Похищение Тайбурыла

Глава 1.

Ранним майским утром 1870 года Жылпын привез в аул бая Тлегена сто сорок восемь тысяч рублей золотом и серебром. Большая часть в золотых десятирублевых империалах с изображением Екатерины Великой. Серебряных рублей мало, поскольку в 60-х годах XIX века стоимость серебра на мировых рынках из-за дешевой добычи начала катастрофически быстро падать. Поэтому серьезные люди, а бай Тлеген, несомненно, заслуживал этого эпитета, предпочитали расчеты в золоте.

Сумма просто гигантская. Каждая монета была аккуратно обернута в коричневую бумагу еще в филиале Дворянского банка в уездном городе Верном. Весь груз уместился в два  серых чемоданчика из пуленепробиваемой стали с посеребренными уголками, с прочными замками, открывавшимися специальным кодом. Чемоданы были приобретены в далекой Англии и были последним словом тогдашней охранной промышленности. Для безопасности Жылпын спрятал их в старые мешки, в которых перевозили мясо, вонявшие бараньей шерстью и покрытые пятнами засохшей крови зарезанных овец. Мешки положил на дно двухколесной повозки с большими скрипучими деревянными колесами, достававшими ему до груди. Сверху навалил пять светло-серых мешков рассыпного сахара с черной печатью торгового дома «Колосковъ и сыновья». Сам всю дорогу от города ехал на мешках и отчаянно опасался разбойничьего нападения.

Его сопровождали на вороных лошадях два молчаливых джигита из личной охраны бая Тлегена, которых тот использовал для всякого рода темных дел. Один был вооружен капсульным дульным пистолетом с черным от порохового нагара стволом и постоянно жевал насвай. Второй носил за спиной гладкоствольную винтовку и мычал под нос мелодии заунывных песен.

Жылпын был небольшого роста, немного сутулый, с редкими зубами и искренней, подкупающей улыбкой. Для визита к баю Тлегену на белую нательную суконную рубаху он надел дорогой праздничный халат из зеленого шелка с орнаментами на воротнике и рукавах, поверх халата на пояс нацепил широкий коричневый ремень с посеребренной вышивкой. На ноги обул мягкие черные кожаные сапоги, пошитые по татарскому образцу. На голове – нарядная тюбетейка, украшенная серебряной канителью.

Никто, а он сам тем более, не знал его истинного имени. Его родители умерли от туберкулеза, когда малышу исполнился всего годик. Дальние родственники, взявшие сироту на воспитание, использовали его для самой черной работы. С четырех лет Жылпын таскал горшки с дерьмом, чистил внутренности зарезанного скота, разгребал золу и ходил за водой. В семь лет, после того как пьяный троюродный дядя ударами кочерги сломал ему два ребра и выбил четыре зуба, Жылпын убежал из дома.

Будучи смышленым и шустрым, он феноменально быстро освоил искусство торговли, сначала помогая продавцам на ярмарках и базарах. Потом, скопив небольшой капитал в пятьсот рублей, открыл собственное посредническое дело, продавая русским купцам, приезжавшим из Сибири и Москвы, шкуры сайгаков и корсаков. Заключив договора комиссии с несколькими торговыми домами, начал поставлять в аулы фаянсовую посуду и суконную одежду русского производства. Хватался за любое выгодное дело, ничем не брезговал. Приходилось и краденые ружья перепродавать, и отмывать доходы, полученные от проституции. Потихоньку он становился заметным и нужным человеком. Знающие люди в Верном, Лепсинске и Каркаралинске старались с ним сдружиться.

Нынешняя поездка тоже была нелегальной. Деньги предназначались для дальнейшей переправы в Букеевскую орду, для подкупа членов оренбургской пограничной комиссии. После таинственной смерти последнего хана Букеевской орды восемнадцатилетнего Сахиб-Гирея, возвращавшегося в июле 1847 года из поездки в Санкт-Петербург, ордой свыше двадцати лет управлял Временный совет, полностью подчиненный оренбургскому губернатору. Жылпын слышал от осведомленных людей, что недавно в недрах губернской администрации возник проект по окончательной ликвидации Букеевской орды. Двести тысяч человек, населявших орду, вместе со скотом и имуществом, должны были стать собственностью астраханского губернатора.

Нынешние правители Букеевской орды, потомки Джангир хана, железной рукой управлявшего ханством в течение сорока лет под бдительным надзором российской царской канцелярии, отчаянно сопротивлялись реализации проекта. При упразднении орды они теряли власть, их колоссальные доходы от налоговых сборов с населения, достигавшие миллионных сумм, исчезали и утекали в песок.

Как сообщил Жылпыну его собеседник, за то, чтобы положить проект упразднения Букеевской орды под сукно, в пограничной комиссии запросили пятьсот тысяч рублей. Деньги, которые Жылпын вез Тлеген баю, были частью этой сделки.

Аул Тлеген бая, выбранного старшиной год назад, располагался в сорока трех верстах от уездного города Верный и принадлежал к Западной Узунагачской волости Семиреченской губернии. Он был удачно разбит посреди широкой долины, от края до края покрытой свежей весенней порослью зелени.

Совсем рядом шумела бурная горная речка. Вода пенилась от стремительного бега по черным валунам.

Аул был огромный, белые и серые юрты видны до самого горизонта. Бесчисленные стада коров, лошадей и овец непрерывно паслись на сочных травах вокруг аула.

Жылпын подъехал к аулу и направил свою повозку к юрте бая Тлегена. Высокий белоснежный купол жилища старшины виднелся где-то посредине поселения, окруженный более низкими кибитками других селян.

На окраине аула, как раз на пути Жылпына, собралась толпа людей. Они образовали плотный круг, увлеченные происходящим зрелищем.

Свернуть было невозможно, поэтому телохранители поехали прямо через скопище возбужденно кричавших людей. Жылпын приподнялся на повозке, заглянул поверх коротковолосых голов, облаченных в тюбетейки и меховые тымаки.

В тесном кольце, поминутно стукаясь об ноги стоявших вокруг людей, остервенело грызлись две большие косматые собаки. На глазах Жылпына один из псов, с широкой грудью, с белой шкурой, покрытой рыжими пятнами, сумел опрокинуть на пыльную землю своего врага, высокую мохнатую короткошерстую черную собаку. От яростного рычания бойцовских псов кровь стыла в жилах. Бело-рыжий пес навис над упавшим соперником и схватил его за горло. Мощно сжал челюсти. Глаза его налились кровью, Жылпын заметил это даже издалека. Мотая пасть из стороны в сторону, пес потащил черную собаку в сторону, оставляя за собой на редкой траве кровавый след. Наткнулся на ноги молодого парня в бархатном черном халате с желтыми позументами на краях и поволок жертву по кругу. Черная собака вяло перебирала ногами. Из ее полуоткрытой пасти сочилась тонкая блестящая струйка слюны.

В этот момент, растолкав зрителей, лошади охранников Жылпына и повозка въехали в круг. Кольцо распалось, люди возмущенно ругали всадников. Высокий бородатый загорелый мужчина в серых штанах и черном камзоле, накинутом поверх светло-коричневой рубашки, крича и матерясь, схватил под уздцы коня, тащившего повозку, и постарался свернуть его в сторону. Жылпын отчаянно стал звать на помощь. Телохранитель с винтовкой обернулся, быстро вытащил оружие из-за спины, немного запутавшись в складках халата, и сильно ударил мужчину прикладом в спину. Мужчина упал лицом вниз, колесо повозки с хрустом проехалось по его руке. Вопя от боли и прикрыв глаза, мужчина перевернулся на спину.

Больше никто препятствовать не стал. Кричащего мужчину увели, люди расступались перед лошадьми. Бело-рыжий пес уложил своего соперника на землю и продолжал сжимать его горло.

Лошадь, запряженная в повозку, гнедая, с развевающейся гривой, с громким чмокающим звуком опорожнила желудок. Запахло свежим конским навозом. Жылпын брезгливо поморщился.

Они проехали толпу и очутились в ауле. Лавируя между юртами и людьми, направились к жилищу бая Тлегена.

Около каждой юрты сидели люди. Смуглые мужчины с морщинистыми лицами, одетые в темные халаты со следами узоров, с напяленной на голову тюбетейкой или шерстяным тымаком. Многие пили дымящийся чай из белых тонких пиал, сидя в позе лотоса на развернутой кошме. По всему аулу, под стук топоров и визг длинных зубастых пил, шло строительство деревянных изб, по методикам, подсказанным казахам русскими переселенцами. Ныне в степи повсеместно, особенно на севере, возводят деревянные и каменные дома, кочевники постепенно приучаются к оседлой жизни. Это происходит, конечно, не просто так. После реформ 68 года, окончательно разодравших остатки казахского ханства на административно-территориальные клочки Российской империи, многие племена остались без привычных мест кочевки. Чтобы не замерзнуть зимой, казахи научились возводить удобные теплые избы и заготавливать на зиму корма для скота. Тлеген бай получил этот земельный участок под строительство собственного аула и теперь обустраивает здесь своих людей.

Повозка остановилась, пропуская небольшое стадо бестолково блеющих овец с вытянутыми гладкими мордами и серыми пухлыми шкурами. Пастух, покрикивая на животных, загонял их в загон, лупя некоторых особо непонятливых коричневой камчой с потертой рукояткой и коротким хлыстом.

По аулу ходило множество женщин, занятых многочисленными бытовыми хлопотами. Они прятали длинные черные волосы под белые платки, связав концы особым узлом на затылке, разжигали костры, готовили пищу, склонившись над огромными черными котлами с кипящей водой и пронзительными голосами звали на помощь своих дочерей. Мелкими стаями носилась босоногая детвора. Дети мельком смотрели на Жылпына, провожали взглядом его скрипучую повозку.

Через девять минут они благополучно доехали до юрты Тлеген бая.

 

Глава 2.

Тлеген бай, сын Кажыбека, к моменту приезда Жылпына как раз надевал хрустящий темно-синий парчовый халат с эполетами, украшенными позолоченной бахромой. Под халат он надел тонкую батистовую рубашку белого цвета и широкие черные шелковые штаны. Главный помощник бая по имени Вади, высокий худой пожилой человек с седой бородой, облаченный в длиннополый белый халат и завернувший на голове чалму, стоял рядом. Он держал в левой руке позвякивающий золотыми пряжками бежевый кожаный пояс. К поясу были пришиты кожаные ремни, чтобы удерживать темно-коричневые ножны с вложенной в них длинной, немного изогнутой саблей. Рукоять сабли была украшена небольшими топазами, а в основание был вставлен бриллиант. Правой рукой Вади помогал Тлеген баю попасть в болтающийся рукав халата.

Юрта бая поражала воображение богатством убранства. Само жилище было двенадцатиканатным, покрыто снаружи ослепительно белым войлоком, внутри белым шелком. Каждая из двенадцати секций украшена золотой фигуркой животного, символизирующего восточный календарь: начиная с крысы и заканчивая быком. Весь пол и стены застланы дорогими тонкими тебризскими и исфаханскими коврами красного цвета с изображениями сцен из соколиной и гончей охоты. Тепло в юрте поддерживала специальная печь с длинной трубой, выходящей через шанырак, покрашенная в темно-коричневый цвет и выполненная в виде камина из кирпичей и железа. Перед отверстием для дров стоял высокий каминный экран, из красного дерева, с резьбой наверху и изображением букета из полевых цветов посередине. Около стен выставлены массивные деревянные сундуки из дуба, темно-синего цвета, окованные листовой сталью и украшенные незатейливыми узорами на углах. Справа от входа находился длинный стол из орехового дерева светло-коричневого цвета, на двадцать персон, накрытый белой скатертью с позолоченной вышивкой. Рядом со столом удобные стулья с изогнутыми спинками и ручками, с упругой розовой обивкой. Один из стульев, стоявший на почетном месте, самом далеком от входа, был изготовлен специально для Тлеген бая. Он был выполнен из мореного дуба, с широкой спинкой, и был выше остальных стульев. За этим столом бай проводил совещания со своими помощниками и старостами подвластных аулов.

Слева от входа, за темно-коричневой ширмой, стояла большая кровать из красного дерева, с изголовьем, инкрустированным малахитовыми вставками. Напротив входа стоял солидный коричневый письменный стол, тоже из красного дерева, заставленный чернильницей, держателями для бумаг, светильником со светло-коричневым абажуром и стеклянной полкой для книг.

Наконец Тлеген бай попал в рукав и одел халат. Вади стал застегивать блестящие пуговицы, инкрустированные серебром.

Тлеген бай всегда был тучен, с годами стал еще толще. Выпуклый живот выпирал вперед. Он был похож на бегемота, посаженного на задние лапы. На большой голове осталось совсем мало волос. Маленькие зеленовато-серые глазки постоянно ощупывали все вокруг, толстые губы недовольно поджаты. Ноги и руки короткие, когда Тлеген бай разговаривал, они находились в постоянном движении, описывая широкие загребущие движения.

Для друзей, которых бай выбирал себе сам, он был добродушным и улыбчивым пожилым дядюшкой. Всегда придет на помощь, одолжит денег, щедро одарит. Для врагов, которые появлялись время от времени, Тлеген бай был безжалостен и изощренно-коварен. Одного султанского родственника, который пытался пробраться к баю в аул и застрелить, впоследствии по ложному доносу за подготовку к восстанию против царя выжгли на лбу клеймо и отправили на Сахалин в кандалах. Другой жатак осмелился требовать слишком большую плату за ремонт амбара. Он прилюдно унизил бая, плюнув ему в лицо. Через какое-то время его нашли в степи, загрызенного волками и заледеневшего от холода. Тлеген бай старался всегда рассчитаться с врагами и умел годами ждать своего часа, чтобы нанести удар исподтишка.

Сейчас он достиг вершины могущества. Он относился к многочисленному роду дулат из Старшего жуза. Родители его были небедными людьми, и умерли, оставив единственному сыну табун лошадей в тысячу голов. Спустя тридцать лет он увеличил это число до ста тысяч. Ничто не интересовало Тлеген бая больше, чем деньги. Царские чиновники называли его степным Соломоном. Среди обычных пастухов и крестьян рассказывали красивые сказки о том, что у бая Тлегена есть волшебная овца, дающая золотую шерсть.

На деле все было проще. Он выжимал соки из работников, заставляя их работать за гроши. Щедрыми подношениями задобрил всю царскую администрацию, дважды в месяц ездил на ужин к генерал-губернатору. Кроме того, он давал деньги в долг под неимоверные проценты и всегда добивался полной уплаты. Он был кредитором для половины жителей Семиреченской губернии, многие султаны выплачивали ему долги. Крепкие ниточки его связей достигали высокопоставленных кабинетов в Санкт-Петербурге, Стамбуле и Пекине.

В этом году Тлеген бай планировал совершить хадж в Мекку. На его совести лежало достаточно темных дел, которые следовало смыть. Он уже трижды отправлял деньги на строительство мечети в пяти верстах от Верного, с каждым разом увеличивая сумму пожертвования.

А в ближайшие три дня он праздновал благополучный выход из пятого периода мушеля, так называемого «қарасақалдық». Казахи не праздновали именины, как русские, однако время от времени требовалось пригласить своих верных союзников из администрации на очередной праздник, чтобы укрепить связи. Поэтому на своеобразный юбилей приглашены многие именитые люди из губернской верхушки, потомки ханов и баи из всех трех жузов. Гостям предлагались щедрые угощения, которые готовил специально нанятый повар из варшавского ресторана. В программу увеселений входили бои палуанов, состязания в стрельбе, песни акынов и, конечно же, байга.

Для высокопоставленных гостей бай приготовил сюрприз. На байгу он выставит великолепного ахалтекинского жеребца по прозвищу Тайбурыл, подаренного ему хивинским ханом прошлой осенью. Тайбурыл был потомком знаменитого туркменского скакуна Кербеза, в свое время вызвавшего немало шуму на ипподромах Петербурга, Рима, Парижа и Цюриха. Молодой скакун бая Тлегена отличался безупречной изабелловой мастью без единого пятнышка, отчего казался вылитым из чистого золота. Изящество и грациозность его движений превосходили человеческое разумение. Казалось, что конь плывет, а не скачет по земле. Бай не сомневался, что на предстоящих скачках аргамак завоюет первое место. Такого коня не стыдно преподнести и самому императору.

Тлеген бай чуточку улыбнулся, представив изумленное лицо председателя пограничной земельной комиссии Телегина Юрия Антоновича, который слыл большим знатоком лошадей и часто проводил конные состязания в Верном, устроив небольшой скакодром на поле рядом с присутствием.

Вади, поправляя саблю на ремне бая, негромким голосом докладывал новости и отчитывался о выполненных поручениях.

- Вчера отправил две тысячи двести лошадей в Каркаралинск, к бию Жоламану, как вы и приказывали. Ящики с винтовками «Крынка», триста штук с патронами, уже прибыли от него три дня назад, ждут переправы в оговоренное место. Он еще подарил 4-фунтовую бронзовую пушку французской системы, к ней нужно будет лафеты приделать.

Тлеген бай отмахнулся.

- Это уже заботы покупателя. За пушку пусть отдельно платит.

Покупателем оружия был рушанский бек из Бухарского эмирата. Российская империя в своем неуклонном движении к югу находилась на подступах к Афганскому эмирату, последним препятствием были южные районы некогда могущественной Бухары. Тамошним жителям не нравилось владычество Петербурга и за щедрые деньги агентов английской королевы в ближайшее время в Бухарском эмирате планировалось поднять восстание. Тлеген бай согласился выступить поставщиком части оружия, необходимого для ведения боевых действий против русских войск. Дело было опасное, если узнает российская контрразведка, не сносить головы. Но бухарцы платили золотом, причем очень щедро, и Тлеген бай не смог устоять перед искушением.

- Магрипа-ханум уже полностью готова. Врач говорит, что роды должны начаться в ближайшие дни. Черепа для Уула давно готовы. А где он шляется, никому неизвестно. Может быть, отправить джигитов, чтобы его привели сюда?

Магрипа была женой старшего сына бая Тлегена, Альтемира. Свадьбу справили в сентябре прошлого года, четырнадцатилетнюю невесту взяли из найманов, она была дочерью Кадырбека, одного из богатейших людей Среднего жуза. Почти сразу после женитьбы девушка забеременела, однако роды проходили с осложнениями, приходилось постоянно вызывать лекаря из города. Тлеген бай, уже имевший трех внуков и четырех внучек, попросил баксы Уула, не раз помогавшему ему в трудных ситуациях, предсказать, как пройдут роды и помочь завершить их благополучно. Шаман Уул, постоянно перемещавшийся по кочевьям Семиречья, обещал прийти, как только начнутся схватки и изгнать злых духов албасты, которые всегда стараются навредить рожающим женщинам. Он потребовал приготовить для ритуала изгнания духов три черепа – лошадиный, верблюжий и бараний, причем все черепа должны быть от животных мужского пола и возрастом от десяти до двенадцати месяцев от роду.

Тлеген бай покачал головой.

- Он появится в нужный момент. Сам. Просто приготовь все к его приходу и не беспокойся об остальном.

Вади взял с сундука аир колпак – белую шапку из мягкого войлока и черного бархата с загнутыми вверх краями, собрался было одеть на бая, но в это мгновение широкая дубовая дверь в юрту внезапно распахнулась.

К Тлеген баю, пригнув голову, чтобы не удариться о косяк, ввалился его главный телохранитель по прозвищу Баскесер. Это был сорокатрехлетний мощный мужчина огромного роста, с немного выпуклыми черными глазами, густыми усами, бородкой клинышком и шрамом на всю левую половину лица от удара сабли. Одет в простую, не стесняющую движений одежду: голову, плечи и грудь покрывал долбай, головной убор в виде башлыка темно-синего цвета из хлопка. Под долбаем был шекпен, домотканый светло-коричневый камзол с вертикальными темными полосами, а также темно-зеленые штаны. Слева на поясе в ножнах из красной кожи с тиснением, покрытыми серебряными бляшками, висела изогнутая арабская сабля в стиле «исфагани», называемая наркескен. Рукоятка и эфес ее были убраны аметистом и горным хрусталем. Справа за пояс был заткнут сирийский кинжал в ножнах в виде изогнутого слоновьего хобота и револьвер «кольт нэви» с длинным дулом и темно-коричневой деревянной рукояткой. На ногах высокие черные кожаные сапоги.

Баскесер был молчаливым, угрюмым человеком, способным впадать в дикую ярость при любом противодействии. Его страстью была охота с беркутами, игра на пианино и коллекционирование цветных картинок из модных журналов.

Он был выходцем из Младшего жуза, участвовал в молодости в восстаниях Кенесары и Есета Котибарулы. За отвагу, выказанную при штурме крепости Мерке в 1846 году, хан Кенесары прозвал его Кирау-балга, «Молот, который обрушивается на головы врагов». Затем, когда Есет-батыр, в свою очередь, поднявший знамя мятежа, также признал его воинские качества, назначив командиром отряда в сто сабель.

Однако все лучшие стороны его личности затмевала необузданная жестокость. До сих пор на берегах Эмбы рассказывали истории о том, как Баскесер в течение пяти часов собственноручно казнил свыше двухсот человек в захваченном вражеском ауле. Царские власти также не могли простить ему полное уничтожение казачьего отряда Дементьева численностью в сорок солдат. Они были безжалостно вырезаны спящими в ночное время неподалеку от Уральска, обезглавлены, а их головы с отрезанными носами и ушами Баскесер отправил в одиннадцати тростниковых корзинах в резиденцию военного суда в Оренбурге. Кроме того, он добровольно вызвался быть палачом при войске Есет-батыра. За эти дела за ним закрепилась кличка «Баскесер».

После капитуляции Есет-батыра палач ушел в Коканд, понимая, что для него амнистия невозможна. В Коканде Баскесер участвовал в грабеже караванов, торговле рабами и оружием. Через несколько лет вынужден был бежать, спасаясь от мести соперничающей разбойной шайки. Бегство привело его в Старший жуз, где его взял телохранителем Тлеген бай. За пять лет Баскесер возвысился до звания главного байского охранника, готового на выполнение любого поручения своего повелителя.

- Мой господин, Тайбурыл похищен – коротким гулким басом сообщил Баскесер.

Онемевший от изумления бай слушал своего военного помощника с всевозрастающей тревогой. Сегодня рано утром Баскесер, как было приказано баем, направился в особый загон, устроенный в пяти верстах от аула, где до поры до времени прятали ценного жеребца. Подъехав к укрытию, телохранитель обнаружил, что деревянные ворота загона раскрыты нараспашку, коня нигде нет, а конюх Елпек, прислуживавший за ним, валяется около ворот. Он был связан и убит ударом камня в висок. Нукеры бая, захватив гончих, отправились в погоню, но вскоре вернулись ни с чем, поскольку похитители жеребца запутали следы, уйдя в горы по руслу ручья.

И это случилось в самый первый день тоя! Тлеген бай был закален постоянными препятствиями, которые жизнь ставила ему на пути степного коммерсанта. Он сумел сдержать свой гнев и беспокойство. Сейчас ему необходима ясная голова и холодный рассудок. Бай вдохнул в грудь побольше воздуха, задержал дыхание на семь секунд и резко выдохнул.

Ничего страшного не произошло. Про коня знают только самые близкие люди, его потеря не нанесет урона в глазах гостей из царской администрации. Если скакуна не найти, пострадает только кошелек. Это, конечно, очень больно и чувствительно, но с поддержкой губернатора он быстро восполнит эти потери.

Настораживало другое. Тлеген бай чувствовал, что похищение специально приурочено к тою, чтобы вывести его из равновесия. Это не обыденное конокрадство, это происки его многочисленных недругов. Если это так, коня ему не видать. Двадцать пять тысяч рублей, уплаченные за аргамака, пропали, как брошенный в омут камень.

Сжимая виски, поскольку от страшного известия в голове пульсировала дикая боль, Тлеген бай потребовал усилить охрану других табунов и аула. Отправить на поиски Тайбурыла нескольких опытных и искусных следопытов. Искать без отдыха, днем и ночью. Из-за этого проклятого тоя все его люди заняты обслуживанием гостей, на поиски можно выделить только нескольких, самых надежных.

- Как быть с конюхом? – напомнил Баскесер.

Что за конюх? Ах да, убитый Елпек… Поначалу бай хотел предложить спрятать труп и тайно похоронить его. Но это было слишком опасно, семья и родственники убитого могли поднять шум, привлечь внимание гостей, а сейчас это крайне нежелательно.

Вади, безмолвно наблюдавший за господином, осторожно предложил:

- Недавно я повстречал Курдан бия, он только что приехал на праздник. Умеет держать язык за зубами, вам многим обязан. Можно поручить ему провести дознание…

Это действительно могло решить навалившуюся беду. Тлеген бай кивнул.

- Объясни ему ситуацию, пусть всем говорит, что украли обычных коней. Может быть, чего-нибудь раскопает…

Курдан бий был правдолюбцем. Его имя было производным от двух прозвищ: «Курак» - тростник и «Данышпан» - справедливый. Курак, это потому что бий высокий, худой, сутулый. Тощий, как ветка тростника. Ходил как аист, аккуратно переставляя ноги. Ни разу за все три года знакомства Тлеген бай не видел и тени его улыбки. Всегда хмурый и сосредоточенный. Одевается тоже мрачно, в длинный темно-синий халат и черную меховую шапку, в любую жару и холод.

А Данышпан оттого, что, пожалуй, на всю губернию, был он единственным неподкупным бием. Про таких людей говорят, что легче нара сдвинуть с места, чем заставить бия свернуть с намеченного пути. Не берет взятки, не принимает подарков в виде коней и баранов. Расследует дела честно и беспристрастно. Дважды приходилось ему разбирать жалобы Тлеген бая, к счастью, вполне обоснованные, и оба раза он выносил справедливое решение, в пользу бая. Оттого и тянутся к нему со всего Семиречья обиженные люди, знают, что рассудит по совести.

После реформ 1868 года судебное производство почти полностью передано в руки губернских властей, военных судов и всякого рода комиссий. Однако до сих пор в руки царской администрации доходят только те дела, которым дан ход со стороны степной верхушки. Только вожди родов, богатые и облеченные властью люди, способны нанять писаря, и подергать за нужные ниточки в губернской канцелярии, чтобы жалоба дошла до слуха губернатора. Обычный человек идет, как это было и несколько веков назад, к бию. Поэтому множество страшных бесчинств, умело скрываемых в степной глубинке, по-прежнему потихоньку и без огласки разбираются судом биев.

Сейчас именно такая ситуация, когда требуется беспристрастное и детальное расследование. Пусть Курдан бий покопается в этом навозе, авось и разыщет какой-нибудь драгоценный камушек.

Тлеген бай встряхнул головой, постарался сосредоточиться. Гости начали прибывать на той целыми толпами, следует, как ни в чем не бывало, с радостной и широкой улыбкой, встречать их на окраине аула, там, где раскинуты гостевые юрты. Он позвал с собой Вади, а Баскесеру приказал перерыть небо и землю вверх дном, но отыскать Тайбурыла.

 

Глава 3.

Жылпын стоял в первых рядах возбужденной и выкрикивающей ругательства толпы и смотрел на жестокие борцовские бои.

Час назад он сдал помощнику бая Тлегена привезенные деньги, получив за это пятьсот рублей. Тлеген бай, важный, нарядный, немного встревоженный, торопился встречать гостей. Глава аула коротко поблагодарил Жылпына и обещал привлечь его к другим посредническим операциям с русскими купцами и банкирами, которые запланированы на ближайшее время. Это было именно то, чего добивался Проныра. Используя авторитет Тлеген бая, он сможет утроить количество и суммы заключаемых сделок. Сотрудничество с таким именитым купцом моментально выводит его на более высокий уровень.

Позавтракав пловом с кусочками изюма и кураги, и выпив полную чашу белоснежного кумыса, Жылпын отправился поглядеть на праздничные развлечения.

Первым в программе мероприятий числились бои палуанов. Жылпын потихоньку добрался сквозь скопище людей почти до самых туго натянутых веревок, опоясывавших деревянный помост, сложенный из свежесрубленных светлых досок. На нем под ежеминутные азартные выкрики зрителей борцы то и дело бросали друг друга на спину и лицом вниз. Помост трещал и гудел от тяжести потных тел, падающих на него со всего размаху. Желтоватый длинный ковер, покрывавший помост, был покрыт пятнами крови.

Как человек, который старается завоевать место под солнцем, прежде всего, своими мозгами, Жылпын с тайным превосходством смотрел на арену, где обнаженные по пояс мускулистые парни бросали друг друга через бедро или плечо. Однако когда глашатай, объявлявший очередных соперников, огласил главный приз для победителя – сорок лошадей, Жылпын удивленно заморгал. За такой табун стоит побороться и потерпеть боль от выбитых почек и сломанных рук.

Верный своему завету: извлекать выгоду из всего происходящего, Пройдоха стал более внимательно присматриваться к участникам боев. Он решил, что победителей турнира можно будет взять в телохранители, а если попадется особо талантливый, то его стоит попробовать натаскать для выступлений на турнирах по всей Российской империи и зарабатывать неплохие деньги.

Поединки подошли к завершению, определились последние участники. К тому времени троих джигитов унесли с помоста без сознания. У одного левая рука болталась как отрезанный кусок коровьего хвоста, у другого из голени, прорвав кожу, наружу торчал розовато-белый острый кусок сломанной кости.

Еще одним сюрпризом для Жылпына стало участие африканца в одном из финальных поединков. Каким-то образом на борцовском турнире посреди широкой казахской степи на титул чемпиона уезда претендовал высокий рослый черный человек с кучерявыми, как у молодого барашка, волосами. Он был одет только в набедренную повязку из шкуры леопарда. Зрители еще не встречались с подобным явлением. Кто-то в толпе спросил, неужели этот человек везде такого цвета? Может, в некоторых местах, он другого цвета? Негр, не понимая раздавшегося в толпе смеха, приветственно взмахнул рукой, скаля белоснежные зубы. Белки его глаз тоже были ослепительно белыми, он постоянно посверкивал ими из стороны в сторону.

Его противником был чемпион Верненского уезда последних двух лет Боранбай, сын Оспана. Он явно уступал ростом и размерами африканцу. Однако опыта ему было не занимать. На протяжении одиннадцати лет, с малолетства, Боранбай участвовал в борцовских поединках. В общей сложности он провел более четырехсот боев. И в большинстве случаев одерживал вверх. Борьба была его стихией, без нее он не мог существовать. В перерыве между турнирами Боранбай пас стада Жоламан бия, таскал огромные камни для развития мышц спины и с утра до вечера отрабатывал борцовские приемы. В качестве манекена он использовал набитый просом мешок. Делал он это прямо на пастбище, посреди жевавших траву коров и овец. Выступая на всевозможных поединках, он за счет завоеванных призов сумел собрать небольшое стадо баранов и косяк лошадей.

Боранбай разглядывал африканца, тяжело дыша после предыдущей схватки. На нем были только короткие и широкие коричневые штаны, едва достававшие до колен. Левая щека и грудь чемпиона уезда были расцарапаны до крови недавними побежденными соперниками. Вытирая кровь суконной тряпицей, Боранбай отметил длинные руки и ноги противника. Поэтому он решил максимально сблизиться с африканцем и все время действовать на ближней дистанции.

Когда распорядитель боев объявил о начале схватки, Боранбай с быстротой волка бросился вперед и, вцепившись в корпус негра, одним мощным толчком опрокинул его на спину. Доски помоста тяжело ухнули от удара упавших тел. Боранбай взобрался на грудь африканцу, норовя оказаться сверху, и отбиваясь от бешено молотивших кулаков. Заняв позицию поудобнее, и крепко вцепившись в пол кончиками пальцев ног, казахский борец начал расчетливо и методично бить противника по лицу, стараясь прорваться сквозь приподнятые для обороны руки. Этот поединок, в отличие от предыдущих, специальным распоряжением организаторов проводился до полной сдачи побежденного борца. Просто опрокинуть его на спину или вытолкнуть за пределы арены было явно недостаточно.

Увидев, что негр повержен и Боранбаю осталось только добить его, толпа зрителей пришла в неистовство. Оглушительные крики, подбадривавшие чемпиона, разнеслись по всей долине, где аул расположился на жайлау. Жылпын пожалел, что чутье подвело его. Среди наблюдавших за боем людей ходили представители тотализатора и собирали ставки на исход боя. Он поставил тридцать пять рублей на победу черного человека. Видимо, можно забыть про эти деньги.

Происходящее на арене возродило надежду. Боранбай чересчур увлекся расправой, и его левая рука вдруг оказалась в каком-то немыслимом захвате, вытянутая между ног гостя из Африки. Продолжая удерживать руку соперника, негр сделал перекат в сторону, еще больше ухудшив положение чемпиона. Теперь Боранбай лежал лицом вниз, помимо руки, ноги африканца теперь обхватили и его шею. Чемпион хрипел и пытался вдохнуть воздух.

Ликующая толпа присмирела. Никогда еще побеждаемый борец не превращался с такой быстротой в победителя.

В это мгновение раздался сильный хруст. Голова Боранбая бессильно поникла, полуприкрытые глаза невидяще уставились в землю, руки безвольной тряпкой упали на помост. Подбежавший судья потрясенно рассматривал мертвого чемпиона, у которого были переломаны шейные позвонки. Негр встал на ноги и призывно вскинул руки, объявляя себя победителем. Высокое полуденное солнце отливало на его черной коже.

Зрители недовольно зароптали. Смерть участника поединка была из ряда вон выходящим случаем, хотя от этого никто не был застрахован. Однако Боранбай был убит преднамеренно, с особой жестокостью. Даже Жылпын, обрадованный выигрышу ста пяти рублей в тотализаторе, постарался скрыть радостную ухмылку.

После короткого совещания, трое судей, контролировавших ход боев, объявили о продолжении турнира. Негр прошел в финал. Его соперником оказался здоровенный парень, спокойный и молчаливый. Он передвигался по арене с грациозностью молодого тигра, а на его плечах могли свободно усесться два человека. Жылпын, знавший всех именитых бойцов уезда, впервые видел этого кандидата в чемпионы.

Впрочем, пока борцы готовились к бою, сосед Жылпына, пожилой мужчина с длинной бородой до пояса, одетый в длинный просторный темно-зеленый чапан, рассказал про великана.

Соперника африканца звали Аюхан. Родом он был из Младшего жуза, из племени адай. Сосед Жылпына знал его родителей, поскольку сам когда-то был в тех местах. Аюхан лишился родителей и почти всех родственников во время восстания адаев против колониальной политики. Мальчик вырос на руках бабушки. Он с малых лет отличался фантастической физической силой.

- Как-то раз, будучи еще подростком, он ударом кулака завалил взбесившегося быка, оторвав ему рога. Потом взвалил на плечи и отнес подальше от аула. Совсем как легендарные батыры из старинных эпосов.

Проныра слушал с неподдельным интересом. Кажется, ему удалось наткнуться на сокровище. Если Аюхан победит негра, нужно будет предложить ему участие в платных боях. У него есть знакомый в Петербурге, который устроил в русской столице нечто вроде подпольного Колизея. Там борцы, одетые как римские гладиаторы, сражаются друг с другом голыми руками и с оружием в руках. Иногда бьются со всяким зверьем: медведями, волками, рысями и кабанами. Публика тоже одевается наподобие древнеримских патрициев. Билет стоит сумасшедших денег, а победители получают призы в десятки тысяч рублей. Не может быть, чтобы неотесанный медведь с берегов Каспия отказался от такого предложения. Судя по его одежде, он явно не богат.

Что Аюхан потерял здесь, в Старшем жузе, собеседнику было неизвестно.

- Ходили слухи, что он много путешествовал, повидал другие страны. Для чего он сюда явился, можно только догадываться.

Бойцы приготовились к схватке. Когда раздался протяжный рев изогнутой трубы, сделанной из рога архара, сигнализирующий о начале боя, негр бросился вперед. Он нанес Аюхану три поочередных удара руками в голову, затем попытался пинком пробить живот. Атаки не принесли особого успеха, великан ловко отбил их, как черпаком, раскрытой ладонью правой руки.

Африканский гость отошел назад для отдыха. Затем, высоко приподняв руки, снова ударил Аюхана правой ногой в грудь.

Тот уклонился и напал сам. Обхватив обеими руками негра, Аюхан сцепил руки за спиной противника и, напрягшись, перебросил через себя назад.

Раздался тяжелый грохот. Доски помоста, казалось, сейчас будут разбиты вдребезги. Негр упал на них правым плечом и больно ударился головой. Он перекатился на спину, и с трудом поднялся во весь рост. Его правое ухо оказалось разорванным и напоминало окровавленную темную тряпку.

Аюхан подошел к нему, прижался поближе, положив правую руку за спину оппонента, а левой крепко схватил за предплечье. Приставил ногу поближе к отбивавшемуся африканцу и быстрым молниеносным броском через бедро уложил на помост. В воздухе широкой дугой мелькнули длинные черные ноги.

Еще не успел соперник приземлиться, как одна рука Аюхана скользнула ниже, а другая вверх, навстречу, соединяясь в смертоносных тисках. Уже на полу шея полуоглушенного африканца оказалась в стальном захвате. Он вяло забился, пытаясь высвободиться.

Зрители восторженно ревели. Некоторые жаждали крови, советуя Аюхану прикончить противника. Они требовали отомстить за смерть Боранбая.

Когда негр прекратил попытки высвободиться и лежал полузадушенный, казахский борец отпустил его. Поднялся на ноги, и широко вскинул руки, приветствуя своих ликующих болельщиков. Жылпын яростно скандировал имя Аюхана, радуясь победе вдвойне, поскольку успел выиграть двести рублей, поставив на малознакомого казахского бойца. Сегодня вышел чертовски удачный день.

Главный судья, крупный грузный мужчина с приплюснутым широким носом, постоянно жевавший насыбай, поднялся на помост и громким голосом объявил победителем турнира Аюхана, сына Аббаса.

 

Глава 4.

Отвернувшись в сторону и наклонившись так низко, что подбитая коричневым бархатом тюбетейка упала в кустики ковыля, Жылпын старательно извергал из себя недавно съеденный обед. Пятьдесят минут назад он встал из-за дастархана, наполнив желудок бешбармаком из смешанных кусков мяса молодого барашка и теленка, а также тремя пиалами шубата. И теперь, не вынеся зрелища убитого конюха, лежавшего рядом с проломленным черепом и с успевшей подсохнуть лужицей крови вокруг головы, Пройдоха отошел в сторонку и отчаянно блевал.

Он оказался здесь, на месте преступления, совершенно случайно.

После победы Аюхана Жылпын выждал несколько минут, наблюдая, как богатыря обступили улыбающиеся люди и поздравляли с победой, обнимая и пожимая руки. Аюхан спокойно принял их славословия, вытирая пот с шеи и груди белым махровым полотенцем с черными полосками на краях. Затем натянул на широкую грудь серую рубаху, темно-коричневый камзол без рукавов с еле заметными белыми вертикальными линиями и опоясался кушаком тончайшего желтого оттенка. На голову повязал косынку, узлом на лбу, как делали погонщики лошадей. На ногах у него были одеты широкие серые штаны, в которых он боролся. Одевшись, борец спустился с помоста, пройдя под толстой шерстяной веревкой, и подошел к распорядителям турнира. Толпа зрителей стала расходиться, с увлечением обсуждая состоявшиеся поединки.

Вскоре должны были состояться состязания лучников и стрелков из ружей. Многие гости Тлеген бая поспешили на луг со скошенной травой, находившийся еще дальше от аула, на котором готовили мишени для стрельб.

Судья, объявивший о победе, сообщил Аюхану, что он может забрать приз у Вади, помощника бая, и отдал ему грамоту, свидетельствующую о выигранном турнире. Аюхан кивнул, пожал судьям руки и отправился по направлению к аулу. Стайка ребятишек, грызших курт, и также наблюдавших за боем, окружила борца. Они побежали рядом с ним, высоко подбирая тощие ноги, и с восхищением обсуждая его силу и мускулы. Несколько собак с высунутыми от жары языками и свернутыми в кружок пушистыми хвостами тоже бежали рядом.

Однако прежде чем Жылпын осуществил свой замысел и сделал борцу предложение об участии в платных боях, из удаляющейся толпы навстречу Аюхану вышел джигит чуть выше среднего роста, с большими, чуть насмешливыми серыми глазами. Он был одет в узкие черные хлопчатобумажные штаны, на плечах необычный чапан из шкуры волка, причем оскаленная голова хищника болталась на его спине в виде капюшона. Подпоясан джигит был странным гибким кожаным поясом, свернутым несколькими кольцами вокруг талии.

Джигит обнял Аюхана, поздравляя с победой. Они двинулись к аулу вместе. Дети бросили их и умчались вперед, подпрыгивая на одной ножке, и кидаясь друг в друга маленькими камешками.

Жылпын поначалу посчитал, что джигит в шкуре волка его конкурент и прибыл к Аюхану с таким же предложением. Он пошел следом, стараясь подслушать их разговоры. Вскоре все прояснилось. Оказалось, что это друг Аюхана, с которым они прибыли сюда, в аул Тлеген бая. Они обсуждали время завтрашнего отъезда и планы по распоряжению табуном лошадей, неожиданно оказавшихся в распоряжении батыра.

Все понятно. Шефство над перспективным силачом уже имеется. Жылпын опоздал. Он понял это, увидев, с какой покорностью батыр подчиняется указаниям своего друга. Больше здесь было нечего делать. Забыв об Аюхане, Проныра собирался идти в другое место, но внезапно заметил, что двое друзей, дошедших до гостевых юрт, остановились перед высоким, чуть сутулым человеком в темном халате и малахае, с длинным посохом в правой руке. Он прекрасно знал этого мрачного дылду, шайтан его подери.

Бий Курдан, неподкупный, как ангел правосудия! Что ему нужно от двух приятелей? Год назад бий, прозванный за настырность среди ловких торговых городских людей «Длинной занозой», судил Жылпына за обвес при продаже тридцати четырех пудов пшеницы и проса. Расспрашивал об обстоятельствах заключения сделки два с половиной часа, сходил на базар, где располагался прилавок Жылпына, тщательно изучил весы, измерил на них кучу товара. Наконец приговорил возместить весь ущерб, причиненный обвесом, и еще уплатить штраф в размере ста шестидесяти рублей. Проныра несколько раз намекал на вознаграждение за благополучный исход дела, даже умудрился засунуть ассигнации среди копий контракта, которые передал бию. Но Курдан бий при виде денег покачал головой и сообщил, что если он еще раз обратится с таким предложением, он прикажет его высечь за попытку подкупа должностного лица.

Оказалось, что джигит в волчьем халате, которого Курдан бий назвал Ахымжасом, и Аюхан, прекрасно знакомы с бием. Все вместе они подошли к гостевым юртам и уселись за дастархан, дружески беседуя. Жылпын передумал уходить и устроился неподалеку, навострив уши. Он чувствовал, что из этого дела сможет извлечь серьезную выгоду.

За низким дастарханом сидело множество других гостей. Потные джигиты таскали для них деревянные блюда с дымящимся бешбармаком, пловом, куырдаком, переносили кожаные бурдюки с кумысом, чугунные закоптелые от огня чаны с сорпой и медные обжигающие самовары с чаем. По столам, накрытым белыми скатертями, вперемешку с основными блюдами были горстями рассыпаны баурсаки, лепешки, стояли чашки с медом, сыром и орехами. На почетном месте, дальше всех от входа несколько человек потихоньку играли на домбре, импровизируя на ходу и поздравляя хозяина праздника, бая Тлегена с днем рождения. Над столами висел неразборчивый многоголосый гомон обедающих людей. Мухи с жужжанием носились туда-сюда, отгоняемые от еды.

Поедая бешбармак, Жылпын расслышал обрывки фраз: «Тлеген бай», «конь», «похитители». Этого было достаточно, чтобы догадаться о том, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Теперь он прицепится к Аюхану и его товарищам как пиявка, пока не выяснит, что произошло.

Перекусив, трое спутников встали из-за стола, причем Аюхана пришлось дожидаться, поскольку он с удовольствием обгладывал лопаточную кость ягненка, вышли из юрты и уселись на коней, стреноженных на лугу возле аула. При этом странный джигит в волчьем халате уселся на серого ослика с редкой черной гривой. Неподалеку начались соревнования лучников. Они метали стрелы с расстояния в двести шагов в серебряную десятирублевую монету, подвешенную на высоком деревянном столбе.

Курдан бий крупной рысью поскакал по лугу, его гнедой конь с белыми пятнами выше копыт скользил между высоких разноцветных зарослей ковыля, кермека и эремуруса. Его спутники следовали за ним, постепенно скрываясь в низине. Ослик бежал самым последним, длинные ноги его всадника почти достигали земли.

Жылпын запомнил направление, в котором они следовали, потом вскочил на вороного коня, которого одолжил у одного из гостей за десять рублей, и помчался за Курдан бием и его спутниками. Один из седельных ремней развязался, седло елозило взад-вперед. Однако времени для подтягивания ремня совсем не было. Копыта коня мерно топали по земле, с шуршанием продираясь сквозь низкорослую траву.

За лугом, в низине, ведшей к речке, никого уже не было. Жылпын решил, что преследуемые им люди заехали за небольшую рощу из карагачей, стоявшую дальше. Шум аула здесь почти не слышался, только отдаленный рокот речки и беспрерывное стрекотание кузнечиков в высокой траве.

Однако за рощей его ожидал неприятный сюрприз. Курдан бий и его товарищи стояли прямо за деревьями и поджидали Жылпына. Темно-рыжий конь Аюхана, помахивая коротким хвостом и подергивая ушами, неторопливо жевал куст люцерны. Жылпын, боясь упустить бия, на подъезде к роще чересчур разогнался, и еле успел осадить коня, когда все трое возникли перед ним.

Курдан бий сплюнул в сторону, переложил длинный деревянный посох с кривым полированным набалдашником из руки в руку, и сурово спросил, за каким шайтаном Жылпын преследует его. Потом вгляделся и добавил:

- А ведь я тебя знаю. Ты торговец из города, любишь выдавать пудовые весы за трехпудовые. Надеюсь, покончил с этим делом?

Жылпын сбивчиво заговорил, пытаясь убедить бия, что заехал сюда случайно. Он искал отбившуюся от табуна кобылицу, такую серую, с черными пятнами на боках и на правом ухе. Мальчишка, следивший за баранами, сказал, что видел ее в этих местах. Они ничего не заметили?

Парень в халате из волчьей шкуры, которого называли Ахымжас, усмехнулся.

- Талантлив, мошенник! Умеет сказки сочинять. Я тебя еще в юрте заметил, когда обедали. Ты все пытался разнюхать, о чем мы разговариваем. Говори быстрее, что надо?

Поняв, что отпираться бесполезно, Жылпын объяснил, что он помогает баю Тлегену по коммерческой части, и если случилось несчастье, то готов оказать посильную поддержку.

Курдан бий покачал головой.

- Чтобы бай связался с таким как ты?! Опять придумываешь?

Но Ахымжас, внимательно следивший за Жылпыном, возразил:

- Нет, на этот раз он говорит правду. Только насчет помощи преувеличивает.

Бий вздохнул, мрачно разглядывая Проныру. Отправлять его назад в аул было бесполезно, все равно следом увяжется. Поэтому он разрешил поехать вместе, с условием, чтобы торговец не болтался под ногами и держал рот на замке, не рассказывая никому об увиденном.

По дороге Жылпын потихоньку узнал об утреннем происшествии. У Тлеген бая похитили коней, конюх убит. Теперь предстоит осмотр места преступления.

Тогда зачем нужен Ахымжас и Аюхан? Они помощники бия?

- Нет, мы сами по себе. Ездим по всей широкой казахской степи, нигде долго не задерживаемся. Мы кладоискатели. Ищем сокровища древних времен. А с почтенным Данышпан бием знакомы давно, как-то я помог ему распутать убийство. Мы здесь случайно встретились, он попросил взглянуть на убитого. Я вообще не хотел сюда ехать, меня Аюхан уговорил, все ему хотелось в борьбе принять участие. Понятно, Жылпын?

Да, теперь все стало ясно. И помощь в поиске конокрадов Тлеген бай наверняка оценит. Так что не зря за Курдан бием увязался, подумал Жылпын.

Однако он сразу решил, что поторопился с выводами, когда увидел жертву. Конюх лежал лицом вверх, с застывшим взглядом, все волосы на голове слева были измазаны кровью. По щеке неторопливо ползали муравьи. Несколько мух кружило над лужицей крови, вытекшей из раны и запачкавшей одежду.

Вот тогда желудок торговца бурно оживился, и все содержимое обеда полезло наружу.

 

Глава 5.

Тонкая светло-коричневая ивовая стрела, длиной в один аттам с четырехгранным стальным наконечником и опереньем из перьев ястреба, с еле слышным свистом унеслась ввысь. Спустя полсекунды она сбила подвешенную на черной нити серебряную десятирублевую монету, немного изменила направление полета и с сухим стуком вонзилась в покрытую короткой травой землю.

Зрители разразились торжествующими криками и свистом, дети начали подбрасывать вверх тымаки. Четверо судей, следивших за стрельбами, пожилые и длиннобородые люди, в прошлом сами не раз участвовавшие в подобных соревнованиях, сдержанно улыбнулись. Пятый судья, русский капитан в темном мундире с позолоченными эполетами и округлой рыжей бородой, захлопал в ладоши и вскинул вверх руку.

Сууд-мерген опустил длинный изогнутый лук, сделанный из воловьих рогов, березового дерева, бараньих кишок и сыромятной кожи. Только что он в седьмой раз выиграл соревнования по жамбы-ату, национальной казахской стрельбе по подвешенной монетке.

Второе место занял Ербахыт Буралхы, пастух бая Тлегена. Его стрела чуть задела монетку, заставив легонько покачнуться в воздухе, но не сбила с нитки.

Теперь Ербахыт, высокий рослый парень лет тридцати, одетый в черный праздничный бархатный халат, почтительно подошел к Сууду, пожимая ему руки и поздравляя с победой. Сууд, получивший почетное звание мергена еще тридцать три года назад, сказал Ербахыту, что в следующий раз главный приз, десять жеребцов-пятилеток, обязательно заберет молодой пастух.

- Я уже слишком старая гончая для подобной охоты – сообщил Сууд.

Ербахыт, заработавший за второе место пять лошадей, привычно ослабил тетиву своего лука, сделанную из бычьих сухожилий, и попросил Сууда не клеветать на себя.

- Вы еще выиграете три раза по тридцать подобных соревнований. Куда нам, молодежи, тягаться с вами, опытным матерым волком!

После стрельбы из лука начались игры снайперов. Участники целились в наполненные белым пухом шары из стекла красного и синего цвета, подвешенные на перекладине. Выстрелы из ружей и пистолетов грохотали после команды распорядителя турнира. Стрелками были по большей части казаки из Семиреченского казачьего полка № 2. Они были одеты в короткополые темные мундиры, застегивающиеся крючками и синие шаровары с малиновыми лампасами. Из-под папах из черного каракуля и с малиновым верхом выбивались изогнутые кольцом чубы, вздрагивавшие при очередном выстреле. На поясе висели шашки со сверкающими желтыми эфесами.

Ербахыт отошел от поля для стрельбищ подальше, он хотел собрать стрелы в колчан и упаковать лук в водонепроницаемый мешок. Подойдя к одной из гостевых юрт, вокруг которых готовили очередные угощения для участников тоя, Ербахыт заметил неподалеку нескольких задумчиво стоявших людей.

Одного из них, недавнего победителя борцовского турнира, он узнал сразу. Аюхан держал в руках глубокую фарфоровую тарелку, полную круглых баурсаков и поочередно ложил их себе в рот. Трое других были ему незнакомы.

Зато лучник прекрасно знал камчу, на которую они глядели. Плеть была сделана из рога барана, обита кожей, рукоять украшена серебряными орнаментами и тремя гранатами с обеих сторон. Она лежала на сложенной вчетверо светло-коричневой кошме.

- Вы ищете владельца этой камчи?

Один из незнакомцев, высокий худой мужчина, кивнул головой.

- Я знаю ее владельца. Что он натворил? Украл коней?

Незнакомцы переглянулись.

- С чего ты взял?

Ербахыт рассмеялся. По натуре он был веселым, жизнелюбивым человеком, обожавшим разыгрывать знакомых. Еще вчера вечером он повеселил весь аул, связав мертвым узлом хвосты девятнадцати лошадей в табуне, за которым присматривал жатак Ардаулет. Тот до глубокой ночи просидел, распутывая бесформенные клубки и отбиваясь от лягавшихся кобылиц.

- Вчера я слышал, как двое джигитов обсуждали план барымты в нашем ауле. Я искал ветки для стрел без сучков и прямые, поэтому сидел в кустарнике. А они рядом проходили, готовились к набегу сегодня ночью. Одного из них я раньше видел, его зовут Гани, он из аула Жоламан бия, несколько раз приезжал к нам свататься. Это его камча. Неужто решился на конокрадство в ауле своей невесты, идиот? И как, много украли?

Высокий хмурый мужчина кивнул.

- Я бий Курдан и разыскиваю виновников этого преступления. У бая Тлегена сегодня ночью угнали коня. При осмотре загона мы обнаружили эту камчу, которую, скорее всего, обронил один из похитителей. Это точно камча Гани? Я его знаю, достойный юноша.

Ербахыт присел на корточки, внимательно оглядел плетку.

- Только у него я видел такие украшения. Он при мне как-то заходил к нашему кузнецу Ыдырысу, просил вставить один камешек, он у него выпал из камчи.

Курдан бий поблагодарил Ербахыта. Все четверо повернулись, чтобы уйти.

- Эй – окликнул их Ербахыт – А что за конь, дорого стоит, наверное?

Курдан бий не ответил. Зато его спутник в странном халате из волчьей шкуры, посмотрев на лучника веселым и проницательным взглядом, ответил:

- Просто бесценный…

Когда дознаватели отошли от стрелка, продолжавшего разглядывать их, Жылпын сослался на необходимость проверки томатов и муки, которые сегодня должны были привезти из Верного его люди, и ушел по своим делам.

Ахымжас тоже обратился к бию. Виновник обнаружен, теперь они свободны. Зачем разгуливать по аулу, когда у них есть множество неотложных дел.

Но Курак не слушал. Подняв правую руку, он указывал посохом на троих джигитов, вышедших из-за юрты навстречу.

- Это же Гани! На ловца зверь бежит. Хватайте его!

Парень посередине, высокий, с густыми, почти сросшимися бровями, которые очень шли его миловидному скуластому лицу, в сером чапане, опоясанный черным кушаком, остался растерянно стоять на месте.

Зато двое других, стоявших по обе его стороны, как по команде, молча бросились на Аюхана, который сделал несколько шагов вперед.

Высокие, плотные, загорелые, с длинными мускулистыми руками, в белых рубашках с закатанными рукавами и в подвернутых до колен синих штанах, парни были похожи на молодых волков, готовых загрызть любую жертву.

Аюхан устоял под их напором. Крепко впившись ногами в землю, он схватил ближайшего противника за левую руку и броском через бедро опрокинул на землю. Подняв небольшое облачко коричневой пыли, тот остался лежать на земле, корчась от боли в ушибленной спине.

Второй нападавший отошел подальше. Потом засунул правую руку за отворот рубахи и вытащил кинжал с коротким и тонким клинком, видимо, висевший у него на шее на шнуре. Со злорадством усмехнулся, положил кинжал себе в рот, зажав его зубами и поднял обе руки ладонями вперед, приглашая Аюхана подойти поближе.

Люди вокруг с удивлением смотрели на схватку, несколько женщин запричитали: «Прекратите, что вы творите?!».

Когда Аюхан осторожно приблизился, враг взмахнул руками и, не выпуская кинжала изо рта, ударил ногой, метя в живот борца. Когда Аюхан отбил удар, парень выхватил нож правой рукой изо рта и постарался воткнуть его в грудь соперника.

Силач отпрянул, успел схватить руку со сверкающим клинком, завернул ее до упора, потом дернул за кисть. Раздался громкий хруст костей, нож с глухим стуком упал на землю, парень громко закричал от боли, подняв сломанную руку вверх.

Затем Курдан бий повторил:

«Возьмите Гани, вон он стоит».

Оцепенело стоявший на месте джигит словно очнулся ото сна. Встрепенувшись, он развернулся, и побежал было прочь.

Но ему помешали. Ахымжас развязал свой странный пояс, оказавшийся на самом деле кнутом с длинной гибкой плетью коричневого цвета, взмахнул им с тонким протяжным свистом и выбросил руку по направлению к рванувшему с места юноше.

Узкая хищная лента молниеносно протянулась к Гани, а кончик ее обхватил левую ступню беглеца, обвившись вокруг нее несколько раз. Ахымжас немного приподнял кнут, натягивая петлю. Парень взмахнул руками, теряя равновесие, и грохнулся наземь, потеряв сознание. От удара он разбил себе нос и лоб.

- Отличная работа, - удовлетворенно сказал бий, подойдя поближе.

 

Глава 6.

Огромный темно-оранжевый солнечный шар медленно тонул за горизонтом, превращая пухлые растянутые облака рядом с собой в темно-багровые пятна.

Первый день тоя в ауле бая Тлегена постепенно подходил к концу. С пастбищ возвращались стада овец, коров и косяки лошадей, сопровождаемые возбужденно лающими тобетами и табунщиками, одетыми в темные штаны, раздувающиеся на скаку светлые рубахи и с платками, плотно завязанными на головах.

Гости тоя, среди которых было много именитых биев и торе, а также чиновников и военных царской армии, прогуливались после плотного ужина по лугу рядом с аулом. Они хвалили хлебосольность и щедрость Тлеген бая, отмечая, что на таких прекрасных пирах им еще не приходилось бывать. Рядом с гостевыми юртами в полной готовности стояли экипажи, запряженные несколькими лошадьми, кучера дремали на козлах, поскольку чиновники из Верного и Лепсинска собирались сегодня же ехать обратно, а не ночевать в ауле.

Многочисленные родственники, помощники и слуги бая, несмотря на усталость, хлопотали по хозяйству, таская одеяла и блюда с едой, готовясь к завтрашнему, второму дню праздника.

Ахымжас, наблюдавший эту картину, вздохнул, услышав голос Курдан бия, звавшего его по имени и хлопнул по плечу обиженно сопевшего Жылпына. Повернулся, открыл низкую грубо сколоченную из сосновых досок дверь в деревянный барак, куда поместили арестованных джигитов. Нагнул голову, вошел в полумрак, с трудом разгоняемый колеблющимися на ветру огоньками двух светильников на бараньем жире.

В бараке до сегодняшнего дня хранили муку, пшено, рис и ячмень. Он находился неподалеку от гостевых юрт, рядом с теми, где готовили угощения. Мешки лежали на дощатом полу, занимая чуть ли не все помещение до потолка. Бай Тлеген, узнав о поимке конокрадов, распорядился посадить их в этот барак, и мешки унесли, освободив место для трех узников, но густой запах пшеницы остался. По всему полу большими комьями было рассыпано сено, предназначенное для обогрева мешков с зерновыми.

У двоих пленников, кроме одного, которому Аюхан сломал руку, были связаны запястья мохнатыми ремнями из верблюжьей шерсти. Гани посадили посередине, разместив узников на невысокой грубо сколоченной деревянной скамье из еловых досок, стоявшей по всей длине барака.

Курдан бий запретил Жылпыну присутствовать при допросе, и поэтому сейчас коммерсант огорченно ждал снаружи новой информации.

Ахымжас повидал и опросил достаточно много людей, для того, чтобы составить себе прогноз предстоящего допроса.

Двадцатипятилетний парень, высокий (два аршина одиннадцать вершков росту), с выпуклым широким лбом и серо-карими глазами, Ахымжас познакомился с Курдан бием два года назад, когда военный суд осудил за убийство письмоводителя из уездной канцелярии попавшегося под руку аульного старшину. Ахымжас нашел настоящего убийцу, предотвратив тем самым восстание одного из племен, раздраженного несправедливым приговором. После этого случая Курдан бий высоко оценил способности Ахымжаса.

Будучи выходцем из Среднего жуза, Ахымжас рано потерял родителей, двух братьев и двух сестер. Они погибли от вспышки эпидемии черной оспы, бушевавшей в родных краях в 1848 году. С младшим братиком Данешем Ахымжас воспитывался у дяди, бывшего главой аула.

С раннего детства обнаружилась его любовь к наукам. После обряда тусау кесер, когда ему едва исполнился годик, на белой шелковой дорожке перед ним на равном расстоянии положили маленький ножик с посеребренной рукоятью и длинное орлиное перо коричневого цвета с белым кончиком. Этот обряд проводился специально, чтобы выяснить будущие наклонности ребенка. Малыш без колебаний пополз к перу и взял его в руки.

Позже учителя с удивлением отметили феноменальную память молодого человека. Все что он прочитал или увидел, запечатлевалось в его мозгу навсегда. Он мог без запинки повторить текст книги или слова человека, услышанные им несколько лет назад.

Мальчик интересовался математикой, механикой, литературой, медициной и даже астрономией. Коран и Библию он прочитал несколько раз и мог спокойно цитировать их по памяти.

Кроме того, он был необычайно проницателен, обращал внимание на малейшие детали в окружающем, фиксируя их незначительные изменения. По выражению лица человека мог сразу угадать его настроение, подлинные мысли и предположить дальнейшие поступки.

Все говорило о том, что из одаренного подростка вырастет крупный ученый.

Но десять лет назад, когда Ахымжас едва успел жениться и работал мелким чиновником в Семипалатинске, его семью, включая молодую беременную жену, дядю и тетю, зарезали. Убийство было намеренным, хладнокровным и безжалостным. Остаться в здравом уме ему помогла только жажда мести. Когда все закончилось, юноша не мог оставаться в родных местах, он отправился в Россию, а оттуда в Европу. В Киеве Ахымжас познакомился с Аюханом, который сбежал из Букеевской орды, разыскиваемый за роковую связь с одной из наложниц султана, ханского дяди. Дальше они отправились вместе.

Их путешествие в итоге превратилось в кругосветное. Друзьям удалось побывать на всех континентах, включая Австралию и Антарктиду. Длилось оно шесть лет, после чего путники вернулись в казахскую степь прямиком из Китая.

После этого Ахымжас увлекся поиском различных кладов. Он бродил по громадным просторам Российской империи, заглядывая в сибирские и уральские леса, высокие кавказские горы, знойные южные пустыни и широкие степные просторы казахского края.

На досуге он частенько помогал другим, расследуя преступления, помогая найти потерянных людей, отыскивая подземные воды и врачуя больных. Аюхан и узнавшие о его способностях знакомые называли его за это белым колдуном, несмотря на то, что Ахымжас подробно объяснял им аналитические основы своего дара.

В Верный друзья прибыли, наслышанные о захоронениях древних золотых воинов, якобы живших когда-то в этих краях. Седобородые аксакалы рассказывали о могилах в окрестностях Верного. Если точнее, то где-то в районе казачьей станицы Надеждинской, в двадцати-тридцати верстах от уездного города.

По дороге в станицу друзья наткнулись на гостеприимный аул бая Тлегена.

Теперь предстояло провести допрос упрямого конокрада. Судя по составленному ранее психологическому облику пойманного юноши, придется немного повозиться.

Войдя в барак, Ахымжас приказал вывести двоих приятелей Гани, любителей кулачных боев. Незачем опрашивать их совместно.

Курдан бий сомневался в виновности молодого парня. Он знал его отца Мейрама, родственника бия Тажибая. Они принадлежали к роду джалаир, бий Тажибай в свое время был волостным управителем Верхне-Каратальской волости. Мейрам не был до этого не замечен ни в чем предосудительном. Разве что порывался когда-то участвовать в восстании Кенесары, но его отговорили. Всю жизнь честно трудился, нажил около сотни лошадей. С годами стал рассудительным, неторопливым. Неужели у достойного скакуна появился паршивый жеребенок?

Глядя в упор на юношу со связанными за спиной руками, Ахымжас стал говорить ту информацию, которую ему удалось прочитать по внешнему облику пленника. От услышанного у Гани широко раскрылись глаза.

Ахымжас сообщил присутствующим, что Гани парень веселый, уважает старших и не склонен к преступным деяниям. Однако очень подвержен чужому влиянию. Любит скачки на бешеной скорости, кокпар, холит и лелеет своего коня по кличке Най, производной от прозвища Найза. Кроме того, обожает азартные игры, причем теряет голову от предвкушения выигрыша.

Его отец родился двадцать второго наурыза, в день праздника.

Гани уже несколько раз встречался с девушкой, которую ему сосватали родители. Она ему понравилась, готов жениться. Сам ни за что не согласился бы участвовать в барымте на аул бая Тлегена, но на него сильно надавили.

- Таким образом, остается выяснить последний вопрос – закончил Ахымжас, пристально разглядывая удивленного Гани – Это ты убил сторожа?

И тут же ответил сам.

- Нет, это не ты. А кто тогда? Ты знаешь того, кто это сделал?

Гани ошеломленно покачал головой.

- Ну и отлично. Я вижу, что это сделал не ты. Кто же тогда? Ваш старший? Как его зовут?

Гани продолжал молчать, глядя на Ахымжаса с раскрытым ртом.

- Ну хорошо. Мы сами это выясним. Аюхан, иди и узнай, кто за главного у молодежи, которая приехала из аула Тажибая.

Великан, грызший тыквенные семечки, поднялся с вязанки веток из саксаула, лежавшей около входа, сказал, что первым делом он совершит аср, предвечерный намаз, поскольку подошло его время, а затем выполнит поручение. Напоследок он прибавил:

- Теперь и другие увидели, что ты настоящий колдун.

Вышел, скрипнув дверью.

- В самом деле, как тебе это удалось – спросил Курдан бий. Он держал посох перед собой, на коленях.

- Это не так уж сложно. Камчу, причем такую красивую как у него, с собой носит только любитель лошадей. Камча порядком изношенная, сделана на совесть, значит, ею часто пользовались. Теперь посмотрите на его корпус. Он сидит на неровной скамье, у которой один край заметно выше другого. Тем не менее, будучи хорошим наездником, он постоянно сохраняет равновесие, держа корпус прямо, как будто находится в седле. Любой другой человек давно наклонился бы в сторону. Все эти признаки указывают на его любовь к лошадям и скачкам. При этом молодые парни не просто скачут на лошадях, они скачут очень быстро, соревнуясь друг с другом. Я предположил, что это наверняка в характере нашего пленника, и не ошибся.

Ахымжас помолчал, кивнул на лежавший на низком круглом столике чуть искривленный кинжал с рукоятью из коричневого дерева, укрепленной позолоченной сталью. Ножны и верх рукояти были украшены изображением бегущего галопом скакуна и искривленной молнии. Под рисунком была выгравирована надпись «Най». Оружие принадлежало Гани.

- По кинжалу я догадался о кличке любимого коня. Теперь о девушке. О ней стало понятно, когда я увидел на шее юноши серебряный кулон с сердечками. Кто еще, кроме возлюбленной, мог подарить такой сувенир своему жениху? Значит, вы уже встречались, причем не один раз.

Гани бросил взгляд на грудь, задергался, стараясь прикрыть кулон, предательски выглядывавший из-под ворот рубахи и халата.

- Легкомысленные и авантюрные юноши сильно подвержены чужому влиянию и склонны к риску, азарту. Недавно Гани проиграл, видимо, в скачки, и нуждается в деньгах. Отцу он ничего сообщить не может, поскольку знает, что за это будет суровое наказание. Поэтому и решился участвовать в барымте на аул своей невесты, чтобы добыть денег и оплатить долг. Только легкомысленный человек, склоняющийся перед чужой волей, способен пойти на такое.

Курдан бий удивленно поцокал языком.

- Ты действительно колдун, Ахымжас. Значит, ты тоже уверен, что он не убийца?

- Почти наверняка. Один из принципов мимической физиогномики гласит, что внешнее и внутреннее состояния человека неразрывно связаны между собой. Если человек лжет, баланс этих состояний нарушается. Это неизбежно отражается на его внешности. У Гани основным признаком лжи является учащение дыхания до восьми вдохов в пять секунд. А также частое моргание и опускание левого уголка рта. Когда я спросил его об убийстве конюха, он искренне удивился. Парень даже не знал о смерти конюха. Да и незачем им было убивать бедолагу. Кто же это сделал? Пока не могу ответить. Сомневаюсь, что его товарищи также знают правильный ответ. Дождемся их главаря, может быть, он прояснит ситуацию.

Кивнув бию, Ахымжас сообщил, что сейчас его ждет китайская чайная церемония. Утром на небольшой ярмарке в этом ауле он приобрел у кашгарских купцов редкостную диковинку - чайник цзышаху из исинской глины. Говорят, зеленый чай, заваренный в таком чайнике, приобретает необычайно изысканный аромат. Ему не терпится проверить правдивость этих слухов. Может быть, Курдан бий составит ему компанию?

Бий отказался, молча покачав головой. Ему нужно было опросить других пленников. Даже если они ничего не знают, в этом нужно убедиться.

- Хорошо. После чайной церемонии я буду медитировать на берегу реки до трех часов утра. Если понадоблюсь, ищите меня там.

Приветливо подмигнув Гани, Ахымжас вышел из барака.

 

Глава 7.

Хлопнув высокой деревянной створкой шестиканатной юрты, покрытой белой кошмой с желтыми узорами, Жанбике в слезах выбежала на улицу. Она была высокой стройной девушкой с черными волосами и большими, чуть раскосыми глазами. Сейчас ее маленький ротик с красиво очерченными пухлыми губками был огорченно сжат в тонкую полоску. Сидевшая возле дверей белая собачка с коричневыми пятнами на мордочке, хвостике и лапках, по кличке Кандек, с испуганным визгом метнулась в сторону. Чтобы односельчане не догадались о слезах, девушка низко нагнула голову и сдвинула белый ситцевый платок почти на глаза. Затем в сгущающемся полумраке быстро пошла к гостевым юртам. В честь праздника она была одета в белый шелковый камзол и бархатную юбку бардового цвета. Ее длинные, до пят, косы были собраны вокруг головы и спрятаны под высоким темно-рыжим тымаком из лисьих шкур, украшенным сверху пучком перьев филина.

Двадцать дней назад Жанбике тайно встретилась с Гани в третий раз. Встречу двух влюбленных поздним вечером, около полуночи, организовала молодая тетушка Жанбике по имени Табия. Она привела Гани в одинокую юрту пастуха, уехавшего на две недели высоко в горы пасти лошадей и остановленную им на краю аула. Затем потихоньку доставила туда Жанбике и отошла на сто шагов, спрятавшись под сенью карагача с широкой кроной, оставив парня и девушку наедине.

Сначала молодые люди целовались, лежа на старой кошме из войлока. Затем Гани, обезумевший от страсти, перешел к активным действиям. Жанбике старалась его остановить, но парень, преодолевая ее слабое сопротивление, снял с девушки шелковый камзол, ситцевую белую юбку и нижнюю нательную рубаху светло-серого цвета. Жанбике осталась обнаженной. Лунный свет, падавший сквозь раскрытый шанырак, освещал ее лицо, плечи и тонкий стан с маленькими грудями, украшенными маленькими розовыми сосками. Гани принялся целовать все ее тело.

Затем он разделся сам и приник к девушке. Жанбике просила его быть осторожным и повременить до свадьбы, но разгоряченный джигит не слушал свою невесту. Он раздвинул ей ноги и вошел в нее страстным мощным движением.

Девушка тихо вскрикнула. Гани проникал в нее все глубже, сильно двигая тазом. Наконец он исторг сладостный вздох и замер на месте.

В это время их позвала Табия. Ей показалось, что к юрте приближаются посторонние люди. Гани быстро встал, помог Жанбике одеться, потом накинул свою одежду. Они в панике выскочили из юрты, боясь быть застигнутыми врасплох, и даже не успели попрощаться. Тетушка увела свою племянницу обратно домой, не обратив внимания, что девушка ковыляет на еле гнущихся ногах.

О происшедшем Жанбике молчала, не рассказывая никому, даже своей матери. Впрочем, та уже успела что-то заподозрить и постоянно спрашивала дочку, все ли с ней в порядке.

Пройдя расстояние в пятьсот аршинов быстрым шагом, девушка очутилась неподалеку от гостевых юрт.

Здесь вовсю развлекали гостей, слышались звуки домбры, исполнявшей кюй «Акбала-кыз». Гости пили чай, угощались медовыми пряниками и яблочными пирогами и слушали акынов. Молодежь устроила гуляния на лугу, где сегодня проводили стрельбы, и каталась на алтыбаканах.

Жанбике и сама намеревалась развлечься с подружками на лугу. Но недавно ее настроение было безнадежно испорчено.

Узнав о поимке Гани и о том, что он подозревается в барымте, отец Жанбике, Жомарт, пришел в неистовство. Он всегда был вспыльчивым и необузданным человеком. Жомарт приходился Тлеген баю троюродным братишкой и во всем подчинялся главе аула. За свою жизнь он сумел сколотить достаток – свыше трехсот баранов, около ста лошадей, сто пятьдесят коров, восемьдесят верблюдов.

Тлеген баю не очень понравилась идея выдать Жанбике за Гани. Он присмотрел было ей другую, более выгодную партию. Но Жомарт успел дать слово, родители Гани прислали часть калыма. Пришлось согласиться.

Уведя коня у Тлеген бая, Гани сильно подвел своего будущего тестя перед могущественным братом. Одна только мысль о том, что придется извиняться перед Тлегеном за провинность глупого сосунка, привела Жомарта в состояние дикой ярости. Он приказал троим сыновьям, старшим братьям Жанбике, немедленно разыскать Гани и избить его до потери пульса.

Жанбике принялась умолять отца не трогать Гани. Жомарт никого не хотел слушать, и девушке пришлось рассказать, что они уже тайно встречались с Гани несколько раз. Возможно, что она носит под сердцем его ребенка. Если она надеялась успокоить отца такой новостью, то глубоко просчиталась.

Это известие привело Жомарта в еще большее бешенство. Он ударил дочь по голове и собрался отхлестать длинной девятихвостной камчой с железными крючками на конце плетей. Но тут в защиту дочери вступилась ее мать, Газизжамал. Эта невысокая женщина с седыми волосами и тихим голосом, с гладким лицом и сморщенным лбом, была единственным человеком, способным успокоить Жомарта.

Она вышла вперед, прикрыв собой рыдающую Жанбике, приказала Жомарту прекратить истерику и вести себя более сдержанно. Гани арестован, он находится под стражей. Его виновность еще не доказана. Встречаться с Жанбике он имел полное право, поскольку официально является ее женихом. Если сейчас Жомарт поступит необдуманно, расплачиваться за ошибки придется в течение долгого времени.

- Я все равно прикончу этого ублюдка, пусть он только выйдет из-под стражи – свирепо пообещал Жомарт – А ты, Жанбике, не пойдешь за него замуж, я расторгну наше соглашение с Мейрамом! Молитесь все, чтобы ты действительно не была беременной!

Услышав это, Жанбике в слезах выскочила из юрты. Отец громко кричал ей вслед, тряся камчой, и требуя немедленно вернуться назад. Мать успокаивала его, объясняя, что девочке необходимо побыть наедине. Старший брат, Чингиз, попытался схватить Жанбике за руку и остановить, но мать окликнула его, и потребовала оставить сестру в покое.

Теперь Жанбике шла к гостевым юртам, желая увидеть Гани. Она знала, что его посадили в какое-то подсобное строение рядом с этими местами.

Пройдя мимо жилищ для гостей, освещенных многочисленными медными подсвечниками и светом костров, разведенных на улицах аула, девушка подошла к бараку, где содержался ее жених. Крепкая деревянная дверь заперта на чугунный, немного проржавевший засов, сверху висел огромный, в голову ребенка, замок. Около двери стоял джигит из личной охраны бая Тлегена, вооруженный длинным березовым соилом. Жанбике его немного знала, он несколько раз пытался с ней заигрывать.

Подойдя поближе, девушка попросила пустить ее в барак, чтобы переговорить с пленником. Она помогает Курдан бию, и ей нужно уточнить у одного из сидящих под стражей джигитов, когда они прибыли в аул Тлеген бая.

Флиртуя с девушкой, охранник спросил, что она подарит ему за пропуск к арестантам. Может быть, один поцелуй?

- Курдан бий ждет эту информацию для доклада Тлеген баю – холодно ответила Жанбике – Он очень торопится, а бай не любит долго ждать. Пропусти поскорее.

Поняв свою ошибку, охранник повиновался. Звеня связкой ключей, пристегнутых на медной проволоке к поясу, он отпер замок и снял засов. Попросив пошевеливаться, стражник со скрипом открыл дверь барака. Затем зажег небольшую лучину, прикрепленную к стене, осветив лежащих на полу пленников, и вышел, неплотно прикрыв за собой дверь.

Жанбике подошла к Гани, лежавшему слева, и опустилась рядом с ним на колени. Удивленный похититель коней сел на полу, держа связанные руки за спиной, стал моргать спросонья глазами и спрашивать, откуда здесь появилась его невеста. В его всклокоченных волосах застряли клочья соломы, а рубашка пропиталась кислым запахом пота. Лоб покрыт корочкой из запекшейся крови.

Его товарищи с любопытством разглядывали девушку. Один держал перед собой опухшую сломанную руку и немного постанывал сквозь зубы от боли. Он лишь один раз взглянул на посетительницу, затем отвернулся к стене.

Жанбике с любовью погладила жениха по голове, вытащила соломинки из волос, поцеловала в потрескавшиеся губы. Затем вытащила из нагрудного кармана камзола короткий стальной ножик для резки хлеба и овощей с отполированной деревянной рукоятью и перерезала веревки, связывавшие руки Гани. Вложила ножик в правую руку своего возлюбленного.

- Мой отец хочет убить тебя. Бегите прямо сейчас. Не попадайтесь ему на глаза.

Изумленный юноша вытаращил на нее глаза. Его товарищ со связанными за спиной руками обрадовался свалившейся с неба удаче, поблагодарил девушку и попросил Гани поторопиться. Джигит встрепенулся, стал на ноги и подошел к своему товарищу, чтобы перерезать веревки.

Сзади скрипнула дверь, в барак заглянул охранник. Увидев происходящее, он сделал три шага к Гани, который стоял к входу спиной, и с громким шлепком ударил его соилом по затылку. Жанбике закричала от ужаса. Гани упал в сторону лицом вниз, загрохотав об дощатые стены. Ножик с глухим стуком упал на пол.

Товарищ Гани, которому он успел освободить руки, не поднимаясь с пола, перекатился животом вниз и бросился охраннику в ноги. Тот успел взмахнуть соилом и вместе с арестантом повалился на пол. Они оба забарахтались на полу, сжимая друг друга в захватах и нечаянно забрасывая соломой, которой был застлан весь пол. Наконец стражник очутился сверху и стал душить противника, предварительно ударив его три раза лбом по носу.

Жанбике с ужасом наблюдала за схваткой. Лучина яростно колебалась, ее огонек норовил погаснуть от энергических действий борющихся людей. Гани в глубине барака встал на четвереньки, тряся головой и стараясь прийти в себя.

В это мгновение третий арестант со сломанной рукой перестал безучастно лежать на полу. Он встал на ноги и подобрал левой, здоровой рукой ножик с пола. Подойдя к борцам, воткнул его охраннику в спину, угодив лезвием между шестым и седьмым ребром слева. Стражник изогнулся от боли и повалился набок, спиной к Жанбике, хрипя и стараясь дотянуться до лезвия, торчавшего сзади. По его толстому темно-желтому халату вокруг раны быстро расползлось темное пятно крови.

Шатаясь, джигит со сломанной рукой помог подняться своему товарищу. Затем они подняли на ноги Гани. Пробормотав: «Прости сестренка, что так получилось!», двое подельников вышли из барака. Гани обнял Жанбике, поцеловал ее дрожащими губами и вышел следом за ними.

Жанбике осталась сидеть на полу, шокированная происшедшим. Охранник дергался от боли в спине, бессмысленно царапая ногтями деревянный пол барака.

Однако далеко уйти беглецам не дали.

Ораз, юноша из аула султана Каратоса, кочевавшего неподалеку, безумно влюбленный в Жанбике, весь сегодняшний день следил за ее передвижениями. Он был высокий, ширококостный, с тонкой талией и покатыми плечами. Одет в темно-серый чапан с пятью кармашками, коричневые штаны и черные сапоги. Узнав о том, что Жанбике скоро выйдет замуж за Гани, Ораз планировал после тоя бая Тлегена похитить ее, сделав своей женой.

Заметив, что предмет его воздыханий прошла в барак с заключенными, Ораз в ярости пнул землю. Будь проклят этот несчастный Гани! Он недостоин быть с такой девушкой!

Охранник вошел в барак, затем оттуда послышался сдавленный женский крик и звуки борьбы. Ораз огляделся по сторонам. Барак стоял в отдалении от других юрт, почти незаметный в густой вечерней темноте, поэтому никто ничего не заподозрил.

Вынув из ножен большой охотничий нож с остро отточенным лезвием и рукояткой из слоновой кости, с которым Ораз почти никогда не расставался, юноша двинулся было к бараку.

Однако в эту секунду из него выскользнули двое арестантов, один из которых придерживал правую руку на весу. Затем, чуть погодя вышел ненавистный Гани. Все трое бесшумными змеями нырнули куда-то за барак.

Ораз ворвался в барак, заставив беспокойно заметаться тусклый свет лучины, приколотой к стене. Кинул по сторонам быстрый взгляд. Жанбике безучастно сидела на полу у стены, вроде бы, целая и невредимая. Охранник затих, в спине торчит рукоятка ножа.

Юноша подскочил к девушке, взял за руки.

- С тобой все в порядке, ты не ранена?

Жанбике посмотрела на него своими бездонными черными глазами, наполненными по краям тонкой дрожащей полоской слез, покачала головой.

- Я сейчас, приведу людей…

Ораз выскочил на улицу, закричал громовым голосом «Аттан! Арестованные сбежали!». Аул зашевелился, вокруг раздались тревожные крики, собаки отчаянно залаяли. В той стороне, где исчезли беглецы, послышался женский визг, ругательства, шум борьбы. Ораз побежал в этом направлении. Впереди раздался страшный треск и грохот, как будто рухнула юрта. Жалобно блеяли бараны, прерывисто заржала лошадь. Чья-то собака гулко лаяла, потом вцепилась в кого-то, издавая из сомкнутой пасти низкое грозное рычание.

Ораз выбежал из-за юрт на освещенное факелами пространство. Группа мужчин вела троих избитых, в разорванной одежде беглецов. Посередине шел Гани, с заплывшим левым глазом.

 

Глава 8.

В четыре утра следующего дня, когда ночь потихоньку стала уступать место наступающему утреннему свету, Шамат, сын Омаргали, выехал из аула бая Тлегена с четырьмя другими конокрадами. Им нужно было покормить Тайбурыла и проверить его самочувствие.

Шамат с детства отличался беспокойным характером и криминальным образом мышления. Его отец говорил, что его первенец готов обжулить кого угодно, заберет добычу даже у муравья, спешащего в муравейник.

Первый раз он участвовал в барымте в девятилетнем возрасте. Мальчуган стал членом шайки конокрада Жомана, впоследствии повешенного за многочисленные хищения царского имущества казачьим сотником из Лепсинска. Жоман использовал детей, чтобы без помех выведать количество и расположение табунов в аулах, которые намеревался ограбить. Шамат ухитрялся раздобыть точные сведения не только о лошадях, но и количестве табунщиков, и их готовности к набегу. Его круглая бритая головенка мелькала бесчисленное количество раз в самых разных аулах, выуживая бесценные сведения. Однажды он умудрился подкрасться к четырем коням джигитов, охранявших стада, и перерезать им сухожилия на передних ногах, чтобы затруднить погоню.

С лошадьми мальчик научился управляться с пятилетнего возраста. В девять лет он мог укротить почти любого коня. Для барымты такой наездник подходил идеально: пока старшие и рослые конокрады выбивали из седел табунщиков, несколько легких мальчишек с гиканием и улюлюканием угоняли косяки лошадей. Догнать их было невозможно.

Поэтому, начиная с девяти лет, Шамат стал постоянным участником набегов банды Жомана на чужие аулы. Ему не повезло всего один раз, когда в погоню за ним рванул сверхлегкий парень двенадцатилетнего возраста. Они очутились один на один, все остальные – и конокрады, и охранники – давно отстали. Преследователь мчался на свежем отличном трехлетнем вороном жеребце. Нагнав Шамата, он ударил его длинным березовым соилом по затылку, затем накинул петлю на голову коня Шамата.

Барымтачу исполнилось к тому времени десять лет. Он ежемесячно участвовал в набегах на чужие аулы, и набрался солидного опыта. Несмотря на оглушающую боль в задней части головы, возникшую после удара, он изогнулся в седле и перерезал аркан соила ножом с серебряной рукоятью. Затем повернулся направо, лицом к преследователю. Тот с оскаленным ртом и диким криком снова замахивался соилом. Шамат метнул нож. Оружие вонзилось в грудь противника, в районе сердца. На белой, слегка запачканной рубахе вокруг раны мгновенно разлилось темное пятно крови. Малолетний охранник выронил соил и поводья, завалился назад и упал с коня лицом вниз, прямо в заросли цветущего тамариска. Шамат остановился, спешился, подошел к убитому, перевернул его и вытащил из раны нож, потому что очень дорожил им. Затем поскакал дальше, гоня перед собой похищенный табун.

К девятнадцати годам Шамат превратился в джигита среднего роста с узкими веселыми глазами, кривыми ногами и плотным животом. Он не мыслил жизни без коней, вкусной еды и женского общества. Родственники опозоренных девушек, родивших от него детей, по крайней мере, трех аулов искали его по всему Семиречью, горя желанием подвесить за яйца. К тому времени молодой конокрад сколотил собственную шайку, промышлявшую постоянными набегами. Помня о печальной судьбе Жомана, он избегал грабежей царских служащих, специализируясь на похищении коней из других казахских родов. Действовал он очень осторожно, всегда тщательно заметал следы. Во время набега грабители одевали на лицо плотные коричневые платки, а на голову шапки из верблюжьей шерсти с длинными полями. Клейменные лошади забивались на мясо и продавались на базаре в Лепсы, а остальные переправлялись в Россию и Китай.

Неделю назад бай Рыспек, глава аула, который время от времени прибегал к услугам Шамата, позвал его к себе для важного разговора.

Смуглый, с редкой седеющей бородкой, молчаливый, Рыспек бай был одним из влиятельнейших людей в роде джалаир. Он сообщил почтительно внимавшему Шамату, что в ближайшее время, во время празднования юбилея, следует увести у Тлеген бая особенного коня. Это следовало сделать в наказание за отказ бая от исполнения данного год назад обещания о передаче части земель Чинжилинской волости во владение рода джалаир. По территории этой волости через Джунгарские ворота проходила одна из важнейших дорог в Китай. Человек, владевший этими землями, приобретал огромную власть над торговыми караванами, шедшими из Поднебесной империи в Европу. Четыре года назад Тлеген бай, используя свое влияние в пограничной комиссии, совместно с баем Рыспеком и другими родовыми вождями приобрел огромный кусок этих лакомых территорий. Затем в нарушении неофициальных договоренностей оформил недвижимость только на подвластного старшину небольшого аула, Маргулана, сына Ходжы. И забыл поделиться землей с недавними партнерами. Некоторое время они пытались вынудить Тлеген бая выполнить данное слово, однако все оказалось бесполезно. Тлеген бай возомнил себя неуязвимым и вознесенным на недосягаемую высоту. Он считает, что солнце в этом мире светит только для него.

- Похищение коня станет первым предупреждением для этого выскочки – объяснил бай Рыспек. Если Тлеген не внемлет этому сигналу, все сложится для него еще хуже.

Шамат должен украсть коня до начала скачек. Действовать следует без лишнего шума. Для выполнения поручения Шамат привлек всех своих людей, а также Гани, давнего товарища, который проиграл ему в кости двести тридцать рублей и теперь был готов на все ради прощения долга.

Осторожно пробираясь в сопровождении верных помощников в горное укрытие, где конокрады спрятали Тайбурыла, Шамат старался угомонить бушевавших в душе демонов ярости.

Похищение состоялось блестяще. Ночью, почти под утро, они напали на сонного конюха Елпека, присматривавшего за ценным жеребцом, связали его, вывели коня из загона и никем не замеченные, перевели в горы. Конюха они не убивали. Шамат собственными глазами видел, когда они отъехали от загона, что незадачливый охранник лежа извивается на земле, мыча в кляп и стараясь освободиться от стягивавших руки и ноги веревок. Затем они заехали за поворот, и конюх пропал из виду в предрассветной мгле. Кто его убил, Шамат понятия не имел. Может быть, сам Тлеген бай, в ярости за упущенного коня, собственноручно забил до смерти провинившегося пастуха, а потом выставил так, что это дело рук похитителей? Как бы то ни было, украсть коня без лишнего шума не удалось, поручение бая Рыспека не выполнено в полной мере. Шамат со злости сильно сжал кулак правой руки и до крови поцарапал свою ладонь.

Вторым раздражавшим фактором была злосчастная камча Гани. Каким надо быть идиотом, чтобы выронить такую приметную вещь? Если бы Гани очутился сейчас здесь, рядом, на неприметной горной тропе, среди таинственно молчащих мохнатых елей, Шамат привязал бы его к хвосту своего коня и волок бы по камням до смерти. Затем сбросил бы труп в пропасть, на корм стервятникам. Из-за камчи Тлеген бай вышел на конокрадов раньше времени, и теперь над ним нависла реальная угроза ареста. Если он попадется, не успев передать Тайбурыла по назначению, бай Рыспек может отказаться от помощи Шамату.

Обдумывая различные варианты будущих действий, вожак барымтачей подъехал к тайнику, где они до поры до времени прятали Тайбурыла. В связи с всевозрастающей опасностью разоблачения, Шамат решил сегодня же отогнать жеребца подальше. Его следует покрасить в другой цвет и потихоньку сплавить в укрытие около Лепсы, пока люди Тлеген бая заняты проведением тоя. Это следует сделать немедленно, прямо сейчас.

Убежище для коня было устроено в небольшой пещере, надежно укрытой в расселине между скалами. Шамат и его люди подскакали к убежищу, громко называя по имени своего товарища, оставленного присматривать за скакуном.

Сторож, молодой семнадцатилетний парень по имени Даир, не отвечал. Взбешенный его молчанием, Шамат соскочил со своего коня и бросился к пещере, намереваясь выбить все зубы этому сонному куску ослиного навоза. В горах постепенно светлело, но здесь, около пещеры, было еще темно. Перед входом он споткнулся о труп сторожа. В прошлом году, во время драки с табунщиками, Даир помог Шамату, на которого насели трое крепких противников. Он по очереди выбил их из седла, оглушив ударами окованной железом дубинки, обмотанной тряпьем. А теперь парнишка лежал на спине, с пятью колотыми ранами в груди и животе, смотрел в вершины гор неподвижным взглядом. Шамат подавил судорожный вздох, затем вспомнил о Тайбурыле и бросился в пещеру.

Аргамака не было. Воров обокрали другие воры.

В голове пульсировала злость, смешанная с растерянностью. Главаря шайки конокрадов как будто оглушили ударом дубинки. Он постарался сосредоточиться, размышляя над тем, кто мог так искусно перехитрить его.

В этот момент из-за толстых серых стволов елей вышли два человека. Один высокий, с бугрящимися мышцами широкими плечами, с всклокоченной шапкой волос. Второй, одетый в чапан с капюшоном из головы волка, немного выше среднего роста, с любознательными пронзительными глазами.

- Мы представители бия Курдана – сообщил второй – Предлагаем вам добровольно вернуть Тайбурыла.

Это были, конечно же, Ахымжас и Аюхан, следившие за шайкой барымтачей из самого аула. Ахымжас накануне вполне справедливо рассудил, что от товарищей Гани они не добьются добровольного признания. Поэтому, около двух часов просидев в медитационном трансе на берегу речки, степной сыщик решил проследить за предполагаемыми преступниками. Когда Шамат и его спутники медленно выехали из аула, Ахымжас не сомневался, что едет по пятам настоящих похитителей. Им удалось незаметно пробраться к секретному логову конокрадов. Не желая, чтобы барымтачи скрылись из виду, друзья решили взять их с поличным.

Шамат, заметив посторонних и едва разобрав их слова, обернулся к своим людям и коротко приказал растоптать незнакомцев.

- Ломайте их – сказал он, и первым бросился на пришельцев.

Аюхан со всего размаху пнул Шамата в грудь здоровенной широкой ступней, одетой в черный кожаный сапог, по твердости не уступающий камню. Предводитель шайки, нелепо взмахнув руками, с коротким криком отлетел назад, натолкнувшись на своего соратника и сбив его с ног.

Трое оставшихся одновременно напали на Аюхана. В руках у крайнего слева оказался короткий топорик с широким, тусклым от времени лезвием. Двое других были вооружены дубинкой и ножом. Пока Аюхан пытался от них отбиться, крайний слева подскочил к нему сбоку, и воткнул топорик в левое плечо с глухим стуком. Аюхан взревел от боли, развернулся и ударом кулака сбил нападавшего с ног. Топорик так и остался торчать у него в плече.

Гигант, рыча от ярости, вытащил его правой рукой, подбросил в воздухе, брызгая во все стороны каплями своей крови, ухватился поудобнее, и метнул в ближайшего противника, выставившего перед собой длинный нож. Топор три раза перекувыркнулся на лету, свистя в воздухе, и глубоко вонзился парню прямо в лоб, чуть выше левого глаза. Не издав ни звука, конокрад упал на землю, рядом со своей лошадью, которая громко заржала и отпрянула в сторону. Топорик остался торчать в его черепе, нож выпал из руки.

Зажав рану рукой, Аюхан обернулся к оставшемуся на ногах разбойнику, помахивавшему в воздухе короткой толстой дубинкой, утолщавшейся на конце. Бросив быстрый взгляд на судорожно трясшегося в смертельных конвульсиях товарища, конокрад испуганно приказал Аюхану оставаться на месте.

- Не то вышибу тебе мозги, клянусь! Я вышибу твои тупые мозги! – кричал он.

Великан молча бросился на него и сшиб с ног. Они оба грохнулись на землю, усеянную обломками скал. Аюхан оказался сверху и, придавив своей массой соперника, обхватил правой рукой его голову и стал остервенело бить ее об землю.

Остальные конокрады потихоньку поднимались на ноги. Шамат вытащил из-за пояса восьмиствольный пепербокс Крамера с рукояткой из черного эбенового дерева, направил его на Аюхана, разбивавшего затылок своего врага и выстрелил. Пули просвистели мимо правого уха батыра.

Затем просвистел хлыст Ахымжаса и выбитый пистолет вылетел из рук Шамата. Вожак шайки и двое его людей закричали от боли и гнева. Они обернулись к парню, облаченному в странный волчий костюм, и натягивающему кольцами на правую руку ленту кнута. И, намереваясь разорвать наглеца на куски, одновременно бросились на него.

Ахымжас огляделся, быстрым движением снял с кончика своего хлыста защитный слой из змеиной кожи, обнажив блестящую серебристую полоску остро наточенного металла, привязанного к ленте. Выпрямил руку, вскидывая кнут и выбрасывая его по направлению к подбегающим противникам. Ремень с металлом на конце быстро сверкнул в воздухе, затем чиркнул Шамата по горлу, перерезав его. Кровь струей хлынула во все стороны, запачкав бегущих товарищей. Шамат остановился, булькая поврежденным горлом, сделал два небольших шага, затем упал лицом вниз.

Следующим взмахом хлыст подрубил другого барымтача, с коротким свистом впившись ему под правое колено. Парень упал, громко крича от боли, ухватившись за поврежденную ногу.

Уцелевший член шайки Шамата ошеломленно остановился в двух шагах от Ахымжаса, крутившего над головой кнутом с окровавленным лезвием на конце. Аюхан закончил стучать головой своего противника об землю, и теперь с глухим ворчанием поднимался на ноги. Остальные конокрады лежали вокруг, истекая кровью.

- Где Тайбурыл? – спросил Ахымжас, продолжая со свистом описывать кнутом круги над своей головой.

Барымтач помотал головой.

- Не знаю, его у нас украли.

- Кто убил конюха? Ваш главарь?

- Мы его пальцем не тронули. Только связали. Когда мы уезжали, он был жив.

Удивленный полученными новостями, Ахымжас прекратил вертеть хлыстом. Что произошло с буцефалом бая Тлегена? Что это за таинственная сила, уничтожившая конюха, свалившая вину на Гани и похитившая Тайбурыла еще раз?

Конокрад развернулся и побежал прочь. Неужели надеялся уйти? Ахымжас не мог допустить бегства свидетеля. Хлыст прошуршал в воздухе и обвился вокруг ног бегущего человека. При броске соратник Курдан бия постарался не задеть конокрада лезвием на конце ленты. Это ему удалось, но конец барымтача все равно оказался неминуем. Со спутанными кнутом ногами он упал вперед, прямо на валун, стоявший рядом с входом в пещеру. Раздался хруст, конокрад с проломленным черепом повалился набок. Острый угол камня, на который он упал, был окрашен кровью.

 

Глава 9.

В то самое время, когда в полутора верстах от аула бая Тлегена сорок четыре коня резво рванули с места в галоп, знаменуя начало байги, человек небольшого роста и с редкими волосами на голове тихо проник в юрту виновника торжества. Его звали Омран и он собирался вытащить золотые драгоценности стоимостью тридцать восемь тысяч рублей из инкрустированной малахитом и сердоликом шкатулки Тлеген бая.

Ему было тридцать пять лет, из которых двадцать он провел в краже чужого имущества. Омран был вором высочайшей квалификации, искусно вскрывающим самые сложные замки. Он крал золото и драгоценные камни в домах купцов, ростовщиков, советников двора и визирей по всей Средней Азии. За свою долгую деятельность он успел обчистить дома богачей в Стамбуле, Анкаре, Тегеране, Хиве, Коканде, Герате и Самарканде. Полгода назад в Бухаре при попытке ограбления дома эмирского сановника, амалдара Умара, Омран попался в руки патруля лашкаров, заметивших тайное проникновение в дом чиновника. Воины ворвались в дом и схватили вора на месте. Их было трое, немногословные молодые солдаты с тонкими, едва начавшими пробиваться усиками из десятитысячного столичного гарнизона.

За воровство полагалось отрезание кисти левой руки. Стражники собирались исполнить наказание немедленно, прямо на месте преступления. Омран стал кричать и умолять солдат отпустить его. Не обращая внимания на его просьбы, командир патруля толкнул одного из замешкавшихся подчиненных и звенящим от злости голосом приказал без промедления отрубить руку пойманному воришке.

Однако выполнить приказ не удалось. Стражников закололи небольшими острыми, как бритва кинжалами двое молодых людей, потихоньку проникших с улицы в дом амалдара. После расправы они быстро увели Омрана с собой. Его спасителями оказались рядовые члены тайной религиозной организации гаптыгайа, имевшей отделения во всех крупных городах Ближнего Востока и Средней Азии. Адепты этого конспиративного ордена проповедовали понимание сущности Всевышнего путем прохождения серии мистических ритуалов и испытаний. Помимо чисто философских рассуждений, иногда расходящихся с официальной точкой зрения верховного муфтия всех мусульман, подпольная организация преследовала и политические цели. Глава ордена провозгласил необходимость создания единого мусульманского халифата, объединяющего территории Османской империи, персидского шахства и эмиратов Центральной Азии. За эти планы турецкий султан и хан Коканда объявили тайное общество вне закона, а ее последователей подвергли жестокому наказанию, выкалывая им глаза и сдирая заживо кожу. Тем не менее, гонения только прибавили популярности гаптыгайа и ее люди повсюду вербовали новых сторонников, обращая особое внимание на обиженных властями людей.

Благодарный Омран оказался ценной находкой для секретной группировки. Его умение скрытно проникать в запертые помещения позволяло добывать необычайно важную информацию. Очень скоро бывший вор стал выполнять самые разнообразные поручения, поступавшие от высших членов общества, и включавшие похищение секретных документов, а также подбрасывание компрометирующих улик, способствовавших падению враждебных организации людей.

В перерывах между заданиями Омран продолжал заниматься былым ремеслом, пополняя свои карманы. В последнее время его часто направляли в казахские степи, поручая собирать информацию об экспансионистских планах Российской империи в южном направлении. Таким образом, грабитель оказался в Семиречье.

Неделю назад один из его знакомых указал вору на Вади, помощника Тлеген бая. По сообщениям осведомителя, седобородый управитель заказал у ювелира в Верном партию ценных украшений из золота и бриллиантов. Омран заинтересовался информацией. Он проследил за Вади, убедившись, что байский подручный действительно приобрел украшения и отвез их своему господину. Установив скрытое наблюдение за юртой Тлеген бая, вор понял, что здесь можно собрать отличный урожай. Подкупив за десять золотых рублей дочь одного из туленгитов бая, приобретенного на невольничьем рынке семнадцать лет назад, которая каждые два дня вытряхивала кошмы и проветривала сундуки в главной юрте, Омран выведал обстановку и расположение мебели в жилище Тлеген бая.

Он психологически верно рассчитал время налета. Следует действовать как раз, когда начнется одно из самых главных событий тоя, байга с призом в сто двадцать верблюдов занявшему первое место джигиту. В это время весь аул соберется наблюдать за скачками. Проникнуть в юрту бая будет проще простого.

Это действительно оказалось несложным делом. Створки тяжелой деревянной двери, украшенной изображениями сцепившихся рогами архаров, были заперты с помощью массивного железного навесного замка светло-серого цвета с дужкой в виде подковы. Омран не стал с ним возиться. Он подрезал низ юрты, откинул два слоя белого войлока, затем разрезал сыромятные ремешки, связывавшие между собой кереге из березы. Небольшим ломиком расширил щель между решетками и ловко прополз в образовавшееся узкое отверстие, царапаясь лицом о тонкий шелковый ковер, закрывавший внутреннюю стену юрты.

Очутившись внутри, вор обернулся, просунул руку между решетками кереге и поправил наружный войлок, чтобы разрез не бросался в глаза.

Теперь можно заняться делом.

Омран оглядел юрту, поворачивая голову, справа налево. Одним словом, роскошь и великолепие. Только ковры стоили целое состояние, каждый по десять тысяч рублей минимум. Пощупав ближайший ковер исфаханской выделки с изображением семи всадников, охотящихся на лису с тремя соколами, вор наметанным глазом определил, что пряжа ковра состоит из двадцати трех цветовых оттенков. Восемь лет назад он трудился в мастерской в Тебризе у пожилого перса Мехрдэда, любившего читать на ночь стихи Рудаки и посещавшего театр базигер два раза в месяц. Ковроткачество Омран изучал специально, поскольку он планировал украсть один из старинных ковров у визиря Насреддин шаха для продажи немецкому промышленнику, владельцу пяти сталелитейных фабрик. Ковер удалось похитить через девять месяцев после начала обучения.

Однако в этот раз о коврах придется забыть. Их невозможно тайком вынести из аула, без помощи соучастников. Поскольку сегодня товарищей не было, нужно удовольствоваться самым ходовым товаром, камушками и золотом.

Беглый осмотр широкого письменного коричневого стола ничего не дал. Шкатулка с драгоценностями, про которую ему рассказывала Гайда, подкупленная служанка, была спрятана, видимо, в один из семи сундуков, стоявших около кровати и длинного стола для обеда и совещаний.

Омран начал методично взламывать несложные висячие замки на массивных деревянных сундуках, разрисованных синими, красными и зелеными орнаментами, обитых железными и стальными пластинками. Вскрыл один сундук, осмотрел его содержимое. Затем другой. Ничего действительно стоящего, только халаты, плащи, сапоги и шапки.

Так грабитель добрался до последнего сундука, стоявшего дальше всех от письменного стола, и самого огромного во всей коллекции.

Замок здесь был самый простой из всех, деревянный, разукрашенный желтой краской, с простейшей задвижкой, легко вскрывается. Омран быстро взломал его, разделил на две части, снял с сундука. Поднял с некоторым усилием крышку ящика, поцарапав об острый железный уголок средний палец левой руки, надеясь увидеть шкатулку.

Но вместо украшений в сундуке, подогнув колени, и положив на грудь тяжелый меч с широким лезвием, лежал человек. Живой и необычайно гигантского телосложения. Он мрачно смотрел на Омрана. Левую половинку лба и часть щеки пересекал длинный извилистый шрам от сабельного удара.

Ошеломленный вор отпрянул назад, задержав от неожиданности дыхание и неотрывно глядя на лежащего в сундуке человека.

Здоровяк ухватился левой рукой за край сундука, вытащил поочередно ноги, потом вылез полностью. Когда он выпрямился в полный рост, то оказался на четыре головы выше Омрана. Казалось, макушкой гигант задевает шанырак юрты. От его свирепого взгляда подкашивались ноги. Меч он крепко держал в правой руке, направив его острием вниз.

Вор понял, что для него настали очень трудные времена. Оружия на дело он с собой никогда не брал, всегда надеялся на быстроту ног. Однако сейчас выскользнуть из юрты не удастся. Пока он будет протискиваться через кереге, незнакомый богатырь двадцать раз схватит его за ногу.

- Я ничего не брал. Я просто проходил мимо – Омран тряс головой и убедительно прижимал руки к груди. Одновременно начал отходить к своему проходу, потихоньку, шаг за шагом.

Одним длинным прыжком Баскесер, а это был именно он, настиг сжавшегося от страха вора, высоко размахнулся мечом, а затем одним мощным ударом разрубил Омрана на две части, от левого плеча и до правого бедра. Кровь сильной и яркой струей залила исфаханский ковер с изображением сцены соколиной охоты. Обе половинки тела разлетелись в две стороны, забрызгав внутренностями кошмы, устилавшие пол юрты. Та половинка, где осталась шевелившая губами голова казненного вора, конвульсивно содрогалась, сжимая и разгибая правую руку.

Баскесер стоял неподвижно, только многочисленные и густые капли крови, брызнувшие на него, стекали по лицу и волосам.

В двери юрты заскрежетал замок, затем его сняли с грохотом. Дверь распахнулась, в юрту вошли, обсуждая первый этап байги, Тлеген бай, Вади, сын бая Тауасар с женой и двумя малолетними детьми.

Когда они заметили мертвого Омрана, жена Тауасара громко закричала, прикрыв глаза рукавом халата. Дети испуганно прижались к отцу, разглядывая Баскесера и убитого вора. Тлеген бай сердито приказал своему сыну увести семью.

- Неужели нельзя было обойтись без крови? Посмотри, ты испачкал шелковый ширванский палас из Баку, подарок правителя губернской канцелярии. Это тот самый человек, о котором рассказывала Гайда?

Баскесер кивнул, вытирая меч куском белой овечьей шерсти.

Тлеген бай удовлетворенно прошелся по юрте, стараясь не наступить на расползающиеся лужи крови.

- Это будет отличный урок для других воров! Вади, позови людей, чтобы здесь убрались.

Выходя из байской юрты, советник бая столкнулся с Курдан бием. Бий коротко поздоровался и вошел к баю. При виде трупа бий сжал губы плотнее.

- Я как раз зашел к тебе, Тлеген, чтобы предупредить об этом человеке. Он был известен в узких кругах, как виртуозный и успешный грабитель. Мой знакомый Ахымжас, весьма талантливый в сыскных делах, о котором я уже рассказывал, сегодня заметил этого вора в ауле. Он уже сталкивался со следами его деятельности в других городах. Кроме того, наш друг, русский следователь в Верном, Туманов Дмитрий Матвеевич, тоже предупреждал об этом преступнике. Мы подозревали, что он мог быть причастен к исчезновению Тайбурыла и хотели расспросить. Но, как я вижу, я пришел слишком поздно.

- Этот воришка хотел обчистить мою шкатулку с драгоценностями. Он следил за Вади из самого Верного. Его интересовало только это. Не думаю, что он знал что-либо о пропавшем жеребце.

Курдан бий вздохнул.

- Теперь мы не узнаем этого наверняка. Следствие уперлось лбом в тупик, Тайбурыл испарился, как кумыс, вылитый в песок. Вся моя надежда на Ахымжаса. Если и он не разгадает эту тайну, то не справится никто.

Тлеген бай удивленно поднял брови «домиком».

- Я никогда раньше не слышал о твоем Абете. Неужели он действительно настолько хорош?

- Я не особо верю в шаманов и предсказателей. Но при встрече с ним всякий раз убеждаюсь, что он действительно читает мысли людей, знает прошлое и будущее человека. При этом он утверждает, что делает это с помощью научных методов.

- А чем он занят сейчас, этот твой гений-медиум?

Бий помолчал.

- В эту самую минуту он показывает детям фокусы.

 

Глава 10.

Ахымжас насыпал три столовые ложки индийского чая из провинции Ассам в небольшой фарфоровый чайник, потом залил дымящимся кипятком. Теперь требовалось подождать полминуты.

Индийская чайная церемония, как и любая другая, не допускала излишней торопливости и суеты.

Ахымжас огляделся, вдыхая стремительно холодеющий вечерний воздух полной грудью.

Прошел второй день грандиозного тоя, устроенного баем Тлегеном. Для чаепития искатель приключений устроился на холме неподалеку от аула и сейчас наслаждался упоительным зрелищем раскинувшегося в лучах заката обиталища Тлеген бая.

Многочисленные стада коров, табуны лошадей, отары овец возвращались с пастбищ в загоны, поднимая тучи желтой пыли и отбрасывая по земле длинные тени. Еще больше скота оставалось ночевать прямо на местах кормежки, за ними следили многочисленные жатаки Тлеген бая. Над аулом поднимались в небо высокие тонкие струйки дыма от самоваров и костров, зажженных для приготовления ужина. До Ахымжаса доносился еле уловимый запах горящих дров из саксаула и кизяка.

Неподалеку Аюхан, сидя на потрепанном коврике на коленях лицом к западу, читал вечерний намаз. Его левое плечо было забинтовано, рука покоилась на перевязи белого цвета. Батыр был неистово религиозен, неукоснительно выполнял все обязанности мусульманина. К тщательному выполнению всех обрядов ислама его приучила бабушка, воспитывавшая его с рождения и до двенадцати лет. Она же когда-то повесила ему на шею коричневый тумар треугольной формы из телячьей кожи, с амулетом внутри, оберегавшим от несчастий и козней злых духов. В память о бабушке Аюхан никогда не снимал тумар, даже во время купания.

Чай заварился, из чайника потянуло терпким пряным запахом с еле уловимыми оттенками меда. По правилам церемонии, для распития использовался самый крепкий чай. Сегодня Ахымжас заварил чай, собранный, как уверял торговец, в июле позапрошлого года, на северо-востоке Индии, в долине реки Брахмапутра.

Ловец кладов осторожно взял чайник за горячую толстую ручку и перелил содержимое в стакан с шестью кубиками льда, взятого с разрешения Вади у шеф-повара, ломтиком лимона, сахара и половинкой мускатного ореха. Затем тщательно перемешал чай деревянной палочкой и осторожно отпил все еще горячий напиток со стремительно тающими льдинками.

Аромат получился просто восхитительный. Обжигающий горло, необычный и с привкусом горных трав. Ахымжас прикрыл глаза и наслаждался этой прекрасной минутой.

Как и все хорошее в этом мире, упоение вкусным напитком длилось недолго.

Друзья услышали голос Жылпына, зовущего их по имени. В сопровождении Жанбике торговец из Верного спешил к двум сыщикам, погруженным вовнутрь себя: один с помощью религии, другой с помощью крепкого тонизирующего травяного настоя.

Жылпын, немного задыхаясь от быстрой ходьбы, подошел к Ахымжасу. Девушка осторожно шла следом за ним, немного приподняв подол тяжелого платья из красного бархата, изящно обходя слишком высокие кустики качима и лабазника.

Жылпын открыл рот, чтобы представить Жанбике, но любитель чайных церемоний опередил его.

- Вы невеста Гани, как я догадываюсь? – спросил он едва приблизившуюся Жанбике – И пришли спросить насчет его дальнейшей участи? К сожалению, ничем не могу вас обрадовать. Если до окончания тоя мы не найдем коня и настоящего убийцу, Гани будет осужден судом биев. И ничего хорошего ему не светит, уверяю вас. Поэтому в моем распоряжении чуть больше двадцати часов.

Жанбике непроизвольно прижала руки к груди. Своими словами Ахымжас подтвердил ее самые худшие опасения.

- У меня есть только один вопрос к вам – продолжал сыщик, пристально рассматривая девушку – И от правильного ответа на него зависит будущее вашего жениха. Но сначала присядьте, отведайте индийского чая. Я знаю, у нас в степи не принято пить этот напиток, но через каких-нибудь двадцать лет он завоюет мир, я в этом полностью уверен!

Девушка и помощник следствия уселись на кошму, расстеленную на траве около расписанного зелеными и синими цветами деревянного подноса с чайными принадлежностями. Жанбике отхлебнула глоток чая из маленькой глиняной пиалы, поданной ей, и чуть не захлебнулась от кашля.

- Очень горько – пожаловалась она, вытирая слезы, навернувшиеся на глаза.

Жылпыну чай, напротив, понравился. Он уже пробовал этот потихоньку входящий в моду напиток в городе, в гостях у русских купцов. Торговец выпил всю чашку и вполголоса отметил небывалую крепость чая.

- Скажите, у вас есть очень ревнивые поклонники? Настолько ревнивые, что они способны причинить зло вашему избраннику.

У любой красивой девушки есть поклонники. Даже прикидывающиеся обычными друзьями. Жанбике наморщила удивительно белый аккуратный лобик, вспоминая своих почитателей. Потом уверенно назвала троих претендентов, готовых без колебаний броситься в огонь ради нее.

Первый. Ораз, сын Кадыра, дальнего родственника Тлеген бая. По этой причине не может быть с Жанбике. С детства рос в ауле Ойбека, кочевавшего рядом с аулом Тлеген бая. Высокий, с сильно сросшимимся бровями, с тонким носом, стройный, миловидный джигит. Порывистый. Хотел вызвать Гани на поединок, узнав о сватовстве. Ссорился с ним, они выхватили кинжалы, насилу их разняли. Давно влюблен в Жанбике, в отчаянии, что не может жениться на ней.

Второй. Карим, сын Жангельды. Приезжает из дальнего аула около Лепсинска, чтобы повидать Жанбике. Но подойти боится. Ходит поодаль, просто смотрит. Думал свататься, да не успел, его опередил Гани. Среднего роста, с узкой бородкой клинышком, худой. Учит арабский язык, готовится стать муллой.

Третий. Данияр, сын Жанибека. Из аула Рабат бия, в ста верстах от аула Тлеген бая. Старый друг, немного полный, общается с Жанбике с самого детства, когда его оставили у Тлеген бая в качестве аманата и он вынужден был прожить здесь двенадцать лет. Для Жанбике он просто друг, ничего больше. Правда, перед отъездом в родной аул он что-то пытался сказать о своих чувствах к девушке, но она торопилась примерить новое платье, привезенное отцом из Верного, и не стала слушать. Теперь он появляется время от времени.

- Они все сейчас на празднике?

- Конечно. Только десять минут назад Данияр помог мне донести тазик с лепешками и баурсаками до гостевой юрты. И недавно я видела Карима. Он ходил неподалеку от нашей юрты, с книжкой стихов Омар Хайяма в руках.

Ахымжас особенно заинтересовался Оразом, услышав рассказ о его недавней помощи в поимке сбежавших барымтачей. Он заставил Жанбике дважды повторить рассказ о действиях Ораза. Затем быстро поднялся на ноги, едва не опрокинув деревянный поднос с чайными принадлежностями.

- Мы должны поговорить со всеми ними. Немедленно. Прямо сейчас.

Оставив на Аюхана заботы о принадлежностях для чайной церемонии, следователь повел Жанбике обратно в аул. Жылпын, не желая упустить ни малейшей детали поиска преступника, поспешил следом за ними.

К тому времени солнце почти исчезло за горизонтом. Из травы выпрыгивали большие зеленые лупоглазые кузнечики, потревоженные людьми. Невысоко в небе кружил степной ястреб, внимательно высматривавший мышей в лугах вокруг аула.

- Мой добрый друг и коллега из Верного, чиновник Жандармского корпуса, Дмитрий Туманов, прислал мне записку со своими размышлениями по этому делу. Он, должен сознаться, многому научил меня в сыскном деле. Ему принадлежит остроумная теория о так называемом «методе слабого звена» в расследовании преступлений. Согласно этой теории, при распутывании убийства следует нащупать ключевые узлы, соединяющие большинство элементов всей схемы преступления. Это как обнаружить слабые места в обороне противника в военном деле. Если обнаружить такие звенья и постоянно воздействовать на них, то преступление будет раскрыто автоматически.

В данном случае он порекомендовал обратить внимание на линию Гани-Жанбике, отметив любопытную деталь: если в деле замешана привлекательная молодая особа, почти наверняка одной из причин действий преступника могла быть сильная любовная страсть.

Жанбике покраснела от смущения.

- Вы хотите сказать, что Гани могли специально сделать убийцей, чтобы расстроить нашу свадьбу? Неужели можно быть настолько коварным и подлым человеком? И кто же это мог сделать?

Ахымжас пожал плечами. Они подошли к аулу и несколько собак подбежали к ним, виляя хвостами и выпрашивая подачку.

- В любви, как и на войне, все средства хороши. Сейчас мы выясним, кто это сделал.

Спустя два часа, когда темнота стала непроницаемой, и повсюду зажгли костры, масляные лампы и факелы, Ахымжас и Жылпын привели Жанбике к отцовской юрте, чтобы убедиться, что она благополучно дошла до дома.

Все трое были мрачны и молчаливы. Опрос всех троих джигитов показал, что им ничего не известно о похищении Тайбурыла и убийстве Елпека-конюха. Следствие зашло в тупик, когда напряженно размышлявший о чем-то Ахымжас остановил девушку, собиравшуюся зайти в юрту.

- Подумайте еще раз, Жанбике. У вас больше нет поклонников? Может быть, вы знаете кого-то, кто любит вас тайно, не раскрывая своих чувств? Девушки обычно очень чувствительны в таких случаях. Говорите о любом, хоть о Тлеген бае…

Жанбике задумалась на минутку, глядя на быстро пляшущие сполохи огня в костре рядом с юртой, а потом сказала:

- Вы знаете, ко мне недавно подходил такой человек. Я его раньше никогда не представляла в качестве своего поклонника, но теперь, после ваших слов, я думаю, он имеет ко мне определенные чувства. Он сообщил мне сегодня, когда я катала тесто для бешбармака в обед, что скоро разбогатеет и заберет меня с собой в качестве жены. Он обычно очень веселый и любит пошутить, поэтому я только посмеялась над его словами. А сейчас я думаю, что он говорил это вполне серьезно.

- Как его зовут? – спросил Ахымжас хриплым от напряжения голосом.

- Это наш знаменитый стрелок из лука, Ербахыт Буралхы.

Ловец кладов прикрыл на мгновение глаза и отошел на два шага, чуть не наступив на лежавшую около юрты рыжую собаку с пушистым, свернутым колечком хвостом. Следствие можно было считать оконченным.

 

Глава 11.

Ербахыт родился в первом месяце 1843 года в окрестностях Ак-Мечети, во время яростно бушевавшего зимнего бурана, чуть не опрокинувшего ветхую юрту роженицы с тонкими, прохудившимися от времени стенками. Спустя десять месяцев его родители, два старших братика, двое дядей с женами и малолетними детьми погибли от свирепого джута, впоследствии названного «Қоян зарлы жыры – Песнь уныло плачущего зайца», опустошившего степи Южного Казахстана. В живых остались только Ербахыт, его старшая сестра Азала и молодая тетушка Кабира.

Они прожили в ауле дальних родственников, пока Ербахыту не исполнилось девять лет. Мальчик рос подвижным, сильным и смышленым ребенком. Он был веселым и озорным, но иногда мог надолго замереть на месте, глядя в небо или в поверхность небольшого озерца, рядом с которым аул всегда располагался на летовку.

Тогда же Азала заметила в нем необыкновенную жестокость и дикую ярость, приводившие иногда к непредсказуемым последствиям. Однажды, подравшись с мальчиком на три года старше себя, Ербахыт до крови прокусил ему мизинец на левой руке, а затем ударом камня размером со свою голову пробил противнику грудную клетку, сломав два ребра. В состоянии гнева он был способен на что угодно, поскольку переставал контролировать себя, а временами не мог различать людей. Только голос Азалы, любимой сестры, мог привести его в чувство.

Когда мальчику исполнилось девять лет, его сестру, старше его на семь лет и тетушку, за калым в семь кобылиц, выдали замуж за двух пятидесятитрехлетних братьев-близнецов из дальнего аула. Причем Азалу отдали почти насильно, против воли. Ербахыт в ярости ударил одного из женихов ногой по колену, затем сам получил тяжелый удар рукоятью камчи по голове и надолго потерял сознание. С этого времени он люто возненавидел своих дальних родственников.

Спустя полтора года по просьбе Азалы его забрали в аул братьев-близнецов. Уходя, он подсыпал в корм для лошадей корневища и семена цикуты, молочая и дикого мака, вызывающие у скота бешенство и продолжительные судороги. Во все три колодца рядом с аулом дальних родственников он закинул начавшие гнить трупы собак, погибших от чумки.

У мужа сестры по имени Лютфи десятилетнему мальчику пришлось туго. Его использовали для уборки навоза в загонах для коров, а также сбора кизяка. Жил он в деревянном, слабо отапливаемом шалаше с постоянно пускающим слюни и хихикающим тридцатилетним слабоумным пастухом. Кормили один раз в день, остатками еды. Только иногда Азале удавалось по ночам принести младшему брату вареного мяса и жареных лепешек. Когда Лютфи обнаружил это, проследив за младшей женой, он связал беснующегося мальчика и избил сестру прямо у него в шалаше. Истязание слабых и беззащитных людей всегда возбуждало угасающую сексуальную энергию пожилого мужа. Поэтому после безжалостного избиения Азалы он на глазах у Ербахыта раздел ее и овладел, невзирая на ее слабые протесты, под бессмысленный смех полубезумного пастуха, владельца шалаша.

В течение последующих пяти лет жизнь Ербахыта превратилась в сущий ад. Лютфи еженедельно избивал Азалу, приходившуюся ему второй женой. Из-за постоянных побоев и недоедания у нее произошло четыре выкидыша. Ее братишку собирались отдать в качестве раба в составе приданого у невесты, племянницы Лютфи, однако родственники жениха не приняли такой подарок. Лютфи брал скот и пищу взаймы у половины аула, а в качестве уплаты долга часто отдавал Ербахыта в услужение кредиторам. Однажды он даже заложил мальчишку как ставку во время байги, устроенной одним из старейшин рода канглы в честь рождения первого внука.

Когда сироте исполнилось четырнадцать лет, брат-близнец Лютфи, по имени Мажин, после очередного употребления опиума, насмерть забил топором его тетю Кабиру. Спустя год, когда Ербахыту уже было пятнадцать, он задушил Лютфи и Мажина во сне волосяным арканом, которым привязывали жеребцов. Вместе с сестрой подросток убежал в сторону Кокандского ханства.

Беглецы спасались от погони в густых зарослях ив и тугая, в изобилии растущих на берегах Сырдарьи. Было начало лета, около реки паслось много сайгаков. Ербахыт, уже хорошо стрелявший к тому времени из лука, без труда подстрелил годовалую самку сайгака. Они ели плохо прожаренные куски мяса голыми руками, поскольку не имели посуды и столовых принадлежностей. Спали обнявшись, прямо на рыхлом коричневом песке, в наскоро сооруженном шалаше из сухих веток белого саксаула, терескена и полыни, прислоненного к одиноко растущему пшату.

На третью ночь Азала, проснувшись, обнаружила, что лежит обнаженной на боку, подогнув ноги, а Ербахыт целует ее в губы. Около входа в шалаш догорал костер, красноватые отсветы его пламени наполовину освещали их временное жилище. Девушка закричала от ужаса и неожиданности, но мальчик зажал ей рот рукой. Он был голым ниже пояса, оставшись в порванной по краям серой холщовой рубахе. Глаза Ербахыта в свете костра показались девушке большими, безумными и совершенно темными. Девушка отчаянно сопротивлялась, крича во весь голос, и двумя руками отодвигая от себя Ербахыта. Она проклинала своего брата и тот день, когда он родился. Мальчик отполз в сторону. Ему казалось, что сейчас с небес ударит молния и сожжет его, превратив в кучку серого пепла. Внезапно крики сестры разозлили его, превращая в еще более свирепого демона. Своими воплями она действительно может накликать беду.

Он приказал ей умолкнуть. Азала стала кричать с удвоенной силой, позоря его и обзывая похотливым нелюдем. Ербахыт схватил небольшой камень с зазубренными краями, лежавший около входа, подскочил к девушке и два раза ударил ее по затылку. Раздался хруст, при втором ударе камень немного провалился внутрь головы сестры. На лицо подростку брызнула кровь, Азала умолкла и перестала шевелиться.

Потрясенный мальчик прошептал ее имя и попросил не умирать. Затем отодвинул длинные черные волосы, спутанными прядями прикрывшие лицо Азалы, и долго всматривался в него. Он просидел так до самого рассвета.

Утром он похоронил сестру, разрыв могилу голыми руками, и ушел на юг вдоль течения Сырдарьи. В течение полутора лет он бродяжничал по всему Южному Казахстану, пока его не подобрал Жакия, один из помощников Тлеген бая. Ербахыт прижился в ауле, исправно пася лошадей, и тренируясь в стрельбе из лука. Так прошло одиннадцать лет.

В прошлом году во время осенней стрижки овец он заметил Жанбике, несшую ужин своему отцу на жайляу, и остановился, испуганный до глубины души. Жанбике была как две капли воды похожа на Азалу. Та же походка, те же черты лица, те же грациозные движения и загадочная, чуточку печальная улыбка. Даже голос был таким же, низким, тихим и соблазнительным. Ошеломленному Ербахыту в первое мгновение показалось, что это сама Азала идет ему навстречу.

С той поры, он не мог думать ни о какой другой девушке. Возможность сделать Жанбике своей женой казалось ему искуплением за убийство сестры. Он клялся небесам, что сделает девушку самой счастливой на всей земле.

Однако отец девушки вряд ли согласился бы отдать свою дочь за безродного пастуха. Более того, он объявил о помолвке Жанбике с Гани. Ербахыт был в ярости, любовь всей его жизни могла достаться другому мужчине. Он не мог допустить этого. Требовалось любой ценой устранить это препятствие.

Удобный случай представился во время тоя. Ербахыт действительно, как он и рассказал Курдан бию, подслушал разговор Гани и Шамата, и решил воспользоваться великолепно представившейся возможностью. В ночь похищения Тайбурыла он дождался, пока барымтачи скроются из виду, затем убил Елпека, конюха, охранявшего жеребца, и подбросил в кусты камчу Гани, которую незадолго до этого ловко стянул у джигита.

Тайбурыла у конокрадов также увел он. Проследил за ворами, а потом, убив их сообщника, оставленного сторожить добычу, потихоньку отогнал в убежище высоко в горах. Пастух понял, что судьба щедро сыплет подарки из рога изобилия и постарался подставить обе ладони, чтобы получить как можно больше благ. Продав великолепного коня, он станет богатым. А выдать Жанбике замуж за богатого человека ее отец наверняка согласится, он уже хорошо изучил его характер.

Его замысел великолепно осуществился. Гани и его друзья крепко увязли в деле хищения коня и убийства конюха. Попытка бегства и убийство охранника, а также поимка Шамата также не прибавили их доводам убедительности в глазах Тлеген бая и судей. Все шло к тому, что вскоре жених Жанбике в кандалах побредет в Сибирь с разорванными ноздрями и спиной, исполосованной плетьми.

Однако в девять сорок, утром третьего, завершающего дня тоя, когда только начались состязания акынов, и знаменитый на все Семиречье певец Баят, ученик Катаган-жырау, закончил первую часть айтыса, приветствие, возникли непредвиденные сложности.

В аул, собравшийся вокруг круглой площадки, где сидели акыны, прискакал мужчина лет тридцати, на уставшем гнедом коне, и с криками: «Важное, срочное дело!» обратился к судьям, в числе которых сидел и Тлеген бай.

Он сообщил, что его зовут Ясир, и что он едет по торговым делам из Чимкента в Верный. Только что в горах он видел коня изумительной золотистой окраски, который, по слухам, принадлежал Тлеген баю. Это чудо Божье явно вырвалось из загона и гуляет без присмотра. Поймать его на своем коне он не решился, зато за определенное вознаграждение готов привести туда верных людей бая.

Тлеген бай переменился в лице. Закричал тонким голосом о готовности озолотить Ясира, если его информация окажется верной. Он приказал прервать айтыс и отправил всех своих людей на поимку жеребца.

- Тому, кто приведет коня, я обещаю десять слитков золота размером с верблюжью голову – кричал бай.

На поиски байского коня отправились почти все мужчины, включая гостей. Ербахыт с тревожно бьющимся сердцем и комком в горле мчался в самом конце беспорядочной толпы поисковиков. Ясир ехал впереди, указывая дорогу.

Доехав до подножия гор, ловцы Тайбурыла разделились, образовав тонкую густую цепь, и стали прочесывать местность.

Ербахыт осторожно отделился от основной группы, и, убедившись, что остальные уехали в сторону, пришпорил коня. Он решил проверить свое тайное убежище, поскольку подозревал, что придурковатый продавец обознался и принял за Тайбурыла совсем другого коня. Он слишком хорошо стреножил жеребца и привязал его к стойлу, чтобы поверить, что скакун вырвался на волю.

Спустя два с половиной часа быстрой езды Ербахыт добрался до своего секретного укрытия. Это был заброшенный деревянный домик с пробитой крышей из соломы, сложенный из темно-синих сосновых бревен, построенный русскими поселенцами полвека назад и искусно спрятанный среди низкорослых осин, елей и яблонь, в изобилии растущих на склоне гор. Встревоженный слуга Тлеген бая спрыгнул со своего коня, подошел к домику, напряженно всматриваясь в его глубины, с протяжным скрипом открыл дверь, которую он для надежности подпер до этого снаружи толстой обтесанной веткой.

Тайбурыл стоял на месте, в глубине домика, около полуразвалившейся печи с несколькими выпавшими кирпичами, лежавшими рядом на полу. Он жевал овес из торбы черного цвета, подвешенной к потолку. Рысак был привязан уздечкой к одной из девяти тонких деревянных балок, подпиравших потолок.

Ербахыт облегченно вздохнул. Он снова оказался прав. Идиоту Ясиру напекло в дороге голову, и он принял какого-нибудь желтого осла за сказочного аргамака Тлеген бая. Ничего, когда выяснится, что незадачливый торговец попусту сорвал той, ему не поздоровится. Баскесер, самое меньшее, вырвет ему язык, чтобы больше не тревожил зря почтенных людей.

Стрелок из лука досыпал Тайбурылу корма, налил воды. Постоял с минуту, любуясь конем. Даже в полумраке домика кожа жеребца отливала каким-то неземным цветом. Когда похититель потрепал свою добычу по холке, конь с прерывистым ржанием нервно отпрянул назад, грациозно изогнув шею и искоса поглядывая на человека. Под его шелковистой кожей переливались тугие мускулы.

Ербахыт вышел из домика, собираясь плотно прикрыть дверь, и снова подперев ее снаружи толстым суком.

И замер на месте, увидев в десяти шагах перед собой Ахымжаса и Аюхана. Приятели Курдан бия сидели на лошадях, копыта которых для тихого топота были обернуты войлоком, а ноздри смазаны маслом, чтобы невзначай не заржали.

- С Тайбурылом все в порядке? – спросил Ахымжас – Ты хорошо кормил его, как верный пастух своего бая?

Не веря своим глазам, Ербахыт замотал головой. Он подумал, что ему снится кошмар. Как эти люди смогли выследить его?

- Ясир мой человек, Ербахыт. Он специально приехал на той, чтобы вытащить вас всех с насиженного места. Мы с самого начала знали, что ты поедешь проверить свое укрытие. Игра окончена, ты попался.

С диким воплем и исказившимся от ярости лицом Ербахыт стянул с плеча лук, вложил в него стрелу и выстрелил в друзей. Все это заняло менее секунды, поскольку он много тренировался в стрельбе навскидку. Стрела вонзилась Ахымжасу в правое плечо, он откинулся назад, вскрикнул от боли и чуть не упал с лошади.

С коротким рычанием Аюхан ударил пятками свою кобылу и помчался прямо на стрелка. Тот чуть отошел назад, одновременно доставая вторую стрелу. Вложил ее в лук, натянул и быстро с негромким треньканьем спустил тетиву. Однако от спешки он промахнулся. Стрела пролетела мимо левой щеки несущегося на него батыра. В следующее мгновение лошадь Аюхана взлетела на низкое крыльцо домика и всей грудью врезалась в Ербахыта. Похититель коней отлетел назад, ударился затылком и спиной об дверь и без сознания упал на пол домика, рядом с входом.

Тайбурыл с громким ржанием поднялся на дыбы, приветствуя своих освободителей.

 

Эпилог

Три недели спустя рано утром Ахымжас и Аюхан сидели на пригорке рядом с аулом Тлеген бая и наблюдали, как из него с неторопливым весельем выходит свадебный караван.

Десять верблюдов, сорок кобылиц, большая отара овец, позвякивая свадебными позолоченными колокольчиками и с развевающимися разноцветными шелковыми ленточками, привязанными к седлам, перевозили разобранную свадебную юрту, ковры, сундуки и тюки с приданым невесты. Мать невесты и две ее сестры ехали на новенькой, купленной недавно в Верном, повозке шанырак туйе. Сваты и жених, выехавшие незадолго до этого, ехали впереди каравана. В самом конце скакали молодые парни и девушки в нарядных парчовых камзолах и платьях, игравшие на домбре песни «Жар-жар» и «Аушадияр».

Сама молодая супруга, одетая в келиншек темного красного цвета с множеством узоров и с позвякивающими золотыми украшениями, скромно сидела на пританцовывающем Тайбурыле. Ее саукеле, тоже красного цвета, со сверкавшими на солнце изумрудами и рубинами, был прошит по краям настоящей золотой канителью и был длиной в полтора аршина. По бокам и сзади с головы до пояса спускались накосники и наушники, сделанные из красного шелка и белых бус, прикрывавшие волосы невесты со всех сторон. Лицо девушки было укрыто плотным бардовым желеком, расписанным орнаментами, символизирующими цветы и порхающих птиц.

Тем не менее, друзья знали, что за богато украшенным свадебным нарядом сидит счастливая Жанбике, отпраздновавшая вчера кыз узату - церемонию свадьбы в ауле своих родителей. Она отправлялась в аул бия Тажибая, ее женихом был Гани, оправданный в приписываемых ему преступлениях и выпущенный из-под ареста две недели назад. После признания Ербахыта юношу можно было наказать только за участие в барымте. Он отделался уплатой куна – штрафа в размере семи жеребцов, и во всеуслышание покаялся перед Тлеген баем и Жомартом, отцом невесты. После этого простившие парня родственники Жанбике разрешили отпраздновать свадьбу.

Ербахыт был сразу повешен, обвиняемый в убийстве, по меньшей мере, двух человек. Его привязали к шее огромного верблюда, нара, который, поднявшись на ноги, придушил преступника.

Жылпын, головой отвечавший перед Тлеген баем за благополучную доставку свадебного каравана в аул жениха, ехал немного в стороне. Он заметил друзей, гревшихся на солнышке, и весело помахал им рукой. Товарищи ответили ему тем же.

- Ну что же – сказал Ахымжас великану, жевавшему в зубах огрызок травинки – Все хорошо, что хорошо кончается. Пойдем, нам нужно ехать искать золотых людей, закопанных в земле.

Поиски Тайбурыла принесли друзьям неплохую прибыль в виде жеребцов, выигранных Аюханом за первое место на борцовском турнире и золота, которое Тлеген бай, как и обещал, отдал Ахымжасу в награду за обнаружение скакуна. Когда бай узнал, что появление Ясира было с самого начала отвлекающим маневром, он с досады обозвал Ахымжаса мошенником за то, что предстал в таком невыгодном свете перед гостями. Но когда Курдан бий объяснил, что без этого вывести Ербахыта на чистую воду было невозможно, бай сменил гнев на милость.

Курдан бий от награды, предложенной Тлеген баем, сразу отказался. Он уехал в Казалинск сразу после казни, не взяв даже положенную бию награду «бийлик», выплачиваемую за участие в судопроизводстве.

- Интересно, когда-нибудь поедут ли в наши аулы такие караваны с красивыми невестами? – спросил Аюхан, выплюнув травинку.

- Кто знает – ответил Ахымжас – Я уже ездил на таком, и мне хватит до конца жизни. Если кого женить, так только тебя.

Великан покачал головой.

- Ну уж нет, добровольно засовывать голову в эту петлю? Не дождешься!