Женщина гастарбайтера
Их у нас не очень любят. Нелюдимых смуглых парней, приезжающих из соседнего Узбекистана на заработки. Молодежи, так же как они работавшей бы на стройках области, в Кызылорде своей полно. Да и миграционной полиции хлопот гастарбайтеры прибавляют. Опять же, мигрируют с ними и «болячки», подчас экзотические.
Тем не менее, словосочетание «баба гастарбайтера» лет пять назад в местечке нашем появилось. Находятся дамы, подбирающие во временное пользование отзывчивых на ласку, неухоженных «кап-карашек». Случается, даже заводят от них детей. И относится население к таким «цыганским семьям», как к авантюрным проектам. Насмехается, но терпит. Причем матроны не забывают указать дочерям на «дурочек» пальцем. Будешь, мол, такой легкомысленной, свяжешься с «черным» и над тобой смеяться будут. И ни один порядочный мужик после замуж не возьмет.
История двадцатилетней Алмы, с которой свела меня судьба, это сказка для взрослых. И рассказывая об этой девочке близким, я всегда испытываю смешанные чувства. Недоумение, горечь, немного любви. Мне больно, но я совсем не хочу расстаться с этой болью.
Надумала год назад снять жилье в центре города. Добираться в пригород с работы в теплое время года не обременительно, но приближение осени заставляет искать нору поближе. Тем более, что в хорошем доме комнату снять тысяч пять в месяц, не больше, а такси в вечернее время суток за неделю «подгонит» ту же сумму.
Выбирала я, в общем-то, не удобства. Квартирную хозяйку и соседей. С третьей попытки попался вариант в чистеньком, почти новом доме. Комнатка рядом с ванной. В зале за застекленной дверью обитает молодая пара. Девочка-жена с небесным взглядом. Удивило меня то, что когда я с хозяйкой, показывавшей мне жилье, вошла, она отвесила нам глубокий салем. Парень вообще не обратил на визитеров никакого внимания. Но я хотела знать, с кем мне придется коротать зимние вечера перед одним телевизором. Окликнула, спросила чем занимается, выпивает ли? Он широко улыбнулся и посмотрел на жену. Она объяснила: - Бек как…собака. Он по-русски немного понимает, но говорить не умеет. Я сама скажу. Муж не пьет совсем. Работает на стройке, в свободное время молится, мы никуда не ходим, и гостей у нас не бывает.
Что ж, у меня они, в общем-то, тоже бывают редко. На том и остановились.
Жили дружно. Меня, абсолютно нехозяйственную, Алмушка сразу же освободила от домашних хлопот. Просила только в магазин ходить за продуктами. Самой ей муж выходить из дома вообще не разрешал. Сам покупал одежду, бытовую мелочь, даже белье. Косметикой девочка не пользовалась, без платка и шальвар никогда не ходила. Даже в ванной после купания одевала весь «исламский гардероб». Я удивлялась ее восхищенности такому рабскому положению, пока она не рассказала о себе.
- Вы не знаете, где можно совсем без документов сделать аборт?
У меня от удивления поползли в разные стороны брови. Я присела на табуретку и усадила прячущую глаза девчонку рядом с собой.
- Что ты, Алмуша, вы же хорошо живете, как можно с ребеночком так поступать…
- Беку не нужен ребенок. От меня…
Слезы капали на подол розового узбекского сарафана, но Алма, вспоминая, рассказывая как в поезде случайному попутчику мне, богом посланной соседке, свою историю, светлела личиком.
Родилась она в ауле, в 150 километрах от города. Главной достопримечательностью местечка была нищета. Ни инженерно спланированных земель, ни государственной работы. Разве что в школе или медпункте. Там работало человек двадцать. Их, получающих каждый месяц зарплату, называли «байлар» - богачи. Со стариками тоже хотели жить все. Старики получали пенсию на почте. Те, кому никак не повезло, пасли скот. Молоко продавать было негде, по дороге в райцентр оно скисало летом, а зимой автобус туда ходил два раза в неделю. Сушили курт и мешками возили его в Кызылорду. Рубили дрова. За ними приезжали на машинах с прицепами коммерсанты и платили наличными. Все знали, что в городе саксаул стоит в пять раз дороже, но ни у кого не было связей, чтобы можно было провезти туда запрещенный груз, не будучи арестованным. У Алмушкиного отца стояла в гараже машина. Он считался зажиточным хозяином. Возил односельчан как на такси кого в больницу, кого на базар. Мама сидела дома, рожала и воспитывала детей. Когда Алме исполнилось двенадцать, у нее было уже четыре младших брата. А потом у мамы стал «болеть живот». Сначала просто болел, потом стал отекать и мама перестала вставать с постели. Два месяца девочка меняла под ней простынки, пропитанные кровью и грязной слизью. А однажды утром женщина попрощалась со всеми. Младший, Жигит, который едва стоял на кривых ножках, забрался на постель к умирающей, тормошил ее и щипал за щеку и плакал оттого, что она не приходила в себя.
После сороковин отец взял мачеху. Все говорили, что удачно. Она была на пятнадцать лет моложе мужа и работала в библиотеке. Поначалу приветливая к детям покойницы, забеременев собственным ребенком, переменилась. Уговорила отца отправить троих мальчишек в интернат, а Жигит с Алмой были «на некоторое время» отданы бабушке по матери, жившей с младшим сыном в городе. Алма в то время окончила девять классов, но дальше учиться ей не пришлось. Бабушкина подруга подыскала ей мужа.
- Мне было только пятнадцать лет, и поэтому сделали вместо свадьбы просто беташар. Бабушка собрала немного носильных вещей в сундучок и я стала жить с Бериком. Он курил анашу, потом много ел и всю ночь просыпался, чтобы попить воды. Посылал меня за ней на кухню, а на кухне обычно спал его пьяный отец. Я перешагивала через храпящего алкаша и боялась, что он проснется и побьет меня. Однажды он заворочался, когда я кралась с банкой воды из холодильника, и от страха я обмочилась. Пьяный свекор дрался с домочадцами до первой крови, а тем, кто плакал, добавлял, куражась.
Алма жаловалась бабушке на жизнь. Но та терпеливо объясняла, что девчонке надо быть благодарной старухам за это сватовство. Бесприданница, без образования, наполовину сирота, с отцом, отказавшимся от своих детей, она никому не нужна. Бабушка бы рада была год-другой дать побаловаться деточке, но сын, родной дядя Алмы, напоминал, что самим есть нечего. Жигиту бабушка еду покупает из своей пенсии, а взрослую внучку прокормить и одеть не сможет. – Иди с Богом к мужу, - выставляла каждый раз бабушка внучку через часок после того, как та приходила погостить день-другой.
- Берик нигде не работал и у меня никогда не было на руках денег. Мечтала даже о новых носках. Стыдно сказать, рваные штопала, пока они наполовину не превращались в нитяные опорки. Приходилось свекровь просить купить самое необходимое. Она покупала, но всегда напоминала, что за Бериком я должна ходить как за дитем малым. У него якобы тяжелый характер и его нельзя огорчать. Через год он избил меня за то, что я «до сих пор не беременна». Я выскочила в халате и тапочках на улицу, а вслед полетело ведро с золой, которым муж мне прицелился в голову. И я побрела грязная, замерзающая на ближайшую стройку. Укрыться от ветра и вдоволь поплакать.
Там Алму и подобрал Бек. Он, будучи «узбекским бригадиром», привез в ту ночь из кишлака в Кызылорду очередную партию рабочих, и размещал их в вагончиках за стройплощадкой. Алма, окоченев, выползла поближе к людям и вскоре спала, накормленная макаронами, под двумя казенными одеялами на сдвинутых в углу ящиках. С собой на квартиру бригадир увел ее, разобравшись с делами, чтобы ребята не попортили девчонку. Мало ли что. В чужой стране переступить через закон – самое страшное дело.
Наверное, это была любовь с первого взгляда. Он ее от себя не отпустил, стал воспитывать по-своему. Научил «правильно одеваться», готовить узбекскую еду, читать Коран, соблюдать все положенные в радикальных мусульманских семьях ритуалы. Она была счастлива сытостью и покоем. Из нее получилась заботливая, экономная и любящая жена. Вот только жениться на ней, как женятся все люди, он не мог.
- Я младший из девяти сыновей, объяснял мне на ломаном казахском вечером Бек, которого я призвала к ответу за судьбу малыша. – Сейчас, когда четыре брата еще живут с родителями, я свободен, могу работать за границей. Но когда-нибудь придется поселиться в большом доме и привести туда жену. Смотреть за стариками. Так положено. Алму наши не признают. Она не узбечка, да к тому же «нечистая». В нашей семье никто не брал не девственниц. Да и свадьбу надо делать богатую, на весь кишлак. А значит, отсюда с ней должны поехать в Узбекистан старшие родственницы, повезти богатое приданое, получить киит, позвать моих родителей в гости в Казахстан. А ведь девочка моя фактически безродная. Можно, конечно, сказать, что привез сироту. И девственность имитируют некоторые, ранят палец и капают кровь на простыню. Но снохи-сироты до конца жизни рабыни семьи, а я не хочу, чтобы она стирала шальвары страшим теткам и убирала хлопок. Ребенка нельзя оставлять. Пока я могу работать в Казахстане, Алма будет ездить со мной из города в город, ребенок при таком раскладе ни к чему. Я ведь не скрываю, что живу с ней, пока не пришло время жениться в Узбекистане...
Срок беременности был четыре месяца. Аборт делать было поздно, да и документов у девочки не было никаких. Свидетельство о рождении осталось у мачехи, и упрямая девчонка ни за что не хотела ехать к ней, чтобы забрать документ и получить по нему удостоверение личности. Решили мы с ней, что попросим об этом бабушку. Разыскали у черта на куличках дом старухи, та встретила нас враждебно, обозвала меня сутенершей, а Алме стала пенять на то, что опозорила ее перед семьей Берика. Потом мы втроем поплакали о бабьей судьбе, и бабка согласилась, когда перед Новым годом поедет в аул на той-тризну, документ привезти.
Ребенка решено было отдать в детдом. Я видела, как будущие родители переживают из-за этого. Как ласково разговаривают с малышом, когда он бьет Алмушку пяточкой в красивый выпуклый животик, как спорят, на кого он будет похож. Но Бек был непреклонен. Малыш был лишним.
Однажды Алма о чем-то долго шепталась с «мужем», затем засобиралась в интернат навестить братьев. Через час в коридоре стояло четверо сопливых, до ужаса грязных, вонючих пацанов в лохмотьях. Я вскрикнула от ужаса.
– Мачехе они за лето надоели, и она, собирая их в интернат на учебу, выместила зло, - пояснила Алма. – Купила каждому ровно по одному комплекту одежды, даже белья. Вот они и не меняют его два месяца.
Нижнее белье выбросили, сорочки поставили кипятиться в баке на плиту. Младшего, Жигита «замочили» в ванной. Его шея, руки и стопы были покрыты коростой. Нашли на лоджии машинку для стрижки баранов и остригли всех наголо. Потом усадили мальчишек пить чай, а сами распотрошили ближайший секонд-хэнд, где подобрали четыре пакета подходящей по размеру подростковой одежды. Денег купит столько барахла хотя бы на китайском рынке не было.
Они, не дыша, сидели в обновках перед телевизором и уплетали третью банку варенья. Бек, молча наблюдавший целый день за этой возней, вызвался вдруг пойти в аптеку, когда под струпьями Жигита, отпавшими в ванной, обнаружилась пузырящаяся экзема. Он сквозь зубы матерился по-узбекски, когда мальчишка, терпя прикасание ватной палочки со жгучей мазью, обливался слезами. - О, Аллах, неужели в интернате никто не видел, как ребенок страдает?! Я схватила Жигита за худенькую ручку, сунула ее в ладонь Беку и закричала: - Твоего, твоего ребенка ожидает то же самое! Ты же его готов отдать туда, где он не увидит ни матери ни отца? Алма, как ты уедешь, снова выйдет замуж за какого-нибудь наркомана, а твой сын будет до конца жизни проклинать тех, кто дал ему жизнь!
В Беке с тех пор что-то сломалось. Он стал навещать мальчиков в интернате, привозил их на выходные домой, больше никогда не говорил о том, что нужно бы перебраться в Астану, там гастарбайтерам больше платят. А вскоре мы разъехались. У меня был контракт с районными корпунктами.
Паспорт Алма получила. Ребенок родился здоровым. Назвали мальчика Шахрияром. Бек решился рассказать своей семье всю правду, и к нему погостить приезжали старшие братья. Решили, что раз уж все так получилось, то жить молодой семье в Кызылорде. В кишлак носа не казать. От повинности возить часть заработка родителям братишку освободить. Брак освятить в мечети, это самые крепкие узы. Живут Бек и Алма как жили. Она затворницей, правда, с ребенком, он своей непонятной жизнью гастарбайтера. Говорят, что ни один из них ничего изменить не хочет.
Но я никогда не поверю, что все это навсегда…у Шахрияра в свидетельстве о рождении Бек в качестве отца не указан.