Роза

Помнится, была осень. Все вокруг наливалось теплотой.

Голубизна неба по-особенному пестрела в раме из красных ягод рябины и блекло-желтых многоэтажек. Как вымирающее солнце, они стояли на самом горизонте, в точке, где начинает разрастаться все сущее.

- Здравствуй.

- Здравствуй, ныне здравствующая!

Это была она. И ее душа, тянущаяся в далекое прошлое. Она была вульгарна и очень стара... И неказистость ее местами порванных лепестков смущала. Увядшая Роза.

- Как ты, Роза? - я протянула к ней руку и вспомнила, как когда-то она меня, еще совсем маленькую девочку, впервые ввела в свой театр.

Она тихо, сгорбившись, протянула мне свое сплошное раздражение от вопроса «КАК?». И я увидела, как на груди, где сердце, нарывы краснеют острой болью. Она так и не убрала шипы за всю свою жизнь ни разу: чувствительность наружу! Хоть и смешно теперь.

 

- Что нового, Роза?

Она отвернулась и показала мне свой лысеющий затылок.

- Старею... Театр стал слишком сложен для меня.

Прерывистое дыхание разрывало речь Розы.

 

Мы зашли в кафе. И там она заказала себе кружку растворимого кофе. На большее денег не хватило. Эх, великие артисты... Я села рядом с ней.

Липкие стены, потный воздух. «Нужно быстрее закончить эту встречу», - подумала я.

- Я закончу это. Я закончу это... - я с удивлением посмотрела на нее. Она повторяла мои слова. За моей спиной висело мутное зеркало, в котором отражался ее двойник. Я оказалась в заточении.

- Роза, что Вы говорите? - испуганно спросила я.

Вспомнила тут кое-что. Когда-то театр был всей моей жизнью, и любимый зритель говорил, что необходимо запоминать эти моменты, запоминать... Я думала, что в них не больше смысла, чем в воздухе. Ты просто дышишь. И моменты – воздух. Но он был прав. Театр – не вся жизнь. Жизнь начинается после. Или... Я запуталась, миленькая. - она смутилась и опустила лицо вниз.

 

Давным-давно она была начинающей актрисой, играла в театре маленького пыльного города, и в этом-то театре у нее появился поклонник. Его слова она вспомнила на старости лет. То была поворотная история, из-за которой она оказалась в большом незнакомом городе совершенно одна. С тех пор ей так и не дали ни одной роли. Беды шли одна за другой. Но веры в жизнь Роза не теряла. Она так и не вернулась в свой городишко, а затерялась здесь: ушла в закулисье своей разбитой карьеры, где в театре теней ночного города она играла самую незавидную роль, хуже первых ролей, и продолжала любить жизнь.

 

Я была жестока в тот вечер, последний вечер. Мне казалось, что никогда не смогу понять сантиментов неудачников, и ее история меня ничуть не трогала, а потому я рассмеялась:

- Роза, какой театр? Я думала, что вы просто посвятили свою жизнь кучке глупых людей и своей толстой ...Кхм! - я все же не смогла произнести этих слов при ней. - Неужели у вас были страдания? - нет, все-таки нагрубила.

- О милашка! Конечно, были. Иначе бы не было у меня такой толстой, как ты хотела сказать? Настрадалась я много, – заметив, но проглотив мою злостную насмешку, ответила она.

- Вы , правда, так думаете?

- А как иначе.

- Я тут просто вспомнила... Лерка из соседнего дома. Какая она была! Несчастная...

- Это да, верно подмечено. Все мы несчастны.

И в пустоте беззубого рта, за растекшейся кривой улыбкой в дешевой розовой помаде, показалась на мгновение печаль и вновь спряталась за жалким шутовским лицом.

Старуха сидела и вспоминала... Вспоминала. В этом ее жизнь теперь! А мне нужно было идти. Мой театр ведь только начинался! Я молода и красива, меня ждут роли, и я родилась в большом городе, я тут не чужая! Про меня не забудут! Это мое время.

 

Тут она заговорила.

Она говорила несвязно. О том, как давно в чужом доме у нее было нечто... Нечто топающее и раздражающее: повсюду лежали реплики, пробегали по стенам, вываливались из окна Офелии, Джульетты, Раневские, Катерины – все-все-все они.

Я была тогда так молода, так красива... И поклонники такие. От одного я однажды... Да что вспоминать... - И она вздохнула, придержав в руке старческое сердце, сморщившись, скукожившись от тяжести лет, попытавшись по старой актерской привычке сделать тот душераздирающий всхлип, на который некогда была способна.

 

Глупо, но это самая забавная трагикомедия, какую она только могла играть. В своей серьезности, в своем горе, а иногда и в своей ярости она была неподражаемой клоунессой. И в конце все должно было кончиться разрывом сердца или фейерверком, войной, но никак не... Все затихло. Выстрела не было. Ружье осталось стоять в углу.

И жизнь, полная буйства комедии, в которой в пьяном угаре плясал он, ее Дионис, тот гадкий мальчишка, а вокруг него кружились красавицы с распущенными волосами, перешла в ровное течение и обмельчала: Дионис покинул сердце старухи, не оставив после себя ничего, кроме улюлюканья грубой толпы над ней же.

 

Осень.

- Роза, что ты будешь делать?

Роза посмотрела на меня, как на дуру, а потом махнула рукой: из-за резкого движения оторвался второй лепесток, оголив половину головы.

Она провела своей пухлой рукой по моей щеке и задержала взгляд на моих глазах.

- Девочка моя, впереди тебя ждет только печаль, но ты люби все, что с тобой происходит.

- Нерадостный прогноз, - заметила я с ухмылкой.

Она засмеялась мне в ответ. Свет внезапно померк в чернеющем простуженном воздухе. Занавес.