Просмотров: 1224 | Опубликовано: 2017-09-14 18:52:14

Тихий человек

Цветков Марс Львович из-за нелепости своего имени звался просто "Львовичем". Когда он где-то встречал своих знакомцев, то отвечал на их приветствия неуверенной улыбкой и кивком головы. Затем, в свойственной ему манере смотрел на свои часы с потертым ремешком и с ужасом произнося "прошу меня простить, опаздываю", быстро шагал прочь. Говорил Львович мало, на большинство вопросов отвечал кивком головы, улыбкой или пожиманием плеч. Хмурился, много думал, улыбался, но был абсолютно бесшумен - никто не видел Львовича смеющимся или говорящим сложными предложениями, ведь самой длинной его фразой было "прошу меня простить, опаздываю", и произносил он ее так часто, что всем в городе приелось, и они стали его этой фразой поддразнивать. Но на этом общение Львовича с горожанами заканчивалось и никто не мог представить, как ему живется в одиночестве, почему он так мало разговаривает и не скучно ли ему. Но ему не было скучно. Каждую секунду жизни его круглую лысую голову занимали мысли. Мысли были разные, да вот все основывались на том, что подумают о нем люди, не слишком ли стар его повседневный костюм и не покажется ли он кому-то таким нелепым, как его инициалы. Он боялся быть непонятым и произнести что-то не то, хотя все вечера просиживал в полутемной комнатушке, хлебая горький чай, читая книги о грамотных, интеллигентных людях и заучивая оттуда интересные фразы, чтобы применить их в разговоре, да вот не получалось - уж слишком он боялся показаться хвастуном и безграмотным, вставлявшим заумные слова куда ни попадя. В любое время года и при любых обстоятельствах носил теплый шарф, аккуратно завернутый кусок мяса с прошлого ужина, термос с его любимым черным чаем и пару штук застиранных платков в перекинутой через плечо тканевой сумке; серую фуражку и зонтик, эдакую черную трость, на которую он опирался в сухую погоду и с помощью которой защищался от всех ветров, дождей, снега и солнца. Попасть в неудобное положение этому человеку было страшнее всего, из-за чего он и предпочитал носить с собой "все, что только потребуется", хотел быть ко всему готовым и при необходимости помочь тому, кому это надобно. Это, пожалуй, более всего отличало его от остальных горожан, которые создавали сплетни повсюду: вместе с кем-то против других и против друг друга. Уж таковы были люди, живущие в маленьком населенном пункте, имеющие маленькую заработную плату, квартирку и такое же сердце, которое, как и все их вещи, покрывалось чернью. Им было совершенно непонятно, что они такие же скудно живущие черствые люди, какими называли других. И, тем более, они совершенно не замечали ни своего, ни чужого поведения. А Львович не понимал этого, и все сидел ночами за чтением, да пил свой чай и всем сердцем желал показать людям, какой он предусмотрительный и образованный. Да так старался он, так пыхтел ради идеального образа в голове, что совсем запустил настоящего себя и даже не заметил, как ему стало нездоровиться. И не удивительно, ведь в это холодное время года он ходил, прикрывшись заплатанным плащем, а единственным его спасением оставались шарф да зонт. Денег на лекарства у него не хватало, а взять у кого-то взаймы казалось Львовичу чем-то ну совершенно непозволительным и потому, он старался скрыть ото всех свой недуг, но это не удавалось ему. Горожане, завидев непривычно медленно плетущегося Львовича, спрашивали о его здоровье, а он говорил, что "все хорошо, спасибо", и добавляя в конце свою фирменную фразу "прошу меня простить, опаздываю", старался как можно быстрее скрыться от всех глаз и не привлекать большого внимания. И он ушел, скрылся за поворотом и более никогда не появлялся, а через несколько недель господин милиционер невзначай объявил, что Львовича больше нет, мол, слег, бедолага, да так и помер в своей квартирке, прижимая к груди томик о высокопочтенных гражданах. Слыша это, горожане удивлялись, поминали, а потом, забывали Львовича, как происходило всегда после его прощаний, но теперь, уже навсегда. И только единицы хранили память о тихом человеке, который постоянно куда-то спешил и поговаривали: "опаздывал-опаздывал, и успел... Наверное, счастлив сейчас стал, успокоился." Никто даже не подозревал, что он никак не счастлив, что меньше всего на свете желал внимания, показаться чрезмерно докучливым, но никого это не заботило. И лишь иногда, когда нечто во время дождя уносило зонты у людей, они вспоминали лысого, забавного Львовича с его зонтом-тростью...

Публикация на русском