом присутствующих батыров. Свита тагана одобрительно загудела - джигиты соскучились по набегах, но и подумать было о чем… На границе с Орталой у гаров только несколько тысяч бойцов темника Багаса, остальные гары воюют с Империей Ай-Цы за Верховного Тагана Гарии. Лошадей тоже не хватает, вон, скольких коней смерть прибрала в свои табуны… Гурхон-Наян, предупреждая такой ход мыслей своих подданных, продолжил. - Может показаться, у нас слишком мало сил на границе с Орталой. Но сплоченная тысяча стоит разобщенного войска. Орты давно не воевали, и, пока соберутся, мы многое успеем. Сейчас меня интересуют их табуны лошадей, очищенные огнем, и целительница Нурия. Как я сказал, вчера я советовался с духами, они предвещают большую удачу, если в наших руках окажется эта колдунья. Поэтому мы угоним ортские табуны, осадим Зеленые Холмы, пленим Нурию и вернемся к себе. Не ожидая ответного удара Орталы, мы уйдем в центр Гарии, где располагается Верховная ставка моего брата – Великого Тагана. Заодно и свидимся с родичем, имея под седлом неуязвимых лошадей, а в руках – чародейку. А то тесновато мне стало в моих пограничных землях. Когда орты вторгнутся в наши пределы, там уже не будет никого. Идти же вглубь Гарии они не решатся. Зато, набрав людей внутри нашей страны, на границу вернусь я, чтобы снова навестить соседей. Тогда и начнется настоящая война Гарии с Орталой! Но для начала разорим Зеленые холмы… Заставим ортов ввязаться в драку. Ведь пока не пнешь беззлобную собаку, она не начнет огрызаться. Совет старейшин, как и ожидалось, принялся восхвалять многочисленные достоинства Гурхон-Наяна – будущего Верховного вождя Гарии и Орталы. Впрочем, среди советников тагана боевых командиров было немного и они сдержанно помалкивали. Поэтому Багас ничуть не удивился, когда правитель оставил его для разговора наедине, чтобы услышать мнение о предстоящем походе. - Непобедимый таган, позволь высказать свои соображения, - заговорил Багас на правах предводителя того войска, которому предстоит начать войну, – Быть может нам не стоит торопиться и собрать хотя бы еще десять тысяч всадников. Тем более мы сами предупредили Зеленые Холмы о своих планах. Они уже ждут нападения и будут готовы отразить его. Так пусть враги истомятся в ожидании войны, изведутся от нетерпения… Мы же будем нападать на их табуны, где это будет возможно, пока не вынудим к ответным действиям. Пускай волки-одиночки не дают покоя ортскому жеребцу, а когда он разъяренный ринется за ними, то его встретит целая стая. - Ты, как всегда рассуждаешь здраво, доблестный Багас. Но я хочу обхитрить ортов. Ты, Багас, пойдешь туда, где самые тучные пастбища, где много лошадей и ортских кочевий. Там ты будешь злить ортского зверя и вынудишь соседей выступить в поход. Нужно, чтобы вражеское войско направилось именно навстречу твоим молодцам. Пусть орты думают – наши силы сосредоточены именно здесь. Для этого, вокруг тебя, Багас, будет виться вся моя свита… Моя таганская ставка, чтобы запутать врагов, тоже переедет туда. Ты будешь очень достоверно изображать правителя гаров, то есть меня. Так убедительно, чтобы орты поверили в это. Я же, пользуясь случаем, неожиданно и тайно, с тысячью отборных воинов пойду к Зеленым Холмам и добуду колдунью. В такой скрытной внезапности есть немало преимуществ. Ведь недаром говорят: «Когда не ожидаешь, то и ягненок может батыра сбить с ног». Я же – матерый опытный волк, свалю с ног, возьму за горло и уже не отпущу! Буду воевать или вести переговоры, но доберусь до Нурии. Духи-покровители дали знак: в пленении колдуньи - залог наших будущих побед и новых свершений. Твоя задача, темник Багас – оттягивать силы ортов на себя, сражаясь, если надо, до последнего воина. Нет, такого не ожидал даже опытный Багас. Он как раз думал, что все будет наоборот – его оставят для нанесения разящего неожиданного удара. Но каков таган, каков хитрец, думал темник. Как всегда, одной стрелой убивает двух джейранов. И меня заодно проверит, взглянув, как поведу себя на его месте, и своих подданных встряхнет… Можно представить, как все перегрызутся от этой мнимой смены власти. А тут еще Гурхон дал понять, что претендует на Верховную власть, значит, его трон здесь может освободиться… С этой минуты и начнется у гаров настоящая война, но не с ортами, а между собой. И любимчик, то есть общий враг обозначен. Вот и бросил меня таган, словно кусок мяса в стаю голодных матерых волков… Сами разбирайтесь, кто из вас – вожак. Правителя можно понять: на войне, как и при дворе, без вероломства нельзя. Коварства оказалось с избытком даже для натуры тагана: чуть позже Гурхон-Наян вызвал Багаса и дал ему еще одно сверхсекретное поручение. Мол, пока суть, да дело, возьми двух джигитов и наведайся в Зеленые холмы. И приведи ко мне Нурию… Колдовское отродье I Весть о визите гаров распространилась с быстротой степного пожара. Недаром говорят: сколько зубов во рту, столько и слухов. Не успело бы мясо ягненка свариться, а уже поползли по степи тридцать домыслов и два кривотолка. Чего только не болтали люди… Мол, приехал гарский темник сватать Нурию, прослышав о ее чудесных способностях... И что приданное полагалось за девушку неслыханное, чтобы только она с гарских коней порчу сняла. Но эльбек ни в какую… Другие рассказывали, что приехали гары войну объявлять и требовали отступного в половину всех табунов с Нурией в придачу. Эльбек Агой обещал подумать… Выдумывали и вовсе невообразимое: дескать, у Великого тагана Гарии занемог любимый сын, весь язвами покрылся, вот он и послал гонцов для доставки Нурии в таганскую ставку. В любом случае, у всех слухов было нечто общее – грядущая война и целительница Нурия. Причем девушка выступала то как повод к ней, то, напротив, в качестве главного отступного выкупа. В свою очередь эльбек Агой подлил масла в огонь, объявив подготовку к Конным играм, которые обычно проводились накануне всеобщего военного призыва. Что до Ансара и его сверстников, то надвигающая война только подогрела в джигитах и без того горячую кровь. Каждый из них мечтал прибавить к своему имени славное звание «батыр» - богатырь, удалой воин. Много лет не воевали орты Зеленых Холмов, значит, и не было возможности показать мужчинам себя в бою или разведке. Тем более, что два лучших воина - батыры Айдар и Данияр покинули этот свет, не оставив приемников. Ансар, подобный Тигру больше других хотел испытать свое мужество в бою, поскольку речь шла не только о защите родины, но и спасении его Нурии. Кузнец Дархан, присутствующий на переговорах с гарами, поведал Ансару о чем шла речь, и джигит почти не сомневался - война не за горами. Нурия в отличие от многих соплеменников сохраняла невозмутимое спокойствие, что не шло ей на пользу в глазах окружающих. Она по-прежнему предпочитала одиночество веселой компании сверстников, а теперь будто охладела и к лошадям. Очищение огнем, видно, не прошло для девушки даром, и с неделю она была похожа на подобие прежней Нурии. Лишь в последние дни на ее щеки вернулся былой нежный румянец, а волосы золотом заблестели на солнце. Неожиданный визит гаров вновь пробудил в Зеленых Холмах к девушке нездоровый интерес. Орты принялись на все лады обсуждать ее поведение, приписывая Нурие все новые грехи. Дескать, сняла порчу, но привела в селение гаров, готовых ради колдуньи на все. Мол, коварная чародейка затаилась и еще себя покажет, когда начнется война… Разговоры о переговорах с гарами до Нурии тоже доходили, но пока она чувствовала, куда большую опасность не от них, а от своих земляков. Как-то, проходя мимо разговаривающих взрослых женщин, Нурия услышала вслед злобный выкрик: «Колдовское отродье!». Девушка невольно развернулась на искаженный ненавистью голос. Перед ней стояли как ни в чем не бывало несколько почтенных тетушек, всем своим видом показывая, что не желают с ней связываться. Нурия пристально обвела их взглядом, никто не посмел встретиться с ней глазами, и уже собралась уходить, как вдруг одна из женщин точно с цепи сорвалась. - Ну, чего уставилась колдунья, - выкрикнула, задыхаясь от хлынувшего на нее гнева, круглолицая толстуха. – Ищешь, кто тебя этим прозвищем наградил? Да любая из нас могла бы тебе это сказать, если б не боялась злых чар. А так, кто за детей трясется, кто за мужей, а кому скотину жалко. Что стоит тебе, вредительница, порчу навести, сглазить или испугать до заикания. Колдовское отродье, людским горем и живет… Тоже мне целительница нашлась! Половину лошадей сгубила, половину вылечила! И с нее взятки гладки, и животных попортила! Албасты проклятая… Такую неслыханную грубость могла позволить себе только одна женщина в Зеленых Холмах. Прозывалась она Захра… Впрочем больше знали ее по прозвищу - Шальная. Крепкая, подвижная, глазастая Шальная Захра не давала спуску никому. Острая на язык и спорая на дело, она давно уже негласно верховодила среди женщин своего возраста. Перечить было у нее в крови, а бешеный характер порою доводил ее до настоящего исступления. По приказу эльбека Захру несколько раз наказывали за грубость и злой нрав, но обуздать Шальную все же не удалось. Нурию эта женщина просто терпеть не могла. Отчасти из-за того, что та была полная ее противоположность, спокойная, терпеливая, знающая себе цену. При этом за хрупким сложением угадывался твердый стержень, который Захре т сломать. К тому же златовласой красавице, казалось, не до кого не было дела, она будто смотрела сквозь людей. Захра Шальная, напротив, всюду совала свой нос, и от ее цепкого глаза не могло укрыться ни одна мелочь. В том числе отрешенная независимость девушки и повышенное внимание к ней Ансара. Отстраненность Нурии от общих дел и стала главной темой ее нападок. Ко всему прочему, все знали, что некогда своенравная и избалованная Захра чуть не стала невестой батыра Данияра. Но женился он на чужеземной красавице Айсане - матери Нурии. Прошло много лет, но Захра смириться с этим никак не могла, приписывая свою неудачу злым чарам соперницы. С тех пор и стала она Шальной Захрой, неуемной в гневе и ядовитой на язык. Таким образом, подвернувшаяся Нурия стала воплощением, всего того, что искалечило жизнь Захре и окончательно испортило ее нрав. Поэтому упустить случай поквитаться Шальная ну никак не могла, а многочисленные товарки только еще больше раззадорили буйную крикунью. - Посмотри на себя, на кого ты похожа, - не унималась Захра. – Сразу видно не наших кровей. Да и от Данияра в ней ни единой черточки. Небось, нагуляла тебя мать, только Небо знает от кого, а бедолага отец, так до смерти и не узнал, на кого спину гнул. Зато морок наводить колдунья свое отродье наверняка научила… Глаза у женщины сверкали злобой, черты лица исказились, на лбу выступил пот, словно от нелегкой работы. Видя, что Нурия не отвечает, Шальная распалялась все больше. Теперь она напоминала бурлящий котел, полный кипятка и пара. - Того и гляди, албасты до наших мужчин доберется. Да, уже, считай, дотянулась своей когтистой лапой… Гары ведь за тобой приходили, колдовство им подавай, исцеленных лошадей, да тебя саму впридачу! Только ты, албасты, змеей вывернешься, а джигитам - за тебя воевать. Сколько голов положат, чтобы ты тут разгуливала да зло исподтишка творила! И откуда ты взялась на нашу голову, безродная тварь? Мать твоя такая же черная колдунья, как и ты: батыра Данияра сначала заморочила, потом в могилу свела. Видим, как ты теперь его сына привораживаешь. Попомните мои слова, затащит ведьма джигита в свое логово, колдовской лаской окрутит, от родичей отвратит. А там глядишь, и новое отродье на свет появится! И разумеется, не от Ансара… Женщина не договорила, будто споткнувшись на этом имени. Никто не обратил внимания, как Нурия расплела одну из косиц своих золотых волос. Во время последнего злобного выкрика Захры коса распалась, разметавшись по плечу девушки. Тотчас Нурия гордо расправила плечи и, подняв глаза, как плетью хлестанула крикунью обжигающим взглядом. Шальная Захра так и застыла с полуоткрытым ртом на искаженном злобой красном лице. Женщины притихли: теперь облик девушки внушал окружающим настоящий ужас… Нет, она была так же красива, как и всегда, но черты лица обострились и будто окаменели. Кожа побелела от внутреннего напряжения, и казалось, вот-вот порвется на скулах, а само лицо разлетится на части. Было видно, каким неимоверным напряжением девушка сдерживает себя. Точно из нее рвалась наружу какая-то дикая неукротимость… Глаза Нурии пылали раскаленными углями на мертвенно белом лице, притягивая взоры обомлевших тетушек. Все замерли в ожидании страшной развязки. Казалось, еще немного и Нурия спалит обидчицу заживо. Женщинам, стоявшим напротив Нурии даже привиделась огненная дорожка, протянувшаяся к лицу Захры. Когда из последних сил, удерживая в себе ярость, девушка прикрыла глаза: оранжевая полоска распалась в воздухе, оставив запах недавней грозы. Захра Шальная впервые в жизни испытала страх такой силы: когда немеет язык, деревенеет поясница, а тело покрывается гусиной кожей. Страшные глаза Нурии только скользнули по ней, а сердце уже дрогнуло, затаившись в груди, легкие же точно стянуло железными обручами. Удушье подобно темной воде наполнило телесную оболочку, поднялось до горла и остановилось на невидимой отметке. Собственно, дикий страх и был связан с тем, что сейчас в ее теле удушающей смерти было куда больше, нежели жизни. Если, колдунья еще раз взглянет на нее, смерть вытолкнет жизнь из тела и ее мир погаснет навсегда… Нурия одним движением глаз отберет у нее все: мужа, детей, намечающихся внуков, весеннее солнце и ласточек в небе. Отныне будущее Захры помещалось между двумя взмахами ресниц молодой чародейки… И главное, весь этот белый свет можно было оставить при себе: обменять на жалкую покорность, полное смирение, безоговорочное признание себя побежденной. Цена невелика и в тоже время безмерна – потеря всеобщего уважения и собственной значимости… Ресницы Нурии дрогнули, и Захра Шальная, сдавшись, рухнула на колени в желтую пыль. Многочисленным свидетелям так и не суждено было понять, что же было страшней? Распаленная гневом Нурия, готовая на все, или упавшая перед ней на колени несгибаемая Захра. Та самая Захра Шальная, чья непреклонность стала нарицательной. Кого побаивались все мужчины Зеленых Холмов, включая мужа, мрачного богатыря, способного унести на плечах жеребца. И вот теперь эта строптивица неуклюже доползла на коленях к сапожкам Нурии и по-собачьи уткнулась ей в ноги. Нурия же, возвышалась над ней, глядя поверх голов, все такая же грозная и недоступная. А потом Нурия не помнила, как дошла до своего жилища. Едва закрыв полог, девушка бросилась на лежанку и залилась слезами. Она плакала долго, очень долго… Пока подушка не стала насквозь мокрой от слез. Вроде бы чуть полегчало… Девушка невесело пошутила про себя: если и не сожгу, так в слезах, уж точно кого-нибудь утоплю. Но на душе было хуже некуда. Дело даже не в том, что она изгой в Зеленых Холмах, с этим она смирилось давно. Но после сегодняшнего случая, Нурией - чародейкой и вовсе будут детей пугать. Что ж и это можно пережить. Хуже другое – изменения, происходившие в ней давали о себе знать все ощутимей. Сегодня Захру Шальную спасло только чудом проявленное благоразумие. Но, что принесет завтрашний день? Нарождающаяся в Нурие неведомая сила заявляла о себе все явственнее. Ее нельзя было назвать ни доброй, ни злой, она просто существовала сама по себе. Но любое проявленное зло питало ее, делало эту силу неуправляемой, смертельно опасной для окружающих. Ненависть же к красавице со стороны соплеменников неуклонно росла, временами вызывая все более угрожающие ответные чувства. Этого и боялась больше всего Нурия. Случай с Захрой надолго отобьет охоту связываться с ней, но вряд ли остановит. Если же начнется война, все селение ополчится против нее, найдя крайнюю… Тогда она вряд ли сумеет совладать с собой. Значит, надо, пока не поздно уходить куда глаза глядят. Так, кажется, предлагал Ансар… Это будет лучше для всех. Жалко вот только будет расстаться с Ансаром – единственным человеком, кто не желает ей зла. Правда, есть еще кузнец Дархан, но он скорее выжидает, до сих пор присматривается к ней… Что же, и на том спасибо. Вот и весь перечень ее друзей в Зеленых Холмах. Хотя Ансар больше чем друг: с ним спокойно и легко. Пусть сердце и волнуется, но душа отдыхает, ведь и у нее есть душа, чтобы там не говорили. С Ансаром, Нурия, словно птица в небе, а не рысь, всегда готовая к прыжку. Ведь невозможно жить в постоянном напряжении, напоминая натянутый лук. Только попробуй тронь! Угрожающе зазвенит тетива, нацелится на обидчика острие стрелы… С Ансаром - другое дело, с ним Нурия уже не опасное оружие, а мягкий податливый мех. После той истории с исцелением, когда Нурия заснула на плече у Ансара, ей так хотелось снова оказаться в крепких объятиях, спрятаться на его груди от всего на свете. Ведь только с этим джигитом она чувствует себя человеком, а не проклятой албасты. Быть может, таинственная сила присутствовала в ней всегда? Просто родители, пока были живы, окружали ее добром и любовью, и она отвечала им тем же. Выходит, мать и отец своим душевным теплом не позволяли дочери стать чудовищем. Но это справедливо и к обычным людям, склонным к ласке и сопереживанию. Почему же тогда нормальная жизнь, полная заботы и сочувствия друг к другу, кажется ортам чудом, колдовством? Неужели добро и любовь в представлении многих, не просто добродетели, а лишь отсутствие зла и ненависти. Как короткая передышка после изнурительной борьбы друг с другом. Добро и любовь - вот что исходит от Ансара. Она чувствует это и потому остается прежней Нурией. А может становиться даже лучше, чем была? Но отличит ли она человеческую дружбу от любви, будучи всего лишь полукровкой. Доброе отношение к ней у Ансара, без всякого сомнения наблюдается, а что до любви… Ну какая может быть любовь у удачливого храбреца Ансара к непонятной странной девушке? Интерес, любопытство, привязанность, благодарность, в конце концов. Спасла племенных лошадей, не дала погибнуть любимому скакуну Вихрю, не опозорила перед друзьями. Да и потом Ансар вряд ли сможет быть с ней рядом. Потому что скоро, она покинет селение, а джигит уйдет на войну. Ей выпадет судьба затворницы или изгнанницы, Ансара же ждет жизнь настоящего батыра. Ратные подвиги, охота, любовь самых красивых девушек. «Да, не надо быть колдуньей, чтобы предсказать такую судьбу ее Ансару», - с горечью подумала Нурия. Девушка поймала себя на мысли, что назвала Ансара «своим», и снова зарыдала. II Ансар рьяно готовился к Конным играм. Оттого как он проявит себя на них, значило слишком многое. Ведь наиболее отличившиеся в них джигиты могли стать предводителями небольших самостоятельных отрядов. А это не только уважение, но и отличная возможность проявить себя – стать знаменитым воином. С войны, а то, что она будет, никто не сомневался, Ансар надеялся прийти батыром. Вернуться и сразу посвататься к Нурие, что бы там ни говорили окружающие злопыхатели. В этом случае слава богатыря и героя придутся ему очень кстати. Они с Нурией сироты, значит, благословение браку будут давать старейшины, и молодому батыру они вряд ли откажут. Если пожелает Небо, орты одолеют врагов, он возглавит пограничный отряд и увезет Нурию на край Орталы, подальше от всех. «И заживем мы долго и счастливо», – думал Ансар и улыбка, ласточкиным крылом касалось его губ. Но потом лицо джигита каменело – слишком далеким казалось осуществление мечты. Для этого всего-то и надо: выиграть Конные игры, разгромить гаров, получить согласие Нурии и одобрение соплеменников. Из этого внушительного списка, лишь достойное выступление в Конных играх зависело только от него. Конные игры состояли из трех разных состязаний: стрельбы с лошади в цель, верховой борьбы и поднятия оружия с земли наскоку. По воле зрителей к ним добавлялась аламан-байга – гонка на сверхдальние расстояния. Однако на этот раз изнурительное испытание всадников и лошадей, в преддверии возможной войны решили не проводить. Ограничившись гонкой на короткую дистанцию в десять ташей. Ансар выиграл состязание в стрельбе, а в байге его темно-серому Вихрю не было равных. Зато в поднятии оружия с земли джигит был лишь третий… Оставался четвертый, самый главный вид игр – верховое единоборство. Нужно сказать, что победа в разных видах соревнований оценивалась ортами по-разному. Например, в байге огромную роль играл конь, и недоброжелатели всегда могли язвительно заметить: пастух на скакуне быстрее батыра на кляче. В стрельбе из лука на скаку тоже не всегда побеждал самый меткий лучник. Зачастую все решало удачное стечение обстоятельств. Боковой или встречный ветер, кочка под копытом скакуна могли сыграть злую шутку с самым лучшим стрелком. А вот чтобы поднять вещь с земли на полном скаку, требовалось настоящее умение. В основе такого вида состязаний лежала чисто военная надобность: в бою оружие часто выбивали из рук на землю. Подобрать его, сидя на лошади, да еще на ходу – дело трудное, требующее сноровки и умения управлять конем. Первые две победы Ансара для его сверстников большой неожиданностью не стали. Конь у него был самый лучший, а то, что он первый стрелок в Зеленых Холмах знали и без того. Правда, в поднятии оружия с земли, он показал себя достойно, пусть и не стал первым. По правилам состязания джигиты должны были с первой попытки поднять с земли три вида оружия: копье, лук и меч. Ансару не удалось на всем скаку поднять лишь лежащий клинок, тому помешали скользкие стебли травы… Теперь предстояло успешно выступить в самом сложном испытании – сбросить с седла главного соперника в борьбе за первенство. Приз за победу в Конных играх заслуживал того, чтобы за него побороться. Победитель получал по девять голов трех видов скота: верблюдов, лошадей и баранов. Для любого степняка, это было настоящее богатство. Кроме того, с незапамятных времен тот, кто выигрывал Конные игры получал право стать правителем Зеленых Холмов от восхода до заката солнца. Эльбек «на один день» мог разом решить важные для себя вопросы, поощрить родственников, потеснить недоброжелателей, предложить что-то полезное для соплеменников. Вдобавок победитель и в будущем рассматривался в качестве возможного преемника действующего правителя Зеленых Холмов. Небо распорядилось так, что претендентов на главный приз осталось всего двое. Ансар - победитель в скачке и стрельбе и батыр Уркар, поднявший с земли все виды оружия. Для восемнадцатилетнего Ансара соперничество с матерым воином не сулило ничего хорошего. Дело было даже не в том, что Уркар отличался недюжинной силой и огромным опытом в конных единоборствах. Куда хуже другое – всегда сумрачный богатырь приходился мужем Захры Шальной, оскорбленной его Нурией. Ансар не сомневался: если Уркар станет «эльбеком до заката солнца», то первым его приказом станет изгнание Нурии из Зеленых Холмов. Причем выглядеть это будет не только как месть за унижение и позор жены, но благим делом. Выгнав из селения колдунью, Уркар отведет от Зеленых Холмов войну с гарами: ведь одно из их условий – выдать им Нурию. Сразу утихомирятся завистники, успокоится Хранитель, воспрянет духом эльбек - с плеч правителя Агоя упадет тяжкий груз принятие решения. Ведь девушка дочь орта Данияра, и отдать ее по первому требованию врагов, эльбек не может… Если же не выдать девушку гарам, скорее всего начнется война, и, как все повернется, неизвестно. А так все решится само собой, а за изгнанницу соплеменники не в ответе… Получалось, победа батыра Уркара устраивала многих, поскольку служила на благо Зеленых холмов. Успех молодого, да раннего Айдара, по сути, был нужен всего лишь двум людям на свете – ему и Нурие. Впрочем, и сам Уркар знал себе цену – таких силачей в округе раз-два и обчелся. Пожалуй, мастер Дархан мог бы еще с ним потягаться, но у кузнеца в руках была совсем другая сила - созидающая, дарованная на пользу людям. Руки же Уркара - точно созданы для войны. Мощные, необыкновенно длинные, с огромными крепкими ладонями и железными пальцами. Обладая чудовищной силой и невероятным терпением, Уркар оставался при этом подвижным и изобретательным бойцом. Недаром в пограничных схватках с разбойниками воин отличился много раз, чем снискал уважение соплеменников. Охотником Уркар считался отменным, стрелком каких поискать, а вот наездник из него получился не самый лучший. Слишком тяжел батыр для любой лошади, про таких говорят: «кость широкая, рука тяжелая». Оттого и конек под Уркаром не столько резвый, сколько устойчивый и крепкий. Не чета ансаровскому красавцу Вихрю с широкой грудью и волнами мышц под шелковой серой шкурой. Зато руки самого Уркара с легкостью сдернут с коня всякого противника, а с приземистой своей лошадки достанут любую вещь с земли. Неслучайно в этом виде Конных игр батыр всегда на первом месте. Что до характера, так он из той породы людей, кто долго запрягает, а потом не остановить. Вот молча и терпит силач свою несносную жену Захру Шальную, хотя после случая с Нурией, может, теперь, она и не Шальная вовсе… В Зеленых Холмах давно приметили: сдерживает себя, смиряет Уркар, а потом на других отыгрывается. Бывало, так отходит ногайкой разбойников-конокрадов, что смотреть жалко. Да и на Конных играх в верховом единоборстве Уркар еще никому не проигрывал… И не просто побеждал - калечил, сдирая соперников из седла чуть ли не со стременами. Только раньше для победы в общем зачете этого было мало, а теперь батыр Уркар в одном шаге от желанной победы. Унижение же собственной жены Захры распалит силача жгучим желанием мести. Оттого небывалый интерес к этому поединку в Зеленых Холмах. Чей будет верх в ожесточенной конной схватке? Везунчика Ансара или угрюмого силача Уркара? К тому же полная противоположность они друг другу. Ансар - широкоплечий, ладный джигит, с легким удивлением в ясных глазах. Уркар же – кряжист, длиннорук, с крупной головой на бычьей шее. Что до глаз, так их и не рассмотреть, либо прикрыты в нарочитом безразличии, либо сжаты в жестком прищуре. Каким бы грозным соперником не был батыр Уркар, проиграть ему Ансар без яростного сопротивления не может. Слишком многое зависит от поединка, и отступать некуда. Одолеть Уркара силой и умением вряд ли получится, значит, нужно придумывать что-то особенное. К слову сказать, такие единоборства были знакомы ортам с детства. Едва мальчишки начинали ходить, как их усаживали в седло, с которого они уже не слезали до глубокой старости. Сноровка в обращении с лошадьми рождалась в играх и состязаниях. Ансар, сколько себя помнил - скакал, боролся со сверстниками на жеребятах, бычках и даже рослых ортских баранах. Порою юноши мерялись силой, взобравшись на плечи друзей или бились, стоя на крупных валунах. Одним словом, новичком в различных единоборствах Ансар не был. Но настоящая борьба на лошадях – совсем другое дело. Здесь требуются особые навыки, ловкость и недюжинная сила. Неслучайно к поединку допускают только тех джигитов, кому исполнилось восемнадцать лет. Ансар как раз из их числа… Если бы сейчас можно было попросить помощи у Ветра, как это случалось на охоте! Но в этой борьбе он Ансару не помощник. Если только смерчем не унесет куда подальше могучего Уркара вместе с его кургузым конем! Ветер, конь, вихрь, уносящий противника… Над этой чередой слов Ансар невольно призадумался. Его серого жеребца зовут Вихрем, может, такое совпадение не случайно и конь поможет хозяину. Но как, ведь они и так одно целое? Да, его скакун резв, широкогруд и боевит. Сколько раз на нем Ансар выигрывал многие споры, когда грудью Вихрь оттеснял конного соперника за пределы очерченного круга. В мощи и напоре его Вихрь ни какому жеребцу не уступит. Были известны батыры, кони которых просто сминали, вражеских лошадей, вместе с всадниками и затаптывали на земле. Его темно- серый скакун, как раз из таких свирепых боевых аргамаков. Но так поступить Ансар при всем желании не может, правилами это строго запрещено. К тому же, для верховой борьбы предпочтительны невысокие, устойчивые и сильные лошади. Как раз такой конь у его соперника Уркара. Его же Вихрь обладает взрывной силой, быстро набирает скорость, хотя и любит потолкаться. Хорошо бы воспользоваться качествами могучего жеребца… Может быть, вынудить соперника сделать мертвый захват, а потом пришпорить своего скакуна. Но для этого и самому надо еще удержаться в седле… Вот над чем стоит хорошенько поразмыслить. По правилам конного единоборства всадники могут тянуть друг друга только вперед и к себе. Нельзя опережать соперника, преграждая ему дорогу и стегать плетью его коня. Зато можно выбивать ноги из стремян и даже пересаживаться на чужую лошадь, обхватывая соперника сзади. Скорее всего, Уркар ждет от легкого, проворного Ансара, нечто подобное и готовится к этому. Но и со своей стороны, готовит молодому джигиту «приятную» неожиданность. Самым унизительным поражением считается не простое падение на землю, а когда противника вытаскивают из седла и перебрасывают через холку своего коня. Опытный, поднаторевший в верховой борьбе, батыр Уркар, вполне может себе позволить такой трюк. Почему бы ни дать ему поверить в такую возможность. Пусть тянет изо всех сил, главное удержаться на коне. Закрепиться любой ценой, вцепившись в гриву, луку седла… Ансар провел ладонью по его отполированной поверхности, о чем-то раздумывая. Седельная лука – прочная, высокая, кривая в верхней части. Степняки называют ее «утиной головой» за характерный изгиб. Вот если бы суметь удержаться двумя руками за луку, не соскользнуть, когда Уркар будет со всей мочи тащить джигита вниз. Сначала одной ручищей, потом обеими… Как не поддаться могучему рывку, выдержать первый натиск? Ответ ясен: покрепче зацепиться за луку седла и «повесить» на себя противника. А потом дать команду Вихрю, пусть выручает – резко рвет с места и сдирает соперника с коня. Страшно силен батыр Уркар, но не сильнее же четырехлетнего жеребца! Пощупал, погладил Ансар гладкую «утиную голову» и загрустил: слишком округла лука, не удержатся на ней ладони. А что если приладить к ней крепкую кожаную петлю, обернув ремнем с двух сторон изогнутую луку? Тогда выдержать железную хватку соперника ему вполне по силам. Если так, то, пожалуй, у него появляется надежда удержаться в седле. Если хватит терпения и сил, не выпустить кожаную петлю. Воодушевленный Ансар принялся за дело - предстояло подыскать крепкий кожаный ремень, пропустить его под седлом и вывести петлю к луке. Так, чтобы можно было поудобнее держаться и ненароком не намотать на кисти рук… III Наверное, никогда соревнование по конному единоборству не собирало столько зрителей. Еще бы, сегодня на глазах у соплеменников батыр Уркар выволочет из седла выскочку Ансара. Того самого, что неровно дышит к колдунье Нурие и чудом подстрелил огромного кабана… Нурия же эта, говорят, заклинательница или, хуже того, албасты. Недаром Шальной Захре, жене Уркара, при всех рот заткнула, на колени почтенную женщину поставила. Уж теперь-то, силач Уркар за свою женушку отыграется, крепкой рукой погонит нечистую силу с Зеленых Холмов. Ансар озирался по сторонам в поисках самого важного для него человека. Кого только не было среди зрителей на этом поединке. Сам эльбек Агой пожаловал на состязание: ему сегодня предстоит передать победителю бразды правления «от рассвета до заката солнца». Вон и Хранитель Аркат бесстрастно наблюдает за происходящим, словно мысленно записывает новые страницы в ортскую летопись. Невозмутим и шаман Жайсан – человек не от мира сего, он знает лучше других: победит тот, кто угоден духам. Зато Захра, жена Уркара, та места себе не находит в предвкушении поражения джигита Ансара. Опрокинет батыр молодого орта, лишится Нурия единственного своего защитника, и тогда Захра навсегда избавится от обидчицы. Лишь одно доброжелательное лицо разглядел в толпе Ансар – это кузнец Дархан улыбнулся ему краешками губ, будто подбодрил – стоит побороться. Для молодого воина такой знак внимания дорогого стоит. Что же, Ансар попробует кузнеца не разочаровать. А вот Нурии что-то пока не видно. «Вещи собирает для вынужденной кочевки или уже убежала, пока прилюдно не выгнали?» - зло подумал джигит, но тут же устыдился своего домысла. «Может, оно и к лучшему. Одолеет его Уркар - не увидит Нурия его поражения, а если Ансар победит, так не скажут, мол, албасты своими чарами ему пособила», - успокоил себя джигит и поскакал к месту схватки. В центре очерченного круга всадники должны были поприветствовать друг друга, чтобы после этого начать борьбу. Стройный Ансар на рослом коне возвышался над плечистым, могучим Уркаром и для приветствия джигиту даже пришлось нагнуться к голове соперника. - Быть тебе поперек моего седла, проклятый выскочка, - зло прохрипел Уркар, разжигая нараставшую боевую ярость. - Пусть Ветер унесет твою силу и злость, а заодно и тебя! - зычно ответил ему Ансар и резво развернул своего Вихря. С первого раза борцам не удалось войти в крепкий захват. Ансар сделал все, чтобы увернуться, и рука Уркара лишь слегка задела его предплечье. Во второй раз, когда кони сблизились, Уркар попробовал прихватить Ансара за ногу, чуть ниже колена. В ответ джигит сделал обманное движение рукой якобы для захвата шеи, так что батыр бросил его ногу и чуть не поймал кисть Ансара. Теперь молодому орту предстояло самое главное – нарочно подставиться, дать сопернику схватить предлагаемое место. Ансар, накрепко вцепившись в петлю вокруг луки седла, отогнул правую руку так, что его предплечье оказалось прямо перед Уркаром. Тот мгновенно среагировал, впившись железной хваткой в запястье Ансара. И сразу мышцы соперников включились в борьбу, работая на разрыв. Уркар тянул к себе, Ансар изо всех сил сопротивлялся. Джигит делал все, чтобы удержаться в седле, и в этом ему помогал Вихрь, навалившийся боком на мохнатого жеребца, не давая тому уйти в сторону и увеличить расстояние между всадниками. Опытному силачу оставалось либо уводить своего коня вбок, закручивая Ансара на себя, либо положиться на свои могучие руки. Умница Вихрь не давал Уркару увести лошадь в сторону, и богатырь еще крепче вцепился в согнутую руку молодого орта. Ансару приходилось нелегко, его предплечье немело под крепкими пальцами соперника, кровь пульсировала в висках, а артерии на шеи вздулись толстыми шнурами. В глазах джигита потемнело, кровь толчками приливала к лицу, но он не разжимал кисть, намертво срастаясь с кожаной петлей на «утиной шее». Выдерживать столь мощный натиск становилось все труднее, захваченная рука дрожала от натуги, а перевитая ремнем кисть, лишенная притока крови – нестерпимо горела. Уркар, почувствовав слабину, с еще большой силой начал тянуть руку джигита на себя. Ему оставалось совсем немного, чтобы сломить слабеющее сопротивление противника. Однако Ансар все еще держался, но, казалось, был совсем близок к поражению. Чувствуя скорую развязку, Уркар выпустил из левой ладони поводья, а освободившейся рукой потянулся к предплечью соперника в надежде досрочно закончить поединок. Видя это, Ансар из последних сил прижался всем телом к коню, а когда вторая рука батыра впилась в запястье, дал шпоры и закричал: «Чок! Чок! Вихрь, вперед! Вихрь, лети!» Словно стрела из лука, могучий жеребец рванулся вперед. Ансару показалось, что Уркар вырвал ему руку с мясом! Боль отозвалась во всем теле и чуть не отняла рассудок. В каком-то полузабытьи Ансар вцепился зубами в гриву и потащил на себе, как ему показалось, целый мир. А вместе с ним и своего могучего соперника. Батыр Уркар, вырванный из седла, так и остался висеть на Вихре, не разомкнув своих чудовищных рук. Будь он слабее, возможно, пальцы его разжались сами собой и он усидел бы в седле. Но непобедимый боец никому не уступал, и собственная сила сыграла с ним злую шутку. Сейчас распластанный батыр волочился вслед за Вихрем, вяло цепляясь носками сапог за кочки. Потом огромные ладони борца разжались, и под крики зрителей Уркар рухнул на землю. Когда Ансар выехал к зрителям как победитель, невозможно было представить, что кто-то сомневался в его победе. Воздавший руки к небу джигит на дрожащем Вихре, тотчас стал народным любимцем. Разгоряченный Ансар, напрочь лишенный сил, сполз с еле живого жеребца, и сразу был подхвачен ликующими сверстниками. Его победу орты встретили как должное - само Небо рассудило спорщиков! А заведомое преимущество Уркара отныне обратилось против него, ведь вопреки всему победа осталась за неопытным джигитом. Не иначе высшие силы помогли Ансару… Славься победитель! Славься справедливое Небо! IV Орты из Зеленых Холмов продолжали готовиться к войне. На границах с Гарией не утихали стычки с летучими разбойничьими отрядами, угонявшими скот. Лазутчики сообщали – гары готовятся к походу и скорее всего нападут на обширные кочевья вдоль границы. Именно там нагуливали жирок многочисленные табуны лошадей и отары цветных овец. С этого же направления открывалась и прямая дорога на Зеленые холмы. Из-за напряжения на границе Верховный правитель Орталы – Великий Эльхан отдал тайный приказ собирать войско. Поскольку на это уйдет время, эльбеку Агою надлежало встретить врага на пороге страны и надолго задержать продвижение гаров в сердце Орталы. Военные сборы начались с водружения знамен для военного сбора - желтых флагов с изображением черной стрелы. С утра в самые дальние кочевья помчались гонцы, и уже к вечеру главную площадь заполнили мужчины из двенадцати крупных родов со своими предводителями. Большой род мог выставить и обеспечить провизией и оружием до пятисот всадников. Каждое такое боевое подразделение выступало под собственным знаком отличия – бунчуком и имело свой боевой клич – уран. Победитель Конных игр Ансар, подобный Тигру, был не из крупного рода, но, став «эльбеком до захода солнца» получил под свое начало три сотни воинов, пятьдесят из которых являлись ровесниками джигита. В помощь молодому командиру эльбек назначил опытного помощника Огира, побывавшего во многих передрягах. Поэтому отличительным признаком отряда Ансара стало не родовое знамя, а его личная тамга – знак тигра. Правда, полотнище украшал не рисунок грозного зверя, а орнамент из черных тигриных полос на желто-оранжевом фоне. Ансар, подобный Тигру не относился к числу зажиточных ортов, и позволить себе дорогой панцирь или богатое оружие, как, например, эльбек Агой, не мог. Однако и бедняком его после победы на играх назвать было нельзя. Ко всему прочему, батыр Айдар оставил сыну полный набор мужчины из «пяти богатств» орта: постоянного жилища, походного жилья, скота, коня и оружия. Но если дом в Зеленых Холмах у джигита было скромным, кочевая юрта – обычной, овцы - малочисленны, то скакун Вихрь не имел себе равных. Что до оружия, то оно могло бы оказаться и получше… Главным образом из-за своей древности: сабля и панцирь достались джигиту еще от прадеда. Щит предстояло переделать и украсить защитным тигровым узором, саблю наточить, кольчугу подлатать… Зато лук – гордость его отца, батыра Айдара был очень хорош - крепок, упруг, надежен. Из него-то Ансар и уложил наповал своего кабана. После победы на Конных играх Ансар разбогател на девять верблюдов, девять лошадей и девять овец. Их он и надеялся обменять на добротное оружие, обратившись к кузнецу Дархану. Мастер долгие годы делал оружие на заказ и считался одним из лучших оружейников Орталы. Однако вступать с Ансаром в долгие переговоры кузнец не пожелал. - Хорошую саблю наспех не сделать, - твердо сказал Дархан. - Значит, либо обходись дедовской, либо отбей оружие у врага. Топор и булаву я тебе, пожалуй, подберу из своих запасов. Хороший кожаный панцирь твоего размера видел я у атбека Замана. Ему он явно не по росту и возрасту… Обратись к нему, думаю, от лошадей он не откажется. - Мастер Дархан, пусть исполняются твои желания, но не отказывай и мне, - стоял на своем Ансар. - Только ты знаешь, где раздобыть добрую саблю. Все отдам за булатный клинок, кроме своего серебряного Вихря. Не зря же в степи говорят: «По когтям узнают тигра, по оружию – батыра». - Ну и зачем тебе такая сабля, охотник Ансар? - насмешливо спросил кузнец, - Птицу видно по полету, а твой размах крыльев мне неведом. Смотрю на тебя и вижу разгоряченного удальца, а батыра пока разглядеть не могу… Ты ведь, Ансар еще и в настоящем бою не бывал. Или полагаешь, сабля сама по себе врагов порубит и сделает джигита батыром? Так давно известно: «Батыр с палкой, труса с саблей одолеет». - Не обижай меня почем зря, мастер Дархан. Пусть я не герой, но не трус и не хвастун. Нет у меня желания выделиться любой ценой, став посмешищем. Вынужден я рискнуть, загодя примерив на себя батырскую удаль. Выбора у меня нет: либо голову сложу на поле боя, либо батыром вернусь в Зеленые Холмы… - Ансар, я не любитель громких слов. Сабля кривая, но и та в ножны прямо входит. Не криви душой и ты, говори напрямик – для чего тебе оружие на вырост? Ведь сабля со славной историей подобна одежде с чужого плеча, не всякому будет впору. - Начистоту, так начистоту… - согласился Ансар. – Если Небо позволит, то после возвращения с войны хочу я посвататься к Нурие. Она сирота, значит, судьбу ее будут решать ближайшие родичи и старики. Чтобы заслужить всеобщее уважение надо мне отличиться на войне, не посрамить имя своего отца. Надеюсь, тогда Круг старейшин батыру не откажет. Только, чтобы стать героем, нужно немало врагов одолеть… Рука у меня крепкая, намерения твердые и сабля должна быть им под стать. Все сделаю, чтобы благородный клинок не опозорить. Да иного выхода у меня нет - судьба Нурии от меня всецело зависит… Слишком много у девушки недоброжелателей, не могу я ее подвести. - Что же Ансар, похвально твое устремление, - неожиданно поддержал его Дархан. - За Нурию и мое сердце болит. Желаю и я счастья неприкаянной девушке... Чувствую, принесет она пользу Зеленым Холмам… Хотел было возразить тебе, молод, мол, еще за нее отвечать. Но как говорится: слабый человек раньше времени стареет, сильный раньше времени мужает. Видно, Ансар, и твой час пробил. Есть у меня собственная сабля, из тех, что зовется «наркескен» - «разрубающая верблюда». Отведал ее клинок человеческой крови, но не с лихвой. «Неуставшей» называют такую саблю батыры. Не мне, видно, суждено «утомить» ее, - тяжело вздохнул кузнец. – Но рождена-то сабля для великих битв и скучает без дела. Передам я тебе, Ансар, свое сокровище во владение при одном условии: должна сабля в твоих руках служить справедливости. Словно дав Ансару время для размышления, Дархан повернулся и вышел из кузницы. Он вернулся совсем скоро, бережно держа в руках длинный сверток. Распахнул края темной ткани и с достоинством передал Ансару оружие. Джигит осторожно вытащил из ножен саблю. Длинной, серебристой рыбой блеснул на солнце клинок, и удобная рукоять, как влитая, легла в ладонь джигита. И тотчас горячая незримая сила пробежала по руке молодого воина. Нестерпимо захотелось попробовать клинок в деле, взмахнуть наотмашь, рубануть с плеча… - Вижу, понравилась тебе моя «наркесен», - от Дархана не укрылся очевидный восторг Ансара. - Такую славную саблю еще поискать! В умелой руке ее не видишь, только слышишь, как над головой поет клинок свою гибельную песню. Полюбуйся джигит, какая она изящная острая, гибкая. Настоящая красавица… - кузнец с любовью провел пальцами по изгибу клинка. – Надеюсь, ты ей тоже придешься по душе. Если примешь мое условие, конечно. Понятное дело – люди с оружием невинными не бывают, но ведь и воевать нужно по-человечески. - Охотно соглашусь на твое условие, щедрый мастер Дархан, - с воодушевлением молвил Ансар, не выпуская из рук саблю, «разрубающую верблюда», – Беря клинок в руки, скрепляю это деяние клятвой: «Да покарает меня Небесный Всадник, своим огнем, если недобрую думу задумаю, нехорошее дело сделаю. Пусть обратится сабля против меня, дрогнет моя рука, если подниму ее на человека невинного, слабого и беззащитного. Да уйдет моя сила и умение, если поселится в моем сердце зло и несправедливость, а глаза застит жестокость». - Хорошо сказал… На одном дыхании! И чувствую, от души, - удовлетворенно произнес Дархан. – Так тому и быть Ансар… Бери мою «наркескен» - саблю, «разрубающую верблюда», для ратных подвигов и защиты родной стороны. Да поможет тебе Небо во всех славных начинаниях и достойных делах! V Тигриный отряд Ансара по замыслу эльбека Агоя должен был выступить чуть раньше основных сил, поэтому прощание с Нурией получилось скомканным. Девушка, предчувствуя скорую разлуку с Ансаром, на свой страх и риск наготовила джигиту снеди в дорогу, что оказалось весьма кстати. По обычаю ортов родные и близкие должны были снарядить воина в поход, снабдив копченым мясом, конской колбасой, сладким толокном, высушенным творогом – куртом. Такой дорожной провизии хватало надолго, а привычная пища лишний раз напоминала о доме. Конечно, командир отряда без еды не остался бы, но забота, проявленная Нурией, искренне растрогала его. Джигит с благодарностью принял приготовленную пищу, почувствовав себя хоть кому-то нужным. Однако один вопрос все же не давал ему покоя... Быть может, Нурия поступает так, считая Ансара лишь другом или названным братом? Привечает его, как сына друга отца, или товарища по несчастью – человека таинственного происхождения? Меньше всего Ансару хотелось, чтобы это было именно так. Терзая себя такими мыслями, он направился к Нурие для уточнения отношений, которых, в сущности, между ними и не было. Разговор произошел, когда солнце клонилось к закату и лицо девушки озарилось ровным вечерним светом. Красота Нурии на этот раз показалась ему не просто чарующей, но и зовущей… Мягкие солнечные лучи подчеркивали нежную женственность девушки и ее трогательную беззащитность. Ансар не удержался и приобнял красавицу, почувствовав под руками трепет напряженного тела. Так, не говоря ни слова, они стояли, ощущая тепло друг друга, пока Нурия, словно одумавшись, не выскользнула из его объятий. Ансар, почувствовав возникшую отстраненность, тоже отпрянул. Присущая первой любви робость оторвала их друг от друга, заставив искать спасение в словах. - Нурия, ненаглядная моя! На рассвете я ухожу в поход, что ждет там меня, не ведаю. Знаю только, что о тебе одной будут мои мысли. О нас с тобой, - неловко поправился Ансархэ, набираясь все большей смелости. - Знай же, Нурия, хочу взять тебя в жены и объявить на всю степь: нет для меня на этом свете дороже девушки. Разобьем врагов, и пущу я в небо белую стрелу, куда упадет она, там поставлю свадебный шатер. В твоих руках, Нурия, моя судьба - хочу уйти на войну с надеждой, а вернуться домой с радостью. Обнадежь же меня Нурия, свет моих глаз, услада моего сердца. - Ах, Ансар, Ансар, - Нурия прижалась к широкой груди джигита. - Как хотела бы я обнадежить тебя, дождаться и навсегда быть рядом с тобой. Но слишком боюсь грядущей неизвестности, страшно мне за наше будущее… Слишком много у меня недоброжелателей, да и сама не ведаю, какой я стану к твоему возвращению. Людская ненависть рождает во мне злую силу, и, кажется мне, захлестнет она все хорошее. Говорят, человек бывает крепче камня и нежнее цветка. Только опасаюсь, растопчут люди во мне светлые чувства, оставив, лишь безответный камень… Отвердеет, ожесточится мое сердце, не останется в нем любви для тебя. Поэтому не говорю я тебе ни «да», ни «нет», милый Ансар. Прости и пойми, если сможешь… Расстроенный джигит вместо ответа вновь устремился к девушке и прижал ее к себе. Видя, как вспыхнули глаза Нурии, он с воодушевлением ответил: - Пусть так. Но не отказывай мне совсем, не отталкивай навсегда. Если нежность прячется в глубине, то страсть рвется наружу. Влечет меня к тебе, Нурия, несмотря ни на что… Сердце мое ненасытно, как и мои глаза. Позволь же, хоть смотреть на тебя, касаться твоих рук, ощущать твое тепло. Не убивай во мне веру на счастливый исход - взять тебя в жены и уехать отсюда к самой дальней границе, где никому до нас не будет дела. - Добрый, милый Ансар. Лучшим ответом на твои слова будет одна история, которую я знаю с детства. В одной неведомой стране жил юноша со своей престарелой больной матерью. Сын заботливо ухаживал за женщиной и все добытое на охоте уходило на питание и лечение. Но дичи в округе становилось все меньше, а зимы холоднее. Вот однажды забрел со своим луком юноша далеко в степь и увидел красавицу, играющую с маленьким джейраном. Джигит предложил девушке стать его женой, предупредив о бедности и больной матери. Девушка согласилась и привел он красавицу домой. Скромный дом отныне стал светлым и счастливым, а мать, души не чаяла в молодой хозяйке. Жить бы им в радости, если бы не людская зависть. Не верилось людям, что девушка может полюбить бедняка… Вот и обратились к Серому камню у дороги – оборотню, выполняющему злые желания. Вот как-то шел с охоты джигит и услышал голос, будто из-под земли. Это заговорил с ним придорожный валун. «Долго живу я на свете, и многое знаю… Жена, твоя не человек, а злой дух в людском обличье и рано или поздно принесет тебе горе», - вещал Серый камень. «Если не веришь, загляни под ее подушку. Человеческая душа ночью отлетает от тела, а у твоей жены она в деревянной фигурке, спрятанной под голову. Бросишь куколку в огонь - спасешь мать и себя». Так и сделал джигит, тайком сжег деревянное вместилище души красавицы. Узнав об этом, женщина горько заплакала: «Что же ты натворил, несчастный, разве была я тебе плохой женой? Отчего ты оказался таким же, как все люди? Теперь умру я, заболеет твоя мать, а придорожный камень проглотит тебя»! Взмолился джигит: «Прости меня, любимая, и спаси, если сможешь». Тяжело вздохнула обреченная красавица: «Мне уже ничем не помочь, смерть моя близка. Единственное, что тебе остается, так это покончить с оборотнем навсегда. Подойди к Серому камню сзади и расколи его пополам. Только берегись: окажешься спереди валуна, он съест тебя» - сказала ему жена напоследок... Вскоре она умерла, а убитый горем муж поклялся отомстить убийце. Проходя мимо валуна, джигит учтиво поздоровался с ним. «Подойди ко мне поближе», – глухо заворчал камень. «Видишь, я оказался прав и спас тебя. Расскажи мне, как ты расправился с проклятой колдуньей. Только не стой у меня за спиной, мне не видно твоего лица. Подойди поближе и присядь на меня, а я послушаю». Понял джигит, где у оборотня рот и расколол камень ударами молота. Под разбитыми половинами оказались несметные сокровища – за долгую жизнь придорожный камень погубил немало людей, присевших на него. Этого богатства хватило, чтобы джигит и все селение жили безбедно долгие годы. - Грустную историю рассказала ты мне, Нурия, - огорченно сказал Ансар. - Только не пойму, какое отношение имеет к нам эта сказка? - Такое, что Серый камень недоверия и сомнения всегда будет лежать между тобой и мной. Завистники тоже не переведутся, а там, где поощряют клеветников, виноватых будет не счесть! Зато в выигрыше всегда окажутся сторонние люди. Они даже не заметили, как погубили девушку, им же и досталось сокровище Серого камня. Вот и получается, эта притча не о людской неблагодарности, а о других непреложных истинах: «стремись к себе подобным» и «что ни делается - к лучшему». Выходит, и нам лучше держаться друг от друга подальше, ибо сама судьба разводит нас. - Люди стремятся друг к другу порою вопреки судьбе, - возразил ей Ансар. Он хотел добавить «если любят друг друга», но не решился. Вместо этого джигит опять обнял Нурию и утонул в ее золотистых волосах. Слова пришли сами собой: - Я готов проверить на себе еще одну расхожую истину: «предначертанное мечом не перерубить, на коне не объехать». А от тебя ни за что не отступлюсь, будь ты хоть трижды албасты! Вырвавшееся слово ужалило Нурию, как ядовитая змея… Будто, по лицу, открытому теплому ветру наотмашь хлестнули плетью. Девушка вырвалась из объятий Ансара и, закрывая лицо, убежала в свою юрту. Подавленный джигит еще некоторое время стоял, ощущая тепло девушки на своей груди. Потом медленно побрел к своему верному Вихрю, пасущемуся неподалеку. В пылу разговора и надвигающихся сумерках Ансар не заметил две пары внимательных глаз. VI Когда темник Багас получил приказ доставить Нурию в ставку тагана, он сразу же вызвал двух самых лучших своих воинов. Тех самых, с кем он ездил на переговоры к эльбеку Зеленых Холмов. Самому заниматься похищением колдуньи Багасу не пристало, поэтому он решил встретить своих воинов с пленницей в условленном месте – недалеко от границы. Два лазутчика, отправленные Багасом на тайное дело, стали невольными свидетелями последнего разговора Ансара и Нурии. Увидев отъезжающего джигита, один из гаров слегка толкнул напарника, всем своим видом показывая удовлетворение происходящим. Второй похититель, судя по всему, с ним не согласился. Он проводил глазами удаляющегося всадника и сокрушенно покачал головой – бесценная добыча ускользала из рук. Серый жеребец Ансара, вот трофей, за который, по мнению разведчика, стоило рискнуть головой. За таким красавцем не зазорно спуститься даже в Нижний мир, не то, что в Зеленые Холмы. Опять же, пленницу на нем легче вывезти… Однако приказ Багаса обсуждению не подлежал. Раз нужна темнику девчонка, он ее получит. Пока все складывалось - лучше не придумаешь. Юрта девушки, как по заказу, стоит на отшибе, парень ее уехал, ночь тоже выдалась на редкость безлунная. Главное, не спешить, дождаться, пока Нурия, так, кажется, ее зовут, заснет, а потом нагрянуть к ней в гости. Гары переглянулись и, не сговариваясь, слаженно поменяли положение тел: долгое ожидание совсем не утомляло их. Впрочем, эти два смуглых воина понимали друг друга без слов, поскольку гарские разведчики были близнецами. Похожие, как две стрелы из одного колчана, и такие же смертельно опасные. Так уж сложилось, что даже среди отборных гарских воинов, близнецы выделялись хитростью и дерзостью. В набег они уходили первыми, с войны возвращались последними. Самые опасные задания близнецы выполняли без видимых усилий, как будто помогали им какие-то темные силы. Все выдавало в гарах неумолимых хищников: глаза острые, движения ловкие, мышцы – тугие и всегда готовые к делу. Кроме звериной повадки, отличались братья изощренным умом, ничего не боялись, но опасность чуяли кожей… Побаивались их даже именитые гарские батыры - матерые «волки», что уже говорить о врагах! За их головами охотились на трех границах, имена проклинали, а за поимку сулили огромные деньги. Да и сам темник Багас познакомился с братьями, вызволив их из плена после неудавшегося набега. Тогда близнецы, натворившие кровавых дел, наконец-то попались и ожидали лютой смерти. Темник предложил за них неслыханный выкуп. Такой, что даже те, кто готовы были разорвать братьев на части, задумались. Расходы Багаса окупились с лихвой: потом близнецы много раз вытаскивали самого темника с того света, показывая отчаянную смелость и невероятную удачливость. Излишне говорить, что в бою они действовали удивительно слаженно, чувствовали друг друга как самих себя и вдвоем стоили четверых. Несмотря на буйный нрав, братья были исполнительны, преданы и никогда не переходили незримую грань в отношениях с хозяином. Со временем Багас сам назвал близнецов своими побратимами и ни разу не пожалел о своем выборе. Он поручал братьям самые тайные дела, награждая их с невиданной щедростью. За темником воины следовали, словно тени, да и Багас был за ними, как за каменной стеной. Долгое пребывание рядом с темником научило братьев предупреждать любые его желания и избегать малейшего неповиновения. В будущей борьбе за место тагана Западного края такие люди были незаменимы, и Багас отправил близнецов за Нурией весьма неохотно. Хотя и понимал: лучше братьев с похищением девушки не справится никто. Близнецы ворвались в юрту бесшумно и стремительно. Один сразу же навалился на Нурию всем телом, закрывая мозолистой ладонью рот. Второй брат присел тут же рядом на колено, пытаясь спутать ноги девушки ремнями. Такая наглая бесцеремонность на какое-то время ошеломила Нурию, но так просто она сдаваться не собиралась. Первым делом она вцепилась зубами в ненавистную ладонь, не дающую дышать. Нурия укусила гара с такой яростью, что тот невольно отдернул руку и немного привстал. Это позволило девушке согнуть почти спутанные ноги к груди и резко выпрямить их вперед. Похититель, не ожидавший столь мощного толчка, повалился на своего брата. Пользуясь замешательством, девушка метнулась мимо гаров к выходу. Резкий рывок за волосы отбросил ее внутрь жилища, потом последовал удар в живот, от чего перехватило дыхание и выступили слезы. А дальше четыре цепкие руки стали хватать ее за руки, грудь, шею, рвать одежду, куда-то тянуть. Нурия царапалась, кусалась, била ногами наугад… Если раньше в деловитой повадке братьев сквозило ледяное безразличие к ней, как к бездушной, неудобной вещи, то теперь многое изменилось. Сначала похитители тащили Нурию, будто неудобный тюк, а теперь в свистящем дыхании врагов сквозило нечто совсем другое: желание причинить боль, сдерживаемая ярость, звериная неумолимость. Эти руки хотели и умели убивать, и только почему-то не делали этого. Через кончики пальцев, заскорузлые ладони убийц в красавицу должен был просочиться ужас, оцепенение и покорность. Живые крючья вытаскивали девушку не просто из дома, они выволакивали ее на границу жизни и смерти, где той предстояло сделать выбор - сдаться или умереть. Но Нурия была отнюдь не безропотной жертвой, и на нее грубость насильников подействовала иначе. Через руки воинов невидимо перетекало в нее густое черное зло, сотворенное близнецами за их жизнь. Ссадины от крепких пальцев братьев отзывались в теле девушки не болью, а вспышками ожесточения. В нем прорывались бессилие замученных пленниц, горе матерей, ненависть вдов и отчаяние невольниц… Прилив темной силы, которую так боялась девушка захлестнул ее с головой и Нурия на какой-то миг перестала сопротивляться этой дикой стихии, чтобы слиться с ней в единое страшное целое. Однако гары восприняли прекращение сопротивления за признак слабости. Ведь сломленный дух позволяет глумиться над телом. Нет, откровенное насилие красавице не грозило, хотя по рукам братьев уже «разлились» ручейки вожделение. Девушка с отвращением, почувствовала в этих настойчивых грубых захватах мужской пыл, переходящий в неудержимое желание обладать ею. А тут еще разорванная одежда оголила стройные ноги Нурии, обнажив темный сосок на белой груди. Все это подействовало на молодых сильных мужчин, словно кровь на голодных волков. В полутьме, среди жара переплетающихся тел, руки близнецов, ведомые горячим желанием скользили по женским бедрам, трогали грудь, рвались к низу живота. Движения похитителей вдруг обрели привычную слаженность как будто братья занялись очень знакомым делом… И Нурия, и без того, переполненная черной ненавистью, вдруг поняла причину такой согласованности насильников. Несчетное количество раз эти двое сдирали с девушек одежду, распинали их тела, брали силой, пьянея от чужой боли и страха. Замершая было Нурия встрепенулась и вновь яростно забилась в руках похитителей. И когда в горячей борьбе девушка ощутила сквозь одежду знаки окрепшей мужской силы гаров, ее подбросило, как от укола кинжалом. Полуголая, разгоряченная Нурия рванулась вверх, разбросав мужчин, как легкие одеяла. Один из братьев, падая, попытался схватить девушку за рыжую прядь, тем самым, освободив последнюю из четырех кос. Волосы, теперь полностью свободные, золотым потоком упали на плечи девушки. И тотчас жилище Нурии осветилось теплым желтым светом. Мягкость освещения поразительно не соответствовала растерзанному убранству юрты. Тут и там валялись разорванные подушки, сломанная посуда и разбросанная домашняя утварь. Ошалевшие братья с искаженными лицами ползали по полу, ожидая от красавицы самого худшего. Над ними, в обрамлении светящихся волос возвышалась рассвирепевшая Нурия. Близнецы оказались не готовы к столь разительному перевоплощению: вместо измученной борьбой девушки, похитители вдруг увидели перед собой беспощадную хищницу. Нет, в ее облике оставалось пока еще что-то женское, но черты лица уже были совсем другие – резкие, жестокие, отчетливо звериные. Да и сам облик Нурии тоже менялся на глазах. От былой хрупкости не осталась и следа - тело наливалось силой, обрастало пластами мышц, полных дикой нечеловеческой силы. Всегда сражающиеся плечом к плечу, близнецы и в этот раз, не сговариваясь, выскочили из юрты. Закаленные в битвах братья давно не испытывали такого безотчетного страха. Поспешное одновременное бегство и вовсе превратило испуг в необузданный животный ужас. Кони, привыкшие скакать ноздря к ноздре, тоже пытались держаться рядом. Но братья беспощадно хлестали скакунов, стараясь вырваться вперед. Возможно, впервые в жизни, каждый из них был сам за себя и стремился выжить за счет другого… Но далеко оторваться друг от друга им не удалось… Сначала одному брату показалось, что его настигает огневолосая воительница на вороном жеребце с горящими глазами. Воин дал себя догнать и с разворота почти наугад ударил мечом навстречу преследовательнице. Коварный удар достиг цели: клинок, встретив тугое сопротивление, вошел во вражескую плоть. Второму близнецу привиделось другое: всадница на черном коне, обогнала его и, развернувшись, с лету ударила сверху вниз. Лезвие ее меча рассекло правое плечо, но опытный воин сумел ослабить удар, а потом, вытянувшись в струну, кольнул незнакомку острием в спину. Раненные друг другом близнецы развернулись и помчались навстречу своей смерти. Каждому из воинов казалось, что сражается он с человекообразной тварью. Сильной, изворотливой воительницей, невесть откуда завладевшей оружием брата. На самом деле близнецы сошлись лицом к лицу и теперь ловили друг друга на малейшей неточности. Однако любой обманный удар, предназначенный оборотню, приходился в родного брата. Но в крови близнецов бурлила ярость, а глаза застилала мгла: каждый верил - он расправляется с убийцей самого дорогого ему человека. Кончилось тем, что окровавленные бойцы сползли с коней и продолжили бой пешими… Они ловко уклонялись и обменивались обманными ударами, зная приемы противника, как свои собственные. Потом братья сошлись в ожесточенной рукопашной, пока, окровавленные, не упали в степную траву. Затем, вконец обессиленные, они схватились уже на земле – по-звериному кусаясь и царапаясь. В этом равном поединке дух Нурии пребывал между братьями и в каждом из них. Злая натура Близнецов, соединившись с темной демонической силой, искала выход и находила его в убийстве и разрушении. В самом прямом смысле - уничтожении самих себя… Рожденные и жившие вместе братья, и смерть встретили одновременно. Повторяя движения друг друга, воины, не сговариваясь дотянулись до голенищ сапог и, вытащив короткие ножи, пустили их в дело. Смерть равных по силе бойцов оказалась страшна… Но не от тяжелых ран, нанесенных в пылу борьбы, а от наступившего осознания сделанного. Перед самой кончиной близнецы вдруг одумались, вспомнили кто они, взглянув в родные глаза. В предсмертной агонии гары все-таки успели расцепить смертельные захваты, чтобы по-братски обняться вновь и уже навсегда затихнуть, как нашалившие дети. Багас так и не дождался своих побратимов в условленном месте. Предчувствуя недоброе, он вернулся в ставку, где уже полным ходом шли приготовления к походу. Его встретил хмурый сотник, держа под уздцы двух лошадей. Уже издалека Багас догадался, чьи это кони. Некогда великолепные жеребцы братьев сейчас были похожи на загнанных кляч, с ног до головы забрызганных кровью. Стараясь сохранить лицо, темник, невозмутимо кивнул, давая согласие на жертвоприношение. Пусть жеребцов зарежут, отправив к близнецам в Мир мертвых… Среди живых это было равносильно признанию гибели двух великих воинов. Удрученный невосполнимой потерей Багас неторопливо выехал из ставки и, оказавшись на просторе, хлестанул скакуна ногайкой. Конь ветром помчался в степь, унося на себе убитого горем седока. Когда жеребец скрылся из поля зрения гаров, Багас спешился, вознес руки к небу и горестно, по-волчьи завыл. Опустошенный и злой, он потом долго высматривал следы лошадей близнецов. Рядом с кочевьем ортов, у одинокой юрты темнику попалось на глаза дорожка из отпечатков многих ног. Судя по всему, за двумя жеребцами на некотором расстоянии долго бежала девушка. Однако в какой-то момент следы маленьких ножек прерывались, будто женщина взмыла в воздух… В обратном направлении отпечатков сапожек не обнаружилось, видимо, преследовательница возвратилась домой другим путем. Впрочем, вопросов, в связи со столь поспешным бегством его воинов набиралось много. С какой силой должна ступать девичья нога, чтобы оставить отпечаток подобный конским копытам? Почему братья показали женщине спину и не стали сопротивляться? Куда потом подевалась Нурия, ведь назад она уже не вернулась… Где тела или хотя бы останки пропавших без вести близнецов? Оставалось лишь следовать за приметными следами конских подков до страшного места. Там Багас увидел намертво сцепленных в последнем объятии двух братьев. Над мертвецами уже поработали звери, но и так было ясно: его побратимы погибли непримиримыми врагами. Порезали друг друга только что не на ремни… Вон вся одежда в лоскутах, а земля насквозь пропитана кровью. Смертельные объятия никак не вязались с выражением лиц братьев. Близнецы смотрели друг на друга безо всякой злобы, скорее даже с некоторым участием… Одинаковые доброжелательные посмертные маски убитых воинов для Багаса оказались страшней самой лютой смерти. Окончательно сбитый с толку темник не помнил сколько времени простоял над клубком переплетенных, окровавленных тел. Потрясенный до глубины души Багас сначала решил оставить трупы в степи – так ошеломил его бесславный конец братьев, убивших друг друга. Да и отдаст ли ему мертвецов неведомая сила, погубившая лучших воинов? Хоронить, согласно гарским обрядам, неотделимых друг от друга убийц, значило вызвать недовольство шаманов. К тому же меньше всего темнику хотелось выслушивать догадки соплеменников по поводу этой странной смерти. Духов убитых братьев Багас не боялся, пусть рыщут неуспокоенные, пока не найдут своего губителя. Куда хуже другое: загадочная пропажа лучших воинов, вряд ли поднимет боевой дух гаров. После мора и накануне войны лишние сомнения ни к чему. Пусть для гаров братья пропадут бесследно, выполняя тайное задание. Столь важное, что разведчики пожертвовали даже жизнями, отпустив коней в степь… Поэтому и мертвых братьев отныне никто не должен найти. Но, главное, близнецы ему как родные и заслуживают достойное погребение хотя бы от рук своего побратима Багаса. И он похоронит их по-человечески, сообразно степным обычаям… Пусть даже Мир мертвых воспротивится принять их тела и души. Гарский темник вернулся с полдороги и, работая широким ножом, уложил близнецов в одну могилу. Навсегда упрятав в земле кровавую тайну, разгадку которой знала лишь Нурия. VII Багас понемногу вживался в образ своего повелителя - Тагана Западного края. Величественно носил расшитый золотом халат, жил в просторной девятикрылой юрте. В ставку верховного правителя пускали только избранных, поэтому для рядовых гаров все происходящее оставили в тайне. Пусть гарская армия думает – главнокомандующий при ней. Настоящий же правитель, пока еще живущий в ставке, угрюмо посмеивался от этой игры переодеваний, да прикусывал черный ус. По замыслу Гурхон-Наяна гарские войска войдут в чужие пределы и начнут двигаться по направлению к Зеленым Холмам. Навстречу «волкам» выступит основное войско эльбека Агоя, готовое к решающей битве. Всех женщин и детей с дальних и ближних пастбищ орты отправят в укрепленное поселение. Туда же пригонят табуны лошадей и отары овец. Пока войско эльбека будет в походе, к воротам Зеленых Холмов придет Гурхон-Наян. Подлинный Таган Западной Гарии осадит селение и потребует обменять Нурию на возможный мир. Мнимый же правитель - темник Багас будет морочить голову ортам до последнего… Когда Багас поведал тагану о пропавших без вести близнецах, тот только недобро усмехнулся. Будто знал нечто непостижимое, объясняющее гибель братьев. Но спросить об этом напрямую темник не решился – чувствовал себя отчасти виноватым в их смерти. Ведь лично ему поручили привести к тагану Нурию… Он же, в свою очередь, отправил в Зеленые Холмы за добычей своих побратимов. В итоге дело не сделано, люди пропали, о самой Нурие ни слуху, ни духу. Внезапно в голову Багаса, ядовитой змеей заползла крамольная догадка: «Может, его отправлял таган на верную гибель, зная силу ортской колдуньи!» Но Гурхон-Наян, будто прочтя мысли Багаса, задал ему почти тот же вопрос: «Не уклонился ли ты, Багас, от встречи с Нурией, предвидя ее опасность для себя»? Что на это мог ответить провинившийся слуга? Начать оправдываться: не знал, недооценил, понадеялся на других. Склонил буйную голову лучший гарский батыр, не ведая, что сказать в оправдание. Зато рассеял Гурхон-Наян его сомнения, когда сказал во всеуслышание: «Беда от незнания силы врага, а не от злого умысла». Перевел дух Багас, простил его таган, признавая силу колдуньи. Под покровом ночи таган уехал из ставки со своей отборной тысячей «белых волков», а Багас со свитой и десятью тысячами воинов стал готовить поход в Зеленые Холмы. Самозваному правителю торопиться некуда, задача сотника - подтянуть к границе побольше ортов, связать армию врага по рукам и ногам, чего бы это ни стоило. Многим не по нраву такой план, ведь сила гаров всегда зависела от внезапности и стремительности. А в чистом поле, когда врагов без счета, кто знает, чья возьмет? Но приказы Тагана Западной Гарии не обсуждаются, ведь придумал все это Гурхон-Наян, а не Багас. Пусть даже на темнике расшитый золотом халат и сидит он в таганской юрте. С насмешкой поглядывают на выскочку советники тагана, потирают руки близкие родичи правителя, ждут, чем все закончится. Так, что положение у «тагана» Багаса хуже не придумаешь, а с потерей братьев-близнецов и вовсе бедовое. Эх, скорее бы началась настоящая, а не выдуманная война с переодеваниями! Воспрянувший духом при этой мысли Багас, посмотрел на свое «таганское» облачение и тут же сник: кто знает насколько растянется этот обман своих и чужих… Вот и приходится не воевать, а отсиживаться в ставке вместе со старейшинами и таганскими наложницами. Наложниц в ставке тагана Западного края, насчитывалось всего три. Одну из них, по имени Алаис, темник Багас знал, куда лучше других. Больше того, мысленно примеривал красавицу на себя… Была наложница родом из дальних степей, куда даже гары редко заглядывали. И не только из-за отдаленности, но и по другой причине. Слишком дорого обходились гарам, набеги на племя амазов. Все необычно было у этого воинственного степного народа… Девушки, обученные с детства искусству войны, два выборных правителя мужского и женского рода, где мужчина отвечал за оборону страны, а женщина ведала внутренними делами. Даже воевали амазы по-особому: метко стреляли ядовитыми стрелами, метали камни из пращи и набрасывали на врагов ловчие сети. Женщины этого народа часто соперничали с мужчинами в ратной отваге. Носили они короткие рубахи и высокие сапоги, не стыдились своего тела, поклонялись Луне и чтили ночь, больше чем день. Девушки племени амазов могли выйти замуж, только убив трех врагов на поле боя. Но после замужества молодые жены успокаивались, исправно занимаясь домашним хозяйством и детьми. Зато не просватанные девицы, ни в чем не уступали парням, метко стреляли на всем скаку, боролись, охотились, бросали арканы и метательные топоры. Отличались красавицы отменным здоровьем, и в Срединном мире считалось, что от союза с ними, рождаются настоящие батыры. Однако взять в плен такую желанную невесту мало кому удавалось. Но отряд Багаса совершенно случайно наткнулся на двух охотниц из необычного народа. Правда, это стало понятно, когда у гаров появились первые убитые… Отбивались девушки отчаянно, но численный перевес дал о себе знать. Одна из них так и умерла от ран, а вторую, живую и невредимую удалось взять в плен. Как ни умела была воительница, но с близнецами в одиночку не сладил бы никто. Вот и привезли пленницу прямо в ставку Тагана Западного края Гарии. Там только Алаис как следует и рассмотрели. Пленница оказалось мускулистой и сильной, с узкими длинными глазами и черным густым волосом, заплетенным в одну толстую косу. Одежды на Алаис осталась немного, но до этого ей, казалось, было мало дела. Зато гарские воины просто извелись, украдкой рассматривая сильные стройные ноги, вздымающуюся высокую грудь, гордую голову на длинной шее. Сразу понял Багас – слишком хороша пленница, даже для него, и тут же передал добычу в дар повелителю. Гурхон-Наяну девчонка тоже оказалась не по зубам. Не давалась в руки, дралась, вырывалась, царапалась, как кошка. Несколько раз брал правитель ее силой, но смирить гордую воительницу так и не смог. То одаривал таган Алаис по-царски, то неделями внимания не обращал, а один раз чуть не зарубил «волчьим клыком» … Не убил только потому, что понял: девушка сама ищет смерти. Но не в характере повелителей потакать невольницам, пусть даже в желании умереть… Так и жила Алаис в особой юрте, прикованная за лодыжку тонкой цепью к железному колу. Всегда к услугам девушки была рабыня, а вход охранял суровый стражник. Так и тянулись ее бесконечные дни, вперемешку с редкими ночами неразделенной страсти тагана… К счастью для Алаис после встречи с Пожирателем Жеге повелитель потерял к ней всякий интерес. Видно, когда выел Голодный демон человеческое сердце, забыл Гурхон-Наян, что же такое любовь. Зато Багас, проходя мимо жилища пленницы, играл желваками на скулах, смиряя свое вожделение. Не мог забыть сотник неукротимую амазонку: так и стояла у него перед глазами ладная фигура Алаис, едва прикрытая разорванной одеждой. В положении «тагана» есть одно преимущество - можно заглянуть в места, куда другим дорога заказана. Теперь Багасу везде вход открыт, даже в жилища наложниц… Только не нужны они ему и даром, за исключением одной Алаис. На нее бы хоть краем глаза взглянуть и то хорошо. Подошел к юрте пленницы темник Багас, постоял, кашлянул, потуже подпоясался и шагнул внутрь. Девушка быстро скользнула по нему недоуменным взглядом и сразу потеряла всякий интерес. Она сидела к нему в пол оборота, вытянув вперед обнаженную сильную ногу с круто выгнутой стопой. Соблазнительно светилась женская нагота в глубине жилища, разжигала воображение, манила к себе… На сахарно-белое тело засмотрелся темник, пропустив, как метнулась девушка к тяжелой чаше. В самый последний миг увернулся великий воин Багас от летящей в голову деревянной плошки. Спасли звериная реакция и привычная готовность к опасности. С грохотом покатилась чашка по полу, а Алаис как ни бывало повернулось к темнику мускулистой прямой спиной. «Пожалуй, во всей Гарии, только я и смог бы уклониться от столь быстрого знака внимания», - сказал себе Багас и тут же представил радость придворной своры от его разбитого лица. Однако вспыхнувшая ярость наложницы не выходила у него из головы. Какова тогда будет ее любовная страсть? «Необузданная дикая кошка Алаис, несущая смерть колдунья Нурия… Страшно подумать, кто же будет следующим в зверинце моего безумного хозяина?» – угрюмо думал Багас, вспоминая сгинувших побратимов. При этом сотник все больше мрачнел, однако, увидев под ногами брошенную чашу, неожиданно усмехнулся. Отбросив носком сапога «подарок» наложницы, Багас сказал себе с веселой злостью: «Вот от такой бешеной девки надо иметь детей настоящему воину!» Чужие среди своих I Отряд батыра Ансара стал для гаров подлинным бедствием. Началось с того, что его джигиты устроили настоящую травлю так называемых «черных волков». Причем выбили последних, чуть ли не полностью, невзирая на их неуловимость, изворотливость и умение действовать под покровом ночи. Те, кто знал, какое место отводилось «черным волкам» в Гарии, сочли бы военные успехи ортов, по меньшей мере, неправдоподобными. . Гары, уходившие в набеги под знаменем «Рыщущего волка», охотно отождествляли себя с этим зверем. Не зря постоянное, самое многочисленное войско Гарии звалось «волчьей стаей» или «серыми волками». Крепкие мужчины в серых звериных шкурах на выносливых лошадях составляли костяк лихой гарской конницы. Именно «серые волки» держали в страхе Империю Ай-Цы, наводили ужас на прибрежные царства и изводили набегами Орталу. Собственно говоря, в Гарии каждый взрослый мужчина за свою жизнь хоть раз, да побывал в шкуре «серого волка». Оттого с незапамятных времен отличительным знаком гарских всадников были серые меховые накидки, мохнатые щиты и шлемы с волчьими хвостами. Особую касту среди степных воинов составляли «белые волки» – опытные бойцы, проявившие на полях сражений личную отвагу. В светлых меховых плащах на плечах щеголяли сотники и тысячники гарского войска. Такую приметную шкуру им мог пожаловать темник за спасение товарища, особую смелость или проявленное мужество. При Великом Тагане всегда имелось несколько особых отрядов «белых волков», часто решавших исход сражений. При дележе добычи эти воины имели преимущество над серыми собратьями, поскольку рисковали больше выполняли самые опасные поручения. Высшим же знаком отличия гарского войска считалась красная волчья шкура. «Красными волками» являлись таганы четырех краев и сам Великий Таган. Впрочем, как и темники, связанные родственными узами с Верховным правителем. Красная шкура давалась, не столько за подвиги, сколько за победы, одержанные над превосходящим противником или исключительную военную хитрость. Темник Багас был одним из тех избранных гаров, плечи которых украшала красная волчья шкура. Тем более почетная, поскольку не была подкреплена высоким родством с таганом. Ну, а самыми умелыми и свирепыми бойцами были, конечно же, «черные волки». Правда, в отличие от «серых» всадников, они воевали в глубоком тылу врага, действовали скрытно и постоянно рисковали собой. В их обязанности, помимо разведки, входило создание паники среди мирных жителей, что достигалось особой жестокостью и изощренной хитростью. В «черные» попадали только из «белых волков», то есть, многократно проявив себя на поле боя. Позже постоянный риск и неустрашимость становились для «черных» воинов настолько обыденными, что специально и не поощрялись. Зато и добычей они не с кем не делились, поскольку воевали скрытно. Только в отличие от других «черные волки» никогда не брали пленных и не оставляли в живых раненных… Впрочем, главной наградой этих головорезов становилась сама жизнь, ведь жили лихие храбрецы недолго, хотя и безбедно. Недавно погибшие близнецы как раз носили на плечах черные волчьи шкуры. Успешной охотой на «черных волков» и прославил Ансар свое имя. Наткнувшись на сожженные аулы и растерзанных людей, молодой охотник объявил извергам непримиримую войну. Тем самым нарушив привычный расклад на границах Орталы: гары – хищники, все прочие – добыча. Появление всадников в черных шкурах всегда предвещало грядущее кровопролитие, собственно говоря, они и были страшными вестниками войны. Угоняя табуны лошадей и отары овец, разрушая колодцы и убивая мирных жителей, «люди-звери» нагоняли на ортов панический ужас. Выжигая каленным железом малейшую способность к сопротивлению. Ансар, подобный Тигру сумел положить конец вольнице «черных волков». Прежде всего, он перенял повадки гарских разбойников, чем сразу осложнил им жизнь. Позже, имея численный перевес и лучше зная местность, Ансар начал брать над «волками» верх. Покровительство воздушной стихии оказывало молодому воину неоценимые услуги. Ансар слышал приближение врага задолго до его прибытия, нечеловеческий нюх позволял ему находить затаившихся лазутчиков, а по крику птиц или топоту копыт, следопыт знал, куда идут враги. Для джигита выслеживание гаров превратилось в настоящую охотничью страсть… Теперь он по запаху и направлению ветра безошибочно предвидел появление чужаков и определял число врагов по только ему ведомым признакам. Сверхосторожные «черные волки» всегда проигрывали Ансару в чуткости и наблюдательности, хотя долго в это не верили... Поэтому на нужное место «тигры» приходили всегда чуть быстрее, уходили от преследования чуть раньше, а в нанесении неожиданных ударов были намного точнее. Складываясь одно к одному, эти маленькие преимущества и обеспечивали успех джигитам «тигриного отряда». Когда Ансар в очередной свой приезд вывалил перед эльбеком Агоем добрую сотню черных волчьих шкур, правитель просто онемел от удивления. Одолеть одного «черного волка» уже настоящее достижение, а тут шкур на целый отряд наберется. Такой успех не остался незамеченным, и молва о «волкодавах» Ансара разлетелась по всей границе. Въезжая в далекое ортское кочевье, Ансар вывешивал на длинном шесте черную волчью шкуру, видную издалека. В знак того, что «волкам» тут делать нечего, поскольку аул находится под защитой «тигров» Ансара. После чего орты удалялись от селения, но недалеко, обычно на расстояние короткого конного перехода. Несколько раз гары под покровом темноты набрасывались на такие одинокие аулы. Но чуткий слух и острый нюх заблаговременно сообщали батыру об этом и три сотни бойцов встречали ночных разбойников. Бывало и по-другому: в юртах незваных гостей поджидали джигиты Ансара, переодетые мирными жителями. Такое превращение пастухов в беспощадных мстителей почти всегда заставало разбойников врасплох… Отныне, прежде чем напасть на мирных пастухов или угнать табун, «черные волки» должны были хорошенько подумать, стоит ли овчинка выделки. Опытный воин Огир, не знавший о чудесных способностях Ансара, вначале принимал военные успехи джигита за удачливость. Но когда несколько раз отряд молодых ортов избежал потерь только благодаря прозорливости Ансара, старому воину ничего не осталось, как признать его главенство. Случалось «тиграм» вступать и в рукопашные схватки и здесь Ансар не имел себе равных. На его личном счету имелось три «черных волка», зарубленных в очных единоборствах. … Знаменитая сабля «разрубающая верблюда», удивительно легкая, а значит, и более быстрая, давала батыру существенное преимущество перед массивными гарскими «волчьими клыками». Стоило схватке затянуться, и взмахи тяжелого топора замедлялись, рука врага начинала уставать… Вот здесь-то и наступал черед Ансара. На своем верном Вихре он просто изводил противника быстрыми разящими ударами со всех сторон, пока окровавленный враг не валился из седла. Стрелял батыр тоже без промаха, всегда попадая в уязвимые места панцирных конников. Одним словом, Ансар стал настоящим вожаком, лучшим во всем, за что брался. Суеверные орты сразу наделили командира самыми невероятными свойствами, объясняя его победы заговоренным луком, волшебной саблей и милостью духов. В какой-то степени так оно и было: в стрельбе батыру помогал Ветер, а сабля в его руках летала, как молния, из-за чудодейственного мастерства Дархана. К тому же Ансар воевал на удивление изобретательно. Зная местность, как свои пять пальцев, он загонял врагов то в непролазный тростник, то в болотистую топь, то на горную кручу. Сам же мог, если надо, уйти от преследования снежным перевалом или вплавь по течению реки. Из уст в уста передавала степная молва, дескать, само Небо помогает Ансару на войне: если захочет батыр исчезнуть ночью - облака спрячут луну, пожелает скрыться днем - глаза врагов запорошит песчаная буря. Чтобы ни говорили, но потери «тигров» Ансара исчислялись единичными бойцами, в то время как «черным волкам» впору было горестно завыть. Вести об успехах батыра Ансара, подобного Тигру, конечно же, доходили до подставного правителя Западного края - Багаса. Взбешенный темник не находил себе места, томясь в таганской ставке. Ведь расправляться с такими «ансарами» - удел вожака, матерого «красного волка», то, для чего Багас рожден на свет! Большая свора из серых и черных охотников под его началом затравит любого двуногого зверя. Хоть из-под земли, но достал бы темник орта с его «тиграми». Но не полосатую шкуру натянул бы тогда Багас на шест, а человечью – Ансара… Во всех приграничных аулах устрашали людей не волчьи шкуры, а черепа ортов, обернутые в собственную кожу. Уже почти отрядил Багас на поимку «тигров» Ансара пятьсот «белых волков», но потом одумался. Ведь тогда будет нарушен главный приказ тагана. Вряд ли поймет его повелитель Гурхон-Наян… Каждый воин сейчас на счету, и сводить личные счеты совсем не ко времени. Любой ценой нужно разбить многотысячное войско эльбека, а в бою пятьсот «белых волков» очень понадобятся. Пока же нужно одолеть армию ортов, а там и до «тигриного» отряда очередь дойдет. Зная о грядущей битве, Ансар в свою очередь задумал дерзкий план. Когда гары и орты сойдутся в решающем сражении, и таган бросит в битву последние резервы, Ансар нанесет ему неожиданный кинжальный удар. В самый разгар боя он со своими «тиграми» ворвется в ставку и возьмет в плен самого Гурхон-Наяна. Мысль о захвате гарского предводителя пришла из-за обилия трофейных черных волчьих шкур и знания места, где находится ставка тагана. Из подслушанных чутким Ансаром разговоров стало ясно: лагерь «волчьего» войска расположился у подножья огромного холма. С его плоской вершины открывается вид на огромную равнину, где, скорее всего, и сойдутся армии гаров и ортов. Вот с макушки этого холма будет руководить сражением Таган Западной Гарии Гурхон-Наян, отдавая приказы через вестовых… По замыслу батыра в ходе битвы его триста джигитов обойдут холм и, оказавшись в тылу врага, захватят опустевший лагерь. Уже оттуда орты устремятся на вершину, где должен находиться гарский правитель. Там, наверху, «тигры» попытаются взять тагана в плен и свалить «волчье» боевое знамя. Для этого самым отчаянным джигитам Ансара придется переодеться в черные волчьи шкуры… Тогда до последнего момента можно будет не таиться и подойти к ставке совсем близко. Прикинуться «черными волками» орты сумеют, ведь мохнатые щиты, «волчьи клыки» и черные шкуры у Ансара уже есть. Правда, гарской одежды и оружия хватит всего на несколько десятков человек… Что же, тогда остальные непереодетые джигиты изобразят «пленных» ортов. Даже если захватить тагана не получится, все равно «тигры» отвлекут на себя силы врага, запутают гаров, пошатнут их боевой дух. Ведь никто и никогда не видел «черных волков», перешедших на сторону врага! Если же дело сладится и возьмет Ансар в плен тагана, то можно будет поговорить о мире и знатном выкупе. А главное, будет тогда гарам и ортам совсем не до Нурии. II Эльбек Агой сначала не одобрил замысел Ансара. Главной причиной тому стала громкая слава «полосатого» отряда. Правитель Зеленых Холмов надеялся, что «тигры» не просто будут отважно биться с гарами, но еще поднимут моральный дух его войска. Один вид легендарных «волкодавов» вселит уверенность в ортов и послужит залогом будущих побед. Хотя похищение тагана, падение «волчьего» флага на холме, неразбериха в стане врага, тоже могут переломить ход битвы в пользу Орталы. Поэтому скрепя сердце, Агой согласился и обещал батыру всяческую поддержку. Единственным дополнением к плану Ансара стало пожелание эльбека не просто свалить гарское знамя, но и прокричать об этом с вершины холма. Батыр согласился: если орты опрокинут ставку тагана, то Ветер донесет его победный клич до каждого бойца. В глубочайшей тайне джигиты собрали трофейное оружие с темными волчьими шкурами и уехали подальше от людских глаз. Появление «черных волков» в своем тылу могло породить ненужные слухи, так что зря рисковать не стали. Еще предстояло объяснить ортам отсутствие «тигриного» отряда на поле боя и в войске пустили слух, что джигиты Ансара будут ждать в засаде и ударят по врагу в самый решающий момент. Главную битву полководцы назначили на утро следующего дня, и весь вечер вдали от людских глаз джигиты Ансара примеряли на себя волчьи шкуры. На военном совете решили: отряд «черных волков» возглавит Ансар, а «пленными» ортами будет командовать Огир. Именно «пленники» во главе с опытным воином займут лагерь тагана, а Ансар помчится на вершину холма для захвата Гурхон-Наяна и низвержения «волчьего» знамени. По правде говоря, особых различий в вооружении гаров и ортов не было, но кое-что следовало учесть. Орты, как и гары, полагали – воин должен владеть пятью видами оружия, подобно пяти пальцам на руке. К таковым относились лук, сабля или меч, копье, топор и булава. Все это относилось к средствам нападения, применяемых в бою трижды. Сначала для дальнего боя использовались лук и стрелы, потом воины брались за копья, поражая друг друга на средней дистанции. Ну и, наконец, в ближнем бою в ход шли мечи, булавы, топоры. Что до военных различий, то гары предпочитали мечам боевые чеканы - «волчьи клыки», пробивающие любой панцирь словно клювом. Кроме того, в вооружении «волков» присутствовали особенные кривые копья – больше похожие на посохи с большим полукруглым концом. Предназначались они не для удара, а для вытаскивания противника из седла. Опытный воин пользовался таким орудием с большим мастерством: загнутый крюк позволял захватывать врага за шею и руки, мешал лошадям и отводил удары. Несмотря на то что обычное копье было в бою куда сподручнее, многие гары упорно не желали расставаться с этим необычным видом оружием. Среди ортов даже поговаривали, что кривое копье у гаров больше служит боевой магии, нежели военному делу. А сколько вокруг этого ходило всевозможных прибауток! Например, похвалит орт уважаемого соплеменника, мол, прям он характером, как копье», так обязательно найдется шутник, добавляющий: «гарское…» Ну, а уж если испортит хорошую вещь мастер-неумеха, про такого скажут: «сделал по-гарски: кривое - выпрямил, а прямое – согнул». Так или иначе, а кривым копьем Ансар, к всеобщему веселью, вооружился. Его примеру последовали еще два десятка джигитов. Теперь предстояло примерить защитное гарское вооружение. Панцирь из толстой бычьей кожи батыр оставил свой - под волчьей шкурой, все равно не видно. Останется только перед боем черные меха поверх панциря надеть. Хищный «волчий клык» приладил на видное место, а вот свою саблю, ту самую «разрезающую верблюда», прикрыл конской попоной. Со шлема пришлось убрать перья, заменив их волчьим хвостом. А вот насчет щита пришлось задуматься… Щиты у гаров, тем более у «черных волков», приметные - круглые, обитые сверху волчьим мехом. Не по душе Ансару страшный, кудлатый щит, и дело не в его отталкивающем облике. Просто щит - самая почитаемая часть вооружения воина-орта. В отличие от гаров, для которых меч и боевой топор – первейшее оружие. У ортов же щит-защитник на особом положении. Изготовление его - долгая и ответственная работа: шкура дикого быка тура расправлялась над раскаленными камнями, сушилась и уплотнялась разными способами. Но, пожалуй, самая важная часть в создании щита - освящение и наделение его оберегающей силой. Для этого наносятся на поверхность тайные магические рисунки, читаются заклинания и вызываются небесные покровители. Не случайно, по мнению ортов, сверхнадежные щиты не всегда самые прочные и тяжелые. Те, кого обороняют духи, могут укрыться от врага даже с помощью особого узора или знака свирепого зверя. Ансара его тигровый желто-черный щит вполне устраивал. Обращение к нему у батыра было всегда подчеркнуто уважительное: щит никогда не клали на землю, днем располагали лицевой частью к солнцу, а на ночь заворачивали в мягкий войлок. Так, по мнению ортов, сохранялась защитная сила оружия. Потеря щита считалась великим несчастьем, а за всю свою жизнь воин не мог использовать более трех щитов. Вот почему Ансар с такой неохотой, но все-таки взял меховой гарский кругляш. Впрочем, поступить иначе батыр и не мог: его примеру должны последовать джигиты, у которых вражеское оружие тоже большого восторга не вызывает. Ну и напоследок, предстояло преподать воинам еще один наглядный урок - превратить жеребца Вихря в гарского боевого коня. Прежде всего, завязать лошади хвост узлом: знак того, что хозяин на войне. Вокруг глаз следовало красной краской нарисовать круги. По поверьям врагов, это улучшит зрение коня в бою и убережет от попадания стрелы в глаз. Правда, гары еще рисуют на шкуре и многое другое – молнию, чтобы конь скакал быстрее, сайгачьи рога на удачу, но это уже перебор. Вот, пожалуй, и все. Останется только ждать завтрашнего дня и, когда начнется битва, во весь опор скакать к лагерю тагана. А чтобы хватило животным сил на отступление, пусть Огир позаботится о запасных лошадях. IV Ансар первым поднялся на холм и сразу же принялся за поиски тагана. Предстояло его найти, подобраться к правителю поближе и неожиданно атаковать. Если бы еще знать, где он… Скорее всего там, где толпятся всадники в красных и белых волчьих шкурах рядом с развевающимся знаменем с серым поджарым волком – покровителем Гарии. Батыр направил коня между знаменем и толпой вокруг воина в расшитом золоте камзоле. Сначала гары не обратили внимания на одиночного «черного волка», но когда на холме появились и другие всадники, начавшие с ходу прицельную стрельбу, положение Ансара стало опасным. Однако видя, что «черных волков» становится все больше, охрана тут же закрыла путь к своему хозяину. Тем самым ослабив защиту развевающего флага. Орт, пользуясь перестроением врагов, резко свернул в сторону и оказался у древка знамени. Батыр, не раздумывая, захватил его кривым копьем и изо всей силы дернул на себя. Шест с флагом устоял, хотя и изрядно наклонился… Этого хватило, чтобы к нему со всех сторон поскакали гары. Ансар тут же бросил кривое копье и смешался со своими «черными волками». Те, в свою налетели на гарских бойцов, столпившихся вокруг бунчука. Теперь ортам предстояло сделать выбор – захватить тагана или свалить гарское знамя. Но вражеского полководца еще нужно было найти, а «Рыщущий волк» развевался совсем рядом… Поэтому Ансар без сомнений повел своих ортов к вражескому знамени. Однако охранная сотня «белых волков» тем и славилась, что стояла насмерть и была готова ко всему. Видя, что Ансара разделил бойцов на три отряда, гары окружили знамя и всячески мешали врагам пробиться к середине вершины. Но ортов насчитывалось в полтора раза больше и это сразу сделало положение «белых волков» безнадежным. Пользуясь численным перевесом, Ансар во главе первого отряда добрался до заветного шеста и под прикрытием своих джигитов принялся валить его. После третьего удара «волчьего клыка» в основание шеста, знамя с семихвостым бунчуком упало и поползло по склону. Сделав задуманное Ансар, как и обещал эльбеку, огласил окрестности боевым кличем ортов. «Ортала! Ортала»! – покатилось над равниной, где в это время кипел рукопашный бой. Ветер радостно подхватил зычный голос батыра и унес его в самую гущу битвы. Где-то внизу бодро отозвались, значит, задание эльбека, Ансар выполнил. Теперь оставалось в суматохе боя найти вражеского предводителя… Бой на вершине холма затихал. Орты добивали последних «белых волков», а несколько джигитов Ансара тащили к нему двух перепачканных кровью гаров в расшитых золотом одеяниях. Каждый пленник упорно называл себя правителем Западного края Гарии Гурхон-Наяном. Обман раскрылся быстро и телохранителей тагана зарубили, даже не сняв с них дорогую одежду. Больше никого похожего на повелителя гаров здесь не нашлось, и внимание Ансара привлек одинокий «черный волк», уходящий по склону холма прямо к лагерю. Сначала батыр не придал этому большого значения, поскольку вокруг холма сновали всадники в самых разных волчьих шкурах. Самой многочисленной была целая свора гаров в светлых накидках, быстро взбиравшихся наверх. Судя по всему, это были «белые волки», спешащие на подмогу своему тагану. Если они поднимутся сюда, его уставшим джигитам не позавидуешь… «Зачем тогда спускается к лагерю, «черный волк» - одиночка? Ведь, все маски давно сорваны и сейчас нет нужды прятаться под гарской одеждой», – кольнула Ансара неприятная догадка. Сердце батыра забилось чаще: уходящий вниз «черный волк» и есть таган Гурхон – Наян» Теперь вся надежда на быстрые ноги его скакуна! Как жаль, что под ним нет его Вихря! Прокричав приказ к немедленному отступлению, батыр во весь опор понесся к разоренному становищу гаров. До захваченного лагеря Ансар добрался быстро и сразу понял верность своей догадки. На земле, в луже черной крови, согнувшись в три погибели, лежал убитый молодой орт. Удар, по-видимому, пришелся в живот, и джигит встретил смерть, скорчившись от невыносимой боли. Увидев командира, тотчас же прискакал и Огир. Старый воин поприветствовал Ансара и сразу наклонился над мертвым воином. Орты считали, в первые мгновения после смерти, душа человека пребывает рядом с телом и важно оказать умершему последние знаки внимания. Огир закрыл джигиту глаза, прошептав обязательные в таких случаях последние слова. Затем тяжело поднялся и вопросительно взглянул на Ансара. - Таган Гурхон-Наян спустился с холма, нарядившись «черным волком», в надежде затеряться в лагере, - в голосе батыра зазвенела сталь. - Наш джигит принял его за своего и не был готов к внезапному нападению…. Таган спешился и сразу же вспорол ему живот… Ну, а потом скрылся в одной из этих юрт, где можно схоронится, пока сюда не придут гары. Расчет врага верен. Здесь обязательно скоро появятся «волки»: либо отряженные за ним отборные воины, либо всадники, бегущие с поля боя. Так или иначе, мы оказываемся у них на пути, и времени найти врага почти не остается. Как думаешь, Огир, сумеем ли мы отыскать убийцу в его ставке? - Думаю, что не похож этот лагерь на ставку тагана. Казна пуста, утварь вроде богатая, но дорогих исключительных вещей и в помине нет. Взятые в плен гары толком сказать ничего не могут, одни говорят, мол, был здесь правитель, другие оспаривают это, дескать, жил тут человек благородного звания, но лишь одетый таганом. В пользу первых пленников говорят три таганских наложницы, живущие вон в тех юртах. За вторых – все остальное и то, что слишком гладко у нас все получилось… - Теперь уже не важно, кто из них прав. Главное, разыскать оборотня в черной шкуре. Найти убийцу, хоть тагана, хоть его двойника. Подумай, Огир, как обнаружить его, потому что лучше тебя никто в этих шатрах не разберется. Или, может сжечь весь стан дотла вместе с врагом и делу конец. - Наугад мы убийцу не найдем. Хотя на его месте я бы спрятался в юртах наложниц, среди подушек, одеял, занавесок. Да и не выдадут любовницы своего господина… Только и на эти поиски времени у нас нет – три юрты быстро не выпотрошить. Даже тут слышно, как стучат копыта гарских коней, скачущих к нам. Остается тебе Ансар, подобный Тигру, призвать на помощь свою удачливость и попросить духов найти убийцу, дав тебе тайный знак. Во всем прав мудрый Огир, а о юртах наложниц, Ансар тоже подумал в первую очередь. Совершенно одинаковые были войлочные жилища и располагались достаточно далеко друг от друга. Если действовать наугад, искать в них тагана в одиночку, дело безнадежное. Что же, видно настала пора обратиться к неземным силам. И Ансар обратился… «Помоги мне, Всезнающий Ветер, найти врага моего! Направь меня по верному следу! Не оставь меня в своей милости, Всепроникающий Ветер!» – мысленно воззвал батыр, прикасаясь к лицу. В глубине души Ансар надеялся, что поднимет ветер полог одной из юрт или закрутит пыльный вихрь перед входом в нужное жилище. Однако вместо этого на вытоптанную землю, перед юртами опустилась знакомая всем длиннохвостая птица - трясогузка. «Ала торгай» или пестрый воробей, так называют ее в степи. А больше знают, как ледоколку и вестницу весны на реке… Ожидал молодой воин: сейчас тряхнет птица черным хвостом и полетит дальше своим особенным «ныряющим» полетом. Но трясогузка вдруг резко взмыла вверх, облетела крайнюю юрту и исчезла в синеве неба. Лучшую подсказку было трудно придумать, и Ансар мысленно поблагодарил Ветер за помощь. Но перед тем как шагнуть в отмеченную птицей юрту, батыр вновь окликнул Огира. - Небо помогло мне, и теперь я знаю, где скрывается Гурхон-Наян. Мне остается теперь взять его живым или мертвым для выполнения предначертанного…. Ты, Огир, уводи людей в Орталу без оглядки на меня. Это приказ! Только сначала подпустите гаров на расстояние полета стрелы, а уж потом пускайтесь в бегство. И погоню уводите за собой, насколько получится… Кроме моего Вихря, оставь еще одного резвого скакуна с запасом продовольствия. Я буду уходить в другую сторону, к отрогам гор и оттуда вернусь домой. Не появлюсь через три дня, отправишь джигитов на поиски. Ансар крепко обнял Огира и решительно направился к юрте. Через распахнутый полог, солнечный свет упал на нагромождение одеял, подушек и разбросанной посуды. В самом углу жилища затаилась молодая девушка, настороженно следящая за каждым движением орта. В глазах невольницы Ансар почему-то не уловил ожидаемой ненависти. А когда увидел серебряную цепь на щиколотке девушки, стало понятно – она скорее пленница, чем любовница тагана. Это несколько меняло дело, женщину можно сделать своей союзницей… Батыр поднес палец к губам, давая понять невольнице - не шуми, и я тебя не трону... Подняв на воина блестящие глаза, узница понимающе отвела их в сторону. Потом, видимо приняв для себя какое-то важное решения, едва заметным наклоном головы показала место, где затаился таган. Девушка не могла знать, что и без ее помощи орт нашел бы тагана. Ведь всепроникающий Ветер с Ансаром был заодно… Батыр потер переносицу, жадно втянул воздух в ноздри и по-звериному принюхался. Сначала он выберет из потока запахов и звуков нужные подсказки, отбросив все лишнее. Потом настроиться на поиск врага и последует по натянутым невидимым нитям, ведущих к нему. Исходя из ощущений Ансара, таган находился в жилище, где-то с краю от входа. Девушка тоже указала глазами на угол юрты, и сейчас воин весь обратился в слух. Теперь батыр точно знал, где находится враг: он чувствовал его по биению сердца, едва сдерживаемому дыханию, запаху железа, пота и волчьей шкуры... Ансар краем глаза взглянул на пленницу: она так и сидела, ничем не выдавая своих чувств, собранная в комок нервов и мышц. От нее тоже исходил запах, но совсем иной – приятный, кружащий голову, зовущий к себе… А еще, внутри юрты жили ненависть и страх, которые орт тоже ощущал чуть ли не кожей... Но страх, страху рознь. Например, здесь, в тревожном полумраке ощущались не испуг убийцы и не ужас затравленного зверя, а особенная боязнь. Причем, боялась именно невольница, смотрящая на него во все глаза. Но что самое удивительное, девушка боялась не за себя, а за него Ансара. «Ничего, скоро всем твоим страхам придет конец» - мысленно успокоил ее батыр и сосредоточился на самом важном... Стук сердца, звук дыхания и запах врага подсказывали – он притаился в углу, но не у самого входа, а чуть дальше, в глубине юрты. Батыр словно наяву увидел своего противника, сжатого в тугой клубок мышц, готового к нанесению решающего удара. Нет, такого удовольствия Ансар тагану не доставит – метнется в противоположный от него угол и уже оттуда сам поразит врага. Орт так и сделал – в длинном прыжке ушел в сторону. Краем глаза увидел, как мелькнул «волчий клык», просвистевший рядом с головой. Что ж, теперь его очередь и Ансар рубанул туда, где внезапно выросла темная тень. Ударил наискосок, вкладывая в движение всю свою силу и умение. Джигит не промахнулся, и теперь враг лежал лицом вниз, заливая черной кровью перья распоротой подушки. Пух и пыль закружились в широком потоке солнечного света, а красный ручей, набирая силу, медленно потек к ногам прикованной невольницы. Орт напоследок взглянул на притихшую пленницу и уловил в ее глазах такую невыразимую мольбу, что невольно замешкался. Своим обостренным слухом батыр слышал: гары уже в лагере и многие уже отправилась в погоню за его воинами. Еще немного, и кто-то обязательно обратит внимание на Вихря, стоящего под седлом за юртой. Но там, ждет и конь, оставленный для него Огиром. Отныне таган мертв, значит, и лошадь освободилась… Кажется, у невольницы появилась возможность уйти вместе с ним... Почему бы ему, заодно, не спасти прикованную красавицу? Главное, сейчас разделаться с длинной цепью. Низкий железный кол оканчивался широкой шляпкой, на нее-то и положил витые звенья цепи Ансар, а потом со всего маха приложился по ним острой стороной «волчьего клыка». Под могучим ударом цепь разорвалась и девушка тотчас подобрала ее остаток, чтобы не путался в ногах. Потом невольница на миг застыла в ожидании знака последовать за освободителем, удивив Ансара еще раз. Гордости в девушке было явно больше, чем здравого смысла… Батыр жестом позвал красавицу за собой, набросил на нее таганскую волчью шкуру и беглецы выскочили из юрты. К счастью, гарам было не до них, они толпились в центре становища, о чем-то горячо споря. Красавца Вихря, раскрашенного под гарского коня, видимо, приняли за одного из скакунов тагана и не посмели тронуть. Это позволило беглецам, без помех отвязать лошадей с коновязи, неторопливо доехать до края лагеря и только потом пустить коней в галоп. V Догнать дерзкого орта и полуголую невольницу нашлось много охотников. Однако только четырем «белым волкам» удалось удержаться за беглецами, уходившими к горам. Стана гара было уже не видно, а преследователи все не отставали. Усталый Вихрь начал замедлять бег и Ансар принял решение спешиться и начать стрельбу на поражение. Только так, меткими попаданиями можно остановить всадников. Возможность отстреливаться на ходу батыр отбросил сразу: четыре конных стрелка, бьющие в спину, всегда возьмут верх над одним лучником. Зато спешившись, такой стрелок, как Ансар, еще поборется за свою жизнь. Пленница, видя остановку батыра, тоже замедлила бег коня, но джигит так отчаянно замахал рукой, показывая в горы, что женщина поскакала дальше. Чуть погодя она все же остановилась, не выпуская своего спасителя из виду, готовая в любой момент прийти ему на помощь. Когда Ансар подготовился к стрельбе, его преследователи находились от него на расстоянии около 300 альтов . До того, как всадники приблизятся к нему вплотную, он сможет прицельно выстрелить 4-5 раз, значит, права, на ошибку у него нет. Каждый выстрел должен разить врага наверняка. Поэтому стрелять в лошадей Ансар не может: ему ли не знать, каким крепким на выстрел бывает боевой конь. Ну, что же, понадеемся на свое мастерство и покровительство моей небесной матери. «Помогай мне, Ветер!» – с этими словами батыр резко натянул тетиву до уха и прицельно послал первую стрелу в цель. Та запела свою жуткую песню и вскоре умолкла, найдя себе жертву. Точное попадание в шею заставило гара повиснуть на шее бегущего коня. Пусть же и второй выстрел будет таким же удачным... «Не оставь меня, Ветер, и на этот раз!» – голос Ансара слился со звуком отпущенной тетивы. Стонущая в полете стрела вонзилась второму всаднику в глаз, выбив его из седла. Зато третий воин в белой волчьей шкуре предусмотрительно сбавил ход скакуна и сам взялся за лук. Но пока, батыру было не до него: четвертый гар приближался к Ансару уж слишком стремительно. Скачущий опытный гарский воин спрятал лицо в гриву коня и прикрыл бок меховым щитом... «Найди, стрела, недруга моего! Ветер мне в помощь!» - батыр вновь натянул тугой лук. «И-у-уууу-ууу!» – со зловещим гулом стрела унеслась навстречу врагу. Выстрел оказался достойным лучшего стрелка Зеленых Холмов: оперенное жало впилось в бедро всадника. Но гар настолько сблизился с Ансаром, что батыр лишь чудом выпрыгнул из-под копыт бегущего жеребца. Этот прыжок в сторону дважды сохранил батыру жизнь: спас от коня, стремглав летящего на него, и от стрелы, пущенной «белым волком». Не мешкая, Ансар вскочил на ноги и выстрелил вдогонку проскочившему раненому всаднику. Здесь и помощь Ветра не понадобилась: широкая спина гара стала для стрелка отличной мишенью. Третий «белый волк» в свою очередь послал в Ансара вторую стрелу, да так, что батыр не увидел этого выстрела. Но и тут орту повезло - резкий порыв Ветра отвел летящую стрелу чуть в сторону. Беглец, воодушевленный помощью небесного покровителя, развернулся к гарскому всаднику, готовясь достойно встретить его. Но сделать четыре метких выстрела подряд, оказалось слишком даже для могучего Ансар. Правая рука его почти не слушалась, видно, Ветер вместе со стрелами унес и последние силы. Все же превозмогая усталость, батыр поднял лук и прицелился в надежде хотя бы устрашить гара. Однако пуганные «белые волки» встречаются редко…. Теперь коннику останется лишь доскакать до орта, рубануть на всем скаку обессиленного стрелка, да приторочить новый пучок волос к своему седлу. «Зато спасенная невольница, наверное, уже далеко…» - напоследок подумал орт с облегчением. Однако преследователь, увидев вскинутый лук, вдруг остановился и решил не искушать судьбу. Довольно было и трех воинов, подстреленных этим удачливым стрелком, разящим без промаха. Неохотно, словно споря с самим собой, «белый волк» развернул коня и потрусил к своему лагерю. Орт оценил такого рода «смелость» - подставленную врагу спину и снял стрелу с тетивы. Для гара здравый смысл оказался сильнее стыда, свидетелей его малодушия все равно в живых не осталось, к тому же стрелок был явно заговоренным… Ансар из последних сил опустил оружие и сразу же на него навалилась невыносимая усталость… Четыре выстрела на пределе возможного даром не прошли. Да и сколько всего до этого было! Бессонная ночь перед набегом, бой в лагере гаров, преследование тагана, расправа с ним, а затем поспешное бегство. И напоследок - поединок с четырьмя всадниками… Оттого, наверное, стоило ему опустить лук, ставший точно каменным, так сразу же поплыли оранжевые круги перед глазами. Батыр тяжело осел на землю, а потом и совсем улегся, запрокинув голову к небу. «Не напугать бы девчонку, еще подумает, что меня убили», - мелькнуло нелепое предположение. «Кстати, куда она подевалась? Уже, наверняка, доскакала до предгорий. И хорошо, нечего смотреть, как я тут…» - мысли путались, уводя его куда-то очень далеко отсюда. «Отчего мне так нехорошо, когда все плохое уже позади. Наверное, берет свое накопившаяся за эти дни усталость… Ничего, сейчас отпустит, да, и разлеживаться некогда - надо еще гарских лошадей собрать…» Это было последнее, о чем Ансар подумал перед тем как провалиться в забытье. VI Ансар лежал на жесткой кочковатой земле и смотрел на плывущие облака, пронзенные прямыми лучами солнца. Когда небо окончательно прояснилось, смотреть вверх стало больно и батыр закрыл глаза, вновь погружаясь в сонное бесчувствие. В этом долгом глухом и слепом сне звериный нюх и острый слух, наконец-то, оставили его, и он словно выпал из знакомого мира в полную пустоту. Впрочем, и внутри Ансар ощущал полную опустошенность, как бывает, когда сделаешь невозможное, то, что раньше, казалось, тебе не по силам. Знать бы еще, где предел собственных возможностей… А быть может, через такой неземной покой уходит из человека предельное напряжение, когда жизнь его слишком долго висела на волоске? Зияющую пустоту со временем заполнят привычные или новые ощущения, и все встанет на свои места. Точно соглашаясь с этим, степной ветерок обдал джигита пряным запахом полыни, вернув Ансару обычный человеческий сон. Орт сразу открыл глаза, когда услышал чей-то тихий оклик. Батыр тяжело привстал, озираясь на незнакомый приятный голос. Надо же, перед ним стояла спасенная пленница, в наброшенной на голые плечи волчьей шкуре. Рядом с ней понуро стояли навьюченные лошади убитых гаров. Выходит, пока он тут грезил и разговаривал со степным ветром, девушка поймала лошадей, сняв с убитых врагов оружие. Сколько же он пролежал тут, пока не пришел в себя? - Ты смелая невольница, - ободряюще кивнул Ансар девушке, надеясь больше на понимание интонации, чем на знание языка. – Не побоялась, что они возвратятся… Девушка улыбнулась, давая понять, что похвала принимается, и воодушевленный батыр задал первый обязательный вопрос. - Как тебя зовут? - Алаис, - ответила пленница и тут же добавила, - Я понимаю язык, на котором говорят гары и орты. У всех степняков Срединного мира сходные наречия. Сама же я из племени амазов, живущих в далеких степных краях. Но случилось мне стать наложницей Гурхон-Наяна и жить у него на цепи, подобно дикой кошке. - Значит, ты не будешь горевать о своем убитом господине, тагане Гурхон-Наяне. Признаюсь, я - батыр Ансар не знал, как поступить с его невольницей… Зато теперь ты вольна распоряжаться собой… - Я всегда оставалась свободной! Даже на железной цепи… Да, мое тело было в плену, но душа оставалась свободной - запальчиво сказала девушка, - и будь моя воля, своими руками бы расправилась со своими тюремщиками. Только убил ты, батыр Ансар, не тагана, а его правую руку - темника Багаса, облаченного в одежду правителя. - Куда же делся сам Гурхон-Наян? - Откуда мне знать! Отправился на очередную войну, наверное. Я не слежу за ним, поскольку не страдаю в его отсутствие… – девушка вспыхнула, потом, почувствовав, как грубо прозвучали ее слова, застыдилась: - Но я не сказала, самое главное. Как я благодарна тебе, батыр Ансар, за мое спасение! И хотя ты великий воин, но все же устал и нуждаешься в еде. Значит, нам стоит позаботиться о привале. Батыр невольно рассмеялся. Пленницу учтивой, никак не назовешь, да еще советы дает, что ему делать… С другой стороны, на такую подругу можно положиться – в седле сидит как влитая, крови не боится, с оружием, скорее всего, дружит. На первый взгляд невзгоды и лишения на Алаис никак не сказываются… Ну и, наконец, следует признать – она настоящая красавица, о чем тоже лучше не думать. - Пока нам не до отдыха, свободная Алаис, - возразил Ансар. - До наступления темноты будем стараться уйти как можно дальше к предгорьям. Мы ведь даже не знаем, чем закончилось сражение под холмом. Если не в нашу пользу, то такая скрытность вполне оправдана. Значит, сегодня даже костер разводить не будем - обойдемся снедью из наших дорожных сумок. Да и уснем мы как убитые, едва закроем глаза, хоть в седле, хоть на голой земле… Когда орт проснулся, солнце уже поднялось «на высоту аркана», как сказали бы в степи. Ансар с удовольствием потянулся: день начался, а они живы и не в плену у врагов… Уже хорошо! Кстати, а где же гарская пленница Алаис? Ансар помнил, заснули они одетые, спина к спине и последним, что осталось в памяти, было тепло женского тела. Сейчас наложницы тагана не было ни видно, ни слышно. Сразу же захотелось проверить лошадей… Кони, свои и чужие, все четверо, оказались на месте. Предчувствуя недоброе, джигит, еще окончательно не проснувшийся, пошел по примятой траве. Следы привели его к небольшому чистому пруду с желтым песчаным плесом. А потом он услышал плеск воды и сердце Ансара учащенно забилось: у самого берега резвилась обнаженная Алаис. Он рассмотрел ее через ветви деревьев, плотно обступивших водную гладь озера. Шорох шагов заставил молодую женщину подняться из воды и замереть, прислушиваясь к новым звукам. Ансар, в свою очередь замер, не в силах отвести глаз от сильного нагого тела. Девушка стояла к нему боком, подобравшись в ожидании возможной опасности, напоминая прекрасно сложенного чуткого зверя. Да и сам Ансар был поражен столь откровенной и смелой красотой амазонки. Словно давая возможность полюбоваться ею, Алаис замерла, подавшись вперед, чуть выгнув спину и открыв крепкую молодую грудь в сверкающих капельках воды. Ансар тряхнул головой, стараясь прогнать прекрасное наваждение. Туго натянутый лук напоминала ему встревоженная девушка. Такая же гибкая, упругая, готовая зазвенеть от малейшего прикосновения… Батыр с хрустом наступил на сухую ветку, нарочно предупреждая Алаис о своем приближении. Амазонка среагировала молниеносно: в один миг ее круглые груди спрятались в водопаде черных волос. Но встречи глазами избежать не удалось, и если покрасневший батыр тут же отвел растерянный взгляд, то Алаис ничуть не смутилась. На второй ночевке они лежали рядом, когда Алаис нащупала руку Ансара и нежно сжала ее. Батыр не убрал ладонь, но и не ответил на пожатие. Девушка приподнялась на локте и, заглянув в глаза Ансару, спросила. - Почему ты бесстрастен, как столетний мудрец, батыр Ансар? Может, не нравлюсь я тебе, или тревожит тебя мое недавнее прошлое. Мне оно тоже не дает покоя, жжет огнем изнутри… Когда таган брал меня силой, душа моя рвалась наружу, улетала из тела, подобно раненой птице, оставляя хищному зверю пустое гнездо! Обладал Гурхон, не мной, а бесчувственной оболочкой, лишь моей видимостью, плотью без души. Как же я презирала свое тело, как ненавидела себя за привлекательность для мужчин! Ты, Ансар, для меня не просто спаситель… Ты вернул мне целостность, соединил мое поруганное тело с нетронутой душой. Девушки моего народа отдают свое сердце мужчине, который сильнее и мудрее их, кто поведет по жизни за собой. Ты тот, кому я готова подчиниться, кто превосходит меня во всем! Я видела, как ты расправился с самыми лучшими гарскими воинами, как убил темника. Ты, тот, кому отдамся без тени сомнения и до конца жизни. - Значит, Алаис, ты лучше других поймешь меня, - каким-то чужим голосом ответил Ансар. – Если я исцелил тебя, то ты заставила меня воевать с самим собой. При виде тебя, мое тело спорит с душей, а разум не может их примирить. Не хочу я обидеть тебя отказом, но и не могу последовать зову своей плоти. Ведь не найти в степи мужчины, кто не отметил бы твоей красоты и не пожелал бы тебя, как женщину. - Так отбрось все свои сомнения Ансар, как подобает герою! Раздели брачное ложе со мной, мой спаситель! Я готова стать твоей женой, подругой, наложницей, в конце концов. Женщины моего племени не бросаются такими словами, поверь мне. Отныне, ты мой избранник, самый желанный для меня мужчина в Срединном мире! Моя привязанность к тебе будет крепче любой цепи. Ведь по зову своего сердца я выбрала тебя. Сделай же, Ансар, и ты свой выбор! - Свой выбор я сделал давно, – вздохнул батыр. - Душу мою похитила другая девушка. Непохожая ни на кого, но прекраснее всех на свете. Сердце мое принадлежит ей. Тело же находиться рядом с тобой Алаис, и, боюсь, скоро перестанет принадлежать мне… Сказав столь горькие для пленницы слова, Ансар решительно отстранил амазонку от себя. Потом, к удивлению, Алаис, вытащил кинжал и положил его острием к себе, а рукояткой к женщине. Не желая больше ничего объяснять, батыр повернулся к ней спиной и попытался заснуть. Однако обнаженная красавица на берегу озера, едва прикрытая волосами, так и стояла перед его глазами. Хрустальные капельки воды дрожали на ее груди… Она же, но только живая и доступная, лежала сейчас на расстоянии вытянутой руки и тоже, наверняка, не спала. Весь следующий день они не знали, как вести себя... Обиженная Алаис подчеркнуто сторонилась его, Ансар делал вид, что это его мало касается. В тоже время они украдкой наблюдали друг за другом, и порою их осторожные взгляды невольно встречались. До Орталы оставалось теперь не больше десяти ташей неторопливого пути, и путники могли позволить некоторые вольности, такие как разведенный костер и горячую пищу. Последняя ночевка перед возвращением в Зеленые Холмы не обещала ничего необычного. Без лишних слов Ансар расположился на мягких еловых лапах, положив между собой и Алаис острый кинжал. Он долго ворочался, пока не почувствовал легкое покалывание острия кинжала. Поправляя лежащий клинок, он в темноте наткнулся на узкую горячую ладошку амазонки на его рукояти. Рука Алаис мягко и настойчиво поворачивала кинжал в сторону от него. Широкая ладонь Ансара, к радости девушки, не остановила ее движение… Так кинжал, с согласия обоих, в эту ночь перестал разделять их, и Алаис с Ансаром сами не поняли, как оказались в объятиях друг друга. И страсть их была опасной и острой, как лезвие ножа. Живое и мертвое I Подлинный таган Западной Гарии Гурхон-Наян появился у стен Зеленых холмов неожиданно для всех. Располагая всего тысячью воинов, он делал все возможное, чтобы показать мощь своего небольшого войска. По приказу тагана, каждый гар разжигал, кроме своего, еще два походных костра. И ночью могло показаться: воинов в распоряжении тагана, по меньшей мере, в три раза больше. Впрочем, для Зеленых Холмов даже тысяча «белых волков» представляла немалую угрозу по нескольким причинам. Во-первых, почти все мужчины с оружием в руках ушли с эльбеком Агоем. Во-вторых, селение было совершенно не готово даже к кратковременной осаде. Ну, и, в-третьих, окруженные врагами Зеленые Холмы ничего не знали о судьбе главного войска. Да и сами окруженные орты не могли отправить гонца к Эльхану с просьбой о помощи. Такое неведение могло продолжаться неделями и не обещало Зеленым Холмам ничего хорошего. За это время сюда могли подойти новые враги, чтобы осадить селение по-настоящему. Поэтому воинство Гурхон-Наяна представляло для селения серьезную опасность. В любом случае, победившие или проигравшие орты вернутся домой, где их встретят «белые волки», всегда жаждущие крови Так, во всяком случае, думал Советник эльбека, оставшийся в Зеленых Холмах за главного. Собранный им Круг старейшин тоже не знал как себя вести перед лицом внезапной опасности... Пока орты единогласно приняли только одно решение: под покровом ночи нужно будет срочно отправить гонцов к Агою и Эльхану и ждать помощи. Ну, и конечно, требовалось начать переговоры с гарами, оттягивая любой ценой малейшую возможность штурма. Это понимал и таган Гурхон-Наян, напротив, всячески торопивший события. Правда, в отличие от Советника, гарский правитель знал о поражении своей армии, а значит, и о скором возвращении победителя - эльбека Агоя. Что отнюдь не мешало Гурхон - Наяну оставаться внешне спокойным и не терять надежды на общий успех. Правитель Западной Гарии - Мертвый таган терпеливо ждал помощи Пожирателя Жеге в обмен на кровь Нурии. В том, что Нурия, рано или поздно окажется в его руках, таган нисколько не сомневался. Да и кто мог помешать его замыслу? Горстка мастеровых ортов, вдохновляемая Кругом старейшин? Упорство Советника или строптивость жителей Зеленых Холмов? Вряд ли… К тому же, одержимый Пожирающим Духом гарский правитель с некоторых пор обрел настойчивость, граничащую с сумасшествием… В степи таких одержимых людей со страхом называли – «ессиз» - безрассудными воинами, неистовыми безумцами, идущими напролом. Вот и он, Гурхон-Наян пойдет до конца. Понадобится - возьмет Зеленые Холмы штурмом, будет нужно – уморит голодом, захочет – сожжет селение дотла! В любом случае, чародейка Нурия достанется ненасытному демону. Советник просто обомлел, узнав о главном и единственным требовании Гурхон-Наяна - выдачи Нурии. Сначала он воспринял это как издевательство… Дескать, цена спокойствия Зеленых Холмов – всего лишь жизнь одной молодой девушки. Когда же гарские посланники начали обговаривать условия снятия осады и последствия отказа, Советник понял – это явь, а не сон. Перед вновь срочно собранным Кругом старейшин отныне появилась одна задача – сохранить лицо, отдавая Нурию в руки врагов. Что девушку придётся обменять на благополучие нескольких тысяч человек, у стариков никаких сомнений не было. Уважаемому собранию оставалось только выяснить, как наилучшим образом осуществить выдачу неудачницы. Конечно, предпочтительней всего был бы добровольный уход Нурии в стан врага. Тогда останется только объявить народу: «девушка сама решила принести себя в жертву ради жизни соплеменников. Лучшего выхода и придумать нельзя: люди воспрянут духом, Зеленые Холмы спасены, Нурию провожают со слезами на глазах. В худшем случае предстоит взять заложницу силой и тайно передать в руки Гурхон-Наяну. Чего очень бы не хотелось… Степь предательства не прощает и обязательно отзовется презрительным недовольным ропотом. Советник поморщился – так или иначе, с Нурией сначала нужно переговорить. Предложить, например, тайно бежать из селения… Пусть колдунья уносит ноги, а поймать ее в окрестностях Зеленых Холмов - дело заблаговременно предупрежденных гаров. Как бы там ни было, такой торг с любой точки зрения выглядел позорным, и Советник, прекрасно это понимал. Поэтому для успокоения совести он поручит поговорить с Нурией одному из доверенных людей. Пусть объяснит девчонке всю сложность положения ортов, спросит, как она повела бы себя на их месте… Наконец, пообещает освобождение из гарского плена в ближайшее время. Советник лукавил - надежды на возвращение Нурии были ничтожны, но выглядеть расчетливым убийцей ему тоже не хотелось. Лучше подумать, кто сможет уговорить девушку решиться на «самопожертвование» и кому поручить столь двусмысленное задание? Пожалуй, с этим справиться лишь один человек – Хранитель Аркат, давно знающий Нурию. Итак, решено: судьба Зеленых Холмов отныне зависит от красноречия мудреца и доброй воли Нурии. Так тому и быть. Советник с облегчением вздохнул – пусть теперь Хранитель Аркат отвечает за дальнейшее развитие событий. Аркат, вопреки степным традициям, сам пришел в жилище Нурии и сразу преступил к делу. - К тебе, Нурия, меня привела общая беда, - подчеркнуто сурово начал Хранитель, всем своим видом показывая важность, порученного ему дела. - Не буду скрывать, я всегда считал, что ты приносишь несчастье Зеленым Холмам. И как видно не ошибся. Сначала таинственное исчезновение матери, потом смерть твоего отца, «огненная» болезнь, гары, осадившие селение ради тебя… - Несчастье я приношу пока только самой себе, - спокойно возразила девушка. – Все напасти, обрушившиеся на Зеленые холмы, лишь приписываются мне. Но не совершались мной… А это совсем не одно и тоже. Приход гаров только подтверждает мою правоту, дурная язва свирепствует в гарских степях, так же, как и в Зеленых Холмах. Мне самой интересно: кто же навел порчу на их лошадей? - Тогда скажи мне откровенно, - продолжал гнуть свою линию Аркат, - Почему именно над тобой сгущаются тучи, закрывая небо над Зелеными холмами? Откуда в тебе столько внутренней силы, которую боятся люди? Видно, есть в тебе что-то такое, опасное для всех. Я бы назвал это темным началом… - Темная сторона есть у каждого человека, и я не исключение. Да, я не такая как все, - подтвердила Нурия, - Но небесный дар моей матери превращается в темную, разрушительную силу лишь, когда мне хотят причинить зло. Чем больше стремление навредить мне, тем я опаснее для всех, мудрый Аркат. И тогда мне действительно трудно обуздать себя… - Но ты же понимаешь, что зло постоянно живет среди людей, оно присутствует в словах, мыслях, поступках. Добро для одного оборачивается злом для другого, и с этим ничего не поделаешь. Зависть, коварство, обман будут всегда окружать тебя, а значит, каждый из нас надолго потеряет покой. Ты станешь для ортов, затаившейся ядовитой змеей, которую скоро нельзя будет ни перешагнуть, ни обойти стороной. - Вот поэтому я собираюсь покинуть Зеленые Холмы, - грустно произнесла девушка. - Надеяться на человеческое понимание и людское терпение - пустое дело. Доброта и взаимовыручка требуют постоянных усилий, а вся жизненная сила людей уходит на борьбу друг с другом. На все остальное почти ничего не остается. В этом корень всех человеческих бед… Поэтому легче оставить все, как есть, и уйти. - Можно уйти с пользой для всех. – Аркат, наконец-то перешел к главному. - Гарский правитель Гурхон – Наян требует тебя в обмен на благополучие Зеленых Холмов, а значит, всей Орталы. Как только ты окажешься во власти тагана, враги тут же развернутся и уйдут восвояси. Мы вздохнем спокойно, и будем надеяться, что колдовство защитит тебя среди гаров. - Я уйду из селения, но чуть позже, и не из-за Гурхон-Наяна, - решительно сказала Нурия. - И лишь после того, как попрощаюсь с Ансаром. Потом я покину Зеленые Холмы по своей воле и уйду куда пожелаю. Ты первым узнаешь о моем отъезде, Хранитель Аркат, и накануне сможешь всем объявить - албасты ушла после твоих уговоров… - Отсрочка невозможна, - перебил ее Хранитель. – Кто знает, может быть, Ансара, уже нет в живых. Орты не могут бесконечно ждать возвращения батыра. И потом, не забывай, тебя могут выдать тагану насильно. Ведь ты вряд ли направишь свои чары против соплеменников… - Не лучше ли, напротив, применить мое могущество против Гурхон-Наяна, - предложила Нурия, гневно сверкнув глазами. – И поддержать меня в этом намерении… Уж я постараюсь не ударить в грязь лицом, раз во мне столько злой силы! Ваше дело - договориться о поединке за пределами Зеленых Холмов. Моя забота – постоять за себя и Орталу. Девушке хотелось добавить: «Если этого не могут сделать ваши мужчины!», но Нурия сдержалась. - Сумеет одолеть меня гарский таган, значит, уйду вместе с ним. Нет, пусть тогда собирает свое войско и уводит в Гарию. Нурия встала, давая понять - разговор окончен. Хранитель Аркат, человек почтенного возраста, вынужден был с этим смириться, хотя по степным правилам ему, как старшему, подобало начинать и заканчивать разговор. Но над красавицей он не имел никакой власти, а сейчас даже зависел от нее. Поэтому, пытаясь сохранить лицо, он только укоризненно покачал головой, поднялся и, не прощаясь, вышел. Нурия тоже не стала провожать гостя, а только посмотрела вслед уходящему Хранителю. Судя по поникшим плечам и понурой голове, отказ девушки состарил его на добрый десяток лет. Нурие даже по-своему стало жалко незадачливого переговорщика… Ведь она не оставила Аркату выбора и теперь Хранитель убедит Круг старейшин принять ее условия... Выходит, нужно готовиться к поединку с Гурхон-Наяном. II Таган Западной Гарии встретил предложение помериться силой с нескрываемым удовольствием. Жертва сама шла к охотнику, а значит, его покровитель Ненасытный Жеге принялся за дело. Гурхон-Наян давно не сражался на поединках, но в былые времена среди гаров ему не было равных. Сочетание быстроты, выносливости и взрывной силы позволяло батыру играючи расправляется со своими соперниками. Да и сейчас, кто бы посмел ему бросить вызов? Достаточно было посмотреть в глаза тагана, чтобы отказаться от этой затеи раз и навсегда. С некоторых пор взгляд Гурхон-Наяна потускнел, утратил живость, словно тот побывал на том свете. По степи уже давно расходились зловещие слухи: правитель заключил сделку со смертью и теперь окружен безжизненными слугами, живущими не более сорока дней. Многие и вовсе помалкивали, не считая Гурхон-Наяна живым человеком. Тайком его так и называли Мертвым Таганом, что было не совсем верным. Ибо в его характере все чаще проявлялась чрезмерность во всем – свойство, присущее только живым. После встречи со злым духом Гурхон-Наян не знал никакой меры, и стремление к власти было лишь одним из проявлений этой крайней ненасытности. Но жадности наоборот, где вместо желания жить и обладать, присутствовала жажда смерти и разрушения. Каждая отнятая жизнь придавала тагану новых сил, распаляя и без того безмерный аппетит. Все шло в угоду этой растущей день ото дня алчности! Даже внушаемый Гурхоном суеверный ужас… Казалось, властитель упивается страхом своих подданных, находящихся на тонкой грани жизни и смерти. Так или иначе, но ледяное равнодушие, сменяющееся огненной яростью превращали Мертвого Тагана в сгусток темной таинственной силы. Даже на расстоянии Нурия ощущала страшную мощь, накопленную таганом за последнее время. Противостоять этому напору - дело заведомо проигрышное. Поэтому нужно, каким-то образом, избежать злой силы тагана, а лучше - перенаправить ее против него самого. Но для этого требуется воочию почувствовать возможности Гурхон-Наяна, чтобы заставить его столкнуться с собственной неуязвимостью. Но как это сделать, не подвергая себя смертельной опасности? Конечно, Нурия ощутит злобу противника на своих доспехах, когда таган ударит мечом или «волчьим клыком», но это будет последнее знание в ее жизни. Кто же тогда вернет противнику, порожденную им ненависть! Нет, здесь потребуется особое оружие, поражающее на расстоянии… Внезапно раздумья девушки были прерваны резким сухим щелчком - какой-то табунщик пустил в дело кнут. Этот привычный звук бича заставил девушку о многом задуматься... Длина хлыста позволяет пастуху «ужалить» животное на изрядном расстоянии, чем умело пользуются табунщики. А почему бы ни выйти на поединок с длинным кнутом? Хлыст или аркан как раз то, что ей нужно... Хотя аркан, пожалуй, не подойдет. Слишком рискованно: могучий, тяжелый таган, поймав петлю, с легкостью выдернет девушку из седла. А вот кнут - подойдет. Главное – хлестануть, «достать» тагана хотя бы один раз… Когда через хлыст потечет сила врага, то останется только вернуть ее гару. Если все пойдет, как задумала Нурия, то уже второй удар может решить исход поединка. Где же добыть такой особенный бич? Кузнец Дархан выслушал Нурию очень внимательно. Особенно ему понравилась мысль об обращении зла против самого себя. Однако для этого нужен необыкновенный кнут, прочный и гибкий, выдерживающий влияние темных сил. Что ж, такой бич сделает по просьбе Дархана его друг Терибек, мастер на все руки. От кузнеца же потребуется изготовить тонкую проволочную нить, которую Терибек обовьет несколькими рядами сыромятной кожи. Еще нужно сделать удобное кнутовище с крепкой, по особому оплетенной рукоятью. Длина самого кнута должна быть около двух альтов, а самый кончик хлыста мастер усилит железным кольцом. Таким примерно представлял себе Дархан кнут, которым можно было бы сокрушить Гурхон-Наяна. Теперь дело за мастеровыми людьми, ну, а девушке останется только уповать на себя и приноровиться к новому хлысту, когда тот будет готов. Кузнец был уверен: задуманное дело у Нурии сладится, все-таки она родом из Орталы, а значит, владеть кнутом умеет. Ну и, конечно же, изготовление чудо-оружия нужно держать в тайне до самого выхода на поединок. III Поединок состоялся за пределами поселения, на вытоптанной площадке, окруженной многочисленными зрителями. Гарскую сторону представляла многочисленная свита тагана, за Нурию переживало не больше полутора десятка человек. Среди них Советник эльбека, Хранитель Аркат, кузнец Дархан, мастер Терибек и несколько седобородых старейшин главных родов. За спиной Гурхон-Наяна колыхался целый лес копий матерых «белых волков», позади Нурии возвышались частокол ограды Зеленых Холмов. И если армия тагана в любой момент могла развернуться и уйти в степь, то Нурие отступать было некуда. Гурхон-Наян выехал на бой, даже не надев парадных доспехов… Слишком много чести для девчонки, которую он собирался за косы стащить с коня. Впрочем, и обычное вооружение тагана заслуживало внимания. Черный шлем, увитый волчьими хвостами, мохнатый гарский щит, накидка из шкуры красного волка, панцирь из кожи дикого тура делали облик правителя звероподобным, что было недалеко от истины. Огромный вороной конь, булава с навершием с человеческую голову, кривая сабля, казавшаяся здесь игрушечной, только подчеркивали несокрушимую мощь гарского предводителя. Да и сам по себе таган производил жутковатое впечатление – невозмутимый, с безжизненным каменным лицом, он словно спорил с окружающим живым миром. Казалось, в его присутствии замолкали птицы, жухла трава, мрачнели люди… Под стать хозяину был и слуга Ончон – человек без сердца, накрепко приросший к тагану уродливой опухолью. В сравнении с этой глыбой мышц и злобы Нурия выглядела стройным деревцем на пути катящегося огромного валуна. На ней была легкая кольчуга не по размеру, просторные мужские штаны и красные сафьяновые сапожки. Шлем на ее небольшую голову найти не удалось, и распущенные золотистые волосы вольно спадали на плечи Нурии из-под островерхой кожаной шапочки. Отнюдь не воинственный облик девушки дополнял красивый длинный кинжал, скорее для красоты, чем для боя. По-видимому, Нурия собиралась драться длинным кнутом, который в закрученном виде покоился у луки седла. Силе тагана Нурия противопоставила очевидную легкость, значит, по мнению ортов, девушку могли спасти только проворство и удачливость. Переданные тагану ее слова: «Приди и возьми, если сможешь!» зрители восприняли по-своему. Не как вызов на поединок, а состязание в ловкости. Однако сумеет ли орел настигнуть ласточку, а волк поймать горностая? На этот вопрос ясного ответа не было и, видя столь разительное отличие между бойцами, зрители не исключали бегство Нурии с поля боя. Что тоже было для нее, впрочем, как и для всех, выходом из сложнейшего положения. Подтверждением тому служила ее белая быстроногая лошадь, такая же резвая и живая, как и ее хозяйка. Все это не укрылось от острого взгляда опытного Гурхон-Наяна. Гоняться на своем могучем жеребце за быстрой увертливой кобылой девушки совсем не входило в его планы. И словно прочтя его мысли, живой мертвец Ончон подал хозяину туго скрученный волосяной аркан. Появление аркана в руках у тагана сразу поменяло расстановку сил. Теперь Нурия должна была во что бы то ни стало, опередить Гурхон-Наяна, не дать ему первым пустить в ход аркан. И добиться этого можно лишь безрассудной дерзостью… Девушка поклонилась зрителям и стремительно поскакала к тагану, угрюмо ждавшего начало боя. Не доехав до противника, всадница лихо раскрутила спираль кнута над головой, и конец хлыста со свистом утонул в волчьем мехе гарских доспехов. Зрители сдавленно ахнули от столь неожиданного начала. Удар Нурии пришелся по мохнатому щиту, хлыст скользнул по краю панциря и лишь слегка задел лицо гара. Урона от такого выпада никакого, но главное было сделано – острым концом бич обжег щеку тагана, оставив на ней пылающий след. Нурия тотчас ощутила в рукояти нестерпимый жар и сразу же темная сила Гурхон-Наяна заиграла в ее руке, разливаясь по всему телу. Тут же девушка отпрянула назад, быстрым движением сбросила шапочку, подставляя золотые волосы под горячие солнечные лучи. После оскорбительного удара кнутом мертвенно бледное лицо тагана налилось кровью. Рассвирепевший гарский правитель сначала было схватился за булаву, но тут же передумал, вспомнив о ловкости девушки. Рука гара привычно раскрутила аркан и тут же над головой Нурии простерлась волосяная петля. В мгновение ока она гибкой змеей обернулся вокруг тонкой талии красавицы. Сдернул бы сразу таган девушку из седла, возможно, поединок сложился бы иначе. Но мстительный Гурхон-Наян хотел насладиться унижением жертвы: стащив с лошади и хорошенько вываляв в пыли. Только не ведал «Мертвый таган», что через руки, державшие аркан ушла в Нурию его черная ненависть и красная, все пожирающая злоба. Соединение темной силы демона Жеге с испепеляющим солнечным огнем не сулило тагану ничего хорошего… Сначала вспыхнула веревка опоясывающая Нурию. Горящие петли распались, и девушка тут же метнулась в сторону. Таган попытался еще раз достать ее пылающим арканом. Однако волосяная огненная дуга на глазах превратилась в черный пепел, оставив в воздухе красноватый след. Затем бегущий огонь добрался до рук тагана и опалил их, заставив бросить аркан, словно ядовитую змею. Освободившись от пут молодая воительница начала вращать кнут над головой. От его рукояти по длинному гибкому хлысту заструился золотистый огонь. Кнут выписав оранжевый круг, лизнул тагана огненным языком. Гурхон-Наян по-звериному взвыл, не понимая происходящего. Волчья шкура на нем тут же занялась желтым огнем, а на панцире появился глубокий дымящийся шрам. Новый удар кнута пришелся по мохнатому щиту, вспыхнувшему чадящим пламенем. Нурия все больше входила во вкус этой страшной расправы, с каждым взмахом огненного хлыста сила ее росла, и остановить ее не смог бы сейчас никто. Следующий хлесткий удар вошел в плоть тагана, как нож в масло, прожигая мышцы и кости. К запаху паленой кожи теперь примешивался дух горелого человеческого мяса, а дикие стоны тагана слились с причитаниями напуганных гарских «волков». Свидетели поединка не могли отвести глаз от жуткого зрелища – раскаленный кнут с угрожающим посвистом сокрушал все на своем пути. Теперь сам Гурхон-Наян горел огромным черным факелом на беснующемся под ним коне. В языках охватившего его пламени люди увидели не человека, а черный сгусток, похожий на остроухого, зубастого зверя. Диковинное создание скрылось в клубах дыма, а конь тагана то ли с испугу, не то от отчаянья вдруг понесся н прямо на девушку. Но и саму Нурию уже было не узнать – в ходе поединка она отобрала у врага нечеловеческую мощь и была готова ко всему. Огневолосая воительница встретила вороного жеребца ударом огненного хлыста наискосок. Конь страшно взревел и, вертясь на месте, вдруг начал терять свои очертания. На глазах жеребец превратился в злобное косматое чудовище, вставшее на дыбы. Красавица тут же нанесла два разящих удара по брюху странного существа. Опаленный огнем, невиданный зверь тут же попятился, теряя клочья пылающей шкуры. Гары, безмолвно наблюдавшие за ходом поединка сначала дико завизжали, а потом плотно сомкнулись плечом к плечу… Тем временем, пламя полностью охватило вороного оборотня – жеребца, и черно-красное огненное создание вломилось в плотные ряды «белых волков». Для отважных, но суеверных гаров то был знак свыше… И предвещал он лишь одно - паническое бегство. Десятки воинов, расталкивая друг друга, сломя голову бросились в степь. Самые расчетливые бойцы, напротив, устремились к ортам, ища спасения среди них. Те гары, кто оказался рядом с пылающим всадником, уже получили свою порцию огня и катались по земле, сбивая пламя. Крик, дым, летящие искры, казалось, долетали до самого неба, и теперь поединок превратился в массовое жертвоприношение. Слава Небу боевой пыл Нурии начал постепенно сходить на нет. Мстительница, не подпитываемая свирепостью сгоревшего тагана становилась все больше похожей на обыкновенную хрупкую девушку. В этой дикой неразберихе, ледяное спокойствие сохранял только один человек – сотник Ончон. Впрочем, человеком его можно было назвать с очень большой натяжкой. Бессердечный дружинник, доживающий последние дни на этом свете, готовился отомстить за своего хозяина. Желтые глаза Ончона неотступно следили за Нурией, устало бредущей на белой кобыле среди клубов дыма и языков огня. Для хорошего стрелка четко различимый силуэт всадницы представлял отличную мишень, и Ончон, человек без сердца, взялся за лук. Он уже прилаживал к тетиве черную тяжелую стрелу на крупного зверя, когда его голову расколол боевой топор. Живой мертвец, не издав ни единого звука, повалился под ноги пожилого плечистого орта. Ончона сразил мастер Дархан, приглядывавший за мрачным подручным Мертвого Тагана с самого начала поединка… «Ну вот мы и поквитались с тобой, Нурия, за мое спасение в кузнице…» - вымолвил кузнец, вытирая топор и дивясь отсутствию крови на лезвии. Хранитель Аркат смотрел на происходящее с нескрываемым ужасом. Его воображение уже рисовало картины, одна страшней другой. И везде в них присутствовала проклятая албасты Нурия. Вот желтоволосая колдунья подчиняет своей злой воле Зеленые Холмы, а затем и Орталу… Видения следовали одно за другим: Нурия заживо сжигает эльбека Агоя, соблазняет батыра Ансара, увлекая за собой в небо... Тут на глаза Хранителя попался необычный черный тумар под ногами. Продолговатый камешек на разорванном шелковом шнурке, будто бы сам просился в руки старика. В каком-то полузабытьи Аркат поднял амулет и поднес к глазам… В бездонной глубине черного кристалла вспыхивали кровавые всполохи, да и на ощупь камень был как живой: он словно дышал, становясь в ладони Хранителя теплым или прохладным. Видимо, в огненной суматохе талисман слетел с шеи своего владельца. Во всяком случае, концы шнура обуглились с двух сторон, будто кто-то резанул по нему раскаленным ножом. Хранитель Аркат лучше других знал, какие беды может навлечь на несведущего человека чужой амулет, но отказаться от такой находки было выше его сил. К тому же, смутное внутреннее чувство подсказывало - в этом черном камне, возможно, таится победа над Нурией. Как известно, подобное излечивается подобным, а наваждение побеждается колдовством… Быть может, и черно-кровавый тумар пригодится в противостоянии с албасты. Успокоив себя таким образом, Аркат припрятал удивительный черный камень в карман чапана . Так Хранитель волею случая завладел амулетом с шеи Гурхон-Наяна. IV Ансар возвратился в Зеленые Холмы, ничего не зная ни о поединке Нурии, ни про исход битвы c гарами. Но на подъезде к дому он понял - для его земляков поход оказался удачным. Об этом говорили открытые ворота в поселение, безмятежно пасущиеся лошади и джигиты, поскакавшие к батыру наперегонки. Обычно с таким веселым азартом несутся только «красные гонцы» из-за суюнши – вознаграждения за радостную весть. Первым прискакал молодой табунщик, скуластый удалец в лихо заломленном набекрень войлочным колпаке. Поравнявшись с Ансаром, юноша почтительно спешился, в приветствии преклоняя колено. Затем встал и затараторил, даже не успев как следует отдышаться: - Радостная весть для тебя, батыр Ансар! Враги потерпели поражение, везде, где только можно… Эльбек Агой разгромил главное «волчье» войско и скоро вернется домой. А о победе мы узнали от Огира, видевшего своими глазами поражение гаров. В Зеленых Холмах знают: во многом победа одержана благодаря твоему неожиданному набегу на стан «волков». Слава и почет тебе, батыр Ансар! Табунщик снова преклонил колено, обнажив вихрастую голову. Но тут же снова встал, давая понять, добрые вести еще не закончились. Тем более, что прискакал еще один молодой джигит, также желавший выразить почтение Ансару и получить суюнши. - Таган Гурхон-Наян погиб страшной смертью, - продолжал первый «красный гонец», - Его одолела в поединке наша Нурия, целительница лошадей… Досталось от нее и гарам. Не дожидаясь худшего, «белые волки» покинули пределы Орталы, даже не забрав пепел предводителя. - Пепел предводителя… - удивленно промолвил Ансар, не зная, что и думать. - Нурия отхлестала тагана раскаленным кнутом, – вмешался в разговор второй джигит, дождавшись своей очереди обрадовать батыра. – Огненный хлыст Нурии воспламенил Гурхон-Наяна вместе с его конем. Пылающий жеребец ворвался в ряды гаров и обратил их в бегство. Говорят, это было жуткое зрелище: опаленные пламенем гары чуть не подожгли степь. Первый гонец обиженно насупился, а затем попытался что-то добавить к сказанному, но Ансар уже все понял и властным жестом остановил его. - Освобождение своей земли от захватчиков - самое доброе известие для воина, - торжественно произнес он, - От меня каждому из вас по пестрой овце за хорошую весть. А в честь моего возвращения домой, обещаю принести в жертву Небесному Всаднику верблюдицу, белую, как снег. Ничем не выдал своего волнения Ансар, услышав имя Нурии. Благо был хороший повод не показать своих чувств, в радостном потоке удивительных новостей. Но для себя, батыр отметил, при упоминании Нурии сердце его перевернулось в груди… Хотя после той памятной ночи с Алаис батыр изменился… Он словно утратил изрядную часть собственного «я». Да, тело взяло свое, но с тех пор стало для батыра будто чужим. И как ни ластилась к нему Алаис, как ни прижималась к нему крутым бедром на привалах, все было тщетно. Огонь ее страсти не мог растопить возникшую отчужденность, но амазонка не собиралась сдаваться так просто. В ее понимании за мужчину и его любовь нужно бороться, и Алаис для себя твердо решила – батыр Ансар стоит любых жертв. И в таком сражении за любимого, девушка была готова на все. Но сначала предстояло познакомиться с обычаями ортов, осмотреться и оценить соперницу, которую она совсем не знала. Алаис уже один раз выиграла сражение за тело батыра, так почему бы теперь не повоевать за его сердце. Ведь кинжал между ними не пролежал и трех дней. Куда большая полоса отчуждения ныне разделяет их души, но рано или поздно, возможно, и она исчезнет… Что до самого Ансара, то, находясь с красавицей Алаис, он мысленно ставил на место амазонки Нурию и сравнивал, сравнивал… Внешне девушки были во многом похожи: одного роста, гибкие, стройные, сильные. Нет, Алаис, пожалуй, будет покрепче, черты лица резче, разрез глаз острее… Но наедине с Ансаром неистовая Алаис становится податливой и страстной: для всех тигрица, для него - ласковая кошка. С Нурией все наоборот: под мягкой внешностью таится непреклонная твердость. И лично для Ансара особого смягчения не предвиделось. Разные они, Алаис и Нурия, но в чем-то их сходство очевидно. Одна как туго натянутая тетива, звенящая здесь и сейчас другая подобна стреле, летящей в будущее. Если Алаис пьянит, как хмельной кумыс, то Нурия утоляет, словно чистая горная вода. Но ведь тянет Ансара к Нурие намного больше. Догадывается в чем дело Ансар: с Алаис все просто и ясно, протяни руку и она твоя. Нурия, пусть и рядом, но непостижима, а значит, недосягаема. Батыр задумался: кажется, он, наконец-то нашел подходящее слово для характера красавицы… «Непостижимость» - вот, что не дает покоя Ансару, что лежит на пути к сердцу девушки. «Замахивайся на недостижимое, только тогда сделаешь хотя бы возможное» - вспомнилось батыру назидание отца. Теперь он от себя бы к этому добавил: «Постигай – непостижимое, тогда, может быть, поймешь кто ты…» И дар его матери – союз с Ветром должен служить достижению несбыточной мечты, а не только стрельбе по кабанам. Вот и получается, единственным человеком, кто может постигнуть златовласую красавицу и добиться ее любви может только он – Ансар, подобный Тигру и отмеченный Небом. И вновь батыр поставлен перед извечным выбором - жаворонок в руке или ласточка в небе. Жизнь с красавицей Алаис - размеренная, понятная, в достатке и уважении, с красивыми здоровыми детьми, с охотой, военными походами, застольями, обычными радостями и бедами. Если же выберет он Нурию, то никто не ведает, чем все закончится. Непостижимость во всем, в том числе и в обозримом будущем. Но грезятся Ансару золотые волосы, развеваемые ветром, не забыть ему, как безмятежно уснула на плече красавица. Сладко ноет сердце от одной только мысли о своей избраннице и светлеет его лицо при виде Нурии. Не знак ли это небесного предначертания судьбы быть рядом с удивительной девушкой. Однако решимость Ансара словно унесло ветром, когда он воочию встретился с Нурией. Робость влюбленного, желание обнять, укрыть, защитить девушку, на миг лишили его дара речи. С другой стороны, Ансар как будто только сейчас увидел, насколько хороша его избранница. Спокойный взор серо-зеленых глаз, вздымающаяся высокая грудь, изящество в каждом жесте, нежная белизна запястий, словно подчеркивали неземное происхождение девушки. Как можно отказаться от такого сокровища! К тому же после ночи с Алаис в крови Ансара проснулось неведомое доселе желание стать с Нурией одним целым… И этот нарождающийся зов плоти заставил его действовать решительно. Не говоря ни слова, батыр взял в свои руки, маленькие ладошки девушки и замер, утонув в омуте ее распахнутых глаз. - Я вернулся, как и обещал, моя Нурия, - пылко начал Ансар, - не посрамил себя на поле битвы: разорил ставку тагана, свалил наземь знамя с «рыщущим волком», убил непобедимого воина Багаса, ушел целым и невредимым от гарской погони. Говорю это не для того, чтобы возвеличить себя, а потому, что не откажет мне эльбек Агой и Круг старейшин, когда захочу взять тебя в жены. - Но сначала попроси моего согласия, батыр Ансар. Или это меня не касается? Кто будет решать, как мне жить? Ты, Круг старейшин, Хранитель Аркат, небесные силы или злые духи? - грустно спросила Нурия, выскальзывая из рук джигита. - Только ты, Нурия, хозяйка своей судьбы. А отныне и моя жизнь принадлежит тебе… И искренне не понимаю, что мешает тебе сказать «да»? - То, что мой поединок с Гурхон-Наяном, о котором ты наслышан, окончательно оттолкнул от меня соплеменников. Связавшись со мной, ты лишь повторишь мою судьбу. Люди забудут твои подвиги, возможно даже имя, ты станешь для ортов мужем проклятой албасты, не более того. Дети же наши будут зваться колдовским отродьем, как недавно кричали мне вслед. Либо нас вообще перестанут замечать и предадут негласному забвению. - Но ты же спасла Зеленые Холмы от полчищ врагов, убила Мертвого тагана - чудовище в человечьем обличье, наконец, вылечила лошадей. Орты должны носить тебя на руках, а в лихие времена ждать помощи и защиты. - Все так бы и было, будь я, по их разумению, человеком… А так, я только исправила то, что сама навлекла на Зеленые холмы. Не будь меня, не пришел бы сюда Гурхон-Наян и не состоялся бы страшный поединок. - Рано или поздно гары все равно пришли бы сюда, ты прекрасно это знаешь, - возразил батыр, - И при чем тут мое сватовство… - При том, что после схватки с таганом меня перестали даже ненавидеть… Нурию просто боятся до дрожи в коленях! Но, оказывается, страх тоже бывает разным. Меня боятся, ни как живое существо, тем более не как человека. Нет, меня опасаются, как болотную трясину или удар молнии. Обходят стороной, будто я глубокий омут или степной пожар. После моей победы над врагом для земляков, я – непонятное явление природы, вернее, ее ужасная ошибка. Недаром у ортов не принято наступать на порог юрты… Почему? Да потому, что человек должен всегда знать свое место, зайти внутрь или остаться снаружи. Неопределенность души и тела – худшее из зол! А я точно приросла к порогу, не в силах сделать шаг вперед или назад, навеки застыв на границе двух миров, не принадлежа ни тому, ни другому. Ты, Ансар, сделаешь мой душевный разлад и вовсе не разрешимым. - Но ведь и я стою на этой черте, - едва слышно произнес Ансар, - и предлагаю шагнуть со мной вперед. Между прочим, во мне столько же человеческого, сколько и в тебе, Нурия. - Люди принимают тебя за своего! Дорожи этим и уходи от меня пока не поздно. Хотя бы к той девушке, которую ты спас, - в голосе Нурии батыр почувствовал ревность. - Поэтому я говорю тебе «нет». Ты единственный человек на свете, желающий мне добра, и я хочу отплатить тебе тем же. Девушка гордо вскинула голову вверх, давая понять – решение твердое и окончательное. Ансар хотел было возразить, но опустил глаза, а когда подняв голову, увидел лишь удаляющуюся спину красавицы. V Если бы об этом разговоре узнала Алаис, то наверняка осталась бы довольна... Однако саму чужеземку ждал непростой разговор с … Хранителем Аркатом. Алаис твердо решила найти себе союзника в борьбе за сердце Ансара или хотя бы отыскать человека, у кого можно спросить дельного совета, как быть дальше. Она долго присматривалась к самым разным ортам, пока не остановила выбор на высоком мужчине с копной седых волос и пронзительными глазами. В пользу ее выбора, говорили величественный вид и знак совы на добротном одеянии. У амазов филин тоже служил свидетельством о мудрости, возможно, красавица не ошибется в своей догадке. Призвав на помощь всех небесных покровителей своего народа, Алаис смело обратилась к мудрецу за советом. Влиятельным и рассудительным ортом оказался Хранитель Аркат, охотно согласившийся на откровенный разговор. Их беседа протекала неровно: Алаис не всегда могла точно выразить свою мысль, да и Аркат не сразу понял, чего же добивается от него порывистая красавица. Однако когда для обоих стало ясно, что их объединяет главное – желание любой ценой избавиться от Нурии, разговор тут же обрел обоюдный интерес. Хранитель Аркат восприняли такое совпадение намерений как знак свыше и весь обратился в слух. - Почтенный Хранитель, я прошу вас только об одном, - произнесла Алаис, изо всех сил стараясь понравиться собеседнику, - станьте моей опорой в Зеленых холмах, научите, как поступить. Я хочу заручиться вашей поддержкой в самом главном для меня деле… Я ведь здесь никого не знаю… Кроме Ансара, конечно. О нем и пойдет речь… Вернее, о нас двоих. Одним словом, помогите мне стать женой моего спасителя – батыра Ансара. - Как ты себе представляешь это, красавица племени амаз? - с показным удивлением спросил ее Аркат. - На аркане приведу я Ансара к тебе или прикажу ему стать твоим мужем на Круге старейшин? Да будет тебе известно: у нас мужчины выбирают женщин, а не наоборот. К тому же я ничего не знаю о тебе, чтобы рисковать добрым именем. Ну и, наконец, ты побывала в наложницах, что, согласись, не делает невесту более желанной. - Я вижу, на помощь мне рассчитывать не приходиться, - лицо девушки пошло белыми пятнами, - ладно, буду надеяться только на себя… О своем прошлом я не забываю, поверьте мне. Просто я думала, что возможно существуют способы обойти это препятствие. Ведь и до меня ортские девушки попадали в неволю, а потом выходили замуж. Должен существовать какой-то обряд очищения, о котором я не знаю… Но отступаться от Ансара, я не собираюсь и мне нужно лишь время освоится. Раз так, то уважаемый Аркат, прошу вас, позвольте мне пожить в Зеленых Холмах. А я в свою очередь, готова стать вам полезной – в моем народе не принято забывать добро. - Ну, не горячись, не горячись, - лицо Хранителя потеплело от такого поворота разговора, - Буду откровенен - я и сам больше всего хочу, чтобы Ансар женился на хорошей ортской девушке. Но случилось, что его душа оказалась в плену у ведьмы по имени Нурия. Албасты называют у нас таких демониц-чародеек. Поэтому единственный способ освободить Ансара от чар колдуньи - избавиться от нее раз и навсегда. - Я готова вызвать Нурию на поединок и убить ее! - Нет, нет, только не поединок, - Аркат даже замахал руками, - Нурия убила Гурхон-Наяна и разогнала добрую сотню его «белых волков». С ней обыкновенный человек не справится. - Убила тагана Гурхон-Наяна! - рысьи глаза Алаис раскрылись в неподдельном изумлении. - Как же такое возможно? - Возможно, возможно… Для албасты все возможно! Но и у ведьмы есть слабые места… Вот тут- то мне твоя помощь и понадобится. - Я готова на все ради освобождения Ансара, - воодушевилась Алаис, - Только посвятите меня в свой замысел. И потом, не думайте обо мне уж совсем плохо… - девушка смутилась. - Не в моем характере навязываться мужчине. Поверьте, Ансару я тоже нравлюсь – мы даже были вместе, как мужчина и женщина. Хранитель надолго задумался. Годится ли для его плана эта молодая горячая женщина? Сталкивая Алаис с албасты, не пошлет ли он ее на верную гибель? Будет ли толк от их рискованной затеи и как поведет себя Ансар… Словно ответом на его сомнения стало приятное тепло, разлившееся по всему телу. Источником его могла быть лишь одна вещь – таинственный черный амулет, лежащий в кармане. Аркат извлек продолговатый камень и убедился в этом. Действительно, черная поверхность талисмана излучала приятный жар, а в глубине кристалла вспыхнули и заиграли красные прожилки, будто кто-то пустил по ним кровь. Хранитель несколько мгновений заворожено смотрел на оживший черный камень, а потом, словно, повинуясь чьей-то незримой воле, связал концы пережженного шнурка и надел амулет на шею. Теплый камень с неровными краями улегся на грудь орта, как поджавший лапы черный паук. Оберег Гурхон-Наяна полностью закрыл собой серебряный знак совы на груди Арката, предвещая недобрые перемены. Вместе с жаром черного амулета к Хранителю пришла уверенность в собственной правоте. Теперь он не сомневался в том, что находится на правильный путь. В конце концов, кем приходится ему эта чужеземка, бывшая наложница Мертвого Тагана. Какое дело ему до переживаний Ансара, которому покровительствует само Небо. Его, Хранителя Арката интересует лишь благоденствие Зеленых Холмов. Если Нурия встанет у него на пути, то черный амулет подскажет, как победить ведьму. Да собственно говоря, уже подсказал… Остается тщательно расставить силки, в которых запутаются Ансар, Нурия и залетная пташка Алаис. - Начну я с того, что албасты, злая сущность, творящая черные дела при поддержке темных сил. Существа эти женского рода и часто предстают перед людьми в виде старух с грудями до земли или златовласых красавиц. Берегут они роскошные волосы, как величайшую драгоценность. Оттого и считается: колдовство и нечеловеческая сила злодеек заключена именно в них. У всякой албасты есть три заветных предмета – золотой гребень, магическая книга и волшебная монета. Кто завладеет хоть одной из этих вещей, тому будет служить албасты до тех пор, пока не получит их обратно. Хранитель Аркат умолк, перевел дух и взглянул на Алаис. Та слушала Хранителя, не отводя глаз от черного амулета, мерцавшего на груди мудреца багровыми бликами. Аркат не мог видеть зловещую игру света в черном камне и отнес повышенное внимание слушательницы к своему умению убеждать. - Подлинная албасты – посланница Нижнего мира, порождение запутанных союзов человека и демониц. Нурия тоже рождена от земного мужчины и небесной пери… Да, да, не удивляйся, в жизни бывает и такое. У детей от подобных браков, всегда присутствуют сверхъестественные способности. В сыновьях – светлые и созидательные, в дочках – темные и разрушительные. Поэтому таких полуземных девушек тоже относят к албасты и предпочитают с ними не связываться. Это я к тому, что и у Нурии, ее сила, по-видимому, связана с золотыми пышными волосами. Значит должен быть и гребень, которым тебе предстоит завладеть. - Этот гребень Нурия всегда носит с собой? - Истинная албасты никогда не заплетает свои волосы в косы и постоянно расчесывает их золотым гребнем. У Нурии - волосы заплетены в четыре косы… То есть она пользуется волшебным гребнем время от времени. Выходит, он спрятан где-то в ее жилище, и найти его не составит большого труда. - А в чем тогда, по-вашему, главная трудность, уважаемый Аркат? - В решимости взяться за это дело, в смелости, чтобы войти в жилище албасты. Уверяю тебя, ни одна женщина Зеленых Холмов и близко не подойдет к дому Нурии. Возможно, ты единственная, кто не напуган ее могуществом. Хотя я так и не спросил главного: после услышанного ты не напугана и готова ли ты рискнуть? - Я не боюсь соперницы и добуду гребень, - глаза Алаис сверкнули, - или завладею волосами Нурии. Пусть их придется снять даже вместе с головой. - В таком случае, поговорим о твоем вознаграждении, - Аркат криво улыбнулся, - или, если угодно, о моей помощи тебе… Когда гребень или волосы будут у меня в руках, я сделаю так, что Нурия навсегда покинет Орталу. Издалека она уже не сможет морочить Ансара и приносить вред. Сразу же после ее ухода я договорюсь с родовым шаманом о проведении особого обряда очищения. Ты вернешь свою невинность, искупавшись в молоке девяти белых кобылиц, после чего забудешь свое имя, получив новое. То, каким называют орты своих девочек. Затем я обращусь к эльбеку Агою с просьбой подарить тебе 27 кобыл-трехлеток для приданного за освобождение Зеленых Холмов от злых чар. Ты не должна быть бедной родственницей, и, я уверен, правитель Агой мне не откажет. Ну и, наконец, я попрошу эльбека поговорить с Ансаром о вашей будущей свадьбе. Даже готов выступить главным сватом от твоего имени… Если, ты говоришь, что Ансар к тебе не безразличен, то я ни вижу препятствий, чтобы вы были вместе. - Благодарю, Хранитель Аркат, - теперь Алаис согнулась в почтительном поклоне, - Все предложенное вами намного больше того, на что я рассчитывала. Мои предчувствия не обманули меня – вы не только мудры, но и могущественны. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы выполнить свое обещание и спасти Ансара. - Значит, остается выбрать удачный момент. Главное, не торопись, посмотри, понаблюдай за Нурией, изучи ее повадки. И обязательно предупреди меня, когда надумаешь отправиться к албасты в гости. Я поддержу тебя в любом случае. Надеюсь, мы поняли друг друга, хотя принадлежим разным народам. Быть может, у тебя есть вопросы ко мне, Алаис? - Всего один, мудрый Аркат. Что случается, когда такая девушка, как Нурия полюбит обыкновенного мужчину? Как сложилась бы их жизнь, если бы им… скажем так, не мешали. - Это первое, о чем я подумал, узнав о необыкновенных способностях Нурии. Согласно предания, такой союз может быть вполне благополучным. Больше того, албасты часто приносит мужу удачу в делах и охоте. Вот только такие женщины бесплодны, а без детей, сама понимаешь, какая семья… Зато знаю я и другое: в степи верят, что амазонки рождают крепких, красивых, а главное, счастливых детей. Но стать избранником такой женщины, как ты, может только выдающийся мужчина. Так что я горд и спокоен за нашего Ансара. Хранитель Аркат этой маленькой лестью отвлек Алаис и тем самым скрыл от амазонки неземное происхождение Ансара. В затеянном деле лишняя осведомленность могла только всем повредить. Что касается бесплодности Нурии, то у Арката на этот счет тоже не было твердой уверенности. Можно, конечно, как выразилась Алаис, не мешать Ансару и Нурие и дождаться ответа на этот вопрос. Рождение ребенка подтвердило бы человеческую природу Нурии и позволило бы жить среди людей с пользой Зеленых Холмам. Однако пустить события на самотек, Аркат так и не решился, оправдывая свое малодушие высшими интересами Орталы. VI Воинственная амазонка Алаис без труда выследила соперницу. Да та и сама ни от кого не таилась, живя своей обособленной жизнью. Люди ее сторонились, Нурия ничем не показывала своего отношения к вынужденному одиночеству. Девушка отделила себя от соплеменников невидимой границей, будто заранее готовясь к предстоящим переменам. Отчасти так оно и было, поскольку совсем скоро Нурия намеревалась покинуть Зеленые Холмы. Куда уйдет отсюда, она пока не знала, но мысленно уже пребывала очень далеко от родных мест. Так что Алаис с легкостью узнала, когда Нурия покидает жилище и сколько времени обычно отсутствует. Выяснилось, что отлучалась девушка из юрты хоть редко, зато надолго… Чаще всего она наблюдала за работой кузнеца Дархана, принося ему, как считал кузнец «мастеровую удачу» или находила успокоение среди лошадей, помогая табунщикам. Порою Нурия уезжала в степь или предгорья, но делала это нечасто из опасения ненароком встретить Ансара. Очередной отлучкой златовласой красавицы к мастеру Дархану и решила воспользоваться Алаис. Едва увидев удаляющуюся стройную фигуру Нурии, амазонка тотчас побежала к Хранителю с вестью о своем походе к албасты. После чего, вооружившись длинным кинжалом, отправилась в гости к колдунье. Как ни странно, в жилище албасты Алаис вошла спокойно, будто к себе домой. Хотя переживала на этот счет больше всего… Кто знает, каким заклинаниями может воспользоваться ведьма для защиты дома от незваных гостей? Во всяком случае, ничего особенного Алаис не почувствовала, магия если она и была, то тоньше паутинки на ветру. Только хозяйка все же почуяла неладное, и стоило незваной гостье шагнуть за порог, как Нурия вздрогнула. Кузнец вопросительно взглянул на нее, а, увидев тревожно вспыхнувший огонь в очаге, удивился еще больше. С этого момента у него все валилось из рук, и Дархан с облегчением вздохнул, когда красавица покинула кузницу. Постоянное жилище Нурии, в котором девушка жила с родителями, было просторно, уютно и украшено лентами и войлочными коврами - текеметами. Наряду с традиционным ортским орнаментом с завитками рогов на коврах встречались изображения разноцветных ажурных облаков, белых крылатых коней и чудесных птиц с роскошными хвостами. Во всех работах угадывались единый стиль, тонкий вкус и очевидное женское начало. Не слишком впечатлительная воительница Алаис, и та невольно засмотрелась на замечательные творения неизвестной мастерицы. Откуда амазонке было знать, что тоскующая по воздушному кочевью, мать Нурии, небесная дева Айсана целых шестнадцать лет украшала свое жилище удивительными картинами из былой небесной жизни. В такие подробности Алаис вникать не собиралась, она лишь отметила: если Нурия и колдунья, то не самая злая. Уж слишком теплыми и полными света были вещи, «живущие» в этом доме. Ковры, подушки, одеяла, посуда, все говорило о невиданной изысканности и воздушности, словно вся обстановка жилища была устроена заботливыми умельцами, не обремененными земными делами. С другой стороны, волшебное происхождение этих предметов бросалось в глаза и тоже настораживало. Тем самым, подтверждая возможную опасность хозяйки, столь примечательного жилья. Особенно заинтересовало Алаис просторное ложе, укрытое белым, полупрозрачным покрывалом. «На двоих…» - зло подумала амазонка и душу ее опалил огненный язычок ревности. Возможно поэтому, гостья не отказала себе в удовольствии улечься на широкую постель соперницы. Однако прохлаждаться на мягких перинах было некогда и Алаис вскочила, унося с собой ощущения легкого неудобства, будто под ее головой находилось что-то твердое… Озаренная догадкой она распахнула покрывало, разметала подушки и у изголовья увидела изящную шкатулку из красного вишневого дерева. Крышка ларчика сверкала в полутьме вязью тонких серебряных и золотых узоров, но вдаваться в их скрытый смысл, похитительница не стало. Главное, крепкий сундучок открывался без лишних усилий, секретных нажатий и тайных заклинаний. На дне шкатулки лежали всего две вещи – прозрачный камень, вспыхивающий множеством четких граней и золотой гребень старинной работы. Алаис некоторое время неподвижно сидела в раздумье - оставить ли в шкатулке драгоценный кристалл, забрав только гребень… Или правильнее будет отнести Хранителю Аркату шкатулку колдуньи со всем содержимым? Но ведь она пришла сюда за тремя вещами: книгой с заклинаниями, старой монетой и волшебным гребнем. В разговоре с Хранителем ни о каком драгоценном камне упомянуто не было. Глядя на сверкающий кристалл Алаис почему-то вдруг вспомнила черный продолговатый амулет с кровавыми прожилками на груди у мудреца. Воспоминание оказалось столь живым, что девушка невольно зажмурилась, спасаясь от магии темного оберега. А когда раскрыла глаза, сразу приняла решение – оставить сверкающий камень Нурии на месте. Осторожно, точно боясь обжечься, Алаис протянула руку к гребню и бережно взяла его. Он показался ей холодным, легким и удивительно хрупким… Похитительница хотела рассмотреть добытую вещицу поближе, когда чей-то неожиданный окрик заставил ее выронить гребень из рук. Амазонка обернулась – за спиной ее стояла раскрасневшаяся запыхавшаяся Нурия. Причем, воровке она показалась не разгневанной, а скорее удивленной и обескураженной... Зато Алаис не растерялась… С разворота, наотмашь она хлестко ударила Нурию по лицу, так, что та отпрянула, закрывшись руками. Затем с кошачьей стремительностью Алаис спрыгнула с ложа, чтобы оказаться с хозяйкой дома лицом к лицу. Не раздумывая, амазонка одной рукой схватила Нурию за горло, прижав ее спиной к стене, а вторую руку с длинным кинжалом направила к глазам соперницы. Нурия, придя в себя от неожиданного удара, попыталась освободиться от железной хватки Алаис, но без особого успеха. Однако ей удалось перехватить руку с кинжалом и поменять положение и теперь ее спина не была прижата к стене. Умелая в единоборстве Алаис, тут же рванула соперницу в противоположную сторону, и две женщины оказались на земле, так что Нурия снова оказалась внизу. Сидевшая на ней верхом амазонка занесла над ней кинжал и, запустив другую руку в волосы, рванула их вверх. Но под ней уже была другая Нурия… С разметавшейся копной золотых волос, отобравшая у соперницы ее буйство, страстное желание одержать вверх любой ценой. Девушка выгнулась с такой силой и стремительностью, что Алаис не удержавшись на ней, завалилась набок. Ничего не понимая, она почувствовала резкую боль в кисти, из которой выпал кинжал. Теперь уже Нурия сидела верхом на амазонке, и в ее руке поблескивало лезвие клинка. Наконец-то хозяйка дома смогла рассмотреть, кому же понадобился ее гребень. Девушка наклонилась ближе и словно напоролась на взгляд, наполненный такой жгучей ненавистью, что невольно отпрянула назад. Предельное напряжение и искаженная злобой гримаса не смогли скрыть красоту женщины, и Нурия поняла – перед ней та самая спасенная Ансаром пленница. А теперь - соперница, разлучница, воровка самого ценного, что у нее было… Похитительница не волшебного гребня, а ее Ансара! Нурия схватила грабительницу за горло и тотчас, словно наяву увидела страстно сплетающиеся тела мужчины и женщины, но отнюдь не в борьбе. В сладострастно выгибающейся красавице девушка сразу же угадала нежданную гостью, а могучий парень до боли напоминал… батыра, подобного Тигру. Сомнения исчезли – в недавнем прошлом с похитительницей был Ансар, ее Ансар! Но, что его любовница делает здесь? Нурия до крови закусила губу, прогоняя наваждение. Ревность прибавила бы сил любой женщине, Нурию же она сделала просто неистовой. К тому же из воинственной амазонки в девушку перетекала встречная ярость, утраивая ее силы и превращая в беспощадную мстительницу. Но Алаис тоже не собиралась сдаваться и предпочла бы умереть, чем попросить пощады. Пока же она из последних сил пыталась сдержать, совсем не девичий натиск соперницы. Ненависти в обеих непримиримых женщинах накопилось столько, что кинжал в руке Нурии раскалился докрасна. Оставалось только пустить его в ход. Нурия нагнулась над поверженной соперницей, на этот раз, чтобы насладиться ее бессилием, и занесла клинок для решающего удара. В самый последний момент девушка почувствовала, как ее запястье сжала тисками, чья-то крепкая рука. Удивительно, но в могучем перехвате, не было желания причинить боль или нанести увечье. Особенно в сравнении с лютой злобой, исходящей от лежащей под Нурией амазонки. В этом потоке звериной свирепости любое проявление человеческого милосердия казалось настоящим чудом… Так или иначе, но остановившая удар рука принадлежала бывшему другу, батыру Ансару. Ансар осторожно обнял Нурию и, стараясь не обжечься о раскаленный клинок, легко поставил ее на ноги. Он чувствовал, как тело девушки сотрясают волны, разгулявшейся в ней силы, как ярость постепенно утихает, как белеет, остывая лезвие кинжала. Наконец дыхание Нурии выровнялось, хотя казалось, она все еще находится не в себе… Распахнув свои глаза цвета дождя, девушка смотрела на Ансара, будто не понимая, что с ними произошло, и зачем он здесь. Самого же батыра накрыла такая щемящая нежность, навеянная их общей неприкаянностью, что он, забыв про все на свете, заключил Нурию в объятья, закрывая собой от настоящих и будущих бед. Прижимая к себе любимую, Ансар горячо шептал самые важные для них слова: - Все, все закончилось… Успокойся, ненаглядная моя, Нурия. Завтра, а хочешь сегодня или даже сейчас, мы уедем из Зеленых Холмов. На самую дальнюю границу с Гарией или вовсе на край Срединного мира. Хорошие воины нужны везде…. Ты мне нарожаешь детей, и никто не вспомнит о нашем прошлом. Я готов ради тебя сражаться с целой армией, жить впроголодь, каждый день рисковать жизнью, только чтобы нас оставили в покое, чтобы ты никогда не плакала, чтобы тебя питала любовь, а не ненависть! Я люблю тебя и готов доказать это всему миру! Мне все равно, кто ты такая! Колдунья? Пусть так… А кто сказал, что любовь – не колдовство? Я хочу быть с тобой навсегда! Быть в плену твоих чар, видеть твои глаза, слышать твой голос! Стань моей женой, Нурия, будь матерью моих детей, и, клянусь Небом, никто не сможет помешать нашему счастью… Слова батыра восторженным криком прервала Алаис, возвестив о своей победе. Амазонка подняла над головой волшебный гребень, вспыхнувший в ее руках неверным золотым светом… И сразу же Ансар почувствовал, как тело его любимой холодеет, обмякает, теряя с теплом живую упругость. Если до этого Нурия прижималась к груди Ансара, словно испуганная птица, то теперь батыр чувствовал в руках вялую безжизненную куклу. Будто не веря в случившееся, он заглянул в родное лицо и увидел в глазах девушки холодное безразличие и полную отстраненность. Нет, руки Нурии, все так же обнимали его, но то не были объятия любимого человека. Скорее так держится за друга смертельно раненный воин, из которого по капле вытекает жизнь. - Я все же добыла гребень, мой Ансар, - торжественно провозгласила Алаис, - тем самым, отняв могущество у колдуньи! Отныне власти албасты пришел конец! Все сказанное тобой, батыр, – наваждение чародейки… Я отдам волшебный гребень Хранителю Аркату, а он навсегда прогонит ведьму из Зеленых Холмов. Видишь батыр, как ослабла она в твоих руках – это уходит из нее злая сила! Хранитель как в воду глядел: у кого в руках гребень, тот хозяин судьбы албасты. Хочешь, проверим, Ансар, как действуют наши чары на колдунью. На албасты, что вцепилась в тебя из последних сил, чтобы утащить за собой. Кажется, я знаю, чем доказать свою правоту. Эй, желтоволосая ведьма, поди-ка сюда! Я намерена укоротить твои волосы кинжалом… Прямо здесь! Надеюсь, тогда мой мужчина навсегда забудет тебя. Давай же, чародейка, иди сюда, да поживей подставляй голову! Услышав слова амазонки Нурия, как зачарованная, двинулась к ней, потупив и без того погасший взор. Девушка пошла к своей повелительнице, словно на казнь, а когда остановилась перед ней, и вовсе стала похожа на поникший цветок, лишенный желания жить, а тем более сопротивляться. - Получается! Получается! – Алаис, казалось, была готова расцеловать чудесную вещицу. - Я, пожалуй, отдам гребень Аркату, а себе оставлю порядочный клок волшебных золотых волос. На всякий случай, чтобы албасты не причинила нам вреда, так ведь говорил мудрый Хранитель. Знал ли ты о злых чарах проклятой ведьмы, мой храбрый Ансар, понимал ли, что с тобой она творит? Потрясенный батыр Ансар стоял, будто громом пораженный, еще не веря в превращение любимой. Однако когда амазонка назвала его имя, он точно пробудился от страшного сна. - Опомнись, Алаис, и отдай гребень мне, - твердым, но каким-то надтреснутым голосом сказал он. - Так будет лучше для всех. Если любишь меня, верни его мне, а не Хранителю Аркату… Вознагради меня за дважды спасенную жизнь. Будь благоразумна, и я обещаю быть тебе другом и братом. Если же ты не выполнишь мою просьбу, пусть за неблагодарность не пойдут тебе впрок хлеб и молоко, а я буду первым, кто навсегда отвернется от тебя. - Но я же сделала, это ради нас с тобой, - пролепетала, убитая его словами Алаис. - Разве ты не видишь, Ансар, я люблю тебя больше жизни, люблю без наваждения и морока. Как любит женщина своего мужчину, как человек, а не… - Если любишь меня, то немедленно отдай гребень, - Ансар был непреклонен. - Будь, если не благоразумна, так хотя бы благодарна… Теперь уже на Алаис было жалко смотреть. Сильная, смелая, почти добившаяся успеха амазонка будто снова оказалась в плену. Только на этот раз, ее бессердечным повелителем оказался Ансар. При мысли об этом, она заставила себя стать прежней Алаис – неукротимой воительницей, раненой в сердце. С гордо поднятой головой женщина подошла к батыру и молча отдала золотой гребень в его руки. Несмотря на отчаянные попытки сохранить лицо, Алаис была просто раздавлена, и не могла скрыть этого. Ведь такого поворота событий, недавняя победительница предвидеть никак не могла, да и кто мог знать о безумном вкликодушии ее любимого. Нетрудно догадаться, что последует, за этим: Ансар вернет магический предмет Нурие, и албасты вновь обретет свою нечеловеческую силу… Батыр Ансар, получив гребень албасты, напротив, почувствовал себя счастливейшим человеком на свете. Вот все и разрешилось, сейчас он вернет талисман Нурие, чем докажет ей свою любовь. Девушка наконец-то поверит ему, а дальше он никому не позволит вмешиваться в их жизнь. Батыр уже было двинулся к Нурие, когда его остановил властный голос Арката. - Не поступай опрометчиво, Ансар, – угрожающе провозгласил Хранитель. - Закон мироздания непреложен - за все нужно платить. В том числе и за попытку обуздать темную силу. Да будет тебе известно, батыр - добровольно вернув албасты ее могущество, ты рискуешь тотчас быть растерзанным на куски. Не зря говорят – безумец, а не храбрец идет навстречу пожару. Мы рассердили ужасное создание природы, ожесточив Нурию. Тем самым разбудили неведомую силу и подняли мрак из глубин ее души. Если, конечно, она у нее есть… Мне никогда не забыть, как живым факелом метался Гурхон-Наян, вызвавший гнев албасты. Алаис нанесла Нурие куда большую обиду, она вырвала у змеи ядовитое жало, а ты пытаешься отдать его обратно. Если тебе не жаль себя, пожалей амазонку, сохрани ей жизнь. Не искушай судьбу, оставь гребень у себя, и Нурия всегда будет с тобой. Она станет служить тебе, всячески ублажать, даже полюбит, если ты этого пожелаешь. А рядом с тобой, пусть останется Алаис - красивая, здоровая женщина, готовая отдать за тебя жизнь. Сделай, Ансар, свой выбор в пользу людей и здравого смысла, стань на нашу сторону. Пойми, батыр, твоя избранница не человек и расправится с тобой, едва обретет сверхъестественную силу. Она не принадлежит себе и нашему миру, она из непроглядного мрака… Ты станешь первым в Срединном мире, кто возвратит чудовищу способность расправляться с людьми. - Я слишком далеко зашел, мудрый Аркат, чтобы идти на попятный. Я отдам Нурие гребень, потому что жить с рабыней, пусть и красивой, не по мне. Да и слишком я дорожу своей свободой, чтобы отбирать ее у других. И потом я люблю Нурию, а значит, готов доказать это, рискнув своей жизнью. Лучше пусть она растерзает меня как зверь, чем я собственноручно убью в себе человека. Ну, а если обретет она свирепость и задумает рассчитаться с Алаис, то первым, кто станет у нее на пути, буду я. Выбор невелик и при любом раскладе – смерть. Я всему виной – мне и умирать. Опасен, любой загнанный в угол зверь, а мы люди, только это и делаем, а потом находим оправдание своей жестокости. Я готов рискнуть и дать возможность себе и Нурие остаться людьми… С этими словами Ансар смело шагнул к Нурие и протянул ей гребень. Она недоверчиво взяла его и на глазах начала обретать силу и стать. Глаза заиграли живым блеском, а на щеках появился румянец… Правда, во взгляде девушки оставалось что-то недоброе, и, когда «ожившая» Нурия подошла вплотную к Ансару и взглянула в его глаза, на батыра повеяло смертельным холодом. Батыр, готовясь к смерти, смело глядел на Нурию, видя в ней свою возлюбленную, а не свирепую мстительницу. Наверное, поэтому во взгляде Ансара, девушка увидела нечто такое, что заставило ее отвести глаза. Как это сделала бы влюбленная девушка, застигнутая врасплох нахлынувшим чувством, а не оборотень, жаждущий крови. Почувствовав перемену, Ансар ободряюще погладил Нурию по отливающим золотом волосам. Выдержать такое было для Алаис выше ее человеческих сил. Она ждала страшной развязки и готова была умереть вслед за Ансаром… Но коварная албасты и здесь обманула ее ожидания. С невероятным проворством амазонка одним прыжком оказалась между Ансаром и Нурией. Теперь уже Алаис смотрела в глаза соперницы, в запальчивости выкрикивая ужасные слова. - Ты думаешь, чародейка, что победила! Ошибаешься! Предначертанное судьбой сильнее твоей магии. От албасты не бывает детей, значит, и ты бесплодна! Мужчине же нужны дети: сын - как продолжение рода, дочь - как утешение на старости лет. Таков закон природы, и даже ты, колдунья, не в силах повернуть его вспять! А я смогу подарить Ансару детей, и возможно даже ношу под сердцем от него ребенка. Потому, что мы были вместе, и познали друг друга, как мужчина и женщина, как муж и жена. То была лучшая ночь в моей жизни, и я все отдам, чтобы повторить ее! Спроси у Ансара, если не веришь мне… Даже твои чары не отнимут у него память обо мне, о моих страстных ласках. Ах, как горячо я тогда отдавалось ему! Сомневаюсь, что ты сумеешь доставить ему такое же блаженство, женщина - пустоцвет… При этих словах Нурие показалось - она со всего размаха налетела на глухую каменную стену… Вот значит откуда видение об Ансаре и этой женщине, сплетающихся в жарких объятиях! То было не игра ее воображения, чтобы сильнее разозлить себя в жестокой схватке… Это правда, и соперница просто открыла ей глаза. Нурия ожидала всего, но только не предательства Ансара, заверявшего ее в своей любви. Выходит, прав Хранитель Аркат: люди все одинаковы – каждый оставляет себе лазейку, запасной ход на всякий случай. Ради этого изменяют слову, бросают друзей, обманывают любимых… Чтобы при любом стечении обстоятельств остаться на плаву и показаться лучше, чем ты есть. Батыр Ансар тоже из таких двоедушных удальцов: если откажет Нурия, в запасе есть амазонка Алаис. Не будет детей от одной, ничего, родит - другая! Ну, а если Нурия поверит ему, что тогда будет чувствовать эта девушка, с которой он разделил ложе любви? Как же отвратителен батыр в своем вероломстве… Зато, всегда в выигрыше. Такова жизнь, скажут потом хранители, правители, прославляя таких вот Ансаров. Нет, она должна забыть имя человека, растоптавшим ее доверие, оскорбившим в самых светлых чувствах… От этих мыслей Нурия, почувствовала, как черная мгла застилает ей глаза, как появляется желание наказать предателя. Еще мгновение и она не будет помнить себя… Нет, только не это! Обуздать себя любой ценой! Сдерживаясь из последних сил красавица, побелев как снег, выбежала на улицу. Стоя спиной к Ансару, она переломила золотой гребень на две части, как до этого сломал батыр ее веру в любовь. Ошеломленный Ансар бросился за ней и увидел самое страшное в жизни: Нурия умирала на его глазах, становясь призрачной бесплотной тенью. Девушка таяла на глазах, теряя привычные очертания, обретая прелестную тонкость и воздушную легкость. Еще несколько мгновений и теплый нежный ветерок подхватил почти неразличимую фигуру, и она растворилась в прозрачной синеве неба. Ансар, теряя рассудок от необратимости происходящего, все же нашел силы проводить нежное облачко обреченным взглядом. Глядя в безграничное небо, он только теперь понял, насколько одинок на земле и что с исчезновением Нурии, его жизнь потеряла всякий смысл. Уходя, оставляй дверь широко открытой. Конфуций Ч А С Т Ь В Т О Р А Я Земля и Небо Волшебная птица I Ансар сидел на краю обрыва, тоскливо всматриваясь в облачную даль. Ветер играл волосами батыра, словно приглашая его насладиться солнечным днем, полной грудью вдохнуть горный воздух, восхитится орлом, парящем в воздушных потоках. Но сумрачен и задумчив Ансар, не знает он покоя с той поры, как покинула землю Нурия. Все напоминает ему о несбывшемся счастье, везде мерещатся джигиту тайные знаки, всюду видит он укор своей опрометчивости. Посмотрит Ансар в небесную высь и сразу представляет облачные чертоги, куда унеслась его Нурия. Увидит летящего беркута - завидует птице: будь у него крылья, знал бы как ими распорядиться… Даже горящий костер, и тот наводит батыра на горькие мысли: вот бы стать невесомым дымом и унестись в высь к своей возлюбленной… Не прячется батыр и от проливного дождя – стоит, запрокинув голову к небу, словно ждет весточку от Нурии. Ищет он образ девушки среди звезд в ночном небе, высматривает знакомую фигуру в серебряном свете луны, мерещится ему легкий силуэт в золотых рассветных облаках. Но все тщетно… Беркут скрывается в вышине, ветер разгоняет облака, солнце заходит, а луна превращается в месяц. А потом все возвращается к началу начал: вновь полнеет луна, снова всходит солнце, и только Ансар остается со своей невосполнимой потерей: одинокий, неприкаянный, ненавистный самому себе. Вот и на высокий обрыв ходит он не просто так. Бывая здесь, батыр каждый раз, трижды натягивает изо всех сил тетиву и отправляет оперенную стрелу в небо, с одной только мыслью – напомнить о себе Нурие. Просит Ансар у духа Ветра помощи, приговаривая при каждом выстреле: «Донеси Ветер мою стрелу до облаков, брось ее к ногам суженой, дай ей знать, что без нее белый свет мне не мил, что опустело мое сердце, истончилась душа!» Загадал Ансар - не вернется стрела на землю, значит, остается у батыра надежда свидится с любимой… Ведь если простит его Нурия, то возможно даст подсказку, как добраться до Воздушного кочевья. Ведь удалось же достигнуть небесных чертогов его отцу Айдару благодаря расположению небесной девы. Только раз за разом, падает в пропасть стрела, вместе с ней падает духом и Ансар… Вдруг кто-то мягко тронул батыра за плечо. Ансар даже не обернулся, здесь на вершине, только его темно-серый скакун Вихрь мог прикосновением обратить внимание хозяина на себя. Однако вслед за касанием последовал почти неслышный смешок, заставивший Ансара обернуться. Перед ним стоял кузнец Дархан, наблюдая с усмешкой за попытками достучаться до небес. - Что, батыр, не получается пронзить семь небес? - язвительно спросил мастер. - Может все дело в луке, давай я натяну тетиву потуже… А хочешь, изготовлю особенную стрелу, долетающую до самых облаков? На ее оперение нанесем заклинания и просьбу вернуть Нурию на землю и будем ждать со спокойной совестью ее возвращения. - Как я сразу не додумался обратиться к тебе, умелый, мудрый Дархан! - глаза Ансара заблестели, как у мальчишки, - Почему бы ни воспользоваться твоим умением… Ты мне сделаешь такой лук, бьющий не то что до облаков, до самого солнца! - До солнца… - задумался кузнец, - Ах, Ансар, Ансар! Боюсь, вряд ли я сумею тебе помочь. Потому что дело здесь не в луке, а в лучнике. Хотя своим упорством, ты мне напомнил одну историю, которая будет здесь уместна. Ее любил рассказывать мой дед, кстати, один из лучших кузнецов Орталы. Он всякий раз вспоминал ее, когда брался за сложное дело. - Опять история, мастер Дархан, - батыр, разочарованно вздохнул, - Не сомневаюсь в ее пользе для меня. Только разговоры о еде, еще никого не насытили. Вот если бы сделать… - А ты не забегай вперед, Ансар, лучше послушай притчу о двух светилах, лучнике и еще о чем-то, очень важном. С чего начинается любое дело… - Даже невыполнимое, как у меня? - В особенности – трудновыполнимое… В незапамятные времена, Создатель Трех миров зажег над землей еще одно солнце. То ли хотел согреть людей, то ли наказать, то ли испытать их... Кто узнает теперь истинную причину? От страшной жары потрескалась земля, высохли реки, начали гибнуть живые существа. Коснулась эта беда и людей, да только не знали они, что и делать. Кто молил Небо о милости, кто прикрывал собой детей, кто просто, опустив руки, ждал смерти. Матери рыдали, жрецы молились, мужчины молча сжимали кулаки… Продолжалось это гибельное смирение до той поры, пока не появился Стрелок – лучший охотник в Срединном мире. Он без сомнений натянул тетиву и выпустил белую стрелу в пылающий оранжевый шар. В тот же миг погасло второе солнце и, рассыпая огненные искры, понеслось вниз, пока не рухнуло вниз. И сразу прекратилась жара, а люди увидели на земле упавшую золотую птицу, пронзенную белой стрелой. Так еще раз подтвердилась простая истина: смелость, радение за других людей и желание действовать всегда вознаграждаются. Даже, если приходится идти наперекор воле Неба. Тогда Деятельная Решимость меткого Стрелка спасла мир, и с тех пор, к человеку накануне великих свершений является чудесная птица, отмеченная Небом. Белый ворон, черная сова или седой орел… Появление пернатой вестницы означает одно – либо решится батыр на великое дело, либо умрет… - Но ведь Небесный Всадник карает тех, кто поступает вопреки его воле? - Мы никогда точно не знаем, чего хочет он нас Небо, - ответил кузнец, - Когда оно испытывает нас на прочность, а когда награждает, мы узнаем по результату. Люди слишком ничтожны, а Небо слишком значительно, чтобы напрямую вмешиваться в наши судьбы. Мироздание лишь дает каждому возможность проявить себя. С хорошей или плохой стороны. Или вовсе никак, то есть - уклониться… Тем герой и отличается от прочих, что может пожертвовать всем для достижения цели. А прав он, или нет, покажет только время… - Ну, а если, так и не опустится Птица - Решимость на мое плечо? - Ты знаешь ответ на свой вопрос. - Я все равно буду добиваться своего! - Правильно! Надеюсь, Ансар, ты понял меня. Решимость не падает с небес, она созревает в сердце, прорастает в человеческой душе и только потом окрыляет батыра на пути к цели. Кстати у моей истории было продолжение: к охотнику с Неба спустился Красный Ворон и помог Стрелку засватать дочь Солнца… Смелость, чаще всего вознаграждается. Почему бы и тебе, батыр, не отправиться на поиски небесной девы Нурии? - Я все время думаю о том же, - озабоченно вымолвил Ансар, - Но только не знаю, с чего и начать. Возможно, лишь Хранитель Аркат знает, где искать Нурию. Он изучил десятки старинных книг, слышал сотни преданий Срединного мира… Только вряд ли Хранитель поможет мне: возвращении Нурии в Зеленые Холмы большой радости ему не принесет. - В том случае, если в ней преобладает злая сущность, как полагает Аркат. В чем я совершенно не уверен. Во времена «огненной болезни» на Круге старейшин, мы спорили с Аркатом по этому поводу. Я стоял на том, что злые духи сторонятся кузнечного дела, не любят звона железа, обходят стороной открытый огонь. Что до Нурии, то она дневала и ночевала в кузнице, да и Огонь ее жаловал… Спору нет, таинственного в ней тоже хватало, но коли отправилась Нурия на небо, значит, все-таки ближе она к Верхнему миру. Злые сущности, насколько я знаю стремятся под землю: уползают в глубокие расселины, таятся в пещерах. - Я бы и в подземелье за Нурией спустился, - грустно сказал батыр. - И до неба добрался, если бы знал как… - Разговаривал с Аркатом я и про это. Не про тебя лично, а, вообще - про албасты, небесных дев и их облачную обитель. Вот что рассказал мне Хранитель о возможной дороге к Небу. За далекими перевалами, быстрыми реками, непроходимыми лесами, в сердце Алтайских гор, на краю обитаемого мира расположена Затерянная Земля. Там поднимается и круто уходит вверх гора, на вершине ее - громадное плоскогорье, задевающие облака. Окрестные народы,не зря называют это место Укок - «Отклик Неба». Уже по имени понятно, что до облаков оттуда рукой подать. Где-то там, в поднебесье и находятся ворота в Верхний мир. Вернее сказать, Укок – последняя ступень Срединного мира по дороге в Небесное царство. Вот туда, в Затерянные земли, где горы перекликаются с облаками, тебе, Ансар и предстоит добраться. Во всяком случае, на земле нет иной дороги к Воздушному кочевью. - В добрый час встретился я с тобой, кузнец Дархан! Ты окрылил меня надеждой, подобно Красному Ворону – спутнику решительного Стрелка. Ты воодушевил меня не только своими советами, но и тем, что думаешь о судьбе Нурии. Да не убудет твоя щедрость и умение, кузнец Дархан. Теперь я хотя бы знаю, куда держать путь. Значит, будет о чем спросить бывалых путешественников. - Благодарю, Ансар, за добрые слова. Однако нужно сначала убедиться: действительно ли в Верхний мир унеслась Нурия. Мало ли что мы предполагаем здесь на земле… Пусть даже ты видел, как она исчезла в облачной синеве. Кто поручится, что Небо приняло ее? Вдруг прав Аркат и место Нурии в Нижнем мире. Находится ли там Нурия, может поведать лишь колдун, приносящий кровавые жертвы духам подземелья. Черный шаман, знающий дорогу в Нижний мир. Если он не найдет душу девушки в подземном царстве, то лежит твоя дорога на Укок. - А наш родовой баксы Жайсан, не может мне помочь в этом? - Боюсь, что вряд ли. Наш баксы – белый шаман… Это ему не по силам. - Тогда объясни, в чем различие между шаманами темными и светлыми. - Способности шаманов, как белых, так и черных, врожденные. Однако белые шаманы не совершают обрядов, связанных с кровью. Они приносят в жертву духам ритуальную пищу, гадают на бараньей лопатке, обладают даром ясновиденья, лечат людей. Белые шаманы верховодят на важных общих мероприятиях - свадьбах, похоронах, наречении младенцев и обряде посвящения в мужчины. - Это уже немало… - Однако белые шаманы не могут вступать в общение с сущностями Нижнего мира, требующих кровавых жертв. Но при этом чувствуют аруахов – души умерших предков и могут отвадить злых духов, заплутавших в Среднем мире. - Как могут духи заблудиться, потерять дорогу в Нижний мир? - Речь идет о душах людей, умерших насильственной смертью и должным образом не погребенных. Вот неуспокоенные и обозленные бродят призраки среди живых людей… Встреча с ними не сулит ничего хорошего, сам понимаешь. Белый шаман видит таких горемык и может «договориться» с ними, чтобы они оставили в покое соплеменников. Я не зря повторяю – «отвадить», «уговорить», «попросить», ведь ощутимой власти над духами у Белых шаманов нет. - Значит, буду просить помощи у черного шамана, - запальчиво выпалил Ансар, - Раз от белого баксы мало толку! - Сначала выслушай меня до конца, - нахмурился кузнец, - из черных шаманов получаются плохие помощники, зато колдуны с большой легкостью заставляют работать на себя других. И не заметишь, как твоя душа окажется у него в услужении. Дело в том, что черные шаманы, имея дело с кровью, могут управлять злыми сущностями. При их содействии похищают они души людей и вступают в сражения друг с другом. За свои услуги просят шаманы плату, порою непомерную для простого смертного. Потому живут черные баксы особняком, не приглашают их на свадьбы и похороны, потому что люди боятся их дурного глаза. Имеют шаманы особую одежду для обряда-камлания, расписанный кожаный бубен и волшебную колотушку. У белых баксы ритуальный наряд не такой приметный. Я, например, на нашем Жайсане не видел ничего кроме светлого халата, да шаманского пояса… - Все равно, так или иначе, мне придется найти черного шамана, - настаивал Ансар, - чтобы определиться в главном - куда держать путь. - Если понадобится, колдун сам встретится на твоем пути, - недобро усмехнулся кузнец, - Тебе просто нужно быть готовым к такой встрече. Ансар раскрыл было рот для очередного уточнения, но Дархан предвосхитил вопрос батыра. - Пока набирайся Решимости и жди знака судьбы. Надеюсь, скоро прилетит к тебе вещая птица и поведет за собой... II Слова мастера Дархана накрепко засели в душу Ансара, словно кузнец вколотил их туда ударами своего молота. Даже постоянные мысли о Нурие перестали тревожить его душу, вытесненные размышлениями о дороге к небу. Теперь все помыслы батыра были связаны с будущим странствием и ожиданием знака с небес. Отныне Ансар во все глаза наблюдал за всевозможными птицами, пытаясь угадать крылатую предвестницу грядущих изменений в судьбе. Однако время шло, а беззаботным птахам, было явно не до него… Пернатые не только никак не выделяли джигита среди прочих людей, но напротив, улепетывали при виде Ансара, предвидя особый интерес к себе. Батыр все же не терял надежды на встречу со знаковой птицей, а заодно вспоминал предания Орталы, связанные с крылатыми созданиями. Конечно же, самой значимой для ортов птицей были лебедь и белый гусь. Если среди зверей, главным животным для кочевников оставалась лошадь, то среди птиц, таковыми являлись гуси-лебеди, часто упоминаемые вместе. И если на гусей орты еще охотились, то мясо лебедя употреблялось в пищу крайне редко. Да и то, только мужчинами, поскольку женщины к убитому лебедю не могли даже прикоснуться. Ведь испокон веков величавые птицы выступали покровителями женского начала, олицетворяя своей белизной девичью невинность, чистоту помыслов и верность. Не говоря уже о том, что гуси-лебеди считались существами трех стихий: земли, воды и воздуха. Правда, существовали и исключительные случаи, когда охотники намеренно поднимали руку на лебедя. По неписанным законам степи, тот, кто придет в чужую юрту с убитым лебедем, не мог получить отказа в своей просьбе. Так сватались к богатым, родовитым невестам удалые, но бедные джигиты, едва сводившие концы с концами. Но и тут все было не так просто… Лебедь, за которого одаривали девушкой, должен отличаться белоснежной окраской и огромным размером - в размахе крыльев доставать от пола до крыши юрты… Такую огромную птицу величали «свадебной». За меньшую добычу, размахом в косую сажень – кулаш, откупались конем, а лебедя называли «лошадиным». Потеряв родителей, Ансар держал этот обычай в уме, так как богатством не отличался, а лучником считался непревзойденным. Вспомнил джигит и ворона… Птицу, живущую на границе Срединного и Нижнего миров и знавшую вкус мертвой человечины. Сказывали, некогда вороватая птица долетела до Верхнего мира и тайком набрала в клюв бессмертной воды. Но не донес до своих птенцов ворон живой водицы, пролил ее по дороге. Попала живительная влага на ели, сосны, горную арчу, и с тех пор они вечно зелены и не боятся самой лютой зимы… Да и сам ворон, подержав в клюве воды бессмертия, отныне живет триста лет. Много чего, связанного с птицами, подсказывала память Ансару. Например, легенду о красной утке - атайке, откладывающей в звериных норах узорчатые яйца, из которых рождаются щенки борзых собак, настигающих самых быстрых джейранов. Считается, что человека, вырастившего такую охотничью собаку, в дальнейшем не оставляет счастье и благополучие. Рожденная от собаки и птицы, бесценная охотница называлась кумай-тазы – летящая борзая. Вспомнил Ансар о филине, чьи перья отгоняют злых духов и о кукушке, которая второпях забыла одеть один сапожек и теперь одна лапа у нее красная, а другая синяя… О горных куропатках уларах, чье мясо спасает от черной оспы и ласточке, в которую вселяются души умерших. Оттого нельзя поднимать руку на быстрокрылую птицу, и если случается такое ненароком, то во избежание неприятностей хоронят ласточку в земле, поливают холмик, молоком, а первого встречного бедного человека, щедро одаривают милостыней. Но не кукушка, ни сова, ни ласточка никак не привечали Ансара, и он, махнув рукой на слова кузнеца, начал сборы в дорогу. Отъезд батыр наметил назавтра, а ночью ему приснился странный сон. Большая часть сновидения, как это и бывает, рассеялась с первыми лучами солнца, оставив лишь туман воспоминаний… Ансар потянулся, тряхнул головой, прогоняя остатки сна, когда вдруг увидел на подушке пестрое птичье перо. Вроде бы ночью никаких птиц с таким оперением к нему не прилетало. Но едва батыр взял перышко в руку, как сразу же в его памяти, по крупицам восстановился почти ускользнувший в небытие сон. Увидел в сновидении себя Ансар на вершине знакомого обрыва. Как обычно смотрит он в синее Небо, печалится о потерянной Нурие. Грустно смотрит вдаль, на бескрайние просторы родной земли. Только отчего-то перед батыром не золотая степь в зеленой дымке, а черная глубокая пропасть, и на краю этой бездны стоит он - один на всем белом свете. Угрожающе темнеет внизу необъятная пасть, готовая проглотить голубое небо, белые облака, желтое солнце. Тревожно на душе у батыра - видит он, как из глубины пропасти поднимается черное облако, закрывающее собой небесную синь. Зловещее тягостное безмолвие вдруг нарушается хлопаньем сотен крыльев, и Ансар видит – надвигающаяся туча, словно соткана из плотно летящих безглазых черных галок. Нависает пернатая пелена над джигитом, смыкается над его головой, подобно мрачному покрывалу. Тогда выхватывает батыр саблю, а вместо нее из ножен вылетает не клинок, а стремительная пестрая хищная птица. Врезается она в темную стаю и молнией пробивает ее насквозь. Там, где пролетает крылатая сабля, льются с неба на землю солнечные лучи, сквозь непроглядную тьму. Корчатся на земле в пятнах света слепые галки, светлым лучем носится по небу «пернатый клинок», повсюду настигая черные тени. По настойчивости и стремительности, Ансар узнает в птице ястреба. Во все стороны разлетаются черные птицы, прибиваются к земле, взмывают ввысь, но нигде нет им спасения. Ширококрылый хищник, со сверкающими глазами неутомим и беспощаден. И вскоре исчезают порождения мрака, оставляя лишь черную пыль в воздухе, да угольные перья на земле. Очищается небо, вновь открывается взору степной простор, и, описав круг над головой Ансара, пестрый ястреб бесшумно ныряет в ножны. Берется за рукоятку сабли батыр и чувствует, что она теплая, и трепещет в руке, словно взятая в руку птица. Ощущение живого существа в ладони не покидало Ансара до той поры, пока он не расстался с чудесным перышком. Зато пришло понимание: пестрым быстрокрылым Ястребом оказалась его вещая птица. Батыр и сам был готов взлететь от радости - духи подтвердили его готовность к походу на край земли. По правде сказать, после встречи с Дарханом он и сам твердо решил отправиться в путь, но знак свыше придал Ансару новых сил. Теперь предстояло поделиться своей радостью с мудрым Дарханом… Но сначала Ансар пошел не к кузнецу, а к охотнику Идилю, чтобы узнать ястребиную повадку поближе. В Зеленых Холмах было несколько замечательных охотников с ловчими птицами, но Ансар обратился именно к старому Идилю. Пусть старик уже давно уже не охотился с беркутом, зато обладал хорошей памятью и образной речью. Главное, Итиль любил поговорить и считал себя знатоком пернатых хищников. - Ты просишь рассказать тебе о ястребе, - старик не скрывал удовольствия, - твой отец одобрил бы твой выбор: о нравах и повадках ловчих птиц, я знаю все! Понимая, что красноречие Идиля неисчерпаемо, а разговор может растянуться на весь день Ансар начал очерчивать тему беседы. Сначала решили опустить предания о хищных птицах вообще, обошли стороной подготовку беркутов, уклонились от обсуждения достоинств сокола самого Идиля. Так, то сдерживая или подбадривая рассказчика, Ансар подошел к самому интересному для себя… - Издавна в нашем народе самых смелых джигитов и мужественных батыров сравнивают с хищными птицами, - Идиль провел ладонью по седой бороде, словно призывая ее в свидетели, - но если с беркутом обычно сравнивают сильного, прозорливого и победоносного правителя, то не каждому батыру по плечу сопоставление с соколом или ястребом. - В чем различие между этими двумя благородными птицами? - В том, что ястреб преследует добычу до тех пор, пока не настигнет. Такая его настойчивость даже вошла в поговорку: «Ловчий ястреб и от лисицы в лесу не отстанет». Зато сокол глазаст, стремителен, бьет добычу на лету. Однако после неудачной попытки сокол обычно оставляет жертву, а ястреб преследует ее до конца. Соколу нет равных в чистом небе… Ястреб же хорош повсюду: за добычей в чащу последует, перед колючим кустарником не дрогнет. У этих птиц, как у выдающихся людей, свои достоинства и недостатки. Ястреб упорен, но гневлив, легко впадает в ярость, сокол же бесшабашен и слишком самолюбив. Но и тот, и другой, отважен и благороден. - Как понимать благородство применительно к птице? - допытывался Ансар. - Эти птицы по внешнему виду величавы и горды, оперение их опрятно, в еде они избирательны – питаются только свежим мясом. Да и его едят без излишней жадности, предпочитая самые нежные куски пойманной добычи. Отличает их красивый полет и бесстрашие. Пусть боятся другие! Недаром у нас говорят: «Сокол - в полете, птицы – в разные стороны». - А что, говорят о ястребе? - Отмечают его хватку, упорство и целеустремленность. Да и сила в нем немалая – может ястреб утащить рябчика одного с ним веса. Но лучше пословицы не скажешь: «Ястреб своим упорством огонь в очаге может разжечь». Сокол же только разведенное пламя сумеет поддержать. Вот и получается, сокол отличается быстротой и натиском, ястреб – силой и настойчивостью. В хорошем настроении шел в кузницу батыр Ансар – уж, очень хороша оказалась птица из его вещего сна. Беседуя с охотником Идилем, батыр с трудом скрыл причину своего любопытства. Зато мастеру Дархану он поведал все как на духу. - Вот оно, ожидаемое знамение, - кузнец вытер рукавом пот со лба. - Пестрый ястреб, да еще вылетающий из ножен – Решимость, которой стало тесно в тебе. А еще верный знак того, что без особого оружия в походе не обойтись. Я говорю об именном богатырском мече -разящем и беспощадном, как ястреб. - Но ведь твоя, «разрубающая верблюда» сабля, меня до сих пор не подводила, - спросил Ансар, не скрывая желания выступить в поход побыстрее. - В том-то и дело, что эта сабля - моя, - пояснил Дархан, - а тебе батыр, нужен собственный меч, выкованный специально для Ансара. К тому же моя сабля рассчитана для сражений с людьми. Тебе же, нужен надежный стальной друг, готовый для борьбы с неведомыми чудовищами. - Ты говоришь о мече, как о живом существе… - Так оно и есть. Меч, выкованный для известного человека, – вместилище души хозяина оружия. В ознаменование твоего вещего сна я сделаю такой одухотворенный меч и назову его Тогрул - «Ястреб». - Но когда это еще будет, - разочаровано протянул Ансар, готовый уже сейчас идти на край света, - сколько еще времени пройдет… - Времени уйдет столько, сколько потребуется… В таких делах торопиться и медлить нельзя. Меч родится в точно отведенный ему срок. И ты, Ансар, не спеши - хорошенько откорми своего Вихря и найди себе помощника, без него до Затерянной Земли не дойти… Меч, конь и друг - вот залог твоего возвращения домой. Конечно, вместе с горячим желанием вернуться на Родину. - Но ведь я покидаю Орталу по милости своих земляков! Отнесись они к Нурие по-человечески, вряд ли мне пришлось бы с ней расстаться. - Значит, так было суждено, и обижаться можно только на себя. Запомни, Ансар: ты плоть и кровь своего народа, и чтобы ты не сделал, ты сделаешь, как орт. Все твои слабости и достоинства, победы и поражения связаны с Зелеными Холмами, с Орталой. Отсюда родом твой отец Айдар, здесь ты получил имя и стал воином. Незримые корни должны питать тебя на чужбине, не давая превратиться в траву «перекати-поле». Знакомая речь в устах земляка-друга напомнит тебе о родных краях, пробудит воспоминания детства. Пойми, Ансар, герой не только тот, кто выходит на поединок с врагами, но и тот, кто прокладывает дороги в неизвестное, открывает для земляков новое и прославляет подвигами свой народ. Надеюсь, ты понял, о чем я? - О том, что нельзя покидать Родину с тяжелым сердцем… - И это тоже… Но уясни главное: смысл твоего странствия не только в обретении Нурии. В конце концов, возможно, она покинула землю безвозвратно, уж прости за откровенность. Куда важнее другое – в поисках девушки, ты раздвинешь представления ортов об окружающем мире, найдешь места для новых кочевок, познакомишься с неведомыми обычаями, получишь полезные знания. Ты станешь глазами и ушами Орталы и взглянешь на мир глазами соотечественников. Твой поход в Затерянные Земли должен принести пользу нашему народу и в этом случае я готов помочь тебе. Я бы никогда не взялся ковать именной меч человеку, занятому только собой. Скажу больше: возвращение Нурии я считаю благом для Зеленых Холмов, иначе бы наш разговор не состоялся… Поэтому в свою очередь я прошу у тебя, Ансар, об одном одолжении… - Я готов пойти навстречу любым твоим пожеланиям, - твердо сказал батыр, - твои слова мне по сердцу. Думаю, с ними согласился бы и мой отец. - Не говори никому, что отправляешься на поиски Нурии. Пусть для всех твое путешествие пойдет под знаком поисков лучшей доли для своего народа, открытием новых земель и полезных знаний. Поверь мне, так оно в итоге и произойдет… Испытание дорогой и чужбиной обязательно изменит тебя. Поэтому к месту, где слышен Отклик Неба, ты доберешься совсем другим человеком. Посвяти свой поход не только любимой, но и пользе Орталы. В этом случае тебя соберет и проводит в дорогу все селение, а это значит, что люди будут ждать твоего возвращения. Тайком, не прощаясь, сбегают только предатели и воры. Я же хочу, чтобы ты смело смотрел в глаза землякам и мой меч служил верой и правдой не только тебе, но и общему делу. Важно найти свою избранницу, но еще важнее обрести себя, став опорой своему Отечеству… Особенно когда соплеменники не понимают тебя. - Я обещаю тебе, мудрый Дархан, сделать, по-твоему. Клянусь, я уйду в долгий путь с легким сердцем и добрыми воспоминаниями. С именным мечом в ножнах и вместе с надежным другом. Да будет щедрым к тебе Небо, как ты щедр ко мне. На том и порешили, мастер Дархан возьмется за изготовления меча и попробует заручиться поддержкой Круга старейшин, а Ансар будет искать верного спутника и заниматься подготовкой к дальнему походу. III Мастер Дархан взялся за дело со всей серьезностью, как и за все, за чтобы он не брался. К тому же изготовление меча для Ансара стало для него делом чести. Как и всякий кузнец Дархан относился к немногим избранникам, постигшим таинства обращения с железом, а значит, обладавшим особым чутьем на сверхъестественное. Последние события лишь подчеркивали ту особую роль, которое Небо отводило кузнецу в истории с Ансаром и Нурией. Поэтому выкованный для батыра меч должен был стать главным творением кузнеца, которое прославит как хозяина меча, так и изготовившего его мастера. Откровенно говоря, ремесло кузнеца в Срединном мире всегда находилось под покровом таинственности. Уж слишком особенным был материал, с которым приходилось иметь дело кузнецам. Люди добывали железо в недрах земли из руды, метеориты приносили его с неба, значит, поддержка духов Верхнего и Нижнего мира в этих делах уж точно не будет лишней. Кузнецу же предстояло превратить железо в полезные, а иногда и в очень опасные вещи. Для чего требовалось не просто желание и умение, но и «договоренность» с огнем, который требовал духовной чистоты. С другой стороны и сам огонь очищал мастера, а в исключительных случаях приобщал к незримому миру духов этой стихии. Возможно, поэтому неразговорчивый кузнец привечал Нурию и хотел помочь Ансару. Дело в том, что кузнецам с лихвой доставалось от людского невежества. Им тоже зачастую приписывали колдовство и дружбу с нечистой силой. Причины такого суеверного страха, смешанного с глубоким почтением, Дархану были хорошо известны. Кузница расположена всегда на отшибе, для земляков это лишний повод заподозрить неладное, им невдомек, что это просто забота о безопасности и спокойствии людей. Ведь работа с огнем – всегда чревата пожарами, а ковка железа сопровождается грохотом. Или еще одно вечное обвинение – кузнец работает ночью, когда обычные люди спят, а мир наполнен темными сущностями. Не иначе нуждается мастер в их тайной помощи… Да и откуда знать табунщикам и охотникам, что после заката у горна - прохладнее, что в полумраке проще определять тягучесть металла по едва уловимым оттенкам свечения. Из-за этого самое лучшее железо вообще ковалось безлунными ночами… Ну как кузнецу не посочувствовать Нурие, заочно причисленной к недругам Зеленых Холмов. Как не помочь Ансару, не желающим мириться с такой несправедливостью. Начал мастер с того, что отправился к Черным пещерам, где молодые орты проходили обряд посвящения и которые предпочитали обходить стороной. Вернулся оттуда Дархан не с пустыми руками, а с неприметным увесистым свертком. Обращался кузнец со своей ношей, как с величайшим сокровищем, ведь в грубую ткань был завернут слиток особо чистого железа. Мастер с нежностью провел натруженной ладонью по гладкой поверхности и улыбнулся: превратить невзрачный кусок в прекрасный сверкающий меч, на первый взгляд, смог бы только чародей. Он, Дархан, справится с этим без всякого волшебства. Недаром его отец, тоже кузнец, предвидя особый случай спрятал железный сплав в укромном месте. Принесенный кузнецом слиток заслуживал исключительного уважения из-за почтенного возраста и выпавших на его долю испытаний. Несведущие люди, вовсе считали их несовместимыми с жизнью металла, называя такое железо «умершим», «мертвым» … «Убивали» железо, помещая его на долгие годы в заболоченный родник, который держали в глубоком секрете. В воде с заданными свойствами железо ржавело, покрывалось патиной, доходя до нужного состояния, известного лишь посвященным мастерам. Именно тогда его переплавляли, а полученные слитки зашивали в кошму, оборачивали слоем промасленной кожи и хранили долгие годы в темных пещерах. Полученный сплав отличался мягкостью и тягучестью, близкими по свойствам к золоту… Мечи, выкованные из вновь «рожденного» железа, не ржавели годами даже в воде, перерубали другие клинки пополам и обладали невероятной «живучестью». Понятно, что такое оружие делалось редко и долго, хранилось как драгоценность и стоило целое состояние. К счастью для Ансара, мастер Дархан обладал этим чудесным сплавом, теперь оставалось воплотить его в достойный меч. Чем он, после разговора с батыром, занялся с большим воодушевлением. Как и следовало ожидать, Круг старейшин одобрил большое путешествие Ансара. После недавних событий, связанных с Нурией, орты посчитали за лучшее - отправить батыра в дальний поход. За время странствий многое забудется и всегда угрюмый Ансар наберется новых впечатлений: развеется в пути и возможно позабудет Нурию. Что на уме у батыра возвращение девушки В Срединный мир, никому и в голову не приходило. Отчасти из-за невыполнимости задуманного, да и Нурию как возможную жену батыра орты не воспринимали. Поэтому поступить, как советовал кузнец Дархан, Ансару не составило большого труда. Что касается выбора спутника в дорогу, то вопрос этот решился сам собой. Поскольку поход Ансара с некоторых пор опекался Кругом старейшин, то, посовещавшись, старики выбрали батыру помощника. Им стал Жарас, подобный Барсу. Строго говоря, в распоряжении Круга старейших во главе с эльбеком Агоем, находилось всего три джигита для такого дела. Батыр Айбар, подобный Орлу, батыр Огир, сравнимый с Рысью, и охотник Жарас с тамгой Барса. Опытный Огир отпал сразу по нескольким причинам. Слишком батыр обременен семейными обязанностями, опять-таки немолод, значит, без особого восторга воспримет верховенство Ансара в дальней дороге. Батыр Айбар, сверстник Ансара, уже отличился в боях с гарами и в Зеленых Холмах на него возлагают большие надежды. Джигит смел, силен, рассудителен, не теряет головы в самых опасных ситуациях… В отличие от Ансара он не отклонялся с прямой дороги и происходит из уважаемой семьи. То есть, нужен соплеменникам, здесь и сейчас. Все понимают: запрягать двух лучших джигитов в одну упряжку заведомо неблагодарное занятие. И дело тут не в том, что каждый знает себе цену, и будет тянуть в свою сторону. Просто Айбар принесет Зеленым Холмам куда больше пользы, находясь дома. А если учесть недавнюю свадьбу батыра беременность жены, то вряд ли он отправится в дорогу с большим удовольствием. Совсем другая история с Жарасом. Он тоже ровесник Ансара и на обряде посвящения показал себя одним из лучших. На первой охоте добыл каменного козла - теке и заслужил тамгу снежного барса. На войне с гарами Жарас входил в отряд Ансара и даже участвовал в нападении на ставку тагана. Правда, батыром джигит пока не стал, что для его молодости простительно. Дальний поход, полный приключений давал Жарасу хорошую возможность отличиться и вернуться в Зеленые Холмы в этом почетном звании. Ну, а поскольку джигит не был женат, это сразу сделает его завидным женихом в глазах девушек на выданье. Вообще-то Жарас и так не страдал от недостатка женского внимания… Если джигит и был холостым, то главным образом из-за своей переменчивого характера. Поскольку Жарас отличался мечтательностью, пылкостью и влюбчивостью… Впрочем, это обстоятельство не могло служить большой помехой в пути, даже скорее выступало как достоинство. В силу своей открытости и любознательности, Жарас обладал наблюдательностью, знал много историй и слыл отличным рассказчиком. Сам Хранитель Аркат рекомендовал Жараса в поход, предвкушая его яркие и красочные рассказы о приключениях. Но и помимо этого у Жараса было немало других достоинств. По силе он, пожалуй, превосходил многих своих сверстников и вряд ли бы намного уступал Айбару или даже Ансару. Следопытом джигит также считался отменным, так как происходил из семьи потомственных охотников, то есть знал и умел много полезного, неведомого другим. Отец Ансара, батыр Айдар, тоже мог считаться знатным охотником, но прославился он главным образом, как стрелок. Это умение, в конце концов, и сделало его батыром, а меткость в стрельбе он передал, как бесценный дар, своему сыну. В семье Жараса охоте отводилось куда больше внимания... Все мужчины его рода, мало того, что точно стреляли, но еще расставляли силки, охотились с ловчими птицами и собаками, знали повадки зверей и подрожали голосам птиц. Не зря считалось что род Жараса ведет свое начало от легендарного охотника Шора, того самого, что загнал трех архаров на небо и погасил лишнее солнце. Так что если для рукопашной схватки с противником Жарас и уступал Ансару, то для скрытных действий он подходил лучше. Сочетание силы Тигра и осторожности Барса, по мнению старейших, делала такую связку очень надежной. Ну и, наконец, джигит отличался приятной внешностью и статью, а имя Жарас означало «Пригодный к делу», что тоже могло восприниматься добрым знаком для похода. Вдобавок ко всему орты хорошо знали друг друга и если не были друзьями, то вполне могли ими стать. Работа у Дархана спорилась, и меч он выковал довольно быстро. Томившийся ожиданием Ансар, увидев работу мастера, на миг потерял дар речи. Изготовленный именной меч превзошел все ожидания батыра. Сверкающее, сужающееся к вершине лезвие, удобная массивная рукоять, богато украшенные серебром ножны - свидетельствовали об исключительных качествах оружия. На обкладках ножен и рукояти четко выделялся орнамент в виде плотно сомкнутых перьев ястреба. У основания клинка Ансар заметил выбитое очертание птицы в полете, а навершие рукояти меча венчала искусно выполненная голова пернатого охотника. Налюбовавшись работой кузнеца, Ансар вернул меч Дархану с некоторым испугом: вдруг мастер не захочет расстаться со своим творением. Великолепный меч был достоин самого Эльхана Орталы, и эльбек Агой, преподнеся столь щедрый дар Верховному правителю, заручился бы его поддержкой на долгие годы. Или вдруг мастер сочтет, его молодого батыра, не готовым к столь драгоценному дару… Зачем тогда на лезвии меча изображен ястреб – птица, приснившаяся Ансару? – мысленно успокоил он себя, - но ведь беркуты, соколы, ястребы всегда были знаками высшей власти. - Батыр Ансар, подобный Тигру, я выполнил свое обещание, - рассеял все его сомнения Дархан. - Сделал самый главный меч в своей жизни. Пестрый ястреб или Тогрул – имя ему, и я надеюсь, клинку уготована достойная участь. Знай, батыр Ансар, этот меч сделан для тебя и как только он отведает жертвенной крови, в него переселиться твоя душа. Помни, меч не только вместилище боевого духа, но и результат человеческого труда, соединившего две стихии – огонь и воду. Знай, если в огне клинок закалился, то вода может убить его. Первое, что сделают твои враги, чтобы погубить тебя - бросят меч в воду. И хотя «Ястреб» не заржавеет, твоя душа окажется в плену и не сможет во время сна покинуть тело… Так что береги меч от воды и завистливых глаз, не хвались оружием, а если вытащил его из ножен, то пускай в дело. Железо не только отнимает жизнь, но и отделяет живое от мертвого, потому в бою одна сторона клинка смотрит на синее небо, а другая в бурую землю. Именной меч всегда защитит тебя от врагов и от наведенной порчи, если будет заговорен особым заклятьем. Но для этого родовой шаман Жайсан должен прежде соединить «Ястреб» с твоей душой… - Но ведь Жайсан – белый шаман и не имеет дело с кровавыми жертвами … - заволновался Ансар, вспомнив о разделении шаманов на черных и белых. - Похвальное беспокойство, - одобрительно вымолвил Дархан, - рад, что наши разговоры не пропадают зря. В этом обряде будет задействована, не чужая, а твоя кровь. Ее смешают по особому рецепту и «напоят» меч. После чего вы станете с «Ястребом» одним целым. И запомни еще одно – с волшебным мечом в руках, ты, возможно, привлечешь внимание Нижнего мира, будь готов к этому. Но по-другому нельзя, твой путь будет пролегать по кромке двух миров и приведет к ступеням в небо. Пусть же все получится и да будет удачной твоя кочевка, Ансар, в дальние края. Ну, а дальше события разворачивались, хоть и не торопливо, но зато в соответствии со всеми традициями Орталы. В честь отъезжающих в дальний путь Ансара и Жараса соплеменники пировали три дня. Съедено было немало баранов, выпито кумыса и шубата, в числе прочих зарезали трех белых кобылиц, посвятив жертву духам дорог – вечным спутникам Небесного Всадника. Нужно сказать, что одной из достопримечательности Орталы была поваренная соль, исключительная по вкусу, чистоте и качеству. И если в Империи Ай-Цы для расчета даже существовали особые соляные монетки, то рассыпная ортская соль имела гораздо более высокий спрос. Зная это, двум путешественникам Кругом старейшин был отпущен изрядный запас отборной соли, позволяющий путникам уверенно чувствовать себя в известных пределах Срединного мира. Ну, а в дорогу путникам родичи приготовили столько еды, что даже крепкая вьючная лошадка сопровождения, замедлила свой бодрый шаг. Но куда важнее снеди, были пожелания счастливого пути, дельные советы и крепкие искренние объятия земляков. Это трогало до слез и навевало на Ансара с Жарасом светлую грусть расставания. Кузнец Дархан, как всегда оказался прав – в дальние страны путники должны увозить с собой теплоту дома и душевность соплеменников. Рано или поздно провизия, средства, а возможно и силы кончатся, а память о родной земле останется навсегда. Она и станет путеводной звездой для странников в самых тяжелых испытаниях. Может быть, только сейчас Ансар понял самое важное – у него есть дом, куда бы он хотел вернуться с Нурией. Когда скрылись из глаз белые купола юрт летних кочевий, Ансар увидел всадницу, спешащую у ним. По мужской манере верховой езды в преследовательнице не трудно было узнать амазонку Алаис. Догнав друзей, запыхавшаяся, разгоряченная красавица остановилась рядом с Вихрем, давая понять ради кого она здесь. Жарас прибавил ходу, оставив батыра с Алаис наедине. - Я приехала попрощаться с тобой, батыр. И попросить прощения за… Амазонка остановилась на полуслове, но потом все-таки решила продолжить: - За мою любовь! Не держи на меня зла, Ансар, виновата я лишь в том, что хотела быть рядом с тобой. Шла к тебе напролом, не оглядываясь, не думая о последствиях… Но и ты, батыр, сурово наказал меня... Отнял половину сердца! Признаюсь, я не хочу, чтобы ты нашел Нурию и окончательно добил меня. Хотя, зная твою натуру, могу догадаться – ты скорее умрешь, чем откажешься от своего замысла. Поэтому скорей возвращайся домой живым! С Нурией или без нее, но живым… Опасалась я любовного морока, застилающего глаза, а оказалось, нет ничего страшней неразделенной любви. Верила я, что в любви, как на войне, все средства хороши, и что сила женщины в ее страсти… Теперь думаю по–другому: женская сила в терпении… Терпении, как в особом виде гордости, когда любишь своего мужчину вопреки раненому самолюбию. Вот и я умерю свою страсть, запасусь терпением и дождусь тебя. Береги себя, мой несравненный воин, и возвращайся победителем. Не дав Ансару вымолвить и слова, амазонка лихо развернула коня и понеслась от батыра прочь, уносясь от своей неутоленной любви… Пойманная тень I Ансар с Жарасом находились в пути больше двух дней. Степная дорога, протоптанная многими странниками, уходила вдаль, и казалась, звала за собой. Впрочем, джигиты и не собирались с нее сворачивать… В небе пели жаворонки, легкий освежающий ветерок обдувал лица, белые барашки облаков то и дело закрывали солнце, давая спасительную тень. Радовали глаз алые пятна вспыхнувших по весне степных маков, а вдали проносились изящные силуэты джейранов. Дорожные сумки были пока полны еды, лошади – свежи, а всадники преисполнены самых добрых надежд. Такая привычная и милая сердцу степь рано или поздно обещала закончиться, поэтому путники пользовались любой возможностью, чтобы лишний раз насладиться родной картиной. Однако для Ансара, безмятежность закончилась намного раньше, чем ему хотелось. На исходе второго дня пути его будто кольнула невидимая тонкая игла. Словно кто-то незримый высмотрел путников на этих бескрайних просторах и теперь вряд ли выпустит из своих когтей. Будто в подтверждение тому на горизонте возникли темные очертания треугольных гор, похожих на огромные зубы. У их основания белели крошечные шапочки нескольких юрт, предвещая горячее угощение и удобную ночевку. Несмотря на легкое чувство тревоги, набежавшее серой тенью, человеческое жилье в степи воодушевило джигитов. Во-первых, маленькое поселение было ортским, во-вторых, законы степного гостеприимства еще никто не отменял. Ну и, наконец, местные жители могли что-то знать о Затерянных землях. Небольшой аул из четырех юрт, как ни странно оказался гораздо ближе, чем казалось издалека. Зато острые клыки гор, наоборот, как будто отодвинулись дальше, а потом и вовсе исчезли из виду. Но в наступающих сумерках усталым ортам было не до разглядывания окрестностей. Отныне все внимание путников принадлежало хозяйке одинокого селения по имени Ялма. Миловидная женщина с печальными глазами встретила Ансара с Жарасом достаточно сдержанно. Будто выполняла она некую обязанность, возложенную на нее кем-то свыше, что несколько задело гостей. Подобная неловкость разрешилась довольно быстро: оказалось, Ялма недавно похоронила мужа и теперь выполняла его последнюю волю. Посмертные распоряжения состоятельного орта сводились, в сущности, к одному: в течение года жена должна привечать одиноких, уставших путников в самых глухих местах Орталы. Для этого несколько юрт кочевали вблизи малопосещаемых караванных путей или забытых стоянок. Здесь, например, поселение Ялмы уже находится около месяца, а Ансар и Жарас были ее первыми гостями. После этой встречи аул, скорее всего, откочует в другое место для выполнения желания покойного мужа. - Тобой движет благородная цель, почтенная Ялма, - поддержал хозяйку Ансар. - Как известно, Небесный Всадник покровительствует странникам и награждает радушных хозяев. Мы с радостью воспользуемся твоим гостеприимством хоть и пробудем здесь недолго. Не обижайся, добрая хозяйка, на нашу торопливость: слишком дальняя дорога предстоит нам с другом. - Батыр Ансар и джигит Жарас, - ответила Ялма, с трудом скрывая огорчение, - мой муж, прощаясь с жизнью, велел мне угощать одиноких путников не меньше семи дней. Поэтому я прошу вас оказать мне любезность и задержаться в моем ауле подольше. Раз вас ждет дальняя дорога, так наберитесь сил, отведайте свежего кумыса, нежного мяса, баурсаков и румяных лепешек. Заодно поведайте мне, что позвало вас в дальнюю дорогу, скрасьте мое одиночество, я же помогу вам, чем сумею. - Что ж, щедрая женщина, - тут же отозвался Ансар, - так тому и быть. Если не пристало хозяину отказывать в приюте гостю, значит, и гостю нельзя обижать хозяина отказом. Мы пробудем в твоем ауле положенные семь дней, наберемся сил и окажем уважение памяти твоего мужа. Да возрадуется его дух и наградит тебя Небо за радушие, уважаемая Ялма. Мясо барашка таяло во рту, кумыс приятно туманил голову, и молодые орты в который раз за вечер мысленно благодарили Небо за посланное им кочевье Ялмы. Застолье прошло в обычных для ортов разговорах об общих родственниках, победной войне с гарами и дальних неведомых краях. Ялма кое-что слышала о Затерянных землях, но как добраться туда не знала. Единственное, что выяснили джигиты – направление, взятое ими верное, и эта дорога выведет их к самой границе Орталы. Именно там начнутся непроходимые горы и непролазные леса, где, как говорится, медведь не пройдет. В тех краях живут лесные и горные племена, наверняка знающие путь к Затерянным землям. Может, оттуда до плоскогорья Укок уже не так далеко… Но спалось друзьям в гостевых юртах на редкость плохо. Особенно разбитым выглядел Жарас, признавшийся, что за ночь - глаз не сомкнул. Ансар тоже не выспался, но душистый утренний чай быстро вернул обоих джигитов к жизни. День прошел в разговорах и в непрекращающемся застолье. Ялма умела и любила готовить, в чем ей помогали несколько милых девушек, стыдливо отводящих черные глаза. Несмотря на привлекательность и стройность, молодые помощницы отчего-то не вызывали особой симпатии. Для наблюдательного Ансара стало удивительным, что даже его любвеобильный спутник не распушил хвост перед молодками. - Какие-то они не очень живые, что ли… - поделился своими сомнениями Жарас. – Посуди, сам Ансар, ни тебе шепотка, ни смешка, ни брошенного любопытного взгляда. Обтекают тебя, словно вода камень, а на лицах ничего не выражающая полуулыбка. Такую и с гримасой спутать недолго. Нет, эти рыбы в птичьих перьях рождены явно не для меня… Зато по поводу угощений никаких вопросов не возникало. Хозяйка потчевала гостей от души – видно щедрый человек был ее муж. Вот и сегодня вечером, насытившись сочным мясом и золотистой сурпой , гости вольготно развалились на мягких подушках. Хмельной белоснежный кумыс делал свое дело: движения становились раскованней, тело - тяжелей, а мысли - умиротворенней... Так же неторопливо текла беседа, словно ночная птица, мимолетно задевающая крылом все на свете. Говорили о многом, не углубляясь в подробности, поддерживая разговор скорее ради приличия. И не успела полная луна приплыть на середину неба, как джигиты, слегка покачиваясь, направились каждый к своей юрте – знаку особого уважения. По правде сказать, Ансар втайне надеялся, напившись хмельного напитка провалиться в глубокий беспробудный сон. Однако и на этот раз ночные ужасы не оставляли его, а один кошмар оказался настолько живым и реальным, что пробуждение стало для Ансара настоящим спасением. Батыр проснулся в холодном поту, радуясь наступлению нового дня, в котором не было места ночным страхам. Но настойчивая память возвращала Ансара к пережитому, рождая все новые подробности ушедшего сна. Бредет Ансар по безлюдной голодной степи. Мертвая тишина и спокойствие кругом: птица не пролетит, травинка не шелохнётся. Огорчен батыр - нет здесь Ветра, помогающего ему во всем… И идет по пустыне Ансар, сам не зная куда. Чем дальше идет батыр, тем безрадостнее становиться вокруг. Трава под ногами – бесцветная, небо над степью - серое, солнце над головой - мутное, точно глаз с бельмом. Вялая медленная река беззвучно ползет между голыми берегами. Огляделся раздосадованный батыр и загрустил: все здесь мертвое, чужое, ненастоящее… Вдруг видит - вдали плывет, качаясь на воде, странный цветной предмет – розово-красный, притягивающий взор… На первый взгляд напоминает распластанный кусок … легкое. Будто кто-то чуть выше по течению свежует зарезанного барана, а река ненароком, требуху унесла. Только размер у легкого странный: больше овечьего, меньше лошадиного… От ужасного предположения Ансара аж всего передернуло - человечье легкое проплывает мимо него! Нет, быть такого не может. Страшно, но и любопытно, посмотреть бы на него поближе… Если верна его дикая догадка, то нужно скорее уносить ноги отсюда. А вдруг он ошибается и вверху по течению живут обычные люди, разводят скот, готовят еду. Тогда, наоборот, быстрее к ним! Подошел орт поближе к реке, склонился к воде, чтобы получше приглядеться. А от яркого приметного куска плоти в этом сером тусклом мире просто глаз не отвести. Уже совсем рядом плывущая находка, еще ниже нагибается к ней Ансар и оттого, наверное, пропускает смертельный захват. Непонятно как превратилось человеческое легкое в безобразную старуху с огромным жабьим ртом. Вцепилось чудовище крючковатыми пальцами в глотку джигита и тянет в реку. Хрипит, задыхается батыр, а жуткая баба все сжимает когти и шипит змеей: «Отдай мне Нурию и отстану я от тебя. Отпущу на все четыре стороны, а в залог заберу твои легкие… Как найдешь девушку сразу ко мне – верну тебе дыхание. А коли обманешь, утаишь Нурию – задохнешься! Задохнешься! Задохнешься!» От этих слов и проснулся Ансар и долго еще судорожно глотал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Потом откашлялся, пришел в себя и даже нашел объяснение кошмару – навязчивые мысли о Нурие, страх неизвестности, да переедание на ночь. Не стал Ансар рассказывать свой сон Жарасу, тот и без того был сам не свой – поблекший, изнуренный с тоской в глазах. - Совсем потерял я покой, Ансар, - сам начал разговор его друг, - одолевают меня удивительные сны, страшные и пленительные одновременно. Ночи жду, как пытки, а просыпаюсь разбитым, точно меня на веревке за лошадью тащили. - Что за кошмары терзают тебя, Жарас? - живо спросил Ансар, еще не забывший свои видения. - Я ведь и сам проснулся сегодня в холодном поту… - Да не кошмары — это вовсе… Страшный сон быстро стирается из памяти, плохое уходит, не оставляя следов. Меня же пережитое ночью, наоборот, влечет, манит, зовет к себе… Хотя, кто знает, может твой ночной ужас, для меня - сладкий сон, - загадочно проговорил Жарас, облизнув языком потрескавшиеся губы. – Прошу тебя, Ансар, пока не спрашивай меня о сновидениях, все равно не расскажу, хоть убей! Последние слова из уст Жараса прозвучали неожиданно резко. Нарочито пытаясь уйти от ненужных расспросов, он резко поднялся и невольно охнул, неловко подвернув правую ногу. Ансар, не сказав ни слова, удивленно посмотрел на него и тут же отвернулся, не желая вновь нарваться на грубость. Жарас же, стараясь загладить свою оплошность, сам ответил на немой вопрос в глазах друга. - Наверное, оттого, что третью ночь не сплю, еле ноги переставляю. В глазах туман, спотыкаюсь на каждом шагу. Вот и проколол себе где-то пятку. Кровь ручьем текла, думал не остановлю… Не даром говорят, беда не приходит одна. Батыр Ансар нахмурился – уж очень не нравилось ему происходящее. Сразу вспомнилась мимолетная тревога на подъезде к поселению. А в маленьком ауле Ялмы необъяснимое беспокойство прочно поселилось в нем… Да и слишком много странностей и недомолвок окружало забытое Небом кочевье. К примеру, друзья пока так и не увидели ни одного мужчины, хотя баранов кто-то должен был охранять, пасти, резать в конце концов. Опять же, при постоянных перекочевках без мужских рук не обойтись. Сами помощницы Ялмы тоже, мягко говоря, своеобразны. Точнее, чем Жарас, и не скажешь – безрадостные они, уклончивые, точно скользкие рыбы. Только Ансар подумал об отсутствии джигитов в поселении, как ему на ум сразу пришла еще одна странность… Для нескольких женщин, кочующих без мужчин по степи, осторожность должна стать второй натурой. Мало ли кто пожалует на огонек… Гары, рыщущие в поисках легкой поживы, преступник, ищущий укрытия, безумец, обуреваемый злыми мыслями. В любом случае, четыре юрты со стадом овец и молодыми девушками злоумышленники не пропустят. Однако Ялма и ее красавицы явно никого не боялись. Даже бровью не повели, когда к ним пожаловали Ансар и Жарас, молодые, горячие мужчины с неизвестными намерениями. Удивительная безмятежность сквозила здесь во всем, словно аул находился под защитой неведомой силы. И это не могло не тревожить, ибо испокон веков степная мудрость гласила: тот, кто никого не боится, сам представляет опасность. Но и это было не все. Мало того, что Жарас чах и мрачнел на глазах, но и сам Ансар, то и дело напарывался на необъяснимое, если не сказать пугающее. Время от времени, ему наяву мерещилась безобразная старуха из его кошмарных снов. Та самая, с телом похожим на бурдюк, крючковатыми руками и огромным жабьим ртом. Хуже того – воображение батыра рисовало самые страшные картины с участием людоедки. А ну как чудовищная баба затаилась в одной из юрт, а ночью наведается к нему в гости. Судя по зубастой пасти старухи, поесть она любит… Тогда становится понятным, для чего радушная Ялма, так откармливает джигитов. Старается для своей прожорливой матушки! Однако в юртах, конечно же, никакой хищной ведьмы не находилось, и Ансар с Жарасом обсуждали между собой куда более насущные дела. Вероятнее всего, аул Ялмы – ловушка, куда на седьмой день нагрянут джигиты-разбойнички во главе с ее «воскресшим» мужем. Что же пожива им обеспечена: два отличных скакуна, вьючная лошадь, оружие, не говоря уже о бесценном мече - «Ястребе». Для Ансара с Жарасом - это значило, лишь одно: уезжать отсюда пораньше, пока не появятся головорезы. Правда, у Жараса нашлось и другое объяснение гостеприимству Ялмы. По его мнению, хозяйка со своими помощницами, таким образом, подыскивают себе подходящих мужей. Ялма отнимает у путников волю через заговоренные еду и питье, превращая их в покорных рабов. Они-то услаждают женщин, а заодно пасут скот, делают всю тяжелую работу. Выпив жизненную силу до донышка, красавицы избавляются от мужчин, как выбрасывает хозяйка, пустую скорлупу от очищенного яйца. Вот почему не видно в округе помощников… А чтобы заморочить, поработить путников, забредших на огонек и требуются те самые семь дней… II Так или иначе, но покидать аул было надо. И чем скорее, тем лучше. Между тем Ялма с каждым днем становилась все радушнее, привлекательнее, ярче и живее. В ее взгляде теперь появилась игривость, а в движениях наметилась соблазнительность. В присутствии Ялмы оживал даже его понурый друг и бросал на хозяйку все более откровенные взгляды. Ансару стало казаться - еще немного и Жарас вовсе откажется уехать отсюда. Батыр тоже не раз ловил себя на том, что порой не сводит глаз с Ялмы, а в ее лице, нет-нет, да и мелькнут милые черты Нурии. Только в мягких, располагающих к себе очертаниях лица милой хозяйки порою мерещился ему и другой облик - омерзительный, сродни с зубастой мордой чудовищной старухи. Ансар относил это на счет своей излишней впечатлительности, но и от женских чар Ялмы благополучно ускользал. Четвертая ночь выдалась на редкость беспокойной. Накануне ветер неожиданно заволок небо черными тучами, а ночью они разразились проливным дождем. Ночью Ансар проснулся от грозных ударов грома, раскалывающих небеса пополам. Ослепительные молнии, гигантскими трещинами расползались по черному небу, выхватывая из темноты четыре юрты. Несмотря на струи летящей с неба воды, рискуя вымокнуть до нитки, Ансар все же выбрался из юрты. В воздухе пахло грозовой свежестью, сквозь плотную пелену дождя с трудом просматривались очертания соседних жилищ, время от времени озаряемые всполохами молний. Порывы ветра наотмашь хлестали дождем по макушкам юрт, а раскаты грома соревновались между собой в силе и мощи. «Бьет копытами небесный жеребец, высекает из неба искры!» - вспомнилось Ансару ортские объяснения грома и молнии. На этот раз поднебесный скакун просто взбесился, и, казалось, все живое укрылось от буйства стихии. Только мокрый насквозь батыр Ансар зачем-то вслушивается в шум дождя, вглядываясь в непроглядную тьму. Вот до него донеслись сдавленные стоны – терзают беднягу Жараса ночные кошмары. Неслышно подошел к его юрте Ансар, приподнял отяжелевший полог… Молния осветила разметавшееся тело джигита, запечатлев яростное лицо не то страдающего, не то счастливого человека. Опережая раскат грома, батыр закрыл юрту и направился к жилищу Ялмы. Бесшумно откинул полог и стал дожидаться очередного всполоха молнии. Тот не заставил себя долго ждать и Ансар увидел хозяйку, неподвижно сидящую в центре юрты. Было что-то неестественное в ее окаменевшей позе и устремленным вдаль неподвижным глазам. Борясь со страхом Ансар подошел поближе и понял – Ялма ничего не видит и, похоже не чувствует… Ее отстраненность была сродни сну с открытыми глазами, магическому оцепенению или терпеливому ожиданию какого-то неведомого зова. В любом случае, во всем этом чувствовалось нечто жутковатое, мало поддающееся объяснению. После второй вспышки молнии до Ансара дошло, что больше всего пугает в Ялме полная, даже безжизненная неподвижность. Батыр приблизился к женщине вплотную и долго пытался уловить дуновение дыхания или биение сердца. Даже потер уши, но и его острый слух не ощутил ничего… После этого открытия, Ансар тотчас же покрылся гусиной кожей: раз хозяйка не дышала, значит, и не была живой. По крайней мере, здесь и сейчас… Однако потрясения Ансара на этом не кончились. После озноба его бросило в ледяной пот – находясь совсем близко от благообразного лица Ялмы, в отблеске молнии, он ненароком заглянул в широко распахнутые глаза хозяйки. И обмер: в них отразилось нечто до ужаса знакомое. Из бездонной глубины зрачков на Ансара глядела мерзкая старуха с жабьим ртом. Батыр отпрянул, закрыл лицо руками, будто спасаясь от страшной твари. Но тут, сквозь шум дождя, ветер донес до него безысходный крик Жараса…. Ансар еще раз проверил себя: прислушался к дыханию, снова заглянул в глаза в отраженном свете молнии. Нет, все было также и ему ничего не показалось. Ялма не дышала, на него не реагировала, а в глазах ее по-прежнему таилась злобная старуха-людоедка. «Та самая, что потрошит людей у воды и пускает требуху, как приманку!» – зло подумал Ансар, вытаскивая кинжал из ножен. Первым желанием батыра было разделаться с оборотнем прямо в юрте. Но здравый смысл подсказывал другое – мертвое убить невозможно, да и незачем… Ведь перед ортом сидит просто оболочка, а сама злая сущность блуждает где-то рядом. Возможно, сейчас мучает его друга Жараса или вовсе ушла в Нижний мир. Молодой орт, дождавшись грозового всполоха, осмотрелся в надежде понять суть хозяйки жилища через ее вещи. За время нескольких коротких вспышек его внимание привлек лишь крупный клубок с пряжей. Недолго думая Ансар прихватил его и, спрятав за пазуху, чтобы не замочить, побежал в свою юрту. Промокший с ног до головы батыр, придя к себе, тут же разжег очаг. Нужно было согреться, просушить одежду, да и вообще прийти в себя после увиденного. Бодро потрескивающий огонь, сразу же улучшил настроение, залив теплым светом внутреннее пространство юрты. Согревшись и повеселев, Ансар принялся разглядывать добытый клубок ниток. Самым приметным в нем, пожалуй, было то, что шерстяная нить состояла из двух перевитых красных и белых волокон… Возможно, это что-то и значило, но, как применить пряжу себе на пользу, джигит не знал. Скорее по наитию Ансар отмотал от клубка небольшой кусок красно-белой пряжи и бросил ее в горящий очаг. К удивлению орта, веселое пламя сразу сжалось, уменьшилось на глазах, а затем резко вспыхнуло, словно выпрыгнув во все стороны. Точнее в семь углов, осветив их р семью огненными языками, в каждом из которых задрожало призрачное лицо Ялмы. В переливах пламени колыхались уродливые морды, сменявшиеся человеческими лицами с чертами хозяйки и ее подручных. Как завороженный смотрел Ансар на причудливую игру огня… Чудовищные личины, то и дело складывались в изменчивое лицо Ялмы, но с загнутым клювом-носом или жабьим ртом. На какой-то миг пламя нарисовало в воздухе отчетливое огненное чудовище с семью головами. Семиглавый призрак висел над очагом, пока не унесся с клубами дыма в отверстие потолка юрты. И тут ошарашенного Ансара осенила запоздалая догадка. Семь страшных голов, семь дней пребывания в ауле, страшный сон с прожорливой людоедкой… Да ведь о семи головах в Срединном мире только Жылмауз Кемпыр – Ненасытная Старуха! По-разному называли в степи это порождение тьмы: Прожорливая Пасть, Жадный Рот, Алчная Утроба… И все в точку, ибо отличал людоедку непомерный аппетит и великая изворотливость. Вглядываясь в теперь уже успокоившийся огонь, батыр вспоминал все, что знал о Ненасытной Старухе. Много описаний было у этого древнего создания, известного с незапамятных времен. Изображали его то оборотнем о семи головах, то в виде старой ведьмы с острыми треугольными зубами. Дурная слава шла по пятам за этим страшным творением Нижнего мира. Ненасытная Старуха заманивала путников к себе в жилище, мучила ночными кошмарами, а когда ослабевший от бессонницы человек проваливался в тяжелый сон, пила его кровь. У кого из пятки, а у кого из ямки под коленом… Не помнил человек, где поранил ногу, а только сникал, чахнул, пока из ослабевшей жертвы полностью не выпивала жизнь коварная тварь. У молодых женщин отнимала старуха красоту, у мужчин – силу и боевитость… Потому-то могла Жылмауз Кемпыр быть привлекательной и нежной, а если понадобится свирепой и невероятно сильной. Знающие люди рассказывали: чувствует Прожорливая Пасть свою жертву за один день перехода и готовится к встрече, превращаясь, в кого пожелает. Обернуться может в красавицу, свирепого зверя, но чаще в немощную старуху, молящую о помощи. Поможет такой убогой страдалице, почтенный отец семейства и тут же попадет в ее когтистые руки. А потом и в обмен на свою жизнь, приводит заложник к Прожорливой Пасти своих детей. Обычно расставляет свои силки Жадная Утроба в малолюдных местах в виде одиноких юрт, причем сопутствует людоедке невесть откуда появляющаяся огромная черная гора. Одолеть людоедку обычному человеку не под силу. Слишком обманчива и мудра Алчная Пасть. Хотя находились батыры, не уступившие в хитрости этому многоликому оборотню. Исходя из древних преданий сначала нужно ограничить в движении прожорливую тварь, связать заклятием или магическим действием и только потом попробовать убить. Для этого можно было проткнуть тень ведьмы заговоренным предметом, например, железным колом… Ведь, как известно, душа оборотня предусмотрительно скрыта в тени, на тот случай, если враги поразят видимое тело. Правда, случалось, что и оставляла в живые свои жертвы Жадная Старуха и даже помогала дельным советом или колдовством. Но то было неслыханным исключением, ибо по сути своей Жылмауз Кемпыр являлась вечным врагом человеческого рода. Все сходилось… Прокушенная пятка Жараса, изматывающие ночные видения и куда-то исчезнувшая островерхая гора. Кстати, только сейчас Ансар понял, что же напомнил ему черное очертание возникшей вдали громады. Треугольный зуб из огромной жабьей пасти семиглавого чудовища… III Что ж, в любом случае, догадка лучше неизвестности, а утром все другим кажется. Не зря в степи говорят: что ночью страх, то утром – прах. На следующий день Ансар, после утренней трапезы отвел Жараса в сторону и рассказал о ночных размышлениях про Жылмауз Кепмыр. - Не сомневайся, Ансар, - неожиданно горячо поддержал его Жарас. - Так оно и есть, уж поверь на слово. Посмотри на меня, во мне осталось сил, только на половину того Жараса, которого ты знал. И сны меня ужасные мучат, и пятки кровью исходят, и от Ялмы глаз отвести не могу… - Отчего же ты мне раньше ничего не сказал, - искренне возмутился Ансар, - Сам же говорил: ногу поранил, оттого что не выспался… Мол, ночные кошмары твое личное дело. - Да не мог я тебе всего рассказать, - потерявшим силу голосом отозвался Жарас. - Ну почему? - Потому что сам был в этом виноват… - Знаешь, друг мой Жарас, - на скулах Ансара заиграли желваки, - либо все рассказываешь без утайки, или я решу, что ты с людоедкой заодно. Или может, как в моем кошмаре, Ненасытная Старуха взяла тебя за горло и обещала отпустить в обмен на мою голову? - Говори да не заговаривайся, Ансар, - теперь уже обиделся Жарас, - ты тут вообще не причем… Ну да ладно, слушай, расскажу все как есть. В первую же ночь мне приснилась… Нет, не Жылмауз Кемпир, а … - джигит покраснел, - А прекрасная нагая девушка… Она тоже была ненасытна, но только в другом. Всю ночь красавица терзала, нет ублажала меня такими ласками, про которые я рассказать тебе не в силах. А в награду за доставленные удовольствия попросила моей крови. Совсем немного… Жарас понурил голову и глубоко вздохнул, словно, сбрасывая невыносимую тяжесть с плеч. - Наутро мне белый свет черным показался. Чувствовал себя разбитым, как упавший на камни глиняный горшок… Но все равно уже о предстоящей ночи думал, ждал свою ненасытную ночную подружку. И знал, что ничего не пожалею, если она меня опять попросит об «одолжении». Чего хотел, то и случилось… Только на следующий день совсем все стало не так. Незря говорят о горемычном человеке – свет для него померк. Вот и для меня мир вокруг стал другим - серым, безрадостным. Все кругом какое-то безвкусное, бесцветное… Все, кроме хозяйки Ялмы. Она в этом померкшем мире, словно яркое пятно, радуга в небе, знамя в степи. И я весь день хожу, только о ней и думаю. Ты уже, наверное, понял, как много от Ялмы было в той страстной ночной девушке. А потом я и различать перестал, кто ко мне ночью приходит. Затем в тех сладостных утехах и молодые помощницы Ялмы начали участвовать. И тоже стали крови моей просить… Вот и выходит - я свою жизнь осознанно и добровольно променял на наслаждения, стало быть, сам виноват. - В том-то и заключается колдовское наваждение, - перебил его Ансар, - что не мир для тебя померк, а ты померк для мира. Все его дневные краски людоедка в любовный ночной пыл превратила, а тебя чуть рабом не сделала. Не своим рабом, слуг у нее предостаточно. Хотела Ялма, чтобы ты поработил самого себя, чтоб от чередования холода и жара чувств треснул, как камень и перетекла в нее твоя жизненная сила. Зря все-таки ты мне ничего не сказал. Я ведь думал, тебе тоже старухи с зубами, да когтями мерещатся. - Скажу честно, сначала хотел рассказать тебе о ночных усладах, - глухо вымолвил Жарас, - Не постеснялся бы. Напротив, даже похвастаться хотел, вот только будто нарочно у моей искусительницы вырвалось: если расскажешь кому о наших ночных утехах, к тому я и уйду. Дескать, страсть тайну любит и от этого горячей становится… Вот и не сказал я ничего тебе, боялся своей любвеобильной красавицы лишиться. Уж прости меня, Ансар, за мою жадность, выходит, правы мудрые степняки: легче горести с врагом разделить, чем наслаждением с другом поделиться. - Прощаю, конечно же, прощаю тебя, Жарас! Не забывай, с тобой была не просто женщина, а чародейка Жылмауз Кемпыр. С ней еще предстоит за все рассчитаться. Помнишь, говорил я о клубке с двойной красно-белой ниткой. Отдам, Жарас я его тебе с хитрым умыслом для отвлечения Прожорливой Пасти. С помощью этого красно-белого клубка шерсти. Покричишь, помашешь руками, позовешь хозяйку к себе: не ты ли Ялма пряжу потеряла? Пусть отвлечется, засмотрится Ненасытная Старуха на тебя… Мое же дело вогнать в ее тень свой меч. Верю я, мой Тогрул-Ястреб ничуть не хуже заговоренного железного кола. Удастся мне связать людоедку собственной тенью, значит, наша взяла. Нет, тогда готовься Жарас к неземным мучениям, в которых наша хозяйка тоже, думаю, знает толк. IV Ялма встретилась Ансару как раз на полпути, когда он шел от своей юрты, пряча за спиной обнаженный меч. Лужи еще не просохли после вчерашнего ночного ливня, и женщина то и дело смотрела под ноги, что было очень кстати. Ансар широко улыбнулся, причем искренне – за спиной у Ялмы, в шагах в пятидесяти, он увидел Жараса с заветным клубком в руках. Улыбка предназначалась другу и одновременно служила сигналом к началу совместных действий. Не успел Ансар завести разговор о вчерашнем буйстве природы, как раздался зычный голос Жараса. «Ялма! Ялма! Смотри-ка, что я нашел!» - кричал Жарас хозяйке аула. Та тотчас же обернулась на его зов. Сзади нее стоял джигит, поигрывая в руках клубком ниток, причем делал это так смело, что шерстяной шар в любой момент мог оказаться в грязи. Не желая рисковать дорогой пряжей, Жылмауз решительно развернулась и легко зашагала к Жарасу, на ходу шутливо умоляя не уронить клубок в лужу. Ансар последовал за ней, завороженно глядя на тень женщины-оборотня. В то, что милая хозяйка маленького кочевья - Жылмауз Кемпыр, безобразная Ненасытная Старуха, он теперь поверил окончательно. Ялма была довольно статной, пусть и не молодой женщиной, а после ночных встреч с Жарасом и вовсе расцвела. Тень же ее явно принадлежала кому-то другому. И батыр догадывался кому… Длиннорукой старухе, похожей на бурдюк с жабьей мордой. Кургузой, почти без шеи, на коротких кривых ногах. Такое несоответствие сбило бы с толку кого угодно, только не молодого батыра. Он внутренне ждал подобного и готовился к такому повороту событий. «Быстро же тебя состарило солнце, Жадная Глотка», - сказал он про себя и решительно вытащил меч из-за спины. И тут случилось непредвиденное – бесформенная, мешковатая тень старухи вдруг исчезла. Ансар все еще следовал за Ялмой, когда он догадался о своем промахе. О безграничное Небо! Он совсем забыл об облаках, закрывающих солнце, и небеса наказали его за самонадеянность. Поразить прожорливую тварь можно было только при чистом небосводе, да и друга следовало предупредить о возможном неблагоприятном раскладе…. Но батыр на небо не взглянул, и набежавшие тучи закрыли солнце, отняв у людоедки тень, а у Ансара - надежду на успех. Жарас, не понимавший сути происходящего, стоял, перебрасывая клубок из руки в руки, в пятнадцати шагах от Ялмы. Мимолетная растерянность Ансара сменилось мрачной решимостью – сейчас он прибавит шаг, догонит Ялму и ударом сзади покончит с ней. Нет, предательский удар исподтишка, в спину, не в его характере. Он обозначит свои намерения, окликнет хозяйку и будь что будет. Пусть оборотень развернется к нему, и только тогда он сразится с ним… Ну, а потом постарается поразить тень людоедки. Возможно, придется попеременно бить то по тени, то в тело Ялмы. Здесь очень кстати бы пришелся Жарас… Вдвоем сладить с оборотнем намного легче: один - бьет, другой - отвлекает. Но батыр и здесь дал маху – Жараса для участия в бою тоже следовало вооружить. Теперь, если людоедка убьет Ансара, его друг даже не сможет умереть, как подобает воину - с оружием в руках. Ансар резко ускорил шаг и почти нагнал Ялму, когда Ветер открыл в небе ослепительный глаз солнца. Черная тень Ненасытной старухи появилась столь внезапно, что Ансар чуть не наступил не нее. Но батыр не смутился, для него куда важнее был добрый знак свыше. Не иначе, его верный союзник Ветер пришел на помощь в самый нужный момент. Покровительство Ветра, разогнавшего тучи, настолько воодушевило орта, что Ансар окликнул Жадную Глотку. Между тем Ялма, почувствовав неладное, сама бросила быстрый взгляд за спину. И тотчас же среагировала, так что стремительный разворот людоедки совпал с окликом батыра. Перед ней стоял Ансар со сверкающим мечом наголо, явно намереваясь пустить его в ход. В то же мгновение Ялма обернулась вокруг себя и отпрыгнула в сторону, обретая в прыжке свое звериное обличие. Однако она ошиблась, выводя из-под удара мускулистое тело, поскольку Ансар ударил в растекшуюся по земле тень. Впрочем, реакция оборотня была столь быстрой, что только чудо помогло самому быстрому воину Зеленых холмов вонзить меч в самый кончик ускользающей черноты. Слава Небу, ему удалось почти невозможное, и когда чудовище, дико взревев, бросилось к нему, батыр был уже вне досягаемости смертоносных когтей. Оборотень забился, как огромная пойманная рыба, не в силах вырваться за пределы пространства, очерченного собственной тенью. Лапы чудовища скребли мягкую землю, комьями летевшую во все стороны, грудь ходила ходуном, а бугры мощных мышц, казалось, вот-вот разорвут кожу… Внутри условного круга, обозначенного тенью, пробитой мечом, тварь могла двигаться довольно свободно, прыгая и разворачиваясь в разные стороны. При этом облик страшилища изменялся с удивительной быстротой. Голова Ненасытной Старухи превращалась, то в жабью морду, то в змеиную голову, то вдруг обретала острый клюв или становилась отвратительным человеческим лицом. Семь обликов, семь голов, семь сущностей Жылмауз Кемпыр представали один за другим, приводя друзей в суеверный страх. Ведь каждое новое превращение оборотня сопровождалось могучим рывком к свободе, грозившим прорвать возведенную защиту. Однако вонзенный в землю «Ястреб» стоял незыблемо, точно скала в бушующем море. Трудно было поверить, что пригвожденная мечом тень сможет удержать это чудовище на привязи. В этом ретивом порождении Нижнего мира было столько злобы и ненависти, что Ансар без лишних разговоров вытащил стрелу из колчана. Сейчас он разделается с неистовой тварью раз и навсегда. Пожалуй, тем самым батыр выбрал самый верный и безопасный способ расправы с опасной гадиной. Стрел на нее было не жалко, а главное, оборотень на расстоянии вряд ли нанесет ощутимый вред. Перед тем как наложить стрелу на тетиву, Ансар, напоследок взглянул на притихшее, тяжело дышащее, все понявшее чудовище. Оно в очередной раз обернулось вокруг себя, вернув перед гибелью человеческий облик. Батыр решительно поднял лук и обмер: перед ним стояла его золотоволосая Нурия с гордо поднятой головой и сверкающими глазами. Платье девушки было порвано и длинный кусок его был пронзен воткнутым в землю мечом. От этого зрелища воина отвлек сдавленный стон, невольно вырвавшийся у его друга… Не в силах помешать батыру, Жарас упал ничком на землю, закрыв голову руками, чтобы не видеть грядущей расправы. Ансар перевел взгляд на плененного оборотня и все понял: на тяжелой ржавой цепи сидела седая старуха с обреченным выражением на лице и выплаканными глазами. Что-то в этой женщине было неуловимо знакомое или даже родное обоим друзьям. «Да это же мать Жараса, только изможденная и постаревшая лет на двадцать, оттого ее и не узнать» - пронзила Ансара догадка, быстрая, как стрела, едва не отправленная в цель. Судя по всему, Жарас тоже видел вместо Прожорливой Пасти свою мать или, возможно, любимую младшую сестренку. И сделай батыр сейчас хоть один выстрел, для друга он навсегда останется убийцей самой дорогой для него женщины, а не спасителем человечества от страшного зла. Ансар нехотя опустил лук. Все еще лежащий ничком Жарас, не услышав свиста выпущенной стрелы, поднял голову. Поэтому ему, как и Ансару, довелось стать свидетелем нового превращения колдуньи. Поворот вокруг себя, легкая дрожь по всему телу, и друзья увидели, как изнуренная старуха предстала в привычном для друзей облике – доброжелательной хозяйки Ялмы. Череда превращений сменилось тягостной гнетущей тишиной. Жарас, уже вставший на ноги, молча приходил в себя после пережитого потрясения. Ансар, удрученный увиденным, так и стоял, не выпуская из рук лук. Ялма, пользуясь замешательством ортов, мягко улыбнулась, всем своим видом давая понять, что признает свое поражение. С этим она смирилась и теперь попробует доказать джигитам свои добрые намерения. По-видимому, хитрая Жылмауз Кемпыр для переговоров с людьми выбрала самое привычное и подходящее обличье. - Благодарю тебя, батыр Ансар, что не поступил опрометчиво, как сделал бы обычный смертный, - в голосе Ялмы слышалась непритворная признательность. - Пусть я не высокого мнения о людях вообще, но зато могу сослужить добрую службу лучшим представителям человеческого рода. К которым отныне причисляю и тебя, Ансар за проявленное благоразумие, а может, великодушие. Поверь, батыр, гибель моя не пошла бы на пользу никому… - Если не считать расплаты за сотни погубленных жизней и избавление путников от твоих коварных ловушек - блуждающих кочевий. Не говоря уже об освобождения от извечного людского страха перед Жадной Утробой, Прожорливой Пастью, Ненасытной Старухой или как там тебя зовут люди… Достаточно произнести, хоть одно из твоих имен Жылмауз Кемпыр, чтобы понять, сколько от тебя пользы или вреда. - Не торопись с выводами, батыр Ансар, - глаза Ялмы зло блеснули. - Лучше хорошенько подумай, кто оказывается в моих силках. Отнюдь не мужественные, добросердечные человеческие натуры. Вот возьмем, к примеру, умудренного главу рода, почтенного белобородого аксакала - уважаемого всеми мужа. Этот благообразный старец в обмен на свою жизнь, приводит ко мне все свое семейство, включая малых внуков. Что мешает ему поступить по-человечески? Принеси он себя в жертву во имя своих домочадцев, я бы отпустила его, не задумываясь. А так, я, конечно, убиваю его, не дав совершиться еще большему злу… Может быть, туда ему и дорога! Или лучше пощадить бродяг, видящих в моем ауле легкую поживу, а во мне и моих девушках – наложниц и рабынь. Если бы нашелся тот, кто от чистой души согласился помочь бедной вдове Ялме, не ища никакой выгоды, я первая бы наградила такого джигита. Однако за сотни лет, что-то таких добряков не нашлось… - Но ведь ты умышленно толкаешь людей на дурные поступки. Заставляешь вести себя не по-человечески, морочишь их во сне, вынуждаешь забывать о других… - Подталкиваю к плохому тем, что оказываю путникам гостеприимство? Или вкладываю в людские головы злые желания и дурные намерения, пока они спят? Нет, ночью я выпускаю на волю то, что таится в их натуре, подобно скорпионам под камнем. Эти люди порочны сами по себе, я лишь преобразую их злую силу и беру ее себе. Знаешь ли, ты батыр Ансар, отчего меня называют Людоедкой о семи головах? Так я тебе отвечу. Семь моих обликов – выражение главных человеческих пороков: Жадности, Трусости, Зависти, Властолюбия, Похоти, Лживости и Жестокости. В каждом из людей присутствуют они в той или иной степени… Хороший человек держит их в узде, плохой прячет под выгодной для себя личиной. В своих аулах среди соплеменников показывать свою истинную сущность опасно, зато в гостях у милой беззащитной вдовы – можно быть самим собой, ни в чем себе не отказывая. Семь дней и ночей гостят у меня люди, и у каждого находится изъян. Во сне прихожу я к ним, и тогда человек показывает свое истинное нутро. И свои самые сокровенные желания. Я только выполняю их, но в избытке, с лихвой. Труса я убиваю страхом, жестокосердного мучаю до смерти… Спроси у своего друга Жараса, как он чуть не умер от сладострастья, но так и не утолил свою похоть… - Какую же смерть уготовила ты мне, - перебил Ялму батыр, жалея самолюбие и без того смущенного друга. - С тобой, Ансар, у меня сразу не заладилось. На уме у тебя - дальняя дорога да твоя Нурия… Правда, успокаивает меня одно - ты Ансар не совсем человек, а то пришлось бы мне усомниться в своих выводах о людской породе. Ялма недобро ухмыльнулась, но Ансар, услышавший имя Нурии, сразу вспомнил, зачем они здесь. - Раз ты знаешь имя Нурии, то возможно, подскажешь дорогу к ней. – Ансар даже подался вперед, рискуя оказаться в зоне досягаемости Прожорливой Пасти. - Вот это уже разговор по существу, - лицо Ялмы стало твердым, а из голоса исчезли издевательские нотки. - Я помогу тебе, если освободишь мою тень. Чем я могу быть полезна вам? Прежде всего нужным советом… На вашем пути встретится много непонятного, а значит опасного для людей. Достаточно будет вызвать меня, и я подскажу, что надо делать. Как известно, я существую на границе Срединного и Нижнего миров и много повидала за свою долгую жизнь. Для этого я обвяжу тебя, Ансар, двухцветной шерстяной ниткой как поясом и накрепко свяжу концы. Захочешь узнать, какой человек тебе встретился, незаметно намотай на палец шерстяную пряжу. Вопьется в палец накрученная нить, значит, рядом с тобой человек злой, опасайся его. Встретишься с необъяснимым явлением - свяжи два конца между собой. Так ты вызовешь меня, а уж я найду способ оповестить, как следует поступать. Хотя бы через дуновение ветра, который, как вижу, с тобой в ладу. Предложение Ялмы было простым и ясным, и Ансар принял его без колебаний. Хотя в голове вертелась шальная мысль – оборотню ничего не стоит наброситься на него, когда он вступит в круг тени Ненасытной Старухи. Судя по ее быстроте и свирепости, он вряд ли дойдет до вонзенного в землю меча… Но рискнуть стоило: Ансар решительно шагнул внутрь условного круга, прошел к своему «Ястребу» и легко вытащил его из земли. Освобожденный клинок засверкал в лучах полуденного солнца, а чародейка тотчас же вышла за пределы пойманной тени. Не обращая внимания на Ялму, батыр бережно вытер лезвие рукавом, мысленно извинившись перед «Ястребом» за непочтительность: мечу в земле не место. Оставаться в кочевье Ялмы на ночь друзья, по понятным причинам, не стали. Перед самым отъездом Жылмауз Кемпыр обвязала стан Ансара красной шерстяной нитью. Орт подчинился ей, испытывая двойственные чувства. С детства он помнил сказки, в которых злые колдуньи обретали власть над душами людей, обвязывая людей заговоренными поясами. Освобождался человек от наваждения лишь тогда, когда такой кушак перетирался и падал на землю. Проницательная хозяйка, почувствовав сомнения Ансара, ободряюще похлопала батыра по плечу, мол, со мной не пропадешь. И словно в подтверждение этому, дала несколько важных советов. - Дорога твоя лежит в Затерянный край, там, где Земля слышит шепот Неба. Чтобы добраться туда, человеческих сил может не хватить. Поэтому на вашем месте, я бы свернула к Воротам Ветров, что на краю Гарии. Воздушные потоки, гуляющие в этом ущелье, придадут вам сил в долгой дороге. Тебе же Ансар, любимый Ветром, просто необходимо заручиться поддержкой стихии, столь расположенной к тебе. - Чувствую, не скоро доберусь я до Затерянных земель, - грустно промолвил Ансар. - Я бы предпочел как можно быстрее встретиться с черным шаманом, а уже потом «проветриться» на окраине Гарии. - Ворота Ветров всего в трех днях пути отсюда, - стояла на своем Ялма, - И ждут вас… Ведь это не просто огромное ущелье, по которому гуляют два Ветра, это место столкновения противоборствующих сил, которыми можно наполниться до краев. Но важнее иное: два ветра олицетворяют разрушающее и созидающее начала, то и дело сменяющими друг друга. Пребывание в ущелье позволит обрести тебе, Ансар, золотую середину между этими двумя крайностями. В нужный момент остановит от неистовства, но и не позволит быть слишком благодушным. Ибо все беды людей от преобладания в их натуре одного из этих начал. Обычно человек-созидатель не может постоять за себя свое творение, разрушитель же не может обуздать ожесточение и заходит слишком далеко… - Для моего понимания сказанное тобой слишком сложно, - вымолвил озадаченный Ансар, - но через Ворота Ветров мы обязательно пройдем, хотя бы из уважения к твоей мудрости. - И все же попытайся понять, о чем речь, - не унималась Ялма, - Наглядный пример великого равновесия – твой именной меч Тогрул в прекрасных ножнах. Он творение человеческих рук, созданное для разрушения. То есть в мече по определению соединены два противоположных начала. Настоящий герой подобен мечу в ножнах, всегда готовому к действию. Но постоянно обнаженное оружие – опасно для других, а далеко спрятанное – бесполезно. Гарские Ворота подводят людей к незримой мере вещей и поступков, ибо в жизни каждого из людей, всегда дует попутный и встречный ветра. Поэтому очень важно воспользоваться их силой. - Но кто же сумеет сделать ветер попутным или встречным? – удивился Ансар. - Никто. Но в твоих силах определиться с направлением, решить куда идти. В дороге попутный ветер сам отыщет тебя. Для пучка сухой травы «перекати-поле» любой ветер попутный в отличие от орла, летящего в восходящих потоках, куда ему нужно. Будьте, джигиты, птицами, а не тополиным пухом. Но перейдем к делу: войдя в Ворота, вы будете двигаться по каменному проходу, пока в спину дует попутный ветер. Если воздушный поток поменяет направление на встречное, то сворачивайте в ближайшее горное ущелье. Сделаете это только тогда, когда сопротивляться встречному Ветру станет невозможным… Впрочем, тебя, Ансар, Ветер точно не обидит, уж, поверь мне на слово. Дорогой ветра I Душистые травы мягко стелились под ногами лошадей, а теплый ласковый ветер играл непослушными волосами джигитов. Степь, пока еще не тронутая жаром летнего зноя, кипела весенней жизнью. В вышине прославляли весну птицы, вокруг оранжевых степных тюльпанов порхали бабочки, а вдали нежную степную зелень разбавляли полосы маков, полыхающих алым огнем. Покидая знакомые места, орты смотрели на родные края совсем другими глазами. Как хороша была эта веселая трава, укрывающая степь бескрайним покрывалом. На любое дуновение ветра пушистый живой ковер отвечал легкой рябью, словно желая путникам доброго пути. Под вечер, когда солнце начало клониться к закату, Ансар с Жарасом услышали необыкновенные звуки. Сначала едва различимые, а потом ставшие плавной разливающейся по степи мелодией. Друзья переглянулись, будто проверяя, что услышанные ими звуки - явь. Однако заговорить так никто и не решился, боясь разрушить словом это удивительное явление. Протяжны и чарующи были плывущие над степью переливы печальных звуков. Не каждому путнику посчастливиться услышать в степи эту волшебную мелодию, проникающую прямо в душу. Или, может быть, напротив, всегда парит она над степью, только не каждое ухо услышит ее, не всякое сердце распознает. Что-то смутное и далекое шевельнулось в душах ортов, одновременно вспомнили они древнюю легенду о семи плачущих струнах … Некогда жил в степи один достойный и мудрый старец. За плечами его была долгая и, как ему казалось, счастливая жизнь. Соплеменники уважали старика за рассудительность и добрый щедрый нрав. В стадах его не переводился скот, но никогда не кичился он своим богатством и никого не обидел злым словом. Но главным своим сокровищем аксакал считал семерых сыновей – надежную опору на старости лет. Но как на смену дню приходит ночь, так в степь после благоденствия пришло горе. Засуха и бескормица разом навалились на степняков, а зимой лютый холод и голод отняли последнее. Новое лето не принесло облегчения – страшный суховей погубил едва народившуюся траву, и в некогда благополучное кочевье пришла смерть. Не обошла она стороной и семью старика – забрала старшего сына. Сокрушался отец, места себе не находил, пока не увидел ствол дерева, некогда живой, а ныне высохший под палящими лучами солнца. Напоминало дерево его жизнь на самом закате… Возможно поэтому тщательно выдолбил старик тонкую часть ствола, натянул сверху одну струну и сыграл горестную мелодию. Назвал он ее «Родной мой», так оплакивают в степи безвременно умершего человека. Но беда не приходит одна, и ушел из жизни второй сын. Натянул тогда отец вторую струну и сыграл поминальный плач «Перебитое крыло» … Так безжалостная судьба сгубила одного за другим всех сыновей старика и каждая смерть прибавляла на музыкальном инструменте по одной струне. Полными глубокой скорби были и новые мелодии: «Любимый мой», «Погасшее пламя», «Утерянное счастье», «Скрывшееся солнце» и, наконец, исполненное на семи струнах «Невосполнимое горе утраты». Настолько искренни и безутешны были эти музыкальные стенания о людских потерях, что стали они выражением скорби об ушедших. Так на свете появился музыкальный струнный инструмент «жетиген», означающий - «семь струн». Давно канул в веках самый первый «семиструнник» и никто доподлинно не может воспроизвести семь траурных мелодий, сыгранных стариком. Вот с тех времен поселились они в сердцах певцов-сказителей и дают о себе знать, когда грудь сдавливает тоска, а по щекам текут слезы. Пусть каждый человек оплакивает умерших по-своему, но во всех песнях и мелодиях прорываются горе утраты и неизбывная печаль. Именно с тех пор могут услышать одинокие путники завораживающие печальные звуки, бередящие душу. Никто не знает, откуда льются они, наполняя степь неземной музыкой… Только избранным доступна она, ведь слышат ее не уши, а сопереживающее сердце. Чудесная мелодия накрыла Ансара и увела в невеселые раздумья… Как хотелось батыру, чтобы каждый орт услышал в своей душе такую светлую музыку. Но у большинства его соплеменников слух занят совсем другим… Однако замкнуты уши людей не воском, а земными хлопотами, пустыми разговорами и самолюбованием. Только самого себя и слышит человек до конца дней своих. Где же в потоках славословия уловить ему прекрасную мелодию небес? Тишины в душе и чистоты в мыслях требуют эти божественные звуки… И только тогда придет понимание чаяний всех и каждого, даже без единого слова. Но почему для озарения потемок души обязательно требуется невосполнимое горе утраты? Что мешает людям ценить живое участие, честный порыв, добрый взгляд. Как научить себя понимать язык молчания, когда звучат не уста, а голос родственной души? Ансар с Жарасом неторопливо ехали по вечерней степи. Печальная мелодия подхватила их души, словно теплый ветер легкие перышки, и понесла над степью. Протяжно плыла над бренной землей великая песня об относительности счастья, человеческой уязвимости и хрупкости бытия. В переливающихся ее звуках угадывались вечные устремления людей победить смерть и сохранить любовь, бросить вызов злому року, сохранив честь и совесть. Горестными были чистые эти звуки, но слышались в них гордость за человеческий род, сражающийся за лучшую долю. Долго не отпускали друзей тяжкие, но светлые раздумья. Далека была их дорога, много испытаний ждало их на пути… Но такова человеческая судьба, полная бед и преодолений. Сдавливает сердце боль утраты, жалят болезни, скручивает в бараний рог старость, но человек не сдается, тем самым, бросая вызов смерти. II По мере удаления от родных мест природа становилась все суровей. Прохладный горный воздух и запах сочной травы теперь остались далеко позади. Где-то здесь заканчивалась Ортала и начиналась просторы Гарии, раскинувшиеся до границ Империи Ай-Цы. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась каменистая степь, покрытая чахлой растительностью. Солнце то нещадно палило, то пряталось за клочья разорванных ветром облаков, играя в прядки с незваными гостями. Степь становилась все более скудной, порою и вовсе лишенной растительности, и всадникам все чаще и чаще стали попадаться совершенно голые пятна земли. Сверху они были покрыты неглубокими бороздами, будто по ним вскользь прошлась огромная когтистая лапа. Видно, когда-то ветер содрал с поверхности и без того тоненький слой земли, заодно прихватив с собой вырванные растения. Следы их цепких корней остались как свидетельство проигранной борьбы между живым и мертвым. Единственным утешением путникам стали отроги гор по обе стороны дороги, ведущей к Воротам Ветров. Каменные исполины, поросшие вечнозелеными вековыми елями, с незапамятных времен служили путешественникам желанным убежищем. Возможность в любой момент свернуть в тенистые ущелья, изобилующие дичью и горными ручьями, делала унылую дорогу намного бодрей. Не случайно на этом пути попадалось Ансару и Жарасу немало странников из Гарии и Орталы. Из разговоров с путниками выяснилось: совсем скоро друзья достигнут мест, где сила воздушных потоков станет ощутимой. Собственно говоря, там и начнется Ущелье Ветров, или Гарские Ворота, – гигантский проход между горами, по которому несутся два встречных свирепых ветра. В Орталу дует «Горячий суховей» - жаркий ветер по имени Евгей. Рожденный в бескрайних просторах Империи Ай-цы, жадный Евгей вбирает в себя земной жар раскаленных пустынь, смешивает его с ледяным холодом небес и падает с высоты в щель между двумя исполинские горными цепями. Незыблемо стоят каменные стражи, не уступают дикому натиску, впуская ветер лишь в длинный узкий проход. По нему, набирая силу, и несется разгневанный Евгей, сметая все на своем пути. Обжигает Евгей летом, выхолаживает зимой, не давая никому покоя ни днем, ни ночью. Однако, случается, будто выдыхается могучий суховей и ненадолго затихает. И тогда на смену ему приходит его брат - холодный ветер, дующий в сторону Империи. Сайкеном прозывается он, и в отличие от сухого горячего Евгея, влажный и прохладный. Берет свое начало Сайкен над безбрежными водами, омывающими край Срединной земли, и несет в безводные пустыни влагу океанов и холод северных морей. «Властелином лугов» зовут этот ветер в Империи Ай-Цы… Не менее опасен для людей влажный тяжелый Сайкен, чем его жаркий, обжигающий собрат. Не зря странники, застигнутые Сайкеном врасплох, нарекли его Кровавым ветром. Стоят друг друга могучие ветры Евгей и Сайкан: оба порывистые, яростные, неуступчивые… Подобно двум силачам великанам толкаются, меряются силами, поочередно то побеждая, то сдаваясь. Нет тому вечному соперничеству конца, но не легче от этого людям. Как следует дунет Евгей и понесется через Ворота Ветров горячее воздушное пламя… Но лишь ослабит жаркий ветер свой напор, сразу со своей стороны, задует ледяной Сайкан, влетающий в ущелье с другой стороны. Ничего не скажешь: «Ворота Ветров – красивое образное название», - думал Ансар. Да, только посмотреть бы на того великана, кто его придумал. Это для ветров щель между горами - ворота, для людей же - это огромный каменный проход, в котором сверху даже всадников не разглядеть. Ведь ширина Гарских ворот – один конный переход, не меньше. Длина же ущелья - в десятки раз больше… Кроме всего прочего, Ворота Ветров одновременно служили границей, отделяющий Степь от Империи Ай-Цы, и дорогой соединяющей две огромных части Срединного мира. Так что Гарские ворота были не только обиталищем ветра, но и входом в неведомые страны. Пока, как и предсказывала чародейка, в спину путникам дул прохладный Сайкан, мягко подталкивая ортов к Гарским Воротам. Несмотря на унылый пейзаж, настроение у друзей было приподнятым. Ансара успокаивало то, что все сказанное Ялмой в той или иной степени пока сбывалось. И попутный ветер в спину, и приближающиеся Ворота Ветров, и путники на дороге... Значит, возможно, на советы колдуньи можно будет полагаться и впредь. Обретал жизнелюбие и Жарас: сила, выпитая людоедкой, постепенно возвращалась к нему. Унылая дорога располагала к общению, и друзья с удовольствием, делились своими мыслями. - Интересно, что нас ждет в Затерянных землях, - размышлял вслух Жарас, - окраина Срединного мира с чудищами всех мастей. Или же, напротив, благословенная земля без забот и горестей… - Лично меня больше заботят опасные твари… Но вот сдается мне, что существуют чудовища только в нашем воображении, - делился своими сомнениями Ансар, - впрочем, как и сама Окраина Мира. - А Жылмауз Кемпыр Ялма тоже плод нашего воображения, - Жарас от возмущения даже привстал на стременах. - Следы от ночных укусов и шерстяная нить на твоем поясе может мне так же привиделись! Легенды и предания придуманы не только для развлечения слушателей, но и как предостережения о возможной беде. - По мне, самый страшный враг человека – он сам, а жутковатые истории нужны, чтобы быть осторожнее и не задирать нос, - не сдавался батыр. – Либо для бесед в дороге. Поэтому даже не принимая сказки на веру, я готов внимать тебе, мой разговорчивый друг. - В таком случае слушай, - Жарас довольно улыбнулся, добившись должного внимания. Как всякий орт, он считал себя знатоком древних сказаний и с удовольствием оседлал любимого конька. Ансар и сам знал немало историй про мрачные окраинные земли, но сейчас ему больше хотелось побыть в роли слушателя. - Как известно, Срединный мир имеет четыре стороны света. На юге царствует страшная жара, на севере нет спасения от холода. Срединный мир тем и хорош, что расположен как раз между такими крайностями. Оттого у нас только зимой холодно, а летом жарко, значит, в целом жить можно. Восток – царство света, ведь там рождается день, на западе, напротив, господствует тьма, оттуда к нам приходит ночь. Ежедневно Небесный Всадник совершает свое шествие по небосводу с востока на запад, где и исчезает на время. Говорят, в подземном царстве есть у него тайное убежище, как и особенная дорога, по которой Всадник возвращается к месту своего утреннего выхода. То есть на восток. Именно там восходит солнце и все повторяется вновь и вновь. - Получается, Запад и есть Окраина мира, - не удержался от язвительного замечания Ансар. - Мне всегда казалось, что куда не пойди, придешь на край земли. Будь, то на севере или юге, востоке или западе… - Может, оно и так… - задумался Жарас, - только на севере, кроме лютого холода, снега, да льда, наверное, нет ничего. На юге же – изнуряющее пекло, камни, да безводные пески, губящие все живое. Есть и другое мнение: не пустыня там, а наоборот, вода. Правда, тоже безжизненная – соленная, да горячая. А вот на западе и востоке даже на окраинах всюду кипит жизнь. - И что же за жизнь «кипит» на самом краю земли, допустим, в западных пределах? – батыр чуть замедлил шаг Вихря, слушая друга. - Рассказывают всякое… - Жарас нарочно тянул время, распаляя азарт Ансара, готового к спору. – Но все сходятся в одном – места там таинственные, гиблые… Оттуда же, живым еще никто не возвращался. - Но кто же тогда поведал людям о происходящем там? - спросил Ансар с нескрываемым сомнением. - Купцы, набивающие цену своему товару или сказочники с бурной фантазией. Хорошо устроились, нечего сказать – выдумывай, что на ум взбредет, желательно за хороший ужин. Все равно проверить некому, да и за чем? Добраться туда невозможно, а вернуться еще труднее, чем дойти… - Зато души черных шаманов летали в те края,- не сдавался Жарас. – Окраина Срединного мира, только преддверие Мира Нижнего. Когда отправляется баксы в преисподнюю за похищенной душой, многое видит на своем пути. Шаманы после таких путешествий обычно помалкивают. Однако, кое-что из увиденного колдунами, дошло и до нас. Ну, а Хранители облекли все это в легенды и предания. Так, что я лишь передаю услышанное от Арката. - Ладно уж, рассказывай, - согласился Ансар. - Дорога длинная и неизвестно куда заведет… Но уже сейчас чувствую, будет и тебе что порассказать нашему летописцу. - Так вот, на окраине Срединного мира смыкается Небо с Землей, переходя в Нижний мир. Плотно сходятся края двух миров – нельзя, чтобы страшные создания проникали в мир людей. Границу мира живых и мертвых охраняет Великая Старуха – Мыстан Кемпыр и ее чудовищные дети – многоголовые великаны, до глаз заросшие шерстью. Сама матушка Мыстан под стать своим сыновьям: одноглазая, с вывернутыми ногами, со спиной вместо живота. - За что же Создатель Трех Миров наделил ее такой, воистину неземной красотой? - язвительно поинтересовался батыр. - Просто в Нижнем мире все не как у нас. Не по-людски… Точнее сказать, все наоборот, шиворот навыворот… А старуха Мыстан, пребывающая на границе того и этого света, отчасти относится к каждому из миров. Вывернутые стопы и один глаз - наглядное свидетельство связи с Нижним миром. Вот отчего и у других порождений тьмы – все не как у людей. Получается, «красота» грозной старухи, и впрямь неземная Вполне допускаю – с той стороны она выглядит весьма благообразной. Ансар в знак согласия кивнул головой. Действительно, во многих ортских преданиях всевозможная нечисть отличалась от людей одноглазостью и одноногостью, отсутствием плоти на спине, через которую видны кости и внутренности… Да, и понятия добра и зла у этих существ были перепутаны местами. Тут защемило сердце батыра: вспомнилась ему Нурия и подозрения насчет ее. Наверное, многие его земляки представляли девушку в виде злой, уродливой албасты, с ногами наоборот. В его же памяти она остается прекрасной, сероглазой девушкой, с волосами отливающими золотом… - Так вот, Одноглазая матушка Мыстан, – попутчик вернул батыра к своему рассказу, - денно и нощно охраняет вход в Нижний мир или Страну Мертвых. Каждый вечер Небесный Всадник, возвращаясь со своего обхода небосвода, разрубает огненным мечом шов между небом и землей и спускается в подземный мир. После него в образовавшуюся брешь устремляются злые силы и порождения тьмы. Вот тогда-то и берется за дело Великая Мыстан. Огромной иглой сшивает она края двух миров, не давая нежити расширить проход и вырваться из преисподней. Почти целую ночь длится ее шитье, и, перед тем, как сделать последние стежки, оповещает она о завершении своей работы. Слышат этот знак люди в трехкратном уханье филина или утреннем крике петуха. После этого закрывается дорога в Мертвое царство. Нечисти, задержавшейся в Срединном мире, остается только таиться в темных пещерах до наступления следующей ночи. Словно в подтверждение слов Жараса небо затянулось темными тучами. Окружающий пейзаж сразу же приобрел мрачные, если не сказать зловещие, черты. Ансару сразу стало как-то не по себе. Жарас же, как истинный рассказчик, пользуясь, случаем, еще подбавил в повествование черных красок: - Страшны и опасны для людей владения Великой Мыстан. Там, на западе, на Краю Срединного мира водятся великаны Таусогары, в гневе раскалывающие скалы, как ореховые скорлупки. Но и им не под силу справиться с двумя великими движущими горами… Беспрерывно сходятся и расходятся громадные каменные двери, так что не пройти между ними зверю, не проползти змее, не пролететь обычной птице. Только чудесная птица Самрук может пролететь выше тех гор. Не позволяют каменные запоры проникнуть оборотням и великанам в мир людей, с другой же стороны - закрывают людям дорогу на запад… Да и нечего делать человеку в тех страшных местах, где обитает свирепая Йома - громадное чудовище с железными зубами и когтями. Почти ничего не видит оно, но обладает невероятным чутьем. Питается Йома хищными зверьми, собирая их в великие стада. Волки для нее, словно овцы, медведи, как для нас лошади... - Ну, а что, тогда творится на востоке, - решил сменить тему Ансар после такого впечатляющего зачина. - На Востоке, где рождается день, все по-другому! Небо там так низко, что можно достать рукой. Круглый год в тех краях царит лето без зноя и засухи. Высока и сочна там трава, в которой может спрятаться и верблюд. Полны хрустальной водой глубокие озера, куда спускаются с гор серебряные струи чистых рек и ручьев. Густы и изобильны там леса, а на солнечных полянах расцветают душистые цветы и зреют вкусные ягоды. Порою так много их на ветках и в траве, что не видно даже листьев. Дичи там видимо невидимо, и размер ее поражает охотников. Фазаны и зайцы, например, размером с крупную овцу, рыбы хвостом на мелководье могут сбить человека с ног. - Уж не про благословенную землю Жидели Байсын рассказываешь ты мне Жарас, - прервал его Ансар, которому, как истинному орту, и самому хотелось блеснуть знанием. - Дорога в золотую страну Жидели Байсын потеряна навсегда, - ответил другу Жарас с нескрываемой грустью, - и виноваты в том, сами люди… Но ты прав, Ансар, если и существует щедрая земля Жидели Байсын, то находится она на востоке. Путники удрученно замолчали. История о благословенной стране была известна каждому орту и являлась горьким укором человеческой натуре. Чудесная страна Жидели Байсын, помимо природного изобилия, отличалась от всех известных земель особым укладом жизни. Урожаи там собирали круглый год, а колосья пшеницы начинались, подобно кустам, прямо от земли. Неисчислимые тучные стада овец бродили по всегда зеленым пастбищам, а люди вместо воды пили молоко. Может быть, поэтому в Золотой Стране не было богатых и бедных, все были равны и свободны, не ведали тяжелого труда и болезней. Люди жили с распахнутым сердцем и открытой душой, смотрели на мир восторженными глазами. Только недолго длилось благоденствие... Начали меняться избалованные люди, перестали ценить, что имели. Так, один человек, устав жать огромные пшеничные колосья-кусты, разозлился и рванул куст руками, оставив в руке лишь верхний колос. С тех пор хлебные колосья больше не растут снопами прямо из земли… Охотникам не нравилось щипать и разделывать крупную птицу и дичь, рыбакам тащить тяжелую рыбу, пастухам собирать слишком большие стада. Стали люди брать лишь то, что было под рукой… Отныне зверя в лесах стала меньше, и в стадах домашних животных сразу поубавилось... Но не унимались люди, не знали меры, не заботились о будущем, вот и сошла на нет Благодатная страна… Не то пропала сама собой, не то перекочевала до лучших времен в недоступные для человека края. Называлось много разных причин исчезновения Жидели Байсын. Кто-то считал, всему виной - богатство, разделившее людей, кто-то винил во всем, слишком быстрый бег времени и непомерный рост числа жителей этой страны. Избалованность, безответственность и леность людей, видимо тоже сыграли свою роль… Но кто теперь отыщет виновных? Только навсегда исчезла Золотая страна, остались лишь воспоминания о ней да желание вернуть былые времена. Впрочем, многие орты и доныне верили в существование Чудесной страны, да не знали к ней дорогу. Так или иначе, но Ансара и Жараса посетили похожие мысли: насколько же лучше их родная земля в сравнении с той каменистой бесплодной пустыней, по которой ступают копыта коней. А ведь их путешествие только началось… И по-своему прав Жарас, размышляя, что ожидает их в Затерянных землях – благодатные страны или гиблые края? Ну, а ветер Сайкан все крепчал. Теперь он уже не подгонял, а подталкивал всадников в спину. Ансар для отвлечения друга от невеселых раздумий, задал Жарасу уместный здесь вопрос. - Знаешь ли ты, Жарас, откуда появились в Срединном мире свирепые ветры, разрушительные ураганы, неукротимые смерчи? - Вроде бы это вырвавшиеся из плена злые духи, - неуверенно начал Жарас. - Еще Хранитель Аркат рассказывал: ветра – привратники, закрывающие и открывающие небесные врата, наподобие подвижных гор на краю земли. - В таком случае я поведаю тебе еще одно предание, рассказанное мне моей матерью, воздушной пери Айланой, - воодушевился батыр, довольный замешательством всезнающего Жараса. - По возвращению порадуешь этой историей Хранителя Арката… Воздушное волнение между небом и землей вызывает огромный змей, точнее то, что от него осталось. Но обо всем по порядку. Некогда исполинский крылатый дракон Араха увидел радугу и по ней нашел дорогу в Верхний мир. Чудовище заползло на самое небо и без ведома Создателя Трех Миров отхлебнуло живую воду в надежде стать неуязвимым. Обретя бессмертие огромный змей взмыл в облака, закрывая собой небо. Разгневанный Создатель отправил к нему Небесного Всадника, и тот огненным мечом рассек Араху на две половины. Но нельзя убить того, кто уже ощутил вкус бессмертия! Одна половина извивающегося дракона улетела в бескрайние морские просторы, где носиться над водой, вызывая ужасные штормы и огромные волны. Тогда говорят моряки и жители побережий: «Бьется в небе хвост воздушного змея…». Вторая половина чудовища мечется над земной твердью, порождая ураганы и разрушительные бури. Порою заслоняет Араха своим огромным телом Солнце или Луну, и тогда люди наблюдают солнечное или лунное затмение. Последние слова предания Ансар сказал через силу… Ветер, теперь уже бьющий в спину, уносил сказанное и продолжать беседу можно было, лишь крича во всю мочь. Да и горы словно надвинулись на путников с двух сторон, образуя широкий неуютный коридор. Судя по всему, Ансар с Жарас уже вошли в Ворота Ветров и с попутным ветром в спину молча двинулись вперед. Тяжелый и влажный ветер Сайкан становился все плотнее и крепче. Затем, видимо, достигнув какого-то предела, успокоился и задул с одинаковой силой. Поскольку ветер был попутным особых помех движению он не создавал. Скорее постоянно напоминал о себе, несколько раздражая странников своей настойчивостью… Впрочем, Ансар и Жарас никак не показывали своего недовольства. А чуть позже джигиты даже вступили с ветром в почтительный мысленный разговор. Как и наставляла их Ялма, они просили у ветра помощи, молили наполнить их тела силой, освободить их мысли от всего наносного, лишнего и пустого. От всего мешающего в дальнем походе… И словно выполнив свое предназначение, Сайкан - Властелин лугов стих. Всадники проехали совсем мало, удивляясь застывшему воздуху, когда им в лицо ударил сухой обжигающий ветер. Это дал о себе знать раскаленный Евгей, пришедший на смену притихшему Сайкану. В отличие от наполненного влагой Властелина лугов этот ветер - Повелитель Пустынь был горяч и порывист. Его воздушные струи несли не только жар, но и острые частицы песка. Совсем скоро лица путников защипало от сотен мелких уколов. И если люди могли спрятать открытые части тела в плотную ткань, то лошадям приходилось намного хуже. Как и предсказывала Ялма, встречный ветер все усиливался. Теперь Евгей становился настолько плотным, что, казалось, его можно было раздвинуть руками… Но при всем желании уклониться от него не представлялось возможным. Порывы суховея хлестали путников по лицам, а лошадей по глазам, замедляя движение. Однако двигаться вперед пока еще было можно, да и подходящего ущелья по левую руку все не наблюдалось. Поэтому Ансар с Жарасом настойчиво подгоняли лошадей, по совету колдуньи, прося у Ветра милости. Когда же в горячем потоке появились мелкие камешки, а ветер из порывистого превратился в штормовой, путники остановились. Орты, закрывая лица глядели по сторонам в поисках укрытия, обещанного Ялмой. Как по заказу, чуть поодаль, с левой стороны, обозначился вход в неприметное ущелье… Но до него, еще нужно было добраться, продираясь сквозь колючий, обжигающий Евней. Когда с невероятным трудом Ансар с Жарасом поравнялись с долгожданным ущелье, ветер встал перед ними настоящей стеной. Уткнувшись во внезапно возникшую воздушную твердь, всадники замерли, потом не сговариваясь поклонились жаркому Евгею, прося у него милости. И сразу же ветер на мгновение стих, мягко выпустив друзей из своих невидимых рук. Почуяв свободу, лошади устремились в гостеприимную зеленую расщелину. Еще долго орты слышали у себя за спиной грозный свист, вновь «ожившего» суховея. III Свернув налево, орты очутились в живописном ущелье, показавшимся путникам настоящим островком блаженства. После сурового пустынного пейзажа все здесь радовало глаз. Дикие яблони, боярышник, кусты жимолости и вереска щедро покрывали склоны, а широкую долину между гор устилали красноватые листья уже отцветшего горного ревеня. Тут и там раздавались крики кекликов , гомон галок и воркование диких голубей, а в вышине парили хищные птицы. Такое изобилие всего в одном таше от каменистой безжизненной пустыни казалось джигитам просто невероятным. Небольшая поляна вблизи бьющего сквозь камни прозрачного ключа, просто просилась для ночлега. Разведя костер, Ансар с Жарасом с удовольствием растянулись на мягких еловых ветвях. Жар весело потрескивающего костра, душистый запах хвои и усталость быстро убаюкали путников. Сон их был крепок и долог, невзирая на пронзительные крики сов и ржание чутких лошадей. Утро встретило друзей радостным щебетанием птиц и солнечными лучами, пробивающимися сквозь кроны пышных елей. Ущелье оказалось достаточно широким и удобным для продвижения вперед, несмотря на подъемы и спуски. Больше всего Ансара порадовала утоптанная дорога, ведущая прямиком сквозь смешанный лес. Сами того, не ведая, джигиты вошли в знаменитые Саурские леса и теперь надеялись, что дорога выведет их хоть к какому-нибудь жилью. Это стало бы для ортов большой удачей, поскольку возвращаться в Ущелье Ветров путникам хотелось меньше всего. Зато окружающий дорогу лес был просторен и светел, а между деревьями то и дело попадались широкие поляны с вкусной земляникой. Все это очень напоминала ортом родные предгорья, наводя на благодушные мысли. Впрочем, видимая безмятежность длилась недолго. Могучий звериный рев нарушил лесную тишину столь внезапно, что даже, отнюдь не робкого десятка Вихрь остановился как вкопанный. Из крупных зверей так мог реветь только чем-то потревоженный, если не смертельно раненный медведь. Проверяя свою догадку, Ансар вопросительно взглянул на Жараса – потомственного охотника в трех поколениях. - Медведь, и, судя по всему, очень крупный, - согласился с батыром Жарас, - Причем зверь кричит довольно близко отсюда. Рев зазвучал снова, и было в нем столько безысходности, что друзья невольно обменялись недоуменными взглядами. По силе это был, несомненно, рык огромного животного, но вот по интонации, голос зверя принадлежал, если и медведю, то необычному. Так горестно мог рычать лесной оборотень или огромное человекоподобное существо. В мощных звуках угадывалась осмысленность, присущая более совершенным созданиям природы. И еще в отчаянном крике чуткое ухо Ансара уловило скорее призыв о помощи, нежели ярость или обреченность. - Как-то странно ревет этот зверь, - Жарас задумался, подбирая нужные слова. - Будто горюет о чем-то… К примеру, оплакивая или призывая потерянного детеныша. Но отчего-то сдается мне, кричащее существо – мужского рода. От Ансара не укрылось, что Жарас сказал зверь, а не медведь… Потом, и вовсе, назвал его - существом, да к тому же «кричащим». Значит, и его друг почувствовал неладное в этом могучем кличе. - Знаю, знаю, что ты мне сейчас скажешь, - Ансар похлопал своего Вихря по холке, - мол, вот и начались чудеса и ревет на всю округу не иначе как хозяин леса или кто-нибудь еще... Или о чем-то предостерегают нас лесные духи, причем скорее злые, чем добрые…. - Вот и не угадал, мой проницательный друг, - возразил охотник, - голос зверя точно медвежий. И ревет косолапый так словно его наказали… Но кто его обидел, злой дух или плохой человек, ума не проложу. Хотя, думаю, голосит он неспроста, и надо бы в этом разобраться. - А мои уши подсказывают – рев доноситься из пещеры или глубокой ямы. Вероятнее всего, зверь угадил в ловушку. Значит, где-то поблизости бродят люди, вырывшие западню и оставившие следы. Предлагаю привязать лошадей подальше от дороги, чтобы лишний раз не не попадались на глаза, и пешком идти к ловчей яме. Без лишних разговоров друзья так и сделали. Джигиты шли на звук, продираясь сквозь густые заросли и огибая сырые овраги. На этот раз Ансар решил не прибегать к помощи Ветра, щадя самолюбие своего спутника – отменного следопыта. Жарас же с воодушевлением делился своим опытом, показывая медвежьи метки на стволах кедров. Здесь медведь терся спиной о ствол, а тут, встав на дыбы драл кору вытянутой вверх передней лапой. Судя по высоте оставленных когтями глубоких полос и повреждениям ствола, зверь был очень велик. Подтверждением тому стали и следы лап, изученные Жарасом с большим интересом. Следы привели друзей к громадной яме, в которой метался подобающих размеров медведь. Зверь прихрамывая, бродил вдоль краев вырытой западни, вставал на задние лапы и безуспешно скреб когтями рыхлую землю. Почувствовал приближение людей, четвероногий пленник перестал реветь и теперь задирал голову вверх, ловя новые запахи и звуки. Джигиты осторожно подошли к самому краю ловушки и заглянули вниз. На дне ямы, достаточно большой и для нескольких медведей, виднелся острый зазубренный кол со следами крови на острие. Судя по всему, огромный, тяжелый зверь провалился в западню, но отделался довольно легко, поранив лишь плечо. Впрочем, и этого было достаточно, чтобы образовалась глубокая кровоточащая ссадина, тревожащая медведя. К приходу охотников на крупную дичь такая рана окончательно обессилит зверя... Медведь, словно прочтя мысли ортов, издал звук, лишь отдаленно напоминающий прежний рык. То было глухое ворчание, в котором угадывалась как бессильная ярость, так и полная безысходность. «Нет, привязанная к собственной тени Прожорливая Пасть вела себя по-другому» - отметил для себя Ансар. Хотя между зверем и людоедкой явно было нечто общее, но его батыр нащупать никак не мог. «Пожалуй, самое время пустить в ход шерстяную нить, что дала мне чародейка», - решил Ансар и завязал красно-белые концы пряжи в узелок. Как ни странно, но вокруг все осталось по-прежнему. Ансар долго всматривался в огромную темную тушу медведя, отчего-то притихшего на дне ямы. Никаких изменений ни с медведем, ни с ловушкой, ни с ним, пока не происходило. Только бросилось в глаза прочертившая поляну летящая птица. Ансар обернулся и увидел на трухлявом пне присевшую лесную сойку, с интересом поглядывающую черными бусинками глаз. Сразу вспомнилась трясогузка, давшая ему подсказку в поисках затаившегося врага. Может быть, история повторяется… Прервав размышления батыра, птица вспорхнула и опустилась на невысокий тополь в десяти шагах он него. Вроде бы ничего особенного, но сойка перелетела от дерева к пню несколько раз... По всем признакам, зачем-то приглашая Ансара к молодому тополю. Джигит подошел к деревцу и внимательно осмотрел резные серебристые листья, поднял голову вверх, ища в кроне неведомую подсказку. Затем отступил на несколько шагов назад для осмотра всего тополя целиком. Кроме сидевшей на дереве птицы, ничего не обратило на себя внимание Ансара… Но вот и сойка сорвалась с ветки и куда-то улетела по своим птичьим делам. Батыр еще немного постоял, развернулся и пошел к Жарасу, когда какое-то внутреннее чутье заставило орта оглянуться. Тополь так и стоял, слегка подрагивая листвой, будто отвечал на дуновения легкого ветерка. И все же, здесь было что-то явно не так - только тополь поигрывал листвой на ветру, вся же прочая лесная растительность замерла в полной неподвижности, словно ее нарисовали. Чего никак не могло быть в настоящем живом зеленом лесу. Ансар больно ущипнул себя, нет, он не спит - серебристый тополь зашумел листвой еще громче, бросая вызов замершему онемевшему лесу. Вот тогда-то батыр и призвал на помощь Ветер, слегка потерев мочки ушей. И сразу же в мертвой тишине легкий шелест подрагивающей тополиной листвы превратился в едва осязаемый, но вполне отчетливый шепот. Ансар, так и не понял, в голове ли у него звучал тихий голос или чуткий слух донес до него речь Ялмы. Наяву или во сне, но листья тополя сказали: медведя, попавшего в западню нельзя оставлять в беде. Этот зверь особенный и застигнут врагами врасплох. Пока они не пришли, нужно освободить его из плена… Ансар открыл глаза и огляделся. Перед ним, все также шелестел листвой тополь, ничем не отличаясь от других деревьев. Теперь и они заговорили между собой, весело откликаясь на дуновения легкого ветерка. Все вернулось на свои места, только теперь Ансар был готов придти медведю на выручку. Долго раздумывать над услышанным от ветра, тополя или самой Ялмы батыр не собирался. Он и до этого знал о почитаемых животных – покровителях многих лесных племен. В честь медведей, оленей, волков, слагались ритуальные песни и приносились жертвы. Порою в зверей и птиц вселялись духи леса, приносят охотникам удачу или потери. Да и сам Ансар после обряда посвящения был незримо связан с самым грозным зверем - тигром. Вон и на щите батыра расположены черно-желтые полосы… Возможно, выручив медведя из беды, друзья расположат к себе духов или какой-нибудь лесной народ. Ведь дремучих лесов впереди ортов ждет немало… Всегда осторожный Жарас, как ни странно, согласился участвовать в спасение медведя без малейших колебаний. Словно тоже услышал шелестящий говор тополя… За дело друзья взялись споро и умело. Прежде всего, нужно было найти в лесу несколько поваленных стволов. Не слишком больших, но и не хлипких. Таких бревен должно быть не меньше четырех. Стволы бы поочередно опустили в яму, чтобы жерди одним концом уперлись в дно ловушки, а другим легли на край ямы. По наклонному помосту из четырех стволов выбраться из ямы медведю не составит большого труда. Однако подходящих бревен по размеру найти так и не удалось. Зато на край ловчей ямы орты натаскали столько крупных веток, что получилась целая гора из валежника. Кучу бурелома вместе с огромным пнем сбросили на дно глубокой западни. Так повторили много раз, пока валежник не заполнил яму на одну треть. Толстая подстилка из крепких веток позволит медведю на задних лапах «подрасти» в половину человеческого роста. Пусть не с первой попытки, но выбраться из ямы зверь теперь сумеет. Если, конечно, у него хватит ума подтащить ветви к самому краю ловушки. В том, что медведь сообразит, как распорядиться буреломом, Ансар совершенно не сомневался… В одном мнения друзей совпали – от ловчей ямы надо уходить, и как можно скорее. В любой момент сюда могут пожаловать охотники, да и неизвестно, как поведет себя спасенный зверь. Поэтому Жарас настоял на запутывании следов, и орты несколько раз перешли вброд небольшую речушку. Но от смутного беспокойства, идущего за ними по пятам, ускользнуть не удалось… Это было видно по сосредоточенному виду следопыта и затянувшемуся молчанию Ансара. Однако при виде лошадей в целости и сохранности настроение путешественников значительно улучшилось. Ко всему прочему Жарас несколькими меткими выстрелами поразил двух фазанов. Легкая добыча обеспечила ужин и успокоила друзей. Дичь здесь не боялась людей, значит, оставалась надежда избежать ненужных встреч. Что охотники здесь редкие гости, впрочем, стало понятно сразу: здешний лес отличался просто девственной первозданностью. Зато по сравнению с ним, дорога выглядела на удивление ухоженной и была словно создана для верховой езды. Но бдительные путники на всякий случай свернули с нее, выбрав для ночлега малоприметную полянку. IV Подкрепившись и согревшись у костра, друзья чуть-чуть отвлеклись, но неясные опасения продолжали тревожить их. Только откровенный разговор мог снять внутреннее напряжение, и Ансар принялся рассуждать вслух: - Признаюсь тебе, Жарас, раненый медведь не дает мне покоя. Уж очень он необычный… И дело тут даже не в размерах, в чем-то ином. В безлюдном лесу, странной ловчей яме, недавно проторенной дороге сквозь чащу… - Мне тоже не по себе, - охотно поддержал разговор Жарас. - Вот сижу здесь и думаю, а ну как наш медведь где-то бродит поблизости, прячется за деревьями, да слушает нас. - И понимает услышанное, - батыр невольно огляделся по сторонам, будто проверяя догадку друга. - Но и без того для меня здесь много неясного… Обратил ли ты, Жарас, внимание на края вырытой ямы – какие они ровные, да гладкие. Пожалуй, такое лишь опытным землекопам под силу. А откуда они здесь в глухом лесу… Опять же, куда выкопанная земля подевалась? Я сразу о ней подумал, когда зверя нужно было из ямы вызволять. Однако не нашел вокруг даже горсти. Дорога тоже странная, никто по ней не ездит, а травой по колено тропа не заросла… Не удивлюсь, если оборвется тропа, так же внезапно, как началась, или вовсе приведет к новой западне. - Я тоже не заметил следов людей вокруг вырытой ямы, - Жарас поежился от нахлынувшей ночной прохлады. - Не летали же они вокруг нее на крыльях… Но сказать по правде, меня все же больше озадачил медведь: уж больно следы у него удивительные – то ли медвежьи, то ли нет… Следопыт закутался потеплее и, увидев вопрошающие глаза Ансара, неторопливо пояснил: - Пятипалый след задней лапы медведя напоминает босую человеческую ногу. Но если у человека на ногах пальцы уменьшаются от большого к мизинцу, то у медведя по-другому. Самый маленький - первый, внутренний палец, а остальные укрупняются к внешнему краю стопы. У нашего зверя отпечаток ноги странный – не как у человека, но и на медвежью лапу не совсем похож. То же касается следов когтей. Помнишь, я показывал тебе задиры на деревьях, это когти передних лап их оставили, хотя и на отпечатках лап они видны. На задних же лапах у обычного медведя когти заметно короче и более изогнуты… - К чему мне знать особенности медвежьих лап, - нетерпеливо перебил следопыта Ансар. - Как и у людей, наверное, у каждого зверя свой приметный след, и что в том удивительного… - Много ты знаешь! - вспылил Жарас. - Да будет тебе известно, знаток медведей, у нашего лесного пленника когтей на задних лапах вовсе нет! - Как нет… - Ансар округлил глаза. - Вот так! Словно кто-то их подстриг. И ревет зверь не совсем по-медвежьи… И запах от него, не как у наших лесных медведей бывает. - Оборотень? - не то вопросительно, не то утверждающе произнес Ансар. - Тогда многое проясняется. Или почти все, кроме одного - доброе ли дело мы затеяли, выпустив зверя на волю. Может быть советы ведьмы не всегда людям во благо… - Во-первых, еще неизвестно, освободили мы его или нет. Потому как сама яма может быть заговоренной. Во всяком случае, такое подозрение у меня есть. Во-вторых, в нашей догадке следует убедиться, а ловушку проверить. - Каким же образом? - Самым простым. Завтра поутру вернуться к ловчей яме и посмотреть, что стало с медведем и западней. Заодно вместе разглядим опечатки лап зверя, мне ведь тоже могло померещиться. Следы нам расскажут и о том, кто приходил к ловушке. Если люди, то, сколько их, куда они потом пошли – за раненым зверем или за нами, его спасителями. - Согласен с тобой, следопыт Жарас, - поддержал товарища Ансар. - Мог бы возразить, мол, рискованно, да понимаю – никто не ожидает нас увидеть на самом опасном месте – у ловчей ямы. Недаром говорят орты: «Только непутевый охотник в третий раз идет туда, где дважды зверя застрелил». Тем и воспользуемся… А пока не выясним для себя, с кем мы встретились, будет нас мучить тревога – родная сестра неизвестности. Вот поговорили, поделились сомнениями, уже полегче стало. Видно, правду люди говорят - одна голова хорошо, а две лучше. К яме все равно подходили с большой осторожностью. Как и предполагали орты, медведя в ловушке уже не было. Зверь смял валежник в подобие огромного гнезда и выбрался из ямы. Следы рассказали следующее: медведь, оказавшись на свободе, сразу ринулся в непролазную чащу. Об этом свидетельствовали поломанные ветви и помятый кустарник со следами крови. О беспокоящей ране, говорили и отпечатки ног разной глубины, зверь явно припадал на одну лапу. Кстати, наблюдение Жараса об отсутствии когтей на задних лапах полностью подтвердилось. Как не искал следопыт хоть какие-то знаки пребывания людей вокруг ямы, ничего не обнаружил. Зато в изобилии были представлены следы кабана. Да еще какого! Судя по размеру раздвоенных копыт и ширине шага, зверь был поразительной величины. «Что это за лес такой, где водятся медведи и кабаны такого размера», - думал Жарас, размышляя над повадками вепря. Судя по отпечаткам копыт, секач тоже вел себя довольно необычно. Вместо того чтобы бежать подальше от страшной ямы с окровавленным колом, кабан истоптал все края западни с риском туда упасть. Но и после этого вепрь не ушел восвояси, а зачем-то пошел за хромающим зверем. Хотя встречаться с разъяренным раненым медведем – настоящее самоубийство! Но кабаньи следы уходили в непроходимый кустарник вслед за медведем, давая следопыту новую пищу для размышлений. Выкопанная яма тоже вызывала немало вопросов... Ее совершенная форма, ровные края и размер пробудили в батыре такое любопытство, что Ансар на аркане даже спустился в нее. Самым примечательным в ловушке оказался заостренный кол. Как и предполагал Ансар, он тоже не был простым и неотесанным или сделанным второпях. Такой мастерски заточенный столб мог сделать лишь довольно искусный плотник, а не охотник. На ощупь поверхность кола была совершенно гладкой, какими бывают речные камни, омытые течением. Однако во многих местах пальцы Ансара нащупывали углубления в виде всевозможных узоров и рисунков, рассмотреть которые в полумраке ямы не было возможно. Бросилось в глаза батыру и то, что кол при всем его «совершенстве» оказался каким-то кривоватым. Возможно, провалившийся медведь покосил его, чем и спас свою жизнь. Но, поразмыслив. Ансар понял - все намного сложнее… - Эй, друг Ансар, - сверху окликнул его Жарас, - может, ты все же вылезешь оттуда. Чем так притягивает к себе эта земляная яма с клыком? Сначала туда ухнул медведь, потом чуть не свалился кабан… Кабан, клыкастый кабан - вот кто причастен к тайне раненного медведя-оборотня! Ансару даже показалось, что в яме стало чуть посветлей… Вкопанный, а вернее вросший кол был как-то связан с секачем. Откуда-то из глубин памяти появился кабан, убитый батыром на первой охоте. Ансар тогда также поглаживал пальцами гладкий острый клык матерого самца. Был он острый и гладкий… И еще слегка кривой. Вот ответ, почему кол торчал на дне ямы наискосок! По образу и подобию огромного кабаньего клыка, готового распороть любого зверя. Будь то волк, олень, медведь или человек… Ансар вылез из ямы, поделившись с товарищем своей догадкой. Жарас со всех сторон рассмотрел кол и согласился - сходство с клыком явно прослеживалось. Хотя сверху оно и не было столь очевидным. Но вот кабаньи следы, четко пропечатанные на мягкой земле, уж точно не вызывали никакого сомнения. Из всего увиденного здесь друзья вместе составили примерную картину событий. По-видимому, орты забрели на земли лесного племени, покровителем которого является кабан. Судя по всему, этот зверь приносит им охотничью удачу, оттого такое уважение к нему – даже кол в западне сделан в виде кабаньего клыка. Ловчая яма вообще больше похожа на обрядовое сооружение, там, наверное, и приносили жертвы Большому Вепрю. На этот раз такой жертвой должен был стать медведь. Ближайшие селения лесных людей располагаются по-видимому довольно далеко, иначе охотники уже бы пришли на рев зверя. Но видимо сюда они приходят нечасто, например, два раза в месяц. Все вставало на свои места и складывалось не совсем плохо. Медведя они спасли, с лесными людьми встречи избежали и знают, чего от них можно ожидать… Несколько успокоенные друзья продолжили свой путь по лесной дороге. В седле Ансар то и дело мысленно возвращался к медведю-оборотню. Именно его могучая фигура выпадала из стройного объяснения случившегося с ними. Да и вообще, оборотень ли этот таинственный зверь? В конце концов, когти на задних лапах могли стереться, а человеческие интонации в голосе – послышаться. Да и о медведях, в ортских легендах рассказывалось мало – не слишком часто степняки с ними встречались. Разве только в предгорных лесах, где эти звери водились. Понаслышке Ансар знал, что после удачной охоты на медведя лесные жители оказывают ему особые почести – уж очень похоже освежеванное животное на человека. О превращениях людей в животных известно степняку и того меньше… Рассказывали о колдунах, ставшими медведями, обернувшись через ствол склоненного к земле дерева. Вот только для чего это им было нужно, батыр ответа не находил. Вспомнилась одна история о старике, который исчезал зимой и появлялся с наступлением весны. Вроде бы он тоже оборачивался медведем, чтобы пережить в берлоге холодную и голодную зиму, а весной опять становился человеком. Бывали сказки и пострашней... О громадных людях в мохнатых шубах – оборотнях, любящих человеческое мясо и прячущих в широких рукавах отросшие медвежьи когти. Ансар заметил, чем гуще и суровей лес, тем больше возникает мыслей о всякой нежити из Нижнего мира. Но хвала Небесному Всаднику, деревья становились прямее, подлесок реже, а дорога шире. Страхи перед оборотнями-людоедами тоже отступили, и на смену им пришло простое желание найти людское жилье. До ноздрей всадников все чаще доносился полынный запах – верный признак близкой степи. Еще немного и лес сменился небольшими рощицами, а затем и вовсе исчез. Теперь перед путниками простирались бескрайние, но привычные степные просторы. Оставалось побыстрее встретить местных жителей, да выбрать, куда же дальше ехать. Вскоре вдали, как показалось путникам, они увидели что-то похожее на маленькое селение. Но закатное солнце не позволяло зорким глазам степняков, подтвердить свою догадку. Ансар, скучая по людям, даже тайно попросил помощи у Ветра, потерев пальцами переносицу. Чуть погодя его небесный покровитель принес батыру добрую весточку: запах дыма и горячей пищи. Впрочем, Жараса он этой новостью не удивил. Охотник все понял и сам: лошади без команды прибавили в шаге, спеша к человеческому жилью. Тейран I Это был скорее небольшой постоялый двор, чем скромное селение местных жителей. Во всяком случае, здесь можно было переночевать и набраться сил. Впрочем, как выяснилось, самый крупный постоялый двор края, располагался в десяти ташах отсюда, в городе Учаке. Этот город стоял на караванном пути у самой границы Гарии с Империей Ай-Цы, и принимал с каждым годом все больше странников и купцов. Оттого Учак был всегда переполнен, и торговцам стоило немалых трудов найти здесь место для проживания. Зато в небольших поселениях вокруг города при желании всегда можно было найти пищу и кров, чем пользовались бывалые купцы. Вот и Айдар с Жарасом, сами того не ведая, попали в уютный караван-сарай, известный немногим путникам. Тем самым избежав городской суеты и любопытства проезжих зевак. Ансар и представить себе не мог, что так обрадуется встрече с обыкновенными людьми. Именно «обыкновенными», в отличие от Ялмы, ее заколдованных помощниц и раненного человекоподобного медведя. Молодые орты, рискуя показаться навязчивыми, наперебой задавали постояльцам вопросы, интересуясь дальними краями. Такое любопытство, сначала настораживало, но поскольку джигиты были благодарными слушателями, путешественники охотно рассказывали им случаи из своей жизни, стараясь всячески удивить. Среди постояльцев встречались чаще всего люди открытые, хотя встречались и настоящие пройдохи. Последние, говоря заведомую неправду, пытались купить у ортов по дешевке лошадей или выменять драгоценную соль на негодные безделицы. Однако на вид простодушные джигиты были не настолько наивны, как могло показаться на первый взгляд. Сопоставляя услышанное от разных людей, друзья легко находили различия в мелочах. Ансар же превратил выведение лжецов на чистую воду в своеобразную игру. Здесь воистину неоценимым оказался подарок Ялмы: все чаще Ансар незаметно наматывал на палец шерстяную нитку, безошибочно отличая хорошего человека от плохого. Это подспорье от Жалмауз Кемпыр подарило батыру немало открытий по поводу человеческой натуры. Выяснялось, например, что благообразный пожилой купец мог оказаться для ортов опаснее вооруженного до зубов бородача.... В любом случае, то были настоящие уроки жизни, и друзья живо обменивались своими наблюдениями насчет соответствия формы и содержания. Джигиты провели на постоялом дворе больше трех дней, но пока так и не выяснили, где же находится Укок – место встречи Земли с Небом. Странники часто рассказывали о Затерянных землях, только у каждого путешественника они находились в разных местах. Торговцы об «Отклике Неба» тоже слышали, вот только туда совсем не стремились – выгоды никакой. Зато знали людей, которые знали дорогу в неведомые края. Один такой «знаток» сам предложил свои услуги за весьма умеренную плату. Но двуцветная шерстяная нить Ялмы с такой силой впилась в палец Ансара, что батыр едва не вскрикнул от боли. Можно было только догадываться, куда заведет ортов такой горе-проводник. Ансар с Жарасом уже собирались покинуть караван-сарай, когда постоялый двор наполнился веселой кутерьмой. Постояльцы сразу заговорили о каких-то ситах, караванах и …сороках. А чуть позже не занятое жилье огласил гортанный говор и замелькала добротная черно-белая одежда. Откуда ни возьмись появились крепкие пестрые лошадки неизвестной породы, навьюченные удивительными вещами. Небольшое селение из двух десятков глинобитных домов и дюжины шатров сразу наполнилось живой силой, столь присущей деятельным людям. Джигиты с интересом разглядывали новоприбывших статных незнакомцев в приметной одежде. Из разговоров с постояльцами стало понятно: в караван-сарай приехали саты. Именно, так назывался этот народ, основным занятием которого была торговля. В первый же вечер, Ансар подробно расспросил о торговых людях у пожилого караванщика, хорошенько угостив его жирной бараниной. За долгой и обильной трапезой батыр выяснил для себя немало интересного. Сатов хорошо знали в Срединной Земле, ибо они водили караваны в самые дальние страны и на заказ привозили любой товар. Отличалось это племя купцов, не только удивительной предприимчивостью, но и смелостью, подобающей больше воинам, нежели торговцам. Впрочем, саты всегда считались отличными бойцами и по обе стороны Гарских ворот разбойники предпочитали с ними не связываться. Возможно, поэтому их караваны всегда обходились без нанятой охраны, что уже говорило само за себя. А с некоторых пор смелых купцов старались не трогать и местные правители. Даже не столько из-за их умения постоять за себя, а потому, что без торговли было не обойтись. К тому же купцы из Сатии постоянно рисковали собой, забираясь в такие места, куда самые свирепые головорезы и носа не казали. Во избежание опасных недоразумений саты носили характерную просторную черно-белую одежду. Под которой могли скрываться кольчуга и изогнутый длинный кинжал – излюбленное оружие сатов. Впрочем, этих неутомимых и отважных купцов-воинов старались нигде не обижать. Благодаря черно-белой одежде караван сатов был виден издалека, и никто не мог сказать, что спутал его с отрядом лазутчиков или конокрадов. Между тем, даже иноходцы сатской породы лошадей отличались исключительно черно-белой мастью и славились необузданным нравом. Поэтому украсть или купить пестрого жеребца в Срединной земле считалось бессмысленной затеей. Во-первых, в табуне такую приметную масть не утаишь, а во-вторых, ладить с упрямыми лошадьми умели только саты. Любимой птицей торгового народа являлась сорока. Караванщики особо почитали эту птицу то ли за ее черно-белую окраску, то ли за любознательный деятельный нрав. Сатов за глаза, многие называли «сороками», на что те особо не обижались. Кроме любознателности и умения постоять за себя и товар, к достоинствам купцов можно было отнести способность к языкам и умение сходиться с нужными людьми. О слабостях сатов в Срединном мире тоже рассказывали немало всякого… Что азартны «сороки» до самозабвения, не любят проигрывать и всегда готовы рискнуть. О личной выгоде никогда не забывают и умеют извлечь прибыль даже из воздуха. Думают саты на несколько ходов вперед и из-за этого порою могу перехитрить самих себя. Слишком истово соперничают они друг с другом и любят больше говорить, нежели слушать. Зато данное слово «сороки» держат твердо, пусть даже в ущерб себе. Кроме черно-белой одежды саты носят еще пояса с пряжками – знаками торговых отличий. Купец высшего сословия удостаивается золотой пряжкой, купец особого сословия отмечен серебряной застежкой. Ну, а бронзовая пряжка на поясе – верный знак купца-караванщика. Все прочие саты – погонщики, охранники, носильщики таких отличий не имеют, однако всячески к ним стремятся. О государственном укладе страны Сатии собеседник Ансара знал меньше. Только то, что лучшие рынки Срединного мира находятся там и берега Сатии выходят к морю. Что существует особая гильдия купцов-мореходов, одетых в сине-белые одежды. Невероятной храбрости и упорства эти люди… Поэтому с незапамятных времен Сатия не имела своей армии и не поставляла наемников. Возможно, из-за того, что некоторые рискованные дальние путешествия были опаснее иной войны. Как ни странно, но за последние десятилетия крупные города Сатии ни разу не были разграблены или осаждены. Пожалуй, еще больше чем выгоду, «сороки» ценили независимость, никогда не вступая в военные союзы и соглашения. При этом, саты обожали хорошее оружие, которое покупали во всех концах Срединного мира. Питали «сороки» страсть и к лошадям, но только к своим черно-белым… Отличной лошадью для сатов считался не быстрый боевой скакун, вроде Вихря, а неутомимый иноходец, устойчивый к жажде и сопутствующим долгой дороге болезням. В отличие от других народов, саты пользовались услугами почтовых голубей, тоже черно-белого окраса, чтобы не стать жертвой незадачливых охотников. Ходили слухи, мол, такой же пестрой масти бывают и верблюды, но их видели очень немногие. После услышанного рассказа Ансар проворочался полночи без сна. Ему казалось, он наконец-то нашел полезных для себя людей… Именно саты могут знать дорогу в Затерянные земли и, возможно, слышали про «Отклик Неба» Тогда же, ночью, в его голове родилась идея присоединиться к каравану сатов, идущему в сторону Затерянных земель. На худой конец можно без спросу идти по следам купцов на приличном расстоянии. Чудесные дары Ветра позволят не упустить караван из виду… Однако утро принесло неутешительные итоги. Саты с Ансаром вступать в продолжительные беседы не собирались, если это не касалось обоюдно выгодных дел. А какой торговый интерес у них к Ансару? По ходу выяснилось: саты к себе в караваны чужеземцев почти никого не берут. Да и вообще «сороки» держались хоть и доброжелательно, но отстраненно, общаясь только между собой. Тогда к своему стыду Ансар даже пожалел, что он орт, а не сат… Послонявшись вокруг становища купцов и насмотревшись на черно-белых иноходцев, батыр пришел к выводу – заинтересовать «сорок» ему нечем. Оставалось полагаться на свои силы, исходя из обрывочных сведений о Затерянных краях. Наверное, все так бы и случилось, если бы не Жарас… Вечером молодой орт вместе с Ансаром слушал рассказы о сатах, а утром куда-то пропал, явившись только сейчас. Глаза Жараса блестели, на щеках играл румянец, а над верхней губой выступили капельки пота. - Может пустынная горячка у тебя начинается, Жарас, - подначил друга Ансар, словно не замечая его желания поделиться важной новостью. - А то давай поищем хорошего лекаря среди обитателей караван-сарая. - Да я серьезно болен, у меня любовный жар, - запальчиво согласился джигит. - Пыл сердца, горячка души, лихорадка тела и затмение ума. Все вместе и порознь! А причиной тому - она! - Она? – Ансар удивленно вскинул брови. - Ты меня совсем запутал… «Она» - это болезнь или женщина? Среди бородатых «сорок» с их пестрыми лошадками, я лично никаких красавиц не видел. Или, может, тебе опять приснилась Ялма? - Не насмехайся надо мной, Ансар… Ведь именно у купцов-сатов приметил я прекрасную пленницу, ту что украла у меня сердце. Ее везут в Сатию, где, скорее всего, просватают за какого-нибудь богача. Ах, я сгораю живьем, - Жарас в отчаянии схватился за голову. - Ее красота несравненна, а значит, ценители заплатят за нее любые деньги. Нет, с такой внешностью, девушка достанется самому правителю Сатии… Увы, мне от этого ничуть не легче! - Что еще ты знаешь о невольнице? - спросил Ансар, о чем-то раздумывая, - Только о ее красоте больше ни слова. - Девушку зовут Илиарой. Какое красивое имя! Достойное ее…Умолкаю, умолкаю! Родина красавицы – берега озера Маркаколь, затерянного в Лесной стране. Оттуда и везут ее купцы-саты. Им она досталась по случаю – караван наткнулся на грабителей, к которым девушка попала в плен. Чтобы спасти красоту и невинность Илиары «сороки» сразу же выкупили ее у разбойников. Причем довольно далеко от самого озера и за немалые деньги. Сейчас караван идет в Сатию, где прекрасная пленница исчезнет без следа. При слове Маркаколь Ансара почувствовал легкое дуновение ветра на лице. Он уже знал: так случалось, когда он сталкивался с чем-то важным, но не до конца понятным для себя. Насколько орт помнил, Маркаколем называлось огромное озеро посреди лесов и гор. О его величине и красоте знали даже в далекой Ортале. Кстати, там, где Небо сходится с Землей, по рассказам постояльцев, тоже должно быть Большое озеро. От которого совсем недалеко до Укока… Вдруг речь идет, как раз о Маркаколе? Плененная девушка Илиара как раз из тех мест… Вот кого бы расспросить о Большом озере, Затерянных землях и «Отклике Неба»! Еще лучше взять ее с собой, освободив ее или выкупив у сатов. Легко сказать! И то и другое совершенно невозможно, но зато появляется хороший повод поговорить с «сороками». Например, выдав себя за людей, разыскивающих Илиару… II Ансар не без труда добился встречи с главой каравана сатов. Причиной разговора он назвал судьбу пленницы Илиары. Говоря так, Ансар надеялся на знаменитое любопытство торгового народа. Действительно, что могло связывать молодых степняков с пленницей, выросшей на озере, среди непроходимых лесов? Расчет батыра оказался верным, и теперь ему ничего не оставалось, как играть свою роль до конца. Молодого орта удостоил своим внимание сам Ланур – купец серебряной пряжки, человек в этих местах уважаемый и известный. Короткие седеющие волосы свидетельствовали о большом жизненном опыте, а живые глаза, то насмешливые, то колючие, казалось, видели человека насквозь. Не очень высокий, но плотный Ланур отличался силой и крепостью. Трудно поверить, но при желании коренастый сат мог запросто сдвинуть с места застрявшую повозку, был необычайно вынослив, а в борьбе руками побеждал признанных силачей. Таков был и нрав Ланура, гораздо более крутой, чем могло показаться. Те, кто видели в нем лишь преуспевающего купца, привыкшего к роскоши, очень скоро понимали свою ошибку. Умом ли, характером, деньгами или обаянием, но Ланур почти всегда доказывал свою правоту и оправдывал высокие притязания. В Сатии были купцы побогаче Ланура, но зато его имя всегда было у людей на слуху. Так в отличие от других «сорок» он проявлял интерес к разного рода диковинным вещам, покупая их в дальних краях. Говорили, что на родине он специально выстроил огромный дом для показа этих удивительных творений человеческих рук. В том числе оружия, войлочных ковров великолепной работы, картин имперских художников и золотых фигурок диковинных зверей. Доступ в дом коллекционера имели все те, кого интересовало мастерство художников, скульпторов и ювелиров со всех концов Срединного мира. Конюшни сата славились отменными лошадьми всех пород, купленных и продаваемых за огромные деньги. Однако немало друзей Ланура получили драгоценных жеребцов и дорогое оружие в качестве щедрого подарок. Сат твердо придерживался одного правила: жизнь нужно украшать красивыми поступками и вещами, чего бы этого не стоило. В погоне за яркими ощущениями он бывал, непредсказуем и неистов, но всегда умел остановить себя на самом краю. Вообще главной отличительной чертой этого человека было умение удивлять и удивляться, чем невольно воспользовался Ансар. - Благодарю тебя, почтенный Ланур, за оказанную мне честь быть услышанным, - начал свою речь батыр, стараясь изо всех сил понравиться знатному сату. - Я Ансар, сын охотника Айдара из Орталы. Много дней я в пути, а дорога моя лежит в Затерянные земли, где у меня важное дело. Однако залогом выполнения его стала невольница Илиара, увиденная моим другом в вашем караване. Мы давно разыскиваем красавицу, хотя она и не подозревает об этом. Как о великой милости прошу тебя, Ланур, уступить мне Илиару, от которой во многом зависит и моя жизнь. Густые брови Ланура удивленно поползли вверх. Предложение молодого орта, случайно встретившего его караван в Небом забытом месте, не столько удивило, сколько позабавило его.. Во всяком случае, без дальнейших объяснений было явно не обойтись. … - Я разыскиваю свою возлюбленную, - продолжал Ансар, следуя своему плану. - Волею чудесных обстоятельств, оказавшуюся в Затерянных землях. Чтобы ее найти, мне потребуется Илиара, знающая дорогу в те дальние края. Именно поэтому я готов освободить девушку за любую цену. - Начнем с главного: Илиара не продается, - Ланур удрученно вздохнул, объясняя очевиднейшую вещь. - По крайней мере здесь, сейчас и для тебя. Объясняю почему. Во-первых, тут не невольничий рынок, во-вторых – я впервые вижу тебя, а значит, совсем не знаю. Второе даже, пожалуй, важнее первого. Мы слишком далеки друг от друга во многих отношениях и по разным причинам. Поясняю свою мысль, чтобы ненароком никого не обидеть… Меня здесь все знают, о тебе же не известно ничего. Я веду караван, полный дорогих товаров, ты, Ансар, путешествуешь налегке. Я отвечаю за сотни людей и животных, ты – вольная птица, сам по себе… Почувствуй разницу, сын охотника Айдара. Из уважения к твоему отцу я даже не спрашиваю, есть ли у тебя деньги… Ты не купец и не сын торговца, странствуешь без охраны, значит, большими средствами не располагаешь. Но раз ты так уверен в себе, я могу предположить в тебе наличие каких-то выдающихся способностей. Но ведь их, как и деньги нужно предъявлять. Докажешь свою исключительность, я поверю тебе, и мы продолжим наш разговор. Нет - хотя бы сделаешь для себя вывод – время, отнятое у делового человека, отличается от времени потраченного… - Ланур подбирал слово помягче, - искателем приключений вроде тебя. И хотя друг с другом мы общаемся на равных, цена времени для нас разная. Следовательно, для меня пустой разговор – всегда убыток…. - Благодарю за урок, мудрый Ланур, - лицо Ансара побледнело, выдавая глубоко запрятанную обиду. - Спасибо за почтение к отцу и что разглядел во мне искателя приключений, а не безродного проходимца. Теперь чтобы продолжить наш разговор об Илиаре мне остается лишь доказать свою исключительность. Подскажи, почтенный Ланур, каким образом это сделать. - Исключительность, в моем понимании, это когда человек делает невозможное – возможным, - сказал Ланур, будто не замечая обиды Ансара, - или хотя бы возможное – действительным. Конечно, бывают вещи неподвластные никому, о них разговаривать нет смысла, но много и иного… Силач легко поднимает огромный камень, который обыкновенный человек даже с места не сдвинет. Певец радует слух красивым голосом, в отличие от безголосого пастуха или воина. Каждый занят делом, в котором он преуспел. Однако встречаются люди исключительные… Сильные и мудрые, все схватывающие на лету и никому ни в чем не уступающие. Те, кто сладит с любым делом, за которое возьмутся. Саты говорим об этих особенных людях, что у них «с кончиков пальцев мед капает». Кто знает, Ансар, может, ты как раз из таких удальцов. Проверить мое предположение легко. Вон на коновязи без дела скучает буйный черно-белый иноходец. Любой сат легко заставит пестрого коня послужить себе. Чужакам же даже сесть верхом на наших лошадей, почему-то не удается. Отчего бы тебе ни попробовать свои силы в выездке? Объездишь коня – поговорим об Илиаре. Надумаешь выполнить мое условие, предупреди заблаговременно. Караванщикам так не хватает развлечений в долгом, скучном пути пути. Пусть это представление будет твоей платой за отобранное у меня время. Ансар вышел от Ланура злой и недовольный собой. Хитрый сат вроде бы вскользь обидел его, намекнув на возможную несостоятельность. И тем самым попал батыру в самое уязвимое место – вон как раздуваются ноздри у Ансара при виде норовистых пестрых лошадей. Что же в них такого особенного, помимо черно-белой масти… Только никто, кроме сатов с ними справиться не может. Эх, была бы здесь его Нурия она бы точно смирила самого горячего иноходца… Хоть черного, хоть белого, хоть черно-белого! Взгляд Ансара потеплел при воспоминании о любимой. Нахлынувшая светлая грусть быстро сменилась озабоченностью – отказаться от задания Ланура батыр никак не мог. Все же мысли о Нурие теперь не оставляли Ансара. Батыр вспоминал о ее золотистых волосах и нежных руках, исцеливших сотни лошадей. О том, как робко и нежно прижималась девушка к его груди, спасаясь от превратностей злой судьбы. Не забыл Ансар и полные безысходности глаза Нурии, когда роковые слова амазонки заставили девушку сломать волшебный гребень. Половинку его Ансар оставил на память, несмотря на бурные протесты Хранителя Арката. Мудрец полагал, что даже малая часть колдовской вещи несет в себе темную силу албасты. Сколько же волшебства таит в себе полгребня не знает никто… Гребень, албасты, колдовство, Нурия, исцеление лошадей – мысли роем вертелись в голове Ансара, подобно мотылькам вокруг ночного светильника. Однако одно слово отчего-то занимало джигита больше других. Гребень! Вернее, отломанная половинка его и связанное с ним волшебство. О чем там говорил на совете Хранитель Аркат? Что для албасты нет ничего дороже гордых, необъезженных скакунов. Их она холит и нежит, заботливо заплетает хвосты и гривы. Как же обретает она власть над неукротимыми опасными животными? Может быть, расчесывая их особым гребнем. Не тем ли, часть которого осталась у него? Ну, а если провести половинкой гребня Нурии по гриве черно-белого иноходца и он окажется в его власти! Ансар еще немного посидел, потом, вспомнив обидные слова Ланура пошел за осколком гребня. III Проверка Ансара на «исключительность» состоялось уже на следующий день. Предстоящее событие собрало несколько десятков зрителей, главным образом, в черно-белых одеждах. Азартные и деятельные «сороки» тут же воспользовались неожиданным развлечением, чтобы сделать ставки на поражение Ансара. Чуть позже к ним присоединились несколько гаров и три купца из Империи Ай-Цы. Жарас с гордостью сообщил Ансару о своем решении тоже испытать судьбу. «Разумеется, ты поставил на меня», - для приличия поинтересовался батыр. «Само собой!» - не слишком твердым голосом ответил Жарас. Но потом смущенно признался – он сделал две ставки: поставил и на наездника, и на скакуна. «Для нашего общего блага» - пояснил орт свою хитрость с таким простодушием, что Ансар невольно рассмеялся. «Общение с торговыми людьми воистину заразительно», - подумал батыр. «Вот и влюбленный Жарас надеется на мне заработать…» От этих мыслей батыра отвлек Ланур, оповестивший людей о начале представления. Сегодня сат был в отличном расположении духа. Укрощение иноходца предприимчивый Ланур превратил из рядового события в настоящее развлечение, обещавшее принести неплохой заработок. Видно не зря изящная серебряная пряжка купца особого сословия украшала пояс сата…И теперь зрители, многие из которых поставили деньги на поражение Ансара, просто изнывали от нетерпения сорвать куш. Хотя нашлось немало зевак, желавших Ансару победы, им хотелось увидеть публичное посрамление самодовольных сатов дерзким джигитом. Ансару - «искателю приключений из Орталы» саты предложили пестрых лошадей на выбор. Подыгрывая публике, джигит нарочито медленно обошел с добрый десяток иноходцев, подумал и только потом указал на самого крупного и сильного жеребца черно-белой масти. Зрители взревели от восторга: молодой орт не искал легких путей и был уверен в себе. Два сата вывели коня на центр площади к коновязи. Теперь добрая сотня зрителей не спускало с Ансара заинтересованных глаз. Батыр чуть ли не кожей ощущал, как люди сравнивают его фигуру с мощным жеребцом, отдавая безоговорочное предпочтение иноходцу. Впрочем, Ансару такие мысли были сейчас совсем некстати, силе и норову коня он противопоставит смелость и волшебство. Джигит мысленно представил Нурию, на всякий случай заручился поддержкой Неба, спрятал гребень в рукав и шагнул к иноходцу. Пожалуй, только подойдя к коню на расстояние вытянутой руки, Ансар почувствовал упорство и силу животного. Лошади сатской породы всегда отличались скрытой мощью, сопряженной с умением терпеть. Главное требование сатов к лошади сводилось к способности возить всадника с тяжелой поклажей. Почти такого же веса, как и сам наездник. Так что отбор среди животных шел в направлении крепости и выносливости. Однако такой отбор имел и обратную сторону: упрямством пестрые иноходцы превосходили ослов, а огромная сила временами выходила из-под контроля. Эти черно-белые лошадей с широкой грудью и крупной головой обладали неуступчивым и взрывным характером, но при этом оставались верными своему хозяину до последнего вдоха. Вот перед таким буйным, мускулистым красавцем и замер в нерешительности Ансар. В слишком крупном иноходце все свойства сатской породы, казалось, проявились в избытке: конь был излишне мощен и чрезмерно строптив. Жеребец пока не понял намерений батыра, но на всякий случай поглядывал на него блестящими глазами. Волнение зверя выдавало лишь подрагивание могучих мышц под лоснящейся кожей. Конь по-прежнему оставался на месте, и батыр сделал еще полшага вперед. Зрители ждали: джигит возьмется за уздечку, жеребец покажет свой норов и тогда… Но Ансар отчего- то схватил иноходца за гриву еще больше повышая накал страстей. Во всяком случае, так могло показаться со стороны и теперь все ждали ответных действий сатского коня. На самом деле батыр незаметно воткнул половину гребня в густую гриву иноходца и остановился готовый к любым неожиданностям. К его радости и всеобщему изумлению, иноходец не взвился на дыбы, а принял эту дерзость как должное. Не выпуская воткнутого в гриву гребня из руки, Ансар оказался в седле и слегка пришпорил коня. Затем батыр проехался мимо притихших зрителей, показав знаменитую сатскую иноходь после чего почтительно поклонился. Потом подчеркнуто спокойно развернул коня и направился к коновязи. Выездка черно-белого иноходца проходила в полной тишине, и лишь когда жеребец вновь оказался на привязи, зрители дали волю чувствам. На обычно победоносных сатов было жалко смотреть… Один из них, купец с бронзовой пряжкой даже посулил золотую монету тому, кто повторит сделанное Ансаром. Сразу же вызвался загорелый жилистый гар из породы людей, «родившихся в седле». Но прирожденный наездник даже не смог приблизиться к привязанному жеребцу ближе, чем на три шага. Конь ржал, ретиво наскакивал на гара, норовя с разворота лягнуть чужака. То есть поступал сообразно характеру своенравных черно-белых иноходцев, что не слишком успокоило проигравших. Как ни странно, но Ланур не выглядел слишком огорченным. Видимо, он все же допускал такое развитие событий для необычного орта. Хотя сат не мог взять в толк, что же произошло со строптивым жеребцом, резко изменившим свой нрав. Дело в том, что секрет неукротимости черно-белых лошадей был достаточно прост, но знали его только саты. С раннего детства жеребята имели дело только с людьми, одетыми в черно-белую одежду. Привычная цветовая расцветка увязывалась в голове животного с кормлением, уходом, прогулками. Люди в другой одежде, напротив, вызывали у лошадей стойкую неприязнь, и саты это всячески поддерживали и закрепляли. Что было нетрудно: достаточно переодеться в обычную одежду и несколько раз обидеть злопамятного иноходца. Поскольку приметное одеяние торговых людей спасало их от разбойников и давало ряд преимуществ, то облачаться в черно-белые накидки всем прочим жителям Срединного мира запрещалось под страхом смерти. Значит, и гарцевать на пестрых лошадях могли только «сороки». Поэтому иноходцы не представляли никакого интереса для конокрадов, а саты в Срединном мире считались непревзойденными дрессировщиками своих коней. Ланур, конечно же, знал об этом и поэтому тщетно пытался найти хоть какое-то объяснение успеха Ансара. Сата успокаивало лишь одно – причина исключительности орта выяснится чуть позже. Когда джигит проявит себя в чем-то другом… Пока же, предстояло выполнить свое обещание по поводу Илиары – вернуться к переговорам о выкупе. IV - Признаюсь, ты удивил меня, батыр Ансар, - Ланур потер виски, будто прогоняя головную боль. - И, можно сказать, вынудил меня вновь встретиться с тобой. Начнем с того, что цена Илиары будет дорогой… - сат вздохнул и почти по слогам повторил: - Очень до-ро-гой! Торговые люди вообще, а саты в особенности, не привыкли заглядывать в чужой карман, но боюсь, Ансар, цена покажется тебе слишком большой. - И все же назови ее, почтенный Ланур. - Шестьсот тусов . Не скрою, это намного дороже платы за самую красивую невольницу, но это будет единственным разумным объяснением нашей сделки. Купец особого сословия Ланур назвал чрезвычайно высокую цену не без умысла. Дело в том, что дерзкий и настойчивый Ансар ему понравился, и сат хотел, таким образом, заставит орта отказаться от бессмысленной затеи. Даже если бы джигит нашел денег на выкуп, неизвестно, сумеет ли Илиара пригодиться ему. Обратная дорога к озеру Маркаколь трудна и опасна. Ее с трудом осилил караван опытных и храбрых «сорок», но вряд ли такое будет под силу двум джигитам и девушке. К тому же два крепких парня, красавица и три справных лошади – соблазнительная добыча для разбойников и работорговцев в безлюдных краях. Так что, называя неподъемную цену, Ланур надеялся вынудить друзей добровольно отказаться от покупки. - Я готов согласиться на твои условия, достойный Ланур, - без тени сомнения ответил Ансар, видимо не представляя размер будущего выкупа. Купец особого сословия вновь скривился как от зубной боли. Больше всего Ланура раздражало, когда люди упорно действовали себе во вред, неважно, по какой причине. Но в Ансаре было нечто такое, что не поддавалось простому объяснению… Это «что-то» не лежало на поверхности, но ощущалось исподволь, внушая невольное уважение. Возможно, все дело в очевидном бескорыстии джигита… Ведь согласно, вековой мудрости сатов, людей гонят вперед четыре страсти – выгода, жажда приключений, любопытство и любовь. Применительно к Ансару, по крайней мере, три причины были в наличии. Но вот выгоды или простого расчета за всем происходящим явно не прослеживалось… Либо корысть эта очень опосредована или замаскирована. Что ж, поживем – увидим. - В таком случае я жду тебя с деньгами завтра, до захода солнца, - купец запахнул черный отворот халата и встал, давая понять – разговор окончен и теперь все зависит только от Ансара. Честно сказать, Ансар и понятия не имел, где достанет такую уйму денег. Но не мог же он при Лануре выказывать неуверенность в себе или, хуже того, спрашивать: а сколько это - шестьсот тусов? Хотя об этом не мешало бы справиться… Самые первые осторожные расспросы соседей - постояльцев привели к самым неутешительным выводам. Такую сумму орты могли собрать, если бы продали всех трех лошадей с солью и оружием в придачу. За исключением, конечно, драгоценного меча. Кстати, «Ястреб Тогрул» вместе с ножнами стоил как раз в пределах названной цены. Но расставаться с именным одушевленным оружием в самом начале путешествия было никак нельзя. Впрочем, как и с лошадьми… Да и своего Вихря Ансар не продал бы ни за какие деньги! Весь вечер Ансар слонялся по постоялому двору, тщетно пытаясь найти хоть какую-то подсказку. Но ничего, кроме простой распродажи своего имущества, в голову не приходило. Да, даже если бы джигиты и вздумали все продать одним махом, вряд ли здесь бы нашлись покупатели, кроме тех же сатов. С Жарасом говорить на эту тему было бесполезно. У следопыта на уме сейчас только плененная Илиара. Того и глядишь, джигит попытается ее похитить или отбить силой. Тогда уж точно друзьям не позавидуешь! В этих раздумьях и застал Ансара теплый вечер в степи. Оранжево-красный закат в очередной раз напомнил батыру об уговоре, чем окончательно испортил ему настроение. Оставалось только просить совета у Прожорливой Пасти… Не придумав ничего лучшего, он попробовал уснуть, накануне связав концы пряжи Ялмы в узелок. Но за ночь ничего волшебного не произошло. Да и спал Ансар хуже некуда. Может, поэтому, ничего вещего во сне он не увидел, кроме изможденного лица, какого-то странника. Утром батыр был разбужен хриплым протяжным голосом: какой-то нищий спозаранку взывал к милосердию. Выйдя из жилища, батыр сразу же наткнулся на человека из его сна, того самого, с многострадальным лицом, изрезанным глубокими морщинами, Весь в мыслях о выкупе, да еще потревоженный бесцеремонным незнакомцем, Ансар совсем не горел желанием облагодетельствовать первого встречного. Особенно, исходя из того невеликого запаса средств, которым орты располагали. Словно прочтя мысли батыра, изнуренный дорогой старик понимающе усмехнулся. И подняв на Ансара глаза цвета меди странник промолвил: «Скитальцы, подобные мне, лучше других знают цену хлеба и воды в дальней дороге. Оттого ничего не просят задаром… Ну, а чем может быть полезен, все повидавший старик, двум молодым батырам? Добрым советом да искренним участием в их затруднительном положении». Лицо Ансара вновь обдало едва уловимым ветерком: кроме него и Ланура никто не знал о затруднительном положении по выражению бродяги. Помимо того, незнакомец дал понять, что нуждается в еде и внимании, задев самые чуткие струны молодых ортов. Законы гостеприимства для степняков были святы, а отказать голодному человеку в пище ранним утром считалось и вовсе вызовом Небу. Народная мудрость учила: «Никогда не отказывай бедняку в утреннем угощении и не отказывайся от приглашения на ужин, сделанное богачом». Вообще степняки ценили общение выше богатства и различали три вида гостей. Гости приглашенные, гости случайные и гости незваные. И если с первыми все было понятно, то гости по случаю требовали особо внимательного обращения. Считалась, что в облике незнакомцев, зачастую неприятном, могут скрываться посланники Небесного Всадника. Они-то и проверяют хозяев дома на щедрость и радушие. Недолго думая, молодые орты усадили старика за низенький стол, выложив перед ним всю нехитрую снедь. Словно зная об огромном выкупе за девушку, путник завел речь о кладах, потерянных сокровищах и пещерах с драгоценностями. Видя воодушевление Ансара, незнакомец назвавший себя Одиноким Скитальцем, будто невзначай рассказал одну занятную историю: «С незапамятных времен в этих краях лунной ночью можно встретить страшное порождение Нижнего мира – демона Тейрана. Со спины Тейран подобен одинокому путнику, заблудившемуся в безлюдной степи, но на самом деле вид его отвратителен и ужасен. Лучше бы он не поворачивался к людям лицом, более напоминающим уродливую морду. Тогда бы не пришлось видеть его кривые зубы, выпученные глаза, один из которых всегда налит кровью, а из второго сочиться вода. Отличием демона является единственная нога с вывернутой назад стопой и пучок рыже-золотых волос на лысой шишковатой голове. Обладают те волосы волшебной силой и необычайно важны для чудовища. С их помощью отнимает демон у людей, застигнутых ночью в степи, золото и драгоценности, отыскивает в земле богатые клады. Только и занят Тейран тем, что убивает и грабит одиноких путников, да подсчитывает свои несметные сокровища, спрятанные в норах степных зверей. Говорят, находились смельчаки, рискнувшие жизнью ради богатств одноногого демона. Для этого выходил смелый джигит темной ночью в степь и, увидев Тейрана, привлекал его внимание. Усаживался на землю и начинал раскладывать заранее припасенные камешки на две кучки. На глазах растут горки мелких камешков, а храбрец знай себе приговаривает: «Это мое, а это – Тейрану». На свое имя, из мрака ночи, скоро появляется безобразное лицо демона, привлеченного дележкой богатства. Невдомек Тейрану, что обычные камни считает человек, демон помышляет о драгоценных самоцветах и золотых самородках. И, чтобы разглядеть их получше, низко наклоняется над грудой камешков, светит своим чубом. Вот тогда-то и должен джигит вырвать у чудовища жесткий клок рыжих волос. Взвоет от боли, а больше от досады Тейран – нельзя ему без магических волос. Но чтобы прирос чуб к окровавленному лбу, нужно вернуть его на место как можно быстрее. Вот и запрашивает смелый джигит за них выкуп – золото, серебро и драгоценные камни. Бросится демон за своими сокровищами, принесет слитки серебра, золотые самородки, рубины и изумруды. Вывалит чудовище перед удальцом сокровища и потребует свое. После чего, должен отдать человек Тейрану волшебную прядь волос и собрать драгоценности в мешок. Уляжется Тейран рядом, приложит пучок волос ко лбу. Пока смельчак собирает разбросанные богатства, демон шепчет какие-то слова и заклинания. То громко, то тихо, то нараспев, то скороговоркой. Главное для храбреца собрать, как можно быстрее разбросанные богатства, не прислушиваясь к бормотанию Тейрана. Ибо его невнятная, завораживающая речь очень скоро обретет скрытый смысл. Коли разберет джигит из скороговорки Тейрана хоть одно слово – не сдвинется с места и тогда смерть неминуема. Ведь в обмен за свои волосы приносит Тейран сокровищ больше, чем успевает собрать человек. Если вовремя он не остановится, а пожадничает, то разорвет чудовище удальца и вернет себе богатство. Ансар даже не заметил, как насытился Одинокий Скиталец и с благодарностью покинул их жилище. Ошеломленный услышанным батыр еще долго сидел, не сводя глаз с глубокой трещины, бегущей до потолка по глинобитной стене повторяя, как заклинание: «Тейран. Тейран. Богатый Тейран… Только бы найти Тейрана в степи». Жарас тронул его за плечо, забеспокоившись по поводу странного поведения друга. «Все хорошо, Жарас… Все в порядке. Небо за нас и вновь дает надежду на успех», – успокоил Ансар товарища. И добавил не то для себя, не то для друга: «Мы выкупим красавицу Илиару, обязательно выкупим… И вместе отправимся к озеру. Да и мудрая Ялма не подвела». Словно вспомнив о чем-то, батыр попытался нащупать на поясе завязанный накануне тугой узелок из шерстяной пряжи. На этот раз, он даже не удивился, не найдя под пальцами ожидаемого утолщения – ночью узел развязался сам собой. Все бы хорошо, но для встречи с Тейраном требовалась еще одна ночь. Выкуп же, купец серебряной пряжки Ланур ждал до захода солнца. Значит, вечером Ансару предстоял нелегкий разговор с сатом, причем батыр не мог обещать оплату и на следующий день – кто знает, существует ли Тейран вообще… Но и мучить себя сомнениями тоже нельзя! Если не веришь в свои силы, как заставить поверить в тебя других. С твердой верой в лучшее орт и пришел к купцу. - Отважный Ансар, я не вижу в твоем взоре радости - спутницы желанной покупки. - Ланур насмешливо смотрел в глаза джигиту, поигрывая острием сатского кривого кинжала, - или ты передумал … Может, цена показалась тебе слишком высокой. Для искателя приключений она и вправду великовата… Ну так ты ведь даже не торговался со мной. - Уважаемый Ланур, мои намерения по-прежнему остаются в силе. Цена меня тоже устраивает… - джигит понизил голос, - только случилось так, что я не смогу рассчитаться с тобой сегодня. Полагаясь на твое великодушие, я прошу отсрочку еще на один день. И если, завтра до захода солнца, я не рассчитаюсь с тобой, то отдам тебе одну из своих лошадей. - Залог — это всегда хорошо, - лицо купца теперь ничего не выражало, - однако простой такого каравана, как мой, еще на один день, обойдется мне в несколько лошадей, подобных вашим. Но куда хуже другое: мои соплеменники могут подумать, будто я иду у тебя на поводу. Потому что все знают: Ланур не будет находиться в плену чужого успеха или желания даже в течение одного дня. Я дал тебе шанс, ты им не воспользовался… Так что поставь себя на мое место, чтобы ты сделал, приди я к тебе с такой отсрочкой. - Я бы попросил совета у Неба, - не задумываясь, ответил Ансар. - Бросил бы жребий и если бы он подтвердил мою правоту, то отказал бы просителю. Если нет, значит, стоило бы рискнуть! Сам того не ведая, Ансар задел тайную струнку в душе Ланура, искренне верящего в судьбу и свою счастливую звезду. Ведь саты чрезвычайно ценили удачу и проверку ее жребием или гаданием возводили в настоящий ритуал. Во всяком случае, уклониться от предложенного Ансаром бросания жребия доселе везучий Ланур не мог. Для сата это было сродни обвинению в малодушии. Причем не очевидного, а глубоко запрятанного от соплеменников. «Тот, кто не бросает вызов Удаче, вскоре может оказаться забытой ею» - гласила одна из самых известных сатских поговорок. И Ансар, будто по наитию, предложил единственно верный способ добиться отсрочки, «сохранив лицо» Ланура. Теперь никто из «сорок» не скажет: молодой орт заморочил голову купца. «Искатель приключений предложил предводителю каравана испытать судьбу» - так представят торговые люди их сегодняшнюю встречу. На руку Ансару была и его слава после выигранного спора с сатом. Теперь его исключительность давала орту право бросать вызов судьбе. Ведь кому как не «сорокам» знать – даже если последний нищий захочет помериться удачливостью с императором, то правитель не сможет отказать ему в этом. Ибо все может отнять повелитель у человека, включая жизнь. Но подарить или отнять везение никакой владыка не в силах. Только Небо дает или забирает удачу. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить великих правителей, потерявших все в одночасье… Подобные мысли мгновенно пронеслись в голове у купца серебряной пряжки, и он сразу же послал за ивовыми палочками. Само Небо подскажет выход из этой неразрешимой ситуации. Ансар был ему симпатичен, но потакать ему Ланур не собирался, хотя бы ради собственных неписаных правил. Сейчас же ему был брошен прямой вызов, и купец охотно принял его. Тем временем посыльный принес два одинаковых ивовых прута, один из которых расщепили на конце. Купец с бронзовой пряжкой многократно поменял их местами, скрывая помеченную нижнюю часть. Теперь сату и орту предстояло на удачу вытащить свой ивовый прут. Решили так: кому достанется целая палочка, тому и повезло. Ланур протянул руку первым и к радости Ансара вытащил расщепленный ивовый прут. Все сразу стало понятно… Однако окрыленный удачей Ансар выхватил целую деревянную палочку и победно вскинул ее над головой. И на этот раз, судьба улыбнулась ему и, значит, желанная отсрочка получена. Впереди батыра ждала бессонная ночь в поисках одноногого Тейрана. V Провести одному ночь в степи не самое милое дело. Только крайняя нужда заставит человека оказаться наедине с необозримыми просторами, где и днем заблудиться проще простого. Недаром орты говорят: темной ночью скитаются по степи либо безумцы, либо преступники. «Да еще нечистая сила» - думал Ансар, бродя в одиночестве по равнине, залитой лунным светом. Видимо, поговорка была справедлива только в отношении сумасшедших, потому что никакого демона Тейрана батыру встретить не удалось. Сбывалось то, о чем даже не хотелось бы думать: Тейран только плод человеческой фантазии и не более… А если он и существует, то обитает не здесь или появляется, например, в безлунные ночи… В отличие от сегодняшней, когда луна в своей полной силе. Пожалуй, сейчас Ансар был единственным человеком в Срединном мире, кто не уклонялся, а страстно желал встречи с порождением Нижнего мира. Ведь теперь для него хуже смерти от одноногого чудища - насмешливый взор Ланура… К тому же своим поражением он потеряет вместе с Илиарой тоненькую ниточку к его небесной избраннице и морально «убьет» воспрянувшего духом Жараса. Но ничего сверхъестественного в степи пока не наблюдалось. Редкая тень мелькнувшего тушканчика, стрекот сверчков, да писк летучих мышей в небе - вот, пожалуй, и все, что нарушало однообразие ночи. Словно споря с окружающим унынием, игривый ветерок качнул перистое ковыльное море, тотчас ожившее в серебряном свете луны. Повинуясь воле Ветра, широкая волна ковыля, как живая, устремилась вдогонку убегающему воздушному потоку. Орт, проводив глазами проложенную в степи дорожку, замер от внезапного озарения: Ветер, его небесный покровитель, вот кто поможет ему! Опустившись на одно колено, Ансар поднес губы к пушистым концам ковыльной травы... Сосредоточился и легонько дунул, вызвав едва ощутимое волнение легкой гривы. Могучее дуновение батыр сопроводил с придуманной мольбой: «Степной Ветер, донеси мое дыхание до демона Тейрана. Дай знать ему о заблудившейся живой душе в степи. Подскажи, Ветер, чудовищу дорогу ко мне… Приведи, Ветер, Тейрана ко мне без жалости, ведь сам я того пожелал… Найди, мой покровитель Ветер, Тейрана, где бы он не был и чтобы не делал… Лети мое дуновение, ковыльной дорогой, на крыльях ветра к одноногому демону…» Ансар ощутил, как ветер подхватил его слова, колыхнув раскинувшееся травяное море. Потом широкая воздушная волна понеслась, приминая ковыль и образуя лунную дорожку. Не прямую проторенную дорогу, а извилистую тропу, подобную уползающей вдаль огромной змее… Ветер умчался с посланием к Тейрану, а успокоившаяся степь сначала замерла, затем тяжко вздохнула, словно живое существо. Не то сокрушаясь, не то дивясь легкомыслию человека, призывающего погибель на свою голову. Несмотря на ожидание, появление вдали черной зловещей фигуры все же застало Ансара врасплох. Ведь ему еще надо было успеть разложить на земле заранее заготовленные камешки. Для этого требовалось ровная, не заросшая травой поверхность, о чем батыр заранее не подумал. Однако ему повезло, чуть поодаль, среди волнующейся травы неподвижно чернела большая вытоптанная прогалина - след недавней пастушьей стоянки. Место оказалось подходящим, и Ансар, стараясь не думать о демоне, принялся раскладывать камешки в две кучки. «Мне – тебе, мне – Тейрану» - произносил он как можно отчетливее, но каким-то сдавленным голосом. Это страх, внезапно охвативший джигита, невидимой удавкой перехватил его горло. Страстное желание встретить демона, вместе с долгим ожиданием оборачивались теперь слабостью, пустотой в груди и холодной испариной на лбу. Орта накрывали волны ужаса и только два слова – «мне - тебе, тебе – мне» напоминали, зачем он здесь и что делать дальше… Горки камешков уже были довольно большими, когда Ансар, наконец, увидел явившегося Тейрана. Точнее, сначала почувствовал его за спиной и лишь потом набрался смелости обернуться. Тейран показался джигиту ростом с очень высокого сутулого человека, закутанного в длинный халат. Издалека он напоминал плечистого, длиннорукого, но какого-то нескладного мужчину, точно переломленного в поясе. Зато голова демона относительно всего тела была действительно великоватой… Шишковатая, но не лысая, а покрытая жесткой шерстяной коростой, больше похожей на кору дерева. В глаза чудовищу Ансар заглядывать не собирался, но увидеть их все же пришлось. Из-за нависающего надо лбом пышного чуба, сияющего слабым желтым светом. Вполне достаточным, чтобы осветить выпуклые водянистые глаза, уставившиеся на две кучки камней. Прочие черты лица оставались во мраке, но, скорее всего, тоже были крупные и грубые, подстать лобастой голове. Тейран смотрел на перекладываемые камешки, как завороженный. Возможно, из-за однообразной присказки «мне – Тейрану», которые орт произносил, не переставая, как некое заклятие против злой силы. Однако батыр понимал, увлеченность демона простыми камнями – преходяща, и нужно, пока не поздно переходить к делу. Тейран стоял у Ансара за правым плечом, слегка наклонившись, чем-то, напоминая взрослого человека, вдруг вспомнившего свое детство с игрой в асыки . Положение, когда у тебя чудище за спиной не самое хорошее, но лучше, чем ничего… По крайней мере, демон рядом, на расстоянии вытянутой руки. Правда, пока обе ладони батыра заняты, да и схватить Тейрана за рыжий чуб он в любом случае может только левой рукой. Над правым же плечом орта нависает жуткая морда замершего ночного убийцы и грабителя. Остается освободить руку от камешков и попробовать поймать пучок рыжих волос на голове чудовища, о проворстве которого можно лишь гадать. Но и батыру нужно быть готовым ко всему: камешки скоро закончатся, и демон почувствует подвох. В подтверждении этого, Тейран слегка качнулся, устремившись вперед и тогда Ансар понял – медлить больше нельзя! На слове «мое» орт бросил камешек мимо кучки, а освободившейся левой рукой вцепился в пучок волос Тейрана даже не успев привстать на ноги. Демон резко отпрянул назад, рванув за собой Ансара. «Отчего, страшной твари не перекусить мою руку, держащую чуб…» - едва успел подумать батыр, когда пучок волос оторвался от головы демона, и Ансар, так и не выпуская его из руки, грохнулся наземь. Грохнулся, потому что стук падения, вместе с треском отрываемых волос были последними звуками, нарушившими ночную тишину. Все, что случилось потом, происходило при полном молчании с обеих сторон. Как в страшном, нескончаемом, безмолвном сне. По правде сказать, Ансар ожидал одного: чудовище, потеряв магическую силу взревет так, что степь вздрогнет… Но Тейран не издал не звука, а лишь отпрянул в сторону, будто желая получше разглядеть обидчика. В молчании демона чувствовалось что-то неотвратимое, и Ансар вдруг понял: кричат обычно жертвы, хищник действует деловито и без лишнего шума Хотя с Тейраном дело, наверное, обстоит несколько по-другому. В отличие от зверей, сверхъестественные создания подобны смертоносному холоду или удару молнии. Но и эти убийцы молчаливы, голосят те, кто расстается с жизнью. И все-таки Ансар крикнул во весь голос, чтобы прервать затянувшееся гнетущее молчание и подбодрить себя. «Выкуп! Выкуп за волосы!» - прокричал батыр изо всех сил, потрясая мерцающим чубом Тейрана. Порождение тьмы, чуть постояв, все также неслышно развернулось и, как-то странно подскакивая, понеслось в степь. При каждом движении полы огромного халата распахивались, но какие ноги у демона Ансар так и не разглядел. «Похоже, Тейран и вправду одноногий…» - подумал Ансар, наблюдая за огромными скачками чудовища, чем-то схожими с птичьими. Это отвлекло батыра, и он только сейчас слегка разжал левую руку, онемевшую от предельного напряжения. Волосы демона на ощупь оказались мягкими, шелковистыми и никак не вязались с грубо отесанной головой Тейрана. Вырванный пучок волос, пока все еще отливал оранжево- красноватым светом. Но сила свечения явно слабела - без хозяина волшебная прядь волос долго существовать не могла. Что ж, тем лучше для Ансара - Тейран не заставит себя долго ждать. Ожидание и впрямь оказалось недолгим. Но демон появился совсем с другой стороны и также внезапно, как в первый раз. Столь стремительное и скрытное появление навело Ансара на нехорошие мысли – почему бы Тейрану потом не отобрать свое добро, неожиданно догнав его в степи… Пока же порождение Нижнего мира принялось вываливать на залитую лунным светом поляну сверкающие камни, слитки серебра и золота, кольца и ожерелья, пряжки поясов и даже блестящие пуговицы. Оставив сокровища на утоптанной поляне Тейран отошел на несколько шагов и замер в ожидании. Ансар подвинулся как можно дальше от разбросанных вокруг ценностей и осторожно опустил светящуюся желтую прядь на землю. Демон непостижимым образом тотчас очутился у своих волос и точным движением приставил их ко лбу. Когда пучок волос на голове чудища вспыхнул ярким светом, Ансар еще раз увидел жуткий облик Тейрана. Хотя скорее то был не лик, а омерзительная личина… Темный провал рта, черные пятна вывернутых ноздрей, выпуклые безжизненные глаза. Но теперь не водянистые, а подернутые поволокой… Вроде той ледяной корочки, которой затягиваются озера поздней осенью. В неживых глазах Тейрана тоже угадывался смертельный лед и пронизывающий холод Нижнего мира… Тот самый, от которого стынет кровь в жилах. Ансар так бы и стоял, глядя в лицо демона, но тому было сейчас не до орта. Как и предупреждал Одинокий Скиталец, Тейран мягко улегся на землю, держа вырванную прядь у лба. В свою очередь Ансар бросился собирать разбросанные по земле сокровища, стараясь ухватить драгоценность потяжелее. Однако кольца, украшения, золотые самородки выскальзывали из пальцев, прилипали к ладоням, не желая отправляться в заплечный мешок джигита. Поэтому Ансар просто стал хватать наугад все, что попадалось под руки. Медлить было нельзя, впрочем, как и жадничать тоже, ведь лежащий ничком Тейран уже начал издавать низкие вибрирующие звуки. Больше всего они напоминали мурлыкание огромного кота с рокотом перекатывающихся камней или низкий гул крыльев тысяч шмелей, собирающих мед. Эти навязчивые звуки проникали под кожу, заставляли тело отвечать на вибрацию ощутимой мышечной дрожью. Почувствовав опасность, Ансар остановился, бросил в мешочек золотой перстень и заткнул уши. Но низкий рокот уже сотрясал все его тело, гулко отдаваясь в голове, не давая покоя. Когда выдерживать эти мощные колебания уже не было сил, они внезапно прекратились. На смену им пришли мягкие знакомые звуки, привычные интонации, даже обрывки слов. Благодарный слух тотчас оценил неожиданное избавление, принявшись распутывать родные звукосочетания. «…Ну, ок, лия, опа, ла, лу, ну, гаююмара… ия, асоро, нук», - то бормотал, то раздельно произносил Тейран. Ансар непроизвольно отнял руки от ушей, потерянное спокойствие вместе с обрывками человеческой речи возвращалось к нему. Батыр деловито подобрал еще один самородок, когда до него дошло - бормотание Тейрана слушать нельзя! «Лан, гиралокуна, павога, риранура, тилодых, рия, кок, улиравинокуна…» - голос Тейрана крепнул, обретая силу. Скороговорка сменялась дробным речитативом, постепенно переходя в протяжную песню. Ансар, набравший почти полмешка сокровищ, застыл на месте, а затем побежал от демона, так и лежащего черной горой. Батыр мчался, не разбирая дороги, а тяжелый мешок бился за его спиной, точно живое существо. Ансар не мог видеть, как Тейран приподнялся и, приложив ладони ко рту, кричит ему вслед: «Нурия, Шепот Земли, Укок, Отклик Неба, Ансар, Ортала, Жарас, Нурия». Вдогонку беглецу летели и другие слова, украденные демоном из сознания Ансара. Не знал батыр и того, что знакомые до боли ему имена уносил в степь его верный союзник Ветер. А в ушах бегущего джигита отдавалось лишь невнятные звуки: «Ия, пот, ли, не, ук, ла, сар, я» ... - Ну-рия! Ан-сар! – в последний раз прокричал Тейран, вложив в эти два слова всю нечеловеческую мощь своих легких. Он давно уже стоял во весь рост, всматриваясь водянистыми глазами в ночную даль. Добыча уходила от него, и такое случилось впервые… Золотой чуб яростно пылал на корявой голове чудища, освещая разбросанные богатства. Тейран все еще ждал, не теряя надежды на свои чары… Крик такой силы должен был достигнуть ушей беглеца, даже если бы Ансар скакал на самом быстром жеребце. Звук догонит и вернет похитителя на эту залитую лунным светом поляну. Потому что призыв исходит от демона ночи Тейрана. Не в силах простой смертный устоять перед зовом Нижнего мира, не ответить на клич, пробирающий до самых костей. Когда вернется дерзкий безумец сюда, то кровью смоет неслыханное оскорбление, заодно вернет украденные сокровища. Но тщетно ждет жертву степное чудовище, отчего-то медлит с возвращением ловкий вымогатель… Невдомек было Тейрану, что и последний, могучий призыв демона подхватил Ветер, развеяв зычный клич на мелкую россыпь звуков. Чтобы потом утопить их в мягком ковыльном ковре, смешать с поднятой дорожной пылью. Ансар же бежал, задыхаясь, то ли от бега, то ли от радости, охватившей его. Да, батыр слышал какие-то звуки, неразборчивые и страшные. «Ия, сар, я» - донеслось до него напоследок, оставшись навсегда в памяти неразгаданной загадкой страшной ночи. VI Сокровищ, добытых Ансаром с лихвой хватило, чтобы выкупить Илиару. Не особо разбираясь в ценности той или иной вещи батыр во всем положился на опыт Ланура. Чем еще больше расположил купца к себе. Сат, отвечая на выказанное доверие, посоветовал, как правильнее распорядиться оставшимися драгоценностями. От чего лучше скорее избавиться, а что сохранять как зеницу ока. Не менее ценными оказались и сведения купца о дороге к озеру Маркаколь с точными описаниями и дельными наблюдениями. Но больше всего удивило Ансара доброе расположение, проявленное к нему Лануром. Перед отправлением каравана сат пригласил батыра на личную беседу, несмотря большую на занятость. Разумеется, свой визит к купцу серебряной пряжки, молодой орт начал со слов признательности. - Прозорливый Ланур, я выражаю тебе благодарность за то, что поверил в мои силы и дал возможность проявить себя. Хотя, откровенно признаюсь, порою я сам не… - Никогда не говори слов, уменьшающих сделанное, - перебил его сат. - Главное, все задуманное получилось. Значит, Небо было на твоей стороне Ансар… Но я ценю твою благодарность и в свою очередь, хотел бы подарить тебе памятную вещь. Сат подошел к Ансару и ловко надел на его запястье легкий браслет. Рассматривать подарок в присутствии Ланура было не очень удобно, но даже украдкой орт оценил его изысканность и знакомое черно-белое сочетание цветов. - Этот браслет поможет везде, где бывают саты, а в Срединном мире мало мест, куда бы ни добрались купцы в черно-белых одеждах. Мы торговый народ, а значит, ценим полезные вещи. Черно-белый знак на запястье позволит тебе иметь скидки на любой товар, продаваемый нашими людьми. Любой сат окажет тебе посильную помощь и если надо встанет на защиту. Предъявитель браслета может присоединяться к нашим караванам и воевать с нами плечом к плечу. Черный и белый цвет в нашем понимании означает - добро и зло всегда рядом… Торговля - доказательство этого правила, где выгода одного соседствует с убытком другого. Мой дар поможет тебе избежать ущерба, поскольку любой сат посоветует, как лучше поступить в делах торговли. Черно-белый браслет дается лишь тем людям, кто может быть полезным нашему народу в настоящем или будущем. Цена такого амулета столь высока, что сат самого высокого ранга может передать его в руки чужеземца лишь один раз в жизни. - Но достоин ли я столь щедрой оценки, почтенный Ланур, - удивился Ансар, и недоумение его было искренним. - Мне казалось, порой я даже вызываю раздражение у твоих соплеменников. - «Казалось», - глубокомысленно изрек Ланур, - ни к чему не обязывающее слово. Хотя, правота в твоих мыслях все же присутствует… Признаюсь, я поставил на тебя большие деньги, когда ты обуздал иноходца. Поспорил я и на то, что ты сумеешь выкупить невольницу Илиару… И ни разу не проиграл, а точнее, даже прилично заработал на твоей дерзости. Удивлен? Но таковы саты, азарт, выгода и соперничество у нас в крови… Не мудрено, что кое-кого из проигравших ты вывел из себя. Когда я задержал караван на целый день, поспорившие со мной воспрянули духом, тут же решив наверстать упущенные. Они сделали двойную ставку на наш с тобой проигрыш. Но опять потерпели поражение… Не говоря уже о том, что выручка за Илиару превзошла все ожидания. Но дело даже не в прибыли и уязвленном самолюбии. А в моей дальновидности… Запомни это слово, оно, пожалуй, самое главное в торговле, а может, и в жизни. Поверив тебе, задержав караван и заключив сделку с тобой, я поступил дальновидно. Причем вопреки общему мнению. Такая предусмотрительность дороже любых денег! Она - веское основание для золотой пряжки купца высшего сословия на моем поясе. Вот какую услугу, сам того не ведая, ты оказал мне, Ансар - Спасибо за откровенность, достопочтенный Ланур. Но, скорее всего, мы никогда больше не увидимся. Я, джигит из Орталы, ищу свою любимую на краю Земли, откуда мало кто возвращается… Отдавать браслет, как ты верно подметил, малоизвестному искателю приключений, идущему в никуда – щедрость на грани с опрометчивостью. - Ты, похоже, забыл о моей дальновидности, искатель приключений. Да, сегодня все знают меня, но завтра, возможно вспомнят о Лануре как о соратнике Ансара в его удивительных приключениях… Слава стоит дорого, а богатых купцов всегда больше, чем великих героев. Возможно, встреча с одним из них выпала на мою долю. Отчего же не воспользоваться случаем и не войти в историю Срединного мира, - после этих слов сат широко улыбнулся. – Дальновидность моя подсказывает - о тебе, батыр, заговорят очень скоро… Ну, и последний мой довод для такого подарка тебе. У сатов считается: если от души даришь такой браслет кому-то, то от него к тебе переходит частичка удачи. Когда мы бросали жребий, тебе повезло больше, и я задумался… Как видишь, я все предусмотрел – в странствиях по Гарии везение мне очень понадобиться. Не беспокойся, Ансар, удачи и на твою долю хватит… Ну, а если серьезно, то пусть Небо хранит тебя и поможет найди то, что мы все ищем! - Но кому известно, чего желают найти все? - У меня есть свой ответ. Люди желают душевного спокойствия после славных приключений. И жаждут новых приключений после отдохновения души! - Лучше не скажешь…Успеха и тебе, мудрый Ланур, во всех твоих начинаниях. Пусть залогом тому, будет золотая пряжка, которой ты удостоился. Медвежий угол I Удивительно, но у Ансара только сейчас появилась возможность поближе познакомиться с Илиарой – главным сокровищем сатов, судя по запрошенной за нее цене. Батыр много слышал о красоте девушки от Жараса, но оценить ее по достоинству удалось лишь после отбытия каравана «сорок». Девушка действительно оказалась на редкость хороша собой. Плавные обводы фигуры дополняло милое лицо с выразительными зелеными глазами и сдержанной улыбкой. По плечам красавицы струились черные прямые волосы невероятной длины. Это стало понятно, когда Илиара ненароком распустила их… Шелковистый водопад волос достиг точеных щиколоток, невольно подчеркнув белизну кожи и совершенную форму ног. В отличие от изящной Нурии, напоминающей Ансару жеребенка-стригунка, привлекательность Илиары была несколько иной. Более взрослой, женственной, спелой… «Струящейся», - как образно сказал Жарас, мечтательно закатывая глаза. Впрочем, женское начало в невольнице проявлялось не только в тонкой талии при крутых бедрах, но и в особой манере говорить и поводить глазами. Но было в Илиаре в отличие от других девушек и то, что сближало ее с Нурией… Окружающем могло показаться, будто вчерашняя пленница находится где-то далеко отсюда, да и вообще среди людей ненадолго. Оттого и относится к ним снисходительно, с пониманием их тяжкой земной доли. Жалеет их, но не знает, чем помочь… Подобная грусть слишком часто отражалась в глазах Нурии, и батыр сразу почувствовал сходство между ними. Однако не все в повадках девушки поддавалось объяснению… Например, могло показаться, что пленница не слишком рада своему неожиданному освобождению. Или же принимала улучшение своей горькой доли как должное. Тем самым задевая самолюбие Ансара... Без горячих слов благодарности и счастливых слез, батыр, конечно бы обошелся. Но Илиара вела себя так, словно не случилось ничего особенного: подумаешь, попала в неволю, подумаешь - освободилась… Вот именно, сама освободилась, а не была кем-то освобождена. Ансар не на шутку обиделся, впервые столкнувшись с таким пренебрежением к его усилиям. Илиара же и ухом не повела, почувствовав нарочитую холодность батыра. Интересно, какой совет дал бы Ансару мудрый Ланур, повидавший сотни невольниц? Или женская красота дает право на особое положение, и прелестная невольница уверена, что сама пленила двух джигитов. Как, к примеру, это случилось с Жарасом… Да, судя по всему, сердце его спутника безраздельно перешло в собственность странной красавицы. Но и до этой маленькой победы Илиаре, казалось, не было никакого дела… Потерявший голову Жарас, видимо не смог объяснить девушке на какие ухищрения пришлось пойти Ансару для вызволения ее из плена. Да и о размере выкупа, между прочим, не мешало бы Илиаре напомнить! И чего ему стоило добыть сокровища за полтора дня… Уязвленное самолюбие батыра на этот раз сослужило ему добрую службу, и он, оставшись наедине с девушкой, занялся ее воспитанием. Вкратце поведал красавице о просьбе Жараса, условиях Ланура и встрече с Тейраном… Попутно объяснив, что от Илиары никто не требует пылких выражений благодарности, достаточно будет не изображать из себя госпожу, делающей освободителям великое одолжение. Рассказанная история подействовала на девушку, именно так, как хотелось бы Ансару. Всю ее холодную отстраненность как рукой сняло, а огромные зеленые глаза Илиары стали еще больше от удивления. Далее возникла обоюдная неловкость, связанная не то с появлением Жараса, не то с вновь открывшимися обстоятельствами освобождения. Так или иначе, но Илиара, сразу же захотела поведать свою историю. «Для того чтобы вам, многое стало понятно…» - загадочно предвосхитила свой рассказ спасенная красавица. «Родилась я на берегу Изумрудного озера, - начала Илиара свое повествование, - того, что живущие там племена называет Маркаколем. В отличие от местных лесных жителей алтов, мой народ прозывается - «озерным племенем». Однако чаще называют нас суалами – водяными жителями. Суалы действительно не боятся воды, мастерски ловят рыбу и плавают на лодках до первого льда. Еще озерные люди славятся необычным лакомством из водного ореха – чилима, а также своими лошадьми, берущими начало от легендарных водяных жеребцов. Молодые незамужние девушки – суалки, почти все лето проводят на берегу. Купаясь, добывая рыбу острогой собирая чилим и помогая рыбакам распутывать сети. В самый разгар лета, в одну из лунных ночей, красавицы приносят жертвы водяным духам, купаясь и танцуя нагими на берегу озера. Так почитают они Великую Мать Воду – воплощение женской сути и прародительницу всего живого. Мужчинам видеть те страстные танцы запрещено, ибо это еще и смотрины невесты для Хозяина озера. Из воды наблюдает за невинными танцовщицами Повелитель Маркаколя, чтобы выбрать себе достойную подругу. Великая честь для суалки – стать избранной невестой водного правителя. В ту особую ночь и заметил Хозяин Изумрудного озера и подал тайный знак. В облике черного змея выполз на берег и лег на мою одежду, пока я танцевала. Когда мои подруги вышли из воды и увидели страшного посланника, то бросились наутек, оставив меня одну. Я же не испугалась змея – видимо, исподволь была готова к великой чести. Ведь каждая озерная девушка, надеется стать суженой водяного владыки, но удается такое лишь редким счастливицам… Черный змей отполз с моей одежды, подождал, пока я оденусь, и позвал за собой. Скоро мы добрались до пещеры с тайным ходом, уходящим под воду. Смело спустилась я вниз вслед за змеем и очутилась в светлом хрустальном дворце. Под огромным прозрачным куполом располагались прекрасные чертоги, полные несметных богатств. За хрустальными стенами дворца колыхались водяные растения и сновали диковинные рыбы. Пораженная окружающим великолепием, я не заметила, как змей превратился в удивительного человека. Статного, молодого мужчину с черной бородой, раздвоенной на конце. Не только красивым, но ласковым и великодушным оказался хозяин водяного дворца. Нежным вниманием окружил он меня, очаровал умом и изысканным обхождением. В жизни никто не был так предупредителен со мной, и ни с кем мне не было так хорошо… Честно признаюсь честно, ждала я от водяного властителя мужского внимания, готова была ответить на его ласки. Но оказалось: не может дотронуться до меня мой друг, пока я у него в гостях. Нельзя ему даже открыть свое имя, хотя я ему люба и желанна. Мне тоже нельзя долго оставаться в подводном дворце. Должна я вернуться домой, на землю, и решить, хочу ли я стать женой Хозяина озера. Ибо только добровольным и осознанным может быть мой выбор. Если же соглашусь связать с ним свою судьбу, то в ближайшее полнолуние должна я выйти обнаженной на берег, туда, где впервые увидел меня повелитель Маркаколя. Осветит полная луна мое свободное тело и поведет за собой прямо в озеро. По лунной дорожке войду я в воду, пока не сомкнется она над головой. Мое единение с водной стихией станет знаком согласия для Хозяина озера. После чего должна я вернуться на берег, одеться и ждать появления черного змея, который проведет меня в подводные чертоги. Полнолуния я ждала, как сухая трава ожидает дождь… Но не суждено было мне встретиться со своим женихом. На мою беду в наших местах объявилась шайка отъявленных головорезов, живущих грабежом и насилием. Вот один из этих разбойников и увидел меня лунной ночью на берегу озера. В полном одиночестве, беззащитную, совершенно нагую… До сих пор меня всю передергивает при мысли о его жадных глазах, обшаривших мое тело при полной луне. Но этот мужчина меня даже пальцем не тронул, позволив одеться, хотя весь дрожал от вожделения… Уж не знаю почему, но разбойник в ту же ночь подарил меня главарю шайки. Но и у того я задержалась всего на день… Без раздумий вожак банды продал меня торговым людям сатам за сто пятьдесят тусов. С караваном «сорок» я находилась в пути больше месяца, пока не встретила вас. И теперь, узнав подробности моего освобождения, я безмерно благодарна тебе Ансар, за добрый поступок, желание вмешаться в мою судьбу и проявленную нечеловеческую отвагу. И тебе, Жарас, говорю я спасибо за то, что вовремя заметил меня…» Ансар даже покраснел от столь неожиданного перехода от размеренного повествования к пылкой благодарности. Жарас же и вовсе зарделся, будто мальчишка на охоте после первой похвалы наставника… Впрочем, слова признательности, одновременно напомнили о странностях похищенной подводной принцессы. Да и сравнение «нечеловеческая отвага» неприятно резанула слух батыра. - Одно мне непонятно, многострадальная Илиара, - Ансар решил говорить с пленницей начистоту, - отчего свое избавление из плена ты восприняла как само собой разумеющееся. Будто знала, что мы встретимся на твоем пути? - Просто я почему-то была уверена, - в голосе девушки прозвучала горечь, – что мой подводный принц не оставит меня в беде. Обязательно вызволит, каким-то образом… Вот и вас я приняла за его слуг, простите, за людей, выполняющих его поручения. Суалы считают - везде, где есть вода, там всегда найдутся подданные духов Воды. Теперь я вижу, насколько оказалась наивной: ведь мне неизвестно даже имя моего избранника. Несостоявшегося жениха… - Я верю тебе, ибо обманщица с легкостью придумала бы любое имя водному властелину. Но у меня есть к тебе, Илиара, последний вопрос, - лицо Ансара помрачнело. - Я не хочу, чтобы между нами остались недомолвки и подобно трещинам, разрушили наше доверие друг к другу. Буду откровенен, в твоем рассказе меня смущает одно важное обстоятельство. Почему тогда разбойник не тронул тебя, красивую, беззащитную, раздетую донага, уж прости меня за откровенность. Он зачем-то отдал такую красавицу главарю, словно хотел избавиться от тебя. Но и предводитель шайки не торопится насладиться твоим телом, хотя разбойников трудно обвинить в подобной робости. В конце концов, такую девушку, пусть даже опороченную, всегда можно выгодно продать, а еще лучше оставить себе для будущих удовольствий. Только вожак шайки разбойников зачем-то сразу перепродает ценную добычу сатам... Я бы понял подобное стремление, будь ты уродливой горбуньей, больной дурной болезнью или безумной. Ты же не просто красива, но как выясняется, довольно благоразумна. С тобой можно поладить, договориться, влюбиться в тебя наконец… Однако никто даже не пытался сделать это… Может, попробуешь объяснить мне, в чем тут дело? - Они просто боятся меня, как огня, вернее, как воду… Только и всего, - просто ответила Илиара. - Если суалы почитают девушек, выбранных духами воды, все же прочие испытывают к таковым настоящий ужас. По их убеждению, избранница Водяного хозяина на земле приносит погибель мужчинам. Известно много преданий на этот счет… Лесные люди говорят, что в водяных девушек превращаются змеи, прожившие на земле сто лет. Или утопленницы, затянутые на дно водными духами. Ко всему прочему водяницы обворожительны и сладкоголосы. От их чудесного пения склоняются к воде деревья и кустарники, мужчины же, услышавшие хоть раз голос водных красавиц, навсегда привязываются к ним. Случается, озерные девы выходят замуж и за простых смертных, но делают это с некоторыми оговорками. Нельзя, например, смотреть, когда такая красавица расчесывается или гладить ее по спине… - Почему запрещено прикасаться к спине озерной женщины? - перебил девушку Жарас с горячностью человека, уже услышавшего пение водяных дев. - Будто бы погладив такую женщину, муж может обнаружить на ее спине чешую. Ну, а после того кожа мужчины грубеет и сама становится похожей на рыбью шкуру. Болтают и вовсе полную чушь: мол, для того чтобы расчесать свои волосы водная дева снимает голову с плеч, а это может, мягко говоря, озадачить супруга. Ну а там и до помешательства недалеко… - Ну, а все-таки в чем заключается главная опасность водяных красавиц? – продолжал допытывался Ансар. - Водяницы съедают своих мужей… - с обескураживающей прямотой, сказала Илиара, - или, правильнее сказать, выпивают. Достаточно, хоть один раз вступить с водной девой в близкие отношения и пропал человек. Начинает он изнывать от жажды, сохнет на глазах, пока не останутся кожа да кости. Одно спасение для такого мужчины - самому убить оборотня, применив особые заклинания. Правда, отведав ласки таких красавиц, мужья остаются с ними до своего конца. Да и расправиться с водяницей можно, находясь очень далеко от ее природной стихии - воды. - Как, например, в степях Гарии… - тихо произнес Ансар и задумался. Сразу многое становилось понятным. Разбойник, увидевший обнаженную Илиару в лунном свете, не удержался и пленил ее. Но потом суеверный ужас и опасность «засохнуть» сделали свое дело, и он отдал добычу главарю. Конечно же, предупредив его о возможной опасности. Предводитель шайки тоже перепугался не на шутку… Тут очень кстати подвернулись торговые люди, чей караван шел в безводные степи Гарии и Орталы. Саты не настолько суеверны, да и в истории о рыбьей чешуе у них вызовут смех. Зато, все остальное очень правдоподобно. Хорошо еще, что он, Ансар не верит небылицам о водных девах, да и Жараса вряд ли это остановит. Ну, а если Илиара чего-то недоговаривает и уже стала женой хозяина Изумрудного озера? Здесь в безводной сухой степи, сила водяницы почти на исходе, поэтому сейчас она - ниже травы, тише воды. «Тише воды…» - хорошо сказано. Ведь именно к родной Большой Воде, к Маркаколю, орты собираются отвести Илиару, и как преобразится девушка у озера, одному Небу известно… Озабоченность Ансара красавица поняла по-своему, и тень грусти омрачило ее лицо. «Вот теперь и для вас я буду отмечена клеймом водяного оборотня», - обреченно сказала Илиара, потупив зеленые глаза. Затем она распахнула ворот расшитой сорочки и на ее шеи сверкнула хрустальная капелька. «Это единственное доказательство того, что я говорю правду. Это - подарок моего жениха и подобной драгоценности на суше никому не найти! Только, боюсь, такой амулет еще больше напугает вас» - с тяжелым вздохом вымолвила бывшая невольница. - Не беспокойся, Илиара, мое отношение к тебе не изменится, - успокоил ее Ансар и по твердости в голосе девушка поняла - он не кривит душой: - На добро нужно отвечать добром всегда и везде: в небесах, на земле или в воде. К тому же я сам попал в подобную беду… Людская молва, страх и невежество отняли у меня любимую, во многом похожую на тебя. И я не понаслышке знаю, каково оказаться белой вороной. - Что до меня, - пылко поддержал друга Жарас, - то пусть даже рассказанное тобой окажется правдой… Илиара, ради твоих прекрасных глаз я готов рискнуть всем на свете. Не остановит меня ни рыбья чешуя, ни вечная жажда. Клянусь, пока я рядом, никто не обидит тебя, не бросит в твою сторону испуганный презрительный взгляд. Нет для тебя, Илиара, прочнее опоры, чем мое плечо… Жарас осекся, постеснявшись столь высокопарных слов, и замолк на полуслове. Но Ансар видел - скромными заверениями в дружбе его друг не ограничится. Судя по блестящим глазам и возбуждению, в котором пребывал Жарас, батыр вполне мог поверить в чарующую силу водных дев. Одним своим видом Илиара, даже без сладкоголосого пения накрепко приворожила следопыта. Честно говоря, Ансар еще не понял, как же ему относиться к такой внезапной влюбленности друга. Вряд ли девушка забудет своего чудесного жениха, но ведь впереди путников ожидала жизнь, полная приключений и опасностей. Кто знает, вдруг превратности совместного пути развернут Жараса и Илиару навстречу друг другу. Ведь дороги людских душ друг к другу намного запутанней самых извилистых троп и никому не ведомо, где они сойдутся. В сияющем небе или в черной бездне. Вот и Ансар не мог знать, насколько дорого обойдется его другу вспыхнувшая любовь к чужой невесте… II Примерно через один конный переход желтая степь сменилась зелеными яблочными предгорьями. Местность была столь похожа на родные Зеленые Холмы, что Ансару порой казалось - они на пути к дому. Жарас тоже находился в приподнятом настроении и пылко рассказывал Илиаре о своей родине. Дикие яблоневые леса вскоре сменились елями, уносящимися острыми вершинами в небо. Лошади мягко ступали по опавшей хвое, осторожно втягивая ноздрями влажный опрелый воздух. Солнце с трудом пробивалось сквозь густые колючие еловые ветви, освещая узкую тропу. Первая стоянка в горах после пыльного постоялого двора пробудила в путниках приятные воспоминания. Присутствие милой девушки внесло в сугубо мужскую кампанию особенные краски. У костра под мягкими кронами исполинских елей, воодушевленные джигиты наперебой рассказывали смешные случаи, борясь за внимание красавицы. В свою очередь Илиара поведала о знаменитых суальских скакунах и преданиях своего народа. Об огромном серебристом таймене, пасущем несметные рыбные стада, у него просят рыбаки хорошего улова. Встретить громадную рыбу для суалов к большой удаче… Редко попадается она на глаза, хоть и не боится людей. Те, кто пытался поймать серебряного тайменя, только вредили себе. Один дерзкий рыбак с размаху ударил его острогой и тут же упал, замертво сраженный собственным оружием – острие вонзилось не в рыбу, а точно ему в сердце. - Ты упомянула о суальских конях Илиара, но не уточнила, чем отличается ваша порода от прочих, - поинтересовался Ансар. - Моего Вихря ты видела, на черно-белых иноходцев тоже насмотрелась вдоволь. Значит, будет с чем сравнивать. - Похожи суальские скакуны больше на Вихря, чем на пестрых иноходцев. Узнать их можно по серебряной гриве и хвосту. Резвости и силы они необыкновенной, поскольку ведут свой род от сказочных водяных коней. Подводный жеребец Сун редко выходит из воды на берег. Лишь в полнолунную ночь можно увидеть его во всей красе. Высотой он значительно выше самого крупного коня, а серебряная грива его столь длинна, что похожа на продолжение лунного света. Некоторые счастливчики видели табуны таких красавцев по берегам озер и рек. Между прочим, в отличие от обычных животных водяные кони не оставляют после себя следов. - Да неужели такое возможно? - следопыт Жарас встрепенулся, собираясь вступить в спор. - Во всяком случае, так говорят наши табунщики. Самые терпеливые из них в полнолуние специально пасут своих кобылиц около воды. Верят люди, что, если понравится Суну кобылица, уведет он ее с собой на подводное пастбище на всю ночь. Утром отмеченная кобылица вернется и в положенный срок родит жеребенка с серебристой гривой. Так появляются в Срединном мире суальские скакуну - кони для настоящих героев, как ты Ансар… - Нечто подобное ты уже рассказывала, - недовольно заметил Жарас, задетый похвалой из уст девушки, - правда, применительно к избранницам Хозяина вод. Там тоже все самое интересное происходит под водой и покрыто тайной… Я же предпочитаю определенность и надежность! По мне - лучше земных коней на свете нет. По крайней мере, такой скакун не утопит своего хозяина и не взлетит на небо. - Ты, Жарас, задет за живое и понимаешь все превратно, - настал черед обидеться Илиаре, - и нечего сравнивать суальских девушек с жеребыми кобылами! Во-первых, люди уходят в подводное царство добровольно, во- вторых, я не собиралась никого обижать невольным сравнением. Кстати, если бы сравнила… - Все, все, все, - Ансар шутливо замахал руками, прерывая спор, - я своего Вихря, ни на какого водяного жеребца не променяю. Но взглянул бы на суальских коней с удовольствием. Как, например, смотрит на тебя Илиара, мой друг Жарас… Все трое искренне рассмеялись, оценив добродушное остроумие батыра. Пожалуй, то был последний безмятежный ночлег в этих горах… В следующие дни странникам отчаянно не везло. Пройденные ущелья несколько раз заканчивались непроходимыми чащами или острыми обрывистыми скалами. Погода тоже словно принялась издеваться над ортами. Проливные дожди заставляли путников то надолго останавливаться, то, напротив, гнали вперед без передышки. Ритм движения часто рвался из-за месива под копытами, а иные отрезки пути оказывались слишком изнурительными. Пару раз маленький отряд и вовсе заблудился в темных еловых лесах, с большим трудом выбравшись на некое подобие дороги. Собственно говоря, и дорог тут никаких не прослеживалось. Справедливей было назвать их направлениями движения… Которые, в свою очередь, сводились к преодолению очередного горного кряжа. По сути, дела путешественникам предстояло найти подходящее ущелье для выхода на большой перевал. Пока же поиск удобного прохода не давал результатов. Все ущелья, словно по чьей-то злой воле, оказывались непроходимыми и путники с каждым днем теряли присутствие духа. Не добавляли настроения робкие попытки джигитов подстрелить хоть какую-то живность. Под холодным дождем, в мокрых зарослях высокой травы, охота становилась пустым занятием. Но, пожалуй, куда хуже было другое – напряженные отношения внутри маленького отряда. Вернее, то, что происходило между Жарасом и Илиарой. Казалось, пережитые невзгоды должны сблизить молодого орта и суалку, но, увы, такого не случилось. Жарас, пользуясь случаем, пытался укрыть девушку потеплее, оставить ей самый вкусный кусочек, оказать любую помощь. Илиара сначала принимала такую заботу с благодарностью, пока не выяснилось – Жарас воспринимает ее признательность как растущее расположение к себе. «Воспитанная» батыром девушка оказалась в довольно сложном положении. Отказ от заботы Жараса сочли бы грубостью, принимать же его ухаживания значило подавать орту надежды на взаимность. Между тем напор Жараса не ослабевал. Дождь, холод и недостаток еды, казалось, лишь усиливали его чувства к Илиаре. Однако навязчивая забота джигита ни к чему хорошему не привела. Между ними состоялся какой-то очень неприятный разговор, после чего Жараса словно подменили. Получив решительный отказ, теперь уже джигит оказался на перепутье… Пусть даже Илиара дала ему понять, что вместе им быть не суждено, пусть он вызывает у нее раздражение, но не может же Жарас совсем отказаться от нее? Перестать помогать Илиаре, спасая от голода, холода и дождя… То есть вести себя так, будто чувства - это разменная монета, сколько отдаешь, столько и получаешь взамен. Он, Жарас как-раз-то готов отдать ради девушки последнее… Без всякой надежды на будущее, без ответной благодарности. Но ведь и навязываться, тем самым, делая Илиаре больно, было выше его сил. Ансар с тревогой наблюдал, куда могут завести молодых эти непростые отношения. От него не ускользало как девушка сторонится Жараса, как суетится джигит, не находя себе места. Как они старательно отводят друг от друга глаза… Как Илиара подчеркнуто холодна с Жарасом и мила с Ансаром. Батыр видел мучения друга, но чем помочь ему не знал... Жарас осунулся, спал с лица, глаза его опять потухли, да и Илиара была сама не своя… То порою слишком возбужденная или наоборот подавленная ожиданием чего-то непоправимого. Переживания близких людей невольно передавались Ансару - он все чаще мысленно возвращался к своим отношениям с Нурией. Вполне возможно, что, найдя свою любимую, он окажется в положении своего отвергнутого друга… Нет, Ансар надеялся на лучшее, но подобные мысли стесняли грудь, отнимали душевные силы. Только одно успокаивало Ансара в этом столкновении характеров: судя по всему, Илиара не оборотень. Уж очень по- человечески вела себя девушка с Жарасом… В любом случае, трем путешественникам требовалась хоть какая-то смена впечатлений. Наилучшим же выходом из положения стал бы скорейший конец их блужданий в дремучих ущельях. Поэтому появление неприметной землянки со стенами и крышей из еловых бревен, скитальцы сочли добрым предзнаменованием. Хотя заброшенное одинокое жилище в сумрачном ущелье выглядело не слишком гостеприимно. Хозяин землянки тоже не отличался обходительностью и приятной внешностью. Крупные черты лица, тяжелый взгляд и упрямо сжатые губы предупреждали о его угрюмом нраве. Зато суровый, даже грозный вид совсем не вязался со смешной прической: жесткие волосы с проседью были собраны в два веселых шарика наподобие звериных ушей. Незнакомец был одет в меховую куртку, запахнутую наспех, так что на шее виднелось ожерелье из черных медвежьих когтей. Коренастое сложение, крупная голова и тяжелая поступь, только подтверждали сходство человека с могучим лесным зверем. Да и нелепые шарики на голове, видимо, изображали медвежьи уши. Человек - «медведь» внимательно рассмотрел путников и только потом поздоровался с ними. На лице его при этом не отразилось никаких чувств… Зато для ортов само присутствие человека в этих местах, уже стало настоящим подарком судьбы. В подтверждение этого хозяин пригласил незваных гостей в свое жилище, отмеченное печатью одиночества и заброшенности. Однако огонь в очаге горел ярко, а в котле варилось мясо. «Еда рассчитана на нескольких человек», - заметил Ансар, устраиваясь на звериных шкурах на полу. «Не иначе хозяин ждет кого-то еще?» – мелькнула догадка, тут же опровергнутая «медведем». - Меня зовут Аюг, и пища на огне предназначена вам, - произнес он низким глухим голосом. - Я черный шаман, или баксы, по-вашему. Духи предупредили меня о вашем появлении, так что я ждал вас. Странники в свою очередь назвали себя, и Ансар рассказал, куда они держат путь. Тут подоспело свежее мясо, сдобренное крепкой молочной аракой… Орты, соскучившись по общению и разгоряченные хмелем, охотно отвечали на вопросы Аюга. Ансар в общих чертах даже поведал свою историю с Нурией, попросив у черного шамана помощи в поисках Нурии в Нижнем мире.... - Из рассказанного понятно только одно, - Аюг пошевелил угли костра, - ты оскорбил Нурию, и твоя девушка покинула тебя. Но вот куда делась она, пока не ясно. Самое важное сейчас узнать главное - осталась ли ее душа в Срединном мире, унеслась на Небо или спустилась в Нижний мир. Ведь если Нурия в царстве Темного Властелина, то ваша дорога в Затерянные земли теряет всякий смысл. - Как же мне узнать, где она? - тихо спросил Ансар, понимая правоту Аюга. - Отправившись в Нижний мир, - последовал спокойный ответ. - Для этого мне, как видно, придется умереть, - невесело пошутил батыр. - Или попросить об этом Аюга, - вторя Ансару, не то, шутя, не то серьезно сказал баксы. - Умереть вместо меня! – искренне изумился орт. - Посетить Нижний мир, - совершенно серьезно произнес Аюг. - Путешествие туда сродни смерти на время отсутствия души… Хотя может статься по-другому: если она не вернется в тело. Поэтому я попрошу щедрое вознаграждение за свое странствие по ту сторону. - Заплатить тебе… - Ансар облегченно вздохнул, - что ж, я готов, если цена окажется подходящей. В наших дорожных сумках кое-что найдется, так что, думаю, мы договоримся. - Зачем мне деньги в этом ущелье? Платой станет человеческая душа, которую я временно возьму в услужение. Не делай удивленные глаза, орт. Я черный баксы, и ты пришел ко мне, а не наоборот. У каждого шамана есть свой звериный облик, для меня это медведь. Медведь – сильный зверь, а силу нужно питать. Но у моего злейшего врага - черного шамана Кубара, зверь-покровитель также могуч. Оборачивается мой недруг в бурого кабана-секача. С незапамятных времен враждуем мы и следим друг за другом. Силы наши примерно равны и это плохо… Как на две ноги не надеть один сапог, так и двум черным шаманам не ужиться в одной округе. Вот и стараемся мы одолеть друг друга, накопить побольше сил за счет человеческих душ, взятых в услужение. - Ну, а мы тут причем… - с видимым равнодушием произнес Ансар, пока ничем не выдавая своей обеспокоенности. На самом деле батыр решил для себя сразу: ни своей душой, ни, тем более чужими, рисковать он не будет. Не зря же обещал он кузнецу Дархану служить добру и свету. Торговля душами вряд ли достойное дело, да и в Нижнем мире господствует первозданное Зло. Черный шаман служит темной силе и его условия заведомо невыполнимы. Значит, ничего не остается, как потянуть время, да побольше узнать о дороге в Затерянные земли. - Путешествие в Нижний мир отберет у меня слишком много сил, - Аюг вновь заговорил своим рычащим голосом, - обессиленный я не смогу на равных сражаться с моим врагом. Черный шаман Кубар этим непременно воспользуется… Душа, взятая на время, послужит мне, пока я не верну потраченную силу. На обратном пути вы сможете забрать ее. - Это в том случае, если души Нурии нет в царстве Темного Властителя, и мы захотим услышать Отклик Неба. Ну, а если душа ее обретается в Нижнем мире, что тогда? - Тогда я попробую вызволить душу Нурии и доставить ее сюда, в Срединный мир. В землянке стало жарко. Баксы Аюг сбросил косматую куртку, обнажив крепкую не по годам мускулатуру. Ансар молча смотрел в огонь, не зная, что делать... Шаман был прав – поиски Нурии нужно начинать в Нижнем мире. Но ведь и человеческая душа - не меховая куртка, ее не отшвырнешь в угол, когда жарко… Свою душу Ансар никому не отдаст, а чужая душа... Шаман, словно перехватив мысль Ансара на лету, тотчас ответил молодому орту: - Никакой, даже самый сильный колдун без потерь для себя не сможет отобрать душу у правильного, уверенного в себе человека. Для этого потребуется время и совпадение слишком многих обстоятельств... Поэтому душу в чужое пользование человек может отдать только по собственной воле. - Неужели находятся безумцы, готовые добровольно отдать свою душу, - вступил в разговор Жарас. - Бывает по-всякому, - баксы подбросил в огонь несколько дров, показав в свете костра свежий рубец на правом плече, - некоторым людям душа без надобности, им что-то другое подавай. Например, покой и безопасность, если человек загнан в угол, как затравленный зверь. Кому-то душевные страдания могут оказаться не под силу… Зависть, обида, неразделенная страсть тоже истончают душу Теряет такой человек внутренне спокойствие, а порою, вовсе лишается разума. Опять-таки, большие богатства быстрее наживают бездушные люди. Ансар сосредоточенно слушал шамана, словно вспоминая что-то. Кабан-оборотень, медведь-покровитель, загнанный в западню зверь... Уж не о себе ли рассказывает хозяин дома? При виде же страшного шрама на плече Аюга батыра вдруг осенило… Он и раньше догадывался, что их встреча с человеком-медведем не случайна. И сдержанное радушие, отнюдь не дружелюбного баксы было лишь плата за услугу, не более того. Но кусок мяса и кров над головой не слишком ли скромная цена за спасение из глубокой ямы? Хотя напоминать о благодеянии было не в характере батыра, Ансар все же решился на это. - Трудно понять человека, не побывав в его шкуре, а о звере и говорить нечего, - в голосе Ансара зазвучала издевка. - Но сдается мне, твоя шкура Аюг, мне знакома. Уж не ты ли шаман, недавно напоролся плечом на деревянный кабаний клык в ловчей яме? Помнится, тогда ты в образе раненного медведя взывал о помощи. Не знал я, к сожалению медвежьего языка, а то попросил бы взамен твою душу. Нет, не насовсем… Лишь на время, пока вернуться мои силы, потраченные на твое спасение. Но мне, странствующему орту, много не надо… Спасибо, Аюг, и на том, что рассчитался с людьми по-медвежьи: мясом угостил, под дождь в лес не выгнал. Заодно уму-разуму научил: когда добро делаешь – прежде хорошо поторгуйся… - Все-таки узнал ты меня, Ансар, - шаман, казалось, пропустил мимо ушей жестокие обвинения в неблагодарности. - Да, я тот Медведь, вырученный вами из ловушки, расставленной моим врагом Кубаром. За ваше добро рассчитаюсь я тоже сполна – дам в дорогу совет ценою в жизнь. А про отданную душу я бы и говорить не стал… Но без нее мне в Нижний мир никак не спуститься. - А моя душа бы тебе подошла, Аюг? - выкрикнул Жарас с вызовом. - Только твоя бы и подошла, следопыт Жарас, - баксы, будто и не заметил мрачной решимости джигита. - Ты один мне и интересен… Ведь слишком необычны твои спутники. У Ансара - половина души на небе, у красавицы – в воде. По всему выходит, у одного тебя - душа на месте. Хоть и страдает, мечется, не находя выхода… - Об этом, даже думать нечего, - резко оборвал разговор батыр. - Завтра поутру мы выступим в путь, а там будь, что будет. Дашь мне, шаман, свой бесценный совет, подскажешь дорогу, и, считай мы квиты. А души, как и тела, нам еще понадобятся. Утро началось с дурной вести: Жарас, проведя бессонную ночь, все же решил отдать свою душу Аюгу. На все увещевания Ансара следопыт отвечал решительным отказом – мол, никто не сможет запретить ему пожертвовать собой. Сначала Ансар думал, что его друг находится под наваждением черного шамана и стоит убраться подальше от медвежьей берлоги - чары рассеются сами собой. Однако доверительный разговор с другом батыра, все намного хуже, чем он предполагал. - Пойми, Ансар, - вчерашний пыл Жараса угас, и теперь он говорил ровным, тусклым голосом, - моя душа уже давно мне не принадлежит. То ее чуть не украла Прожорливая Старуха, теперь она в плену у Илиары. Собираясь в поход, я больше заботился о теле – боялся, что не хватит ему силы в пути. Оказалось, закаливать надо было душу. Слишком уязвимой и ранимой оказалась она. Сначала колдунья Ялма отравила ее неутоленным желанием, потом ранила отказом красавица Илиара… Тяжело мне, Ансар, ох, как тяжело. Я словно кибитка без колеса или захромавший конь. Боюсь, подведу тебя, дам слабину. А так, хоть сослужу всем добрую службу. Помогу встретиться тебе с Нурией, а суалка вернуться к Изумрудному Озеру… Как думаешь Ансар, поймет Илиара мой поступок? Ведь ради нее я ничего не пожалел… Даже души своей! Нет, не спорь, мой друг Ансар! Чему быть, того не миновать. Придет время, освободишь мою душу, надеюсь, исцеленную от неразделенной любви. С этими словами Жарас встал и решительно направился к Аюгу, наблюдавшим за ортами у огромного дерева. Дальше события последовали с такой быстротой, что Ансар ожидавший долгого обряда «передачи» души, не сумел помешать этому. Жарас приблизился к Медведю, взглянул в его прищуренные глаза и без тени сомнений сказал: - Забирай на время мою душу, черный шаман Аюг. По доброй воле отдаю ее тебе до лучших времен. Баксы Аюг, глядя в лицо следопыты, торжественно и громогласно прорычал: «Временно беру твою душу Жарас к себе в услужение. Забираю душу с твоего согласия и ведома».И сразу стало необыкновенно тихо, Ансару показалось: даже речка замолкла в камнях. Затем напряженная тишина прервалась звяканьем ножен: Аюг выхватил из-за пояса Жараса его именной меч и с размаха вонзил в ствол вековой ели. Старинный клинок ручной работы гулко завибрировал, словно жалуясь на горькую судьбу… - Вот и все! – удовлетворенно подвел Аюг итог сделанному. - На обратном пути я верну меч Жараса в ножны, и душа вернется к нему. Но отныне твой друг станет другим… Не бойся, Ансар, он тебя не подведет. Также исправно будет выполнять все твои поручения. Но без души, без всякого прекословия и интереса… Без огня в глазах, как у вас говорят. Зато Жарас забудет душевные страдания, не будет больше видеть сны и разучится плакать. Помни, Ансар - ножны его меча должны оставаться пусты. Это - предупреждение для знающих людей, ибо кто убьет человека с украденной душой, тот навсегда лишит мертвеца покоя. Впустит в мир невидимое зло и станет первой его жертвой. Да, горемыке Жарасу не позавидуешь… Пришедший в себя Ансар потянулся было к вонзенному в ствол клинку, но будто налетел на невидимую преграду. Это Медведь остановил его холодным, предостерегающим взглядом. - Не советую вытаскивать меч из дерева, иначе душа Жарас навсегда потеряется в Срединном мире. Дело в том, что с рождения, каждый человек наделяется двумя душами. Душой-дыханием и душой - тенью. Душа-дыхание неразрывно связана с телом и покидает его только после смерти. Она невидима, хотя и оставляет следы при выдохе в виде пара. Душа-тень, или свободная душа, покидает тело во время сна и может совершать далекие путешествия. Она - воплощение душевного здоровья и требует бережного к себе отношения. Душа-тень может покинуть тело при сильном испуге, потере сознания или болезни. Свою свободную душу-тень, невидимого двойника, и отдал мне Жарас на время. У мужчин свободная душа обычно находиться в оружии, у женщин – в игле для шитья или острие веретена. Вот, пожалуй, и все, что тебе не помешает знать, батыр. - Я одного не пойму, Аюг, - медленно заговорил Ансар, подбирая слов, - зачем тебе спускаться в Нижний мир, если странствия по нему забирают силы и очень опасны. Ради меня и Нурии? Не верю в такое самопожертвование… Ответь ты мне отказом - и не отдал бы тебе Жарас свою душу? Ну и ладно: его израненная душа не внесет перевеса в противоборстве с кабаном-Кубаром... Для чего, Аюг, такие ухищрения? Чтобы отплатить мне за спасение? Ну так ты предупредил о расчете полезным советом. Какой тогда у тебя интерес к нам, скажи на милость. - Моя главная цель – одолеть своего злейшего врага Кубара. Я – Аюг, Медведь из Саура и Тарбагатая борюсь за первенство с Кубаром, Кабаном с Алтайских гор. Повадился Кабан ко мне в гости, «съедает» души людей моего края, насылает болезни, губит скот. Все труднее мне противостоять ему. Уж слишком силен и коварен Кубар, имеющий многих духов-покровителей. Одному не одолеть мне его, а Кабан все наступает, теснит меня. Но было мне видение… Случится, что сойдемся мы с Кубаром в очной схватке, смертельной будет эта последняя битва. А поможет мне победить врага житель Срединного мира, обыкновенный человек без чудесных способностей. Предначертано ему побывать на краю Земли, в Подводном царстве и даже в Нижнем мире. О тебе, батыр Ансар, говорит пророчество. - Только в Подводное царство, я не собираюсь… Дорога в Нижнее царство, как я понимаю, мне тоже пока заказана. - Не зарекайся раньше времени, батыр. Вдруг Илиара проведет тебя в подводный дворец, а в Нижнем мире ты побываешь вместе со мной. О крае Земли я уже не говорю… Понимаешь, Ансар, куда я клоню? Должен я отправиться в Нижний мир в твоем присутствии и при твоем участии. Значит, будем готовиться к большому камланию, а что делать вам, я подробно объясню. III На следующее утро Аюг собрал своих гостей и посвятил их в некоторые подробности предстоящего действа. - Люди, живущие в Саурских лесах и Тарбагатае, с детства приобщены к тайнам камлания и часто участвуют в нем. Им не нужно объяснять очевидные вещи на пальцах. Вы, орты, совершенно другое дело. И поскольку я не могу обойтись без вашей помощи, мне придется пояснить смысл каждого моего шага и жеста. Начнем с того, что для путешествия в Нижний мир мне потребуется дух-посредник. Он проводит и встретит меня на границе двух миров для чего ему потребуется особое именное приношение. Но еще раньше мне предстоит заручиться поддержкой одного из сыновей Темного Властелина, грозного Темир-хана - повелителя духов Нижнего мира. И если даст он мне разрешение на камлание, тогда отправится моя душа на поиски Нурии. Надеюсь, Темир-хан не откажет мне в своей милости. Ну, а теперь самое время рассказать вам о моем будущем странствии в Нижний мир. Аюг поднялся и, помогая в рассказе руками, начал: «После разрешения Темир-хана соберу я ударами колотушки в бубен всех дружественных духов. Невидимые, войдут они в бубен, рассевшись по краям и своим присутствием дадут ему живую силу… Затем я трижды обведу «ожившим» бубном вокруг своей головы. Тогда увидите вы, как зашатаюсь я, словно пьяный и затуманятся мои глаза. Это верный знак того, что отправился Аюг в опасное путешествие на бубне – крылатом скакуне. В полет устремится только моя душа с духами-помощниками, тело же Аюга останется с вами. По движениям его вы узнаете, где я и что со мной происходит. Если закружится мое тело, значит, летит моя душа, остановится – встретил я препятствие на том свете, заговорит рот – начал я общение с духами Нижнего мира. Сразу после того как потемнеет в моих глазах, через дымоход душа моя устремится к вершине Белой горы. Там попросит она у дружных со мною духов защиты моего жилища и тела. С Белой горы полечу я к Чудесному дереву Байтерек, соединяющему Нижний и Верхний миры. Выше самой высокой горы громадный тополь Байтерек: крона его касается облаков, корни уходят в подземелье, а ствол находиться в мире людей. Листья чудо-дерева с солнечной стороны отливают золотом, с лунной стороны искрятся серебром. Ветви тополя сочатся влагой молочного цвета, падает она на землю каплями размером с куропатку. Оттого образуется у основания ствола неубывающее, белоснежное озеро. Души шаманов отправляется в верхний или нижний мир, скользя по стволу, ветвям и корням мирового дерева. Возвратившись же из Преисподней, очищаются их души в этом молочном озере, прежде чем войти в Срединный мир. По корням чудесного дерева спущусь я под землю и окажусь на пороге Нижнего мира. Там поклонюсь я духу-привратнику, чтобы он пропустил меня в подземелье. Как только переступлю я границу в мир иной, встретят меня девять черных дев – дочерей грозного Темир-хана. Прекрасны те нагие девы, соблазнительны порочной красотой, игривы, ласковы и обходительны. Будут красавицы искушать меня, пытаясь наперебой завладеть моей душой. Но Аюг сильный шаман и знает, как избежать их сладких сетей. Далее полечу я над пустыней, гладкой словно стекло, потом промчусь над непроходимыми топями. На краю гиблого болота будут ждать меня пять демонов в облике черных коз. Хитростью и обманом станут оборотни задерживать меня, но я должен разрушить их козни. Далее встретятся на моем пути два огромных озера. Прозрачное озеро Слез и Красное озеро Крови. Первое озеро, чистое и горькое, состоит из слез по людям, умершим в Среднем мире. Нескончаемым потоком льются сюда слезы утраты… Остановлюсь я на берегу, чтобы узнать – оплакал ли кто-нибудь Нурию на земле. Однако может статься, что некому пролить по ней слезы, я продолжу свой поиск. Замедлю я свой полет над Красным озером, переполненным кровью людей, загубленных убийцами в Срединном мире. Прерву я свой полет и узнаю, не пролил кто-нибудь кровь Нурии во цвете лет. Если там не найду я следов твоей возлюбленной, то последую дальше. Сделаю остановку на каменном столбе, осмотрюсь, а потом полечу к огромной глыбе со сквозным крошечным отверстием посередине. Тонкой струйкой просочусь я сквозь камень и окажусь перед непроходимым лесом. Но не остановят меня густые колючие дереыья: среди стволов волком проскочу, между веток белкой пробегу, над верхушками птицей пролечу. Миную дремучую чащу и предстанет предо мной необъятное Черное озеро. Питают его неиссякаемые источники – черные деяния и злые помыслы людей. Предстоит мне пройти над смоляной водой по мосту, что тоньше конского волоса. Средоточие Зла притягивает к себе и не каждый путник сумеет удержаться на тончайшей нити. Многие шаманы срываются в Черное озеро, навсегда оставаясь в Царстве Мертвых… Если начнет моя телесная оболочка хватать воздух, биться в судорогах и испустит дух – знайте, поглотили меня темные воды Зла. Но если пройду над Черной гладью озера, значит, окажусь я на границе Царства Мертвых. Вот тут-то и потребуется ваша помощь. Как только увидите, что кланяюсь я кому-то, тотчас бросайте в дымоход семена семи злаков, кропите дым аракой и толокном – приносите дары умершим. Понравится мертвецам наше подношение, тогда поведают они мне, есть ли в стране Умерших душа твоей Нурии или нет. - Ну, а если душа Нурии, все-таки окажется в Царстве Мертвых, - задал главный для себя вопрос Ансар, - что тогда? - Тогда придется мне лететь в железные чертоги грозного Темир-хана. В этом случае, здесь на земле, вы увидите, как кладу я бубен в сторону – привязываю своего коня к коновязи. На коне въезжать во дворец Темир- хана могут только умершие баксы… Там, в зале из черного железа, стану я умолять Темир-хана отпустить душу Нурии на землю в обмен на щедрые жертвоприношения. Согласится Темир-хан отдать мне душу Нурии, значит, полечу с ней обратно. Если разгневается Темир-хан, то оставит меня в Нижнем мире навсегда. Для вас же, я умру прямо во время камлания… - Будем все же надеяться на лучшее, - сказал Ансар, успокаивая себя, - Продолжай свой рассказ Аюг, и прости, если нарушил повествование. - Если Нурии нет в Царстве Мертвых, предстоит мне обратная дорога… Коли до этого дойдет вы увидите следующее – трижды обернусь я слева направо и начну стремительно кружиться. Это означает – превратился мой бубен из скакуна в сокола. Верхом на птице понесется моя душа домой... Поднимется она по корням Байтерека, омоется в молочном озере и вылетит в Срединный мир. Здесь опять без вас не обойтись. Как только мои уста назовут имя духа-посредника, открывающему мне дверь в жилище, вы должны над огнем очага расположить крест-накрест три жерди. Установите концы палок на приготовленные чурбаки и придерживайте их руками… Только в этом случае моя душа не упадет из дымохода в разведенный огонь. О том, что я благополучно вернулся, вы узнаете по отброшенной моим телом колотушке. Упадет она тыльной стороной вверх - хороший признак. Нет, тогда пусть каждый трижды обведет колотушкой вокруг своей головы и положит ее на землю нужным образом. Судя по напряженным лицам скитальцев, рассказ черного баксы произвел на них впечатление. На этот раз красочное повествование не являлось простой историей, а было руководством к действиям. Их предстояло проделать согласованно, а главное, своевременно и точно. Раздумья по этому поводу, даже отвлекли Ансара от мыслей о потерянной душе своего друга. Устыдившись этого, батыр взглянул на изменившегося Жараса. Джигит, несколько потерянный, но спокойный, недвижимо сидел рядом с баксы, напоминая верного пса. Такое незримое единение друга с Аюгом успокоило батыра: если во время камлания Жарас будет вместе с ними, то он вряд ли что-то упустит. IV Подготовка к камланию началась с обустройства очага и его растопки. Накануне Аюг попросил гостей покинуть жилище, так что подробности разжигания огня и приготовления священной пищи Ансар пропустил. Зато видел, как над крышей землянки «жирнеет» столб дыма, на глазах меняя запах и цвет… Можно было лишь догадываться, чем «кормит» огонь черный шаман, готовясь к странствию в Нижний мир. Но когда Аюг пригласил их в дом, гости подивились произошедшим переменам. Прежде всего бросилась в глаза дикая игра теней на стенах – настолько резво плясал огонь в очаге, выбрасывая во все стороны длинные языки пламени. То ли от излишнего жара или из-за каких- то кореньев, брошенных в очаг, воздух в жилище баксы тоже изменился. Стал плотнее, гуще, ощутимей, но прозрачности своей не потерял. Поэтому Аюг в своей одежде перемещался в нем необыкновенно плавно, подобно огромной крылатой птице. Кружась вокруг пылающего костра, колдун чудом избегал жадных языков огня, тянущихся к нему. Однако желтое пламя почему-то не наносило никакого урона перьям, тесемкам, бахроме и голым рукам шамана. Огонь облизывал, но не кусал Аюга без страха заходившего в его жаркие владения. Поразился Ансар и тому, что жилище баксы вдруг стало непроницаемым для света и звука… Раньше сквозь щели между бревнами пробивались солнечные лучи, доносился шум горной речки, мешающий разговору. Сейчас же щели в бревнах будто залили черной смолой и заткнули паклей, точно кто-то выхватил обитель колдуна из живого мира. Движения шамана поразительным образом совпадали с игрой всполохов пламени на стенах. Аюг то подскакивал, то прижимался к земле, то нависал над огнем, вдыхая полной грудью искры и дым. Так продолжалось до тех пор, пока огонь в очаге не запылал сильно и ровно, под стать успокоившемуся хозяину жилища. Наконец баксы окончательно остановился, выровнял дыхание, просительно вскинул руки вслед уходящему дыму и протяжно запел: О повелитель духов Темир-хан! Живущий в черном железном дворце, Несравненный, непобедимый и всесильный, Перекатывающий горы, словно лебяжий пух, Выпивающий целые озера одним глотком, Дробящий скалы до размеров песка, Режущий людские жизни, как колосья, Не откажи в милости, Темир-хан, Дозволь побывать в Нижнем мире, Дай проникнуть в Темные пределы Камнеплечий и железогрудый Темир-хан, Грозный сын Властелина Нижнего мира. Тебе мое - первое подношение, От всего, бери и пробуй! Чок! Чок! Чок! С этими словами Аюг бросил в пламя семена и окропил огонь аракой с просяным толокном. После чего шаман почтительно присел у очага в ожидании согласия Темир-хана… Видимо, грозный властитель согласился, потому что пламя рванулось в дымоход сквозь угольно черные клубы дыма. Когда огонь очага успокоился, шаман принялся поглаживать бубен, а потом и вовсе обратился к нему: О Жаик – хозяин бубна, мой покровитель, Пребывающий на пороге Нижнего мира Отворяющий вход в Срединный мир, Грозный в своих воплощениях, С каймой из тучи, с плетью из молнии, Вездесущий и поспевающий всюду, Проводи меня в Нижний мир, Жаик, Встреть меня в Среднем мире, Жаик, Тебе, Жаик – хозяин бубна, мое приношение! Пусть шестьдесят бубенцов звенят в твою честь! Не откажись, Жаик, от своей доли! Чок! После слов-заклинаний Аюг вскинул руки, по-особому повел плечами так, что зазвенели многочисленные колокольчики на его одеянии. При этом шаман обильно кропил бубен просяным толокном и кумысом. «Накормив» бубен, Аюг ударил в него березовой колотушкой. Гулкий, тугой звук отозвался в ушах, оттолкнувшись от темных углов шаманского жилища. Далее последовали удары такой частоты и силы, что Ансар больше не различал слов, которые выкрикивал колдун. Впрочем, главное было понятно – Аюг приглашает своих духов-помощников войти в бубен и помочь шаману в Нижнем мире. Сторонники Аюга должны были в походе прикрывать душу шамана со всех сторон. В сотканной духами незримой броне и собирался колдун отправиться в опасное странствие. Невидимые соратники, судя по жестам баксы, вняли его призывам: расселись на плечах, опоясали туловище и «оживили» бубен. Наконец ритмичные удары затихли, и в пугающей тишине шаман трижды обвел бубном вокруг головы. И сразу же тело Аюга, словно подломилось в поясе и стало крениться назад. Глаза колдуна подернулись пеленой, а взгляд потерял осмысленность… Однако шаман все же удержался на ногах, чудом не рухнув на пол. Затем не без труда вернув равновесие, он завертелся вокруг себя, ударяя колотушкой по бубну. Как видно, именно сейчас, душа Аюга покинула тело и понеслась на крылатом тулпаре – бубне, подгоняя «скакуна» березовой плетью–колотушкой. Но вот кружение замедлилось, и Аюг остановился, озираясь по сторонам. Потом, узрев невидимую сущность, низко поклонился ей. После чего вроде бы на время успокоился… До встречи с новыми невидимками, вызвавших его неподдельный интерес. Лицо шамана исказилось сладострастной гримасой, он расправил плечи и самодовольно выпятил грудь. Мгновение спустя поведение Аюга решительно изменилось – мышцы напряглись, дыхание участилось, глаза забегали в поисках путей к отступлению. Шаман начал вырываться из чьих-то цепких объятий, уклоняться, сбрасывать с себя невидимую сеть. Видимо, такое сопротивление разгорячило его, баксы часто задышал, а потом перешел к непристойным действиям, напоминающим соитие. Судя по откровенным движениям и охватившему Аюга возбуждению, сейчас он встретился с девятью черными девицами и старается провести их. Это нашло подтверждение в откровенных сравнениях, полившимся из уст Аюга, подобно медовой патоке: О девять соблазнительниц, как стебли извивающиеся, Черноликие, с крепкими обнаженными чреслами, С курчавыми волосами, в косы пять раз завитыми, Всегда с влажным лоном, с зовущими острыми грудями, Всегда ждущие и к пылкому соитию готовые, Но лишь с одной из вас разделю я сладкую муку, С самой страстной из девяти бесстыдных сестер, С самой порочной, с самой бурной в любовных ласках! Как видно, девять голодных демониц сразу же бросились выяснять, какая из них самая сладострастная, позволив душе баксы ускользнуть из губительных объятий. Аюг вновь завертелся волчком, обдавая зрителей горячим воздухом, пока чуть не упал без сил. Однако и на этот раз он удержался на ногах и даже сделал несколько мелких шагов. Последовавшее за этим падение, было тем более неожиданным, но колдун подниматься не стал, а остался на четвереньках, блея на разные лады. Не иначе встретился Аюг с пятью злыми духами, в обличье черных коз… Догадка оказалась верна, исходя из его дрожащих причитаний: Без глаз слепые, без спины выгнутые, Без суставов вывихнутые, без костей надломленные, С кривыми ребрами, коленями вовнутрь согнутыми, Духи пожирающие, духи убивающие, духи изнуряющие, Людские души крадущие, за непочтение наказывающие, Среди людей невидимые, во тьме в коз обернувшиеся Примите меня в свое стадо, заблудился я в Нижнем мире! Видно, Аюгу удалось обмануть злых сущностей, не распознавших его в козьем обличье… Он как ни в чем не бывало встал с колен, отряхнулся и трижды обошел очаг. Ну а дальше перед невольными зрителями разыгрался настоящий спектакль. Шаман бешено крутился, падал ничком, зачерпывал руками воду и пробовал ее на вкус, взбирался на невидимый столб и пролезал сквозь крошечное отверстие. С поразительным сходством он воплощался в зверей и птиц, прыгал с камня на камень, выбирался из трясины. Наконец, «продравшись» через непроходимый лес, шаман застыл как вкопанный перед новым препятствием. Теперь на лице Аюга отразился страх, но он поборол его и отважился ступить на мост тоньше конского волоса. Сохраняя равновесие колдун осторожно, но упорно двинулся вперед… Чувствовалось, с каким трудом дается Аюгу каждый шаг по натянутой тонкой струне, как тянет его вниз «злая» сила, как мешают ему колотушка и бубен в руках… Один раз баксы едва не сорвался, отчаянно извиваясь всем телом над черной бездной. Временами канатоходца охватывал ужас, тогда по его лицу катился пот, руки дрожали, но он, с одержимостью обреченного шел к желанному берегу. Когда Аюг наконец-то ступил на твердую землю, Ансар с облегчением вздохнул. Орт только сейчас почувствовал, как по спине у него тоже струится пот, а в ногах закололи острые иглы: сопереживание заставило батыра пройти вместе с шаманом страшный путь над пропастью... После пережитого невольные зрители, едва не забыли о своих обязанностях ... Так что, когда Аюг начал кланяться на берегу Царства Мертвых, его помощники слегка замешкались. Зато Жарас не сплоховал: со словами «Чок! Чок! Берите и пробуйте!» бросил в огонь горсть зерен. «Чок! Чок! Угощайтесь!» - брызги молочной водки и толокна исчезли в клубах дыма. «Чок! Чок! Берите и пробуйте!» - вторя джигиту, подхватили Ансар с Илиарой, отправляя в очаг свои подношения мертвым. Все это время баксы стоял недвижимый, подобно крепкому дереву. Лицо Аюга тоже ничего не выражало, словно шаман был в маске. Его полная непроницаемость вызывала вопросы, но все же была куда лучше злой досады или явного неудовольствия. Затем черный шаман приложил ладонь к уху и принялся поворачиваться во все стороны. Неведомые звуки доносились до колдуна – к одним он подавался всем туловищем, на другие не реагировал, третьи - вызывали его отторжение. О происходящей внутренней работе рассказывали движения тела Аюга, в отличие от безучастного ко всему лица. Наверное, такого же, как лики покойников, говорящих с ним на языке мертвых. «Беседа» продолжалась довольно долго, пока баксы не прикрыл оба уха руками, давая понять – все нужное он услышал. Сразу после этого каменное лицо шамана смягчилось, на нем отразились живые чувства, главными из которых были благодарность и признательность, если судить по тем поклонам, которые Аюг отвешивал во все стороны. Простившись с мертвецами, шаман подхватил бубен, трижды обернулся слева направо, взмахнул руками, как крыльями, и закружился с удвоенной силой. Соколиный полет, по-видимому, отнял у странника последние силы, и он уселся на землю, переводя дух. Впрочем, и тогда Аюг вел себя крайне беспокойно, то и дело поглядывая в вышину. Видимо скиталец увидел над собой громадное основание Байтерека, потому что встал и полез куда-то вверх. Он взбирался, цепляясь за невидимые корни исполинского древа, пока не оказался перед новой преградой. Похоже, она была связана с водой, и теперь Аюг задерживал дыхание и разводил руки, как всплывающий к поверхности пловец. Батыр догадался - шаман совершал обряд очищения в Молочном озере накануне прихода в Срединный мир. Отряхнувшись, как мокрый зверь, колдун вновь ударил колотушкой по бубну и резво закрутился живым волчком… Не переставая кружиться, баксы начал выкрикивать имя своего духа-покровителя. «Жаик! Жаик!» - взывал баксы, а Ансар с товарищами уже прилаживали над очагом заранее приготовленные жерди. Слава Небу, они не позволили душе Аюга упасть в огонь, и он сам собой медленно завершал кружение. Окончательно остановившись, шаман отбросил деревянную колотушку, опустился на корточки и мягко упал на шкуры лицом вверх. Почти сразу же, огонь, пылающий в очаге, затих, словно его накрыли сверху огромной ладонью. Все погрузилось во тьму, но вскоре она начала отступать: сквозь щели в бревнах забрезжил солнечный свет. Золотые лучи осветили Аюга, пребывающего то ли в забытьи, то ли в глубоком сне. В любом случае грудь колдуна вздымалась ровно и спокойно, да и вообще внутри землянки установилась удивительная умиротворенность. Немного посидев вокруг спящего Аюга, изрядно вымотанные зрители, с облегчением покинули жилище. Перед уходом Ансар взглянул на выпавшую из руки шамана, колотушку и порадовался доброму знаку. Она упала тыльной стороной наружу, суля удачу… Проклятое ущелье I Не желая тревожить шамана и находясь под впечатлением от камлания, путники развели костер под открытым небом. Здесь же, под защитой вековых елей и шум бегущей реки они решили заночевать. После минувшего представления Ансар долго не мог прийти в себя, ощущая в душе непривычную тяжесть. Будто и правда побывал вместе с Аюгом на том свете. От этих мыслей становилось не по себе, и батыр несколько раз окунался в речную проточную воду, чтобы смыть с себя пережитое. Настроения не добавила и ночевка под открытым небом, омраченная жутковатым поступком Жараса. Когда странники расположились на ночлег у догорающего костра, следопыт вдруг встрепенулся, будто почуяв что-то важное для себя. При этом лицо его ничего особенного не выражало, только кожа на лбу пошла глубокими морщинами, словно следопыт силился выполнить тайный приказ. Безжизненное лицо друга сразу вернуло Ансара к камланию, напомнив безучастный лик шамана, ожидающего вестей из Страны мертвых… А потом не проронив ни слова, Жарас медленно встал и обреченно пошел к жилищу Аюга, пока не скрылся за тяжелым пологом. «Отправился к своему новому хозяину», - с горечью подумал Ансар. И было в том уходе от друзей, столько предопределенного некой силой, что батыр долго не мог уснуть. «Эх, лучше бы Жарас ушел от нас в лес или просидел всю ночь у костра» – думал он, ворочаясь с боку на бок. После того бессонного бдения Ансар твердо решил побыстрее убраться из берлоги человека-медведя. Что до смого Аюга, то утром он выглядел куда лучше, чем можно было представить накануне. Хотя чувствовалось, разговор с ортом ему дается через силу… - Нет в Нижнем мире твоей Нурии, - подвел итог шаман, - да ты сам уже это понял. Моя встреча с девушкой тотчас бы отозвалась и в твоей душе. Теперь, Ансар, можешь смело идти туда, где Небо разговаривает с Землей… Аюг замолчал, давая понять, что обсуждать подробности своего путешествия в иной мир он больше не намерен. Шаман выполнил обещание, и перед ортами вновь предстал угрюмый человек, недовольный присутствием незваных гостей. Не верилось, что еще вчера этот молчун в ярких красках рассказывал о духах Нижнего мира и просил содействия. Однако намеченный разговор о превратностях пути шаман все же завел. - Выйдя из моего Медвежьего ущелья, пройдете два конных перехода до встречи с большой рекой. Ертысом зовется она. Выберите место для переправы и соорудите прочный плот. На нем переправитесь через реку без труда. Ну, а дальше ждет вас дорога в четыре-пять конных переходов до горных пихтовых лесов. Там-то и начинаются владения моего врага – черного шамана Кубара. Надеюсь, с ним вы не встретитесь: вряд ли найдет вас колдун в дремучих лесах. Ваши души для него не видимы, а дух Жараса – в моей власти. Предупреждаю - на самой границе моих владений живут опасные лесные существа. Не относятся они к миру людей и духов Нижнего мира, а значит, не подвластны шаманским заклятиям. - На кого же похожи они тогда? Человекоподобного ли облика? - Скорее звероподобного… Хотя толком не знаю. Раз не боятся эти существа морозов, значит, шерстистые, раз выслеживают людей, то и обладают отличным нюхом и слухом. Силы они неимоверной и, наверное, такой же свирепости. По-разному зовут их в тех краях, но мало кто видел. Чаще всего называют этих чудищ – Лесовиками, Острогрудами, Рассекателями, таежными людьми… Вот только никакие они не люди, да и не оборотни… На груди у Рассекателя острый гребень, по твердости не уступающий железу. Свою жертву лесное существо прижимает к себе с такой силой, что распарывает грудину пополам, а потом уже пожирает сердце и легкие. Но все это больше догадки и домыслы¸ ведь трапезу Острогруда никто не видел. Только по изуродованным телам и древним сказаниям знают о них люди. Хорошо еще, что Лесовиков везде мало и живут они поодиночке… Плохо другое: ваш путь проходит как раз через места обитания Острогрудых чудовищ. - Можно ли одолеть Острогруда? - Скорее всего нет… Но я обещал рассчитаться за свое спасение из ямы и дать совет ценою в жизнь. Спасение от Лесовика - в прочном доспехе, защищающем грудь. Но для этого нужно будет сделать крепкий деревянный панцирь с завязками сзади. Тогда, если обхватит тебя Распарыватель, то накрепко застрянет его гребень в древесине… Сумеешь своевременно освободиться от панциря, значит, появится у тебя надежда одолеть чудовище. Ну или хотя бы избежать верной смерти. Как ни стремился уехать поскорее Ансар из этих мест, но полдня ушло на изготовление деревянных доспехов. Благо у Аюга нашелся топор, а еловая древесина оказалась на редкость податливой. Правда, сам панцирь получился хоть и прочный, но довольно нелепый, грубый и громоздкий. Он не влез ни и в одну дорожную суму и, прилаженный к седлу Жараса вызвал бы у встреченных людей множество вопросов. Путешественники покинули медвежий угол, когда солнце стояло еще высоко. Путникам нужно было поторопиться, чтобы выбраться из лесной чащи до захода солнца. После мрачного ущелья и тесной землянки шамана Ансару больше всего хотелось вновь оказаться на степном просторе, продуваемом всеми ветрами. Довольно с него дикой пляски причудливых теней от разведенного костра в окружении хмурых елей. Уж слишком все это напоминает недавнее камлание… II Два конных перехода от Медвежьего ущелья до большой реки Ертыс прошли без приключений, но в постоянных раздумьях и душевных терзаниях. Стоило Ансару бросить взгляд на бездушного Жараса, как сердце орта холодело от жалости. Неестественно прямой, всегда невозмутимый, точно выгоревший изнутри, джигит был больше похож на наемника, чем на друга. Поведение Илиары тоже заставляло задуматься… Злоключения, выпавшие на долю следопыта, казалось, прошли мимо нее. Жалости или хотя бы сочувствия к Жараса девушка ни разу не выказала. Вот уж действительно права степная мудрость: «Мужчины беспощадны к тем, кого они ненавидят, а женщины - к тем, к кому - равнодушны». Но кто сумеет постичь женскую натуру до конца? Почему для Илиары воображаемый избранник, из-за которого и начались ее беды, дороже живого человека, готового ради нее на все. Пусть бы имел Жарас отталкивающий вид или злой нрав. Так нет же, парень хорош собой, умен, храбр, великодушен. «Был великодушен…» - поправил себя батыр с большим огорчением. Люди попадались на пути маленького отряда очень редко и не представляли для путников большой опасности. Впрочем, как и интереса… Но одна встреча все-таки заставила Ансара изрядно поволноваться, когда четверо крепких джигитов выросли у них на пути. Усатые, смуглые, с оценивающими быстрыми взглядами исподлобья, едущие налегке, но при оружии. Шерстяная нить, обмотанная вокруг пальца орта, сразу же впилась в тело, подсказав о большой опасности. Хотя и без того ясно: такие удальцы своего на дороге не упустят. Однако, перемолвившись с ортами парой вежливых предложений, усатые наездники не выразили особого интереса к путешественникам. Для сооружения небольшого плотика нужно собрать по берегу крупные сухие ветви и крепко связать их друг с другом. Лошади поплывут самостоятельно, плот с вещами направит к берегу Илиара - дочь озерного народа, не боящаяся воды. Одна незадача: Ансар и Жарас, в отличие от суалки, не умели плавать. Нет, орты тоже плескались, ловили сетями рыбу, заходя по горло в воду. Но плыть, когда под тобой черная водоворотная глубина – совсем другое дело. Выход нашелся сразу: каждый джигит поплывет на собственном плоту из крепких ветвей. Подгоняемые опасностью, путники работали не покладая рук до самой темноты. И успели сделать многое... Во всяком случае, маленький плот с привязанными вещами и оружием получился на славу. А вот плавучие вязанки веток и сучьев для Ансара и Жараса оставляли желать лучшего – их наспех скрепили кое-как перед самым отплытием. Если джигиты перед вынужденным купанием снимать свою одежду не хотели, суалка, напротив, разоблачилась насколько это было возможно. Впрочем, сумерки и темная вода, все равно скрыли бы красавицу от любопытных глаз… Илиара, уверенно взяв под уздцы двух лошадей, спокойно вошла с ними в воду. Рядом закачался на воде плот с вещами, прикрепленный веревкой к седлу одного из коней. Потом в реку зашел Вихрь и остановился в ожидании хозяина. Тем временем Ансар и Жарас улеглись на свои зыбкие сооружения и, обхватили сучья руками, тронулись в путь. Вихрь тихо, почти без всплеска, вошел в реку вслед за джигитами. Их отплытие совпало с удивленным возгласом одного из братьев, первым вышедшего на берег Ертыса. Ансар так и не узнал, видели ли разбойники, как они начали переправу или только догадались о ней. В воде сразу же стало не до того - в речных волнах для него и Жараса началась настоящая борьба за жизнь. Там, на берегу, второпях невозможно было определить плавучесть толстых сучьев или крупных веток, и сейчас это дало о себе знать. Большая часть из собранной древесины разошлась или оказалась в погруженном состоянии. Так что степняки сразу же окунулись в реку почти целиком, для начала хлебнув изрядное количество воды. Вынырнув, Ансар огляделся, но не нашел рядом Жараса, унесенного течением в темноту. Возможно, навсегда… От этой страшной мысли, батыр почувствовал себя настолько одиноким и беззащитным что вместе с новым погружением испытал настоящий ужас. Полная беспомощность отбивала всякую способность к сопротивлению, сковывала его по рукам и ногам. Противясь гибельному оцепенению, орт бешено забил руками и ногами, глотая воду. «Илиара! Илиара!» - из последних сил закричал батыр, уходя в темную холодную бездну. Почему- то ему не захотелось умирать с именем водяницы на устах, и уже бессознательно Ансар позвал: «Вихрь! Вихрь! Ко мне! Сюда!» Собственный голос и имя скакуна заставили орта побороться со смертью. Батыр отчаянно бил ногами и выбрасывал руки вверх, тщетно пытаясь ухватиться за пустоту, но не находил опору и вновь со злым упорством выскакивал наверх, к глотку воздуха. Теперь он сражался с водой молча, намертво стиснув зубы, пока не почувствовал в своем кулаке – конский хвост! Надежда на спасение сразу прибавила сил и азарта - с таким остервенением батыр не вцеплялся даже в золотой чуб Тейрана… Поймав в прямом смысле удачу за конский хвост, Ансар рванулся к скользкому, как огромная рыба, телу лошади. Держась за хвост одной рукой, батыр попытался влезть на круп жеребца. Не получилось, но зато в этой попытке он набрал полную грудь столь желанного воздуха. Это усилие окончательно вымотало его, и орт просто повис на хвосте, укорачиваясь от задних ног Вихря. Порою Ансару доставалось от жеребца, но и это лишь подтверждало главное - он все-таки жив. Джигита тащил в воде конь, а Ансар, заглатывая воздух ненасытными легкими, ощущал, как же сладка жизнь! Что давно ему не было так страшно и никогда страх не был столь долгим по времени. Ощутимый удар ногами о прибрежный песок прервал его мысли, это Вихрь выбрался из реки. Ансар не сразу разжал пальцы и чуть погодя тяжело брякнулся на землю, глотая воздух, точно выброшенная на берег рыба. Только на этот раз именно человека вытащили из воды, в его родную стихию… «Кажется, переправились…» - только и успел подумать батыр, погружаясь в зеленое, как тина, забытье. Но Ансара и в нем не оставили в покое, чьи-то руки мяли, давили и переворачивали его, пока не освободили легкие от речной воды. Пробуждение оказалось мучительным. Все тело болело, а горло жгло так, словно его набили горячим песком. И все-таки это утро для Ансара стало по-настоящему добрым… Причиной тому стали не только свершившаяся переправа и собственное спасение, но и замечательый поступок Илиары. К великой радости и удивлению батыра, девушка, рискуя собой спасла жизнь Жарасу. Илиара, услышав зов тонущего Ансара, хотела сразу же ринуться к нему. Но что-то остановило ее: на глаза девушки попался лежащий среди поклажи нелепый деревянный панцирь с завязками сзади. Не долго думая, Илиара – отличная пловчиха, схватив панцирь за тесемки, поплыла к Ансаруа. Видя, что его тащит к берегу Вихрь, девушка попыталась найти безмолвного Жараса, уносимого течением в темноту. Как оказалось, Жарасу повезло чуть больше, чем Ансару – ветви под ним оказались не настолько топкими. Однако и они, постепенно теряли плавучесть, расползаясь в разные стороны. В отличие от своего друга Жарас особо не боролся за жизнь. С холодным безразличием следопыт наблюдал, как его ненадежное пристанище разносит течение, как сам он все глубже погружается в воду. Бесстрастный и равнодушный к собственной судьбе, так бы и утонул Жарас, унесенный рекой неизвестно куда. Если бы не находчивость и смелость Илиары. Девушка подоспела как раз вовремя, когда над водой оставалась лишь голова Жараса, и силой натянула на джигита деревянный панцирь. Полная безучастность орта на этот раз сослужило им добрую службу, и плывущая рядом Илиара без труда оттащила джигита на берег. Течение отнесло их довольно далеко от места переправы, так что им еще пришлось побродить по берегу в поисках Ансара и лошадей. Тревожное ржание животных и привлекло внимание к обессиленному, почти утонувшему батыру. Тогда же Илиара привела Ансара в чувство, ловко избавив его от проглоченной воды, как это умели озерные люди – суалы. III И вот теперь Ансар сидел на берегу, жмурясь от удовольствия под утренними лучами солнца. Тихий, умиротворенный плеск воды убаюкивал батыра, наполняя его удивительным спокойствием. Здесь на излучине величественного Ертыса, природа словно бросала вызов вечной людской суете. Соглашаясь с вековой мудростью воды, путешественники задержались у реки еще на один день. Впрочем, были для остановки и другие веские причины. Странникам нужно было запастись провизией, подумать о настоящем и подготовиться к будущему. Ансар тоже не возражал против выпавшего отдыха, слишком уж всем досталось минувшей ночью… Несмотря на очевидную слабость, настроение у орта было превосходным. Неожиданное спасение Жараса так воодушевило батыра, что он готов был признать Илиару своей сестрой. А ведь после того, как Жарас отдал свою душу, он порою, и видеть суалку не хотел. Настолько разочаровался в человеческих качествах освобожденной девушки… Тогда, видя полное отсутствие сострадания к своему несчастному другу, батыр часто задумывался о превратностях судьбы: «Нечего сказать, повезло ему со спутниками, один добровольно отдал свою душу, а у другой, как оказалось, ее и вовсе не было». Но теперь все стало на свои места, и батыр с признательностью принимал из рук Илиары какой- то полезный отвар, отмечая теперь в девушке больше заботливость, нежели красоту. Но самое главное, с души Ансара словно свалился тяжелый мельничный жернов… Обретенная легкость пьянила голову, звала к новым свершениям. Окружающий мир заиграл яркими красками и предстал в новом свете. Батыр искренне удивлялся, как же давно он не радовался плпвному течению реки, белым шапкам облаков или нежному теплу рассветного солнца… Возможно, причиной такого «оживления» чувств была недавняя встряска, выпавшая на его долю. Оказавшись на грани жизни и смерти Ансар, вместе с последними глотками воздуха, словно вдохнул страстное желание жить. Вместе с жизненной силой пришла и уверенность в успехе своего дела. Нет, он и раньше верил в свои силы и не собирался умирать. Но потеря Нурии и надолго возникшая неопределенность сначала измотали его и лишь потом – заставили действовать. И в свой поход, Ансар отправился, не имея представления, куда он идет и что его ожидает. Чувство долга и стыда погнали его тогда в дорогу. Отныне все будет по-другому – река стала границей, разделившей его судьбу надвое… Окунувшись в ночную воду Ертыса, батыр вдруг понял: стремление жить – не просто уклонение от смерти. Это - борьба за возможность дышать полной грудью, дорожа каждым вдохом. Угрызения совести, чувство вины перед Нурией, внутренний разлад лишь способствовали решению найти девушку. Но сам Ансар чувствовал: всего этого может не хватить для возвращения возлюбленной в Срединный мир. Возлюбленной ли? Так ли она дорога ему, как кажется? Да и любит ли его Нурия! Вот, что не давало ему покоя в пути… В придачу ко всему дорога столкнула ортов с Илиарой, безжалостно отвергнувшей Жараса... Как тут не засомневаться в правоте собственного сердца? Как не задохнуться от уязвленного самолюбия – а ну, как не оценит Нурия его самоотверженности, равнодушно поведет плечами, как Илиара в ответ на старания следопыта. Но хвала Небу, красавица Илиара спасла их обоих, заодно преподав важный жизненный урок. Делать добрые дела, нужно ради людей, а не ради довольства собой или вознаграждения, пусть и весьма отдаленного. Ну какой резон был у девушки спасать Жараса, который всем в тягость, а для нее и вовсе немой укор. Зато после спасения друга, Ансар взглянул на Илиару иными глазами, увидел в ней, словно в прозрачной воде - черты своей возлюбленной… И так, захотелось ему к Нурие, что защипали глаза от слез…. Но в соленой их горечи Ансар ощутил не обиду на судьбу, а отчаянную решимость быть вместе с любимой. Он найдет Нурию вопреки всему, если надо пройдет по облакам, чтобы только обнять ее вновь. А поведет их навстречу друг к другу нерастраченная нежность и невысказанная любовь. Конечно, не только об этом думал батыр, наблюдая, как ласточки режут крылом речную гладь Ертыса. Удивительные совпадения и чудные вопросы занимали его. Как случилось, что Аюг отнял у Жараса душу, а Илиара спасла его тело? Как водяное дыхание смерти помогло воспламенить в нем пламя жизни? Случайно ли верный Вихрь вытащил его из воды или это опять Ветер позвал коня? И что было бы, назови он жеребца не «ветреным» именем? Отчего так повезло им с суальской девушкой, умеющей плавать как рыба. И что зря он опасался Илиары, никакая она не водяница, иначе бы повела себя в реке совсем по-другому… Именно девушка, прервала его раздумья, в который раз за день, заставив батыра выпить целебного настоя из коры и листьев … ивы. IV Последующие дни выдались тяжкими... Вокруг простирались бурые песчаные степи, на удивление скучные и безжизненные. Путникам уже не верилось, что природа сможет снова порадовать глаз, куда более живыми красками. Напротив, казалось, бескрайним желтым степям не будет конца… Не могли орты похвастаться и охотничьими трофеями, вот и приходилось через силу есть, заготовленную на реке подвяленную рыбу. Впрочем, скоро «водяное мясо» тоже подошло к концу, и весь следующий день странники проскакали с пустыми животами. Ближе к вечеру путники встретили небольшое селение в полтора десятка юрт. Здесь жили кочевники ойры, весьма похожие на гаров, но не столь воинственные и многочисленные. Однако даже знаменитое степное гостеприимство не утолило голода Ансара и его друзей. Хозяева маленького аула поделились, чем могли, но у них самих еды было не густо. Правда, недалеко отсюда располагалось другое, более зажиточное стойбище ойров, но скакать туда на ночь глядя, Ансар не захотел. Полупустые желудки, как выяснилось, располагали к общению ничуть не меньше полных животов. Потому что хозяин, сухонький, взъерошенный дед по имени Дегей оказался на редкость словоохотливым. Ансар даже грустно пошутил про него: мол, хозяину удалось своими щедрыми рассказами восполнить более чем скромное угощение… - В наших краях хорошо ранней весной и осенью, - оправдывался Дегей. – Во всякое другое время года здесь делать нечего – солончаки, песок, да жухлая поросль. Наши родичи пасут овец ближе к горам, там для скота настоящее раздолье. Только расстояния между стойбищами больно велики. Вот наш аул и раскинулся на пути следования стад, здесь чабаны восстанавливают силы, а заодно и оставляют нам несколько барашков. Правда, что-то задержались они на этот раз, вот и пришлось нам затянуть пояса. - Подъезжая к аулу, мы увидели очертания зеленых предгорий, - поддержал разговор Ансар. - Отчего ваши джигиты не попытают там счастья в охоте? Все лучше, чем ждать чабанов… В тех краях откуда мы родом, в горах с голоду точно не пропадешь. - И у нас голодным не останешься. Только в те предгорья человеку дорога заказана. - Ну, а если мне надо к Изумрудному озеру Маркаколю пройти, - заволновался Ансар, - горы здесь кругом, и нам пройти их все равно придется… Дай совет, знающий Дегей, куда путь держать? - Придется сделать изрядный крюк, - разочарованно пояснил старик, ожидавший совсем другого вопроса, - огибать ущелья одно за другим, пока не найдется безопасный проход. О таком проходе местные охотники предупредят, если возьмутся сопроводить. За плату могут даже провести по нужному ущелью. А до Маркаколя отсюда еще слишком далеко, так что раньше времени советовать куда идти бессмысленно… - Сколько времени понадобиться, чтобы добраться до такого ущелья? - Три конных перехода, не меньше… Оттого-то наши мужчины и не охотятся в тех горах. Далековато добираться до дичи... Хотя, думаю, своих охотников, там тоже хватает. Оба замолчали. Терять три полных дня, да еще на голодный желудок, странникам было совсем не с руки. Тем более вблизи предгорий, богатых разнообразной дичью. Хозяину же не терпелось объяснить приезжим причину своего бедственного положения. Таким образом, вызвав к себе сочувствие, а возможно и уважение. Дегея так и подмывало начать разговор, но батыр пока ничем не выдавал своего любопытства. Ансар догадывался – речь пойдет о чем-то сверхъестественном, сказочном… Не исключено, разговор коснется свирепых таежных созданий. Быть может, это они не пускают охотников в близкие предгорья. Узнать о Лесовиках побольше сейчас самое время… Но для хозяина юрты, убеленного сединами старика, приезд гостей лишь повод скрасить затянувшееся одиночество. Поэтому история его обещает оказаться пространной и долгой. Оттого батыр предпочел бы расспросить о чудищах более серьезных собеседников - охотников или пастухов … Но где таких ночью найти? Вот и пришлось Ансару задать тот самый вопрос, который старик ждал с таким нетерпением: - Одного я не понял, гостеприимный Дегей. Отчего так скромен твой дастархан? Кто мешает охоте и выпасу скота в ближних предгорьях, что настораживает джигитов в окрестных ущельях? - «Настораживает!» - старик гордо подбоченился, задетый за живое. – Так настораживает, что на полет стрелы не подходят наши джигиты к тем холмам. Во всяком случае, к Проклятому ущелью уж точно… - Кто же их так напугал, - продолжал батыр, теперь уже с нескрываемым любопытством в голосе. - В двух словах не объяснить, - хозяин прочистил горло, готовясь к долгому рассказу, - Говорят, именно в здешних краях некогда пролегала граница между Степью и Лесом. Уж больно отличались они друг от друга. Ну, про степь вы знаете, а лес, как раз и начинается сразу за этими горами. То воевали, то торговали между собой лесные и степные люди, как заведено у соседей. Широки, удобны и просторны были ущелья, по которым шли богатые караваны. Но, как всегда бывает, нашлись разбойники, промышлявшие грабежом и убийством купцов. Так продолжаться долго не могло, и с двух сторон загнали вооруженные джигиты грабителей в ущелья да там и заперли. Уж не знаю, сколько лет прятались там преступники, но травой заросли туда дороги, на подступах поднялись черные пихты. В тех дремучих лесах безвылазно жили разбойники, а затем и их потомки, становясь все более похожими на зверей. Одичали, ожесточились они, потеряли окончательно человеческий облик. Не щадили разбойники и друг друга… Отведали дикари человечины и с той поры только о ней и помышляли. Одним словом, с тех пор нет туда людям дороги, хотя дичи там видимо, невидимо. Но не решаются ступать в те края охотники, слишком высока цена за легко добытого зверя, ведь никто еще не возвращался оттуда живым… - Выходит Проклятыми ущелья сделали люди, - подвел Ансар неутешительный итог страшному преданию. - Пока мой рассказ о разбойничьих ущельях… В которых хозяйничают пусть озверевшие, но все же люди. С Проклятым ущельем все гораздо хуже... Туда уводили разбойники пойманных пленных купцов. Ущелье стало местом пыток и казней сотен людей. Как раз там убивали и истязали душегубы ни в чем не повинных пленников. Можно представить, какие крики и стенания отражало горное эхо, отправляя в Небо человеческие мольбы и проклятия. И сейчас тихой ночью можно порою услышать, как из Проклятого ущелья доносятся душераздирающие вопли замученных жертв. Видно, слишком много накопилось в том месте неуспокоенных душ, принявших лютую смерть. Неоплаканные и непогребенные по людскому обычаю, превращались погубленные души в злых духов - узютов. Сгустившееся, настоявшееся Зло, как известно притягательно, и из глубин земли на зов пролитой крови выползли из Нижнего мира чудовища и злые сущности. Вот тогда и стало ущелье по-настоящему Проклятым! С той поры, будто в назидание людям объявились там неумолимые существа с железными когтями, рвущими людей на куски. Мало кто остался жив после встречи с ними, но те, кто выжил, кое о чем поведали. Живут в Проклятом ущелье человекоподобные чудовища мужского и женского пола, отличимые по когтям – золотым, железным или медным. С медными когтями, по-видимому, встречаются чаще всего. Оттого и зовутся те создания Жес-Тырнак - Медные когти. Выжившие видели на их лицах стальные носы-клювы, а на телах грубые просторные рубахи с рукавами, закрывающими кисти рук. Сила у Жес-Тырнак такая, что медведь отступит, а криком могут они сбить птицу в полете. Обладают способностью к наваждению: женский облик Жес-Тырнак для мужчин невероятно притягателен. В наших краях рассказывают небылицу, как один охотник перехитрил Жес-Тырнак женского рода. Мол, к нему на разведенный в ночи костер пожаловала прелестная девушка, скрывающая в рукавах свои руки. Джигит насторожился, а когда незнакомка ушла восвояси, натянул на бревно свою одежду. В полночь кровожадная красавица вернулась и вонзила в одетый деревянный чурбан железные когти. Они накрепко засели в древесине, показав истинную сущность оборотня. Тогда охотник без жалости прикончил опасную тварь, застрявшую в деревянном капкане… Только верить в это все же не стоит: Медные когти обладают отличным чутьем на человечину, а бревно в человеческий рост для них, словно для тебя – увесистая дубина. Последнюю фразу рассказчик сказал таким тоном, будто Ансар собрался попробовать древний способ искоренения тварей с железными когтями. Впрочем, говорливый ойр достиг своей цели – к удовольствию старика, Ансар и Илиара притихли, как напуганные дети. В отличие от безучастного Жараса, который и ухом не повел… Однако батыр быстро взял себя в руки, заодно решив показать свою осведомленность. - Лесовик, рассекающий грудиной людей пополам, тоже родом из этих ущелий? Ну, тот, у кого Железная грудь… Ансар почувствовал, что его вопрос застал хозяина врасплох. Возможно, из-за отхода от основной линии рассказа или просто о Железной Груди, в отличие от Медных когтей, здесь никогда не слышали. - Может, есть там и твой Лесовик - Распарыватель, - уклонился от прямого ответа старик, - Кто же его проверит… Коли у тех существ стальные когти имеются, то отчего железной грудине не быть. Может быть, именно так выглядит Жес-Тырнак мужского рода? Никому не ведомо, каких чудовищ породило человеческое зло. Лично я говорю, о чем слышал от наших стариков… На моем веку в эти ущелья никто не хаживал, а отец сказывал – раньше такие смельчаки находились, но обратную дорогу домой нашли немногие. - Раз никто там полвека не бывал, может, и нет там сейчас никого, - предположил Ансар. - Вот ты и проверь, недоверчивый батыр Ансар, - обиженно проворчал хозяин, - или вон лучше друга своего в ущелье пошли. Ему уж точно ничего не страшно. В отличие от некоторых любопытных, но осторожных… - С чего ты взял, что я боюсь, - Ансар упрямо сжал губы. Намек Дегея на робость больно кольнул его самолюбие. - Да и друга моего ты видишь впервые. - Мне разные люди встречались. Смелые воины и богатые купцы, ученые и искатели лучшей доли. Мимо нашего аула гнали в рабство и тех, кто полжизни провел колодках. Видел я таких горемык, когда их из одной неволи в другую вели… В лохмотьях, измученных, во всем разуверившихся. А глаза у них были точно, как у твоего друга. Пустые, бесцветные, без всякого выражения. Глаза без прошлого, настоящего и будущего… Но не бери в голову мои догадки, батыр: скучному твоему другу в Проклятом ущелье тоже делать нечего. Не ровен час, одни пустые ножны от него останутся. V Утро встретило Ансара и его спутников в дороге. Путь их лежал к темным отрогам гор по правую сторону дороги. Сухую, выгоревшую степь орты оставили за спиной примерно в полдень. Ко времени весьма скудного обеда… Хотя обедом, взятый в дорогу толкан назвать можно было с большой натяжкой. Зато окружающая природа прибавила в цвете и живости – появились кустарники с ватагами шумных птиц. Надвигающиеся же горы оставались все такими же суровыми и мрачными, споря с окружающим оживлением. Чтобы достигнуть ущелий с недоброй славой, путникам пришлось немного подняться вверх и полюбоваться открывшимися просторами. Попутно борясь с голодом, более ощутимым на горной высоте. Зато всюду в избытке была прозрачная ледяная вода, бьющая из многочисленных родников. Пользуясь случаем, путешественники расположились на поляне недалеко от такого щедрого водяного источника. Судя по всему, напротив тех самых ущелий, одно из которых и называлось Проклятым… Хотя найти его среди прочих, орты вряд ли смогли бы: слишком были похожи между собой проходы между угрюмых скал. После недолгого обсуждения Ансар принял решение все же заглянуть в одну из пугающих расселин между горами. Осмотреться, поохотиться, а заодно проверить рассказы старого ойра Дегея. Так или иначе, путникам все равно предстоит выходить отсюда через одно из ущелий. Поэтому придется запастись провизией в дорогу, пусть даже с риском для жизни. Верил ли Ансар в медноруких Жес-Тырнак? Скорее да, чем нет. Встретил же батыр демона Тейрана, которого тоже мало кто видел. Но ведь найти степное чудовище оказалось не так-то просто. Без помощи Ветра вряд ли бы это Ансару вообще удалось… Возможно, и убийцы с железными когтями здесь большая редкость или давно перевелись. Почему бы не заглянуть в первое ущелье, настрелять у самого входа побольше дичи, а потом уже идти до пастушьих поселений. Для столь нужной, но опасной вылазки Ансара собирали, как на войну. Для начала батыр освободил ножны своего меча от меховых обкладок, выхватил Тогрул и от души поработал с клинком… Кто знает, может сегодня его «Ястреб – Тогрул» отведает крови Медных когтей или одичавших людоедов. Надел Ансар и кольчугу, ставшую за время скитаний будто великоватой. Илира предлагала по совету Аюга нацепить сверху и деревянный панцирь, но с ним воин становился слишком неповоротливым. Из-за щита даже немного поспорили... Батыр настаивал на более легком варианте облачения, ведь он едет на охоту, а не на поединок. Значит, главное его оружие – лук и стрелы. Девушка возражала: одно другому не мешает. В таких местах, если не соблюдать осторожность, охотник сам легко становится добычей… К тому же для батыра такая поездка не только охота, но и разведка. Разведчик же должен быть готов к самому худшему. В конце концов, доводы Илиары возымели свое действие, и батыр щит все-таки взял. К согласию с девушкой Ансара подвигнул и брошенный взгляд на свое запястье с черно-белым браслетом. Мудрый сат Ланур считал дальновидность - важнейшим человеческим качеством. Илиара тоже призывает его к предусмотрительности и благоразумию. Что ж, Ансар последует их советам, добавив кое-что и от себя. Помнится, старик Дегей между прочим сказал: Жес-Тырнак отличаются пронзительным криком, от которого никакой щит не спасет. Значит, нужно позаботиться о защите слуха. Не только своего, но и чуткого слуха четвероногого спасителя Вихря. Для этого придется пожертвовать последней лепешкой: хлебный мякиш заткнет их уши как нельзя лучше. Конечно, вынужденная глухота сделает их уязвимей, но в горах Ансар попросит у Ветра необыкновенное чутье. Ущелье и впрямь оказалось весьма примечательным. Склоны его поросли необыкновенно высокой травой, среди которых Ансар узнал только поникшие соцветия чертополоха. Нижняя часть ущелья заросла густым кустарником, наполняющим воздух терпким ароматом белых цветов. Новые сильные запахи отчасти сбивали с толку Ансара с его обостренным нюхом. Благо, что аромат цветов, смешиваясь с хвойным запахом огромных елей, быстро растворялся в чистейшем горном воздухе. Отсутствие слуха не помешало охотнику почти сразу же подстрелить довольно крупного тетерева. Судя по всему, живность в ущелье давно не видела людей, поэтому дорожные сумки Ансара быстро наполнялись подбитой птицей. Но даже охотничий азарт не мог заглушить все нараставшую тревогу. Видимая безмятежность этих мест, явно была обманчивой и от этого еще более опасной. Ансар уже собрался в обратный путь, когда его ноздри поймали новый запах. В нем будто смешались живая плоть, привкус железа и что-то совсем незнакомое. Это неопределенное «нечто», по-видимому, и не давало охотнику покоя. Хотя и в знакомых оттенках запаха не было ничего хорошего. Уж больно схож этот зверино-железный дух с запахом гарской волчьей шкуры, наброшенной на боевой топор-клык. Но то, что позже уловили ноздри Ансара, вызвало в нем невольный страх. Что-то подобное он испытал, когда в памятную дождливую ночь не услышал биения сердца Ялмы. И батыр вдруг понял, что же так испугало его и заставило вздрогнуть коня. Долетевший до него тусклый запах тоже не был живым! Впрочем, и явных признаков мертвой плоти в нем не ощущалось. Но в этом безжизненном аромате витала какая-то потусторонняя отрава. Ближе всего к ней был запах тлена, только овладевшего умершим телом. Когда душа-дыхание недавно покинула телесную оболочку, а неминуемый распад еще не вступил в свои права. Так пахли сорванные цветы и подстреленные птицы в его сумках. Видимо, сверхъестественное чутье Ансара уловило в воздухе то самое присутствие смерти в еще живом теле… Либо остаток жизни в уже умершей плоти… Или может, это запах его собственной близкой смерти, заставляющий тоскливо выть собак, хотя с хозяином еще ничего не случилось. Почувствовав неладное, Ансар обнажил меч, мигом вернув себе былую уверенность. И словно напуганный этим движением, в небо взмыл огромный глухарь. Почти сразу же до Ансара донесся высокий звук, пробившийся даже сквозь хлебный мякиш в ушах, и грузная птица камнем упала в траву. В тоже мгновение Вихрь поднялся на дыбы, заслоняя хозяина от выпрыгнувшего на него страшного существа и рванулся в сторону. Резвости коня хватило, чтобы увернуться и теперь Ансар с трудом удерживал жеребца мордой к врагу. Больше всего нападавшее создание было похоже на длиннорукого человека, высокого и жилистого, покрытого серого шерстью. Мужскую природу чудовища выдавала мощная грудь и нечесаная борода, переходящая в спутанную гриву вдоль груди и живота. На первый взгляд это создание могло показаться седым, но вряд ли хищник был старым, слишком блестели на нем стального цвета волосы. Тем временем присевшее чудовище готовилось к новой атаке. И она не заставила себя ждать... Человекоподобная тварь взмыла вверх и бросилась на всадника, широко расставив руки с кривыми синими когтями. Батыр встретил врага встречным ударом Тогрула, так что хищник всем телом напоролся на меч. Сила столкновения с могучим противником, должна была опрокинуть батыра, но, к удивлению, Ансара, его «Ястреб» вошел в чудовище, как в пуховую подушку. Пронзенный насквозь Железный Коготь схватил когтями длинную гриву Вихря и пополз вниз, увлекая шею коня за собой. Это помогло Ансару освободить клинок и двумя ударами отсечь вцепившиеся в гриву кисти рук. Освобожденный Вихрь стремительно подался вперед, чудом миновав прыжок другого зверя. Второе существо было чуть поменьше первого хищника, но таким же злобным и проворным. Высокий прыжок, нацеленный на круп коня, мог бы стать решающим, но Вихрь на редкость удачно встретил чудовище ударом задних ног, и когтистая тварь повалилась в густую траву. Могучий удар копыт сокрушил бы кого угодно, но Ансар испытывать судьбу не стал и вновь развернул скакуна к поверженному врагу. Ошеломленная столь неожиданным поворотом событий шерстистая охотница на людей постепенно приходила в себя. Во всяком случае, на ее боеспособности, ошеломляющий удар копытами сказался меньше, чем хотелось бы. Теперь Жес-Тырнак набиралась сил, готовясь к очередному прыжку. Видимо, по наитию, Ансар отчего-то сразу решил, что имеет дело с самкой, и теперь все больше убеждался в своей правоте. В отличие от своего сородича мужского рода, эта особь выделялись более легким сложением и пышной гривой, закрывающей спину. Да и кисти рук, похоже, действительно железные или медные, показались Ансару, более тонкими и длинными. Первый удар этой стальной руки-лапы пришелся в щит, едва выдержавший атаку пяти стальных лезвий. На этот выпад батыр ответил колющим ударом снизу-вверх, поразив хищницу в грудь или брюхо. По крайне мере, нового нападения Медного когтя так и не последовало. Ансар заставил коня попятится и только потом опустил треснувший остов щита. К удивлению батыра, перед ним никого не было - раненное чудовище исчезло без следа. Не оставив ни крови, ни своего странного «полумертвого» запаха… Джигит взглянул на щит и расстроился – после удара железной пятерней тот пришел в полную негодность. Зато мечом батыр остался доволен: Тогрул разил наповал, придавая руке невероятную силу. Спасибо Небу и кузнецу Дархану, за волшебное оружие. Ну и Вихрь просто умница! Но куда же все-таки подевались Железные когти? Неужто хищница оставила его в покое, встретив столь решительный отпор. Вериться с трудом… Или охотница временно отступила, потеряв убитого сородича? Вряд ли. Скорее всего Жес-Тырнак где-нибудь затаилась перед новым прыжком или отправилась за подмогой. Уносить ноги надо и ему! Ансар, не выпуская меч из рук, галопом поскакал назад. Лишенный слуха батыр отовсюду ожидал внезапного нападения, и его внутреннее напряжение, видимо, достигло крайнего предела. Поэтому он не сразу поверил своим глазам, когда у самого выхода из ущелья увидел девичью фигуру в светлом платье. Не иначе как Илиара вышла навстречу к нему! Не подозревая о свирепых тварях, раскалывающих одним ударом крепкий щит. Ансар «подбодрил» жеребца камчой и отпущенной стрелой из лука понесся к девушке. Что заставило Илиару пойти навстречу к нему, какая опасность выгнала девушку с безопасного места, он мог только догадываться. Зато хорошо понимал другое: если Медные когти опередят его, то красавице суалке конец. И тотчас в мыслях промелькнуло окровавленное тело Илиары, располосованное железными когтями... Предупреждал же Дегей – Жес-Тырнак владеют мороком и могут обманом заманить его друзей в ущелье. Этого Ансар не предусмотрел, и теперь все зависело от резвости его Вихря. И вот теперь, батыр во весь опор несся к Илиаре наперегонки со страшным кровожадным существом… Ему показалось, что плотоядная тварь с гривой на всю спину мелькнула серой тенью где-то сбоку. Однако джигит все-таки опередил хищницу и достиг девушки первым. Разгоряченный вид батыра, треснувший щит и обнаженный меч могли напугать Илиару, и батыр, вложил «Тогрул» в ножны. Девушка сразу же успокоилась, взяла Вихря под уздцы и с тревогой взглянула на Ансара. В зеленых глазах красавицы батыр нашел столько нежности и беспокойства за себя, что невольно расчувствовался. Нет, он не отдаст эту славную девушку даже целой своре когтистых чудовищ… Пусть он даже сложит голову в Проклятом ущелье, но не позволит тварям попробовать мяса его друзей. Ответственность за чужую жизнь сразу прибавила батыру душевных сил, и теперь он лихорадочно думал, как поскорее вывести девушку из западни. Только сейчас до Ансара дошло, он же совсем не слышит Илиару! Девушка жестами показывала – освобождай уши, мне есть, что рассказать тебе. О тревоге, позвавшей ее в ущелье, о ее желании помочь Ансару, о безучастном ко всему Жарасе… Кстати, где его неприкаянный товарищ? Отчего Илиара одна, и почему они стоят здесь, когда нужно спасаться бегством! Красная нитка, привычно намотанная на палец, тотчас до крови врезалась в тело – Илиара представляет смертельную опасность! С какой стати? Похоже, в Проклятом ущелье опасность вместе с запахом смерти просто растворена в воздухе! Ну, а если чудовище обернулось в красавицу на его погибель. Как это умеют делать Жес-Тырнак. Может девушка в белом платье и есть то самое наваждение, навеянное злыми чарами. Джигит даже нагнулся с коня, чтобы лучше разглядеть Илиару – вдруг промелькнут в ее облике звериные черты, сверкнут глаза плотоядным блеском, повеет гибельным запахом смерти. Однако ничего жестокого и грубого в лице Илиары батыр не обнаружил. Напротив, сейчас девушка напоминала насмерть перепуганного ребенка. Трогательного олененка, потерявшего родителей… Но ведь такой Илиару Ансар никогда не видел – вызывать жалость, было совсем не в ее характере. И чего-то важного в облике или наряде девушки все-таки недоставало? Драгоценного подарка Хозяина Изумрудного озера! Хрустальной капельки неземной красоты, предмета гордости суалки и амулета подводного жениха. А ведь с ним девушка не расставалась никогда! Да и злые чары против волшебного оберега - бессильны. Ничего не объясняя мнимой Илиаре, Ансар дал Вихрю команду вперед. Но конь не сдвинулся с места. Не шелохнулась и девушка, так и не выпустив узду из рук. Без объяснений батыр выхватил Тогрул из ножен и с размаху отсек кисть, державшую повод. Оборотень, застигнутый врасплох, крутанулся вокруг себя, постепенно обретая первозданный облик. Той самой мускулистой охотницы на людей, с искаженными звериными чертами женоподобного лица и пышной гривой вдоль всей спины. По-видимому, процесс обращения не был простым, и на него требовалось время. По этой ли, а может по другой причине Жес-Тырнак не сразу кинулась на Ансара, а замерла, издавая какие-то звуки. Батыру они были не страшны, зато он видел, как наливаются силой мышцы оборотня, как грубеет кожа, и вырастают из пальцев целой руки стальные лезвия когтей. Оказывается, оборотню требуется время для оснащения себя смертоносным железом, догадался Ансар. Этого замешательства чудовища для батыра оказалось достаточным, чтобы без подготовки нанести страшный удар с двух рук. Меч Тогрул взлетел над замершей тварью и ястребом упал на Жес-Тырнак, отделяя голову от плеч. К удивлению орта, кровь не ударила фонтаном, а потекла вязкой, густой струей. Но почти сразу же застыла, обратившись в сыпучий красный песок… Подтверждалась древняя легенда: убитое создание принадлежало к Срединному миру лишь отчасти. Это в какой-то мере облегчило душу Ансара, поскольку, как он и предполагал, чудовище оказалось самкой. Густо заросший пах, два коричневых сосца на округлой голой груди, сравнительно небольшая голова, указывали на принадлежность существа к женскому роду. Первый, убитый Ансаром самец, показался орту намного крупнее, и в отличие от самки с голой грудью его тело спереди покрывала обильная грива. Зато его «жену» сзади украшал густой волосяной гребень до самых ягодиц. Но самыми примечательными оказались железные ногти, острые и загнутые на концах… Их Ансар разглядывать не стал. Еще успеет, ведь три отрубленные кисти, намертво сжатые в кулаки, так и висели на гриве и поводе Вихря. Чудовищные когти, отливающие синевой, напомнили ему, где он, и батыр огляделся. Вокруг черной стеной высились мрачные пихты, возможно скрывая новых железоруких тварей. Пока же его жертва, опрокинутая на спину могучим ударом, лежала у его ног, взывая к мщению. Во избежание расплаты нужно было спасаться, и батыр зычным криком послал Вихря вперед. Они скакали до изнеможения, избавляясь в бешенной скачке от кошмара Проклятого ущелья вместе с двумя убитыми Железными Когтями. Уже выбравшись из скалистой расщелины, Ансар остановился, чтобы утолить жажду в ручье, бегущем из гибельных мест. Набрав воду в ладони и поднеся их ко рту, он увидел такое, что заставило его вновь оседлать Вихря. Вода в ручье была багрово красной! Цвета багрового сыпучего песка, цвета густой красной крови… Той самой, что медленно текла в жилах оборотней, и которую Ансар пролил в жутком ущелье. Успокоился батыр уже в становище своих друзей. Там же вволю напился прозрачной родниковой воды. По приезду «домой» навалившаяся усталость сменилась радостным возбуждением. Еще бы, батыр выполнил все, задуманное накануне! Добыл пищу и проверил достоверность древних сказаний на собственной шкуре. Пусть ущелье оказалось Проклятым, зато он жив, друзья целы и невредимы, а сумки доверху набиты дичью. Не меньше батыра радовалась и красавица суалка, хотя и была несколько удивлена непривычным буйством своего друга. Именно перенапряжением объяснила Илиара слишком горячие объятия, в которые заключил ее Ансар. Причем девушке показалось: неуемная радость охватила батыра, когда он снял с ее шеи, подержал в руках и вернул на место крохотную хрустальную капельку – подарок ее озерного жениха. Изумрудное озеро I Сразу же по возвращению Ансара из Проклятого ущелья путники переехали на новое место. Находиться недалеко от убитых чудовищ казалось батыру неоправданным риском. Да и кто знает, может ли простой смертный убить Жес-Тырнак? Вдруг их оживят сородичи или наберутся Железные когти новых сил в родном ущелье, где даже вода похожа на кровь. Так что правильнее было держаться от страшного ущелья подальше. Жарас по поручению батыра освободил Вихря от отрубленных рук чудовищ, вцепившихся в узду и гриву коня. Намертво сжатые кисти сожгли в огне, а стальные когти – лезвия упаковали в дорожные сумки: уж очень хорош был металл с синеватым отливом. Обследуя окрестные ущелья, Ансар с Илиарой обратили внимание на удивительную закономерность. Зловещие кровавые ручьи вытекали не изо всех ущелий, а только из некоторых расселин. Исходя из чего, Ансар предположил: красная вода – верный признак обитания злых сущностей. Своеобразное предупреждение людей о наложенном проклятии… Тогда-то и решил батыр заглянуть в ущелья, не отмеченные кровавым знаком. Хотя и там могли обитать одичавшие разбойники, о которых рассказывал старый ойр Дегей? Впрочем, одно Ансар уяснил для себя твердо – совместное существование людей и когтистых чудовищ вряд ли возможно. Значит, остается проверить на себе, насколько опасны ущелья с чистой горной водой. Изучение «чистых» ущелий Ансар решил начать с раннего утра. Оставив Илиару на хозяйстве, батыр вместе с Жарасом отправился на разведку. В первой вылазке джигиты ничего страшного не обнаружили: звери не пуганы, а следов одичавших людей даже следопыт Жарас не нашел. На всякий случай орты несколько раз ходили в одно из таких ущелий, углубляясь все дальше в горы. В этих походах лошади друзей тоже не выказывали видимого беспокойства, и Ансар признал ущелье безопасным. Таковым оно и оказалось – спокойным и полным дичи. Отряд из трех человек упорно двигался между заросших склонов, до тех пор, пока не вышел к берегам полноводной лесной реки. Поскольку главной целью путешественников оставалось Изумрудное Озеро, то появление «бегущей воды» очень обнадежило Ансара с Илиарой. Рядом с рекой легче встретить лесных жителей - алтов, знающих дорогу к Маркаколю. Вот только первые алты попались путникам не так скоро, как хотелось бы… Похоже таежные охотники обнаружили ортов давно и несколько дней скрытно наблюдали за чужаками. Как только лесные люди решили: большой опасности маленький отряд для них не представляет, тогда и дали о себе знать. Алты оказались похожими на ойра Дегея - невысокие, широколицые с крутыми скулами под живыми узкими глазами. Одевались они в длинные войлочные куртки, штаны заправляли в высокие голенища мягких сапог, а на голове носили круглые цветные шапочки, подбитые мехом. Обращали на себя внимание и мохнатые приземистые лошадки, карабкающиеся по склонам не хуже горных баранов. Вооружение таежников сводилось к небольшим лукам, коротким пикам и топорикам у седла. Первой приятной неожиданностью оказалось понимание алтами языка, на котором говорила степь. Второй доброй вестью стала ценность для лесных людей знаменитой ортальской соли. Ну и, наконец, алты были по-настоящему гостеприимны, в чем путешественники очень скоро убедились. На пути орты встретили жилища алтов самого разнообразного вида - островерхие шалаши, войлочные юрты, шатры с деревянным основанием и бревенчатые землянки, крытые берестой. Сходство между ними имелось только в одном: домов в селениях алтов было немного и располагались они на приличном расстоянии друг от друга. В некоторых стойбищах Ансар увидел растянутые на шестах шкуры лошадей, пожертвованных лесным духам. Но намного чаще попадались белые красавицы березы, увешанные лентами, тесьмой и цветными фигурками. По всему было видно, лесной народ с уважение относился к деревьям вообще, а к березам в особенности. В отличие от степняков алты курили длинные трубки, набивая их какими-то растениями. Выпускаемый дым, как понял Ансар, мог привлекать или отпугивать духов и даже служить своеобразным приношением невидимому миру. У лесных охотников, подобно гарам, существовал культ семейных и родовых покровителей, сделанных из дерева. Березовые куколки имелись в каждом доме, с ними общались, к ним взывали, и даже кормили, обмазывая губы деревянных человечков звериным жиром или кровью. Путники остановились на ночлег, выбрав довольно крупное поселение на самом берегу реки. Поскольку степняков алты видели впервые, прибытие необычных гостей вызвало интерес у местных старейшин. Что сразу нашло подтверждение в щедром и продолжительном застолье. Путников, давно питавшимся походной пищей, лепешки, конина, кумыс, пресный сыр - пыштак привели в настоящий восторг. Обильной трапезе не помешал даже едкий дым, струящийся из трубок приглашенных соседей. Из разговоров выяснилось, Ансар с друзьями на правильном пути и река приведет путников к Изумрудному Озеру – Маркаколю. От бесед о чудесном плоскогорье Укок таежники мягко уклонились, зато на вопрос о Распарывателе отреагировали неожиданно бурно. Хозяин застолья Улай чуть было не прикрыл рот Ансара рукой, едва тот вымолвил имя этого создания. Прочие присутствующие тоже замахали руками, будто пытаясь прогнать незримый образ упомянутого чудища. Видимо, хозяину дома стало неловко за проявленную бестактность, и он попробовал сгладить возникшую неловкость. - Любознательный чужеземец Ансар, - начал Улай издалека, - у нас алтов, и близких к нам ойров и хасов даже женам запрещено называть мужей собственными именами, как и старших родственников по мужской линии. Нет, конечно же, женщины общаются с ними, но используют придуманные слова, напрямую связанные со значением имени. Например, моего старшего брата зовут Балта, что означает «топор». Но жена в обиходной речи зовет его «кезинер» - Рубящий. Считается, так мы отваживаем злых духов от дорогого для нас человека. Значит, с именами опасных людей тоже следует соблюдать особую осторожность. И уж вовсе не пристало вслух называть имя потустороннего создания, которое может прийти на зов и забрать любого из нас. - Прости меня, радушный Улай, а все сидящие здесь будьте снисходительны к моему любопытству, - Ансар смиренно поклонился гостям, - но дальняя дорога требует знаний о самых опасных существах. Просветите меня, называя их иносказательно, как и полагается у вас. Пусть ваша мудрость и осведомленность станет путеводной звездой в моем походе. Речь Ансара получилась настолько учтивой, что сидящие вокруг низкого стола Алты невольно закивали в знак согласия. Чувствовалось, охотникам и самим хотелось поговорить на запретную тему, а общение с гостем давало хороший повод для этого. - Тот, о ком ты спрашиваешь, не оставляет людей в живых, - на правах старшего заговорил седобородый старик, - поэтому некому правдиво описать его внешность и повадки. Это мы думаем, что похож он на быстрого медведя, потому как медведь - самый страшный зверь в лесу. На самом деле никто не знает, живое ли это существо или нет, - зверь, дух, оборотень или нечто иное. Пожалуй, твердо известно лишь одно – связано опасное создание с тайгой и вековыми деревьями. Наши близкие родичи хасы так и называют его - Агач киши - Деревянный человек. Остальное знаешь даже ты: прижимает лесное чудище к себе человека и разрезает острым длинным грудным наростом. Во всяком случае, такими, распоротыми пополам, находили охотников. Мы алты иносказательно называем это существо Темир Тес – Железная Грудь. Одни старики считают Железогрудого мужем злых албасты, другие признают его родство с тварями с железными когтями. Видя, как переменился в лице Ансар, услышав про албасты и когтистых чудовищ, старик умолк. Аксакал решил, что с гостей, пожалуй, хватит страшных историй. - А далеко ли отсюда и как давно, находили охотников с рассеченной грудью? – не унимался батыр. На вопрос джигита ответил сам хозяин дома Улай: - Растерзанных чудищем людей за последнее время было немного. Вернее, всего только один. Зато лучший из лучших, самый добычливый охотник – Орой, пусть услышит меня его дух. Но я понял, куда ты клонишь чужеземец… На Маркаколь можно дойти двумя путями. Более длинная дорога тянется по течению реки и выходит прямо к берегу Изумрудного берега. Правда, чащоба там, как у нас говорят – кабан застрянет. Вторая дорога короткая и выводит прямо к селениям водных людей суалов. Начинается она совсем рядом отсюда, но заканчивается … - Улай осекся, подбирая образное сравнение, - неминуемой смертью путника. Там властвует, ты уже догадался, кто… Все сидевшие за угощением разом помрачнели. То ли слишком свежи были воспоминания о великом охотнике Орое, то ли где-то рядом бродил страшный Темир Тес. Первым нашелся черноглазый крепыш в острой шапке с меховыми отворотами. Он отложил раскуренную трубку и обратился к присутствующим: - Насколько я понял Ансара, - разрядил он гнетущую обстановку, - наш гость просит рассказать об опасностях, подстерегающих чужаков в наших таежных лесах. Лишь об опасностях, а не верной погибели, от которой нет спасения даже лучшим из нас… Чувствуете разницу? - Тоже мне толкователь нашелся! – недовольно проворчал представительный белобородый алт. - А то мы медведя от медвежонка, а горе от неприятности не отличаем… Раз ты такой умный, то сам и поведай о маленьких опасностях нашей тайги. Темноглазый алт с удовольствием затянулся, выпустил облако сизого дыма и только потом заговорил: - Порою слышит чужеземец в наших лесах странный шепот, приглушенный смех или невнятную скороговорку. То дают знать о себе турлаги - неуспокоенные души умерших людей. Блуждают они по Срединному миру, не в силах подняться в небо или опуститься в подземное царство. Невидимы и неощутимы турлаги для обыкновенного человека. Хотя некоторые охотники, услышав голос духов, бросали взгляд через левое плечо и видели полупрозрачные фигуры людей. Боятся турлагов нечего, но и осторожность лишней не будет. Говорят, коли начнет человек переговариваться с душами умерших, то могут увести они его с собой в чащу. Вот когда охватит одинокого путника невыразимый страх, то начнут турлаги пугать человека, морочить его, всячески сбивать с пути. Но чаще всего идут злыдни по пятам странника, подгоняя его в спину, пока не обессилят, не загонят до смерти… Чтобы закрыть турлагам за собой дорогу, нужно положить поперек тропы осиновый прут и смело идти вперед. Далее беседа потекла в ином русле: неспешно, с долгими рассказами о повадках зверей, способах охоты и случаях из лесной жизни. У алтов оказалось столько традиций и обрядов, связанных с духами леса, что о них можно было говорить до утра. Например, алты верили – звери понимают человеческий язык, и на охоте специально путали их ложными именами. Так оленя называли «дятлом», соболя – «окунем», белку и вовсе – «пальцем». Лесные охотники полагали, что звери обладают душой, как люди. Местом ее обитания служит нос, оттого-то «зверь носом все знает». Если орты и сами умели задобрить духа охотничьей удачи, то верования, связанные с деревьями, вызвали у степняков удивление. Алты не сомневались - в лесу деревья живут подобно людям. Разговаривают между собой, дружат, враждуют и даже ходят в гости. Есть злые и добрые деревья, в том числе и такие, кому подвластно чародейство. Опытный глаз алта легко отыщет в тайге шаманское дерево, оно выделяется раздвоенным стволом или клубком перевитых ветвей в кроне. Приметная береза или ель нуждались в особенном почтении и могли принести людям благополучие или беду. Для алтов увидеть во сне цветущее или зазеленевшее дерево - всегда к удаче, приснится падающий ствол - жди смерти среди родичей. Каждый род лесного народа чтил определенный вид деревьев, но для всех жителей тайги именно береза считалась особенным созданием природы, прообразом чудесного тополя Байтерека, соединяющего миры. С величайшим почтением хозяева говорили о родном крае Алтае. С удивлением Ансар уяснил, что в их представлении Алтай не просто место проживания, а сверхъестественная сущность и созидающее начало. По мнению лесных жителей, горы и долины, леса и воды, были неразрывно связаны между собой великим оживляющим духом по имени Алтай. Именно Алтаю приносились главные жертвы, с ним советовались и просили благодеяния. За непочтение к прародителю всего и всех подстерегали человека в лесу большие и малые опасности, а то и непоправимые беды. В разговоре тему грозных лесных сознаний старательно избегали, хотя, как казалось Ансару, она висела над дастарханом. Возможно, такое ощущение складывалось потому, что батыра не покидали мысли о короткой дороге к Изумрудному озеру, где путников поджидал страшный Деревянный человек Острогруд. Когда наутро алты узнали, что путешественники намерены идти по опасной дороге, они особо не удивились. Отговаривать гостей тоже не стали, будто и не было вчерашнего разговора о растерзанном охотнике Орое. А может, просто лесные жители не считали своих странных постояльцев обыкновенными людьми. Пытливость Ансара, безразличие ко всему Жараса и красота девушки, объединенные общим безрассудством, смутили бы кого угодно. Впрочем, алты сразу узнали в Илиаре представительницу водного народа суалов, и ее желание оказаться на берегах родного озера было вполне объяснимо. Но даже близость дома не оправдывала опрометчивость ее спутников, граничащую с одержимостью. Уговаривать сумасшедших - пустое дело, поэтому алты весьма сдержанно попрощались со странными гостями. Кое-кто из вчерашних сотрапезников отводил глаза, словно при виде покойников, кто-то, напротив, слишком натянуто улыбался… Чувствовалось, сейчас алтов интересовали не путешественники, а то, как их дерзкая выходка отразится на их селении, не откроет ли она дорогу Острогруду в их мир. Подтверждением тому стало появление шамана в наряде для камлания. «Будут закрывать за нами дорогу», - догадался Ансар. «Осиновым прутиком здесь не обойдешься…», - с горечью подумал он, увидев привязанную жертвенную лошадь. Да, дороговато обошлось лесному племени их гостеприимство… «Зато полакомятся кониной, – успокоил себя батыр, - да помянут меткого охотника Ороя». II «Держись от меня в пяти шагах, но не дальше - наставлял батыр Жараса, с трудом надевая толстый деревянный панцирь. - В случае нападения Острогруда не торопись, ищи уязвимые места. Обхватит он меня своими лапами, бей по пальцам. Свалит меня лесовик на землю, тогда наноси удар сзади в шею, под самый затылок. Главное, отвлекай чудовище от меня, всячески досаждай ему, не давай покоя…» Жарас слушал друга с привычной безучастностью. В одном Ансар не сомневался: все его распоряжения Жарас выполнит неукоснительно и рьяно. И самое важное, его друг не испугается, не покажет спину, не смалодушничает… Уж у Жараса точно душа в пятки не уйдет, что уже неплохо. Несмотря на всевозможные меры предосторожности, Деревянный человек все же застал Ансара врасплох. А все из-за того, что изначально батыр представлял его совсем другим. Причиной тому могло быть описание шамана Аюга, собственное воображения или разговоры алтов о стремительном хищнике. Так или иначе, но заблуждение насчет Распарывателя, чуть не стоило батыру жизни. Когда в непролазной чаще затрещали ветви и закачались стволы, орты замерли в ожидании крупного зверя. Однако, несмотря на треск, огромное животное или существо подобающих размеров, так и не появилось. Между тем шевеление в гуще деревьев становилось все отчетливее. Ансару даже на миг показалось - сама лесная чаща подступила к нему ближе на несколько шагов. Жутковатое ожидание чего-то страшного, таящегося за зеленой стеной затягивалось… Пока Ансар наконец не понял: опасность представляет сама шевелящаяся зелень, наползающая на него. Предчувствие не обмануло батыра. Ветви невообразимым образом расплелись, стволы расступились, выпуская на лесную тропу странное создание природы. По сути, то было живое дерево или некое соединение растительного и животного начала… Мощный одеревеневший торс чудовища переходил в почти такую же по окружности голову с двумя продольными щелями, в которых прятались глаза-дупла. Если они конечно были в наличии… Похожей щелью, но более грубой, природа обозначила кривой корявый рот. Ни носа, ни ушей на угловатом подобии головы Ансар не заметил. Ноги кургузого существа утопали в густой траве и, по мнению батыра, должны напоминать корни или нечто подобное. В отличие от так называемых рук, заслуживающих отдельного описания. Многочисленные, удивительно тонкие, для столь большого туловища, они скорее напоминали видоизмененные ветви, растущие по бокам ствола. Самые крупные из них состояли из нескольких гибких суставов и заканчивались трехпалыми кистями, напоминающими раскрытые птичьи лапы. Нет, не саму лапу, а ее след на снегу – три линии, выходящие из одной точки. К стволу прикреплялись и простые ветви – длинные, гибкие и подвижные, напоминающие то ли усы, то ли щупальца. Тело лесного чудища покрывал короткий плотный коричневый мех, и двигалось оно на редкость неповоротливо и медленно. Зато ветвистые отростки находились в постоянном движении, словно жили своей жизнью: шевелились, ощупывали, искали что-то вокруг… Так что не медведя напоминал Лесовик, а огромное толстое бревно с длинными ветвями -щупальцами. Да и густая шерсть при ближайшем рассмотрении, оказалась бурым мхом. Однако батыра больше всего интересовал острый нарост на груди - Темир Тес – Железная Грудь, страшное оружие живого дерева. Среди сплетения веток и влпжного мха Ансар сумел разглядеть и его… Острый гребень напоминал уплощенный нарост или плоский камень, спрятанный в густой поросли на груди. Да и сам зеленый убийца, судя по всему, был мастером игры в прядки: в таежной чащобе обнаружить лесовика не сумел бы никто. Ошеломление, вызванное появлением Человека-Дерева, сменилось любопытством: как при очевидной неповоротливости это создание убивает людей? Как охотник Орой позволил разрезать себя пополам, почему не ушел, не уклонился… Быть может чудовище напало из засады или подкралась к человеку ночью? Или Лесной Человек владеет особым даром, подавляющим способность к сопротивлению? А может встретились они не с Темир Тесом, а с кем-то другим… В голове у Ансара рождались все новые вопросы, разрешить которые предстояло здесь и сейчас. Как всегда бывает, когда сталкиваешься с человеческой тайной или необъяснимым явлением мироздания. Что ж, будем считать, такая встреча состоялась и теперь Лесное чудовище стоит у него на пути. Между тем Человек-Дерево приблизился еще на один шаг, вперив в батыра глаза-щели, словно прицеливаясь. И тотчас округлый бурый ствол выстрелил ветвями, распрямив навстречу Ансару суставчатые руки. Гибкие и сильные, они сразу же сомкнулись ветвистыми пальцами за его спиной, а потом легко притянули джигита к поросшему мхом торсу. Все произошло настолько быстро, что Ансар даже не вытащил меч, и теперь стебельчатые лапы неумолимо натягивали орта на острое лезвие грудного выступа. Давление усиливалось, но, к счастью для батыра, не со стремительностью, присущей живым существам. Во всяком случае, «растительная» хватка Лесовика еще позволила Ансару выкрикнуть: «Жарас, на помощь! Руби его руки! Отсекай ветви! Ру…» Закончить ему не удалось - у орта потемнело в глазах и сперло дыхание… Ансар терял сознание: древесные щупальца сжимали его грудь со всех сторон, выдавливая из нее остатки драгоценного воздуха. «Вот, оказывается, что значит испустить дух, - вспыхнуло в уходящем сознании. - Надо было назвать древесного человека Железные объятия…» И все же деревянный панцирь сделал свое дело… По крайней мере, спас от твердого и острого лезвия на груди Деревянного Человека. Может быть, именно от этой боли, проникающей, даже сквозь толстый еловый доспех, батыр пришел в себя. Похоже, вмешательство Жараса заставило Острогруда ослабить хватку. Дышать полной грудью батыр по-прежнему не мог, но немного прийти в себя, пожалуй, удастся. Стараясь изменить положение тела, Ансар слегка повернул голову вбок, и разглядел тончайшие волоски мха вокруг зияющей щели, напоминающей рот… В объятиях Распарывателя Ансар всем телом ощутил неумолимую силу, исходящий от этого страшного существа. Нет, хищное дерево не было теплокровным созданием, что не делало его менее опасным врагом. А возможно, даже помогало в борьбе с живыми существами. Ансар задрал голову повыше, стараясь заглянуть в глаза Деревянного Человека или просто Дерева, потому что глаз, как таковых, он не увидел. Тем временем Жарас вовсю работал топором, отрубая узловатые руки, стараясь не задеть своего друга, плотно прижатого к ожившему стволу. Работа не спорилась из-за крепости и разнородности одеревеневших стеблей и боязни ненароком зацепить Ансара. Но Жарас в основном с делом справился, и ему удалось разрубить смертельные объятия, а затем разрезать тесемки на деревянном панцире. После чего орт осторожно вытащил помятого друга из помятого футляра. Уложив обессиленного Ансара на траву, следопыт, взяв топор покрепче, пошел добивать Деревянного человека. Когда батыр пришел Жарасу на подмогу, джигит едва стоял на ногах. Движения следопыта настолько замедлились, что казалось - орт не бьет, а лишь проводит топором по заросшему мхом бревну. Увы, большого вреда Жарас лесному чудищу нанести не смог. Разнес в щепки панцирь, насаженный на острый гребень, подрубил часть щупалец-ветвей, да наделал ощутимых вмятин. Толстый мох гасил удары, а для крепкого тела-ствола топор в руках усталого человека был не страшен. В свою очередь чудовище размахивало гибкими ветвями, стараясь хлестнуть Жараса, как можно больнее…. И, судя по багровому шраму через все лицо джигита, дереву это удалось. Поединок затягивался, и явно не в пользу людей… Оживший ствол уже несколько раз перехватывал руку с топором, почти захлестывал ноги охотника. В отличие от теряющего силы, но все же идущего вперед следопыт, Лесовик не знал усталости, а значит, побеждал. Конечно, можно было, наверное, отступить, попробовать обойти Железную Грудь стороной… Но оставлять опасное чудовище для незнакомых с его повадками людей батыр не мог. Ветви вырастут, шрамы затянуться и неизвестно, еще скольких охотников подстережет, задушит и разрежет ожившее бревно. Вот почему не уходят орты, жалят мечами неуязвимого Острогруда из последних сил. Отдышавшись после очередного наскока на врага, Ансар еще раз внимательно оглядел Лесного Человека. Через мох не пробиться, хотя на стволе наверняка тоже найдутся уязвимые места. Но для этого надо исколоть мечом вдоль и поперек все бревно… Наносить прицельные удары тоже вряд ли получится. Глаза чудище – черные дупла, рот просто большая трещина в коре, бить в них - пустое дело. Да и его заговоренный меч не топор дровосека на длинной рукояти. Неужели Древесный Человек, настолько неуязвим? Попробовать поджечь древесину горящей стрелой? Но малый огонь живое дерево не возьмет – ствол доверху укутан влажным мхом… Подобраться к Лесовику поближе не так-то просто… Пусть туловище малоподвижно, зато длинные цепкие побеги летят брошенными арканами, хлещут по рукам, как плети. Значит, остается только отсечь острым мечом как можно больше цепких ветвей. Словно прочтя мысли орта, Лесовик повернулся к нему на своих невидимых ногах и с силой ударил его по лицу сломанной, но крепкой веткой. Ансар увернулся, но сразу же пропустил второй удар, пришедшийся по левой руке. Стараясь попасть в то место, откуда вылетали зеленые щупальца, орт наугад кольнул мечом в густое сплетение ветвей и стеблей. Применительно к человеческому телу удар батыра пришелся куда-то в район подмышки замшелого бревна. Однако основание ветвей оказалось крепким, и Ансар чуть не выронил меч, мгновенно опутанный мелкими боковыми ветвями. К огорчению батыра гибких рук не становилось меньше, наоборот, казалось, дерево становилось все живее и гуще. Выдернув меч «Тогрул» из жадных объятий, батыр задумался перед новым ударом. Что если ударить в самое защищенное место врага – основание железного киля-грудины. Ведь должно же как-то же питаться это странное существо? Раз оно притягивает и разрубает живую плоть, значит, есть у ствола некое подобие рта, высасывающего добычу. В таком случае это место обязательно связано с острым гребнем… Какой-нибудь мягкий кожистый нарост вокруг режущего рта-ножа. Исходя из этого, Ансар наудачу нанес быстрый колющий удар туда, где выступающая грудина переходила в мшистую древесину. Как по волшебству, меч, не встретив сопротивления, легко вошел в, казалось бы, несокрушимый ствол. Лесовик сразу же застыл, растопырив одеревеневшие ветви, будто возвращаясь к растительной неподвижности. Развивая успех, орт с силой очертил «Тогрулом» края острой грудины, разрезая мох, как тонкую кожу. Из длинной раны тотчас хлынула зеленоватая жидкость, остро пахнущая свежескошенной травой. Не теряя времени, Ансар нанес еще три рубящих удара, почти совсем разорвав с одной стороны нежную пленку, примыкающую к грозному наросту. Теперь зеленая сукровица вовсю хлестала изо «рта» чудища, которое уже не стояло, а все больше кренилось под собственным немалым весом. Наконец, почти потеряв весь свой сок, ствол глухо рухнул в высокую траву, показав потерявшие упругость толстые ноги – корни. По мере того как из дерева вместе с зеленой кровью уходила жизненная сила, на разных участках ствола, словно в агонии шевелились ветви, пока их движение не прекратилось совсем. И теперь Острогруд лежал поверженный на боку, ничем не отличаясь от выкорчеванного толстого и короткого дерева. Орты еще некоторое время приходили в себя, стоя над побежденным врагом. Неслышно появилась Илиара, наблюдавшая за схваткой из густого кустарника. Девушка принесла джигитам воды и принялась обрабатывать глубокие царапины от ветвей живого дерева. Здесь же, рядом с местом сражения, друзья развели костер и плотно перекусили - просто не было сил уходить на другую стоянку. Победители лишь передвинулись на несколько сотен альдов от на глазах высыхающего ствола и стали готовиться к ночлегу. Отчасти подобная беспечность объяснялось тем, что в отличие от убитых Медных когтей этот поверженный враг не вызывал страха. Сражение с Лесовиком больше напоминало изнурительную работу, которую вопреки всему удалось сделать. Возможно, поэтому, несмотря на усталость и поврежденную левую руку, у Ансара еще хватило сил шутить. Главным образом, насчет того, что на бой с Лесным человеком, нужно отправлять не воинов, а дровосеков, что степнякам следует взять на вооружение толстый мох в качестве кольчуги. И хорошо бы на такие живые деревья развешивать ленточки, предупреждая об опасности. Потом перешли на более серьезные темы, и Ансар спросил Илиару: - А в ваших краях существуют предания о людях-деревьях и об их тайной жизни? Все-таки Изумрудное Озеро находится в окружении дремучих лесов, а подобные легенды должны быть общими для всех народов, почитающих духи деревьев. - Думаю создания, подобные Острогруду Рассекателю, остались только в самой глухой тайге. Я думаю, племена, родственные алтам, знали о них, и когда-то даже приносили им кровавые жертвы. Наверняка у людей-деревьев есть особые отличия и шаманы не оставляют такие создания без внимания. Другое дело, что трудно связать малоподвижное дерево с рассеченной грудью ловкого и отважного охотника. Вот и обвиняют во всем крупных лесных хищников, быстрых и кровожадных. - Хорошо хоть в озерах не водятся подобные существа, - поддержал разговор Ансар, - ведь, насколько я знаю, деревья под водой не растут. - Деревьев в озерах и впрямь нет, - рассудительно сказала Илиара. – Но суалы считают: злой водный дух может встретиться рыбаку в образе плывущего бревна с одним глазом, и ничего хорошего такая встреча человеку не сулит. Вот почему так боятся рыбаки крупных одноглазых рыб размером с большой ствол. Сразу выпускают огромных рыбин из сетей, считая подобный случай - предвестником дурных событий. Ансар шутливо поднял руки, сдаваясь на милость всезнающей Илиары. Сейчас батыру меньше всего хотелось историй о жутких водяных тварях. Изумрудное озеро было для степняка не местом будущих битв, а ориентиром, моральной передышкой на пути к Укоку, где Небо шепчется с Землей. Так пусть же Вода Маркаколя будет благосклонной к скитальцам и позволит Ансару набраться новых сил. Ведь джигита гнала вперед не жажда подвигов, а желание оказаться поближе к любимой, во имя которой он сокрушил очередное чудовище. Батыр на всякий случай, решил еще раз взглянуть на сраженного врага. Теперь лежащий Лесовик совсем не отличался от обычных поваленных деревьев и батыр успокоился. Но желание обезопасит себя и охотничий азарт взяли свое, и Ансар потратил немало времени, чтобы отнять у ствола его оружие - Железную Грудь. Острый нарост – гребень действительно отличался необыкновенной прочностью и легкостью, но вряд ли был железным. Размером с продолговатое блюдо с треугольным лезвием посередине, этот острый нарост похоже, состоял из застывшей древесной смолы. С мыслями когда-нибудь сделать из «железной» груди замечательный щит, Ансар добавил этот трофей к стальным когтям Жес-Тырнак. III По алтайской тайге странники двигались не спеша, но все же успели дойти к озеру в срок - к дням полнолуния, когда Илиара смогла бы встретиться со своим неземным возлюбленным. Само озеро и вправду оказалось бирюзово- синим и очень большим. Только никаких пещер, о которых рассказывала девушка, орт не увидел, да и вода оказалась почти ледяной. Как можно войти в нее, тем более погрузиться по самую макушку? Впрочем, Илиара объяснила такое несоответствие просто: в особенные полнолунные дни вода отступает, обнажая скрытые пещеры и плесы. В такие ночи пасутся на берегах водяные кони, видимые глазом, но не оставляющие следов. Что до студеной воды, то по воле Хозяина Озера, она становится теплой из-за горячих ключей, бьющих со дна. Разумеется, подобное происходит только возле берега, там, где избранница войдет в озеро. Маленький отряд и вышел к этому месту, точно указанному Илиарой. Однако по ее просьбе орты не спешили знакомиться с озерными суалами. «Если суждено мне стать женой водяного правителя, то незачем рвать сердце встречей с родными. Ведь они-то думают, что забрал меня Хозяин Озера в свое царство, и окружены почетом и уважением земляков, - рассуждала вслух девушка, - Мое возвращение, конечно, обрадует их, но осложнит домыслами их и без того нелегкую жизнь». Так что с появлением в родном селении девушка предпочла пока повременить. Для степняков, никогда не видевшим такого количества чистейшей воды, Маркаколь стал настоящим откровением. Озеро напоминало огромную синюю чашу в зеленых ладонях гор-великанов или драгоценный камень, обрамленный вековыми лесами. В глаза бросилась необычная прозрачность озерной воды – камни и плавающие между ними рыбы были как на ладони, хотя, по словам Илиары, глубина здесь достигала пяти человеческих ростов. Наряду с чистотой вода отличалась еще и удивительной изменчивостью для человеческих глаз. То она казалось нежно-сине-зеленой, то голубой с бурым или изумрудным отливом… А в ненастье поверхность озера и вовсе играла стальными оттенками или становилась угрожающе темно-серой. Своими глазами увидел Ансар озерные «чудеса», неподвластные его разумению. В тихий светлый день в зеркальной глади воды померещились ему два громадных лебедя, медленно плывущих в пустоте… И хотя девушка объяснила чудо игрой света между небом и водой, орт увидел в том знак – в двух прекрасных птицах сразу представил себя и Нурию. После «видения» Ансар тут же принялся расспрашивать Илиару о преданиях Изумрудного озера и происхождении названия «Маркаколь». Таковых оказалось не так много, и все они были связаны с названием ягненка. «Марка» - это полугодовалый барашек, народившийся весной и окрепший к осени. Илиара рассказала целых две легенды по этому поводу. Некогда на месте Изумрудного озера среди густых лесов располагалась живописная зеленая долина, изобилующая чистыми родниками. На склонах гор паслись многочисленные стада овец, спускавшиеся вниз к воде. Однажды мальчик-пастух не уследил за маленьким ягненком-марка, угодившим на водопое в озерцо с бьющими ключами вокруг. Как ни старался мальчишка вызволить барашка – он все глубже погружался под землю. Тогда пришел сыну на помощь отец, сильный и опытный чабан. Вместе они вытащили блеющего ягненка, невольно открыв дорогу большой воде. Хлынула она в долину, затопив ее до краев… Исчезли зеленые пастбища, а на их месте появилось красивейшее озеро с изумрудной водой, овцы превратились в рыб, а местные жители из пастухов стали рыбаками. В честь того спасенного барашка озеро назвали Маркаколь – Озеро Осеннего ягненка. Вторая история, рассказанная Илиарой, оказалось куда более романтичной. Давным-давно в этих благодатных краях кочевал богатый бай. Несметными стадами славился он, но главным своим сокровищем считал свою дочь – красавицу и умницу. Не хотел расставаться с ней любящий отец, оттого и ставил многочисленным женихам невыполнимые условия. Дочке же нравился молодой табунщик, пусть не богатый, но красивый и добрый в отличие от спесивых сынков местных богатеев. Как-то на одно общее празднество собрались все соискатели руки красавицы, и отец предложил женихам очередное испытание. Мол, отдаст он дочку замуж за того, кто обогнет Изумрудное озеро с невиданной быстротой - за время, пока сварится мясо полугодовалого ягненка- марка. Поскакали джигиты вокруг озера, среди них и возлюбленный девушки. Знание местности, отличный скакун-трехлетка и поддержка друзей помогли избраннику завоевать сердце девушки. Товарищи джигита, как могли, оттягивали приготовление блюда: долго искали дрова, несколько раз разливали воду, медлили с разведением костра… Одним словом, табунщик пришел первым и поспел к свежему отварному мясу из нежного ягненка – марка. Пришлось баю закатить богатый той, который помнят и доныне. Озеро же с той поры зовут Маркаколем. Девушка закончила повествование и лукаво взглянула на джигита: - Как видишь, любовь всегда побеждает… Хотя, для степняка ближе сравнение игривой озерной воды с белоснежными отарами овец, - сказала она. - Посмотри, Ансар, на Маркаколь! Разве не похож он на зеленое пастбище с молодой травой? Но стоит набежать ветру, и вода взбунтуется, закипит, побелеет на глазах. Побегут по ней вспененные гребешки волн, подобные белым осенним ягнятам, пасущимся на зеленой траве… - Красиво… Но ведь это предания и только. Лучше расскажи, Илиара, о своих соплеменниках – суалах. Как живут и чем занимаются люди на берегах Изумрудного озера? - Живут - не тужат, места тут благодатные, хотя порою зимой морозы стоят лютые. Лето тоже короткое, вода в озере всегда холодная - купаться можно лишь на хорошо прогреваемых плесах. Но суалы холода не боятся, поскольку закалены с детства – с малых лет ловят рыбу в горных реках. Плавает в Маркаколе рыба вкусная и благородная, но самая знатная, зовется по-местному ускуч . Пекут суалы пироги из рыбы, заготавливают ее летом впрок и даже ловят зимой из-подо льда. Попадаются среди ускучей такие великаны, что мужчина может из рыбьей шкуры сшить себе сапоги. А когда идет рыба на нерест по горным рекам, то лошадь боится войти в бурлящую воду. Вообще в Изумрудное озеро впадают десятки рек, но вытекает из Маркаколя лишь одна, особо почитаемая всеми нами. По берегам ее и устраивает свадьбы водяных коней Хозяин Озера. Выращивают суалы скот, охотятся на озерную и лесную птицы, понимают толк в лесных растениях: при крайней нужде из корней дикого пиона делают муку. Поклоняемся мы, как и остальные жители Срединного мира, Небесному Всаднику и Владыке Нижнего мира. Только у ортов и гаров ездит Темный Властитель на вороном коне с горящими глазами. У нас же плавает он на лодке без весел по рекам из людских слез. Но как алты почитают лесных духов, так суалы особо чтят духов воды и просят милости у хозяев озер и рек. Впрочем, об этом ты уже знаешь… Закончив свой рассказ, Илиара отвернулась, пытаясь скрыть от джигита нахлынувшие на нее чувства, связанные с отчим домом и Хозяином Изумрудного озера. Батыру же ничего не оставалось, как любоваться первозданной природой и удивительной игрой цвета озерной воды. Вообще, находясь на берегу Маркаколя, Ансар испытывал противоречивые чувства. Он поражался холодной красоте воды, ее изменчивости и скрытой мощи. В тоже время батыр понимал, как равнодушна эта стихия к человеку, и насколько ближе людям земля - пусть бесплодная или заросшая непроходимыми лесами, но зато родная, своя… Стремление Илиары променять земную колыбель на чуждую для человека воду было ему непонятно. Мучимый этими раздумьями, батыр начал издалека: - Знаешь, о чем я думаю, Илиара, все чаще и чаще. Верны ли наши с тобой душевные устремления? Я стремлюсь к Небу, ты - к Воде, не замечая вокруг себя простых земных радостей. Может, счастье наше где-то рядом и не стоит уходить под воду или взбираться к облакам? - Это Большая вода навеяла на тебя такие мысли, - девушка повернула голову в сторону Маркаколя и, не отводя глаз от озера, продолжила: – Вода всегда печалит и наводит на мысли о вечном… Уж очень величественной выглядит водная гладь по сравнению с нашими ничтожными заботами. Пройдут века, о нас забудут, может и вовсе исчезнет род человеческий, а Изумрудное озеро будет все так же переливаться на солнце зеленой водой. Для тебя, степняк, вода чужая, еще потому что ты мужчина… - Ну, а это тут при чем? - удивленно перебил Илиару джигит. - Я имел в виду совсем другое! - Мужской натуре ближе огонь. Его сущность мужчины понимают лучше, потому что он нравом похож на вас. Такой же порывистый, ненасытный, как победитель, требующий всего и сразу. Быстро вспыхивающий, дающий много света и тепла, но в итоге оставляющий пепел и золу. Мы, женщины, по своей сути больше схожи с водной стихией: мягкой, уступчивой, легко принимающей любую форму, не теряя при этом главных своих свойств. Вот поэтому и любовь у нас разная… Всепоглощающая, как пламя, - у мужчин, всепроникающая, как вода - у женщин. Вода и огонь изменчивы и непостоянны, вот и пытаемся мы тщетно обуздать себя, удержать подольше сладкие и губительные страсти. Но сгорает пыл, утекает влечение… И стремимся мы в небеса и под воду, за тем, чего не хватает нам на Земле. За любовью! А единственный способ не потерять ее – беречь, когда она есть и не боятся будущих испытаний, когда она исчезает. А сохранить любовь трудно, ведь живут влюбленные среди людей. Когда закалятся чувства в огне людской ненависти, пройдут лед зависти и пустоту человеческого отчуждения, то, возможно, наградой молодым станет крепкий союз двух сердец. Хотя и не обязательно… Но одно несомненно: ценится только то, что достается потом, кровью и душевной болью. Оттого и идем мы на смертельный риск в надежде на то, что выстраданная любовь проживет дольше обычной, и что за земные лишения воздастся нам неземными благами. Что станет наша настойчивость залогом долгого пребывания любимого человека рядом. И неважно, где это будет - на земле, в небесах или под водой. Илиара замолчала, в глазах ее блеснули слезы… «Вот еще почему вы, женщины, ближе к водной стихии - сразу льете воду из своих прекрасных глаз. Мы же, мужчины, испепеляем горячими взорами», - проникновенно сказал Ансар и нежно вытер соленые слезы со щек девушки. - Надеюсь, уже сегодня ночью, Илиара, ты встретишься со свой любовью, - без тени сомнения в голосе продолжил батыр. - Только в этот раз на берег озера пойдем вместе, чтобы тебя опять не украл какой-нибудь лиходей. IV Как оказалось, идти пришлось довольно далеко, и Ансар убедился, насколько был прав, взявшись сопроводить красавицу. В лунном свете лес выглядел совсем по-другому: таинственно и жутковато. Исполинские тени разлапистых елей покачивались на слабом ветру, а напряженную тишину время от времени разрывали крики ночных птиц. Под это звуковое сопровождение в тайге кипела невидимая, но деятельная жизнь. Степного жителя Орталы все эти шелесты, потрескивания и вздохи заставляли вздрагивать, а то и хвататься за меч. Да и кто бы ночью отличил филина от злого духа тарлага, а волка – от двуногого разбойника. Однако излишнего волнения в ночном лесу Ансар старался не показывать. Главным образом потому, что Илиаре, казалось, не было никакого дела до жизни проснувшейся тайги. Девушка мысленно уже находилось на заветном месте, откуда по лунной дорожке уйдет к своему суженому. Наконец деревья расступились, и глазам Ансара открылся песчаный берег полого спускавшийся к воде. По знаку Илиары орт отошел на десяток шагов от места, где расположилась девушка, и уселся, прислонившись спиной к стволу. Чтобы в случае необходимости, видеть происходящее на берегу. Ансар расположился поудобней и прикрыл глаза, прислушиваясь к мелодичному плеску волн. Услужливое воображение тотчас нарисовало ему нагую Илиару, идущую навстречу своему счастью… Девушка на самом деле разделась, но не пошла к воде, а вскинула руки, словно купаясь в серебре лунного света. Луне, увидевшей такую красоту, сейчас бы позавидовал любой мужчина Срединного мира. Илиара была хороша и в одежде, но обласканная лунным светом, счастливая от предстоящей встречи с любимым, она казалась совершенством. Постояв немного, красавица расправила плечи, гордо вскинула голову и пошла в манящую водную стихию. Изумрудное Озеро приняло ее в свои объятья с всепоглощающей нежностью. Илиара, не чувствуя прохлады воды, медленно уходила вглубь, пока ласковые волны не сомкнулось над ее головой. Пробыв под водой несколько мгновений, красавица величественно вернулась на берег по мерцающей лунной дорожке. Ансар все-таки не удержался и, полуобернувшись, увидел то, что разрешалось лицезреть только Луне. Илира как раз выходила из воды, и Ансар очень отчетливо увидел призывно устремленные белые груди, тонкую талию, стройные сильные ноги… Он тотчас отвернулся, устыдившись своей дерзости, но образ прекрасной обнаженной девушки, освещенной лунным сиянием, так и стоял перед глазами. Пытаясь взять себя в руки, Ансар глубоко вздохнул и вновь прикрыл глаза. Наваждение девичьей наготы не уходило, только теперь Ансару казалось, он видит идущую к нему золотоволосую Нурию, такую же прекрасную в своей первозданной наготе… Он не знал, как долго сидел под кряжистым кедром, впав в дремотное полузабытье с дивными видениями прекрасных дев схожих с Нурией и Алаис одновременно… Из благостного небытия батыра вывел глухой и безутешный плач Илиары. Спохватившись, Ансар бросился к девушке, понуро сидевшей на своей одежде, дрожа и обхватив мокрую голову руками. Стараясь изо всех сил не смотреть на прелести Илиары, Ансар легонько тронул девушка за плечо. Красавица подняла голову и увидела смущенного джигита, не знающего, чем помочь и куда девать глаза. Видимо, она желала увидеть кого-то другого, потому что мелькнувшая на ее лице тень надежды тотчас сменилась настоящим отчаянием. Однако стыд возымел свое действие - Илиара мгновенно вскочила, кутаясь в волосах и прикрываясь одеждой. Впрочем, последнее оказалось лишним: Ансар и сам отвернулся от обнаженной девушке с не меньшей стремительностью, закрыв для верности глаза руками. Джигит так бы и стоял к ней спиной, как вкопанный, пока его не тронула за руку заплаканная Илиара. «Он так и не появился! Отчего мой жених забыл меня? Что я сделала не так? Но почему же он не прислал посланника?» - причитала она на все лады, задавая Ансару все новые вопросы без ответов. Слушая безутешные стенания несчастной девушки, батыр усадил Илиару перед собой и заговорил как можно более рассудительно: - Если ты не прекратишь реветь, боюсь, тебе уже никто не поможет. Ты посмотри на себя, на свое заплаканное лицо, спутанные волосы. Разве такая девушка может понравиться кому-то? Тем более водяному жениху при неверном свете луны… Да он тебя просто не узнает, даже если трижды выйдет из воды. Обидное увещевание подействовало на Илиару незамедлительно. Она прекратила плакать, выпрямилась и даже принялась оглядываться вокруг в поисках своего избранника. - Ну вот так, намного лучше! По крайней мере. Водяные ужи не разбегутся. Опять становишься похожей на ту красавицу, которую я выменял у сатов. Ты же сама говорила: дух воды назначил тебе встречу в первое полнолуние после вашей разлуки. Но тогда, пусть и не по твоей вине, тебя на берегу не оказалось. С той поры прошло немало времени, и кто сказал, что твой принц должен ждать тебя вечно? Может таинство совершается не в каждое полнолуние или Хозяин озера выходит из воды по особому зову? Девушка, признавая правоту Ансара, поначалу смирилась, но потом, вспомнив о своей неудаче, жалобно всхлипнула. Однако батыр не собирался потакать ее слабости: - Послушай, Илиара, ведь у тебя есть амулет, подаренный Хозяином озера. Может, хрустальная капелька, опущенная в воду, поможет тебе? Ты наверняка, знаешь и заклинания, которыми суалы вызывают духов воды… Почему бы не обратиться к Хозяину Озера таким способом, напрямую? Для тебя главное сейчас обозначить свое присутствие на берегу. Ты и так совершила невозможное: нетронутая вернулась к озеру, сохранила драгоценный оберег, выполнила священный обряд на берегу. Так что, красавица, прекращай плакать, вспоминай заветные слова и зови своего милого устами и сердцем. Не ты ли, Илиара, вчера рассказывала мне об испытаниях, закаляющих любовь. Может для тебя они как раз и начались? Девушка покорно кивнула и принялась старательно вспоминать какие слова, готовясь к будущему обряду. Затем они быстро нашли подходящее место, там, где прямо с берега начиналась глубина. Илиара сняла с себя заветный амулет и осторожно опустила его в черную бездну. Прозрачная хрустальная капелька сразу же исчезла во тьме, будто присоединившись к своим бесчисленным водным подругам. Девушка водила талисман кругами, то опускала, то поднимала его, приговаривая вполголоса: О Повелитель воды, Хозяин и Хранитель Озера! Синей каймой украшенный, белой пеной опоясанный, Бурями окрыленный, волнами укутанный, Всемогущий и несметно богатый, О прекрасный Властитель Синего Озера! К тебе, великодушному, я взываю! К тебе, всезнающему, я обращаюсь! Не обделили Илиару своей милостью! Откликнись на мой зов, вспомни былое… Приди ко мне из Хрустальных чертогов! Нет мне без тебя жизни, ни в воде, ни на суше! Откликнись, отзовись, дай мне тайный знак! Силой капли-оберега, во имя моей любви! О Повелитель воды, Хранитель Изумрудного Озера… Эти слова словно передались крошечной капельке, висящей на тонкой цепочке. Она сначала заискрилась, потом осветила зеленую толщу воды спокойным светом и наконец начала переливаться всеми цветами радуги. Талисман то ровно горел, то ярко вспыхивал, отправляя разноцветные лучи в черно-синюю глубину. Свечение все усиливалось, и вокруг талисмана стали собираться рыбки, сначала маленькие, затем покрупнее. Глаза Илиары возбужденно сверкали, отражая подводный свет, льющийся из крупицы хрусталя. Увидев приплывших рыб, девушка заговорила на неведомом Ансару языке, видимо, красавица обращалась и к ним с тайной просьбой. Батыр заворожено смотрел на удивительное действо, пока свет амулета не перекрыла чья-то тень. Огромная рыбина, сверкая чешуей, ворвалась в круг света и с ходу проглотила яркий огонек. И сразу же вокруг воцарилась беспросветная мгла: казалось, даже луна спряталась за набежавшие тучи. Но и в этой тьме Ансар увидел Илиару, застывшую над водой с сиротливо протянутой рукой, теперь уже опустевшей навсегда… Девушка все повторяла какие-то слова, но они уже не имели никакого значения. По лицу девушки заструились слезы, она замолчала и затрепетала, как лист на ветру. Эта нервная дрожь заставила Ансара приготовиться к самому худшему. И когда Илиара обреченно ринулась в воду, батыр каким-то чудом поймал ее на лету и рванул на себя. Потеряв равновесие, в обнимку, они и повалились на землю - Илиара, убитая горем и джигит, разозленный поражением. Когда девушка замерла в его руках, батыр осторожно разжал объятия и сел. Илиара все так же лежала, обнимая землю руками. Но рыдания уже не сотрясали тело девушки, видимо, теперь ей было все равно. - Отчаиваться рано, - сказал Ансар больше самому себе, - у нас в запасе - половина лунной ночи. Быть может, большая рыба, укравшая твой амулет, доставит его в хрустальные чертоги. Я не озерный житель, но знаю - под лежачий камень вода не течет… Значит, нужно будет встать и направиться туда, где вслед за змеем ты спустилась в подводный дворец. Найти тайную пещеру, наверное, трудно, но в эту ночь вода отступила… Возможно, вход на дно озера, как и амулет светится в темноте. Да и ближе к пещерам намного легче встретить водяного змея – посланника Хозяина Озера. Илиара молча встала, отряхнулась и взглянула на Ансара. И хотя девушкой не было сказано ни слова, батыр прочел в ее взгляде искреннюю благодарность. До береговых пещер Ансар с Илиарой шли молча, а потом, также не проронив ни звука, бродили среди скал. Любое нагромождение камней казалось им тайным убежищем, а плеск играющих рыб – знаком появления змея. Но вскоре прибрежные камни стали для друзей одинаковыми, их поиски утратили осмысленность, а движения - былую четкость. Бессонная ночь, изматывающая усталость и душевные потрясения сделали свое дело: людей, ищущих «вчерашний день», все больше охватывало вялое безразличие. Поэтому когда чей-то негромкий голос окликнул Илиару по имени, она восприняла призыв, как желаемое, а не действительное. Однако Ансар, увидевший, что к девушке приближается высокая мужская фигура, понял это по-своему. Батыр, выхватив меч из ножен, проворно побежал на помощь к подруге. Когда, запыхавшись, он оказался рядом с Илиарой, перед ним предстал рослый человек, выше орта на целую голову и намного шире в плечах. Незнакомец был молод и силен, глаза его влажно блестели, и от него веяло озерной свежестью. Самым примечательным во внешности великана были аккуратная черная бородка, раздваивающаяся на конце и мокрые волосы, спускающиеся по могучим плечам. На лбу его мокрые блестящие кудри перехватывал сверкающий обод, украшенный сверкающими камнями, а на груди искрилось изумрудное украшение поразительной красоты. В руках незнакомец держал похищенный рыбой амулет в форме хрустальной капельки и, судя по всему, намеревался одеть его на шею девушке. Илиара смотрела во все глаза на Хозяина Озера, пока еще не веря в его чудесное появление. Между тем водяной правитель торжественно вернул оберег на место. Хрустальная капелька сразу же заискрилась, заиграла новыми красками, осветив счастливое лицо девушки. При этом от внимания Ансара не укрылось, что ожерелье на груди водяного принца, тоже начало переливаться голубыми огнями, отвечая на игру света в драгоценной капельке воды. Затем Хозяин Озера царственно подал знак следовать за собой, и Ансар с Илиарой двинулись за ним. V Дальше события потекли, как в сказочном сне. Под ногами орта загорелись хрустальные ступеньки, ведущие вниз, замелькали сияющие стены и открылись широкие проходы, облицованные золотом и серебром. Потом на батыра вновь пахнуло озерной прохладой, напомнив о близком присутствии воды. Долетевший откуда-то снизу упругий поток влажной свежести подсказывал – лестница приведет в чертоги подводного властителя. Впрочем, сам Хозяин Озера исчез также внезапно, как и появился. Людей же в подводное царство сопровождал безмолвный юноша в черной чешуйчатой накидке. Безотказный слуга позаботился, чтобы Ансар и Илиара вкусно поели и насладились купанием в огромных розовых раковинах. Теперь, отдохнувшие и сытые, гости были готовы к прогулке под водой. Подводные строения представляли собой несколько громадных куполов, отделенных от воды прозрачными стенами. Судя по всему, это великолепное сооружение напрямую сообщалось с землей, откуда сюда попадал воздух, на удивление чистый и свежий. Стены и перекрытия подводного дворца были выполнены из хрусталя или из подобного ему материала, неведомого на земле. Во всяком случае, стеклянные колонны и стены обладали способностью изменять прозрачность, ярко вспыхивать или долго гореть ровным спокойным светом. Убранство хрустального жилища было не столько роскошным, сколько изысканным… Необычайно красивы были сочетания белого, черного и розового жемчуга на стенах просторных залов, вызывали удивления светильники в виде цветков кувшинок, танцующих на длинных стеблях. Сила в освещения в залах зависела от того насколько широко открывались лепестки нежных водных цветов. Бросалось в глаза и обилие изящных ваз, испещренных тончайшей вязью с изображениями рыб. Кстати, рыбы, по знаку молчаливого юноши показали людям изумительное представление. За невидимым стеклом тысячи серебристых артистов, сверкая разноцветной чешуей, то собирались в огромные шары, то рассыпались в разные стороны. Безмолвно и слаженно ткали они в воде ажурные узоры, собирались в живые картины и внезапно исчезали из виду. Затаив дыхание, смотрел Ансар на удивительное действо, рожденное у него на глазах, любовался грацией и живостью водных созданий, для которых, казалось, не было ничего невозможного. Потом молодой слуга сопроводил земного гостя в небольшой уютный зал, где их ждал сам Хозяин Озера, облаченный в невиданное одеяние. Волшебное платье струилось по телу как вода и переливалось зелено-синими оттенками. Такого же изменчивого цвета были глаза Хозяина Изумрудного Озера… «Словно вода в Маркаколе, играющая в лучах солнца» - отметил про себя Ансар, склоняясь в почтительном поклоне. - Выпрямись, батыр Ансар, - заговорил повелитель подводного царства, и в звучании его мелодичного голоса Ансару слышался мягкий плеск озерных волн, - не забывай, ты у меня в гостях… Мое имя Су-Эй, я – Властитель Изумрудного Озера, называемого людьми Маркаколь. Время от времени выбираю я красивейшую из земных женщин, и, если придется она мне по нраву, то становится хозяйкой подводных чертогов. Вот почему каждый год, в летние полнолунные ночи танцуют на берегу суальские красавицы в надежде быть замеченными мной. Особенно приглянулась мне Илиара, отчего и побывала у меня в гостях… После проведения обряда посвящения в невесты с нетерпением я ждал встречи с ней… Но случилось непоправимое - не нашел я девушку на берегу, хотя знаю - стремилась ко мне она. То вмешались злые люди, похитив мою избранницу, нанеся мне тем самым жестокое оскорбление. Дорого бы заплатили прибрежные жители за такую обиду… Начали бы тонуть в озере люди, рыбаки бы лишились улова, а табунщики – жеребят от прославленных водных жеребцов… Лишь благодаря тебе, Ансар, вновь обрел я потерянную избранницу, а люди спаслись от буйства водной стихии. Прими же от меня подарок, мой земной гость. - Благодарю, Правитель Изумрудного Озера, щедрый Су-Эй, - батыр склонил голову, прижимая руку к сердцу, - за великодушие твое и доверие ко мне. За великую честь побывать в подводном царстве. За желание отблагодарить… Любой дар хозяина подводного дворца сочту я за особую милость. Никогда не забуду встречи с тобой, Повелитель Озера, и обещаю воздавать почести тебе, соприкасаясь с водой. Су-Эй слегка кивнул в знак одобрения и что-то тихо сказал молчаливому слуге. Тот трижды поклонился Хозяину Озера, каждый раз сгибаясь все ниже. Выражая свою признательность, Ансар на прощание также троекратно преклонил голову перед Повелителем Озера. За массивными чешуйчатыми дверьми батыра уже ждала Илиара. Красивая и веселая, в таком же струящемся одеянии, но с изящной диадемой на голове. - Пока, Ансар, ты в гостях у моего жениха, я буду всюду рядом с тобой, - с радостью выпалила она. - Приставленный к нам слуга познакомит тебя с подводным царством. Он не разговорчивее рыбы, зато очень ответственный. Я же в Хрустальном дворце уже была, и кое-что смогу тебе рассказать. Втроем они побывали в сокровищнице Су-Эя, полной отборного речного жемчуга, золотых слитков в виде рыб, драгоценных камней и тончайших, будто из пены, серебряных украшений. Еще раз посмотрели представление дрессированных рыб, на этот раз не безмолвное, а под звуки чарующей музыки. - Никогда бы не подумал, что рыбы в красоте могут соперничать с птицами, - вновь и вновь удивлялся Ансар, - да и подводная музыка, пожалуй, ни в чем не уступает земной… Оказалось, водяные цветы тоже отличались неземным великолепием. Но из них степняку были знакомы только кувшинки, плавающие в серебряных чашах самых причудливых форм. Побывали они с Ансаром в береговых пещерах, куда открывались тайные ходы из подводных чертогов. Без ведома Хозяина Озера туда не могли попасть незваные гости, поскольку охраняли пещеры огромные пятнистые змеи. Отсюда же, с обнаженных плесов, уходил в воду озера сам Су-Эй в облике громадного черного тайменя. Много нового рассказала Илиара степняку о подводном мире. Об огромной золотой рыбе с горящей чешуей, озаряющей дно озера. Под охраной этой великанши находятся несметные богатства, скрытые в глубине. Таятся там и золотые самородки величиной с конскую голову, и жемчужины размером с детский кулак. Поведала девушка и об опасностях, подстерегающих человека у воды. О кулях - злых водяных духах - обитателях тихих проток и мелких заводей. Стоит неосторожному человеку появиться в таком месте, как просыпаются кули, превращаясь в соблазнительных нагих дев. Играют они на мелководье, показывая полные белые груди и покачивая крутыми бедрами. Но стоит ступить в воду, как обовьют красавицы беднягу длинными руками, утянут к себе и заласкают до смерти. Оттого так часто тонут молодые крепкие мужчины там, где воды, казалось бы, по колено. Призрачны, но также опасны водяные девы из глубоких черных омутов. Сила этих водяниц в их чарующем голосе. Даже деревья и камыши наклоняются к поверхности воды на чудное их пение, а люди и вовсе теряют рассудок, бросаясь в омут с головой. Иногда показываются русалки на глаза людям в виде тонких девушек с полупрозрачными телами и неподвижными глазами. Сидит такая дева на берегу, расчесывает волшебным гребнем золотые волосы, струящиеся водой по ее холодным плечам. Говорят, поворачиваются водные девы к людям только лицом, потому что на их спине нет кожи и можно увидеть внутренности. Нарочно оставляют водяницы такой гребешок как приманку для особо пытливых натур. Лежит вещица на берегу, сверкая золотым блеском на солнце. Но горе тому, кто возьмет гребень в руки. Растечется водой, растает, уплывет сквозь пальцы изящный предмет, а человек, взявший его, непременно утонет. Немало удивительного узнал Ансар и о воде… Оказывается, вода для суши, как кровь для человека. Значит, требует эта стихия особого почтения, ибо неуважение к ней касается всей Земли. Например, суалы не тревожат воду ночью, она тоже должна отдыхать от людей. Нельзя разлить воду на землю без извинений или дважды зачерпнуть ведром - неловких и жадных она не любит. Купаясь или переходя реку вброд, не следует громко шуметь - крикуны у воды не в чести. Особо ценится водица из места, где сходятся три потока, и первая, та, что взята ранним утром, пока ее не «потревожили» люди. Не зря озерные люди называют ее «свежей», «не испорченной» … - А какая вода тогда называется «мертвой?» - Та, что находилась в доме с покойником. Или вода, которой омыли мертвеца… Поят черные шаманы «мертвой» водой тех, кому желают мучительной смерти. Кстати, для излечения больного или снятия сглаза, напротив, хороша чистая проточная вода горных рек. Окунись в нее, и течением унесет недуг и порчу. - Очень напоминает наши степные верования, связанные с Огнем, - задумчиво промолвил Ансар, - он тоже очищает от хворей и дурных помыслов… - По нашим верованиям, - продолжила Илиара,- все сущее происходит из Воды. В незапамятные времена существовали лишь Воздух, Огонь и Вода, а Земли еще не было. Часто играли друг с другом эти стихии. Но однажды Ветер закрутил воду так, что превратилось она в густую молочную жидкость. Застыла она, затвердела и из нее появилась Земля, а на ней - растения. Между прочим, состоящие на две трети из воды! С тех пор и повелось: пока не оросят почву водой, не даст она урожая. Но охотнее всего рассказывала девушка о своем женихе – прекрасном водном царевиче Су-Эе. Какой он щедрый, мудрый и справедливый. И как бывает порою страшен Су-Эй в гневе, «запирая» и «отпуская» воду, затапливающую все вокруг. Что от него зависит будущий урожай и улов рыбы… Не зря земледельцы твердят: ключи от небесных источников хранятся в земных кладовых – реках и озерах. Особенно запомнилась Ансару история о нищем рыбаке, уронившем в воду старый железный нож. Хоть лезвие было никудышным, а рукоять с трещиной, все же бедняк слезно попросил Хозяина Озера вернуть ему пропажу. Тотчас на поверхности воды появилась рыбья голова с превосходным серебряным ножом во рту. «Нет, эта вещь не моя», - только и вздохнул рыбак. И сразу же другая рыба предложила ему нож из чистого золота. И снова отказался человек от чужого добра. Только на третий раз вернуло озеро рыбаку его старенький ножик. Он искренне поблагодарил духов воды, и довольный, погреб на веслах домой. А когда вытаскивал лодку на берег, нашел на днище два дорогих ножа: один золотой, другой серебряный. Прознал об удаче рыбака местный богач и тоже бросил в воду железный нож, прося Су-Эя о милости. Вынырнула из глубины крупная рыба, блеснув в зубах золотым лезвием. Сразу жадный рыбак присвоил драгоценный нож, схватил его и потащил в лодку. Только таким тяжелым оказался нож из чистого золота, что утянул обманщика на дно. «Да ты и сам скоро убедишься в щедрости моего господина», - многозначительно улыбнулась Илиара, - Хозяин Изумрудного Озера никогда не остается в долгу». Немногословный слуга тем временем отворял все новые ворота, и Ансар с Илиарой оказывались то в светящемся гроте, то среди поющих фонтанов, то в окружении цветных водопадов. Впечатлений у орта накопилось так много, что ему казалось: еще немного и он перестанет различать явь и небыль… Наконец их сопровождающий открыл последнюю дверцу, ведущую в пещеру с круглым сводом. Подводное хранилище богатств и даров для гостей Су-Эя. Чего тут только не было! Превосходные вазы всех форм и размеров; золотые фигурки рыб, выполненных с поразительной точностью и выразительностью; ларцы, набитые жемчугом и драгоценными камням по размеру и цвету. Казалось, даже воздух в сокровищнице сверкал и искрился, столько всего здесь было красивого и ценного. Красные, желтые, зеленые камни призывно сверкали гранями, суля неслыханное богатство. Батыра же заинтересовали, как ему показалось, куда более полезные предметы. Кривые и прямые мечи из невиданных сплавов, щиты разной формы, чешуйчатые кольчуги, замысловатые шлемы, лошадиные седла… Даже на первый взгляд оружие отличалось надежностью и красотой, да и к тому стоило немыслимо дорого из-за драгоценных камней и золота. - Вот и близится наше расставание, мой спаситель Ансар, - сказала девушка, грустно улыбаясь, - тебе предстоит выбрать из даров один, самый нужный для тебя. Это может быть оружие, ларец с драгоценностями или суальский конь с серебряной гривой. Пожелаешь, и слуга отведет тебя в конюшни, где еще не бывал ни один из жителей Срединного мира. Выбор за тобой, Ансар, но помни - ты не можешь выйти отсюда с пустыми руками, если не хочешь обидеть хозяина подводного царства. Особо долго раздумывать Ансар не стал. Вазы и драгоценности в ларцах ему не нужны - он воин, а не купец. Своего Вихря батыр бы не променял и на целый табун водных скакунов. Меч у него именной, заговоренный, да еще выкованный руками друга… А вот замену тигровому щиту, растерзанному Жес-Тырнак, поискать стоило. Благо выбрать было из чего, но внимание батыра сразу привлек один удивительный щит. В форме перевернутой капли, совершенно прозрачный, почти невидимый со стороны, сделанный из того же материла, что и Хрустальный дворец, только более тонко отшлифованный и по-особому закаленный. В прочности щита джигит не сомневался, куда больше беспокоило его совсем другое… В Срединном мире его и показать-то нельзя! Сразу становится ясно, обладатель такого оружия - человек избранный. Но ведь, положа руку на сердце, так оно и было, польстил себе Ансар… К удивлению джигита, «хрустальная капля» оказалась намного легче обычного щита. Прозрачность же делала щит почти невидимым для посторонних глаз. На руке он сидел как влитой, а главное, позволял в бою следить за противником. Так что сделать выбор в пользу прозрачного щита из водного хрусталя для батыра было нетрудно. Тут же слуга укутал драгоценный подарок несколькими слоями тонкой мягкой материи, неизвестной на земле. Ткань была легкая, прочная и теплая, занимала мало места и отличалась неприметностью. Этому Ансар только порадовался – привлекать внимание ротозеев к хрустальному щиту в его планы не входило. Хватит с него одного Жараса! После вручения бесценного дара слуга привел батыра к широкой прозрачной лестнице, уходящей высоко вверх. - Это дорога на землю, - пояснила Илиара, снимая с головы диадему с хрустальной рыбкой, - а это, Ансар мой подарок тебе, - голос девушки дрогнул, - вернее, твоей любимой, которую ты обязательно найдешь. Ведь нельзя приходить к своей избраннице с пустыми руками… Вы, мужчины, уверены - вполне достаточно того, что сами предстали перед нашими очами. Но, поверь мне, маленький знак внимания лишним не будет… И потом, это драгоценное украшение не просто красиво, обладательница его никогда не утонет и будет всегда любима водой. Вот, пожалуй, и все, батыр… Я никогда не забуду твоей доброты и смелости! Светлого пути тебе, Ансар. Илиара долго еще махала орту вслед рукой, то ли прощаясь, то ли воодушевляя на будущие свершения. Когда Ансар поднялся по хрустальной лестнице уже довольно высоко, до него донеслись последние слова красавицы: «А Жарасу желаю скорейшего освобождения его души…» Когда Ансар вернулся к стоянке, ему показалось, он отлучился совсем ненадолго. Будто и не было ночных поисков и посещения Подводного дворца. Жарас все так же сидел у потухшего костра, разгребая сухой веткой золу. Как всегда, ко всему безучастный и равнодушный. Зато Вихрь встретил хозяина радостным ржанием, и только осиротевшая кобыла Илиары напомнила батыру о том, что друзья остались вдвоем. Орты все же заглянули к суалам, отметив, что здесь на шестах растянуты рыболовецкие сети, а не шкуры животных. По всему было видно, здесь в почете рыбная ловля, а не охота. В прочем рыбаки мало чем отличались от лесных соседей. Может только особым покроем сапог, сделанных из рыбьей кожи, и разнообразием больших и малых лодок на берегу. Само суальское селение с названием Урун-Хай располагалось на пологом склоне, так что прямо вдоль протоптанных троп били родники и текли ручьи, весело скатываясь вниз. Мужчины здесь были приветливы, а девушки статью неуловимо напоминали Илиару. «Эх, хорошо бы привести сюда Жараса после того, как все кончится», – подумал Ансар, понимая невозможность своего желания. Зато до Затерянных земель отсюда было недалеко: четыре горных перевала, а там до плоскогорья Укок рукой подать. Путь в облака I Все-таки как хорошо, что с ним не было Илиары… Дорога, уходящая то вверх, то вниз, оказалось настолько выматывающей, что даже крепкие и сильные лошади ортов все чаще останавливались, не в силах идти дальше. Здесь очень кстати оказалась отныне свободная кобыла, на которую друзья взвалили всевозможную поклажу. Между тем горы становились все выше, и суровей, будто сама природа отговаривала маленький отряд от продвижения вперед. Подъем к первому перевалу оказался довольно изнурительным и отнял много сил. Когда же путники достигли заросшего гребня, крутизна несколько уменьшилась, зато лес стал едва проходимым. Вдобавок ко всему тут и там лежали поваленные стволы деревьев, скрывая едва заметную тропинку. Порою трава доходила лошадям до брюха, значительно замедляя любое движение. Затем зеленое изобилие сменилось более сдержанными тонами. Здесь, на высоте, почти отсутствовали лиственные деревья, их сменили стройные вечнозеленые собратья, тянущиеся к облакам. На обнаженных склонах желтели скромные горные маки и темно-пурпуровые цветы чагыра - травы, которую лесные жители заваривали вместо чая. Чуть выше хвойники потеряли привычную стройность, становясь на каменистых проплешинах все более низкорослыми. Излишнюю суровость обстановки смягчали лишь пушистые головки серебристых цветов с запахом меда, робко выглядывающие из расселин. С каждым шагом становилось холоднее, а на вершине Ансара с Жарасом накрыло сырое облако, и друзья шли вниз, окутанные влажным туманом. На полдороге задул холодный ветер с мелким дождем, в котором Ансар увидел льдинки. К счастью, град прекратился так же внезапно, как и начался, но и его хватило, чтобы пронять ортов до самых костей. Слава Небу, в долине зоркие глаза степняков различили круглые пятна юрт, что избавило их от мучительной ночевки под прохудившимся небом. Такие небольшие аулы из десятка круглых войлочных кибиток встречались потом путникам много раз. На высокогорье жил особенный народ - шоры, промышляющий охотой и разведением шерстистых быков. Узнав, куда направляются путники, горцы качали головами, мрачнели, но указывали дорогу, а порой и сопровождали ортов до нового поселения. Впрочем, как выяснилось, без проводников в таком походе было бы не обойтись. На своих крепких низкорослых лошадках шоры чувствовали себя в горах, как птицы в небе, а их гостеприимство не раз спасало странников от бесцельных скитаний и замерзания. Язык у шоров был во многом схож с говором алтов, да и по облику они не слишком отличались от лесных родственников. Нужно сказать, Ансара это ничуть не удивляло, он давно пришел к выводу, что у народов Срединного мира было куда больше общих черт, чем различий. Степные, лесные и горные народы говорили на понятном друг другу языке, верили в схожих богов и почитали духов предков. Шоры в очередной раз подтвердили выводы батыра, в чем-то напомнив ему своих земляков. Будучи по натуре сдержанны и молчаливы, горцы также души не чаяли в сказочных историях. Немногословные рассказчики, но благодарные слушатели, шоры были готовы внимать Ансару дни и ночи напролет. Впрочем, соскучившись по живому человеческому общению, орт с удовольствием рассказывал о своих приключениях. Об одноногом демоне Тейране, страшных Жес-Тырнак, Человеке-Дереве и чертогах подводного царя Су-Эя. Джигиту было чем удивить горцев, и, видя, загорающиеся глаза слушателей, он воспроизводил сказанное в лицах, разыгрывая настоящий маленький спектакль. Слава бежала впереди Ансара, и шоры встречали уставших путников, как самых дорогих гостей. От души кормили мясом, вдоволь поили молоком яков и травяным чаем. Особенно понравилось батыру необычное холодное блюдо, приготовленное из молочных пенок. Добавляя в кипящее молоко, размолотые корни горных растений, местные хозяйки добивались образование пенок в три пальца толщиной. Затем их осторожно снимали, смешивали с просом, клали под гнет и замораживали. Подавалась такая вкуснятина только самым почетным гостям, к которым джигиты, с недавних пор, были причислены. Захватывающие рассказы Ансара пользовались у шоров неизменным успехом, хотя в последний раз батыр сказал, наверное, что-то не то… Тогда Ансар решил впервые рассказать хозяевам о встрече с Аюгом и путешествии в Нижний мир. Впрочем, имени черного шамана, джигит не называл, ограничившись его звериным прозвищем - Медведь. Когда же в повествовании мелькнуло имя его врага - Кубара, лица присутствующих сразу помрачнели, а пожилой Хорой - хозяин юрты чуть не выронил чашку из рук. - Не произноси это имя вслух, Ансар, - объяснил общее замешательство старый горец, - довольно будет и прозвища… Кабан – сильный шаман, но сила его темная, злая... В наших краях нет страшнее и могущественнее чародея, чем он. Может Кабан украсть любую душу или вовсе съест ее, тогда умирает человек или тает, как масло на солнце. Живет он в пещере в Алтайских горах, но ненасытная его сущность рыщет в поисках новых жертв, ведь чем больше погубит колдун людских душ, тем благосклоннее к нему злые духи и охотнее поддерживают его. Говорят, умеет колдун читать чужие мысли и насылать мор, а главный его покровитель – Голодный Чаз, степняки зовут его – Пожиратель Жеге. - Раз уж мы начали этот разговор о плохом, то скажи, почтенный Хорой, какие еще опасности встретятся мне на пути к Укоку? Хозяин, обрадованный переменой темы разговора, пригубил травяного чая и заговорил: - Укок или Отклик Неба – не просто священное место, а целая поднебесная страна. Это я к тому, что подступы к нему оберегает множество духов и невидимых сущностей. С ними Ансар, ты можешь встретиться воочию, а возможно, они будут незримо сопровождать тебя. - Какой облик чаще всего принимают горные духи? - Чаще всего они невидимы… Не захотят пустить тебя к вершине – отнимут дыхание, ослепят снегом, лишат силы. Или вовсе сведут с ума… Иногда предстают они в виде бледного, невзрачного мужчины с белыми, точно посыпанными снегом, волосами. Там, на большой высоте, многое может и привидеться, но у воплощенных духов гор заметно одно отличие от людей: нет у них бровей и ресниц. Встретишь такого белесого и безбрового - держи ухо востро! Может вызваться провести тебя такой призрак к вершине, а заведет в пропасть. Хотя бывало и обратное – отводили горные духи от человека беду, спасали от неминуемой гибели. Впрочем, намного опаснее другие создания, находящиеся во власти тех же духов или живущие сами по себе. Эти существа на высоте никого не щадят. Напоминают они летающих змей со стальными головами. По крайней мере, так утверждают наши охотники, видевшие крылатых тварей собственными глазами. - Что же им удалось увидеть? - У страха глаза велики, но все же… Коли ударит летучая змея с железной головой в скалу, расколет ее, ударит по дереву - разрубит ствол пополам, так же губит быстрая тварь и живые существа. Невидимая в небе, налетает крылатая смерть внезапно и стремительно, пробивая живую плоть насквозь. Обычно поражает летучая змея человека в грудь, вырывая на лету сердце. Мы зовем эти ужасные создания Стрелами- Змеями, или по-нашему Ок-Жылан. - Как уберечься от живых стрел? - Держаться подальше от горных троп, просматриваемых со всех сторон. Не ходить в горы поодиночке. Поскольку обрывает человеческие жизни Ок-Жылан внезапно, единственный способ выжить – опередить страшную тварь. Услышать ее человеческое ухо не в силах, а глаза заметят слишком поздно. Потому-то и нужен друг, который сможет предупредить об опасности. У хороших охотников, сам знаешь, глаз зоркий… - Ну, а для животных Ок-Жылан опасны? - спросил Ансар, держа в уме своего Вихря. - Не знаю… Животные в отличие от нас слышат или чувствуют приближение летучих змей. Еще считается, что Ок-Жылан служат темным силам и главная их жертва человек. Будто бы направляет их кто-то невидимый людям… Тварь вырывает лишь сердце, а душа достается кому-то другому… Но лошадь в тех местах точно будет в тягость. На высоте сила ее не держится, кормить ее там нечем, значит, и от «живых стрел» спасения нет. - Тогда подскажи, опытный Хорой, как лучше мне поступить? - батыр подался вперед в надежде получить дельный совет. - Если пойду я туда, где Небо говорит с Землей, невзирая на «живые стрелы» или злых духов. - Вот тебе мой совет, безрассудный орт Ансар. Лошадей и своего друга оставь у нас. Вверху Жарас тебе не помощник. Вижу, заколдован он, не в себе… Есть у горцев одна примета: кто утром обглодает вчерашнюю кость, тот забудет день нынешний. Смысл поговорки прост – живи настоящим и все делай вовремя. Ну, а твой Жарас будто бы остался во вчерашнем дне, а сегодня то ли где-то забыл, то ли потерял. Одним словом, станет друг в горах тебе обузой. Пойдет с тобой наш проводник по имени Толу. Есть у него одно дело в самом дальнем поселении наших охотников… Идти вам три дня, пока не дойдете до последней стойбища. Там провожатый оставит тебя на самой границе снегов. Ну, а дальше пойдешь сам… Дело ты задумал опасное, поэтому принеси жертву духам гор, я подскажу, что и как сделать. Последнее же мое напутствие ты выполнишь без труда. Сытно покушай перед походом, но ешь не до отвала, и хорошенько выспись. На высоте силы уходят быстро, да и еда наверху впрок не идет. II Хорой оказался прав, силы Ансару понадобились. Согласившись с горцем, батыр оставил лошадей с Жарасом и отправился дальше с молодым охотником Толу. Как понял Ансар, Укок был рядом, но плоскогорье находилось в обрамлении гор, и их нужно в любом случае преодолеть. Без знающего провожатого, такой поход становился заведомо невыполнимым. Мало того, что Толу выбирал самую легкую дорогу и добывал горных куропаток, он ненавязчиво учил орта выживать в горах. Благодаря тонкой скатанной кошме, которую шор тащил на спине, путники не замерзали ночами, душистый травяной чай согревал, а горькие жевательные коренья – поднимали дух. Горец учил Ансара беречь силы, удобно ставить ногу на уступы, сколько пить воды на привале и даже как правильно дышать. Пребывание на высоте - дело нелегкое, когда же за спиной у тебя щит, на поясе – меч в руках - посох, в котомке – еда, а на теле – меховая куртка, дорога труднее вдвойне. Правда, и без этого никак: щитом можно накрыться от дождя, на посох опереться, мех спасет от холода. Однако, если сверху валит снег, под ногами лед, а воздуха и сил не хватает, то каждая лишняя вещь в тягость. Здесь на высокогорье, все что казалось ненужным потом оказывалось незаменимым. Как впрочем, и наоборот… И уж совершено точно, лишним в царстве снега и разряженного воздуха был человек, которому на такой высоте - не место. Это Ансар понял, когда брел вверх, все время задыхаясь, сбивая ноги в кровь и дрожа от холода. Добравшись до последнего шорского аула, батыр только убедился в своей правоте. Настолько убогой показалась ему жизнь этих людей, возможности – ограниченными, а потребности – скудными. Выходило, что смыслом жизни горцев было выживание вопреки природе и здравому смыслу. Увидев недоумение в глазах степняка, Толу пояснил: здесь живут несколько семей охотников, промышляющих горными козлами и архарами. Но главная их добыча - снежный барс-ирбис. Шкура зверя, проданная или обменянная у проезжих купцов сатов, обеспечивала семье целый год безбедной жизни. Снежные всегда барсы отличались осторожностью, погода людей никогда не баловала, да и убивать больше одного зверя добытчику не полагалось, дабы не разгневать духов гор. Охотников на промысле было трое, барса же добыли пока только одного… Вот и уходили люди все дальше и выше в горы. Но при удачном раскладе высокогорные лишения окупались с лихвой. Батыр вновь задумался: мысленно он уже осудил жалкое существование этих людей, но охотники забрались сюда с ясной и понятной целью. А вот что делает здесь он - влюбленный скиталец из степных краев? И не будь этого убогого поселения, возможно, ему бы никогда не дойти до Укока. Так что нельзя всех мерить на свой лад, и если это сих пор не понятно, значит, дорога не пошла ему впрок. Устыдившись своих мыслей, Ансар смущенно улыбнулся жене одного из охотников, словно извиняясь за невольную обиду. Видимо, на его улыбку нельзя было не ответить и немолодая женщина тоже заулыбалась в ответ. Словно радуясь человеческим чувствам, из-за облаков выглянуло солнце, и сразу жизнь показалась батыру осмысленней и веселей. Ночь, проведенная в охотничьем ауле, запомнилась Ансару надолго. Вкусной едой, радушием хозяев и искренними разговорами начистоту… Здесь, на границе вечных снегов, в последнем человеческом приюте, кривить душой или что-то скрывать было выше его сил. Сначала Ансар расспрашивал охотников о летающих змеях издалека, те нехотя отвечали, а сами с любопытством посматривали в сторону замотанного щита. Тогда батыр решил открыть свою тайну, с гордостью показав подарок Хозяина Озера. Появление сверкающего в отблесках костра хрустального щита произвело на горцев ошеломляющее впечатление. Когда же орт показал охотникам свой именной меч Тогрул, между людьми сразу же рухнула незримая стена... Шоры оживились, заулыбались, а хозяин принялся рыться в сундуке, желая похвастать шкурой добытого барса. Беседа сразу стала полезней: охотники с живостью обсуждали повадки стальноголовых змей, единодушно придя к мнению – прозрачный щит дает Ансару возможность остаться в живых. А потом шоры запели длинную проникновенную песню, половину слов которой батыр не понимал. Впрочем, главное в ней степняк уловил – смелому джигиту помогает сама судьба. Утро выдалось холодным, но ярким и солнечным. Однако настроение Ансара оставляло желать лучшего, ведь дальше орту предстоял путь в гордом одиночестве. Хозяева на прощание снабдили его едой в дорогу и даже провели какой-то обряд с раскладыванием камней и пусканием дыма. «Чтобы дорога в горах тебе открылась», - коротко пояснил Толу. Перед самым уходом к Ансару подошла пожилая женщина, с которой накануне джигит обменялся улыбкой. В руках она держала небольшой кожаный бурдюк, как оказалось, с молоком яка. Женщина обмакнула палец в молоко и нарисовала на лбу Ансара круг со словами: «Будь могуч и стоек, как як, твердо держись на ногах, и пусть не остановят тебя ни камень острый, ни лед скользкий. Пусть греет тебя шерсть яка, пусть ведет вперед его сила». С этими словами, она вручила джигиту теплую шерстяную шапку - малахай. Растроганный батыр поклонился женщине, поблагодарил охотников, обнялся с Толу, и решительно зашагал вверх, теперь уже совсем один. Джигит поднимался все выше и выше, перепрыгивая с камня на камень и проваливаясь в снег. Он видел пасущихся архаров, огромного грифа в вышине, и поражался необъятности открывающихся перед ним просторов. Внизу, в голубоватой дымке, виднелись непроходимые леса, под ногами скрипел снег, а впереди на острых вершинах сверкали вечные льды. Но Ансара красота Алтайских гор радовало лишь отчасти: здесь для него всюду таилась опасность - зорькая крылатая смерть. И хотя по рассказам охотников, летучие змеи появятся чуть выше, батыр был напряжен, подобно натянутой тетиве. Когда орт выбрался на широкую гряду, одиноко тянущуюся вдоль гребня горы, он отчетливо ощутил свою уязвимость. Вот где от змей-стрел никуда не деться - здесь человек как на ладони, виден издалека… Порыв ледяного ветра ударил в лицо, напомнив Ансару, что даже здесь на краю земли, он не в одиночестве. Здесь под облаками господствовал его друг и покровитель Ветер, и, судя по всему, власть его была непререкаемой. Встав на одно колено и преклонив голову, батыр попросил у Ветра обострить слух и чутье до звериного. Он потер уши и переносицу, и его горной лавиной накрыли новые ощущения. К эху слишком звонких звуков нужно было еще привыкнуть и Ансар, чтобы не терять время зря, осторожно развернул мягкую чешуйчатую ткань. Сверкающая хрустальная поверхность капли вспыхнула в лучах солнца так ярко, что пришлось отводить глаза. На руку щит сразу же лег, как влитой, но батыр решил несколько ослабить ремни. Между тыльной стороной щита и предплечьем он положил сложенную в несколько раз чудесную подводную ткань. И как оказалось не зря. Батыр прошел по кромке гребня совсем немного, когда услышал тонкий свист, похожий на писк огромной летучей мыши. Это обостренный звериный слух заблаговременно предупреждал его о начавшейся охоте на человека. Свистящий звук быстро нарастал, и только в последний миг Ансар увидел перед собой стремительно растущую черную точку. И сразу в щит последовал удар такой силы, что свалил батыра с ног. Он не потерял сознание, но чудом не разбил голову, падая назад. Вот где пригодилась подаренная толстая меховая шапка, смягчившая удар. Недалеко от него на земле лежало напавшее на него удивительное существо. Оно не подавало признаков жизни и Ансару удалось его хорошенько рассмотреть. Летучий змей Ок-Жылан вполне оправдывал свое название «живой стрелы». Длиной в две трети человеческого роста, вытянутое создание было толщиной в руку, хотя ближе к голове, туловище расширялось раза в полтора. Чуть более толстая шея переходила в заостренную тяжелую голову, ту самую, что шоры называли стальной. Она и вправду показалось орту выкованной из черного закаленного железа… Пасть твари была сомкнута, а сама морда заканчивалась острым носом-наконечником. Глаза, после страшного столкновения так и остались открытыми, напоминая прозрачные драгоценные камни, только не цельные, а состоящие из сотен точек-песчинок. Никаких крыльев на теле «стрелы-змеи» не обнаруживалась, хотя, некоторое подобие оперения живой стрелы все же присутствовало в виде четырех попарных гребней на конце туловища. Вообще по окраске и форме Ок-Жылан походила на хищную серебристую рыбу без хвоста, только очень головастую. Размер черной граненой головы составлял три крупных мужских кулака, а толщина тела летучей змеи в самом широком месте была окружностью с человеческую шею. Восстановленная батыром картина нападения летучей змеи выглядела примерно так. Заприметив человека на открытой гряде, Ок-Жылан понеслась к нему, но не увидела прозрачного щита. Со всей силы ударив в озерный хрусталь, живая стрела сшибла Ансара с ног и, сокрушенная отлетела на несколько шагов. Убедившись в гибели летучей твари, батыр принялся тщательно осматривать щит. Удивительно, но на его хрустальной поверхности орт не нашел никаких следов страшного удара. Рука побаливала, но не настолько, чтобы бросить щит: спасибо ткани, сотканной подводными ткачами. Но задерживаться над поверженным врагом было некогда. Батыр пошевелил мечом замершую змею - довольно тяжелая… Но тут вновь послышался зловещий свист, и орт увидел длинную летящую тень. На него мчалась черно – серебристая стрела бешеноо вращая хвостовым оперением. Расстояние между ними неумолимо сокращалось, Ансар уже различал блеск глаз змеи и граненое острие открытого рта… Эта Ок-Жылан также метила в сердце, и вновь подставленный щит, на этот раз по касательной, сбросил оглушенную стрелу в пропасть. Горный кряж оказался длинным, по нему Ансар шел почти полдня. За это время на джигита набросилось еще пять Ок-Жылан, совершенно не отличимых друг от друга. Благодаря обостренному слуху, батыр заранее предугадывал полет летучей змеи и готовил живой стреле «достойную встречу» хрустальным щитом. Ок-Жылан, не подозревая о подарке водяного правителя, расшибали свои черные граненые головы о несокрушимый хрусталь. Две «стрелы-змеи» после удара укатились куда-то вниз, а три другие со стальным звоном отлетели под ноги Ансару. Там они и затихли, алчно распахнув треугольные пасти с острыми краями. О том, насколько опасным может быть это создание, Ансар убедился воочию, когда одна живая стрела, в последний момент, избежав столкновения со щитом, резко взмыла в небо. Прямо над ней парил огромный бородач - ягнятник , озирая свои владения с высоты орлиного полета. Ок-Жылан, превратившись в сверкающую тень, ударила птицу снизу, прошла сквозь нее и исчезла в синеве. Огромный пернатый хищник гриф, теряя перья, кубарем рухнул вниз, мелькнув изуродованной, обагренной кровью грудью. Судя по легкости, с какой летучая змея расправилась с орлом, стало ясно: без труда убьет Ок-Жылан любое живое существо на своем пути. Будь-то могучий як, проворный архар или свирепый барс… И вот теперь серебристая смерть с ограненной стальной головой лежит у его ног, ничем не напоминая известных животных. Ансар так и не понял кого же он все-таки одолел. Сразился ли он с невиданными хищными тварями или сбил смертоносные стрелы, посланные чьей-то злой волей. Батыр даже не знал, погибли летучие змеи от страшного удара или просто надолго оглушены… По правде говоря, батыр с трудом удерживал себя, чтобы не размозжить камнем острые головы. К тому же граненная стальная голова Ок-Жылан могла стать очередным свидетельством его ратной доблести наряду с железными когтями Жес-Тырнак и острой грудиной Рассекателя. Однако на этот раз батыр решил отказаться от такого трофея, хотя булава со стальной змеиной головой на конце получилась бы знатная… Ансару еще долго мерещился свист летящих живых стрел, и он пристально вглядывался в любую черную точку вдали. Теперь орт ясно понимал: для обычного охотника пройти через владения живых стрел - задача невыполнимая. Разве только по-змеиному проползти между камней или идти темной безлунной ночью. Хотя не исключено существование крылатых охотников, видящих в темноте. Ансар передернуло при мысли о стремительной атаке из непроглядной тьмы. Да и днем такие встречи даром не проходят… Столкновение живой плоти с режущей стальной головой даже представлять нет никакого желания! Батыр видел сквозь прозрачный щит - острые края раскрытой железной пасти, такая запросто вырвет сердце, порвет легкие или вовсе оторвет голову напрочь. Но слава Небесному Всаднику, страшные порождения гор остались позади, и батыр прибавил шаг. Сил уже почти не было, но дорога словно звала за собой, становясь все шире и шире. Сначала Ансару показалось, что она упирается в нагромождении громадных камней, но, подойдя ближе, батыр увидел некое подобие ворот. Вернее, то была огромная арка, грубо сложенная из плоских каменных глыб, перенесенных сюда какой-то великой неведомой силой. Теперь путнику оставалось только пройти сквозь эти гигантские ворота и выйти на край желанного плоскогорья. Однако сделать даже один шаг под каменную арку оказалось непросто, точнее сказать, просто невозможно! Последние силы оставили батыра, и он неожиданно для себя уселся прямо посередине дороги… О том, чтобы идти вперед не могло быть и речи - Ансар не в силах был пока даже встать. Происходящее не укладывалось в его голове, джигит ожидал чего угодно, но только не такой бесславной развязки… Да, он устал и нуждается в отдыхе, но разум его ясен и тверд, а воля и гонит тело вперед. Но в этот раз, его мышцы словно взбунтовались против характера. Единственное, что удалось Батыру в этой неравной войне плоти и духа, так это чуть привстать и усесться на крупный валун. Отказ тела повиноваться ему в сотне шагов от желанной цели не поддавался объяснению. Или же, напротив, причин такого внезапного «окаменения» могло быть слишком много. Заклятие, наложенное на каменные ворота, накопленная усталость, предельное напряжение чувств и просто голод, который почему-то не дает о себе знать. Возможно за помощь Ветра, человеку приходиться платить непомерную плату, растратив себя до конца. Что-то похожее с Ансаром уже случалось, когда он бежал от гаров с похищенной амазонкой. Но ведь и сейчас его слух и чутье обострены Ветром! Быть может, они продолжают забирать слишком много сил? Или его не пропускают каменные стражи, именно потому что священное место не принимает, как говорил Аюг, людей с чудесными свойствами Батыр тотчас потер уши и переносицу, и мир вокруг сразу поблек и несколько успокоился… Возможно, это образумило Ансара, в голове которого теперь перестали роиться запахи и звуки. Зато теперь на горного скитальца обрушилось непередаваемое чувство голода, вытеснившее все прочие желания. Обессиленное тело батыра, видимо, тоже требовало жертвы, угрожая свести на нет все усилия своего хозяина. Как кстати сейчас оказался бурдюк с молоком яка! Батыр жадно прильнул к нему, наслаждаясь холодной, уже чуть подкисшей жидкостью. Ощущая во рту сытный вкус необыкновенно жирного молока, орт вспоминал напутствие заботливой женщины. А заодно представлял буйных косматых яков, отдающих ему свою стойкость и мощь. Голод отступил, но лишь отчасти, однако Ансар, накормив тело, решил укрепить и дух. Окунув палец в остатки молока, орт начертил на лбу окружность, как это делали горцы, и попросил благословение у Неба. Потом батыр окропил белыми каплями широкую тропу перед собой – «открыл» дорогу вверх и умилостивил духов. То ли силы вернулись к нему, то ли незримые сущности поддержали путника, но Ансар легко встал и как ни в чем ни бывало вошел в исполинские каменные ворота. III Когда Ансар выбрался на горное плато Укок, у него защипало в глазах. То ли от пота, заливающего лицо, то ли просто от избытка чувств. Да и было от чего растрогаться… Ведь орт все-таки дошел до Затерянной Земли, поднялся на священное плоскогорье и вышел на самый край обитаемого мира. Раскинув руки, батыр упал на мягкий мох и долго лежал, закрыв глаза, боясь взглянуть в столь близкие небеса. Его привел в чувство заморосивший дождь, на смену которому пришло лукавое солнце, выглянувшее из-за облаков. Ансар бодро встал и осмотрелся: плоскогорье показалось ему необозримым и довольно суровым. «Отклик Неба» представлял собой громадную долину с низинами и возвышениями и даже россыпью небольших озер, со всех сторон окруженную горными хребтами. Здесь было довольно холодно, и Ансар не удивился лежащим тут и там пятнам снега. Вообще, погода на Укоке менялась с непостижимой быстротой: яркое солнце то и дело закрывалось тучами, угрожающими обрушить на землю ледяной дождь. Но батыру везло, низкое небо пока больше пугало его… Он бродил до самого заката, изучая поднебесную страну. На озерах, Ансар увидел белых лебедей, что счел добрым предзнаменованием. Прекрасные птицы были у степняков в чести – с ними всегда сравнивал батыр свою Нурию. Да и в синей воде озера Маркаколь не зря увидел он отражение двух призрачных белоснежных лебедей… Иногда орту попадались огромные курганы, видимо, когда-то тут хоронили великих воинов и грозных правителей. Погребальные холмы поражали размерами и были окружены несколькими рядами камней, уложенных вкруговую. Порою такие правильные круги встречались сами по себе и состояли из нескольких сотен камней одного цвета. Подобные узоры требовали немалого труда, и их смысл так и остался для батыра тайной. Но больше всего Ансара поразили рисунки на плоских скалах. Нечто подобное батыр видел и раньше. В окрестностях Зеленых Холмов орт несколько раз находил на камнях и стенах пещер высеченные изображения животных и сцены охоты на них. Тогда грубоватая, как ему показалось, почти детская живопись не произвела него особого впечатления. Разве что удивило упорство древних мастеров, победивших камень… Здесь, на Укоке, Ансар встретился с чем-то куда более грандиозным… Прежде всего, поражали воображение зрителя необузданная фантазия художников и размах проделанной работы. Но и среди массы огромных разрисованных камней выделялась скала красного цвета, размером с небольшое облако. Из-за тысяч всевозможных рисунков и сюжетов, казалось, что именно здесь навеки запечатлена история Укока. Очевидно, каменная летопись велась с незапамятных времен, поскольку Ансар встретил на ней изображения давно вымерших зверей и птиц. О них часто рассказывали Хранители, но как выглядели такие создания, можно было только догадываться. Вот огромный мохнатый зверь с длинным носом и гнутыми рогами, выходящими прямо изо рта. А это поросший шерстью единорог с острием на опущенной вниз морде. Были тут и олени с рогами, больше похожими на деревья, и хищные длинноногие птицы в три человеческих роста, и куцехвостые барсы с клыками-саблями до земли. Удивлял размер вымерших существ: по сравнению с косматыми носачами человеческие фигуры казались просто крошечными. Ансар сразу вспомнил предания о древних чудищах: столь велики и тяжелы были те звери, что не выдержала их веса суша и провалились они под землю. С тех пор люди находят в глубоких оврагах их громадные кости, клыки и рога. Впрочем, диковинные создания были скорее исключением из ряда слишком знакомых зверей. И интерес батыра к бесчисленным наскальным рисункам стал ослабевать… Архарам, быкам и оленям, преследуемых лучниками и копейщиками, казалось, не будет конца… Да и времени рассматривать повторяющиеся охотничьи сюжеты у Ансара было в обрез. К тому же стоило солнцу спрятаться за тучи, как рисунки теряли четкость, превращаясь в сплошной замысловатый узор. Между тем солнце в очередной раз выглянуло из-за тучи, высветив один из расписанных участков скалы. Замершее на шероховатом красном камне светлое пятно сразу напомнило батыру его первую охоту. Тогда солнечный зайчик также подрагивал на бурой шкуре кабана, показывая уязвимое место. Батыру оставалось только отправить туда смертоносную стрелу на крупного зверя. Вот и сейчас Ансар невольно обратил взор на круг света на скале, чтобы потом замереть в немом изумлении… Солнечные лучи выхватили из множества звериных фигур необычное, но очень знакомое создание. То было толстое дерево, протягивающее длинные ветви с птичьими лапами к двум человеческим фигуркам с оружием. Ансара почувствовал, как покрывается гусиной кожей: в ветвистом чудовище батыр узнал Острогруда, а в двух воинах – себя с Жарасом. Теперь батыр жадно вглядывался в непонятные для других фигуры и различал Жес-Тырнак с кривыми когтями, Су-Эя - огромного змея с человеческой головой, медведя - Аюга. Видел, конечно, Ансар и себя - конного и пешего, сражающегося с «живыми стрелами» и бегущего от демона Тейрана. Но откуда на красной скале эти странные сюжеты и кто запечатлел его недавние приключения? Быть может, много веков назад другой батыр совершил подобное путешествие, а древние художники высекли его историю в камне? Выходит, время движется по кругу и он лишь повторяет чей-то пройденный путь... Или высокогорье, усталость и разыгравшееся воображение, дорисовали на скале пережитые сцены, давая разуму Ансара ухватился за пережитые события? Вот и кажутся грубые линии ему «живыми стрелами», длинные пальцы – когтями оборотней, а недорисованное дерево – Железной Грудью. … Ансар провел рукой перед лицом, словно снимая невидимую паутину наваждения… Да, конечно, возраст каменных рисунков насчитывает сотни лет. Лучшее тому подтверждение - полуистлевшие кости животных под ногами. Среди них останки диковинных зверей, то ли принесенных в жертву, то ли пришедших сюда умирать. Но ведь в отличие от них, его жизненная история еще незакончена и ждет своего продолжения. Он здесь и готов к новым испытаниям! Подбодрив себя, Ансар перешагнул гигантский бивень и решительно двинулся в долину. Ему еще предстояло найти место для ночлега, чтобы хорошенько отдохнуть и достойно встретить завтрашний день. Переночевал батыр в одной из сухих, неглубоких пещер, укутавшись в покрывало от щита. Теплая и легкая ткань вновь выручила Ансара, заодно напомнив ему о подводном царстве. Сразу же вспомнились скитания Илиары в поисках потерянного жениха… Но ведь и он не знает, как отыскать Нурию на огромном плоскогорье. Удастся ли вообще найти девушку и как сообщить возлюбленной, что он уже здесь? Если не найти ответы на эти вопросы, значит, все усилия были потрачены впустую. И чем он отличается от Илиары, искавшей «вчерашний день» на берегу Изумрудного Озера? Правда, у девушки хотя бы был подаренный амулет Су-Эя, и в конечном счете «капелька» помогла им найти друг друга. А что есть у Ансара кроме призрачной надежды? Может пряжа Ялмы даст ему нужную подсказку? Батыр связал концы шерстяных ниток в узел, загадывая будущую встречу с Нурией… Тут высокогорье окончательно взяло над Ансаром верх, и джигит безропотно подчинился власти сна. Первое пробуждение на Укоке не принесло никаких новых мыслей как найти Нурию. Узелок из волшебной пряжи так и остался завязанным, видимо, колдовство Ялмы здесь потеряло всякую силу. Громадному плоскогорью не было никакого дела до сломанной человеческой судьбы, пусть даже как-то связанной со священным местом. Укок общался с Небом: слушал пение облаков и перекликался с Повелителем Ветров… Именно здесь, на краю земли, Ансар впервые так остро ощутил собственную ничтожность и призрачность своих устремлений. «Но ведь величие Отклика Неба собьет спесь с любого… Будь ты грозный правитель или великий шаман», - успокаивал он себя. Да и на Укок батыра привела незримая связь с Нурией, зов сердца, сила любви, а не сознание собственной исключительности… Потому, значит, нечего и надеяться на содействие священного места. Да и как Отклик Неба может помочь простому смертному? Уже тем, что позволил человеку столь близко подойти к границе двух миров, ответил Ансар сам себе. И только от Ансара зависит, как предупредить Нурию, что он здесь, под облаками… У красавицы Илиары оставался амулет от Су-Эя, у него в память о любимой остались кусок гребня и прозрачный ограненный камень, которым Нурия ловила небесный огонь. Быть может, положив камень на солнце, отраженным в небо лучом батыр обозначит себя? Впрочем, выбора у него все равно не было, и Ансар попытался поймать солнечные лучи драгоценным камнем. Грани кристалла сразу вобрали в себя свет, и амулет жил, заиграл, заискрился боками на солнце. Однако блеск камня оказался столь мал, что Ансар чуть не заплакал от досады и бессилия. В своей «неприметности», батыр теперь угадывал тайный смысл происходящего: чтобы с небес разглядеть свет его души, требовались слишком острые глаза или слишком большое усердие в поиске. Этого очень нужного «слишком» в распоряжении орта не было… Возможно, ширококрылый орел и увидел бы этот блеск камня, да что толку… Здесь требовалась не острота глаз, а зоркость сердца с велением души…. Или какое-то чудесное решение, подсказанное любовью. Орт отвел глаза от сверкающего гранями камня и … зажмурился. По глазам ударили солнечные зайчики, стаей «прыгнувшие» из хрустального щита. Прозрачная перевернутая капля возвращала небу сверкающие потоки отраженных лучей, и Ансар чуть не запрыгал от радости. Как же он раньше не подумал об этом… Ведь там, в горах, когда в батыра летели живые стрелы, в его голову приходила мысль - ослеплять летучих змей в полете, настолько ярко отражал щит солнечный свет. А что если сверкающий камень Нурии дополнить прозрачной хрустальной каплей, а потом усиленный солнечный поток отправить на небеса? На поиск наилучшего решения ушло немало времени: солнце то и дело уходило за тучи и быстро меняло свое положение в небе. Так или иначе, но Ансару все же удалось расположить камень и щит таким образом, что в небо полетел настоящий сноп света. Батыр проследил взором за уходящими вверх лучами, представляя возможное удивление своей Нурии. Долго смотреть вверх оказалось утомительным, и Ансар улегся на покрывало для щита, подложив для удобства руки под голову. На его счастье, солнце светило ярко и отраженный свет сильным ровным потоком устремлялся в небесную высь. По этой солнечной дороге в небо Ансар мысленно шел к своей любимой… То ли небесный путь оказался слишком утомительным, то ли ночь бессонной, но батыр смежил веки и задремал. IV Ансар потом не мог понять, где же закончился сон, а началась явь… Ведь пробуждение его состоялось не на твердой земле Укока, а на воздушном белом покрывале, парящем в воздухе. Ансар легко спрыгнул с зыбкой перины и огляделся по сторонам. Все вокруг было наполнено сияющим светом, падающим на гладкие, уходящие вверх мерцающие стены. В их зеркальном отражении джигит себя узнал не сразу: вместо видавшей виды меховой куртки, на нем был расшитый золотом камзол, надетый на рубаху из тончайшего шелка. Да и облик много повидавшего скитальца претерпел существенные изменения. Очевидно перед тем, как перенести его сюда, Ансара долго приводили в порядок. Что же, тем лучше для него… Ведь столь изысканному окружению нужно было соответствовать не только душой, но и телом. А окружали джигита удивительные ажурные творения из воздуха и света. Над головой простирался громадный полупрозрачный купол, сотканный из белоснежных перистых облаков. К его вершине, тянулись золотые и серебряные нити, больше похожие на солнечные лучи, если бы с ними можно было обращаться столь вольно. В сказочном жилище Ансар сразу узнал юрту, только необыкновенно светлую и парящую в воздухе. Убранство жилища тоже поражало своей невесомостью: мягко размытые очертания стен, спокойные тона, перины, покрывала и подушки, вытканные кружевами тумана… Батыр вышел из юрты и замер в изумлении… Перед ним, насколько хватало глаз простирались необозримые облачные просторы. По сути, это была та же степь, но подсвеченная со всех сторон нежным светом ласкового солнца. Поверхность облаков то золотилась подобно пшеничному полю, то алела, словно маков цвет или переливалась тюльпановым буйством красок. От столь впечатляющей красоты Ансару захотелось петь во весь голос, столь легкий, радостный мир окружал его. Окрыленный неземной свободой бродил батыр по бескрайним просторам в надежде встретить любимую, но так и не находил ее. И тогда горькое уныние охватило джигита: для Ансара даже золотистый небесный простор сер и безрадостен, если нет в нем возлюбленной. Будто успокаивая орта, под его ногами вдруг заструились разноцветные ручьи, соединяясь в широкий многоцветный искристый поток. Больше всего небесная река напоминала ожившую радугу, уходившую к очертаниям далеких облачных гор. Не отводя глаз, долго смотрел Ансар в переливы изменчивой воды, а когда поднял глаза увидел свою Нурию! Не удивительно, что среди такого великолепия девушка появилась подобающим образом. Верхом на прекрасной золотистой кобылице, достойной небесной пери. Ах, что это была за лошадь! С лебединой шеей, подобранным животом и длинными точенными ногами… Своего Вихря Ансар по праву считал высоким и красивым, однако по сравнению с небесной кобылицей его конь выглядел весьма скромно. Но изумительная лошадь была лишь оправой истинной драгоценности – прелестной Нурии. Перед глазами батыра девушка предстала во всем блеске совершенства небесных дев, некогда покоривших Айдара и Данияра. Однако в неземной красоте воздушной пери угадывались знакомые черты любимой девушки - его Нурии… Пусть не столь безупречные, зато родные и милые его сердцу. Невесомая, словно пронизанная солнечным светом, с лучезарными сияющими глазами, девушка приветливо кивнула батыру. А потом отвернулась и нарочито медленно поехала … от него. Вот тогда Ансар испугался по-настоящему... Почему отвернулась от него любимая и как догнать ее? Не бежать же вслед за лошадью, цепляясь за стремена… Неужели Нурия оставит здесь его одного, наградив едва заметным наклоном головы. Да и награда ли это? Может быть, вежливое сочувствие или, хуже того, сдержанная жалость? Здесь, среди облаков верить в это не хотелось, но ведь Нурия и на земле ничего не обещала ему. Ансар взял себя в руки – нужно думать не о раненном самолюбии, а о своей любимой… Между тем красавица удалялась все дальше и еще больше меркли для Ансара яркие краски поднебесного мира. Он понуро стоял, провожая милую фигуру влюбленным взглядом… Нет, он не побежит и даже не побредет вслед за своей мечтой… Не для того дошел до земного предела, чтобы… Но почему он опять думает только о себе? Неудивительно, что девушка разочаровалась в нем, она, наверное, ждала от батыра чего-то другого. Ансару вдруг до сердечной боли захотелось быть рядом с любимой, заглянуть в ее глаза, согреть ее теплом своих рук… Печальные думы Ансара прервало звонкое призывное ржание. Батыр обернулся на голос и увидел, как прямо к нему, отливая серебром, несется оседланный аргамак. Жеребец остановился, загарцевал и вновь призывно заржал, приглашая Ансара в седло. Орт стоял, как завороженный, не в силах отвести глаз от великолепного скакуна. Выразительные лучистые глаза, плавная линия шеи, мускулистый круп, стройные ноги с крепкими сухожилиями. Такому красавцу не хватает только крыльев! Небесный тулпар нетерпеливо ударил копытом, словно подгоняя нерасторопного наездника. Ансар мигом все понял и птицей взвился на сказочного коня! Окрыленный надеждой, он теперь догонит Нурию даже на краю неба! Батыр уже почти настиг всадницу, когда Нурия обернулась и одарила джигита лукавой улыбкой. На этот раз Ансар без сомнения принял ее как награду, обязывающую к более решительным действиям… В этом прекрасном, но безжизненном мире улыбка Нурии для Ансара была как глоток родниковой воды для умирающего от жажды. Ибо в ней заключались по-настоящему живые чувства - вызов, игривость, соблазн… Так улыбались в степи девушки, предлагая женихам озорную игру кыз-куу – «догони и поцелуй». В ней выбранному джигиту предстояло в отчаянной скачке настигнуть и на всем скоку поцеловать девушку, если та, конечно, позволит себя догнать. Как только Ансар подумал об этом, золотистая кобыла Нурии встрепенулась и желтой молнией полетела вперед. Но серебряный аргамак Ансара ни за что бы ни дал ей далеко оторваться от себя. Какая это была отчаянная скачка! Там, на бескрайных облачных просторах, не земля, а небо уходило из-под ног скакунов… В беге, который на земле зовется «летящим» и позволителен только во сне или в мечтах. Когда бегут лошади по верхушкам колосьев и не ломают их, по морю несутся, не задевая пенистых бурунов. На такой полет-скачку способны только сказочные аргамаки, крылатые тулпары и суальские водяные жеребцы. Темно-серый красавец Ансара, судя по всему превосходил и тех и других… Даже быстрокрылый сокол, и тот вряд ли бы опередил этого стремительного скакуна. Золотистая кобылица Нурии, немногим уступала жеребцу, но Ансар не мог упустить свое счастье во второй раз. В отчаянной погоне его скакун стелился над землей, а Ансар ощущал себя выпущенной стрелой, летящей к цели. Удивительно, но в этой бешеной скачке, жеребец совсем не уставал, а лицо джигита не обдувало встречными потоками воздуха … Может даже здесь, под облаками, Ветер во всем помогает ему, мелькнула у Ансара шальная мысль. Так или иначе, но расстояние между ним и Нурией неуклонно сокращалось, и, когда батыр настиг ее, небесные лошади сделали все, чтобы первый поцелуй запомнился влюбленным навсегда… К облачной обители они ехали вдвоем на изумительном серебряном скакуне Ансара, прижавшись к другу и обмениваясь нежностями. Под куполом юрты влюбленных почему-то вновь охватила робость, когда же Ансар распахнул перед девушкой могучие объятья, она прильнула к его груди, задохнувшись от полноты чувств. Так они долго стояли обнявшись, но время для них уже не имело никакого значения. Опьяненный любовью батыр не сразу обнаружил, как чудесная невесомость исчезает. Мышцы его все больше наливались крепостью, а руки - силой. Прильнувшая к нему Нурия, тоже обретала плоть на глазах: он уже чувствовал ее запах, биение сердца и легкое дыхание. Живое тепло входило в их тела, а вместе с ним пробуждалась любовная страсть. Еще крепче обнявшись, они чуть не задохнулись от переполнявшего их восторга. Когда Нурия подняла на батыра свои глаза цвета дождя и тумана, их взоры встретились, лица соприкоснулись, и Ансар по-детски поцеловал девушку в щеку. Потом губы влюбленных нашли друг друга, и они упали на покрывала из облаков. Влюбленным казалось: они взмывают ввысь и летят на землю, растекаются водой и расцветают огромными цветами… Ансар и Нурия были так заняты друг другом, что не видели, как в миги высшего наслаждения их облачное ложе разлеталась нежнейшей пеной и влюбленные взмывали в неземном блаженстве. Здесь в поднебесье они впервые постигли преимущества своего отличия от людей, поскольку небесное происхождение позволяло им быть неутомимыми в плотской любви. Они дарили друг другу жар Солнца, касание Ветра, объятия Воды и силу Земли, вплетая их в любовный пыл. Влюбленные пили друг друга, как нектар, но все не могли утолить жажду взаимной страсти. Великая сила любви сделала их тела сообщающимися сосудами, и они вновь и вновь бросались в бездны наслаждения, забыв обо всем. Ансар и Нурия не знали, сколько пробыли в Воздушном кочевье… Времени здесь не существовало, и влюбленные наслаждались простором любви, необъятным как небо. Они забыли о прошлом, не думали о будущем, живя лишь настоящим, которое отныне принадлежало только им двоим. Но такое блаженство не могло длиться вечно: Ансара и Нурию, все больше обретающих земные черты, начинали обуревать и сугубо человеческие страсти. Да им было хорошо вместе, они понимали друг друга без слов, и их любовь крепла день ото дня. Но бескрайняя небесная страна становилась тесной для их человеческих душ. Сияющий беззаботный мир стал больше напоминать золотую клетку, чем награду за земные страдания. Воздушное кочевье одарило влюбленных слиянием тел и душ, теперь обрекало людей на вечное одиночество вдвоем. Небо поставило их перед выбором – безмятежное существование на небесах или зыбкое человеческое счастье на земле. Ансар и Нурия единодушно предпочли второе… Отныне их страстное стремление быть вместе переплелось с горячим желанием вернуться домой. И, видимо, небеса услышали их мольбы… Влюбленные заснули, мечтая о скором возвращении в Срединный мир. Видимо, их общий порыв был столь силен, что им приснился одинаковый сон, в котором их мечта сбылась… На земле влюбленные пробудились, обнимая друг друга, будто боясь потерять обретенное счастье. Ансар, счастливо улыбаясь, осторожно попытался выскользнуть из объятий Нурии, но сделал это так неловко, что она проснулась. - От меня, так просто не улизнуть, - проворковала девушка, сладко потягиваясь, - ведь я не хочу с тобой расставаться ни на миг… А с капризами небесной девы, когда она обрела земную плоть, следует считаться. Да и желания у нее по-человечески понятные – любить и быть любимой. - С земными мужчинами, побывавшими на небе, та же история, - в тон Нурие продолжил джигит. - Ради любви они готовы на все, даже засыпать и просыпаться в милых объятьях, особенно, когда возлюбленная прекрасна, как рождающийся день и ласкова, словно теплый ветер. Ответ Нурие понравился, и она нежно провела рукой по голове Ансара. - Пока мы дойдем до Зеленых Холмов, эти волосы станут настоящей гривой, но я буду каждый день расчесывать их своим гребнем, чтобы удача не покидала тебя. Ансар по случаю рассказал историю про черно- белого иноходца, которого он сумел обуздать половинкой волшебного гребня. Этот рассказ напомнил Нурие сцену расставания и заставил расчувствоваться: - Когда я покинула Срединный мир, сломав гребень пополам, мне показалось, что не он, а моя жизнь переломилась на две части… Одна унеслась в небо, другая осталась с тобой на земле. С той поры не ощущала я своей целостности, была лишь половиной, той прежней Нурии. Ты, Ансар, исцелил меня, вернул к настоящей жизни, до краев наполнив любовью пересохший сосуд. - И мне с той поры жизнь была не в радость… Все мне казалось, что я виновник твоего исчезновения. Не уберег, не рискнул собой, не пожертвовал своим благополучием ради нашей любви. Если бы я не обрел тебя вновь, моя Нурия, так бы и жил в полумраке, как трус. И превратился бы из летящего орла в сурка, запертого в норе малодушия. - Главное, теперь мы вместе, - прижалась к Ансару девушка, - и никому я тебя ни отдам… Ни небесной пери, ни земной красавице. За свою любовь нужно бороться, а не бежать от нее. Правда, для девушки это намного трудней… Но внутри себя все равно надо определиться с кем ты. Знаешь, что поняла за время нашей разлуки? Лучше быть любимой среди людей, чем никому не нужной на небе… - Еще хуже быть в одиночестве на земле, - поддержал любимую Ансар. - Только вот беда, любовь начинаешь ценить, когда ее потеряешь. Я один из редких счастливцев, кому удалось найти вновь потерянную драгоценность, и теперь буду беречь ее как зеницу ока… - Какие красивые слова! Говори мне их чаще, Ансар! От тебя я готова их слышать всегда, ведь в основе их лежат правильные поступки. Хотя в той прошлой жизни я всегда боялась очень красивых слов… Из красивых слов не построить дом, не зажечь огонь в очаге, не накормить голодного. Мне всегда казалось, что чрезмерные слова у людей служат для обмана… - Даже если это признания в любви? - Особенно говоря о любви… - Нурия задумалась. - Влюбленный человек сначала обманывает себя, а потом другого, искренне веря, что говорит правду. Но правдивы и красивы лишь поступки! Вот почему твои слова, Ансар, для меня так важны. Они подкреплены делом и поэтому необыкновенно дороги мне. - Но я шел к тебе по зову своего сердца… - Не щадя себя и не боясь смерти. Вернее, с готовностью умереть… - Честно говоря, я не собирался умирать, - мягко возразил Ансар, - точнее, я не представлял свою жизнь без тебя. - Любовь – это тоже смерть. Ты умираешь в том, кого любишь. Но любовь – это и рождение. Ты рождаешься в том, без кого не можешь жить. Будем же ценить новую жизнь, рожденную между Небом и Землей, - Нурия загадочно улыбнулась и ее глаза лукаво блеснули. - В твоих глазах пролетела ласточка! – рассмеялся Ансар и восторженно прижал любимую к груди. Они долго сидели обнявшись, вспоминая былое и мечтая о будущем. Но чаще Ансар и Нурия просто смотрели в глаза, касались друг друга, общаясь не, сколько словами, сколько прикосновениями и взглядами. И каждый разговор между ними завершался неизменным признанием в любви. Окрыленные взаимным чувством, влюбленные спустились к низинным озерам, чтобы полюбоваться лебедями, словно по заказу разбившимся на пары. Белоснежные птицы тоже наслаждались обществом друг друга, нежно сплетаясь гибкими шеями. Однако лебединая идиллия длилась недолго... Вдруг в необъяснимом порыве огромные птицы с разбега взлетели в небесную синь, озадачив влюбленных столь стремительным бегством. Еще не успевшая успокоиться водная гладь, вновь подернулась легкой рябью, перейдя в волнение, и сразу же Ансар и Нурия почувствовали под ногами рокот, будто в утробе плоскогорья шевельнулся огромный зверь. Низкий гул в недрах все усиливался, но влюбленным не было страшно - они словно стали детьми плоскогорья, подобно траве или низким деревьям... А потом, вторя земному «шепоту», гулко заговорило небо! Откуда-то сверху, донесся вибрирующий звук, похожий на колебание чудовищной струны. Вскоре звенящая небесная тетива зазвучала по-иному, став единой туго натянутой перепонкой, поющей более низко и мощно. Судя по всему, так Небо откликалось на голос Земли, и Ансар с Нурией стали невольными свидетелями этого удивительного разговора. Небосвод отвечал на шепот земной тверди не только насыщенным густым звуком, но и стремительно меняющимися картинами в небе. На глазах у влюбленных, облака становились, то бледно розовыми, то золотыми, то стальными… Они рассыпались по небу мелким жемчугом, превращались в набегающие волны или застилали небо нежнейшей вуалью. Пульсирующий звук, летящий сверху, сбивал пушистые облака в плотные стада, потом разбрасывал по небу, образуя спирали или тончайшие узоры. «Разговор» Неба и Земли длился недолго: глухой рокот под ногами постепенно затихал, возвращая плоскогорье Укок к величавому спокойствию. Успокаивалось и Небо, обретая привычный вид и первозданную невозмутимость. - Нам довелось услышать, как переговаривается Небо с Землей, - вымолвила Нурия, когда затихли голоса этой переклички. – Такое удается только очень немногим людям, из тех, кто добирается сюда… Древние заклинатели по известным им тайным признакам умели предсказывать это грозное и редкое явление. Такое предвидение позволяло приурочить к «Отклику Неба» обильные жертвоприношения и камлания. - Думаю, то было незабываемое зрелище, - сказал Ансар, крепко обнимая любимую, - представляю, что творилось с людьми, когда удары сотен колотушек совпадали с рокотом земли, гулом небесного барабана и танцами облаков. - Ты недалек от истины, Ансар. Издавна «Отклик Неба» считался последним предупреждением людям, вообразившим себя равными богам. Ведь для Создателя Трех Миров необъятное Небо лишь поверхность бубна, а плоскогорье Укок – верхняя часть громадной шаманской колотушки. Видно, в незапамятные времена взмахнул колотушкой Создатель, но в последний миг остановился, задумавшись о своем… С тех пор между Небом и Землей остался зазор, и находится он здесь на Укоке. Но и его было достаточно, чтобы слышали люди таинственные звуки и молили Творца Трех Миров о снисхождении. Ведь если разгневается Создатель, то может со всей силы ударить снизу в туго натянутое небо! Тогда смешаются Верхний, Средний и Нижний миры, и наступит конец света… - Нахождение между молотом и наковальней придает жизни более острый вкус, а ощущениям - яркость, - подвел батыр итог услышанному. - Мы, люди, только и бросаемся из крайности в крайность, под страхом неминуемой смерти. В крошечном зазоре, отпущенном нам судьбой, остается лишь любить друг друга и не терять время понапрасну. - Ты прав, мой мудрый батыр! Будем дорожить каждым мигом нашей жизни. Любовь, подобно половодью, тоже смешивает в душе человека все три мира… Так пусть же, это делает она, а не гнев или безумие! Уже перед самым спуском с Укока Ансар решил показать Нурие красную скалу с рисунками, описывающими его приключения. Упреждая удивление красавицы, батыр попросил девушку хорошенько запомнить выбитые в камне сцены. «Для наглядного подтверждения моих похождений», - пояснил джигит, скрывая охватившее его замешательство. Нужно сказать, повод для волнения у Ансара нашелся: его живописное путешествие неведомым образом пополнилось еще одним сюжетом. На нем мужчина с мечом и женщина с распущенными волосами гуляли над облаками. Поразительным было и столь скорое появление изображения, и то, что других «облачных» прогулок на красной скале батыр больше не нашел. Чары на ветер I Возвращение в аул охотников на барсов прошло без особых приключений. Судьба и духи, словно дали Ансару передышку: путников не тревожили ни горные оборотни без ресниц, ни живые стрелы Ок-Жылан. Погода, тоже благоприятствовала влюбленным: ласково светило солнце, летали бабочки и пели птицы. На душе у батыра было тоже светло и радостно, а Нурия, раскрыв глаза смотрела вокруг, как бывает после долгой отлучки или тяжелой болезни. И, судя по всему, этот возвращенный мир ей нравился… Ансар в свою очередь молил Небо, чтобы оно не разразилось проливным дождем или не наслало холод. Орту казалось, он в ответе за все, что может осложнить жизнь его любимой, и хмурился, когда набегали черные дождевые тучи. Охотники на барсов встретили путешественников с распростертыми объятиями. Суеверные жители гор с самого начала восприняли приход Ансара в их забытый аул, как особый знак. Правда, какой, добрый или нет, горцам предстояло выяснить… Пока батыр отсутствовал, удача улыбнулась охотникам – они выследили и убили двух барсов, что конечно же, связали с появлением странного пришельца с хрустальным щитом. Когда же он вернулся живым, да еще вдвоем с красавицей женой, стало ясно – Небо покровительствует чужеземцу. Рассказы Ансара о поединках с летучими змеями и Отклике Неба только укрепили веру горцев в его избранность. На радостях шоры закатили скромный, но веселый пир, где в честь орта сочинили новую песню. Героем ее был батыр с хрустальным щитом, называемый не иначе как Приходящий с победой. Что ж, такая слава была степняку только на руку. Охотники взялись сопроводить Ансара с Нурией до селения старого Хороя. Как они объяснили, для того, чтобы в пути к ним перешла частичка удачи великого воина. Впрочем, маленькая лесть подкреплялась и куда более насущными делами: добытые барсовы шкуры нуждались в последующей выделке. К тому же в аул примерно в это время обычно наведывались купцы-саты, скупающие рога, горный мед и шкуры. Так что у охотников появлялась возможность договориться со скорняками и лично поучаствовать в торге. Все устроилось наилучшим образом: Ансар вернулся и застал Жараса живым и здоровым, а лошадей - в целости и сохранности. Здесь же, в селении, он увидел знакомые черно-белые накидки сатов с их неукротимыми иноходцами. Браслет, подаренный Лануром, оказался сейчас как никогда кстати. Завидев этот высочайший знак отличия для чужеземца, «сороки» немедленно отвели путешественников к начальнику каравана – купцу с бронзовой пряжкой на поясе. Не задавая лишних вопросов, он тут же предложил Ансару место в караване и всяческое содействие. Не желая оставаться должником, батыр рассчитался с караванщиком оставшимися у него драгоценностями, чем сразу добавил себе уважения в глазах сатов. Обратная дорога в Орталу оказалась куда более длинной – саты шли по своему маршруту, никуда не торопясь, но и нигде не задерживаясь. Зато Ансар и Нурия насладились общением друг с другом и увидели много чудесных мест Алтайского края. Например, удивительное теплое озеро Ая, называемое Лунным, из-за его необычной формы в виде полумесяца. Поразительно, что в одинокое горное озеро не впадала ни одна речка, а воды в нем все не убывало. Рассказывали: некогда алтайская красавица в печали о погибшем женихе наплакала целое озеро слез. С того времени и повелось - омовение такой водой спасает влюбленных от разлуки. Терять недавно обретенное счастье Ансар с Нурией не хотели и охотно умылись из теплого озерца. Перед этим необычным обрядом Ансар подарил Нурие серебряный ободок с хрустальной рыбкой - драгоценный оберег от водной стихии. При виде столь искусного украшения глаза Нурии заблестели, она с удовольствием примерила дар на свою изящную головку. Однако потом красавица сняла с волос прозрачную рыбку и отчего-то погрустнела… - Мне очень понравился твой подарок и ничего красивее я в жизни не видела, – сказала Нурия, увидев огорчение любимого, - а опечалилась я оттого, что не знаю, как в твои руки попала столь драгоценная вещь? - Разве это так важно, - смутился Ансар, не желая вмешивать сюда красавицу Илиару, – главное - подарок от души. - Для меня очень важно… Вдруг драгоценность была отбита у разбойников или была хитростью отобрана у демона Тейрана. Тогда она не принесет счастья ни мне, ни тебе. - Ах, вот в чем дело! – Ансар с облегчением вздохнул. – Клянусь тебе, любимая Нурия, хрустальная рыбка на ободке досталось мне в знак благодарности за спасенную жизнь. Носи эту маленькую корону с гордостью и знай: в Срединном мире только твоя красота, достойно такого дара. Лицо Нурии просияло, и она, надев ободок, обняла не менее счастливого Ансара. Батыр потом не раз любовался прекрасным украшением, сверкающим в золотистых волосах красавицы. Вспыхивая на солнце и поблескивая в лунном свете, прозрачная рыбка напоминала Ансару таинственную женскую суть, живущую любовью и неуловимую для грубого обращения. Чуть пониже, в вековых лесах, удалось отведать ортам и знаменитый алтайский мед, который «сороки» покупали в этих краях очень охотно. Золотистое тягучее лакомство, вобравшее в себя целебные свойства алтайских цветов, считалось воистину бесценным для всех жителей Срединного мира. И чем дальше отсюда везли его саты, тем выше поднималась его цена. Да и в прилегающих к Алтаю степях Гарии мед ценился очень высоко. В Ортале же позволить себе, полакомиться таким яством могли лишь избранные, и хотя жители Зеленых Холмов тоже добывали мед в гнездах диких пчел, ему было далеко до душистого алтайского чуда, тающего во рту. Скупали саты и панты - молодые рога лесных оленей маралов, водящихся здесь в изобилии. Понимающие толк в лекарствах имперские лекари рассчитывались за панты золотом, и саты успешно этим пользовались. Купцы старались купить только молодые рога, наполненные кровью, такими они остаются в течение всего двух месяцев, а позже – твердеют с потерей целебных свойств. Изготовленные на их основе эликсиры продлевали жизнь, удваивали силы и входили в состав особой субстанции, называемой «вечной кровью». Целебным раствором поили Императора Ай-Цы, якобы живущего больше сотни лет. Поэтому каждый купец принимал такую настойку из пантов, пользуясь гостеприимством охотников-алтов, не слишком ценивших этот продукт… Орты тоже попробовали маралий эликсир молодости и силы, и Ансар почувствовал - окружающий мир вспыхнул и заиграл искрами света, как волшебный кристалл Нурии. С глотками живительной настойки в кровь батыра влились мощь дикого зверя, горная вода и сила лесных растений, и Ансар снова почувствовал себя гостем Воздушного кочевья… Страсть к Нурие по-прежнему переполняла его, выплескивалась через край, и их любовь на Алтае была слаще меда и горячей крови молодого оленя. Завернул караван и к красивейшим Каракольским озерам. Орты много слышали об этом украшении алтайских гор, но увиденное превзошло все ожидания влюбленных… Семь прекрасных источников расположились один над другим на склоне величественного горного хребта. Серебряной извилистой цепью, на которую нанизаны драгоценные камни – озера, спускались они вниз по склону. Чем выше располагалось озеро в этом природном ожерелье, тем чище было оно и холоднее… Из одного источника в другой перетекали ручьи с прозрачной, ледяной водой, сбегающей вниз. По узкой тропе поднялись вверх Ансар с Нурией к самому верхнему озеру. По мере подъема на глазах у влюбленных изменялся и растительный мир: густые кедровые заросли сменились низкой арчой, а затем и вовсе разноцветным альпийским ковром, вытканным из высокогорных цветов. Вокруг же последнего озера, холодного и одинокого, прижались к камням низкие кустики серого мха, словно пригибаясь от пронизывающих ветров… - Как напоминает мне человеческую жизнь, эта цепочка озер, - сказала Нурия, поеживаясь от холода. – Молодость - как зеленые, шумящие леса, зрелость - как альпийский луг, нежный и стойкий одновременно… Головки ярких цветов вперемешку с холодным снегом - людские радости и горести… Ну, а старость сурова и скупа на радости, чем напоминает невзрачный мох-лишайник, цепляющиеся за жизнь из последних сил. - А вода, соединяющие озера, подобно человеческой любви, - подхватил Ансар, - питающей, животворной, проходящей сквозь юность, зрелость и старость. Как сухая, растрескавшаяся бесплодная земля, была моя жизнь без тебя Нурия, без целительной влаги - твоей любви… Зато, когда мы вместе, я расцветаю, и даже вода кажется мне сладкой… - Тогда чем тебе покажется алтайский мед? – с вызовом спросила девушка, прижимаясь к могучему плечу батыру. Ансар, смутившись на миг, быстро нашел достойное сравнение. - Губами моей Нурии, - в восторге выдохнул он, покрывая лицо любимой поцелуями. II На одной из стоянок путники сердечно попрощались с торговыми людьми. К удивлению, сатов маленький отряд свернул с широкой дороги в довольно мрачное ущелье. «Куда и медведь вряд ли пойдет по своей воле», - метко заметил один караванщик, глядя вслед ортам. Сат и не мог представить, насколько оказался близок к истине. Действительно, в этом ущелье косолапому зверю делать было нечего, ведь там уже жил Аюг - человек с медвежьей повадкой и звериным именем. Когда странники появились у знакомой закопченной землянки, черный шаман Аюг был занят. Он стоял в полном шаманском одеянии, держа в руке подобие железной сковороды. Перед ним, прямо у разведенного огня, сидел понурый человек с полной чашей воды. Время от времени, Аюг выливал содержимое сковороды в эту чашку, потом вместе с незнакомцем что-то разглядывал в ней. Затем человек выплескивал воду в сторону, то же, что оставалось на дне чашки, бросал в огонь. Пламя костра с шипением взлетало вверх, чадя черным дымом, а согбенный человек после каждой вспышки огня все больше распрямлялся, словно впитывая жизненную силу. Наконец странный обряд подошел к концу, Аюг завел гостя в свое жилище, откуда тот вышел совсем бодрым. Судя по всему, шаман вернул своему грустному посетителю здоровье или утраченную веру в себя. Что до Ансара, то, выйдя на поляну, он сразу бросил взгляд на вековую ель и успокоился: меч Жараса все также торчал из ствола. Проводив своего гостя, Аюг поприветствовал ортов и, заметив взгляд Ансара, сказал: - Знаю, о чем ты думаешь Ансар, но вернуть душу Жараса я смогу только завтра. Сегодня я изгонял из человека испуг, и должна пройти ночь, чтобы злая сущность, вызвавшая его, вернулась в Нижний мир и не помешала нам. Увидев вопрошающие глаза Нурии, напуганной его звероподобным видом, Аюг усмехнулся: - Избавив от страха джигита, я, кажется, напугал красавицу… Невольно вы увидели обряд изгнания страха или снятие испуга с оробевшего человека. Случилось, что охотник встретился с чем-то страшным и необъяснимым, и с той поры испугался, потерял веру в себя. Для мужчины и воина это хуже смерти, вот он и начал скучать о себе былом – смелом и беззаботном джигите, отчего зачах, свернулся подобно ежу. Так бы и источил его испуг, оставив от человека, лишь оболочку, пугливую тень. Вот и пришел охотник ко мне. Неважно, что так напугало его, куда важнее избавиться от страха вообще, пока он не стал полновластным хозяином тела и души… - Как же изгнать страх из души? - После особых заклинаний испуганному человеку дается чашка с водой, а в сковороде, растапливается бараний жир. После чего растопленное масло со словами «Появись испуг!» выливают в чашу с водой. Потом внимательно разглядывают застывшую причудливую форму. Может на дне плошки появиться фигура мужчины или женщины, образ зверя или облик чудовища… Так делают много раз, пока не узнает человек свой испуг, хотя страхов может быть и несколько. Но в любом случае, пугало из застывшего жира, отдается Огню. Вода же без жалости выливается на землю с особыми заклинаниями. Так в пламени костра сгорает испуг, а с водой выливается все ему сопутствующее. Потому-то и бродят сейчас вокруг нас злые духи, родственные страху моего посетителя. В Нижний мир они уйдут только под утро, если только не найдут себе новую жертву. Освобожденная душа Жараса для темных сущностей всегда желанная добыча… Но вам их бояться не стоит, вы «пуганные» … Этими словами Аюг дал понять, что и так, сказал больше, чем следовало. «Смелый, трусливого все равно не поймет, как и сытый – голодного», - подвел итог Аюг, приглашая гостей к трапезе, чтобы уже за едой продолжить разговор. Как и ожидал Ансар, в котле варилось мясо на всю их компанию – шаман заранее знал об их приходе. Когда орты утолили голод и неторопливо попивали наваристый жирный бульон, Ансар вернулся к незаконченному разговору. - Мудрый Аюг, ты назвал нас «пуганными». Как это понимать и чем мы отличаемся от «непуганых» или, например, «испуганных» людей? - Просто вы в своей жизни столкнулись с настоящим ужасом, и неосознанно встали перед выбором: либо умереть, либо навсегда преодолеть страх. Как видите, вы все еще живы… Большинство же людей не в силах принять решение и остаются на перепутье: жить им страшно, но умирать еще страшнее. Вот душа испуганного человека и бьется в теле, как птица в клетке, не находя покоя. - Может ли напуганный человек самостоятельно избавиться от страха? - По обыкновению нет… Правда, страх, как и храбрость, может иссякнуть, но такое бывает редко. Обычно испуг, словно предатель открывает ворота злым духам, и они вселяют в человека еще большую тревогу, делают тело слабым и непригодным для любой души. И когда душа покидает тело, то становится легкой добычей темных сущностей или черных шаманов. Так ослабевший человеческий дух влияет на некогда здоровую плоть… Даже кровь у боязливого становится вялой и водянистой… Недаром народ в поговорках наделяет трусов «водяным сердцем». - Тогда ответь мне, баксы Аюг, - продолжил расспросы батыр. - Зачем человека все время пугать и чем-то испытывать… Люди и так не дают друг другу покоя, так нет еще злые духи терзают их души. Отчего Небо наводнило Срединный мир столь ужасными созданиями, на которых у людей нет никакой управы? - А ты не думал, Ансар, что темные сущности, возможно, и являются единственной управой на людей… Чем можно удержать человека от дурного поступка? Воспитанием, но всех воспитывают по-разному. Обучением, но не у каждого есть учитель. Остается безотказное всеобщее средство - страх. Демоны и чудовища, внушая ужас, обуздывают в человеке жадность, лишают самодовольства, ограничивают любопытство. - Ну, а любопытство, здесь причем? – обиделся Ансар, принимая упрек на свой счет. - Оно тоже толкает человека на безрассудные поступки: уводит в глухую тайгу, зовет к горным вершинам. То есть туда, где рассудительным людям делать нечего, где бушуют стихии и живут страшные существа. Когда змея заползает в дом к человеку, не важно, с какими намерениями, ее убивают. Так почему мы, люди, отказываем в этом праве, чудовищам, защищающим свои берлоги на краю земли? Не в пример нам, эти создания не всегда расправляются с нами, чаще пугают до смерти. Тем самым предупреждая - не переступайте черту, за которой вас ждет гибель. Но всегда есть среди людей те, кто ничего не боится, как находятся змеи, которым удается ужалить хозяев дома… Только в отличие от гадюк, люди убившие страшного хозяина пещеры или леса, становятся героями, одолевшими зло. Хотя на деле - все наоборот… Рассекатель защищает леса от дровосеков, водные духи охраняют чистоту воды, а Туткек – не пускает людей на вершины. Потому что человеческое любопытство зачастую сводится не к вопросу: «что нового», а к ответу: «вот чем можно поживиться». - По-моему, сейчас ты заговорил о людской жадности, Аюг, - уточнил для себя Ансар. - Она тоже порождение злых духов? - Без них уж точно не обошлось, - невесело усмехнулся шаман, - но если темные сущности страхом питаются, то человеческую жадность, злые духи, напротив, подпитывают. Хотя исход такой же - истончение души и перерождение тела. Только если у труса сердце водяное, то у стяжателя – кожаное. - Почему кожаное? - удивился орт неожиданному сравнению. - Потому, что сердце скряги превращается в кошель для монет, кожаный мешочек для золота. - Выходит, у богачей, сердце не такое, как у простых людей? - Бывает по-разному… Но угроза превращения всегда существует, если вовремя не остановить свою алчность. Иначе станешь рабом собственного богатства…Оттого-то настоящий герой не бывает богатым, впрочем, как и трусливым. - Еще каким непозволительно быть подлинному герою? - не унимался Ансар. - Жестокосердным, безразличным к людским страданиям, - Аюг о чем-то задумался и добавил: - О таком джигите люди скажут – «каменное» сердце и не ошибутся. Не задерж ится душа в такой телесной обители, потому так бездушны жестокосердные… К сожалению, много в мире бескорыстных, смелых джигитов, отравленных ядом чрезмерной жестокостью. Но не герои они в истинном смысле этого слова, а лишь великие воины. - Благодарю тебя, мудрый Аюг, за науку, - завершил беседу Ансар, - видно, не зря ты советуешься с духами и видишь людей насквозь. Открыл я для себя важное и передам это знание потомкам. Если спросят они меня, как достойно прожить жизнь, то теперь знаю ответ. Жить надо так, чтобы сердце не окаменело и не превратилось в кошель, а кровь не стала водой. - А таким, может быть лишь любящее сердце, - едва слышно произнесла Нурия, – то, которое умеет не только любить, но и принимать любовь, как бесценный дар. Не ожидавшие такого продолжения, Ансар и Аюг переглянулись, не зная, что и сказать. - Только любовь может труса сделать хоть немного смелее, скаредного - чуточку щедрее, а жестокого – капельку великодушнее, - твердо сказала девушка и добавила: - Все творимое зло на земле, от людей, обделенных этим светлым чувством. III Главным событием нового дня стал обряд возвращения души Жараса. Правда, столь долгожданное действо заняло считанные минуты. Шаман Аюг подозвал джигита к себе и со словами: «Душа Жараса, возвращайся в свой дом», вытащил меч из дерева и вложил в пустые ножны. Какое-то время глаза следопыта оставались пустыми, лицо - безвольным, а движения - скованными. Но затем в зрачках Жараса загорелись живые искорки, а щеки порозовели. Не говоря ни слова, он принялся разминать руки и ноги и даже сделал несколько наклонов в стороны. - У меня такое ощущение, будто я полжизни провел привязанный к дереву, - поделился следопыт своими впечатлениями, - так мои руки и ноги, давно не затекали. Да и меч в руках, мне кажется, я не держал тысячу лет! С этими словами он выхватил клинок из ножен и лихо несколько раз рубанул воздух. Только после этого Жарас обратил внимание на Ансара и Нурию и недоуменно наморщил лоб. - Скажи, друг Ансар, уж не померещилось ли мне это… Вы снова вместе! Получается, что Нурия сама вернулась к нам с небес? Или пока я спал, ты сходил в Затерянные земли и привел девушку? Понял! - он хлопнул ладонью себя по голове. - Тебе помог медвежий шаман Аюг… Колдун прямиком отправил тебя к месту, где слышен голос Неба. Джигит ждал объяснений, и Ансар начал издалека… Жарас слушал повествования друга, затаив дыхание, да и шаман Аюг старался не пропустить ни одного слова. Вдруг баксы озабоченно нахмурился, встал и вразвалку пошел к своему жилищу. Его не было довольно долго, а когда шаман вновь появился, лицо его было мрачнее грозовой тучи. Не прерывая своего рассказа, Ансар наблюдал, как Аюг, подняв голову, шумно втягивает воздух. В его облике вновь появилось что-то неуловимо дикое и тревожное. Подобно медведю, вставшему в полный рост, шаман тянулся вверх, водил крупной головой, стараясь услышать и вынюхать нечто, доступное только ему. Видимо, «поймав» нужный запах Аюг, скрылся в лесу, а когда вернулся, батыр все продолжал свою историю. Она получилось долгой: у Жараса накопилось немало вопросов, и Ансар обстоятельно посвящал его в самые незначительные детали. - Мне нужно все знать о нашем путешествии, - заявил расколдованный джигит, - включая любые мелочи и незначительные подробности. А то как я расскажу соплеменникам о своей схватке с Лесным Острогрудом, ночной переправе или алтайских охотниках. Вот только красавицу Илиару я отчего-то совсем не помню, но с твоих слов, Ансар, представляю ее, как живую… - Уверен, Жарас, тебе будет чем удивить земляков из Зеленых Холмов, - улыбнулся Ансар, узнавая привычные черты неуемного друга. - За проявленную самоотверженность, я разрешаю тебе рассказывать о Подводном царстве и даже о плоскогорье Укок. Какая разница, был я там один или с тобой? Ведь я твердо знаю, ты бы прошел со мной весь путь до конца. Да и честно сказать, без тебя вряд ли бы я вернул Нурию в Срединный мир. - Раз так, то сделай для меня еще одно одолжение, - Жарас замялся, но глаза его озорно блеснули, - не говори никому о том, что Илиара меня отвергла… Да и историю с отданной душой можно тоже опустить. К примеру, сказать, что я дал обет молчания в пути, пока мой друг не обретет потерянную любовь. Это и помешало нам с Илиарой объясниться начистоту. А что до озерной красавицы, то скажи, мол, я ей тоже нравился… Просто невеста Су-Эя так и не решилась себе в этом признаться. - Как сейчас помню, какое это было испытание для обоих, - от души рассмеялся Ансар, - Один как воды в рот набрал, другая - всю дорогу в себе не может разобраться… Тяжко же пришлось тебе, мой бедный Жарас! Ох уж этот обет молчания… Боюсь орты поверят во все, кроме Жараса, держащего рот на замке. Для такого говоруна ухаживать за девушкой без слов, что летать без крыльев или сражаться без меча. - Наконец-то, и я вижу прежнего Жараса, - вступила в разговор Нурия, - прямо оторопь берет, как вспомню тебя «бездушного», с пустыми ножнами на поясе... Словно вместо огня, увидела я горсть еще теплого пепла… А кому бы понравились твои тусклые глаза, такие же, как у бессердечного тагана Гурхон-Наяна и его полумертвого слуги. Шаман Аюг, неслышно подошедший к друзьям, услышав последние слова Нурии, задумался еще больше. Его плохо скрываемая тревога скоро передалась и ортам, да и принесенные им новости оказались плохими. - Я чувствую, что вокруг рыщут духи-покровители моего врага – черного шамана Кубара из алтайских гор. Когда я освободил душу Жараса, видимо, Кабан ощутил перемену и отправил сюда невидимых соглядатаев. Только, вряд ли ему нужен я. Здесь, у себя дома, в своей берлоге Медведь даже Кубару не по зубам. Моего злейшего врага интересует кто-то из вас. Скорее всего, ты, Нурия… Краем уха я услышал рассказ о безжизненных глазах одного из твоих недругов. Ты еще, кажется, назвала его таганом… Но об этом поведаешь мне чуть позже. Пока же Ансар вспомни подробности своей встречи с Жылмауз-Кемпыр. - Лучше меня о людоедке-оборотне никто не расскажет, - с ходу вмешался в беседу Жарас. - Во-первых, она чуть не погубила меня, во-вторых я был участником тех событий, ну и, в –третьих, я столько молчал, что, наверное, заслужил право на несколько словечек. Разумеется, никто возражать не стал, а учитывая вынужденное молчание следопыта, ему разрешили выступить вне очереди. Аюг слушал орта с видтиым внутренним напряжением, несколько раз переспросив о чудесной шерстяной нити. Так же внимательно выслушал баксы Нурию, не упуская мельчайших подробностей. Заодно и Ансар узнал немало нового о поединке с гаром, о котором знал лишь в общих чертах. Ну, а Жарас, тот и вовсе слушал рассказ девушки, открыв рот, уже представляя, какой красочной может получиться схватка добра и зла в его изложении. - Похоже, все куда хуже, чем я думал, - подвел невеселый итог Медведь, - слишком много линий сошлось в одной точке. И она очень скоро из точки превратится в мишень… Из рассказа Нурии понятно - Таган Гурхон-Наян был одержим злым духом. Называют его в степи Пожирателем Жеге, в алтайских лесах зовут Голодным Чазом. Пожиратель овладевает людской душой, но взамен дает человеку – силу, коварство и одержимость. И все для того, чтобы он помог утолить вечный голод демона… Правителю, одержимому Жеге, всего мало: власти, богатств, почитания. Но куда хуже другое: одержимый алчностью властелин растлевает окружающих людей, давая дурной пример жизни за чужой счет. Многие правители и полководцы - слуги всегда голодного Чаза-Жеге… Удобны такие люди ненасытному духу: к повелителю с черным сердцем, как бабочки на огонь, слетаются такие же подданные с темной душой. Обильную злую жатву собирает Жеге в окружении такого властителя и всячески помогает ему. - Но ведь Нурие все-таки удалось одолеть, казалось бы, непобедимого Гурхон-Наяна? - И тем самым нанести Пожирателю невосполнимый урон, - тяжко вздохнул Аюг. - Мой враг, черный шаман Кубар – один из главных помощников этого демона. И через него Жеге нанесет ответный удар. О Жалмауз-Кемпыр спрашивал я тоже не случайно. Имя ее значит – Ненасытная Утроба, Прожорливая Пасть… Такие прозвища вам никого не напоминают? - Выходит, Ненасытная людоедка Ялма и Пожиратель Жеге заодно, - прошептал Жарас, испуганный страшной догадкой. - Не обязательно… Они могут быть даже враждебны друг другу, ведь добыча у них похожая. Одно несомненно - эти порождения Нижнего мира очень близки по своей сути… - размышлял вслух шаман, - Ты, Ансар, распознал и пленил Жалмауз-Кемпыр, а значит, в ее лице нажил смертельного врага. Нурия в свою очередь убила мертвого тагана, разгневав Пожирателя Жеге… - Получилось по одному врагу на каждого, - тут же произвел нехитрый подсчет Жарас, - и все недруги, как на подбор – людоеды с хорошим аппетитом. - Добавь сюда черного баксы Кубара и получится трое на трое, - поправил его шаман, - Ты, Жарас, вместе с Ансаром освободили меня из заговоренной ловушки, спутав все замыслы Кабана. - Как же приятно, наконец-то, оказаться с вами на равных, оборотни, герои и небожители, - то ли с насмешкой, то ли с горечью заметил Жарас, - может теперь, и я пригожусь в великом противостоянии со злом. - Если только отвлечешь каким-то образом его слуг, - своим надтреснутым голосом прорычал Аюг, - Ты, Жарас, в отличие от нас троих не представляешь для Пожирателей особого интереса. - Ну, вот, вы опять за свое, - притворно возмутился следопыт. - Тебе же, Медведь, понадобилась моя душа? Тогда почему же до меня нет дела твоему врагу? Внимательно слушавший Ансар нарочно кашлянул, прерывая возникшую перепалку: - Одно не сходится, Аюг… Подаренная мне ведьмой Жылмауз красно-белая шерстяная нить служила мне верой и правдой. Да, что говорить, спасла чудесная пряжа и тебя, шаман. Именно через нее колдунья посоветовала вызволить пойманного медведя. - Сказанное тобой, Ансар, тоже не дает мне покоя, - шаман запустил ладонь в густую шевелюру, едва не повредив «медвежьи уши» на голове. - Или злые сущности охотятся поодиночке, либо они сделали все, чтобы ты нашел Нурию и зачем-то привел к ним. Тут уже в обсуждение вмешалась сама Нурия. Ей меньше всего хотелось видеть в Ансаре слепое орудие темных сил. - Может быть, создания Нижнего мира стремятся расправиться со мной, оттого, что для людей я – албасты, а для демонов – человек. И те и другие стараются использовать меня в своих целях. Возможно, все еще проще: для злых сил, я – отступница и значит должна быть наказана. - Что ты албасты, начинаю сомневаться даже я, - загадочно произнес шаман и тотчас сменил направление разговора: - В любом случае, волшебная красно-белая шерстяная нить сейчас становится опасной… Раз в пряже заключено волшебство, то по ней Кубар, Пожиратель и Жылмауз смогут найти вас. Ненасытный Жеге потерял тебя, Ансар, когда ты спустился в Подводное царство, на плоскогорье Укок вы с Нурией находились под защитой Воздушного кочевья, здесь, в Берлоге Медведя, вам тоже ничего не грозит. Но стоит вам покинуть место моей силы, как Пожиратель и все прочие начнут настоящую охоту за вашими телами и душами. После откровенных слов все удрученно примолкли. Первым встрепенулся Жарас, по всей видимости, придумавший какой-то выход из создавшегося положения. - Ты сказал, баксы Аюг, - начал он почти шепотом, но с каждым словом его голос ставился громче, - я неинтересен этим тварям из Нижнего мира и бояться мне нечего. Так давайте же опять воспользуемся этим. Пусть Ансар наденет мне на пояс двуцветную нитку Ялмы, с ней я поеду в Зеленые холмы, до которых осталось всего ничего. Пусть отвлекутся на меня темные силы, пока кружным путем я буду добираться до дому. Ну, а Ансар с Нурией должны помедлить, задержатся у тебя, Аюг. За это время Медведь призовет на помощь своих духов, он ведь тоже черный шаман. Пусть скроют они Нурию и Ансара от Пожирателя хотя бы на время, а там может и небеса вмешаются... Одним словом, я стану приманкой для Жеге и попробую выиграть время для вас. Ваша задача – не потратить его впустую. Предложение Жараса застало заговорщиков врасплох… Все разом бросились отговаривать следопыта от его рискованной затеи. Но чем больше убеждали Жараса не бросать вызов силам тьмы, тем было понятней – следопыт во многом прав. Хотя этой уловкой, по-видимому, навлекал на себя смертельную угрозу… Даже черный баксы Аюг, не склонный к уговорам, и тот счел своим долгом предупредить Жараса: - Твой замысел хорош, но слишком опасен. Ты будешь иметь дело, не только со злыми духами, но и с черным шаманом. Он знает человеческие слабости и украл или съел не одну людскую душу… - Согласись, Аюг, но сравнению с другими, мне все же легче, - отшутился Жарас, - к своей душе, толком прикипеть не успею… - Но Кубар скорее всего разрушит твое тело, сделает оболочку негодной, и тогда душа сама покинет тебя. - Пожил с телом без души, теперь поживу с душой без тела… - ответил джигит с лихой обреченностью. - Была не была! Обвяжи вокруг меня, Ансар, ведьмовскую нитку, да поскачу я к Зеленым Холмам, как джейран от своры волков. Правда, потребую от тебя, батыр, награду за такую услугу. Договорились? Ансар угрюмо кивнул. Следопыта не переубедишь, если только опять не отнять душу. С тяжелым сердцем они снаряжали Жараса, попутно уславливаясь о встрече в известном месте вблизи Зеленых Холмов. Друзья понимали, что, возможно, видят друг друга в последний раз, и разговоры о будущем вели скорее для приличия. Мимолетная радость обретения былого Жараса у Ансара сменилась стойким предчувствием близкой потери… С угрызениями совести по поводу принесения друга в жертву злой силе. Самым отвратительным было то, что изворотливый ум находил этому оправдание, дескать, Жараса никто не заставлял рисковать собой, мол, поступок друга – настоящий подвиг, достойный… Подвиг, достойный поступок, настоящий друг, добровольная жертва… Вот они, те самые обманчивые красивые слова, о которых совсем недавно говорила Нурия. Друзья еще долго стояли, беседуя о пустяках, не желая покидать друг друга. Наконец Ансар крепко обнял Жараса, и джигит двинулся в свой опасный путь. У батыра сжалось сердце: таким одиноким показался ему друг, уходящий в небытие… Следопыт же, верный себе, обернулся и улыбаясь, прокричал: «Эге-гей! Выше голову, мои друзья! Два раза одну душу демоны еще ни у кого не отнимали. А расчет со мной Ансар у тебя будет простой. Пусть орты, думают, что в Проклятом ущелье, я был с тобой вместе… Подари мне, Ансар, вместе с медными когтями, победу над первым чудовищем с бородой и гривой на груди. Ты же знаешь, я женщин обижать не люблю! Даже не очень красивых…» IV Аюг оказался прав: черный шаман Кубар, оборачивающийся Кабаном, нашел следопыта по заколдованной шерстяной нити. Правда, Кабан не знал, что по ущелью едет не Ансар, а его друг. Знал бы, расправился с Жарасом без всякого труда. Пока же Кубар отыскал в Срединном мире след батыра. Теперь остается шаману перенестись в Саурские леса, одолеть орта, чтобы пленить Нурию. Пленницу Кубар отдаст своему покровителю - Пожирателю Жеге, ему нужна волшебная сила полукровки. Но пока жив батыр Ансар, до Нурии шаману не добраться. И Кабан уничтожит его, чего бы это ни стоило, а заодно сочтется с ортом за освобождение Медведя из ловчей ямы. Украденную душу джигита Кубар тоже отдаст Прожорливому духу. Тем самым черный шаман дважды умилостивит Голодного Чаза – Ненасытного Жеге. Демон уже давно требует обильного приношения, но основной добычей станет Нурия. Ведь давно охотится Пожиратель за сердцем девушки, которая лишь наполовину человек. В свое время таган Западной Гарии Гурхон-Наян обещал отдать Нурию ненасытному Пожирателю, однако неземное происхождение девушки спасло ее от лютой смерти. Да, свирепый гарский правитель Гурхон-Наян умел вызывать дух Жеге. Но лишь для того, чтобы принести ему очередную жертву и заручиться поддержкой в темных делах. Черный шаман Кубар не чета одержимому тагану, шаман уже давно сам стал частью необоримой злой силы. Много «съеденных» людских душ прислуживают ему, и новых слуг станет еще больше. Но сначала предстоит извести Кубару своего извечного врага – Медведя из Саурских лесов. У черных шаманов по-иному нельзя - сильный пожирает душу слабого. Он, Кубар крепнет день ото дня: много злых творит он, а, значит, плотнее и гуще окружает колдуна темная сила, и совсем скоро станет он первым шаманом в этом крае. Кубар, оборачивающийся Кабаном, был потомственным шаманом, что делало его намного сильней. Когда-то далекий предок Кубара, преследуя зверя провалился в могилу знаменитого алтайского шамана Игара – Бурого Быка. В тайне сохранялось место погребения колдуна, и оказался в нем охотник волею случая. Но в жизни людей ничего случайного не бывает, и потревоженный дух умершего Игара вселился в живого человека. Отныне в роду охотника, «отмеченного духом», начали появляться дети с удивительными способностями. Шаманский дар передавался по мужской линии и обязательно сопровождался какой-то отметиной – уродством, родимым пятном или душевной болезнью. У Кубара, например, на левой руке - раздвоенный, точно расщепленный большой палец, верный знак шаманской принадлежности. В подтверждение тому с девяти лет мальчика начали терзать жестокие припадки падучей болезни вместе со страшными, необыкновенно яркими видениями. Он вдруг начинал повторять движения окружающих людей, петь во сне и бродить при полной луне. Мальчишка то по-волчьи выл, то надолго уходил в лес, то бился в судорогах, разбивая в кровь лицо и руки. А иногда безучастный ко всему Кубар замирал на несколько недель, превратившись в едва дышащий камень. «Шаманская болезнь» изнуряла его долгих семь лет. Порою он молча бросался на людей, и его надолго связывали, но чаще Кубар кричал от невыносимой боли, и можно было только догадываться в какие страшные миры уносится его душа. Родичи Кубара даже не пытались лечить мальчика, поскольку знали: во время шаманской болезни с ним происходят удивительные изменения. В том потустороннем мире предстояло ему «познакомиться» с собственной смертью и, взглянув ей в лицо навсегда стать другим. Ведь только оказавшись на границе живого и мертвого, может избранник понять свое истинное предназначение, и определившись смело шагнуть в неведомое. Так в один из тяжелейших припадков отпустила измученная плоть Кубара его дух, и унесли его с собой духи Нижнего мира. Украденную душу духи Преисподней заключили в четырехгранное каменное яйцо, которое девять дней высиживало страшное чудовище – звероптица, в черной крови которой бушевал огонь. От страшной жары лопнул четырехгранный камень, и родилось подобие прожорливого птенца. Звероптица кормила его красной пищей и похищенными душами людей. Когда птенец стал размером с гнездо, он выпрыгнул из него в непролазную грязь, в которой вязли даже пауки. Окажись птенец Кубар слабым созданием, возможно, так и не выбрался бы из трясины. Но сил ему хватало, и птенец превратился в лягушку, растущую не по дням, а по часам. Когда жаба стала величиной с юрту, демоны рассекли ее на куски, отделили мясо от костей и разбросали по Нижнему миру, как жертвоприношения. Вот тогда-то кричал и бился в судорогах, разрываемый на части юноша, по мнению обыкновенных людей, одержимый «шаманской болезнью». В Преисподней расчлененное тело Кубара делили между собой темные сущности, а в Срединном мире он лежал неделями между жизнью и смертью, накрытый конской шкурой, ставшей красной от крови. В Нижнем мире обитали три вида злых духов, гибельных для людей. Самыми страшными были духи смерти, отнимающие у человека жизнь. Изнуряющие духи несли в Срединный мир болезни, а пожирающие духи забирали у людей жизненную силу. Убивающих, изнуряющих и пожирающих духов призывали в своих камланиях черные шаманы, прося у них помощи в своих темных делах. Когда разлетелись по Нижнему миру куски тела Кубара, убивающим духам не перепало ничего. Изнуряющим сущностям во время дележки досталось тоже немного – кожа да кости. Зато больше других повезло пожирателям! Они полакомились сочной плотью Кубара и породнились с ним. Тогда и стали пожирающие духи его главными покровителями, и шаман отныне должен был приносить им самые щедрые дары. Потом духи Нижнего мира наделили шамана новым человеческим телом и предложили отведать жертвенную кровь. В этом обряде выявлялась духовная принадлежность будущего шамана. Не каждый отмеченный шаманским даром может без последствий пережить страшный обряд расчленения. После него многие «избранники духов» никогда больше не участвуют в кровавых жертвоприношениях, становясь «белыми шаманами». Если бы Кубар не смог тогда отведать угощение злых духов, никогда бы не стал черным баксы… Однако Кубару кровь пришлась по вкусу! Долгие годы длилось его пребывание в невидимом мире, где общался Кубар с душами великих шаманов, научился оборачиваться в животных, разговаривать с мертвыми и вызывать духов-помощников. О его магической силе говорили по всему Алтаю. Во время камлания Кубар мог лизнуть раскаленное железо, взять в руки горящие угли, наслать любой морок - наполнить жилище водой до потолка или превратиться в дым. Он находил воров, наказывал убийц и предсказывал будущее. Могущество его все пребывало, и не зря звериным образом Кубара стал Кабан – один из самых сильных зверей леса. Находились и другие признаки его исключительности… Известно, у каждого «избранника духов» на теле есть особенная метка, именуемая «прорубью». В нее чародей без всякого вреда для себя мог воткнуть нож, вонзить иглу… Так он убивал болезни, насланные на него врагами и истязал проглоченные им души людей. Только очень сильные шаманы имеют на теле более трех «прорубей». У Кубара таких пятен, неуязвимых для боли, насчитывалось семь! Главным покровителем алтайского шамана был Всепожирающий дух Жеге, и он постоянно требовал новой крови. Участились на Алтае жестокие жертвоприношения и стало все больше появляться странных людей с безжизненными лицами и мертвыми глазами. Много человеческих душ в округе «съел» Кубар, и начали сторониться его земляки. Тогда удалился Кубар в глубокую горную пещеру и уже оттуда совершал свои набеги в мир людей. Ну, а жители Алтая, Саура и Тарбагатая потянулись к другим шаманам и баксы. «Черным» и «белым», изгоняющих духов и снимающих сглаз… Пусть не таким сильным, но зато, куда менее кровожадным. С этим Кубар смириться не мог и за несколько лет погубил всех своих более слабых соперников. Его поверженных врагов находили в лесу с искаженными от ужаса лицами и распоротыми животами. Будто могучий кабан – секач надевал тела людей на свои кривые клыки… За последние годы в прилежащих землях, помимо Кубара, осталось всего лишь три шамана. Самым влиятельным из них был Аюг - черный баксы из Саурских лесов, оборачивающийся Медведем. Сразиться с Аюгом в его вотчине Кубар пока не решался. Но все чаще тайно проникал в глубь Саурских лесов. И даже приготовил для Медведя хитрую ловушку, из которой его вызволил Ансар со своим другом… Правда, сильно ослабел Медведь в заговоренной яме, но потом опять усилился, окреп, получив в услужение новую людскую душу. Причем отданную человеком по доброй воле. А такая душа, как известно, стоит десяти похищенных силой или обманом… Однако теперь все изменилось: душа человека вернулась к хозяину, он, Кубар силен как никогда, а Ансар у него в руках. Как только духи-помощники принесли Кабану весть об одиноком всаднике с волшебной пряжей, шаман задумался. Почему Ансар едет домой в гордом одиночестве? Наверное, почуял грозящую опасность для своей подруги. Скорее всего, батыр уводит злых духов за собой, оставив Нурию у Аюга. Но опытный Кубар вовсе не собирается отнимать душу Ансара. Во-первых, у батыра есть свои покровители, во-вторых, во время странствий он укрепил свой дух, обретя особое качество – сюр, означающее стойкость к лишениям, боли и даже смерти. В Срединном мире такая черта характера зовется волей. Про людей, обладающим сюром, не зря говорят: режь такого ножом, силой воли кровь заставит свернуться. Чем больше в человеке воли, тем менее он подвержен влиянию темных сил… Поэтому вступать в прямое единоборство с Ансаром колдун не собирался. Тверд дух батыра, но, что может быть ранимее человеческой плоти? По ней-то и нанесет удар черный шаман, призвав изнуряющих духов. Тогда не поможет Ансару его характер, ведь болезнь не щадит некого. Насланная порча сначала отравит кровь, потом разрушит тело, отнимая у души ее земное пристанище. А съесть или украсть неприкаянную душу черному шаману намного легче. Раздумывая таким образом, Кубар стоял на лесной дороге, по которой проехал орт, и всматривался в четко пропечатанные следы конских ног. Такие отпечатки копыт очень подходят для наведения злой порчи на след. Теперь Кубару оставалось направить свои силы и изнуряющих духов на черное дело. Для этого нужно снять слепок со следа, вырезав его из земли широким ножом со свежей кровью на лезвии. Сохранить отпечаток - дело непростое, но для того и существуют заклятия и духи-помощники. Ну а потом, на закате солнца, бросить земляной «след» в огонь с проклятием врагу. С той поры можно считать человека погибшим… Начнет человек сохнуть и съеживаться, точно его на огне жарят. Так забирает наведенная порча живительную влагу из крови и тела. Недоступно исцеление проклятому бедняге: напавшие на него изнуряющие духи обглодают человеческую плоть до костей. Конечно, будет бороться за жизнь человек, но не в силах он погасить пламя, сжигающее изнутри. Слабые люди сдаются сразу и быстро высыхают, как сухие листья. Сильные же угасают медленно, мучительно отдавая по капле жизненный сок. Увяданием зовется такая хворь, потому что тяжким камнем придавливает стремительная старость здорового сильного человека. Так и уходит он в Страну Мертвых высохший до хруста, с неизбывной тоской в глазах… Но для полной силы заклятия нужен человеческий след, а не ямки от конских копыт. Только не было в распоряжении у шамана отпечатков ног Ансара. Значит, и проклятие, сотворенное Кубаром, падет на лошадь… Конечно, можно идти по следу, пока всадник не слезет с коня, но случится ли это до захода солнца, неизвестно. Потому и решил Кубар пустить в дело другое проклятие - чары на ветер. Страшную эту порчу Кубар отправлял в Срединный мир, когда переполняло его зло, как зрелую гадюку - яд. Тогда болезни обрушивались на головы людей, случайно вдохнувших губительный воздушный поток. Ядовитый ветер нес в людские селения моровую язву, черную оспу и желтую гниль. Вот и сейчас, Кубар намеревался наслать проклятие только на Ансара, разметав по ветру - отпечаток копыт его коня. Так порча точно найдет дорогу к сво жертву… Значит надо готовиться к камланию, призывать злых духов, а то и самого Жеге. И тогда чары на ветер настигнут в дороге Ансара и его коня. V Баксы Аюг камлал с самого отъезда следопыта, и духи-помощники принесли ему весть о происках его врага. Все-таки черный шаман Кубар с Алтайских гор сейчас находился в Саурских лесах, а значит, бросал вызов хозяину, проводя обряд наведения чар у него под носом. Что было неслыханной дерзостью и признаком растущей силы. Однако наглость в чужих владениях легко становится оплошностью… Поэтому когда Кубар начал вызывать духов для наложения чар на ветер, баксы сразу понял, какая опасность нависла над Жарасом. Аюг немедленно поведал Ансару о чарах на след и ветер и предложил помощь своих невидимым союзников. - Сумеют ли твои духи-покровители защитить Жараса? - напрямик спросил Ансар. - В полной мере нет, - не стал кривить душой Аюг, - возможно, отведут какую-то часть злой силы от джигита, уменьшат мучения, продлят жизнь, но ненамного. - Тогда ответь мне, черный шаман, - с нескрываемой досадой вымолвил Ансар, - отчего зло всегда опережает добро, и исправить уже ничего нельзя? Почему подлец, бьющий исподтишка, всегда имеет преимущество перед честным воинам, и к чему все эти сглазы, порчи, проклятия… - Часть ответа всегда таится в вопросе, батыр. Проклятия нужны для того, чтобы наказать подлеца, бьющего сзади, чтобы покарать злодея, хотя бы вдогонку. И не колдуны придумали проклятья, а сами люди… Негодяю, опозорившему свой народ, вслед кидают придорожный песок. Сына, запятнавшего имя семьи, проклинают родители, отталкивая ладонями от себя. Но самым страшным испокон веков, считается материнское проклятие, когда кормящая мать, сцеживая молоко, произносит черные слова. Боятся, как огня, этих слов убийцы и насильники… Вот и выходит, что проклятие – единственная защита слабых и обездоленных. - Но ведь черный шаман Кубар не из таких и может за себя постоять… - Зато он пользуется тем, что Срединный мир переполнен обидой, ненавистью и злобой. Ему надо лишь собрать темные помыслы в заклятие, как сбивают из сметаны масло, и отправить «подарок» врагу. В «чары на ветер» вложит Кабан все свое умение, а наносить сокрушительный удар секач умеет. Почему мне трудно отвести беду от Жараса? Оттого, что воздух - особая стихия: порча войдет в тело через легкие, кожу, глаза и уши. Воздух вездесущ, в отличие от заговоренных предметов или проклятой воды. Человек может жить без руки и ноги, но без воздуха - никак! Потому, я в лучшем случае, лишь смягчу удар моего недруга. - Ну, а если сам Ветер будет за нас? Если он будет с Жарасом заодно… Аюг посмотрел на Ансара, как на неразумного ребенка. Медведь хотел было ответить орту, но Ансар не дал ему закончить и сбивчиво поведал шаману свою тайну. Баксы некоторое время сидел, раздумывая над рассказом батыра, а потом на что-то решившись глухо произнес. - Наверное, только Ветер и сможет помочь нам. Вот только… - осекся Аюг на полуслове, - только выручит он тебя в последний раз. С волшебным даром вроде твоего, всегда так: отдашь его ради другого человека и потеряешь его навсегда. - Что ж, я готов для спасения Жараса лишиться покровительства Ветра, - решительно произнес Ансар. - Не торопись с ответом, орт… Мне понятно твое стремление помочь другу. Однако потеряв поддержку Ветра, ты можешь перечеркнуть все сделанное! Вспомни, сколько раз тебя выручал небесный союзник, а ведь он может быть полезен и впредь. Вы с Нурией еще далеко от Зеленых Холмов… - Все равно, я готов рискнуть! Как это сделал для меня Жарас. - Тогда знай: ты рискуешь не только своей жизнью, но и жизнью Нурии, которая… - голос Аюга дрогнул второй раз, чего за ним не водилось, - Которая теперь не совсем одна… В общем, под сердцем твоей женщины бьется новая жизнь. Ансара точно окатили холодной водой, а потом опалили огнем… Их мечта сбылась, вопреки словам амазонки и пророчествам Хранителя. Значит, его Нурия не албасты, и он скоро станет отцом! Однако радость мгновенно сменилась горьким раздумьем – во имя друга ему придется рискнуть ребенком, любимой и своим счастьем. Но если все оставить по-прежнему, сможет ли он уважать себя, обнимать любимую? И каково это - жить на свете с сердцем предателя? Какое оно, не знает даже Аюг. Наверное, чернее обугленной головешки. - Раздумывать мне нечего, - глухо сказал батыр. - Я откажусь от своего небесного дара в пользу друга, отдавшего за меня душу. Нельзя строить новую жизнь, за счет чужой смерти. А защитить свою любимую и будущее дитя – мой долг, и я его выполню. Да и как я буду смотреть в глаза младенца, зная о проявленном мною малодушии. Пусть же Жарас останется в живых, и разрежет путы на ногах моего ребенка. Багрово- красное солнце клонилось к закату. Черный шаман Кубар в тяжелой шаманской дохе, весь мокрый от бешеной пляски, замер над горящим костром, прислушиваясь к внутреннему голосу. Постояв над огнем, колдун вдруг встрепенулся и пошел к дороге, сжимая в кулаке горсть земли из размельченного следа конского копыта. Так он брел до тех пор, пока дорога не вывела его на степной простор. Вдруг шаман нагнулся к земле, словно пытаясь разглядеть невидимые линии на пересечении степных дорог. По-видимому, это ему удалось и колдун свободной рукой зачерпнул серую пыль невесомую как пух. Постоял немного, словно взвешивая тяжесть будущего проклятья Затем тщательно смешав в ладонях «след коня» и еще теплую живую пыль Кубар подбросил измельченную взвесь к небу. Попутный ветер подхватил ее, унося вдаль. Черный шаман, разгоряченный и страшный замахал руками вслед воздушному потоку, и протяжно запел: Ветер, унеси с собой бед на семь лет, Догони, Попутный, врага моего, Накажи Летучий, врага моего, Забери с собой силу, врага моего! Чтобы солнца боялся, чтобы от Ветра шатался, Засуши его тело, тоньше ковыль-травы, Впусти в кровь холод, нагони в тело – жар, Отними дыхание, отбей желание, Принеси Ветер, врагу моему, бед на семь лет. Так припевал Кубар, и степной ветер уносил его страшные слова, вперемешку с серо-бурой пылью. Сквозь сузившиеся от злобы глаза шаман смотрел, как соединяясь с насланной порчей, она чернела, превращаясь в жирную воздушную змею. Но черный шаман оборотень не мог знать, что совсем недалеко отсюда, происходит другой обряд. На высоком холме, продуваемом всеми ветрами стоял батыр Ансар и воздев руки к Небу пел свое заклинание: Добрый Ветер, верный союзник мой, Окажи мне последнюю милость, Обгони Быстрый, заклятие на друга моего, Опереди Светлый, зло на брата моего. Гнилую порчу – разметай в клочья, Разметай в стороны – унеси с вороном, Черную пыль – унеси в ковыль, Спаси Сильный, жизнь друга моего, Защити Чистый, дыхание брата моего. Окажи мне Ветер, последнюю милость! И только скачущий по родной степи Жарас ни о чем не ведал. Вновь обретенная душа пела в его молодом теле, и все свои ощущения джигит связывал только с этим. Поэтому, когда ему стала не по себе и по коже пробежала ледяная изморозь, следопыт не придал тому большого значения. Но необъяснимое беспокойство отныне не покидала Жараса и он, подбадривая себя, стал распевать известную песню про орла, озирающего степные просторы. И сразу холодок в груди исчез, а Жарас стал представлять, какими героями вернуться они в Зеленые Холмы… Наверное, поэтому следопыт не увидел за своей спиной настоящую воздушную битву. Не почувствовал, как черная струя, извивающаяся в прозрачном воздухе, превратилась в зловещую петлю над ним. Как ее остановила незримая сила, дернув громадную змею за хвост и с размаху ударив о землю… Как в разные стороны разлетелись темные искры, подхваченные и закрученные воздушными потоками. Но проклятие Кубара было столь сильным, что мелкие клочья, разорванной Ветром змеи обратились в черных червей и поползли по следу Жараса. Они легко струились вдоль земли, огибая высохшие кустики степной травы, готовые отравить кровь, ужалить в сердце, заползти в душу. И словно ставя точку в этом неравном поединке, Ветер, изменив направление на встречное, дунул с такой силой, что в небе дернулись облака. Невидимая воздушная метла яростно хлестнула по степи, превратив ядовитые струйки в неразличимый человеческому глазу прах. Что до Жараса, то он почти не ощутил на себе противоборство двух начал, за исключением последнего дуновения… Мягко подгоняемый ветром в спину, джигит не торопясь ехал по выгоревшей степи, когда в лицо его ударил мощнейший поток воздуха, чудом не сорвав с орта шапку. Степняк, ошеломленный столь неожиданной переменой ветра, обернулся и проводил глазами легкую поземку, уносящуюся далеко в степь. Не увидев ничего сверхъестественного, джигит облегченно вздохнул… Ему сразу стало отчего-то удивительно легко, и Жарас запел другую, более веселую песню про возвращение домой. Баксы Аюг, Ансар и Нурия пока не знали, чем кончилась история с чарами на ветер. Когда же батыр убедился в том, что Ветер больше не помогает ему, он даже обрадовался, значит, Жарас спасен. Однако эта новость шамана почему-то не обрадовала - Аюг все равно был чем-то встревожен. Видя очевидное беспокойство Медведя, Ансар спросил баксы о возможном развитии событий. - Пока я знаю лишь одно, - нахмурился Медведь, - вам нужно быстрее уезжать отсюда. Чтобы не случилось с Жарасом, мой враг Кубар потратил на чародейство немало своих сил. Вы должны этим воспользоваться, то есть добраться домой как можно скорей. Учитывая, что Ветер, отныне не союзник Ансара это будет не просто, ведь Кубар своего не упустит. Возможно, теперь настал черед воспользоваться твоей силой, Нурия… - Мои волшебные способности тоже покинули меня, - спокойно ответила Нурия. – Как только мы покинули Укок, моя связь с Небом становилась все слабее. Здесь же у тебя в Медвежьей берлоге, я и вовсе потеряла свою небесную силу… Наверное, все из-за того… - Тогда, быстрее собирайтесь в дорогу, - перебил ее Аюг, понимавший истинную причину утраты необыкновенных способностей Нурии. - В вашем распоряжении не больше одного дня, ведь ночью Кубар напитается новой силой… Путешественников подгонять не пришлось – орты собрались по-военному быстро. Новость об исчезновении волшебной силы любимой, Ансар воспринял как подтверждение слов Аюга об «особом положении» Нурии. Что ж, тем более надо спешить… Напоследок баксы Аюг отдал Ансару свой шаманский оберег - медвежью лапу с черными кривыми когтями. - Берегите друг друга и будьте бдительны. Если понадобиться моя помощь, бросьте лапу на землю и назовите мое имя, - сказал Медведь на прощание, - в этих лесах, я пока еще хозяин и смогу кое-что сделать для вас. VI Когда странники въехали в предгорные леса, где когда-то проходил обряд посвящения Ансара, орт сразу вспомнил своего первого убитого зверя – огромного кабана. Вслед за воспоминаниями пришли мысли о черном шамане Кубаре, оборачивающимся этим зверем. Как оказалось, Нурия тоже думала об оборотне… - Мы уже давно в Ортале, а на душе неспокойно, - поделилась она своей тревогой, - чувствую я: черный шаман где-то рядом и вот-вот нанесет удар… - Мне тоже как-то не по себе, но думаю это отголоски пережитого ранее, - успокоил красавицу Ансар. - Почему бы Кабану не оставить нас в покое? Если он не напал на нас на Алтае, то во владениях Медведя не тронет тем более. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. И потом, мы только предполагаем, что он наш враг… - В этом я как раз не сомневаюсь. Меня больше тревожит другое… Мы потеряли покровительство небесных сил, и колдун не упустит такой случай. - Потеря чудесных свойств ослабила нас, но наша «обыкновенность» тоже имеет свои преимущества. Вдруг после такой утраты все темные сущности потеряют к нам всякий интерес. Отныне мы просто одни из многих… Быть может, и черный шаман забудет про нас. В распоряжении Кубара и так много человеческих душ, зачем ему охотится на нас в чужих пределах. Да и потом, мы можем за себя постоять! С этими словами Ансар лихо выхватил Тогрул из ножен и показал, как непросто будет с ним справиться любому врагу. - Я уверена в твоей доблести, мой непобедимый воин, - печально молвила Нурия, - но нас двое, и мы не знаем, на кого нападет Кубар первым. Как говорится в грустной поговорке: на одной лошади, двоим не усидеть. Один обязательно свалится. Это про нас с тобой, Ансар… - Что же, я готов идти пешим, а если надо понесу тебя на руках! А пословицы придуманы для тех, кто живет чужим умом. После этих слов странники долго молчали, пока Ансар не заговорил вновь, желая подбодрить свою подругу. - К концу дня мы выйдем из предгорных лесов в степь. Надеюсь, там нас заждался Жарас, а вдвоем с другом мне никто не страшен. Пока же будем настороже – здесь немало настоящих кабанов, медведей и волков. Будто в подтверждении его слов раздался грозный прерывистый храп, возвещавший о близости крупного животного. Наступила гнетущая тишина, путникам почудилось, что даже птицы умолкли в листве… Возможно, поэтому треск ломаемых веток показался орту просто оглушительным. Вполне достойный огромного зверя, вышедшего на поляну прямо перед людьми. Как и ожидал Ансар, то был кабан поразительной величины. Рост его превосходил самого крупного секача, примерно на треть, клыки достигали в длину двух ладоней, а о чудовищной мощи зверя можно было лишь догадываться. Зато сразу отпали все сомнения: перед ними - звериное воплощение шамана Кубара. Об этом свидетельствовали не только величина и черная масть, но и повадка оборотня: ни один, даже самый крупный секач не будет искать встречи с вооруженными людьми на лошадях… Значит враг в зверином обличии выследил их и жаждет расправы. Злобные глазки кабана сверлили ортов, выбирая, с кого начать кровавую поживу. Ансар, прикрывая собой Нурию, вытащил меч и выдвинулся чуть вперед. До кабана было не больше пятнадцати шагов, и батыр подумал об отцовском луке. Впрочем, сразу прогнал опрометчивую мысль. Даже Ветер вряд ли помог бы ему сейчас… Поразить свирепое чудовище можно было лишь в глаз, но уж очень смышленым выглядел оборотень. Такой убережется от любого выстрела… Гораздо сподручнее здесь короткая пика с широким острым лезвием, но и ей не пробить плотный кожистый панцирь кабана. А чего стоят отточенные клыки на огромной, крепко посаженной голове секача? Если понадобится, зверь с легкостью перебросит через себя лошадь со всадником. «В конце концов, чем Кабан страшнее Острогруда, Железных когтей или Летучих змей? Мне останется лишь добавить секача к этой славной компании» - с отчаянной дерзостью подумал Ансар, покрепче сжимая рукоять «Тогрула». Солнце блеснуло на клинке солнечным зайчиком, напомнив о первой охоте и Красной скале на Укоке. Интересно, что будет высечено на ней, после этой схватки? Да, смерть в двух шагах от дома выглядела нелепой и вопиюще несправедливой. Судьба вообще часто несправедлива… Но только не к нему, человеку дошедшему до края земли. Недаром его зовут Ансаром, подобным Тигру, в честь зверя, который убивает кабанов. Будем считать, что сегодня Кубару не повезло… Как там пели охотники в горах – судьба помогает смелым! Батыр ободряюще похлопал Вихря по шее: вот кому придется туго, когда секач попрет вперед… Сейчас, главное, не пропустить начало атаки зверя, благо прозрачный щит позволяет видеть малейшее движение врага. До предела собранный Ансар даже не заметил, как Нурия, подъехав к нему вплотную, взяла притороченную к седлу медвежью лапу. Зато за спиной, батыр услышал звонкий крик девушки: «Медведь Аюг, приди на помощь!», и увидел шаманский оберег, упавший между ним и кабаном. Джигит, и глазом не успел моргнуть, как перед ним, точно из земли, выросла громадная медвежья фигура. Медведь встал во весь рост и с высоты обрушил на загривок Кабана страшные когти. Однако оборотень даже не покачнулся под могучим ударом и тяжестью медвежьей туши... А затем, чуть присев на крепкие задние ноги, секач ринулся вперед, взрываясь нерастраченной силой. Вскинув огромную морду, кабан подсел под медведя и резко отшвырнул его с дороги. Тот отлетел в сторону, оставив Ансара наедине с клыкастым чудовищем. Но Аюг даже после падения, сумел броситься на кабана сбоку. Попытка оказалась удачной, и медведь повис на враге, обхватив лапами мощное туловище. Ансару показалось, что появилась первая кровь... Возможно, Медведь все-таки прихватил когтями брюхо противника или Кабан поразил врага первым же ударом. Но то было лишь начало схватки: секач резко крутанулся вокруг себя, сбросив противника и резко рванул клыком плечо Медведя. Из широкой резаной раны хлынула кровь, скатываясь по черному медвежьему меху на землю. Вот тогда-то Ансар и спрыгнул с коня с заговоренным мечом наперевес... Увидев человека, Кубар сразу же развернулся к нему, метя страшными клыками в живот. Стараясь ударить наверняка, Кабан подался вперед, но был удержан могучим медвежьим захватом, это Аюг снова навалился на него сзади, стараясь подломить задние ноги. Воспользовавшись замешательством вепря, Ансар нанес свой первый удар. Меч прошелся наискосок безобразной морды, оставив на ней глубокую рану. Разъяренный Кубар теперь ринулся к орту с такой злобой, что почти достал батыра, вспоров клыком куртку и задев грудь. Однако и на этот раз Медведь удержал кабана лапами, для верности сомкнув на его бедре мощные челюсти. Кабан вырвался из захвата, стремительно развернувшись к медведю, так что Аюг оказался сброшенным наземь. И тут же с разворота секач пошел в лобовую атаку, стараясь смять уже почти поверженного врага. Натиск Кубара был столь ожесточенным, что медведь едва успел приподняться и прикрыть лапами брюхо. Кабан яро шел вперед, по-бычьи бодая головой, пятящегося медведя. Столь свирепый натиск заставлял Аюга оборонятся из последних сил, теряя кровь и боевой пыл. Кубар же, наоборот, все больше входил в раж: вскидывал морду, пытаясь одеть обмякшего медведя на себя, чтобы уже наверняка «поймать» на кривой клык. Аюгу еще повезло: когда кабан тащил его на себе вперед, ему на пути встретился ствол огромного дерева. Это позволило медведю упереться в него спиной и обхватив лапами уродливую голову кабана, как-то связать его движения… Однако такое положение было заведомо проигрышным - враг рвался вперед, а Аюг из последних сил не давал клыкам добраться до брюха… Понимая близость развязки, Ансар в мгновение ока оказался рядом с Аюгом. Пока медведь держал голову кабана, у орта оставалась возможность нанести точный удар в уязвимое место оборотня… Вот только такового пока не находилось… Чтобы ударить снизу, нужно было подлезть под зверя, если бить сверху - удар придется в крепкую кожистую броню - калкан. Морду вепря прикрывали медвежьи лапы, а поразить секача в горло можно только лежа… Между тем схватка подходила к концу… У медведя почти не осталась сил сдерживать кабана. Правда и тот пока не мог прорвать последний рубеж из когтистых лап. Для победы кабану нужно было освободить голову из медвежьих объятий, и Кубар резко отпрянул назад, чтобы затем с разгона нанести сопернику последний удар. Аюг тяжело дышал, прижавшись спиной к огромному стволу… Он знал, страшный удар с разбега ему не выдержать и секач распорет ему живот или грудь. Оставалось только достойно встретить смерть… Когда рядом с ним очутился Ансар с мечом в руках, Медведь не удивился, а пожалел неразумного батыра - за время боя орт мог уйти довольно далеко. Да и не сразу кабан бы устремился в погоню, схватка отнимет у него слишком много сил. Кубар зло, блеснув глазами, ринулся на врагов, вложив в решающий удар всю свою мощь. Медведь закрыл лапами сердце, а Ансар выбросил навстречу зверю меч, метясь в налитый кровью глаз. «Ястреб-Тогрул» ударил точно! Клинок вонзился в зрачок оборотня, но сила рук батыра не шла ни в какое сравнение с мощью разъяренного зверя. Батыр в лучшем случае частично ослепил бы кабана, только прибавив ему ярости. Но Небо распорядилось иначе… Острие «Тогрула» вошло в правый глаз, секач продолжил движение, а Ансар под напором все отводил руку назад, пока рукоять меча не уперлась в ствол дерева. Закаленная сталь кузнеца Дархана не подвела, и кабан нанизал голову на всю длину лезвия. Клинок без сопротивления вошел в глазницу черепа, почти насквозь пронзив мозг зверя. Морда кабана с ощерившимися клыками чуть-чуть не дошла до груди Аюга … И когда Кубар рухнул как подкошенный прямо под ноги батыру, медведь бросился на поверженного врага. Ансар отвел глаза, чтобы не видеть, как Аюг, крепко сжав челюсти на подгрудке кабана, прижимается к остывающему телу, желая вобрать в себя уходящее из оборотня тепло. Потом орты сидели с шаманом у огромной кабаньей туши, понемногу приходя в себя. Баксы, вновь принявший человеческий облик, был бледен и потирал онемевшие от предельного напряжения руки. Они не заметили, как появилась Нурия, окинувшая быстрым взором повреждения своих спасителей. На плече Медведя зияла рана, которая к удивлению красавицы, уже начала затягиваться. В отличие от неглубокого длинного разреза на груди Ансара, видимого даже через прореху вспоротой куртке. Предвидя возможную опасность любой царапины, нанесенной столь необычным зверем, Нурия быстро развела костер и вскипятила отвар из «оленьего мха» со ствола дикой яблони. - Вот и исполнилось пророчество, - подвел Аюг итог сделанному. - Как было предначертано, одолеть могучего врага мне помог смертный человек, не наделенный волшебством. Убив кабана, звериное воплощение черного шамана, мы почти покончили с Кубаром. - Почти? – не понял Ансар. - Да, Кубар повержен не до конца. И тебе, Ансар, предстоит собственноручно завершить начатое дело. Ансар удивленно вскинул брови, не понимая слов Аюга. Нурия тоже встревожилась не на шутку. Ей меньше всего хотелось новых злоключений, которым, казалось, не будет конца. - Мы разделались с кабаном, телесной оболочкой алтайского шамана. Чтобы обрести власть над Кубаром, мне нужно завладеть душой моего врага, - пояснил баксы. - В ней таится темная сущность оборотня. Ты Ансар должен рассечь сердце убитого кабана и освободить черную душу Кубара. Ну, а дальше о ней позабочусь я сам… - Не выпустим ли мы в мир таким образом новое зло? - забеспокоилась Нурия. - Не волнуйтесь, орты, темная сущность Кубара сейчас настолько слаба, что не способна нанести людям вред. Конечно, если не дать ей улизнуть… Батыру ничего не оставалось, как согласиться со столь необычной просьбой. Аюг, кривясь от боли в плече, ловко орудуя ножом, вытащил кабанье сердце из остывшей туши. И тут Нурия не удержалась от вскрика, в руке шаман держал не красный сгусток плоти, а нечто угрожающе мохнатое... Ансар тоже не поверил своим глазам: извлеченное сердце оборотня оказалось покрытым… густой черной шерстью. Батыру стало не по себе, он представил, какие желания обуревали хозяина столь страшного сердца… Но Аюг ничуть не смутился, в его руках откуда-то появилась маленькая клетка, сплетенная из осиновых ветвей и серебряный нож с костяной рукоятью. По жесту шамана, произносящего заклятья, орт одним движением рассек шерстистое сердце оборотня, и из него выпрыгнула крошечная черно-зеленая жаба. С удивительным проворством баксы Аюг поймал ее и поместил в приготовленную клеть. И только после этого шаман позволил себе легкую безмятежность. Суровое лицо его смягчилось, а в глазах даже появилось некоторое подобие удовольствие. Однако длилось это недолго… Аюг на глазах все больше обретал привычные черты грубоватого неуживчивого отшельника – медведя. Но перед тем, как лицо баксы накрыла нарочитая отрешенность, он ободряюще взглянул на влюбленных – мол, все у вас будет хорошо. Ансар и Нурия обменялись понимающими взглядами и невольно обнялись: судя по повадке Медведя - самое страшное осталось позади. Может поэтому, занятые собой, они не заметили исчезновение Аюга… А когда орты огляделись по сторонам, то не увидели даже распоротой туши убитого кабана. Не нашли орты и шаманского оберега - медвежьей лапы, спасшей им жизнь… Жараса путники встретили под вечер… Живого, невредимого, как всегда зубоскалящего по любому поводу. До родного селения оставалось совсем чуть-чуть, так что при желании можно было прийти домой уже сегодня ночью. Однако друзья решили не искушать судьбу блужданием в темноте и последнюю ночевку провести вместе… Чтобы обменяться последними впечатлениями, сидя у костра. Тем более что томящийся в ожидании следопыт решил побаловать друзей необычным лакомством – мясом сурка-байбака. Для этого Жарасу пришлось забраться высоко в горы и там проявить все свое охотничье умение. Зато ужин получился отменный, как и неторопливая беседа возле костра. Предвкушение близости дома, делало мясо особенно вкусным, а общение необыкновенно приятным. Ансар красочно описал битву с кабаном, нарочно обойдя историю с заросшим сердцем Кубара. Умолчал батыр о «чарах на ветер» и об утрате волшебных способностей. Жарас в свою очередь поведал об удивительном порыве ветра, чуть не выбившего его из седла, и о двух странных исчезновениях. Во-первых, Жарас ни встретил по дороге поселения Ялмы, хотя отлично запомнил место стоянки маленького аула. Во-вторых, пока он искал хоть какие-то следы пребывания колдуньи, с его пояса исчезла шерстяная пряжа, связанная с этим местом. Все бы ничего, но Жарас очень переживал, что из-за потери чудесной нити он не сможет больше отвлекать злых духов, насланных на его друзей. Поэтому, увидев две знакомые фигуры на лошадях, он так обрадовался, что «достал макушкой до небес». Весь вечер прошел в теплых воспоминаниях о Зеленых Холмах и близких людях. Угомонились друзья поздно, но знакомый с детства запах полыни, долго не давал путникам уснуть, напоминая, что они дома. На дорогу они потратили времени чуть больше, чем рассчитывали. Впрочем, ортов собственная неторопливость не особенно огорчала... Ансар ловил себя на мысли, что здесь, в Ортале, ему нравится все. Пряный запах травы, безбрежная желтая степь и снежные горы в синей дымке. На родине резкие порывы ветра становились для Ансара - приветливыми, жаркие лучи солнца – ласковыми, а земля под ногами – мягким ковром. Ему казалось, сама степь радуется их возвращению домой. Светлые мысли орта были прерваны счастливым возгласом Жараса – острые глаза следопыта увидели белые купола юрт, кочевавших среди живописных предгорий. Растроганный батыр остановил Вихря и смахнул рукавом с лица скупую соленную слезинку... Впереди скитальцев ждали родные Зеленые Холмы. VII Жизнь в Зеленых Холмах, встревоженных возвращением земляков, вскоре потекла своим чередом. Соплеменники приняли странников, как героев, а на свадьбе Ансара и Нурии, самым почетными гостями были эльбек Агой и мастер Дархан. Кузнецу Ансар отдал железные когти Жез-Тырнак, и Дархан пообещал, что найдет им достойное применение. Жарас, отныне в звании батыра, все больше времени проводил с амазонкой Алаис. Девушка, ожидавшая возвращение Ансара с тайной надеждой, что он вернется один, теперь наконец успокоилась. А когда узнала о беременности Нурии, то тоже засобиралась в родные края. Батыр Жарас захотел сопроводить Алаис домой и проводил много времени у амазонки, расспрашивая чужеземку о предстоящей дороге. Время шло, а отъезд прекрасной воительницы все откладывался… В Зеленых Холмах уже пошли пересуды: батыр, если и поедет на родину Алаис, то в не в качестве простого сопровождающего… Впрочем, и самому Жарасу было о чем порассказать землякам. Первое время он днями напролет рассказывал соплеменникам о захватывающих приключениях, немыслимых чудовищах, подвигах Ансара и своей «скромной роли» в походе к Затерянным землям. Однако самым благодарным слушателем следопыта был Хранитель Аркат. Старик готов был слушать историю о Воздушном кочевье снова и снова, уточняя мельчайшие детали повествования. Скоро Жарасу стало казаться: Хранитель знает об их походе все, точно сам побывал там, где Земля говорит с Небом. Благодаря рассказам друга, Ансар обрел еще большее уважение и эльбек Агой все чаще выделял батыра, видя в нем возможного преемника. Сам же Ансар, подобный Тигру, казалось, обрел душевный покой и был по-настоящему счастлив. Он вернулся на родину живым и здоровым, его друг Жарас - цел и невредим, а главное - с ним любимая Нурия, ждущая ребенка. Мысли о чудесных задатках ребенка, зачатого в Воздушном кочевье, сейчас мало волновали Ансара. То, что Нурия может иметь детей, с лихвой опровергало все прежние домыслы. И служило важнейшим доказательством того, что его жена не бесплодная албасты, а женщина, достойная любви и счастья. Подтверждалось это и утратой Нурией чудесных способностей, о чем знали только они вдвоем… Поэтому Ансар со спокойной душой ждал рождения малыша и пребывал в отличном расположении духа. Желая побаловать будущую роженицу свежей дичью, батыр оправился вместе с Жарасом на охоту. Да и гости праздничного торжества по случаю рождения, если Небо будет благосклонно к молодоженам, вряд ли откажутся от жирных уларов и куропаток. Иначе думал Хранитель Аркат, на груди которого по-прежнему покоился черный камень - амулет Мертвого Тагана. Нет, узнав о беременности Нурии, хранитель Аркат сразу же успокоился. Но подробно расспрашивая Жараса о походе на священное плоскогорье Укок, его осенила новая догадка: судя по срокам, будущий ребенок Нурии и Ансара зачат между Небом и Землей. В таинственных воздушных чертогах, недоступных для людского понимания. И хотя Жарас упомянул об этом вскользь, все равно ему, Хранителю Аркату есть над чем задуматься. Ведь если от земного человека и небесной пери рождаются дочки-албасты и сыновья- герои, то кто может родиться от союза двух полулюдей, таких как Ансар и Нурия… Да еще после соития между Небом и Землей! Батыр побывал под водой и на небе, участвовал в темных обрядах и убивал чудовищ из Нижнего мира, красавица жила в Воздушном кочевье, которое иначе, чем наваждением не назовешь. А кто доказал, что Ансар и Нурия после похода изменились в лучшую сторону? Может, они просто затаились до рождения ребенка. Что произойдет, если родиться у них не мальчик, а девочка? Вопросы, сплошные вопросы… Такая девчонка и мать- чародейку за пояс заткнет! У Арката до сих пор не выходит из головы, как Нурия сожгла живьем правителя Западной Гарии – Гурхон-Наяна. В тяжелом раздумье ворошил пальцами старик непокорные волосы, на груди же его от таких мыслей наливался багрянцем черный камень Мертвого Тагана. Дошло до того, что от подобных дум, Хранитель Аркат вовсе потерял покой и сон. Взлохмаченный, с черными кругами под глазами, бродил он по селению, думая лишь об одном. Как не выпустить в мир страшное зло, не допустить рождение девочки, обещавшей стать непобедимым чудовищем. Бедному старику невдомек было связать свои темные раздумья с черным камнем на груди, отравляющим его сердце. Через нагрудный амулет Пожиратель Жеге выедал душу Арката, по сути своей доброго человека. Злой демон терзал разум Хранителя страшными подозрениями, тем самым сводя мудрого старика с ума. На свою беду Нурия родила дитя, когда Ансар только подъезжал с богатой добычей к Зеленым Холмам. К великой радости Нурии родился мальчик, сильный и здоровый, хотя и помучивший роженицу своим появлением на свет. Хранитель Аркат оказался одним из первых, кто узнал счастливую весть. Только для него, вряд ли она стала доброй… Так случилось, что этой новостью с Аркатом поделилась Захра Шальная, пожалуй, единственная женщина в Зеленых Холмах, ненавидящая Нурию и Ансара. Захра, конечно, не забыла, нанесенную ей обиду, но почти смирилась с тем, что Нурия ей не по зубам. Однако, столкнувшись на дороге с Хранителем, на его вопрос кого родила Нурия, то ли от досады, что у нее самой нет сыновей, то ли при виде черного амулета, горевшего на груди Хранителя, кровавым огнем, Захра процедила сквозь зубы: «Да кто его знает… Мне эта колдовская семейка не очень-то интересна. Хотя, вроде бы говорили - родилась девчонка… А это значит жди беды: появится еще одна албасты на нашу голову…» Словно выплюнув эти слова в душу Арката, женщина ушла, довольная тем, что даже сейчас ухитрилась помянуть Нурию недобрым словом. Побелевший как полотно, разом постаревший Хранитель, пошатываясь, пошел к жилищу роженицы. Юрта Нурии стояла в некотором отдалении, и Аркат увидел, как вокруг нее снуют две женщины, опекая мать и младенца. О том, что сюда может войти посторонний мужчина, никому и в голову не могло прийти. По неписанным законам степи, такое станет возможным лишь по истечении сорока дней, и никак не раньше. Поэтому, увидев старика у юрты, помощницы не насторожились – кому как не Хранителю блюсти древние традиции. Между тем Аркат дождался, когда женщины покинули юрту, оставив полуоткрытой дверь – верный признак скорого возвращения, и юркнул внутрь. Дверь Аркат предусмотрительно тоже оставил открытой, чтобы не вызвать подозрений и легко выскользнуть наружу. Как он и предполагал, Нурия спала, измотанная тяжелыми родами. Младенец, довольно крупный для девочки, лежал полуприкрытый легким одеяльцем, тараща на незнакомца серые глазенки. Времени у старика было мало, и он ловко извлек из-за пояса узкий короткий кинжал. Вера в свою избранность для борьбы со злом придавала старику силы, а черный камень на груди полыхал огнем, отбрасывая на ребенка зловещую красную тень. Но Хранитель и думать забыл об амулете, и кровавый отблеск на младенце еще больше подстегивал его безумие. Но осколки здравого смысла все еще мешали неистовой одержимости, пока сдерживая порыв «спасителя». Оттого и шла кругом голова Арката, полная путанных лихорадочных мыслей, сердце его будто провалилось в незримую бездну, оставив в груди ледяную пустоту. Плечи старика ходили ходуном, и Хранитель для верности взял нож двумя руками. Младенец слегка шевельнулся и повел глазами по сторонам… Аркат испугавшись, что сейчас ребенок закричит, зажмурился и занес над ним кинжал. Но теперь уже сумасшествие удержало руку Арката, заставив выполнить дикий замысел с предельной обстоятельностью. Нельзя сражаться с нежитью наугад, бить не глядя! Он должен увидеть смерть будущей злодейки воочию, поразить ее наверняка… Во время удара с закрытыми глазами оборотень может перекатиться набок и разбудить свою страшную мать. Безумец затряс головой и еще раз огляделся вокруг: Нурия мирно спала, а беззащитный младенец, трогательно искал губками материнскую грудь. Аркат, сделав нал собой последнее усилие, сжал нож покрепче и поднял руки для решающего удара. И тут ветер, ворвавшийся из полуоткрытой двери, сбросил с ребенка тонкое покрывало, показав обомлевшему старику очевидную принадлежность младенца к мужскому роду. При виде этого Хранителя чуть не хватил удар от понимания того, что он мог натворить. Ему стало нечем дышать, и он, спрятав нож, дрожащими руками рванул ворот рубахи. Кожаный шнурок лопнул, и гаснущий на лету амулет упал на землю, а старик судорожно задышал, словно его грудь освободили от тугого железного обруча. Глотнув воздуха, Аркат стремглав выскочил из юрты и тут же рухнул на колени, воздевая руки к Небу. Батыр Ансар, узнав о рождении сына, почти нежно хлестнул Вихря плетью и наперегонки с Жарасом помчался к Нурие. По пути ему встречались какие-то люди, они кричали ему вслед, поздравляли и махали руками. А потом лицо Ансара обдало колючим встречным ветром… В нем он ощутил ледяной холод и близость невосполнимой утраты… Почуяв неладное, он помчался к Нурие, вспоминая бешенную скачку над облаками. Батыр скакал как одержимый, разбрасывая в разные стороны, добытую дичь, то ли благодаря за добрую весть, то ли принося жертву, неведомо кому… Благо он уже не застал скорбной фигуры Хранителя, в отчаянии заламывающего руки к небу. Но и от вида сиротливо стоящей юрты с открытой настежь дверью Ансар чуть не вывалился из седла. Спрыгнув с Вихря почти на ходу, он ворвался в жилище, как до этого Ветер. Увидев почему-то раскрытого, но живого и невредимого младенца, Ансар ощутил за спиной крылья… Но батыр не взлетел, а лишь поднял с земли одеяло, прикрывая ребенка от сквозняка. Он взглянул на сына и улыбнулся, не догадываясь, какой великий герой лежит перед ним в люльке. А затем бесшумно вышел из юрты, стараясь не разбудить свою Нурию, так никогда и не узнав о последней милости Ветра. Алматы, 2012 год.