Аксулу
Историческая драма
Действующие лица
Аксулу – акын-импровизатор.
Адай – бай.
Жанайдар – брат Аксулу.
Акборык – жена Жанайдара.
Тобе би – верховный судья.
Суиндик – би (судья).
Насыр – башкирский би.
Кырымкожа – посланец башкир.
Орысбай – отец Аксулу.
Кеншимбай – акын-импровизатор.
Ермагамбет –волостной.
Акмолла – учитель, поэт.
Койгелди – сын Адая.
Байбише – старшая жена Койгелди.
Кулматай –сын Аксулу.
Сералин Мухамеджан – журналист, общественный деятель.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Первое действие
На горизонте виднеется аул. На сцене башкирские парни.
Кырымкожа.
Спасибо вам, родные, за прием,
Для вас мы были будто господами.
Я по старинке весть храню для вас,
Ее в себя впитала моя память.
Клинок башкира остр и беспощаден,
Он ужас навевает всем врагам.
Большой привет и весть Абдраш вам шлет –
Разделит он добычу пополам.
Алты естек казахам пришлый род,
Жить в примаках считается бесчестьем.
Абдраша передал я вам привет,
Объединиться с ним он просит вместе.
Насыр.
Мы от казахов видим лишь добро,
И щедрость их отмечу добрым словом.
Нас миновал дракон – проклятый джут,
Как видишь – все мы живы и здоровы.
Плохого не услышишь про башкир,
Зацепок нет тут болтунам отпетым.
«С казахами дружи и вместе будь!» –
Мы Салауата помним все заветы.
Кырымкожа.
Зачем теперь прошедшее винить,
Во многих приходилось битвах биться.
Отечество вас всех к себе зовет
И со своим народом просит слиться.
Насыр.
По нациям не делим мы народ,
Мы так живем и так же жили прежде.
Слова твои приемлемы, но вот
Не к месту здесь слова о переезде.
Куда б не переехал мой народ,
Свою среду он любит с колыбели,
Делили с нами курт свой и хлеб,
Казахи нам раскрыли свои двери.
Кырымкожа.
На вошь обидясь, не сжигай тулуп,
А в час беды не доверяй чужому.
Башкирским никогда не станет твой аул,
Хотя ты хвалишь свой казахский омут.
Насыр.
Вам не к лицу вносить в семью раскол,
Казахи не чужие, родня наша.
С чужими не враждует, а с родней, –
Героем не считаю я Абдраша.
Кырымкожа.
Да и твои слова звучат не в лад, Насыр-бий,
Как женщины, сейчас увязнем в спорах.
О мощи думает Абдраш своих башкир,
Прислушайся ты к сути разговора!
Смена декораций. К аулу подъезжают верхом на лошадях путники, возглавляемые Суиндиком.
1-й жигит.
Хотя всех удивляет месяц май,
И у казахов-скотоводов перемены,
Не только у скота, а и у людей
Под кожею, я вижу, вздулись вены.
2-й жигит.
Богатые едят огузок, жир,
Не по зубам они простому люду.
Коль руки коротки у Орысбая,
Признание придет к нему откуда?
Суиндик.
Красноречив, но беден, нет овец,
Где для скота хорошие угодья?
У свата длинный, говорят, курук,
Он бедным помогает, слышал, вроде?
Двенадцать ветвей у рода жагалбайлы,
И табунам коней счет не ведется.
У бедняка, заеденного вшами,
Для гостя и барана не найдется.
1-й жигит.
Хоть тайны нет, остался внешний вид
Гостям аула званым и незваным.
Заедем к Орысбаю, чтоб не таил обид,
Я думаю, найдет для нас барана.
2-й жигит.
Цветы растут всегда после грозы,
Деревья распускают свои почки.
У Орысбая, люди говорят,
Острая на слово растет дочка.
С уст слетают мудрые слова,
Умом своим аул обогатила.
И множество парней, мне говорят,
Ей, проиграв, понуро уходило.
Гостей встречают Жанайдар и Акборык.
Жанайдар.
Суйеке, добро пожаловать в аул,
Здесь ваше имя каждому известно.
Пусть кони отдохнут, а вас самих
Окружим мы гостеприимством тесно.
Акборык.
Би-ага!
В предчувствии удачи – дамы строгой
Наша баловница целый день
Глаз своих не отвела с дороги.
Суиндик.
И до меня докатывалась весть,
Что дочь-акын у Орысбая есть.
Красавица, умна, не по годам мудра,
И говорят, что речь ее остра.
Акборык.
У Аксулу в душе родник глубокий
И тихие печальные истоки.
Но коротка у девушки дорога,
Послушайте ее, хотя б немного!
Входит Аксулу.
Аксулу. Здравствуйте, почтенные!
Суиндик. Здравствуй, дорогая!
Войдя, как луна осветила ты ночь,
Не ты ль Орысбая знаменитая дочь?
Аксулу. Да, я, дедушка!
Гости рассаживаются.
Жанайдар:
Когда-то отец отправлялся наш в путь.
Располагайтесь, чтоб хорошо отдохнуть.
Дорогою отца идет сестренка,
Оценки вашей ждет, сидит в сторонке.
Суиндик:
Сидят жигиты все, поджав колени,
Мужчина разговор на спор не сменит.
Но есть такие, не к чему лукавить,
Народы друг на друга вдруг натравят.
Жанайдар:
Так пожелаем чувствам широту,
Девичью шаль обидой не сочтут.
Дорогу дружбы и мотив добра
Раскроет песней вам моя сестра.
Суиндик:
Послушаем, мы к этому стремимся,
Послушав песню, мы обогатимся.
Аксулу берет в руки домбру, начинает петь. В затемненном зале на экране чередуются кадры из картин, созданных песней.
Голоса: – Очень хорошая песня!
– Живи долго, дорогая!
Суиндик:
Озвучена гроза раскатом грома,
Мне тема песни старины знакома.
Напомнила ты ею, дорогая, –
Опять хотят взорвать фундамент дома.
Нужно единство всем живущим людям
И жизнь нужна, иначе что же будет?
В единство наше вновь вбивают клин,
Давайте эту тему мы обсудим.
Что мы друзья – не нравится Абдрашу,
Он заварить на крови хочет кашу.
Алты естекам землю обещая,
Его послы сидят в аулах наших.
Единства нет – на теле жизни рана,
Жизнь зарастет крапивой и бурьяном.
Простой народ в бою столкнет он лбами,
Давайте укротим мы все смутьяна.
Жанайдар:
Би-ага! Вы дуб-гигант в родном краю,
Под вашу тень мы прячем тень свою.
Аксулу идет дорогою отца,
С рожденья мать вручила дар певца,
Пусть с вами путь свой держит до конца.
Голоса:
На Наурызбая так она похожа,
С гусиным криком голос ее схожий.
Хоть молода, но как она мудра,
С собою забираем ее тоже.
Жанайдар:
Би-ага! Вам девушкою нежной песня спета,
Мужской не хуже, к слову, песня эта.
Вина лишь в том, что девушка она,
И вышла в путь за славою поэта.
Суиндик:
Ораторов я видел, многих знаю,
Но Аксулу на них не променяю.
Никто не обессудит, коль поедет,
Я на нее надежды возлагаю.
На сцене опять башкирский аул. Жигиты до хрипоты спорят.
1-я группа.
На родину поедем, нас зовут!
2-я группа.
Не едем мы, родное наше – тут,
С казахами рассорить нас хотят,
Мы вместе с ними пережили джут.
Входит Суиндик-бий с сопровождающими.
Суиндик.
Здравствуй, мой родной!
Насыр.
Здравствуй, свет ты мой!
Суиндик.
Как здоровье и дела?
Насыр.
На путь правды наставляя,
Потерял покой.
Суиндик.
Обо всем известно нам,
Время, думаю, по жизни
Все расставит по местам.
(Повернувшись к притихшим людям, говорит.)
Уважаемые родственники!
Хотел я волю дать своим словам,
Хотел сказать, о чем – известно вам.
В прибывшей свите самый старший – я,
(Отыскав взглядом Аксулу.)
Ты самой младшей будешь, дочь моя.
Сырым-батыр когда-то так сказал:
«Коль сын заговорит вперед отца, –
Он вышел, мужем став, из возраста юнца.
Коль дочь заговорит, минуя мать, –
Невестою она готова стать.
Путь сына пересек вдруг путь отца, –
Печально жди упадка и конца».
Ты мне как сын, а также дочь моя,
Родная, теперь очередь твоя!
Мы к ним пришли, в пути минуя горы,
Не остановишь ты – «прощай» сказать им впору!
Аксулу.
Дедушка, что я могу сказать алты естекам,
Клялись, что будем вместе век из века,
Мечтой одной казахи и башкиры
Минуя трудности, жить будут вечно в мире.
И в радости, и в горе, храня память,
Поддерживать друг друга будем сами.
В одном строю будут наши сарбазы
Нас защищать от вражеской заразы.
А если труд нас одарит плодами –
Своими будем собирать руками.
Кырымкожа.
Послушайте, сородичи, меня!
Вас клятвенно заверил всех Абдраш:
Надел земли отныне будет ваш!
Аксулу.
Не верьте лжи Абдраша и угрозам,
Он, как змея, вас держит под гипнозом.
Отец Абдраша – истина нага –
Кинзу и Салауата сдал врагам,
Чтоб милостью и щедростью царицы
Себе, своим потомкам насладиться.
Орлы могли жить, нам лаская взор,
Свои свив гнезда на вершинах гор.
Большой привет хочу свой передать я,
Пускай минуют вас людей проклятья!
Голоса.
– Браво! Какие слова!
– Теперь не ошибемся.
– Молодец, дочка!
– Никуда не поедем! Точка!
Кырымкожа.
Прервала малолетка нашу связь,
Связав из слов затейливую вязь.
Я прямо говорю вам,
Вас любя – пеняйте на себя! (В гневе уходит.)
Насыр.
Подойди сюда, дочка!
Теперь узнал я, дочь, что ты богата,
Твои слова, как меч у Салауата,
Грозны они и полны тяжкой боли,
Внушительны они от нашей воли.
Будущего нашего начало
И прошлое в устах твоих звучало.
Народные надежды и печали
В словах твоих, сверкая, прозвучали.
Мы живем, кочуя по Уралу,
Как много правды дочь моя сказала!
И как теперь, надежды все лелея,
Переселимся, веря, в ставку змея?
Раскрыла всем секреты ты обмана,
Лучом пробила пелену тумана.
Спасибо, дочь!
Сменила утром тягостную ночь.
(Наклоняясь, целует Аксулу в лоб.)
Суиндик.
Аксулу, как сазан наших озер,
Как верблюжонок, радуешь мой взор.
Будь всегда любимою народом,
Мои напутствия звучат под небосводом!
(Раскрыв ладони, дает свое благословение.)
Пусть бог хранит от злого языка, от сглаза,
От горя, печали и прочей заразы.
Будь дочерью народа и сына роди,
Дорога счастливая пусть ждет впереди!
Аминь!
Второе действие
Дом волостного Ермагамбета. В доме собрались аксакалы, бии, нукеры.
Волостной.
Эй, жигиты!
Сев на коней, сведете завтра счеты,
Мне до пределов русских нет заботы,
Здесь издревле кочует Малый жуз,
Меж Ором, Ак Жаиыком скот пасет он.
На пастбищах моих теперь посевы,
Нет родичей средь русских, знаем все мы!
Хотят моей землею завладеть,
Пренебреженья не смогу терпеть!
Старший из собравшихся.
Месть волостного будет не плоха,
На Кызыл пустим «красного петуха».
1-й жигит.
Гнев скота ведь это гнев души!
2-й жигит.
Пусть с русскими спор
Набег наш разрешит.
Волостной.
Традиции степи они попрали
И на себе наш гнев не испытали,
Земля посевов пусть будет изрыта
Бесчисленных коней моих копытом!
Суиндик.
Пусть выдержка с терпеньем будут вместе,
Чтоб было, волостной, все честь по чести,
Невыгодное дело скрыла тень,
На здравый ум зачем искать мигрень?
С соседями живите дружно, в мире,
Раскрой рассудку очи чуть-чуть шире –
Тебя тот русский сделал волостным,
Теперь ты хочешь потягаться с ним?
Волостной.
Трясешь седою бородою грубо,
Раззявил рот безумно свой беззубый,
Ты кто такой, чтобы учить меня?
А не вчера ль в лохмотьях, недотепа,
Ты в мой аул от голода притопал?
Ты мне родня, беда тебя минула,
Тебя б песком с ладоней жизни сдуло.
Суиндик.
Да, я песок в горсти, с тобой не спорю,
Я в думах о стране встречаю зори,
Желал всегда, чтоб тихо у окна
Покой людей хранила тишина.
Нагрей песок, он превратится в камень,
Вождей в рабах рождает войны пламя.
Пренебрегая мной, не слушаешь меня,
Врагом тебе вдруг станет вся родня!
Не рад ты будешь этой перемене,
Я ухожу, иссякло все терпенье.
Волостной.
В моих словах, считаю, правда есть,
Лежит ли на земле дурная весть?
Вчера случилось – люди атамана
Коней моих загнали утром рано.
Предотвратить стараясь нашу ссору,
Я бия к ним отправил в их контору.
Чтобы огнем не вспыхнула вражда,
До вечера я результата ждал.
Но атаман опять меня унизил,
Прогнал посла, к себе и не приблизил.
Он думает мой скот себе забрать
И на меня давленье оказать.
Работу русских в поле видел я –
Ждешь сокола, а встретишь воробья.
Сородичи! Вины моей в конфликте этом нет,
И за дела держать нужно ответ.
Земля – пустыня без дождей и влаги,
А без вождя в народе нет отваги.
Чтобы не жить остаток дней в печали,
Посмешищем для мира чтоб не стали,
Все на коней! Дадим мы русским жару,
Постигнет их заслуженная кара!
Голоса.
В речах твоих все правда, волостной,
Оставим право мести за собой:
Поднимем пыль с засеянных их пашен,
Укажем свое место свинопасам!
Смена декораций. Бескрайняя степь. Слышны крики бозторгаев.
Суиндик.
Вся эта степь – земля казахов наших.
Вон зеленеют всходы русских пашен.
В просторах необъятных и обширных
Мы, два народа, жить могли бы мирно.
Лишь атаман и волостной
Не могут жить в согласье меж собой.
Когда два льва дерутся с рыком в поле,
Среди овец одним волкам раздолье.
Коль щуки бороздят простор реки,
То прячутся от страха чебаки.
На пути бия повстречалась Аксулу.
Аксулу.
Здравствуйте, дедушка!
Суиндик.
Добрый день, дочка!
Пусть твой талант растет, взбираясь в горы,
Пути твои пусть радуют нам взоры.
Жар души нам даришь, дорогая,
С любовью тебя люди вспоминают.
А я осколок прошлого отбитый
И в добром деле выгляжу рахитом.
Аксулу.
Почему вы так говорите, ата?
Среди народа признанный оратор,
Речь ваша содержательна, богата.
Народ считает вас своим вождем,
Ну а рахит-то, дедушка, при чем?
Суиндик.
Все оттого, что очень тяжело.
Опять судьбою нашей правит зло.
Сейчас меня – оратора, вождя –
Унизили, открыто, на людях.
«Рахит» мне было сказано вараном…
Как кровоточит в сердце эта рана!
Варан с глазами, полными песка,
К больному бреду речь его близка.
Коль думаешь о людях и их бедах,
Об этом миру с болью ты поведал,
Залил словами жар грядущих схваток,
Тогда получишь звание – оратор!
Ну а сейчас в наши степные дали
Печаль с тоскою под ноги упали,
Туман прибил зарницу на росе,
Стою, как на нейтральной полосе, –
Вон там стоит наш жадный волостной,
И хмурый русский – в стороне другой.
Аксулу.
Увы, как жаль, что все сгущают краски
И нету крепкой меж вещами связки,
Идут навстречу по тропинке узкой
Жадный волостной и хмурый русский.
Суиндик.
Не в русском дело – дело в волостном.
Он думает лишь о себе одном.
Ты словом, дочь, заводишь в сад чудес,
Народ к тебе питает интерес.
Нащупай пульс и подбери подход,
Беду талант твой, верю, отведет.
Третье действие
Аккуратный, ухоженный аул. Проходит шумный той. В разгар веселья начинается айтыс. В центре Ермагамбет с нукерами, напротив Аксулу в окружении молодых женщин и девушек.
1-й жигит.
Вон, видите, среди своих подруг
Известная сидит вам Аксулу.
Стремясь ускорить с вами встречу,
Она пришла сюда, на этот вечер.
Ее лишь тронь – я слышал разговор, –
Она сейчас же с вами вступит в спор.
Волостной.
Ты надоел, не рви напрасно глотку,
Вдруг мне задаст при всем народе трепку.
Коль спереди зайду – боюсь ее укуса,
Пинок же сзади получу искусный.
Она акын – народ так говорит, –
Кто вызов бросит – сам же будет бит.
2-й жигит.
Господин волостной!
Не лишены и вы акына дара,
Задайте Аксулу при людях жару,
Словесные скрестите с нею шпаги,
Кто вас осудит за прилив отваги?
Коль той идет, айтыс все ожидали…
Но что это девчата замолчали?
Девушки.
Два аула лишь обрыв разделяет, жар-жар,
Вытопи масла – вкусом мед напоминает, жар-жар,
Не хвалитесь, что юны вы, жигиты, жар-жар,
Старость вашу время тихо приближает, жар-жар.
Жигиты.
В табуне есть в серых яблоках гнедая, жар-жар,
В чистой пряже ость, бывает, попадает, жар-жар.
Что красивы и нежны не хвалитесь, жар-жар,
Время девушек в старушек превращает, жар-жар.
Ермагамбет.
Научилась Аксулу русской речи, жар-жар,
Мастерством ее по жизни путь отмечен, жар-жар,
Для чего тебе вся русская культура, жар-жар,
Коль питаешься казахской пищей вечной, жар-жар.
Аксулу.
Не к лицу такие речи для мужчины, жар-жар,
Волноваться я не вижу тут причины, жар-жар,
Я с соседом разделю беду и радость, жар-жар,
Не заблудится народ мой в пути длинном, жар-жар.
Ермагамбет.
И сейчас, как издревле все было –
Дружба с русскими к добру не приводила!
Аксулу.
Если мчатся рядом два врага-иноходца,
Негде жажду утолить, нет колодцев.
Ты зачем плохому у русских подражаешь,
Зачем слушаешь духовных ты уродцев?
Русских «русский ты» наотмашь ударяешь,
Правду ложью ты искусно разбавляешь,
Из Каратау ты с аулом переехал,
Кто здесь пастбища тебе дал – забываешь.
Поддаешься чувствам ты сиюминутным,
Кто помог тебе изжить все беды джута?
Косякам коней твоих, твоим аулам
Дал возможность сытым быть, быть обутым?
Кто здесь встретил дружелюбно твои коши,
Ни один в беде был русскими не брошен,
Кто куском своим делился, ложкой каши?
Почему забыл ты быстро о хорошем?
Ермагамбет.
Аксулу, затеять, видно, хочешь споры,
Защищаешь бурно русских, вот умора!
Коль с татарином, башкиром, русским встанешь рядом,
Растворишься, не найдешь тебя взглядом.
Я в мелодии степи своей влюбленный,
В городах у русских знаю я все законы,
И беспутство, и табак – все от русских,
Ты на это почему-то смотришь отрешенно.
Недоступно это все твоим взорам,
Защищаешь, все слова звучат укором.
Я же в силе, знаком мне кодекс чести,
Беспредел же вызывает чувство мести.
Аксулу.
Мы у русских переняли в быт немало,
Божьим благом для ремесел это стало.
Строим дом, ходим в баню, шьем одежду
Кто в лицо теперь нам кинет: «Вы невежды?»
А теперь мы обрастаем мастерами,
И талантов у нас много – видим сами.
Коль с соседом дружба крепнет год от года –
Это польза для казахского народа!
Девушки.
На базары ходить станем,
Покупать мы будем ткани,
С пылу, с жару, из печи
Кушать будем калачи.
Аксулу.
Если любишь свой народ – забудь обиды,
Пусть народ в тебе вождя вновь увидит.
Я от имени народа говорю,
Коль считаешь за родню меня свою –
Не бросай народ в пучину новых бед,
Вкус узнаешь поражений, не побед.
Путь войны непредсказуем, очень крут.
Два народа дружно, мирно пусть живут.
Девушки.
Всем хорош наш волостной,
И в словах слепящий зной.
Будем жить мы веселей,
Водки русской лишь не пей.
Аксулу.
Словно мы на тропке узкой,
Все твердишь ты «русский, русский».
Дали трон тебе и власть,
В грязь лицом бы не упасть.
Мило нам это, не мило –
Власть у них, закон и сила.
Ты под них подставил плечи,
Стоит ли противоречить?
Мир пусть будет здесь всегда,
Что несет нам всем вражда?
Чтоб друзей расширить круг,
Будь и сам соседям друг!
Корм тогда скоту найдется –
Для коней и для овец,
Пусть всем мирно здесь живется.
Образумься, наконец!
Жигиты.
Словом, как огнем, всех жалит.
Как глаза ее сверкали!
Волостной.
Как, уже свободным стал?
(Поворачиваясь к девушкам.)
Победить не смог вас всех,
И, сестренку уважая,
Хватит, хватит – проиграл!
Девушки и парни, окружив Аксулу, шумно поздравляют с победой.
Аксулу.
Ереке! Я слышала,
Что вы мужчина грозный.
Простите меня! Я цену вам
Узнала слишком поздно…
Волостной.
За добрые слова благодарю,
Пусть бог пошлет вам благодать свою!
Четвертое действие
Слышатся шумные голоса детей.
Голоса. – Алакай! К нам едет учитель Акмолла!
– Едет акын Акмолла!
На сцену выходят Акборык и Аксулу.
Аксулу.
Много пеших с торбой видела я мулл,
Акмолла к нам на телеге завернул.
Состязаться с ним хочу я, женеше,
По плечу ли с ним айтыс мне вообще?
Акборык.
Много слышишь про него ты, дорогая,
И татары, и башкиры его знают.
Много видел, образован и воспитан,
Пред народом не кичится, что начитан.
Обращается умело с топором
И телеги поставляет в каждый дом.
Еще славен как искусный ювелир.
Он спокойно объезжает бренный мир.
Наизусть еще он знает шариат,
Встрече с ним бывает каждый рад.
Аксулу.
Будь что будет, я все-таки решусь,
Будет гостем, а потом и пригляжусь.
Собравшиеся, не замечая приближающихся Акборык и Аксулу, галдят.
Голоса.
Ничего плохого, верим, не случится,
Коль с муллою наша девушка сразится.
Акборык.
Молдеке, утолите у народа его жажду
И сразитесь с нашей девушкой отважной.
Акмолла.
Если девушка готова – я готов,
Не жалею я народу своих слов.
Я бываю иногда очень горяч,
И, подстегнутый, несусь я в дали вскачь.
Аксулу.
Акмолла-акын,
Вы считаетесь гостем высокочтимым,
Популярность окружает ваше имя,
Свет учености пролейте же на нас,
Пелену тумана сдернув с наших глаз.
Акмолла.
Дорогая, как приятна твоя речь,
Как ручей, журча, спешащий дальше течь...
От волков ношу я в сердце своем раны,
Приходила и беда ко мне незваной,
Раны те заметны по моей походке.
Иногда со мной бывала муза кроткой,
Шум веселья и айтысы забавы вдаль вели
Много горя только люди нанесли.
Аксулу.
Есть хорошее в казахах, есть плохое,
Говорить-то нам о неучах не стоит.
Люди добрые вниманьем окружают,
А плохие, сбившись в стаю, встретят лаем.
Из Карасора мы все знаем толстосума,
Иногда он возникает в наших думах.
Не сжигайте свой тулуп, на вошь обидясь.
Вы знаете все, брат старший, много видя.
Акмолла:
То все правда, дорогая ты сестренка,
Пусть незыблемы все будут чувства кромки,
Раз на тризне как-то этот толстосум
Захотел меня унизить очень тонко.
Аксулу:
Донесла молва слова эти до нас,
Заучили наизусть их в тот же час.
«Бык жиреет там, где зеленая трава,
А мулла жиреет там, где много смерти», –
Сказал так бай.
Вы сказали: «Да, да, все резонно!
Бык от травы жиреет, вы поверьте,
А мулла жиреет там, где много смерти.
Коли нету Акмоллы вдруг на погосте –
Все собаки у невежд глодают кости!»
Не боясь поднятой пыли, вы невежду проучили,
Словно молния, разверзнув небосвод.
Вашей смелостью гордится весь народ.
Акмолла.
Дорогая, живи долго.
Знаем мы, что нет в том толка
И всегда напрасно, тщетно
Среди мглы искать луч света.
Сторонятся доброго – невежды.
Враги мои, злорадствуя, толпою
Меня облили грязью, клеветою.
Очиститься нам нужно всем душою,
Не залило б ее вонючим гноем.
Ах, жизнь! Очистим душу, очистим душу,
Иначе толку нет от знаний, нет покоя.
Аксулу.
По знаниям мы ощущаем жажду,
Упрекает темнотой нас каждый.
Других народов все ж не хуже мы,
В предел мечты врываемся отважно.
Акмолла.
Мир духовный у казахов интересен,
Искусством я б назвал созданье песен.
Примеров этих приведу немало,
Но до меня их общество назвало.
Есть неучи казахи, есть башкиры,
Татары есть – раздвинем рамки шире,
Всем надо им придерживаться строго
Религии и веры своей в бога.
Аксулу.
Мой старший брат, вы говорите много
Про благодать и веру свою в бога.
Но если в жизни дело лишь в морали,
Простить безбожников зачем бога взывали?
Я думаю, что вера – это честь,
И совесть с мукой в этом слове есть.
Но имя бога вспоминая чинно,
Сгубили очень много душ безвинных…
Хорошего зовут все «благовидный» –
Из этого и вывод очевидный:
Считаю, что вера, благодать –
Все то, что пожелают детям отец, мать.
Акмолла.
У тебя слова всех песен хороши,
Очень много в них мудрости, души.
Отдадим за слово все свои богатства! –
Ни за что бы я обмен не совершил.
Но коротка у девушки дорога,
Как ты уйдешь от этой доли строгой?
Мужей достоин женский слог твой краткий,
Зачем искать друг в друге недостатки?
Айтыс на этом, может, завершим,
Чтоб тихо сплетню злую задушить?
Аксулу.
Не говорила вам хвалы ни слова,
Я вашей ученицей быть готова.
Акмолла.
Учитель мудрый – жизнь, знаешь, дорогая,
Чему научит – в будущем узнаем.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Первое действие
Аксулу и Кеншимбай находятся в одной комнате, но стоят в разных углах. Свет падает вначале на Кеншимбая.
Кеншимбай.
Возможности свои и дар свой взвеся,
Среди жагалбайлы я прожил ровно месяц.
Расспрашивал народ об Аксулу,
Потом и с ней в ее ауле встретясь.
Стройна она, изящна, светлокожа,
И редкий ум считаю даром божьим,
Все в облике ее мне стало милым,
Она меня в конце концов пленила.
Считаю сам – моей ошибкой было:
Задал вопрос я на айтысе с пылом
О раннем сватовстве и женихе.
Мне разум ревность пеленой накрыла,
Не победил в айтысе этом нашем.
На белом свете Аксулу всех краше.
И если б Аксулу была моей,
В любви прожил бы остаток своих дней.
Освещается другой угол сцены, где с домброй, украшенной пером совы, сидит Аксулу.
Аксулу.
Вдоль Сырдарьи у рыбаков жилища,
Вода и рыба их основная пища.
Ноги рыбаков обуты в бредни,
И бедных много среди них сегодня.
Считаю я, что слух был приукрашен:
«Живут богато почти все Жаппасы».
Истина, как всегда, печальна:
Ведь слово «сыр» обозначает «тайна».
К арыкам по воду они идут с рассветом,
А рыбу ловят там зимой и летом.
Тепло – камыш, а свет дает лампада,
И этой жизни они очень рады.
Едят уху, добавив соль и просо,
И друг на друга все строчат доносы.
А за застольем, собираясь редко,
Посматривают друг на друга косо.
А волостной там набивает пузо,
Съедая жир, лоснящийся огузок.
Продаст за деньги мать свою и веру.
Напраслину возводят друг на друга.
Все это вызывает удивление –
У нас ведь нет подобного явления.
Хвалил ты Камысбая, Шилдебая,
Но цену мы хвале всей этой знаем:
Берут в Арке товары по копейке,
Втридорога его у вас сбывая.
В арыке пересохшем нету толку,
Как в стоге сена отыскать иголку?
Наклонностей так много у жаппасов,
Зачем всего касаться словом колким?
Кеншимбай.
Аксулу! Живется, как жагалбайлы, жаппасам?
Им дела нет, живут без мнений наших.
Над миром будут новые рассветы,
Рассказ твой черной краской приукрашен.
Бывал я между Ором и Уралом,
Рыбацкая ладья и там мелькала.
Коль сравнивать, различий у нас много,
У слов своих я обломаю жала.
Сородичей здесь, родственников нет,
Знакомым отдаю слова привета.
Ушел я, не сбежал я из аула,
Пришел сюда за правым дела светом.
И если рамки разговора сдвинуть уже,
Немало дел встречалось и похуже.
Не я один оторван от аула,
Твои-то как дела сложились с мужем?
Не буду всех обременять рассказом,
Я недостатки здесь увидел сразу,
Случайно я услышал разговоры,
Что ты невесткой у адаев важных?
Ты так умна и хороша собою,
Связалась с кем – с Есиркожою!
В степи ты не смогла найти другого,
Где отыскала мужа-сквернослова?
Пусть слов моих порывом ветра грубым
У мужа-сквернослова склеит губы.
Не буду ворошить я хлам и слякоть,
И ты не лезь, прошу, со мною в драку.
Нас «иноходцы» степь наша назвала,
Тащить повозку быта не пристало.
Найди себе, пока не поздно, ровню,
Слова свои я окунаю в жалость.
Аксулу (монолог свой произносит без домбры).
«Выбрала в мужья ты сквернослова»,
Склеить губы он ему готовый.
При людях на смех меня поднял,
Как будто нет в запасах больше слова.
В каждом есть дефекты, недостатки.
У Кеншимбая не отнимешь хватки.
Меня продали богачу за скот,
Петлю мне жизнь накинула украдкой.
Женская известна миру доля,
Путь короток и нет свободы, воли.
Весь предел мечты необозримой –
Жизнь прожить, соединяясь с любимым.
Кеншимбай – оратор сам прекрасный,
То лукавый, то надменно-властный.
А что беглец из своего аула –
Говорили про него напрасно.
Попадались средь жигитов прежде
Болтуны, хвастливые невежды…
Слова все к месту, сам собою статен,
Он сон девичий нарушает нежный.
Угол, в котором стоит Кеншимбай, слегка затемняется.
Входит Акборык.
Акборык.
Почему бледна ты, еркежан?
Аксулу.
Надо мной нависли грозы,
Быть веселой невозможно!
Акборык.
Жизнь девушки, как рукоять камчи.
Давай к айтысу подберем ключи:
Я буду Кеншимбая заменять,
Пусть речь его меж нами зазвучит!
Аксулу.
Женеше, ты будешь Кеншимбаем?
Акборык.
Да, справлюсь ли – вот этого не знаю.
Смотри в глаза мне, поверни лицо,
Встряхнись-ка, ведь ты поборник чести,
Пусть встреча эта будет актом твоей мести!
Аксулу.
Коль будет избегать со мною встречи,
Ты будешь Кеншимбаем в этот вечер!
Акборык.
Я не робею, дорогая,
Ты попросила, я начинаю!
(Берет в руки две домбры, одну дает Аксулу.)
Мы мечемся по жизни, дорогая,
Борцом за справедливость нас считают, еркежан!
Но как бы мы до пота ни трудились,
Одни кошмары нас лишь окружают, еркежан!
Аксулу.
Суть правды люди в пожеланиях скрывают,
Суть правды в сердце каждого врастает, женеше!
И коль строптиво понесет вдруг правда,
Ее я как без боли оседлаю, женеше?
Акборык.
Девичий век, как легкий сон под вечер,
А груз замужества потом лишь сдавит плечи, еркежан!
В доме родном вся пища сладким медом,
В чужом подсыпят яд уже при встрече, еркежан!
Аксулу.
Ожидает если яд, нужен мед ли,
Скота много, ты богат, кем-то проклят, женеше!
Если счастья не найдешь в материнстве,
В старых девах от красоты много ль проку, женеше!
Акборык.
Говорили о делах с тобою много,
Мы богатства похвалили волостного, еркежан!
Как подумаю, что тебя ожидает,
О милости молю я сразу бога, еркежан!
Аксулу.
От сложной жизни лишь мужчинам нет угрозы,
Дать ответ ты мне считаешь невозможным, Кеншимбай!
Завершаем свой айтыс мы сегодня,
Ведь и вправду поглупеть ты здесь можешь, Кеншимбай!
Э-э-э, Кеншимбай! Коль мужчина – отвечай!
Акборык.
Только молится об этом жена брата!
Любовь ваша обрела чтобы силу,
Горячо Всевышнего просила.
Аксулу.
Спасибо, женеше!
Мне сердце подсказало твои мысли.
Второе действие
Жайлау (летовка). Кобылица на привязи, жеребенок в загоне.
Голоса. Приехал Акмолла акын!
И Аксулу тоже здесь!
В центре Акмолла и Аксулу.
Аксулу.
Боясь, что мал запас словарных слов,
Не каждый с вами встретиться готов.
Учитель мой, как с вами состязаться,
Перед людьми мне стыдно отказаться.
Бросая вызов, каждый знал при этом,
Что вы ученый, родились поэтом,
Вы ездите в карете по аулам,
Просторы освещая своим светом.
Пусть ваш талант растет, взбираясь в горы,
И ремеслом нам радуйте всем взоры.
Надеемся, что многому научит
Учитель молодежь и очень скоро.
Акмолла.
Аксулу, дорогая, золотая,
Белой лебедью пред нами проплываешь,
С интересом на нас смотрит весь народ,
От акынов острословья ожидая.
Петь о прошлом на айтысах модой стало,
Петь о биях, о героях, о бывалых.
А сейчас мы у народа на глазах
Всем напомним о сегодняшних делах.
Аксулу.
Принимать вас у себя всегда мы рады,
Жизнь сурова – вы нам щедрая награда.
Новый вид вы начинаете айтыса,
Нам прислушаться к нему немного надо.
Акмолла.
Заложу ему я здесь его основу,
Дам я тему, у меня она готова.
– Так сказали Аксулу и Акмолла! –
Из уст в уста передадут эти слова.
Аксулу.
Я вас слушаю внимательно, учитель,
Все, что в думах, как сказать мне, научите.
Ученик, отбросив детство, если спросит,
Как ответить Аксулу на те вопросы?
Акмолла.
Облик твой, как лунный всплеск на водной глади,
Брови черные озвучат мысль во взгляде,
Щеки красные, как алые тюльпаны,
Талкалой и Троицком в дар данный.
Ты талант и от природы самородок,
Говорю тебе сейчас при всем народе!
Как птенец спой голосистый соловья,
Чтоб сказал народ: «Как спела дочь моя!»
Имена наших великих ты в той песни сохрани,
Свою жизнь во имя чести как все отдали они.
Пусть хранит народа память эти имена,
Чтоб ребенок от пеленок имена те знал!
Как достоинство народа защищали старики,
Имена чтоб их все знали, как пять пальцев у руки!
Голоса.
– Вот это да! Его песня вызывает восхищенье!
– Давай, Акмолла! С чьим сравнить его нам пенье?!
Акмолла.
Подарившего наследство вспомни в песне ты акына,
И коня, друга батыра, в песне помяни,
Вспомни, как поэт и сокол коротали дни.
Добрым словом вспомни в песне имя мудреца,
Простолюдина, чьим бедам и поныне нет конца.
Золотою колыбелью вспомни песенный Жайык,
Кровь проливших за свободу образ в песне чтоб возник.
Вспомни горы и озера на земле родной,
Сарыарку, ее просторы вплети в образ песни той.
Вспомни в песне ты отдельно имя чудо-кузнеца,
Мастерам, как в море волнам, нет начала и конца,
Как свободу добывал нам в бою алмазный меч,
И про волю, и про долю чтоб была в той песне речь!
Голоса.
– Аксулу!
– Про Шеге и Толегена!
– Про ясновидца Актугана!
– Про Юлаева дружину!
– Про кузнеца спой Кулбабу!
Акмолла.
Обновилась степь сегодня и в наряд цветов одета,
Под цветочными коврами прячет все свои секреты.
У вас есть же настоящие мужчины,
Об одном лишь нам пропой душой поэта.
Аксулу.
Тогда слушайте!
В старину, в том приснопамятном году,
В железной горе добывать стали руду.
И железо завозили к нам в аул,
Кульбаба-кузнец его, как иву, гнул,
В горн клал, питал огонь кузнечным мехом,
В своем деле он достиг больших успехов.
Как оружейник он прославился в округе,
Из железа ковал стрелы и кольчуги,
Ни одна его разящая стрела,
Вспоров воздух, мимо цели не прошла.
И за это вот до нынешней поры
Кульбабой гордится род жагалбайлы.
Знал секреты чугуна, секреты стали,
Ему русские, казахи все заказы поручали.
И он в кузнице без устали стучит,
Кует сабли и булатные мечи.
Окружив его вниманьем и любовью,
Дали землю и хорошее зимовье.
Ядра к пушкам научился лить у русских,
А порою приходилось лить и пушки.
И, изделий не жалея своих новых,
Подарил он атаману Пугачеву!
Голоса.
– Какая бедовая!
– Какие слова произносит!
Акмолла.
Спасибо, дорогая Аксулу!
Серпантином золотым напев твой льется,
Кульбаба в своем гробу перевернется.
Аксулу.
Учитель, вам спасибо!
За иголкою и нитка следом вьется.
Акмолла.
Свет мой, если б ты была батыром,
То владела б целым миром.
О счастливой спела доле
Ты народной, его боли.
Чтоб тебе всегда везло,
Я дарю тебе седло!
Ученики заносят седло, инкрустированное серебром. Акмолла своими руками вручает его Аксулу.
Аксулу.
Учитель мой! Дар ваш – дар мужчинам вечный,
Чем же вам теперь отвечу?
На сцену выходит Жанайдар и накидывает на плечи Акмоллы чапан.
Жанайдар.
Молдеке! Признает ваш талант народ,
Пусть он растет из года в год.
Чапан сшила Аксулу
И в награду вам дает!
Акмолла. Спасибо!
Третье действие
Аксулу в горьком одиночестве стоит в окрестностях аула.
Аксулу.
Кому пожаловаться мне?
Судьбы проделкам молча подчиниться?
Посаженною в клетку вольной птицей
Мысль продолжает в думах моих биться.
Беспечность, смех и все, о чем я пела,
Болезненной стрелою впилось в тело,
Душа и сердце на медленном огне,
Протянет руку помощи кто мне?
В объятья лютая тоска взяла,
Судьба в мужья немилого дала.
И белой лебеди на водяных просторах
Дает свою оценку черный ворон.
Судьба, как ты жестока, равнодушна,
Лелеяла вчера – сегодня душишь.
Завидую татаркам с ясным взором,
Уехала б за волей к ним я в город,
Но без родного как мне жить аула,
Куда бы ветром вольности задуло?
«Девушка в семье всего лишь гостья» –
Правдивость слов узнать, постичь пришлось мне.
Без жалости связав, заткнув мне рот,
И часто девушек меняют здесь на скот,
Сегодня я овечка на закланье,
И оттого горьки мои стенанья…
Закрыв ладонями лицо, горько плачет. Выходит Жанайдар.
Жанайдар.
Послушай то, что скажет тебе брат:
Отец наш понял, кто здесь виноват,
Но в нас вцепился мертвой хваткой сват.
Сама же видишь – мать наша плоха,
В слезах и опечалена сноха,
Твоя беда ужалила мне грудь,
Но как с тропы обычая свернуть?
Всевышнего просил – не дай мне, боже,
Увидеть на лице сестренки слезы…
Жестокие настали времена,
Вся власть у тех, у кого мошна полна.
Ты в современность окуни-ка взгляд –
У сильного бессильный виноват.
Пусть лучше смерть! Отчет даю словам –
Тебя я за любимого отдам!
Аксулу.
Родной, любимый брат!
Волков голодных чувствую я взгляд,
Окружена их диким, злобным воем,
Благодарю, что рядом встал со мною!
Поймут ли нас – вот этого не знаю, –
Коль мы вернем калым назад Адаю?
Жанайдар.
Поймут. Уговорим!
Мы в целости весь скот им возвратим.
Путь спора разрешения возможен,
Утри же, дорогая, свои слезы.
Аксулу.
Не по душе придется многим весть,
Что за девичью я боролась честь,
Коль быть чему – того не миновать,
За волю мне не жалко жизнь отдать.
Пусть с неба смотрят хмуро, грозно тучи,
Надеяться будем на Случай!
Пожар, бывает, тушат и огнем,
Сплоченно, вместе все переживем!
Четвертое действие
Совет биев. В центре Орысбай и Адай-бай.
Тобе би.
Вдовья тяжба и земной раздор
Аула два повергли в жуткий спор,
Какой уж день мы держим здесь совет,
Но распрям всем конца и края нет.
Чей настал черед?
Адай.
Мой!
Тобе би.
Так говори!
Адай.
Достопочтенные бии!
Знакомы все с делом происходящим,
Схлестнулся день сегодняшний с вчерашним,
Здесь выступают против естества –
Степных законов древних сватовства,
Тут подрывают все наши устои,
Как в стороне останешься в покое?
Я не хочу предметом стать насмешек,
Но выход есть из тупика успешный:
Засватанный муж Аксулу, нет в этом тайны,
Мой младший сын, Майлыаяк, погиб случайно.
В степи законы соблюдались свято,
Вдова должна достаться его брату!
Не вижу в этом я большой беды –
Ей будет мужем старший сын мой Койгелди.
Ответили сваты отказом нам,
Поэтому я обратился к вам.
Тобе би.
Что скажет нам теперь отец невесты?
Орысбай.
Всевышний видит – отвечаю честно.
Да, это было много лет назад,
Мы совершили сватовства обряд,
Не отрицаю, суд высокочтимый,
С куйрык-бауыром скот был взят калымом.
Единственная дочка дорогая
Должна снохою стать Адаю,
Лишь зрелости наступит в жизни срок…
Вмешался в судьбы их жестокий рок,
Отметив сватовство недобрым знаком –
Забрал из жизни он Майлыаяка.
Никто ни словом не желал им злого,
Все на земле живем под властью бога…
С младенчества я дочку нежил, холил,
Как самому лишать ее мне воли?
Она акын и дочь всего народа,
Как мне, отцу, лишить ее свободы?
Я путь один лишь только выбираю
И целиком калым верну Адаю!
Тобе би.
Ты, Орысбай, летишь дорогой узкой,
Как будто заплутавший в степи русский.
Чуть поостынь и не пори горячки,
Зачем до крови раздирать болячки.
Припомни-ка, чтобы когда-то было,
Чтобы призы в байге брала кобыла?
Из-за того, что строптива дева,
Зачем идти нам всем тропою гнева?
Суиндик.
К сознанию вашему я, бии, постучусь,
Любые выводы вам, знаю, по плечу.
Аксулу – любимица народа,
И слава ее выше год от года,
В час беды была она мужчиной,
Слова для примиренья в ссору кинув.
Поступим мудро, думаю, сейчас,
Послушав Аксулу и в этот раз.
Голоса.
– В этот раз слова ее не к месту!
– Ее послушав, мы поступим честно!
– Нет!
– Послушаем, раскроет нам секрет!
Тобе би.
Чтоб не ронять нам свой авторитет,
Послушаем мы Аксулу ответ,
Я этот биев провожу совет
И знаю, как мне быть.
Впустите девушку!
Я буду говорить!
Входит Аксулу, здоровается со всеми.
Тобе би.
Аксулужан!
Подавленной ты выглядишь и хмурой,
И голова висит твоя понуро,
И знаю я, что ты очень мудра,
Что ты акын и на язык остра,
Но доля женская тебе все ж суждена.
Определено Всевышним и судьбой –
Была ты девушкой, но будешь и женой.
«Хоть муж плохой, – так говорит народ, –
Заглядывать ему ты будешь в рот…»
Как завещали предки нам когда-то:
Коль умер муж – женою станешь брата.
Не вижу в этом я большой беды,
Что ты женою станешь Койгелди.
Скажите мне, какая в том беда,
Коль счета нет средь нас его стадам,
И если уж захочет – целый год
Он сможет угощать в округе весь народ?
Аксулу.
Прошу простить за трудный разговор,
За то, что я вступила с вами в спор.
Судьба дала мне это поле битвы,
Подумайте теперь о том, как жить мне.
Он разжирел на воровстве, вранье,
Собрал свое богатство барымтою,
У Койгелди мне быть второй женою?!
А мне всего лишь восемнадцать лет,
Зачем губить вам молодости свет?
А у него жена есть, есть и дети,
Вокруг себя собрал воров отпетых.
И батракам – молва доносит громко –
Даже не даст паршивого ягненка.
И вы меня к нему второй женою?
Кричу, как птица, взгляд скрестив с змеею!
Высокий суд сравнял меня с землею.
Одну лишь ночь мою из будущих ночей
Кто пожелает дочери своей?
Тобе би.
Меж двух родов ты не вноси вражду,
Сама не хочешь – силой отведут!
Аксулу (с досадой).
Коль речь мою вы слушать не хотите,
Пока молчу – хватайте, отведите!
Водою не погасишь жар в крови,
Я выйду замуж только по любви!
Карету не меняю я на дровни,
Я замуж выйду только лишь за ровню!
Вы Аксулу хотели слышать речь,
Пусть голова моя слетает с плеч!
Голоса.
– Что она говорит?
– От вздорной бабы слышишь много шума!
– Ну, Аксулу!
– Кто бы мог подумать!
Смена декораций. В центре Аксулу и Акборык. Вечерние сумерки.
Аксулу.
Дорогая сноха!
Что ожидать мне от совета биев?
Они применят меры волевые
И силой отдадут за Койгелди,
Тогда я в бездну упаду беды.
Женеше дорогая!
Ты весточку пошли-ка Кеншимбаю,
И если клятву данную мне помнит –
Пускай меня отыщет по-любому!
Акборык.
Не плачь же, еркежан, тебя прошу,
До Кеншимбая весть я донесу.
Я думаю, что донесла молва
Ему твои крылатые слова.
Ни с кем своею тайной не делись,
Врагов не счесть, коварна очень жизнь.
Зайди домой и скоротай там ночь,
Гони все мысли тягостные прочь.
Аксулу (размышляет вслух).
Ну как же мне тягаться с шариатом,
У сильных власть – мне это все понятно.
Хоть многие сочувствуют и мне,
Но мысли свои прячут в тишине.
И скот, калым для многих – как темница,
И оттого у них суровы лица.
Коль не богат и грош в кармане медный,
То свяжет руки очень крепко бедность,
А у Адая богатства очень много,
И Койгелди обряд чтит строго.
У бедняков, известно всем веками,
Концы всегда не сходятся с концами.
Хоть волком вой, хоть захлебнись ты криком,
На одного надеюсь Суиндика.
В мечтах по небу тучей не летаю,
Будь что будет! Дождусь я Кеншимбая…
Звучит музыка, слышится топот копыт.
Голос Кеншимбая.
Аксулу, родная!
В мотив легенд твой образ я вплетаю:
Козы-Корпеш – Баян, Сейпул-Малик – Жамал,
Ваш образ для потомков песней стал!
Мечтаю я, что, как они, умрем,
Но в песнях мы веками проживем!
Голос Аксулу.
Кеншимбай, сокол мой!
Свою судьбу связала я с тобой.
Как Кыз Жибек, Мамыр, Енлик –
В степи витает многих женщин крик,
Твоя любовь – лекарство мне от ран,
За все мытарства ты мне богом дан!
Твоя любовь на крыльях прилетела,
Тебе вручаю я судьбу и тело!
Пятое действие
Предрассветные сумерки. На сцене Аксулу и Кеншимбай.
Аксулу.
Как сон прекрасный,
Миг у любви истока.
Скорее возвращайся,
Любимый сокол!
Кеншимбай.
Если жизнь окинуть взглядом –
Между сном и явью рядом,
Пусть она пошлет нам радость!
Завершу дела, примчусь я,
И излечимся от грусти.
В дальний путь лечу с надеждой
В то, что встреча будет нежной.
Аксулу.
Не задерживайся, мой сокол,
Мудрость старая Востока:
«За тобою рыщет враг –
Не минуешь его лап».
Мое сердце в непокое,
Что-то чувствует плохое.
Донеслась сюда молва:
Ищут, где же их вдова.
Койгелди весь полон мести,
Розыск наш стал делом чести.
И, не зная подноготной,
Лишь мы с тобою беззаботны.
Кеншимбай.
Не печалься, дорогая!
Что ты здесь – никто не знает.
Затаись и не тужи –
Здесь аул Есиркожи.
Пища путника – в дороге,
Потерпи еще немного.
Аксулу.
Будь здоров, скорее в путь!
Пусть будет доброю дорога,
На пути не будет злого!
Возвращайся поскорее,
Только добрых жду вестей я!
Слышится удаляющийся топот копыт лошади Кеншимбая, затем наплывает шум и гам многочисленных всадников. Это сотня жигитов Койгелди разыскивает беглецов.
Койгелди.
Вперед!
Вот перед нами Суиндика старого зимовье,
Беглец поэт и ведьма здесь занимаются любовью!
Зимовье окружить со всех концов,
Пусть мне сюда доставят беглецов!
Иначе жажду мести утолю,
Проклятое зимовье подпалю!
Хозяина признает даже собака,
Иначе я унижу честь шанырака!
Слышатся громкие голоса, вооруженные всадники мечутся по аулу. Подбегает один из жигитов.
Жигит.
Господин Койгелди!
Я думаю – обрадовать смогу,
На первом свежевыпавшем снегу
Я обнаружил Аксулу следы.
Испуг вонзил в нее смятенья жало,
Она босой по снегу убежала.
Койгелди.
Ей так и надо!
Своего мужа не удостоив взглядом,
Чужому рьяно бросилась на шею.
Ко мне ее! Ее я поимею
И в жены обращу,
Ответ на все вопросы получу,
А если нет, заткну гулящей рот,
Поганый сам вспорю ее живот.
Жигиты по снегу приволокли Аксулу. Волосы ее растрепаны, лицо почерневшее.
Койгелди.
Гулящая, попала ко мне в руки,
Избранник не разделит с тобой муки?
От удара камчи Койгелди Аксулу, сложившись пополам, рухнула на землю. Слышится рыдающий голос ее по радио.
Аксулу.
Какое злое время на земле, о боги,
Надело путы женщинам на ноги.
Мир в тишине, нет джута, сыт народ,
На пастбищах пасется жирный скот.
Все в благоденствии в степи нашей широкой,
Но женский род как будто кем-то проклят,
Как будто на груди степи нет места,
Для воли женской на просторах тесно.
Девичья доля как судьба тюльпана –
Цветет красиво, отцветает рано,
Зачем на свет явила меня, мама?
И вот теперь истерзана камчою,
Оплевана я Койгелди слюною,
Не стану я послушною женою!
Мечты, надежды – все, что сердцу мило,
Я унесу с собой в могилу.
Считаю – испытала милость бога,
В девичестве веселья было много.
Избитая, с несчастными глазами
Стою я, люди, нынче перед вами!
В гостях недолго среди вас была я,
Земным считаю эти дни я раем…
Поддержит Кеншимбай меня вдали,
Прощай, мой сокол! Судьбы разошлись!..
Когда-то мой учитель Акмолла говорил:
«Девушка увидит у жизни зиму, лето».
Пришла зима, и в саван я одета,
И лишь теперь словам узнала цену –
Девичья жизнь потеряна мгновенно.
(С трудом встает на ноги и, глядя на Койгелди, говорит.)
Безумец ты с мозгами ишака,
Не будешь рад, что взял меня в токал.
Молить буду Всевышнего о том,
Чтоб молнии разряд в тебя ударил, гром.
Койгелди.
А ну язык свой прикуси-ка, самка!
Слова свои выплевывай, не шамкай,
Авторитет аула очернила,
Больных, как ты, как скот клеймил б я!
Аксулу.
Врагами мы останемся с тобою,
Хотя берешь меня женою.
Койгелди.
Закрой-ка рот!
Свяжите ей руки. И вперед!
(Сам себе вполголоса.)
Ты будешь не женою, а рабыней,
И участь жалкая рабы тебя не минет:
Кизяки собирать, вставая утром рано,
Ты прокоптишься дымом от казана.
Как пресная лепешка, потемнеешь,
И прошлое забудешь, не жалея,
Ты будешь жить, глуша обиды крик,
Тебя заставлю прикусить язык!
Шестое действие
Двухкомнатный деревянный дом Койгелди. В одну из комнат, где сидит Аксулу, заходит Койгелди.
Койгелди.
Аксулужан, свет моих очей!
Побыть хочу с тобой наедине,
Есть повод для моих к тебе речей,
Есть что сказать тебе сегодня мне.
Гуляют гости у нас трое суток,
Ты, как дитя, сидишь всегда надутой,
Три дня ни крошки не берешь ты в рот,
Все это, думаю, к добру не приведет.
Я, как подросток, возбужден, горюю,
Не возлагаю на тебя вину я,
Не брезгую тобой, не возбуждаю месть,
За то, что другому отдала девичью честь.
Чтобы жизнь добром к нам обернулась,
От байбише отдельно будешь жить своим аулом.
Ты тоже свои мысли обнови,
Свои мне пожелания назови.
А коль сойду я с клятвенной дороги,
Пусть смертью покарают меня боги!
Аксулу.
Эй, Койгелди!
Зачем ты мне приносишь свою клятву!
Я думаю, стараешься тут зря ты.
Я не скрываю, что была с желанным,
И не хочу идти путем обманным,
Во мне любовь, ликуя, песни пела,
Избраннику вручила душу, тело.
Как этого не можешь ты понять –
Срамно, позорно мне тебя обнять!
Койгелди.
Я понимаю это, Аксулу!
Не возвожу я на тебя хулу,
Хочу понять и не хочу при этом.
Я вспоминаю… Дело было летом,
На стригунках устроили байгу,
Тебя впервые там увидел я –
На яблоне средь веток соловья.
Аксулу.
Как может человек так низко пасть –
К снохе своей разжег ты свою страсть.
Койгелди.
Не к месту здесь иронии слова,
Все это произошло до сватовства,
Но изменить здесь что-то был не властен,
И ты осталась тайной моей страстью.
Поверь мне, Аксулу, поверь,
Любил тогда, люблю тебя теперь!
Поклоны никому не отбиваю,
Но пред тобою голову склоняю.
Хоть ты порой заносчива, горда –
Любил, люблю, любить буду всегда!
Я никому не говорил подобных слов,
Твои желанья выполнить готов!
Аксулу.
«Люблю тебя, горюю,
Тебя в добро земное окуну я», –
Стоишь, в мои стучишься двери,
В любовь такую сердцем я не верю.
С днем без любви сравним лишь год в аду,
Все краски мира сгинут, пропадут,
Зима не вспенит половодьем реку.
Во мне любовь к другому человеку!
Койгелди.
Я говорил с тобой, тебя любя.
Не веришь мне – пеняй же на себя!
Ни сено луговое, ни трава – хомута подпруга,
Не стала мне женой – не будешь другом!
Во мне не хочешь жить – нет места и снаружи.
Узнаешь ледяной ты холод моей стужи.
И дни твои сгорят в огнях печей аула,
А золу из печей ветрами чтоб раздуло.
Ночами будешь выть, слезами заливаясь,
Тогда и Койгелди ты вспомнишь, дорогая!
Покачиваясь из стороны в сторону, важничая, уходит.
Смена декораций. Больная Аксулу лежит в постели. Рядом сидит Акборык.
Аксулу.
Дорогая женеше!
Ты знаешь положение вещей:
В отцовском доме гостья дочь, не боле.
Грудь полна тоской и острой болью,
Душа горит, как будто в огне,
Болезнь свою не пересилить мне.
За то, что меня в себе носила,
Молоком грудным меня вспоила,
Над колыбелью не спала ночами –
Поклон мой передашь любимой маме!
За то, что жил и шел по жизни прямо,
Меня за сына чтил пред вами сам он,
Считал, что нежность, ум всегда к лицу –
Поклон мой низкий передай отцу!
За то, что не давал щелчка, удара
Слова на ветер не бросал он даром –
Поклон мой низкий брату Жанайдару!
Акборык (плачет).
Ну что ты, что ты, еркежан!
Родителей сама увидишь, брата,
Болезнь покинет тело безвозвратно.
Сильна будь духом, на дворе весна,
К родным приедешь погостить сама.
Аксулу.
Хотя весна приносит запах лета –
В осеннюю прохладу грудь одета.
От Кеншимбая весточки все нет,
На Оренбург уходит его след.
Был бы здоров – давно б уже вернулся
Иль весточку прислал бы мне в ответ.
Акборык.
«На привязи хорошие все кони,
Мужчины добрые в тюрьме или полоне» –
Когда-то говорили старики,
И были они к истине близки:
Кеншимбай по ложному доносу
В тюрьму был заключен, в застенки брошен.
До слуха моего дошла молва –
Царю он написал прошения слова,
Чтоб дал тебе желанную свободу,
И этим стал он многим неугоден.
Аксулу.
Сама я это чувствовала, знала,
И сны мои грустным посещал он.
Свободным был бы мой любимый сокол,
На крыльях прилетел бы издалека.
О, если б раз мне на него взглянуть –
Спокойно я б могла навек уснуть.
Нашла бы выход в невода ячейках
И вырвалась бы из когтей злодея.
Женеше, к тебе последняя просьба:
(вытаскивает из-под постели обернутые материей тетради, передает их Акборык)
В моих стихах – души печаль и тайны,
От глаз людских их прятала случайных.
В моих стихах слились и кровь, и слезы.
Отдай их Акмолле, будь осторожна…
А если ты увидишь Кеншимбая
Иль весточку малейшую узнаешь,
Найди возможность и со мной свяжись.
Пока я не увижу лик мне милый,
Я постараюсь не сойти в могилу.
Переступили мы рубеж традиций вечных,
В потустороннем мире наша будет встреча.
А плод любви, наследник жизни нашей,
Опять под сердцем резво биться начал.
Ему удачи, счастья, благ желаю,
Ну в чем он виноват? Сама переживаю.
Случится же со мною вдруг беда –
Посматривай за ним хоть иногда!
Акборык.
О, еркежан, ты так не говори,
Уверена, что на зов любви
От Кеншимбая к нам поступит весть.
Седьмое действие
В доме Койгелди и байбише. Вбегает запыхавшаяся молодуха.
Молодуха.
Аксулу родила!
Суюнши! С вас подарок!
С сыном вас, байеке!
Койгелди. Суюнши за мной.
Байбише.
Попробуй-ка пойми этот народ,
Гляди, от крика рухнет небосвод.
А чей он сын и чей продолжит род?
Собой пополнит он ряды холопов!
Койгелди.
Язык свой прикуси и пасть захлопни!
Плох он или хорош, того не знаю,
Сын Аксулу потомком стал Адаю,
А если, байбише, распустишь сплетни –
Займусь тобой, и ты за все ответишь.
Тебе я ставлю, байбише, задачу:
Аксулу останется жива – ее удача,
Иди ты к ней, ребенка забери,
Не приближай его к ее груди, смотри!
Воспитывай, мне сдашь совершеннолетним.
Я все сказал, ты за него в ответе!
Байбише.
А если буду не согласна?
(Сама себе.)Не бредит ли несчастный?
Койгелди.
Не согласна? Согласилась,
А то увидишь то, что и не снилось.
Смена декораций. Аксулу лежит в постели. Открыла глаза.
Аксулу.
Покажите мне сыночка!
Рванув на себя двери, врывается байбише.
Байбише.
Что эта рабыня хочет?
Существуешь лишь для счета.
Показала б тебе, кто ты!
Не лежала бы в постели,
То могла бы отметелить.
Разлеглась тут беззаботно!
Показала б тебе, кто ты.
Что всего на свете хуже,
Не спала – забрала мужа.
Не пойму теперь сама –
Муж сошел совсем с ума?
И нарочно иль шутя,
Он подсунул мне дитя?
– Воспитаешь, – говорит.
Чем он будет знаменит?
Мать-рабыня, вся в золе
И живут-то в конуре.
Может, в этом весь ответ –
От меня детей-то нет!
Но перед мужем я чиста
И сияю как кристалл!
Аксулу.
Что еще хочешь сказать?
Байбише.
Пришла ребенка забирать,
Отплачу монетой звонкой:
Ты у меня мужа, я – ребенка.
Все равно ты умираешь,
Я его и воспитаю!
Аксулу.
Не отдам сыночка, нет,
Без него не мил мне свет!
Байбише.
Я тебе не Азраил,
Не увидишь моих крыл,
Был сыночек, да и сплыл.
Аксулу падает навзничь, байбише, прижав к себе ребенка, уходит. Звучит траурная музыка, на сцену, едва передвигаясь, выходит Суиндик-бий.
Суиндик.
Коротки на белом свете девичьи года,
Расцветают, как тюльпаны, и сгорают, как звезда.
Молодая жизнь погасла, словно в пепле уголек,
Сделал весь народ несчастным злой, жестокий рок.
Из-за сцены слышится тоскливый плач.
Голоса.
– Ушла из жизни медовоустая Аксулу…
– Ушла из жизни и стало пусто, Аксулу…
– Ушла из жизни, погасло утро, Аксулу…
– Аксулу, Аксулу, Аксулу!!!
Эпилог
Город Троицк. Большая комната. На столе журнал «Айкап».
Кулматай.
Ты, помнишь, дорогой мой друг:
«Под синим небосводом достичь стремлюсь вершин,
Я вышел из народа, ему я верный сын...
Сералин.
...Я честь его и совесть, несу всем солнца свет.
Сердца согреть лучами, стремлюсь я много лет».
Кулматай.
Сжимается задумчиво душа,
Как будто сам я стихи написал.
Сералин.
Стихи поэта, как река у устья,
Полны печали, света, легкой грусти.
Кулматай.
Поднимут вверх, то резко вниз опустят.
Сералин.
За то, чтоб был без тягот и забот,
Свободно жил и счастливо народ,
Поэт живет, стихи свои слагая,
Давай, мой друг, послушаем Абая!
«Слова прочтя, задумайся, коль одаренность есть.
Твой труд лишь продается, не совесть и не честь.
На свете три лишь вещи сработаю в свой срок –
Энергия кипучая, ум светлый, сердце вещее
пойдут всем людям впрок».
Кулматай.
Незабвенный Абай!
Его слова, как лезвие кинжала,
С достоинством и честь там рядом встала.
Как будто словом показал межу:
– Добра и зла границы провожу.
Сералин.
Стихи читаем наизусть и складно,
Мать твоя не дожила до этих дней, досадно.
О, если бы Аксулу акын была жива,
Ее светились бы в поэзии слова!
Кулматай.
Да, да!
Жизнь с мамой обошлась очень жестоко,
Ушла из жизни молодой, до срока.
И счастье в полный рост пред ней не встало,
И горьких слез мать пролила немало,
Короткий век судьба маме послала.
Сералин.
Ты продолжение ее жизни, ее истоки,
Судьбой заложен в этом смысл глубокий.
Пусть чувства твои рвутся только ввысь,
И к совершенству сам всегда стремись.
Мы тяжести судьбы перенесли,
Есть знания, задачи и придет черед –
Делами будем радовать народ.
Ты адвокат! Ты бий сейчас, судья,
С простым народом быть – судьба твоя!
О! Сколько судеб сломано за годы,
Ушли, до светлой не дожив свободы...
За них ты должен все слова сказать,
Их светлых душ остался яркий свет,
Я верю и надеюсь, друг мой, в это!
Кулматай.
Мои лучший друг!
Народные все чаяния знаешь,
К законности и правде призываешь.
У справедливых судей нет родни,
А если есть – неправедны они.
Прямым путем я к цели прошагаю,
Словесный хлам, весь мусор отметая,
Женщин защищая от тиранов,
Нейтрализую мощь их, силу, яд.
Невежд, их злобный отражая взгляд,
Бороться буду вечно с произволом,
Клянусь тебе, сдержу свое я слово!
Судьба матери – горький плач тоски
В крепости обычаев, обрядов.
Взломать с усилием придется нам замки
И девушкам вернуть свободу, радость.
И пусть они стремятся к солнцу, свету,
Владеют ремеслом, рождаются поэты.
И если прошлое исчезнет навсегда –
Страною назовут нас лишь тогда!
Сералин.
Пришла пора, и надо нам признать,
Дочь славная народа – твоя мать.
Стучится в наше время своим плачем:
– Как мы живем, что в этой жизни значим? –
А не пора ль передовым законом
Нам хвост, как топором, отсечь со стоном?
Восторжествует пусть вновь справедливость,
Пусть девушка будет всегда счастливой.
Все голоса сплетая в один голос,
Пути мы перекроем произволу
И в новый день откроем дружно двери!
Кулматай.
Что недалек тот день, я верю!
Сералин.
Как это нам сейчас необходимо!
Кулматай.
Продолжим дело матери любимой.
Ее нам голос слышен отовсюду.
Живет поныне средь простого люда,
Степную ширь собой голос пронзает
И, как мольба, в пространство улетает.
Я каждый день часы свои считаю,
Долги свои народу возвращаю.
Акын Нуржан с акыном Серали
Слова свои вот так произнесли:
«Казах, не дай себя застать врасплох,
Чтобы не выдать сожаленья вздох».
И в этом тоже правда есть своя,
Нет, я не из прошлого судья!
Мой народ! Добра желаю я любому дому,
Закройте двери, доступ в дом плохому.
И не дружите с нечистью и злом,
И пусть не будет сплетен за углом!
Сералин.
Мой друг!
Душа в цветущий превратилась луг,
Пусть нас Аллах поддержит до конца,
Давай сейчас соединим сердца.
Оба встают и обнимаются. Звучат приглушенные звуки музыки и слышится голос Аксулу.
Голос Аксулу.
Кулматай!
Мой жеребенок, мой сынок,
Воплощение моих радостей, тревог.
Из ушедших с горя женщин я одна,
Из ушедших всех несчастных я одна.
Если девушки плач горький прекратят,
Станет чистою душа и светлым взгляд.
Прочитают наизусть мои стихи, поймут слова:
Я жива, я жива!
Пусть минуют их мое горе и беда,
Образованными проживут свои года.
Если сердцем мою правду все поймут,
Я цветами в жизни вновь взойду тогда.
Мой любимый жеребенок!
Светлый день пусть будет звонким,
Месяц в небе – с бровью тонкой.
И, качаясь на качелях,
Ночью звезды чтобы спели:
Я жива, я жива!