Время солнца

Криминально-детективная драма

 

Столярный мастер возраста Христа по имени Бек, родившийся в Рождество, прилетает на последние деньги в Нью-Йорк, чтобы воскресить растоптанную мечту или умереть, и становится случайным свидетелем падения джипа с моста автомобильной развязки. Истекающий кровью мужчина, преследуемый брутальными парнями, просит Бека срочно отвезти в аэропорт какой-то чрезвычайно важный документ. Бек и представить себе не может, как глубоко взаимосвязано всё, что его окружает, и какую глобальную тайну хранит загадочный документ…

 

Молодым людям возраста Христа посвящается

Не иди по течению, не иди против течения, иди поперёк него, если хочешь достичь берега.
Китайская мудрость

 

                                                                                                                                 День первый

Пятница, тринадцатое

1. Триггер

Пятница тринадцатого ноября две тысячи девятого года выдалась солнечная и тёплая. Выпавший накануне первый снег растаял за ночь, словно нелепое недоразумение, не оставив и следа. Газоны снова были зелёными, а асфальт сухим и местами даже пыльным.

В начале одиннадцатого часа по улицам Бруклина катил серебристый джип «Тойота-Фораннер». За рулём сидел рослый короткостриженый мужчина средних лет. Его грубое квадратное лицо было перекошено гневом. Он прижимал к уху мобильник и разъярённо кричал:

— Почему я должен вам верить?! Он похитил мою семью!

Телефон зажужжал убедительно-вежливо: «Пожалуйста, сохраняйте спокойствие! Мы поможем вам спасти…»

— Да пошёл ты!!! — мужчина яростно швырнул мобильник, и тот разлетелся на части, оставив паутину трещин на стекле.

Рука заныла от боли. Глянув на правое предплечье, туго перетянутое бинтом прямо поверх одежды, мужчина досадливо повёл головой: сквозь повязку проступило тёмно-красное пятно.

— Чёрт, чёрт! — он безнадёжно стучал левой ладонью по рулю. — Не хотел же я его убивать! Не хоте-ел!!

Сердце разрывалось от отчаяния. Мысли путались, налезая друг на друга. Ещё вчера всё шло по плану. Ещё вчера! Он исступлённо стискивал зубы, поглядывая на дисплей электронных часов.

Въехав на просторный мост большой развязки, мужчина обнаружил в зеркале заднего вида две пары светлых точек, стремительно набирающих яркость. Ими оказались зажжённые фары двух антрацитово-чёрных джипов, мчащихся бок о бок, будто наперегонки.

Мужчина взял правее, чтобы пропустить их, но почему-то они, поравнявшись с «Фораннером», сбавили ход и не спешили его обгонять. Это были BMW X5 и «Джип-Чероки».

Мужчина хмуро покосился в сторону.

— Какого хрена! — злобно процедил он сквозь зубы.

Тонированное стекло «Чероки» опустилось, и за ним обнаружился опасного вида человек с глубоким шрамом на щеке. Властным жестом он указал на обочину. Тем временем X5 вырвался вперёд, круто подрезал обе машины и стал плавно притормаживать перед «Фораннером».

— Какого хрена!!! — взревел мужчина, бешено вращая глазами.

Он резко закрутил руль вправо и с силой дёрнул рычаг ручного тормоза. Колёса пронзительно завизжали, и машина, кренясь, почти развернулась на всём ходу, но не вписалась и врезалась в фонарный столб. Занос усилился, и в следующее мгновенье джип со страшной мощью швырнуло левым боком в ограждение. От двухтонного удара верхняя труба перил — тонкая и лёгкая — проломилась, и машина плавно, как в замедленном видео, перевалилась через нижнюю массивную трубу, веером рассыпая осколки стекла.

Выписывая в воздухе сложный пируэт, «Фораннер» полетел вниз, на боковую одностороннюю дорогу нижнего уровня развязки. Гулко ударившись об асфальт и перекатившись через крышу, джип снова встал на колёса и вжался левым боком в бетонный забор.

Рулевая подушка безопасности выстрелила ещё на мосту. В глазах мужчины завертелось, словно он очутился в кресле умопомрачительного аттракциона. Потом хрустнуло в плече и рёбрах, сбилось дыхание, что-то обожгло лицо. Нечеловеческим усилием воли он удержал себя в сознании.

Когда удары прекратились и всё стихло, мужчина несколько секунд сидел неподвижно, уткнувшись лицом в белую ткань, обильно заливающуюся горячей алой кровью. В эти мгновения он ощутил невероятную тишину. Казалось, мир погрузился в невесомое белое облако. И сквозь это безмятежное облако багровыми всполохами пробивалась обжигающая сознание мысль: «Время!»

Мужчина поднял лицо, ободранное в кровь кусочками стекла, и шумно потянул в себя воздух, но надрывно закашлялся, харкая кровью. Переломанные рёбра острыми клыками впились в лёгкое. Вывернутая ключица топорщилась бугром, и левая рука повисла плетью.

Отщёлкнув ремень, мужчина обнаружил слева от себя бетонную стену и попытался перебраться на пассажирское сиденье, но охнул от боли, едва не потеряв сознание: ноги оказались намертво зажаты деформированным корпусом. Как же так? Неужели это конец? Ему не выбраться отсюда! И не наказать подонка. Но ведь он не может проиграть! Никак не может!

Из джипов выпрыгнули брутальные парни и сгрудились у перил. Несколько секунд они оценивали обстановку, затем кто-то гаркнул: «Едем!», и парни бросились обратно к машинам. Взвизгнув колёсами, джипы сорвались с мест.

Проехав метров сто, X5 вдруг остановился. Задняя правая дверь распахнулась, и на дорогу спрыгнул огненно-рыжий молодой человек в тёмном пиджаке. Надменно глядя перед собой, он зашагал назад.

— Эй, любопытный! — с раздражением крикнул он и пренебрежительно махнул сухонькому седому старичку, остановившему «Шевроле» у разрыва перил. — Проезжай! Пошёл, пошёл!

X5 вновь рванул вперёд, набирая сумасшедшую скорость.

 

— Вы живы? — какой-то худощавый парень пытался открыть замятую дверь «Фораннера» и с тревогой смотрел на истекающего кровью водителя.

Мужчина разомкнул веки. Неужели небеса сжалились над ним? Неужели есть ещё надежда спасти самое главное?! Он несколько секунд напряжённо вглядывался в лицо парня. Темноволосый, скуластый. Прямые широкие брови, умные карие глаза. Кажется, на него можно положиться. Но, чёрт возьми, разве есть сейчас выбор?! Ведь каждая минута на счету!

— Помоги мне, — прохрипел мужчина и снова зашёлся кровавым кашлем.

— Да, конечно! — парень суетливо шарил в карманах.

— Срочно! — мужчина, морщась от боли, дотянулся до бардачка и достал небольшую сумочку-борсетку из бурой кожи. — Это очень важно!

Опустив сумочку на пассажирское сиденье, мужчина застрочил скороговоркой:

— Здесь пакет с документами. Отвези его к аэропорту Либерти. Нужно успеть до одиннадцати часов! Адрес внутри… Деньги оставь себе... Всё, беги! Как тебя зовут?

— Бек, — парень проворно нажимал на клавиши телефона. — Сейчас вызову скорую…

— Бек! — отчаянно закричал мужчина, чувствуя, как несколько кусочков стекла, впившихся в щеку, отваливаются, обнажая новые кровавые ручейки. — Моя семья в опасности! Жена и двое детей! Они погибнут из-за этих чёртовых бумаг! Прошу, помоги мне! Не позднее одиннадцати!

Из мобильника парня донёсся приятный женский голос: «Алло, служба спасения!»

И в этот самый миг раздался гневный окрик:

— Эй! Отойди от машины!

Бек обернулся и поднял голову. Мужчина, выгнув шею, скосил глаза кверху. Стоящий у края моста парень в тёмном пиджаке надменно смотрел на Бека из-под рыжей копны волос.

— Отойди от машины! — угрожающе повторил рыжий, просовывая руку под пиджак.

— Быстрее!!! — страшно заорал мужчина, чувствуя, как вздуваются вены на шее и висках, и вдруг задёргался в конвульсиях. Его захлестнула адская, неистовая боль.

Бек убрал телефон, сунул руку в окно и сгрёб сумочку.

— Стой!!!

Сверху хлопнули подряд два выстрела, и пули звонко пробили серебристое крыло. Последнее, что отпечаталось в меркнущем сознании мужчины, роняющего голову на грудь, — стремительная фигура Бека, гепардом бегущего под мост.

 

 

2. Неделей ранее

 

Бек долго бежал в сумерках по узкому переулку, пока вдруг не очутился посреди безлюдной площади, над которой полыхали яркие фонтаны фейерверков. Впереди возвышалась огромная рождественская ёлка, мигающая цветными огоньками. От многочисленных салютов пахло пороховой гарью, как в новогоднюю ночь.

Остановившись, Бек оглянулся и обнаружил, что его уже никто не преследует. И тут перед ним вырос человек с накинутым на голову красным капюшоном. Он стоял, широко расставив ноги, и держал руки в карманах брюк.

Бек скрипнул зубами и сжал кулаки. Он не мог разглядеть скрытого капюшоном лица и опустил глаза на башмаки, измазанные глиной, — крепкие, на высокой подошве. «Всё ждёшь, когда кто-нибудь прочтёт твой напыщенный опус?» — насмешливо бросил человек. «Жду», — буркнул Бек сквозь зубы. «Ну, жди, жди-и-и…» — зловеще рассмеялся незнакомец, растворяясь в дыме петард…

 

Будильник телефона сработал в 5:00.

Бек резко сел в кровати и взъерошил волосы. Сердце сжалось в холодный комок. Он поднялся с постели и отключил сигнал вибрирующего на столе мобильника.

Нелепый сон оставил мерзкое послевкусие. Бек упал на кулаки и стал исступлённо отжиматься, пытаясь разогнать застывшую в жилах кровь. Но тщетно — вкус горечи, прилипший к языку, не отпускал. Бек открыл шкаф, наспех оделся и поспешил на улицу.

 

Он бежал по набережной Гудзона. До рассвета было ещё далеко, и небоскрёбы Манхэттена ярко светились с противоположного берега. Несмотря на ранний час, на улицах было оживлённо — уже вторая волна работающих спешила по делам.

Бек глубоко вдыхал прохладный утренний воздух и резко выдыхал его короткими свистящими порциями, выбрасывая перед собой то один, то другой кулак. Спазмы постепенно отступали.

 

Вернувшись домой, он увидел на кухне колдующего над плитой длинноволосого Андрея, с которым делил апартаменты. Андрей, чем-то смахивающий на Курта Кобейна, приехал в Штаты из Москвы ещё в прошлом году и работал в мувинговой компании. Благодаря ему Бек имел возможность время от времени калымить внештатным мувером, или попросту грузчиком. Вот и сегодня они встали пораньше, чтобы осилить хороший заказ.

— Привет, чувак! — тряхнул волосами Андрей, помешивая что-то на шипящей сковороде. На нём была гранатовая майка с принтом группы Nirvana. — Куда это ты выходил?

— Привет, — Бек поднял ладонь, проходя в ванную. — Так, подышать…

 

Подставляя сильное, жилистое тело под тёплые струи воды, он задумчиво смывал вместе с потом остатки дурного сна. Доктор был прав. Уже больше трёх месяцев Бек не принимает лекарство, но побочные действия до сих пор не исчезли. Яркие, необычные сны всё ещё приходят к нему. Однако родители так и не вернулись.

Бек прошёл в свою комнату и стал одеваться. Наваждение улетучилось. Он ощутил облегчение, и доброе предчувствие проникло в душу. Сев к столу, он включил ноутбук. Дождавшись загрузки, открыл электронную почту и обнаружил письмо от отправителя The Creative Grant. Бек обрадованно улыбнулся. Предчувствие не обмануло.

Раздался стук. Дверь приоткрылась, и в проёме появилась рокерская шевелюра Андрея.

— Чувак, завтрак готов! — бодро сказал Андрей. — Выходим через двадцать минут.

— Окей, иду, — бросил Бек через плечо.

Дверь закрылась. Потерев ладони, Бек щёлкнул курсором по письму. И стал читать с замиранием сердца, не веря написанному:

 

Представленный тобой логлайн звучит многообещающе: «В руки молодого человека попадает необычный документ, за которым охотятся очень серьёзные люди…». Кроме того, синопсис, который ты написал, получился весьма интригующим. Но неполным. В нём не раскрыта основная идея. В случае победы его нужно будет доработать. Мы рады сообщить, что ты успешно прошёл первый отборочный тур!

 

Бек в изумлении раскрыл рот и продолжил читать взахлёб:

 

Твои шансы многократно возросли! Следующий этап — тестирование. Оно состоится в пятницу, 13 ноября. Начало в 11 часов. Желаем удачи!

 

Ошалело улыбаясь, Бек смотрел сквозь монитор.

Три месяца в Америке пролетели как во сне. Временами он верил в успех, вспоминая пророчество Валы и предсказанные ею знамения, сбывшиеся таким удивительным образом. Но бывали дни, когда кто-то мерзкий и противный нашёптывал, что всё это бред и Бек придаёт слишком большое значение всякого рода случайностям.

Но вот первый рубеж успешно пройден. Шансы многократно возросли, а это значит, что ставки выросли, и Бек ощутимо приблизился к заветной цели!

Вала оказалась права. Та встреча изменила его жизнь. Она разделила её на до и после.

 

В этот день Бек купил на распродаже тёплый тренировочный костюм, чтобы отныне каждое утро выходить на пробежку, и стал с нетерпением и опаской ждать тринадцатое число…

 

 

3. Светлый путь

 

Наконец наступила назначенная пятница. Бек катил по улице на огненно-красном «Форде» семейства «Мустанг» в прекрасном расположении духа.

Его лицо озаряла светлая улыбка. Ночью, во сне, он явственно ощутил присутствие отца. Впервые за все эти долгие месяцы! Это был добрый знак, очень важный для Бека сон в руку. Тем более сегодня, в очередной судьбоносный день, когда ему предстоит новый этап борьбы за грант.

Классическая мелодия «Нокиа» вывела его из приятной задумчивости. Он выудил из кармана телефон и поднёс к уху.

— Чувак, оплату будут выдавать ближе к обеду! — раздался жизнерадостный тенор Андрея. — Так что подгребай к офису.

Часы на панели показывали 10:08.

— Тестирование начнётся в одиннадцать, — отозвался Бек. — Пожалуй, успею.

— Сегодня есть большая заявка на вторую половину дня, — сообщил Андрей. — Работы до полуночи, а то и больше…

— Я участвую! — обрадовался Бек.

— Это не всё, — продолжал Андрей. — На выходные вывалилось много заказов…

— Я в теме!

— Хорошо, — сказал Андрей. — Только учти, что ни в субботу, ни в воскресенье свободного времени не будет.

— Это радует, — Бек улыбнулся. — Time is money!

Он убрал телефон и свернул под мост.

Позади на асфальт с грохотом упал и перевернулся серебристый автомобиль. Бек поднял глаза на зеркало и остановил машину. Обернулся в кресле и застыл на несколько секунд в оцепенении — увиденное походило на кадры зрелищного фильма.

— Что за хрень! — Бек недоумённо сдвинул брови.

На обочине односторонней дороги, с которой он только что свернул, за оседающим облачком пыли, прижавшись к бетонной стене, стоял разбитый «Фораннер». Бек заглушил двигатель и поспешил к джипу, переходя с быстрого шага на бег. Сверху раздался зычный окрик:

— Едем!

Выбежав из-под моста, Бек поднял голову и увидел парней, спешно садящихся в чёрные джипы, которые тут же рванули прочь.

Дальнейшее произошло очень быстро. Бек хорошо запомнил окровавленное лицо мужчины, отчаянно просящего о помощи, спесивый взгляд рыжеволосого парня и обжигающие душу звуки выстрелов с моста.

Словно в диком сне Бек схватил сумочку и в два счёта оказался под мостом. Прыгнув в «Мустанг», он запустил двигатель и с силой нажал на педаль. Прямо на ходу повторно дозвонился в службу спасения и сообщил о происшествии.

Проехав с милю, он притормозил у обочины и стал выгребать из сумочки её содержимое. Внутри оказался плотный прямоугольный свёрток, туго обмотанный чёрным скотчем, кипа стодолларовых купюр и замаранный кровью бумажный клочок. Бек развернул бумагу и прочёл неровную запись:

«Hotel Bright Way 206 Alex Kaiser».

 

***

 

Он издали увидел яркую рубиновую надпись Bright Way над компактным малоэтажным зданием.

Не доехав до отеля метров сто, Бек обнаружил свободное местечко у аллеи, и, обрадовавшись, быстро припарковал машину.

Вбегая в холл, он налетел на выходящего навстречу щуплого блондина лет сорока пяти в плаще и очках. Блондин выронил из рук небольшой портфель.

— Простите, сэр! — Бек в один миг поднял портфель и протянул блондину.

Брюнет с бакенбардами, развалившийся на кожаном диване в дальнем углу и говоривший по телефону, бросил на Бека цепкий взгляд. Бек покосился на девушку-консьержа, сидевшую за ресепшном, и, минуя лифт, поспешил к лестнице.

Взбежав на второй этаж, он засеменил по коридору, скользя глазами по табличкам. Дверь с номером 206 оказалась в дальнем конце и была чуть приоткрыта.

Неприятное предчувствие остро кольнуло грудь. Бек огляделся и постучал. Никто не отозвался. Он толкнул дверь и осторожно вошёл внутрь.

За расстеленной кроватью светлело витражное окно. Совсем недавно в уборной распыляли освежитель воздуха. Тишину уютной обстановки нарушил гул самолёта. Номер оказался пуст.

Бек с досадой посмотрел на наручные часы. Он опоздал на четыре минуты.

— Ч-чёрт! — Бек поспешил обратно.

Спустившись к ресепшну, он показал девушке бумажку:

— Пожалуйста, помогите мне! Я ищу этого человека.

Девушка прочла записку и любезно кивнула на двери:

— Вы столкнулись с ним при входе пару минут назад.

Бек бросился к выходу. Краем глаза он отметил, что брюнет, всё так же сидевший в углу на диване и разговаривавший по телефону, с интересом поглядел ему вслед.

 

Бек бежал по тротуару и вертел головой, ища глазами блондина в плаще.

Добежав до аллеи, где стоял его «Мустанг», он увидел людей, суетившихся над лежавшим на асфальте человеком. Бек остановился в замешательстве, и страшная догадка обожгла сознание.

Это был тот самый блондин! Он лежал на животе, в луже крови. Над ним склонился парень индейской внешности. Пышная женщина с пунцовыми щеками обеспокоенно прижимала к уху телефон. Небритый и взлохмаченный исполин неопрятного вида потрясённо взмахивал руками:

— Он стрелял в упор! Прямо в сердце!

Парень-индеец присел на корточки и положил ладонь на шею блондина.

— Алло, нам нужна скорая! — взволнованно кричала женщина в мобильник. — Алло!

— Полиция нужна, а не скорая, — мрачно промолвил индеец, поднимаясь на ноги. — Он мёртв.

Бек с ужасом смотрел в полураскрытые глаза убитого. Казалось, на лице его застыло брезгливое разочарование — то ли прожитой жизнью, то ли нелепой смертью. Люди подходили с разных сторон. Опомнившись, Бек пошёл к машине. Стараясь не привлекать к себе внимания, спокойно сел за руль и завёл двигатель. Лишь свернув за угол, он дал газу и понёсся прочь от этого злополучного места.

 

***

 

Вынырнув из тоннеля Холланда, Бек, нарушая скоростной режим и рискуя нарваться на копов, помчал машину по Кеннел-стрит к мосту Манхэттен. Его бросало в холодный жар от одной только мысли, что тестирование уже идет полным ходом.

Взмокший от напряжения, Бек за нереально короткое время добрался до здания школы The Creative Grant и лихо подрулил к будке вахтёра. Он опустил стекло и поздоровался с женщиной в униформе, мысленно прося её: «Пожалуйста, поторопитесь, мэм!». Женщина с улыбкой воскликнула: «How are you?» и нажала кнопку пульта. Медленно поднялся красный шлагбаум, открывая въезд в паркинг.

Бек бросил машину на первом попавшемся месте и метнулся к лестнице из красного гранита. Он опоздал на целый час, и это его изрядно раздражало. Почему именно в такой важный день, с горечью думал он, на его голову свалилась с неба чужая проблема? И какого же хрена он попёрся в этот чёртов отель? Ведь передать сумочку всё равно не удалось!

Подходя к нужной аудитории, Бек услышал доносившийся из-за приоткрытой двери голос ментора Брауна:

— В этом году наш фонд выделяет для иностранных соискателей двадцать грантов. Из двух с половиной тысяч первоначальных претендентов вас осталось лишь восемьдесят. А сегодняшний рубеж осилят только сорок человек.

Бек постучал и вошёл. Ментор Браун — высокий элегантный мужчина с заметной проседью в волосах, стоявший почти у самой двери, удовлетворённо улыбнулся.

— А вот и наш опоздавший! — радостно объявил он. — Проходите, не теряйте времени!

Ментор указал на свой стол:

— Но прежде возьмите ваше тестовое задание.

Бек прошёл к столу ментора, нашёл бланк со своим именем и направился к одному из свободных мест.

— Итак, — продолжил Браун, — у каждого из нас есть от рождения свой дар. У кого-то он в ногах, у кого-то в руках. Кто-то рождён, чтобы петь, кто-то — чтобы писать…

 

Когда все разошлись, Бек ещё минут сорок сидел над бланками в пустой аудитории. Он был глубоко признателен ментору Брауну, который терпеливо ожидал, пока Бек завершит работу. Но, с другой стороны, жутко нервничал и торопился, поглядывая на ментора, копающегося в бумагах. И оттого не был уверен, все ли вопросы теста он понял правильно.

 

 

4. Госпиталь «Крайст»

 

Красный «Мустанг» плавно двигался в плотном потоке машин по тоннелю Линкольна. Размазанные блики габаритных огней и стоп-сигналов тянулись ярко-красным шлейфом по глянцево-белому кафелю стен и потолка.

Одной рукой Бек удерживал руль, а другой прижимал к уху мобильник.

— Подскажите, в какой он больнице? Госпиталь «Крайст»? Спасибо!

Бек убрал телефон и посмотрел на Андрея, развалившегося на пассажирском сиденье.

— Твоей вины нет, — развёл руками Андрей. — Ты не успел, и это к лучшему. Вернёшь бумаги и всё объяснишь…

— Его семья в опасности, — угрюмо ответил Бек.

— От тебя ничто уже не зависит, — покачал шевелюрой Андрей. — Так что не парься, чувак!

 

Спустя час парни стояли в коридоре больницы и разговаривали с медсестрой, державшей в руках небольшую папку.

— Его прооперировали, — сообщила медсестра. — Он без сознания, в реанимации. Запишите наш телефон.

— Как его зовут? — Бек потянулся в карман за мобильником.

Медсестра заглянула в папку и прочла, запинаясь:

— Олег Ненашев.

— Надо же, — подмигнул Андрей Беку и поднял указательный палец. — Ненашев!

— Я так и подумал, — закивал Бек. — У него был русский акцент.

 

Выйдя из больницы, парни спустились с крыльца и направились к стоящему неподалёку «Мустангу». Навстречу торопливо шла миловидная девушка в красном плаще. Поравнявшись с Беком, она подняла на него большие выразительные глаза и изумлённо вскинула изящные брови:

— Бек? Это ты?!

— Диана?! — в свою очередь удивился Бек.

— Я тебя даже без очков узнала! — Диана сияла от радости.

— Я давно не ношу очки, — Бек улыбнулся. — Что ты здесь делаешь?

— Работаю волонтёром от церкви.

— Слышал, ты уехала в Киев.

— Я уже третий год живу здесь… У брата…

— Диана! — послышался тоненький женский голосок.

— Иду-иду! — помахала кому-то Диана в сторону входных дверей и, обернувшись к Беку, лучезарно улыбнулась. — Мне надо бежать… Запишешь мой телефон?

 

Парни сели в машину. Бек запустил двигатель и передвинул рычаг коробки передач.

— А она ничего, — многозначительно промурлыкал Андрей, провожая глазами Диану, входящую в двери больницы.

— Училась на два класса младше, — улыбнулся Бек.

— Заедем домой, переоденемся, — Андрей посмотрел на часы. — Оттуда рванём на заказ.

 

 

5. Кодекс

 

Андрей распахнул дверь в свою комнату и сделал приглашающий жест:

— Чувак, у нас есть десять, максимум пятнадцать минут.

— Мне понадобится нож, — сказал Бек, проходя мимо плаката с Джими Хендриксом и стоящей в углу гитары.

Он звучно расстегнул молнию борсетки и вытянул из неё прямоугольный свёрток, обмотанный скотчем. Следом посыпались доллары. Бек собрал их и сунул обратно в сумочку.

Андрей достал из ящика стола красный канцелярский нож и протянул Беку. Бек выдвинул лезвие, аккуратно вспорол свёрток по периметру и извлёк из него потёртую необычную книгу в тёмном кожаном переплёте. На обложке серебрилась крупная надпись из странных, архаичных символов, покрывшихся красивой патиной времени.

Бек раскрыл книгу. Её страницы были ветхими, пожелтевшими, с тонкими красно-коричневыми прожилками в виде продольных и поперечных нитей. По страницам бежали неровные строчки текста, выведенного непонятными буквами. Листы были исписаны лишь с одной из сторон. Обратные стороны кое-где пропитались чернилами.

— Древний манускрипт, — догадался Бек.

— Это папирус! — обрадованно вскрикнул Андрей. — Папирусный кодекс! Был изобретён в Египте.

Он улыбался так, словно получил баснословные чаевые.

— Это изобретение позволило людям распрощаться с громоздкими глиняными табличками, — говорил он, захлёбываясь от азарта. — Поначалу папирус сворачивали в свитки. Но свитки оказались недолговечными и хрупкими...

— Ты хорошо осведомлён, — с улыбкой заметил Бек.

— Как-то в универе писал курсовую, — сказал Андрей и продолжил с запалом. — В конце концов люди нашли гениальное решение! Они научились изготавливать из папируса тетради. Затем сшивали несколько тетрадей в одну книгу. И называли её кодексом. И до сих пор облик книги не меняется! Видишь, как хорошо сохранился этот кодекс? А ведь ему наверняка не одна сотня лет!

Андрей поднёс рукопись к лицу, прикрыл глаза и с наслаждением втянул её запах.

— Пахнет древностью, — мечтательно выдохнул он.

— Из-за этого кодекса чьи-то жизни в опасности, — мрачно промолвил Бек.

— Смотри! — Андрей ткнул пальцем в текст, и Бек увидел среди незнакомых символов явственно выделяющееся слово «космос».

— Удивительно! — Бек приоткрыл рот.

— Ничего удивительного, — деловито отозвался Андрей. — Слово «космос» пришло в русский язык из греческого. В Египте до сих пор находят рукописи на греческом языке.

Парни заворожённо разглядывали рукопись, аккуратно перелистывая страницы, и обнаружили это слово ещё на нескольких листах.

— Похоже, тут не только греческие буквы, — заметил Бек, вглядываясь в текст.

— Возможно, это какой-то мёртвый язык, — сказал Андрей и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. — Игорь! Нам поможет Игорь!

Бек вопросительно посмотрел на Андрея.

— Мой питерский дядя, — пояснил Андрей. — Востоковед… Отправим ему копию рукописи!

 

***

 

Они наспех отсняли несколько первых страниц на цифровой фотоаппарат Андрея, и тот отправил дяде письмо.

Переодевшись в рабочую одежду, парни выехали на вечерний заказ.

Домой они вернулись к часу ночи. Помылись и сразу завалились спать, чтобы завтра снова выйти на работу.

Как и обещал Андрей, суббота и воскресенье выдались жаркими. С раннего утра и до поздней ночи парни выполняли одну заявку за другой.

 

 

 

День второй

Тринадцатый кодекс

 

 

6. Чужой

 

В кабинете Джима Нортона, специального агента криминального следственного отдела ФБР, было светло и уютно. Утреннее солнце щедро вливалось сквозь незашторенные окна, наполняя помещение тёплым янтарным светом.

Джим Нортон, широкоплечий пятидесятилетний мужчина с массивной, выступающей от неправильного прикуса нижней челюстью, сидел за рабочим столом и говорил по телефону:

— Я не знал об этом. Я только что вернулся из Мэриленда… Держите меня в курсе.

Напротив Нортона сидел агент Зильбер — чуть пухлый, но весьма подвижный тридцатитрёхлетний парень с проницательными смеющимися глазами небесного цвета и высоким сократовским лбом, увенчанным короткой причёской из кудрявых волос. Перед Зильбером на столе лежала оранжевая папка.

Убрав телефон, Нортон взглянул на Зильбера.

— Олег Ненашев, — заговорил Зильбер, передвигая папку по столу. — Шестьдесят девятого года рождения. Выходец из России, обладатель грин-карты. Снимает домик на Брайтон-Бич, где он известен под прозвищем «Чужой».

Нортон придвинул папку к себе и вынул из кармана очки.

— Женат, двое детей, — продолжал Зильбер. — Управляет торговой сетью «Всё для автомашин». Часто летал со своим боссом — Брониславом Старых — в Мексику. В прошлом году погорел от последствий ипотечного кризиса и задолжал двести тысяч долларов криминальному бруклинскому дельцу по прозвищу Рамзес.

Нортон нацепил очки на нос, раскрыл папку и стал читать.

                                                                              

Месяц назад, во время последней совместной поездки в Мексику, Старых и Ненашев встретили на одном из рынков Тихуаны парня, украдкой предлагающего древнюю рукопись.

По словам продавца с бегающими глазами, возраст манускрипта составляет чуть ли не тысячу лет.

Старых долго и придирчиво разглядывал раритет и пришёл к выводу, что это не подделка. После утомительного торга он выложил мексиканцу три тысячи долларов. И радовался, что наконец-то нашёл достойный подарок к шестидесятилетию кузена и друга детства — профессора Стэнфорда, видного специалиста по древним текстам.

В следующую поездку Ненашев отправился один. Поставщик запчастей рассказал ему, что парня, продавшего рукопись, нашли мёртвым. И что Ненашевым и его боссом интересуются серьёзные люди. Он убедил Ненашева установить с ними контакт. И в тот же вечер организовал встречу.

В назначенное время в ресторане к Ненашеву подсели двое мужчин европейской внешности. Один из них владел английским. Между собой они говорили не то на испанском языке, не то на итальянском, — Ненашев не разобрал.

Мужчины представились специальными сотрудниками органов национальной безопасности Египта и сообщили, что рукопись, проданная мексиканцем, была похищена месяц назад из Каирского музея и её необходимо вернуть.

На вопрос Ненашева, почему они не обратятся в компетентные органы США, агенты ответили, что дело очень серьёзное и огласка может только навредить, так как за раритетом охотится несколько групп людей, а также некая могущественная транснациональная организация. К тому же на запрос уйдёт время, а ждать они не могут.

Агенты просили Ненашева убедить босса вернуть раритет и предложили тридцать тысяч долларов.

Ненашев сказал, что это невозможно, так как у босса невыносимо скверный характер. Упрямый Старых никогда не меняет принятого решения. Он ни за что не продаст рукопись. Более того, через месяц он планирует увезти её в Сан-Франциско, чтобы подарить кузену-юбиляру.

Посовещавшись между собой, агенты предложили пятьдесят тысяч. Почувствовав их несомненную заинтересованность, Ненашев решил повысить ставки и заверил, что его босс на сделку не пойдёт.

Агенты спросили, какая сумма может решить вопрос. Памятуя о долге перед свирепым Рамзесом, Ненашев обозначил сумму в двести тысяч. Агенты возмутились. Вспылив, Ненашев резко встал из-за стола, попрощался и ушёл, но агент, владеющий английским, догнал его, извинился и попросил вернуться и продолжить разговор.

Первый аванс — две тысячи долларов — Ненашев получил незамедлительно.

 

— Твои литературные доклады читаются как главы детективных книг, — добродушно улыбнулся Нортон и перевернул страницу.

 

Вернувшись домой, Ненашев частично рассказал боссу о встрече с агентами и убедился, что предлагать деньги бессмысленно: Старых оборвал разговор нетерпеливым жестом. Ненашев выяснил, что босс хранит раритет дома в несгораемом сейфе.

На очередной встрече с Рамзесом Ненашев заверил его, что в ближайшее время погасит долг.

Однако вскоре он изменил решение. Он надумал выкрасть рукопись и временно покинуть Штаты.

Но сначала отправил в Тихуану жену и детей и потребовал от агентов ещё пять тысяч. Агенты принесли деньги в номер отеля, в котором остановилась жена Ненашева с детьми.

В ночь с четверга на пятницу Олегу позвонил агент, говорящий по-английски, и сообщил, что похитил его семью. Затем передал трубку супруге Ненашева, которая, рыдая, поведала мужу, что её с детьми держат в сыром подвале, куда не проникает дневной свет, что она и дети очень напуганы.

Агент предложил Ненашеву выбор. Либо семья его погибнет, либо он передаст рукопись человеку, который будет ждать его в Нью-Йорке завтра утром. Сказав, что место он сообщит дополнительно, агент цинично добавил, что в случае успеха готов не только отпустить семью Ненашева, но и дать денег на дорогу.

Разъярённый новостью, Ненашев в срочном порядке купил билет на ближайший самолёт — на полдень пятницы.

Позже с ним связался второй агент. Он сообщил через переводчика, что его напарник переметнулся на сторону влиятельной организации, о которой они упоминали при встрече, и с её помощью похитил семью Ненашева и скрылся. Агент просил Олега соблюдать спокойствие и заверил, что обязательно поможет спасти его родных.

Ранним утром Ненашев заявился в дом к боссу и вышел с ним на откровенный разговор. Он вскрыл карты и стал просить Бронислава о помощи.

Но Старых был взбешён откровениями Ненашева и указал ему на дверь. Ненашев жестоко избил босса и силой заставил открыть сейф, где лежал манускрипт.

Когда Ненашев упаковывал рукопись, ему позвонил агент, похитивший семью, и продиктовал адрес и имя человека, которому нужно передать раритет. Ехать предстояло к аэропорту Либерти. Агент сказал, что выходить на связь больше не будет и дальнейшая судьба семьи целиком в руках Ненашева.

Воспользовавшись моментом, Старых достал из сейфа пистолет. В завязавшейся борьбе он прострелил Ненашеву руку. Ненашев отнял пистолет и расстрелял в Бронислава остаток обоймы. Затем выгреб из сейфа наличность.

Когда Ненашев ехал в аэропорт, ему позвонил переводчик второго агента и сообщил, что похититель скрывается в Гватемале. Он просил Ненашева не поддаваться на угрозы и прилететь в Мексику с рукописью, чтобы вместе разыскать его семью.

Сразу после этого Ненашева настигли неизвестные на двух машинах и стали прижимать к перилам моста.

 

Нортон выдвинул ящик и выложил на стол пепельницу, зажигалку и пачку сигарет. Во всём отделе курящих было лишь двое — он и Зильбер. Несмотря на запрет, оба грешили этим в своих кабинетах. Нортон щёлкнул зажигалкой и с наслаждением втянул табачный дым.

— Звонки похитителя действительно поступали на номер Ненашева с территории Гватемалы, — сказал Зильбер и тоже закурил. — Мы срочно связались с тамошними коллегами. Гватемальские оперативники определили место, откуда совершались звонки. Агента там не оказалось. Похищенных освободили.

Нортон задумчиво посмотрел в окно. Зильбер глубоко затянулся и выпустил в сторону несколько колец дыма.

— Мы также обратились к коллегам в Мексике, — продолжил он. — Звонки второго агента совершались из торговых центров Тихуаны.

Нортон перевёл взгляд на Зильбера.

— Срочный запрос в Египет показал, что никаких ограблений в Каирском музее в последние годы не совершалось, — говорил Зильбер. — И никаких рукописей из него не исчезало.

Нортон вернулся к докладу.

 

Парень, которому Ненашев передал рукопись, назвался Беком. Это может быть имя, а может быть и фамилия. Ненашев не вспомнил имени адресата, только место — отель Bright Way.

В пятницу, в начале двенадцатого часа, из этого самого отеля вышел некий Алекс Кайзер — гражданин Германии, прилетевший в ночь на среду из Амстердама.

По показаниям очевидцев, он был убит неизвестным, отнявшим у него портфель. Кайзер имел при себе билет на авиарейс до Франкфурта-на-Майне на 12:40. Со слов свидетелей составлен фоторобот убийцы.

 

Дочитав доклад, Нортон закрыл папку.

— Полагаю, что Кайзер и есть адресат, — Зильбер стряхнул пепел. — Рукопись, судя по всему, перехвачена. Между агентами действительно мог произойти конфликт. Всё указывает на две, а то и на три противоборствующие стороны. Будем работать.

Нортон затушил окурок.

— На всякий случай мы тайно перевели Ненашева в окружную больницу и приставили к нему охрану.

— Лишним не будет, — Нортон встал из-за стола и прошёл к шкафу.

Зильбер тоже поднялся.

— Прогуляемся? — предложил Нортон, доставая из шкафа пиджак.

                                                  

***

 

Яркие лучи апельсинового солнца пробивались сквозь полуголые ветви деревьев Сити-Холл-парка и падали на квадратные каменные плиты аллеи, по которой шагали Нортон и Зильбер.

Осмотревшись и убедившись, что поблизости никого нет, Нортон спросил вполголоса:

— Что у нас по Давнеру?

— Информатор сообщил, — тоже вполголоса заговорил Зильбер, — что, судя по всему, встреча Давнера и мэра состоится завтра…

Зильбер решительно посмотрел на Нортона. Нортон покачал головой:

— Рано.

— Но взятка принята! — настаивал Зильбер. — И разрешение на строительство уже подписано!

— Рано их брать, — отрезал Нортон.

— Мы пасём Давнера уже три месяца! — Зильбер с недоумением глядел на босса. — Доказательств достаточно!

— Три месяца? — усмехнулся Нортон и вдруг сделался серьёзным. — Я охочусь на него уже три года!

Зрачки Зильбера расширились.

Три года назад, когда окончивший академию ФБР Зильбер только-только приступил к работе стажёром, Джим Нортон переехал из штата Мэриленд и устроился к ним в отдел. Он сразу взял шефство над несколькими парнями, в том числе и над Зильбером. Под опытным руководством Нортона Зильбер прошёл путь от стажёра до агента ФБР. Выходит, всё это время помимо наставнической и основной работы главной задачей Нортона был Давнер?

Зильбер поднял на босса восхищённый взгляд. Так тонко и умело работать сразу на несколько фронтов способен только истинный профи! Огромная честь быть его правой рукой. Значит, два года и девять месяцев Нортон присматривался к парням, прежде чем выбрал себе в помощники для этого особого дела именно его? Агента Зильбера переполняла гордость. Джим Нортон доверяет ему. Ещё бы! Он даже познакомил его со своим информатором, чтобы не светиться лишний раз самому. И настрого запретил обсуждать это дело чрезвычайной важности в стенах ФБР.

— Мне ответили из Испании, — хмуро промолвил Нортон. — Информация о донорских органах подтвердилась.

Нортон и Зильбер стояли на аллее друг напротив друга. «Как же повезло мне с наставником! — благодарно подумал Зильбер. — Рядом с ним материала — непаханое поле!»

— Эта сеть гораздо шире, чем мы предполагали, — сказал Нортон. — Продолжаем наблюдать…

— Вас понял, сэр! — отчеканил Зильбер.                          

— Мы работаем без прикрытия… — Нортон вглядывался в одинокую фигуру, появившуюся в конце аллеи. — Наши возможности ограничены. Думаю, рукопись будет тебя отвлекать...

— Я справлюсь, я смогу! — горячо воскликнул Зильбер. — Позвольте мне вести оба расследования!

Он с надеждой смотрел на босса.

В пятницу, ближе к вечеру, Зильбер случайно оказался рядом с дежурным стажёром, отвечавшим на телефонный звонок, поступивший из госпиталя «Крайст». Какой-то мужчина, вылетевший на джипе с моста и перенёсший сложную операцию, требовал срочно вызвать к нему оперативника ФБР. Он хотел сознаться в совершённом убийстве и просил спасти его семью. Поскольку к этому моменту все основные дела были уже выполнены, Зильбер охотно поехал в госпиталь.

Прибыв в реанимацию и выслушав Ненашева, Зильбер благодарил судьбу за то, что оказался в нужное время в нужном месте. Он понял, что за рукописью тянется запутанная история, которая могла бы дать ему богатый материал. Не теряя ни минуты, он рьяно взялся за дело и отлично поработал остаток пятницы и все выходные.

Он делал срочные запросы в Египет, Мексику и Гватемалу, связывался с тамошними оперативниками, собирал и анализировал информацию, встречался с полицейскими, расследующими дело об убийстве Кайзера, беседовал с Ненашевым. Сегодня ночью Зильбер не сомкнул глаз, чтобы подготовить к утру понедельника подробный доклад для Нортона в своём фирменном литературном стиле. Он надеялся, что Нортон по достоинству оценит его инициативность и расторопность и позволит ему вести это дело параллельно с делом Давнера.

Нортон недовольно повёл тяжёлым подбородком. Это не сулило ничего хорошего.

— Давнер очень хитёр и опасен, — сказал он. — Кураторы сделали ставку на нас, и мы не можем облажаться… Отдай дело о рукописи кому-нибудь из младших агентов.

Интригующее расследование, к которому Зильбер уже приложил столько усилий, уплывало прямо из рук!

— Слушаю, сэр, — обречённо вздохнул Зильбер, опуская глаза.

 

 

7. Аллегория и метафора

 

Несмотря на то, что в субботу и воскресенье Беку и Андрею не удалось выспаться из-за нахлынувшей работы, всё же от заявки, выпавшей на раннее утро понедельника, они не отказались.

Сегодняшний заказ был не из лёгких. Кровати, столы и комоды из натурального дерева, которое так любят американцы, оказались громоздкими и тяжёлыми. Но парни справились блестяще. Уже к девяти часам утра они с двумя помощниками погрузили всю мебель и коробки в большой ярко-оранжевый трак, стоящий у дома заказчицы — приятной пожилой женщины, чьё имущество теперь отправится в другой штат.

Закончив работу, Бек спрыгнул с грузовика, выудил из кармана мобильник и стал искать номер. Из дома вышла довольная заказчица.

— Отличная работа, парни! — с улыбкой сказала она, раздавая двадцатидолларовые купюры. — Возьмите на чай.

Парни благодарно приняли типсы[1].

Бек нажал кнопку вызова и отошёл к припаркованному у магнолии «Мустангу».

— Госпиталь «Крайст», — раздался из телефона женский голос.

— Скажите, пожалуйста, — заговорил Бек, — как чувствует себя Олег Ненашев? Могу я его навестить?

Из трубки какое-то время доносился невнятный отдалённый разговор, затем Бек услышал:

— Сотрудники ФБР перевели его в другой госпиталь.

— И куда же? — опешил Бек. — Где теперь его искать?

— К сожалению, мы не располагаем данной информацией, — ответил голос. — Обращайтесь в ФБР…

 

***

 

Бек вышел из ванной, обтирая голову оранжевым полотенцем, и услышал экспрессивные гитарные риффы, доносящиеся из комнаты Андрея сквозь распахнутую дверь. Андрей энергично потряхивал волосами в такт аккордам. Бек с завистью посмотрел на его ловкие пальцы и грустно вздохнул.

— Чувак! — просиял Андрей, поднимаясь с кровати, и поставил гитару в угол. — Я прокачал тему!

Андрей кивнул на раскрытый на столе ноутбук.

— И что нарыл? — спросил Бек, переворачивая полотенце.

Андрей встал в проёме и, скрестив руки на груди, прислонился плечом к дверному косяку.

— Не так давно один из европейских фондов древнего искусства выкупил из частной коллекции папирусный кодекс за два миллиона евро, — он выразительно поглядел на Бека и распевно повысил голос. — Прикинь!

— Солидно, — с интонациями в тон Андрею протянул Бек, протирая уши.

— Позже появился его нашумевший перевод — «Евангелие от Иуды». Так что твоя рукопись может оказаться дорогущей реликвией! — Андрей заговорщически улыбнулся и тряхнул патлами. — А?

Бек прищурился и покачал головой:

— Пожалуй, в ФБР мне не стоит торопиться... Я же не знаю, каким боком вылезет эта рукопись. Вдруг она экстремистская? Да и дело тут мокрое.

— Конечно, не стоит! — отчего-то развеселился Андрей.

— Наверное, мне лучше избавиться от кодекса, — задумчиво сказал Бек.

— Да ты что! — брови Андрея поползли вверх и скрылись под лохматой чёлкой.

— Эти люди опасны… — Бек уставился в неведомую даль, потирая пальцами лоб. — Не сумев отнять рукопись у Ненашева, они убили Алекса Кайзера… Они способны на всё.

— Да брось! — махнул рукой Андрей. — Не накручивай. Нью-Йорк огромный город. Вряд ли ты когда-нибудь встретишь этих парней.

— Думаешь?

— Чувак, в твоих руках древний артефакт, который может сделать тебя богатым! — Андрей смотрел на Бека с непониманием и укоризной. — О таком можно только мечтать! И плевать, что за ним охотятся убийцы и агенты ФБР!

— Но если ФБР перевело Ненашева в секретную больницу, значит, оно на его стороне? — продолжал рассуждать Бек. — Может, всё-таки явиться к ним с рукописью?

Андрей успокаивающе улыбнулся и сказал:

— Дождёмся ответа Игоря.

Бек на секунду задумался и согласно кивнул:

— Пожалуй, ты прав… Консультация специалиста нам не помешает. С ФБР можно повременить. Но в любом случае не стоит хранить эту рукопись дома. Слишком опасная мишень. И денег этих кровавых лучше не трогать…

Бек сбросил полотенце с уже почти сухих волос на плечи.

— Ладно, я в душ, — сказал Андрей, направившись в ванную. — Сегодня твоя очередь готовить.

 

***

 

Бек стукнул яйцо о край стоящей на огне сковороды и разломил скорлупу. На сковороду упал оранжевый желток. Бек разбил ещё одно яйцо.

Висевший на стене телевизор транслировал репортаж об атлантических ураганах две тысячи девятого года. Раздался звонок. Бек вышел в прихожую и отворил дверь.

В подъезде стоял курьер в оранжевой униформе.

— Привет! — курьер дружелюбно улыбнулся и, запинаясь, с трудом прочёл имя на бланке. — Мне нужен Бекбулат.

— Привет, — Бек улыбнулся в ответ. — Бекбулат — это я.

— Окей, — курьер уважительно склонил голову и вручил Беку оранжевый конверт с логотипом «The Creative Grant». — Моё почтение!

Бек вернулся на кухню, выключил газ под глазуньей и прошёл в свою комнату. На ходу нетерпеливо вскрыл конверт и развернул сложенный лист бумаги.

                                                                                           

Поздравляем тебя, Бекбулат! Ты успешно прошёл второй отборочный рубеж и вышел в финальный тур!

 

— Й-е-ссс!!! — громко и радостно вырвалось из груди. Бек выронил листок и сделал молниеносный выпад в центр комнаты, выбрасывая красивую боксёрскую «двоечку».

Он вернулся к бумаге. Его живые пытливые глаза жадно бежали по строчкам. На лице застыли ошеломление и восторг.

 

Тест выявил в тебе хороший потенциал! Определённо, в школе ты писал неплохие сочинения.

 

Бек задумчиво улыбнулся. Он вспомнил случай с сочинениями, когда учительница русского языка и литературы вошла в класс, потрясая над головой двумя тетрадями, и гордо возвестила: «Илья и Бекбулат прославили нашу школу! Их сочинения напечатают в газете!» Тогда весь класс аплодировал стоя — Илье и Беку-очкарику, сидящим за одной партой.

 

Бек продолжил читать. Его лицо стало сосредоточенным и серьёзным.

 

Твоё финальное задание будет одновременно простым и сложным. Составь краткую записку о Слове. Возьми за основу любой афоризм, метафору или аллегорию и раскрой её смысл с неожиданно новой стороны!

Убеди нас, что именно ты достоин гранта!

Мы должны быть уверены, что в дальнейшем ты сумеешь рассказать свою историю таким языком, чтобы она выходила за рамки национальных и культурных границ и была понятна разным людям.

Работу необходимо предоставить до конца текущей недели. Желаем удачи!

                                   

Бек воодушевлённо потёр ладони, сел за ноутбук и забил в поисковик слово «метафора». Высыпалось два миллиона семьсот тысяч ссылок. Бек стал читать вслух:

— Метафора сравнивает различные предметы в переносном, часто поэтическом значении. Например, у Пушкина: «Роняет лес багряный свой убор…»

Бек открыл блокнот и записал: «метафора». Затем ввёл в поисковую строку слово «аллегория». Ссылок на сей раз оказалось на миллион меньше.

— Аллегория — это олицетворение абстрактного в конкретном, — читал Бек. — Например, лиса — аллегория хитрости, а старуха с косой — аллегория смерти.

В блокноте добавилась новая запись.

 

 

8. Инь и Ян

 

Помимо финального задания, Бек обнаружил в оранжевом конверте компакт-диск с нанесённым на него изображением:

 

 

Бек вставил диск в дисковод и щёлкнул всплывшую иконку.

— Вам наверняка знаком символ двух космических начал, — послышался голос ментора Брауна, в то время как на мониторе плавно вырисовывался чёрно-белый круг «Инь-Ян». — Чёрная и белая рыбки перетекают одна в другую, и каждая несёт в себе крохотную частичку противоположного начала. Чтобы понять, как использовать принцип двойственности при создании текстов, давайте представим две половинки единого круга в виде двух стихий — воздуха и воды.

На экране появилась безбрежная, покачивающаяся с лёгким плеском водная гладь, по которой скользили яркие блики солнечного света. Из волн вынырнул объёмный стеклянный стакан, полный воды, и взмыл над океаном.

— Если зачерпнуть воду из нашего океана, — продолжал голос Брауна, — и поднять её в воздух, то легко заметить, что вода послушно принимает форму сосуда. И мирно покоится в нём.

Стакан, поднявшись на приличную высоту, перевернулся, и вода выплеснулась, рассыпаясь жемчужинами крупных и мелких капель.

— Но стоит освободить её от оков, как она тут же примет форму шара и устремится вниз, к своей стихии, — говорил голос ментора.

Когда все капли упали в воду, перевёрнутый стакан направился следом и нырнул в пучину океана. Камера последовала за ним, и Бек увидел водный мир, в который всё глубже опускался стакан с воздухом.

— Проделывая противоположный эксперимент, перевернём тот же сосуд и погрузим в океан порцию воздуха, — объявил голос. — Он так же послушно принимает форму своей темницы.

Стакан вновь перевернулся, и из него выпрыгнул большой, упругий пузырь и, дробясь на более мелкие пузырьки, стал просачиваться сквозь воду плавными струйками.

— Но как только мы предоставим воздух самому себе, — вновь послышался голос Брауна, — он также обратится в шар и, протискиваясь сквозь толщу воды, направится вверх по кратчайшему пути. Ему, попавшему в чуждую среду, не нужны ни карты, ни компасы, чтобы найти дорогу домой. Он безошибочно вернётся туда, где воздух. Туда, где много воздуха. Туда, где весь наш воздух.

Экран разделился пополам волнистой линией соприкосновения двух стихий. Сверху медленно падал водяной шар, а снизу, как отражение, поднимался воздушный пузырь.

— Подобное тянется к подобному, — доносилось из динамика ноутбука. — В нашем случае капля, падающая в океан, и пузырёк, вздымающийся из пучины, неизбежно возвращаются к изначальным стихиям.

Картинка на мониторе пришла в круговое движение. Воздух и вода плавно закручивались в спираль, образуя символ «Инь-Ян», а капля и пузырёк, подхваченные вращением, превратились в тёмную и светлую точки.

Послышался стук, и в дверь просунулась мокрая голова Андрея.

— Чувак, глазунья уже остыла, — сообщил он. — Лично я чертовски голоден.

Бек спохватился и бросил взгляд на часы, висевшие над дверью. Встреча с Дианой была назначена на полдень. Времени оставалось катастрофически мало.

— Пожалуй, тебе придётся обедать одному, — Бек торопливо встал из-за стола и открыл шкаф.

 

***

 

В третьем часу пополудни Бек и Диана катили на «Мустанге» по Лонг-Айленд-Сити, направляясь в сторону тоннеля Куинс — Мидтаун.

— Сначала я пожалела, что не пошли на комедию, — с улыбкой говорила Диана.

Бек безучастно смотрел на дорогу.

— Слава богу, всё закончилось хэппи-эндом! — облегчённо вздохнула она.

Он отрешённо молчал.

— Бек, — осторожно позвала Диана.

 

Тот ясный июньский день шестилетний Бек и его родители провели на берегу широкой реки.

Отец наломал сильными руками плоских свинцовых решёток аккумулятора в пустую консервную банку и расплавил свинец над огнём.

Бек и мама с интересом наблюдали за тем, как отец выливает серебристую жидкость в овальное углубление в земле. «Грузило почти готово», — отец потрепал Бека по макушке. Бек восторженно захлопал в ладоши: «У меня будет своя удочка!» Мама улыбнулась, и на её округлом, как полная луна, лице показались красивые ямочки.

 

Во взгляде Бека появилась одержимость. Впереди на светофоре загорелся красный свет. «Мустанг» двигался к перекрёстку, не сбавляя хода.

— Бек? — недоумевающе произнесла Диана, переводя взгляд со светофора на его лицо. — Ты в порядке?

 

В тот день Бек поочерёдно сдавал родителям «экзамены».

Сначала отцу — выбрасывая по лапам боксёрские «двоечки».

— Сосредоточься! — взбадривал отец, когда удары Бека получались недостаточно хлёсткими. — Будь цельным, сынок! Мужик начинается с духа. Нет духа — нет мужика!

 

А потом и маме — выразительно читая вслух книгу. Мама с гордостью слушала сына, изредка поправляя неверные ударения, а отец благодарно улыбался маме.

 

Бек стиснул челюсти. Его глаза заволокла пелена скорби.

— Бек, — встревоженно сказала Диана. — Что с тобой?! Бек!

 «Мустанг» на всём ходу влетел на перекрёсток на красный свет. Справа наперерез мчал оранжевый грузовик. Диана зажмурилась, инстинктивно прикрываясь ладонями, и пронзительно закричала:

— Бе-е-ек!!!

Раздался мощный сигнал, завизжали тормоза. «Мустанг», дрифтуя, ушёл влево. Грузовик, резко вильнув вправо, опасно качнулся и пронёсся в нескольких дюймах от «Мустанга».

Машина встала у обочины. Бек сидел, упёршись лбом в руль. Диана ошарашенно глядела на Бека. Он устало поднял веки и повернул к ней лицо.

— Прости, — сказал он охрипшим голосом. — Этот фильм… Он напомнил мне о родителях…

 

Они возвращались в сумерках. Их белый «москвич» въехал на перекрёсток на зелёный сигнал светофора. Отец и мама сидели впереди, а Бек сзади. Несущийся слева оранжевый автобус врезался в «москвич» и опрокинул его в сточный бетонный арык.

 

— Мы возвращались домой, — снова заговорил Бек, выруливая с обочины, — и нас ударил автобус… Водитель автобуса уснул за рулём. Родители скончались на месте, а я чудом остался жив. Только зрение нарушилось.

Диана с грустью смотрела на Бека.

— Мне очень жаль, — сказала она и потупила взгляд.

— Я переехал жить к бабушке… — Бек тепло улыбнулся, вспомнив лучистое, изрезанное глубокими морщинами лицо добрейшего на свете человека. — А спустя год она умерла…

— У тебя есть братья или сёстры? — спросила Диана.

— Родных нет, — Бек покачал головой, — но зато много двоюродных по линии мамы. Отец мой — детдомовский, и с его стороны никого… У бабушки я был самым младшим из тринадцати внуков, и в её доме часто гостил кто-нибудь из них.

— Выходит, у тебя двенадцать братьев и сестёр? — заключила Диана.

«Мустанг» влился в поток машин, въезжающих в тоннель. Бек перевёл взгляд с дороги на Диану.

— После смерти бабушки со мной в её доме стали жить один из старших братьев и его жена.

 

***

 

Вопреки опасениям Бека место в паркинге нашлось довольно быстро. Оставив машину, Бек и Диана прошли в башню Рокфеллер-центра и встали в очередь за билетами на смотровую площадку Top of the Rock, расположенную на крыше.

— Давно мечтала сюда попасть, — сказала Диана, сияя. — Говорят, отсюда виды лучше, чем с Эмпайр-стейт-билдинг.

— Небо и солнце здесь совсем не такие, как в городе, — Бек тяжко вздохнул. — Мне очень не хватает наших гор…

 

Диана восторженно оглядывала небоскрёбы Манхэттена с открытой площадки семидесятого этажа. В её распахнутых глазах цвета янтаря читалась детская радость.

— Как красиво! — нараспев сказала она и посмотрела вверх.

В сине-бирюзовом небе ярко светился раскалённый огненный шар, окаймлённый тонким радужным ореолом.

— Солнце здесь и правда особенное! — изумлённо воскликнула Диана.

— Древние египтяне называли Солнце глазом бога, — сказал Бек, щурясь на слепящее светило.

— А небо! — улыбнулась Диана. — Какое синее небо!

— Лицо Тенгри, — едва слышно промолвил Бек, запрокинув голову.

 

Насладившись видами, открывающимися с башни Рокфеллера, Бек и Диана спустились в Центральный парк.

— Мой нынешний год совсем не похож на все прошлые, — говорил Бек, шагая по аллее. — Тридцать третий день рождения начался с бессонницы.

Диана понимающе закивала.

— Ты вступил в возраст Христа, — сказала она. — Это особенный возраст.

— В ту ночь я вспоминал всё, о чём когда-то мечтал, — задумчиво сказал Бек. — И сделал важное открытие…

Её глаза улыбнулись из-под каштановой чёлки.

— Кажется, у тебя день рождения под Новый год? — уточнила она.

— Двадцать пятого декабря, — подтвердил Бек.

Она остановилась и восхищённо посмотрела ему вслед.

— Ты родился в Рождество?!

Бек тоже остановился и обернулся к Диане.

— Меня вдруг осенило, что каждому из нас отпущено своё время солнца, свои четыре сезона, — сказал он. — Весна, лето, осень и зима… Если разделить средние восемьдесят лет нашей жизни на это время, то получится, что каждый сезон длится примерно двадцать лет и зенит солнца приходится на сорок. Поэтому сорокалетних называют достигшими расцвета… И я вдруг увидел, что мои тридцать три — это ещё не середина жизни, не пик солнца, но уже самый пик моего лета и молодости, а я до сих пор не сделал ни шагу навстречу мечте...

 

***

 

Бек и Диана ехали по Бруклинскому мосту. Красно-жёлтое солнце, клонящееся к горизонту, играло многочисленными бликами в водах Ист-Ривер.

— Время солнца, — улыбнулась она. — Красиво подметил.

— К сорока годам лето моё кончится, — оживился Бек, — и начнётся сентябрь. А там… Солнца будет всё меньше, каждый день будет всё короче и прохладнее. И в шестьдесят подкрадётся зима…

Диана задумчиво смотрела на дорогу.

— В ту ночь я словно прозрел, — сказал Бек. — И в тот же день начал писать книгу…

— Ух ты! — глаза Дианы раскрылись в удивлении.

— А летом прилетел в Америку и три месяца усиленно штудировал английский, чтобы подать заявку на «Творческий грант для иностранцев».

— «Творческий грант»? — Диана словно не верила услышанному.

— И сегодня мне сообщили, что я вышел в финальный тур…

— Вау! Супер! — её лицо озарилось изумлённой улыбкой. — Поздравляю! Ты пишешь книгу на английском языке?

— Нет, что ты, — махнул рукой Бек. — Но если мне удастся выиграть грант, мою книгу переведут на английский.

— То есть она уже написана?

— Не совсем, — уклончиво ответил Бек.

— Я бы хотела прочесть её, когда она будет готова…

— Хорошо…

Бек покачал головой.

— Подумать только, — сказал он. — Пятнадцать лет я работал в столярной мастерской и был уверен, что нашёл своё призвание….

— Ты работал с древесиной?! — почему-то удивилась Диана.

— Да.

— Какие интересные совпадения! — по губам её скользнула лёгкая улыбка.

Тем временем «Мустанг» подкатил к ярко-оранжевому зданию с броской надписью: «Дом молитвы „Спасение“».

— За пятнадцать лет я неплохо освоил ремесло столяра, — сказал Бек, въезжая на просторную парковочную площадку. — Накопил денег, восстановил зрение… Но в конце концов понял, чего хочу на самом деле.

В лучистых глазах Дианы вспыхнула догадка.

— Ты должен прийти к Богу! — возбуждённо заговорила она. — Все эти знаки… Они не случайны!

Диана указала на дом молитвы:

— Завтра в нашей церкви альфа-курс для новичков! Я приглашаю тебя! Ты наверняка исповедуешь ислам, но ведь…

— Я не исповедую ислам, — с улыбкой перебил её Бек, качая головой. — И никакую другую религию не исповедую. Мои древние тюркские предки поклонялись Тенгри — вечному небу…

Бек подрулил ко входу в здание.

— Все религии по сути говорят об одном и том же Боге, — сказал он.

— Значит, мы договорились? — красиво улыбнулась Диана. — Жду тебя здесь завтра вечером!

Она потянула ручку и открыла дверь.

— А сейчас мне надо бежать на вечернюю молитву, — её глаза сияли в полутьме как два бриллианта. — Спасибо за чудесное время!

— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, — сказал Бек. — Могла бы ты узнать для меня кое-что?

— Что именно? — ресницы Дианы широко распахнулись.

— В пятницу в вашей больнице оперировали пострадавшего в аварии мужчину. Но потом куда-то перевезли…

Диана внимательно слушала Бека.

— Дело в том, что я был свидетелем аварии, и этот мужчина просил меня ему помочь. Я пытался, но не смог выполнить его просьбу. Мне нужно сообщить ему об этом.

— Хорошо, я разузнаю всё, что смогу. Как его имя?

 

 

9. Шестнадцать веков

 

Двигая массивной челюстью из стороны в сторону, Джим Нортон вошёл в кабинет главы криминального следственного отдела ФБР и двинулся к столу переговоров, за которым рядом с его боссом — солидным и седовласым Ником Стоуном — сидели ещё трое мужчин, двоих из которых Нортон раньше не встречал. На столе лежал оранжевый пластиковый файл.

— Знакомьтесь, это специальный агент Джим Нортон, — представил вошедшего Ник Стоун и обернулся к Нортону. — А это наши гости из Египта. Эксперт по делам культуры и древностей Джамиль Махфуз и наш коллега, сотрудник госбезопасности Лихам Дарид.

Третий из посетителей — переводчик-полиглот с низким голосом — бегло перевёл гостям слова Стоуна. Гости поднялись из-за стола и дружелюбно поздоровались с Нортоном. Лихам Дарид оказался высоким и худощавым, а Джамиль Махфуз был тучным и носил очки. Обменявшись рукопожатиями, мужчины сели за стол.

— Верно ли, что агент Зильбер делал в минувшую пятницу срочный запрос в Египет на предмет кражи из Каирского музея некой рукописи? — уточнил Ник Стоун.

— Так точно, сэр, — сказал Джим Нортон.

— Наши гости прибыли по весьма важному делу, — сообщил Стоун. — Оно требует серьёзного рассмотрения.

Стоун передвинул по столу оранжевый файл. Нортон вынул из него пачку старых чёрно-белых фотографий и полез в карман за очками.

На нескольких снимках были запечатлены ветхие рукописи. Затем Нортон увидел фото улыбающегося мужчины в очках с толстыми линзами, позирующего со старинной книгой в руках. Последний из снимков — девятый, как отметил Нортон, — был цветной и свежий: та же старинная книга крупным планом в чьей-то смуглой руке. Кожаный переплёт украшала потемневшая серебристая надпись.

Джамиль Махфуз поправил очки и заговорил по-арабски. Воздух в ушах Нортона завибрировал от бархатного баритона переводчика:

— В тысяча девятьсот сорок пятом году египетский крестьянин Мохаммед Али Самман добывал в окрестностях деревушки Наг-Хаммади нитратную почву для удобрения…

 

У подножия горы, усеянной огромным множеством пещер, он раскопал метровый, наглухо запечатанный глиняный кувшин. Разбив его, Мохаммед Али обнаружил древние папирусные рукописи, сшитые в книги с кожаными переплётами, — кодексы.

Всего их оказалось тринадцать. Часть из них Мохаммед Али продал бандиту, часть — антиквару, а что-то было использовано его матерью для растопки огня в очаге. Так гласит официальная версия.

Когда власти Египта хватились и объявили найденные манускрипты национальным достоянием, рукописи уже оказались на чёрном рынке. Один из кодексов был вывезен из Египта в Европу и попал в коллекцию Карла Густава Юнга, однако впоследствии был возвращён в Каир.

Кодексы в срочном порядке изымались и передавались в Каирский коптский музей, так как были написаны на коптском языке. Находку стали называть «Библиотека Наг-Хаммади». Далеко не сразу учёные осознали ценность этих манускриптов.

Большинство текстов представляют собой так называемые гностические произведения периода раннего христианства. Некоторые из них — единственные дошедшие до наших дней. Многие века Церковь преследовала гностиков, сжигая в кострах их книги и их самих. Учение это рассеялось по миру и почти исчезло. А после обнародования находки вспыхнуло с новой силой.

Позже один из найденных кодексов — «Евангелие от Фомы» — произвёл большую сенсацию. Речи Христа в этом апокрифе сильно отличаются от описанных в канонических Евангелиях Нового Завета. Ватикан и основные христианские течения отказались признавать подлинность текстов «Наг-Хаммади» и назвали находку еретической.

 

— Слышали ли вы что-нибудь о так называемом источнике Q? — осведомился Джамиль Махфуз.

Стоун, чуть подумав, отрицательно покачал головой.

— Кажется, я что-то слышал об этом гипотетическом источнике, — сказал Нортон.

— Да, именно! Гипотетическом! — оживился Джамиль Махфуз и одобрительно посмотрел на Нортона.

Он заговорил быстрее, то и дело поправляя съезжающие на нос очки. Переводчик едва поспевал:

— Этот источник пока не найден, но исследователи не сомневаются в его существовании. Анализ показывает, что евангелисты Нового Завета — Лука и Матфей — составляли свои тексты, основываясь на Евангелии от Марка, а также на неизвестном Евангелии, которое учёные назвали «источником Q». После обнародования «Евангелия от Фомы» кое-кто поспешил объявить его тем самым «источником». Однако впоследствии учёные отвергли эту гипотезу.

Джамиль Махфуз замолчал, и в разговор вступил Лихам Дарид. Выпрямив спину, он положил ладони на край стола, словно берясь за крышку пианино, и заговорил по-арабски, заглядывая попеременно в лица Нортона и Стоуна.

— В семьдесят девятом году, — вновь зазвучал хрипловатый, проникновенный голос переводчика, — в возрасте шестидесяти лет Мохаммед Али Самман скончался от туберкулёза. За несколько месяцев до смерти он поведал сыну историю «тринадцатого» кодекса.

В отличие от Джамиля Махфуза, Лихам Дарид говорил спокойно, обходясь без жестов, с почти неподвижным лицом.

— Оказалось, Мохаммед Али скрыл часть правды от исследователей. Одна из найденных им книг заметно отличалась от остальных…

 

Во-первых, она оказалась тоньше и компактнее других. Во-вторых, у неё была самая добротная кожаная обложка, да ещё и с серебряной надписью. И в-третьих, страницы этой рукописи сохранились гораздо лучше остальных.

Мохаммед Али продал этот особенный кодекс вместе с несколькими другими бандиту по имени Бахиж Али за двадцать египетских фунтов. По тем временам это составляло около восьмидесяти долларов США. Когда началась шумиха и власти стали изымать рукописи, Бахиж Али заявился к Мохаммеду Али Самману и, доплатив ещё десять фунтов, взял с него слово молчать об этом особенном кодексе.

Бахиж Али вырезал несколько страниц из толстого кодекса, который впоследствии назовут «шестым», и передал их властям гораздо позже остальных — под видом недостающей книги. Чтобы помочь ему запутать следы, Мохаммед Али Самман придумал байку о том, что некоторые страницы и обложки были вырваны из кодексов его матерью — для разжигания огня.

Спустя годы при изучении текстов учёные обнаружили подвох, однако официально уже было заявлено, что эта вырезка совершена ещё в древности и можно считать вырезанный фрагмент отдельным кодексом. Так одна из рукописей исчезла из поля зрения учёных. В результате сегодня «тринадцатым» кодексом ошибочно именуют несколько страниц без переплёта — те самые, что Бахиж Али вырезал из «шестого».

Некоторые прозорливые исследователи в разное время поднимали в печати вопрос о недостающем манускрипте, однако из-за отсутствия каких-либо достоверных сведений все попытки докопаться до истины сходили на нет, порождая слухи и домыслы. Одни говорили, что подлинный тринадцатый кодекс был сожжён в очаге матерью Мохаммеда Али, другие утверждали, будто он находится в частной коллекции и недоступен научному сообществу, а третьи полагали, что был ещё один кодекс, четырнадцатый!

Правда, открытая Мохаммедом Али сыну, стала распространяться и достигла властей. Власти попытались разыскать недостающую рукопись. И хотя к тому времени бандита Бахижа Али уже не было в живых, удалось установить, что он продал какой-то манускрипт скупщику древностей, некоему Альфреду Маларди, покончившему жизнь самоубийством при невыясненных обстоятельствах.

Маларди успел перепродать кодекс Томасу Малко. Тот, в свою очередь, продал его журналисту Питеру Волкеру, прежде чем сгинул сам. Жизнь Питера Волкера, скорее всего, тоже закончилась трагически — он исчез в семьдесят пятом году. Его знакомые вспоминали, что незадолго до исчезновения Питер говорил, что готовит к публикации какие-то сенсационные материалы.

 

— Среди вещей Волкера была обнаружена эта фотография, — Лихам Дарид нашёл чёрно-белый снимок, где был запечатлен мужчина в очках с толстыми линзами, и положил его перед Нортоном. — Незадолго до смерти Мохаммед Али опознал на ней недостающий манускрипт. Далее след кодекса оборвался. Долгие годы он находился в тени. А месяц назад всплыл странным образом в Мексике…

Нортон вглядывался в лицо Питера Волкера, таинственно улыбающегося с выцветшей фотографии.

— Египетский путешественник Абу Аль-Майд случайно наткнулся на одном из рынков Тихуаны на молодого мексиканца, тайком предлагающего древнюю рукопись, — говорил Лихам Дарид. — По словам Абу Аль-Майда, рукопись сохранилась очень хорошо. Он успел снять обложку кодекса на телефон. Фотографировать страницы мексиканец не позволил. Вернувшись через неделю домой, в Каир, Аль-Майд рассказал о древней книге своему соседу, знатоку коптской письменности. Рассмотрев фото на экране телефона, сосед Абу Аль-Майда пришёл в неописуемый восторг. Он перевёл надпись на обложке как «Главный кодекс». На следующий день этот сосед обратился в полицию. Позже книгу, снятую Аль-Майдом на мобильник, идентифицировали с той, которую Мохаммед Али Самман опознал на фотографии, найденной среди вещей сгинувшего Питера Волкера.

Нортон отыскал цветную фотографию кодекса и положил её рядом с чёрно-белой. Несомненно, на обоих снимках была запечатлена одна и та же реликвия. Лихам Дарид продолжил рассказ, сопровождаемый раскатистым баритоном переводчика:

— Поиски исчезнувшего кодекса возобновились с новой силой. Сотрудники службы безопасности Египта обратились с просьбой о содействии к коллегам в Мексике. Однако выяснилось, что не так давно парень-мексиканец был найден мёртвым, со следами насильственной смерти. Абу Аль-Майд опознал его по фотографиям, присланным полицией Тихуаны. Начав расследование, наши сотрудники пришли к выводу, что утечка информации произошла уже давно, и не мы одни охотимся за подлинным «тринадцатым» кодексом. Опрос свидетелей показал, что манускрипт был продан бизнесмену из Нью-Йорка. Как только это выяснилось, в службу безопасности Египта поступил запрос вашего агента о краже древней рукописи из Каирского музея.

В разговор вновь вступил Джамиль Махфуз. Он молитвенно сложил ладони и горячо затряс ими, и очки его поползли по носу.

— Пожалуйста, помогите нам! — сказал Джамиль Махфуз. — Есть все основания полагать, что этот исчезнувший кодекс — тот самый «источник Q»!

— Вы думаете? — усомнился Нортон.

Переводчик перевёл слова Нортона. Взгляд Джамиля Махфуза воспламенился, и он заговорил скороговоркой, активно жестикулируя и часто поправляя очки. Переводчик ускорился:

— Понимаете, кувшин был найден неподалёку от места, где стоял когда-то монастырь святого Пахомия, первый в истории христианский монастырь! Обложки книг изготовлены из писем, адресованных Пахомию. Это значит, что кодексы были сшиты в монастыре! А время захоронения рукописей примерно совпадает с указом александрийского митрополита об уничтожении всех Евангелий, не вошедших в канон. Произошло это во второй половине четвёртого века. Рукописи пролежали в земле шестнадцать веков! А написаны были и того раньше! Парень-мексиканец понятия не имел, какой важный раритет находится в его руках!

— Ну и какая же тут связь с «источником Q»? — спросил Нортон.

— Тот, кто схоронил эти кодексы, рисковал жизнью, — стал объяснять Джамиль Махфуз. — После принятия канона оставлять рукописи, не согласующиеся с ним, было равносильно ереси. Поэтому нетрудно понять, что тот, кто спрятал эти книги, хотел сохранить нечто очень важное. Серебряная надпись «Главный кодекс» на исчезнувшем манускрипте не оставляет сомнений в том, что это была самая ценная рукопись из всех захороненных! А значит, она наверняка могла быть тем самым «источником», написанным подлинным учеником Христа или кем-то из его близкого окружения!

Джамиль Махфуз дождался переводчика и увлечённо продолжил:

— За «источником Q» уже многие годы охотятся учёные, библеисты, историки и искатели приключений. Впервые об этом «источнике» заговорили в девятнадцатом веке, после тщательного анализа текстов Нового Завета. Если эта рукопись — действительно искомый «Q», то она может оказаться едва ли не самым важным документом со времён основания христианской церкви! Скорее всего, в кувшине оказалась свежая копия, специально переписанная с ветхого оригинала. Потому и сохранилась лучше других. Если бы находка сразу попала в руки исследователей, то «первым», безусловно, стал бы считаться «Главный кодекс»! Но по иронии судьбы номера найденным книгам присваивались по мере их поступления в Каирский коптский музей. В итоге «Главному» остался номер «тринадцатый», временно занятый фрагментом «шестого».

Джамиль Махфуз замолчал, с надеждой вглядываясь в лица Стоуна и Нортона. Ник Стоун почтительно улыбнулся гостям.

— Мы приложим все усилия, — заверил он. — Если рукопись не покинула пределов нашей страны, мы сделаем всё возможное и невозможное, чтобы раздобыть её и вернуть в Египет.

Дослушав переводчика, гости дружно закивали, выражая благодарность и надежду.

 

***

 

Вернувшись к себе, Нортон подошёл к окну, которое, уходя, оставлял приоткрытым. На улице сгустился поздний вечер. Вытащив мобильник, Нортон подслеповато прищурился, нашёл нужный номер и нажал кнопку. После второго гудка из телефона раздался бодрый голос агента Зильбера:

— Да, сэр!

— Что у тебя с рукописью? — спросил Нортон, закрывая окно.  

— Завтра с утра передаю младшему агенту Уолшу, — донеслось из мобильника.

— Обстоятельства изменились, — сказал Нортон, отходя от окна к столу. — Дело остаётся за тобой.

— Слушаю, сэр! — жизнерадостно отчеканил телефон голосом Зильбера.

 

 

10. Время солнца

 

Зима была в разгаре. Как и работа над повестью.

Выходные пролетели незаметно. Раннее субботнее утро, когда Бек засел за ноутбук, плавно перетекло в поздний воскресный вечер.

Пальцы Бека скользили по клавишам. На мониторе рождался текст реплики главного героя: «Человеку дана великая свобода! Он волен выбирать».

Закончив главу, Бек взглянул на часы, которые показывали без четверти два. «Чёрт, пора спать», — подумал он и хотел уже отключить компьютер, но на ум пришла мысль.

Он вернулся к последнему диалогу и дополнил реплику героя: «Но свобода эта сопряжена с великой ответственностью».

И тут его озарила новая идея. Бек переместился на две главы назад и стал вносить пришедшие на ум правки.

Посмотрев в очередной раз на часы, он огорчённо покачал головой. Было почти три. Завтра в цехе он должен приступить к большому заказу на дубовые двери, и нужно хоть немного поспать перед началом новой рабочей недели. Бек заставил себя выключить ноутбук и лёг в постель.

Но едва он начал засыпать, как в голове загорелась ещё одна мысль. «Если сейчас не запишу, — понял Бек, — то потом вряд ли вспомню». Он сел за стол и зажёг лампу. Открыл толстый оранжевый блокнот и застрочил карандашом по бумаге: «Путь к счастью всё равно что путь к свету. К волшебному свету мечты. Счастлив тот, кто, обнаружив в себе дар, не побоялся пойти за мечтой. А пойдя, сумел раскрыть этот дар во все стороны света. Такой человек подобен яблоне, что потянулась за солнцем и принесла богатый урожай».

Когда Бек наконец уснул, ему приснилось, будто он умер, не дописав книгу. Он сидел на рыжем песчаном берегу у большой воды и выводил тонкой веточкой на мокром песке: «Кто-то уходит в разгаре лета, а кто-то — ранней весной. Человек, доживающий до глубокой старости, — словно странник, прошедший сквозь все четыре сезона своего земного пути».

 

Будильник сработал в семь.

В этот день Бек допоздна трудился в мастерской и выполнил всю подготовительную грубую работу.

Сначала он торцевал и распускал высушенные дубовые доски, выбирая те из них, что имели медовый, светло-каштановый оттенок, особо понравившийся заказчику. Затем строгал заготовки на фуганке и прогонял их через рейсмус. Ближе к вечеру приступил к склеиванию откалиброванных брусков и фиксации их в струбцинах, следя за тем, чтобы текстура деталей складывалась в наиболее органичный узор.

А ведь и в писательстве похожий процесс, осенило вдруг Бека. Калибруешь слова-заготовки, подгоняешь одно к другому, собираешь из них предложения и склеиваешь в блоки — абзацы и главы. Затем обходишь каждый блок сюжетной фрезой, выбирая канавки для стыков. После чего соединяешь детали в единую конструкцию, сверяя зазоры, и скрупулёзно обтачиваешь, шлифуешь неровности. А напоследок покрываешь всё лаком корректуры и стиля.

И если посвятить этому достаточно времени солнца и вкладывать душу, то постепенно текст обретает всё большую стройность, добротность, подобно тому, как грубый древесный массив медленно, но верно превращается в умелых руках мастера в резную дубовую дверь с изысканным рельефным рисунком и богато выделенной текстурой.

Вдыхая пряный аромат дубовых досок, Бек размышлял над тем, как придать остроты сюжету своей книги, как сделать повествование динамичным и захватывающим.

С одной стороны, думал он, главное в его повести — идея, которую она несёт. Но с другой понимал, что никто не станет читать нудный трактат, какие бы глубокие мысли он ни содержал. Баланс — вот что важно. Баланс между обёрткой и начинкой.

Вернувшись домой ближе к ночи, Бек принял душ, наспех поужинал и с упоением продолжил работу над повестью. Первым делом он грохнул почти всю главу, которую завершил вчера. Сегодня он понял, что читабельность превыше всего, и язык должен быть простым и лёгким.

 

Выйдя на балкон во втором часу, Бек жадно вдохнул морозный воздух январской ночи, который, казалось, звенел микрокристалликами льда. И улыбнулся, глядя на взошедший над горными вершинами бледно-оранжевый диск полной луны, напомнившей округлое лицо его матери. «Мама, я справлюсь! — мысленно пообещал Бек. — Вот увидишь…»

Воодушевлённый, он вернулся к ноутбуку, и пальцы его вновь заскользили по клавишам. «Время солнца у каждого своё, — побежал по монитору текст. — Оттолкнувшись однажды от горизонта незыблемой вечности, солнце каждого отдельно взятого человека движется по незримой дуге его жизни — от восхода к зениту, от зенита к закату. Эта дуга как циферблат спидометра — чем дальше от точки рождения, тем быстрей бежит отпущенный нам век. И пока солнце в силе, мы не вправе предавать свою мечту».

— Нужно лишь найти её, — задумчиво произнёс Бек со счастливой улыбкой на лице. — И подарить ей время своего солнца…

 

 

 

День третий

Альфа-курс

 

 

11. Дэвид и Воллмер

 

В огромных люстрах просторной церкви «Спасение» горело множество ламп в форме свечей, испускающих тёплый желтоватый свет. Бек и Диана опоздали к началу, и им достались места лишь на самом верхнем из рядов. Лица прихожан были обращены к сцене с широким белым экраном, на котором горели слова: «God Loves You!».

Внизу, на большой площадке перед сценой, белели празднично накрытые круглые столы с угощениями. Здесь сидели ученики альфа-курса — в основном молодые люди. Бек насчитал одиннадцать столов. От площадки к сцене поднимались две невысокие лестницы — у правой и левой стены.

На сцене стояли два микрофона на высоких подставках.

— Я пыталась разузнать, куда перевезли Ненашева Олега, — вполголоса заговорила Диана, и глаза её погрустнели. — К сожалению, в дело вмешалось ФБР. Информация недоступна… Но я выяснила его адрес! Он живёт в Бруклине.

Диана вынула из сумочки бледно-жёлтый листочек и протянула Беку.

— Спасибо, — Бек благодарно улыбнулся, убирая записку в карман.

«Надо будет наведаться туда», — подумал он. Но тут же поймал себя на мысли, что это рискованно. За жилищем Ненашева наверняка могут наблюдать. Если не бандиты, то спецслужбы. Нет, туда не стоит соваться. Уж лучше сразу в ФБР.

Из-за кулис вышел статный мужчина лет пятидесяти в дорогом костюме и с пробором в волосах. Зал оживился. Подойдя к одному из микрофонов, мужчина радушно склонил голову и обратился к присутствующим:

— Я рад приветствовать всех вас! Как говорил наш Господь Иисус, мир вам!

— Аллилуйя! Аллилуйя! — послышалось с рядов.

— Это наш пастор Дэвид, — с гордой улыбкой прошептала Диана, повернувшись к Беку.

— Сегодня последний из вечеров нашего очередного альфа-курса! — возвестил пастор Дэвид, оглядывая сидящих за столами учеников. — Ваше обучение подошло к концу. И сегодня я хочу рассказать вам историю, случившуюся во время Второй мировой войны в одном из фашистских концлагерей.

Пастор замолчал. В зале стало очень тихо.

— Как-то немецкий офицер шагал перед шеренгой военнопленных, — снова заговорил пастор, вытягивая вперёд указательный палец, — и показывал на тех, кому сегодня суждено расстаться с жизнью.

Ученики внимательно слушали пастора, выразительно взмахивающего ладонями и плавно повышающего голос:

— И вот один молодой поляк с горечью и отчаянием воскликнул, выходя из строя: «Моя жена никогда не родит мне детей!»

Выдержав драматическую паузу, пастор сменил тон и заговорил смиренным, скорбным голосом:

— Рядом стоял пожилой итальянец, служивший до войны священником. Он попросил офицера оставить парня в живых, так как тот совсем ещё молод. Взамен он предложил себя. Офицер согласился…

Ученики, проникшись рассказом пастора Дэвида, сидели с задумчиво-печальными лицами.

— Не так давно мир праздновал шестидесятилетний юбилей победы над фашизмом! — торжествующе произнёс пастор. — И этот уже немолодой поляк стоял на параде в Варшаве в окружении огромного семейства — жены, детей, внуков и правнуков!

Пастор обвёл зал прочувствованным взглядом и сказал тёплым, растроганным голосом:

— Со слезами на глазах он поведал эту историю…

Бек смотрел на учеников. Несмотря на то что он сидел в самом верхнем ряду, от него не укрылось, что губы их были поджаты, глаза блестели. Чувствовалось, что к горлу каждого из них подкатил ком.

— Подарив жизнь одному приговорённому, — пастор с жаром сотрясал ладонями, — священник спас целый род его счастливых потомков! А наш всеобщий Спаситель отдал жизнь за всех людей, чтобы каждый из нас мог жить вечно!

— Аминь! Слава Господу нашему! — послышалось с рядов.

— Что сделал Иисус? — сказал пастор. — Чем Он вошёл в историю? Чем отличается, скажем, смерть Сократа от смерти Иисуса Назарянина?

Пастор вглядывался в лица учеников, словно ожидая ответа.

— Сократ достойно принял яд цикуты из рук палачей во имя истины, — продолжил он. — Иисус же, приняв казнь на Голгофе, Сам стал истиной!

— Аллилуйя! Аллилуйя! — ликовали прихожане.

Пастор Дэвид протянул ладони к залу и заговорил размеренно и внушительно, будто впечатывая каждое слово в сознание людей:

— Иисус стал мостом над пропастью наших грехов. Единственным мостом, соединяющим нас с Богом! Есть лишь один путь к спасению — Иисус Христос! Ведь Он сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня».

— Аллилуйя!! — грянул восторженный хор голосов.

Пастор Дэвид поднял указательный палец.

— Вдумайтесь! — сказал он со значением. — Путь и истина и жизнь… Это откровение! Христос — единственная дверь!

Люди в рядах зааплодировали, наперебой славя Господа. Выждав немного, пастор заговорил вновь:

— По сей день представители разных религий спорят о том, чья вера истинна. Не вдаваясь в эти споры, я хочу сказать вам, что, в отличие от других пророков, могила нашего Спасителя пуста, ведь Он победил смерть! И неслучайно летоисчисление делится на до и после Рождества Христова!

— Аллилуйя! Аминь! — раздавались отовсюду счастливые возгласы.

Пастор поднял руку. Аплодисменты стихли. В люстрах погасло более половины ламп, и зал окутал лёгкий полумрак.

— Бог омыл грехи каждого из нас Своей святой кровью, — вкрадчиво заговорил пастор. — Он любит тебя... Он ждёт тебя… Приди к Нему... Прямо сейчас…

Из динамиков тихо полилась неторопливая, проникновенная мелодия.

— Давайте все помолимся, это очень важная минута! — с чувством сказал пастор Дэвид.

Люди склонили головы и прикрыли глаза.

— Готовы ли вы, дорогие наши новички, отдать сердце Спасителю, подарившему вам новую жизнь? — продолжал пастор. — Кто хочет наследовать жизнь вечную? Пожалуйста, поднимите руку те, кто готов войти в Божью семью и получить спасение!

Новички один за другим оживлённо поднимали ладони. Лишь один человек, сидевший за крайним столом слева, у лестницы, ведущей на сцену, оставался неподвижен. Это был мужчина, явно выделяющийся из среды учеников — юношей и девушек.

Пастор Дэвид, с улыбкой оглядывая поднятые руки, спустился на площадку по лестнице у правой стены. Молодой человек в белой рубашке, занявший его место у микрофона, сказал:

— Ученики альфа-курса, пожалуйста, оставайтесь на своих местах и продолжайте молиться. Откройте Богу ваши души! Пастор Дэвид пройдёт рядом и коснётся в молитве каждого из вас. А вы, прихожане, помолитесь за учеников!

Зал наполнили взволнованные голоса. Беку стало немного не по себе. Люди в рядах громко и страстно просили Господа войти в сердца новообращённых. А ученики сидели, сомкнув веки и подняв руки, и пастор медленно обходил столы, попеременно кладя ладонь на голову каждого из новичков. По его лицу было видно, что и он горячо молится.

Освятив последний стол, пастор в лёгком замешательстве остановился перед мужчиной, который, в отличие от всех, не поднял руку и не прикрыл глаз. Стоявшая неподалёку девушка в белой блузке, одна из тех, что время от времени доливали новичкам напитки, шагнула к пастору и что-то сказала ему, и он понимающе закивал, улыбнулся и, обойдя мужчину, ступил на лестницу у левой стены.

Молитва закончилась. Вернувшись на сцену, пастор вновь подошёл к микрофону и провозгласил, широко улыбаясь:

— Аллилуйя! Встаньте, откройте глаза… Добро пожаловать в Божью семью! Запомните сегодняшнюю дату! Ведь отныне вы рождены свыше!

В зале вновь вспыхнул яркий свет, и началось движение. Прихожане с нижних рядов выходили на площадку, к столам, и приветствовали новообращённых тёплыми объятиями.

Спустя несколько минут, когда люди вернулись на места, пастор, снисходительно улыбнувшись, спросил:

— Может быть, кто-либо из вас, дорогие наши новички, хочет рассказать о своих взаимоотношениях с Богом? Или у кого-нибудь из вас есть вопросы?

И тут кто-то громко откликнулся:

— У меня есть вопросы! Могу я их задать?

Это был тот самый человек, что не поднял руку вместе с остальными.

— Да, конечно! — улыбнулся пастор. — Прошу вас!

Мужчина поднялся на сцену и встал у свободного микрофона. Он был немолод и худощав. Его большие глубоко посаженные глаза смотрели печально.

— Я вижу, вы не из числа учеников альфа-курса, — приветливо сказал пастор. — Представьтесь, пожалуйста.

— Да, — сказал мужчина, — я впервые в вашей церкви. Зовут меня Уильям Воллмер. Я родился и вырос в Нью-Джерси. Сейчас живу в Сан-Франциско, преподаю в Стэнфорде. Я прилетел на похороны кузена и остановился у сестры, которая часто приходит сюда…

— Мы соболезнуем вам, — пастор Дэвид склонил голову.

— Спасибо, — сказал Воллмер. — Сегодня мы спорили с сестрой, и она отправила меня к вам и даже одолжила машину. Сама же прийти не смогла… Я хотел бы кое о чём спросить прихожан и новичков.

— Да, пожалуйста, — благодушно сказал пастор Дэвид.

— Вот уже пятнадцать лет я занимаюсь изучением древних рукописей и библеистикой. У меня такой вопрос…

Услышав о рукописях, Бек пристальнее вгляделся в Уильяма Воллмера. А тот откашлялся и обратился к залу:

— Говорил ли вам когда-нибудь пастор о том, что такое «синоптическая проблема»?

Радушие улыбки пастора сменилось лёгкой настороженностью. Ряды растерянно притихли.

— Задавались ли вы вопросом, почему Евангелия от Марка, Луки и Матфея так схожи между собой, а Евангелие от Иоанна заметно отличается от них — как по духу, так и по стилю? — профессор Воллмер говорил с хорошо поставленной дикцией. — И почему церковь крайне не приветствует любознательность паствы, ограничивая её одной лишь Библией? А как же Евангелия, подписанные Фомой, Иудой, Филиппом и даже Марией Магдалиной?

Прихожане напряжённо молчали.

— Знаете ли вы, что наиболее ранним и подлинным в Новом Завете считается Евангелие от Марка? — продолжал тем временем Воллмер. — Именно на нём и ещё одной рукописи основаны тексты Евангелий от Луки и Матфея. Но живой Матфей не стал бы переписывать у Марка, ведь Марк был учеником Петра! Согласитесь, было бы нелогично, если бы кто-либо из учеников Сократа, о котором сегодня упомянул пастор, скажем, Антисфен или Ксенофонт, делясь воспоминаниями о казнённом учителе, стал бы вдруг спустя годы подглядывать в записки Аристотеля, вдохновлённого рассказами Платона!

Воллмер обвёл глазами зал и произнёс:    

— Кто же написал Евангелие от Матфея?

— Всё, что вы рассказываете, уважаемый Уильям-м… — мягко заговорил пастор Дэвид и запнулся.

— Воллмер, — подсказал профессор.

— Да, простите, Уильям Воллмер, — подхватил пастор, и голос его окреп и стал жёстким. — Так вот, это всего лишь плод фантазии атеистов, извините меня за прямоту.

Пастор повернул лицо к залу и заговорил назидательно:

— Апостол Павел недаром написал во второй главе Послания к Колоссянам: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлёк вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу».

По залу прокатился облегчённый вздох, и люди захлопали в ладоши:

— Аминь!

— Библия есть непогрешимое слово Бога, — воодушевлённо продолжал пастор Дэвид. — Она священна. Грех сомневаться в подлинности Писания! Библия — источник истины! Единственное и неоспоримое мерило веры и жизни.

— Аллилуйя! Аминь! — торжествующе кричали прихожане.

— Хорошо, — произнёс примирительно Воллмер. — Скажите, пастор Дэвид, неужели лично вы считаете, будто Библию писал сам Бог?

— А кто же ещё? — удивился пастор.

— Я прошу прощения, — учтиво сказал Воллмер, — но все книги, даже священные, увы, написаны людьми. Библия — сокровищница человеческой, как вы выразились, мудрости. Она полна притч, метафор, афоризмов…

«Надо бы взять на заметку, — подумал Бек, — почитать афоризмы и притчи…»

— Разумеется, — снисходительно улыбнулся пастор. — Текст Библии писался людьми, но под водительством Духа Святого! Бог Сам выбирал достойных, через которых затем передавал Своё откровение в мир. Ведь не случайно во Втором послании Петра сказано, что никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым!

— Аллилуйя! — радостно пронеслось по залу.

Пастор Дэвид поднял над головой раскрытую ладонь и выкрикнул в микрофон:

— Я ни капли не сомневаюсь в Библии!

— Аминь! — дружно выдохнули прихожане.

Пастор сжал ладонь в кулак:

— Я ни капли не сомневаюсь в Боге!

— Ами-инь!! — громче прокатилось по залу.

— Даже если весь мир будет твердить, что Бога нет, — пастор решительно тряхнул кулаком, и его волосы, разделённые пробором, колыхнулись, — я всё равно буду верить, что Он есть!!

— Ами-и-инь!!! — закричали в экстазе люди, вскакивая с мест и аплодируя.

Прихожане выходили в проходы и славили Бога, радостно воздевая руки.

— Но позвольте! — возвысил голос Воллмер. — Разве я сказал, что Бога нет? Я лишь говорю, что Бог никогда не писал Библию! Он написал куда более совершенную книгу — саму жизнь. Искать Его нужно не в книгах, написанных людьми, а в нерукотворных явлениях, в законах природы, неподвластных для спекуляций... Творения человека можно фальсифицировать и политизировать. А созданное природой подделать не удастся. Всякий раз, когда мы видим в небе радугу, мы на самом деле видим благую весть…

— Внешняя видимость бывает обманчива, — менторским тоном отрезал пастор Дэвид и откашлялся. — Скажите, Уильям, наверняка в вашем доме есть бытовая техника?

Пастор искоса посмотрел на Воллмера. Тот улыбнулся:

— Разумеется.

— Согласитесь, человек, никогда не видевший технику, не сможет пользоваться ею без инструкции?

— Пожалуй, вы правы, — сказал Воллмер.

— Точно так же обстоят дела и с верой! — обрадовался пастор Дэвид. — Библия дана человеку как инструкция. Без неё человек слеп! Он не может правильно понимать, чего хочет Бог, не может познать Его волю без направляющего компаса Священного Писания.

— Аллилуйя! Аллилуйя! — торжествующе кричали люди.

— Но с чего вы взяли, будто Бог чего-то хочет? — удивлённо спросил Воллмер. — Как может Абсолют чего-то хотеть?

Пастор Дэвид открыл было рот, но Воллмер опередил его.

— Именно здесь кроется главный подвох! — сказал он, поднимая палец. — Станет ли всемогущий Абсолют полагаться на людей? Зачем ему идти в обход? Будь я богом, я бы ни за что не доверил какой-то группе избранных свои откровения и инструкции, чтобы те передали их всем остальным. Это слишком рискованно и крайне ненадёжно! Ведь человеческий фактор обязательно всё испортит. Если бы я был всемогущим богом, я бы зажёг послания в небе, чтобы они были видны всем одинаково и не вызывали кривотолков… Природа — высший арбитр человеческих споров. В её непреложных законах можно прочесть все важные послания.

— Это известная позиция атеистов, — с сочувствием в голосе сказал пастор Дэвид. — И, увы, она обречена на провал.

— Как раз наоборот! — возразил Воллмер. — Чем больше человек познаёт тайны Вселенной, тем очевиднее для него существование высшего разума…

— Мы немного отвлеклись, — сказал пастор Дэвид, придерживая стойку с микрофоном и поворачиваясь к профессору. — Уважаемый Уильям, то, о чём вы говорите, — предмет отдельной дискуссии. Мы можем побеседовать с вами после окончания сегодняшнего собрания. А лучше приходите к нам на специальные библейские вечера, где мы изучаем слово Божье…

Пастор сделал приглашающий жест поднявшемуся на сцену молодому человеку в белой рубашке и сказал:

— Дело в том, что у нас есть ещё желающие обратиться к присутствующим в зале.

Молодой человек подошёл к микрофону Воллмера с виноватой улыбкой, как бы прося у того разрешения занять его место.

— Что ж, я как раз закончил, — Воллмер улыбнулся и развёл руками. — Как сказано в Библии, имеющий уши услышит…

Он с достоинством спустился со сцены и направился к выходу. Новообращённые прятали глаза, словно стали свидетелями чего-то постыдного. А некоторые из них неодобрительно поглядывали на двери, за которыми скрылся Воллмер.

«А что, если…» — подумал Бек, и кровь застучала в висках.

— Добрый вечер, братья и сёстры! — начал молодой человек, занявший место Воллмера. — Я уже свидетельствовал ранее, но хочу ещё раз поделиться тем, как пришёл к Богу…

Подчиняясь внезапному импульсу, Бек поднялся с кресла.

— Я скоро вернусь, — сказал он повернувшей к нему голову Диане.

— Хорошо, — улыбнулась она.

Бек с трудом протискивался к выходу сквозь толпу, заполонившую проходы. Он шёл, извиняясь и проталкиваясь, а в голове чередой вспыхивали вопросы. Чего он, собственно, хочет? Что скажет профессору? Предложит взглянуть на рукопись? Попросит проконсультировать? А если потом выяснится, что эта рукопись — инструмент террористов? Что тогда? Бек отмахнулся от нахлынувших мыслей и пошёл быстрее.

Выйдя, наконец, из здания, он увидел людей, идущих в разные стороны по тротуару. Профессора Воллмера среди них не было. Бек оглядел паркинг. Тоже никого. Лишь маленький золотистый хэтчбек, выехавший на дорогу, сворачивал за угол. Неужели это был он?

— Чёрт, — с досадой выдохнул Бек.

«А может, это и к лучшему?» — тут же подумал он.

 

 

12. Ненаписанные письма

 

Бек и Диана сидели в уютной кабинке кафе, залитой нежным золотистым светом изящных бра. Из невидимых динамиков тихо и ненавязчиво доносились виртуозные гитарные пассажи в стиле фламенко.

Они заказали стейк и фирменный чай.

— Летом девяносто третьего, — Диана запнулась и виновато посмотрела на Бека, — спустя пару месяцев после отъезда Ильи, у нас гостила тётя. Она предложила поехать с ней в Киев и стать миссионеркой. Я охотно согласилась. Мне невыносимо хотелось уехать подальше от дома, всё равно куда… Так после девятого класса я покинула родительский дом…

Бек слушал и вспоминал, как они втроём с Дианой и Ильёй любили подниматься на крышу нового пятиэтажного дома, построенного за школой, и запускать оттуда бумажные самолётики.

Трель мобильника прервала рассказ Дианы и воспоминания Бека. Он вынул из кармана светящийся и вибрирующий телефон. Мобильник пискнул и показал разряженную батарею.

— Чувак, ты где?! — раздался из динамика взбудораженный голос Андрея.

— Ужинаю, — ответил Бек, и светлое предвкушение ворвалось в душу.

— Игорь прислал письмо! — затараторил Андрей. — Ты не представляешь, какая бомба у тебя в руках! Срочно нужны фотографии остальных страниц!

— Что значит срочно нужны? — шутливо возмутился Бек.

— Кодекс при тебе или дома? — похоже, Андрею было не до смеха.

— В машине, — ответил Бек.

— Как скоро ты вернёшься?

— Пока не знаю...

— Время не ждёт, — нетерпеливо простонал Андрей.

Мобильник снова пискнул, извещая, что заряд батареи на исходе.

— Часа через два-три, — прикинул Бек.

— А где ты ужинаешь?

— В Бруклине. В том самом кафе.

— Я еду к тебе! — решительно выпалил Андрей. — За кодексом.

— К чему такая спешка?

— Чувак, не волнуйся! — Андрей был непреклонен. — Я аккуратно отсниму страницы и верну кодекс в целости и сохранности. Дело не терпит отлагательств!

— Ладно, валяй, — сдался Бек.

Он положил телефон на стол и перехватил взгляд Дианы, которая смотрела на его руку — туда, где было вытатуировано её имя.

 

Шестнадцатилетний Бек-очкарик, морщась, выводил иглой на тыльной стороне ладони, между основаниями большого и указательного пальцев, имя «Диана». Рядом пыхтел Илья, нанося такую же надпись на свою руку.

                                                                                        

Диана не мигая разглядывала ладонь Бека. Её лучистый взор омрачился горьким недоумением.

— Что с твоими пальцами?! — жалостливо вскрикнула она.

— Так, ерунда, — Бек убрал руку со стола и неловко улыбнулся. — Издержки профессии.

— Значит, ты больше не играешь на гитаре? — словно прочувствовав его ностальгию, с грустью сказала Диана.

В кабинку вошёл официант, поставил на стол чай и удалился.

— Уезжая, я поклялась, что никогда больше не позволю себе влюбиться, — задумчиво продолжила Диана. — Всю себя я отдавала служению. Всё началось с такого же альфа-курса, как сегодня. И через три года меня было уже не узнать. Вспоминаю сейчас, аж мурашки по коже.

Бек взял в руки стакан чая, в котором плавали листья мяты, ломтики лимона и ягоды клюквы, и сделал глоток. Фирменный напиток заведения был как всегда великолепен. Приятно сладкий, с лёгкой кислинкой — такой чай подавали только здесь.

— Если бы сегодняшний инцидент с Уильямом Воллмером произошёл тогда, я бы вытолкала его из зала. Представляешь?

Бек рассмеялся:

— Не представляю.

— Сейчас и мне смешно, — улыбнулась Диана, беря стакан. — А тогда я была нетерпима ко всем, кто думал иначе.

— А мне он показался симпатичным, — сказал Бек. — В его словах есть здравый смысл.

— Какой вкусный чай! — изумилась она и продолжила. — Спустя три года, несмотря на свою клятву, я влюбилась в молодого пастора, приехавшего к нам из Москвы. Это была мучительная любовь. Я боялась выдать себя и молила Бога о прощении. Однажды пастор попросил меня помочь с оформлением церкви к приближающемуся Рождеству. Я растерялась. А он вдруг признался, что влюблён в меня. Мы стали встречаться. Тайно. Чтобы не компрометировать его. Спустя год он заговорил о том, что нам надо пожениться и жить вместе, не таясь. И просил потерпеть ещё немного, заверив, что, как только он достигнет определённой ступени, мы узаконим наши отношения. Я очень ждала этого момента. Но потом что-то случилось с его родителями, и он уехал в Россию. Наша связь оборвалась. Я ждала и верила, что он вот-вот вернётся. Но время шло, а он не давал о себе знать...

Бек прислушивался к чарующему голосу Дианы и вспоминал, как бессонными ночами рифмовал для неё наивные строки, унимая лирический зуд, а наутро рвал исписанные листы в мелкие клочья.

— За то время, что я тайно провела с ним, ко мне дважды сватался парень из нашего служения. И дважды получил отказ. После отъезда пастора этот парень подошёл ко мне в третий раз. Он намекнул, что догадывается о моей связи с пастором, и снова предложил руку и сердце. Но я всё ещё ждала своего возлюбленного и снова отказала.

Официант принёс дымящийся стейк. Взявшись за приборы, Бек и Диана приступили к ужину.

— Спустя несколько лет, — продолжала Диана, — я отчаялась и осознала, что годы мои уходят и пора бы мне выйти замуж и родить ребёнка. Я вспомнила об отвергнутом парне, но услышала новость, что он женится. И пуще прежнего отдалась служению. Прошло ещё какое-то время, и наш пастор неожиданно вернулся. Правда, теперь это был совсем другой человек. Чужой и далёкий. Да и я уже была не та. Он долго извинялся, а потом рассказал, что понёс заслуженную кару и покаялся перед Богом. Оказалось, что за время отсутствия он успел создать и потерять семью. Он сделал мне предложение. Но я уже не любила его. Более того, он вызывал у меня лишь жалость и презрение. Я молча ушла. А он, похоже, не очень-то и огорчился. Он снова возглавил нашу церковь. И вера моя пошатнулась. Я спрашивала Бога: почему всё так? Я отдала лучшие годы служению, но оно не принесло мне счастья. Может быть, Бог испытывает меня? Или наказывает…

Бек молча глядел в погрустневшие глаза Дианы.

— В конце концов я улетела к брату, который давно живёт в Америке. Здесь, в новой церкви, у меня появилось много друзей. Мы живём одной большой семьёй и ухаживаем за больными. Молимся, служим, читаем Писание.

Диана замолчала.

— Сегодня я понял, что ничего не знаю о Библии, — сказал Бек, разрезая на тарелке ароматный, хорошо прожаренный кусок. — И мне захотелось прочесть Евангелие от Марка. Именно его.

— Я очень рада! — оживилась Диана. — Слово Божье укрепляет веру.

Какое-то время они молчали, с аппетитом поедая сочный стейк. Восковые щёки Дианы разрумянились, глаза заблестели. Она так ловко и грациозно орудовала ножом и вилкой, что Бек невольно залюбовался.

— Удивительно… — он откинулся на спинку стула, очарованно глядя на Диану. Её яркая шафрановая кофта приятно гармонировала с золотистыми веснушками на щеках и мягким цитриновым блеском плафонов над головой. — Я ведь недавно вспоминал о тебе.

— Правда? — по-детски обрадовалась Диана.

— И вот мы встретились… — Бек разглядывал сияющее лицо Дианы, отмечая про себя, что за прошедшие годы веснушек на нём поубавилось. — Я вспоминал Илью…

— Которого потерял из-за меня, — изменившимся голосом сказала Диана, и её янтарные глаза потемнели.

— Нет-нет, дело не в тебе, — заверил Бек. — Мы сами виноваты… Ты общаешься с ним?

Диана отрицательно повела головой.

— Интересно, где он теперь? — задумчиво произнёс Бек. — Наверное, стал журналистом…

Они снова молчали какое-то время, доедая стейк.

— Нас учили, — заговорила Диана, — что не нужно заботиться о родителях, не нужно думать о завтрашнем дне, а нужно нести Евангелие, ведь скоро придёт Иисус. Не нужно учиться, ведь всё знание в Библии…

Диана грустно улыбнулась:

— Сейчас я понимаю, что нельзя отвергать мирскую жизнь.

На столе завибрировал мобильник, заливаясь мелодией «Нокиа». Звонил Андрей. Телефон запищал, снова показывая садящуюся батарею. Бек отклонил звонок и, поднимаясь из-за стола, неловко опрокинул стакан, пролив липкий чай на руку и колено.

— Подожди меня немного, — Бек поднял с пола листья мяты и ломтики лимона и принялся обтирать салфеткой джинсы. — Я скоро вернусь.

— Хорошо, — Диана отодвинула опустевшую тарелку.

 

Войдя в просторный туалет, Бек увидел высокого парня, стоящего на одной ноге посреди помещения. Вторую ногу он задрал над головой, как Ван Дамм, и красиво бил голенью по воздуху. Ещё два парня — темнокожий и белый — склонились над подоконником.

Бек прошёл к раковине и пустил воду, чтобы сполоснуть липкие руки.

— Да не жмись ты, сыпь ещё! — подзадоривал один из стоявших у окна.

— Хватит! Это чистейший колумбиец! — веско отрезал другой.

— Да, это чистоган! — блаженно протянул «Ван Дамм», меняя ногу. — Лучшего сахара[2] я не пробовал!

 

 

13. Форс-мажор

 

Выйдя из кафе, Бек зажмурился от ярко-жёлтых светодиодных фонарей, горящих по периметру высокого крыльца.

— Чувак, теряем время! — раздался знакомый тенор откуда-то снизу, из темноты.

Спускаясь к паркингу, Бек разглядел Андрея, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу около «Мустанга». Рядом стояла жёлтая «Тойота» с заведённым двигателем и включёнными фарами.

— К чему такая спешка? — Бек обошёл «Мустанг», сел за руль и открыл бардачок. Нашарив сумочку, протянул Андрею. — И что это за бомба?

В глазах Андрея мерцал бесноватый огонь. Андрей спрятал борсетку под мышку и сунул Беку сложенные листы бумаги.

— Лучше прочитай сам, — сказал он доверительным тоном. — Распечатал специально для тебя!

Андрей сел в такси и кивнул водителю:

— Едем.

Бек проводил взглядом удаляющуюся «Тойоту» и положил бумаги во внутренний карман куртки. Выйдя из машины, он услышал громкие голоса.

Из кафе на ярко освещённое крыльцо выбежал огненно-рыжий парень — похоже, один из тех, что стоял у окна в туалете пару минут назад.

— Точно! — возбуждённо кричал парень. — Это был он!

Следом вышли темнокожий и «Ван Дамм».

— Ты уверен? — уточнил темнокожий.                    

— Да! — выкрикнул рыжеволосый, сбегая по ступенькам в темноту. — Куда он свалил?

Глаза Бека и рыжеволосого встретились. Бек узнал этот высокомерный взгляд из-под пламенеющей копны волос, вспомнил выстрелы с моста и почувствовал бегущий меж лопаток холодок. «Они способны на всё, — мелькнула мысль. — А в кафе сидит Диана».

— Чёрт, — вырвалось из груди.

Парень вгляделся и тоже узнал Бека. И побежал на него.

— Вот он! Стой!!

Рыжеволосый обогнул «Мустанг» и бросился на Бека с кулаками. Играя корпусом, Бек уклонился от ударов и контратаковал коронной «двоечкой». Рыжеволосый упал.

Темнокожий ринулся с крыльца, на ходу вынимая пистолет и передёргивая затвор. «Только этого мне не хватало!» — молнией пронеслось в голове Бека.

— Ч-чёрт!! — Бек бешено озирался по сторонам.

«Ван Дамм» побежал во весь опор и в два счёта обогнал темнокожего. Бек прыгнул в машину, воткнул ключ в зажигание и запустил мотор.

Подбежавший «Ван Дамм» мощным ударом ноги вышиб стекло пассажирской двери, но Бек уже вдавил педаль до упора, и «Мустанг» рванул с места в карьер. Темнокожий припал на колено и, держа пистолет вытянутыми руками, прицелился в удаляющуюся машину.

Прогремели выстрелы. Одна из пуль прошла сквозь заднее стекло и со звоном вырвала кусок зеркала заднего вида. Осколки разлетелись по панели. Бек покосился на потрескавшийся огрызок. Отъехав ещё немного, он притормозил и победно обернулся в кресле. «И что теперь? — подумал он с вызовом и вдруг изменился в лице. — Вот чёрт!»

— Поторопись, Майк! — крикнул темнокожий, прыгая за руль спортивного седана «Додж», стоявшего под фонарём. «Ван Дамм» уже разместился на переднем пассажирском сиденье и захлопывал дверь. Рыжеволосый поднялся с земли, потирая глаз, и поспешил к «Доджу».

Взревел двигатель, вспыхнули фары, и «Додж», свистя шинами, пулей сорвался в погоню за «Мустангом».

 

***

 

Две машины мчали по улицам ночного Бруклина. «Доджу» никак не удавалось прижать «Мустанг» к обочине.

Справа вышел пешеход. Бек резко взял левее.

— Эй, долбо...! — выкрикнул по-русски пешеход.

Фары встречной машины ослепили Бека. Он ушёл вправо и едва не врезался в столб.

Бек свернул на узкую улочку. «Додж» плотно сидел на хвосте, всё время норовя протиснуться вперёд. На лбу Бека выступила испарина.

Снова послышались выстрелы. Бек вжимал голову в плечи, маневрируя из стороны в сторону. В кармане завибрировал мобильник. Бек кое-как достал его и увидел на дисплее «Диана». Телефон несколько раз пискнул и погас.

— Чёрт!

Воспользовавшись заминкой, «Додж» протиснулся вперёд, пытаясь обойти «Мустанг» слева. Бек повернул голову. Рыжеволосый высунулся из заднего окна. Его правый глаз распух. Сидящий на переднем сиденье «Ван Дамм» перезаряжал пистолет. Бек с силой потянул руль влево. Послышался скрежет металла. Стекло водительской двери «Мустанга» осыпалось, и с обеих машин слетели зеркала. «Мустанг» потащил «Додж» к обочине, на фонарный столб. «Додж» резко затормозил.

Движущийся навстречу маленький жёлтый грузовичок, мигающий поворотником, медленно сворачивал в проулок. «Мустанг» ринулся вперёд и, визжа шинами, опередил его буквально на секунду.

Проезд оказался узким, с высокими бордюрами по бокам. В нём невозможно было разминуться двум машинам. Бек выдохнул с облегчением — позади ехал только грузовичок. Он утёр со лба пот и осмотрелся. Слева тянулись таунхаусы, справа раскинулся небольшой пустырь.

Бек пытался сообразить, в какой части Бруклина он находится и как ему проехать в кафе, где осталась Диана.

Впереди из-за угла брызнула жёлтая полоска света. На проезд выкатил «Додж» и, ослепительно мигая фарами, понёсся навстречу Беку.

— Какого чёрта! — Бек вытаращил глаза.

Он был в западне. Стиснув зубы, Бек прибавил газу и резко взял вправо. «Мустанг» подпрыгнул на бордюре и, лязгнув металлом, выскочил на пустырь. Бек больно ударился подбородком об руль.

«Додж» остался за бордюром. Бек помчал к арке, за которой мелькали огни машин. Послышались хлопки выстрелов.

Выехав через арку на улицу, Бек пришпорил «Мустанг». На светофоре свернул налево. Потом ещё раз налево, а затем направо. Теперь он мчал по пустынной улочке. Хвоста за ним не было.

Вдруг из-под капота повалил пар. Глянув на приборную доску, Бек обнаружил, что температурная стрелка ушла в красную зону. Машина задёргалась и стала глохнуть. Бек успел съехать на обочину, прежде чем она заглохла совсем. Он выскочил наружу. Под машиной обозначилась тёмная маслянистая лужица.

Бек со злостью пнул колесо:

— О, чёрт!

Над Нью-Йорком сгущался туман.

 

 

14. Письмо Игоря

 

Добежав до ближайшей бензоколонки, светящейся в ночном тумане расплывчатой лимонной желтизной, Бек попросил телефон. Оператор — пожилой лысеющий мужчина — одолжил ему мобильник.

Бек нашёл в портмоне визитку кафе и набрал номер. Женщина, ответившая на звонок, сообщила, что Диана только что ушла с каким-то парнем, который явился за ней и оплатил счёт. «Наверное, брат», — подумал Бек и вызвал круглосуточный эвакуатор. Помощь пообещали прислать в течение часа.

Вернувшись к «Мустангу», одиноко и призрачно стоящему в тумане, Бек устало сел за руль. Сидеть в машине с разбитыми стёклами было прохладно. Но стоять на улице хотелось меньше всего.

Чтобы чем-то себя занять, пока прибудет помощь, он вытащил из кармана письмо Игоря. Включил тусклую жёлтую лампочку над растрескавшимися остатками зеркала и развернул сложенные листы.

 

Привет, племяш! Спасибо огромное за твоё письмо! Ты даже не представляешь, что оно значит для меня! Жаль, я не сразу его увидел! Валялся два дня с температурой.

Это просто невероятная мистика! Уже месяц я бьюсь над темой диссертации. В мире мало специалистов по коптской письменности, но все рукописи на этом языке давно изучены. И моя работа вряд ли внесла бы ощутимый вклад в науку. Но твоё письмо перевернуло мир!

Да, ты прав, эта письменность состоит из разнородных символов. Коптский алфавит основан на греческих буквах и знаках египетского демотического письма. Этот язык считается мёртвым и является последним представителем хамитской группы, входящей в состав семито-хамитской, или попросту афразийской, семьи языков.

Едва взявшись за перевод, я не поверил глазам! И показал фотографии двум доцентам нашей кафедры. Даже не берусь описывать их шок…

Мы перевели текст. Это беспрецедентный случай! Пришли мне копии всех остальных страниц как можно скорее! Я не буду ни есть, ни спать, пока не получу весь материал! Это архиважно, Андрюха!

Высылаю тебе перевод того, что ты прислал. Имей в виду, что редакция перевода — моя.

 

ЕВАНГЕЛИЕ

 

Я, Йешуа из Назарета, называемый учителем Любви и проповедником Благой Вести, повинуясь голосу сердца, равному голосу Единого Бога, записал своё Слово, дабы оставить его тем, кто рядом со мною, равно как и всяким другим людям, что есть и будут когда-либо.

 

Не так давно был мне сон, в котором ангел Господень подтвердил опасения мои, показав, что близок час, когда покину я этот мир. Ибо книжники и фарисеи уже вступили в сговор с первосвященниками синедриона. И не минует меня чаша сия.

 

Но ещё страшнее то, говорил ангел, что мало им одной лишь только смерти моей, ибо жаждут они изгладить имя моё и всякую память о нём. И не успокоятся, доколе не погубят учеников моих и не схоронят Слово, данное мне Господом, которое я несу людям.

 

А если и не схоронят, сказал напоследок ангел, то извратят, дабы отвернуть от него людей и предать моё Слово забвению.

 

Посему полагаю, что записанное мною поможет избежать искажений и превратного толкования моих проповедей.

 

Заповедаю ученикам моим нести сие евангелие в мир, дабы каждый мог услышать Весть Благую, Слово живого Йешуа.

 

 

15. Жёлтые страницы

 

Зима подошла к концу. Как и работа над повестью.

Бек замечал, глядя по утрам в зеркало, что сильно осунулся и резче обозначились скулы. Но в глазах его горел неуёмный огонь.

Почти всю зиму он ни с кем не встречался и никуда кроме работы не ходил. Всё свободное время шлифовал текст, сидя за ноутбуком или блокнотом. И превратился в отшельника.

Но теперь пора было выходить в люди и воплощать дерзновенный план.

Первым делом Бек обошёл книжные магазины. Он ощупывал и осматривал книги местных издательств. И тихо посмеивался в кулак: скоро, очень скоро мир ахнет, узнав о его нетленном шедевре!

Затем он посетил три типографии, чья продукция показалась ему наиболее добротной. В итоге выбрал оптимальный вариант, сочетающий разумную цену и достойное качество издания.

Бек подписал договор с типографией на печать одной тысячи экземпляров книги в твёрдом переплёте, строго оговорив при этом дату выхода заветного тиража — двадцать первое марта.

Для печати он выбрал особую бумагу бледно-жёлтого, палевого оттенка, цвет которой подчеркнёт название книги и будет приятен глазу читателя.

Параллельно Бек обдумывал концепцию обложки. Он нашёл в интернете молодого, но весьма продвинутого дизайнера, и тот, выслушав пожелания Бека, выдал через пару дней довольно недурственный фотомакет, очень понравившийся Беку. Бек попросил лишь немного увеличить шрифт названия книги и придать ему золотисто-жёлтый цвет.

Получив готовый макет обложки, Бек снова явился в типографию и внёс стопроцентный аванс. Следующую неделю он тесно работал с корректором и верстальщицей, после чего ему вручили так называемые сигнальные экземпляры — пробный образец будущей книги, — для последней, контрольной проверки перед запуском в печать.

Пожилая сотрудница типографии, принимавшая подпись Бека, утверждающего текст, улыбнулась, прочтя на одной из первых страниц: «Светлой памяти родителей посвящаю».

— Это достойно уважения, — сказала она.

 

Лишь теперь, когда книга была подписана в печать, Бек сообщил о ней родственникам. Новость была встречена на ура. Братья и сёстры стали предлагать всяческую помощь. Впрочем, как всегда.

 

 

 

День четвёртый

Green day

 

 

16. Утро среды

 

— М-да-а, незадача, — сочувственно протянул Андрей, поддевая вилкой огуречный салат, нарезанный Беком. — Но, с другой стороны, ничего страшного. Главное, что сам жив-здоров. Поездишь какое-то время на метро. В Нью-Йорке без машины даже проще.

— Это точно, — вздохнул Бек, допивая чай. — Хорошо хоть, страховка двухсторонняя.

Андрей вышел из кухни и вскоре вернулся с борсеткой в руках.

— Возвращаю в целости и сохранности, вместе с зелёными. — Он положил сумочку на стол и похлопал по ней ладонью. — Главное, что кодекс у тебя. Он стоит сумасшедших денег, я уверен.

— Если рукопись подлинная, то это настоящая бомба! — оживился Бек.

— Ты сомневаешься в её подлинности? — удивился Андрей.

— Во-первых, имя «Йешуа» ещё ни о чём не говорит, — сказал Бек. — Кто угодно мог подписаться этим именем. А во-вторых, я никогда не слышал о существовании подобных записей.

— А может быть, проповеди Йешуа были настолько бунтарскими, что кое-кому пришлось его казнить, а записи уничтожить? — резонно заметил Андрей. — Недаром ведь многие современники считали Йешуа ярым богохульником!

— В таком случае надо было бы уничтожить и любые упоминания о таких записях, — задумчиво произнёс Бек.

— Легко! — воскликнул Андрей. — Нет записей, нет свидетелей — и некому помнить! А по поводу имени… Если Иисус — Богочеловек, как считают христиане, то он ведь знал наперёд, что, по крайней мере, до сегодняшнего утра Второго пришествия не случится, верно?

— Надо полагать, — ответил Бек, не найдя возражений.  

— И знал, сколько невинной крови прольётся «во имя Господа» за две тысячи лет? — не унимался Андрей. — И как сильно разобщатся многочисленные течения, умножая путаницу и противоречия? Ведь бог не может чего-то не знать.

Бек промолчал. Что тут можно было сказать?

— И неужели в таком случае он не счёл нужным черкнуть людям хотя бы пару строк, чтобы они не сбивались с верной дороги? — настаивал Андрей.

— А если он был человеком? — не сдавался Бек. — Пророком, познавшим Бога?

— Тогда он тем более должен был оставить после себя записку, — убеждённо закивал Андрей. — Умирая за идеал, человек будет кричать о своей вере! Как кричал Джордано Бруно на костре: «Сжечь — не значит опровергнуть!»

Возразить на это Беку было нечего.

— В любом случае этот кодекс стоит целого состояния, — сказал Андрей, глядя на сумочку. — Так что береги его!

Бек покачал головой и сосредоточенно посмотрел Андрею в глаза.

— Надо идти в ФБР, — решительно сказал он.

Андрей удивлённо уставился на Бека.

— Во-первых, рукопись не экстремистская, — пояснил Бек. — А во-вторых, те парни ни перед чем не остановятся…

— Дело, конечно, хозяйское, — тряхнул шевелюрой Андрей. — Но я бы на твоём месте не спешил.

— Я и не спешу, — сказал Бек. — Сегодня буду решать вопросы со страховкой, а завтра пойду в ФБР…

Андрей разочарованно вздохнул и развёл руками.

— Как знаешь, чувак…

— Просто чувствую себя неуютно, — Бек повёл головой. — Как будто на мушке у снайпера.

 

***

 

Бек зашёл в свою комнату с сумочкой в руках, сел к столу и включил ноутбук. Пока тот загружался, он извлёк из борсетки рукопись и бережно раскрыл. Причудливые буквы таинственно глядели на него с полуистлевшего папируса.

С благоговейным трепетом Бек перелистывал ветхие страницы, всматриваясь в написанное, и пытался представить лицо человека, движимого душевным порывом, который невесть сколько веков тому назад старательно выводил эти буквы.

Выходит, что кодекс, случайно попавший в руки Бека, оказался бесценным артефактом древности, возможно, сохранившимся в единственном экземпляре? Кто бы ни был автор этих строк, назвавшийся Йешуа из Назарета, для него дороже жизни было Слово, которое он хотел донести до людей. А страх перед забвением этого Слова был сильнее страха смерти. Так почему же люди преследуют и убивают друг друга, пытаясь завладеть его книгой, вместо того чтобы обнародовать её содержание? Нет, Бек не вправе держать эту рукопись у себя. Он должен отнести её в ФБР.

В памяти всплыл вчерашний альфа-курс. Бек открыл браузер. Загуглив имя Уильяма Воллмера, он обнаружил кучу ссылок на YouTube. Кликнул одну из них и дождался загрузки видеоролика.

 

Воллмер сидел в аудитории, полной студентов, и водил пальцами по тачпаду раскрытого перед ним лэптопа.

— Вот сакура в цвету, — сказал он, и за его спиной вспыхнул широкий экран, на котором появилось реалистично-сочное изображение изящного хрупкого дерева, усыпанного нежно-розовыми лепестками. — А вот она же, но уже без листьев и в снегу.

Воллмер переключил картинку.

— Казалось бы, эти две фотографии взаимоисключающи. Одна повествует о жизни и цветении, а другая констатирует холодную смерть. На деле же это иллюстрации разных состояний одного и того же объекта, движущегося по кругу перемен. Случайно ли, что именно по кругу?

Воллмер многозначительно улыбнулся:

— Все процессы во Вселенной цикличны, как и само её существование. Цикличность указывает на круг, а круг преобразуется в шар. — Он стал переключать картинки одну за другой. — В нерукотворном мире мы повсюду видим образ круга! Солнечный диск, прочерчивающий в небе дугу. Луна, чей лик перетекает из фазы в фазу и пульсирует от полнолуния к полнолунию. Округлая радуга после грозы, как благая весть Всевышнего, что завораживает голографической красотой. Шарообразная Земля, летящая по круговой орбите. Галактики, закручивающиеся в спирали. Круговорот воды в природе... Окей, но к чему все эти намёки, скажете вы. Что-ж, давайте посмотрим!

На экране появилась геометрическая фигура — шар, а справа от него побежали три лаконичные формулы — длины окружности, площади круга и объёма шара.

— Свойства шара уникальны, — профессор обернулся к картинке. — Шар есть самая простая, совершенная и вездесущая форма во Вселенной… На что это похоже? Какому абстрактному понятию присущи эти конкретные свойства? Ну разумеется, понятию истины! Ведь по сути своей истина проста, совершенна и вездесуща. И не найти более точного её геометрического прообраза в материальном мире, нежели шар! Истина одинаково кругла со всех сторон и лишена каких-либо условностей, углов или натяжек. Выходит, что шар — прообраз истины? На этом прообразе зиждется весь космический порядок. Подумать только, какую изящную аллегорию подарил нам Всевышний!

По экрану покатилась повозка, запряжённая двумя быками. Рядом шёл человек в длинном хитоне и погонял быков прутом. Камера увеличила изображение примитивного деревянного колеса с массивной ступицей, от которой тянулись лучами к ободу широкие, грубо обработанные спицы. С натужным скрипом колесо катилось по неровной, ухабистой дороге.

— Однажды наши далёкие предки додумались использовать этот универсальный код, пронизывающий Вселенную, и начался научно-технический прогресс, — продолжал между тем Воллмер.

На экране появился другой древний человек, изготавливающий глиняную посуду на гончарном круге.

— Человек смекнул, что с помощью прообраза может решать самые разные вопросы, — сказал профессор.

Гончарный круг побледнел, стал полупрозрачным, и сквозь него всё явственнее проглядывали вращающиеся крылья ветряной мельницы, которая, в свою очередь, сменилась боевой колесницей, мчащей по полю сражения. Колесница преобразилась в карету, карета — в велосипед, а велосипед — в автомобиль, стремительно эволюционирующий от первых модификаций к современным. Затем камера сфокусировалась на вращающемся колесе автомобиля, которое плавно превращалось в бельё, крутящееся в барабане стиральной машины.

— И теперь ничто у нас не обходится без вращения всевозможных двигателей, — подытожил Воллмер.

 

Бек перетащил ползунок видеоролика вперёд.

 

— Случайно ли зелёный цвет, который называют цветом жизни, является центральным в радуге, средним из семи? — с улыбкой вопрошал Воллмер. — А между тем у радуги есть ещё один цвет — восьмой! Он самый главный, всеобъемлющий. Белый называют цветом Бога, ведь он в равной степени содержит в себе все оттенки и одинаково отражает все волны…

 

«А ведь правда…» — задумался Бек. Его предки издревле почитали белый цвет как сакральный, божественный. На белой кошме поднимали хана, белой костью называли чингизидов, белых овец приносили в жертву. Молоко и кумыс, курт и айран, снежные шапки гор… «Белый — посланный небом», — говорила когда-то бабушка.

Бек вспомнил вчерашний спор профессора Воллмера с пастором Дэвидом и закрыл страничку YouTube. Нашёл в интернете текст Библии и, просмотрев оглавление, кликнул Евангелие от Марка.

Он прочёл четыре главы и вдруг задумался над словами, услышанными вчера от пастора Дэвида.

— Метафора, — пробормотал Бек, и взгляд его озарился догадкой. — Это метафора!

Свернув браузер, он открыл текстовый файл. Его пальцы побежали по клавиатуре. На экране отображался текст: «Я есмь путь и истина и жизнь».

В дверь постучали, и в комнату заглянул радостно улыбающийся Андрей.

— Чувак, есть заказ по двойному тарифу! — с нажимом сообщил он. — Участвуешь?

Бек поднял глаза на часы.

— В двенадцать встреча со страховым агентом…

— Не парься, заказ на вечер.

— Тогда конечно! — обрадовался Бек.

— Предлагаю после работы сесть где-нибудь в баре и кое-что отметить, — Андрей интригующе подмигнул.

Мобильник Бека пропищал о получении СМС. Бек открыл сообщение от Дианы:

«Привет, исчезнувший! ) У тебя всё в порядке?»

Бек облегчённо улыбнулся: Диана не в обиде на него.

 

***

Нортон в пальто цвета хаки и Зильбер, одетый в зелёную куртку, шагали по аллее Сити-Холл-парка. Пронизывающий сырой ветер, дувший со стороны океана, срывал с деревьев скудные остатки пожухлой листвы и бросал на ещё зелёный газон.

— Мэр подписал ещё несколько разрешений для Давнера, — вполголоса докладывал Зильбер, посматривая по сторонам. — И планирует улететь во Флориду в ночь на субботу.

— Чёрт, — сердито фыркнул Нортон. — Мэра придётся брать раньше времени… Рискуем упустить Давнера.

— Давнер у нас на крючке, — заверил Зильбер.

— Не будь самонадеянным! — строго сказал босс.

— Можем взять их синхронно, — предложил Зильбер.

— Нет, — Нортон покачал головой. — Нам нужны все остальные. Мэр заступил на должность не так давно. Давнера лоббирует кто-то очень весомый…

Нортон задумчиво почесал подбородок.

— Ладно, — сказал он после паузы. — Время ещё есть. Посоветуюсь с кураторами… Что у нас по кодексу?

— Семья Ненашева вернулась домой, — сообщил Зильбер. — Обработка данных по именам и фамилиям «Бек» продолжается… Убийца Алекса Кайзера в наших руках...

Нортон остановился и поднял глаза на Зильбера.

— Был доставлен с тремя пулевыми ранениями в одну из больниц Бронкса и опознан полицейскими по фотороботу… Он пока очень слаб, и допросить его удалось лишь частично.

Нортон не сводил глаз с Зильбера.

— Человек, заказавший ему Кайзера, не заплатил обещанные двадцать тысяч, так как у Кайзера не оказалось нужного документа.

Взгляд Нортона озарился надеждой:       

— Значит, рукопись не была перехвачена!

— Заказчик пытался избавиться от киллера, — продолжал Зильбер, — но неудачно... Мы приставили к нему охрану.

Нортон одобрительно посмотрел на Зильбера:

— Хорошо. Очень хорошо.

 

 

17. Выстрел

 

Погрузив драгоценный тираж в багажник зелёного универсала «Тойота», Бек, счастливо улыбаясь, выехал из типографии. И направился по адресам шести книжных магазинов, с руководством которых ему накануне удалось договориться о размещении книг на топовых средних полках.

Двоюродный брат, самый старший из внуков бабушки, посодействовал через хороших знакомых, чтобы Бека приняли благосклонно.

Со стороны магазинов было лишь одно условие — пробный период в тридцать дней. Если продаж будет критически мало, договор расторгнут. Если нет — продлят. Месяца вполне достаточно, прикинул Бек и охотно принял условие. За месяц обязательно появятся первые интригующие отзывы, и людям захочется прочесть его книгу.

В самом крупном из шести магазинов Бека поджидали двоюродная сестра и её подруга — журналист одного из главных телеканалов страны. Сестра уговорила подругу записать интервью с Беком для вечернего и утреннего эфиров, чтобы привлечь внимание потенциальных читателей.

Карты, одна за другой, ложились как нельзя лучше. «Ай да возраст! — восторгался Бек. — Золотое время солнца!» Как красиво пересеклись два его любимых числа — две троечки! И как замечательно совпали праздник весеннего равноденствия Наурыз и день рождения мамы с датой выхода его книги.

В ходе беседы, отснятой на телекамеру у полки магазина, подруга сестры спросила:

— Скажите, Бекбулат, давали ли вы прочесть книгу кому-нибудь из писателей?

Бек смущённо улыбнулся:

— Если честно, я никого из них не знаю. Я писал в полном одиночестве и никому об этом не говорил.

После интервью подруга сестры посоветовала Беку обратиться к известному литературному деятелю Исмаилу Малахи, и даже продиктовала номер его телефона. Если он даст хорошую рецензию, заверила она, книга Бека будет нарасхват.

Уже через час у Бека состоялась встреча с Исмаилом Малахи, и Бек любезно преподнёс ему экземпляр с автографом.

— Показывали ли вы своё творение кому-либо из пишущей братии? — уточнил Малахи, внимательно изучая лицо Бека сквозь очки в тонкой элегантной оправе.

— Нет, — ответил Бек.

— Если я правильно понял, вы уже самопрезентовали вашу книгу? — литератор взглянул на Бека поверх очков.

— Да, — улыбнулся радостный Бек. — Анонс и интервью выйдут в эфир сегодня вечером и завтра утром!

— Поздравляю! — закивал чем-то расстроенный Малахи. — Я отпишусь вам.

 

Вечернюю трансляцию Бек смотрел в окружении родственников в загородном доме одного из братьев, где собралось человек тридцать. В честь праздника был зарезан барашек. Собравшиеся вспоминали добрыми словами родителей Бека, отмечая, что маме его сегодня исполнилось бы ровно шестьдесят.

После анонса все наперебой хвалили новоиспечённого писателя и чокались с ним за удачу. И уверяли, что отец и мать могли бы по праву гордиться достойным сыном. Бек щедро раздаривал экземпляры книги, ставя на них размашистый автограф.

В ту ночь он вернулся домой счастливый и пьяный. И долго не мог уснуть, глядя сквозь окно на широкий рожок убывающей луны, плывущей сквозь редкие клочья облаков.

Теперь добрые отклики читателей не заставят себя ждать, Бек был в этом уверен.

— Мама, я сделал это! — сказал он, блаженно улыбаясь луне, и провалился в сладкий сон.

 

Несмотря на немалое количество выпитого, утром Бек проснулся бодрым и свежим, с ясной лёгкой головой и в прекрасном настроении. Сегодня он планировал от души поработать в мастерской и завершить заказ, «висевший» последние дни из-за приятных хлопот с книгой. Пока вся бригада празднует Наурыз, никто не будет ему мешать.

Довольный собой, он пересмотрел вчерашнюю презентацию в утреннем эфире, позавтракал и обнаружил в электронном ящике письмо от Малахи. Бек, счастливо улыбаясь, благодарно воздел руки. И открыл письмо.

 

Я прочитал вашу повесть. К сожалению, она попала ко мне слишком поздно — уже книгой. Если бы я прочел её раньше, в рукописи, мог бы дать какие-то советы, как её улучшить. Но в том виде, в каком она издана, она мне не понравилась, и я не могу дать положительную рецензию.

С другой стороны, не хочу сейчас писать о ней ничего плохого, так как не хочу портить вам настроение и драйв на фоне вашего «выстрела».

 

— Да пошёл ты! —Бек со злостью захлопнул ноутбук. — Литератор хренов!

 

Приехав в пустой цех, угрюмый Бек переоделся и решительно взялся за работу. Он включил фуговальный станок и повёл по переднему столу деталь зеленоватого оттенка, вырезанную из древесины акации.

Но то ли деталь оказалась мала, то ли станок был неверно настроен, — Бек запомнил лишь оглушительный выстрел. Деревяшка отлетела в сторону, а он на мгновение увидел, как выглядят два его пальца в поперечном разрезе, и успел удивиться их белизне, как тут же они превратились в фонтанирующие кровью обрубки.

Ногтевые фаланги среднего и безымянного пальцев левой руки были безвозвратно затянуты вентилятором в мешок с опилками.

 

«Нет худа без добра», — будет утешать себя Бек, когда обнаружит спустя время, что стал экономить двадцать процентов времени на стрижку ногтей на руках. Но это будет гораздо позднее.

 

В полдень Бек вышел из больницы с забинтованными пальцами и мерзким камнем на душе. Он вдруг с ужасом осознал, что на ближайшие месяцы превратился в безработного. Следом пришло не менее ужасное прозрение: отныне гитара навсегда осталась в прошлом.

Приехав домой, Бек отключил телефоны, уселся на диван и отрешённо уставился в никуда. Ему не хотелось ни видеть, ни слышать кого бы то ни было.

Он просидел так до темноты. И лишь когда комната стала озаряться огнями хлопающих за окном праздничных петард, он вышел наконец из оцепенения и машинально нажал кнопку пульта, лежащего подле него на диване.

Включился телевизор. Вещал тот же канал, по которому утром Бек самозабвенно смотрел анонс. Он хотел было встать, но вдруг увидел свою книгу крупным планом! Какой-то парень в модной оливковой рубашке держал её в вытянутой руке, зажав небрежно угол книги между большим и указательным пальцами. Другой рукой он поглаживал стильную бородку.

— Эта книга — просто какой-то ужас! — брезгливо морщась, говорил парень. — Её невозможно читать! Как вообще можно было печатать это? Да ещё и подавать как некое откровение? Здесь написано, что это бестселлер. Но как может быть бестселлером книга, только что вышедшая в свет?

Парень разжал пальцы, и книга упала. Он виновато развёл руками и втянул голову в плечи:

— Брр. Ни в коем случае не берите этот опус, пожалейте себя и близких!

Бек вскочил с дивана и заорал:

— Да кто ты такой!

На экране появилась девушка и сообщила:

— Мы беседовали с литературным обозревателем Александром Лебедевым.

Началась реклама страховой компании.

— Какого чёрта! — Бек прыгнул пантерой к прикреплённой к полу боксёрской груше и едва не разорвал её двумя мощными ударами. Но тут же взвыл от дикой боли, пронзившей пальцы.

Сквозь бинты обильно сочилась кровь. «Сорвал швы», — пронеслось в голове. Стоявшая у окна гитара медленно поползла по стене и звонко шлёпнулась на пол.

 

 

18. Голые души

 

Юные Диана, Илья и Бек-очкарик расселись в беседке. Бек снял с плеча гитару, взял аккорд и ударил по струнам:

— Пустынной улицей вдвоём с тобой куда-то мы идём…

 

Бек и Диана медленно шли по Брайтон-Бич. Диана зябко поёживалась в тонкой салатовой куртке от неласкового ноябрьского ветра, дувшего со стороны океана.

— Как твои успехи с грантом? — спросила она.

— Ломаю голову над финальным заданием, — сказал Бек и покачал головой. — Пока ничего не идёт…

— Я верю, Бог поможет тебе!

— Сегодня читал Евангелие от Марка…

— Правда? — глаза Дианы лучились тёплым светом. — И что скажешь?

— Иисус любил говорить притчами. А ученики не понимали его…

Диана смотрела на Бека с благодарной улыбкой.

— Запомнилась притча о сеятеле и семени, — продолжал Бек. — После проповеди ученики признались, что ничего не поняли. Иисус расстроился и сказал: «Как же вам тогда понять все остальные притчи? Семя — это слово. Сеятель слово сеет».

— Божье слово! — подхватила счастливая Диана. — Имеющий уши услышит!

— Да, — сказал Бек. — Имеющий уши услышит… Как ты думаешь, мог ли Иисус написать о своём учении, оставить после себя какую-нибудь записку?

Диана растерянно взглянула на Бека.

— Признаться, никогда об этом не задумывалась, — она пожала плечами. — Даже и не знаю… Ему, наверное, незачем было что-то писать. Ведь ученики всё записали…

— Но ученики многого сами не понимали! — с жаром возразил Бек. — Я думаю, он вполне мог что-то написать, что-то такое, что было бы понятно всем!

— Возможно, ты прав, — сказала Диана и вдруг нахмурилась. — Но нельзя сомневаться в Библии! Сомнение — грех перед Богом!

— Сомнение — не грех! — азартно выпалил Бек, заглядывая Диане в лицо. — Только сомневаясь можно докопаться до истины!

Уголки её губ растянулись в улыбке:

— Ты ничуть не изменился. Такой же задорный…

— Ко мне в руки попала древняя папирусная тетрадь некоего Йешуа из Назарета, — сказал Бек. — Рукопись называется «Слово живого Йешуа». Как-нибудь я покажу тебе её перевод…

— Это любопытно! — Диана указала на арку. — Нам туда…

 

Закончив песню, Бек передал гитару Илье.

Ритмично чередуя два аккорда, Илья сыграл вступление и запел:

— День как день, только ты почему-то грустишь…

 

Бек и Диана вошли через арку в залитый электрическим светом двор жилого комплекса. Диана остановилась у стеклянных дверей, за которыми виднелись стены холла, выкрашенные в нежно-фисташковый цвет.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала она. — Здесь живёт мой брат.

— Передавай ему привет, — Бек полез в карман. — И отдай ему это за наш вчерашний ужин.

Он вложил в ладонь Дианы деньги и согнул её пальцы. Диана подняла голову и с грустью взглянула на Бека.

— Я ведь тоже тебя вспоминала, — сказала она, покусывая губы. — И не раз…

 

Диана, Илья и Бек-очкарик стояли на крыше пятиэтажного дома. Парни показывали Диане её имя, вытатуированное на их руках.

— Видишь, мы не шутим! — настойчиво повторил Илья. — Назови имя, и один из нас уйдёт…

— Но зачем?! — огорчённо всплеснула руками Диана. — Зачем нам разрушать нашу компанию? Это дурацкая затея! Дурацкая!

— Рано или поздно это всё равно случится, — сказал Бек.

 

Бек и Илья спустились вниз, на сочную зелёную траву, и помахали Диане, оставшейся на крыше. Лёгкий ветерок развевал её каштановые локоны. Увидев парней, она горько вздохнула и, чуть помедлив, слегка перегнулась через парапет и запустила бумажный самолёт. Он прочерчивал в воздухе дугу за дугой, неуклюже поддевая носом небо и опускаясь всё ниже, и плавно сел неподалёку от Бека.

Бек поднял самолётик. На внутренней стороне крыла красивым женским почерком было выведено: «Илья». Бек обернулся к подошедшему Илье и протянул сложенный планер:

— Поздравляю! Здесь твоё имя.

 

Диана теребила собачку молнии на куртке Бека.

— Бек, — тихо произнесла она, и голос её взволнованно дрогнул. — Я должна тебе сказать… На самом деле я тогда хотела написать твоё имя. Но не решилась в этом признаться.

Её красивые глаза увлажнились.

— Сейчас это звучит глупо и нелепо. Тем более, что ничего уже не вернуть… Но тогда… Тогда я боялась, что, сблизившись со мной, ты узнаешь мои недостатки и разочаруешься… Я же говорила, это была дурацкая затея!

Она уткнулась лбом в грудь Беку и хлопнула по ней ладонью.

— Дурацкая! — сердито повторила она и всхлипнула.

— Ну-ну-ну, — Бек ободряюще потрепал её по плечам. — Не бери в голову!

Диана подняла на него глаза, полные слёз.

— Я до сих пор не могу себе простить, — говорила она, качая головой. — В глазах моих подруг ты был очкариком, ботаником, и им больше нравился Илья. Мне очень стыдно признать, но это тоже сыграло свою ро…

Не дав ей договорить, Бек впился губами в её алый рот.

Это был запоздавший на долгие годы их первый поцелуй — давняя, несбывшаяся мечта Бека.

Наконец он оторвался от Дианы.

— Всё хорошо, — сказал он. — Не стоит ворошить прошлое.

— Да, конечно, — Диана улыбнулась сквозь слёзы. — Ну, пока? Ты, наверное, спешишь?

— Пока… — Бек кивнул. — Меня ждут на вечернем заказе.

 

 

19. Пик Надежды

 

Бек, тяжко дыша, поднимался по каменистой горной тропинке. Промокшая от пота рубашка прилипла к спине. Деревьев и кустарников вокруг давно не попадалось, а были лишь камни и снег, что говорило о приличной высоте над уровнем моря.

Обернувшись, Бек улыбнулся. В гигантской солнечной котловине раскинулся мегаполис, утопающий в зелени.

Воздух был великолепен и пьянил особым, непередаваемым ароматом свободы. Чуть отдышавшись, Бек продолжил путь. Поворот, крутой подъём, снова поворот. Он почти у цели. Ещё немного. Совсем чуть-чуть.

Наконец-то он взошёл на этот тяжело давшийся ему пик, пик Надежды! В прошлый раз он повернул назад на полпути из-за внезапно сразившей его горной болезни. А сейчас — стоял на каменистой вершине, на высоте в три тысячи шестьсот метров, и с упоением оглядывал раскинувшийся перед ним живописный горный хребет.

Между ним и хребтом, далеко внизу, ниже разрозненных дождевых облаков, ярко-бирюзовым камнем играло в лучах солнца большое высокогорное озеро, куда часто привозят иностранных туристов. Озеро выглядело таким крохотным, что Бек не поверил глазам.

— Э-ге-гей! — весело закричал он во всю грудь и прислушался к эху.

И вдруг он увидел родителей. Они тоже взобрались на вершину. Первым поднялся отец и протянул руку маме.

— Мама? — обрадовался Бек. — Отец!

Он побежал к родителям. Однако они не видели его. И не слышали. Они тихо переговаривались между собой, держа друг друга за руки, и вглядывались куда-то вниз, мимо Бека, подошедшего к ним вплотную, лицом к лицу, и отчаянно зовущего их…

Бек проснулся среди ночи в холодном поту. Сердце бешено клокотало в тесной груди. Его частые удары отдавались в висках диким пульсом.

Сколько он помнил, сны о родителях всегда были доброй весточкой. Эти сны предшествовали каким-то радостным событиям. Так было тогда, когда Бек-шестиклассник стал победителем межшкольной олимпиады по английскому языку, в ночь перед которой ему приснилась мама. И тогда, когда он впервые сам, без чьей-либо помощи изготовил из массива карагача кухонный уголок с резным столом и собрал его в доме заказчика — преуспевающего бизнесмена. Бек навсегда запомнил неподдельно-счастливые глаза супруги заказчика, принимавшей работу Бека. Накануне этого дня во сне к нему приходил отец.

Так было всегда. Родители снились к удаче. Но сейчас… Сейчас в мозгу острой иглой засела недобрая мысль: «Они ушли от меня… Насовсем…»

Придя в себя, Бек с трудом разжал намертво стиснутые зубы и побелевшие кулаки и сморщился от пронзительной боли — в обрубленных пальцах острым током бил обжигающий пульс. Кровь, обильно проступающая сквозь бинты, стекала по запястью и падала крупными каплями на одеяло.

Похоже, он опять повредил швы, которые вчера пришлось накладывать заново.

 

***

 

В это утро ему позвонила женщина и представилась начинающим редактором новой молодёжной газеты и интернет-ресурса. Она оказалась знакомой одного из братьев Бека.

— Вчера Руслан дал мне почитать вашу книгу! — эмоционально восклицала женщина. — Я проглотила её на одном дыхании! Не могла оторваться и читала до поздней ночи. Мне очень понравилось! Было жутко интересно!

— Спасибо, — растерянно вымолвил Бек.

— Ваша книга просто волшебная! — продолжала женщина. — Она интригует и вдохновляет! Я бы хотела взять у вас интервью и написать о ней отзыв.

 «Ах, если б вы знали, что говорят о моей книге литераторы, — с горечью подумал Бек, — вы бы наверняка не торопились с выводами».

— Я свяжусь с вами завтра, и мы назначим встречу на ближайшие дни, хорошо?

— Хорошо, — с надеждой выдохнул Бек.

Ни завтра, ни потом женщина эта не позвонила.

Но зато вскоре в одном из глянцевых журналов появилось интервью с Александром Лебедевым, излучающим с фотографии редкостное обаяние и шарм. Бек случайно наткнулся на его фото, листая журнал в парикмахерской в ожидании очереди.

Лебедев говорил о современной литературе вообще и о книге Бека в частности. Он назвал повесть Бека фальшивкой и приравнял её к жёлтой прессе — как по уровню письма, так и в плане оформления. «Книга режет глаз не только обилием стилистических небрежностей, — остроумно отметил мэтр Лебедев, — но и тем, что отпечатана на бумаге ядовито-жёлтого цвета».

«Ничего подобного! — мысленно возмутился Бек, закрывая журнал. — Цвет как раз-таки не ядовитый, а бледный, приятный глазу!»

Досадным было то, что желчный тролль, так пафосно и цинично обгадивший его мечту, не был до конца объективным. Он ни слова не сказал о сильных сторонах книги, о её оригинальных фишках. «Но не мог же он не заметить их!» — мучительно думал Бек.

Благодаря интернету он узнал, что в их городе существует сообщество литературных деятелей и блогеров, идейными вдохновителями которого являются Исмаил Малахи и Александр Лебедев. Основной миссией сообщества был заявлен поиск и поддержка молодых талантов.

Переходя по ссылкам, Бек обнаружил, что он и его книга стали «знаменитыми». Он то и дело натыкался на какой-нибудь пост кого-либо из членов этого обширного сообщества. Все кому не лень пускались в стёб и с весёлым цинизмом троллили его повесть, даже не читая.

Интернет-мыслители тонко и не очень потешались над его псевдонимом и книгой, будто соревнуясь в оригинальности, один изобретательнее другого. Зубоскалили по поводу его наивного и глупого интервью. Называли Бека амбициозным провинциалом, возомнившим себя писателем, этаким косноязычным пролетарием, дорвавшимся до пера графоманом. Пророчили его повести скоропостижную и бесславную смерть, иронично отпевали его, словно усопшего.

Находились и такие креативные авторы, которые нарочито гневно одёргивали других. Мол, что за галдёж вы тут подняли?! Уж лучше помолчите! Ведь о покойничках либо хорошо, либо никак.

«Только попадитесь мне на глаза, — озлобленно думал Бек, сжимая челюсти. — Я разукрашу ваши морды!»

 

***

 

Выяснить адрес оказалось несложно. Интернет — великая сила.

Бек взбежал по лестнице на третий этаж. А вот и нужная дверь с номером 19. Сегодня он положит этому конец. И плевать на последствия.

Он вдавил кнопку и услышал за дверью мелодичный звон. Никто не отзывался. Бек позвонил ещё. Тишина. Что ж, он не торопится. Он дождётся.

Бек пошёл обратно.

Миновав второй этаж, он услышал, как открылась дверь подъезда, и женский голос сказал:

— Марией.

Бек спустился ещё ниже и увидел маленькую курносую девочку лет пяти в ажурном нефритового цвета платьице, которая вела за руки Александра Лебедева и молодую женщину с огромным животом. Именно вела — бодро шагала по ступенькам впереди взрослых и тянула их за собой.

— А если мальчик? — весело спросила девочка.

— Тогда Михаилом, — ответила женщина и с недоумением посмотрела на Бека и его перебинтованные пальцы.

В её взгляде мелькнул страх, и она, остановившись, инстинктивно потянула девочку назад.

— Саша, — встревоженно сказала женщина и положила свободную руку на живот.

— Всё в порядке, Алина, — успокаивающе ответил Александр Лебедев и тоже остановился.

Они стояли друг против друга — с одной стороны литературный критик Лебедев и его семья, а с другой Бек, преградивший им дорогу.

Критик с опаской глянул на Бека и скользнул глазами по лестнице. Женщина пыталась оттянуть дочь за спину. А девочка хлопала ресницами и с любопытством, напрочь лишённым страха, разглядывала Бека.

— Мы с вами знакомы? — спросил Лебедев, слегка бледнея.

— Нет, — Бек покачал головой и отступил назад, на площадку, освобождая проход. — Простите, задумался.

Пожалуй, это был первый случай, когда Бек отменил принятое решение. «Может быть, это и к лучшему», — подумал он и выбросил из головы кровожадный план мести. Он не станет преследовать литератора. Физическая расправа принесёт лишь кратковременное удовлетворение и только усугубит ситуацию. Должен быть другой выход. И Бек даже догадывался, какой.

Он искренне надеялся на то, что его книгу непредвзято оценит какой-нибудь независимый интеллектуал и скажет своё честное мнение. Но время солнца безвозвратно убегало, а повесть Бека так и пылилась на лучших полках книжных магазинов, и никто не хотел приближаться к дурно пахнущему первому блину неизвестного автора.

 

 

20. Двойная ставка

 

Бек и Андрей внесли письменный стол в просторный офис с витражными перегородками. За стеклянной стеной сорокового этажа разверзалась грандиозная, головокружительная панорама огней вечернего Манхэттена.

Посреди офиса стоял заказчик — импозантный мужчина лет пятидесяти со стильными бакенбардами и тонким орлиным носом. Одет он был в добротный костюм малахитового цвета. Заказчик оценивающе оглядывал прибывающие столы и коробки и виртуозно руководил работой муверов. Идеально окантованные бакенбарды и терпкий запах парфюма говорили о придирчивом вкусе мужчины, а цепкий проницательный взгляд и дельные распоряжения выдавали в нём профессионала с высокой подвижностью ума и фотографической памятью.

— Сэр, это последний, — сказал Андрей.

Заказчик шагнул к стеклянной стене.

— Несите его сюда.

Парни опустили ношу и разогнули спины.

Заказчик открыл мини-холодильник и выставил на стол початую бутылку скотча, лёд и яйцевидный лайм в зелёной кожуре. Затем достал из шкафа три бокала и блюдце. Андрей подмигнул Беку.

— Можете пока вымыть руки, — заказчик показал глазами на дверь в санузел, расположенный здесь же, в офисе.

Войдя в туалет, парни пустили воду и стали по очереди намыливать ладони.

— Душевный заказчик, — прошептал довольный Андрей. — Мало того что платит по двойному тарифу, так ещё и угостить нас решил… Глядишь, и на чай подкинет?

Бек молча кивнул. Подавляющее большинство клиентов давали чаевые. Иногда помимо типсов парням перепадала пицца или кока-кола. Но такого, чтобы кто-то решил угостить их алкоголем, а тем более выпить вместе с ними, ещё не случалось.

Когда они вышли из туалета, заказчик уже порезал лайм и разложил ломтики на блюдце.

— Вы настоящие профи! — улыбнулся заказчик, накладывая в бокалы лёд. — Я очень благодарен вам!

Он разлил скотч и протянул руку:

— Давайте знакомиться. Меня зовут Соломон.

— Андрей.

— Бек.

Пожав парням ладони, Соломон приглашающе кивнул на бокалы и поднял один из них.

— Выпьем за знакомство!

Бек чокнулся с Соломоном и Андреем и сделал пару глотков. Скотч был хорош. А после физической работы приятен вдвойне. Бек отправил в рот кусочек лайма.

Соломон окинул офис удовлетворённым взглядом:

— Теперь я не один, — сказал он с улыбкой. — Завтра придут работники, и здесь начнётся бурная деятельность!

Соломон вновь поднял бокал:

— За удачу!

Они снова чокнулись и приложились к бокалам.

Соломон достал из портмоне две пятидесятидолларовые купюры и положил перед парнями на стол.

— Ваши чаевые.

— Спасибо, сэр, вы очень щедры! — развеселился Андрей. — Нам как раз предстоит вечеринка!

У Андрея зазвонил мобильник. Он достал телефон и плотоядно оскалился.

— Я оставлю вас на минутку.

Андрей поднялся и пошёл к двери, на ходу мурлыча в телефон:

— Привет, киса! Ты уже прилетела?

Дверь закрылась. Соломон посмотрел сквозь витражи вслед удаляющемуся Андрею и перевёл взгляд на Бека.

— Помнишь меня? — спросил он, загадочно улыбаясь.

— Мы виделись прежде? — с недоумением ответил Бек. Скотч мягко ударил в голову, и в натруженных мышцах появилась приятная лёгкость.

Соломон пристально заглянул Беку в глаза.

— Да… Тогда, в пятницу, тринадцатого... Ты приходил в отель «Брайт Уэй» и искал Алекса Кайзера. Что ты хотел ему отдать?

Бек почувствовал, как вытягивается его лицо.

— Но его убили! — только и смог он сказать.

Соломон сокрушённо закивал:

— Мы потеряли бесценного сотрудника…

— Сотрудника? — Бек не верил ушам. — Вы знали его?!

— Мы опаздывали на самолёт, — сказал Соломон. — Я ждал рукопись. Согласно инструкции, связной должен был передать её мне. Но почему-то ты искал Кайзера, а не меня!

Бек растерянно слушал Соломона. И прокручивал в памяти визит в отель.

Вот он вбегает в холл и налетает на блондина, который роняет портфель. Стоп! А вот и Соломон. Брюнет с бакенбардами, что сидит в дальнем углу и говорит по телефону!

Бек сморгнул видение.

— Я… Меня попросили!

Соломон облегчённо вздохнул:

— Хвала Всевышнему, ты нашёлся! Рукопись у тебя, не так ли?

— Да. А что с его семьёй?

— С чьей?

— Тот мужчина на джипе… Олег Ненашев... Он просил спасти его жену и детей. Они живы?

Соломон сосредоточенно смотрел на Бека.

— Я не знаю.

— Вы не знаете? — Бек хлопал глазами. — Но ведь агенты ФБР поместили его в секретную больницу!

— У ФБР нет секретной больницы, — Соломон снисходительно улыбнулся. — Наверняка они перевели его в другую обычную больницу. И, скорее всего, приставили охрану.

Соломон опустился на кожаный диван болотного цвета.

— Давай присядем, — сказал он.

Бек утонул в мягкой обивке.

— Это конфиденциальная информация, — Соломон покачал головой. — Я уже три года не работаю на ФБР. Я сотрудник особого, засекреченного ведомства. Мы с Алексом выполняли спецзада…

Соломон вдруг хлопнул себя по лбу, осенённый догадкой:

— Теперь я всё понимаю!

— Что? — Бек выпрямил спину.

— Тебя просили отдать рукопись именно Алексу Кайзеру? — обеспокоенно уточнил Соломон.

— Да, — сказал Бек.

— И тот, кто тебя об этом просил, был в безвыходной ситуации?

— Да.

— Кто-то ведёт двойную игру! — Соломон застыл в напряжении. — Кому-то было нужно, чтобы я остался в отеле, а Кайзер вышел на улицу один!

Соломон сделал страшные глаза.

— У нас завёлся крот?! — ошеломлённо сказал он. — Этот мужчина, о котором ты говоришь… Выходит, что он... Всё сходится!

Соломон резко поднялся и возбуждённо зашагал взад-вперёд вдоль стеклянной стены.

— Гениально и просто! — тихо бормотал Соломон, потирая пальцами виски. — Втянули в чужую игру. Но кто? Кто?!

Неожиданно для себя Бек чихнул. Соломон покосился на Бека и замолчал.

— Главное, что рукопись цела, — сказал он. — Где она?

— У меня, — Бек поднялся с дивана. — Дома… Я как раз завтра собирался идти в ФБР.

— Вот и отлично, — сдержанно улыбнулся Соломон, доставая сотовый. — Диктуй свой номер.

— Три, четыре, семь… — Бек перечислял цифры, дивясь тому, как щедра в последнее время жизнь на неслучайные встречи. Как говорится, на ловца и зверь бежит.

В кармане завибрировал мобильник.

— Это я, — Соломон сбросил вызов. — Сохрани мой номер.

Он озадаченно почесал за ухом.

— Боюсь, как бы в ФБР не пронюхали о нашей спецоперации раньше времени, — сказал он и добавил ворчливо: — Всюду хотят быть первыми! Вечно тянут одеяло на себя и часто портят нам всю игру. Не удивлюсь, если к делу подключились официальные органы Мексики и Египта…

За стеклянными витражами показалась лохматая шевелюра Андрея. Он возвращался.

— Если я правильно понял, — Соломон понизил голос, — домой сегодня ты попадёшь ещё не скоро?

Бек кивнул:

— У нас мальчишник.

— Тогда нам лучше встретиться утром, — сказал Соломон, глядя на приближающегося Андрея. — Я позвоню тебе. Не стоит пока ничего рассказывать кому бы то ни было, ты ведь понимаешь? Это дело особой секретности.

— Да, конечно, — отозвался Бек.

В офис вошёл Андрей.

— Что ж, парни, — улыбнулся Соломон, берясь за бокал, — ещё по глоточку, и я не смею вас больше задерживать!

 

 

21. Два: один

 

Андрей и Бек сидели в шумном пабе в компании двух приятелей, которых обычно вызывали на большие заказы. Оба прибыли в Америку с просторов СНГ и, как и Бек, подрабатывали благодаря Андрею. В пабе отовсюду слышалась русская речь. Экраны настенных телевизоров транслировали в прямом эфире вечер бокса, проходящий на Мэдисон-сквер-гарден.

— Сегодня у меня сразу два повода для радости! — счастливо улыбался слегка захмелевший Андрей. — Во-первых, из Москвы вернулась подруга. Так что прощайте, спокойные ночи!

Парни одобрительно загудели.

— А во-вторых, — Андрей картинно поднял палец, — со следующей недели я иду на повышение! Буду теперь оператором в офисе.

— О-о-о! — хором воскликнули парни.

— Поздравляю! — сказал с улыбкой Бек. — Значит, кончились наши подработки?

— Насчёт этого не переживайте, — Андрей тряхнул волосами. — Без калыма не останетесь.

— Ур-ра! — парни сдвинули бокалы.

— А через год я открою собственную мувинговую компанию! — уверенно сказал Андрей и опрокинул в рот виски.

 

Выйдя из паба около полуночи, Бек и Андрей спустились в подземку.

— Ладно, чувак, — сказал Андрей, доставая из кармана карточку метро. — До выходных заторчу у подруги. Так что не скучай.

— Хорошо, — отозвался Бек.

Они минули турникет и разошлись в разные стороны.

— А насчёт ФБР ты подумай! — бросил Андрей в спину Беку. — Эту книгу можно неплохо продать!

 

***

 

Нетвёрдой походкой Бек поднялся по лестнице и вставил в дверь ключ. Открыл замок, толкнул дверь и ступил за порог, протягивая руку к выключателю, но вдруг заметил боковым зрением человека в зелёном, прыгающего ему в спину. Резкий удар швырнул Бека внутрь. Упав, он словно в полусне увидел, как в квартиру стремительно проскальзывают тёмные силуэты. Дверь захлопнулась.

Бек вскочил на ноги. Хмель кружил голову. В полутьме маячили три размытые фигуры. «Сосредоточься! — вспомнился вдруг настойчивый голос отца. — Будь цельным, сынок!» Бек ринулся на ближайшую фигуру, автоматом выбрасывая кулаки. Один из ударов достиг цели, и непрошеный гость отлетел к двери. Вспыхнул свет, и послышался звон бьющегося стекла. Слева мелькнула чья-то нога в зелёной штанине, и мощный удар в затылок отключил сознание Бека.

 

***

 

Он пришёл в себя в своей комнате, крепко притянутый скотчем к стулу. Голова гудела будто колокол.

Рыжеволосый обыскивал шкаф.

— Очухался? — он шагнул к Беку.

От него пахнуло дымом марихуаны. Оба его глаза распухли синяками, один из которых был совсем свежим, сегодняшним. Бек с удовлетворением посмотрел на следы своих «двоечек».

— Ухмыляешься? — злорадно осклабился рыжеволосый. — Типа, два — ноль в твою пользу?

Он с издёвкой похлопал Бека по щеке и неожиданно-резко ударил под дых. Бек съёжился на стуле, ловя ртом воздух.

В комнату вошёл темнокожий, а за ним «Ван Дамм» в зелёном спортивном костюме.

— Там ничего, — сказал темнокожий.

Рыжеволосый приподнял сипло дышащего Бека за волосы и смачно ударил правым хуком в лицо. Комната перевернулась, и Бек вместе со стулом оказался на полу. Рыжеволосый вернул Бека на прежнее место, откинул назад левое плечо и выбросил размашистый апперкот. Бек вжал голову, уклоняясь от удара, но жёсткий кулак рыжеволосого всё же зацепил правую скулу и ободрал на ней кожу. Бек качнулся, но рыжеволосый удержал его от падения. И замахнулся ещё, но широкая, стильно татуированная кисть темнокожего перехватила его предплечье.

— Не спеши, Майк, — сказал темнокожий, зевая. — Убьёшь бедолагу раньше времени.

— Развяжите меня! — прохрипел Бек. — Какого хрена вам надо?!

Как не раз бывало в школьных драках, пострадали его выступающие скулы.

«Ван Дамм» принялся обыскивать стол. Майк состроил гримасу и ехидно улыбнулся темнокожему:

— Он говорит почти без акцента!

Майк резко развернулся и «клюнул» Бека лбом в переносицу. В глазах ярко вспыхнуло, и через несколько мгновений из обеих ноздрей хлынули горячие струи.

— Где кэш? — услышал Бек надменный голос рыжеволосого.

— Какой кэш? — Бек запрокинул голову и почувствовал во рту давно забытый металлический вкус крови.

«Ван Дамм» выдернул выдвижной ящик и перевернул его над столом. Майк посмотрел на выпавшую сумочку-борсетку.

— У нас нет времени, — веско сказал темнокожий. — Отдай кэш, и мы отвалим.

Глаза Майка озарились. Он устремился к столу.

— Знакомая сумочка! — радостно вскрикнул Майк, беря борсетку. — Это она!

— Думаешь, в неё много войдёт? — усомнился темнокожий.

Майк вытряхнул содержимое борсетки на стол. Он покрутил в руках кодекс, потряс его и, убедившись, что внутри ничего не спрятано, равнодушно отбросил. Затем собрал купюры в стопочку и раскрыл их веером:

— Здесь косаря три-четыре, не больше.

Зазвонил чей-то телефон. Темнокожий передёрнул затвор пистолета и грубо ткнул Бека холодным дулом в висок.

— Где остальной кэш? — требовательно сказал он.

Майк приложил к уху мобильник:         

— Алло…

— Я не трогал эти деньги, — сказал Бек, косясь на темнокожего. — Здесь всё, что было.

Майк сунул доллары в карман и пошёл к двери, на ходу говоря в телефон:

— Бедолагу одного сторожили.

— А это что? — «Ван Дамм» раскрыл кодекс. — Раритет!

Бек прикрыл глаза в бессильной злобе. Почему он не спрятал рукопись?! Тем более после вчерашней погони! Ведь определить адрес по номеру машины — раз плюнуть. А у него в запасе был весь сегодняшний день. Что теперь он скажет Соломону?

— Смотри, как он занервничал! — обрадовался темнокожий, отводя пистолет и ставя его на предохранитель. — Дай-ка мне эту штуку.

Ухмыльнувшись, он взял из рук «Ван Дамма» раскрытый кодекс и пытливо уставился на Бека.

— Если денег больше не было, значит, всё дело в этой книге? — Рот темнокожего расплылся в довольной улыбке.

В комнату вернулся Майк.

— Хорошо, выезжаем, — сказал он в мобильник, убрал его и переглянулся с парнями:

— Джонни торопит! Утром мы должны быть в Питтсбурге!

Темнокожий поднял глаза на часы над дверью.

— Успеем, — заверил он рыжеволосого.

Майк угрожающе склонился над Беком:

— Куда дел кэш?

Бек молча выдержал его заносчивый взгляд.

— Похоже, он не врёт, — сказал темнокожий, перелистывая страницы папируса, и задумчиво посмотрел на борсетку. — Много денег сюда не вошло бы… В сумочке был раритет…

— Что это? — спросил Майк.

— В Питтсбурге есть знакомый антиквар, — темнокожий красноречиво улыбнулся, протягивая Майку кодекс. — Посмотрим, сколько он даст за эту штуку.

Майк раскрыл рукопись и, бегло пролистав, вернул темнокожему.

— Хозяин этой книги — непростой человек, — сказал Бек как можно внушительнее. — Он вас из-под земли достанет.

— Ты нас не пугай, — брезгливо поморщился темнокожий и принялся запихивать кодекс обратно в сумочку.

— Мы ещё встретимся, — твёрдо и уверенно сказал Бек. — Он вас быстро найдёт… Я бы на вашем месте не рисковал.

Майк хохотнул и смерил Бека надменным взглядом.

— Нас искать не надо, — сказал он напыщенно. — Мы сами кого угодно найдём!

Он взял со стола зелёную шариковую ручку и нацарапал на бумаге номер.

— Хочешь встретиться? — он презрительно усмехнулся. — Звони, если хватит духу.

— Уходим, — темнокожий вжикнул молнией борсетки и вышел из комнаты.

Майк и «Ван Дамм» последовали за ним.

— Развяжите меня! — крикнул Бек. — Эй!

Хлопнула входная дверь, и в нахлынувшей тишине стало вдруг отчётливо слышно, как размеренно движется стрелка кварцевых часов на стене: тик, тик, тик.

Бек оглядел комнату и, не найдя более подходящего предмета, сфокусировался на ручке, оставленной Майком на столе. С её помощью можно проткнуть скотч. Нужно лишь как-то дотянуться.

Бек долго извивался, раскачивался на стуле и наконец изловчился встать. И замер в нелепой позе. Плавно поднялся на носках, чувствуя, как вздуваются икры, и мелкими прыжками направился к столу.

Через несколько минут Бек, тяжко дыша, навалился грудью на край столешницы и схватил зубами заветную ручку. Теперь можно снова сесть на стул и сделать передышку.

Он облегчённо вздохнул и резко оттолкнулся от стола, но не рассчитал усилие и, потеряв равновесие, неуклюже полетел назад. Падая, Бек ударился и без того ноющим затылком, и окружающий мир, рассыпавшись на отдельные фрагменты-пазлы, погас.

 

***

 

Лужайка была невообразимо свежая, в бриллиантовых каплях росы. От алеющего на востоке неба растекался лёгкий, парящий свет. Тут и там из густой изумрудной травы выглядывали яркие дивные бутоны полевых цветов. Щебет ранних пташек приятно щекотал слух. Бек почувствовал себя в безопасности. Ему стало тепло и уютно.

И вдруг он увидел маму! Она шла в светлом одеянии по мягкой зелёной траве прямо к нему! Он порывался побежать ей навстречу, но не мог даже шевельнуться. Стоял как вкопанный, не в силах сделать и шаг. Слёзы душили его.

Позади мамы в небе стремительно разрастался гигантский шар ослепительно-белого огня. Каким-то непостижимым образом Бек догадался, что этот белый огонь — его отец.

— Неужели… — тихо сорвалось с губ Бека. — Неужели вы вернулись?

Мама вдруг остановилась в нескольких шагах, словно наткнулась на невидимую преграду.

— Бе-ек, — с любовью пропела она его имя, и на щеках её проступили изящные ямочки. — Сынок… Я знаю, у тебя всё получится. Ты найдёшь свою дверь…

Силуэт мамы растворился в ярком свете белого огня, разросшегося уже во всё небо и поглотившего зелень лужайки. Бек зажмурился от ослепляющей белизны божественного восьмого цвета радуги, заполонившего собою всё вокруг. И вдруг услышал льющийся с неба ясный и твёрдый голос отца:

— Мужик начинается с духа. Нет духа — нет мужика…

 

 

 

День пятый

Пазлы нового мира

 

 

22. Рождение свыше

 

Бек, щурясь, с трудом разлепил тяжёлые веки и обнаружил, что лежит на полу в своей комнате, привязанный скотчем к стулу, а сквозь окно в глаза бьёт яркое утреннее солнце.

Над Беком стоял Соломон в куртке небесного цвета и оглядывал беспорядок, оставленный ночными визитёрами.

— Похоже, ночью у тебя были незваные гости, — хмуро сказал Соломон и вышел из комнаты.

Затылок ломило от боли. Левый глаз заплыл и сильно сузился, а в правый словно бросили песка. Бек попробовал шевельнуться, но не почувствовал затёкших рук и ног.

Соломон вернулся в комнату, неся в руке кухонный нож с голубой рукояткой. Он разрезал скотч и помог Беку подняться. Бек с трудом встал на непослушные, ватные ноги, но тут же повалился на кровать.

— Они взяли рукопись, — прохрипел он иссохшим горлом и закашлялся. Ему нестерпимо хотелось пить.

— Кто — они?

— Один из этих парней был на мосту, с которого упал джип.

— Чёрт, — Соломон нервно двинул желваками. — Как они выглядят? Сколько их было?

— Трое. Они оставили телефон…

— Телефон? — Соломон удивлённо нахмурился.

— Там, на столе, — Бек сглотнул слюну. — Похоже, они ничего не знают о рукописи. Они искали деньги.

Соломон нашёл на столе бумагу. Достал мобильник и позвонил. Вскоре из динамика громкой связи послышались длинные гудки.

— Алло! — раздался заносчивый голос Майка.

— С кем я говорю? — требовательно осведомился Соломон.

— А кто тебе нужен? — с вызовом ответил Майк.

— Ты и твои друзья!

— Кто ты такой? — презрительно бросил Майк.

— Встретимся, там и узнаешь.

— Хочешь встретиться? — с изрядным сомнением в голосе сказал Майк. — Ты уверен?

— Да! — рявкнул Соломон. — Прямо сейчас.

Майк язвительно рассмеялся.

— Мы сейчас в Питтсбурге, — сказал он небрежно. — Если не терпится, приезжай! Либо жди... Мы вернёмся завтра утром.

— Хорошо, — выдавил сквозь зубы Соломон, играя желваками. — Завтра в одиннадцать в Тодт-Хилле, у холма.

— До встречи! — с издёвкой процедил Майк и отключился.

 

 

***

 

Проводив Соломона, Бек обнаружил в прихожей детали своего мобильника, видимо, разлетевшегося на части в ночной потасовке. Он вставил в корпус батарею, защёлкнул крышку и надавил кнопку включения.

Рядом валялись осколки разбитого зеркала. Бек поднял самый большой и повернул к себе. Переносица припухла, а скулы выглядели совершенно по-разному. Одна из них вздулась сизо-голубой гематомой. Другая полыхала чуть подсохшей кровавой ссадиной, тянущейся до самого глаза, в котором лопнули капилляры. Бек досадливо фыркнул: какой-то сине-красный светофор.

На телефон посыпались сообщения. Оказывается, Соломон пытался дозвониться с раннего утра. «Как же он нашёл меня? — подумал было Бек, но тут же усмехнулся над собой. — Видно, все мозги тебе вышибли!» Для бывшего фэбээровца, ныне работающего в засекреченном ведомстве, определить адрес по номеру телефона — простейшая из задач.

Бек выпил обезболивающее, обработал ссадину и принялся за уборку, периодически прикладывая к пульсирующей гематоме пакет со льдом. В комнате Андрея бардак был не меньший, с той лишь разницей, что в ней не было пятен крови.

Наведя марафет, он пожарил картошку, вскипятил в чайнике воду и сел завтракать. Небо за окном затянулось тучами.

Зазвонил мобильник.

— Чувак, надеюсь, ты не в ФБР? — радостно кричал Андрей сквозь какие-то шумы. — Игорь перевёл ещё двадцать страниц! Проверь электронку!

 

***

 

Монитор ноутбука залился лазурным светом. «Как стремительно пролетают последние дни! — подумал Бек, переворачивая пакет со льдом, который приятно остужал скулу и уже наполовину снял отёк. — Что же мне делать с заданием?»

За окном пошёл дождь.

Бек открыл почту и щёлкнул по письму.

 

Дорогой племяш! Спешу сообщить, что почти не сплю последние две ночи. Я и мои наставники занимаемся переводом кодекса. Мы привлекли ещё двух специалистов по коптскому языку с кафедры Древнего Востока. Объединив усилия, мы хорошо продвинулись и одолели следующие двадцать страниц!

Все по-прежнему воздерживаются от каких-либо выводов и комментариев. И по-прежнему литературная редакция нашего совместного перевода доверена мне. Зацени мою работу!

 

Начав читать присланный Игорем перевод, Бек увидел живую яркую картинку.

По каменистой местности идёт путник в светло-серой хламиде с заплечной котомкой на посохе. Извивающаяся тропа уходит вдаль. Вечернее солнце касается горизонта. Его огромный жёлтый диск колеблется в лёгком мареве. От камней ложатся длинные тени…

 

Много времени провёл я в путешествиях. Побывал во всяких землях. Видел разных людей. Был посвящён в тайну письма.

 

Прочёл множество свитков. Изучал Закон Яхве, писания Ионы и Еноха, предсказания Пророков.

Познавал науки Египта и Рима.

 

Часто случалось мне разговаривать с разными людьми. Говорил я с торговцами и ремесленниками, пастухами и хлебопашцами, грешниками и мытарями.

 

После долгих моих наблюдений за жизнью и размышлений о сущем открылось мне Слово сие даром свыше.

 

Случилось это год назад, вскоре после крещения моего, когда удалился я в пустыню — для поста и молитвы.

 

В одну из безлунных ночей сидел я под покровом звёздного неба, наслаждаясь тишиной, прохладой и величием небесных светил. Тело моё было расслаблено, а душа и ум устремлены ввысь, к Превышнему Свету…

 

И молился я о том, чтобы постичь мне стезю свою и увидеть путь свой…

 

И вдруг почувствовал я незнакомую дрожь по телу и звон в ушах, от которых страх овладел душою. Но дух воссиял и снизошёл на меня, и распахнулись надо мной врата небесные.

 

И тотчас озарилось вокруг меня светом небесным, упавшим сквозь врата, как если бы тёмная ночь обратилась вдруг в ясный день.

 

И напоилось от света цветением и благоуханием, звоном ручья, пением птах, словно посреди голой пустыни возник вдруг чудесный оазис.

 

И разверзлись мои внутренние очи, и пролился взор их наружу. И всё, на что упал этот взор, проросло по образу мысли моей, по подобию.

 

И узрел я великую Истину, что всё вокруг едино. И увидел, что един я со всем сущим. Един в Боге, который есть Всё, что есть.

 

И, подняв очи свету небесному, обомлел я от радости, видя, что солнце вселенское не стяжает ни славы, ни почестей.

 

Светом своим дарует оно жизнь всему, что есть. И видит всех. И меня, каков я есть. И солнце это — око Господне, и глядит Он солнцем в мир…

 

И возрадовался я, как дитя, оттого что нет вокруг ничего и никого, кроме Бога Единого, который есть Любовь и Свет, разлитый повсюду, проявленный в творениях Своих.

 

И блаженствовал я в Любви и Свете, словно младенец в купели. И увидел я Его безграничную милость, по которой даётся жизнь — каждому камню, каждому древу, каждой твари и каждому человеку.

 

И каков бы ни был человек, добрый ли, скверный, он равно дорог Превышнему Создателю, вселюбящему и всепрощающему. Ибо люди бывают скверны по причине своего неведения.

 

И было у меня на душе такое ликование, с каким не сравнится ни трепет матери, кормящей долгожданное дитя, ни объятья возлюбленных после долгой разлуки. Поистине, все радости мира в ту ночь переполнили сердце моё.

 

И увидел я, что нет ничего важнее для людей, как открыть врата свои, кои есть глаза и сердце. Сердце — для Любви, а глаза — для Света. Ибо с этими вратами отворяется любому смертному Благая Весть, снимающая оковы всякого рабства, установленного одних над другими.

 

И понял я, что нет для меня никакой иной стези, как только нести людям открывшуюся мне Весть Благую. Пробуждать в них Любовь и Свет. Отворять их врата данным мне Словом.

 

И возблагодарил я Господа, что показал Он путь мне и благословил меня Словом Своим. И сказал я в сердце пред Ним, что, доколе жив, буду идти путём увиденным и творить стезю свою среди людей.

 

И пробыл я в Любви и Свете остаток той великой ночи, когда свершилось рождение моё свыше. И видел я неисчислимые обители Отца нашего небесного. И дивился много простоте и мудрости устройства мира сего.

 

 

23. Пророчество Валы

 

Лифт не работал. Понуро поднявшись на пятый этаж, Бек отыскал нужную квартиру и постучал. «Кто там?» — спросили за дверью.

— Моя сестра звонила вам, — отозвался Бек, угрюмо переминаясь с ноги на ногу.

Дверь отворилась. На пороге стояла женщина в ярком аквамариновом платье с приятными ямочками на округлом лице, напомнившем Беку лицо мамы. Она проводила его на кухню:

— Присаживайтесь, Вала будет через минуту.

Квартира благоухала ароматом сандаловых свечей.

Бек сел к столу и осмотрелся. Сквозь окно в сосновой раме виднелся безмятежный голубой лик Тенгри. Справа от окна висела икона с изображением распятого Христа, а прямо напротив Бека, сбоку от гарнитура, примостилось на толстой еловой ветке искусное чучело филина, уставившееся на гостя хмурыми застывшими глазами. Передвижное окошко настенного календаря показывало субботу, четвёртое июля.

— Здравствуйте, молодой человек! — раздался звонкий женский голос.

— Добрый день, — Бек обернулся и обомлел. Лицо прорицательницы, испещрённое глубокими морщинами и излучающее доброту и незыблемое спокойствие, оказалось удивительно похожим на лицо его бабушки.

— Значит, вы Бекбулат? — Вала приветливо смотрела ему в глаза.

— Да.

Она взяла с открытой полки гарнитура ярко-голубую шкатулку и села напротив, под филином. Бек почувствовал себя неловко от её пристального взгляда.

— Со мной что-то не так…

Вала остановила его жестом.

— Можете не продолжать, — сказала она и еле заметно улыбнулась краешком рта. — Слова сейчас не столь важны.

Она вынула из шкатулки толстую колоду засаленных карт и положила перед Беком:

— Для начала хорошенько перемешайте их. Пусть информация вашего подсознания отобразится должным образом.

Бек взял карты, и они оказались весьма плотными на ощупь. Тщательно перетасовав колоду, он положил её на стол.

— Накройте карты правой ладонью и сомкните веки! — скомандовала женщина.

Дождавшись реакции, она заговорила таинственным голосом:

— Вашему подсознанию ведомо всё… Сосредоточьтесь на самом важном. Сформулируйте вопрос и чётко произнесите его про себя. Потом дайте мне знак, не открывая глаз, и я скажу, что делать дальше.

Бек зажмурился и, немного подумав, неслышно зашевелил губами: «Что мне теперь делать? Как жить дальше?» Затем кивнул.

— Сдвиньте колоду, — услышал он голос Валы.

Бек, всё так же жмурясь, зацепил чуть согнутыми пальцами часть карт и потянул на себя.

— Отлично! — воскликнула Вала.

Хищно ощерившись, она азартно схватила карты и, переворачивая одну за другой, стала раскладывать их в большой круг, обращая лицевой стороной к Беку. Всего она разложила двенадцать карт. Оставшиеся убрала обратно в шкатулку. «Похоже на циферблат часов», — подумал Бек, разглядывая получившийся круг.

Вряд ли раньше он видел такие карты. Нарисованные всадники, затёртые временем, перемежались с ангелами и мифическими животными. Небесные тела соседствовали с песочными часами и старинным компасом, а кубок и кинжал напомнили о знакомой с детства песне мушкетёров. Это были именно рисунки, а не типографские изображения. Мастерски исполненные и очень старые.

— Ух ты, какая красивая симметрия! — взгляд прорицательницы подёрнулся лёгкой одержимостью. — Луна и Солнце в равновесии?!

Бек уже обратил на это внимание. Там, где на циферблате воображаемых им часов находилась бы тройка, лежала карта с изображением ярко-золотого солнца с волнистыми пламенными протуберанцами, а на месте девятки красовался бледно-серебряный серп молодой луны.

— Я видела многих, — женщина изумлённо качала головой. — Редко кому выпадает хотя бы одно из этих светил! А тут сразу оба, да ещё и в строгой симметрии! Это невероятно!

Она с восхищением разглядывала карты, но вдруг нахмурилась:

— А вот это не есть хорошо.

— Что? — Бек встревоженно подался вперёд, опёршись руками о край стола.

Вала внимательно посмотрела ему в глаза, затем опустила взгляд и ахнула.

— Поразительно! Симметрия подтверждается даже в ваших ладонях! — женщина разинула рот, разглядывая руки Бека. — Они совершенно разные! Что это с пальцами вашей левой руки? Господи! А что это за неумелая татуировка? Диана… О боже!

Бек убрал руки со стола. Вала качала головой:

— Все мы состоим из симметрии тёмного и светлого, но чтобы она проступала настолько явственно — это нечто особенное! — Вала усмехнулась. — Такими могли бы быть руки даосского монаха.

Какое-то время она сидела молча, считывая пристальным взглядом информацию — то с карт, то с лица Бека, словно сверяя что-то, и иногда чуть кивала.

— Ты вступил в переломный этап своей жизни, — вновь заговорила провидица, перейдя вдруг на «ты», и голос её зазвучал выше и звонче. — Очень непростой год! Твоя большая ставка не сыграет! И тебя захлестнёт негатив…

Бек слушал во все уши.

— Но тем и хороша симметрия, что у тебя есть немало светлых и чистых моментов! Они могут искупить всё плохое, и тогда в твоей жизни наступит обновление… Весы в равновесии… Чаша наполнилась… Этот год для тебя особенный…

Ясновидящая впадала в странное состояние.

— И что же мне делать? — безнадёжно спросил Бек.

— Ты должен сделать правильный выбор! — сказала она, слегка покачиваясь на стуле.

— Выбор? — недоверчиво повторил Бек. Похоже, карты говорили не о будущем, а о прошлом. Выбор уже сделан. И ставка его провалилась.

— Тебе предначертан большой огонь!

— Большой огонь?! — Бек криво усмехнулся. Сомнений не оставалось — карты говорили о прошлом. Он почувствовал, как в душу медленно вползает горечь разочарования.

Вала подняла на него глаза и задумалась.

— Огонь может быть метафорой изгнания или смертельного недуга…

Она оживилась, словно разглядела нечто особенное.

— Главное пока не случилось! — возбуждённо заговорила она. — Впереди у тебя очень важная встреча, которая может изменить твою жизнь! Тебя ждут серьёзные испытания. Но ты можешь и не осилить их, и тогда огонь погубит тебя. Всё должно случиться до того, как ты переступишь последний круг, то есть свой нынешний возраст.

— И что мне делать? — в отчаянии повторил Бек.

Вала жадно вглядывалась в карты. Её дыхание заметно участилось.

— Та-ак, что тут у нас?                     

Абсолютно чёрные зрачки прорицательницы сильно расширились, и в глаза ей было страшно смотреть.

— Мудрость? — женщина поднялась со стула, словно ей стало тесно дышать, и заговорила быстрее и громче. — Тебе необходимо набраться каких-то знаний, чему-то обучиться… Скоро в твоей жизни произойдут события. Всё начнётся с какого-то важного, судьбоносного известия… Затем ты получишь невероятное приглашение, которое может обернуться для тебя подарком судьбы!

Вала уже не глядела на карты. Выпучив обезумевшие глаза, она говорила во весь голос:

— Твоя жизнь будет подвергаться смертельной опасности… Тебе необходимо постичь тайну, войти в дверь… Иначе… — женщина ужаснулась чему-то и встревоженно покачала головой. — Нет, тебе нельзя упустить шанс!

— Но что я должен делать?! — чуть ли не кричал Бек.

— Положись на свою светлую сторону. Стань как дитя. Открой своё сердце… Признай все промахи… Прими все вызовы… Не препятствуй злу! Пусть оно выйдет наружу! Пусть всё свершится! Прыгни с головой в эту реку! Найди свою дверь!

Последние слова она уже выкрикивала. Провидица тряслась всем телом и сипло дышала. Её глаза закатились, а в уголках губ выступила белая слюна.

Постепенно взгляд Валы обрёл вменяемость, дрожь прекратилась, и дыхание снова пришло в норму. Она тихо опустилась на стул, достала из кармана тонкую сигарету и вытерла салфеткой губы. Лицу её вернулось прежнее спокойствие, правда, с заметным налётом усталости. Бек смотрел на Валу и словно бы видел перед собой ожившую бабушку.

— А вы хорошо держались, молодой человек! — Вала снова перешла на «вы». — Не то что я!

Закурив, она жадно затянулась и выдохнула вверх густую струю табачного дыма. Потом медленно опустила на Бека глаза и сощурила веки.

— Христов возраст — непростой возраст, — сказала она, слегка кивая. — Огненно-мистический…

— Но как вы узна…                                  

— Это мой секрет, — она улыбнулась краешком рта. — Желаю вам удачи!

Вала поднялась, коснулась плеча Бека и, шаркая тапочками, вышла из комнаты. Какое-то время до него доносился приглушённый говор из глубины квартиры. Затем на кухне снова появилась женщина с округлым лицом, похожая на маму.

— Вала говорит, никогда такого не видела! — сказала женщина, и на щеках её обозначились грациозные ямочки. — У вас очень сильный ангел-хранитель!

— У меня их целых два, — улыбнулся Бек.

 

Спускаясь по лестнице, он переваривал полученную информацию. Из всего сказанного Валой он выделил четыре важных события, которые могут изменить его жизнь. Причём все эти события должны произойти, прежде чем ему исполнится тридцать четыре.

Во-первых, в скором времени он получит какое-то особенное известие. Что это может быть? Бек терялся в догадках. Его повесть, наконец, прочтёт кто-то умный и авторитетный? И напишет справедливый отзыв? Но это исключено! После всего, что было, никто не возьмёт в руки его книгу, никто не будет её читать.

Во-вторых, следом за необычным известием к нему поступит какое-то важное приглашение, которое в итоге может вырасти в большую удачу. Хм, интересно. Неужели его пригласят на интервью и предоставят возможность самому рассказать о книге? Но что он скажет в своё оправдание? Его позор уже ничем не смыть!

В-третьих, он должен постичь какую-то науку, набраться новых знаний. Может быть, ему стоит всерьёз задуматься о новой профессии и пойти учиться, чтобы больше не работать руками и не подходить к столярным станкам? Потратить остатки сбережений на учёбу и начать всё с чистого листа? Но кем ему стать? Программистом? Дизайнером? Или врачом? На это потребуются долгие годы! Денег однозначно не хватит. Учиться заочно, продолжая работать в цеху? Смутная перспектива. Да и нет у него таких талантов.

И, наконец, в-четвёртых, его ждёт знаменательная встреча, способная сказочным образом изменить судьбу… Звучит столь же обнадёживающе, сколь и фантастично. Конечно, хотелось бы верить в такой феерический шанс, но рассчитывать на него неразумно.

Выходит, Вала не сказала ему ничего. Ничего конкретного, за что он мог бы зацепиться. Он услышал лишь невнятные обещания призрачных возможностей.

Выйдя в раздумьях из подъезда, он медленно побрёл к машине, где его ждали брат и сестра.

 

 

24. Новые подробности

 

Джим Нортон ехал в тёмно-голубой «Тойоте» по Клинтон-стрит. Капли мелкого ноябрьского дождя летели косой стеной. Свернув на Девятую стрит, Нортон притормозил у парка Коламбус-сквер, и в машину быстро подсел агент Зильбер в промокшем дождевике цвета морской волны. Машина вновь тронулась с места.

— По словам информатора, — Зильбер аккуратно снял капюшон, открыв короткие курчавые волосы, — поставщик донорской почки запросил от Давнера сто шестьдесят тысяч.

— Баснословные деньги! — Нортон ошеломлённо выдвинул челюсть.

— Причём половину он требует вперёд, чтобы заплатить куче посредников.

— Что творится у нас под носом! — Джим Нортон передёрнул плечами.

— Наш список превысил уже четыре десятка имён! — радостно напомнил Зильбер.

— Рано радоваться, — предостерёг его Нортон. — Что нового по кодексу?

— Час назад неизвестный застрелил убийцу Кайзера, — сообщил Зильбер. — И ранил одного из приставленных охранников.

Нортон досадливо покачал головой и мрачно подытожил:

— Значит, киллер мёртв…

— Но есть и хорошие новости, — Зильбер выразительно посмотрел на босса. — Второй из охранников подстрелил нападавшего. Сейчас ему делают операцию. Думаю, сегодня же я смогу его допросить.

В глазах Нортона блеснул огонёк.

— Хорошо, — сказал он. — Что ещё?

Зильбер гордо улыбнулся и доложил:

— Мы определили личность человека, которому Ненашев передал рукопись.

Нортон вывернул на Монро-стрит и заинтересованно глянул на Зильбера.

— По запросу имён и фамилий «Бек» появилась свежая информация. Некий Бекбулат заявил о страховом случае с автомашиной. Прибыл в Штаты в августе по учебной визе из Казахстана — республики бывшего Советского Союза. Интенсивно изучает язык, а также подал заявку на соискание «Творческого гранта».

Вдали послышался вой сирен. С Джефферсон-стрит навстречу Нортону и Зильберу выехали мигающие яркими огнями пожарная и скорая.

— Снимает апартаменты на двоих с парнем из России, — Зильбер махнул головой за окно. — Здесь, в Хобокене. Месяца полтора назад приобрёл старенький «Форд». Я показал его фото Ненашеву. Именно ему он и передал рукопись.

Зильбер выдержал паузу, перед тем как сообщить боссу невероятную, обескураживающую новость, порождающую уйму вопросов и переворачивающую дело с рукописью с ног на голову.

— Кое-кто из нашего отдела в срочном порядке выяснял сегодня утром адрес, по которому можно найти этого самого Бекбулата, и не замёл следы. Видно, спешил. Отправной точкой был номер телефона. Я обнаружил это час назад.

— И кто же? — удивился Нортон.

— Похоже, что это был… 

Пожарная и скорая пронеслись мимо, и последние слова Зильбера утонули в вое сирен. Нортон сделал круглые глаза. Казалось, его и без того выступающая нижняя челюсть выдвинулась вперёд ещё на добрых полдюйма.

— Не нравится мне это… — Нортон напряжённо вглядывался в дорогу. — Нужно срочно выходить на этого Бека.

— Я уже отдал нужные распоряжения, — сказал Зильбер.

 

 

 

День шестой

                        Кто украл Благую Весть? 

 

 

25. Стрелка

 

У холма стоял дымчато-синий седан «Мерседес», в котором сидели Бек и Соломон. Часы на панели показывали 11:14.

Вынырнувший из-за пригорка ультрамариновый «Додж» с покорёженным правым боком объехал «Мерседес» и встал у обочины.

Из «Доджа» выпрыгнул «Ван Дамм». Пружиня на носках, он резко наклонил голову вправо и влево, разминая шейные позвонки, выбросил вперёд сомкнутые в замок ладони и стал поочерёдно задирать над головой то одну, то другую ногу.

Следом появились Майк и темнокожий.

— Они? — спросил Соломон.

— Они, — ответил Бек.

Парни подошли к «Мерседесу». Соломон приглашающе кивнул, и троица расселась на заднем сиденье.

Обернувшись в кресле, Соломон скользнул цепким взглядом по лицам парней и оценивающе посмотрел на два сочных синяка, симметрично украшающих физиономию Майка, севшего посередине.

— Кто вы такие? — спросил Соломон.

— Сначала скажи, кто ты сам! — запальчиво бросил рыжеволосый.

— Я тебе не ровня, — авторитетно осадил его Соломон. — Так что сбавь обороты и разговаривай достойно.

— Меня зовут Майк, — сказал рыжеволосый, чуть смягчая тон. — А это Арни и Рокки.

— Я — Соломон. Меня в Нью-Йорке знают многие. И я знаю многих…

— Наверняка ты знаешь и Рамзеса? — темнокожий, которого Майк назвал Арни, испытующе взглянул на Соломона.

Соломон на секунду задумался и покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Это прозвище мне не знакомо.

Майк разочарованно хмыкнул.

— В Нью-Йорке, — кичливо заявил он, — а особенно в Бруклине, Рамзеса уважают все серьёзные парни!

— Значит, выйти на него не проблема, — парировал Соломон. — Что вам нужно от Бека?

— Парень по прозвищу Чужой задолжал Рамзесу денег, — сказал Майк.

— Но при чём тут моя рукопись? — возмутился Соломон.

— Мы не знаем, чья это рукопись, — в тон ему произнёс Арни, нервно вскидывая ладони.

— Уж точно не ваша, — сказал Соломон. — Где она?

— В Питтсбурге, — едко улыбнулся Майк.

— Что?! — Соломон помрачнел.

Майк кивнул на Бека.

— Я видел, как он забирал из машины Чужого сумочку. А когда мы пришли к нему домой, нашли в сумочке книгу.

— Правильно! — подхватил Соломон. — Чужой вёз рукопись мне. А вместо него приехал Бек. Но мы разминулись. И я попросил его придержать рукопись, пока не вернусь в город.

— Почему мы должны тебе верить? — Арни наморщил лоб.

— Да, почему? — вклинился молчавший до сих пор Рокки — «Ван Дамм».

— Потому что я должен был отдать Чужому деньги, — веско сказал Соломон.

Лицо Майка расплылось в улыбке:

— А вот это ближе к теме.

— Сколько задолжал Чужой Рамзесу? — требовательно спросил Соломон.

— Хочешь выкупить рукопись? — Майк недоверчиво скривил лицо.

— Хочу! — напористо выдохнул Соломон, расправляя крылья орлиного носа. — Сколько?

Майк откинул голову, смерил Соломона скептическим взглядом и произнёс, важно растягивая слова:

— Двести тридцать косарей.

Соломон решительно поднял крышку бокса между сиденьями. Бек увидел в боксе пистолет и несколько пачек стодолларовых банкнот. Соломон взял три из них, опустил крышку и сунул деньги Майку.

— Здесь тридцать, — внушительно сказал Соломон. — Считайте, что это задаток.

Парни удивлённо разглядывали деньги в руках Майка.

— Если я вдруг откажусь от рукописи, — продолжал Соломон, — можете оставить эти деньги себе. Но если не поставите рукопись до полуночи, вернёте задаток в двойном размере!

— Но я… — Майк растерянно смотрел на Соломона. — Э-э… То есть мы… Рукопись в Питтсбурге…

— Я слышал, — раздражённо сказал Соломон, и его тонкие фигурные бакенбарды нетерпеливо изогнулись. — Деньги у тебя в руках. А время идёт. Давай же, шевелись!

Майк переглянулся с друзьями и, словно придя в себя, улыбнулся и спрятал деньги за пазуху.

— Вот это разговор! — сказал довольный Майк.

Все четыре двери вдруг разом распахнулись, и бойцы в чёрных масках навели на сидящих дула автоматов.

— Никому не двигаться! — раздался чей-то бравый голос. — Это ФБР. Медленно поднимаем ладони на затылок!

— Какого хрена! — возмутился Соломон.

— Это подстава! — запаниковал Майк.

— Разговорчики! — прикрикнул тот же голос, и его обладатель — пухлый кучерявый фэбээровец в тёмно-синей униформе без маски на лице — защёлкнул кольцо наручника на запястье Соломона.

— Все медленно выходят наружу! — скомандовал фэбээровец. — Никаких резких движений! Стреляем без предупреждения!

Парни вышли из «Мерседеса». Их тут же развернули лицами к машине и сковали за спинами руки.

Фэбээровец вывернул запястья Соломона и щёлкнул вторым кольцом наручников. Соломон прижался щекой к крыше «Мерседеса».

— Это какая-то ошибка! — вскричал он рассерженно. — Я уважаемый человек!

— Это не ошибка, — иронично улыбаясь, сказал фэбээровец. — Вы — Соломон Давнер. Девелопер и незаконный торговец донорскими органами.

— Что за бред? — досадливо поморщился Соломон.

— Это не бред, — фэбээровец удовлетворённо хмыкнул. — Мэр уже даёт показания. А вы, кроме прочего, обвиняетесь в организации убийства гражданина Германии Алекса Кайзера, совершённого в минувшую пятницу у отеля Брайт Уэй!

Бек с недоумением поднял глаза на Соломона.

На дороге появились синие спецфургоны с надписями «FBI». Парней повели к одному из них, Соломона — к другому.

Навстречу вышел широкоплечий пожилой мужчина с выступающей вперёд трапециевидной нижней челюстью. Он сунул в рот сигарету и поднёс зажигалку.

— Ну вот и всё, — сказал он, закуривая. — Я ждал этого дня три года.

Соломон исподлобья взглянул на мужчину.

— Имя полицейского Клифа Ньюстеда ты ведь не забыл? — мужчина гневно сверкнул глазами и повёл подбородком. — Его смерть не сойдёт тебе с рук!

Соломон, хищно раздувая ноздри, с ненавистью плюнул на землю.

Бека и троицу впихнули в машину. Следом запрыгнули два автоматчика. Двери захлопнулись. Фургон резко тронулся, и арестованные, не успев рассесться, неуклюже завалились набок.

 

 

26. Рождественские именинники

 

Дежурный стажёр завёл Бека в кабинет и удалился. За рабочим столом сидел тот самый фэбээровец в тёмно-синей униформе и что-то писал. Увидев Бека, фэбээровец вышел из-за стола ему навстречу.

— Ну, здравствуй, дружище! — сказал он на чистом русском языке, и его смеющиеся васильковые глаза засияли торжественным светом.

Бек несколько секунд вглядывался в лицо фэбээровца, затем недоверчиво улыбнулся:

— Илюха? Илья Зильбер?! Не может быть!

— Да, это я, — рассмеялся Илья Зильбер.

Они крепко обнялись.

 

В седьмом классе пришёл новенький — Илья Зильбер. Он сел за одну парту с Беком, и спустя некоторое время они превратились в неразлучных друзей. Оба любили писать сочинения, оба играли на гитаре и оба всерьёз увлекались английским.

Как выяснилось позже, Илья тоже родился в Рождество, только в православное. И хотя формально Бек был старше Ильи на целый год, по факту разница между днями их рождений составляла неполные две недели, симметрично разделённые, словно осью, началом Нового года.

                                          

— Ты работаешь в ФБР?! — Бек изумлённо вглядывался в сильно возмужавшее лицо Ильи.

— Пути Господни неисповедимы, — Илья развёл ладонями.

— Тебя не узнать, — Бек покачал головой.

— Ты тоже изменился, — улыбнулся Илья. — От очков избавился…

Парни сели за стол.

— Жёстко они тебя отделали, — Илья разглядывал синяки и ссадины на лице Бека. — Впрочем, и ты в долгу не остался, разукрасил рыжего…

— Я думал, ты уехал в Польшу и стал журналистом, — сказал Бек.

— Всё правильно, — Илья достал из кармана пачку сигарет и предложил Беку.

Бек мотнул головой, с лёгкой полуулыбкой глядя сквозь Илью и проваливаясь в видение из прошлого.

 

Учительница русского языка и литературы радостно взмахнула двумя тетрадями: «Илья и Бекбулат прославили нашу школу! Их сочинения напечатают в газете!» Девятиклассники стали аплодировать.

«Наши неразлучные рождественские именинники обошли всех участников городского конкурса! — похоже, учительница была удивлена не меньше других. — Абсолютно всех! Жюри так и не смогло решить, чьё произведение лучше, поэтому они поделили первое место!»

Ученики повскакивали с мест, и класс залился свистом и овациями. Илья и Бек разухабисто повернулись на стульях друг к другу и синхронно выбросили над головами правые руки. Раздался звонкий, обжигающий ладони хлопок, от которого очки Бека съехали на нос.

 

Илья глубоко затянулся, откинулся в кресле и выпустил несколько колец дыма.

— Сначала мы уехали в Польшу, — сказал он, — а спустя год в Германию. Потом отцу предложили работу в Штатах. В итоге мы перебрались в Нью-Йорк…

Илья выпустил ещё несколько колец.

— Я отучился на журналиста… И даже поработал несколько лет, но потом вдруг понял, что мне нужны полномочия. Пришлось учиться заново.

— Полномочия? — с недоумением переспросил Бек.

— Причём реальные, — хитро подмигнул Илья и выпустил огромное, густое кольцо. — Всего три года назад я окончил академию ФБР и приступил к работе…

Он сложил губы трубочкой и эффектно пропустил сквозь клубящееся кольцо прямую как стрела струйку дыма. И торжествующе улыбнулся:

— …а материала собрал уже на несколько книг!

— Вон оно что! — рассмеялся Бек. — Не забыл нашу мечту!

— Кстати, первую книгу я уже дописываю, — Илья победоносно поднял палец. — Планирую завершить её в ближайшее время!

— Ай, маладца! — Бек склонился над столом и залихватски занёс кисть за голову.

Илья симметрично изогнул руку. Их ладони сошлись в хлёстком, смачном хлопке.

Бек выбросил указательный палец в сторону Ильи и заговорил тоном знатока:

— Обязательно найди хорошего редактора! Но сначала дай прочесть рукопись друзьям и знакомым и выслушай их мнения.

— Спасибо за совет, — сказал Илья и усмехнулся. — Ну а ты-то как, старина? Небось тоже книгу пишешь? Или уже написал?

— Пишу, — уклончиво ответил Бек и вдруг поймал себя на мысли, что проницательный Илья наверняка уже погуглил и многое узнал о громкой «славе» Бека.

— «Творческий грант» — дело серьёзное, — Илья глубокомысленно улыбнулся. — Рассказывай, чем занимался все эти годы?

— Рассказывать особо нечего, — пожал плечами Бек. — После школы я не пошёл учиться дальше. Брат, с которым я жил в доме бабушки, устроил меня в столярную мастерскую, где я и проработал всё это время. А летом вот прибыл сюда…

Он замолчал.

Илья с азартом хлопнул по столу:

— Чёрт возьми, мы перелопатили кучу имён! — его лицо горело мальчишеским задором. — Кто бы мог подумать, что это окажешься именно ты!

— Выходит, мне с самого начала стоило явиться в ФБР? — заметил Бек.

— Когда я увидел твои данные, глазам не поверил! — Илья потрясённо качал головой. — Как интересно свела нас жизнь спустя столько лет… И именно в тридцать три года…

— Что стало с Олегом Ненашевым? — оживился Бек.

— Он в окружной больнице, под наблюдением врачей.

— А его семья?

— Им уже ничто не угрожает, — заверил Илья.

— Значит, всё обошлось?! — обрадовался Бек. — А что с рукописью? Она в Питтсбурге?

— Её изъяли. Она уже в пути.

Илья протянул Беку лист бумаги.

— Подпиши, — сказал он.

— Что это?

— Твои показания.

Бек пробежал глазами по тексту и поставил подпись. Илья жизнерадостно рассмеялся, глядя на его руки:

— До сих пор не удалил?!      

 

Юные Илья и Бек-очкарик разглядывали друг у друга свежие одинаковые надписи-татуировки «Диана».

— Мы поставим её перед выбором! — решительно сказал Илья, протягивая Беку ладонь.

— И один из нас уйдёт без лишних слов, — не менее решительно ответил Бек, пожимая протянутую руку.

 

Бек посмотрел на левую кисть Ильи, но увидел лишь белёсый шрам на месте татуировки.

— Я свою ещё в Польше вывел, — улыбнулся Илья.

Бек задумчиво глядел на Илью.

— Фантастика, — сказал он. — Я ведь недавно вспоминал вас. Обоих…

Илья прогнал одно кольцо дыма через другое.

— А потом и вживую увидел, — продолжал Бек. — Сначала Диану... А теперь и тебя…

— И как она? — оживился Илья.

— Так же хороша, — улыбнулся Бек. — Кстати, она тоже в Нью-Йорке.

Илья взметнул брови домиком, и на его высоком лбу обозначились морщины:

— Да ладно! Серьёзно?!

Бек утвердительно кивнул.

Илья вдавил окурок в пепельницу. Его лицо стало строгим, непроницаемым.

— Я отправил ей два письма… Но она не ответила. А потом… Всё закрутилось…

Илья стряхнул задумчивость и встал из-за стола.

— Ладно, будем на связи, — сказал он и посмотрел на дверь. — Мне ещё с этими маргиналами разбираться.

— На связи, — Бек тоже поднялся.

Они обменялись крепким рукопожатием и тепло посмотрели друг другу в глаза.

 

***

 

Спустя час Майк, Рокки и Арни подписывали показания в кабинете Зильбера.

Зильбер закурил, глубоко затянулся и выпустил подряд с дюжину мелких дымовых колечек.

— Если Рамзес узнает, — с сочувствием в голосе сказал Зильбер, — что вы упустили рукопись, он не обрадуется.

Майк удивлённо взъерошил брови над глазами-синяками.

Зильбер выпустил ещё несколько колец.

— А если он узнает, что при этом вы хотели срубить тридцать косарей, он точно разозлится! — сказал Зильбер, не сводя глаз с Майка.

Арни и Рокки переглянулись.

— О чём это ты? — Майк оторопело нахохлился.

Зильбер зрелищно выпустил густое, закручивающееся кольцо дыма и язвительно улыбнулся:

— Чужой должен Рамзесу двести косарей, верно? Не двести тридцать.

Майк буравил Зильбера ненавидящим взглядом из-под рыжих волос.

— Чего ты хочешь? — процедил он сквозь зубы.

Зильбер филигранно прогнал сквозь разросшееся дымовое кольцо тоненькую сизую струйку и, опёршись руками в стол, приблизил лицо к Майку.

— Держитесь подальше от Бека, — сказал он как отрезал.

 

 

27. Солнцестояние

 

Благодаря связям брата, все магазины, куда Бек выставил книгу на продажу, пошли ему навстречу и продлили пробный период с одного месяца до трёх. Но это мало утешало Бека, ведь книга всё равно лежала мёртвым грузом на топовых средних полках.

Всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал, как, мол, продажи, Бек впадал в ступор и лепетал что-то бессвязное: дескать, никто нынче не читает бумажных книг. При этом уши его предательски горели. Он стал избегать общества людей и вновь превратился в отшельника, как тогда, когда работал над повестью.

Чуть ли не каждый день он поднимался в горы. Сидел часами в полном одиночестве под тёплым солнцем, созерцая живописную панораму гордых и незыблемых вершин, покрытых вечными снегами. Буйное весеннее преображение природы отвлекало от невесёлых дум, и Бек всецело растворялся в царственной тишине, нарушаемой лишь порывами ветра и пением птиц.

Однажды, в конце весны, когда бинты с укороченных пальцев наконец были сняты, Бек обнаружил, что Александр Лебедев не терял времени даром и забил ещё пару-тройку контрольных гвоздей в крышку его творческого гроба. Давая интервью на различные темы, литератор выливал между делом дежурный ушат помоев на книгу Бека, превратившуюся в забавный анекдот. Блогеры помельче дружно подпевали заданному тренду.

В одной из последних тирад Лебедев похвалил книгу какого-то молодого автора. Бек заинтересовался и нашёл в Сети дельную рецензию на эту книгу от известного пожилого писателя.

«Вот бы и мне получить такой объективный отзыв!» — с восхищением и завистью подумал Бек, ознакомившись с рецензией. Её автор перечислил не только минусы книги, но и плюсы, и даже отметил оригинальные задумки и литературные приёмы дебютанта.

Бек купил в магазине эту книгу и кое-как прочёл. И понял, что ничего не понял. По его ощущениям, книга была монотонной и нудной, без сюжета и интриги, с диким количеством опечаток и неотшлифованными, трудночитаемыми кусками.

Бек решил во что бы то ни стало познакомиться с автором рецензии. «Если он хвалит эту книгу, — загорелся Бек, — пусть прочтёт и мою!»

Благодаря Сети он нашёл контакты этого человека и договорился с ним о встрече. Писатель, разменявший седьмой десяток, принял от Бека подписанный экземпляр, взглянул на обложку сквозь линзы очков и слегка прищурился:

— Кажется, я что-то слышал о вашей повести…

Поборов смущение, Бек стал излагать суть дела.

— Я считаю, что мою книгу незаслуженно обозвали фальшивкой, — сказал он, с надеждой заглядывая в глаза писателю.

— То есть вам нужна объективная оценка? — писатель проницательно посмотрел на Бека поверх очков.

— Именно так, — ответил Бек.

Писатель перевернул книгу и прочёл аннотацию.

— Потенциальный бестселлер?! — он иронично улыбнулся. — Какая смелая заявка!

Бек грустно вздохнул.

— Это была моя ошибка, — сказал он с горьким сожалением. — Я ни с кем не советовался и писал книгу в полном одиночестве…

— Непростительная, надо сказать, ошибка, — писатель снял очки и сунул их в нагрудный карман пиджака. — Обычно я предлагаю прочесть рукопись друзьям и знакомым, выслушиваю их мнения и переосмысливаю написанное. Затем вношу дополнительные правки и лишь потом отдаю текст редактору.

— Я хочу попросить вас, — волнуясь, заговорил Бек, — написать ваш честный отзыв о моей книге.

Писатель откинулся в спинку кресла и сложил руки на груди.

— Я готов оплатить ваше время! — торопливо добавил Бек, заливаясь краской. — Конечно, время не имеет цены, но тем не менее… Для меня очень важен независимый взгляд.

— Хорошо, — сказал писатель. — Давайте встретимся через неделю и продолжим наш разговор.

 

В назначенный день Бек позвонил писателю, но тот, сославшись на занятость, попросил отсрочить встречу ещё на неделю.

Когда они наконец встретились снова, писатель сказал, разводя руками:

— Оказывается, о вашей книге уже столько понаписано, что я не вижу смысла лезть в полемику.

— А вы прочли её? — с надеждой спросил Бек.

— Признаться, не было времени…

— Но я заплачу вам! — встрепенулся Бек и тут же осёкся, почувствовав внезапное головокружение. Он вдруг отчётливо понял, что затея абсолютно бессмысленна.

— Сейчас я поглощён работой над новой книгой, — пояснил писатель. — Ну, вы меня наверняка понимаете.

Бек кивнул, стараясь не выдать разочарования.

— Пишите следующую повесть! — улыбнулся писатель. — А лучше роман. Используйте накопленный опыт!

Бек опустил глаза.

— Не унывайте, пишите! — подбадривающе сказал писатель. — На самом деле наши неудачи и фрустрации дают нам пищу для новых книг. Не опускайте руки!

Всё правильно, обречённо подумал Бек. Пора осознать очевидную истину. Никто не станет его защищать. Никто не будет тратить своё драгоценное время солнца на его повесть, отряхивать её от чужого дерьма, читать, анализировать.

— В следующий раз я готов первым написать рецензию на вашу новую книгу! — сказал напоследок писатель.

 

Вняв совету, Бек сел за новую вещь. Но всякий раз, когда он открывал текстовый файл, не мог выдать ни строчки. Муза покинула его. И чем больше попыток он делал, тем сильнее нарастало внутреннее напряжение.

Бека нервировал статус безработного. Уже третий месяц он тратил накопленные сбережения, и это его изрядно волновало. Ещё больше беспокоила незавидная судьба неудавшейся книги. Но более всего тревожил тот факт, что после ужасного сна родители перестали к нему приходить. Они и правда ушли. И с их уходом Бек перестал получать добрые вести.

 

***

 

Как ни оттягивал Бек этот день, он всё же настал. Двадцать первое июня — день летнего солнцестояния. За три месяца было продано всего несколько экземпляров — менее десяти. Да и те были куплены родственниками либо коллегами. Скрепя сердце Бек проехал по адресам всех шести магазинов и погрузил книги в багажник зелёной «Тойоты».

Он ехал по улицам не выбирая маршрута, и в конце концов очутился за городом. Потом долго мчал по трассе, минуя посёлки, и наконец выехал в бескрайнюю пёструю степь, накрытую от края до края ярко-синим куполом небес.

Спустя ещё час Бек свернул с трассы и двинул по грунтовой дороге. Густая трава, росшая посреди колеи, мягко гладила днище машины. Позади столбом поднималась пыль.

В предзакатных лучах солнца Бек въехал на пологую возвышенность и увидел далеко впереди полноводную реку, перерезающую степь извилистым синим руслом, словно гигантская змея.

Он вышел из машины и зачарованно залюбовался восхитительной панорамой, тонущей в невероятном, золотисто-перламутровом сиянии фантастически сочного заката.

«Вот он, пик моей молодости, — с грустью подумал Бек. — Вершина моего лета».

Колесо года, пройдя через наивысшую точку солнцестояния, теперь плавно, но неизбежно покатится вниз по дуге, к осеннему равноденствию, а оттуда — к зимнему солнцевороту.

Самый длинный день, выгорев, медленно и обречённо уходил вслед за угасающим светилом, словно жертвенный ягнёнок за правоверным мусульманином в день праздника Курбан-байрам. Солнце, скрывшись за кромкой горизонта, вдруг вспыхнуло напоследок необыкновенным ярко-зелёным лучом, и Беку почудилось, будто в небе раздался прощальный, элегично-минорный аккорд.

Спустившись к берегу, Бек погнал машину вниз по течению и вскоре добрался до того самого места, куда в последний раз приезжал вместе с родителями двадцать семь лет назад.

 

 

28. Место храма изменить нельзя

 

Вернувшись домой из департамента ФБР, продрогший Бек долго тянул горячий чай и задумчиво глядел за окно.

Цель его приезда в Америку, ради которой он пустил в ход все сбережения, была под угрозой срыва. Срок сдачи финального задания истекал послезавтра, а Бек так ничего и не придумал.

Его вновь одолевали сомнения. Он не осилит последний рубеж. Значит, и победы не видать как своих ушей. Что он напишет? Какой афоризм возьмёт за основу? И потом, даже если каким-то непостижимым чудом он умудрится заполучить грант, его история требует серьёзной доработки. В ней явно чего-то не хватает. Но чего именно?

Сев за лэптоп, Бек открыл почту и обнаружил новое письмо от Андрея, которое тот получил от Игоря и переслал Беку. Игорь сообщал, что их группа значительно выросла. Снимки рукописи и перевод вызвали неслыханный ажиотаж в учёных кругах. И хотя переводимый текст никогда и нигде раньше не упоминался, никто не сомневается в его аутентичности.

Специфика текста говорит о том, что изучаемый кодекс отчасти перекликается с гностическими евангелиями периода раннего христианства. Особенности диалектных и заимствованных греческих слов указывают на то, что скорее всего этот текст является коптским переводом с греческого оригинала.

Единственное, в чём мнения учёных разошлись, так это подлинность указанного авторства, писал Игорь. История знает немало случаев, когда последователи какого-либо учителя сочиняли трактаты и подписывали их именем давно ушедшего из жизни наставника — для большего авторитета. Ведь бумага не краснеет.

Игорь предлагал Андрею продать кодекс одному из меценатских фондов Санкт-Петербурга, представители которого готовы начать переговоры хоть сегодня. Цену они могут заплатить весьма интересную, подзадоривал Игорь.

Усмехнувшись, Бек погрузился в перевод очередных страниц манускрипта и словно бы очутился у стен древнего города, шумного, многолюдного…

 

Наутро пошёл я к людям и заговаривал со всяким, кто встречался мне на пути. Вскоре собрались вокруг меня ученики, желавшие идти со мною и слушать проповеди мои. И сделал я одно горестное заключение.

 

Простой люд охотно принимает Благую Весть. Священники же завсегда не любят пророков. Говоря свои речи, держат они руку не на сердце, а на скрижалях Моисея, давно превратившихся в холодные камни преткновения. И оттого бывают их речи звонки, но пусты, сердца глухи, а глаза закрыты.

 

И возносят они превыше всего святость и субботу. Жертвами и поклонами наставляют угождать Богу, дабы не гневался Он и не обращал ярость Свою в мир. А люди внемлют и боятся гнева Божия. И от того сильны священники над людьми.

 

И говорил я людям, что не нужно страшиться Отца Небесного, потому как чужды Ему гнев и ярость, ибо Бог есть Любовь и Свет!

 

Говорил я во всеуслышание, что нет такого Бога, которого нужно задабривать жертвами, молить о пощаде. Ибо такой Бог — мёртвый. А истинный Бог живее всякого живущего, ибо Он и есть сама Жизнь!

 

И не нужно искать Его, ибо Он повсюду — внутри и снаружи, вверху и внизу. Подумай о Нём, а Он уже слышит тебя. И что бы ни задумал ты, всё открыто пред Ним. И Бог, благословляя тайное, награждает тебя явью.

 

Закон Божий прост: всё растёт по образу и подобию помыслов твоих. Доброе семя даёт добрый плод, а худое произрастает к худшему. Потому не вини Бога в страданиях твоих, ибо люди наказывают себя сами, забывая о законе образа и подобия.

 

В каждом человеке сокрыто семя — бесценный дар Господа. Это искра Его Огня, что горит в самом сердце твоём. Раздувай всяк искру свою изнутри, и прорастёт дар твой наружу, и прорастёшь ты, подобно древу, навстречу солнцу, и принесёшь плод свой, предначертанный семенем…

                                             

«Как лаконично, как сочно!» — с восхищением подумал Бек и повторил вслух последние слова:

— И прорастёшь ты, подобно древу, навстречу солнцу, и принесёшь плод свой, предначертанный семенем…

А ведь нечто похожее Бек написал в своей книге! Про то, что счастливый человек подобен яблоне, раскрывшейся солнцу и принёсшей богатый урожай.

— Значит, я уже не первый, — озабоченно заметил Бек и горько усмехнулся. — Надо же, открыл Америку!

«А может быть, все мои светлые мысли, маленькие, но важные находки, высказанные в повести, кем-то уже давно изречены! — подумал он в ужасе. — Стоит ли вообще писать в таком случае?»

Бек удручённо вздохнул и откинулся на спинку стула. Стоит ли вообще писать, если обо всём давно всё сказано и ничего нового уже не сообщить?

Он вспомнил сильные эмоции и непередаваемое чувство радости открытий, которое испытывал, работая над книгой. Это чувство, эти переживания были настоящими, неподдельными минутами счастья. Неужели всё было обманом?

Он горестно прикрыл веки. Отправиться на последние деньги за тридевять земель, чтобы понять всю тщетность своих надежд! Что может быть глупее?!

И вдруг перед мысленным взором забрезжил слабый огонёк догадки. И чем пристальнее Бек вглядывался в него, тем ярче разгоралось пламя озарения. Ответ был прост.

— Почему бы и нет! — воскликнул он, открывая глаза. — Когда бы это ни было написано, с тех пор ведь ничего не изменилось!

Бек понял, что подобные открытия неизбежны. Они будут происходить снова и снова, из века в век. Ведь самые важные истины не могут быть новыми.

Всякий раз они будут изумлять и вдохновлять очередного «первооткрывателя», словно тот взобрался на высокую вершину, и дарить ему глоток фантастической свободы. И сколько бы людей ни поднялись потом на эту вершину, сколько бы разных троп ни протоптали к ней чьи-то ноги, глоток счастья не утратит аромата, свежести и новизны, подобно тому как вода в роднике всегда остаётся чистой и восхитительно вкусной, сколько бы путников ни испили из него.

Окрылённый, Бек вновь придвинулся к столу.

 

И прогоняли меня священники из синагог. С ненавистью кричали они, что дерзновенны и богохульны речи мои. В кровь разбивали мне лицо за вратами храмов. И грозились они предать меня суду синедриона — как заговорщика и смутьяна.

 

«Кто ты таков? — насмехались надо мною фарисеи и книжники. — Разве обучался ты с нами законам Моисеевым, дабы проповедовать и произносить имя Господа?»

 

А иные из них требовали: «Если и вправду ты посланник Господень, то яви нам чудеса да знамения, дабы могли мы поверить тебе». И отвечал я им, что не чудесами пришёл удивлять, но чтобы открыть людям чудо Истины. И кричали они, что я самозванец.

 

Поистине, не бывает пророка без чести, разве только в отечестве своём. И до скончания века будут восседать во храмах пустосвяты, называющие себя наместниками Бога и не желающие слышать Весть Его.

 

Место же истинного, нерукотворного Храма —

в сердце каждого живущего,

там, где Искра Его, пламя бесценное.

 

Бек прошёлся по комнате, потирая пальцами лоб. За окном повисли синие ноябрьские сумерки.

— Не бывает пророка без чести, — пробормотал он и снова сел к ноутбуку.

Перечитав начало письма, Бек набрал в поисковой строке: «гностические евангелия». Ознакомившись с некоторыми из ссылок, он изменил запрос на «гностики» и вскоре понял, что информация весьма неоднозначна и противоречива, и у гностиков существовало немало различных течений.

Одно из этих течений, названное впоследствии христианским гностицизмом, появилось в начале новой эры и во втором веке достигло расцвета, но вскоре было объявлено опасной ересью и безжалостно искоренялось инквизицией.

Сведения о гностиках неизбежно приводили Бека к центральному понятию их учения — гнозису, которое истолковывалось весьма туманно и везде по-разному.

В одной из ссылок заявлялось, будто значение этого понятия невозможно раскрыть никакими словами, так как оно является едва ли не самым таинственным и необъяснимым из всех слов.

В другом месте утверждалось, что гнозис — это потрясающее, удивительное путешествие. И чтобы понять, что означает гнозис, нужно просто в это путешествие отправиться, и тогда оно чудесным образом изменит жизнь доверившегося путника. Однако маршрут не приводился.

Христианские гностики называли себя истинными последователями тайного учения Христа. Они полагали, что при рождении людские души рассеиваются в низшем, материальном мире, созданном низшим божеством — демиургом. Проживая жизни, люди горят на дне материального мира крохотными точками света, подобно звёздам на ночном небе. И гнозис — их единственное спасение, воссоединяющее человеческую душу с её истоком — Вселенским огнём.

Бек переходил от ссылки к ссылке, поглощая информацию, и не заметил, как уснул за ноутбуком.

 

 

29. Встреча

 

Помещение оказалось пустым и походило на полость широкого цилиндра. Одна-единственная стена плавно изгибалась по кругу и замыкалась сама на себя.

Бек увидел внушительных размеров дверь, изготовленную из морёного дуба, и невольно засмотрелся на неё. Это была ручная работа исключительного качества. Изящные резные филёнки, обрамлённые роскошной обкладкой, приковывали взгляд. Покрытая благородным матовым лаком, дверь была увенчана рельефным арочным карнизом и грациозно выступающими капителями.

Сквозь контуры дверного полотна заструилось тонкое лазоревое сияние. Подойдя к сияющему контуру, Бек надавил на золочёную волнистую ручку и толкнул дверь наружу, но она не подалась. Тогда он потянул её на себя. И услышал тихий щелчок и частое тиканье, словно пришёл в действие часовой механизм, таящий скрытую угрозу. Бек попятился от двери.

Раздался грохот, сменившийся пронзительным лязгом и звяканьем. Казалось, с обратной стороны кто-то снимает пудовые цепи и отодвигает тяжеленные заржавевшие засовы.

Туго и протяжно заскрипели невидимые петли, словно вековым налётом схваченные. И гулом из недр, вздрогнув, отозвалась земля. Пол задрожал, будто началось землетрясение, и, качнувшись, Бек едва удержался на ногах.

Массивный шедевр из морёного дуба оказался всего лишь внешним фасадом, за которым таилась ещё более тяжёлая стальная сердцевина. Бек понял это, едва взглянув на внушительный трёхслойный торец двери, медленно отворяющейся вовнутрь.

В проём хлынул ослепительный синевато-холодный свет. Бек зажмурился. Перед глазами запрыгали причудливые символы, иероглифы и числа. Они ярко вспыхивали на долю секунды и тут же исчезали, и Бек не успевал их разглядеть. В ушах зазвучали странные протяжные голоса. Бек подумал, что это, должно быть, древние наречия греков и египтян.

Скрип внезапно прекратился, и голоса стихли. 

— Добро пожаловать! — раздался чей-то хрипловатый бас.

Бек поднял веки. Перед ним стоял высокий мужчина, облачённый в белую ткань, богато расшитую синим орнаментом. У него были тёмные волосы и такая же тёмная козлиная бородка.

— Кто вы? — спросил Бек, разглядывая необычное одеяние незнакомца.

— Я — демиург, — просто и без затей представился мужчина. — Творец мира.

— Что это за место? — спросил Бек.       

— Да будет тебе известно, — улыбнулся творец мира, — что древние гностики верили в триединство человека!

— Триединство человека? — эхом повторил Бек.

— Да-да, — пробасил демиург, и радужные оболочки его глаз зловеще вспыхнули цветными огненными нитями. — Судьбу человека определяют его мысли, слова и поступки…

Бек огляделся. Дверной проём был позади демиурга.

Демиург поднял указательный палец:

— Лишь немногие знали, что, если настроить мысль, слово и действие на особую частоту, можно приблизиться к божественному резонансу. К примеру, Гаутама, сидя под деревом Бодхи, испытал этот самый резонанс и уже не мог думать ни о чём другом! Он оставил людям целое учение! Однако мало кто по-настоящему понимал его…

— Но какое это имеет отношение ко мне? — нетерпеливо перебил Бек.

— Доходило до смешного! — глумливо оскалился демиург. — Люди подыскивали особое действие — ритуал или магическое слово — заклинание, которое могло бы вызвать явление триединства…

Бек двинулся в обход творца мира, направляясь к выходу, но произошло какое-то невероятное искривление пространства, и дверь переместилась за спину демиурга.

— И однажды явился Йешуа, — продолжал творец мира, не обращая внимания на попытку Бека сбежать. — Он собрал вокруг себя людей и заявил, что познал гнозис. Он звал их в неслыханное путешествие духа, провозглашая, что старое учение окаменело и изжило себя, и пришло время истинной веры и свободы…

— Откуда вам знать? — насторожился Бек. — Кто вы такой?

Демиург самодовольно усмехнулся.

— Я тот, кто украл благую весть! — громогласно и торжествующе заявил он и залился неприятным, раскатистым смехом.

Бек попытался обойти демиурга с другой стороны, но фокус с искривлением повторился.

Демиург, словно опомнившись, сделал шаг в сторону и взмахнул рукой, указывая на распахнутую дверь:

— Ты хочешь пройти? Пожалуйста!

Бек вышел из круглой комнаты и очутился в книжном магазине, самом большом из всех шести магазинов, куда он выставлял книги на продажу. И вдруг он увидел себя. Да, это был он сам! Он стоял у книжных полок в новом клетчатом пиджаке оттенков кобальта и отвечал перед телекамерой на вопросы журналистки, подруги его сестры.

 

— Скажите, Бекбулат, — спрашивала журналистка, — какова основная мысль вашей повести? Могли бы вы выразить в двух словах её главный месседж?

— На самом деле главная мысль в книге не одна, — ответил Бек.

— Ну, озвучьте хотя бы одну из них, — мягко настаивала журналистка.

Он ненадолго задумался и изрёк:

— За мечту придётся побороться…

— Прекрасно! — улыбнулась журналистка и продолжила. — Вы сказали, что работаете столяром. Хотели бы вы сменить профессию и чувствуете ли вы себя писателем?

— Я много лет осваивал столярное ремесло и теперь надеюсь, что больше мне не придётся работать руками, — пошутил Бек. — А если серьёзно…

 

— А вот и ответ на твой недавний вопрос! — раздался за спиной весёлый голос демиурга.

Бек обернулся.

— Ты слышал, что ты сказал ей только что? — коварно усмехнулся творец мира.

— Да, — мрачно ответил Бек.

— Слово не воробей, — развёл руками демиург.

— Я был наивен…

— За мечту придётся побороться… — Демиург сладко зажмурился, и на губах его заиграла саркастическая улыбка. — Сильно сказано! Красивые слова назидания… Мне вот что интересно — эти слова взяты тобой из личного опыта или просто из головы? Есть в них правда? Правда гнозиса…

Бек стыдливо наморщил нос, глядя на себя, улыбающегося в телекамеру. Как же нелепо он выглядел!

— Смотри! — творец мира указал на появившееся слева окно с резными рамами из красного дерева и широким подоконником из цельной доски. Бек оценил качество исполнения. Это была работа мастеров.

— Не туда смотришь, — сказал демиург.

Бек подошёл к окну. Сквозь стёкла он увидел работающий вентилятор и надутые воздушные рукава, идущие от столярных станков к двум огромным мешкам, куда выдувались стружки и опилки. Он увидел себя, вошедшего в цех в синем рабочем халате, в хмуром, подавленном настроении. Вот он включает станок, берёт деталь и ведёт её по рабочему столу…

Бек зажмурился в ожидании неизбежного, и пальцы левой руки инстинктивно сжались в кулак.

— Хе-хех! — злорадно ухмыльнулся демиург. — Это ведь случилось как раз после твоего помпезного интервью? Когда ты заявил, что больше не хочешь работать руками?

— Я был наивен и глуп, — сказал Бек, не открывая глаз.

— Не лукавь! — противно каркнул демиург и разразился гомерическим хохотом. — Ты уверовал, что твоя книга станет бестселлером, бест-селле-ром! И не постеснялся написать об этом прямо на обложке!

Творец мира схватился за живот, словно боясь, что тот лопнет, и смеялся так бурно, так неистово, что на глазах его выступили слёзы.

— Там было написано, что это потенциальный бестселлер, — оправдывался Бек.

— Какая разница?! — всплеснул руками демиург. — Литература — дело жестокое. Тут уж если взялся, отвечай за каждое слово!

Бек бросил на демиурга жёсткий взгляд. Болтовня его действовала на нервы.

— Ты хотел, чтобы как можно больше людей узнали о твоей книге? — ехидно сказал демиург. — Это желание исполнилось! Правда, со знаком минус.

— Кто вы такой, чтобы лезть мне в душу! — возмутился Бек.

— Твои пятнадцать минут славы превратились в полное литературное фиаско, — выразительно и певуче произнёс демиург с блаженной улыбкой.

— Да кто вы такой?!

Лицо демиурга сделалось вдруг суровым. Усмешка слетела с его губ, и в потемневших глазах ярко обозначились радужки, в которых пульсировал замысловатый огненный узор.

— Я тот, кто следит за словами, — внятно и строго произнёс демиург, пронизывая Бека свирепым, безжалостным взглядом. — За исполнением сказанного и написанного!

Он снова повеселел и лихо раскрыл невесть откуда появившуюся в его руках книгу с бледно-жёлтыми страницами.

— Вот здесь написано… — сказал он, желчно улыбаясь. — «Лишь стоит человеку утратить способность мечтать, как жизнь его становится пресной и скучной»… Не спорю, в этом ты смог убедиться…

Демиург перемахнул часть страниц и ядовито усмехнулся:

— Хе-хех! А вот тут ещё более пафосно. Я бы даже сказал, пророчески: «Завышенные амбиции чреваты большими разочарованиями…» Что ж, сказано — исполнено…

— Хватит!! — разгневанно выкрикнул Бек.

Демиург захлопнул книгу и с удовлетворением посмотрел куда-то мимо Бека:

— Полюбуйся на это!

Бек обернулся и увидел себя…

 

Он стоял в степи под чёрным звёздным небом. Неподалёку тихо плескалась река. Это была самая короткая ночь в году после самого длинного дня — дня летнего солнцестояния.

Место, где двадцать семь лет назад отец разбил палатку, почти не изменилось. Лишь трава стала заметно ниже. Или это Бек вырос? Он задумчиво смотрел на Млечный Путь. Где-то там, в обители света, нашли приют души его родителей.

До него только здесь и сейчас дошёл истинный смысл всего того, что на самом деле происходит в его жизни. Это было жестокое прозрение, бьющее через край в своей предельной ясности.

Перед Беком вдруг явственно обнажилась вся правда, словно яркий шар в ловкой руке фокусника, с которой тот резко сдёрнул «волшебный» платок. Вот только правда эта оказалась не яркой, а гнусной, чудовищной. Бек ужаснулся внезапно открывшимся ему масштабам собственной глупости.

— А-а-а! — страшно зарычал он в ночную степь, будто раненый зверь. — Я недостоин даже во сне видеть родителей!!!

Никто не повинен в его неудачах. Ни Исмаил Малахи, ни Александр Лебедев, ни все эти вместе взятые блогеры, никто. Только он, он сам — причина всех бед.

Все его светлые мысли, высказанные в повести, а также трепетное посвящение родителям на отдельной странице, и даже дата выхода книги, приуроченная ко дню рождения мамы, были всего лишь красивой ширмой, маскирующей неуёмное тщеславие.

Он самонадеянно полагал, что жизнь так легко исполнит его глупую, честолюбивую мечту! Он возомнил, что книгу ждёт большой успех. И, не стыдясь, поместил на обложку это скандальное, неуместное слово «бестселлер», выпятившее всю уродливую суть его затеи. Но жизнь не разделила его амбициозных планов. Она низвергла Бека в пучину всеобщего посрамления. И поделом ему! Иначе и быть не могло. Пора взглянуть правде в глаза — он жаждал громкой славы и готов был променять на неё всё, даже светлую память о родителях!

— Я опозорился и опозорил их, — с горьким, мучительным осознанием сказал Бек и скрипнул зубами. — Нет мне прощения, нет!

Чиркнув сразу несколькими спичками, он бросил их перед собой. Сваленные в кучу и облитые бензином, книги ярко и звучно полыхнули в ночи, обдав Бека обжигающей огненной волной. Он отступил назад. И почувствовал запах опалённых ресниц и волос. На его сокрушённом лице и в полных раскаяния глазах заиграли отблески огня, взметнувшегося в небо.

                                       

Бек посмотрел на себя и содрогнулся. Исхудалое, изъеденное депрессией лицо и потухший, затравленный взгляд человека, уложенного жизнью на лопатки, ввергали в ужас пугающей, невыносимо-жуткой безысходностью. Не в силах видеть себя такого, Бек отвернулся и уставился на огонь.

Языки пламени жадно лизали твёрдые переплёты книг, заставляя их вздуваться, сворачиваться и, потрескивая, обнажать беззащитные бледно-жёлтые страницы, на которые нещадно набрасывался хищный огонь. Беку казалось, он слышит тяжкие, жалобные стоны, будто чьи-то томящиеся души устроили тонкий многоголосый плач.

Костёр набирал силу, и одежда обжигала тело всё прибывающим жаром. Бек обливался потом. Он хотел отойти прочь, но не мог сдвинуться с места. Он не мог оторвать глаз от огня, словно древний пироман, укротивший первобытную стихию. Всё его существо сосредоточилось сейчас в этих желтоватых страницах, безжалостно пожираемых ненасытным синим пламенем.

Нагревшись до предела, одежда вспыхнула. Ткань расползалась по телу пылающими лоскутами. Кожа, шипя, пузырилась и лопалась с хлёстким, оглушительным треском. Тошнотный запах резал нос. Как ни противился Бек, он был не властен над силой огня, и страшная, нестерпимая боль пронзила сознание. Истошный вопль прорезал тишину ночной степи…

 

Казалось, душа его выгорает угольком. Бек вспомнил слова из толстой папирусной тетради Йешуа: «Раздувай всяк искру свою…» Он улыбнулся сквозь боль, расслабился и отдался стихии огня, этого предвечного первоэлемента, одного из главных четырёх первовеществ Вселенной.

Боль отпустила, и Бек, развернув плечи, подобно кораблику, надувающему паруса, набрал полные лёгкие другой первостихии — воздуха — и стал тихо дуть на уголёк, который разгорался всё быстрее и ярче. Бек стал дуть сильнее, и уголёк не замедлил отозваться — он запылал кометой и выбросил ослепительно-яркий огненный хвост, подобный тому, что вылетает из сопла ракеты.

Выгорев дотла, уголёк вспыхнул напоследок. В голове зазвенело, будто у самого уха лопнула перетянутая струна. Оторвавшись от пепла яркой искрой, Бек взлетел над костром. Он увидел себя, сжигающего книги и отчаянно глядящего в огонь. Увидел свою машину, бескрайнюю степь и широкую реку, в неторопливых волнах которой хаотично покачивались отражения звёзд, словно далёкие отблески несбывшейся мечты.

Он смешивался в потоке горячего воздуха с другими яркими искрами, и все они плавно поднимались ввысь, подобно тому, как пузырьки воздуха мягко просачиваются сквозь толщу воды океана — туда, где воздух. Туда, где много воздуха. Ведь подобное тянется к подобному.

«Если пузырьки устремляются к своей стихии и легко находят дорогу домой, — вихрем пронеслась мысль, — то куда улетают искры костра? Не туда ли, где много огня и света? Не к Вселенскому ли огню? И что за непостижимая сила поднимает меня сейчас?»

Его уносило всё быстрее и выше в чёрное бархатное небо — туда, где величественный Млечный Путь завораживающе мерцал разноцветными звёздами…

 

Бек проснулся от палящего солнца. Он лежал на июньской траве, сквозь которую пробивались жёлтые лютики и сине-фиолетовые ирисы. Во рту пересохло. Он сел и огляделся. Позади стояла его зелёная «Тойота», справа несла тихие воды голубая река, а по укороченным пальцам левой ладони ползали большие красные муравьи. У ног Бека лежала кучка сизого пепла, оставшегося от вчерашнего костра.

Сев в машину, Бек обнаружил в мобильнике с десяток пропущенных звонков от родственников.

Опустошённый и обессиленный, он вернулся домой только к вечеру. Не спеша принял душ, отключил телефоны и проглотил все таблетки, что нашлись в аптечке, обильно запив их водкой из горла бутылки. Затем лёг в кровать и забылся вязким сном. Ему снились снега. Бескрайние, ослепительно-белые. И холодные…

 

Его откачали к утру. Братья и сёстры, вовремя забившие тревогу, выдернули Бека с того света и потащили к психиатру, который диагностировал расстройство психики.

— Я пропишу ему отличное лекарство, — обнадёживающе сказал психиатр, обращаясь к брату и сестре, между которыми сидел худой и апатичный Бек. — И он быстро пойдёт на поправку!

Доктор делал пометки в медицинской карточке.

— Правда, возможны побочные действия, — предупредил он. — Яркие, необычные сновидения. И проявляться они могут ещё с полгода после окончания приёма.

 

Спустя дней десять, когда Бек наконец принял поражение и смирился с судьбой, пообещав себе не вспоминать о книге, к нему приехали другие брат и сестра. Они усадили его в ярко-синий хэтчбек и повезли к какой-то потомственной ведунье.

— Вала поможет тебе, вот увидишь! — сестра ободряюще трепала Бека по плечу. — Она очень сильный медиум.

 

Едва он вышел из дома Валы и вернулся в машину, за рулём которой сидел брат, как сестра с улыбкой заглянула Беку в глаза и закивала:

— Вала сказала тебе хорошие новости!

Брат обернулся в кресле и подмигнул:

— Надеюсь, Вала тебя обрадовала.

 

Машина тронулась и поехала, а Бек остался стоять на дороге, провожая взглядом брата, сестру и себя, удаляющихся всё дальше и дальше. Позади послышались шаги. Бек обернулся и увидел подошедшего демиурга.

— Судьба сыграла злую шутку, — участливо сказал демиург.

— Оставьте меня! — исступлённо заорал Бек, срывая связки, и сжал кулаки. — Слышите?! Идите к чёрту!!!

— Да будет так, — демиург звонко щёлкнул пальцами, и свет погас.

Бек стоял в полной темноте и тишине.

— Где я? — сказал он севшим от крика голосом, но никто ему не ответил.

Подул холодный ветерок. Бек зябко поёжился и, вытянув перед собой руки, осторожно шагнул вперёд. И едва не споткнулся. Земля под ногами уходила круто вверх, словно Бек поднимался в гору.

 

В альпиниаде зарегистрировалось пять тысяч участников, желающих покорить знаменитый четырёхтысячник.

Но до перевала едва ли дойдёт половина из них. А на вершину поднимется не более трёхсот. У остальных не останется времени. Об этом знают не все. Те, кто знают и хотят попасть в число этих трёхсот, выходят в путь на день раньше.

Они выбираются из раскалённого июльским пеклом города и едут разрозненными группами по канатным дорогам — до самого верха, почти к началу снежного покрова. Затем долго идут по горным тропам и камням, неся тяжёлые рюкзаки и палатки. Через несколько часов они достигают пологого ледника с фантастически выступающим из него скалистым нунатаком и разбивают лагерь.

 

В три часа ночи лагерь пришёл в движение. Бек с братом вышли из палатки налегке, положив в рюкзаки лишь самое необходимое. Они влились в нескончаемую вереницу туристов-светлячков, гуськом идущих с включёнными налобными фонариками по мёрзлому снегу — вверх, в сторону перевала. Крупные бриллианты звёзд ободряюще подмигивали с чёрно-синего неба.

Бек глубоко дышал морозным воздухом, борясь с тошнотой, накатившей ещё с самого вечера. И благодарно улыбался в спину идущему впереди брату, поддержавшему его идею.

Поднявшись на перевал, они надели каски и ремни со страховочными усами и встали в длиннющую очередь, ожидающую открытия допуска к альпинистским перилам.

 

Холодный ветер пробирал до костей. Бек услышал тихий отдалённый разговор.

— Кажется, там кто-то есть, — прошептал едва уловимый женский голос.

— Да, я тоже вижу кого-то, — чуть слышно ответил мужчина.

Голоса доносились откуда-то сверху. У Бека перехватило дыхание. Он не мог ошибиться! Бек поднял ступню и, нащупав прочное основание, рывком перенёс на неё вес тела, одновременно выпрямляя ногу. Затем поставил другую ступню.

— Мама! — взволнованно выкрикнул Бек и прислушался. — Отец!

Жгучий ледяной ветер нещадно хлестал Бека по лицу, выжимая едкие слёзы. Шаг за шагом он медленно карабкался вверх по скале, цепляясь за мёрзлый гранит. Глаза привыкли к темноте и стали различать очертания камней.

Бек вновь услышал до боли знакомый женский голос:

— …так похож…

Его душа рвалась ввысь, словно воздушный змей, подхваченный резким порывом ветра. Бек стал двигаться максимально быстро и вдруг, неловко оступившись, сорвался с обледенелого камня и полетел в пропасть. Натянулись шнуры и канаты, лямки пояса резко впились в бёдра и спину, и Бек повис на страховочных усах, прикреплённых к ремню.

Его гибкое тело раскачивалось над чернеющей бездной, словно маятник. Он подтянулся на перильных верёвках и вскарабкался на гранитный уступ. Перекинув карабины усов через скальный крюк, Бек переступил верёвки и очутился на ровной заснеженной площадке.

 

Он стоял на покорённом пике в обнимку с братом — на высоте четырёх тысяч трёхсот семидесяти шести метров над уровнем моря, с мертвенно-бледным лицом и побелевшими губами.

Ещё вечером, в лагере, у него разыгралась горная болезнь. Как хорошо, что с ним был брат! Благодаря одному лишь его присутствию Бек не повернул назад, не остался в лагере и нашёл силы пойти до конца.

Вид, открывающийся с вершины, захватывал дух и поражал воображение. Ничего подобного Бек не видел за всю свою трёхлетнюю историю походов в горы. Это было головокружительное, волнующее зрелище, достойное самой высокой мечты.

Бек чувствовал себя чрезвычайно измождённым, но невероятно счастливым. Для него было жизненно важно взобраться на эту вершину именно сейчас, перед дорогой, или уже никогда!

 

Он сделал это!

Он покорил пик, официальное название которого узнал лишь совсем недавно — пару недель назад — из анонса предстоящей альпиниады. Случайно наткнувшись на рекламный баннер, Бек обомлел, увидев до боли знакомые очертания той самой горы, которой любовался с раннего детства! И не просто любовался, а дал ей своё имя! Он так и называл эту вершину с малых лет — «моя гора, гора Бека». Это был его тайный магический талисман, глядя на который он частенько загадывал свои детские желания.

Благая весть застигла его врасплох. Пророчество Валы начало сбываться самым невероятным образом уже на следующий день после визита к ясновидящей! Оглушённый, Бек стоял перед баннером с широко раскрытыми глазами, боясь шелохнуться.

Это был не просто волшебный привет из далёкого детства, и не только судьбоносное известие, предсказанное Валой. Это был трансцендентный, мистический знак свыше, понятный лишь ему одному. Никто на свете, ни один оракул в мире не смог бы истолковать этот знак! Это было прямое послание в сердце, откровение без посредников.

И почему за всё то время, что он ходит в горы, его никогда не посещала мысль взойти именно на эту вершину и загадать на ней сокровенное желание?!

В ту же самую минуту Бек решил подняться на пик во что бы то ни стало. Любой ценой. Даже если ему придётся заплатить за это собственной жизнью.

 

Пока брат фотографировал виды, открывающиеся с пика, Бек вынул из кармана овальное свинцовое грузило, уцелевшее в тот роковой день, когда не стало отца и матери. Он бережно потёр его и, склонив голову к ладони, поцеловал. Затем зажал большим и указательным пальцами и с усталой, но гордой улыбкой вытянул вверх, подставляя грузило ярким солнечным лучам.

— Пусть дорога моя будет удачной! — прошептал он. — И пусть родители снова приходят ко мне...

 

— Мама, — позвал он. — Отец!

Как ни всматривался Бек в темноту, ничего не мог разглядеть. Только бы они не ушли! Он больше не переживёт этого.

— Я чувствую ваше присутствие! — сказал он во весь голос. — Отзовитесь! Вы не можете меня игнорировать, вы не можете не слышать меня! Я знаю, вы здесь…

Никто не отзывался.

— Не оставляйте меня! — отчаянно выкрикнул Бек и сглотнул поднявшийся к горлу ком. — Прошу вас, вернитесь…

Голос его подрагивал под грузом невыплаканных слёз.

— Простите меня… — Бек опустил глаза.

Холодный ветер насмешливо посвистывал в ушах.

— Я больше не предам свою мечту…

Он не узнал своего голоса.

— Обещаю, — твёрдо сказал он, вскинув голову, и шагнул вперёд. — Я буду за неё бороться!

Краешек солнца выглянул из-за хребта, и вокруг Бека в мгновение ока проявились необозримые пространства. Где-то далеко внизу, ниже лесистых подножий, вспыхнул золотыми куполами и стеклянными башнями город, ещё не проснувшийся в этот ранний утренний час, а по другую сторону вершины раскинулось громадное, неохватное глазом, величественное царство снежных пиков и ледников, сверкающих на солнце алмазным блеском вечной мерзлоты.

В нескольких шагах от себя Бек увидел родителей. Они держались за руки и смотрели в его сторону.

— Сынок! — облегчённо выдохнули они в один голос. — Наконец-то!

 

Мать и отец в обнимку бежали к нему. Босиком по прибрежной траве. Шестилетний Бек, подмываемый щенячьим восторгом, взвизгнув, выронил удочку и бросился в их распростёртые объятия. Родители подхватили его на руки и закружили по траве.

 

Отец и мать простирали объятия. Бек бросился к ним, как тогда, на берегу, зная наперёд, что сейчас родители подхватят его на руки, и вдруг с удивлением обнаружил, что перерос отца на полголовы, а маму на целую голову! Это был не сон. Они были здесь и сейчас!

Ошеломлённый, Бек крепко обнимал отца и мать, и из глаз его падали горячие крупные слёзы.

— Вы вернулись, — счастливо улыбался он сквозь пелену, застившую глаза, попеременно целуя щёки родителей. — Вы вернулись…

 

Они лежали головой к голове на зелёной лужайке, словно три луча одного солнца, направленные в разные стороны, и с улыбками вглядывались в бездонно-синие глаза Тенгри.

Солнце вдруг побежало куда-то вспять по дуге и остановилось в безоблачном детстве, наполненном таинственными звуками, волшебными красками и тонкими запахами, и до полуденного зенита ему было ещё очень далеко.

 

 

 

День седьмой

Далёкий близкий Путь

 

 

30. Who is who

 

На ежедневную утреннюю молитву явились почти все прихожане.

Пастор Дэвид, одетый в костюм с аметистовым отливом, стоял на сцене, простирая руки к залу, и проникновенно говорил в микрофон:

— Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную!

— Аминь! — радостно прокатилось по залу. — Слава Господу нашему!

Диана, сидевшая на одном из крайних кресел, рассеянно слушала пастора и никак не могла сосредоточиться. Вот уже третий день Бек не выходит на связь. Вчера она хотела позвонить ему сама, но передумала. Написала сообщение и едва не отправила, но вовремя опомнилась. Сегодня ночью Диана не сомкнула глаз. Она ругала себя. Сначала за нелепое малодушие. Потом за ненужную откровенность. И, в конце концов, за глупые мечты. Под утро она расплакалась и стала просить у Бога прощения за суету греховных дум.

— Ибо всякий, делающий злое, — продолжал назидательно пастор, — ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы, а поступающий по правде идёт к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны.

Из-за кулис появились двое парней в униформе ФБР. Они стремительно подошли к пастору Дэвиду, взяли его под руки и потащили в сторону.

— Что происходит? — возмутился пастор, пытаясь высвободиться.

— Пастор Дэвид, вам лучше хранить молчание! — громко и уверенно произнёс один из парней. — Всё, что вы скажете, будет использовано против вас!

Фэбээровцы вывели пастора за кулисы.

— Что случилось? Куда они повели пастора Дэвида? — послышались возмущённые голоса.

Люди заволновались.

— Ему нужна наша помощь! — крикнул кто-то, и зал пришёл в движение.

Диана, встрепенувшись, поднялась и, так как сидела неподалёку от входа, одной из первых оказалась у дверей. Выпорхнув на улицу, она увидела, как парни в униформе подводят пастора Дэвида к фургону с эмблемой ФБР и надевают ему наручники.

— Я не понимаю! — возмущался пастор. — Это какое-то недоразумение!

— Вы обвиняетесь в незаконной торговле донорскими органами! — сказал один из фэбээровцев, лицо которого Диана где-то уже видела. — А также в отмывании денег через благотворительные фонды!

Из фургона показались ещё два парня в униформе. Они подхватили пастора Дэвида под руки и потянули внутрь.

— Что вы себе позволяете! — кричали разгневанно люди. — Пастор Дэвид уважаемый человек!

Пастор Дэвид и фэбээровцы скрылись в машине. Двери захлопнулись. Включилась мигалка, завыла сирена, и фургон резво тронулся в путь.

 

***

 

Солидный и седовласый глава криминального следственного отдела ФБР Ник Стоун управлял тёмно-лиловым джипом «Мерседес», когда вдруг увидел сразу во всех зеркалах ослепительно-яркие световые сигналы и услышал тревожный визг сирен.

Его машину неожиданно и грубо подрезал спецфургон ФБР и резко затормозил. Ник Стоун едва не въехал в зад фургона и надавил на педаль лишь в последний момент. К счастью, мощным и надёжным тормозам «Мерседеса» этого момента оказалось достаточно. Машина Стоуна встала как вкопанная буквально в паре дюймов от заднего бампера фургона, все двери которого тотчас распахнулись.

Чьи-то натренированные ноги в армейских ботинках резво побежали по асфальту. Не дав Стоуну опомниться, автоматчики в чёрных масках с двух сторон навели на него стальные дула с маленькими тёмными отверстиями. Чувствуя, как кровь отхлынула от лица, Стоун медленно положил ладони на руль.

За спинами автоматчиков показались люди без масок. Стоун увидел Джима Нортона, несущего наручники, агентов ФБР и нескольких мужчин в штатском с направленными на него видеокамерами.

Дверь отворилась.

— Ник Стоун! — чеканя слова, заговорил Джим Нортон и властно потянул его за руку. — Вы обвиняетесь в коррупции и злоупотреблении служебными полномочиями! А также в покровительстве преступному синдикату!

Металлический щелчок на запястье Стоун услышал как сквозь сон. Он уже плохо понимал, что происходит. Механически, как сомнамбула, он вышел из машины и протянул вторую руку. Тело его вдруг обмякло, и он, закатывая глаза под лоб, повалился на Нортона как подкошенный.

— Врача! — услышал он затухающим сознанием голос Нортона, подхватывающего его на руки.

 

Позже Ник Стоун узнает, что его потопила пагубная беспечность и непростительная невнимательность к мелочам. В последнее время, слушая доклады подчинённых, Стоун всё меньше вникал в детали расследований, ожидая лишь конечного результата.

Так было и на этот раз. Нортон ведь говорил, и говорил неоднократно, что его люди ведут поиск по какому-то имени, чтобы выяснить личность человека, которому был передан манускрипт. Но Стоун слушал вполуха и даже не пытался запомнить имя. Да и откуда он мог знать, что старый лис Соломон Давнер, которому Стоун покровительствовал столько лет, тоже охотится за кодексом!

Разумеется, Ник Стоун и не подозревал, что очередная пустяковая, казалось бы, просьба Соломона окажется роковой. Соломон позвонил ему позавчера утром и попросил в срочном порядке выяснить адрес проживания некоего парня. И продиктовал номер телефона.

Выяснить адрес Стоуну не составило труда. Но он даже не удосужился удалить следы поиска. Что не укрылось от зоркого Зильбера.

 

***

 

Агент Зильбер вошёл в кабинет босса, держа в руках сиреневый пластиковый файл с бумагами. Джим Нортон стоял у окна и прощался с Джамилем Махфузом и Лихамом Даридом.

— Я очень рад, что мы смогли вам помочь! — говорил Нортон.

Увидев ассистента, он вскинул голову и гордо повёл челюстью:

— А вот и агент Зильбер!                                       

Гости из Египта горячо приветствовали Зильбера. Тучный Джамиль Махфуз что-то оживлённо говорил, размахивая ладонями и поправляя съезжающие на нос очки. Флегматичный Лихам Дарид долго и крепко жал руку, а потом отвесил уважительный поклон.

— Они бесконечно благодарны за находку исчезнувшего кодекса, — пояснил переводчик. — И выражают глубочайшую признательность.

— Я всего лишь выполнял свою работу, — улыбнулся Зильбер.

Арабы и переводчик ушли.

Нортон и Зильбер сели к рабочему столу. Нортон выдвинул ящик и выложил пепельницу, сигареты и зажигалку.

Зильбер вытянул из сиреневого файла два листа бумаги и положил перед Нортоном. Закурив, Нортон надел очки и взял одну из бумаг. Зильбер тоже потянулся за сигаретой.

Просмотрев текст по диагонали, Нортон удивлённо покачал головой:

— Агенты иностранных спецслужб обещали Давнеру миллион евро за рукопись?!

— Так точно, сэр.

Нортон отложил бумагу и взял другую. Едва начав читать, снял очки и откинулся в кресле.

— Тебе бы детективы писать, — улыбнулся он. — Выходит, Ненашева в тот день преследовали люди Рамзеса?

— Да, сэр, — сказал Зильбер и выпустил несколько дымовых колец. — Рамзес следил за ним в последнее время. Он знал, что Ненашев отправил жену и детей в Мексику. И что купил на пятницу билет. В то утро, когда истекающий кровью Ненашев покинул дом Бронислава Старых, туда через минуту вошёл человек Рамзеса. Он обнаружил тело Старых и пустой сейф и сообщил об этом боссу. Решив, что Ненашев завладел крупной суммой денег и намерен скрыться, Рамзес велел брать его и везти к нему…

Нортон придвинулся к столу и потянулся к пепельнице.   

— Мне предлагают возглавить отдел вместо Ника Стоуна, — сказал он, стряхивая пепел.

— Всё правильно, — закивал агент Зильбер. — Вы выполнили задание кураторов…

Нортон небрежно махнул рукой:

— Не было никаких кураторов…

Зильбер изменился в лице.

— То есть как не было? — ошарашенно вымолвил он.

— Никто не знал о нашей с тобой операции.

— Но вы же говорили о секретном задании…

— А что, по-твоему, я должен был тебе говорить? Что веду собственное расследование?

— То есть… — Зильбер приоткрыл рот. — Вы действовали в одиночку?!

— Мы! — подчеркнул Нортон, поднимая палец. — Мы с тобой действовали в одиночку. Ты уж прости меня.

Зильбер обескураженно молчал.

— Три года назад, — Нортон вновь откинулся на спинку кресла, — я получил письмо от Клифа Ньюстеда, моего школьного друга, жившего в соседнем доме. Когда-то мы оба мечтали о карьере сыщиков. В итоге он уехал в Нью-Джерси, а я остался в Мэриленде. Он стал полицейским, а я агентом ФБР. «Я веду независимое расследование, — сообщал в письме Клиф. — Я охочусь на известного девелопера по имени Соломон Давнер, который несколько лет назад разрушил мою семью. Он причастен к крупным банковским махинациям, а также торговле человеческими органами. Уверяю тебя, в моих мотивах уже нет личной мести, тем более что Сесилия ушла в итоге и от него. Теперь мною движет чувство долга гражданина и блюстителя закона. Его преступления выходят за рамки моей юрисдикции, поскольку я полицейский. Полагаю, что у Давнера высокое лобби, поэтому обращаюсь за помощью к тебе, старому другу и профессионалу ФБР. Совместными усилиями мы могли бы вывести его на чистую воду. Если со мной что-нибудь случится до того, как ты дашь мне ответ, предай огласке это письмо. Я имел неосторожность засветиться перед Давнером».

Длинный кусок пепла упал с дотлевшей до фильтра сигареты, зажатой в зубах Зильбера. Спохватившись, он затушил окурок и, подставив пепельницу под край стола, смахнул в неё рассыпавшийся пепел.

— Он был найден застреленным в собственном доме, — продолжал Нортон. — Полиция не смогла отыскать убийцу… Я никому не сказал о письме и задействовал все связи, чтобы добиться перевода в нью-йоркский департамент ФБР. Я стал присматриваться к Давнеру. И вскоре понял, что у него могущественные покровители.

Зильбер смотрел на босса немигающими глазами.

— Представляешь, каково мне было видеть убитую горем старую мать Клифа каждый раз, когда я её навещал? — Нортон убрал в стол сигареты и зажигалку. — Спустя несколько месяцев она умерла от тоски, потому как кроме сына у неё никого не оставалось.

Он помолчал, задумчиво водя подбородком из стороны в сторону, а потом продолжил:

— Год назад мне удалось завербовать информатора, вхожего к Давнеру…

Нортон достал из внутреннего кармана пиджака и положил на стол мятый и потрёпанный конверт.

— В придачу ко всем обвинениям, выдвинутым против Давнера, я наконец-то обнародую письмо Клифа. Ведь дело о его убийстве до сих пор не раскрыто…

Совершенно потрясённый, Зильбер глядел на пожелтевшее от времени письмо. Он всегда относился к боссу с глубоким уважением, но теперь его авторитет взлетел в глазах Зильбера до небес.

— Ваш поступок достоин уважения! — с чувством воскликнул Зильбер.

— Теперь моя душа спокойна, — Нортон умиротворённо поглаживал подбородок. — И я могу вернуться в Мэриленд.

— Но вы нужны здесь! — по-мальчишески разволновался Зильбер. — Вы же первоклассный специалист!

— Спасибо, я подумаю, — сказал Нортон и странно посмотрел на Зильбера. — Ты когда-нибудь бывал в Египте?

— Нет, — ответил Зильбер. — Не приходилось. Хотя и мечтал давным-давно.

— Тогда собирайся. Вечером полетишь туда во главе почётной делегации. Тебе доверено лично передать рукопись в Каирский коптский музей.

В глазах Зильбера полыхнул задорный огонёк.

— Кроме того, хочу тебя поздравить, — Джим Нортон торжественно развернул широкие плечи. — Отныне ты старший агент.

— Благодарю вас, сэр! — Зильбер вскочил со стула и отдал честь. Он не мог скрыть охватившей его радости.

— Отличная работа! — по-отечески улыбнулся Нортон, обнажая верхний ряд зубов.

 

 

31. Приглашение

                                                        

В субботу, четвёртого июля, праздновалась свадьба одной из его сестёр. В перерыве между танцами, когда молодожёны вышли к друзьям на танцпол, невеста подняла из-за стола задумчивого Бека, прокручивающего в голове сегодняшнее знакомство с Валой, и представила важному гостю праздника — молодому, но уже именитому и весьма успешному писателю.

— Это мой братишка Бек, — гордо сказала сестра. — Он тоже писатель.

Уши Бека зарделись от стыда. Взяв себя в руки, он пожал любезно протянутую ладонь.

— Артём Свиридов, — представился писатель. — Кажется, я о вас слышал.

Бек смутился ещё больше. Благо ди-джей поставил следующий трек, начавшийся гулким и ритмичным боем барабанов.

— Книги Артёма издаются за рубежом! — сестра перекрикивала низкие басы, бьющие с нарастающим темпом из высоких динамиков. — Надеюсь, вы найдёте много общих тем!

 

***

 

Спустя неделю Бек и Артём встретились на летней террасе кафе, расположенного в живописных предгорьях, и заказали пива.

— Я прочёл твою книгу, — сказал Артём, одетый в стильную тёмно-фиолетовую майку и потёртые джинсы. — Есть, конечно, замечания, но не смертельные. Основной недостаток — стилистические огрехи и неправильное словоупотребление. Также на будущее советую не выходить за рамки выбранного жанра. У тебя получился и не триллер, и не совсем детектив.

Бек жадно внимал каждому слову Артёма.

— Это о минусах… А в плюсах — любопытная книга, легко читается… К тому же интересно оформлена. Меняющиеся шрифты и поля… Говорящий цвет бумаги… Прикольно!

Бек не шевелился, словно боялся сбить Артёма с мысли.

— Я заметил, что ты построил текст на числах, — продолжал Артём. — Я правильно понял? Номера глав созвучны их названиям, а порой и номерам страниц.

Он отпил из кружки и хитро улыбнулся:

— Семёрка — фундамент структуры? Семь частей повести словно семь полос радуги — каждая окрашена в свой цвет. А число восемь как двойственный принцип симметрии, параллелей и антитез?

— Кое-что разглядел… — Бек удовлетворённо крякнул.

— Да. Фишек у тебя немало. Только вот... — Артём запнулся.

— Что?

— Знаешь, в чём твоя главная ошибка? — Артём смотрел Беку прямо в глаза.

— Я не обратился к хорошему редактору, — уныло ответил Бек и вздохнул.

— Есть такое, — Артём отпил ещё пива. — Поторопился малость… Но в твоём случае даже не это самое главное. Ты нарушил правила игры.

— Правила игры? — удивился Бек.

— Да, — сказал Артём. — Ты не посчитался с литературными авторитетами, и поэтому книга не зашла. Вот если бы ты сначала пришёл к ним «за советом», то повесть была бы встречена совсем иначе, даже невзирая на огрехи.

— Какие к чёрту правила?! — возмутился Бек. — Я был далёк от богемы и всех этих сообществ с их авторитетами…

Артём лишь пожал плечами.

— Незнание правил не страхует от последствий, — сказал он и сделал пару глотков. — Пишешь что-нибудь ещё?

Бек мрачно покачал головой:

— Я не могу.

— А-а, понимаю, — закивал Артём. — Надавали по почкам, отбили желание.

Кровь горячей волной ударила в лицо.

— Мне говорят, пиши следующую книгу, — воспламенился Бек. — А как я её напишу, если моя первая, главная книга, как ты говоришь, «не зашла»? Я вложил в неё жизнь, душу, судьбу! О чём я могу сейчас писать?! Да, я понимаю, мой стиль далёк от совершенства! Да, я выскочка и литературный плебей. Я недостаточно образован, недостаточно остроумен и не столь подкован. Возможно, моя книга получилась одновременно и хороша, и дурна. Но я уверен, что она имела право быть и могла бы найти своего читателя! Зачем было так авторитетно рубить её на корню? Пусть бы она говорила сама за себя!

— Как у тебя с английским? — сменил вдруг тему Артём.

Бек сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, успокаивая разбушевавшийся пульс. И наконец ответил:

— В школе был одним из любимых предметов.

— Я бы, конечно, мог навешать лапшу о том, что не надо сдаваться и всё такое, но это было бы не искренне. Я уважаю твою сестру, да и ты мне импонируешь. Поэтому не буду лукавить — здесь ты уже вряд ли пробьёшься. Можно, конечно, идти против течения, но жизнь слишком коротка…

— И что же мне делать? — тихо и безрадостно спросил Бек, опуская глаза.

Артём задорно улыбнулся и сказал:

— Я бы на твоём месте махнул в Америку!

— В Америку? — Бек с недоверием посмотрел на Артёма. — Ты шутишь?!

— Я вполне серьёзно, — Артём подмигнул. — За мечту придётся побороться! Если успеешь подтянуть язык, то сможешь подать заявку на «Творческий грант для иностранцев». У них ежегодный приём в начале ноября. Конечно, ты не освоишь так быстро английский до уровня писателя, но это тебе и не нужно. Всё, что от тебя потребуется — суметь написать цепляющий логлайн и дельный синопсис, пройти тестирование и выполнить небольшое творческое задание. Да, там бешеный конкурс, но шанс есть! Если выиграешь грант, тебе предоставят переводчиков, редакторов и издадут твою книгу для многомиллионной англоязычной аудитории. Может быть, там твоя повесть найдёт своего читателя. Правда, тебе придётся основательно её доработать…

— Это невозможно! — Бек уставился на Артёма как обезумевший.

Что-то вспыхнуло в его голове, словно кто-то закоротил в ней электрические полюса, и Бек, округлив глаза, вдруг замер с полураскрытым ртом, ошеломлённый внезапным прозрением: это же и есть то самое приглашение, предсказанное Валой!

Круг замкнулся, картинка сложилась. К мистическому известию об альпиниаде добавилось фантастическое приглашение в Америку, подразумевающее обучение английскому языку. И это приглашение прозвучало из уст человека, встреча с которым может изменить судьбу Бека. Известие, приглашение, новые знания и встреча… Все звенья пророчества Валы выстроились в единую цепь — ясную, очевидную.

— Это невозможно, — чуть ли не по слогам повторил он с изумлённой улыбкой. — Я лечу в Америку!

Бек вскочил, расплескав пиво по столу.

— Я лечу в Америку! — ликующе выдохнул он, прожигая Артёма пылающим взглядом. — Но сначала приму участие в альпиниаде. Покорю перед дорогой свою гору, гору Бека…

 

 

32. Последние страницы

 

Бек поставил на огонь ярко-фиолетовый ковш с водой.

Телевизор на стене кухни передавал горячие новости: перед парадным входом большого здания царило столпотворение. Журналисты с телекамерами и диктофонами задавали вопросы офицерам ФБР. Девушка-репортёр в фиалковом пиджаке комментировала происходящее: «В штате Нью-Джерси разразился неслыханный скандал! За минувшие сутки ФБР арестовало более сорока человек!»

Бек достал из холодильника два яйца и стал мыть их над раковиной. На экране тем временем сменилась локация — замелькали кадры задержания: фэбээровцы надевали наручники видному мужчине с пробором в волосах. Рядом выстроилась толпа возмущённых людей.

Бек поднял глаза на телевизор, где промелькнуло огорошенное лицо Дианы.

— Диана? — удивился Бек.

На экране снова появилась девушка-репортёр и сообщила: «Среди арестованных — мэры трёх городов, общественные деятели, лидеры религиозных организаций и благотворительных фондов! Такого в истории Америки ещё не было! Впрочем, череда громких арестов не обошла стороной и само ФБР — задержан глава криминального следственного отдела нью-йоркского департамента».

Бек опустил яйца в ковш и вернулся к новостям. И едва не присвистнул, увидев ещё одно знакомое лицо.

Илья Зильбер говорил в микрофоны репортёров: «Мы раскрыли обширную сеть коррупционеров, выдававших за взятки лицензии и разрешения на строительство, а также незаконно торговавших донорскими органами и отмывавших деньги через благотворительные фонды!»

Из прихожей послышался звук проворачиваемого в замке ключа. Кто-то вошёл в квартиру. Бек вышел из кухни и увидел Андрея, снимающего куртку.

— Чувак, Игорь прислал перевод последних страниц! — Андрей энергично тряхнул шевелюрой и недоумённо уставился на Бека. — Что с твоим лицом, чувак?

 

***

 

Бек бежал трусцой по набережной Гудзона в тёплом тренировочном костюме, специально купленном на распродаже пару недель назад. На противоположном берегу сквозь лёгкий туман вырисовывались фантастические очертания небоскрёбов Манхэттена.

Он бежал, слегка подбрасывая на ладони драгоценный талисман — старое свинцовое грузило. Синяк под левым глазом Бека сменил цвет на лиловый, а ссадина на правой скуле покрылась плотной корочкой.

Бек мысленно представил двор дома в древнем Назарете, где некогда жил Йешуа. И увидел могучее ореховое дерево, росшее посреди двора. Под деревом, за свежеструганым кедровым столом, сидел длинноволосый парень в светло-серой хламиде. Лицо его было обезображено ссадинами и синяками. Обмакивая тростинку в глиняную чернильницу, он торопливо выводил замысловатые буквы на папирусных страницах чистого кодекса, словно древний писатель в рабочем блокноте…

 

И понял я, что знают, знают священники, о чём Благая Весть, и потому не дают говорить мне о ней. А ещё больше запрещают слушать меня другим, не знающим пока.

 

И понял я, что не оставят меня книжники и фарисеи. Ибо священники, узрев в Слове моём Свет, убоялись, что отныне не потребны станут ни они, ни тени их храмов над людьми.

 

Сегодня снова был я бит фарисеями, называвшими меня смутьяном. На сей раз их было больше обычного, и ненависть кипела в их лицах. И кричали они, что пора положить конец моему богохульству, отравляющему души людские…

 

Чувствую, знаю, грядущая ночь — последняя. Завтрашний день я не переживу. Ибо уже послали за мною первосвященники.

 

А потому успеть бы завершить начатое, записать главное. Иначе напрасными окажутся и жизнь моя, и смерть.

 

Заблудившийся путник может быть обманут нечестивыми людьми, которые скажут ему: «Тебе надо идти в эту сторону или в ту сторону».

 

Но если он обратит взор свой к небу, то светила не обманут его. Они верно подскажут и путь, и время.

 

Бог ничего не скрывает и не прячет от людей. Ему не нужны толкователи и наместники, стерегущие тернистую тропу, ибо Закон Его прост и широк и явлен повсюду. И не нужны Ему палачи и судьи, ибо в Свете Его ничто не утаится.

 

Всевышний напрямую знает каждого, свидетельствуя изнутри — по мыслям, словам и делам его. Искра Божья, что горит в каждом сердце, освещает изнутри, как лампада, все деяния человека.

 

Истинно говорю — Благая Весть дана каждому от рождения, а не отнята по вине Адама нашего. Она приходит в этот мир с каждым уже во чреве матери. Вот она:

 

Нет ничего проще истины. И нет никого ближе Бога. Открой глаза — и узришь Свет истины повсюду, распахни сердце — и наполнишься Благодатью Вселенской.

 

Не спеши искать Бога снаружи, ибо он гораздо ближе. Свет Его ока горит огоньком твоей лампады. И око это есть безмолвный Свидетель твой. Чем чище совесть твоя пред Свидетелем, тем благодатнее земля под ногами твоими.

 

Береги Храм сердца твоего, как зеницу Божью, ибо в нём пребывает бесценная Искра Его. Храни огонь во Храме сём, как если бы другого не было нигде. Помни об этом и ищи Путь свой с миром в душе, любовью на сердце и светом Истины в глазах.

 

Всё, что есть, имеет место в единой чаше Жизни. И всё в судьбе твоей произрастает из образа помыслов твоих, из подобия слов изрекаемых.

 

Где бы ни был ты и что бы ни делал, Бог всегда видит и слышит тебя. И Он не оставит тебя. Но оставит за тобою выбор твой. Гореть ли ярким пламенем, коптить ли дымом едким. И что бы ни выбрал ты, — по намерению ли, по течению, будет прорастать в жизни твоей.

 

Путей к Богу великое множество. Их столько же, сколько и путников, идущих к Нему от начала времён. И все пути лежат пред Ним.

 

Не заблуждайтесь, если скажут вам: «Вот здесь или вон там», ибо Искра Божья внутри вас. Следуйте за нею!

 

 

33. Куда падают яблоки

 

Бек вышел из ванной с повязанным на поясе сиреневым полотенцем. Войдя к себе, он замер посреди комнаты, ослеплённый яркой вспышкой.

Настигший его инсайт собрал на мгновение из разрозненных слов, эмоций и смыслов ясный как день, отчётливый и безупречный орнамент блестящей идеи. Вспыхнул и погас.

Это же так просто! Идея всё время лежала на поверхности! И как же он раньше её не увидел?

— Точно… — Бек азартно ударил костяшками пальцев о ладонь. — Это не метафора! Это — аллегория!!

Полотенце слетело с пояса, обнажая поджарые ягодицы. Бек подхватил его, повязал покрепче и сел за ноутбук.

Пальцы заскользили по клавишам. По монитору побежал текст:

 

Если хочешь доказать какую-то истину, попытайся сначала её опровергнуть. Если опровергнуть её возможно, то никакая это не истина. Но если опровергнуть её никак не удаётся, то и доказывать ничего уже не нужно.

Истина не требует доказательств. И не страшится наших сомнений.

Солнце в небе горит для всех одинаково, и свет его не опровергнуть никакими сомнениями.

То же самое и со всемирным тяготением. Сколько ни пытайся его опровергнуть, яблоки всё равно падают на землю, а не улетают в небо.

Поэтому не бойся подвергнуть сомнению Истину, ей ты не причинишь даже малого вреда! Бойся безоговорочных лжеистин, не терпящих сомнений, чтобы они не навредили тебе.

 

***

 

Бек шагнул из подъезда на улицу и запрокинул голову. Восьмой цвет радуги щедро сыпался с неба лёгкими снежинками, которые празднично кружились в воздухе. Улыбнувшись из-под ярко-фиолетовых очков, скрывающих следы побоев на лице, он достал телефон и позвонил. После нескольких гудков из динамика раздался нежный, пленительный голос:

— Бек?

— Диана, я выполнил финальное задание! — радостно выпалил он.

— Я очень рада! — звонко рассмеялась она. — Слава Богу!

— Я расшифровал тайное послание Христа, записанное в Библии! — взволнованно произнёс Бек, подставляя ладонь снежинкам.

— Ты уверен? — недоверчиво спросила Диана.

— Я увидел ключ! — с жаром воскликнул Бек. — Имеющий уши услышит!

— Это очень интересно! — оживлённо отозвалась она.

— И всё благодаря тебе…

— Правда? — обрадовалась Диана, и Бек представил, как широко распахиваются её глаза.

— Всё неслучайно! — увлечённо говорил Бек. — Наша встреча, рукопись, Евангелие от Марка… Все пазлы сложились в единую картинку!

— Ты меня интригуешь! — Её голос завораживал.

— Может, сходим куда-нибудь? — предложил Бек. — Поужинаем…

Она замолчала.

— Диана? — насторожился он.

— Да, конечно, — словно спохватившись, торопливо сказала Диана, и Беку почудилось, будто она плачет. — Я согласна…

 

***

 

Бек откинулся на спинку стула и глянул за окно. На улице начинался снегопад. Пальцы вновь застучали по клавишам.

 

Говорят, что в начале было Слово. Говорят, что в Библии записано Слово Бога. «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня». На этом Слове воздвигнута Церковь. И этим Словом сказано всё. Христиане владеют ключом от единственной двери к спасению.

Однако местоимения «я» и «меня», стоящие в начале и конце этой сакральной фразы, настораживают категоричностью. Что-то здесь явно не так. Случайно ли, что именно первое и последнее слово? Это ведь Альфа и Омега, верно?

Если уже первые проповеди Иисус говорил притчами, то в какой же тогда форме должен был сказать он главные, последние слова, чтобы те могли прокатиться Вестью сквозь эпохи и донести свой тайный смысл грядущим тысячелетиям?

Иисус учил, что слово — это семя, способное прорасти в сердце воспринявшего и принести плоды во сто крат больше себя самого. Разумеется, его главные слова должны быть простыми и ясными. Но, с другой стороны, из этих простых и ясных слов-семян должен вырастать глобальный смысл важной истины, способной достучаться до сердец.

Иисус говорил то, что думал, а делал то, о чём говорил. Он привёл все вибрации своего существования к единой частоте — частоте любви. Именно поэтому его имя ассоциируется с любовью в самом широком, вселенском её понимании.

Говоря о себе в первом лице, Иисус наверняка имел в виду не себя как личность, привязанную к местоимениям и датам, но себя как аллегорию живой вселенской Любви, выходящей за рамки любых канонов. Именно эта Любовь с большой буквы и является ключом!

Подставляя константу Любви в переменные местоимения Омеги и Альфы, получаем расшифровку его главного послания: «Любовь есть путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Любовь»!

 

— Невероятно! — огонь восхищения вспыхнул в глазах Бека. — Он оставил универсальную формулу!

Бек зачарованно улыбался монитору. И тут его осенила новая догадка. Это же та самая формула всего!

Он придвинулся к ноутбуку. Пальцы его стали двигаться ещё быстрее, но едва поспевали за мыслью.

                              

И тогда всё становится на свои места! И тогда понятно, почему до него могли быть Зороастр и Будда, а после — Мухаммед и Бахаулла.

И неважно, кто первый, а кто последний. Важно, что у каждого из нас есть божественный компас, и что дорога к Свету пролегает через всякое сердце.

Поиск пути означает поиск себя. Чему посвятишь ты время оставшегося солнца, бегущего по дуге твоей жизни? На что потратишь ракетное топливо мечты? И в этом вечном поиске каждому из нас гарантирована свыше чистота эксперимента, ведь каждый сам выбирает и прокладывает свой маршрут.

 

***

 

Белые пушистые снежинки тихо падали сквозь мглистые сумерки. Бек и Диана неспешно брели по вечернему городу.

От Дианы исходил какой-то волшебный свет и пьянящий аромат. Бек растворялся в эйфории. Он вновь почувствовал себя на гребне жизненной волны. И вдруг ясно увидел, что ему нужно делать.

Он посвятит судьбу эксперименту и отправится в особое путешествие духа, чтобы исправить ошибки прошлого и воскресить растоптанную мечту. Так или иначе, с грантом или без, ему необходимо переосмыслить свою повесть. Отделить зёрна от плевел, истину от позора. И переписать книгу набело, с учётом набитых шишек и накопившейся правды гнозиса.

И пусть ему не стать большим писателем и не издать десятки сочинений. Он уже не питает иллюзий на этот счёт. Ведь литература — дело жестокое. Возможно даже, что это будет его единственная история, после которой Бек больше ничего и не напишет. Что ж, он и на это согласен. Ему ли торговаться с жизнью, вымаливая у судьбы последний шанс? Он заплатит любую цену, только бы вернуть крылья и вновь проделать этот путь, с головой окунуться в творчество. И до тех пор не будет душе его покоя, пока не доведёт он книгу до ума, пока не сделает её достойной внимания читателя.

И теперь сама жизнь дала ему то, чего так не доставало его истории! Потому что отныне его повесть неразрывно связана со Словом живого Йешуа, отдавшего жизнь за то, чтобы быть услышанным. А значит, у книги Бека появляются новые шансы быть прочитанной — теми, кому она адресована. И, пожалуй, на сей раз это будет уже не повесть. Пусть это будет роман! Почему бы и нет! Мечта должна быть красивой!

Он должен суметь рассказать свою историю таким универсальным языком, который придаст ей собственный голос и поможет преодолеть национальные различия и культурные коды, чтобы история была понятна самым разным людям. И тогда есть надежда, что книга найдёт, наконец, адресата и начнёт говорить сама за себя.

Но чтобы освоить такой язык, ему нужно учиться писать, как Йешуа, чьё живое Слово, резонируя в людских сердцах, летит, словно птица, — не только через моря и архипелаги, континенты и океаны, но также и сквозь время Солнца длиною в тысячи лет.

Лишь сейчас Бек по-настоящему понимал, что означали слова Валы, когда она говорила о подарке судьбы. Безусловно, этим бесценным подарком стала толстая папирусная тетрадь Йешуа, хоть и была она в его руках совсем недолго. И подсказкой тому — сама красноречивая дата, когда тетрадь попала в руки Бека, — пятница, тринадцатое.

Диана права. Символы и числа окружают его с самого рождения. Впрочем, как и любого другого. Они сопровождают каждого, стоит лишь чуточку приглядеться. Каждому в жизни выпадают свои откровения, особые знаки свыше, понятные лишь ему одному. И каждый волен выбирать. Отмахнуться от этих предвестий, списав всё на случайные совпадения, и пройти мимо. Или расшифровать их открытым сердцем и шагнуть им навстречу.

 «Всё, что есть, имеет место в общей чаше», — благодарно подумал Бек, с улыбкой глядя на идущую рядом и оживлённо щебечущую Диану.

Они медленно шли по засыпающемуся снегом тротуару, смеясь и взахлёб перебивая друг друга.

 

Снегопад прекратился. Бек поднял голову, оглядывая высокое дерево, мимо которого они проходили. Диана заглянула Беку в лицо.

— Спасение в творчестве, — сказал он и вдохнул запах свежего снега.

— Вот как? — игриво улыбнулась она, хлопая ресницами, и где-то в глубине её бездонных глаз заискрилась надежда. — И что ты понимаешь под творчеством?

С кроны сорвался снежный ком и, скользя по ветвям, разрастался стремительным вихрем.

— Всё, что помогает раскрыть в себе талант, раздуть свою искру в большое солнце, — Бек приобнял Диану за плечо и оттянул на себя — от снежного потока, осыпающегося с дерева. — Спасение только в нём. А рамки его убивают…

 

34. Эпилог

 

Профессор Уильям Воллмер сидел в аэропорту Либерти, сложив руки на груди. Слева от него стояла небольшая дорожная сумка. Воллмер зевнул в кулак и скосил глаза на часы. Он порядком измотался за прошедшую неделю и очень хотел выспаться. Посадку в самолёт должны были объявить с минуты на минуту.

Справа от Воллмера присел пухловатый молодой человек с высоким открытым лбом и короткой причёской из непослушных кудрявых волос. Положив на колени ярко-фиолетовый рюкзак, он повернул голову к Воллмеру.

— Профессор Уильям Воллмер? — уточнил он, изучая лицо профессора проницательными голубыми глазами.

— Да, это я, — удивлённо ответил профессор.

— Рад знакомству, — молодой человек протянул руку. — Старший агент Зильбер, ФБР.

Воллмер пожал пухлую ладонь.

— Приятно познакомиться, — сказал он, растерянно улыбаясь. — Чем могу быть полезен?

— Вы прилетали на похороны Бронислава Старых, убитого из-за рукописи, которую он купил для вас, — сказал молодой человек.

— Всё верно.

— Соболезную вам.

— Спасибо, — учтиво отозвался Воллмер.

Агент открыл рюкзак.

— Я вёл расследование по этому делу, — сказал он, вынимая из рюкзака компакт-диск в бумажном конверте, и протянул его Воллмеру. — И поскольку дело закрыто и засекреченным не является, я хотел бы отдать вам фотографии рукописи, из-за которой погиб ваш кузен.

Воллмер перевёл недоуменный взгляд с компакт-диска на лицо молодого человека.

— Эти снимки вызовут у вас огромный интерес, — смеющиеся глаза агента внушали доверие.

— Даже и не знаю, — озадаченно заговорил Воллмер, — как вас благодарить, старший агент-т…

— Зильбер, — подсказал молодой человек.

 

 

Оглавление

 

День первый. Пятница, тринадцатое

1. Триггер
2. Неделей ранее
3. Светлый путь
4. Госпиталь «Крайст»
5. Кодекс

 

День второй. Тринадцатый кодекс

6. Чужой
7. Аллегория и Метафора
8. Инь и Ян
9. Шестнадцать веков
10. Время Солнца

 

День третий. Альфа-курс

11. Дэвид и Воллмер
12. Ненаписанные письма
13. Форс-мажор
14. Письмо Игоря
15. Жёлтые страницы

 

День четвёртый. Green Day

16. Утро среды
17. Выстрел
18. Голые души
19. Пик Надежды
20. Двойная ставка
21. Два: один

 

День пятый. Пазлы Нового мира

22. Рождение свыше
23. Пророчество Валы
24. Новые подробности

 

День шестой. Кто украл Благую Весть?

25. Стрелка
26. Рождественские именинники
27. Солнцестояние
28. Место Храма изменить нельзя
29. Встреча

 

День седьмой. Далёкий близкий Путь

30. Who is who
31. Приглашение
32. Последние страницы
33. Куда падают яблоки
34. Эпилог