Тобет

Внезапное ощущение  надвигающейся  опасности   переполошило   всю отару, доселе мирно пощипывающую зеленую поросль весны   на выпасе в ущелье Жынгылдыак.   Животные  испуганно заблеяли, скучковались. Самец - крупный кошкар[1],  согнал только родившихся ягнят в центр стада. С  правого края отары  истошно залаяли пастушьи собаки – Кутжол и Таймас. Из прибрежных зарослей  камыша порывисто взлетели дикие утки – қасқалдақ,   шумно и звонко хлопая крыльями. И даже танцующий от ветра степной ковыль как будто замер в  неком  испуге. Воздух запах тревогой.

Несмотря на внешнюю браваду  и громкий, срывающийся лай собак, все  выдавало в них страх: бегающие глаза, поджатый хвост, опущенные  уши, судорожно вытянувшаяся морда.

 Временами, собаки оглядывались в сторону аула, куда недавно уехал пастух, словно ища поддержки.
    Волки  точно рассчитали время. Они давно приглядывались к отаре  и примерно знали время отлучки пастуха.  Хищники подошли с подветренной стороны, чтобы не испугать  своих жертв раньше времени. Но,  несмотря на все эти предосторожности, животные каким то особым чутьем знали  приближение серых лютых.

И вот уже на вершине  ближайшей сопки  на Каратобе появились очертания отощавших,  голодных зверей.  

  Аламан каскыр[2][i] - вожак стаи,  не стал спускаться в ущелье  и улегся на вершине, позволив молодняку попробовать свои силы. И молодые  волки, ощетинившись и  оскалив клыки,  пружинистыми скачками  побежали  к отаре.

  Тобет – крупная породистая собака  по кличке Актос не  стал лаять. Это было бесполезно, для шума существуют дворняги. Он, мгновенно  оценив ситуацию,  двинулся к волкам.

Тобет и раньше встречался с ними. И для него, опытного волкодава, это было привычным делом. Тем более молодняк не представлял особой опасности. Скорей было небольшое покалывание в районе грудины, еле заметное  волнение перед битвой, что, впрочем, забудется уже в пылу боя.

Волки никогда не давали полного боя: их тактика - нападать, резать и уходить. Они могли принять бой  только в условиях полной безысходности, когда уже нет другого выхода. Обычно же  они проявляли максимальный прагматизм и расчет,  предпочитая внезапные   наскоки с минимумом потерь. Любое ранение  для них могло оказаться фатальной в условиях дикой природы.

Но то взрослые, опытные  волки, а молодняк пока не научился рассчитывать силы и остервенело бросился в бой. 

Ближний к тобету  волчонок, со всей своей  звериной яростью прыгнувший на него, был опрокинут ударом лапы волкодава  и прижат к земле. Резко перекусив его неокрепшие, тонкие ноги, волкодав обездвижил хищника.  Не было времени его убивать,  и Актос бросился в сторону другого зверя, который уже ворвался в середину  отары.

  А третий волчонок  уже  был окружен  другими  собаками,  Кутжолом и Таймасом, и яростно отбивался от них. Бывалый волк давно перегрыз бы этих, хоть и крупных, но все же собак –не каскыров, но  волчонок тоже был молод и  неопытен,  и не смог преодолеть  мощное  сопротивление  сторожевых псов.

 Пастух, издалека увидевший волков, пальнул в воздух из двустволки и волчата побежали. Пастушьи дворняги побежали за ними, но  больше для острастки, не решаясь приблизиться к месту, где все еще невозмутимо полулежал их главарь - Аламан.

…Эта стая была давно известная тобету. Они нападали и раньше, и еще много раз  будут нападать: это их звериная жизнь, а его задача – быть начеку.

Они с Аламаном были примерно одного возраста, одного телосложения, и, наверное одного опыта. Оба -  закаленные  суровой степной жизнью, породистые, массивные,  уверенные в своей мощи  лучшие представители своей породы.  Они давно изучали друг друга, примеряясь, прицениваясь, играя мускулами, словно бойцы на ринге.  Но ни Аламан,  ни Актос  не шли на сближение,  предпочитая  наблюдать друг за другом  на расстоянии.

  Их собачья  порода  издревле была известна в Степи, еще со времен великого прародителя, знаменитого  волкодава Алапара. Роду Алапара никогда не приходилось краснеть перед своими хозяевами за свою службу. Они честно ели свой хлеб, охраняя скот от набегов шакалов  и волков  и истребляя  под корень  этот ненавистный их роду и роду людей – степных чудовищ.  Не всегда им удавалось выходить победителями в схватках, но потомки  Великого Алапара никогда не проявляли малодушие и трусость и поэтому все степные звери,  начиная от корсаков[3] и шакалов и заканчивая  камышовыми каракалами[4] и песчаными  волками, по своему опасались их, и редко нападали на скот, охраняемый тобетами.

……А между тем один из  этих волчат  все - таки   успел задрать за такой короткий миг двух ягнят и одну матку – двухлетку.  Старый пастух сильно расстроился. Такой зарез не годился для употребления и, как правило, пастух  отдавал  такое  мясо на корм собакам. Старик  бурчал, материл Актоса,  долго  ходил сердиты , и в сердцах вылил  в собачьи миски – итаяк какие то помои, вместо мяса.

Дворняги  жадно набросились на еду, но тобет ждал, когда уйдет хозяин. Он ни при каких обстоятельствах не позволял себе притрагиваться к еде в присутствии хозяина. Так было принято у них, у тобетов, согласно их негласному этикету.

Но сегодня тобету действительно  не хотелось есть, он чувствовал свою вину за дневной урон:  расслабился и слишком поздно увидел стаю, а значит  был не подготовлен.

У них,  волкодавов,  сложились свои отношения с человеком.  Они не были  верными псами, а скорей взаимодействовали  в рамках негласного  уговора. И тобеты никогда не считали себя собаками в полном смысле слова,  скорей они были некими полуволками,  собратьями тех, диких волков, но перешедшие на сторону человека и совершившие с ними сделку.  С тех пор они никогда не нарушали уговор,  верно служа и ответственно относясь  к своим обязанностям.

*****

… Уже потухли последние огни в юртах пастушьего аула, затихли животные в загоне, свернулись калачиком в своих конурах другие собаки, а   ночные сверчки, воспользовавшись отведенной им тишиной, начали свой ночной концерт. Большая, полная луна, нависшая над тундуком[5] юрты, ярко освещала лужайку, где лежал утонувший в своих раздумьях – Актос. Ему было неспокойно на душе. Вдалеке, за теми  холмами все еще бродил Аламан и его ненасытный выводок. Голодные, почуявшие кровь хищники могли вернуться в любой момент. И время от времени тобет взбирался  на ближайшие  сопки  и беспокойно, с тревогой на сердце  рассматривал освещенные луной окрестности.

……Но они  не пришли ни этой ночью, ни  следующей, ни даже через  месяц.  Они пришли  позже.  Как всегда стая точно рассчитала время отлучки пастуха и неожиданно появилась на вершине холма.  Но в этот раз волчата остались  стоять на холме, а Аламан начал спускаться вниз, не спеша,  с расстановкой, смакуя каждый свой шаг и приблизившись на небольшое расстояние от  отары, остановился, немигающим, холодным взглядом  рассматривая Тобета.

Это был вызов.

Все вокруг внезапно застыло: невдалеке пасущийся жеребец Курен айгыр[6] со своим небольшим табуном, резвящиеся  шакалята за кустами джингила[7], отара овец,  и даже неторопливо кружащийся  в выси степной беркут  камнем упал вниз и пристроился на толстой ветке огромного карагаша. Все взоры были устремлены на Актоса и Аламана.

Актос принял вызов.

Тобет приблизился к  волку. Немного постояв перед ним, презрительно разглядывая врага, Актос  стал медленно обходить кругу.  И зарычал.

Зарычал и волк, опусти морду к земле,  и они закружились по кругу.

Резкий, почти молниеносный прыжок Аламана, неожиданно быстрый для такой массы, буквально на мгновение застал врасплох Актоса, но он тут же собрался и перегруппировавшись, принял на себя всю инерцию мощи  противника. Они сцепились, рыча, грызя, вырывая  шерсть,  куски мяса, прокусывая кости и сухожилия,  пытаясь добраться до глотки противника.

Но оба были опытными бойцами  и так просто не собирались сдаваться.

 Актос был сильным псом, но Аламан оказался более быстрым, и в какой то момент волкодав  потерял  контроль над боем, уступив агрессивному напору волка. Если Тобет пытался просто победить и только кусал противника, то волк не кусал, а вырывал куски мяса, вгрызаясь в кость. И вот  уже  он перегрыз собаке лапу,   намереваясь вцепиться в глотку.   Но вовремя отбив атаку, Актос , несмотря на рану и потерю крови, опрокинул волка на спину и  прижал Аламана к земле, и о вонзил свои клыки в его шею.

Но вырвавшись, волк перехитрил его  и, изловчившись, мертвой хваткой вцепился в шею собаки. И как бы Актос не пытался сбросить его, стремясь лапами отодрать присосавшегося  волка, Аламан ни на йоту не расслабил давление своих массивных челюстей. Тобет стал задыхаться,  хрипеть и, обессилев,  рухнул вбок, подмяв под себя волка. Волк расслабил стальную хватку. Дальше душить собаку не было смысла - исход боя был решен. Аламан поднялся,  взглянул  напоследок на хрипевшего тобета противника  и прихрамывая, пошел в сторону сопки, даже не посмотрев на отару.

Кровь булькала и лилась из открытой  раны Актоса. Но волк не до конца загрыз его, оставив немножко жизни на последний собачий долг.

Актос не мог встать. У него не было сил. Это  его последний бой, но осталось еще одно незавершенное дело. Он должен собрать все силы, чтобы дойти до места последнего пути. Туда, куда уходили всего его предки. И туда должен уйти и он. Там, где нет солнца, ветра и жизни.

Собрав все силы, Актос пошел в сторону безводной  глуши.

Никто не останавливал его, ни верные друзья - Кутжол и Таймас, ни отара, ни даже  появившийся хозяин, который сразу все понял.  Это его последний долг. А другие долги он отдал.

Он шел из последних сил, обливаясь  кровью,  желая только одного: не упасть на половине  дороги, не дойдя до места, на глазах у всех, а особенно – на глазах у своего хозяина.

Жақсы ит өлімтігін көрсетпейді - Хорошая собака смерть свою не покажет.

Все могу видеть,  как они появляются на свет, но  никто не должен видеть,  как они уходят.

Сил уже почти не оставалось, кровь лилась, и с каждой каплей уходила жизнь.

Но он дошел.

Дошел до  места, с которого начинается путь туда,  где нет начала и конца. Он ушел, не жалея о прожитой жизни, достойно, как и подобает потомкам великого Алапара.

*****

    Волки не стали трогать отару ни  той ночью, ни в последующие ночи -  это был закон чести и дань уважения достойному противнику. Они ушли в другие места, на другую добычу, но храня  в себе этот важный  поединок.

  В ауле остались Кутжол и Таймас. Они  долго   не могли привыкнуть к тому, что с ними уже  нет больше Актоса. Они лежали, уставившись в одну точку, не притрагиваясь  ни к еде, ни к воде. Завтра будет другой день,  но этот день был днем их друга и товарища – доблестного Актоса