Письмо из Хойников

  Еще стояли, не убраны бледно-золотые поля. Хлебоуборочная пора только начиналась. Запах свежескирдованного сена дурманил иллюзией свободы. Свободы от городской суеты, от житейских проблем, избавляя от принятия сиюминутных решений.

  Тяжеловесный МАЗ послушно шел рядом с зерноуборочной машиной, щедро наполняющей его кузов золотом Казахских степей. Третье лето Борис проводил за баранкой, предпочитая полевой стан, размеренной жизни красивого зеленого провинциального города. И только на один выходной возвращался в объятия узких улиц на окраине города, чтобы прикоснуться к родным губам, зарыться в копну каштановых волос лицом и прошептать: «Как же я соскучился, Нинуль.»  Аромат свежесваренного борща наполнял дом, призывно маня всех к столу.

  -Девчата, сбегайте за хлебом и вот вам на мороженки,- протягивая три рубля, говорил он дочерям-двойняшкам, - А после ужина прокачу вас на машине вокруг квартала.

  До рассвета нужно было вернуться в расположение полевого стана. Один раз Борис брал одну из дочерей с собой и там учил ее премудростям вождения огромной, как тогда казалось четырнадцатилетней девчонке, машине. Наталья была шустрее, непоседливее домашней, рассудительной Алены и романтика уборочной страды ее манила ничуть не меньше, чем отца. Но как только солнце скрылось за горизонт, Борис отвез домой путешественницу.

  -Тут одни мужики, нельзя тебе оставаться, да и мать переживать будет. – Возразил он на уговоры дочери разрешить ей переночевать в машине. Уж очень не хотелось ей возвращаться домой.

  С окончанием хлебоуборочной поры, незаметно пробралась осень. Закружила листопадами, застучала дождями, закружила ветрами, срывая огненно-золотые наряды с  деревьев. Озябший город стал серым от наготы, и ему оставалось только ждать прихода зимы, с надеждой, что она щедро одарит его белоснежными одеяниями.

  В один из таких серых, неприметных дней, Борису принесли повестку.

  -Еду в Чернобыль. - Сообщил он Нине, вернувшись из военкомата.

  -А это обязательно? – спросила, с надеждой на предоставленное право выбора она.

  -Да. Есть возможность привезти машину чернозема, но я этого делать не буду.

    Располагалась их часть в тридцати километрах от города Хойники, в лесу, рядом с рекой Припять. Занимались срочно призванные резервисты, ликвидаторы,  ограждением зараженных радиацией территорий, колючей проволокой. Засыпали, покинутые людьми города и села привозным речным песком. Помогали по хозяйству тем, кто в силу обстоятельств, всё же остался в заброшенных, когда-то, населенных пунктах.

  Несмотря на позднюю осень, окрестности поражали своей красотой. К великому сожалению Бориса, заядлого рыбака, ловить рыбу на реке категорически запрещалось – всё-таки радиация, запретная зона была уже в пятнадцати километрах от их части. А сколько там было грибов. И ликвидаторы собирали их. Один из них отправил домой посылку с сушеными грибами, жене, детям. И везли подарки с радиацией в Казахстан ликвидаторы. Подарки замедленного действия. Подарки со смертью.

  Открытые больницы, школы, квартиры, дома, стоящие автомобили, словно в один миг опустевшие.  И никаких признаков жизни. Безлюдное утро, день, вечер…

  Забытая в песочнице игрушка, качели, покрытые слоем пыли, магазин, приветливо открытый для покупателей, с отсутствующим персоналом. И наводящая ужас тишина. Лишь дуновение ветра, нарушало иллюзию спящего города.

  Два раза в неделю, приходили письма, сокращая расстояние и принося частичку любви и тепла из родного города. Но это только письма. А так хотелось вновь увидеть голубые, бездонные глаза, взять за руку и никуда не отпускать…

  Два месяца. Как это долго. Как же выдержать шесть месяцев, когда неделя разлуки казалась, невообразимым испытанием. И в одно морозное декабрьское утро, Нина уже смотрела в окно на пробегающие мимо города, станции. У нее была одна неделя, чтобы увидеть мужа, к двадцать второму декабря она должна была вернуться домой.

  Белоснежные степи за окном сменились вплотную обступившими лесами, которые расступались, пропуская поезд, мчавший Нину на долгожданную встречу. Радиация, запретная зона – все это было неважно для нее, ведь там был он, ее Борис, ее любовь, ее жизнь. Радующие глаз зимние пейзажи, станции, наполненные людьми. В какой-то момент стало ясно, что они пересекли границу «живой» и «мертвой» зоны. Пустые дороги и станции словно пытались предупредить ее, что дальше нельзя, дальше – опасно. Но Нина слышала только голос своей любви… Загадочно тихий лес, река, еще не до конца скованная объятиями ледяного плена и рядом любимый муж. Что еще нужно для счастья?

  Однажды Борис и старший лейтенант, земляк из города Алматы, поехали на замеры радиационного фона в Хатынь и окрестности запретной зоны, и взяли ее с собой. По дороге ее предупредили, что ни к чему нельзя прикасаться.  Она сама увидела квартиры, в которых, казалось, что сейчас из комнаты выйдет хозяйка и нальет чай.  В больницах стояло оборудование. В продуктовых магазинах царил хаос. Все крупы, все, что можно было, было вспорото и рассыпано. Но это сделано было в целях безопасности людей. Так как многие не понимали всей опасности, что таила в себе радиация и приезжали мародерствовать в запретную зону. Во дворах стояли машины, мотоциклы. Казалось - хлопни в ладоши, и город оживет, зашумит, но – нет, только вой ветра в ответ. Помня наказ, ни к чему не прикасаться, Нина шла, не вынимая рук из карманов, пока не провалилась по пояс в снег. Так и вытащили ее из ямы, испуганную, с крепко-накрепко зажатыми руками в карманах. Больше в запретную зону она не поехала.

  Семь дней, проведенные рядом с Борисом, как глоток свежего воздуха, перед долгой зимой без него.

  Нина решила переехать жить в Хойники, и только судьба распорядилась иначе, остановив ее в родном городе.

  Растаяли снега, зажурчали весенние ручьи,  первоцветы, ознаменовали приход весны, радуя своей скромно-непритязательной красотой. Нина уже неделю не получала писем от Бориса и волнение уже перерастало в тревогу, сказывалась привычка получать вести дважды в неделю. В один из вечеров, когда тревога вновь украдкой забралась в душу, в дверь тихонько постучали. «Показалось» - подумала Нина, продолжая вязать свитер из теплой мохеровой пряжи, мечтая, как он будет согревать в прохладные дни ее любимого мужчину. Стук раздался отчетливее и, отложив в сторону любимое занятие, она решила открыть дверь. На пороге стоял Борис, в одной руке он держал сумку, а в другой конверт. Неотправленное письмо, последний привет из далекого города, так и не ставшего родным. Ну и пусть. Главное, что он рядом и километры, разделявшие их, остались только на фотографиях и в строках бережно хранимых писем, писем из странного, пустынного города, оставшегося в их сердцах навсегда.