В двух шагах от края

ГЛАВА I

Способ самоубийства я выбирала долго и основательно, как все нормальные люди выбирают себе работу, квартиру или будущего мужа. Повешение и  резание вен я отмела сразу. Первое  не устроило меня исключительно по эстетическим причинам: чересчур богатое воображение сходу нарисовало мне отвратительную картину болтающегося в неумело затянутой петле трупа с вываленным языком и вылезшими из орбит глазами, обнаружить в котором признаки моей прижизненной красоты не сможет даже самый высокопрофессиональный судмедэксперт. Второй вариант вызвал у меня отторжение  тем, что процесс умирания растягивался, будто скучный день в душном офисе,  и прежде, чем окончательно лишиться сознания,  мне предстояло во всех красках пронаблюдать, как моя кровь вытекает на белоснежный санфаянс недавно отремонтированной ванны. Такого ужасающего зрелища моя неподготовленная психика запросто могла и не выдержать, а потому я всерьез опасалась проявления  малодушия и преисполненного панических настроений звонка в службу Скорой помощи.

Сначала я решила было вдоволь наглотаться таблеток и на манер жестоко страдающей от неразделенной любви старшеклассницы  расстаться с жизнью посредством отравления, но в последний момент закономерно испугалась естественной реакции организма  по избавлению желудка от ядовитого содержимого. Мало того, что желанием валяться по уши в собственных рвотных массах  я горела, мягко говоря, не сильно, так еще и следовало принять во внимание некоторую ненадежность вышеуказанного способа – в медицине я разбиралась примерно так же, как первобытный человек в поэзии Серебряного Века,  и полной уверенности в том, что  выбранная мной дозировка снотворных препаратов окажется смертельной у меня, к вящему сожалению, не присутствовало.

Какое-то время  я   с вожделением заглядывалась на газовую плиту, и даже успела в цвете представить свое постепенное погружение в сладкий дурман и последующее безболезненное отбытие в мир иной.  И всё вроде бы ничего, но тут, как назло, мне на глаза попалась статья, где бесспорно талантливый автор столь ярко живописал трагическую историю одного незадачливого самоубийцы из  западной Европы,  в полном составе прихватившего на тот свет соседскую семейку из-за проникшего  этажом ниже газа, что во мне неожиданно заговорила совесть, в конечном итоге и заставившая меня в очередной раз отказаться от практически оформившегося в мозгу решения.  Так что, увы и ах, поиски наиболее импонирующего мне способа ухода из жизни пришлось возобновить.

Утопление предполагало превращение моего юного тела в бесформенную разбухшую громадину с водорослями в ноздрях и легких, а самосожжение годилось разве что для демонстрации отчаянного протеста против существующего политического режима,  и, следовательно, мне принципиально не подходило ни то, ни другое. Силой воли, требующейся для того, чтобы тихо скончаться от голода  и обезвоживания,  я опять же не обладала, и  вынуждена была остановиться на падении с высоты  ближайшей девятиэтажки.  В конце концов, достоинства этого варианта с лихвой перекрывали немногочисленные недостатки вроде растекшихся по асфальту мозгов. Думаю, моя черепная коробка содержала минимальное количество серого вещества как такового.

Сегодняшняя ночь просто идеально подходила для сведения счетов с жизнью.  Май. Пятница. Три часа.  Мрачная обволакивающая темнота беззвездного неба. Спали все: заигравшиеся в компьютерные игры подростки, измученные бессонницей домохозяйки, допившиеся до кондиции алкоголики и вмазавшиеся наркоманы.  Добропорядочных граждан вроде упахавшихся за тяжелую трудовую неделю отцов семейств и в поте лица ведущих подготовку к предстоящей сессии студентов –отличников  я  в качестве препятствия для реализации своего страшного плана не рассматривала вовсе: им априори полагалось мирно посапывать в своих теплых постелях и не лезть не в свое дело. 

На улице было прохладно, ветрено и пусто. Выражение «ни одной живой души» прекрасно характеризовало окружающую обстановку, а так как себя я тоже заранее причислила к покойникам,  то и моя одинокая фигура нисколько не портила общего пейзажа. Я бесшумно выскользнула из подъезда,  глубоко вдохнула свежий ночной воздух и сделала первый шаг навстречу гибели. Идти мне предстояло всего-ничего – облюбованная мною крыша принадлежала новенькой высотке, возведенной городскими властями на месте определенного под снос здания в аккурат напротив окон моей квартиры. В результате  краткосрочных полевых исследований мне удалось ненавязчиво выяснить, что выход на чердак  до сих пор оставался открытым. То ли жильцы не договорились, кому должны принадлежать ключи, то ли строители в авральном порядке устраняли выявленные дефекты – подробности остались мне не известными,   но так или  иначе  я в любом случае оказывалась в выигрыше.  Возможность беспрепятственно проникнуть на крышу и сделать ее отправным пунктом для своего прыжка в небытие порадовала меня не меньше, чем своевременно перечисленные алименты многодетную мать-одиночку. Скоро я поднимусь наверх,  равнодушно посмотрю на спящий город с высоты птичьего полета и исчезну из этого мира навсегда. 

На подходе к заветной двери  я уже мысленно набирала обманом выведанную мною комбинацию цифр на кодовом замке,  и истово молилась про себя, чтобы код не поменялся,  одним словом, пребывала в  состоянии молчаливого самосозерцания, и степень моего презрения к мирской суете дошла до того уровня, когда органы чувств полностью отключаются дабы не нарушать неспешное течение помутившегося сознания. Наверняка, инстинкт самосохранения тоже чувствовал себя отпускником на курорте, потому как свалившийся с крыши предмет избежал рокового столкновения с моей головой только лишь  благодаря чуду.

Я, конечно, интуитивно отпрыгнула в сторону, однако, уже, что называется, по факту: «неопознанный летающий объект» к тому времени преспокойно лежал в полуметре от меня, и даже при поверхностном визуальном осмотре  в тусклом  свете единственного на весь двор фонаря мне стало однозначно ясно,  что целься таинственный снайпер чуть поточнее, и меня можно было бы запросто записать в жертвы несчастного случая. Да и смерть выглядела бы весьма оригинально. Кирпичи на голову все-таки хоть, периодически, но падают,  хотя я и сомневаюсь, что вероятность пересечения траектории их полета с маршрутом следования потенциального суицидента настолько уж велика, но вот чтобы получить по башке  выброшенным из окна синтезатором – это вам не баран начхал.

Осознав, наконец, что судьба от души поиздевалась над моим вечным стремлением выделиться из толпы, я оторвалась от внимательного разглядывания искореженных останков, несомненно, дорогого и качественного музыкального инструмента, и устремила глаза ввысь с целью определить, откуда  конкретно велось «бомбометание», и не  представится ли мне часом еще один шанс расстаться с жизнью подобным нетривиальным образом.  А вдруг вслед, к примеру,  телевизор полетит или на худой конец микроволновка? За каким чертом мне, спрашивается, лезть на крышу, когда можно умереть, не сходя с этого места, да еще и не взяв на себя грех самоубийства?

Как я не таращилась в черные квадраты окон, ничего толкового мне там обнаружить не удалось. Задернутые шторы, приоткрытые форточки, какие-то комнатные цветочки на подоконнике… Ни намека на любителя швыряться инструментами в прохожих. Сам себя испугался, что ли? А вот это уже хуже….!

В одном из окон  на первом этаже внезапно мелькнула серая тень, а успевшее адаптироваться к темному зрение тотчас определило в ней сгорбленную старушечью фигуру. Похоже, звук со всей дури шваркнувшегося на  свежепостеленный  асфальт синтезатора, разбудил чутко дремлющую бабульку, и  она любопытно приникла к стеклу, чтобы не упустить ни одной детали чрезвычайного происшествия.  В свидетелях я нуждалась не больше, чем эскимос в солнцезащитном креме.

Короткими перебежками я за пару секунд достигла подъезда,  быстренько пробежалась по кнопкам кодового замка и  молниеносно юркнула внутрь. Ну и ладно, не повезло, так не повезло!  Судя по тому, что  на улице снова воцарилась мертвая (какая тонкая ирония!) тишина, этот придурок либо окончательно протрезвел и  запоздало озаботился сохранностью своих материальных ценностей, либо допился до потери пульса и вырубился мордой  в пол.  В том, что  трезвому человеку способна прийти на ум такая удивительная глупость,  я испытывала такие же глубочайшие сомнения, как и в существовании зеленых гуманоидов, бороздящих просторы вселенной на космических кораблях в форме широко распространенного предмета кухонной утвари.

До чердака я добралась пешком,  со злой усмешкой лишний раз убедилась в своей великолепной физической подготовке, и решительно толкнула металлическую дверцу, символизирующую для меня  сейчас не иначе как врата загробного мира.  На душе было пусто и гадостно, но отчего-то совсем не страшно. Наверное, страх появится тогда, когда одна моя нога повиснет в воздухе,  а другая не сразу отважится на следующий шаг. К черту! Прыгну с разбега, оттолкнусь и полечу. Поздно рефлексировать, пора действовать, а не ждать милости от бога в виде вывернувшего из-за угла автомобиля или упавшего на голову кирпича. Ну, или синтезатора, тут уже, как я понимаю, на любителя.  Никто не поможет мне, кроме меня самой. Никто не сделает меня свободной, кроме меня самой. Никто не убьет меня, кроме меня самой.

На крышу я выбралась по приваренной к захламленному чердачному полу лесенке, словно танкист из люка, высунула наружу голову и чуть было  кубарем не свалилась со ступенек. Кстати, тоже неплохой вариант, только вот, жаль, скорее всего, не смертельный.

Вообще-то,  человеку свойственно ошибаться. Это есть прописная истина и поставить ее под сомнение может разве что пациент психиатрической клиники, госпитализированный с весенним обострением мании величия. Но не так же, черт возьми, фатально.  От горького осознания собственного просчета я впала в такой глухой ступор, что так и застыла на лестнице с перекошенной от обиды физиономией. Это что же получается? Неужели для того, чтобы совершить  выстраданный акт суицида, нужно выезжать далеко за город и заблаговременно подыскивать безлюдный пустырь, где у тебя гарантированно не объявится нежелательной компании?  Или это знак свыше такой, мол, окстись, несчастная, чего ты творишь? Ну уж нет, меня  сегодня никакими знаками не проймешь, пусть хоть Вифлеемская звезда на небе зажжется,  я не отступлю. Обратного пути у меня все равно нет.

Я с ненавистью оттолкнулась от последней ступеньки, вылезла на пахнущую свежей смолой крышу и гордо выпрямилась во весь рост с твердым намерением заявить свои  довольно спорные права на прилегающую территорию. Наличием  сопровождающих мои неуклюжие перемещения звуковых эффектов я особо не озаботилась,  и мой прямой конкурент за «место под солнцем», до этого момента меланхолично болтавший ногами на высоте девяти полноценных этажей,  сразу почувствовал постороннее присутствие и резко обернулся.

-Ты кто такой? – агрессивно спросила я, для пущего эффекта упирая руки в боки. Хотелось еще скрипучим голосом пробрюзжать что-нибудь вроде «Расселись тут всякие, понимаешь ли»,   я предпочла приберечь коронные фразочки  вечных обитательниц околоподъездных скамеек на случай перерастания конфликта интересов в бытовые разборки.

Не знаю, что такого  провокационного оказалось в моем вопросе, и почему он произвел на адресата столь неизгладимое впечатление, но обдумывание ответа заставило последнего рывком подняться на ноги, глубокомысленно почесать в затылке и  неожиданно в упор уставиться мне в глаза. Я в долгу не осталась и сходу направила ему в лицо карманный фонарик.  Так   вот мы и стояли  в три часа ночи на крыше девятиэтажного дома, пристально разглядывая друг друга и мучительно соображая, как бы нам мирно разойтись к обоюдной выгоде обеих сторон.

-Кто я? – по слогам повторил мой оппонент, и на его губах внезапно заиграла бледная улыбка. Он поправил сползающие на нос очки, отбросил прилипшую ко влажному лбу прядь волос, и, весьма авторитетно заявил, - а уже никто. Данте я сегодня удалил из сети, а Эрика не станет через  мгновение. Считай, меня  уже больше нет. А рассказывать о том, кем я был, совершенно незнакомому человеку, да еще и за минуту до смерти, как-то неуместно. А ты сама что здесь делаешь в такой поздний час?

 

ГЛАВА II

Пальцы у меня разжались совершенно автоматически. Фонарик светящимся пятном заплясал по крыше, докатился до края и  благополучно присоединился к  синтезатору. Что ж, светлая ему, в прямом смысле, память.

После шокирующих откровений тощего очкарика  с непонятной длины волосами и порочным взглядом пресыщенного жизнью плейбоя агрессии у меня заметно поубавилось. Но сей факт ни в коей мере не означал моей готовности к  ночным беседам по душам, поэтому заданный вопрос я внаглую проигнорировала. Буду я тут еще с каждым встречным и поперечным в диалоги вступать. Пока мы тут треплемся,  уже и утро наступит, а прыгать с крыши  в розовых лучах зарождающегося на востоке рассвета не так уж и романтично, хотя бы потому, что рискуешь расшибиться в лепешку  на всеобщем обозрении у спешащих на работу прохожих. А я при всем своем непростом характере все-таки не совсем изверг, в отличие от  некоторых, которые  без зазрения совести тяжелой музыкальной аппаратурой швыряются.

-Твои клавиши? – поинтересовалась я, недвусмысленно переводя взгляд по направлению к далекой земной поверхности, -я думала,  у кого-то вечеринка в разгаре.

Странный юноша  раздраженно передернул острыми, костлявыми плечами и  нервно потеребил очки.

-Слушай, может, пойдешь уже отсюда?  Хочешь посмотреть, как я прыгну – спустись вниз и смотри на здоровье. Здесь-то тебе чего надо? Или я тебя клавишами зацепил, и ты мне претензии предъявлять пришла? Извини, я на тот свет собираюсь налегке и бумажник с собой не захватил.

Пока мой собеседник упражнялся в остроумии, сопровождая свои желчные высказывания активной жестикуляцией,  я  успела рассмотреть его узкое, худощавое лицо,  густую щетину на впалых щеках и даже продернутое через губу колечко пирсинга.  Пошарюсь еще пару раз по ночам, и, как кошка, в темноте видеть начну.  Но только нет у меня никакой пары раз, сегодня или никогда.

-А мог бы, между прочим, повежливее с дамой обращаться, - язвительно  фыркнула я, - тем более, если даме с тобой по пути.

Парень открыл рот для новой порции саркастических комментариев, но тут же его растерянно захлопнул. Ага, не ожидал! Думал,  я ради твоей драгоценной персоны по крышам лазаю? Уменьши самомнение, а потом права качай, так-то оно!

-Ты…? – теперь уже он лихорадочно осматривал меня из-под своих очков, словно никак не мог понять, что же вынудило молодую, симпатичную девушку при макияже и украшениях принять столь неоднозначное решение. Смотрел долго и внимательно, бестолково моргал, шмыгал носом и сосредоточенно скреб небритый подбородок. Так как дельные мысли  упорно отказывались выходить с ним на контакт, парень не выдержал и спросил в лоб, - зачем?

Мне бы послать его куда подальше, причем сделать это погрубее да поразухабистее, но  у меня почему-то не хватило  самообладания.  Слова застряли у меня в горле, а глаза предательски увлажнились. Это проклятые воспоминания подобрались непростительно близко к той критической грани, за которой есть только один выход, и он находится всего в  нескольких шагах от меня.  

Вероятно, я  как-то совсем откровенно расклеилась, да и пошатнулась я  уж очень явно.  Иначе что бы еще вынудило моего товарища по несчастью осторожно придержать меня за плечи и аккуратно оттеснить в сторону.

-Здесь вентиляционная шахта открытая, - пояснил парень, - провалишься – не заметишь. Так что случилось? Тебя как зовут?

Меня звали Ида, а в журналистских кругах я была известна как Ида Линкс. Прозвище прицепилось ко мне еще в школе после урока иностранного языка, связанного  с изучением названий диких животных. Оказалось, что английский перевод слова «рысь» удивительно созвучен моей редкой фамилии Линина, да и сама я во многом напоминала вольную лесную хищницу.  В студенческие времена я  частенько  представлялась как Линкс, и вскорости забавное школьное прозвище полностью вытеснило настоящую фамилию. В газете, куда я устроилась сразу после окончания университета, оригинальный псевдоним пришелся как нельзя кстати, и  выходящие из-под моего пера статьи я с первой же публикации начала подписывать  своим кошачьим  никнеймом.  Но мало кто знал, что  дикая кошка Ида Линкс несмотря на успешность, популярность  и запредельные гонорары была потрясающе несчастна.

Меня напрягало всё: моя работа, мои подруги, мой жених и, в первую очередь, я сама. Со стороны моя жизнь выглядела сладкой конфеткой, но под блестящей оберткой скрывалась  прогнившая начинка  моей разлагающейся души.  Фальшивые отношения с коллегами, выстроенные благодаря моему выдающемуся дипломатическому таланту, ежедневное общение ни о чем со стайкой подружек,  секс с Максом, представлявший для меня не больше, чем физиологический процесс, вечерние разговоры с мамой по межгороду – все словно было продумано за меня, и мне не оставалось ничего, кроме как плыть по течению в предсказуемое будущее.  Я презирала себя не столько за свою неспособность вырваться из этой трясины, затягивающей меня  всё глубже, сколько за вопиющую бессмысленность своего полурастительного  существования.   В сущности, ведь никто не мешал мне бросить все к чертям собачьим и посвятить себя любимому делу, но тут-то и крылся коварный корень зла. Я ничего и никого не любила, в том числе и саму себя тоже.  Меня ничего не радовало и ничего не привлекало. Так было всегда, и конца этому ангедонистическому состоянию на горизонте абсолютно не предвиделось.

Это была даже не депрессия, просто какой-то внутренний вакуум, в котором нет места для чувств и эмоций.  С детских лет я ощущала себя заводной куклой в мире живых людей, и  самое смешное, что больше всего на свете я боялась разоблачения, а потому прилагала все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы его избежать. Ида Линкс –настоящая. Она тоже искренне хохочет над плоскими шутками,  она тоже обожает сентиментальные фильмы про неземную любовь,  и хотя она мечтает о карьере и самоутверждении,  ее сердце тоже трепещет при виде маленьких детей и счастливых родителей и она тайно желает обзавестись большой семьей, в кругу которой так замечательно встречать Новый Год и прочие, официальные и не очень, праздники. А еще Иду Линкс тоже возбуждают накачанные спортсмены, крутые тачки и  валютные счета в банке. Такая вот она, эта Ида Линкс,  все вокруг ее любят, все к ней тянутся, а после торжественного объявления о свадьбе с Максом Терлеевым еще и завидуют   с неудержимой силой. И никому не дано узнать, что за красивой оболочкой таится удручающая механическая пустота. Однако, завод кончился, ключик потерялся, и сегодня искусно выполненную божественным мастером куклу покинет даже иллюзия жизни. И что с того, что  вчера у куклы состоялся шумный девичник в одном из самых престижных клубов города, а завтра ей предстоит пойти под венец с восходящей звездой отечественного футбола? Просто вместо свадьбы многочисленные гости отправятся на похороны, делов-то на копейку.  Да и в белом платье я буду неплохо смотреться в гробу.

Все это я  на одном дыхании высказала подозрительному парню, только что сбросившему с крыши синтезатор и  готовому в точности повторить незавидную судьбу своего инструмента. Не было ни слез, ни соплей, ни истерик – сухая хроника моей жизни. Исповедь одного самоубийцы перед другим, ни больше и не меньше.  Что плохого в том, чтобы открыться тому, кто через мгновение унесет все твои тайны в могилу?

Парень выслушал меня не перебивая, его немигающий взгляд замер в районе моей переносицы и оставался там на протяжении всего затянувшегося монолога. Когда  я завершила свой моноспектакль и с чувством выполненного долга ожидала заслуженных аплодисментов, парень, наконец, вернулся в реальность и принялся хаотично шарить по карманам своих джинсов.

-Сигареты…Все выбросил… Зачем они там? Знаешь, Линкс,  если ты действительно решила умереть из-за всей этой ерунды, то либо совсем идиотка, либо  у тебя нелады с психикой, либо ты просто запуталась.  Возможно, я и ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что твой случай – последний.

Скажу честно,  реакция моего спонтанного духовника меня порядком изумила, да что греха таить, и разозлила тоже по полной программе. Значит, какой-то  суицидально настроенный придурок будет читать мне нотации, в то время как сам отличается от меня разве что по половым признакам? Сама виновата,  разоткровенничалась она тут, видите ли!

-Нет, ты не подумай, я тебя вовсе не осуждаю, - мой пылающий взгляд, в котором открытым текстом читалось мое отношение к собеседнику, вызвал у парня  острый приступ смущения, и  общение он теперь продолжал, старательно отводя глаза, -но и понять не могу. Да пошли ты их всех на хрен, пошли громко и публично, чтобы правильно поняли. Прямо на свадьбе этой своей гребаной и пошли, пусть потом месяц обсуждают. А сама увольняйся с  работы, продавай квартиру и уезжай куда-нибудь, где тебя никто не знает, где ты сможешь начать все сначала, только уже без притворства и без масок. Ты никому ничем не обязана, но и мир не обязан тебя любить и принимать.  Так кто мешает тебе создать свой собственный мир? Все мы по-своему  творцы,  каждый из нас по-своему демиург, Линкс! Воспользуйся своим правом творить, это так просто, нужно лишь поверить в себя и у тебя все получится.

Его слова были сумбурны и порывисты, они перемежались судорожными вздохами, больше похожими на всхлипы, он упорно не поднимал на меня глаз, но я была практически уверена, что даже сквозь толстые стекла очков его глаза сияют, словно сто тысяч раскаленных солнц. Он  искренне верил в то, что говорил, и это придавало его словам поистине несокрушимую убедительность. Всех послать! На свадьбе! Потом на работе! Потом соседей! Потом подруг! А еще грубиянку кассиршу в супермаркете и  тупоголовых партнеров Макса по команде. Каждого! Поименно! До чего же заманчиво звучит, черт побери! А не опоздать ли мне на собственные похороны?

Я так увлеклась рисованием воображаемых картин своего извращенного триумфа, что не сразу заметила, как мой идейный вдохновитель понемногу отступает  все ближе к краю крыши. Парень стоял, широко раскинув в воздухе руки, его грудная клетка часто вздымалась и опускалась под тонкой тканью желтой футболки. Смазанным движением он сдернул с себя очки и швырнул их себе под ноги. Мощная подошва тяжелого ботинка –гриндерса с ожесточением растерла в мелкий порошок универсальное средство коррекции зрения.

-Прощай, Линкс! Уже почти утро, тебе надо придумать достойную речь для гостей на твоей свадьбе! –без очков парень казался по-детски беззащитным,  глаза у него оказались слегка миндалевидные и не то светло-карие, не то темно-серые, -иди отсюда, Ида, тебе не надо этого видеть.

-Но это глупо! – я инстинктивно протянула руки ему навстречу, - почему я должна жить, а ты умереть? Зачем  ты раздаешь советы, если сам им не следуешь?

-С такими проблемами, как у тебя, Линкс, я бы даже и не помышлял о смерти, -парень грустно усмехнулся в ответ, - но у меня все намного сложнее и я не хочу это обсуждать. Просто сделай, как я сказал, и у тебя все будет хорошо. Обещаешь?

Я отчаянно замахала обеими руками и незаметно сделала один крошечный шажок вперед. Нет, так не пойдет. Одно дело, самой совершить самоубийство, а другое наблюдать, как у тебя на глазах живой человек превращается в фарш и не пытаться остановить это безумие.  

-Ты меня не остановишь! –его голос звучал ровно и уверенно, в нем не было ни сомнения, ни страха, только безысходная решимость довести задуманное до конца.  Именно столкнувшись с его спокойным, поразительно ясным взглядом я осознала, что  уже ничего не смогу сделать, но ведомая непреодолимым желанием предотвратить неизбежное, приблизилась к нему еще на несколько шагов. Но парень внезапно развернулся ко мне спиной, обхватил голову руками и молча исчез в темноте.

Липкий, густой, словно патока, ужас сковал меня прочными нитями незримой паутины, меня будто парализовало, я не слышала ни удара тела об асфальт, ни предсмертного крика, только этот сумасшедший гул в ушах, застилающий сознание.  Мне было  почти физически больно,  все внутри  кровоточило и саднило, настоящие, человеческие эмоции серной кислотой разъедали пластмассовый корпус механической куклы, обнажая розовую плоть человеческой души. Непривычная, никогда доселе неизведанная боль заставляла меня стонать и корчиться, меня ломало и выворачивало наизнанку,  и в этих нестерпимых муках рождалась новая Ида Линкс. А ценой ее рождения стала  нелепая смерть незнакомого парня, от которого остались только лишь растоптанные в пыль  очки и внезапно обретенный смысл жизни.

Я и сама не знала, почему мне так важно  взглянуть вниз. Увидеть его мертвым, но запомнить живым. Я клянусь все сделать так, как ты сказал, я обещаю тебе. Ты не напрасно прожил в этом мире на полчаса дольше, чем планировал, я докажу тебе это, обязательно докажу.

Мало того, что пережитое потрясение сказалось на моем вестибулярном аппарате далеко не лучшим образом, так еще и набежавшие слезы явно не способствовали улучшению видимости. Я шла по крыше на негнущихся ногах и никак не могла дойти до края. А потом твердая почва и вовсе куда-то пропала, и только провалившись в узкий, дурнопахнущий туннель, я вспомнила легкомысленно пропущенное мимо ушей предупреждение об открытой вентиляционной шахте.

 

ГЛАВА III

Непостижимым образом мне удалось сгруппироваться в процессе падения и на лету зацепиться в кровь ободранными пальцами о неизвестного происхождения выступ на внутренней стенке вентиляционной трубы. Однако, на этом удача напрочь закончилась, и я вынуждена была с прискорбием констатировать полную невозможность дальнейшего продвижения как вверх, так, собственно, и вниз.

Как жильцы новенькой, в общем-то, многоэтажки ухитрились за такой короткий срок загадить вентиляцию до стадии тотальной непроходимости, мне оставалось только лишь  предполагать, но мое нынешнее положение застрявшего в дымоходе Санта-Клауса совершенно не способствовало построению логических цепочек.  Более того,  отсутствие возможности пошевелиться и  постепенно усиливающаяся боль в исцарапанных конечностях, провоцировали неуправляемый приступ паники,  а уменьшение поступления кислорода в мозг, вызванное преобладанием в окружающей атмосфере прогорклых запахов пережженного на паре сотен сковородок жира так и вовсе вызывало тошнотворно-размытые галлюцинации, плавно перерастающие в сумрачное помутнение рассудка. Я уже видела свои скелетированные останки, обнаруженные несколько месяцев спустя сотрудниками коммунальных служб, наконец-то прислушавшихся к слезным мольбам жильцов о прочистке внезапно засорившейся вытяжки, белые кости, закопченные в чаду  кипящего жира,  истлевшая одежда и опознание по сохранившимся украшениям… А до этого муки голода и удушья, постепенное угасание разума и медленная гибель молодого и сильного тела…

Я билась головой об стенку и дико хохотала. Для себя я твердо решила: если мне суждено выжить, я непременно продам сюжет этого безумного трагифарса  крупнейшим телекомпаниям страны и до конца своих дней буду получать авторские отчисления. Представьте сами: неудавшаяся самоубийца, зажатая в узком коробе вентиляционной шахты настолько плотно, что более или менее безболезненно она может пошевелить только головой, изо всех сил борется за жизнь, с которой еще недавно страстно мечтала расстаться.  Судьба иронизировала надо мной  с воистину гениальной изобретательностью, она словно мстила мне за опрометчивое решение покончить с собой, раз за разом прокручивая перед моими глазами жуткие картины неминуемой смерти в  этом чудовищном капкане и заставляя ненавидеть себя уже просто за то, что у меня вообще возникла мысль о суициде. Ну, как я могла не оценить столь высокохудожественный образец черного юмора? Конечно же, я оценила его сполна, и мой смех в тот момент был невероятно искренним и громким!

В конце концов мой перегруженный эмоциями мозг все-таки не выдержал  и отключился. Резко и неожиданно, будто чья-то невидимая рука с размаху дернула рубильник.  А возможно, причина крылась и вовсе не в эмоциях, а в чрезмерном усердии, проявленном мной при бесчисленных попытках героически прошибить стену головой: в одной известной с детства сказке после третьего щелчка даже поп-толоконный лоб в ящик сыграл, а что уж говорить о хрупкой девушке?

Мне показалось, что сознание вернулось почти мгновенно, но за период моего непроизвольного отсутствия в реальном мире произошло немало событий  знакового содержания. Как выяснилось, воздушное пространство вентиляционной шахты великолепно выступило в роли проводника моих душераздирающих воплей. Разбуженные среди ночи жильцы  средних этажей долго не могли сообразить, откуда исходят истерические завывания, и, по-видимому, всерьез рассматривали вариант с усмирением разбушевавшегося Полтергейста посредством троекратного прочтения «Отче наш», пока кто-то из наиболее технически подкованных членов семьи не додумался приложить ухо к решетке вентиляции. Похоже, в отключке я пребывала довольно долго, так как в то время, когда я пришла в себя, за стенкой вовсю работали спасатели.

На смех меня уже больше почему-то не прибивало, но на призывы извне я откликнулась вполне успешно, подтвердив тем самым, что я еще жива. Спасатели начали разбирать кладку с удвоенной скоростью, однако, то ли  они еще не до конца  проснулись, то ли  звук  моего голоса распространялся по чересчур извилистой системе координат, но первый блин вышел у них таким откровенным комом, что даже мне, пребывающей, между прочим,  буквально между жизнью и смертью, стало стыдно за их квалификацию.  В итоге, к монотонному стуку  и скрежету в огромном количестве присовокупилось  громогласно озвученное возмущение хозяина квартиры, в которой спасатели в кратчайшие сроки раскурочили  кухонную стену, не угадав при этом с этажом.

У меня так сильно болели ссадины на руках и ногах, что я толком не уловила дальнейшее развитие события. В голове у меня словно срабатывало примитивное реле: когда становилось совсем невыносимо больно, мозг выключался, немного отпускало – включался снова. Цикл возобновлялся столько раз, что я постепенно перестала вообще осознавать происходящее вокруг, я как будто проваливалась в черную дыру,  почти задыхалась, но в последнюю секунду выныривала на поверхность, чтобы судорожно схватить  посиневшими губами сухой, царапающий легкие воздух. 

В чем-то мое невнятное состояние определенно сыграло мне на руку. Во всяком случае, я была временно избавлена от расспросов и допросов по поводу причин моего нахождения в несколько не подходящем для ночных прогулок месте. Меня аккуратно вытащили в чью-то сверкающую дорогим кафелем кухню, осторожно погрузили на носилки и вкололи обезболивающий укол, после чего меня совсем развезло, и очнулась я уже на больничной койке ближе к полудню.

Сквозь неплотно задернутые шторы настойчиво пробивались ослепительно яркие лучи солнечного света.  А вот лицо склонившегося надо мной доктора напоминало Луну – идеально круглое, испещренное причудливыми неровностями глубоких морщин. Слегка диссонировали с лунным рельефом густые кустистые брови и неровно подстриженные усы, заметно тронутые сединой.

-Как вы себя чувствуете, Ида?- участливо поинтересовался луноликий эскулап, - хотите пить?

Я отрицательно помотала головой.  В качестве ответной реакции голова мерзостно закружилась, но ярко выраженных болевых симптомов я практически не ощутила. Зато мой взгляд упал на перебинтованные, словно у мумифицированного египетского фараона руки, и настроение моментально покатилось под откос. И как я с таким «декором»  пойду на похороны Эрика, хотелось бы мне знать?

-Что, плохо? – врач отнес мою недовольную гримасу на счет физических страданий и решительно потянулся за одноразовым шприцем, - сейчас я вам еще укол поставлю, потерпите, пожалуйста!

-Все чудесно, -  бодро сообщила я  и демонстративно приняла сидячее положение. Доктор заботливо подоткнул мне под спину подушку и подозрительно всмотрелся в мое напряженное лицо. Да смотри, сколько душе угодно, только уколами меня пичкать не надо!

-У меня ничего не болит, готовьте выписку, - я  тоскливо обозрела белоснежные, как арктическая пустыня, бинты и печально добавила, - на перевязку обещаю приходить по графику.

-Ида, давайте  не будем торопиться с выпиской. Я все понимаю, у вас свадьба сорвалась… Но ваш жених тут с раннего утра под  дверями дежурит, сейчас я его позову, одну секундочку!

Я кровожадно облизнулась. Макс! Пусть чертова вентиляция обломала мне кайф от публичного провозглашения собственной свободы от предрассудков  и условностей, но я, в принципе, совсем не против отправить его в пеший эротический тур прямо здесь и сейчас.  Врач опять не понял, с чего вдруг я снова начала корчить устрашающие рожи, но, вероятно, в очередной раз списал мое неадекватное поведение на последствия полученных травм.

Макс ворвался в мою одноместную палату, будто ураганный порыв в распахнутое окно, одним прыжком преодолел расстояние от двери до моей кровати и замер в неподвижности, испугавшись моего испепеляющего взгляда. Смотри, смотри, дорогой, а я ведь еще даже рта в твоем присутствии не  открывала!

Внушительным размерам посвященного Максиму Терлееву фанатского сообщества позавидовали бы и голливудские звезды. Также я имею все основания полагать, что женская половина американской Фабрики грез не избежала бы приступа зависти по отношению к избраннице главной надежды футбольной сборной нашей страны. Бурно развивающийся роман Иды Линкс и Макса Терлеева уже год как не сходил с первых полос газет и с экранов телевизоров. Наши отношения обсуждались в прайм-тайме, наши фотографии украшали обложки журналов, на нашу свадьбу съехалось столько гостей, что нам стоило немалого труда подыскать для проведения торжества достаточной вместительности ресторан. Мое свадебное платье, обошедшееся в баснословную сумму, шил тандем знаменитых дизайнеров,  а  обручальное кольцо было по индивидуальному заказу изготовлено одним из  ювелирных домов Европы. Кстати, медовый месяц мы планировали провести в Париже, где Макс специально зарезервировал номер для новобрачных.

Макс, бесспорно, был талантлив в своей сфере. Целеустремленный, напористый, работоспособный и весьма интеллектуально развитый для футболиста, он все делал добротно и основательно. Он жил по плану,  тренировался по плану, забивал по плану и жениться на мне он собирался, скорее всего, тоже по плану. Для меня Макс был чужероден почти до омерзения, но он идеально вписывался в мой тщательно культивируемый имидж. Внешне мы  казались  прекрасным дополнением друг друга, нас называли самой гармоничной парой, и, готова поспорить, Макс и сам в это верил.  Здоровая жена была необходима ему, в первую очередь, для продолжения рода («ах, моя мама так мечтает о внуках!»), красивая жена была нужна для поддержания мужского самомнения («ах, никому в нашей команде и не снилась такая девушка»), а обладать умом  и строить карьеру жене следовало, в основном, для того, чтобы в период между бесконечными сборами ее не тянуло налево от  скуки и безделья («ах, жена Семенова каждую ночь зависает по клубам и неизвестно еще, чем она там занимается!»). Стоит ли отдельно упоминать, что я устраивала Макса по всем параметрам?

А еще у Макса были друзья тире одноклубники, с которыми мы совместно проводили выходные и праздники. Вот кого я ненавидела до глубины души! Меня перекореживало от одного вида этих мощных, тренированных самцов, чья умственная активность сводилась лишь к трем основополагающим пунктам: футбол, обустройство быта и семья. Да-да, именно в такой последовательности. А их жены? Они были  как раз такими, какой хотел видеть меня Макс: здоровыми, красивыми самками с университетскими дипломами в кармане. Еще у  многих имелись дети, и счастливые родители посвящали львиную долю разговоров обсуждению их светлого будущего. А родственники самого Макса?  Можно вывезти человека из деревни, но нельзя вывести деревню из человека, и этим все сказано. Мама пекла ванильные булочки (с тех пор я не переношу запах ванили), а любимым занятием папы являлось лузганье семечек перед телевизором.  И я должна была стать частью этого уютного мирка, вызывавшего у меня странную смесь ненависти и презрения. Но самое ужасное заключалось в другом: я постоянно чувствовала себя виноватой за то, что не могу все это полюбить. И чем глубже укоренялось во мне это гнетущее чувство вины, тем искусней становилась моя актерская игра и тем прочнее прирастала  к моему лицу маска.

Но сегодня с масками будет покончено. Я не обязана никого любить,  как и никто не обязан любить меня. Спасибо тебе, Эрик! Спасибо тебе за полчаса, перевернувшие мою жизнь. Спасибо тебе за то, что ты был.

-Ида! –видимо, известие о моем падении в вентиляцию застало Макса почивающим в своей постели, и он абсолютно не ожидал подобного финала последней холостяцкой ночи. По плану у него с семи утра предполагались физкультурно-оздоровительные мероприятия, затем следовало посещение парикмахерской, подготовка к наитупейшему обряду выкупа невесты и прочая предсвадебная лабуда. Что ж,  несмотря на то, что  мои похороны откладываются на неопределенный срок,  у тебе все равно будет веселый день, любимый!

-Ида! –почти испуганно повторил Макс, еще до конца  не сумевший правильно истолковать равнодушно-насмешливое выражение моего лица, но уже явно заподозривший неладное, - Ида, как хорошо, что все обошлось, мы все так переволновались! Знаешь, там  к тебе снаружи ломится следователь из полиции, я его чуть ли не силой удерживал. Милая,  скажи мне, кто это с тобой сделал? Тебя хотели похитить накануне свадьбы и потребовать с меня выкуп, да?  Или они хотели убить тебя? Неужели это связано с твоими статьями? Я всегда говорил, что у тебя опасная работа….

По-моему, обычно немногословный Макс нес этот неудобоваримый бред, чтобы успокоить самого себя. Его прагматичной натуре срочно требовалось рациональное объяснение случившегося, и он на ходу  выдвигал одну дурацкую версию за другой.  Я его почти не слышала, меня гораздо в большей степени занимали свои собственные мысли, которые уже давно пора озвучить вслух.

-Макс- с фальшивой нежностью пропела я и хотела было взять экс-жениха за руку, но  в бинтах, как оказалось, сильно не разгуляешься, - ты только не волнуйся, а то у тебя Чемпионат Европы впереди. На крышу я залезла по собственной воле для того, чтобы покончить с собой,  но  в темноте оступилась, угодила в вентиляцию, и в итоге самоубийство как-то не задалось. Короче, у меня было много времени пересмотреть свою жизнь, и умирать я раздумала. Но с сегодняшнего дня каждый из нас пойдет своей дорогой. В частности, ты, Макс, пошел на хрен!

 

ГЛАВА IV

Несмотря на то, что заключительная фраза вышла у меня смачной и прочувствованной, затянувшееся до неприличия молчание Макса заставило меня начать вспоминать, не головой ли был забит его решающий гол в финале кубка страны.  Трудоемкий мыслительный процесс отражался на широком лице моего отвергнутого возлюбленного такой сложной  гаммой разнообразной мимики, что попадись он сейчас на глаза режиссерам времен немого кино, те обязательно передрались бы за право снимать у себя столь выразительный типаж. Мне же Макс больше всего напоминал былинного богатыря,  в тяжелых раздумьях застывшего у развилки трех дорог. Ну, помните, «направо пойдешь...», и далее по тексту.

-Ида, ты сошла с ума! – судя по убийственной прямолинейности сделанного звездой футбола вывода, наш «Добрыня Никитич»  в результате долгих размышлений выбрал направление строго по центру. И в этом весь Максим Терлеев. Не зря же тренер вечно журит его за слабую комбинационную игру.

Я обворожительно улыбнулась и, ласково заглядывая в наполненные неподдельной тревогой глаза Макса,  проникновенно сообщила:

-Признаюсь тебе честно, с ума я чуть не сошла, когда представила, как вступаю с тобой в законный брак, и  твоя мамаша самозабвенно учит меня печь ватрушки, а папаша в десятый раз пересказывает мне  эпохальную историю про выпавший из багажника мешок картошки, случившуюся с ним, по-моему, еще в прошлом веке.  В-общем, иди  передай всем пламенный привет и отмени эту чертову свадьбу. В принципе, я не возражаю, если ты  свалишь все на меня и выставишь себя невинной жертвой обстоятельств.  И не делай ты, пожалуйста, такой кислый вид, во всем нужно видеть позитив. Например, ты теперь можешь два года по полю пешком ходить, а популярность у тебя  все равно будет, как у Пеле и Марадоны вместе взятых!

После моей язвительной тирады Макс совсем растерялся. Он запустил пятерню в свои русые волосы,  модно подстриженные длинными мелированными перьями, и отчаянно взъерошил вставшую торчком шевелюру. По ходу дела, Макс даже разозлиться на меня толком не мог: слишком уж неестественно и странно выглядели невероятные метаморфозы, за одну ночь превратившие кроткую и любящую невесту в  дикую кошку с нереально горящими глазами.  Ему однозначно было проще  априори признать  наличие психического расстройства, чем  перестать, наконец, смотреть сквозь меня. Он и продолжал смотреть – стоял рядом с моей кроватью и пялился на меня, словно на заспиртованный экспонат кунсткамеры, да еще и с таким оскорбленным выражением, будто  собирался вызвать этот самый экспонат на дуэль.  Смешной ты, Макс, и глупый притом. И доходит до тебя, как до страдающего  слабоумием жирафа.

-Макс, тебе повторить схему маршрута, или ты сам дойдешь? –  мало того, что я  откровенно устала наблюдать за душевными терзаниями своего футбольного гения, так еще и дел у меня помимо сего непроизводительного занятия было невпроворот.  А одно, самое важное дело, и вовсе не терпело отлагательства.

-Ида, я сейчас доктора позову, пусть он тебя осмотрит, - Макс тем временем принял единственное верное, на его взгляд, решение и медленно попятился к выходу. Я проводила его чарующей улыбкой и даже послала вслед воздушный поцелуй. Вот только  нужен мне не доктор, а представитель правоохранительных органов, который, если верить словам моего непутевого женишка, жаждет допросить меня прямо на больничной койке.

Тем не менее, первым ко мне все-таки пожаловал луноликий врач,  и сходу нарвался на мое высказанное в ультимативной форме требование удалить Максима Терлеева из поля зрения. К чести эскулапа, он  сразу согласился, и экс-жених был мягко выдворен  в коридор.  Зато врач, оставшись со мной наедине, тут же вооружился шприцем.

-Не надо мне ничего колоть, иначе я на вас  в администрацию нажалуюсь, -превентивный удар я нанесла наудачу, но вроде сработало, -  у меня все в порядке.  Покажите мне медицинскую литературу, где подробно описано заболевание под названием «Не хочу выходить замуж за нелюбимого человека?» Нет такого, вот и прекрасно, значит, незачем меня всякой дрянью пичкать, я все равно уже не передумаю.

Возможно, если бы доктор получил образование психиатра, он бы отреагировал на мои спорные высказывания совершенно по-другому, и всенепременно усмотрел бы в моих словах ярко выраженные признаки какого-нибудь маниакально-депрессивного психоза, но  передо мной стоял рядовой травматолог и с подобным поведением своих пациентов он, похоже, доселе не сталкивался.  Таким образом конструктивного общения у нас упорно не получалось, и я начинала понемногу испытывать серьезные опасения относительно перепоручению меня специалисту  в области душевных болезней.

Неизвестно, во что бы вылился наш зарождающийся конфликт, но тут у доктора в кармане халата пронзительно запиликал радиотелефон. 

-Ида, это ваша мама, - врач протянул мне трубку и с неприкрытым осуждением поинтересовался, - или ее вы тоже пошлете, как Максима?

-Не пошлю, -клятвенно пообещала я, прижимая трубку плечом, -  зачем вы меня так забинтовали, доктор? У меня же вроде не перелом. Или это такая разновидность смирительной рубашки? Да, мам, привет!

Мама звонила из Германии и, как бы не кощунственно это звучало,  я была чрезвычайно счастлива, что Стефан  приболел, и мама не смогла приехать на мою свадьбу.  Стефаном звали маминого мужа. В перечне ее супругов он числился под номером четыре, но  стал первым, кто осуществил мечту моей родительницы и вывез ее за границу. Более того, общий стаж семейной жизни со Стефаном  у мамы давно превысил совокупную продолжительность  всех ее предыдущих браков. И это учитывая, что Стефан был старше ее лет на двадцать,  возглавлял кафедру философии в Берлинском Университете, и внешне походил на бородатого гнома с кожаным портфельчиком вместо кирки и отбойного молотка.  Свою первую, и я так думаю, последнюю жену, Стефан нашел через сайт знакомств, и уже через полгода мама получила статус фрау Рихтер и навсегда помахала своей родине украшенной обручальным кольцом ручкой.

На тот момент мне почти исполнилось двадцать, и я как раз заканчивала журфак.  Игру в «дочки-матери» мы затевать не стали, и когда мама в лоб спросила, хочу ли я ехать с ней, я без колебаний предпочла остаться.  Мамины мужья с  детства засели у меня в печенках, и хотя все они как один, были исключительно хорошими людьми, даже после развода преданно обожавшими мою мать, успели мне основательно осточертеть.   В общем,  мы с  мамой расстались с родственной теплотой, пожелали друг-другу всяческих успехов, и устремились  в самостоятельное плавание.  Мы никогда не теряли связи и каждый вечер обменивались по телефону дежурными фразами  о погоде и природе,  мне даже показалось, что на расстоянии мы стали гораздо ближе. Моя мама  родила меня  в шестнадцать, и, потратив всю свою молодость на мое вполне достойное воспитание, имела полное право устроить свою собственную жизнь.

Мама принадлежала к числу тех женщин, о которых обычно говорят  «self-made», она сделала себя сама, и я ею восхищалась. Она начинала  с уборщицы, окончила техникум и  «поднялась» до кассирши, а через несколько лет дослужилась до главбуха.  И все это одна, с маленьким ребенком на руках. Неудивительно, что  к такой сильной личности тянулись добрые, но слабые мужчины, не выдерживающие в итоге маминого превосходства.  Думаю, секрет прочности брака со Стефаном, заключался как раз в том, что он себя отлично чувствовал на вторых ролях, почитывал себе лекции и  попивал пивко в ближайшем кабачке.

Наши с мамой взаимоотношения можно было назвать скорее «нейтральными». Она родила меня слишком рано, чтобы в ней успел развиться материнский инстинкт, но в то же время она  всегда обладала гипертрофированным чувством ответственности,  и если уж мне суждено было появиться на свет, следовательно, ее святой долг - заботиться обо мне до достижения совершеннолетия.  Да, может быть,  мне порой не хватало нежности,  может быть, иногда мне хотелось  прижаться к маминой груди,  но зато никто не лез мне в душу.

Не делала мама этого и сейчас. Не допытывалась, зачем, почему, для чего. Просто спросила, нужна ли мне помощь и  посоветовала побольше соблюдать осторожность.  А еще, как ни в чем не бывало, рассказала мне об улучшении состояния здоровья Стефана и слегка неискренне посокрушалась по поводу сорвавшейся свадьбы.  Вот так и поговорили. Чудесная у меня  мама, как ни крути!

Доктор, не покидавший палату на протяжении всего разговора, вероятно, ожидал от меня горючих слез в трубку, и был несколько ошарашен моим олимпийским спокойствием.  А я нагло воспользовалась его смятением и ничтоже сумняшеся выдвинула следующее требование.

-Позовите следователя! – безапелляционным тоном приказала я, - человек при исполнении, проявите уважение к закону. Сколько можно его под дверью мариновать?

Врач  лишь безнадежно махнул рукой, видимо, решив, что гораздо проще выполнить нехитрую просьбу умалишенной, чем потом испытывать на себе проявления ее буйства.

Следователь мне почему-то сразу понравился.  Кругленький, лысоватый дядька с умными проницательными глазами  внушил мне симпатию уже только одним своим профессионально-деловым подходом.  Пододвинул стул к моей кровати, сунул мне под нос красную корочку служебного удостоверения и без лишних сантиментов приступил  к  опросу потерпевшей стороны.

Так как у «потерпевшей стороны»  к милейшему Владимиру Михайловичу имелся и свой животрепещущий вопрос, я постаралась вызвать у следователя максимальную степень доверия и изложила  хронику событий прошлой ночи с впечатляющей детализацией. В глубинные причины своего желания расстаться с жизнью я не посчитала нужным вдаваться, зато подробно описала, как заранее подсмотрела комбинацию на кодовом замке,  как пробралась на открытый чердак, и как, оступившись в темноте на ровном месте, провалилась в вентиляционную шахту.   Следователь  четкость и логичность моих показаний оценил по достоинству, и в качестве ответного жеста поставил меня в известность, что  владелец кухни с ошибочно разобранной кладкой  уже готовит на меня исковое заявление  в суд.   Далее мы дружно посмеялись над наивностью юридически безграмотного гражданина, а  Владимир Михайлович посетовал на халатность коммунальщиков, пожелал мне жить долго и счастливо без попыток суицида, и после получения моей подписи на протоколе уже собирался было ретироваться. Но не тут-то было!

-Послушайте, для меня это очень важно, - я вплотную приблизила губы к уху следователя (а вдруг там Макс в замочную скважину подглядывает, а некоторые подробности ему знать совсем не обязательно), - того парня, Эрика, его уже опознали? Мне очень нужно встретиться с его родственниками, прошу вас, дайте мне их контакты, или хотя бы телефон того, кто ведет это дело.

-Какого Эрика? – совершенно натурально удивился Владимир Михайлович, - простите, Ида, я вас не понимаю.

-Разве вы не в курсе, что со  мной на крыше был еще один человек, он представился мне Эриком. Он бросился  вниз за минуту до того, как я упала в шахту…, - взгляд следователя  меня  явно насторожил. Еще недавно он смотрел на меня почти с дружеским пониманием, а сейчас надулся, будто мышь на крупу. Я же у него не военную тайну выведать пытаюсь!

-Владимир Михайлович, если вы не хотите брать на себя ответственность, хотя бы просто скажите мне фамилию Эрика, я сама найду его семью и узнаю о времени и месте похорон. Да что с вами такое, черт возьми?

Следователь  задумчиво повертел в руках исписанный мелким убористым почерком лист  бумаги и вдруг  принялся методично разрывать протокол на мелкие кусочки.

-Доктор Логинов прав, вам нужно предварительное медицинское освидетельствование.  Отдыхайте, Ида, я приду к вам, когда вы поправитесь.

-Я здорова! -  все еще ничего не понимая, я  соскользнула с кровати  и раздраженно топнула перебинтованной ногой. Малоубедительное зрелище, если принять во внимание, что одета я была в  некое подобие ночной рубашки,  а тапочки мне выдать пока не удосужились, и пол я вынуждена была топтать голыми пятками. Но даже отсутствие жизненно необходимых предметов гардероба не помешало мне воинственно взмахнуть руками и угрожающе двинуться на следователя, будто фашистский танк на Прохоровку.

-Что происходит? – шипела я, как разъяренная рысь, -  я не оставлю вас в покое до тех пор, пока вы мне все не объясните. И я…на вас в прокуратуру нажалуюсь!

Жаль, что в отличие от луноликого врача  Владимир Михайлович оказался менее восприимчив к моему грозному предостережению. Думаю, следователь меня больше пожалел, чем испугался.

-Ида,  успокойтесь, - с отеческими интонациями в голосе попросил он, - лучше ложитесь, не надо нервничать. Вы перенесли сильный шок, вот и  померещилось всякое.  Я вам могу на данный момент официально заявить, что даже если какой-то парень на крыше и был, то вниз он точно не прыгал.  Никакого тела в том районе не обнаружено, сигналов о случае самоубийства также не поступало,  следы крови и прочие доказательства отсутствуют, так что скорее это всего лишь плод вашего воображения. Я уверен, после окончания лечения, вам станет легче.

-Конечно, станет, -миролюбиво подтвердила я и устало опустилась на постель, - только без всякого лечения. Время –лучший лекарь, Владимир Михайлович. Знаете, зря вы протокол порвали, предлагаю его заново переписать и закрыть дело за неимением состава преступления. А про мой вопрос вы лучше забудьте, и, главное, никому о нем не рассказывайте.

Отыграла я идеально. Способность к лицедейству за долгие годы ношения масок у меня  находилась на виртуозном уровне. Тут вам и смущение, и вина, и страх – получите, распишитесь, что называется.    Я и расписалась, в протоколе, по второму разу. Следователь, конечно,  не переставал на меня подозрительно коситься, но  стремление  поскорее сдать дело в архив перевесило профессиональную интуицию.  Попрощался Владимир Михайлович со мной довольно сухо,  неприятный осадок остался у нас обоих. А у меня в довершение ко всему остался все тот же вопрос, на который я так и не получила ответа.

 

ГЛАВА V

Так как до последнего времени бог миловал меня от попадания в стационар, я по неопытности полагала, что  больница является наилучшим местом  для всесторонней реабилитации пациента главным образом за счет изоляции от общественного внимания.  К сожалению, в своем предположении я ошибалась не менее жестоко, чем конструкторы НАСА при проектировании Аполлона-13.  Не успел  скрыться за дверью следователь, как народ повалил в мою палату, будто прибывшие из глуши колхозники на выставку достижений народного хозяйства. Наверняка, не последнюю роль в  бесконечном наплыве посетителей сыграла тайная месть доктора Логинова: мол, раз не ты не хочешь принимать лекарства и вся такая здоровая,  то покой тебе в ближайшее время будет только сниться.

Надо сказать, беседа с Владимиром Михайловичем  существенно выбила меня из колеи,   и бардак в моей голове принял просто угрожающие масштабы, а тут еще всякие «доброжелатели» перлись ко мне  нескончаемым потоком, мешая привести разрозненные мысли в относительный порядок. Нет ничего удивительно в том, что вежливости в моем поведении  в итоге осталось  примерно столько же, сколько полезных веществ в сладкой газировке, и число визитеров резко поубавилось. Самым стойким вроде неугомонного Макса, его визгливой мамаши  и несостоявшейся подружки невесты Райки, чуть ли не в голос рыдавшей от невозможности блистать в своем новом платье на  грандиозном торжестве, было доходчиво объяснено, что если они  в течение тридцати секунд не очистят помещение, я  за себя не отвечаю, и вполне вероятно, начну метко швыряться  в них стульями и прочими подходящими для воздушной атаки предметами.  Наглядной демонстрации серьезности озвученных мною намерений, к счастью, не понадобилось, зато, наконец полностью осознавший степень моей непоколебимой уверенности не связывать себя узами Гименея Макс перед уходом  мстительно поведал о десятке моих коллег из желтой прессы, которые только и дожидаются шанса проникнуть ко мне в палату.  

Я приняла к сведению полученную информацию и даже обдумала дежурный вариант отхода через пожарный выход, но основное препятствие, как выяснилось, заключалось далеко не в гипотетических папарацци, изнемогающих от страстного желания  поместить на первую полосу мою фотографию  в бинтах. Лицо моего лечащего врача к вечеру походило скорее на непропеченный блин, чем на Луну, доктор Логинов  дергался и нервничал, но гнул свою линию с непрошибаемым упорством. В соответствии с  писаными и утвержденными не иначе как клиническим идиотом правилами внутреннего распорядка, выписка больных осуществлялась исключительно в утренние часы.  

Провести ночь в этой белой клетке для меня было все равно, что добровольно сдаться в руки торговцев человеческими органами. Я написала отказ от госпитализации, поставила на нем свою размашистую подпись и  с пакостной ухмылкой ткнула этой бумажкой в Логинова.  Эскулап для приличия формально повздыхал, но так как несовместимых с жизнью травм у меня  не обнаружилось, вынужден был после недолгих препирательств отдать распоряжение о выдаче моей одежды.  А вот через черный ход выпускать меня категорически отказался.

-Линкс! Что произошло с вами на крыше? Вы там…

-Почему вы отменили свадьбу, Линкс?

-Линкс, вы видели преступников в лицо?

-Вы планируете собрать пресс-конференцию?

-Как вы себя чувствуете, Ида?

Папарацци набросились на меня, словно голодные пираньи. Нацеленные мне в лицо объективы  фотокамер, слепящие глаза вспышки,  сплошной неразборчивый гомон бесчисленных вопросов… Меня хватали за рукава, совали в лицо микрофоны, зажимали в толпе и снимали, снимали, снимали.  Ну и к черту,  я как никто умею правильно разговаривать с этой братией!

-Фарух! – я выцепила его смуглое лицо с восточным разрезом глаз практически сразу, уж кто-кто, а мой старый знакомый выделялся в любой клаке, -забери меня отсюда, а по пути я дам тебе интервью!

Надо отдать Фаруху должное, отреагировал он с ураганной скоростью: локтями распихал всех конкурентов, пребольно ухватил меня за перебинтованную руку и на буксире потащил в свою машину. Быстро завел двигатель и  с места газанул подальше от этого столпотворения. Вот за что мне нравится Фарух – он, конечно, за горячую сенсацию и маму родную три раза перепродаст, но  чутье на жареные факты у него феноменальное и в подобных ситуациях он действует на автопилоте. Не зря же заполучить в штат  убежденного фрилансера Фаруха Кемаля мечтают все до единого периодические издания, начиная от «Столичной штучки» и заканчивая «Сельскохозяйственным вестником», потому как Фарух способен с легкостью обнаружить информационную бомбу даже в стогу прошлогоднего сена.

-Рассказывай! – сходу потребовал мой спаситель, параллельно поглядывая в зеркало заднего обзора. Боится преследования, что ли? –  все с самого начала, Линкс,  как и обещала!

Фарух родился  и вырос здесь, а на своей исторической Родине в Афганистане он не бывал даже в командировках, и совокупность этих двух фактов заставляла меня обоснованно подозревать, что его неистребимый акцент является лишь пикантным дополнением  к экзотическому облику. Вероятно, аналогичная цель преследовалась Фарухом и при круглогодичном ношении традиционной шапочки-«пуштунки», а также при старательном перебирании четок с деланно-рассеянным видом.  А еще Фарух, как и большая часть восточных мужчин, предпочитал силиконовых блондинок, благодаря чему наше довольно тесное общение никогда не сопровождалось даже намеком на сексуальные домогательства.  Я иногда сливала ему полученную по служебным каналам информацию, а Фарух, в свою очередь,  снабжал меня теми самыми изюминками, которыми так выгодно отличались мои публикации.

Не сомневаюсь, сегодня я устроила Фаруху настоящий праздник. Всю дорогу до дома я тараторила, не переставая, и даже несколько удивилась, что на языке у меня до сих пор не образовалась внушительных размеров трудовая мозоль. Я эмоционально и художественно расписала свою  неудачную попытку расстаться  с жизнью,  походя кинула парочку увесистых булыжников в огород Макса Терлеева ( поверьте, речь шла далеко не футболе) и бессовестно раскрыла все  тайны свадебного переполоха, в том числе  точно назвав потраченную вхолостую сумму. Фарух млел от блаженства, будто  растянувшийся на солнышке кот,  и ненавязчиво щелкал затвором, но когда он спросил меня о дальнейших планах, я резко замолчала, волевым усилием заставила репортера выключить камеру и драматическим шепотом поведала, что сие мне еще самой неведомо, но как только, так сразу, и эксклюзивный материал у него в любом случае в кармане.

В других обстоятельствах Фарух, быть может,  и повел бы себя гораздо более настойчиво, но сейчас ему надо было срочно монтировать репортаж, и он готов был согласиться на что угодно. Так что распрощались мы на дружеской волне, а когда Фарух увидел у моего подъезда скопление откровенно опоздавших к раздаче папарацци, так и вовсе раздулся от гордости и спеси. Я же оперативно сделала из увиденного правильные выводы,  воспользовалась охватившей  Фаруха эйфорией, и уболтала его помочь мне просочиться в подъезд незамеченной через сквозную пристройку расположенного на первом этаже парикмахерского салона.

Дома было здорово. Темно, спокойно, тихо. Жаль, конечно, что перед тем, как отправиться в последний путь на крышу, я планомерно опустошила холодильник   - есть хотелось до рези в желудке, причем вернувшийся к активной жизни организм требовал ни какого-нибудь там диетического питания, а солидный кусок мяса, например. На текущий момент из продуктов в наличии оказался только кофе, и за неимением лучшего, мне пришлось в ожидании доставки пиццы коротать время за чашечкой свежесваренной арабики. 

 Я до краев наполнила чашку ароматным напитком, два раза проверила, закрыла ли я газ (не то чтобы соседей жалко, но я и сама на тот свет больше не собираюсь), подошла к окну и осторожно отодвинула плотную ткань портьеры.  Кирпичная девятиэтажка возвышалась напротив  мрачным памятником той страшной ночи. Вот по этой тропинке я торопливо пробиралась навстречу гибели, спешила на свидание со смертью, а обрела свободу, которую я никогда ранее не имела.  Вот на этом месте мне чуть не упал на голову синтезатор… Черт, а почему я не спросила у следователя про синтезатор, нашли его или нет? Ведь если не было Эрика, значит, не было и клавиш. Логично? Еще как логично!

-Владимир Михайлович, это Ида! – настенные часы показывали начало двенадцатого, и я живо представила, как укоряет себя следователь за то, что не указал на оставленной мне визитной карточке временные ограничения для поздних звонков, - простите за беспокойство! Обещаю, это последний вопрос, ответьте мне, и я клянусь отстать от вас раз и навсегда.

-Разве в больнице еще не тихий час? –  задумчиво поинтересовался следователь , -или вы там на особом положении?

-Я не в больнице, -честно призналась я, - но это сейчас не критично. Просто скажите мне, под окнами  того дома, где я упала в шахту, нашли обломки синтезатора? Нашли или нет?

Владимир Михайлович  с невыразимой тяжестью вздохнул. Представил, наверное, бедняга, что такими темпами недолог час, когда  я возьму моду каждый вечер делиться с ним своими  галлюцинациями  и в случае отказа поддерживать со мной беседу буду прямым текстом угрожать инициацией прокурорской проверки.

-Пожалуйста, -жалобно взмолилась я в трубку, - да или нет?

-А как он выглядит, этот ваш синтезатор? – бесцветно уточнил следователь, -разбитый фонарик там нашли и клавиши какие-то электронные. Ребятня местная давно все порастащила. Это оно?

-Оно самое, - шумно выдохнула я, -  Владимир Михайлович, я вас обожаю!

-Берегите себя Ида! – не слишком впечатлился от моего эмоционального порыва следователь, - вам в отпуск срочно надо, вот что я вам скажу.

Финальный совет был, бесспорно, хорош, и я  поставила в завтрашний график также посещение редакции с последующим написанием заявления об увольнении по собственному желанию.  Мне и без этого змеиного гнезда было, чем заняться, причем с визитом к психиатру, судя по последним сведениям, можно было и повременить.  Эрик был. Вопрос, куда он делся? Тела, я предположим, тоже не видела,  но не мог же он раствориться в  воздухе?  Или мог? Ну, в таком случае,  психиатр плачет по мне горькими слезами…

Обдумывать это невеселое утверждение более внимательно мне помешал доставщик пиццы и вспыхнувший с новой силой приступ зверского аппетита. Пока работали челюсти, мозги отдыхали, и никаких гениальных идей меня больше не посетило, однако в желудке стало тепло и сыто.  Я стояла перед зеркалом, пристально вглядывалась  в свое отражение и видела в нем совсем другую Иду Линкс, красивую, уверенную в себе брюнетку с пылающими жаждой жизни глазами, и все острее понимала, как важно для меня  выяснить правду об Эрике, потому что именно с него началось мое  неподвластное разуму преображение.

Обычно, дельные мысли посещали меня в процессе нудного и монотонного занятия вроде шитья, глажки или нарезки салата к праздничному столу. Но так как мое приданое давно лежало в шкафу аккуратными стопочками, шитое-перешитое и глаженое-переглаженное, а  праздник сегодня будет, как говорится, без меня, ни один из вышеперечисленных способов стимулирования умственной активности мне  никаким боком не подходил.  Зато я самостоятельно придумала куда более удачный вариант.

Я кромсала свое свадебное платье с ожесточенной ненавистью, а там, где не справлялись ножницы, безжалостно разрывала белоснежное кружево руками. Исцарапанные руки болезненно ныли, но я не замечала боли, мной владело какое-то абсолютное счастье,  я отключила все телефоны и от души  наслаждалась своим долгожданным одиночеством. Многослойное платье оказалось прекрасным тренажером для нервной системы, и когда я добралась до корсетной части, в голове у меня наступило капитальное прояснение,  и через минуту Фарух Кемаль получил сообщение следующего содержания « Я знаю, что ты, мать твою, не спишь, поэтому  отвлекись от моих фотографий и скинь мне ссылку  на последнюю версию базы данных областной налоговой».

Судя по тому, что новое письмо появилось на моей страничке через пару минут, качество отснятого в машине материала,  повергло Фаруха в щенячий восторг. Не зря все-таки я перед ним распиналась и во всех ракурсах позировала.

База оказалась обновленной и дополненной. От всевидящего ока налоговой инспекции не мог укрыться ни один совершеннолетний гражданин страны, нужно только правильно задать критерии поиска. А кроме имени у меня ничего не было. Хорошо, имя достаточно редкое. Или недостаточно.

По данным областного департамента по налогам и сборам в одной только столице проживало три сотни Эриков, а по различным уголкам густонаселенной области судьба разбросала еще  несколько десятков тезок.  Под примерно определенную мной возрастную категорию подпало сто сорок восемь человек, а так  как наличие фотографий данный массив не предусматривал, работа меня ждала долгая и кропотливая. Поэтапно обходить почти полторы сотни квартир, это может и увлекательно, но займет неимоверно много времени. Что же еще тебе известно, вспоминай, Ида, вспоминай! Что он еще говорил о себе? Ничего. Сказал, что его больше нет, Данте он удалил, а Эрика не станет через мгновение… Ключевое слово  здесь «Данте»! Теперь бы еще найти ту замочную скважину, куда вставляется этот золотой ключик.

После того, как от корсетного лифа моего свадебного платья осталась только бесформенная груда мятой ткани, я кое-что придумала.  Что ж, попробуем проверить гипотезу эмпирическим путем. Если ничего не выйдет, найду на кухне разделочный топорик для мяса и порублю в капусту свадебные туфли  от «Christian Louboutin».

 

ГЛАВА VI

Мое претендующее на гениальную простоту предположение базировалось на примитивной аналогии. А что, если «Данте»  в случае Эрика –это то же самое, что  у меня «Линкс», то есть образованный от созвучной  фамилии псевдоним? Была, конечно, вероятность, что парень  всего лишь являлся преданным поклонником автора «Божественной комедии», и моим робким чаяниям суждено вдребезги разбиться о суровую реальность, но, согласитесь, определенный резон в моей версии, бесспорно, присутствовал, и она, по меньшей мере, заслуживала проведения «следственного эксперимента»  в целях своего опровержения или подтверждения.

Я сварила себе еще кофе, сделала пару обжигающих глотков и  приступила к следующему этапу поисковой операции.  В качестве  основных критериев отбора я ввела имя Эрика,  первые три буквы слова «Данте»,   а  год рождения и место проживания ограничила приблизительно подходящим диапазоном. Ну, в самом деле, на кой черт, мне сдались налогоплательщики, мало того, что проживающие на границе с сопредельным регионом, так еще планирующие в текущем году отметить восьмидесятилетний юбилей?

Умная программа обдумывала поставленную задачу настолько долго, что я успела полностью осушить свою чашку и даже сходить на кухню за новой порцией, причем от нетерпения чуть было не расплескала весь кофе на клавиатуру.  К тому моменту, когда я начала задумываться,  не перезагрузить ли мне лэптоп,  на экране отразился результат поиска. База выдала мне один единственный вариант, зато какой!

Данилевский  Эрик Яковлевич. Двадцать семь лет. Адрес - есть. Телефон – есть. Данные о месте работы – отсутствуют. Зарегистрированное имущество, права и обременения – отсутствуют. 

Какое-то время я молча таращилась в монитор и не могла заставить себя оторвать взгляд от этих ничем не  выдающихся, в общем-то, сведений.  Если я и  база данных налоговой инспекции имеем в виду одного и того же человека, значит, я попала в яблочко, почти не целясь. Данте Алигьери и его бессмертное творчество, возможно, и наложили на выбор Эрика определенный отпечаток, но отправной точкой  послужила все-таки фамилия, в точности, как и у меня. Однако, танцевать от радости фокстрот пока еще  рановато.  Косвенные доказательства тоже могут быть приобщены к делу, но выстраивать общую линию, основываясь исключительно на них, крайне нежелательно. Что-то я после затянувшейся беседы со следователем даже мыслить судебными канцеляризмами начала!

Большого труда мне стоило решить, что является большим безумием: позвонить по любезно предоставленному уважаемыми налоговиками номеру в полтретьего ночи или  с утра без приглашения заявиться по соответствующему адресу.  Все определил, как водится, фатум: легкомысленно брошенный в ванной телефон разрядился в ноль,  и для того, чтобы вернуть ему пригодность к использованию по назначению, требовалась, минимум, пара часов в компании зарядного устройства.

После выпитого количества кофе, я не только не хотела спать, но и испытывала ярко выраженную потребность в активной деятельности. Было очевидно, что расплачиваться мне придется  жуткой дневной сонливостью,  однако скопившиеся в моем внутреннем органайзере дела все, как на подбор, обладали статусом первостепенной важности, и я не собиралась жертвовать ни одним из запланированных мероприятий даже ради краткосрочного отдыха.

Душ я принимала, плотно обмотав обе руки целлофановыми пакетами,  и испытывала  при этом огромное воодушевление от обещанного интернет-метеослужбами похолодания, позволяющего мне облачиться в одежду с длинными рукавами и не шокировать широкую общественность своими повязками. Впрочем,  для тех , кому уж совсем невтерпеж увидеть Иду Линкс в бинтах, всю ночь работал Фарух Кемаль, и остается только выяснить, какое из желтых изданий предложило ему самый высокий гонорар.

Рассвело на улице неожиданно и резко, словно  яркая вспышка вдруг озарила кромешный мрак своим внезапным светом. Мои самые худшие предположения целиком и полностью оправдались – это оказался вовсе не рассвет, а габаритные огни  понаехавших со всей столицы машин,  доверху напичканных жаждущими сенсаций журналистами. Папарацци заняли вокруг моего подъезда круговую оборону  и, похоже,  всерьез готовились разбить во дворе палаточный городок. Интересно, особняк Макса осаждает такая же толпа, или это  только мне грозит невеселая участь уподобиться несчастным жителям блокадного Ленинграда? Что ж, Линкс, радуйся, настал твой звездный час! А ведь еще вчера у меня были равные шансы провести эту ночь либо на супружеском ложе, либо в морге, но такая бешеная популярность мне даже в кошмарном сне не снилась.

В данном ключе развития событий ситуация складывалась весьма неблагоприятная:  поездок на общественном транспорте мне пока явно стоило избегать,  а  личного автомобиля у меня в наличии не имелось. Моя собственная машина стояла на ремонте, а свадебный подарок Макса в виде новенького «Мерседеса» теперь уж точно достанется не мне. Надену темные очки, распущу волосы и   буду кататься на такси, а куда еще деваться?

Второй раз обмануть папарацци  при помощи вчерашнего трюка   с выходом через парикмахерскую я даже не надеялась.  Не такие уж они дураки, чтобы многократно наступать на те же грабли, да и вполне может оказаться, что по воскресеньям салон красоты работает с обеда, а дожидаться его открытия в моем положении – непозволительная роскошь.  Таким образом, я решила идти напролом и в случае открытого посягательства на неприкосновенность личности отбиваться подручными средствами.

К половине восьмого я стояла у  двери в полной боевой готовности. В сумочке у меня лежал вырванный из блокнота лист с адресом и телефонным номером,  по которому я так и не позвонила. Ночной кураж прошел, и я инстинктивно хотела продлить иллюзию удачи. Слишком уж легко все получилось, поэтому подспудно я была настроена на скорое разочарование, и неосознанно пыталась оттянуть момент истины, благо  отдаленное месторасположение нужного мне дома создавало для этого все возможные условия.

Ранним воскресным утром в подъезде не было ни души. Обманчивое спокойствие сонной гармонии, неустойчивое равновесие пробуждающейся тишины, ничем не потревоженная умиротворенность. Но я и так  как будто проспала всю жизнь,   так что с меня хватит. Сегодня я  узнаю правду о том, кто сумел меня разбудить, и пусть  в моей персональной сказке не было хрустального гроба и волшебного поцелуя, Эрик навсегда останется для меня прекрасным принцем,  освободившим спящую красавицу от злых чар призывно манящей  смерти.

Думаю,  оккупировавшие прилегающую к моему подъезду территорию папарацци, не рассчитывали, что я предстану перед ними в такую несусветную по меркам выходного дня рань. Да и вообще, по логике вещей мне полагалось провести это воскресенье, безудержно рыдая в подушку и горько оплакивая свою неудавшуюся свадьбу. Ведь разве не так поступило бы на моем месте подавляющее большинство героинь светских хроник? Приятно разрушать стереотипы, черт возьми!

При виде моей возникшей в дверях  фигуры, писаки один за другим повысыпали из машин и хором подняли такой шумный гвалт, что  не ожидавшие столь  недобросовестной конкуренции птицы разом прекратили свое оживленное чириканье и  возбужденно захлопали крыльями. Тихое утро одновременно закончилось не только для моих соседей, но и для обитателей  расположенной через дорогу многоэтажки.

-Ида, вы едете на встречу с Максимом?

-Максим звонил вам сегодня ночью?

-Линкс, это правда, что вы хотели покончить с собой?

К припаркованному у тротуара такси я прорубалась, словно кавалерист сквозь вражеский заслон, и учитывая численное превосходство сил противника,  действовала довольно-таки успешно. Сумочкой я размахивала  ничуть не хуже, чем шашкой, а острые шпильки моих каблуков безжалостно впивались в ноги напирающим «акулам пера». На  сыпавшиеся, как из рога изобилия, вопросы, я принципиально не отвечала, и упрямо ломилась  вперед, демонстративно игнорируя назойливое внимание журналистов. Те, в свою очередь,  обиженно щелкали фотоаппаратами, но свои перебинтованные конечности я предусмотрительно скрыла под одеждой,   а больше ничего интересного в моем облике, как назло, не просматривалось.

-Вы чего тут вытворяете, ироды?  Совсем совесть потеряли, гады!  Вчера всю ночь милиция стенку ломала,  теперь вы спать не даете! Да что ж этого такое, никакой управы на вас всех нет! Вот вам, получите, заразы! –неопрятная старуха в выцветшем халате почти по пояс высунулась из открытого окна на первом этаже злополучной девятиэтажки и  с размаху окатила буйствующую уже непосредственно у нее под носом толпу содержимым здоровенного эмалированного ведра.  Папарацци явно не ждали такой подлянки и с матами бросились врассыпную, а я, воспользовавшись неожиданной помощью своей невольной союзницы, прибавила скорости и  на всех парах бросилась к такси.

-Ты, баба Маша, блин, на себя бы лучше посмотрела! – тот факт, что один из наиболее сильно пострадавших журналистов  фамильярно назвал вредную старуху по имени, свидетельствовал, прежде всего, о далеко не шапочном знакомстве,  и мое годами нарабатываемое профессиональное чутье на уровне подсознания заставило меня навострить ушки.  Я жестом остановила выжимающего сцепление таксиста и, насколько это было возможно в непрекращающемся гомоне вымокших папарацци, прислушалась к перепалке.

-Спать, значит, мы  тебе мешаем! Ты, баба Маша, небось, забыла, как вчера за мной  бегала,  и на чай зазывала! Только время с тобой потерял, везде из-за тебя опоздал!

 А я знаю это  патлатого рыжего парнишку с усеянным крупными веснушками лицом – Стасик Рябов из «Городского ревью». Вечно ведется на всякую сверхъестественную хрень вроде НЛО над резиденцией премьер-министра или йети  на горнолыжном курорте, и как результат, о настоящих сенсациях узнает из публикаций  в других таблоидах . Если мне не изменяет память, кроме статьи про гигантского крысиного волка в подвале художественного музея, никаких удачных материалов за Стасиком больше не числится, да и то  столичные коммунальщики потом целый год требовали от «Ревью» напечатать опровержение. Во что же он  сейчас вляпался?

-Ты, баба Маша, сама давно из ума выжила, -  на потеху своим коллегам распалялся тем временем мокрый Рябов,  грозя подбоченившейся в окне старухе веснушчатым кулаком, - знал бы сразу, что ты «того»,  даже и связываться бы с тобой не стал.  Признайся, нарочно вчера все придумала, чтобы в газету попасть, да?

Баба Маша на мгновение пропала из виду, а вновь появилась уже с новым ведром, на этом раз, с пластиковым, и, по-моему, помойным.  Папарацци, дружно повытянувшие шеи, словно стадо некормленых гусей, от греха подальше отступили на безопасное расстояние.  Один лишь Стасик  проявил завидное мужество и  бесстрашно встретил  в буквальном смысле нависшую над ним опасность в лицо.

-Твои сказки, Баба Маша, только  в детском саду рассказывать. Красные орлы у нее тут летают, в людей превращаются!  -Рябов издевательски прищурился и  с просто бесподобно язвительными интонациями добавил, - и мальчики кровавые в глазах…

Увы, эффект от уместно процитированной выдержки из Пушкина был смазан окончательно  и бесповоротно.  Древняя старушенция проявила удивительное проворство: стремительно опорожнив ведро  точно на рыжеволосую голову вошедшего в раж Стасика, она моментально скрылась в окне,  и с грохотом захлопнула за собой раму.  Сгрудившиеся у  служебного микроавтобуса репортеры синхронно взорвались  гомерическим хохотом, а бедняга Рябов, по второму кругу получивший привет от бабы Маши, бегом ринулся к подъезду, чтобы  лично разобраться со зловредной пенсионеркой. Код  к замку я  знала наизусть, и не далее, как вчерашней ночью, им пользовалась, но, на мой взгляд, именно такие уроки и помогали юным журналистам избавляться  от излишней наивности. Так что, все это, конечно, невероятно забавно, но тратить драгоценное время на Стасика – это не ко мне.  

-Поехали, - я потормошила за плечо увлекшегося доморощенным спектаклем таксиста, - цирк уехал –клоуны остались.

-Напомните, адресок,- попросил водитель, - а то у меня все из головы повылетало. Бабка – один в один моя теща.  Та тоже дни напролет в окошко выглядывает, только и смотрит, кто куда и с кем пошел, а вечером на лавочку сядет и с такими же старыми кошелками всем косточки перемывает. Так ладно  языком мелет, еще же и присочинит, такого, что диву даешься.   А эта бабка, видать, телевизора на ночь насмотрелась, и мерещится ей черт знает что. Мальчики какие-то…

-Мальчики не ей мерещились, а Борису Годунову, - автоматически поправила я,  протягивая таксисту листок с адресом, - а ей красные орлы…

-Да правильно тот рыжий сказал – в газету захотела, вот и сочиняет. У меня теща вот как, спит и видит, чтоб ее в телевизоре показали.  И эта такая  же– по ночам бодрствует, только бы чего  где вынюхать… Девушка, а это на другом конце города,  вы в курсе? Девушка, слышите меня?

Я не сразу отреагировала на вопрос водителя, потому что в голове у меня  вдруг с неожиданной четкостью промелькнула  неимоверно яркая картинка: отчаявшаяся самоубийца Ида Линкс с надеждой ждет, не упадет ли  ей на голову вслед за свалившимся с небес синтезатором еще один не менее тяжелый предмет, но  вдруг испуганно шмыгает в подъезд, увидев серую тень в окне. В том самом окне, откуда на Стасика Рябова  недавно пролился обильный дождь бытовых отходов.

 

ГЛАВА VII

Я так и не узнала, насколько далеко Стасик зашел в реализации своего неукротимого желания ответить бабе Маше за публичное оскорбление действием, но от намерения сжечь свое журналистское удостоверение решила временно отказаться. Быть может, склочная старуха и вправду давно выжила из ума, но что-то странное она, однозначно, видела,  так почему бы не сыграть на ее слабости  и под видом  падкого до  жареных фактов репортера не проинтервьюировать бабку на предмет подробностей ночного происшествия на крыше? 

Поставленный на беззвучный режим мобильник  вибрировал практически непрерывно,  заставляя брошенную на сиденье сумку подпрыгивать и сотрясаться.  Создавалось впечатление, что в это  раннее воскресное утро не позвонил мне только ленивый.  Макс, Райка, шеф плюс два десятка неидентифицированных личностей с незнакомыми номерами добивались моего внимания с нечеловеческой настойчивостью, причем каждый из них в довершение ко всему еще и считал своим долгом написать мне сообщение с требованием немедленно выйти на связь.  В конце концов,  я не выдержала непрекращающегося жужжания и решила проблему радикальным способом: разослала всем  числившимся в телефонной книге абонентам краткие СМС идентичного содержания, после чего благополучно выбросила сим-карту в окно. С текстом сообщений я особо не мудрствовала и без лексических изысков посоветовала всем желающим со мной пообщаться «пойти на хрен», конец цитаты.

Всю дорогу таксист с откровенным любопытством наблюдал за мной в зеркало. Хотя солнцезащитные очки на пол-лица я так и не сняла,  сохранить инкогнито в условиях, когда  даже первую страницу сборника сканвордов украшает твоя черно-белая фотография, казалось  практически невыполнимой миссией.  Но по отношению к общественному мнению я отныне испытывала  космических масштабов безразличие,  и до тех пор, пока с меня не вымогали автографы и не пытались разорвать на сувениры,  занимала  достаточно мирную позицию.  Как запретишь, например, молоденькой продавщице киоска, где  я покупала себе новую симку,  пожирать меня  ошарашенным взглядом?  Что еще, по большому счету, видит эта девчонка сквозь свое крошечное окошко?  А тут, можно сказать, живая легенда  в гости пожаловала! Будет, о чем поболтать с подружками!  Или, ну как не ответить на вопрос таксиста, который всего-то и спрашивает, насколько обоснованы слухи о скором переходе Макса в один из футбольных грандов Европы? Откуда  он еще получит информацию из первых рук? А так сегодня же за кружкой пива поделится с мужиками последними новостями, и мгновенно приобретет непререкаемый авторитет.  Жалко мне, в принципе, что ли?

Была ли тому виной бессонная ночь, или  чрезмерный объем выпавших на мою долю эмоциональных потрясений, но за неприлично долгую дорогу меня ощутимо укачало. Я  раз за разом сбрасывала обволакивающий меня палантин  расслабленной дремоты,  но мое сопротивление постепенно становилось все более формальным и вялым. В итоге проснулась я уже на месте назначения, и для того, чтобы сориентироваться в окружающей обстановке, мне понадобилось  извлечь из сумки прихваченный специально для таких случаев портативный термос и, распространяя по автомобильному салону восхитительный запах дорогого кофе, сделать пару основательных глотков.

-Это точно тот адрес? –растерянно уточнила я у невозмутимо пересчитывающего деньги таксиста, -бараки какие-то… 

-А это и есть бараки, - охотно подтвердил водитель, - я же вам говорил, это почти промзона.  Здесь раньше строители жили,  они  химкобинат за мостом строили.

-То есть здесь и сейчас живут? – я открыла окно и осторожно высунула голову наружу. В нос мне моментально ударил  неистребимый запах прорвавшей канализации, я огляделась по сторонам и первым, что бросилось мне в глаза, оказалась покосившаяся будка деревянного туалета.  Мелодично поскрипывающая дверь болталась на одной петле под изменчивыми порывами легкого майского ветерка,  и  непередаваемая вонь выгребной ямы смрадным облаком разносилась по окрестностям.  Метрах в трехстах от  «благоухающих» удобств располагалась двухэтажная постройка с прогнившими от старости стенами, возведенная, судя по ужасающе древнему виду, если и не при царе Горохе, то уж точно до Октябрьской революции.  Такого убожества мне не доводилось видеть никогда ранее – здание выглядело так, будто  вот-вот рассыплется от ветхости,  но несмотря на то, что тут и  там чернели зияющие проемы окон с закопченными рамами и выбитыми стеклами,  дом, несомненно, являлся обитаемым. 

Согнувшаяся под непосильной тяжестью двух наполненных водой ведер женщина медленно брела от колонки к подъезду. Периодически она останавливалась, чтобы отдышаться, и немного отдохнув, снова подхватывала свою ношу.  Непреодолимая,  безысходная усталость сквозила в каждом ее движении,  а гнет проблем словно прижимал  к земле ее поникшую фигуру, одетую в невразумительное подобие застиранной футболки и обтягивающие расплывшиеся бедра джинсы.  Я зачарованно смотрела ей вслед, и в моей голове упорно отказывалась укладываться мысль, что в  нашем мегаполисе все еще существуют  такие задворки цивилизации. Это был абсолютно другой мир,  он как будто находился в ином измерении и контрастировал с показным шиком столичного гламура  столь же резко, как  проводимые правительством реформы с реальными ожиданиями народа.

-Так вам сюда или не сюда? – таксист, по всей вероятности, устал дышать щедро витающими в воздухе ароматами отхожего места,  и начал проявлять острое недовольство моим созерцательным настроем, - я вас по адресу привез.  Не нравится -доплачивайте,  и я могу  обратно отвезти.

-Не надо, - я  опустила ногу на жалкие остатки выщербленного асфальта  и решительно вылезла из машины, - всего хорошего!

Среди этой непостижимой уму разрухи я выделялась не меньше, чем  слепой на фоне посетителей кинотеатра.  Стильная, ухоженная брюнетка на умопомрачительно высоких каблуках  торопливо  шагала по усыпанному окурками двору, и больше всего на свете ей хотелось поскорей скрыться в подъезде и не привлекать внимания местных жителей своим не вписывающимся в здешний дресс-код внешним обликом.  

 Я оказалась  в мрачном подъезде с затхлым запахом вечной сырости, поднялась на второй этаж по кривой и скрипящей деревянной лестнице  и сразу уперлась в массивную металлическую дверь,  не соответствующую царящей вокруг  нищете еще в большей степени, чем  бриллиантовые серьги в моих ушах.  Такие солидные и надежные двери обычно устанавливаются в финансовых учреждениях или в офисах ворочающих миллионами бизнесменов, но никак не в разваливающемся бараке на  глухой  столичной окраине.  Табличка с  указанием номера, равно как и звонок, на данном железном колоссе отсутствовала, но я ни на секунду не усомнилась, что передо мной та самая квартира, и, напрочь позабыв про свои травмы, дробно забарабанила в дверь кулаком. Первый же удар вызвал у меня такое многообразие болевых ощущений, что я временно лишилась способности адекватно воспринимать действительность.

Когда боль слегка отпустила, и сквозь застилающую глаза мутную пелену начали понемногу выступать размытые контуры предметов, до меня донесся раздраженный женский голос, тщетно пытающийся выяснить цель моего визита.

-Мне нужен Эрик Данилевский, -  на одном дыхании выпалила я и замерла в неподвижном ожидании.  Материальный мир вновь обрел  устойчивость, но вот в душе у меня бушевал первозданный хаос.

Замки открывались без скрипа и скрежета,  быстрыми, почти бесшумными щелчками.  Запорный механизм работал четко и выверено, словно  хозяева регулярно следили за его техническим состоянием, что опять же не очень хорошо вписывалось в  малоэстетичную картину полнейшего упадка. Все это производило двоякое впечатление: с одной стороны, казалось, дверь  призвана уберечь  от посторонних нечто невероятно ценное, а с другой–уберечь посторонних о той страшной опасности, что скрывалась внутри.

Возникшую на пороге тетку я узнала по одежде –когда я обозревала двор из  такси, именно она несла из колонки воду. Вот только видела я ее исключительно со спины, а сейчас она стояла ко мне лицом,  и мне стало ясно, что никакая это не тетка, а молодая девушка, возможно даже на пару лет младше меня.  Ее неудачно осветленные волосы с пережженными кончиками  сальными прядями обрамляли бледное  лицо с невыразительными голубыми глазами и   обозначившейся складкой второго подбородка, чересчур короткая и узкая футболка безобразно подчеркивала  жировые валики  на талии и  бесстыдно открывала далекий от плоского живот,  из глубокого выреза вываливалась когда-то высокая и аппетитная, а  сейчас бесформенно обвисшая грудь.   Каким-то неизвестным науке способом девушке удалось втиснуть свою оплывшую тазобедренную часть в джинсы на три размера меньше положенного, но стройности ей это явно не прибавило,  а в сочетании с невысоким ростом и разношенными тапочками еще больше изуродовало нижнюю половину тела.   В руках незнакомка держала полосатую матерчатую сумку, с какими обычно ездят в шоп-туры челноки.

Полностью дверь девушка так и не открыла,   и несколько секунд внимательно рассматривала меня через цепочку. Самое интересное,  что она меня узнала! Вероятно, заворачивала мусор в газету с моей фотографией. Не могу же я самом деле предположить, что  и в этих трущобах  с замиранием сердца следят за  светской хроникой? Насколько я поняла, у них тут своих проблем не меньше, чем  в тайге кровососущих насекомых.

-Ида Линкс? Это же вы? – девушка неуверенно улыбнулась и сразу помолодела лет на пять. На щеках у нее образовались симпатичные ямочки, а цвет заметно оживившихся глаз сразу приобрел насыщенный оттенок

Я обреченно кивнула в ответ. Скорее бы уже  президентские выборы что ли – должно же хоть что-то отвлечь людей от моей персоны!

-Что вы здесь делаете, Ида? И зачем вам  понадобилось это дерьмо собачье – мой муж?

В работе журналиста присутствовало немало профессиональных издержек, и до сего момента я наивно полагала,  что меня уже ничем нельзя удивить.  На моей практике были шокирующие разоблачения  представителей власти, закулисные игры деловой элиты и даже сенсационный материал о беременности одной эстрадной дивы, известной своей нетрадиционной сексуальной ориентацией.   Я привыкла взирать на разноцветный калейдоскоп бурлящей вокруг меня жизни с философским  равнодушием,  и уже давно не испытывала такого откровенного,  исходящего из  самых потаенных уголков души изумления.  

Провести  оставшуюся жизнь, стоя в грязном подъезде с открытым ртом и отвисшей челюстью я в любом случае не планировала, а потому  все-таки сумела волевым усилием заставить себя перебороть накатившие эмоции и более или менее внятно выдавить:

-Я по поводу синтезатора. У него ведь был синтезатор? –  я с надеждой подняла  на девушку умоляющий взгляд. Скажи «Нет», черт побери, прошу тебя,  скажи «Нет»!   И я немедленно уберусь восвояси с чувством выполненного долга. Совпадения на свете бывают, да и я вполне могла ошибиться с этим «Данте», и копать мне нужно в диаметрально противоположном направлении.  Скажи, мать твою, «Нет»! Мой Эрик не может  жить в  вонючем бараке,  жениться на  растолстевшей мымре, и самое главное, мой Эрик ни при каком раскладе не может быть «собачьим дерьмом»! Так что быстро скажи «Нет!»,  а то  меня уже   от здешнего амбре мутить начинает.

-Вот же сволочь! –искренне выругалась девушка вместо ответа. Ее лицо снова помрачнело, озорные ямочки бесследно исчезли, а на лбу изломанной линией пролегла  ранняя морщина. Она тяжело вздохнула и вдруг громко звякнула дверной цепочкой , - проходите, Ида! Мне очень стыдно за то, что Эрик так поступил, но вы можете сами убедиться, что  с меня вам нечего взять.  Если хотите, подавайте на эту тварь в суд, но только ничего вы с него не получите.

-Смотрите-смотрите, Ида, вы, наверное, такого никогда не видели! – девушка с горькой улыбкой следила за моим потрясенным взглядом, в ужасе скользившим по обшарпанным стенам, по лохмотьям отклеившихся обоев, по ржавой раковине, по лопнувшей батарее и по торчащим наружу проводам, - а зимой мы тут печку топим.  И воды у нас нет, и канализации нет!  Выгребная яма прямо под первым этажом,  и ту уже три месяца не откачивали, оттого  и запах.  Вот и все его имущество!  И хватило же совести, продать вам свои клавиши нерабочие и дать мой адрес! Говорю же, дерьмо  оно и есть дерьмо. Где вы его только встретили?

-Не важно, -выдохнула я.  Мне срочно нужна была точка опоры, на которую я бы могла облокотиться и пережить приступ головокружения, но все вокруг, как назло, казалось таким хлипким, что я боялась, как бы от одного моего неосторожного движения  разом не рухнул весь дом.  Наконец, мне на глаза попался реликтовый предмет мебели, отдаленно напоминающийся перестеленный двумя слоями шерстяного пледа диван,  и я без приглашения позволила себе принять сидячее положение.  В пятую точку мне сходу впилась выпирающая пружина, но эти мелкие неудобства ровным счетом ничего не значили по сравнению со сквозной раной в моем сердце.

 В руках  у обеспокоенно наблюдавшей за мною  девушки появился допотопный  кухонный чайник и  красная чашка с отбитой ручкой.

-Хотите воды? – радушно предложила хозяйка – кипяченая!

Я отрицательно помотала головой, вытащила из сумки термос и мелкими глотками выхлебала остатки горячего кофе. Девушка посмотрела на примитивный, в общем-то, сосуд с таким неприкрытым восхищением, словно я только что продемонстрировала ей по меньшей мере восьмое чудо света.  Это и в самом деле была изнанка того уютного и обеспеченного мира,  за пределы которого до сегодняшнего дня не простирались мои как профессиональные, так и личные интересы.

 

ГЛАВА VIII

Ударная доза кофеина действовала на меня лучше любого стимулятора. Это была давняя, годами формировавшаяся зависимость, с которой я никогда  по-настоящему не пыталась бороться. Расширенное сознание чаще всего означает расширенные зрачки,  и кофеиновый допинг, на мой взгляд, являлся наиболее невинным способом достижения ясности  в голове.

Я сняла черные очки и в упор посмотрела на  девушку.  Макс и его многочисленные предшественники называли это запрещенным приемом: сопротивляться гипнотическому притяжению зеленых глаз притаившейся в засаде рыси  для подавляющего большинства мужчин было так же сложно,  как заядлому картежнику устоять перед заманчивым предложением удвоить свой сомнительный выигрыш.  Но сейчас я имела целью добиться несколько иного эффекта:  мне необходимо было вызвать патологически безоговорочное доверие собеседника, позволяющее узнать   все и даже больше. По сравнению с теми психологически укрепленными крепостями, что мне  неоднократно приходилось штурмовать за свою журналистскую карьеру, склонившаяся надо мной девушка представляла собой  открытую книгу, и я собиралась  найти  на ее страницах исчерпывающие ответы на все терзавшие меня вопросы.

-Милая, послушайте, -   я  ласково  коснулась шершавой ладони с грубо обкорнанными ногтями  своими  изящными, наманикюренными пальчиками, - присаживайтесь рядом со мной и давайте поговорим.  У меня  есть к вам деловое предложение: продайте мне историю своей жизни! Я покупаю ваше интервью за…, - я извлекла  из сумки красное лакированное портмоне и быстро пересчитала деньги в «валютном отсеке», - за пятьсот долларов.  Вы согласны? Вижу, что согласны.  Итак, приступим, как вас зовут?

-Кристина, -   зажатые в моей руке купюры  вызвали у девушки почти физическое вожделение, она механически опустилась на жалобно скрипнувший под ее весом диван и всем телом подалась мне навстречу. Ее ярко-голубые глаза горели негасимым внутренним огнем,  каждая ее клеточка тянулась на зов призывно покачивающихся перед ней стодолларовых банкнот.  Готова спорить на что угодно, она никогда не видела наяву подобного богатства, и уже представляла себе, как эта ничтожная по моим меркам сумма превращается в продукты, одежду и прочие товары первой необходимости. Клиент созрел, и его надо было брать тепленьким.

-Я слушаю  тебя, Кристина, - для придания предстоящей беседе дружеской атмосферы я перешла на «ты» и незаметно включила диктофон. К своей изменчивой памяти у меня за последнее время накопилось  не меньшее количество претензий, чем у затопленных квартировладельцев к соседям сверху.

Девушка вдруг резко замерла, я последовала ее примеру и услышала какой-то подозрительный шорох под раковиной. Кристина сдернула с ноги дырявый тапок и с размаху зашвырнула его  в предполагаемый источник звука. В ответ послышался испуганный писк, и шорох сразу прекратился.

-Крысы замучили! – будничным тоном пояснила девушка, как если бы речь шла о совершенно привычных и рядовых вещах, - зимой еще ничего, а потеплело – расплодились, гады.  По ночам спать страшно. Я потому ребенка в деревню и отправила.

Я даже не повела бровью.  Анализировать все это безумие я буду дома. Сейчас я всего лишь бесплатное приложение к диктофону, старательно фиксирующее визуальные  аспекты разговора.  Просто смотри и слушай, Линкс, не выдавай себя,  а то  с твоим-то стажем это будет выглядеть, черт возьми, весьма непрофессионально.

-Завтра ты проснешься знаменитой, Кристина! – скорее подумала вслух, чем пообещала я, - уходить из газеты надо красиво,  и ты поможешь мне это сделать!

Девушка смущенно повела покатыми плечами. Грядущая слава, похоже, волновала ее в последнюю очередь.  Взгляд Кристины все так же неотрывно был прикован к деньгам.

-Возьми сразу, -я настойчиво вложила доллары в руку девушки, - а теперь рассказывай, как ты докатилась до такой жизни и какую роль в этом сыграл Эрик Данилевский.  

Несколько минут Кристина сосредоточенно озиралась по сторонам, а потом свернутые в аккуратную трубочку деньги вдруг молниеносно исчезли в ее необъятном декольте.  Видимо,  купюры теперь в буквальном смысле грели девушке душу, потому как  нездоровая бледность ее лица постепенно сменялась лихорадочным румянцем.

-Вы странная, Ида!  - неожиданно воскликнула Кристина, - я  про вас столько читала, но так и не могу понять,  почему вы бросили парня, который осыпал вас драгоценностями и на руках носил! А еще мы вчера с тетей Аней из третьей квартиры смотрели телевизор, так там говорили, что вы должны были поехать в Париж на медовый месяц, и что он подарил вам машину и…

-Кристина! – я мягко закрыла девушке рот ладонью, - прекрати! Я тебе просто скажу, что все эти подарки для меня ничего не значат. Не веришь? Отлично,  сейчас поверишь!

Обручальное кольцо с сапфиром еле-еле налезло Кристине на мизинец, но так вероятность того, что она будет носить его в качестве украшения, а не сдаст ближайшему скупщику золота, близилась к отрицательному значению, я не стала заморачиваться на несоответствии размера.  Утром я по рассеянности нацепила на себя символ нашей с Максом помолвки и, надо же, мне подвернулся замечательный случай избавиться от него раз и навсегда.

-Оно твое, - для того, чтобы девушка, наконец, поверила в свою негаданную удачу, мне пришлось вдалбливать ей этот очевидный факт путем бесконечных повторений, а она лишь  продолжала пялиться на кольцо отсутствующим взглядом, и даже возобновившие подпольную активность крысы больше не привлекали ее внимания, - можешь сколько угодно представлять себя невестой знаменитого футболиста  Макса Терлеева!  Кто знает, вдруг для тебя  оно окажется счастливым!

-У меня никогда не будет такого парня, как Макс  Терлеев, - первые слезинки блеснули в уголках Кристининых глаз и медленно покатились по ее пухлым щекам, - кому я нужна, Ида?  Посмотрите, как я выгляжу! Думаете, я всегда такая была? Когда я только приехала в столицу,  мне все говорили, что я писаная красавица. Лучше бы кто сказал, какая я  тогда была дура. Сейчас я, может, и поумнела,  только  от красоты одни воспоминания остались.  Знаете, я раньше обвиняла  Эрика, а потом поняла, что сама во всем виновата. Сделала бы аборт, доучилась в институте,  так нет же…

Она ревела долго и самозабвенно, словно оплакивая свою загубленную молодость, нереализованные амбиции и растоптанные мечты. Ее плечи мелко вздрагивали от рвущихся из груди рыданий,  а льющиеся безудержным потоком слезы оставляли на лице грязные дорожки.  Я обняла Кристину не столько для того, чтобы успокоить, сколько  в целях скорейшего  возобновления прерванного интервью,  но она была слишком наивна, чтобы осознать эгоистичность моих объятий.  Я сидела в сыром, продуваемом всеми ветрами помещении с отваливающейся с потолка штукатуркой и ждала, пока на моем плече выплачется жена человека, удержавшего меня от самоубийства.  А девушка все плакала и плакала,   и я не знала, как привести ее в чувство. Вернее, я знала универсальный способ,  идеально подходящий для борьбы с истериками, но, в отличие от термоса с кофе, фляжки со спиртным  я в сумочке не носила.

-У тебя выпить есть? – напрямик спросила я, когда моя блузка насквозь промокла, а батарейка на диктофоне грозила разрядиться раньше окончания нашего судьбоносного разговора.

Кристина судорожно кивнула, сквозь слезы пробормотала что-то неразборчивое и указала куда-то в сторону нагромождения немытой посуды. Я просканировала взглядом гору сковородок и кастрюль, и, несмотря на данную себе клятву ничему не удивляться, чуть не упала с дивана.

Я никогда не относила себя к числу тонких ценителей элитного алкоголя, однако круг общения вынуждал меня много в чем разбираться, дабы не ударить мордой в грязь на обязательных к посещению приемах и раутах.  Поэтому, нетрудно вообразить, в какой шок повергла меня на две трети пустая бутылка из-под абсента, да еще  и какого абсента. Плоскую емкость с  остатками прозрачной жидкости цвета моих глаз венчала этикетка с надписью  «King of spirits», и даже моих дилетантских познаний вполне хватило, чтобы предположить,  во сколько примерно  обходится такое удовольствие.

В том, что это именно «зеленая фея», а не перелитый в дорогую тару самогон, меня окончательно убедила обнаруженная рядом с бутылкой специальная ложка с дырочками и несколько кусочков сахара.  Один  из самых дорогостоящих сортов абсента  в этом богом забытом месте явно пили по всем правилам,  хотя и выглядело это столь же парадоксально, как, скажем, наличие золотого унитаза в общественном сортире.

Я осторожно отстранила обмякшую Кристину и решительно поднялась на ноги. Открыв бутылку, я нацедила грамм пятьдесят полынного напитка в стакан, и насильно заставила девушку проглотить «лекарство». Ее лицо перекосилось от терпкой горечи, но в заплаканные глаза понемногу начало возвращаться осмысленное выражение.

-Ох и мерзость! – всхлипнула Кристина и обессиленно растеклась по дивану. Я примостилась на уголке и исподтишка наблюдала, как  она постепенно обретает человеческий облик.  Надеюсь, я правильно рассчитала дозу, а  то от неразбавленного абсента крепостью почти в семьдесят градусов может запросто и башню снести, - простите меня, пожалуйста, Ида!   Не знаю, что на меня нашло, нервы сдали…

-Ничего, - милостиво кивнула я, - Кристина,  а откуда у тебя  ««King of spirits», если не секрет?

-А это вы у моего мужа спросите! -  со злостью прошипела девушка, размазывая  по щекам высыхающие слезы, -  мне кажется, из-за этой дряни у него крыша и поехала.  Он всегда был странным, а последний год начал вести себя вообще, как псих.  Говорил,  что в абсенте содержится какое-то вещество, я не помню, как оно называется, которое мешает трансформации. Разве нормальному человеку придет такое в голову? В конце концов, Эрик вообще перестал со мной разговаривать, сказал, чтоб я оставила его в покое, иначе он за себя не отвечает. Он целыми днями где-то пропадал, приходил поздно вечером, а потом всю ночь сидел за компьютером и цедил свой  проклятый абсент через ложку с сахаром. Между прочим, сначала он его поджигал,  мы тогда, как на вулкане, жили. Здесь же одной искры достаточно, чтобы весь дом вспыхнул.  Знаете, Ида, мне казалось, он нас всех ненавидел: и меня, и ребенка. Он  иногда так на нас смотрел, будто хотел избавиться и не знал, как это сделать, чтоб его не посадили. У меня будто камень с души упал, когда мама меня простила и согласилась забрать  Димку к себе в деревню.  Я теперь поняла, что все, что ни делается, все к лучшему. Когда Эрик исчез, я хотела в полицию заявить. Посидела, подумала, да ну его к черту! Без него и мне, и сыну будет намного лучше. Съезжу в деревню, отосплюсь, а там может и  работу найду. Деньги у меня на первое время есть!

-Деньги еще надо отработать, дорогая, -  одной из особенностей моего характера являлось то, что в минуты наибольшего душевного волнения я становилась чрезвычайно циничной, но Кристина о подобных нюансах осведомлена не была и восприняла мою фразу как скрытую угрозу  произвести  реквизицию материальных ценностей. Девушка ощутимо напряглась,  тряхнула непричесанной головой и практически спокойным голосом произнесла:

-Спрашивайте все, что хотите. Мне так легче, а то я сосредоточиться не могу. Я на любые ваши вопросы отвечу.

-Это хорошо, - задумчиво протянула я. Ну, Линкс, давай, не спи! Уж чему-чему, а внятно формулировать  вопросы тебя  на протяжении пяти лет учили в университете, и золотое правило любого журналиста гласит о том, что любое интервью следует разбивать на блоки. И в  самом деле, винегрет какой-то получается. Что ж, начнем с межличностных взаимоотношений,  а дальше сориентируемся по обстановке, -  расскажите мне, как вы познакомились с Эриком?

История знакомства Кристины  Ковальчук, уроженки пригородного поселка Бубновка, и Эрика Данилевского, программиста-фрилансера из столицы, уходила своими корнями в период двухлетней давности. Кристина поступила в институт  на экономический факультет, поселилась в студенческом общежитии и без особых взлетов и падений отучилась два курса. Отсутствие строгого родительского контроля, от которого девушка так устала дома, быстро вскружило ей голову.  Юная провинциалка была хорошенькой, веселой и общительной, благодаря чему неизменно становилась душой любой компании. В составе такой компании  ее  и занесло на шумную вечеринку в одном из ночных клубов города. Тем холодным ноябрьским вечером Кристина не могла и представить, какими роковыми последствиями обернется для нее это мероприятие.

Высокого худого парня в очках  представил ей кто-то из друзей.  У Эрика явно что-то не ладилось в жизни, и он предпочитал в одиночку проводить время у барной стойки. Кристина подсела рядом, они поболтали ни о чем и заказали еще выпить. Не было ни  любви с первого взгляда,  ни бешеной страсти, ни даже обыкновенной симпатии – только слишком много алкоголя, за неимением высоких чувств обострившего лишь примитивные инстинкты.  Наутро никто толком не помнил, что произошло между ними ночью в чиллауте.  В похмельной апатии обменялись телефонами и разошлись, как в море корабли.

Обнаружив, что беременна, Кристина оказалась в безвыходной ситуации.  О том, чтобы продолжать жить в общаге, не могло идти и речи,  правила внутреннего распорядка  в  отношении подобных случаев звучали весьма категорично. Возвращаться в Бубновку девушка боялась до дрожи в коленях. Шансы на то, что консервативно настроенные родители пустят опозорившую семью дочь на порог отчего дома, практически равнялись нулю.  Самым простым решением, казалось бы, должен был стать аборт, но  Кристина внутренне противилась убийству своего не рождённого ребенка,  хотя в дальнейшем не раз корила себя за  проявленную слабость.

Эрик отнесся к известию о беременности случайной партнерши с покоробившим девушку равнодушием.  Предложил профинансировать аборт  и закрыть тему, а когда Кристина принялась взывать к его человечности, заткнул обеими руками уши и, дождавшись временного затишья, спросил, чего она от него хочет.  Мыслила девушка до боли стереотипно,   и в ее словах о свадьбе не было и намека на  оригинальность.  К ее вящему удивлению Эрик  не стал возражать. Только лишь с подчеркнутой вежливостью попросил не закатывать больше сцен.

В том, что штамп в паспорте действительно ничего не значит для ее новоиспеченного супруга и не предполагает никакой ответственности за свою вторую половину, Кристина  получила прекрасную возможность убедиться, когда  на седьмом месяце беременности  переступила порог  печально известного барака  на границе с  промзоной.

-Ты можешь жить здесь, - сказал Эрик, -  а можешь в любой момент уйти. Просто не мешай мне, ладно?

 

ГЛАВА IX

Кристина и сама не заметила, как потихоньку начала опускаться. Послеродовая депрессия и неподъемный груз бытовых проблем за считанные месяцы  превратили первую красавицу Бубновки в неопрятную бабу.  От окончательной деградации Кристину спас только ребенок.

  Благодаря тому, что  молодая мама была вскормлена натуральными деревенскими продуктами и  отродясь не болела ничем, кроме насморка,  Димка родился крупным, здоровым бутузом, унаследовавшим от отца  лишь миндалевидный разрез  странных темно-серых глаз. Рожала Кристина   в муниципальном роддоме,  куда ее доставила срочно вызванная соседкой тетей Аней скорая помощь. Эрик в это время, как обычно, где-то отсутствовал, и  о появлении на свет своего первенца узнал уже по факту.

Цветов, конфет и торжественной встречи у ворот девушка так и не дождалась.  Утром перед выпиской  в палату, которую Кристина делила еще с четырьмя такими же малообеспеченными роженицами, зашел врач и  сообщил, что глубокой ночью забегал ее муж и  просил передать ей конверт с деньгами, после чего вышеупомянутый супруг благополучно отбыл в неизвестном направлении. Денег Кристине   хватило только на такси и на скудный набор первоочередных средств по уходу за ребенком, да и то, за последними пришлось посылать все ту же сердобольную тетю Аню, так как «счастливый отец» изволил объявиться дома  лишь на следующий день.

Ведрами таскать из колонки воду и топить печку девушке пришлось чуть ли не с первого дня материнства, а ежедневная стирка пеленок в лохани моментально стала для нее нормой жизни.  Самым ужасным оказалось то, что несмотря на свой замужний статус, Кристина ощущала себя брошенной матерью-одиночкой.  Участие Эрика в воспитании сына  проявлялось исключительно в копеечных суммах, с явной неохотой выделяемых им  на довольно нерегулярной основе.  Мало того, Эрик обзавелся парой строительных берушей и не расставался с ними на протяжении всего своего пребывания в одном помещения с семьей.  С рождением ребенка в его жизни словно ничего и не изменилось, он продолжал существовать в каком-то своем мире, наглухо закрытом для всех остальных, и Кристина, в конце концов, просто устала безуспешно стучаться в непрошибаемую стену его отчуждения.

На первых порах у  девушки еще оставались подруги,  и у нее изредка получалось вырваться из опостылевшего барака и переночевать с Димкой в нормальных условиях благоустроенной квартиры, но постепенно такие возможности выдавались все реже и реже.  Беззаботная хохотушка Кристина Ковальчук, столь любимая институтскими товарками за свой веселый нрав, осталась в далеком прошлом, а на смену ей пришла  погрязшая в заботах незнакомка, чьи разговоры неизменно сводились к нехватке денег и удорожанию детского питания. Нет ничего удивительного, что вчерашние подруги отдалялись от Кристины одна за другой, инстинктивно чураясь ее и будто опасаясь заразиться страшным вирусом нищеты.  

Единственным человеком на планете, любившим девушку преданно и беззаветно, был ее собственный ребенок, и ради этого беззащитного крохи она готова была претерпевать любые лишения.  Крепко прижимая  к себе теплое тельце малыша, Кристина твердо знала: весь смысл ее жизни отныне заключается в будущем сына, и если для того, чтобы это будущее у него было, ей придется  отказывать себе в элементарных вещах, она это сделает.  И  за те полтора года, что они с Димкой прожили в этом аду, девушка ни на йоту не отступила от своего решения.  Копеечного государственного пособия и жалких подачек Эрика  катастрофически не хватало, но Кристина ухитрялась выкраивать из более чем скромного бюджета деньги на витамины и фрукты,  она покупала сыну новую одежду в то время как сама пообносилась до такой степени, что уже устала штопать дыры и  зашивать расползающиеся швы.  Иногда ее охватывало близкое к умопомрачению состояние, ей казалось, что  этот кошмар никогда не закончится, и тогда она впадала в буйное помешательство: била посуду, крушила мебель и в  приливе неуправляемой злости  вцеплялась ногтями в безучастное лицо Эрика.  А потом раздавался тоненький плач разбуженного ребенка, и Кристина со всех ног  мчалась укачивать свою кровиночку,  мигом позабыв обо всем на свете.

Когда Димке исполнился год, девушка стала подумывать об устройстве сына в ясли, но  бесконечные хождения по инстанциям  привели лишь к тому, что ей стало совершенно ясно:  без дачи взятки чиновникам от образования место в дошкольном учреждении ей не получить. Кристина попыталась было обратиться к Эрику, но с  тем в последнее время и так творилось нечто непонятное,  и из его отрешенной реакции на робкую просьбу о помощи девушка сделала закономерный вывод, что ждать от него реальных действий так же бессмысленно, как и надеяться выиграть миллион, не купив при этом лотерейного билета.

Эрик выглядел больным и изможденным.  Его словно что-то сжигало изнутри, он  почти ничего не ел и практически не разговаривал.  Бессонные ночи он проводил наедине с компьютером и абсентом  и только ближе к утру забывался тяжелым, поверхностным сном.  Кристину он с первых же дней совместного проживания выдрессировал на предмет недопустимости вторжения в пределы душной каморки, служившей ему личным пространством,  но иногда она набиралась смелости и осторожно заглядывала в замочную скважину.   Периодически наблюдаемые ею картины отличались между собой не больше, чем  гиппопотам от бегемота: Эрик спал, уронив голову на клавиатуру, а вокруг в хаотичном беспорядке валялись исчерканные листы содранных со стены обоев. Такой роскоши, как бумага для записей, в этом убогом жилище, увы, не предусматривалось.

 В принципе, Кристину  не слишком волновало, что ее муж тихо сходит с ума. Она привыкла воспринимать его в качестве  неизменного атрибута своей однообразно унылой жизни,  и постепенно  перестала и вовсе замечать его присутствие, но исходящую от Эрика  угрозу она почувствовала на уровне интуиции.  На звонок маме девушка решилась именно после того, как, вернувшись с сыном домой, обнаружила своего супруга, деловито командующим установкой железной двери.  Старая деревянная дверь стояла на площадке  и производила впечатление жертвы кровавого нападения  целой стаи разъяренных хищников.  В подъезде было мрачно и темно, но Кристина невооруженным взглядом разглядела продольные следы гигантских когтей, оставивших глубокие борозды на  полусгнившем полотне, и бурые пятна засохшей крови по всему периметру двери. Вне себя от возмущения и страха, девушка втолкнула ребенка в квартиру, и прилюдно набросилась на Эрика с расспросами.

-Дверь плохо закрывалась, разбухла, наверное от сырости. Хотел ее сам обтесать, но не удалось, -  с показным безразличием отмахнулся парень,  рукав его куртки высоко задрался, и Кристина увидела, что от кисти до локтя его правая рука покрыта сплошной запекшейся коркой  недавно затянувшихся ран, - поставим металлическую, так будет надежней.

Объяснение Эрика выглядело для девушки таким же непроходимо идиотским, как и само предположение о том, что он  вообще способен заняться  самостоятельным ремонтом,  а те жуткие полосы, что старательно выдавались за последствия  неумелой столярной работы порождали  в ее душе совершенно иррациональный ужас. Но сюрпризы только начинались: расплачиваясь с монтажниками, Эрик вынул из кармана бумажник, и Кристину чуть было не хватил удар.  Кошелек ее мужа был набит деньгами до такой степени туго, что едва закрывался. И это после того, как  они с Димкой вынуждены жить за чертой бедности!

Но как бы не бушевала в ее сердце обида, заговорить с Эриком девушка  в тот вечер так и не осмелилась: один лишь взгляд в его темно-серые глаза за стеклами очков разом отбил у Кристины желание вступать в дискуссии. Прочно поселившееся в душе чувство мертвенного, парализующего страха заставило  ее  подхватить на руки сонного Димку и  под предлогом ссоры с мужем напроситься на ночлег к тете Ане. Соседка совсем не удивилась позднему визиту Кристины, зато долго выпытывала у девушки,  с чем были связаны дикие вопли, доносившиеся весь день из ее квартиры. Пришлось Кристине на ходу сочинять легенду о том, как Эрик поранился, ремонтируя входную дверь, и хотя тетя Аня   тактично сделала вид, что поверила в эту галиматью,  она явно ставила под сомнение правдоподобность озвученной версии.

Маме Кристина позвонила ранним утром, после того, как  проснулась от  резкого металлического стука, донесшегося из подъезда.  Рывком вскочила  с постели, побежала  к телефону и  срывающимся голосом выкрикнула в трубку одну только фразу «Мамочка, родненькая, прошу тебя, забери нас отсюда, ради бога!». И было в этих  пронзительных словах столько  ужаса и отчаяния, что родители Кристины,  до этого момента знать не желавшие свою непутевую дочь,  в тот же день примчались из Бубновки в столицу.  

Семья Ковальчук не принадлежала к числу зажиточных фермеров, но одного только взгляда на химкомбинатовские бараки хватило им для того, чтобы  испытать,  быть может, самое глубокое потрясение в своей небогатой на события жизни. Внука родители Кристины забрали  в деревню сразу, а сама девушка  вынуждена была задержаться в столице из-за незавершенных формальностей с переоформлением детского пособия.  Эрик, бросивший железную дверь незапертой, дома с тех пор больше не появился.  От него осталась только недопитая бутылка абсента и  вдребезги разбитый ноутбук.  Со стен его каморки исчезли последние обои, но все свои записи парень, вероятно, прихватил с собой.

-Чему вы улыбаетесь, Ида? – Кристина не видела в своем трагическом повествовании совершенно ничего смешного,  и  промелькнувшая на моих губах улыбка показалась ей чуть ли не кощунственной насмешкой.

-А это я радуюсь своему везению, моя дорогая. Хорошая получится статья, - наспех выдумала я более или  менее пристойное объяснение.  Не рассказывать же мне ей, что я представила, как вместо синтезатора мне на голову падает лэптоп, - не принимай на свой счет, Кристина. Лучше скажи мне еще вот что: все-таки ты как-никак прожила под одной крышей с Эриком почти два года. С кем он общался все это время? К нему кто-нибудь приходил?

Девушка устало помассировала виски.  А что  она думала, колечко с сапфиром ей  за красивые глаза досталось, что ли?  

-Общался он, в основном, по работе. Он выполнял проекты, писал какие-то программы для организаций.  Его последним заказчиком была та фирма, которая строит  торговый центр на Набережной,  что-то там «Индастриз». С ними он часто по телефону говорил.  А так к нему никто не приходил, - Кристина сосредоточенно наморщила лоб, - один раз только, явилась  жуткая компания, Димка потом всю ночь ревел, успокоиться не мог.  Знаете,  пришли парень и девушка, оба в черном, одеты, как под старину, манжеты всякие, кружева, у нее юбка до пола была. Лица белые, как смерть, а глаза, будто две могилы, - так сильно черным карандашом обведены. Я, значит, вышла по дурости дверь открывать, а на пороге эти двое. Когда парень рот открыл, я чуть в обморок не хлопнулась. Ида, это кошмар какой-то  - у него клыки оказались длинные, как у  вампира, можете себе такое представить?  Тут Эрик  выскочил,  они у него в закутке заперлись и часа два сидели, а когда ушли, он мне сам говорит «Что, испугалась? Да сейчас в любой стоматологии  такое наращивание делают, только деньги плати!» В общем, больше я эту парочку не видела,  и надеюсь, больше никогда не увижу.

-Любопытно, - не могла не признать я, - а имя этого «Графа Дракулы» ты  случайно не запомнила?

Несведущая в вампирском фольклоре Кристина некоторое время осмысливала содержание моего вопроса, и вдруг неожиданно сообщила:

-Имена типа как иностранные, у нас таких не встретишь.  Сами себе придумали, это точно. Парень назвался Оскаром, а девушка вроде как Валя, но  не Валя, а как-то замудрённо… Вот, вспомнила, Вальда ее звали!

 

ГЛАВА X

Целевая установка ничему не удивляться  и на этот раз сработала безотказно. Мучительную рефлексию по поводу всего здесь сегодня услышанного и увиденного я твердо решила отложить до лучших времен, каковые предположительно наступят в тот момент, когда я вернусь домой,  сварю себе чашку крепкого эспрессо и, растянувшись на софе, смогу, наконец, заняться аналитической обработкой полученной информации.

В  так называемой «комнате» Эрика  (в действительности передо мной предстало душное помещение размером с  предназначенный для скончавшегося  от ожирения покойника гроб) мне бросилась в глаза только осиротевшая подставка для синтезатора. Все остальное оказалось предсказуемо жалким, в частности, с голых стен пластами осыпалась штукатурка,  а мой каблук сходу угодил в такую глубокую щель в полу, что  я всерьез испугалась возможности провалиться через первый этаж прямиком в выгребную яму.  Из «вещдоков» я обнаружила только напоминающий обломки потерпевшего крушение самолета ноутбук и еще одну абсентовую ложку. Ну и  ладно, хватит с меня острых ощущений, хоть бы с имеющимся багажом знаний с горем пополам разобраться, в идеале избежав  при этом острого расстройства психики.

-Тут он и жил,  это раньше кладовка была, - Кристина стояла у меня за спиной и смущенно переминалась с ноги на ногу в ожидании окончания осмотра места происшествия, -  а он замок врезал и нас с Димкой даже на порог не пускал. Еду себе туда  забирал, будто с нами брезговал за одним столом сидеть.  Его кроме компьютера только синтезатор интересовал. Говорил, музыка помогает ему забыться…

-Забыться от чего? – оторвать взгляд от созерцания этого оплота граничащего с  сумасшествием аскетизма оказалось для меня не так-то просто.  В  подобной келье мог добровольно обитать разве что монах-отшельник, совершивший в прошлом неисчисляемое количество смертных грехов.

-От того, что он непроходимый болван, больше не знаю, - без раздумий высказала свое мнение Кристина, -  а вы о нем еще в газете писать собираетесь!

На улице установилась довольно прохладная для мая месяца погода, однако невысокая температура, казалось, вовсе не препятствовала распространению зловонных миазмов. Я дожидалась такси на весьма внушительном расстоянии от туалета, однако желание надеть противогаз ощутимо усиливалось с каждой секундой.  Голова у меня кружилась, словно раскрученная шаловливым отроком карусель: слова, мысли, факты перемешивались и наслаивались друг на друга, упорно отказываясь выстраиваться в четкую логическую линию.  Нервное перевозбуждение было таким сильным, что  я начала непроизвольно выстукивать на кожаном боку сумки какой-то нехитрый мотивчик, и это монотонное перебирание пальцами повлияло на меня, как хорошее успокоительное.  Может, последовать примеру Эрика и тоже освоить синтезатор? Буду себе по вечерам наигрывать какой-нибудь «Собачий вальс»,  чем не хобби?

Каша в голове основательно загустела и стала больше похожа не желе. Бардак сменился тягучей,  как жевательная резинка, апатией, мысли словно залипли в одной точке и никак не хотели с нее сдвигаться. Что ж, Линкс, если не можешь думать, делай!

-Мам, привет, это я…

-Ида! Как ты смеешь меня так подставлять? Ты отключаешь телефон, а эти твои «родственнички» Терлеевы меня целый день терроризируют! Это форменное свинство, Ида!  Чего я только  про тебя от них не наслушалась,  и еще и сама оказалась в виновата в том, что, видите ли, тебя неправильно воспитала! Кстати, мать твоего Максима  требует, чтобы ты  вернула ему все подарки и возместила расходы на свадьбу! Ида, она звонит мне каждые полчаса, будто не понимает, что я нахожусь в другой стране  и физически не могу тебе ничего передать! Знаешь, теперь я понимаю, почему ты отказалась выходить замуж за человека, у которого такая бешеная семейка! Но почему ты не разорвала помолвку как-нибудь поделикатнее?

-Мам, ты единственная умеешь расставаться друзьями со своими мужчинами,  а я лишь всю жизнь тебе завидую, -вяло отшутилась я, - прости, что втянула тебя в это, мне правда очень стыдно, но так уж вышло. Одним словом, пошли ты этих Терлеевых туда же, куда я послала Макса и забудь.  У меня есть к тебе дело, мам…

-Говори, - мама быстро осознала, что обсуждать свою несостоявшуюся семейную жизнь я с ней не собираюсь,  и мгновенно перестроилась на деловой лад, - что  у тебя  еще случилось?

-Не у меня, мам. Скажи, вы со Стефаном все еще отчисляете  деньги в детский фонд мира, помнишь, ты мне рассказывала? Мне нужно, чтобы одному ребенку оказали адресную помощь, я тебе вечером скину все данные на почту.

Судя по тому, что мама молчала довольно долго, моя просьба стала для нее такой же неожиданностью, как двойка за итоговую контрольную работу для круглого отличника.

-Это весьма похвально, что ты решила заняться благотворительностью, Ида, - осторожно заметила мама, - а в монастырь ты, случайно, уйти не планируешь? Ладно, высылай досье на ребенка и его семью, а я свяжусь с попечительским советом.  Я горжусь тобой, дочь!

Сколько я себя помнила,  мамины комплименты всегда отличались двусмысленностью.  Я так и не научилась  определять по ее голосу различие между искренним одобрением и  снисходительной усмешкой. Личное общение хотя бы позволяло видеть, поднимает мама левую бровь или нет.

На обратном пути все мои мысли занимала исключительно срочная необходимость в посещении душа. Пусть дочиста отмыть осевший на сердце осадок от «интервью» с Кристиной  мне и не представлялось возможным,  я жаждала  поскорее избавиться от прочно впитавшегося в одежду и волосы  неистребимого запаха  нищеты.  Отвратительный зуд во всем теле, однозначно, имел в большей степени психологическое происхождение, но, тем не менее, причинял мне физический дискомфорт.  Я чесалась, словно искусанная блохами кошка, и никак не могла избавиться от мерзкого ощущения прилипшей ко мне грязи.  В жизни я насмотрелась  непередаваемое разнообразие  человеческих пороков, но никогда ранее мне  не доводилось так близко прикоснуться к самому дну. Это было чувство совсем иного рода, чем неизменно охватывающая меня гадливость  при виде той изощренной безнравственности, что господствовала  в высших слоях светского общества.  Я испытывала лишь глубочайшее непонимание того, как вообще можно так жить, и тем ничтожнее на этом фоне  выглядела моя дутая популярность и тем бессмысленней казалась  мне моя  собственная жизнь.

По дороге домой мне пришлось заехать в больницу, чтобы сменить покрывшиеся серым налетом въевшейся пыли повязки.  Я выбрала частную клинику,  персонал которой моя платежеспособность интересовала гораздо больше подробностей скандального расставания с Максом, и без  лишних вопросов обновила свои бинты. Луноликий доктор будет еще долго дожидаться моего посещения,   лично я не собираюсь подвергать себя необоснованному риску получить  от него укольчик. Мне сейчас, как никогда, нужны здравый ум и твердая память, а ссадины  вкупе с царапинами поболят и перестанут  и без медикаментозного лечения.  А еще в клинике наличествовал буфет, чем я и не преминула воспользоваться в целях создания запаса продуктов, достаточного, чтобы никуда не выходить до завтрашнего утра. Наверняка, мой двор все еще на осадном положении, хорошо хоть деревья под окнами не растут, а то уже бы на каждой ветке папарацци сидели, как одичавшие коты.

Вероятно, если бы моя квартира располагалась не в обыкновенной пятиэтажке в средней паршивости районе, а где-нибудь в элитном жилом комплексе, наш подъезд предусматривал бы наличие консьержа. А уж он бы непременно предупредил меня о поджидающем сюрпризе. Увы,  мамуля оставила мне  рядовую двушку, а так как  в мои ближайшие планы входил переезд в Максовские  хоромы, расширением жилплощади я как-то не озадачивалась.  После того, как я приняла решение покончить с собой,  жилищно-бытовые аспекты  волновали меня не больше, чем подвыпившего сантехника театральный репертуар, и я не могла  и предположить, во что в итоге выльется мое легкомысленное отношение.

Сквозь  значительно поредевшую толпу журналистов я протиснулась с таким непробиваемым выражением лица, что мои коллеги даже не стали слишком усердствовать, и пощелкав для  вида камерами, пропустили меня практически беспрепятственно. В другое время меня бы явно насторожила эта непонятная пассивность, но  я, во-первых, с ног валилась от усталости, а во-вторых, горячий душ мерещился мне уже даже в нагромождении штативов. В счастливом неведении я поднялась на свой этаж и, ничего не подозревая, выудила из сумочки звенящую связку ключей.  И  тут лично запертая мною на два замка дверь внезапно распахнулась, и сильная мужская рука грубо втянула меня внутрь.

Перед тем, как объявить о помолвке, мы с Максом встречались не меньше года, однако за весь это довольно продолжительный период мне ни разу не доводилось видеть его пьяным.  Статус профессионального футболиста априори предполагал ведение здорового образа жизни и  практически полный отказ от употребления спиртного.  Мне не раз случалось наблюдать, как Макс лишь пригубливал вино и тут же отставлял бокал в сторону, чем его дальнейшие возлияния и ограничивались.  Однако, сегодняшний день по праву можно было назвать «Днем шокирующих открытий».  С утра на меня вылился ушат, мягко говоря, неожиданных сведений про Эрика, а под вечер ко мне заявился пьяный в дымину Макс.

-Ты как сюда попал? –начала было я, но тут же поняла, насколько реально мне угрожает опасность не только временно лишиться способности издавать членораздельные звуки, но и обзавестись лиловыми фингалами под обоими глазами.

Вид у моего экс-жениха был совершенно безумный, и я вдруг вспомнила, у кого я видела такой взгляд.  Однажды Алекс Гринев из  отдела криминальной хроники делал репортаж о человеке, зверски убившем из ревности свою жену. И была у него  в статье фотография этого убийцы, сделанная в полиции, когда  тот еще находился в состоянии аффекта. Так вот, его глаза один в один походили на глаза Макса Терлеева.

Макс протащил меня через всю квартиру и швырнул на кровать с такой чудовищной силой, что я  лишь чудом  не проломила головой деревянную спинку. Его красное, потное лицо  с пылающим ненавистью взглядом, бугрящиеся под  футболкой мускулы,  и сжатые в кулаки руки заставили меня инстинктивно съежиться от страха. Что-то подсказывало мне, что если Макс все-таки решится меня ударить, то он уже не сможет остановиться.

-Ты –дрянь, - вместе с перегарным облаком выдохнул мне в лицо экс-жених. Похоже, пить он начал еще со вчерашнего дня и сейчас окончательно дошел до кондиции- сука, вот ты кто, Ида!

Оскорбления в свой адрес я готова была пережить легко и безболезненно,  но судя по занесенной для удара руке и вздувшимся на шее венам, Макс собирался подкрепить слова делом.  Ничего из средств самообороны я в пределах досягаемости  не находила,   да к тому же  боялась лишний раз пошевельнутся, чтобы не спровоцировать эту замершую в боевой стойке девяностокилограммовую гору мышц.

-Ты-тупая, безмозглая тварь! –Макс схватил меня за плечи   и  навис надо мной всем телом, -  ты- грязная скотина, Ида,  у тебя нет  ни стыда, не совести! Ты что, не понимаешь, ты меня на весь мир опозорила, надо мной теперь все вокруг смеются!   Но ты у меня за все ответишь, гадина,  я тебе башку оторву, стерва…

-Макс, пожалуйста, хватит!  - я пыталась говорить спокойно, но выходило это у меня весьма неважно, учитывая  покачивающийся  в миллиметре от моего лица кулак, -  давай, я напишу статью, где расскажу, что я сама во всем виновата? Хочешь,  я в ток-шоу Веденовского поучаствую и все с экрана объясню? Макс!

Я не получила ровным счетом никакой отсрочки. Я только раззадорила это пьяное животное, почуявшее флюиды моего страха.  Беззащитная жертва, дрожащая в стальных тисках мертвой хватки, вот, кто я для него сейчас! Он убьет меня и до конца своих дней не вспомнит, как он это сделал.

-Ты все испортила, сука! Ты загубила мою карьеру, и хочешь объявить об этом по телевизору? Тебе мало интервью во всех газетах? Ты хочешь меня уничтожить, да?  Но у тебя ничего не получится, ты поняла, Линкс?  Говори, где твой любовник, с которым ты мне изменяла? Говори, где он?

-Какой любовник? – еле слышно пискнула я,  с ужасом чувствуя, что Макс сменил тактику, и вместо того, чтобы в соответствии с первоначальным планом сделать из меня отбивную, все крепче сжимает пальцы  на моей шее, - о чем ты?

-Я все знаю, я даже знаю, как его зовут! Мне мент этот все рассказал, как ты его в больнице выспрашивала! Хахаль тебя твой кинул, вот ты и надумала с крыши спрыгнуть!  А все дерьмо, значит, мне  расхлебывать? Я и твоего Эрика найду и закопаю,  и не надейся его отмазать, Ида!

Я бы с преогромным удовольствием поведала своему экс-жениху,  какой бред он сейчас несет, и что вымысел плюс домысел  совершенно не отражают истинной картины произошедшего, но кроме невыразительного хрипа  никаких звуков мне издать не удалось.  В попытке вырваться  я отчаянно засучила ногами, но тяжелое тело Макса навалилось на меня всем своим немалым  весом, лишив последнего шанса освободиться.

-Что, он лучше меня, да? Лучше трахается? Я тебе сейчас покажу, шлюха! Я тебе сейчас такое устрою,  ты никогда не забудешь! Этого ты хотела? Вот и получи, скотина!

Наверное, мне стоило только  порадоваться, что покушение на убийство плавно перерастает в  изнасилование, но  соображать мне в нынешнем положении было также сложно, как и дышать.   Макс одержимо рвал на мне одежду вместе с бинтами,  пропитанный алкоголем и похотью пот капал мне на лицо и стекал на грудь тонкими струйками омерзения, я брыкалась и  извивалась, но это свихнувшееся существо даже не чувствовало моего сопротивления.

Со стороны коридора послышались какие-то неясные звуки, гулко стукнула входная дверь, но неуместная мысль, о том, как возликовали дождавшиеся своего часа папарацци при виде этого скотского совокупления, так и не успела до конца оформиться в моем мозгу.   Невидимая сила внезапно оторвала от меня липкое и скользкое тело Макса, и  получивший ускорение футболист полетел по замысловатой траектории, сшибая на своем пути мебель. Я  открыла глаза и моментально зажмурилась снова. Вероятно, Макс меня все-таки слегка придушил,  потому как представшее передо мной зрелище поддавалось рациональному объяснению только с позиции острого кислородного голодания.

 

ГЛАВА XI

Жуткий оскал полной острых зубов пасти, радужное сверкание переливающейся  сотнями безумных оттенков чешуи, закрученные спирали рогов,  шумно хлопающие крылья с кроваво-красным оперением и  неимоверно длинные, загнутые, как крючья, когти –  размазанная по истончившимся граням воспаленного рассудка картина промелькнула перед моими глазами одним  размытым пятном, но впечатление произвела настолько сильное, что  ледяные цепи оцепенения моментально сковали меня по рукам и ногам.  Звуки и запахи беспорядочно носились в пышущем жаром воздухе моей квартиры, смешиваясь и размножаясь на лету, а  зыбкая реальность  испуганно вздрагивала под бешеным напором вторгнувшегося в ее пространство хаоса.  Что-то ужасное происходило вокруг, но у меня не хватало смелости заставить себя разлепить склеенные непроизвольно выступившими слезами веки.  Я  неподвижно сидела на кровати, подтянув к подбородку онемевшие колени, и отрешенно слушала неровные удары  собственного сердца,  отрывистым стуком отдающиеся в виски.

-Не бойся, Линкс, открой глаза! Все хорошо, это я, Данте.

Знакомый голос – резкий, взвинченный, звенящий от напряжения.  Успокаивать кого-либо таким  тоном –это все равно, что читать голодному тигру  развернутую лекцию о пользе вегетарианского стиля питания.  Но для меня сейчас задачей первостепенной важности являлось выйти из охватившего меня ступора, а для ее скорейшего осуществления лучше всего подошел  бы опрокинутый мне на голову ушат холодной воды. Так что использованный моим невидимым собеседником способ приведения меня в чувство оказался весьма действенным. По крайней мере, из невидимого вышеуказанный собеседник  практически сразу превратился в видимого.

Зубов, когтей и прочей монструозной атрибутики, естественно, давно и след простыл. Надо мной склонился самый обычный парень в несуразно огромных очках и встревоженно вглядывался в мое лицо странными темно-серыми глазами с удлиненным миндалевидным разрезом.  Эти глаза я видела один раз в жизни,  и им предназначалось стать  моим последним воспоминанием из мира живых.

-Ты как? – спросил Эрик все с теми же нервными интонациями. Откровенно не подходящие по размеру очки постоянно сползали ему  на нос, и он  каждый раз с нескрываемой злостью возвращал их нормальное положение, от чего с его лица не сходило раздраженное выражение Сизифа, наблюдающего за тем, как  с горы весело скатывается  только что оказавшийся на вершине камень.

-Пока не поняла, - честно призналась я, - наверное, Макс меня  убил, и мы с тобой встретились на том свете?

Эрик недоуменно вскинул брови, а потом по его худому, заросшему многодневной щетиной лицу  неожиданно пробежала мрачная тень, словно он вдруг вспомнил, при каких обстоятельствах состоялось наше знакомство. Парень облизнул проколотую нижнюю губу, и, опустившись рядом со мной на кровать, внезапно протянул мне руку.

-Я–живой, -  с убийственной простотой сообщил Эрик, - можешь потрогать и убедиться.  Ох, черт…!

Ладонь он отдернул за секунду до того, как я решилась к ней прикоснуться с целью удостовериться в белковой природе ее обладателя, и мгновенно спрятал обе руки за спину, где принялся старательно вытирать их  о рукава своей толстовки.  

-Это моя кровь, - процедил парень сквозь стиснутые зубы, -не обращай внимания, скоро пройдет.

Я не стала ничего отвечать. Нет у меня слов, вообще нет. Что  можно сказать, если на моей постели сидит оживший труп  с обеими руками  по локоть в  свежей крови   (Вы думаете, это такая метафора? А вот и не угадали, мать вашу!), который спас меня от  сексуальных домогательств озверевшего экс-жениха? Кстати, о женихе! При таком раскладе, не известно, кто тут из них еще  в большей степени труп!

-Макс! – я закрутила головой по сторонам, будто взбесившийся флюгер, мигом позабыв про чудесным образом воскресшего Эрика и его жалкие попытки доказать свою непричастность к категории зомби, - Макс!

Прыжок с кровати у меня получился красивым и стремительным, правда, с приземлением вышла незадача: в полете меня существенно занесло, и я  от души ударилась плечом об угол серванта.  Тупо поднывавшие до этого момента руки пронзило  нестерпимой болью, я дико заорала и медленно сползла на пол в двух шагах от распростершегося  ничком Макса.

Внезапная атака сзади явно застигла бывшего  кандидата на вакантную должность моего законного супруга врасплох.  Главная надежда тренерского штаба футбольной сборной  в бессознательном состоянии валялась посреди моей спальни  мало того, что с голым торсом и спущенными штанами,  так еще и с пятью кровавыми полосами вдоль спины.  Почему-то у меня не возникло ни малейших сомнений, что подобные следы могли оставить лишь явившиеся мне в  сумеречном затмении разума когти, и от осознания этого, на первый взгляд, невероятного факта меня передернуло, словно  от холода.

Эрик стоял  около плотно зашторенного окна и  смущенно теребил беспрестанно сползающие очки. Глаза у него были равнодушные и какие-то безжизненные.  А чего  ты ожидала от мертвеца, Линкс? Разве не при тебе он сиганул с высоты девятого этажа? Вот тебе, пожалуйста, смотри и  запоминай, что происходит после смерти с неупокоенными душами самоубийц!

-Я думаю, с ним все в порядке, -  Эрик опустился на корточки   и воспользовавшись моей растерянностью, осторожно вложил свою перепачканную в крови ладонь мне  в руку. Горячие, живые пальцы на долю секунды задержались на обнаженной коже, и  я почувствовала угрожающе   частую пульсацию на его  тонком запястье. Надо же, какие трупы пошли впечатлительные!

-Давай проверим, - решительно предложила я, - помоги мне его перевернуть.

На поле Макс Терлеев славился свой мобильностью и скоростью, но сейчас его тяжелое тело казалось неповоротливым и обмякшим. Я  с замиранием сердца прижалась ухом к груди футболиста, и биение его сердца прозвучало для меня  самой сладкой мелодией на Земле. А  то ведь длительное нахождение в одном помещении с двумя покойниками может на мне негативно сказаться, и  начну  задумываться о том, чтобы оторвать ножку от кухонной табуретки. Кто знает, из чего она сделана, вдруг как раз из осины и есть?

-Ничего с ним не случится, - Эрик смотрел на Макса с таким брезгливым презрением, будто видел в нем не звезду спортивного олимпа, а  раздавленного тапком таракана, - он же пьяный в ноль был,  даже, наверное, и не понял, кто его вырубил. К утру проспится, и весь разговор.

-Ну-ну, - недоверчиво хмыкнула я, - это если он еще пару месяцев ни к кому спиной поворачиваться не будет. Не хочешь мне ничего рассказать?

Стекла очков заметно суживали и без того миндалевидные глаза Эрика, но ничто не могло скрыть его расширенных от волнения зрачков. Темно-серые глаза в упор изучали мое лицо, и в их внимательном, сосредоточенном взгляде читалась жесточайшая внутренняя борьба между желанием открыть мне правду и боязнью вызвать во мне абсолютное отторжение. Победила, как водится, дружба.

-Вообще-то я к тебе  за этим и пришел, Линкс! Откуда я мог знать, что здесь такое творится? –Эрик, видимо, посчитал ниже своего достоинства вести беседу сидя на полу, да еще и в непосредственной близости от спящего с открытым ртом Максом. Он поднялся на ноги, в очередной раз поправил свои старомодные очки и галантно подал мне руку. Ту самую, со следами постепенно подсыхающей крови. Необходимость принимать вертикальное положение без посторонней помощи привлекала меня не больше, чем искусственная шуба платяную моль, и я после некоторых колебаний  отчаянно вцепилась в эту узкую ладонь с длинными, гибкими пальцами. 

Голова у меня закружилась почти до тошноты. Я ухватилась за Эрика и несколько секунд жадно хватала ртом воздух, а когда меня, наконец, отпустило, обессиленно повалилась на смятую постель.  Мой незваный гость тем временем утопал в кружевах : на глаза ему некстати попалось мое свадебное платье, вернее то, что от него осталось после того, как я основательно поработала  ножницами над эксклюзивным произведением одного из французских модных домов. Со стороны Эрик выглядел совершенно по-дурацки: обросший парень в идиотских очках и мешковатой одежде с неприкрытым интересом рассматривает белоснежную фату, изрезанную на мелкие кусочки моей недрогнувшей рукой.

На заднем фоне всхрапнул и заворочался во сне Макс. Вот уже где точно, «пьяному море по колено».

-Понятно  теперь,  почему его так накрыло, - иронически хмыкнул Эрик, - ну, ты и даешь, Линкс! Знаешь,  я ведь в глубине души боялся, что ты тогда все же прыгнула, уж очень осознанно ты готовилась к смерти.  Теперь ты поняла, что оно того не стоило?

Я неохотно кивнула. Признавать ошибки всегда сложно, особенно перед тем,  на чьей могиле ты еще сегодня утром собиралась  за свой счет поставить надгробный памятник из черного гранита.  Живой Эрик почему-то совсем не походил на созданный мной идеальный образ.  Возможно, свой отпечаток  на мое отношение к нему наложил недавний разговор с Кристиной, а возможно, я просто была настолько глупа, что на пустом месте сотворила себе кумира, который  в действительности не обладал и сотой долей приписываемых ему достоинств.  Более того, даже несмотря на то, что Эрик вырвал меня из лап покусившегося на мою половую неприкосновенность Макса, он не вызывал у меня никаких чувств помимо обыкновенной благодарности. Как подоспевший вовремя полицейский, например… Я посмертно возвела Эрика на самый высокий пьедестал в своем очерствевшем сердце,  и в мечтах представляла, как все могло бы обернуться по-другому, не шагни он тогда в пустоту. Что ж, не зря говорят, нет ничего страшнее сбывшейся мечты.

 Бесспорно, я бы нашла для него миллион оправданий, даже зная эту безобразную историю с Кристиной, но это  ведь только о мертвых плохо не говорят.  Как бы ни эгоистично это звучало, роль Эрика в моей судьбе сводилась лишь  к тому короткому разговору на крыше, развернувшему меня на полпути в ад. В моей нынешней жизни ему не было места, как не было места и когтисто-зубасто-чешуйчатым галлюцинациям, после встречи с которыми Максу Терлееву еще долго придется оспаривать свое  очевидное родство с бурундуками.

-Я знаю, что не должен был приходить к тебе, Ида, -я  не  слишком старалась скрыть свои мысли, но Эрик, похоже, ожидал от меня именно такой реакции на свой визит, и потому отсутствие гостеприимства его не сильно огорчило. Неудобные очки –это да,  а недовольной рожей его явно не проймешь, -  но мне  больше не к кому обратиться за помощью.  Пойми одно –я  сознательно шел на смерть и сжег за собой все мосты.  Ты же видела, я даже очки растоптал, а у меня зрение, между прочим, минус восемь. Ходил, как слепой крот, за стенку держался, пока  часы не продал и первое попавшееся дерьмо не купил.  Линкс, дай мне два дня и доступ в сеть. Я найду надежный способ умереть и сразу исчезну, я тебе обещаю!

Он говорил со мной спокойно и даже слегка снисходительно. Казалось, он повидал по сравнению со мной так много, что  полагал свой жизненный опыт достаточным основанием  смотреть на меня сверху вниз из-под полуопущенных век, и ему, конечно, в голову не приходило, до какой степени меня это раздражает. Особенно, после того, что я о нем узнала.

-Слушай, а как ты вообще сюда попал? – я села, облокотилась на подушку и демонстративно закинула ногу на ногу, - ладно, я догадываюсь, что Макс ключи у Райки взял, ну, а ты?  Внизу домофон, соседи бы тебе не открыли…

Эрик снова облизнул проколотую нижнюю губу.  Выглядел этот его излюбленный прием как-то не  очень красиво, да и сам он своим неопрятным внешним видом глубоко оскорблял мои тонкие эстетические чувства.  Хотя я  и сама в  разодранных бинтах не слишком отличалась от вытащенной из оскверненного саркофага мумии.

-Для Данте нет… то есть не было ничего невозможного, - туманно пояснил парень, - отключил в салоне красоты  сигнализацию и прошел. А дверь твой Макс открытой нараспашку оставил.  Я ее за собой закрыл, ты не беспокойся.

-А дальше? –  было бы из-за чего беспокоиться. После того, что тут произошло, ни один грабитель сюда не сунется. Если только  какой-нибудь эксцентричный оригинал решит  совершить суицид нетривиальным способом.

Эрик опустил голову. Он стоял, прислонившись к серванту, на усыпанном белым кружевом полу, и молчал. Неровно отросшие волосы полностью скрывали его лицо, и я никак не могла разглядеть выражение его  темно-серых глаз.

- За три дня без туйона мой организм очистился, - с наигранным спокойствием  заговорил парень, -  я не собирался жить так долго,  поэтому ничего не принимал.  Первая трансформация произошла в момент падения,  и я не разбился.  Моей жизни угрожала опасность, и резервы  включились сами по себе. Ну а сегодня была ярость. Даже не думал, что могу так разозлиться, но когда увидел, как эта пьяная свинья  на тебя напала,  то потерял над собой контроль.

-А кровь откуда? – приобретенная на журналистском поприще привычка сначала собирать информацию, а уж затем ее обрабатывать, уберегла меня от того, чтобы сойти с ума, не вставая с постели, - что у тебя с руками?

Эрик вытянул ладони тыльной стороной ко мне и криво усмехнулся:

-Обратная трансформация.  Вспомни спину Макса и  теперь представь, какие у меня выросли когти.

 

ГЛАВА XII

Для того чтобы живо представить, как украшенная первоклассным набором остро заточенных когтей лапа с иступленной жестокостью вцепляется в беззащитную плоть моего экс-жениха, мне даже не пришлось особо напрягать воображение. Картинка получилась настолько динамической и яркой, что я с трудом удержала себя от позорного бегства  по направлению «куда глаза глядят».  Впрочем, вариант забраться под кровать и отсидеться там, пока все не устаканится, мне, в принципе, тоже импонировал, вот только ждать наступления этого исторического момента, было, по-моему, так же бессмысленно, как и принимать за чистую монету постановочные кадры реалити-шоу. Что ж, раз мне навряд ли светит разгрести бедлам в голове, попробую для начала хотя бы привести  в относительный порядок свою квартиру.

-Значит так, - глубокомысленно изрекла я, опуская ноги на пол, - расставим, прежде всего, приоритеты. Лично меня сейчас больше заботит Макс. Может, ему скорую вызвать?

 Эрик с  видимым облегчением перевел дух. Вероятнее всего, он уже настроился  на целую серию душераздирающих визгов-писков в стиле героинь хичкоковских триллеров, и искренне сожалел об отсутствии дежурной пары берушей. А  зачем мне уже теперь истерить? После драки-то, как известно, кулаками не машут, и, очень хочется надеяться, когти не выпускают.

-Бригаду ему надо из вытрезвителя, а не скорую, - презрительно фыркнул парень, - но это опять же, огласка, а у тебя под окнами яблоку некуда упасть.  Знаешь, давай что сделаем? Ты вызовешь такси, попросишь, чтобы подъехали к торцу дома, а я тебе помогу его через салон вытащить. Тяжеленный, конечно, бугай, но вдвоем должны справиться.  Отправим его домой и  все дела. Согласна?

Я обреченно кивнула. Возразить-то нечего, вот и приходиться соглашаться. Достойной альтернативы предложенному Эриком плану я  ведь все равно предложить не в состоянии.

С системой безопасности  пристроенного к дому салона красоты Эрик разобрался легко и незаметно. Закрытых дверей для Данте действительно не существовало, и куда большие затруднения у него вызвал сам процесс транспортировки бесчувственного Макса на собственном горбу. Еле-еле мы  доволокли футболиста до первого этажа,  с надсадным сопением протащили ставшее практически неподъемным тело через уставленное многочисленными фенами и маникюрными столиками помещение, и на последнем издыхании выпихнули Макса на улицу через черный ход, где нас поджидало заблаговременно вызванное такси. 

Уже оказавшись в машине, Макс внезапно очнулся, непонимающе обвел нас осоловелым взглядом мутных глаз и снова отключился. Я посчитала краткое возвращение сознания бесспорно хорошим знаком, и с чистой совестью  сунула  подозрительно косящемуся на своего знаменитого пассажира таксисту бумажку  с домашним адресом  бывшего возлюбленного.  К тому моменту, когда скучившиеся у подъезда папарацци успели заинтересоваться странной возней на другом конце дома, воодушевленный щедрой оплатой водитель  со всей мочи дал по газам.

В коридоре я на полном ходу споткнулась о  сумку с продуктами и сразу вспомнила, что уже почти сутки ничего не ела. И еще я вроде бы в душ собиралась!

 Эрик тщательно запер входную дверь и несколько раз дернул ее для проверки. Ну и то верно, приемные часы у меня на сегодня закончились. Не скажу, что меня чрезвычайно прельщает перспектива провести ночь рядом с этим оборотнем-самоучкой,  но не отказывать же ему в предсмертной просьбе!

-У тебя курить можно? – спросил Эрик. Он держался от меня на почтительном расстоянии, словно боялся лишний раз пробудить во мне воспоминания. Прикоснуться ко мне он  больше не пытался,  а наоборот старался избегать даже случайного тактильного контакта.

-Кури! – милостиво разрешила я, с вожделением принюхиваясь к доносящимся из сумки аппетитным запахам, - можешь, кстати, в душ сходить, а то мы с тобой оба выглядим, как интеллектуальные бомжи.

Эрик мельком оглядел себя в занимающее полстены зеркало. Я на свое отражение принципиально не смотрела, так как еще одного нервного потрясения я всерьез опасалась не выдержать.

-Я в  последнее время примерно так и выгляжу, - грустно улыбнулся парень, - но в душ точно надо, благоухаем  мы  после физических нагрузок  совсем не розами. Ты иди первой, а я пока за компом посижу, посмотрю кое-что.

Обращенный на лэптоп плотоядный взгляд темно-серых глаз окончательно убедил меня в том, что Эрика можно смело оставлять в квартире без присмотра и не волноваться при этом по поводу возможного хищения своих личных вещей. Ну, если только ноутбук сопрет, хотя и это весьма маловероятно.  Куда ему с ним идти? Сиди себе здесь с комфортом, кури, сколько влезет… Тепло, светло и мухи не кусают!

-Ты, главное, с моего компьютера взломом сайтов не занимайся, - напоследок предупредила я, - а то нагрянет ко мне управление К, и доказывай потом, что  я только статьи печатать и умею.

Эрик поджег сигарету и с наслаждением затянулся. По комнате моментально поплыл терпкий, густой дым.

-Обижаешь, Линкс! – парень оттопырил губу в снисходительной ухмылке, - я тебе, что ламер какой-то? Данте еще ни одному провайдеру не оставлял своих логов. Сейчас загружу «TOR»,  выйду через прокси-сервер с тройной защитой и…

Что-то он там еще говорил на своем «птичьем языке», но  постепенно из доступных для моего понимания слов в его лексиконе остались исключительно предлоги и местоимения, и  я под шумок ретировалась в ванную. Полистаю на досуге русско-хакерский разговорник, тогда и пообщаемся на узкоспециальные темы!

На лавры Архимеда, открывшего одноименный закон как раз во время банных процедур, я претендовать не смела, но о лучшем месте для первичного анализа сложившейся ситуации нельзя было даже и мечтать.  Перегруженный мозг работал медленно и неохотно,  мысли путались и разбегались,  обмотанные полиэтиленом руки болезненно дергали, однако я упорно собирала многоцветное панно  реальности из мозаичных осколков имеющихся фактов. Реальность получилась довольно  противоречивая и запутанная, будто бульварный детектив, причем еще и  порядком отдающая мистическим душком.

Неудавшееся самоубийство Эрика, бытовые неурядицы Кристины, кровавые отметины на спине Макса – это всего лишь следствия одной причины, и как раз до ее истоков мне и необходимо докопаться. А  вот здесь нужно голышом выпрыгивать из ванны  и  громогласно кричать «Эврика», потому что я , кажется, обнаружила тот фундамент, на котором зиждутся мои логические построения. Ключевое слово «трансформация»  путеводной звездой зажглось на черных небесах моего умопомрачения и призывно мигнуло мне призрачным отблеском далекого света.  Как только я  выясню, откуда у Эрика подобные способности (а их наличие при всем моем скептическом отношении к такого рода изыскам придется принимать за аксиому), останется лишь определиться, за какую ниточку тянуть дальше. А если он желает проживать на моих квадратных метрах и пользоваться в своих не внушающих доверия целях моим лэптопом, ему не остается ничего другого, кроме как начистоту выложить мне предысторию своего, простите за невольный каламбур, падения.

Прилюдно бегать в чем мать родила пристало разве что научным гениям, отнести себя к числу каковых у меня не хватило наглости даже после достигнутого уровня просветления, поэтому на пороге ванной я появилась в коротком махровом халатике, чуть прикрывающем колени.  Наверное, моя укутанная в пушистое облако розовой ткани фигура представляла собой несколько фривольное зрелище, так как не сразу оторвавшийся от монитора при звуке моих шагов Эрик затем долго и пристально разглядывал меня из-под  своих нелепых очков сквозь повисший в воздухе табачный дым. Мою любимую шкатулку для скрепок  наполовину заполняли раздавленные окурки.

Я с непривычки закашлялась и уже вознамерилась  было популярно высказаться о недопустимости превращения моей квартиры в курилку,  как Эрик вдруг  откинулся на спинку кресла,  расправил затекшие от неподвижного сидения плечи и с неприкрытым восхищением заявил:

-Ты потрясающая девушка, Линкс! Я  тебя однозначно недооценил.

Я почувствовала, как мои щеки покрываются красными пятнами поднимающегося изнутри смущения, и принялась  лихорадочно одергивать задравшиеся до неприличия полы халата. Мои губы начали самопроизвольно расплываться в глупой улыбке, я  откинула назад влажные волосы и кокетливо взмахнула ресницами.

К моему полнейшему недоумению,  разящий наповал любую мишень «кошачий взгляд» Эрик  откровенно проигнорировал.  Глядя на меня немигающими миндалевидными глазами,  он выпустил мне в лицо изящное кольцо сизого дыма и отчетливо поинтересовался:

-Как ты догадалась, Линкс? Как ты меня вычислила?

В голове у меня что-то резко перещелкнуло, и все встало на свои места. База налоговой инспекции! Я оставила файл открытым, потому что не могла даже предположить, что в моем компьютере будет копаться посторонний человек, да еще и тот самый, чья фамилия красуется в поисковой строке. Остается только утешать себя тем, что прозвучавший из уст Эрика комплимент заслужить намного сложнее, чем  давно ставшие привычными изъявления мужского восторга относительно моих внешних данных.

-Перед тем, как прыгнуть с крыши, ты оставил мне слишком много исходных данных, - изображать из себя великого сыщика я не собиралась, много чести будет, - я отталкивалась от собственного опыта, и оказалось, что наши псевдонимы образованы одинаковым способом.  Наверное, у дураков мысли сходятся. Крышу мы с тобой ведь тоже еле поделили.

Эрик затушил сигарету и нервно облизнул проколотую губу.

-Смешно. Очень смешно, -мрачно констатировал он, - и насколько далеко зашло твое журналистское расследование, Линкс? Ты звонила по этому телефону?

Я ногой пододвинула себе стул и села рядом с компьютером. Все-таки ты меня до сих пор недооцениваешь, господин великий хакер.

-Я там была, - сухо поведала я, - с  твоей жено   й я тоже разговаривала. Жалеешь теперь, что не позволил Максу меня придушить, так?

-Не жалею, - отрезал Эрик, так грубо и резко, словно отвечал на оскорбление. Его длинные тонкие пальцы с набившейся под ногтями грязью стремительно летали над клавиатурой,   их касания  были настолько быстрыми и смазанными, что я не успевала уловить даже общего смысла того, что он делает. На мониторе одна за другой сменялись бесконечные колонки цифр, появлялись и исчезали наборы команд,  открывались и закрывались окна –  Эрик снял очки и вплотную прилип к экрану, его покрасневшие глаза  часто моргали и слезились, но их сосредоточенный взгляд ни на секунду не терял поразительной ясности.  Вокруг плотно сжатых губ четко обозначились жесткие упрямые складки, свидетельствующие о непреклонной решимости  любой ценой добиться одному ему известной цели.

-Должно сработать, - казалось, Эрик терзал клавиатуру целую вечность, на лбу у него выступили мелкие бисеринки пота,  а моя ошибочно принятая за пепельницу шкатулка переполнилась до такой степени, что окурки начали вываливаться из нее прямо на стол, -я отправил админу сообщение о том, что базу слили в интернет, и  ссылку на сайт. Пусть удаляет.

-А смысл? – то ли я от голода и усталости так плохо соображала,  то ли мои скудные познания безнадежно устарели, но я никак не могла понять, к чему было столько мучиться, - одну удалят, другую сольют.

-Смысл…, -задумчиво протянул Эрик   и торжествующе добавил, - смысл есть, я бы назвал это тайный смыслом. Под адресом сайта скрывается ссылка на их собственный жесткий диск,  понимаешь? То есть, удаляя пиратскую базу, админ налоговой почистит свой сервер вместе со всеми хранящимися на нем данными.   А в следующий раз поставит нормальный брандмауэр, чтобы всякие любопытные журналисты вроде Иды Линкс не смогли получить  доступ к конфиденциальной информации. Хотя зря все это,  рано или поздно все равно инсайдеры опять сольют..

-Слушай,  иди  ты лучше в душ от греха подальше, а то с таким агрессивным настроем ты походя ядерную войну развяжешь, - посоветовала я, интенсивно массируя  виски, -поговорим за ужином, я пойду сумку разберу.

Эрик молча нацепил очки и  тяжело поднялся с кресла.

-И где же твоя женская солидарность, Линкс? -  с горькой издевкой спросил он, -неужели  в тебе, как и во мне, не осталось ничего человеческого? Ты готова  делить стол и кров с тем,  кто палец о палец  не ударил, чтобы вытащить свою семью из нищеты? Ты не упрекаешь меня, ты не читаешь мне моралей, ты не требуешь от меня на коленях просить прощения у Кристины? Что же ты, Линкс? Ты настолько боишься меня, что не можешь сказать правду мне в лицо?

-Отстань ты от меня, пожалуйста, - тихо попросила я, - не надо приписывать мне чужие мысли, я сама знаю, что мне делать и что мне говорить.  В ванне висит халат Макса, наденешь его, а свою одежду бросишь в машинку.  Тебе кофе сварить?

Пару минут Эрик таращился на меня с таким неподдельным интересом, словно на лбу у меня был, как минимум, прописан код для взлома охранной системы  главного хранилища Национального банка, потом махнул рукой и бесшумно исчез в ванной.  А я пошла выяснять, какая такая сволочь без предупреждения заявилась ко мне в одиннадцать часов вечера и настойчиво долбится мне в дверь. Как выяснилось, это доставили заказ, сделанный с моего номера сорок минут назад.

 

  ГЛАВА XXIII

В  принадлежащий моему бывшему жениху банный халат мы с Эриком могли бы запросто поместиться вдвоем,  причем, свободного пространства осталось бы еще на парочку личностей не особо субтильной комплекции, но так как возможность предоставить парню полное разнообразие размерного ряда предметов мужского  гардероба у меня на данный момент отсутствовала,  ему пришлось довольствоваться тем, что есть.   В итоге, пред мои светлые очи он предстал в таком анекдотическом облике, что я не смогла скрыть насмешливой ухмылки.

 Со стороны складывалось впечатление, что тощая фигура Эрика укутана в махровую простыню благородно синего цвета,  снизу из-под которой торчат голые ноги, а сверху высовывается мокрая голова с запотевшими очками на носу.  Я невольно вспомнила,  в каком виде выходил из душа Макс, предпочитавший между прочим,  вообще обходиться без халата: мелкие капли воды влажно поблескивают на мускулистом торсе, сильные, накачанные ноги с мощными икроножными мышцами  с достоинством несут на себе идеально красивое, тренированное тело  знающего себе цену самца, на чисто выбритом лице с тонкой полоской стильной бородки-«рычага» играет надменная улыбка победителя.

  Такого Макса я ненавидела так же сильно и яростно, как ненавидела все свое пропитанное дешевой показухой окружение, и  в сравнении с этим гипертрофированным совершенством,  Эрик вдруг показался мне неожиданно симпатичным. Во всяком случае, он был настоящим. Плохим или хорошим, это уже вопрос  субъективного отношения к конкретному человеку, но  в отличие от населенной механическими куклами искусственной среды, он был живым.  К сожалению, больше в нем пока не обнаруживалось ни одного хотя бы немного импонирующего мне качества.

-И что сие означает?  - язвительно осведомилась я, потрясая  перед Эриком плоской бутылкой  с осевшими на дне листьями полыни, -я такого не заказывала. И вот это тоже  не мое, - в другой руке у меня появился пакетик  с крупной надписью «Сахар тростниковый коричневый», - еще сюрпризы будут?

-Да сколько угодно, -Эрик  мягко отобрал у меня абсент и торжественно водрузил его в самый центр стола, -проверь как-нибудь свою кредитку, я тебе туда скинул  всю сумму заказа, можешь по чеку свериться!

Я невежливо плюхнула  упаковку  с сахаром рядом с «Зеленой феей» и раздраженно топнула ногой. Пустила,  на свою голову, козла в огород!

-Ну, и сколько времени тебе потребовалось на то, чтобы взломать мой банковский аккаунт? Надеюсь, ты не слишком перетрудился?

-Линкс! – несмотря на то, что Эрику полагалось если и не сгореть со стыда, то хотя бы  сделать вид, что его мучают угрызения совести и виновато опустить глаза, он лишь искренне рассмеялся мне в ответ, -  я, конечно, горжусь, что ты обо мне такого высокого мнения,  но все было не  так романтично. Ничего я не ломал,  открыл твое портмоне, посмотрел номер кредитки и перевел туда деньги со своего счета.

Дрожа от справедливого негодования, я вплотную приблизилась к  безмятежно улыбающемуся Эрику и зло прошипела ему в лицо:

-Скажи-ка мне, пожалуйста, Данте, на каком основании ты решил, что у тебя есть право рыться в моих личных вещах?

Следующая улыбка выглядела  и вовсе обезоруживающе открытой. Эрик выдержал мой пылающий взгляд  поистине с олимпийским спокойствием.

-Думаю, на том же самом, на котором ты влезла в мою личную жизнь. Так  что, мы квиты, Линкс, и давай без обид, ладно?

Я могла бы потратить время и доходчиво объяснить некоторым из здесь присутствующих,  какого рода чувства двигали мной и до какой степени благими являлись преследуемые мною цели, но  лишь примирительно взмахнула рукой. Зачем заводить обоюдно проигрышный спор, где конструктивное начало, в сущности, столь же ничтожно мало, как и содержание калорий в диетической еде? Кстати, о еде!

В процессе приема пищи мы по негласной договоренности старательно изображали из себя парочку глухонемых.  Насыщение пришло лишь после того, как мы подчистую подмели весь продпаёк. Уцелела  от попадания в наши скрученные голодными спазмами желудки только бутылка абсента, но и на нее у Эрика явно имелись виды. 

-План такой:  берем абсент, пьем, расслабляемся и я тебе все рассказываю. Заодно страхуемся от моей  спонтанной трансформации.  Поддерживаешь?

Я всегда считала угловой диванчик у себя на кухне жутко неудобным, и давно мечтала от него избавиться, но после плотного ужина меня так развезло, что я готова была немедленно уснуть, даже не меняя сидячего положения на лежачее. Мне в одинаковой степени не хотелось ничего пить и слушать,  а тем более на что-то смотреть, но  гипнотическое зрелище горящего в бокале абсента, распространяющего вокруг сладковато-пряный аромат полыни и жженного сахара  захватило меня настолько, что   липкая полудрема постепенно отступила, и  я начала  зачарованно следить за действиями Эрика. Нагретый сироп медленно стекал  сквозь мелкие отверстия в ложке, густые, тягучие капли одна за другой  падали в объятия пламени и растворялись в его зеленых отблесках, чтобы стать частью заточенной в бокале стихии.  А  потом Эрик погасил торшер, и этот приковывающий взгляд факел остался единственным источником света в  окутавшей нас потусторонней тьме, но и ему не суждено было гореть вечно.

Резко накрытое вторым бокалом пламя  мгновенно погасло, Эрик с ювелирной точностью перелил абсент, перевернул пустой бокал вверх дном и протянул мне коктейльную соломинку.

-Делаешь так: вставляешь эту штуку под бокал и потихоньку вдыхаешь пары. Только осторожно, не обожгись! 

Употреблять абсент таким извращенно-странным способом мне никогда ранее не доводилось, да и вообще, признаться честно,  никаким другим тоже. Не принимать же во внимание  Райкин день рождения четырехлетней давности, где  мое участие в коллективном распитии этой зеленой гадости ограничилось одним глотком, после  которого у меня еще долго мерзостно царапало в горле? Но сегодня я не стала отказываться. Может быть,  у меня элементарно не было сил на возражения, а возможно, я подсознательно стремилась сбросить с себя непосильный гнет многодневного напряжения, и не собиралась упускать  столь вовремя подвернувшийся случай, но когда по телу  разлилась блаженная эйфория, я поняла, что согласилась не зря.

Мне давно не было так легко и хорошо.  Кипящая кровь несет к сердцу воздушную невесомость в сочетании с  абсолютной беззаботностью, вселенская гармония и высшая справедливость бьются тонкой ниточкой пульса, мои мысли ясны, помысли чисты, а мир прекрасен и безупречен, как я сама.. Горячее дыхание абсентовой феи   пахнет вечностью, оно проникает мне под кожу и обжигает мой разум. Я знаю, что это всего лишь сон, но мечтаю никогда не просыпаться. Если только для того, чтобы  жадными губами прильнуть  к  бокалу  и вновь заставить остановиться безжалостное время.

В следующий раз мы меняемся: я пью, а Эрик забирает себе  трубочку для коктейля. Его размытые черты проступают из полумрака,  и без очков темно-серые, миндалевидные глаза вдруг кажутся мне распахнутыми вратами в другое измерение, магнетически притягательными и слишком близкими.  Он облизывает проколотую нижнюю губу и  неопределенно улыбается, словно хочет что-то сказать, но боится разрушить плывущее над нами марево зыбкого равновесия. 

-«King of spirits Gold»… В нем самая высокая концентрация туйона,  больше мне ничего не помогает.  Знаешь,  я ведь его пил, как лекарство, зажмуривался и глотал, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.  Меня не цепляло, не накрывало, просто отсрочка трансформации  и всё. А  сегодня впервые вставило.  Весело, да?

Это было и вправду весело. Однозначно весело, иначе  с чего бы мы хохотали над этим не претендующим на  юмористический шедевр высказыванием до рези в животах? Вот и я о том же. Где-то на периферии сознания я объективно понимала, что мы похожи на обкуренных подростков, забивающих косяки в  подъездах, но все равно смеялась.  Смешным было все: пирсинг в губе Эрика,  разбитый по неосторожности бокал, смятая в гармошку коктейльная соломинка и, особенно, сама эта ситуация, причем последняя ничего, кроме припадка истерического смеха не вызывала с того момента, когда двое самоубийц  выбрали себе одну и ту же крышу.

А затем наступило благостное расслабление, вязкое и терпкое, как воцарившаяся за окнами ночь, и даже плавные взмахи прозрачных крыльев абсентовой феи не нарушали окутавшей нас тишины.  Я сидела на  все том же неудобном угловом диванчике, рассеянно гладила русые волосы доверчиво положившего мне голову на колени Эрика, и слушала его сбивчивое, нестройное повествование.

-Помнишь, ограбление музея искусств в позапрошлом году? Неизвестные злоумышленники дезактивировали систему безопасности, проникли в выставочный зал и  похитили несколько экспонатов. Я не вижу твоих глаз, но чувствую, что ты киваешь. Еще бы, это было такое громкое дело! Экспозиция, посвященная шумерской и древнеегипетской цивилизации, принадлежала частному коллекционеру из Штатов. Этот богатый мизантроп за бешеные деньги скупал артефакты по всему миру,  не каждый музей мог похвастаться  такой обширной коллекцией, как у него.  В общем, когда наше Министерство культуры какими-то правдами и неправдами уболтало этого помешанного на древностях американца на три дня выставить свои экспонаты в столичном музее искусств, ко мне обратились двое.

Заказчики нашли меня в сети, им нужен был профессионал, который сможет открыть им доступ  в музей, несмотря на усиленную охрану. А кто мог сделать это лучше Данте? Никто и никогда, Линкс, слышишь! Я знаю, ты смеешься, ну  и к черту! Сейчас дорасскажу и пойду  все-таки взломаю твой банковский аккаунт за пять минут, чтобы ты поняла, кто такой Данте. Нет,  лучше завтра. Знаешь, что   означает высшая степень опьянения у хакера? Это когда курсором в экран не попадаешь…  

Короче, о чем я…? Да, заказчики!  Мы  связывались по электронной почте, но они сразу показались мне странными ребятами. И сфера интересов у них была очень специфическая. Из всей экспозиции им нужен был только анк, такой египетский амулет в форме креста с петлей на конце.  Я пробивал его по спецресурсам,  это оказался чуть ли не самый дешевый экспонат. Таких анков египтологи  в свое время откопали хренову тучу, и я так и не понял, чем амулет из американской коллекции отличался от всех остальных. Но клиент всегда прав, а мои клиенты еще и готовы были заплатить за этот кусок железа несоразмерно большую сумму.  Естественно, я согласился, взял аванс и приступил к работе.  Сроки  у меня были жесткие, пришлось двое суток не спать,  с камерами  еле –еле  разобрался, потому что… Понял, Линкс, понял,  технические подробности опустим…

Все прошло удачно, у меня по ходу дела были заминки, но заказчики этого даже не почувствовали. Вынесли они свой анк и, наверное, для того, чтобы сбить с толку следствие прихватили еще несколько не связанных между собой экспонатов.  Ты когда-нибудь слышала про «Львицу Гуэнолла»?  Краем уха, говоришь? Повезло тебе, Линкс! Мне бы про нее никогда не слышать, а тем более не видеть.  Хотя теперь ее уже никто  не увидит…

Остаток денег я забрал наличкой.  Заказчики назначили мне встречу ночью на кладбище, сказали, что это самое безопасное место. Пришли двое готов, парень и девушка… Клянусь тебе, самые натуральные готы,  как положено, со всей атрибутикой, одежда черная, морды белые, губы красные. Нет, не у обоих, только у девушки!  Показали они мне этот анк, как я и предполагал, ничего особенного,  но для готов он считается. чем-то вроде символа А потом Вальда, так звали девушку, вынула  из  кармана сверток  с каменной статуэткой и спросила, не знаю ли я, кому ее можно сбыть. Это и была та самая львица, которую  они вместе с анком вытащили. Как я потом уже выяснил, она к Древнему Египту вообще никакого отношения не имела,  даже не Шумерская цивилизация, а Аккадская. Я тоже про такую не знал, Линкс,  зато теперь  почти эксперт!

 Все прочее награбленное добро эта предприимчивая парочка уже успела толкнуть на черном рынке, осталась одна львица.  Из любопытства я открыл сверток, но не успел даже  как следует рассмотреть статуэтку, как по ней побежали трещины, и она рассыпалась  в пыль у меня на глазах. Готы заахали –заохали – могли бы продать, сколько денег  из-за тебя потеряли… Я им напомнил, что  свой анк они  с моей помощью получили, а остальное мне по барабану, на том и разошлись.

Пришел домой, снял перчатки… Ну да,  а как без перчаток, сильно мне было надо на краденой вещи свои пальчики оставлять?  Снял, одним словом, и забыл, пошел отсыпаться. А на другой день ладони у меня покрылись какой-то непонятной сыпью, типа аллергии. Через неделю сыпь прошла, зато начались глюки.  Знаешь, что было самое страшное, Линкс? У меня повторялись видения, мне казалось, будто  все тело у меня покрылось чешуей, за спиной выросли крылья, а руки превратились в  звериные лапы с когтями вместо пальцев, и  один раз я все-таки решился  взглянуть  в этот момент на себя в зеркало. Догадываешься, что я там увидел? Пыль от статуэтки проникла через перчатки и впиталась мне в кожу, а  потом и в кровь.

Нет, я не знаю, что это такое!  И я не знаю, как от этого избавиться. Я  даже не могу убить себя, Линкс! Не бойся, все хорошо, я спокоен, я  совершенно спокоен…

 

ГЛАВА XIV

Неделю я не вылезал  из сети,  перечитал все, что только можно, про эту львицу. Хотел для начала хотя бы понять, почему эти готы два дня таскали ее за пазухой, и ничего с ними не происходило, а мне достаточно было лишь прикоснуться к ней через дырявые перчатки. Я обшарил все более или менее имеющие отношение к Аккаду сайты, но без толку. Про статуэтку нет никакой информации, кроме того, что двадцать лет ее нашли в Ираке, примерно установили происхождение и возраст и продали в частную коллекцию, как не представляющую большого интереса для фундаментальной науки.  И ни единого упоминания о  ее свойствах вызывать трансформацию, даже вскользь, даже предположительно… Ничего, понимаешь! Кусок белого известняка черт знает скольки тысячелетней давности.

Тогда я стал трясти своих заказчиков-готов, заявился  на их  вечеринку на кладбище в полном неадеквате и устроил им допрос с пристрастием. Те решили, что у меня поехала крыша, угостили абсентом и посоветовали  поменьше зависать в сети.  С готами в ту ночь тусовались «вампиры», знаешь, есть такие чокнутые, которые наращивают себе клыки и  пугают малолеток, во всяком случае, на тот момент я именно так о них думал.  Главным у «вампиров» был Оскар, тот еще тип, помимо клыков он носил красные линзы  и  на полном серьезе утверждал, что видит в темноте. Я без понятия, Линкс, может, и на самом деле видит, лично я не проверял.  

Короче, Оскар попросил меня трансформироваться , сказал, что попробует определить, в кого я превращаюсь.  Я ответил, что  силой воли я этого сделать  не могу, я уже знал, что трансформацию вызывают сильные эмоции – боль, гнев,  ненависть, страх… Этот урод меня внимательно выслушал,  паршиво так ухмыльнулся  и с размаха зарядил мне в челюсть. Душевно так приложил,  аж в ушах зазвенело. Я упал, ударился о чей-то памятник, из глаз  искры посыпались. Готы эти хреновы встали в кружок и смотрят, как я в грязи валяюсь и подняться не могу. Думаю, ладно, я вам сейчас такую трансформацию устрою, мало не покажется. Злость накатила невозможная,  я прямо чувствовал, как что-то страшное из меня наружу вырывается,  готов был всех на мелкие кусочки порвать.  Мне потом готы рассказали, что вид у меня жуткий был: зубы скрипят, глаза горят, суставы щелкают. Они все принапряглись конкретно, отступать даже понемножку начали, но  быстро поняли, что бояться им нечего. Скрутило меня, конечно, по  самое не хочу, но  человеческого облика я не потерял. Хорошо сказал, да, Линкс?  Могу, когда захочу!

Домой я пришел  совсем под утро, грязный, больной, униженный. Как сейчас помню, сижу в ванной на полу около раковины, холодно, мерзко, колотит всего. Но главное, глюков никаких, в мозгу пусто. И состояние какое-то странное, как с похмелья.   Стал вспоминать, что я с вечера пил, и ничего не вспомнил. Только абсент с готами на кладбище.  А дальше что, пошел купил бутылку и  блестяще подтвердил свою гениальную теорию.  Потом уже в сети порылся, нашел про туйон, который в абсенте содержится,  принялся с дозами экспериментировать.  Один раз не рассчитал, сутки в отключке провалялся мордой в клаву. Заказ сорвал, пришлось деньги вернуть. Да, не суть важно…

И тут  в довершение ко всем моим неприятностям эта Кристина со своей беременностью объявилась.  Она, значит, орет на меня, как оглашенная, ревет  в голос,  сама вся в соплях. Вот, ты такой-сякой, меня мама  из дома выгнала, папа ремнем отодрать пообещал и тут же  - «Аборт делать ни в какую не буду, женись на мне и точка».  А я стою и  четко понимаю, что если эта шалава деревенская, по пьяной лавочке перед первым  встречным ноги согласная раздвигать, сейчас же не заткнется,  я  потеряю над собой контроль. А  у меня как раз работа была срочная,  и абсент пить я не рискнул, думал,  пару дней продержусь, пока заказ не сдам. Заткнул пальцами уши, но чувствую, все равно не отпускает. Суставы ломит,  в висках стучит, все признаки трансформации налицо. Эта дура стоит, глазами своими коровьими хлопает, что-то там про  ответственность бормочет.  Осознаю, надо сматываться, пока не поздно, пусть делает, что хочет, только меня не трогает, иначе я ей такие «веселые картинки» покажу, неделю кошмары будут сниться.  Не слушаю больше ее ересь, просто киваю и киваю, а она  от радости подпрыгивает, замуж собралась, счастье привалило.  И не хватает ее куриных мозгов сообразить, что мне ни она, ни ребенок на хрен не нужны.  Дошло до нее, только когда я ее на Химкомбинатовскую привез. 

Я туда ведь тоже не от хорошей жизни переехал. Я до этого снимал комнату почти в центре, а после того, как меня первый раз накрыло,  натурально страшно стало рядом с  нормальными людьми жить. Представь, никогда не знаешь, что ты можешь выкинуть во время приступа. А в бараке  я еще давным-давно прописался, его все обещают под снос определить, вот я и надеялся получить взамен квартиру. Знаешь, Линкс, какой кайф я испытал,  когда   этой своей «новобрачной» дом показывал.  А тогда еще зима была, в квартире морозильник, со всех щелей дует, вода в колонке замерзла. Она вопит что-то на тему, как я с ребенком тут жить буду, а я  пожимаю плечами, вставляю беруши и в блаженной тишине объясняю ей, что ничего другого ей предложить не в состоянии,  и злить меня лишний раз не рекомендуется.  Ее потом соседка, кошелка эта старая, тетя Аня, под свое крыло взяла, с ребенком возилась, обживаться помогала.  А я постепенно научился их всех не замечать,  смотрел сквозь их лица и видел  только пустоту. Клавиши тоже, кстати, спасали – играешь и как будто процеживаешь мысли…

Помнишь, ты меня тогда на крыше спросила, почему я  сам не последую своим  же советам  и не пошлю всех на хрен? Теперь понимаешь, что выхода не было? Замкнутый круг, Линкс.  Работать после абсента я почти не мог… Вот ты сейчас можешь работать?  У тебе такие глаза…аутентичные. Да сам не знаю,  как это… Цвета абсента, самого лучшего, зеленые  и чуть –чуть с желтизной… После такого невозможно работать,  Линкс. Закрой лучше глаза, у меня мысли путаются…  Закрой глаза….

Я подчинилась просьбе Эрика и покорно смежила веки. Абсолютной темноты я не увидела, искаженное  под воздействием абсента сознание породило лишь запредельно глубокую бездну, сплошь усеянную призывно яркими звездами желто-зеленого цвета. Аутентичными звездами. 

Когда с утра я честно попыталась освежить память и покопаться в  своих запутанных воспоминаниях, в первую очередь,  для того, чтобы установить обстоятельства, вынудившие меня  спать мало того, что на кухне, так еще  и сидя, я поняла, что они обрываются в аккурат на этом самом месте. В голове крутилось только идиотское слово «аутентичный», а спина затекла до такой степени, что разогнуться у меня вышло лишь с четвертой попытки, причем предыдущие три завершились остро пронзившей согнутый в три рубля позвоночник невыносимой болью.

Эрик устроился не в пример  комфортней: его русоволосая голова все так же уютно покоилась на моих затекших коленях, а голые ноги расслабленно свешивались с дивана. Дышал он размеренно и ровно,  и по всем признаком, имел все шансы отлично выспаться, так как всего лишь недовольно заворочался, когда я, наконец, решилась встать.  

Некоторое время я чутко прислушивалась к своим внутренним ощущениям,  и в итоге с удивлением пришла к выводу, что чувствую я себя далеко не так хреново,  как следовало бы после тесного общения с «Зеленой феей». Омрачали утро нового дня только заживающие ссадины, которые активно чесались под повязками, зато мысли, как это ни странно, были ясны, словно безоблачное небо за окном.

Осторожно выглянув в щелочку между жалюзи, я чуть не ослепла от  ярких лучей полуденного солнца. Выходит, проспали мы почти до обеда, и в моей родной редакции напрасно ждут  специального корреспондента Иду Линкс, нагло прогуливающую рабочий день.   Мне теперь и заявление писать не придется, шеф и сам меня уволит за грубое нарушение трудовой и исполнительской дисциплины.  Так что добро пожаловать в армию безработных! Хотя интуиция мне подсказывает, что вместо того чтобы безалаберно разбрасываться ценными кадрами, меня скорее заставят добросовестно отрабатывать предусмотренный законодательством месяц. Что ж, буду наслаждаться ничегонеделанием, пока есть такая возможность, а там посмотрим.  Стоит ли так цепляться за свое журналистское  удостоверение,  если  у меня на кухне  спит  великий хакер Данте, открывающий любые двери несколькими комбинациями клавиш?

Из длинного списка запланированных на сегодня дел я успела осуществить только три пункта: умыться, вытащить из стиральной машинки одежду Эрика, и отправить маме контактные данные Кристины. Дальнейшей реализации задуманного бесцеремонным образом воспрепятствовала настойчивая трель дверного звонка.  К  утреннему  приему посетителей я была готова не больше, чем замороженные полуфабрикаты к немедленному употреблению в пищу, но настроение  терпеть это нескончаемый звон, сопровождающийся  не менее сильно бьющим по ушам стуком, у меня отсутствовало напрочь. Я на цыпочках пробралась через коридор и приникла к крошечному глазку. Увиденное меня не слишком порадовало, но  не могу сказать, что и огорчило.  После вчерашнего вторжения на мою частную собственность Макса Терлеева, побеседовать с Райкой я так и так собиралась, а теперь и далеко ходить не надо.

-Идочка!  - взвыла Райка, будто целый оркестр иерихонских труб, - дорогая, ты в порядке? Я так за тебя испугалась!

Ага, испугалась ты, как же, держи карман шире!  Может кто-нибудь и верит в то, что Райка является обладательницей тонкой душевной организации, глядя, как горько она рыдает над сломанным ногтем, но мне –то прекрасно известно, какая змея на протяжении десятка лет греется в лучах моей славы.  За те долгие годы, что Райка «числится» в моих подругах, я неоднократно  сталкивалась  с ее приверженностью политике двойных стандартов, но каждый раз закрывала глаза на ее подлости, зная, что серьезно напакостить у нее, как ни крути, кишка тонка.  Райка была нужна успешной и популярной Иде Линкс  исключительно   в качестве аксессуара к платьям и шубкам,  а практическая польза от общения с «подругой» сводилась к изредка пригождающимся  при написании статей наблюдениям за тщательно скрываемыми проявлениями черной женской зависти.

Зависть ко мне мучила Райку  с изощренной жестокостью средневекового палача, и порой мне даже было ее чисто по-человечески жаль. Своим умом она жить не могла и не хотела, а потому все свои личные достижения автоматически соизмеряла, например, с моими. Сравнения вечно оказывались не в Райкину пользу,  и та лезла из кожи вон в патологическом стремлении меня переплюнуть. Иногда доходило до смешного: когда у меня начал бурно развиваться роман с Максом, Райка незамедлительно отправила в отставку своего бой-френда и принялась рыть носом землю в поисках свободного футболиста. Увы, ее потуги закончились лишь краткосрочными отношениями с чернокожим представителем сборной Ганы, отбывшим на историческую родину сразу по истечения срока контракта с одним из столичных клубов, а мне пришлось потом долго выслушивать  заунывное нытье относительно  неустроенной личной жизни.

А еще Райка бредила публичностью и славой. Через пень колоду она окончила театральное училище, что при ее общепризнанной актерской бездарности, уже можно  было считать большой победой, и на протяжении последних трех лет упорно атаковала всевозможные кастинги.  Несмотря на то, что Райка искренне считала себя неземной красавицей и исключительным талантом, значительных ролей ей никто не предлагал, и на данный момент  она могла похвастаться лишь участием в паре-тройке малобюджетных сериалов, что впрочем, не мешало ей мечтать о покорении Голливуда.

Думаю, Райка завидовала  не столько моему положению в обществе, сколько недоступной для ее понимания самодостаточности.  Одно дело –видеть, как Иде Линкс все достается играючи в то время, как она, Раиса Вальцева, вынуждена  с боем выцарапывать у несправедливой судьбы  свое счастье, и совсем другое – смотреть, какое презрительное безразличие проскальзывает иногда в зеленых глазах заклятой подруги.  Безучастно наблюдать за тем, как «бог дает беззубому орехи», Райка, естественно не могла, и в меру своего весьма недалекого интеллекта периодически устраивала мне мелкие гадости, неумело замаскированные под заботу о моем благополучии.  Хотя как раз сегодня у нее имелось полное право вдоволь потешить свое уязвленное самолюбие.  Даже учитывая, что не последнюю роль сыграло неудачное стечение обстоятельств, Райка ухитрилась подгадить мне  по полной программе.

-Ты какого хрена Максу ключи дала? – не предвещающим ничего хорошего тоном поинтересовалась я, захлопывая за Райкой дверь, - я тебе их  разве для того доверила, чтобы ты их направо  и налево раздавала?

-Идочка, ну, прости-и, -   жалобно заблеяла Райка, - Идочка, ну, не обижайся! Мы все испугались, про тебя такое говорят, просто ужас!  Я представила, как ты тут лежишь одна, вся в крови, и сразу согласилась Максику ключи дать, чтобы он тебя спас! Ида,  я так рада, что ты жива! Ты ведь больше не будешь нас так пугать?

-Посмотрим на ваше поведение, - хмыкнула я, - слушай, Рая, а ты, что смс-ку не получила?

Небесно-голубые Райкины глазки в обрамлении густо накрашенных ресниц смущенно уткнулись в пол.

-Идочка,  мы все поняли, что ты перед свадьбой переволновалась, доктор еще в больнице сказал, что у тебя стресс, и ты в таком состоянии можешь всякого наговорить…   Максик как твое сообщение получил,  сразу примчался ко мне, говорит, Раечка, давай ключи, с Идой совсем плохо, как бы она опять чего  с собой не сделала. А на самом лица нет, напился, бедненький, с горя… Так вы не помирились с ним?

Чему-чему, а вышибать из зрителя слезу Райку в ее театральном все-таки научили. И не подумаешь ведь, что это несчастное существо прискакало ко мне  вовсе не движимое заботой о моем психическом здоровье. Нет, Райка, похоже, целую разведывательную операцию запланировала. Ежу понятно, только и ждет, когда  вероломно преданный коварной и ветреной невестой  Макс Терлеев придет искать утешения в объятиях воплощения добродетели и чистоты по имени Раиса Вальцева.  Так что, зря стараешься, лапочка!

Однако, «лапочка» даром времени не теряла. Пока я предавалась размышлениями о женской дружбе, Райка окинула мою гостиную цепким взглядом,  ошеломленно ахнула и драматическим шепотом вопросила:

-Идочка, ты что, курить начала?

 

ГЛАВА XV

Я сдавленно выругалась сквозь зубы. Теоретически рассуждая, я вполне  могла взяться с тоски за сигареты и за два дня своего затворничества выкурить почти полную пачку, но дальше логика начинала откровенно пробуксовывать в нагромождении не вписывающихся в  образ  пребывающей в глубокой депрессии одинокой женщины фактов.   Скажем, не поддавалась объяснению пара явно не дамских гриндерсов посреди коридора,  да и аккуратно развешенная на подлокотнике кресла одежда даже при беглом осмотре  с легкостью идентифицировалась  в качестве мужской.

Райка изумленно округлила блестящие розовые губки и на какое-то время лишилась дара речи.  Я терпеливо дожидалась, пока она перестанет изображать из себя выброшенную на лед рыбу, и параллельно пыталась наспех выработать наиболее уместную стратегию поведения.  Но вчерашние эксперименты с абсентом, видимо,  настолько негативно отразились на моих умственных способностях,   что в голове, как назло, вертелась лишь одна фраза, которую судя по частоте ее употребления, мне  давно стоило сделать своим девизом. В принципе, послать Райку на хрен, составляло для меня сейчас не большую сложность, чем выдернуть вилку из розетки, но, во-первых, она представляла для меня достаточно неплохой источник информации, а во-вторых, ты же интеллигентный человек, Линкс,  ну, в конце-то концов!

-Вот, блин, - неожиданно отмерла застывшая в ошарашенном молчании Райка. Голос ее понизился до совсем интимных полутонов, а на разрумянившейся мордашке  вдруг  появилось печально знакомое мне заговорщическое выражение. С таким лицом Райка обычно выпытывала у меня «сокровенные тайны», чтобы потом с невинным видом растрезвонить их по всей столице.  С одной стороны я ее понимала: раз уж ты сама по себе никому особо не интересна, так почему бы  и не паразитировать на знаменитой подруге?  Разве могла Райка упустить такой грандиозный шанс и не выяснить у Иды Линкс имя  ее таинственного любовника?

-Блин, -  с восторженным предвкушением повторила Райка, пританцовывая на каблуках. Туфли у нее были тоже розовые, под цвет помады, ногтей, сумочки и общего восприятия действительности, - Ида, почему ты мне сразу не рассказала? Я бы никому не сказала, честно-честно, ты же меня знаешь! Я  бы тебя прикрыла и Максику бы наврала, что у меня ключей нет! Идочка, - Райка вплотную приникла к моему уху, и меня чуть не замутило от одуряющего сладкого запаха ее духов, - а  у вас все серьезно?

-Серьезней не придумаешь, -  с подкупающей искренностью сообщила я, -еще вопросы?

К тому, что я не стану юлить и изворачиваться, Райка оказалась совершенно не готова, и даже немного растерялась от моего  шокирующего признания, но  быстро пришла в  себя  и с твердым намерением не отпускать  плывущую к ней в руки удачу, разродилась целой серией приглушенных  оханий.

-Слушай, а кто он такой? Ты с ним давно встречаешься? Вы поженитесь? Ида, неужели тебе не жалко Макса? – последняя Райкина фраза, произнесенная с укоризненными нотками, меня окончательно добила. Да если бы мне  не было жалко Макса, он бы сейчас не дома похмельным синдромом страдал, а в отделении показания давал, и накрылась бы ему поездка на Чемпионат Европы медным тазиком.

-Рая, -  с достоинством объявила я, - в знак  того, что судьба Максима мне не безразлична, я хочу тебя официально попросить оказать ему моральную поддержку в трудный период жизни. Начинай прямо сейчас: звони ему и предлагай  всяческую помощь. Будет отказываться – не  сдавайся! Ты же мне друг или не друг?

-Конечно, друг, Идочка! –  неистово затрясла блондинистой шевелюрой Райка, - я обязательно позвоню,  можешь во мне не сомневаться!

-Тогда чего стоишь? – возмущенно нахмурилась я, - кого ждешь? Иди спасай нашу сборную от поражения!

Райка понимающе хихикнула и уже двинулась было к двери, но на полпути остановилась и  напоследок оглядела мою гостиную, словно фотографируя в памяти мельчайшую деталь творческого беспорядка. Любопытно будет узнать, к каким выводам она в итоге придет, но в любом случае ее умозаключения будут столь же далеки от реального положения вещей, как Магадан от линии экватора.

-Ида,  ты только телефон больше не отключай! – напоследок попросила Райка, по-гусиному вытягивая шею в безуспешной попытке узреть еще какие-нибудь подробности, -  как я тебе потом последние новости расскажу?

-Не волнуйся, надо будет – я тебя сама наберу, -    в подъезд я вытолкала Райку, возможно, чересчур невежливо, зато эффективно. По крайней мере, выполнять почетную миссию по выведению Макса из запоя она поскакала с такой скоростью, словно собралась досрочно сдать норматив мастера спорта по легкой атлетике.  Надеюсь,  у них все получится, и они будут жить долго и счастливо, если только, конечно, Райка не посчитает бывшего парня Иды Линкс отработанным материалом  и не направит всю свою немереную энергию на выяснение социального статуса моего нынешнего, как она наивно полагает, избранника.  Ну, тут, ей заведомо ничего не светит: такого уникума вселенной днем с огнем не сыщешь!

-Красиво ты ее отшила, - похвалил меня вышеупомянутый уникум, обнаруженный мной, как вы думаете, где? Естественно, за компом. Так и сидел в огроменном Максовском халате, курил  и щелкал мышкой, будто пулемет на рубеже военных укреплений, -доброе утро, Линкс! Давно так не высыпался, даже жаль, что Данте must die.

 Эрик выглядел свежим и отдохнувшим, но взгляд  его миндалевидных глаз все так же был полон непреклонной решимости  найти надежный способ завершить свое существование на этой земле.  Чисто выбритое лицо и разгладившиеся складки в уголках рта могли обмануть кого угодно, но только не меня.  Волшебный аромат абсентовой феи  до сих пор незримо витал в воздухе, и перебить его не в состоянии был даже сверхустойчивый Райкин парфюм.

-Ничего не изменилось, Линкс!  Я не хочу  так жить.  Нужно обналичить счет и закупиться кое-какими компонентами. Ты когда-нибудь  принимала участие в изготовлении взрывчатки в домашних условиях?

-Чего? –машинально переспросила я и  еле сдержалась от того, чтобы огреть  Эрика по башке первым попавшимся под руку тяжелым тупым предметом и вышибить оттуда эту несусветную дурь, - какой еще взрывчатки?

-Пока есть несколько вариантов, - то ли парень на самом деле не уловил в моем голосе открытой издевки, то ли просто ее проигнорировал,  но говорить он продолжал все в том же спокойном, уверенном ключе,  -  технически легче всего  использовать обычную гранату, но я боюсь, что, когда произойдет трансформация, а при непосредственной угрозе жизни она все равно произойдет, несмотря на действие туйона, мощности окажется маловато. Умереть я хочу быстро и безболезненно, поэтому гранату отметаем. Придется делать бомбу, что-то наподобие «пояса шахида» на основе двуперекиси ацетона. Тут можно даже без детонатора обойтись, даже спираль от электролампочки сгодится, главное, правильно цепь замкнуть. Тротиловые шашки или гексоген, конечно, тоже круто,  но доставать их слишком долго и сложно. В общем, думаю, остановимся на двуперекиси.

-Данте, ты совсем псих, или прикидываешься? – отбросив деликатность, поинтересовалась я. Со столь явными проявлениями грубости с моей стороны Эрик еще не сталкивался, и  в ответ на мой вопрос лишь недоуменно   вскинул брови. Вроде как, а  что  тут не так, делов-то на копейку?

Я медленно приблизилась к компьютеру, решительно накрыла своей рукой словно приросшие к мышке пальцы Эрика и одну за другой позакрывала все открытые вкладки.

-Вот так получше будет, - удовлетворенно констатировала я, -   а  теперь пошли на кухню, и за чашечкой кофе я выскажу тебе свои соображения  по поводу твоей дурацкой идеи.

Эрик с ненавистью раздавил окурок в шкатулке для скрепок ( черт, я ему сейчас эти бычки на голову высыплю,  чтобы наконец дошло отличие между пепельницей и канцелярскими принадлежностями) и посмотрел на меня таким пронизывающим взглядом, что я с трудом подавила желание срочно удостовериться в отсутствии у себя сквозного отверстия на лбу.

- Ты зря стараешься меня переубедить. Я понимаю,  ты чувствуешь себя обязанной,  но между нами нет никаких обязательств. Ты ничего мне не должна,  Линкс! Вспомни, там, на крыше, ты пообещала мне начать новую жизнь. Потерпи пару дней, и начинай ее с чистой совестью.  Наверное, я зря к тебе пришел,  мне не стоило посвящать тебя в свои проблемы.

  Кофе у меня получился  крепким и обжигающим, точь в точь  как закипающая во мне злость.  Эрик сделал всего один глоток из своей чашки, и отставил ее в сторону. Парень нервно барабанил пальцами по столу, и всем своим раздраженным видом демонстрировал, насколько сильно ему хочется вернуться к лэптопу и сосредоточиться  на внимательном изучении «Краткого руководства по основам взрывотехники». Быть может,  сама того не понимая, я  лишь продляла его мучительную агонию, но  в чем я не сомневалась, так это в том, что позволив ему осуществить свой безумный план и ничего при этом не сделав, я не смогу продолжать жить дальше, и это при том, что жить мне очень хотелось. Странная позиция для человека, почти переступившего эфемерную грань между мирами, но уж какая есть.

-Данте, -я бросила рафинад в его чашку, чтобы хоть немного подсластить горечь разочарования и обиды, -  я прошу  у тебя совсем немного времени. У меня есть кое-какие соображения на счет всего этого, и  я хочу их проверить.  Ты готов просто меня выслушать, также, как я сегодня ночью слушала тебя?

-Говори, - Эрик нетерпеливо облизнул нижнюю губу, - только быстро, ладно? Мне  еще взрывчатку делать.

-Достал ты со своей взрывчаткой, камикадзе хренов, - отмахнулась я. Кофеин  понемногу всасывался в кровь, и мои мысли постепенно обретали четкость. Еще бы суметь их облечь в убедительные слова, - вот скажи, у тебя не создавалось впечатления, что ты борешься с ветряными мельницами?  Ты ведь так и не знаешь, кем ты становишься после трансформации? Я права?

Эрик неохотно кивнул. Ему было тяжело об этом говорить, и я его прекрасно понимала, но абсентовая фея нам сейчас не поможет. Однако, если я выбрала верное направление,  я догадываюсь, к кому можно обратиться за помощью.

-Ты сможешь нарисовать  это существо? 

-Зачем, Линкс? Я перерыл всю сеть, библиотеки, форумы,  зарубежные ресурсы.  Ни с чем нет даже отдаленного сходства, я превращаюсь  во что-то ужасное, чему люди еще не придумали названия, - сжимающие сигарету пальцы Эрика заметно дрожали, но глаза его оставались пустыми и холодными, - это необратимо, Линкс!

-Еще не факт,  сам же сказал – информации никакой, - парировала я, наливая себе еще кофе, - знаешь, в чем твоя ошибка, Данте? Ты зациклился на сети и думаешь, что, если там можно найти пошаговую инструкцию по изготовлению бомбы, значит, там  также имеются исчерпывающие сведения по всем остальным сферам. Тебе не приходило в голову, что, например, многие книги до сих пор не оцифрованы, или ты даже не можешь представить, что некоторые знания хранятся  только в головах их носителей? Особенно такие…специфические знания! Это узколобая позиция, полагать, что если чего-то нет в сети, то этого и вовсе не существует на свете. Согласен?

Пепел с недокуренной сигареты  серыми хлопьями падал прямо на стол. К черту, во имя торжества  логики скатертью можно и пожертвовать.  

-Короче, так: сейчас ты  берешь ручку с бумажкой,  выкладываешься на пределе своих художественных способностей и с максимальной достоверностью изображаешь  эту  хрень.  А потом мы с тобой поедем знакомиться с человеком, который не умеет  пользоваться компьютером, но знает при этом больше, чем «Google»!

-Зачем тебе все это, Линкс? – внезапно спросил Эрик. Очки снова сползли ему на нос, но он даже не стал их поправлять.  В его темно-серых глазах больше не было ледяной пустоты,  там было нечто большее, чем снисходительная насмешка над моими сомнительными утверждениями, и  на данный момент это был  мой потолок.

- Чтобы ты не превратил мою квартиру в полигон для испытания самодельных бомб, а меня в  главного подозреваемого по делу об укрывательстве террориста-смертника. Заодно мне еще и недоносительство пришьют, знаю я такие случаи. Доволен ответом? По глазам вижу, недоволен, но, как говорится, чем богаты…

Выяснилось, что мать –природа совершенно обделила Эрика художественным талантом, и над «фотороботом» своего ненавистного второго «я» он корпел настолько долго, что я успела навести полный марафет и идеально подобрать сумочку, предварительно забраковав четыре потенциальных варианта. С иголочки одетая, с прической и при косметике я на цыпочках подкралась к поглощенному творческим процессом парню, осторожно заглянула ему через плечо и невольно представила, какое бы впечатление произвел на меня этот рисунок, обладай его автор чуть более выдающимися  способностями к рисованию, если даже от этой «бяки-закаляки» у меня  моментально пошла дрожь по телу.

 

ГЛАВА XVI

Явиться под кайфом может всякое. Схематично изображенное Эриком существо было  в этом плане вполне достойно занять почетное место рядом с зелеными человечками и прочими классическими порождениями измененного сознания, но вот увидеть нечто подобное, что называется, на сухую, означало, скорее всего, острую необходимость госпитализации в психиатрический стационар.

Покрытое крупной чешуей туловище, переходящее в длинный, тонкий хвост, змеиная голова с раздвоенным языком в открытой пасти,  пара изогнутых рогов на затылке, выступающий на спине костяной гребень и  четыре мощные лапы, две из которых напоминают львиные, а две больше похожи на птичьи. И, как заключительный штрих, гордо расправленные орлиные крылья, чье пронзительно алое оперение до сих пор стоит у меня перед глазами. Все-таки, Эрик молодец, я бы такое чудо-юдо в зеркале увидела,  так давно бы уже коротала время в палате с мягкими стенами.

Мое присутствие парень почувствовал не сразу,  по всем признакам ему стоило немалых усилий заставить себя восстановить в памяти  жуткие подробности своего сумасшествия, и он с неимоверным трудом удерживался от того, чтобы  немедленно отправить  «автопортрет» в мусорную корзину, предварительно измяв сие произведение в мелкое гофре.

-Впечатляет, - одобрительно кивнула я в ответ на немой вопрос закончившего рисовать Эрика, -   но, учитывая, что  я видела этого…глюка в цвете и в динамике, хотелось бы большего.  Ладно, и так сойдет,  мы же его не  на  международную выставку творчества душевнобольных посылать собираемся.

-А что, такая бывает? – удивился парень,  переворачивая  рисунок.  На карандаш он давил с такой  силой, что контуры змееголового чудовища отчетливо проступали на обороте.

-Еще как,  зимой  у нас в столице проводилась. Неужели, поучаствовать хочешь?

-Ага, всю жизнь мечтал, - Эрик решительно вручил мне исчерканный листок бумаги, - на, держи, получишь за меня посмертный гран-при.

Перед выходом на улицу я осторожно  выглянула во двор, и к своей вящей радости обнаружила, что у большинства папарацци закончилось терпение, и осада с моего подъезда практически снята. Самые стойкие представители таблоидов притаились в  припаркованном у тротуара неприметном фургончике, и, по-видимому, все еще не теряли надежду заполучить горячие кадры, но  от шумного столпотворения, наблюдавшегося последние два дня, не осталось и следа. Одним словом, моя  громкая слава ярко выраженно клонилась к закату, и не могу сказать, что меня это уж очень огорчало. Вечный поиск обходных путей успел мне порядком надоесть,  поэтому я рискнула  воспользоваться парадной дверью,  и, как оказалось, жестоко просчиталась.

Вызванный неординарным поведением Иды Линкс общественный резонанс начал постепенно утихать, однако  и пресса, и  читатели в равной степени  желали знать, что же послужило причиной расставания звездной пары. Вернее, кто. Так уж устроена человеческая психология, что там, где люди не ищут женщину, там они ищут мужчину.  Не зря же личная жизнь знаменитостей смакуется с гораздо большим удовольствием, чем их  профессиональные достижения.  Сама того не желая, я преподнесла уцелевшим папарацци  такой щедрый подарок, что проведенные в походных условиях сутки   многократно окупились им сторицей.

Представьте картину маслом: Ида Линкс с достоинством шествует по направлению к ожидающему неподалеку такси, а позади нее скромно держится никому не известный парень в  дурацких очках и лимонного цвета футболке навыпуск. Дополняет образ тяжелая поступь массивных гриндерсов и небрежно переброшенная через руку толстовка.  Жаль  только, неровно отросшие волосы падают на  лоб, и  одухотворенное лицо этого сверхчеловека  почти полностью скрыто от объективов фотокамер, а то ведь какие кадры могли бы украшать первые полосы желтых изданий уже сегодня вечером! Теперь весь просвещенный мир узнает, что невесту Макса Терлеева  увел тощий очкарик с  невыразительной внешностью компьютерного червя,  а  падкая до подобных разоблачений публика будет еще неделю обсасывать на кухнях  не лезущий ни в какие ворота выбор Иды Линкс.

-Дом печати на Набережной, - распорядилась я, когда мы с Эриком, наконец, утрамбовались на заднем сиденье, - надо было опять через салон выходить.

-А в чем проблема? –  с потрясающей наивностью уточнил  будущий герой светской хроники, поджигая сигарету, -  я думал, ты уже привыкла, что тебя постоянно щелкают.

-Это да, но, по-моему, твоя футболка с моей сумочкой  не слишком гармонирует. Не хотелось бы видеть на обложках такую явную безвкусицу, как считаешь? –язвительно фыркнула я, - интересно, какие будут заголовки? «Недолгое горе сбежавшей невесты»? «Новая жертва коварной искусительницы»?  Или просто «Кто он – тайный возлюбленный Иды Линкс?» Тебе что больше нравится?

-Я  бы остановился на чем-нибудь вроде «Где спутник Иды Линкс откопал такие страхолюдные очки, и что мешает ему купить себе приличную оправу? Не пропустите сенсационное расследование нашего специального корреспондента!»,-Эрик сдержанно улыбался кончиками губ,  но по поблескивающим в темно-серых глазах  искоркам я видела,  что пикантная ситуация его крайне забавляет, - слушай, Линкс, а ведь ты права насчет  салона. Некстати ты меня засветила. Мне бы сейчас только двуперекисью ацетона разжиться, и ты обо мне больше не услышишь. А вот тебе  придется  до конца своих дней объяснять всем,  чем я тебя зацепил!

-Спишу свою неразборчивость на временное помрачение рассудка, - отбила подачу я, - а с очками действительно надо что-то делать, иначе даже версия с краткосрочным помешательством не сработает. Поехали сначала в клинику, заодно и повязки сменю.

Честно говоря, если уж браться за дело с  умом и целенаправленно подгонять Эрика под господствующие  в кругу моего общения критерии,  прежде всего, стоило избавиться от желтой футболки, вызывавшей нездоровые ассоциации с новорожденным цыпленком,  и превратить хотя бы в подобие прически артистический беспорядок у него на голове. Но так как я была прекрасно осведомлена о том, что  в  персональном стилисте парень нуждается  не больше, чем баран в иллюстрированном букваре, то благоразумно не стала предлагать свои услуги в качестве имиджмейкера.  По сравнению   с мятым рисунком у меня в сумочке, Эрик выглядел просто божественно, и я искренне надеялась, что обоюдными усилиями мы сумеем избавить широкую общественность от лицезрения оборотной стороны медали.

По пути в редакцию  на меня задним числом снизошло озарение, и я додумалась позвонить в автосервис. Моя машина была готова еще на прошлой неделе, и, несмотря на то, что механик разговаривал со мной несколько странным тоном, я  выразила ему глубочайшую благодарность за оперативно выполненный ремонт, и пообещала забрать  автомобиль не позднее сегодняшнего вечера. Во время разговора Эрик  заметно оживился и неожиданно спросил, не являюсь ли я, случайно, владелицей отдельного гаража. Тот факт, что парень оставил мысль об изготовлении взрывчатых веществ в моей квартире, несомненно, внушал определенный оптимизм,  но на провокационный вопрос я  ответила категорическим «нет». И ничего личного, гаража у меня  и в самом деле  в наличии не имеется,  да и  о необходимости его приобретения я  задумывалась не чаще, чем позволяла себе отведать на ночь  мучных блюд.

Воодушевляющие лучи утреннего Солнца, во многом  определившие  главную тональность моего изменчивого настроения,   во второй половине дня исчезли безвозвратно. Небо скуксилось, помрачнело и внезапно заволоклось  резко набежавшими тучами. На лобовое стекло такси грузно плюхнулась первая капля  и мутными разводами растеклась  по остаткам моего  позитивного мироощущения. На душе сразу стало как-то тревожно и муторно,  первоначальный план вдруг показался мне  неосуществимо бредовым, а посещение рабочего места – изощренной пыткой.  Коллеги, кабинеты, кулуары –  всего лишь часть моего прошлого, не стоящее  и толики моего внимания, но это прошлое умерло вместо меня в ту ночь на крыше, и я не чувствовала в себе дара к воскрешению покойников.

-Не хочешь идти – не иди! -  воскликнул Эрик, когда обуревающая меня внутренняя борьба недвусмысленно отразилась  на моем побледневшем от волнения лице, - не знаю, какого черта ты там забыла, но вид у тебя такой, будто ты  собираешься спуститься в ад. Линкс, одно дело –когда ты идешь навстречу своим страхам, чтобы победить их раз и навсегда, и совсем другое –когда тебе в голову взбрела идея фикс.  Зачем мы сюда приехали?

Мне совсем не понравилось, как он меня отчитал. Вероятно, я привыкла  к несколько иному отношению. Не скажу, чтобы все вокруг подобострастно заглядывали мне в рот и, впадая в священный трепет, с благоговением ловили каждое слово, но вступать со мной в открытую конфронтацию побаивались, это точно. Особенно справедливо данное утверждение звучало касательно  лиц мужского пола. Добившиеся моей благосклонности парни чрезвычайно опасались ее лишиться  и опрометчивых высказываний в мой адрес старались не допускать. Встречаться с Линкс было очень престижно, и ради этого многие терпели  мой непростой характер и весьма лояльно относились ко всяческим капризам. В ответ я тихо презирала своих поклонников, но никогда не смела переступить границу между гламурной стервозностью и истинным пренебрежением  моральными нормами.

  А Эрик уже давно стоял на  противоположном берегу реки забвения, и плевать он хотел на всю совокупность  веками вырабатываемых правил, призванных сдержать в узде порочную человеческую натуру.  И я могла сколько угодно на него обижаться, противопоставить мне было абсолютно нечего. Потому я  молчала, отрешенно вслушиваясь в частую дробь барабанящих по стеклу капель, и  свинцовое небо надо мной было таким же невыносимо тяжелым, как и мои мысли.

-Хватит смотреть на меня влюбленными глазами, Линкс, мы не перед камерами, - Эрик  аккуратно потормошил меня за плечо, - сколько можно себя мучить? Ты мне скажешь, за каким хреном мы сюда припёрлись или нет?

-Мне нужно поговорить с шефом, - скрепя сердце, я пропустила мимо ушей ехидное замечание относительно влюбленных глаз, но за накатившую слабость сделала себе гневное внушение. Только еще разреветься не хватало для полного счастья, - его отец в прошлом занимался археологией и  сам руководил раскопками.  Когда-то я делала о нем репортаж, и  он должен меня помнить. Но  ехать к нему без согласования  будет слишком бестактно -   недавно у него умерла жена, и, насколько я знаю, он очень тяжело переживает ее смерть.

За окнами прокатились  осязаемо близкие громовые раскаты. Дождь шел сплошной стеной, серая пелена полностью заслонила высотку Дома Печати и словно отрезала нас от окружающего мира. Равнодушный таксист безуспешно крутил ручку нещадно шипящего радиоприемника, Эрик задумчиво постукивал пальцами по обшивке сиденья, а я просто наслаждалась редкими минутами единения с вечностью.   Дождь один за другим смывал  плотные слои грима, а обнаженная душа под ним оказалась уязвимой и беззащитной. Это было символично и даже немного страшно - выходить на публику без  маски после стольких лет ее непрерывного ношения. Но я должна была это сделать, в первую очередь, для того, чтобы доказать самой себе, что настоящая Линкс тоже имеет право на существование, а  паразитировавший на ней двойник  уничтожен окончательно и бесповоротно.

-Куда же вы, переждали бы дождь? – таксист все-таки ухитрился поймать рабочую волну, и из динамиков полились сладкие нотки романтического блюза, -давайте, я попробую поближе подъехать…

-Линкс, - Эрик на лету перехватил мою руку у самой дверцы,-  я пойду с тобой.  Ты  идешь решать мои проблемы, и черта с два я буду отсиживаться в машине.  Меня это тоже касается.

-Надеюсь, Райка нашла способ утешить Макса, а то такими темпами новость о том, как я наставляю ему рога, скоро облетит  всю столицу. В нашей редакции сплетни разносятся со скоростью света, - у меня хватило сил на вымученную улыбку, пусть  бледную и робкую, будто предрассветные лучи просыпающегося Солнца, но все-таки улыбку.  А что, с чего-то же начинать надо?

-Я понимаю, что самое красивое во мне – это новые очки, но пускай твои коллеги думают, что ты полюбила меня за мой богатый внутренний мир, -Эрик   отпустил мое запястье,  я дернула ручку и  без колебаний вылезла из машины.  Пораженный моим отчаянным безрассудством таксист, успел лишь  приглушенно ахнуть  у меня за спиной.

-Ты только  свое духовное богатство сильно напоказ не выставляй, - предупредила я парня, когда мы в два прыжка преодолели с десяток ступенек и  укрылись под козырьком  центрального входа вместе с застигнутыми  проливным дождем прохожими, - а то ведь могут и  неверно понять, народ у нас такой.

В миндалевидных глазах Эрика продолжали бесноваться  насмешливые огоньки. Он наклонился мне к самому уху  и доверительным тоном сообщил:

 - Не беспокойся, я сам себе не враг. Знаешь, а ведь до этого момента, я был  твердо уверен, что мне по жизни  с девушками не везет.

 

ГЛАВА XVII

На самом деле грубоватая самоирония Эрика здорово подняла мне настроение, и  предстоящая возможность залепить общественному вкусу своего преданно любимого коллектива  звонкую пощечину подстегнула меня не хуже   любого допинга.  Мне вдруг захотелось действовать, бороться и побеждать,  хотя первую и, наверное, самую главную победу, над своими комплексами и страхами, я уже и так одержала с разгромным счетом.

-Не факт, что тебе, наконец, повезло, - я вытащила из сумочки салфетку и тщательно протерла туфли от грязных брызг, слишком явно напоминавших о скоростном передвижении по лужам. Ида Линкс должна выглядеть безупречно  даже после неудачной попытки самоубийства и сорванного бракосочетания с футбольной знаменитостью, - мой типаж, между прочим, тоже на любителя!

Эрик вслед за мной задумчиво обозрел свои  заляпанные «гриндерсы», и, видимо, решил, что грязь на  подобной обуви смотрится столь же органично, как и на кузове форсирующего расквашенную проселочную дорогу джипа. Специально готовиться  к встрече с цветом столичной журналистики,  он посчитал ниже своего достоинства, и вполне довольный своим внешним видом, заявил:

-Ошибаешься, Линкс! Я не любитель, я профессионал.

От такого неожиданного признания мне стало еще веселее,  и ведущую в холл стеклянную дверь я толкнула, пребывая в  приподнятом расположении духа. Я больше ничего  и никого не боялась,  даже давно ставшая частью меня ненависть притупилась и сгладилась, сменившись  лишь снисходительной жалостью  к несчастным заложникам навязанных извне стереотипов. Я вырвалась из тесной клетки шаблонного мышления и отныне сама ощущала себя демиургом,  самостоятельно творящим иную реальность. Кто бы мог подумать, что для того, чтобы обрести эту всепоглощающую свободу, вовсе не нужно было прыгать с  крыши и торжественно возлежать в обитом красным бархатом гробу?

И пусть настоящий Эрик  отличался от нафантазированного мною идеала примерно в той же степени, что и пентхаус от собачьей конуры, наше случайное знакомство до неузнаваемости изменило мою прогнившую жизненную философию, а, следовательно, теперь настала моя очередь помочь ему.  Если уж на то пошло, я ведь до сих пор еще не придумала, чем  заняться в своей новой жизни, так почему бы не попытаться  для начала расплатиться по счетам?

 Редакция «Вечерней столицы» занимала весь пятый этаж огромного здания «Дома печати».  Официальный штат газеты исчислялся почти двумя десятками человек,  а количество собкоров и внештатников, по-моему, никто специально и не подсчитывал. Насколько я знала, в каждом областном центре нашей страны  у «Вечерки» имелся хотя бы один ставленник, следящий за событиями на периферии. Целевая аудитория газеты была обширна, словно инфаркт миокарда,   и благодаря грамотной маркетинговой политике шефа в полку читателей постоянно прибывало.

 Ежедневные выпуски «Вечерней столицы»  неизменно представляли из себя сборную солянку из публикаций на самую разнообразную тематику – государство и власть, экономика и финансы, светские сплетни,  спорт, детская страничка,  астрологический прогноз и анекдоты – словом, газету покупали   и те, кто любил изображать источник последних новостей перед друзьями и родственниками, и те, кто по часу добирался на работу с другого конца города, и те, кто внимательно следил за малейшими изменениями в программе телепередач.  Задумка шефа в этом плане работала безотказно: купивший «Вечерку» из-за обзора спортивных событий папа, затем по эстафете передавал ее с упоением штудирующей светскую хронику и кулинарные рецепты  маме, а  малолетние детишки тем временем с нетерпением ждали продолжения полюбившейся сказки.

Естественно, для того, чтобы делать газету для всей семьи и не скатываться при этом на бульварщину и хроникерство, необходим был  творческий коллектив, отвечающий самым высоким требованиям,  а потому устроиться на работу в «Вечернюю столицу»  для простого смертного было так же сложно, как и для обывателя не уснуть до окончания симфонического концерта. Шеф лично интервьюировал кандидатов, проверяя их на профпригодность при помощи хитрых вопросов и ситуативных методик, и  немало вполне достойных претендентов на вакантные журналистские позиции не смогли пройти этого больше похожего на экзамен собеседования. Я прошла. Сама не знаю, почему. Может быть, потому что я по жизни «лучшая из лучших» (теоретически, а почему бы и нет?), а может быть,  я покорила шефа  креативным подходом к набившим оскомину вещам, но ни блат, ни постель моему успешному трудоустройству не способствовали.  Намного более сложным испытанием на прочность для меня стал адаптационный период.

В редакции господствовал закон джунглей. Человек  здесь был человеку исключительно волком, и все  вокруг жрали друг друга с кровожадностью саблезубых тигров.  Интриги плелись тонко и изящно, будто фламандское кружево,  а угодивших в ловушку жертв безжалостно добивали камнями остракизма.  Дикая, первобытно жестокая конкуренция являлась частью корпоративной культуры, и шеф упорно культивировал  в коллективе эту борьбу на выживание. Естественный отбор принес свои плоды, и в «Вечерке» остались истинные пираньи-каннибалы, сохраняющие видимость сотрудничества, но всегда готовые  сомкнуть свои зубастые челюсти на шее  себе подобных.

В начале своей карьеры я вынуждена была не раз отбиваться от нападок, но выжить мне помогли исключительно профессиональные качества. У меня  очень быстро сформировался свой персональный стиль, емкий, саркастичный, запоминающийся,  и  вскоре я уже  представляла для шефа уникальную ценность.  Он оберегал Иду Линкс, как самый дорогой бриллиант в своей коллекции, но при этом заставлял отрабатывать свой иммунитет.  Шеф постоянно отправлял меня на самые тяжелые задания,  но тем самым он вдвое, а то и втрое сокращал время моего пребывания в редакции.  С заданиями я справлялась на ура, и наутро ситуация повторялась: пока мои коллеги изводятся взаимной завистью,  счастливая Ида Линкс разделывает под орех очередной неберущийся экземпляр. Ближе к вечеру художественно обработанный материал возлежит на столе у шефа, а  сияющий лучезарной улыбкой автор  с чистой совестью отправляется  по своим делам. И кто знает, что моя улыбка фальшива, словно отпечатанная на цветном принтере банкнота, а на душе у меня  безвоздушное пространство вакуумной пустоты? И нет ничего удивительного в том, что в редакцию я и сегодня шла с заранее отрепетированным выражением лица, вот только легкомысленных улыбочек это выражение больше не подразумевало.  И беззаботного щебетания, как следствие, тоже.

На первом этаже царило непривычное оживление. Административный корпус Дома Печати обычно жил своей обособленной жизнью, и мое редкое взаимодействие  с его сотрудниками происходило лишь по поводу неработающего кондиционера или перегоревшей лампочки. С бухгалтерией я тоже нечасто пересекалась, а, учитывая, что толстенная главбухша Элла Францевна, прозванная за суровый нрав и небогатый словарный запас Эллочкой-людоедкой вызывала у меня желание купить дополнительный абонемент в фитнес-клуб и перелистать на досуге словарь Даля, я по возможности обходила ее вотчину стороной. Но сегодня мне не повезло, и крупногабаритная бухгалтерша,  передвигавшаяся по коридору со степенной грацией беременной мамонтихи,  попалась мне  на глаза прямо у лифта.  Лично  у меня никаких конфликтов с ней не было, но думаю, Эллочке было очень интересно выяснить, куда пошли деньги, собранные бухгалтерией мне на свадебный подарок. Дать  развернутый ответ я в силу нехватки информации была совершенно не готова, и потому предпочла бы обойти Эллу Францевну стороной, но как назло бухгалтерша заслонила  своим массивным  корпусом весь проход.

Я уже настроилась сделать «морду чайником» и  под шумок просочиться в кабину, но, как выяснилось,  у Эллочки хватало своих проблем,   и явившуюся  в компании разрушителя молодых семей Иду Линкс она даже не заметила.

-Это черт знает что такое творится, - глубоким контральто вещала Эллочка, нависая всем телом над  щуплым существом, испуганно забившимся в угол. При ближайшем рассмотрении я признала в существе Петьку Савченко, начальника информационного отдела, которого  за никогда ни сходящее с лица выражение непередаваемой грусти острые на язык журналисты сходу окрестили «Пьеро», - сидят везде одни дармоеды, только деньги зря получают.  Как я теперь работать должна?

-Элла Францевна, я тут причем? В налоговую позвоните и с ними разбирайтесь,  -отбрехивался Петька, параллельно рыская глазами в поисках путей отступления, - это у них база полетела, а не у меня, разве не так?

-А мне какая разница? Все вы дармоеды!  Вот и сидите без зарплаты, пока свою базу не восстановите! – вникать в суть проблемы Эллочка  с присущей ей прямолинейностью не стала,  но свое мнение   по данному вопросу озвучить не преминула. Насколько мне было известно, под понятие «дармоедов» у главбуши подпадал весь персонал «Дома Печати» за  исключением ее самой, - поразвелось вас тут…

Во избежание лобового столкновения с разгневанной бухгалтершей я  готова была подняться на пятый этаж пешком и даже потянула Эрика к лестнице, но тут дверцы лифта разъехались,  Пьеро ловко поднырнул под руку Эллочки и на всех парах заскочил в кабину. Мы с Эриком рванулись за ним, и когда милейшая Элла Францевна накопила слов для  нелицеприятной оценки нашего позорного бегства, лифт уже  дружно уносил нас ввысь.

-Привет, Линкс, - слегка отдышавшись, поздоровался Пьеро.  Вот уж кого не волновали перипетии моей личной жизни, так это информационный отдел. Народ там работал увлеченный своим делом,  а практически круглосуточное общение с компьютером  отражалось на социализации местных программистов, однозначно, в негативном ракурсе. У них и без меня хватало чего обсуждать, и именно за это они мне и нравились.

-Представляешь, в налоговой вчера база накрылась,   теперь Эллочка рвет и мечет, - Пьеро вытащил из-за оттопыренного уха загодя припрятанную сигарету и тут же определил ее обратно. С курением в Доме печати было тяжко и напряженно. Особенно страдали работники верхний этажей, вынужденные бегать на улицу каждый раз, когда у них возникала потребность в дозе никотина.  Права курящих граждан вопиюще нарушались владельцем здания под лозунгом тотальной борьбы с курением, и на моей памяти эти драконовские меры постоянно вызывали протесты арендаторов.  К сожалению или к счастью, безрезультатные, - Эллу тоже понять можно,    в бухгалтерии вся работа встала,  но я ей с утра вдалбливаю, что  мой отдел не виноват, а она уперлась рогом в землю и хоть бы хны. Мне в вашу приемную нужно,  у Таньки  комп опять заглючил. У нее на двери нужно табличку вешать «Осторожно, бешеные юзвери»! Линкс, тебе  тоже на пятый?

-На пятый, на пятый, - рассеянно кивнула я, вспомнив стремительно летающие над клавиатурой пальцы Эрика.  Что-то он там такое хитромудрое наворотил…

У самого Эрика на лице, кстати, не дрогнул ни один мускул. Парень  ни малейшим образом не показывал своей осведомленности о досадном происшествии в налоговой инспекции, и выслушивал Петькины откровения с такой равнодушной миной, словно не слишком понимал, из-за чего вообще весь сыр-бор.  Но так  самыми лучшими собеседниками Пьеро считал молчаливых слушателей, наша парочка как нельзя лучше подошла ему для  разговора на злобу дня.

-До такой примочки еще не каждый додумается, - продолжал делиться подробностями Савченко, размашисто шагая по коридору  редакции «Вечерней столицы». Ростом Пьеро даже мне доходил примерно до середины головы, но скорость он умудрился развить весьма приличную, и  на своих шпильках я еле поспевала за мелькающей впереди вихрастой  макушкой, - админ сам свой винт почистил со всеми бэкапами! Получается, и базу никто не крякал,  поугорали  просто над сисадмином!-Петька внезапно остановился, развернулся к благодарной публике и авторитетно добавил, -  отвечаю, это Данте вернулся!

-Откуда ты знаешь? –  спросила я с таким неподдельным интересом, что Пьеро несколько секунд непонимающе моргал, тщетно пытаясь припомнить, замечалась ли когда-нибудь за Идой Линкс страсть к высоким технологиям, однако, в ответ на поставленный запрос, память не выдала ему даже кратких сведений, и главный информационщик Дома Печати  закономерно списал неожиданное проявления моего любопытство на чисто журналистскую привычку всегда быть в курсе новостей.

-Это его почерк, - уверенно выдал Пьеро, протирая очки. Окуляры занимали большую часть его физиономии,  но  тем не  менее сидели на Петьке, как влитые,  и, хотя и придавали ему портретное сходство с мудрым филином карликовой породы,   внешнего вида ничуть не портили ( подозреваю, испортить его еще больше было уже невозможно), - я давно слежу за Данте,   так, как он, никто не работает.  Данте – это сетевая легенда, Линкс,  вот что я тебе скажу. Его уже давно не было видно, я думал, его все-таки посадили, или он в какой-нибудь правительственной конторе за безопасностью следит.  А вчера, как про эту базу узнал, сразу понял – это Данте! Выходит, не посадили!

-Есть такой анекдот, баян, конечно, но как раз в тему, - улыбался Эрик весьма сдержанно, но вот  проколотая нижняя губа оттопыривалась, на мой взгляд, чересчур демонстративно, - посадили хакера на сто лет, а на другой день  центральный компьютер системы исполнения наказаний выдал, что он отсидел весь срок, и завтра должен выйти на свободу.  А сработано на самом деле в стиле Данте,  красиво админа развел, ничего не скажешь!

Я ничего не имела против практического воплощения в жизнь принципа «Сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит», но, по-моему, Эрика малость занесло.  По крайней мере, чувствительный тычок под ребра   в моем бесспорно талантливом исполнении, явно не стал для него лишним.

 

ГЛАВА XVIII

Богатый внутренний мир выпирал наружу из тесной клетки  телесной оболочки Эрика с такой неистовой силой, что  в целях прекращения неиссякаемого потока самовосхваления мне в дополнение к тычку под ребра пришлось болезненно наступить парню каблуком на ногу. Эрик  подпрыгнул  на месте от неожиданности, тихо выматерился и обиженно заткнулся, чему я была несказанно рада. Тоже мне, «старый Мазай разболтался в сарае»!

Между тем, обладающий  аналогичным чувством юмора, что и колченогая табуретка  Пьеро, развеселился не на шутку. Во всяком случае, вид у него был такой, будто он только что самолично надрал задницу нахальному Арлекину   и заполучил Мальвину в качестве боевого трофея.  Кислая мина  полностью исчезла с Петькиного лица,  плохо выбритые щеки разрумянились,  а покрасневшие глаза  внимательно воззрились на раздраженно дергающего пострадавшей конечностью Эрика. Похоже, до информационщика начало понемногу доходить, что помимо Иды Линкс рядом есть кто-то еще,  и этот кто-то по всем признакам является его прямым единомышленником.

-А ты в какой сфере трудишься?  - на всякий пожарный уточнил Пьеро, сканируя из-под очков невозмутимого, словно египетский сфинкс, Эрика, - тоже программист?

-Ага, - спокойно согласился парень, - «Нэш Индастриз» слышал? Я им недавно конфигурацию для 1С настраивал. 

-Серьезная фирма, - уважительно кивнул Петька, -ты, знаешь, что, закинь  в кадры свое резюме,  нам как раз такие сотрудники нужны. Или через Линкс передай, - Пьеро перевел взгляд в мою сторону и тут же смущенно отвернулся.  Видимо, смутно припомнил,  скандальные подробности моей биографии, активно муссируемые далеко за пределами Дома Печати и, наконец, додумался сопоставить мое появление в сопровождении нового кавалера  и  нашумевший разрыв с Максом Терлеевым, фамилия которого была широко известна даже тем, чей спортивный интерес ограничивался лишь компьютерными игрушками.  Самое смешное, что Петька, по-моему, искренне одобрил мой «выбор».

Личного секретаря редактора все называли Танюшей, причем этот уменьшительно-ласкательный вариант имени  в  равной  мере использовали  как поклонники, так и откровенные недоброжелатели, просто в первом случае произносили его  почтительным придыханием, а во втором  с ехидными интонациями.  Против шерсти, секретаршу гладил только Пьеро,  считавший девушку, способную играючи вывести из строя рабочий компьютер по три раза на дню, достойной именоваться исключительно Танькой.  

-Чего у тебя опять? – невежливо осведомился Петька, грубо выталкивая Танюшу из-за стола, - я же у тебя с утра  был, все тебе вроде  наладил!

Танюша одернула узенькую юбочку, капризно топнула стройной ножкой, обутой в лакированную туфельку с блестящей пряжкой на щиколотке и хотела было жалобно пропеть в свое оправдание что-то невразумительное, но тут на глаза секретарше внезапно попались мы с Эриком, и она моментально перенаправила свое внимание в более перспективное русло.

-Линкс! – воскликнула Танюша со сложным сочетанием радости и разочарования.  Радовалась она свежей пище для сплетен, а разочарование, скорее всего, испытала по поводу моего цветущего внешнего вида. Наверняка,  мои дражайшие коллеги  уже успели  обмусолить мое единственное интервью Фаруху Кемалю, и ожидали увидеть измученную тяжелейшими переживаниями особу, желательно одетую в рубище и с вороньим гнездом на голове.

-Танюш, шеф на месте? -   позволять  обалдело хлопающей ресницами секретарше рассматривать  меня в деталях я не собиралась. Все-таки я последние пару суток не в SPA-салоне провела,  а следы усталости не скроешь никакой косметикой, и рано или поздно  все тайное все равно станет явным,  предательски проступив даже через слой тонального  крема.

-А… Да! –нерешительно протянула Танюша.  Ее тонкие ухоженные пальчики с  аккуратными розовыми ноготками замерли на селекторе и без особой уверенности вдавили кнопку.  Фарфоровое личико Танюши выглядело почти испуганным, а сложенные бантиком губки чуть заметно вздрагивали.  Неужели,   снова попала шефу  под горячую руку?

Нервные срывы у главного редактора «Вечерней столицы» периодически случались, и основной удар на себя часто принимала именно Танюша, чей кофе  неизменно оказывался слишком холодным или слишком горячим,  костюм чересчур вызывающим или, наоборот, старомодно пуританским,  а прическа ужасающе безвкусной.  Танюша безропотно выслушивала претензии начальника  и, дождавшись подходящего момента, на цыпочках отступала в приемную, где и благополучно пересиживала вспышки гнева. Покладистость, исполнительность и безграничная преданность руководству  в итоге привели  к той редкой  в редакции «Вечерки» ситуации, когда над Танюшей практически не  капало. Звезд с неба она не хватала,  отвечать на звонки и перекладывать бумажки у нее получалось весьма недурственно, а  хорошенькая мордашка и точеная фигура отлично смотрелись на фоне шикарного интерьера приемной.  Думаю, многие умные и одаренные журналисты в глубине души завидовали Танюше – умственной ее работу можно было назвать только с очень большой натяжкой, а  премировал свою секретаршу шеф достаточно регулярно. Особенно после очередного приступа плохого настроения.

-Что такое? – судя по взвинченному голосу, шеф хотел принимать посетителей не больше, чем невинно осужденный отбывать наказание в колонии строгого режима, - я занят!

-Антон Маркович,  к вам Линкс пришла, - на одном дыхании сообщила Танюша и инстинктивно пригнулась в ожидании неминуемой бури.  В приемной повисло  гнетущее молчание. Даже копающийся в компьютере Пьеро перестал недовольно бурчать себе под нос и  заинтересованно высунулся из-за монитора. Один лишь Эрик проявлял завидное самообладание, и взгляд его темно-серых глаз из-под полуопущенных век был преисполнен циничного безразличия ко всему и вся.

-Линкс, значит… - динамик значительно искажал голос шефа, но флюиды его ярости проникали в приемную и через канал селекторной связи, -   ты знаешь, куда тебе идти, Линкс! Отправляйся в том самом направлении, которое ты указала в своем вчерашнем сообщении!  Или тебя проводить?

-Не надо, сама дойду, -фыркнула я, - но сначала нам нужно поговорить!

На другом конце провода послышались приглушенные ругательства, а потом шеф и вовсе перестал подавать признаки жизни. Наверное, берег нежные Танюшины ушки от адресованной мне нецензурной брани.  Я была абсолютно не против дождаться, пока эмоции шефа немного схлынут, и он будет готов к адекватному восприятию моего визита, но атмосфера в «зале ожидания» с каждой секундой устраивала меня все меньше и меньше.

У настоящего репортера всегда есть чисто профессиональный  нюх на сенсации. Истинный журналист за версту чувствует едва ощутимый запах жареного, и, словно натасканная гончая, сразу берет след.  Учитывая, что в «Вечерней столице» шеф собрал ищеек высшего класса, нет ничего странного, что  в приемную начали понемногу подтягиваться охотники за эксклюзивом.  Я прекрасно понимала, что мой демарш автоматически сделал меня желанной добычей для собственных коллег, и не слишком горела желанием быть растерзанной этими кровожадными акулами пера. Да и непривычный к повышенному вниманию Эрик стал подозрительно поглядывать на выход, напрочь заблокированный застывшей в дверях Мирой Оганесян  из отдела писем.

-Шеф, я захожу, - предупредила я,  и крепко сжав руку Эрика, ломанулась в кабинет.  Танюша от меня подобной прыти явно не ожидала  и потому элементарно не успела воспрепятствовать нашему вторжению. Зато в обстановке сориентировалась на удивление быстро,  и вместо того, чтобы останавливать меня на полпути, лишь оперативно выключила селектор. Уж чего Мира Оганесян только в  читательских письмах не насмотрелась, но некоторые словесные обороты шефа, сопровождающие мою наглую интервенцию, ей лучше никогда не слышать.

-Явилась! – кратко резюмировал шеф, когда я плотно закрыла за собой дверь и несмело приблизилась к редакторскому столу. Запас табуированной лексики у него порядком иссяк, но запал  еще остался, и разговор мне точно предстоял не из легких.

-А это кто такой? – на фоне моей харизматичной натуры, Эрик выглядел каким-то блеклым и невыразительным, да и держался он  преимущественно в тени, но шеф выцепил его практически мгновенно, -где-то я его видел… Ах, да, в интернете уже есть его фотографии с подписью «Ида Линкс  и ее тайный возлюбленный провели бурную ночь вместе». Почему же ты не попросила Фаруха Кемаля заснять вас в постели? Насколько я понял,  он теперь твое доверенное лицо, да, Линкс?

-В нашей постели Фарух Кемаль явно был лишним, -  кончиками губ улыбнулся Эрик и без приглашения подвинул себе массивный дубовый стул, -  если для вас это имеет значение, то меня зовут Эрик, и  на данный момент это, по-моему, единственное, что мне стоит о себе рассказать.  Я сделаю вид, будто меня здесь нет, а вы спокойно поговорите с Линкс. Идет?

Готова поспорить, что подобные экземпляры шефу доселе не попадались.  Эрик с его внешностью выходца из гетто и манерами пресытившегося прожигателя жизни поразил моего редактора до такой степени, что он машинально убрал ноги со стола и уставился на моего спутника широко раскрытыми глазами. Взгляд у шефа был въедливым, словно ржавчина,  а сосредоточенное выражение  холеного лица свидетельствовало о трудоемком процессе осмысления происходящего.  За это время шеф позабыл, что на меня надо продолжать орать и почти мирно спросил:

-Что ты, зараза такая, вообще творишь?

-Присесть можно? – в отличие от возомнившего себя пупом земли Эрика я все-таки старалась  с горем пополам следовать правилами этикета и самовольно занять стул никак не решалась.  Шеф устало кивнул, задумчиво потеребил немыслимо дорогие запонки и вновь повторил свой вопрос, только уже в несколько расширенной вариации:

-Ты хоть понимаешь, что ты наделала, Линкс?  К дьяволу бы твою свадьбу  и всех твоих любовников, включая  того, которого ты притащила в мой кабинет, как к себе домой!  Но с той минуты, когда «Вечерняя столица» проаннонсировала репортаж с твоего чертового бракосочетания, ты была обязана выйти замуж именно за Терлеева и именно в тот день. И вот у тебя случился сдвиг и ты передумала! Ну и к дьяволу, так даже лучше, по крайней мере можно не опасаться, что ты  уйдешь в декрет. Но почему Фарух Кемаль, Линкс? Ты что, не могла позвонить мне? Почему  тиражи «Столичной штучки», нашего главного конкурента, выросли, как на дрожжах, благодаря моей сотруднице? Это нормально?

Я терпеливо дождалась, пока шеф выпустит пар. В чем-то он был, несомненно, прав.  Наверное, надо было принести извинения и наврать чего-нибудь с три короба, но я  слишком устала ото лжи.  Впрочем, говорить правду, оказалось не так и просто.

-Тогда я была не в себе. Фарух просто оказался в  нужном месте и в нужное время. Хотите знать, я не получила за это интервью ни копейки.  Я ухожу из журналистики, шеф, уезжаю из столицы и начинаю новую жизнь. Моя мама сказала, что мне стоило сделать это  более деликатным способом, но я редко слушаюсь маму.

Антон Маркович Вельштейн, сорока двух лет от роду, главный редактор  прибыльного издания «Вечерняя столица», смотрел на меня из-под насупленных бровей  и тщетно пытался понять, что  за вожжа попала под хвост главной звезде его творческого коллектива.  Шеф в сотый раз приглаживал зачесанные на косой пробор волосы,  все больше и больше ослаблял тугой узел галстука,  расстегивал и застегивал свои запонки, но озарение все равно отказывалось посещать его обитель.

-Я не дам тебе расчета, Линкс, - произнес шеф после долгих размышлений, -  по-хорошему, мне бы подать на тебя в суд, но это подмочит репутацию газеты,  и мою, как руководителя, тоже.  Поэтому я буду бить тебя рублем, так что в свою чертову новую жизнь ты отправишься с пустыми карманами. Пусть это будет компенсация за моральный ущерб.  Так что вам, молодой человек, - шеф язвительно ухмыльнулся в сторону бесцеремонно развалившегося на стуле Эрика, - вам придется поискать себе другую богатую дуру, а я гарантирую, что использую все свое влияние, чтобы Линкс не смогла продать ни одной статьи.

В ответ на  незавуалированное оскорбление Эрик облизнул проколотую губу, поболтал ногами в грязных гриндерсах и, виртуозно балансируя на грани пафоса и стёба, заявил:

-Мой внутренний мир настолько богат, что я не нуждаюсь в деньгах Линкс, и готов бескорыстно разделить с ней все  лишения  и тяготы.

Я  бы очень хотела верить, что настырная Мира Оганесян не уболтала Танюшу незаметно включить селектор, потому как от выданной шефом тирады завяли  бы уши и у всех знакомых мне сапожников.  Так высокохудожественно в моем присутствии еще никто не выражался, столь непревзойденный шедевр непереводимого фольклора мог породить только человек с высшим филологическим образованием и многолетним опытом работы в журналистской сфере, но сегодня шеф превзошел самого себя.

-Пошли оба вон отсюда! – потребовал он,  исчерпав большую часть своего огромного запаса непечатных выражений, - чтоб я вас здесь больше не видел и не слышал.

-Шеф, а деловые предложения тоже не рассматриваются? – осторожно спросила я, обуреваемая справедливыми опасениями вызвать следующий всплеск подутихших эмоций.

-Все-таки денег хочешь? – с презрительной усмешкой бросил мне в лицо шеф, - даже не рассчитывай.  Ты мне больше не интересна, можешь проваливать ко всем чертям. И не трать мое время, будь любезна.

Я поднялась на ноги  и сделала первый шаг к  выходу, но перед самой дверью вдруг остановилась и, стоя к шефу вполоборота, как бы вскользь полюбопытствовала:

-А Макс Терлеев вас тоже больше не интересует?

 

ГЛАВА XIX

Ответ шефа потонул в гулких раскатах внезапно грянувшего за окном грома,  и до меня донеслись лишь слабые отзвуки его скептического хмыканья, но призрачный шанс на мирное разрешение нашего однозначно деструктивного конфликта я поймала на лету, и упускать  его ни под каким предлогом не собиралась.

-Эрик, подожди меня, пожалуйста, в приемной, - мягко попросила я, -прошлое должно оставаться в прошлом.

Парень понимающе улыбнулся и  без лишних вопросов исчез снаружи, а я приступила к реализации своего  спонтанно оформившегося в голове плана. Несмотря на то, что взаимовыгодная кооперация с  бессовестной оппортунисткой Идой Линкс вдохновляла шефа не больше, чем систематическое посещение врача-стоматолога, в конечном итоге нам удалось достичь консенсуса, и  кабинет я покинула с чувством глубочайшего морального удовлетворения. 

Если  вы наивно полагаете, что я слила шефу  страшную правду о договорных матчах в отечественной премьер-лиге, то вы меня плохо знаете. Околофутбольные разборки  отродясь не представляли для меня   абсолютно никакого интереса,  и так как в разговоре с Максом я данной темы вообще старалась по возможности избегать, достоверных фактов  подкупа арбитров и  ключевых форвардов предоставить, естественно, не могла. Но я сделала ставку на гораздо более тонкий подход к  главному редактору «Вечерней столицы» и неожиданно для себя сорвала джек-пот.

Добившись внимания шефа, благодаря умелой спекуляции на раскрученной фамилии своего экс-жениха, я  начала совсем издалека. В частности, напомнила о кольце с сапфиром,  подаренном мне  на помолвку   и вечером того же дня украсившим первую полосу «Вечерки» своей крупной фотографией, а затем  наглядно продемонстрировала отсутствие дорогого подарка у себя на пальце и плавно перевела  разговор на дальнейшую судьбу вышеупомянутой драгоценности.  Правдивая трагичность невыдуманной истории Кристины Ковальчук  годилась не только для  горячей публикации в разделе Инны Реутовой «Семья и брак», но и после художественной обработки вполне могла быть продана расплодившимся в неимоверном количестве сценаристам слезливо-сопливых мелодрам.  В подкрепление изложенного, я дала шефу прослушать несколько пронизанных безысходной тоской диктофонных записей, и  в качестве бонуса  указала точное местонахождение фигурирующего в  моем повествовании барака. 

Возможно, все это было немного нечестно по отношению к Эрику, но даже  с наскока мне на ум пришло сразу три весомых, словно вклад Пушкина в русскую поэзию, аргументов. Во-первых, Кристина лично дала мне согласие на обнародование нелицеприятных подробностей своей личной жизни, во-вторых,  Эрик давно забил на свою семью и, следовательно, его  одобрение  никого не волнует, а в третьих –   я  иду на это ради того, чтобы получить доступ к человеку, способному пролить свет на небезызвестные события,  а в делах и на войне, все средства хороши.  В любви, кстати тоже.

Профессиональное чутье  никогда не подводило шефа. Плюсы и минусы любой ситуации он просчитывал на десять шагов вперед,  и возглавляемая им газета устойчиво держалась на плаву во вздымающем девятые валы океане конкурентной среды как раз вследствие стратегически ориентированного мышления редактора.  Мне даже не понадобилось прибегать к  угрозам вероломно переметнуться в стан врага и продать собственноручно добытый материал «Столичной штучке» - шеф нанес превентивный удар и сам предложил мне озвучить сумму гонорара.

Молодой красивой женщине, живущей в бурной динамике современного мира, деньги нужны всегда. Оспаривать сию непреложную истину  было заведомо бессмысленно и глупо, но в последнее время мои духовные потребности значительно превышали материальные, о чем я и поведала искренне недоумевающему по этому поводу шефу.  Думаю,  основной причиной того, что глубокоуважаемый Антон Маркович не слишком удивился  необычной просьбе, послужили стремительно распространяющиеся по редакции слухи о моем эксцентричном поведении, а уж после знакомства с Эриком, шеф, похоже, и вовсе посчитал переход Иды Линкс в состояние хронической неадекватности пусть неприятным, но, к сожалению, безвозвратно свершившимся фактом.

Просила  я не так и много. По крайней мере, в денежном эквиваленте,  Кристинина биография обошлась бы шефу куда дороже.  Рациональным объяснением столь острой необходимости срочно пообщаться с Вельштейном-старшим я своего начальника не удостоила, однако  поклялась вести себя тактично и не проявлять чрезмерной настойчивости. Упор я делала на то, что я ранее брала у профессора интервью и произвела на последнего весьма благоприятное впечатление, а также на клятвенное обещание ни в коем случае не упоминать имени Агаты.  Шеф кусал губы, теребил галстук и нервно щелкал запонками. К  финальному решению он шел такими черепашьими шажками, что мне даже будто показалось, что настенные часы над столом также замедлили свой ход.

 Не знаю, что повлияло на положительный исход этой напряженной беседы в большей степени, но своего я все-таки добилась. Шеф позвонил отцу в моем присутствии   и договорился о встрече. Как выяснилось, я оказалась права, и Марк Натанович меня действительно помнил, правда разговаривать со мной категорически отказался. Причина крылась не в личной неприязни к моей персоне, а скорее в нежелании вступать в контакт с представителями прессы, но после того, как шеф резонно возразил, что Ида Линкс в его газете больше не работает, и визит носит исключительно частный характер и преследует  своей целью лишь получить  научную консультацию,  профессор неохотно дал согласие на разговор.

В общем, расстались мы с шефом вроде бы полюбовно, но я  отчего-то не сомневалась, что стоит мне задуматься о возвращении в большую журналистику, как на моем пути моментально вырастут многочисленные препятствия, причем такие объективные, что даже в голову не придет усмотреть за ними мстительную натуру главреда «Вечерки». Удостоверение мне тоже пришлось сдать на месте, и, покидая кабинет, я чувствовала себя разжалованным военнослужащим, с которого только что прилюдно сорвали погоны, что не замедлило вызвать несказанную радость завистливых сослуживцев( читай, собратьев по перу).

Эрик ждал меня на улице. Парень  выбросил окурок в урну и вопросительно поднял на меня глаза.

-Как успехи?  За двуперекисью едем?  Или квест продолжается, и мы перешли на следующий уровень?

-Еще как продолжается! – с  напускной бодростью отчиталась я, - пошли такси ловить, за машиной мы уже не успеваем.

Мокрый асфальт повсеместно испещряли грязные лужи. Дожди над нашей благословенной столицей проливались не иначе, как кислотные, и я изо всех сил  пыталась уклониться от падающих с деревьев капель,  так и норовивших  с мерзким хлюпаньем плюхнуться мне прямо на голову.  После ливня на улице резко потеплело,  в воздух  отовсюду поднимались душные испарения,  и у меня предсказуемо упало давление. Даже не помню, когда в последний раз я выходила из дома без своего термоса с неприкосновенным запасом обжигающего кофе! Это ж надо так себя довести до ручки.

-Плохо тебе? – встревоженно спросил Эрик, когда  меня начало ощутимо заносить на поворотах, - может, посидим?

-Постоим, - я облокотилась парню на плечо, закрыла глаза, и несколько минут старательно вдыхала и выдыхала  пахнущий озоном воздух, - некогда рассиживаться.  Вон, кажется, такси  подъехало. Надеюсь, там свободно.

 В машине давление  постепенно вернулось в норму. Наверное, я  слишком переволновалась в этой чертовой редакции, но победителей не судят.  Я мало того что выстояла в поединке со своими ночными кошмарами, так еще и вынудила неприступного, как наивысшая точка Эвереста, шефа пойти у меня на поводу.  Может, и Кристине что-нибудь обломится,  надо бы маме позвонить, насчет фонда узнать

-Куда мы едем? – вопрос Эрика прервал  неспешное течение моих заторможенных после перепада давления мыслей, и я долго не могла включиться в реальность. Хотя давно стоило бы прийти в себя и провести Эрику инструктаж по технике безопасности в обращении с заслуженным профессором Вельштейном, в  гости к которому я имела наглость напроситься.

С Марком Натановичем я впервые повстречалась пару лет назад. Говорили, что с тех пор он сильно сдал, но я запомнила профессора крепким пожилым мужчиной с благородными сединами и живыми, внимательными глазами.  Морщины у  него были  глубокие и четкие, словно борозды извилин в его выдающемся мозгу, а манеры по-дворянски галантными. Профессор любил белоснежные, туго накрахмаленные рубашки  со строгими, однотонными галстуками, и всегда придерживался классического стиля даже в повседневной одежде.  Меня он принимал   в таком же наглаженном «футляре», и тем большей неожиданностью стал для меня альбом с фотографиями, запечатлевшими Вельштейна в походных условиях. Бессменный руководитель  не одного десятка археологических экспедиций по всему миру, предстал передо мной   облаченным в покрытый пылью столетий рабочий комбинезон и выгоревшую под палящим солнцем панаму.

В  быту профессор был неприхотлив,  а в разговоре обходителен и вежлив. Речь его текла плавно и последовательно, мысли складывались в выверенные, логические построенные предложения,  а каждая произнесенная Вельштейном фраза лучилась доброжелательной симпатией.  Разговор с ним представлял собой один большой ликбез, причем знания профессора обладали поистине энциклопедической  многогранностью,  и я с первой секунды жадной губкой впитывала каждое его слово.  Между тем сам же и отправивший меня интервьюировать отца шеф, отзывался о нем со сдержанным презрением, и даже признался мне, что если бы  не шестидесятипятилетний юбилей и вытекающее из этой знаменательной даты давление Академии Наук, никогда бы не поместил на страницах «Вечерки» и строчки о «своем старике».

Причину хрестоматийного конфликта «отцов и детей» звали Агата. Она была аспиранткой Вельштейна-старшего,  и даже вроде бы защитила под его руководством диссертацию. К тому моменту профессор оставил раскопки и  занимался научно-педагогической деятельностью в столичном университете, где, кстати говоря, за творческую жилку и незлобивый характер, пользовался горячей любовью со стороны как преподавателей, так и студенческого  контингента. Параллельно Вельштейн активно способствовал  развитию фундаментальной науки и  руководил прикладными исследованиями слушателей аспирантуры. Вот как раз среди аспирантов  и притаился тот самый пресловутый бес в ребре.

Агата не была ни милой, ни симпатичной, ни очаровательной – она просто была идеально красивой. Сердце своего научного руководителя она пленила с первого взгляда,  но рамки приличия, связанный с колоссальной разницей в возрасте, сдерживали профессора, и если бы  предмет его обожания сразу после блестящей защиты не пригласили на работу в зарубежный вуз, он, возможно, так и остался бы в роли платонического воздыхателя. Но когда Вельштейн понял, что может навсегда потерять свою  Агату, он  сделал ей предложение.  Почему юная, перспективная и необъяснимо привлекательная девушка вдруг вышла замуж за престарелого вдовца,  никто так и не понял.

В статусе законной супруги  Агата поселилась в  апартаментах профессора,  и быстро превратила холостяцкую берлогу в стильный интерьер. Впрочем, оценить ее дизайнерские таланты, было некому. После скоропостижной свадьбы, единственный сын Вельштейна Антон наотрез оказался поддерживать отношения с отцом, и  за три года неравного брака ни разу не побывал в квартире на Рижском Бульваре.  Общественное мнение моментально повесило на Агату ярлык охотницы за профессорскими деньгами,  а с подачи Вельштейна-младшего в «Вечерке» периодически появлялись ядовитые статейки  на заданную тему.

Профессор и Агата на поднятую в прессе травлю  обращали не больше внимания, чем слон на тявкающую Моську.  Ходили слухи, что молодая жена предпринимала попытку убедить Антона  быть терпимее к отцу, но судя по тому, что воз  с места так и не сдвинулся, ее старания не увенчались успехом. А потом шумиха утихла сама по себе, и семейная жизнь Агаты и Марка Натановича просто перестала кого-либо интересовать.

Когда я приходила к профессору брать интервью, он уже был женат на Агате, но дома я ее не застала. В памяти отложился  огромный портрет на полстены: обнаженная Агата позирует неизвестному художнику. Гипсово -белая кожа, смоляные локоны, ярко-красные губы  и причудливая вязь татуировки на плече– странный готический образ, невольно притягивающий взгляд.  Вероятно,  Вельштейн очень гордился своей второй половиной, раз  решился повесить настолько откровенную картину в прихожей.

Второй раз об этой семье заговорили примерно с год назад.  Агату нашли  на городском кладбище с перерезанным горлом. Мне довелось увидеть  эти жуткие кадры –запрокинутая в беззвучном крике голова, алая кровь, стекающая по бархатной коже, стиснутые в  мучительной агонии руки и беспорядочно разметавшиеся по плечам смоляные локоны. Даже в смерти она была завораживающе прекрасна,  но отныне эта совершенная красота, еще не тронутая могильным тленом, принадлежала загробному миру.

Убийц Агаты так и не нашли.  Версий прорабатывалось много, но ни одна из них не подтвердилась.  Полиция выдвигала предположения о ритуальном убийстве, ссылаясь на  место преступления, и даже прошерстила столичные общины сатанистов и прочих «сочувствующих», но  нарыла доказательств лишь для заключения под стражу лидера дьяволопоклонников, на поверку   оказавшимся отчисленным за неуспеваемость студентом-двоечником, промышлявшим на кладбище банальным вандализмом.   Так и  не выяснилось, что сподвигло Агату разгуливать  по погосту глубокой ночью, а также возможные мотивы ее убийства.  Трагедия день за днем обрастала новыми загадками, а  расследование окончательно зашло в тупик.  Спустя год после смерти Агаты остались только незакрытое уголовное дело и  чуть было не потерявший от горя рассудок профессор Вельштейн.

 

ГЛАВА XX

Со стороны Агаты на похороны никто не приехал, зато поддержать  в тяжелый момент безутешно скорбящего профессора выстроилась огромная очередь из числа  его учеников и коллег.  Антона Вельштейна в числе участников траурной процессии не было,  а журналисты «Вечерней столицы»  по его персональному распоряжению в полном составе проигнорировали погребальную церемонию. По отрывочным сведениям, случайно долетевшим до меня из разных источников,  на похоронах своей поздней любви профессор держался  с  отрешенным самообладанием, и  принимал бесконечный поток соболезнований с пустыми глазами человека, толком не осознающего, что происходит вокруг. 

Думаю, именно после того, как Вельштейн  до конца  осознал, что Агата уже никогда не вернется,  его и госпитализировали с острой сердечной недостаточностью.  Жить профессор больше не хотел, и  к отчаянному усердию боровшихся за его жизнь медиков относился с обреченным безразличием умирающего. Противостояние все еще крепкого, закаленного тела и трясущегося немощного духа   основательно затормозило лечение, и Вельштейн, несмотря на значительное улучшение здоровья, начал постепенно погружаться в какое-то полурастительное состояние.

В день выписки состоялось долгожданное примирение профессора с сыном, принесшее обоим не больше положительных эмоций, чем  чиновнику отставка. Запоздалое раскаяние Вельштейна-младшего, словно осталось незамеченным, профессор равнодушно кивал  в ответ на все вопросы сына и слегка оживился лишь тогда, когда тот заговорил об установке памятника Агате.  Обсудив c Антоном единственную интересующую его тему,  профессор решительно отказался от настойчивого предложения сына перебраться в его особняк, и попросил позволить  ему доживать свой век в одиночестве. Насколько мне известно, шеф еще не раз пытался убедить  неуступчивого отца в неоспоримых преимуществах совместного проживания, однако профессор  проявлял поразительное упрямство и  поддавался на уговоры примерно с тем же успехом, что и отказавшаяся идти к Магомету гора.  В итоге между ними установился стойкий нейтралитет,  в ознаменование  незыблемости которого, Марк Натанович, вероятно, и согласился принять нанятую  шефом  домработницу. На этом движение навстречу прекратилось, и  хотя профессор  вроде бы не возражал против частых визитов  сына и невестки, шеф каждый раз возвращался  от отца в подавленном настроении и отрывался на бедной Танюше по полной программе.

Рижский бульвар относился к историческому центру столицы, а большинство зданий можно было по праву считать архитектурным достоянием, поэтому правительство щедро финансировало реставрацию фасадов  разрушающихся под воздействием времени домов.  В добротных пятиэтажках с лепными карнизами и высокими потолками  и по сей день проживала интеллектуальная и творческая элита – писатели, художники и выдающиеся научные деятели, а также их,  как водится, бесталанные потомки, являющие собой живой пример заслуженного отдыха уставшей от воспроизводства гениев природы.  Квартиру на Рижском получил еще отец Марка Натановича,   известный в свое время живописец,  обласканный советской властью за реалистичное изображение партийных функционеров. При нынешнем режиме имя Натана Вельштейна мало кто помнил, а  принадлежащие его кисти портреты пылились на складах вместе с бронзовыми бюстами вождя мирового пролетариата.  Ведомственное жилье давно стало приватизированным, а в обществе прочно утвердились глубоко антагонистические  социализму  экономические отношения, но  в домах на Рижском  продолжал незримо витать дух ушедшей в небытие эпохи.

В ближайшем магазине мы с Эриком купили  к чаю коробку конфет,  неуверенно переглянулись  и синхронно издали многозначительный вздох. Похоже, с основной линией поведения, никто из нас так и не определился.  Я запустила руку в карман и вытащила на свет божий аккуратно сложенный вчетверо листок  бумаги.  Мельком взглянула на  все это непотребство, и  на душе мне стало совсем гадостно. Сомневаюсь, что этот «шедевр» и на выставку творчества душевнобольных без взятки примут, а уж показывать подобное безобразие родному сыну  художника-натуралиста и вовсе попахивает дурным тоном.

-Ну, не умею я рисовать, что  тут сделаешь? – Эрик без труда прочел мои мысли, - может, у тебя и лучше получится, но только как бы ты в обморок не грохнулась, когда я буду тебе позировать!

-Избавь меня, пожалуйста, от такого счастья, - мрачно огрызнулась я, -  ты вообще лишний раз рот не открывай, это тебе не редакция. И от плоского юмора тоже попрошу воздержаться.

-Какие Бермуды, такие и треугольники, Линкс, -  ухмыльнулся Эрик, - а, значит, в редакции я все сделал правильно?

Я прокрутила в памяти  цветной калейдоскоп отвисших челюстей и широко распахнутых глаз,  и убежденно заключила:

-Более чем. Если, конечно, не считать хвалебные оды самому себе.

-Мне можно, Линкс, - неожиданно посерьезнел Эрик, - я уже почти покойник, а о мертвых – либо хорошее, либо ничего.

По крутым ступенькам подъездной лестницы самопровозглашенный покойник взбежал с абсолютно неуместной для потенциального трупа резвостью, что заставило меня усомниться в объективности произведенной Эриком самооценки. Комментировать «гонки по вертикали» я до поры  до времени не стала, но упаднические мысли меня незаметно покинули. 

Дверь нам открыла  аппетитно благоухающая свежей выпечкой дама постбальзаковского возраста в цветастом фартуке.  В руке домработница держала здоровенный половник,  предназначенный, если судить по размерам, для использования в качестве орудия самообороны от незваных гостей.

-Ида? – уточнила  тетка, сурово хмуря  выщипанные в тонкую ниточку брови.

Я хотела было показать журналистское удостоверение, но вспомнила, что в «Вечерней столице» я с  сегодняшнего дня не работаю, и лишь утвердительно качнула головой.

-Антон Маркович должен был вас предупредить...

Упоминание шефа оказалось донельзя своевременным. Из  агрессивно гавкающего Цербера, домработница моментально превратилась в радушную хозяйку, и  разулыбалась так широко, что ее глаза полностью потонули в складках век.

-Проходите, Идочка, проходите! Звонил Антон Маркович, звонил, просил вас встретить, -  горлицей ворковала тетка, -  вы разувайтесь, вот сюда можете туфельки поставить, а  я  сейчас вам чайку сделаю! Ну что же вы  стоите?

Портрет обнаженной Агаты никуда не делся. Он  все так же занимал добрую половину стены в прихожей, но выглядел  теперь каким-то тусклым и безжизненным, будто со смертью натурщицы   поблекли его яркие краски. Алые губы Агаты  казались испачканными бурой, запекшейся кровью, а гипсовая белизна ее кожи приобрела желтоватый оттенок начинающегося разложения. Лишь витиеватая татуировка на плече  не потеряла своей выразительности,  в сложном переплетении извилистых линий скрывалась дремлющая тайна чужой реальности,  непостижимой обыденному восприятию рядового зрителя.

Эрик первым сбросил с себя  гипнотические чары живущего своей собственной жизнью портрета и  резко стиснул мое перебинтованное запястье.

-Линкс! Послушай, да я…

Такой прыти от этой слонихи в переднике не ожидал никто. Домработница в мгновение ока подскочила к парню и плотно зажала ему рот ладонью.

-Молчите! Прошу вас! Разве Антон Маркович вам не  сказал? – испуганно шептала тетка, -  о ней нельзя говорить, вдруг Марк Натанович услышит?

-Евдокия Семеновна, кто там? Это Ида? – дребезжащий надтреснутый голос столетней развалины проник в  прихожую откуда-то из необъятных недр квартиры, и домработница неохотно убрала руку.

-Да-да, Марк Натанович, они раздеваются! Я их сейчас к вам провожу! – домработница понизила тон и предупреждающе зыркнула на Эрика – имейте совесть, молчите!

-Потом расскажешь, - выдохнула я в самое ухо притихшему парню, - на улице.

Я уже однажды была в этой похожей на домашний музей квартире, но  ее внутреннее убранство не переставало меня поражать. Громоздкая дубовая мебель  исключительно темных оттенков, тяжелые бархатные портьеры на окнах, обилие кованых деталей в интерьере – своеобразный вкус Агаты чувствовался в каждой мелочи, придавая квартире ту мрачную готическую красоту, каковой отличалась  при жизни и сама погибшая хозяйка. Особенно впечатлили меня стилизованные под ранее средневековье каменные полы и с тщательно продуманной небрежностью раскиданные повсюду коврики из мягкой соломы.  Создать столь точную атмосферу давно минувших дней в обычной городской квартире поистине способен был только человек, чья околдованная этим странным очарованием душа  всегда существовала вне временных границ.

Узнать  в дряхлом старике с мутными глазами  знаменитого профессора Вельштейна было так же сложно, как пошить шубу из рыбьей чешуи. Я бы ни за что не решилась побеспокоить это погруженного в  горькие воспоминания человека, если бы у меня имелись другие варианты. Отчего-то я ощущала себя осквернителем гробниц, и мне было заранее стыдно за свой приход.  Вот этой и есть настоящий живой труп, а  жалкие инсинуации Эрика по сравнению с ним всего лишь детский лепет.

-Здравствуйте, Ида! Здравствуйте, юноша! - щуплая и словно в  несколько раз уменьшившаяся фигура профессора утопала в массивном кресле из черной кожи, - какого рода помощь вам необходима? Это замечательно, что вы решили  посвятить себя науке, но, боюсь, в  связи с пошатнувшимся здоровьем я не смогу выступать руководителем вашей диссертации. Но я с радостью готов  порекомендовать вам достойных людей из числа моих учеников, если вы  будете так любезны и озвучите мне тему своего исследования.

-Пожалуйста, чаек, - домработница медленно вплыла в комнату с медным разносом в руках, - Идочка, вам с молочком? Марк Натанович,  как обычно?

-Да, спасибо, Евдокия Семеновна, -   многократно увеличившееся количество морщин делало лицо профессора похожим на печеное яблоко, а благодарная улыбка вышла у Вельштейна натянутой и слабой.  Невозможно представить, чтобы  за год  человек мог так измениться!

Чаю я не хотела, а кофе мне никто не предлагал, поэтому я отставила чашку в сторону, и ценой неимоверного усилия воли превозмогая желание бежать их этого склепа со всех ног,  осторожно спросила:

-Марк Натанович! К сожалению, для серьезной научной деятельности я еще не созрела, но собирать материал понемногу начинаю.  Мы с моим…, - я перевела задумчивый взгляд на флегматично пережевывающего  булочку Эрика и непростительно долго соображала, какой бы статус ему присвоить, - с моим коллегой заинтересовались Аккадской цивилизацией.

-Аккадской? – вяло удивился профессор, - предупреждаю, вам будет очень сложно, лучше возьмите Древний Шумер,  по этой  культуре  имеется гораздо больше фактического материала.

-Кому интересно изучать то, что уже давно изучено? – улыбнулся Эрик,  полчаса назад клятвенно уверявший меня, что ни разу не откроет рта, -мы с Идой достаточно амбициозны и не ищем легких путей в  науке. Мы не ждем быстрого результата и готовы вести кропотливую работу.

-Я вижу, что вы очень целеустремленные молодые люди, - без малейших  эмоций констатировал профессор, -  я постараюсь оказать вам посильное содействие

-Марк Натанович! А что  вам известно про «Львицу Гуэнолла»? – в лоб спросила я.   Мало того, что каждая секунда, проведенная  в этих стенах,   постепенно истощала меня морально,  так еще и Эрику только дай волю, он тут  такого наговорит! А нам еще «наскальную живопись» показать нужно.

Изможденное лицо профессора  помрачнело так внезапно, будто на него опустилась серая тень.

-Ее украли из музея, и, если я не ошибаюсь, она пока нигде не всплывала.

-Об этом я тоже слышала, а что вы можете рассказать про саму статуэтку? Ведь о ней нет практически никаких сведений, разве не так? – чай Евдокия Семеновна заварила на травах, чего я  физически не переносила с детства,  и потому  с трудом удержалась от  недовольной гримасы. Кофейку бы сейчас…

-Информация о львице действительно почти отсутствует, - с невыразимой усталостью в голосе согласился Вельштейн. Ему по все признакам тоже хотелось поскорее покончить с этим разговором, - я видел статуэтку два раза, один раз в Америке, и второй – на выставке в Музее искусств.  Мне всегда казалось, что в ней скрыта какая-то древняя сила,  могущество вымершей цивилизации. У меня есть своя версия относительно львицы Гуэнолла, но она не имеет под собой научного обоснования, и я не считаю нужным выдвигать бездоказательные теории.

-Давайте так, профессор, - Эрик  со стуком отставил пустую чашку и нервно поправил очки, - теория ваша –доказательства наши. Идет?

Неожиданно прояснившимися глазами Вельштейн долго и сосредоточенно изучал застывшего в напряженном ожидании парня, а потом  вдруг искренне улыбнулся.

-Мне нравится ваш подход, юноша!  -  речь профессора звучала отчетливо и громко, - если будете продолжать в том же духе, то сделаете не одно великое открытие. А теперь по существу. Я  не сомневаюсь, что львица Гуэнолла –это и есть тот самый амулет, с которым Иштар спускалась в загробное царство,  а затем подарила его своей жрице, аккадской принцессе Энхедуанне.

 

ГЛАВА XXI

Эрик возбужденно облизнул проколотую нижнюю губу и не иначе как от избытка чувств одним глотком ополовинил  невостребованную мною чашку с травяным напитком.

-Я читал миф о нисхождении Иштар,  и про Энхедуанну мне тоже что-то встречалось. Но откуда вы взяли, что львица имеет отношение к этой легенде?

-Ну, во-первых, не факт, что  это всего лишь легенда, - профессор протянул к подавшемуся вперед всем телом Эрику худую морщинистую руку с узловатыми артритными пальцами  и покровительственно похлопал парня по плечу, - в общественном сознании закрепилось весьма неверное отношение к древней мифологии. Современная наука рассуждает с той точки зрения, что наши предки очеловечивали неподвластные их пониманию природные явления, чтобы дать им хоть какое-то объяснение.  Следующим этапом стал монотеизм, отличающийся от идолопоклонства разве что объединением  всего многочисленного пантеона, так сказать, в одном лице.  Ну, а в пору бурного развития научно-технического прогресса, религия и вовсе ощутимо сдала позиции, во всяком случае, в христианском мире. Да, количество новообращенных мусульман постоянно увеличивается, но причина здесь,  на мой взгляд, кроется  как раз в  особенностях  самого исламского мировоззрения, которое в неустойчивой  и хаотично меняющейся действительности дает ощущение стабильности и порядка, при условии, конечно, строжайшего соблюдения всех предписаний священной книги.

Но, простите, мы отклонились от темы.   У меня есть свое мнение по вопросу  мифологии и религии,  и, возможно, оно покажется вам несколько странным, но, позвольте, мне его озвучить.  Я долгие годы посвятил истории и археологии, я видел сотни материальных памятников древних цивилизаций,  и в конце концов мне  захотелось обобщить свои знания. Знаете, к какому выводу я пришел? Многие тысячелетия назад устройство нашего мира было совсем другим:  совершенно иная флора и фауна и совершенно иные люди, живущие по совершенно иным законам и верящие в совершенно иных богов.  Каждый  обособленный очаг разрозненной цивилизации поклонялся своим небесным покровителям,  но в процессе захватнических войн божества вымирали и ассимилировались точно так же, как и простые смертные.  В итоге на сегодняшний день мы имеем эдакого тетраморфа – четырехликого бога, управляющего миром по принципу «разделяй и властвуй».  Иегова, Аллах, Будда и Кришна  из всего немыслимого количества почитаемых в разные исторические периоды богов единственные прошли естественный отбор и сохранили господство над умами своих адептов.  А вот некоторым не повезло! В частности, культ Мардука, Иштар и прочих аккадских небожителей был вытеснен культом Иеговы.  Аккадско-шумерские боги мертвы, как и их глиняные идолы, но это абсолютно не означает, что они никогда не были живыми.

-То есть, вы считаете, что Иштар действительно существовала? –  недоверчиво щуря свои миндалевидные глаза, уточнил Эрик, -  и она  на самом деле спускалась под землю? И загробный мир в  том виде,  а каком его описывает миф, тоже не выдумка древних аккадцев?

Вельштейн жестом попросил меня передать ему стакан с минеральной водой, смочил пересохшие губы,  прокашлялся, и слегка подсевшим после непрерывного монолога  голосом ответил:

-Аккадская мифология настолько уникальна и специфична, что о ней можно смело сказать «Нарочно не придумаешь».  Бессмертные боги древности оказались погребенными под  руинами ими же созданных цивилизаций, но свято место пусто не бывает,  и даже если основываться исключительно на библейских текстах, то все равно становится ясно, что хотя Мардук  и боролся за выживание на протяжении почти что ста лет, Иегова оказался сильнее. Любой завоеватель в первую очередь устанавливает на  захваченных территориях  свои правила,  так христианский мир стал разительно отличаться от античного или исламский от языческого. Что мешает нам предположить, что преобразования коренными образом коснулись и загробного царства? Таким образом,  мы заключаем, что Иштар действительно спускалась под землю, но видела она там не раскаленные докрасна сковороды и котлы с кипящим маслом, а семь тайных врат и свою родную сестрицу Эрешкигаль.

-Я читал, что привратник  велел Иштар перед каждыми вратами снимать по одному амулету, -  задумчивый взгляд темно-серых глаз Эрика был устремлен прямо перед собой, как будто вместо  красно-черного гобелена на противоположной стене профессорского кабинета располагался  широкоформатный монитор, на котором  транслировалась вся имеющаяся в сети информация по обсуждаемому вопросу, - но львица там не упоминалась, это я точно помню.

- В науке не все так очевидно, как кажется, юноша! Учитесь смотреть на вещи шире, и тогда вам откроются все тайны.  Что, по -вашему, такое «Двойная подвеска»? Это ведь самый спорный предмет из всего одеяния Иштар, по остальным шести все понятно – ожерелья, браслеты, набедренная повязка и так далее, а  в данном случае история умалчивает о подробностях.  Вы внимательно рассмотрели львицу? Голова зверя и тело женщины -  разве это не двойственность? Отверстие для продевания шнурка – разве не признак ношения на шее? И самая загадочная деталь, вы не могли ее не заметить, когда читали миф о нисхождении – нигде нет упоминания о предназначении подвески. Знаки владычества и суда,  лента красоты и вечной молодости,  сеть для ловли мужских сердец – пожалуйста, а про подвеску  - ни слова.   Но если анализировать аккадские верования как таковые, мы  обнаруживаем,  что львица является спутницей и слугой Иштар,  ее правой рукой, причем после возрождения богини и возвращения ее на землю, данный тотем остается неизменным.  Принцесса Энхедуанна получила амулет в знак личного расположения Иштар  и на ста глиняных табличках  клинописью написала гимны в ее честь, считавшиеся священными  полтысячи лет после смерти жрицы.   Культ Иштар ушел в небытие вместе с шумерско-аккадской цивилизацией,   и только лишь Львица Гуэнолла видела все грани давно разрушенного мира. Эта статуэтка многократно ценнее  высеченных в камне Законов Хаммурапи, потому что она побывала там, откуда не возвращаются, и на ней остались отпечатки пальцев как самой богини весны и плодородия, так и привратника царства мертвых, а возможно, также и всех аккадских богов.  Я очень надеюсь, что сейчас   львица попала не в руки  каких-нибудь варваров, для которых она всего лишь бесполезный кусок известняка,  а хотя бы в частную коллекцию, где ее, по крайней мере, бережно сохранят для будущих поколений.  

-Линкс, давай картинку, - решительно потребовал Эрик. Он вслушивался в неторопливую певучую речь Вельштейна с чуткой настороженностью, словно боялся ненароком упустить ключевую суть этого исторического экскурса, а колечко пирсинга в его нижней губе мелко вздрагивало в моменты особого волнения, - профессор, вы знаете, что это за тварь и  есть ли связь между ней и львицей Гуэнолла?

Вельштейн нацепил на нос очки, и я поняла, что стекла такой страшной толщины мне еще встречать не приходилось. Помнится мне,  раньше профессор отличался удивительной для его возраста остротой зрения.

-Ну что ж, посмотрим, - за время пребывания в моем кармане вырванный из блокнота листок успел порядком замусолиться и измяться, однако, изображенное на нем существо не потеряло своей  повергающей в ужас выразительности. А уж если учесть, что я пусть краем глаза, но все-таки видела эту «неведому зверушку» на  расстоянии полметра,  то стереть неизгладимые впечатления из моей несчастной памяти было так же затруднительно, как  и раскрыть секрет эликсира бессмертия, - а откуда у вас этот рисунок? Срисовывали с  Врат Иштар?

-Нет, - не стал изворачиваться Эрик, - но это не важно.  Вы его узнали?

Профессор неопределенно пожал узкими, сутулыми плечами. Чем дольше он вглядывался  в  это сомнительное произведение изобразительного искусства, тем сильнее проступало на его лице откровенное недоумение.

-В целом вроде бы похоже на сирруша, мифического дракона с Врат Иштар, - растерянно произнес Вельштейн, - но меня смущают…

-Крылья! – торжествующе перебил Эрик. И чему радуется, спрашивается? Неужели считает себя жутко крутым, оттого что задал неразрешимую задачу светилу мировой науки? Так тебе же и хуже,  дурья твоя башка, если  даже профессор  не сможет идентифицировать эту животину, - я тоже думал, что это сирруш, но у сирруша нет крыльев, так?

-Да-да, -рассеянно подтвердил Вельштейн, -  вы совершенно правы, юноша. Простите, до сих пор не знаю вашего имени?

-Эрик, - коротко бросил парень и в очередной раз добавил, - но это не важно.  Так что, профессор, вы знаете, кто это такой или нет?

Взгляд Вельштейна, живой, пытливый,  внимательный неожиданно поймал Эрика в свой прицел. Перед нами сидел дряхлый старик с  непостижимо молодыми глазами, и этот столь явно ощутимый контраст заставил нас с Эриком изумленно переглянуться. Даже если визит к Вельштейну ни на йоту не приблизит нас к пониманию природы трансформации,  мы со своими дурацкими вопросами, однозначно, скрасили досуг добровольно заточившему себя в четырех стенах ученому.

-Скажите, пожалуйста, Эрик, -внезапно заговорил профессор, - а лично вы какого  вероисповедания  придерживаетесь?

Парень непонимающе вскинул брови.

-Всегда считал себя атеистом, но  после того, как вы почти заставили меня поверить в реальность существования Аккадских богов, наверное, с сегодняшнего дня стану убежденным язычником, -   грустно усмехнулся Эрик, - а какое значение для вас имеют мои религиозные предпочтения?

-Вы Библию читали? – без всякого перехода осведомился Вельштейн, -  точнее, Ветхий завет?  Может быть, для общей эрудиции или из любопытства пролистывали?

Эрик отрицательно помотал  обросшей головой. Как  и для меня, для него все еще оставалось неясным, к чему ведет профессор.

-Был такой пророк Даниил, во всяком случае, священное писание утверждает, что  он действительно был, а  в этой части у меня нет оснований ставить под сомнение достоверность библейских хроник.   Я не буду утомлять вас рассказами о том, как он  толковал сны вавилонского царя Навуходоносора II и подвергался при его дворе гонениям за чересчур вольные толкования,  но отмечу  лишь, что Даниил активно проповедовал единобожие и   на собственном примере развенчивал могущество Мардука.  Древние  боги уже доживали свои последние дни, но сдаваться без боя не собирались, и через своего земного наместника постоянно пытались укоротить Даниилу его чрезмерно длинный язык. Однако, после того, как Иегова  помог своему пророку уцелеть по рву с голодными львами, авторитет Даниила взлетел до недосягаемых высот, и раннее христианство начало наступать на Вавилон семимильными шагами.   А теперь, разрешите мне процитировать   отрывок из Библии,  и вы поймете, чего ради я завел этот  разговор: «Был на том месте большой дракон, и Вавилоняне чтили его. И сказал царь Даниилу: «Не скажешь ли и об этом, что он медь? Вот, он живой, и ест и пьет; ты не можешь сказать, что этот бог неживой; итак поклонись ему!» Дело закончилось тем, что пророк сделал ком из расплавленной смолы, жира и  волос,  метко зашвырнул его в пасть дракону, и тот, опять же дословно цитируя Библию, «рассеялся».  Описания поверженного Даниилом дракона нигде не приводится, но  ясно, что это не  обычный сирруш, так как жители вавилона никогда не поклонялись  сиррушам, как впрочем, и  остальным представителям животного мира.  В отличие от египтян, они считали животных спутниками богов, но никак не их воплощениями.  Моя гипотеза не претендует на аксиоматичность, но осмелюсь,  предположить, что на вашем рисунке, Эрик,  запечатлен тот самый  вавилонский дракон. По всей видимости,  со стороны аккадских богов это было что-то вроде жеста отчаяния,  попытка  любой ценой удержать ускользающую власть над людскими помыслами. На примере жрецов Ваала Даниил блестяще доказал, что рукотворные идолы мертвы по определению, и тогда боги  отправили вавилонянам живого крылатого сирруша, призванного убедить непокорную паству в своем могуществе.  Как мы все теперь знаем,  ход конем, верней, драконом,  не спас аккадских богов от забвения, а с гибели последнего создания  из другой реальности  началось необратимое падение Вавилонского царства.

Вельштейн шумно перевел дыхание и долил  минералки в  свой стакан. Мы с Эриком терпеливо ждали, пока профессор  утолит жажду. Наше состояние характеризовалось  емким выражением «информационная передозировка», и я  на физиологическом уровне чувствовала, как температура внутри моей черепной коробки неумолимо приближается к точке кипения. 

-Вы спрашивали про  взаимосвязь между существом на рисунке и львицей Гуэнолла, - Вельштейн пребывал в  своей родной стихии,  и как следствие, сохранял завидную ясность мышления, - сама идея поиска такой взаимосвязи говорит о вашем нестандартном подходе к объекту изучения, и это большой плюс в вашу копилку.  Но я не вижу никаких объединяющих признаков помимо принадлежности к аккадской цивилизации.  

-Спасибо за то, что уделили нам время, профессор, - Эрик рывком поднялся с кресла, -  мы вам глубоко признательны за интересную беседу. Мы с Идой уходим, не будем вас больше задерживать.  И  можно на прощание задавать вам вопрос не по теме?

-Конечно! Если это в моей в компетенции, я всегда рад помочь, - кивнул Вельштейн, в некотором изумлении наблюдая за нашими поспешными сборами, - пожалуйста!

Эрик облизнул нижнюю  губу, набрал в легкие побольше воздуха и нарочито безразличным тоном спросил:

-Вы не в курсе, кто  рисовал портрет женщины, который висит у вас в  прихожей?

 

ГЛАВА XXII

Лицо профессора стало похожим на посмертную восковую маску. Вельштейн судорожно вздохнул и обессиленно откинулся на спинку кресла. Его впалая грудь высоко вздымалась,  а выпирающее адамово яблоко  лихорадочно перемещалось на исхудавшей шее.

-Это моя жена, - едва  слышно прошептал профессор, - она умерла.

 С момента нашей первой встречи с Эриком меня не переставала поражать его  бесцеремонная прямолинейность,  граничащая  порой с откровенной бестактностью.  С точки зрения логики высказывания парня  были выверенными и безупречными,  но иногда мне казалось, что его внутренний аналитический аппарат не учитывает в качестве важнейшей переменной наличие у людей элементарных эмоций и чувств.  Отталкивающий цинизм Эрика  порой вызывал у меня не столько отторжение, сколько  непреодолимое желание объяснить ему, что наша жизнь алогична сама по себе, и даже самые совершенные алгоритмы поведения периодически нуждаются в корректировке на эмоциональную составляющую человеческой натуры.  

-Меня не волнует, кто там изображен. Я спросил, знаете ли вы художника, - с подчеркнутым равнодушием уточнил Эрик, - как его зовут?

Я уже собиралась  дать растерявшему всяческое уважение к чужому горю парню ощутимого тычка в бок, но   тут его безжалостно поправшая все нормы морали тактика неожиданно принесла  абсолютно  непредсказуемые результаты. Вместо того, чтобы схватиться за сердце  и позвать на помощь слоноподобную домработницу с  упаковкой нитроглицерина в одной руке и  гигантской поварешкой в другой, Вельштейн  печально вздохнул и каким-то безжизненным голосом сообщил:

-Феликс. Они с  детства дружили с Агатой, портрет – его свадебный подарок. Я достаточно удовлетворил ваше любопытство, Эрик?

-Вполне, - кивнул парень, - еще раз спасибо профессор.

Вельштейн сухо улыбнулся. Доверительная атмосфера, установившаяся между нами в процессе беседы на исторические темы,  рассеялась, словно мираж в пустыне, и старый ученый всем своим усталым видом демонстрировал стремление поскорей избавиться от нашего присутствия, начинающего его изрядно тяготить.

-Я желаю вам удачи на исследовательском поприще, и надеюсь, что  научное сообщество еще не раз о вас услышит, - официально попрощался профессор, - возможно, еще увидимся.

Призванная изображать ответную улыбку гримаса некрасиво искривила проколотую губу Эрика, и я поняла, что если в нашу задачу не входит доведение Вельштейна до инфаркта,  то профессора нужно срочно изолировать от источника потенциальной угрозы его пошатнувшемуся здоровью. Лучезарно улыбаясь   обмякшему в кресле  Вельштейну  как за себя,   так и «за того парня»,  я решительно подтолкнула Эрика к выходу. К счастью, активного сопротивления мне при этом преодолевать не пришлось.

-Все в порядке, Евдокия Семеновна. Проводите, пожалуйста, молодых людей! – попросил Вельштейн бдительно дежурившую  за дверью домработницу.  С нитроглицерином я почти угадала (только это, по-моему, все-таки был валидол), а вот вместо половника тетка воинственно размахивала не менее выдающихся размеров скалкой, предназначенной  в большей степени не для раскатывания теста, а скорее для размазывания по стенке вконец распоясавшихся визитеров наподобие нас с Эриком.  

Показная бодрость профессора не слишком убедила опытную домработницу,  и чтобы быстрей  оказаться за пределами досягаемости ее  преисполненного неприкрытым подозрением взгляда, мы вынуждены были обуваться с армейской скоростью. Я сбивчиво пообещала передать пламенный привет Антону Марковичу,  лицемерно похвалила  бесконечно омерзительный травяной чай,  схватила  погруженного в задумчивое созерцание злополучного портрета Эрика за руку, и стремглав выскочила в подъезд, где и позволила себе с искренним облегчением вздохнуть. Но не тут-то было. Покой, как выяснилось, мне только снился.

Не успела  Евдокия Семеновна  захлопнуть за нами дверь, как Эрик  без особой деликатности схватил меня за плечи,  и зажал в ближайшем углу. Его темно-серые глаза пылали таким нестерпимым внутренним  жаром, что мне в меру собственной испорченности закрались в душу нехорошие опасения относительно целомудренности его намерений, но стоило парню заговорить, как я тут же поняла, что  до повторения недавнего «подвига» Макса Терлеева мой визави, однозначно, не дорос.

-Слушай, Линкс,  я тебе сейчас такое расскажу – упадешь, - горячим шепотом вещал Эрик, продолжая с одной ему ведомой целью крепко удерживать меня  в объятьях, -  помнишь, я тебе про своих заказчиков рассказывал, про готов?  Так вот, одной из них была эта Агата с портрета, только называла она себя Вальдой,  а другой представился Феликсом, свободным художником! И это не все, Линкс, ты дальше слушай, какое дело.  Ты сказала, что Агата уже год, как в могиле, а я своими глазами видел Вальду пару месяцев назад. Она вместе с этим «вампиром» Оскаром приходила ко мне на Химкобинатовскую, даже Кристина может подтвердить. Мне предлагали новый заказ, но я отказался, потому что уже твердо решил покончить с собой, и послал их тогда обоих куда подальше.  Линкс, что ты молчишь?

-Жду,  пока ты перестанешь меня тискать, - я аккуратно разжала пальцы Эрика, инстинктивно сгребающие рукава моей  туники, - да, отцепись ты от меня, в конце-то концов!

-Извини, Линкс –  запоздало смутился парень. Безнадежно измятую ткань он мучить перестал, но  миндалевидные глаза за стеклами очков  все так же прожигали меня насквозь, - как такое может быть?  Сестры-близнецы? Совпадение?  Или Агата и Вальда –одно лицо? Линкс, поехали к тебе!

-Звучит, как непристойное предложение, - фыркнула я,- а к чему такая спешка?  Я еще машину должна забрать. Черт,  ты что творишь, больно же!

Эрик  сжимал мою перебинтованную руку с непонятно откуда взявшейся силой и  грубо тащил вниз по лестнице. Хамское обращение породило с моей стороны шумный протест, несомненно, заставивший  творческий контингент жильцов пятиэтажки вожделенно прильнуть к  своим глазкам в предвкушении сюжета для очередной мыльной оперы, но парень отпустил меня только после того, как я начала неприлично взвизгивать от боли. К тому моменту мы   уже оказались на улице.

Над столицей сгустились сумерки. Солнце клонилось к закату, отбрасывая на архитектурные памятники Рижского бульвара красноватые отблески.  Часов у меня не было, но, по-видимому, время в гостях  у профессора пролетело настолько незаметно, что  мы благополучно засиделись до вечера. Неужели, я опять без транспорта осталась?

-Прости, Линкс,  - мой безмерно опечаленный невеселыми перспективами  продолжить опостылевшие  разъезды на такси вид разжалобил бы и самого жестокосердного маньяка-рецидивиста, а  уж Эрика так и вовсе охватило виноватое раскаяние, - мне очень нужен доступ в сеть,  поэтому я так тебя тороплю.  Я должен разобраться, кто на самом деле  организовал ограбление музея и при чем здесь жена профессора. Еще я хочу найти этого Феликса,  Линкс!

-Оденемся готами и пойдем  тусоваться на кладбище? – с утра не напоминавшие о себе ссадины после  учиненного надо мной произвола противно заныли под повязкой,  и настроение у меня резко ухудшилось, что не замедлило проявиться в форме сочащихся ядом комментариев, - или нарастим клыки и попробуем закосить под вампиров?

Эрик поджег сигарету и обезоруживающе улыбнулся.  Когда  он не  пытался вложить в улыбку весь присущий ему сарказм,  выходило довольно  симпатично и даже располагающе.

-Да нет, сделаем проще.  Мэйл Вальды у меня сохранился еще со времен нашего тесного сотрудничества, взломаю почтовый ящик и почитаю ее переписку. И знаешь, еще что, Линкс, надо бы посмотреть почту этой Агаты,  а вдруг она была такая ламерша, что открывала оба  ящика с одного IP? Не знаю, я пока не могу сообразить, что тут к чему, но я обязательно найду связь.  Смотри, если Агата и Вальда –одно и тоже лицо, то она не могла не знать о  происхождении Львицы Гуэнолла, ведь так?

-Спорно, -  больше от  вызванного неутихающей болью в руке раздражения раскритиковала я довольно здраво рассуждающего Эрика, -а вдруг профессор в отличие от некоторых не говорил с женщинами о работе, а на работе – о женщинах?

-Вот это как раз и спорно, - в унисон мне хмыкнул парень, - ладно, Линкс, чего ходить вокруг да около, нам нужна конкретная инфа, от которой можно оттолкнуться. Сейчас докурю и поедем.

Поездку в автосервис мне пришлось отложить до завтра (знать бы еще, «что день грядущий нам готовит»),  однако воздерживаться от посещения супермаркета в угоду нетерпеливому зуду истосковавшегося по компьютеру Эрика означало бы обречь себя на голодную смерть.  Волевым усилием я вынудила таксиста остановиться у  магазина, и хотя быстро закупаться я у меня получалось не лучше, чем у мартышки производить сложные ощущения на калькуляторе,  я с наскоку побила свой личный рекорд и, благодаря отсутствию очередей на кассе,  блестяще уложилась в пятнадцать минут.  Эрик со скучающим выражением лица оглядел туго набитый продуктами пакет,  но проявленную мною оперативность явно одобрил.  Будто бы мне домой не хочется! Я, может быть, целый день без кофе умираю!

Из пленительных грез о  предстоящей встрече с полной чашкой  восхитительного ароматного напитка меня вырвала вибрация мобильника в сумке. Звонила мама,  что, в принципе,  было и неудивительно, учитывая, что свой новый номер я больше никому не давала. 

-Ида!  Я ничего не понимаю… Ох, подожди! – даже на расстоянии в несколько тысяч километров  я прекрасно представляла, как мама изумленно разводит руками и, забывшись, роняет трубку на пол.  Чересчур темпераментная мамина жестикуляция всю жизнь приводила к таким ситуациям, а совокупное количество разбитых зеркал и пудрениц давно зашкалило за сотню. Телефоны мама  тоже изничтожала  весьма регулярно, но сегодня у нее под ногами, скорее всего, находился мягкий ковер, который временно отсрочил аппарату его неминуемую гибель, - Ида, с кем ты связалась?

-С кем? – переспросила я  и  задним числом сообразила, что мама  увидела в сети  эпохальные кадры, запечатлевшие нас с Эриком «после бурной ночи» и отчего- то не испытала при этом бешеного восторга.

-Не придуривайся! – наставительным тоном осадила меня мама, -  теперь я понимаю, что совершила непростительную ошибку, когда посчитала, что ты достаточно взрослая и умеешь сама разбираться в людях.  От того, что ты называешь себя «Линкс» и строишь из себя «Мисс независимость»,  мозгов у тебя не прибавилось. Где ты откопала этого Данилевского, Ида?

Похоже, дело было совсем плохо. Мама  скатывалась до  занудных нравоучений лишь в исключительных случаях, да и то, старалась по возможности, свести их к минимуму. Основным принципом воспитания  она считала отсутствие воспитания, подкрепленное личным примером, и всегда позволяла мне набивать свои собственные шишки.

-Мам, давай не будем это обсуждать, - с надеждой попросила я, так как, вздумайся мне  честно поведать маме подробности нашего знакомства с Эриком, у нее могут запросто зародиться сомнения в моей умственной полноценности, -оно тебе надо?

Мама часто задышала в трубку, переваривая услышанное. Качество связи было таким высоким, что до меня отчетливо доносился  нервный стук  пальцев по крышке стола.

-Ида, милая, -  наконец, мама собралась с мыслями и  с назидательного тона перешла на увещевательный, что также  ничего хорошего не сулило, - ты у меня умница, но каждый из нас имеет свойство заблуждаться. Макс мне  тоже особо не нравился, но вы с ним были прекрасной парой, и  я поощряла ваши отношения. Я приняла и ваш разрыв, хотя  теперь мне стало ясно, из-за кого ты отменила свадьбу. Но неужели ты себя настолько не уважаешь, что готова бросить свою жизнь под ноги этому Данилевскому?   И  ладно бы ты не знала о ситуации в его семье, но ведь ты сама попросила меня отправить заявку в фонд!

-Мам, ты лучше расскажи, что там  фонд решил? – попытка сменить тему была заведомо обречена на провал, но я была обязана попробовать перевести стрелки. Кстати, интересно, почему мама называла Эрика  исключительно по фамилии? Или  даже его имя всуе поминать  боялась?

-Конечно, фонд окажет помощь этой  бедняжке и ее ребенку,  комиссия из столичного филиала уже побывала на месте. Застали несчастную девочку на чемоданах, она хотела уехать в деревню! Мне прислали фотографии этого барака,  это же кошмар какой-то! Ида,  ты хочешь для себя такой судьбы?

-Не очень, - чистосердечно созналась я,  мучительно соображая, как бы  побыстрей свернуть разговор.  Заподозривший неладное Эрик  вытащил из пачки сигарету, но прикуривать  не спешил.

-Тогда  сними розовые очки, Ида! – в голосе мамы я различила отчаянные нотки и окончательно испугалась, -   ума не приложу, что может связывать тебя и это отрепье.  Как сын священника  вообще может вести такой образ жизни?

 

ГЛАВА XXIII

-Ничего себе, - если оценивать выданные мамой сведения по шкале неожиданности от одного до десяти, то они явно тянули на твердую десятку. Но  взлелеянная за годы  работы в журналистике привычка ничему не удивляться, к счастью, не подвела меня и на этот раз,-  а ты уверена?

-На все сто, - бурно возликовала мама, радуясь, что ей все-таки удалось меня пронять, - случайно выяснилось. Когда Стефан еще жил в Польше, эта история с Яковом Данилевским, оказывается,  очень долго была на слуху. Мать твоего Эрика умерла при родах, а отец оставил ребенка дальним родственникам своей жены и принял постриг в монастыре. Знакомые Стефана в Варшаве говорят, что сейчас Данилевский занимает  высокую ступень в церковной иерархии и его даже вроде как прочат на пост епископа.   И тут вдруг такой сынок!  Вот уже где точно, в семье не без урода!

-Иногда ты бываешь слишком категорична, мама, - холодно заметила я, - но все равно спасибо за заботу.  Передавай привет Стефану.

-Что, правда глаза колет, да, Идочка? –напоследок съехидничала мама, -позвони мне, когда твое сокровище оставит тебя  на улице с ребенком. Как бы там ни было, я-твоя мать и никогда не брошу тебя в беде.

-Не драматизируй, ладно? - устало попросила я и до упора вдавила кнопку отбоя.  Так и продолжающий вертеть в руке незажженную сигарету Эрик обеспокоенно заглянул мне в глаза.

-Линкс, с тобой все в порядке?

Я вымученно улыбнулась в ответ. К горлу внезапно подкатил тошнотворный комок,  и на душе прочно поселилось гадливое чувство сопричастности к интимным подробностям чужой личной жизни. Я больше не хотела  всего этого знать, хотя на протяжении трех лет  в перетряхивании грязного белья заключалась моя основная работа. Возможно, поэтому  я и без сожаления ухожу из журналистики.

-Все отлично, просто мама увидела в интернете наши снимки и теперь изо всех сил пытается объяснить мне, что ты…, - я  на секунду задумалась, какой эпитет способен наиболее красочно охарактеризовать мамино отношение к Эрику, но парень сам пришел мне на помощь.

-Дерьмо собачье, - мрачно подсказал он, щелкая зажигалкой, - Кристина всегда так говорила. А потом я  как-то не выдержал и спросил у нее, какого хрена она под это дерьмо собачье ложилась? Кажется, это был наш последний разговор.

-Да-да, здесь остановите, - я до такой степени засмотрелась в глаза Эрика,  презрительно сощуренные, злые и в то же время обреченно беззащитные, что не сразу среагировала на вопрос таксиста.  Я отсчитала деньги и осторожно выглянула в окно, но к вящему удивлению не обнаружила даже следа круглосуточного дежурства  папарацци у  моего подъезда. Что ж, хотя бы один приятный сюрприз!

-Линкс, послушай меня, - Эрик мягко положил руку мне на плечо, - ты иди, а я дальше сам, так будет  правильно. Я просил у тебя два дня и обещал навсегда исчезнуть, но они почти истекли, а я до сих пор жив.  Ты меня  очень выручила, Линкс, но я  больше не собираюсь доставлять тебе неудобства, так что давай  мы сейчас расстанемся, и ты представишь, что это все тебе приснилось в страшном сне. Идет?

-А, может, не будем играть в благородство? – я резко сбросила ладонь Эрика и повернулась к нему лицом, - предлагаю пролонгировать наш контракт до полного выяснения  небезызвестных обстоятельств, а там, поживем-увидим!

Эрик выпустил густое кольцо дыма и растерянно облизнул нижнюю губу.  Плотная пелена, надежно  скрывающая его внутренний мир за темно-серыми глазами,  на мгновение приоткрылась, и я  успела разглядеть мимолетную вспышку настоящей, искренней радости. А ведь он до смерти боится остаться наедине с самим собой,  он боится своих мыслей, своих чувств, своих  поступков. Впрочем, я его тоже малость побаиваюсь, так что лучше будем бояться вместе!

По пути домой нам встретилась хозяйка расположенного на первом этаже салона красоты, которая пожаловалась на странных воров, оставивших в качестве единственного свидетельства своего очевидного пребывания на  территории частной собственности  лишь грязные следы обуви  и проигнорировавших при этом стоящий на самом видном месте сейф.    Я очень натурально разыграла изумление, а Эрик на полном  серьезе посоветовал  соседке поменять сигнализацию. Больше никаких препятствий нам судьба не уготовила, и до моей крепости мы добрались без происшествий. Я бросила пакеты в коридоре  на всех парах помчалась варить кофе. Черта с два я куда больше выйду без  термоса!

Эрик возник у меня за спиной с бесшумностью крадущегося тигра. Молча взял бутылку с абсентом и также неслышно исчез,  а я осталась  заниматься ужином. А вы разве не знали, что истинное место женщины на кухне? Ну а мне, как безработной домохозяйке, что называется, сам бог велел!

Кофе  я сварила из расчета на двоих, но затем резонно рассудила, что зеленая фея с успехом заменит  Эрику все прочие напитки, и  нагло приговорила обе чашки.  Напряжение отпускало медленно и постепенно. Насыщенный разнообразными событиями день  до предела вымотал меня, как физически, так и морально, мозг неохотно обрабатывал избыточные объемы информации, но кофеин действовал, и мое заторможенное мышление обретало все большую четкость.  Я соорудила несколько солидных многоэтажных бутербродов, сложила все это великолепие на тарелку и на цыпочках просочилась в зал, где Эрик уже полчаса самозабвенно измывался над моим компьютером. Бутерброды не вызвали у погруженного в работу парня особого энтузиазма, но во-первых, кулинарных изысков ему никто и не обещал, а во-вторых,  я была уверена, что он все равно рано или поздно  подметет  сэндвичи за милую душу, даже не вспомнив, откуда они вообще взялись.  Заодно я настежь пораскрывала все форточки и вовремя успела спасти свою любимую шкатулку  для канцелярии  от превращения в пепельницу.  Для подобного надругательства я выдала Эрику пустую жестянку от  малинового джема и с чувством выполненного долга вернулась на кухню изучать оставленные на автоответчике сообщения.

Райка звонила мне ровно пятнадцать раз. На шестнадцатом она, видимо, либо выдохлась, либо решила свою проблему без моего  непосредственного участия, так как звонки с ее номера внезапно прекратились. Зато принялся названивать Макс. Или скорее не Макс, а его жаждущая крови мамаша, в перерывах между жаркой пирожков и просмотром сериалов вздумавшая потрепать несостоявшейся невестке нервы.  Здоровьем Макса стоило поинтересоваться хотя бы из чисто человеческих соображений,  и я после недолгих колебаний набрала Райку, забыв, что застать мою подруженьку вечером дома столь же нереально, как и научить  корову балетным па-де-де. Пришлось перезванивать  скрывать номер и звонить на сотку.   Будем надеяться, что патологическое любопытство заставит Райку  ответить неизвестному абоненту.

В своем расчете я не ошиблась, и экзальтированный Райкин голос ворвался мне  в уши уже после первого гудка.

-Это Линкс, - сходу объявила я дабы  в  зародыше предотвратить грозящий обрушиться на меня шквал вопросов, - рассказывай, как  там Макс?

-Идочка! –завизжала Райка  с такой пронзительностью, что  я машинально прикрыла динамики рукой, - все так плохо!

Я на всякий случай убедилась, что хрустальная люстра на потолке и посуда из богемского стекла в серванте благополучно пережили ультразвуковую атаку, и для пущей уверенности отодвинула телефон подальше от уха.  Перспектива провести остаток лет со слуховым аппаратом меня совсем не воодушевляла.

-А что именно плохо? –  я прикрыла кухонную дверь, чтобы лишний раз не травмировать чувствительную психику Эрика и уже чуть громче  предположила, - Макс все еще в запое?

-Нет, дорогая, Максик в больнице, - похоронным тоном сообщила Райка, - и меня к нему не пустили, а его мама  просила передать тебе, что она тебя со свету сживет.

-Ух ты! –неподдельно поразилась я, -  до белочки допился и в наркологию загремел?

Райка  выдержала театральную паузу и вдруг горько всхлипнула в трубку. Ненавижу, когда она так переигрывает! И как только я ее столько лет терпела?  Да у меня за неоднократно проявленное мужество уже вся грудь должна быть орденами увешана!

-Идочка, ты честно никому не расскажешь?

А вот это уже капитальный перебор. Мало того, за исполнение роли хранительницы Райкиных секретов мне гонорар не платят, так я еще и не вижу никакого смысла, чтобы держать в тайне то, что моя подружка   и без моего участия разнесет по всей столице, как сорока на хвосте.

Райка приняла мое затянувшееся молчание за знак согласия и в конечном итоге выдала дословно следующее:

-Максика  сегодня ночью забрали в психушку. Я поехала к нему домой, а там его мама в ярости, меня чуть не прибила! Я толком ничего не поняла, вроде бы он  вчера  невменяемый пришел и начал всем говорить, что на него напал жуткий монстр и расцарапал ему всю спину… Короче,  точно крышу сорвало!

 Я на автопилоте подошла к плите и поставила джезву для новой порции кофе.  Непривычно терпеливая Райка молча ждала моей реакции.

-Мне кажется, похоже на белочку, -  не слишком убедительно заключила я.  Вокруг стоял непонятный шум, и я никак не могла определить, шумит ли это у меня в голове, или в джезве закипает вода, -ничего, полежит пару дней в больнице и все пройдет.

-Надеюсь, - с сомнением протянула Райка, - Идочка, а  ведь Максик к тебе приходил, мне его мама сказала!

-Да чтоб ее…, - сквозь зубы выругалась я, -  я-то тут причем? Я ему даже больше не невеста! Что тебе эта старая кочерга еще про меня наговорила?

-Всякого, - уклонилась от прямого ответа Райка. Наверняка, воспроизвести  богатый лексикон моей неудавшейся свекрови ей не позволяло приличное воспитание, - знаешь, Ида,  ты странная какая-то стала. Максик – он хороший, а ты с ним так… Вон, до чего довела! А если он, правда, с ума сошел, как он теперь будет в футбол играть?

-Сила есть –ума не надо, - цинично огрызнулась я в духе Эрика и  сама же первая передернулась от собственных слов, - Рая,  не  лезь ты в это! Макс скоро придет в себя и на Чемпионате Европы голов назабивает.  У него своя жизнь, у меня своя, вот и всё.

Судя по расстроенному голосу Райка моим дутым оптимизмом ни капли не прониклась. Она интуитивно чувствовала в этой  банальной бытовой истории какой-то подвох, но ума у нее хватало только на то, чтобы преждевременно оплакивать загубленную карьеру одного из лучших форвардов отечественного футбола. Что ни говори, облом с Райкой случился грандиозный –  не успела она раскатать губу, как ее  потенциальный пропуск в мир богатства и славы ни  с того, ни с сего угодил в дурдом.  И нет бы поддержать попавшего с трудную ситуацию Макса, чтобы в дальнейшем щедро пожинать с этой благодатной нивы обильный урожай дивидендов, так, голову даю на отсечение, Райка  без зазрения совести ускакала тусить по клубам в поисках более адекватного кандидата в мужья.

-Идочка,  я тебя вообще-то предупредить хотела, - плаксивый Райкин голосок внезапно окреп, -  тебя скоро на допрос в полицию вызовут, может даже завтра.

-Зачем? – я  внимательно следила за тем, как поднимается в джезве закипающая арабика, но Райкины слова настолько выбили меня из колеи, что я отвлеклась, и  вспенившийся кофе перелился через край. По кухне моментально поплыл запах горелого, и, я нещадно чертыхаясь, побежала открывать нараспашку окно.  От сквозняка дверь распахнулась во всю ширь, и мне оставалось лишь верить в то, что бессодержательный бабий треп не послужит для Эрика достаточным основанием, чтобы оторваться от компьютера и навострить ушки.

-Как зачем,  из-за Максика!   Его мама уже заявление написала, сказала, и тебя, и твоего, как она выразилась, хахаля, за решетку упечет. Так что ты  поосторожней, Идочка! –Райка перешла на еле слышный шепот, и  на фоне недавних визгов, мне показалось, что я оглохла, -  Идочка, ты только не обижайся, но он тебе не подходит! Я ваши фотки в нете видела, он весь какой-то…непрезентабельный!

Наверное, мои нервы не выдержали, и мне вслед за Максом пора было пополнить ряды пациентов психиатрической лечебницы, но мне вдруг стало весело до стадии полного пофигизма. Я  раскрыла дверь еще шире и, придав голосу такую громкость, чтобы Эрик услышал меня даже  будучи   с головой погруженным в виртуальную реальность, заорала в трубку:

-Рая!  Если бы только знала, какой у него богатый внутренний мир, ты бы меня обязательно поняла!

Дальше мне пришлось срочно отключиться, потому что меня скрутил приступ безудержного хохота. 

-Слушай, Линкс, а ведь это несправедливо, - мое истерическое ржание не оставило Эрика равнодушными и он решил почтить  кухню своим присутствием.  Зеленая Фея подарила влажный блеск и легкую безуминку его миндалевидным глазам, на бледной коже проступил чуть заметный румянец, а  проколотая нижняя губа предательски вздрагивала от старательно сдерживаемого смеха, -  как так, ведь хоть кому-то же я должен нравиться?

Я резко прекратила хохотать, и пристально глядя  в смеющиеся темно- серые глаза,   с полной ответственностью  заявила:

-Не поверишь, но ты   ужасно нравишься мне.

 

ГЛАВА XXIV

Я ни на йоту не погрешила против истины: он мне действительно нравился.  Эрик вдруг показался мне удивительно гармоничным в своей внешней несуразности. Лимонно-желтая футболка, небрежно выправленная поверх потертых джинсов с множеством накладных карманов,  неровно отросшие пряди русых волос, скрывающие высокие скулы и оттеняющие острый подбородок,  растерянный взгляд миндалевидных глаз за стеклами очков –  по-моему, я  нашла ключевое слово.

-Ты такой… аутентичный, - сказала я, - что мне даже немного страшно.

Уголки плотно сжатых губ Эрика медленно поползли вверх.  

-Забавно, - без доли иронии улыбнулся он, - похоже, ты единственная, кто это оценил. Если бы я тогда не угрохал синтезатор, то непременно сыграл бы тебе серенаду,  но, увы,  на данный момент я могу предложить тебе лишь  краткую подборку последних новостей.

У меня тоже имелись для него новости, причем не более приятные, чем ежедневная стирка носков, и  хотя я абсолютно не горела желанием их озвучивать, прятать голову в песок в сложившихся обстоятельствах было бы весьма нерационально.

-Меня скоро в полицию вызовут, - без прелюдий поведала я,  печально обозревая уделанную сбежавшим кофе плитку, -Райка только что предупредила.

Эрик недоумевающе поскреб в затылке и раздосадовано стукнул кулаком об стол.

-Линкс, да быть такого не может! Я твой IP ни разу не засветил, я всегда через прокси выхожу, а уж когда налоговую хакнул, так там вообще все следы начисто вытер!

-У Налоговой инспекции к нам обоим пока нет никаких претензий, - отмахнулась я, - а вот некто Максим Терлеев получил средней тяжести телесные повреждения и глубочайшую психологическую травму, в связи с чем его мамаша написала заявление в правоохранительные органы.

На лице Эрика отразилось такое неприкрытое облегчение, будто бы я сообщила ему об официальной отмене уголовного преследования за несанкционированный доступ к защищенной информации.

-Вот видишь! – парень победоносно воздел  руки к небу, - Данте никогда не лажает! Это же из области фантастики, чтобы я  так коряво сработал, да еще с чужого компа! Ты что, мне же репутация не позволяет!

За то время, пока Эрик  самозабвенно рассуждал  на тему своей гениальности, я успела отмыть плитку и даже  засыпать  зерна в кофемолку. Про феерические способности Данте я вдоволь наслушалась  от Пьеро еще в редакции, и в повторном доведении до моего сведения давно навязшей в зубах истории нуждалась примерно в той же степени, что и комар в мясных деликатесах, а потому внимала  восторженной речи парня, что называется, вполуха.  Впрочем, моя реакция его, по видимому, не сильно и заботила.

-А ты что нарыл? -  я дождалась, пока кофе сварится, а Эрик выговорится, и перенаправила беседу в конструктивное русло.  Чует мое сердце,  разруливать ситуацию с Максом мне придется своими силами.  Ничего, у меня тоже есть, что ему предъявить, а на превышение пределов допустимой самообороны даже самый опытный следователь доказательств не наберет.

-Так   я как раз тебе рассказать хотел, а тут ты со своей базой! – обиженно хмыкнул Эрик. Напомнить ему, что дело вообще не в базе,  а некоторым вместо того, чтобы печься о своей репутации,  стоило бы  поинтересоваться, не нужна ли мне помощь  в сочинении легенды относительно появления на спине у Макса пяти кровавых полос? Ну и ладно, сами с усами!

В  зале было темно  и накурено. Светились лишь экран лэптопа и слабенькая настольная лампа, а из полумрака смутно проступали изящные очертания  практически пустой бутылки «King of Spirits».  Кстати, бутерброды  бесследно исчезли, однако на то, что они недавно имели место быть, недвусмысленно указывали щедро усыпающие клавиатуру крошки.

-Бери стул и садись рядом, - приказал Эрик, потом вдруг осознал, что чрезмерно раскомандовался  в моей квартире, и моментально сник, но как только его длинные гибкие пальцы легли на клавиши, передо мной снова предстал  самоуверенный и тщеславный хакер Данте, для которого не существовало закрытых дверей …и запароленных  файлов.

-Значит, смотри, самое главное – айпишки Агаты и Вальды совпали,  получается, переговоры со мной насчет взлома охранной системы музея велись из дома профессора Вельштейна.  Представь,  на обоих  мэйлах стоит один и тот же пароль. Помучился, конечно, пока подобрал, зато во второй раз даже напрягаться не пришлось. Ящик Агаты был заблокирован из-за того, что долго не использовался, но  я вытащил с сервера архив сообщений. С Вальдой сложнее – исходящие она не сохраняет, а входящие, скорее всего, удаляет сразу после прочтения. Я скачал два непрочитанных письма, еще не читал,  сейчас вместе посмотрим.

Ночная прохлада заставила меня зябко передернуть плечами. На свой страх и риск я закрыла форточку,  но, как выяснилось,  за недолгий период  нашего вынужденного сожительства с Эриком мой организм выработал толерантность к переизбытку табачного дыма,   и я не только избежала  мучительного приступа удушья, но даже не почувствовала особого дискомфорта.

-Так, Линкс, пошли по порядку, - Эрик щелкнул на заголовке первого сообщения, - выглядит, как спам, но проверить  все равно надо.  

-«Бессмертные! Пришло время пощекотать нервы! Покер и рулетка в клубе «Данаг». Взнос- стандартный. Правила – стандартные. Призовой фонд- два бонусных выигрыша, шесть – стандартных», - вслух прочитала я, -  получается, мероприятие состоится завтра ночью.  Ну и что нам это дает? Бред какой-то!

-Согласен, - кивнул Эрик, - но меня тут настораживают две вещи: кто такие бессмертные и что подразумевается под словом «стандартный»?  Давай второе письмо откроем. Кажется, я хорошо знаком с отправителем.  Ага, он самый, присмотрись повнимательнее к его аватару,  ничего не замечаешь?

Напрягать зрение мне, в принципе, не понадобилось. Для того, чтобы не заметить очевидного, нужно было либо состоять в обществе слепых, либо основательно перебрать со спиртным до полного расфокусирования взгляда.   Размеры и качество изображения не  слишком располагали к детальному изучению картинки, но явная особенность в облике запечатленного на фото человека была прекрасно  видна  и невооруженным глазом. Бледное до синевы лицо, гладко зачесанные назад волосы, обильно смазанные блестящим гелем, кружевная манишка белоснежной рубашки  – все это хотя и выглядело несколько странно,  но по сравнению с выступающими под верхней губой клыками и ярко-красными глазами  впечатлило меня не больше, чем хор мальчиков-зайчиков на детском утреннике.

-Оскар? –догадалась я,  и восхищенно добавила, - а клыки-то от настоящих не отличишь!

Эрик  раздавил окурок в жестянке  от малинового джема и криво усмехнулся мне в лицо.

- Я ему тоже так сказал, Линкс. Знаешь, что он мне ответил? Те, кого он покусал, разницы не почувствовали!  На кладбище и при полной Луне  звучало вполне убедительно.

-Не сомневаюсь, - фыркнула я, -  у меня бы, наверное, сразу отпала охота вопросы задавать, несмотря на свой профессиональный долг. Опять вслух читать?

Эрик глотнул из  моей кружки остывшего кофе и сделал в мою сторону приглашающий жест.

-Читай! Если бы не твое художественное исполнение, воспринимать всю эту неудобоваримую ересь было бы просто невозможно.

-«Дорогая Вальда, зная, что после того недоразумения ты продолжаешь на меня злиться, я  хочу вновь попытаться искупить свою вину.   Как тебе должно быть известно,  завтра «Данаг» открывает новый сезон Большой Игры, и мне известно, что там будет разыгран интересующий тебя  трофей.  За него предстоит нешуточная Схватка бессмертных,  но я советую  тебе поучаствовать. Не забудь анк, и удача тебе улыбнется. Безгранично преданный тебе Оскар», - я закончила читать и в изнеможении растеклась по стулу, -   нет, эту муть не спасет даже  мой сомнительный декламаторский талант! Лично для меня все ясно:   несколько придурков нашли себе единомышленников, образовали клуб и играют там в вурдалаков, нам-то что?

Эрик с видимым усилием оторвал пальцы от мышки и ненавязчиво положил руку мне на плечо.  

-Линкс,  никто с тобой не спорит, так, скорее всего, дело и обстоит. Но ты помнишь, профессор говорил, что на вещи нужно смотреть шире?  Оскар   с самого начала проявлял интерес к моей трансформации, я же тебе рассказывал, как он на кладбище мне по морде съездил.  И когда они с Вальдой приходили ко мне в барак, он тоже все время об этом спрашивал,  просил описать мои ощущения, словно заказ  был только предлогом, чтобы лишний раз  со мной встретиться.  Теперь эта Вальда – если она жива-здорова и собирается играть в рулетку на какой-то таинственный «объект» да еще  и жульничать при помощи анка, кому тогда перерезали глотку в прошлом году?

-Я знаю, у кого можно это спросить, - осенило меня как-то резко и болезненно, словно на голову мне  по аналогии с Ньютоном упало яблоко, но только весом не меньше килограмма, -  человек, который  доказано связан и  с Агатой, и   с Вальдой.

-Феликс! –холодный кофе шел просто на ура,  и мне оставалось утешать себя лишь тем, что я по жизни предпочитаю употреблять арабику в горячем виде, - Линкс, звони профессору, узнавай фамилию этого портретиста!

Я потянулась к телефону, но  внезапно остановилась и выразительно покрутила пальцем у виска.

-Ты на часы смотрел? Время –половина первого!

Эрик с трудом распрямил затекшую спину и недовольно наморщил лоб. Да  может сколько угодно строить из себя оскорбленную невинность,  но я  так подставляться перед Вельштейном не намерена, вот и весь разговор.

-Всё-всё, даже просить не буду, - правильно истолковал парень мой испепеляющий взгляд, - сами справимся, не зря же я из почты Агаты архив скопировал? В основном, тут рабочая переписка, видишь, темы какие - «График  работы диссертационного совета на февраль», «Требования к кандидатскому минимуму по философии»… Линкс,  давай вместе смотреть, у меня уже  натуральным образом глаз замылился,  все сливается. Абсент этот еще…

Я решительно переставила бутылку на подоконник.  Прозрачные крылышки абсентовой феи разочарованно затрепетали в прокуренном воздухе, но сегодня мы сами себе творили чудеса, и компьютерная мышь с успехом заменяла нам волшебную палочку.

Судя по однотипному содержанию писем, Агата Вельштейн была настолько поглощена наукой,  что  в ее жизни не оставалось места ни на что другое. Или же, что более вероятно, для «другого» она пользовалась ящиком на имя Вальды, не забывая его регулярно вычищать.  Когда  мы с Эриком перешли к просмотру семьдесят третьего по счету сообщения, я поняла, что профессия программиста  на самом деле невероятно вредна для здоровья.  Основывалась  при этом я исключительно на собственном горьком опыте: спину ломило, глаза слезились и что самое страшно – холодный кофе меня вполне устраивал.

-«Вам пришла открытка, пройдите по ссылке, чтобы ее прочитать», - заголовок последнего письма  я  процитировала опустошенным от усталости голосом. Эрик ободряюще похлопал меня по плечу, допил остатки кофе   и  с напускной бодростью щелкнул мышкой.

-Предлагал же позвонить, -буркнул парень себе под нос, - если это туфта, обратимся к базе налоговой.  Или не обратимся…. Смотри, Линкс,   а нам везет!

-Чего там? – после бесконечного однообразия Агатиной переписки у меня в голове варилась околонаучная каша, приправленная специальной терминологией, и  разговорный язык казался мне серым и примитивным. 

-Поздравление с днем рождения двухгодичной давности.  Отправил Феликс Романов.  Не факт, что это наш клиент, но столько совпадений – это уже слишком. Так что, думаю, мы его нашли.

-Фамилия  у него прямо царская! – вяло улыбнулась я, - давай в поисковик вобьем, посмотрим, что это за птица.  А то, может, он художник от слова «худо»?  Хотя портрет Агаты у него неплохо получился.

В живописи я разбиралась   на том же уровне, что и медведь в сантехнике, но выложенные в сети работы Феликса Романова меня  откровенно потрясли, даже не столько сами картины, а те предметы, которые послужили художнику натурой.  Вернее один, печально известный нам предмет.

ГЛАВА XXV

Безусловно талантливая рука однофамильца последней династии российских самодержцев  изобразила Львицу Гуэнолла в совершенно неожиданном ракурсе – кисть Феликса Романова превратила статуэтку из белого известняка в демонически прекрасную женщину с кошачьими глазами и  закругленными львиными ушками.  Запечатленная  древним аккадским скульптором поза изменений не претерпела– голова женщины-львицы была,  так же, как и у оригинала, прижата к левому плечу мускулистого тела вольной хищницы, а сильные руки-лапы сложены на вполне человеческой груди с двумя выступающими полушариями. Прорисовка этого странного гибрида отличалась такой детализацией, что  на его затылке можно было без труда разглядеть два сквозных отверстия, предназначенных для продевания шнурка, которые  на принадлежащем, судя по анатомическому строению, представителю homo sapiens черепе, казались следами  от прошедшей навылет пули.  

В принципе, никто не запрещает художнику проявлять фантазию  и на свое усмотрение перекраивать действительность – по большому счету, как раз в этом и заключается суть творческого процесса. Однако,  взяв за основу памятник исчезнувшей аккадской культуры, Феликс Романов не просто привнес в свое произведение анималистический мотив, а словно изобразил непостижимый симбиоз двух ступеней эволюции. Человеческое и звериное начала  невероятно органично дополняли друг друга в причудливом хитросплетении  цивилизаций, и  чем пристальней я вглядывалась в это порождение больного воображения, тем более допустимой становилась мысль о возможности существования реального прототипа. Особенно, если принимать во внимание  печально известные черты Агаты Вельштейн, отлично узнаваемые даже в такой нетривиальной интерпретации.  

-Вот же придурок, - отмер Эрик, -конченый урод!

-Ну почему сразу придурок? – искренне возмутилась я, -  чувствуется креативный подход , есть собственный стиль… Или ты такой тонкий ценитель искусства, что заметил  ошибки в композиции?

-Да ты не поняла, Линкс, это я –придурок! Надо было не только платежеспособностью заказчиков интересоваться, но  и их  сферой деятельности! Тогда бы у меня уже была вилла у моря и банковский счет на миллион баксов, а не комната в бараке  и   черт знает что за тварь внутри!-пепел Эрик стряхивал нервно и, как следствие, неаккуратно, хотя я периодически и передвигала жестянку из-под джема в соответствии с изменчивой траекторией сжимающей сигарету руки, - получается, этот Феликс был помешан на львице Гуэнолла, вон, она у него почти на всех картинах, но при этом вместе с Вальдой спрашивал у меня, кому ее можно сбыть, то есть делал вид,  будто она для него ничего не значит.  Когда львица рассыпалась  у меня в  руках, он тоже не сильно расстроился, Вальда в три раза больше ахала.   Кстати,   в готской тусовке на кладбище я Феликса уже не встречал,  абсента мне совсем другие люди наливали. Зато нарисовался этот Оскар со своими расспросами… Где логика, Линкс? Ты видишь здесь логику?

Я хотела было ответить, что вижу в первую очередь явные признаки умственного и физического переутомления, а также  неестественно суженные от выпитого абсента зрачки, окруженные покрасневшими белками с полопавшимися от напряжения сосудами, но  неожиданно передумала язвить.  И не потому, что у меня доброе сердце и ангельское терпение, позволяющее безропотно  лицезреть, как впавший в глубокую задумчивость Эрик  рассеянно пытается затушить сигарету прямо об стол.  Логика во всем вышесказанном, бесспорно, присутствовала,  просто для нашего понимания она, скорее всего, была элементарно недоступна.

-Слушай, не порть мне мебель! –я на корню пресекла  неосознанное глумление над моим законным имуществом и демонстративно подставила Эрику жестянку, -   а если все так и было задумано?  Вдруг  тебе нарочно подсунули львицу, чтобы  тебя начали мучить глюки и ты пришел к готам  разбираться? Тогда и абсентом они тебя не просто так угостили,  а потому что  им было известно  о свойстве туйона останавливать трансформацию. И « вампир» этот не из свежей могилы выкопался, а заранее поджидал, пока тебя накроет, и ты придешь на кладбище… , - внезапно осознав, что меня конкретно понесло, я резко захлопнула рот. Выдвинутая мною конспирологическая теория неприятно попахивала обострившейся паранойей, и развивать ее, на мой взгляд, было столько же  нецелесообразно, как и разводить пингвинов на Ямайке.  Но то ли я оказалась неимоверно убедительна в своем спонтанном порыве, то ли утопающий в  океане разрозненных фактов Эрик готов был хвататься даже за самую хлипкую соломинку.

-Линкс, в этом что-то есть! – ажиотированно воскликнул парень, - клянусь, ты рассуждаешь в правильном направлении.  Продолжай, прошу тебя, Линкс, говори дальше!

- В твоей истории слишком много случайностей, совпадений, стечений обстоятельств – вот что меня изначально смутило, - воодушевленная горячим одобрением своих параноидальных высказываний,  я бесшабашно махнула рукой и  отчаянно пустилась во все тяжкие, -  Данте, я думаю, Феликс и Вальда прихватили из музея Львицу Гуэнолла вовсе не для запутывания следствия. Все было спланировано заранее, я уверена. Но я,  хоть убей, не знаю, какой в этом смысл!

Пальцы Эрика благодарно стиснули мою ладонь. Вероятно, это означало, что мои способности в построении логических цепочек он оценил не менее высоко, чем я недавно оценила его «аутентичность».

-Знаешь, что смешно, Линкс? – неожиданно спросил  парень, - если бы подобные мысли пришли в голову мне самому, я бы  никогда не воспринял их всерьез. Посчитал бы, что окончательно свихнулся  и всё. А ты так здорово все разложила, что  я удивляюсь, почему до сих пор до этого не додумался. Я теперь понимаю, что свою великую миссию я уже выполнил – отговорил тебя прыгать с крыши и сохранил для общества твой светлый ум.

-Ты издеваешься? – я резко выдернула руку, -комплименты в таком тоне не говорят!

-Да к черту комплименты, Линкс! Я подписываюсь под каждым своим словом, -Эрик снова накрыл мою руку своей теплой ладонью, -  я очень  рад, что мы с тобой выбрали одну и ту же крышу.  Знаю, что я тебя достал, но это ведь не навсегда, главное – ты пересмотрела свое отношение  к жизни, и сможешь жить дальше несмотря ни на что.

Я вдруг вспомнила, как карабкалась наверх по чердачной лестнице, и  вместо страха на душе у меня была хроническая пустота. Я не боялась умирать,   не боюсь  и сейчас,  но отличие между днем вчерашним и днем сегодняшним в том, что я  больше этого не хочу.

-Спасибо, - теперь уже я робко сжимала пальцы Эрика в своей руке, - но если ты не дал мне умереть, я не дам умереть тебе. Я собиралась посвятить свою новую жизнь уходу за твоей могилой, но теперь у меня есть гораздо более достойная цель: добиться того, чтобы твои похороны состоялись минимум лет через семьдесят.

Эрик высвободил ладонь и ласково провел по моим распущенным волосам.

-Конечно, Линкс,  мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день! Вот увидишь, все так и будет, - голос его звучал настолько мягко и приглушенно, что мне не удалось отделить насмешки над моей сентиментальностью от надежды на светлое будущее.  Скорее всего, Эрик и сам до конца не определился, какое значение он  хотел вложить в свои слова.

-Сделаем так,- парень вернулся к ноутбуку и навел курсор на  ссылку с биографией Феликса Романова, -  ты иди спать, а еще немного посижу. Найду адрес этого художника, и завтра с утра мы к нему съездим.  Да и «вампирский клуб» мне тоже покоя не дает, попробую пробить. Ты права, все эти совпадения выглядят подстроенными, и  выясню, кто за ними стоит. И еще, Линкс, забыл тебе сказать, я вчера винду снес. На ней хакерить, как в смирительной рубашке танцевать. Так что если ты с униксом не дружишь, спрашивай у меня.

-Мне проще себе новый лэптоп купить, чем перевести все, что  ты мне сейчас сказал, -я широко зевнула и поняла, что мне действительно пора на боковую. Бессонные ночи, знаете ли, существенно ухудшают цвет лица, - захочешь есть – в холодильнике всего навалом.  Приятных сновидений желать не буду, но засыпать за компьютером не рекомендую. Диван полностью к твоим услугам.

-Спокойной ночи, Линкс, - отозвался Эрик, -разбуди меня сразу, как проснешься, ладно?

-Разбужу – разбужу, -невнятно пообещала я, мужественно преодолевая внезапно усилившуюся зевоту.   И как я вообще до такого времени досидеть умудрилась, я же по ходу дела с ног валюсь!

Грань между поздней ночью и ранним утром оказалась настолько тонкой, что мне показалось, будто я и вовсе не спала.  Закрыла глаза, потом сразу открыла, а за окном уже птички чирикают, солнышко блестит, и народ на работу торопится.  Если к птичьим трелям и солнечным лучам я относилась абсолютно лояльно, то ежедневные сборы на работу  я ненавидела,  примерно как  вор полицейских. Хотя шеф  и установил для меня максимально гибкий график, утренние летучки в редакции никто не отменял, и я вынуждена была жертвовать столь необходимыми мне дополнительными часами сна ради двадцати минут разговора ни о чем.  Истинным фрилансерам я завидовала черной завистью, но у меня никогда не хватало смелости вступить в их ряды.  Парадоксально, но умереть  я решилась легко и осмысленно, а вот о борьбе с системой  почему-то даже не помышляла. Плыть по течению у меня с каждым днем получалось все сложнее и сложнее,  и я видела в смерти единственный способ  вырваться из удушающих оков своего пропитанного ложью мирка. Как выяснилось, все  оказалось намного проще, и я уже несколько дней публично плевала в лицо своим комплексам и страхам. В том числе и позволяла себе вставать с постели в зависимости от ситуации, а не  подскакивать в дикую рань, чтобы успеть привести себя в порядок перед очередной бестолковой планеркой.

Я долго нежилась и потягивалась,  а потом  села на кровати и начала снимать повязки.  Последствия падения в  вентиляционную шахту  все еще выглядели жутковато,  но ходить в бинтах  мне  было уже совсем невыносимо. Платье с коротким рукавом мне, конечно,  еще долго не светит, но, по крайней мере, на мумию я больше не похожа, а это уже что-то!

Не знаю, во сколько Эрик соизволил отойти ко сну, но до дивана он все-таки дополз, хотя и завалился спать, не раздеваясь.  На клавиатуре мерно гудящего ноутбука гордо возлежали очки, а несколько поодаль располагалась  переполненная окурками жестянка.  На подоконнике скромно притулилась бутылка «King of Spirits» со скудными остатками зеленоватой жидкости на дне.  Я бесшумно собрала со стола грязную посуду и осторожно выскользнула из комнаты.  Клятвенное обещание разбудить Эрика сразу же после собственного пробуждения  я нарушила с поразительной легкостью и не испытала по этому поводу даже слабых шевелений совести.

Беглая ревизия купленных вчерашним вечером продуктов показала,  что вдохновенной работе Эрика поспособствовали полбуханки хлеба и целая упаковка мясной нарезки. Значительно поубавились также запасы растворимого кофе. Эту гадость я держала, что называется, на черный день или же на случай нашествия невзыскательных гостей,  и те разы, когда  содержимое банки оказывалось востребованным, я могла пересчитать по пальцам. Другое дело намолоть кофейных зерен в ручной кофемолке, а затем поставить на огонь медную джезву и блаженствовать, вдыхая божественный аромат крепкой арабики.

Я сварила кофе, встала  у окна и с чувством безоговорочного превосходства над окружающими  выглянула на улицу. Окно у меня на кухне выходило на ту самую девятиэтажку, и план самоубийственного прыжка с крыши я обдумывала именно здесь- стоя у окна с чашкой кофе и…  с ощущением собственной ничтожности. Как же много изменилось с тех пор!  Прежней Иде Линкс удалось в ту ночь совершить суицид, она бесславно погребена где-то среди нежелательных воспоминаний, которые пылятся на задворках памяти и  лишь изредка возвращаются в ночных кошмарах.

Когда я вышла из душа (на бинтах проклятые целлофановые пакеты держались гораздо плотнее, и удовольствие от водных процедур было изрядно подпорчено постоянным опасением намочить заживающие раны), Эрик уже проснулся.  Настенные часы показывали около десяти утра.

-Во сколько ты лег? – спросила я, отжимая полотенцем волосы, - всю ночь сидел?

-Почти, -беззаботно отмахнулся парень, -  мне, как Наполеону, достаточно четырех часов сна.  

-Ох, прости, забыла – Данте столь же велик и столь же гениален, - фыркнула я, - ну  и как успехи?

Эрик наощупь добрался до стола, надел очки и  сдержанно улыбнулся.

-Успехи ошеломительны, и прямо пропорциональны объему проделанной работы. Линкс,  а свари мне такой же  кофе, пожалуйста! Я только от запаха и проснулся.

Меня давно одолевали нехорошие предчувствия, что с момента увольнения из  «Вечерней столицы» я последовательно превращаюсь в домохозяйку и, по всей видимости, моим подозрениям суждено было оправдаться. А с другой стороны, что мне кофе жалко, что ли?

-В общем, нашел я адрес этого Феликса Романова, сейчас поедем, -  кофе мне сегодня, удался, так как получивший свою порцию Эрик щурился от удовольствия, словно Чеширский кот,- скажу тебе, он известный в стране художник. Тематика  картин у него, в основном, готическая. Каким местом тут Львица Гуэнолла я  так и не понял,  это его последняя работа, « Рубеж времен» называется, кстати.  Между прочим –Романов на самом деле потомок царской фамилии по какой-то побочной линии, в сети  даже есть инфа, что он болен гемофилией, как царевич Алексей. Живет наш Феликс затворником, жены и детей у него нет,  поэтому твои коллеги-журналисты поголовно обсуждают его сексуальную ориентацию.  Новостей о Романове практически нет,  говорят, что у него творческий кризис, и он  тяжело переживает его в одиночестве. И знаешь, что я еще нашел? Опись ценностей, похищенных из музея вместе с львицей и анком. Раз мы с тобой напрочь отмели версию случайных совпадений, Линкс, будем исходить из того, что грабители унесли заранее определенные вещи.  Потом, я параллельно проработал вампирский клуб. Этот «Данаг» засекречен, как бункер Гитлера, но я  достал адрес.

-Похоже, грядущий день обещает быть насыщенным, - заметила я.

-А, возможно, и ночь, Линкс, - помрачнел Эрик, - тебе же известно, что вампиры собираются по ночам, даже если клыки у них нарощенные, а в глазах красные линзы.

 

ГЛАВА XXVI

Я инстинктивно передернула плечами. Наведываться в гости к любого рода кровососам в независимости от естественности происхождения их отличительных признаков мне хотелось ровно в той же степени, что и переплачивать двойную цену за дешевую подделку.

-В  американской коллекции были не только аккадские и египетские артефакты. Алистер Гроуди  объездил весь мир, в том числе и Филиппины. Оттуда он привез языческую маску дохристианского периода. Местные жители называли ее «Лицо Данага». Я выяснил, кто такой Данаг, Линкс! –Эрик  вновь сделал большой глоток из кофейной чашки, ожесточенно смял пустую сигаретную пачку и, метко зашвырнув «оригами» в мусорную корзину, сообщил, - Данаг – это имя вампира в традиционных верованиях филиппинцев.

-Маску тоже украли? – на всякий случай уточнила я, хотя ответ и так лежал на поверхности.

Эрик коротко кивнул.

-Да, анк, львица Гуэнолла и маска Данага. Шарада из серии «Найди третьего лишнего».

-Найдем! – решительно пообещала я, - разве ты еще не понял, что вместе мы непобедимы?  Вот только  такой мегакрутой парочке супергероев, как мы, негоже передвигаться пешком, поэтому первым делом едем забирать мою машину.

-Я перевел все свои деньги на твою карточку, - за неимением  возможности курить, Эрик активно налегал на кофе, -  там не так уж и много, но их должно хватить, чтобы компенсировать твои расходы. «Нэш индастриз» мне хорошо заплатили за  работу, но  в те дни я был совершенно не в себе, и перед тем, как …ну, ты понимаешь,  выбросил бумажник с наличкой и документами.   Хорошо, на счету кое-что осталось, я восстановил свой аккаунт и отправил тебе всю сумму.

Передо мной промелькнуло заплаканное лицо Кристины, под аккомпанемент скребущихся под полом крыс рассказывающей мне про туго набитый кошелек в кармане мужа. От этих ужасающих воспоминаний я вздрогнула всем телом, но малодушно смолчала.  Почему-то я  совершенно не чувствовала за собой морального права осуждать Эрика, и с одной стороны это меня пугало. Означало ли мое хроническое безразличие к его безнравственным поступкам прогрессирующую деградацию моей эгоистичной и избалованной личности, я еще до конца не  определилась. Революционные преобразования в моем мировоззрении происходили  скачкообразно и бессистемно, а потому мне было донельзя сложно ориентироваться в своем внутреннем хаосе.

В бестолковом самосозерцании я зависла так надолго, что Эрик вынужден был «перезагрузить» меня при помощи ощутимого похлопывания по плечу. Несильный вроде бы удар болезненно отдался в исцарапанную руку, и я  мгновенно «включилась».

-Линкс, я надеюсь, в нашем семейном бюджете, предусмотрена статья на сигареты? – насмешливо поинтересовался Эрик, когда я, наконец, вернулась в адекватное  состояние.

Похоже, плавно переходящее в пасмурный день солнечное утро, становилось одним из ведущих трендов наступающего лета.  Разбудившие меня лучи скрылись в серой пелене нависшего над головой неба,  а еще недавно выводившие заливистые рулады птицы притаились на карнизах в ожидании неминуемого дождя.   Перепады атмосферного давления сказывались на моем жизненном тонусе самым отрицательным образом, но мысли о припрятанном в сумке термосе с горячим кофе согревали меня  не хуже  включенной на полную мощность электрогрелки.  

За руль я не садилась уже почти две недели.  Машина сломалась  перед самой свадьбой,  и Макс настоятельно советовал мне продать малолитражку, пока она еще  имеет хоть какую-нибудь рыночную стоимость.  Новый «Мерседес», перевязанный красной подарочной ленточкой, стоял  в гараже моего жениха и дожидался того исторического момента, когда счастливая новобрачная Ида Терлеева  торжественно совершит  круг почета.  Меня не слишком волновала уготованная моему свадебному презенту участь, но вот чему действительно стоило порадоваться, так это  полнейшему отсутствию у меня торгашеской жилки. А то бы последовала совету Макса, продала бы «Ситроен» и разъезжала бы потом  до второго пришествия на автобусе, так как покупка  нового автомобиля  не слишком удачно вписывалась в статус новоиспеченной безработной.

В целом, «Ситроен» устраивал меня по всем параметрам. Машинка была компактной и юркой, топлива потребляла по минимуму, и хотя запредельных скоростей, конечно, не развивала и для секса на заднем сиденье не годилась, для передвижения по столичным улицам подходила идеально. Профессия репортера предусматривала высокую мобильность, и собственным транспортом я обзавелась исключительно ради повышения эффективности своей работы. К железу я была  равнодушна в принципе, и мои знания касательно технического устройства автомобиля не простирались дальше месторасположения бензобака, поэтому когда «Ситроен» сломался, я с чистой совестью отбуксировала его в автосервис и препоручила умелым рукам тамошних мастеров, не удосужившись при этом поинтересоваться причиной неисправности.

Судя по стоимости ремонта, в «Ситроене» одновременно вышло из строя все и сразу, но устраивать разборки задним числом было бессмысленно, и я со вздохом отсчитала деньги. Пора было задуматься о хлебе насущном и перейти в режим тотальной экономии, однако, вступать в неравную схватку с транжирством я собиралась явно не сегодня. Наивно предполагать, что начиная серьезное дело, возможно обойтись без первоначальных инвестиций, а серьезность наших с Эриком планов я под сомнение ни единожды не поставила.

Когда  парень назвал адрес Феликса Романова, я сразу же вспомнила этот дом. Старой постройки здание с высокими мансардами на протяжении многих лет являлось камнем преткновения между столичными властями и членами городского союза художников.  Чиновники из управления градостроительства настаивали на  немедленном сносе мансард и принудительном выселении скульпторов и живописцев.  Основанием для принятия столь жесткого решения служило заключение специальной комиссии, приравнявшей дом в Депутатском переулке к категории аварийного жилья.  Густонаселенные площади  под крышей, по словам архитекторов, существенно увеличивали нагрузку на хлипкие несущие стены обветшавшего здания и представляли значительную опасность для остальных жильцов.  Осколки творческой интеллигенции, занимавшие мансарды со времен развитого социализма,  отбивались с отчаянной решимостью и регулярно бомбардировали гневными письмами все уровни столичной администрации.  Власти  честно пытались пойти на компромисс и неоднократно предлагали неуступчивым обитателям злополучных мансард  альтернативные варианты размещения, но  неизменно получали  отказ от представителей богемы.  Война шла буквально «до последнего патрона», и, несмотря на постепенный переход конфликта в вялотекущую стадию,  никто из противоборствующих сторон поражения  упорно не признавал.

Домишко и в самом деле выглядел не ахти. Может быть, на глазах он и не разваливался, но все предпосылки для обрушения у него, однозначно, наличествовали. С точки зрения архитектурного стиля здание представляло собой  чистейший образец примитивизма и от повсеместно понатыканных в эпоху массового жилищного строительства коробок отличалось только лишь дополнительными помещениями  под пологими скатами крыши.  Насколько мне было известно, мансарды пристраивались уже гораздо позднее и были личной инициативой проживавшей когда-то в этом доме художницы Милы Епифанцевой, по совместительству любовницы тогдашнего столичного градоначальника. В историю Мила вошла не столько своими посредственными картинами, сколько невероятным влиянием  «при дворе».  В угоду  ее женской прихоти мансарды были возведены в нарушение всех строительных правил,  но никаких шедевров  под их сводами Епифанцева создать не успела, так как скончалась от передозировки кокаина, который она, как вскрылось впоследствии, получала также при непосредственном содействии облеченного властными полномочиями любовника. Недопустимый по советским меркам скандал еле-еле замяли,  чиновника  отправили поднимать целину, а  мансарды обжили соратники покойной Милы по творческому цеху.  

Двор знаменитого дома в Депутатском  производил приятное впечатление  чистоты и ухоженности. На ярко выкрашенной скамейке чинно восседали две чопорные дамы преклонного возраста и негромко вели между собой оживленную беседу.  Заприметив нас с Эриком,  пенсионерки разом приумолкли и одновременно смерили  наши незнакомые лица подозрительными взглядами.

-Вы к кому? – строго осведомилась пожилая дама со странным голубоватым оттенком волос, - первый раз вас здесь вижу.

Эрик тоскливо воззрился на запертую подъездную дверь и разочарованно констатировал наличие кодового замка. Шансов прошмыгнуть в парадную без объяснения целей визита у нас имелось не больше, чем  в языке костей.

-В мансарду, - уклончиво ответила я, - не подскажете, как туда попасть?

«Мальвина» недоверчиво поджала  тонкие губы.

-А вам зачем? –вкрадчиво спросила она тоном следователя НКВД, предпочитающего чистосердечное признание обвиняемого всем прочим видам доказательств.

Я выругалась про себя и, скрепя сердце, вытащила из обширного арсенала профессиональных улыбок самую обезоруживающую. Эрик  тем временем сосредоточенно озирался вокруг в поисках черного хода.  Пока на глаза ему попалась лишь пожарная лестница,  не доходящая до земли как раз на высоту человеческого роста.

-Ида Линкс, газета «Вечерняя столица», - на одном дыхании выпалила я, - мы делаем материал о ситуации со сносом мансард.

 Суровое выражение скукоженной мордашки  «бабушки с голубыми волосами» несколько потеплело, но тут в разговор вмешалась ее товарка. Экстремальных  мотивов в ее прическе не наблюдалось, зато столь же преданная любовь к голубому цвету обильно проявилась в густо накрашенных глазах и кокетливом шарфике на тощей морщинистой шейке.

-А я читала, вас уволили! – вдруг заявила «голубоглазка»,  успевшая, по видимому,  от корки до корки изучить сегодняшний выпуск «Вечерки», -или это не вы?

Такого откровенного казуса я не ожидала, и вдохновение покинуло меня окончательно и бесповоротно. Я обиженно захлопнула рот и собиралась уже выдать  в свое оправдание какую-нибудь импровизированную чушь,  но тут на сцену внезапно выступил «великий и ужасный» Данте.

-Одно удовольствие иметь дело с такой умной  женщиной, - бездарно польстил «голубоглазке» Эрик, -  думаю, вам не  нужно объяснять, что такое «пиар» и для чего он используется. Таких проницательных читателей, как вы, нам, конечно, не удастся ввести в заблуждение, но большинство обывателей принимают пиар-ходы за чистую монету, и популярность газеты, соответственно, растет. Увольнение Иды Линкс – всего лишь  ловкий трюк,  но вас  невозможно провести,  и я говорю вам правду.

-Какой кошмар! – воскликнула «Мальвина», не желающая уступать пальму первенства своей подруге. Все-таки женская дружба не имеет возраста, просто в молодости женщины соперничают  из-за мужчин и нарядов, а в старости,  уже за что придется, - везде обман, везде ложь! Как низко пало общество!  Только не говорите, что вы пришли защищать  этот притон в мансарде! 

-Пардон? – в изящной манере уточнил Эрик, - разве там не художественные мастерские?

-Это одно и тоже, - жестко припечатала «голубоглазка», - все художники пьяницы и наркоманы, а их женщины-проститутки. Я  живу в этом доме пятьдесят лет и помню еще, как Милка  Епифанцева разгуливала по лестницам в   чем мать родила.  После того, как она нанюхалась до смерти,  в ее мансарды въехал точно такой же сброд.  Был среди них один хороший человек, да и того уже неделю не видно. Говорила я ему: не будет тебе добра от таких соседей, Феликс, а он только смеялся, мол, что вы Роза Венедиктовна, я уже мальчик большой. Вот так и сгинул неизвестно где!

Я скромно присела на край скамейки и наклонилась к искренне сокрушающейся «голубоглазке» с самым заинтригованным видом.

-Простите, Роза Венедиктовна, это вы про Феликса Романова сейчас говорили?

-О нем, о нем, - снова вклинилась «Мальвина», -  хороший он парень, всегда особняком держался, один да один. Вы, говорит, Анна Галактионовна, не беспокойтесь,  я водку не пью и наркотики не употребляю, просто мне тут работается хорошо. Вот и доработался!  Он же прямо надо мной живет, я его шаги слышу, как будто он по голове у меня ходит, а тут тишина, ни звука не доносится. Я к нему поднялась, постучала, никто не отвечает. Я дверь толкнула, а она и открылась.  Хозяина, значит, нет, а квартира нараспашку.  Думала уже - ограбили, хотела в полицию звонить, потом смотрю, ничего не тронуто, везде порядок. И кот его жалобно так мяукает, есть хочет. Вот уже как неделю Феликса и нету, а кота  Роза к себе забрала, не помирать же ему с голоду.

-Феликс и раньше надолго пропадал, - добавила «голубоглазка»,  недобро зыркнув на вероломно урвавшую свой кусок славы Анну Галактионовну, -  ездил на эти, как же называется,  на пленэры.  Бывало, месяцами его не было. Но он предупреждал обычно, кота просил подкармливать. А тут, как корова языком слизала. Был человек и нет его. Участковому сказала, а он и заявление принимать отказался. Говорит, вечно вы, Роза Венедиктовна, насочиняете, мало ли куда человеку срочно уехать понадобилось, и дверь второпях закрыть забыл, а про кошака вы и сами догадались. В общем, не работает полиция, во взятках погрязли совсем.  Если б не взятки, давно бы мансарды снесли и притон разогнали!

 -А квартиру Феликса опечатали? -  честно говоря,  судьба мансард меня не особо заботила, а вот  непредвиденное исчезновение ценного источника информации заводило нас в еще больший тупик.  Может, хоть вещдоки соберем?

-Да кто опечатывать будет? – от души возмутилась  «Мальвина», -заявление-то не приняли. Феликс запасной ключ у меня держал, вот я   им квартиру и закрыла.

ГЛАВА XXVII

Когда  мальвиноволосая Анна Галактионовна открыла перед нами дверь своей квартиры, мне, наконец, стало ясно, что заставило одинокую пожилую женщину, никому, в общем-то, не доверяющую и априори видящую в каждом незнакомце потенциального злоумышленника, проявить столь непонятное гостеприимство в отношении двоих  подозрительных молодых людей, абсолютно ничем не подтвердивших своей принадлежности к журналисткой когорте.  Участие к судьбе бесславно сгинувшего Феликса Романова, равно как  и ранее проаннонсированный притон  в мансарде, конечно, тоже сыграли определенную роль в радушии местной старожилки, но основополагающим фактором, толкнувшим «Мальвину» на непростительное легкомыслие, являлось нечто иное.

-Вот, пожалуйста, -елейно пропела Анна Галактионовна, настойчиво подталкивая нас вглубь квартиры, - клубничка, свеженькая,  круглый год!

-Ни хрена себе, оранжерея! – во всеуслышание восхитился Эрик. Выглядело это до предела непрофессионально и моментально выдавало в нем кого угодно, но только не представителя печатных СМИ, зато восклицание парня прозвучало до такой степени искренне, что обе бабки разом захлопали увлажнившимися от умиления глазами.

 В комнате пахло природой – удобренным грунтом, зелеными листьями и свежими ягодами.  Каким образом пара древних старушенций управлялась с этой домашней теплицей, состоящей по большей мере из вертикально расположенных вдоль стен перегородок и подвешенных на них полиэтиленовых пакетов с рассадой, мне было неведомо, но особенно поразила меня сложная система орошения, оканчивающаяся выведенной на улицу сливной трубой.  Инженерная конструкция, бесспорно, работала, потому как плодоносили «сады Семирамиды» весьма неплохо,  а призывно выглядывающие из зарослей ягоды уже одним своим спелым и сочным видом вызывали желание их попробовать.

Облизывалась я, вероятно, уж очень выразительно, потому как  семенившая по пятам «голубоглазка» сама предложила нам продегустировать урожай. Несмотря на идеально-картинный внешний вид,  клубника оказалась сладкой и ароматной, будто бы ее недавно сняли  с грядки, и мы с Эриком с удовольствием полакомились неожиданным угощением.  Взамен пришлось долго и самозабвенно  интервьюировать «плантаторш» на предмет их выдающихся достижений в области практического клубниководства и рассыпаться в обещаниях  поместить впопыхах сделанные на мобильный телефон фотографии в следующем же номере «Вечерней столицы».  Вралось мне сегодня  легко и вдохновенно, а Эрик периодически вставлял  в разговор на редкость удачные реплики, и бдительные стражи  морали и нравственности в Депутатском переулке окончательно раскисли.  Одним словом, клиент созрел, пора брать.

-Покажете нам мансарду Феликса? -  ненавязчиво закруглив клубничную тематику, спросила я у «Мальвины», - я тут, знаете, что подумала? Раз полиция за это дело не берется, я про исчезновение вашего соседа  в своем репортаже упомяну, заодно и по участковому пройдусь, чтоб впредь не бездействовал. Но мне за что-то зацепиться надо,  сами же понимаете, хотя бы мансарду посмотреть.

Престарелые «Мичуринки» неуверенно переглянулись. Как же, понимаю, и хочется, и колется!  Не думаю, что им не известно, сколько стоят рекламные статьи в «Вечерке», а тут  такая халява в руки прет. А то поют тут на все голоса, словно и забыли, что мы изначально по поводу мансард явились, и нужна нам их клубника, как покойнику галоши!

-Только в нашем присутствии! – безапелляционным тоном заявила «голубоглазка», - вы уж извините, но я за эту квартиру отвечаю, пока Феликс не вернется.

-Не смеем возражать, - с воодушевлением заверил Эрик, -  указывайте дорогу!

Феликс Романов жил и работал в одном и том же помещении. Просторная мансарда с  треугольными потолками и странным преломлением световых лучей в наклонных окнах невольно настраивала мысли на творческий лад, а устойчивый запах краски  с непривычки заставлял кружиться голову. Обстановка в мастерской признанного художника была до неприличия скромна – в интерьере преобладали  мольберты, холсты и краски, а  мебель ограничивалась лишь  элементарными предметами первой необходимости. Пасмурная погода и застилающие небо облака придавали мансарде какое-то мрачное очарование,  и сложно было представить, что в солнечные дни яркий свет целиком заливает помещение.

Столь часто присущего людям  искусства беспорядка я не увидела. Для одиноко проживающего холостяка, да еще и художника, Феликс Романов был патологически чистоплотен.  В углу стояли  ведро и швабра, немного поодаль я заприметила растрепанный веник,  а на  спинке стула висела пара резиновых перчаток явно мужского размера. Вот  и верь после этого в стереотипы, это вам не гениальный хакер Данте, который канцелярскую шкатулку от пепельницы с трех попыток не отличает!

-На притон точно не тянет, - вслух подумала я, - всем бы такую аккуратность!

-Так  никто и не говорил, что это у Феликса  притон! – незамедлительно отпарировала «голубоглазка», - а вот через перегородку знаете, что творится? Содом и Гоморра, прости Господи! То напьются, то уколются,  то шалав со всей столицы понатащат! И пошло-поехало, охи-вздохи, танцы до упаду,  двери хлопают,  девки визжат! У Галактионовны, вон, что, тишина, а я ночами из-за этих выродков, бывает, не сплю.

-А Феликс, что же, совсем гостей не принимал? – под  неукоснительным присмотром двух старух мне было трудно сосредоточиться, и  мастерскую я осматривала наобум, однако, кроме трех баночек кошачьего корма прямо у мольберта  ничего интересного  мне на глаза упорно не попадалось.

-Он с профессором дружил, археологом, - внезапно сообщила «Мальвина», - и с его женой, Агатой Аароновной. Представляете, Феликс ее всегда так и называл, по имени-отчеству, хотя  в одном классе с ней учился. Вот, молодые люди, учитесь, что значит благородное воспитание – стоило девушке замуж выйти, сразу стала Агата Аароновна и никаких фамильярностей.  Мы с  Розой сперва грешным делом плохое думали, а потом вдруг сам профессор в мансарду зачастил. Его отец, оказывается,  тоже художником был, вот они с Феликсом общий язык и нашли.  Хороший человек, Марк Натанович, ходячая энциклопедия, дай ему Бог здоровья и долгих лет жизни. Это ведь он нам про клубнику подсказал! Говорит, что вы, мол, Анна Галактионовна,  сомневаетесь, это же проще простого, я сам в Европе видел.  И ведь правда, получилось. Каждый месяц в  супермаркеты сдаем, какая прибавка к пенсии!

-Жалко его! – печально добавила Роза Венедиктовна, -  так же и не нашли тех извергов, что Агату убили! Слышала, с профессором  удар случился, хотели мы с Галактионовной его навестить, да сын никого к нему не пускает.  Каждый горе по-своему переживает. Феликс, тот все внутри держал, спокойный такой ходил, будто ничего и не произошло.  Я ему-то в душу лезть постыдилась. Один раз спросила про Агату, а он  ничего отвечать не стал, развернулся и ушел. Выходит, тяжело было даже имя ее слышать.  Хоть он и не признается, наверняка, всю жизнь одну ее и любил, поэтому не женился до сих пор.

-Все может быть, -философски согласилась я и, пользуясь временной утратой бдительности со стороны погрузившихся в воспоминания старух, начала мелкими шажками двигаться по направлению к укрытому плотной тканью мольберту.  Если судить по эпохальному полотну, объединившему в себе Львицу Гуэнолла и приснопамятную Агату (или все-таки Вальду),  к картинам Феликса Романова, пусть даже к неоконченным, стоило присмотреться повнимательнее. Эрик без слов  понял мои намерения,  с тыла обошел расслабившихся «бабушек-клубничек» и резко сдернул покрывало с холста.

-Что вы делаете! – завопила «Мальвина» и с невероятной для ее преклонных лет возраста скоростью подскочила к мольберту, - не смейте фотографировать, слышите,  уберите фотоаппарат! Я не допущу, чтобы история повторилась!

-Какая история? – с невинной улыбкой осведомилась я,  демонстративно пряча телефон в  сумку. Чрезмерно шустрая Анна Галактионовна вновь зачехлила  полотно  буквально в мгновение ока, и  я ничего не успела разглядеть, но потрясенное выражение на мертвенно бледном лице Эрика  говорило само за себя.

-Как какая? -  оскорбленно выдохнула «Мальвина», -  пришел к Феликсу журналист интервью брать, Феликс ему чайку-кофейку, как положено, отвлекся чуток, а этот пройдоха так же вот покрывало скинул и новую картину сфотографировал. Между прочим, Феликс ее и выставлять не хотел,  очень расстроился потом, хотел в суд подать, да рукой махнул.  Мне это журналист сразу не понравился –видно, морда продувная, и акцент такой противный у него. Еще и в шапку страхолюдную вырядился. Наивная душа у Феликса,  сам вечно из-за нее и страдает.  Так же и этим «Рубежом времен» получилось – Феликс еще картину не дорисовал, а этот гад уже на ней деньги заработал.

Тот факт, что  незабвенное произведение попало в сеть благодаря находчивости Фаруха Кемаля, меня нисколько не удивил.  В погоне за сенсацией и наживой мой старый знакомый не гнушался никакими методами, и покупатели его эксклюзивных снимков никогда не тешили себя иллюзиями относительно законности получения  предлагаемых Фарухом кадров. Лично для меня Фарух отродясь не выступал в качестве примера для подражания, но на этот раз я не могла не восхититься его расторопностью. Нет, уважаемые, не для того я тут битый час про клубнику слушала, чтобы уйти не солоно хлебавши. Что я, хуже Фаруха, что ли?

Дух соперничества, еще не сумевший полностью выветриться из моего отравленного нездоровой атмосферой конкуренции организма, ощутимо пришпорил меня между лопаток, и адресованная  садоводам-любителям улыбка  вышла приторно-слащавой.

-Мы даже в мыслях не имеем ничего фотографировать помимо ваших достижений в выращивании ягод на дому! Но позвольте напомнить, мы здесь именно по вопросу сноса мансард, и если вам все еще интересно сотрудничать с нашей газетой в рекламных целях,  убедительная просьба не препятствовать нашей работе.

 Похоже, мы с Эриком понимали друг друга почти на ментальном уровне, так как ему не понадобилось даже  мимолетного знака с моей стороны для того, чтобы решительно отбросить скрывающую картину ткань. Бледность постепенно покидала его лицо, но темно-серые глаза за стеклами очков продолжали возбужденно поблескивать в полумраке мастерской                       .

Сюрпризы от Феликса Романова не отличались разнообразием, и это наталкивало на мысль о наличии между ними определенной взаимосвязи, что, в свою очередь, блестяще подтверждало теорию  о заранее предначертанном чьей-то изобретательной рукой ходе событий.  Новый шедевр явно был навеян библейским сюжетом, причем этот самый сюжет я не позднее, чем вчера услышала в вольном пересказе профессора Вельштейна. 

Первый же взгляд на картину лишний раз убедил меня в бесконечном таланте художника.  Цвета, линии, пропорции – все было настолько  натуральным и выпуклым, что эффект присутствия казался трехмерно объемным. Жуткий, пробирающий до корней волос страх охватил меня с такой же неистовой силой, как  и  в тот вечер, когда когтистая лапа оставила свой кровавый след на спине Макса Терлеева. Крылатый сирруш в исполнении Феликса был  неимоверно, неописуемо ужасен - радужные оттенки его чешуи переливались и сверкали, воинственно выставленные вперед рога грозили вспороть противника своими изогнутыми остриями, а раздвоенный язык хищно высовывался из зубастой пасти. Такое невозможно было придумать, это нужно было видеть. Уж кто-кто, а мы с Эриком не могли этого не понимать.

Пророк Даниил, с размаху швыряющий в дракона  бурый ком из шерсти, смолы и жира, тоже не относился к числу собирательных образов. Уж эту физиономию  я регулярно наблюдала рядом с момента своего неудачного самоубийства.  Между Эриком  и библейским персонажем было практически портретное сходство, впрочем, последнему не хватало очков, а первому не мешало бы сменить  прическу.  На заднем фоне за противостоянием наблюдал разночинный вавилонский народ, но как я не вглядывалась в нечетко прописанные лица, знакомых черт я больше не обнаружила. Хотите честно? Меня это порадовало, так как по моему субъективному мнению массовая эпидемия шизофрении подрывает  фундаментальные основы нормального существования человеческого общества.

-Прекрасная работа! –  со знанием дела прокомментировала я и укрыла холст покрывалом во избежание неприятных последствий его длительного созерцания. Только еще ночных кошмаров мне не хватало для полного счастья, - пожалуй, нам пора.

О банку с кошачьим кормом Эрик споткнулся настолько неудачно,  что чуть было не растянулся посреди мастерской. В последний момент парень уцепился за подлокотник кресла и тем самым слегка смягчил падение.

-Вы не ушиблись? – «Мальвина» и «голубоглазка» наперегонки кинулись к Эрику, но тот явно не нуждался в посторонней помощи. Более того, в руке он сжимал бумажный прямоугольник, завалившийся между сиденьем и спинкой спасшего его кресла.

-Смотри, что я  нашел, Линкс, - парень показал мне мятую визитку, - членская карта клуба «Данаг» на имя Феликса Романова.  Ты все еще сомневаешься, чем мы займемся сегодняшней ночью?

Я молча вынула из сумки термокружку, судорожно глотнула  крепкого, с горчинкой кофе и передала полупустой термос Эрику. Уж лучше бы он действительно сделал мне непристойное предложение, чем пригласил в увеселительное заведение для вампиров. В первом случае, у меня хотя бы имелось моральное право отказать ему в довольно грубой форме.

 

ГЛАВА XXVIII

В отместку за наше самоуправство в мастерской бабки не оставляли нас в покое еще минимум с полчаса. В этот краткий период времени великолепно поместились повторное посещение клубничного рая,  знакомство с огроменным угольно-черным котом по кличке  Веласкес («Прекрасное  кошачье имя», -восхищенно оценил ономастические способности Феликса Романова Эрик, - «Веласкес-кис-кис!») и гневная тирада в адрес богемных нарушителей спокойствия и  продажного участкового, не предпринимающего мер по их усмирению.  В итоге,  когда мы, наконец,  оказались на улице,  хляби небесные с грохотом разверзлись, на горизонте сверкнула молния, и водопад проливного весеннего дождя обрушился на наши головы стремительным потоком.

До машины мы добирались, шлепая по лужам и поднимая за собой столбы мутных брызг.  Через пару секунд мои туфли уже украшала художественная  паутина  грязных подтеков, а чулки обзавелись широким разнообразием мокрых пятен. Что касается Эрика, то его «Гриндерсы» прекрасно справлялись с погодными катаклизмами,  хотя и выглядели так, словно их обладатель только что вернулся из пешего путешествия  по пересеченной местности с преобладанием заболоченных участков.

«Ситроен» завелся с первого оборота, но вот дворники категорически отказались включаться, из чего я сделала вывод, что ремонтировали мою машину в соответствии с принципом «одно лечим-другое калечим».  О том, что еще «искалечили» сотрудники автосервиса, я упорно старалась не думать, но в соответствии с законом подлости мне, скорее всего, предстояло узнать об этом в самый неподходящий момент. Выезжать на дорогу при нулевой видимости я не рискнула,  и мы благополучно застряли в Депутатском переулке до окончания дождя, который, как назло, зарядил всерьез  и надолго. Единственное преимущество вынужденного простоя заключалось в появлении возможности внимательно проанализировать все здесь услышанное, и особенно, увиденное.

Эрик курил зло и раздраженно: мял сигарету, без удовольствия затягивался и нервно стряхивал пепел за окно.  Он поминутно облизывал проколотую нижнюю губу, ерошил волосы и ожесточенно скреб небритый подбородок, но результаты столь бурной мыслительной активности никак не оформлялись у него в слова, и мы продолжали пережидать дождь в тягостном молчании.  Напряжение стало таким осязаемым, что, казалось, разряды статического электричества с треском рассыпались над нами снопами искр и  цветными голограммами отражались в падающих на стекло каплях.

-Линкс, у тебя знакомый парикмахер есть? – внезапно спросил Эрик. Я проследила за направлением его взгляда и с удивлением обнаружила, что парень  сосредоточенно изучает свое отражение в зеркале и даже зачем-то снял по этому поводу очки. Зрелище, признаюсь вам, не для слабонервных.

-Неужели подстричься решил?  - насмешливо фыркнула я, - a я-то думала, что богатый внутренний мир с избытком компенсирует все недостатки твоей внешности.

-Ну, так внутренний мир кроме тебя никто не замечает, - улыбнулся парень, - а у нас сегодня выход в свет. Карточку Феликса я отсканю, потом подставим свои данные, распечатаем заламинируем, и никто эту липу от оригинала ввек не отличит. Но фейс-контроль нас сразу на входе тормознет, во всяком случае меня – точно. 

-Слушай, Данте,  так мы что, через  главный вход пойдем? – разочарованно вздохнула я, - я думала, ты опять там камеры отключишь, что-нибудь заблокируешь…или разблокируешь… Короче, взломаешь им всю систему безопасности   и эти «вампиры» даже не заметят, что мы их навестили.

Эрик несколько секунд в полной прострации хлопал глазами,  а затем совершенно растерянным голосом сообщил:

-Линкс, ты что думаешь, я силой мысли камеры из строя вывожу, замки от одного моего взгляда сами открываются, а  сайты я ломаю вообще по щучьему велению?  Да там  работы на неделю, я даже знать не знаю, что за камеры в этом «Данаге» стоят! Когда мне музей искусств заказали, я три раза на выставку сходил, чтобы выяснить, с чем мне предстоит работать. Ну, а если честно, - Эрик вдруг гордо оттопырил нижнюю губу, - я весьма польщен, что ты  обо мне такого высокого мнения, Линкс!

В ответ я  лишь пренебрежительно повела плечами. «Для Данте не существует закрытых дверей и все такое прочее»…Тоже мне, компьютерный гений называется.  Парикмахера ему подавай! Сразу бы и сказал, идем на закрытую вечеринку, дресс-код – стиль «вамп»!

-Пройдем  по клубным картам,   а замаскируемся, чтобы изначально не бросаться в глаза охране, - Эрик задумчиво поджег сигарету, - потом нас, конечно, все равно узнают,  но  я надеюсь, что к тому времени мы выясним все, что нам нужно, и потихоньку свалим. И знаешь, Линкс, что-то подсказывает мне, что покинуть клуб нам будет гораздо сложнее, чем туда проникнуть.

-Всех впускать – никого не выпускать, - грустно усмехнулась я,-ладно, прорвемся!  Только для того, чтобы обойти фейс-контроль, ты одним парикмахером не обойдешься, прикид у тебя явно не готический!

Эрик выпустил густое кольцо дыма и  неохотно кивнул, признавая тем самым безоговорочную правоту моих критических замечаний. Окрыленная своей маленькой победой  я окончательно вошла во  вкус и  без колебаний выпустила на волю томящегося в клетке моей многогранной личности имиджмейкера. Эрик в ужасе обхватил голову руками и с нескрываемым страхом выслушивал  сыплющиеся из меня предложения  относительно ночного перевоплощения.  Но я неожиданно для себя увлеклась процессом и взахлеб расписывала изрядно опешившему от  моего бешеного напора парню радужные перспективы перемены облика.  Фантазии мне было не занимать,  и задача сделать из  неряшливого хакера респектабельного «вампира», хоть на первый взгляд и заставляла усомниться в своей выполнимости, в конце концов вызвала у меня чисто спортивный интерес, и того энтузиазма, с которым я  взялась за ее осуществление с лихвой хватило бы на всех строителей БАМа вместе  взятых.

Бурное обсуждение нового образа Эрика  чуть не довело  самого «подопытного кролика» до нервного срыва, но, во-первых, он сам напросился, а во-вторых,  занимательная дискуссия позволила  нам пересидеть затянувшийся дождь  с максимальной пользой.  В голове у меня сложилась примерная картинка, и когда небесная канцелярия соизволила закрыть кран, и наш «Ситроен» покинул дворик в Депутатском переулке, я уже знала,  в каком виде нам предстоит посетить таинственный клуб «Данаг». Также я созвонилась с мастером расположенного в моем доме салона красоты и, сославшись на подготовку к костюмированному балу, записалась к ней на поздний вечер. 

Шопинг отнял у нас добрые пару часов и миллиарды нервных клеток, но к ночному мероприятию мы подошли во всеоружии. Для Эрика я выбрала элегантный костюм из черной струящейся ткани с шелковой рубашкой и соответствующей обувью в комплекте, а себе приобрела  бархатное вечернее платье с открытой до поясницы спиной.  Сначала я хотела остановиться на оттенках красного, но потом посчитала, что иду не красотой блистать, а информацию добывать, и благоразумно предпочла более нейтральную цветовую гамму. Изумрудный бархат бесподобно гармонировал с моими глазами, а иссиня- черные волосы до пояса  в сочетании со смелым дизайном платья  лишь добавляли пикантной изысканности, и своим отражением в зеркале я осталась вполне довольна. Чего нельзя было сказать об Эрике, которого весь этот им же и придуманный маскарад доводил  до белого каления. 

На манекене костюм выглядел потрясающе и сидел, как влитой.  В реальности пришлось со всех ног мчаться в ателье  и в спешке подгонять всю одежду под нескладную фигуру Эрика.  После «хирургического вмешательства» со стороны швей костюм  обрел приемлемые для появления в приличном обществе формы, и я искренне надеялась, что после того, как Эрик приведет в порядок волосы и сменит «гриндерсы» на лакированные туфли, резкий диссонанс с «вампирским» бомондом станет менее заметен.  Что-то мне  все равно не нравилось, и после усиленных размышлений над источником своего недовольства, я купила изящный портсигар и дорогую зажигалку, а для  пущей убедительности разорилась на тонкие, ароматные сигары с золотым ободком. Ощущение лишней детали в целостном, в общем-то, имидже,  никак не пропадало,  я вновь напрягла извилины    и ультимативно потребовала от Эрика вставить контактные линзы. Очки делали парня слишком  привычным и узнаваемым,  а я, движимая своим неистребимым перфекционизмом, хотела сотворить из него абсолютно другого человека. Что ж, сегодня ночью у меня будет уникальный шанс проверить, насколько мне это удалось.

Чтобы не тратить  попусту время мы  заехали в интернет-кафе, и пока я пила кофе и  раздумывала над тем, какую сумку мне следует подобрать к новому платью, Эрик сделал для нас обоих клубные карты «Данага». Фальшивые пропуска внешне ни в чем не уступали настоящим,  а после того, как Эрик еще и искусственно  их «состарил»  должны  были с легкостью ввести в заблуждение даже самого многоопытного охранника.

Торчащая в двери моей квартиры бумажка на поверку оказалась повесткой из отделения полиции. Старший оперуполномоченный майор Васильев страстно желал меня видеть, и, вспомнив разговор с Райкой, я заключила, что причина его нетерпения заключается в развернутой Максовской мамашей кипучей деятельности, нацеленной на привлечение меня к  уголовной ответственности. По идее с «недосвекровью» стоило бы поговорить по хорошему и доступно объяснить ей свою позицию по данному вопросу, но у меня постоянно не доходили до этого руки.  В одинаковой степени мне не хотелось эту мадам ни слышать, ни видеть, а уж тем более вступать с ней в цивилизованное общение, однако дело шло к тому, что у меня не останется другого выхода, кроме как ступить на путь переговоров.  Встречу с полицией мне было бы очень желательно отложить до полного выяснения повлекших за собой весь сыр-бор обстоятельств. Хотя я и возлагала серьезные надежды на сегодняшний визит в «вампирское» логово, ставить в этом запутанном деле жирную точку было явно преждевременно, а плести байки прожженным полицейским даже при моем бесспорном сочинительском таланте было столь же опасно, как  разбивать об пол ртутный термометр.  Таким образом, повестку я отложила до лучших времен, и в преддверии скорого наступления таковых, предложила Эрику пообедать. Таскаться за ним с бутербродами у меня не было никакого настроения, а  вечные крошки на клавиатуре успели порядком надоесть, поэтому  отчаянную попытку парня перенести лэптоп на кухню я решительно пресекла на корню. Первым делом, как говорится, самолеты, ну, а девушки, потом. Или, в нашем конкретном случае, с точностью до наоборот!

Бесконечные примерки так вымотали парня, что  ел он преимущественно молча, глядя перед собой остекленевшим взглядом.  В линзах он  действительно стал каким-то совсем другим,  отсутствие очков несколько смягчило острые черты его лица,  но вместе с тем еще сильнее подчеркнуло высокие скулы и миндалевидный разрез темно-серых глаз.   По большому счету, Эрик обладал достаточно необычной внешностью, притом, как мне начало казаться в последнее время, по-своему привлекательной.  В нем явно ощущалось смешение кровей – восточные глаза и бледная кожа европейца, русые волосы и азиатские скулы… Мама говорила, что его отец из Польши.  Темное прошлое и неясное будущее. Что-то здесь есть, что-то очень важное, но мой мозг сейчас физически не в состоянии работать по двум фронтам. Вот переживем «вампирскую» вечеринку, и я об этом обязательно подумаю, даже Стефану лично позвоню и расспрошу его как следует.

-Линкс,  у тебя вид такой, будто твой комп только что «синий экран смерти показал», -Эрик терпеливо наблюдал за моими душевными терзаниями, но, похоже,  на лице у меня отразилось уж что-то совсем непередаваемое, раз его потянуло на такие глубокие метафоры, - боишься идти  в «Данаг»? Думаешь, мне не страшно, Линкс?  Еще как страшно!  Хочешь знать, меня колотить еще в мастерской этого Феликса начало, когда я свою рожу на картине увидел. Но я так и так пойду, мне деваться некуда, а ты… Ты не передумала?

-Хватит думать, Данте, пора делать, -  я затрясла головой с такой интенсивностью, словно хотела  столь варварским способом разом избавиться от засоряющего мою черепную коробку информационного хлама, - решили идти вместе – значит идем. Надо же мне новое платье выгулять или нет?

-Наверное, я не лучший спутник для культпоходов, - скромно потупился Эрик, - и костюм этот…

-Ничего, мы тебе еще грим наложим и глаза накрасим! – с показной веселостью пообещала я, - не то  твои готы, сам себя  в зеркале не признаешь!  Маринка –дура и пустышка, но  как стилист она вне всяких похвал.

Эрик медленно поднялся  с кухонного диванчика и встал около окна, облокотившись о подоконник. Вести беседу с человеком, стоящим ко мне спиной,  я не собиралась, и  вслед за парнем покинула насиженное место. На улице было мрачно, безлюдно и сыро, а из приоткрытой форточки тянуло по-осеннему холодным воздухом.

-Цирк, - отрывисто произнес Эрик, - нет, даже не цирк, а спектакль, реалити-шоу по заранее написанному сценарию. Декорации меняются, но мы остаемся. Смотри, как все предсказуемо, Линкс: мы встречаемся, потом расстаемся, потом снова находим друг друга и вместе разгадываем загадки. При этом мы попадаем в опасные ситуации, которые  еще больше нас сближают.  Примитивная мелодрама с налетом мистики, разве не так? 

Я первая положила руки ему на плечи  и первая прижалась губами  к его сухим губам.  По сравнению с холодным металлом пирсинга его дыхание показалось мне обжигающе горячим.

-По законам жанра, любая мелодрама предусматривает роман между главными персонажами, - чуть слышно прошептала я.

 

ГЛАВА XXIX

В сексе Эрик оказался поспешным и неловким, а его движения  - резкими и угловатыми, как и линии его обнаженного тела.  Он ничего не изобретал и никого из себя не строил, в постели он остался самим собой, и, честно говоря, это было лучшее, что он мог сделать.  Я хотела его именно таким – грубоватым и эгоистичным,  но в тоже время зажатым и скованным. Прежде всего, меня в нем возбуждала та самая пресловутая «аутентичность»,  потому что я давно устала от мужчин, изображающих  из себя порнозвезд и настойчиво склоняющих меня испробовать подсмотренные в кино для взрослых позы.  С объективной точки зрения это был самый бездарный секс в моей жизни: нетерпеливый, короткий и безыскусный, однако,  я ни на секунду не ощутила себя всего лишь участницей физиологического процесса, и  такое случилось со мной впервые.

 Пусть Эрик вел себя, как переовозбудившийся подросток  и дрожащими пальцами едва справлялся с молнией моего платья, пусть его прикосновения были быстрыми и лихорадочными,  и пусть колечко пирсинга в нижней губе делало его поцелуи больше похожими на уколы –   он был настоящим,  и рядом с ним я без сомнений  сбросила не только одежду, но и маску.  Для меня стало высшим наслаждением крепко удерживать его острые плечи и чувствовать его содрогания внутри себя,  а потом поднять голову и увидеть его глаза – спокойные и умиротворенные,  расслабленные и безмятежные,  наполненные каким-то непостижимым блаженством.   Такие глаза могут быть только у счастливого человека,  и нет ничего прекрасней, чем знать, что это счастье подарила ему я.

После он был  заметно смущен и растерян, и я его понимала. Эрик не знал, как себя теперь со мной вести.  Уверена, что со всеми своими предыдущими партнершами он поступал двумя классическими  способами: либо отворачивался к стенке и демонстративно засыпал, либо на бегу одевался и исчезал в дверях, не попросив номер телефона. О том, что взаимоотношения полов возможно строить по иному сценарию, он, скорее всего, смутное представление имел,  но на практике с подобным вариантом развития событий  явно не сталкивался.

Если не кривить душой,  то наши взгляды  во многом совпадали. Я тоже на цыпочках сбегала  от  бойфрендов, пока те восстанавливали силы после бурной ночи,  и без надежды на следующее свидание выставляла из квартиры своих одноразовых любовников. В случае с Максом Терлеевым я, скрепя сердце,  приучала себя к тому, что  с ним мне придется просыпаться в одной постели на протяжении всей оставшейся жизни, но как бы ни старалась я отыскать в этом хотя бы малейшие преимущества перед личной свободой,  все равно  продолжала испытывать неимоверное облегчение, когда мой жених, наконец,  отправлялся к себе домой.

Я вдруг осознала, что не надо ничего говорить. Стоит только начать мучительно подбирать слова и  прятать друг от друга глаза, как мы оба автоматически превратимся в тех самых героев мелодрамы, для которых  заученные банальности значат намного больше, чем истинные чувства. Я просто позволила Эрику обнять себя  и молча слушала его дыхание.  Когда он уснул, я хотела встать и сварить кофе, но  неожиданно побоялась потревожить его  чуткий сон.  Самой мне не удалось даже задремать – засыпать я привыкла в одиночестве,   а обхватившая талию рука тесно прильнувшего ко мне парня и вовсе не располагала к сновидениям.  Так и пролежала добрые пару часов в размышлениях о превратностях судьбы, и на душе у меня было отчего-то легко и солнечно, хотя в окна дробно стучал возобновившийся дождь,  на улице не то наступили сумерки, не то сгустился вязкий и непроглядный туман.

Эрик проснулся самостоятельно и долго вглядывался своими миндалевидными глазами в мое лицо, словно тщетно пытаясь отыскать границу реальности и сна.  Я очень целомудренно поцеловала его в щеку, потянулась, размяла затекшую спину  и встала с кровати.

-Линкс! – он окликнул меня в тот момент, когда я доставала из комода пеньюар, чтобы прикрыть свою наготу. Я так и замерла возле зеркала с кружевным облаком в  руке и инстинктивно приготовилась услышать что-то вроде «Мне было хорошо, но мы же не собираемся воспринимать это всерьез?», - Линкс,  ты можешь, что угодно обо мне думать, но это был не эпизод реалити-шоу,  я клянусь тебе!

-В любом реалити нас  бы с  тобой забраковали за чрезмерную «реалистичность исполнения», - плоско скаламбурила я, просовывая руку в   гипюровый рукав пеньюара -  нам обоим слишком тяжело играть и притворяться, Данте. Наверное, поэтому мы и вместе.  Ты без кофе в постель  как-нибудь обойдешься?

-Я предпочитаю не в постель, а в чашку, Линкс, так что все в порядке, - напряжение между нами окончательно спало,  а, быть может, его на самом деле  никогда  в действительности и не существовало, и все свои проблемы мы создаем себе сами, дабы затем самозабвенно их решать.

Из душа Эрик появился уже без пирсинга. Перевоплощение шло полным ходом, и час «Х» неумолимо приближался. Будь все иначе, мы бы, естественно, никуда не поехали – остались бы дома и… ну, не знаю, в интернете бы повисели или абсента бы накатили для вдохновения, что ли…

-Я не буду, - твердо заявил Эрик, и впавшая в немилость Зеленая фея  расстроенно свернулась в клубочек на дне бутылки «King of Spirits», - ты  же видела, какой я после абсента: могу наговорить всякого и сделать…. И, знаешь что, Линкс, я хочу, чтобы сегодня  я смог трансформироваться, если  у нас возникнут проблемы в «Данаге».  Я  втянул тебя в эту историю, и  я не  допущу, чтобы ты пострадала из-за моей беспечности.   Давай, я хоть одну сигару выкурю, а то я с ними обращаться толком не умею.  Опозорю  еще тебя в светском обществе.

В салон к Маринке мы  пришли почти в девять.  Судя по содержанию электронной рассылки из бессовестно взломанной почты Вальды, мероприятие было назначено на полночь, и я посчитала опыт и навыки парикмахерши вполне достаточными для того, чтобы та смогла уложиться в два с половиной часа.  

Надо мной Маринка колдовала недолго: завила волосы в крупные локоны и сделала мне готический макияж в черно-красной гамме. Мой природный смуглый цвет лица она слегка высветлила  при помощи тонального крема и пудры, а на губы нанесла  помаду такого кровавого оттенка, что у неподготовленного зрителя запросто могло создаться впечатление, что я только что вернулась с пирушки  в замке самого графа Дракулы.  Я себе, однозначно, не нравилась, но Маринка  восхищенно цокала языком  и авторитетно утверждала, что мне безумно идет такой имидж.

Что касается благоухающего изысканным ароматом дорогого табака Эрика, то такие  неберущиеся экземпляры Маринке доселе не попадались. Тем не менее она смело приняла вызов, и безоговорочно доказала свой недосягаемо высокий уровень профессионализма.

Говорят, что вампиры  не отражаются в зеркале. Единственным недостижимым для Маринкиного таланта результатом  оказалась возможность создать подобный эффект, но в  остальном  стилистка превзошла самое себя. От того Данте, с которым мы еще недавно мило беседовали на кухне,  в представшем передо мной молодом человеке не осталось ничего.  Пресыщенный жизнью плейбой,  сполна познавший все пороки и развлечения и взирающий нам мир равнодушным взглядом убежденного циника.   Аристократическую бледность Маринке почти не пришлось корректировать – она лишь аккуратно обвела миндалевидные глаза черным карандашом и немного удлинила ресницы, но уже одно это придало Эрику совершенно потусторонний вид.  Он сразу стал казаться  старше,  а столь сильно раздражающая меня привычка презрительно выпячивать нижнюю губу неимоверно подходила  к его новому образу.  

-Вы очень красивая пара, - сказала на прощание Маринка, - вы будто созданы друг для друга! Вам повезло, что вы однажды встретились на Земле.

В общем-то, за те немалые деньги, что она получила за свою авральную работу, от Маринки можно было ожидать и не таких дифирамбов, но я искренне порадовалась отсутствию необходимости в сотый раз воспроизводить присказку про богатый внутренний мир. Ну, а кому из нас повезло, это еще, к сожалению, не известно.

Увы, даже самый  компактный термос имел отвратительное свойство не помещаться в ограниченное пространство клатча, и сие обстоятельство меня значительно нервировало.  Странно, но в целом я даже особо не дергалась – прихватила на всякий пожарный газовый баллончик и посчитала  вопрос самообороны решенным.  Возможно, моему непонятному самообладанию способствовал тот немаловажный факт, что в зеркале я себя не узнавала, а, следовательно,  могла без труда представить, что вся эта белиберда происходит с кем угодно, но только не с Идой Линкс.

Ветер  снаружи поднялся такой, что дождевые тучки моментально улетели спасаться бегством подальше от столицы, а на небе из ниоткуда возникла бронзово-красная луна с четко различимым ландшафтом. Спутник нашей планеты, окруженный  многочисленной свитой тускло подмигивающих звезд, нависал так низко, словно собирался вот-вот упасть, и мне инстинктивно захотелось втянуть голову в плечи.   Значит, полнолуние!  Ничего не скажешь, символично.

Оказалось, что занимаемое клубом «Данаг» здание мне знакомо. Правда, я до сего времени наивно полагала, что в нем находятся пустующие  номера заброшенной гостиницы «Версаль». Богатый купец Калачев построил двухэтажный особняк  еще до революции, первый этаж занял под собственные нужды, а на втором устроил гостиницу для постояльцев высшего класса. В подвале Калачев разместил производство колбас и мясных деликатесов, и по сей день, кстати, выпускаемых под торговой маркой «Калачевские».  

Победа диктатуры пролетариата ознаменовалась для купца  реквизицией здания в интересах государства, и  в течение последующих лет в бывшей гостинице располагался облисполком.  В постперестроечный период строение получило статус аварийного,  грунтовые воды подтопили подвальные помещения, стены начали постепенно разрушаться, и «Версаль» пришел в упадок. Краем уха я слышала, что за право получить во владение это здание среди столичных предпринимателей давно велась нешуточная борьба, однако, власти по неясным причинам придерживались тактики собаки на сене: средства на капитальный ремонт  или на снос в бюджете упорно не предусматривали, но и передавать гостиницу в частные руки также отказывались. Между тем,  для многих «Версаль» являлся лакомым кусочком. Земля  в этом районе стоила бешеные деньги – центр города, набережная, природоохранная зона.  Выходит,  тайное лобби все-таки имело место быть, и владелец закрытого клуба «Данаг», несомненно, был вхож в правительственные структуры.

Около «Версаля» не обнаружилось ни одной машины, из чего я заключила, что и нам имеет смысл припрятать «Ситроен» где-нибудь во дворах. Идей относительно того,  куда подевался транспорт  всех остальных участников «Большой игры» у меня было, увы, не больше, чем в мире справедливости. Впрочем, даже если большинство посетителей прилетело на метле, отступать мы в любом случае не планировали.

С реки тянуло ночной прохладой, а  безжалостно сгибающий ветви деревьев ветер насытил воздух мельчайшими водяными брызгами. Часы показывали  «без четверти двенадцать».

-Линкс,  как думаешь, во что они играют? -  почему-то шепотом спросил Эрик.  Его гладко зачесанные назад волосы заметно потемнели от геля, а подведенные глаза двумя черными провалами выделялись на мраморно белом лице.

-Не знаю. В рулетку или  в карты, - предположила я, неопределенно пожав оголенными плечами. Ссадины на руках я  успешно замаскировала высокими, до локтя, перчатками, - покер, блэкджек…  Я не завсегдатай казино, но пару раз бывала. Надо будет – сориентируюсь. Вот только денег  у меня для крупных ставок маловато.

Эрик выбросил на мостовую недокуренную сигарету и внезапно в упор посмотрел мне в глаза.

-Я думаю, они не на деньги играют, Линкс. Не спрашивай меня, почему я так считаю, я сам не знаю, предчувствие, что ли…

-Ну и ладно, - беззаботно отмахнулась я, -  слушай, Данте, а тебе в азартные игры везет?

-А, черт его знает, - подхватил мой деланно веселый тон Эрик, - я как-то играть не пробовал. Но по логике вещей,   если я сегодня сяду за карточный столик, то обязательно проиграюсь в пух и прах.

-Это почему? В чем логика?

Эрик снисходительно усмехнулся. Как же меня  бесит эта его ухмылка!  Нашелся мне тоже,  мистер «Я знаю все на свете»!

-Простейший алгоритм, Линкс: в карты обычно  везет тем, кому не везет в любви.

Всерьез разозлиться у меня, конечно, не получилось.  Вслух я ничего не ответила, но про себя твердо решила,  ни под каким предлогом  не вступать  в игру. Перспектива вернуться домой с карточными долгами меня совершенно не устраивала. А что тут сделаешь? Логика, она и есть, логика.

Окна бывшей гостиницы «Версаль» пугали непроглядной темнотой. Нигде не светилось даже слабенького огонька, лишь только в стеклах отражалась странная бронзовая луна.  Особняк выглядел полностью необитаемым,  и стоя в одном платье на продуваемой всеми ветрами парадной лестнице, я ощущала себя клинической идиоткой. Однако Эрику даже не понадобилось стучать в  заколоченную гнилыми досками дверь - звук наших шагов послужил невидимому привратнику сигналом.

 

 

ГЛАВА XXX

Надо ли пояснять, что забитые крест-накрест доски  были лишь бутафорией: дверь оказалась металлической и, похоже, очень тяжелой, так как даже дюжий охранник управлялся с ней с видимым усилием.  К тому моменту я успела себя  прилично накрутить, и ожидала  увидеть на пороге кого угодно, в том числе и клыкастого упыря, только что-то отужинавшего сырым бедром девственницы, поэтому  встретивший нас среднестатистический секьюрити меня откровенно разочаровал. Я капризно надула губки и  красноречиво помахала перед носом фейс-контрольщика клубной картой, а Эрик с молчаливым достоинством последовал моему примеру.   Сузившиеся в циничном прищуре глаза парня выражали лишь  презрительное снисхождение к низшему обслуживающему персоналу.

Секьюрити цепким взглядом окинул наши входные документы, подозрительно всмотрелся в подчеркнуто безразличные лица,  оценил одежду на соответствие принятому в заведении дресс-коду и неожиданно поинтересовался:

-Позвольте уточнить, господа, кто тот бессмертный, который пригласил вас на сегодняшнее мероприятие?

Эрик не замялся ни на долю секунды, и его ответ прозвучал естественно и быстро, но в голосе сквозило такое чванливое пренебрежение, что у охранника мгновенно отпали всяческие сомнения относительно нашей принадлежности к высшему сословию.

-Мы получили приглашение  на Большую Игру лично от Оскара Монти. Вам этого достаточно?

-Более чем, - заметно стушевался секьюрити, - простите за беспокойство, господа! Простые формальности, только и всего. Добро пожаловать в «Данаг»!

В своем царственном величии Эрик посчитал недопустимым  опускаться до обмена любезностями со швейцаром, и, гордо вскинув голову,   прошествовал вовнутрь.  Я взяла парня  под руку и физически ощутила, насколько дорогой ценой ему дается внешняя невозмутимость.

Фойе клуба выглядело гипертрофированно мрачным. Размытые контуры предметов обстановки  медленно выплывали из пугающей темноты, а лицо вышедшей нам навстречу девушки-администратора казалось белым пятном на черном фоне.  Неудивительно, что  с улицы  здание выглядело нежилым – отсутствие освещения в ночное время   вкупе с грубо заколоченными дверями недвусмысленно указывало  поздним прохожим на царящее в бывшей гостинице запустение. Толстые стены «Данага» отделяли  одну реальность от другой, и сказать по правде,  мир, оставшийся снаружи вместе со всеми его изъянами и недостатками, импонировал мне гораздо в  большей степени, чем эта чужеродная действительность с ее пока непонятными, но заранее страшащими  своей нечеловеческой природой законами.

-Клуб «Данаг»  всегда рад новым гостям, -  с заученной вежливостью произнесла девушка, - сир Монти задерживается, но его прибытие ожидается с минуту на минуту. Проходите, пожалуйста, в зал, располагайтесь, осваивайтесь. Меня зовут Луана,  и если у вас возникнут вопросы, я с удовольствием на них отвечу. Прошу сюда…

Несмотря на то, что мои глаза немного привыкли к окружающему нас кромешному мраку, и  я худо-бедно смогла разглядеть лицо администратора, «куриная слепота» существенно препятствовала свободному передвижению по узкому коридору. В отличие от нас с Эриком, Луана шагала впереди спокойно и уверено, и я молилась, чтобы она  случайно не обернулась и не увидела, как мы  вынуждены судорожно цепляться за стены, чтобы не заблудиться в этом бесконечном лабиринте. Ситуация осложнялась преобладающей в одежде администратора черной цветовой гаммой, превратившей фигуру девушки в колеблющуюся во тьме субстанцию, вследствие чего нам пришлось признать полную беспомощность наших неприспособленных к подобным прогулкам органов зрения и срочно задействовать слух.  К счастью,  под ногами  у нас расстилался не поглощающий отзвуки шагов длинноворсный ковер, а, судя по цокоту каблучков Луаны, служившему нам единственным ориентиром, обыкновенный паркет.

Я  мысленно готовила себя к тому, что нам всю ночь предстоит блуждать в потемкам по этим крысиным ходам и  наощупь прокладывать себе путь, а заодно вовсю крыла  прижимистое руководство клуба, решившее  не то обеспечить себе стопроцентную конспирацию, не то элементарно сэкономить на электричестве, наиболее удачными выражениями из арсенала бывшего шефа.  Я вспомнила, что брелок с ключами от «Ситроена» оснащен маломощным фонариком, и уже стала подумывать о том, как бы им воспользоваться, не выдав при этом себя, но тут  в «конце тоннеля» забрезжил свет, и Луана внезапно остановилась.

-Пожалуйста, господа, наш главный зал! Желаю приятно провести время!

Из осветительных приборов в главном зале имелась одна здоровенная люстра с претензиями на средневековый колорит.  Лампы накаливания в ней замещались десятками зажженных свечей, создававшими неровный, мерцающий свет,  из-за чего по лицу Луаны постоянно пробегали отблески и тени.  Сейчас, когда у меня появилась возможность разглядеть девушку во всех деталях, я поразилась не столько совершенным очертаниям ее точеной фигуры и умопомрачительной длине иссиня-черных волос, стянутых в тугой хвост на затылке, сколько выбритым вискам и шипастому ошейнику на шее. Лицо у нее  оказалось довольно заурядным, и  кроме густо накрашенных глаз и  пылающих алых губ, ничем больше не запоминалось. Встреть я днем на улице эту Луану, пройду мимо и не узнаю.  Ох уж мне эти ролевики: убогая серость  и femme fatale в одном флаконе! Впрочем, психиатры описывают  данное состояние медицинским термином «раздвоение личности».

-Луана, у меня к вам просьба! – неожиданно остановил удаляющуюся девушку Эрик, - будьте любезны, сообщите нам сразу, как прибудет сир Монти, мы бы хотели поприветствовать его первыми.

В главном зале я навскидку насчитала человек двадцать-двадцать пять.  Беглый анализ половозрастного состава собравшихся выявил примерно равное количество мужчин и женщин и непревышение средним возрастом планки  приблизительно лет в сорок. Дамы блистали шиком вечерних туалетов и роскошью бриллиантов, а  кавалеры в черных смокингах элегантно  выпускали изящные кольца сигарного дыма.  На  драпированной красным бархатом сцене услаждала слух публики группа музыкантов. Официанты и официантки  в традиционной черно-белой униформе сновали между гостями с уставленными  хрустальными фужерами разносами.  Принимая во внимание тот факт,  что напитки уходили влет,  я пришла к выводу, что выпивка в «Данаге» была бесплатной, но соблазну воспользоваться  очевидной дармовщиной мужественно не поддалась.

Мы с Эриком разделились еще на пороге главного зала. Не потому, что у нас имелся четкий план, в соответствии с которым мы предпринимали заранее оговоренные шаги, а просто по наитию.  Поодиночке мы не так сильно бросались в глаза,  а статус не обремененных взаимными обязательствами личностей, давал нам право напропалую флиртовать с противоположными полом в разведывательных целях.  Соблазнительно покачивая бедрами,  я задумчиво плыла вдоль обитых черной кожей диванчиков,  рассеянно брала с разноса шампанское и столь же отрешенно отдавала  нетронутый фужер следующему официанту. Я предположительно определилась, какого рода источник информации мне  подойдет, и теперь осторожно высматривала среди бледных лиц и выглаженных сорочек  свою потенциальную жертву.  Знаменитый «кошачий» взгляд зеленых глаз Иды Линкс скользил по  заинтересованно оборачивающимся в мою сторону незнакомцам,  кроваво-красные губы приоткрывались в призывной улыбке, а затянутые в перчатки пальцы мечтательно поглаживали тонкую ножку очередного фужера. Странный контингент «Данага» казался мне всего лишь фанатичным сборищем чересчур увлеченных любителей ролевых игр,   и своего мнения я не изменила даже после того,  как выбранный мной на роль «языка» юноша сходу продемонстрировал мне пару весьма натуральных клыков.

Заигравшийся в вампирскую романтику пациент стоматолога-извращенца  отвечал всем критерием тщательно произведенного мною отбора.  Он был молод, одинок и печален,  и что самое главное,   его полный неприкрытого вожделения взгляд приковывала вовсе не моя неземная красота, а разносящая халявную выпивку официантка.  Заводить разговор на серьезные темы с тем, кому нужен от тебя исключительно секс и кто уже мысленно раздел тебя до чулок, это все равно, что  пытаться лбом прошибить пуленепробиваемое стекло.  А вот этому депрессивному прожигателю жизни необходим, прежде всего, собеседник,  и, если мне удастся втереться к нему в доверие, мои призрачные шансы на успех взлетят до заоблачных высот.

-Не возражаете? – я  кокетливо выгнула спину, и, не дожидаясь согласия, присела на софу рядом с ничего не подозревающим о моем коварном замысле избранником, - может, познакомимся? Я – Ида.

Мама так и не смогла внятно объяснить мне, что заставило ее назвать меня этим именем, равно как и произвести на свет в неполные шестнадцать лет, и в конечном итоге я перестала мучить ее вопросами. Так или иначе,  экзотическое имя неизменно выделяло меня из толпы даже тогда, когда я не имела цели привлечь к себе внимание, и, представляясь, я всегда испытывала удовольствие от произведенного эффекта.

-Ида? – неоригинально удивился «вампир и до того, как я успела разочарованно вздохнуть от предсказуемости его реакции, вдруг спросил,- от слова «Eden» - рай?

Толкование было ошибочным, но лестным, и «бледнолицый брат» моментально завоевал мою симпатию за творческий подход. Я жестом остановила проходящего мимо официанта и взяла с разноса  сразу два фужера. Один я передала своему новому знакомому, а второй небрежно поставила на  полированную крышку столика.

-Мне понравилась ваша версия! – грудным голосом проворковала я, - я возьму ее на вооружение в будущем.  Выпьем за встречу…, - я сделала многозначительную паузу и потянулась за фужером,- господин…?

-Можно просто Эймс, - сверкнул клыками креативный юноша,- у меня много имен, но с этим я чувствую себя наиболее комфортно. За встречу, Ида!

Шампанское я  лишь слегка пригубила, тем не менее, мне хватило одного глотка, чтобы оценить уровень заведения.  Я, конечно, не сомелье и точную марку игристого напитка навряд ли идентифицирую, но различных кабаков я в свое время посетила превеликое множество, и ни в одном мне бесплатно не предлагалось шампанское  с  настолько выдающимися вкусовыми качествами.

Мне стало даже чуть-чуть обидно, когда Эймс  одним махом  опрокинул в себя элитное шампанское да еще при этом сморщился с таким видом, будто только хлопнул рюмку паленой водки. Насторожило меня  и другое: наблюдала я за ним уже довольно давно, и  по сложившемуся у меня мнению нормальному человеку следовало бы уже основательно дойти до кондиции и бессвязно  ворочать языком.  Возможно, опьянение проявлялось у Эймса каким-то особым образом, но я до сих пор не  установила, каким именно.

Его серо-голубые глаза были изумительно красивы и абсолютно трезвы.  В то время как подавляющее большинство готов окрашивало светлые волосы в радикально черный цвет, данный индивид придерживался тактики «от противного» и, наоборот,  прибегнул к помощи краски для достижения  янтарного оттенка, что вызывало ассоциации с голливудскими стандартами красоты. Для настоящего вампира  Эймс выглядел уж слишком рафинированным, и мне оставалось лишь дивиться мастерству неизвестного дантиста,  всего одним штрихом  придавшего мрачный шарм типичному представителю столичной золотой молодежи.

-Никогда не понимал эти тусовки, Ида, -  с  плохо скрываемым раздражением произнес Эймс, -  зачем бессмертным изображать из себя людей? Алкоголь, сигары, секс – жалкая имитация истинного наслаждения, не так ли?

-Не стану спорить с очевидным, - кивнула я для установления доверительного контакта.  То, что передо мной псих – это факт. Теперь, главное, чтобы не буйный, а то, может, поэтому с ним даже соседи по  палате  не общаются, а одна я такая рисковая по неопытности оказалась? – но скажите мне, Эймс, а сами вы что тут делаете с таким скептическим отношением?

-Я не скептик, Ида, я реалист, -  в  обычном разговоре клыков почти не было видно,  но любая попытка улыбнуться неизбежно оборачивалась весьма неприглядным зрелищем, - сейчас другие времена, нас осталось совсем мало и мы инстинктивно ищем общества своих сородичей.  Стало модно пропагандировать единство и сплоченность среди вампиров, но я слишком люблю одиночество, чтобы оценить старания сира Монти.  Даже своих неофитов  я стараюсь держать от себя на расстоянии. Сюда я прихожу лишь по особым случаям!

Я обольстительно взмахнула ресницами. Вот мы и добрались до сути дела. Попробуем выяснить, что эти придурки затеяли, и надо искать пути к отступлению. Если мне еще  с полчасика поморочат голову этими вампирскими приколами, я не выдержу и поверю. Интересно, как там Данте справляется с заданием?

-Надеетесь выиграть Большую Игру? – понимающе спросила я, - я угадала?

Серо-голубые глаза Эймса смотрели на меня с искренним расположением. А ведь я его зацепила, черт возьми! Надеюсь,  только кровушки моей он  в ближайшее время испить не планирует?

-Не стану лгать – да. Но в следующий раз я приду  ради  беседы с вами, - это он ко мне так клеится? Вампирский пикап? -  ваша анатомия выдает  в вас пси-вампа, Ида,   поэтому вы  так пренебрежительно относитесь к Большой Игре. А для меня это возможность осуществить свою  многолетнюю мечту, я давно этого ждал. Даже удивительно, что сир Монти сумел найти жертву с четвертой отрицательной группой.  Она просто обязана достаться мне, Ида,  сегодня  я получу ее во что бы то ни стало.  Почему бы вам  тоже не поучаствовать хотя бы ради азарта? Я слышал, дам ждет большой сюрприз - кровь второй жертвы не менее привлекательна!

 

ГЛАВА XXXI

Эймс выглядел, как холеный маменькин сынок (маменька, бесспорно, владела трехуровневым коттеджем в престижном районе столицы, ездила на «Бентли» и оплачивала любые  прихоти своего великовозрастного отпрыска за счет доходов от  собственной нефтяной вышки), а рассуждал, как  одержимый  безудержной жаждой крови маньяк, и меня  откровенно смущало столь явное несоответствие формы и содержания.  По идее ему бы при виде банальной царапины в обморок шваркаться,  а он рассуждает о  вкусовых качествах различных групп  крови, словно  листающий ресторанное меню гурман и при этом еще смеет смотреть на меня невинными серо-голубыми глазами  и без зазрения совести ждать от меня горячего одобрения  своих извращенных фантазий. Радует, что он по простоте душевной принял меня за какого-то пси-вампа ( надо бы почитать на досуге, что это за зверь такой, может это такая скотина, одно сравнение с которой  можно считать глубочайшим оскорблением?) и не заглядывается на мою шею, хищно скаля клыки.

-Я здесь первый раз, Эймс, -  наши фужеры соприкоснулись с чистейшим звоном настоящего венецианского хрусталя. Здорово живем, товарищи вурдалаки и иже с ними! –  я хочу проникнуться атмосферой, завести знакомства, понаблюдать и поучиться.   Вы же не против взять меня под свое крыло на этот вечер?

Польщенный моим вниманием Эймс,  с улыбкой протянул мне руку. Ладонь у него была холодная и какая-то неживая,  но мне сейчас было не до выпендрежа, и я с благодарностью пожала его пальцы. Ощущение от прикосновения оказалось неприятным и пугающим, и я  еле-еле сдержалась, чтобы не передернуть плечами. 

-Танцуют…, - презрительно скривился Эймс,- это похоже на ролевые игры,  вампиры играют в  людей!

Я огляделась по сторонам,   без особого удивления обнаружила несколько слившихся в медленном танце парочек, и чуть было не рубанула явно начавшему заговариваться Эймсу правду-матку касательно того, кто  тут в кого играет, однако мой клыкастый ухажер мастерски опередил события.

-Имитация жизни щекочет бессмертным нервы, - нехотя признал он, - это как прелюдия к сексу – она возбуждает, хотя и не приносит наслаждения. Я приглашаю вас, Ида!

-Простите, но первый танец дама обещала мне, - Эрик материализовался откуда-то из  красноватого полумрака цвета предзакатного неба  и на лету перехватил мою руку.  Я виновато улыбнулась  заметно разочарованному Эймсу (а пусть губу не раскатывает, прелюдии ему, видите ли, захотелось) и  без возражений позволила парню  себя увести.

-Неужели ты танцевать умеешь? – поинтересовалась я, когда Эрик решительно обнял меня за талию.

-Нет, поэтому просто потопчемся  на месте и поговорим, - хмыкнул парень, - Луана сказала,  Оскар только что приехал, а мне нельзя попадаться ему на глаза. Значит так, я тут пообтирался  среди здешней публики и выяснил, что все служебные помещения находятся на втором этаже.  Я попробую порыться в компах, и если найду что-нибудь интересное, залью на флешку, а ты  пока оставайся в зале и старайся подмечать все подозрительное.  Не беспокойся, Линкс, я тебя одну не брошу –  вернусь за тобой сразу, как только закончу наверху.

Я еще сильнее обвила руками шею Эрика и тихо прошептала ему в самое ухо:

-Будь осторожен, Данте. Не нравится мне этот народ, и разговоры  у них какие-то странные. Тебя тоже за пси-вампа принимают?

-Ага, -  кивнул Эрик, - кстати, это среди вампиров, как я понял, очень круто считается. Пси–вампы пьют  из людей не кровь, а энергию,  одним словом, высший пилотаж.  Ладно, Линкс, я пошел, а ты  дальше юзай легенду про пси-вампа и лучше держись рядом с этим Эймсом Декстером. Представляешь, я его узнал  - фотографию в кадровой базе «Нэш Индастриз» видел, когда работал на них.  Он- главный учредитель компании и зовут его Виктор Бехтерев. А здесь его называют  Эймсом и одним из самым старых и могущественных вампиров.  Это, конечно, здорово, что ты его закадрила, но сильно не увлекайся.

-Ревнуешь? – взмахнула ресницами я.

-Скажем так, волнуюсь за тебя- немного обиженно, как мне показалось, ответил Эрик. Его  руки скользнули по моей обнаженной спине   и вдруг резко  выпустили меня из объятий, - береги себя, Линкс.

-И тебе удачи! – я на  мгновение коснулась его плеча, словно стряхивая несуществующую пылинку, - по-моему, здесь творится что-то ненормальное.

-Я выясню, - коротко произнес Эрик. Его лицо продолжало хранить абсолютно непроницаемое выражение, и я не могла не восхищаться хладнокровной выдержкой парня.  Перед тем, как окончательно раствориться в неясных отсветах трепещущего на люстре пламени, он облизнул нижнюю губу и внезапно спросил:

-А у тебя на кухне вилки серебряные?

-Да, - я утвердительно качнула головой и только потом уточнила, - а что?

-Дома я положил одну из них тебе в сумочку. Если этот урод начнет к тебе приставать, воткни ее ему в шею.

А я-то думала, с чего это мой клатч прибавил в весе, будто любитель фаст-фуда. Ну, Данте! Тоже мне  охотник на вампиров выискался!

  -Вы, пси-вампы, так похожи на людей, -  с напыщенным высокомерием заявил Эймс, весь танец наблюдавший за нами из-под  полуопущенных век, - влюбляетесь и ссоритесь, дружите и предаете… Почему он вас бросил, Ида?

- Не выдержал конкуренции  с вами, - нагло соврала я, -  я бы сама пригласила вас на белый танец, но уверена, что вы мне все равно откажете.

-С чего вы взяли? - для мужчины брови у Эймса были непривычно аккуратными и ухоженными, да и  вскидывал он их каким-то типично женским образом.

-Просто я  не думаю, что вы согласитесь быть вторым,  Эймс, -  подпустила я очередного леща, -  лучше будьте первым, кто  объяснит мне  правила Большой Игры.

 -С преогромным удовольствием, Ида, - начал  было очарованный моими льстивыми речами Эймс (учредитель «Нэш Индастриз», надо же.  А я ведь по ходу дела олигарха подцепила – пускай с клыками,  зато, наверняка, на «Майбахе»), но вынужден был прерваться, так как в окружающей обстановке внезапно произошли значительные изменения.  Меланхоличная публика вдруг оживилась, отовсюду послышались восторженные возгласы,  танцующие пары расступились, и я смогла в подробностях рассмотреть уездного предводителя дворянства (простите милосердно, вампирства) сира Оскара Монти.

Из всех собравшихся в эту ночь в « Данаге», Оскар, пожалуй, обладал наиболее колоритной наружностью. Такую фантасмагорическую внешность  возможно наблюдать лишь на фрик-шоу, да в  рейтинговой телепрограмме «Очевидное-невероятное». Я, конечно, составила о нем  кое-какое представление по аватарке, но вживую Оскар Монти произвел на меня ошеломляющее впечатление.  Он был  довольно высокого роста, но в отличие от Эрика, казался не просто долговязым, а по-королевски статным, в  его царственной осанке присутствовала  неповторимая величавость, а неспешная поступь  была уверенной и твердой. Причудливое одеяние в средневековом стиле на любом другом смотрелось бы  комично и нелепо, но  Оскару  белоснежная кружевная манишка и черный атласный камзол  до колена подходили столь же органично, как ночному небу звезды.   Длинные волосы цвета воронового крыла на этот раз завивались крупными кудрями, а красные  линзы в огромных,  глубоко посаженных глазах  не только не портили общей картины, но и  значительно усиливали производимый эффект.  Красиво очерченные губы Оскара  периодически   приоткрывались в сдержанной улыбке, и тогда к его тщательно продуманному образу присовокуплялись заметно выступающие клыки.

А еще у  князя столичных вампиров имелась своя княгиня, и стоило мне ее увидеть, как сам Оскар Монти моментально потерял для меня  всяческий интерес.  Для  зомби с годичным сроком эксплуатации Агата Вельштейн выглядела чересчур свежо.  Роскошное красное платье с приколотой на груди черной розой, уложенные в сложную прическу волосы, пухлые коралловые губы и   поблескивающие в глазах бесовские искорки – для безвременно почившей  профессорской жены Агата была непостижимо хороша собой и   походила на  усопшую не больше, чем  осел на трактор.  Следовательно,  либо Оскара сопровождала вовсе не Агата, либо насильственная смерть  оказалась  ей удивительно к лицу, во что после увиденной мной фотохроники с  места преступления верилось, мягко говоря, с трудом. Впрочем, имелась в облике  сей благородной дамы одна настораживающая деталь: гибкую шею лже-Агаты украшала широкая бархатная полоска, на которой мелодично позвякивал  древнеегипетский амулет, известный просвещенному миру как «анк». Черный бархат плотно закрывал шею, и под ним вполне скрываться уродливый шрам,  не прибавивший бы в дело ясности  даже в том случае, если бы мне удалось его разглядеть.  Коли все, кому в свое время перерезали сонную артерию, начнут вести активную клубную жизнь, впору объявлять конец света.

Возможность  изучить  Оскара Монти и его спутницу, что называется, через ближний прицел, мне выдалась совершенно неожиданно. Благополучно позабытый мною Эймс, по всей вероятности, решил прихвастнуть новой подружкой, и, не спрашивая моего согласия, настойчиво потащил меня знакомиться. Шанс мне представился уникальный,  я и могла только гордиться, что захомутала такую незаменимую находку для шпиона, будь он хоть трижды могущественным вампиром.

Судя по тому, что явление Эймса перед его далеко не светлые очи вызвало  у Оскара исключительно положительную реакцию, мой кавалер пользовался в данном социуме определенным авторитетом.  Мне же оставалось  лишь и дальше искусно  изображать из себя рыбу-прилипалу и исподтишка поглядывать по сторонам.

-Рад тебя видеть, Эймс, -  в низком голосе Оскара звучали какие-то загробные нотки, он  говорил медленно и ровно,  практически без смены интонаций – эдакое вселенское безразличие высшего существа к такому чисто человеческому признаку, как наличие эмоционального фона, -  я знал, что сможет заставить тебя нарушить свое вечное уединение и посетить «Данаг».  Последние приготовления к Большой Игре почти закончены,  в игровом зале уже идет прием ставок на стандартные  выигрыши. Хотя…, - когда взгляд Оскара остановился на мне, у меня мгновенно возникла мысль об инфракрасном излучении, но вроде бы пока все обошлось без ожога сетчатки, -  твое ожидание скрашивает эта прекрасная леди!

Эймс  бесстрастно выдержал сканирующие лучи Оскаровских глаз и    преисполненным чувства собственного достоинства тоном пояснил:

-Стандартный выигрыш – это слишком мелко для меня, сир Монти! А эту действительно прекрасную леди зовут райским именем Ида, и она  сильнейший пси-вамп в столице!

Прекрасная леди с «райским» именем была прежде всего  профессионалом, и только этот факт спас ее от прилюдной демонстрации безнадежно отвисшей челюсти. С тем, что  на меня повесили ярлык энергетического вампира, я уже давно смирилась, и в соответствии с наказом Эрика вовсю пользовалась всеобщим заблуждением, но  вот причисление себя к сильным мира сего восприняла без особого воодушевления.  Любые полномочия предполагают ответственность, а  я даже предметом разговора толком не владею.

-Бесконечно  счастлива нашей встрече, сир Монти, -  я скромно опустила глаза якобы от смущения,  но на самом деле под таким углом мне было гораздо удобней проводить сравнительный анализ татуировки на плече лже-Агаты.  По-моему, на портрете в квартире Вельштейна я видела точно такой же витиеватый орнамент.

-Наповал сражен вашей красотой, Ида, - с вышколенной светской учтивостью отозвался Оскар, -  у тебя безупречный вкус, Эймс.  К сожалению, я не могу уделить вам чуть больше времени, я должен проконтролировать  некоторые организационные моменты перед началом Большой Игры. Вальда, дорогая,  прошу тебя проверь готовность стандартных выигрышей!

Значит, Вальда! Ничего не понимаю!  Окрутила профессора ради доступа к информации об артефактах, организовала ограбление, инсценировала собственное убийство,  отдохнула пару дней в столичном морге, а потому замаскировала шею бархатной лентой и пустилась во все тяжкие? Линкс, а ты давно  на профилактический осмотр к  психиатру ходила?

-Неофитка! – вслед   незамедлительно отправившейся исполнять поручение Оскара  Вальде  процедил Эймс, -  если бы ее обратил кто-то другой, она смогла бы войти в клуб бессмертных только через полсотни лет, но, говорят, она появилась в «Данаге»  через месяц после обращения и сразу начала вести себя, как принцесса.  На мой взгляд, сир Монти ей  чрезмерно потакает. Вот увидите, Ида, в партиях Большой Игры у Вальды всегда будет  по четыре туза в рукаве.

-Разрешите задать  вам один вопрос, - бледная ладонь Эймса была такой ледяной, словно  ее обладатель только что вылез из криокамеры, но я нашла в себя силы  ненадолго задержать  холодные пальцы в своей руке, - а что  у Вальды на шее?

Убедившись в моей благосклонности, Эймс окончательно осмелел, и сладострастно прижался губами к моему виску. Уж этот бы однозначно показал мне в постели чудеса изобретательности…если бы я  бесславно не скончалась от переохлаждения, не  успев полностью разоблачиться.

-Это анк – символ бессмертия, - одними губами поведал мне на ухо Эймс, -  Вальда умерла еще до обращения, но  сир Монти вернул ей жизнь при помощи анка. Об этом все знают  и все молчат, но я вам скажу, Ида, - я не видела лица уткнувшегося мне в волосы Эймса, но  с неимоверной отчетливостью представляла, как обнажаются в брезгливой усмешке его острые клыки, и, несмотря на свое привилегированное положение, чувствовала себя при этом несколько неуютно, -  даже кровь сира Монти не смогла сделать из Вальды настоящего вампира. Все ее бессмертие – фальшивка, которая держится лишь на  магических свойствах анка. Без амулета она не видит в темноте, не может летать, и  так же уязвима, как любой человек.

 

ГЛАВА XXXII

Как правильно отреагировать на поступившую информацию я,  честно сказать, не знала, а потому не стала вообще никак реагировать.  Доверительно изложенные мне Эймсом  биографические факты требовали тщательного осмысления, потому как навскидку казались  не больше, чем бредом свихнувшегося на почве мистики ролевика, и, единственное, что я могла сделать на данном этапе поисково-разведывательной операции – это  заставить свой мозг работать в режиме губки и  до последней капли  впитывать откровения своего  странного поклонника.  

Как выяснилось, спонтанный  выбор тактики поведения,  оказался удачным: мое затянувшееся молчание Эймс принял за признак  бесконечного изумления, и,  ощущая себя в моих глазах  величайшим рассказчиком современности, раздулся от гордости, будто  шейный «капюшон» королевской кобры.  К моему огромному облегчению, он, наконец, от меня отлепился и  приглашающим жестом указал куда-то вглубь зала.

-Пойдемте, посмотрим стандартный розыгрыш, - предложил Эймс, - весьма скучное зрелище, но в качестве прелюдии  вполне сгодится. Пожалуйста, вашу руку, Ида!

Этот индюк с клыками мог сколько угодно соблазнять меня прелестями азартных игр,  но больше всего на свете мне хотелось отсюда поскорей смотаться.  Надеюсь,  у Данте все идет по плану,  и у нас получится незаметно исчезнуть в разгар Большой Игры. Еще бы от Эймса под шумок избавиться, а то я уже второй раз за вечер слышу от него слово «прелюдия», и в меру своей испорченности начинаю подозревать  здесь некий скрытый подтекст.

По сравнению с  главным залом  отведенное для игры помещение отличалось гораздо меньшими размерами и компактностью расположения мебели.  Игровой зал был визуально разделен на  два одинаковых сектора – одна половина предназначалась для любителей рулетки, а другую занимали два овальных карточных стола, обитых зеленым сукном.   Освещение обеспечивалось  для каждого игрового  места в отдельности, благодаря чему посередине  возникло своеобразное «слепое пятно», которого не достигали неровные отблески дрожащего пламени многочисленных свечей.  Для меня подобная степень темноты характеризовалась  емким выражением «хоть глаза выколи», однако, Эймс и прочие посетители «Данага» чувствовали себя в своей родной стихии. Во всяком случае,  на стены никто не натыкался и на ноги соседу не наступал, и это при том, что мне приходилось крепко держаться за своего спутника дабы не  сбить по неосторожности какого-нибудь  вампирского иерарха и избежать  последующей эскалации конфликта. К счастью, Эймс  с присущей ему самоуверенностью принял желаемое за действительное, и в ответ на мои кинестетические поползновения,  с готовностью обнял меня за плечи.

Игра в рулетку уже началась. «Чертово колесо» собрало вокруг себя несколько  разнополых игроков, возбужденно  обсуждающих с облаченным в солидный фрак крупье  номиналы  цветных фишек.  Обмен денег на жетоны шел прямо на месте, и, судя по внушительной стопке скопившихся у дилера наличных, финансово стесненные личности  к игре не допускались. Особенно усердствовала немолодая дама   в вульгарном  леопардовом платье и  чулках «а-ля рыболовная сеть».  Мадам скупила чуть ли не половину всех имеющихся в наличии фишек и, по всей, видимости была преисполнена решимости  скопом поставить их на свое счастливое число.  Широкоплечий мужчина с острой клиновидной бородкой в стиле испанских конкистадоров своего азарта столь явно не проявлял, но смотрел на игровое поле рулетки с таким нетерпеливым ожиданием, что его заинтересованность в исходе игры не оставляла сомнений.  Худощавый паренек с вьющимися мелким бесом волосами и носатый джентльмен с  золотой серьгой в ухе  с двух сторон нашептывали что-то полноватой девушке в черном платье свободного кроя,   зачарованно внимающей поступающим  от знатоков советам. После долгих колебаний, девушка все-таки  распределила небольшую стопку фишек  на три далеких друг от друга номера,  вероятно, посчитав диверсификацию наиболее выигрышной стратегией.  Остальные претенденты на благосклонность Фортуны  в общей массе ничем не выделялись и как нельзя подходили под  непонятный  применительно к  игре термин « стандартный».

Эймс небрежно бросил крупье  пару стодолларовых купюр, безучастно сгреб свои фишки, но распоряжаться ими почему-то не спешил. Рулетка сделала первый виток, «леопардовая дама» взвизгнула и всем телом нависла над колесом,   а девушка в черном платье  закрыла глаза руками. Сильный пол наблюдал за вращением колеса с олимпийским спокойствием, лишь мужчина с эспаньолкой нервно постукивал  об пол острым носком ботинка.  Рулетка совершила второй виток и пошла на третий.

-Господа, - начал крупье, - ставки… Двести на дабл зеро!? Двести на дабл зеро! Ставки сделаны, ставок больше нет!

-Разве можно ставить на дабл зеро? -  шепотом спросила я  у невозмутимо улыбающегося Эймса, с разбегу запрыгнувшего на подножку отъезжающего  с перрона поезда, - это же выигрыш казино?

-В «Данаге» другие правила, Ида, - так же тихо пояснил Эймс, - если выпадет дабл зеро, то я получаю весь призовой фонд,  а если  я проигрываю, то  лично выплачиваю все ранее сделанные ставки в доход клуба.

Я мельком оглядела расставленные  в квадратиках игрового поля  стопки фишек, и искренне подивилась самоубийственно рискованному ходу Эймса.  Наверное, он богат, как Али-Баба, раз деньги представляют для него столь ничтожную ценность.  Призрачная вероятность  выпадения дабл зеро против  бешеных тысяч в американской валюте на кону. Что ж, безумству храбрых поем мы песню!

Волнение сгрудившихся около рулетки игроков с каждым новым витком становилось все ощутимее.  Вульгарная бабенка смешно подпрыгивала на месте, козлобородый мужичок часто барабанил пальцами по зеленому сукну,  носатый и кудрявый  вместе держали за руки свою  эмоциональную спутницу, и даже я, проникнувшись атмосферой  захлестнувшего темный зал азарта, неотрывно следила за перемещениями шарика. Один лишь Эймс продолжал снисходительно улыбаться, в его серо-голубых глазах отражался безоблачный штиль замершего в преддверии страшной бури океана.

-Нет! Нет, Эймс Декстер, это нечестно, это низко и подло! - пронзительно верещала мадам с леопардовыми принтами, наступая на внешне безучастного Эймса с перекошенным от обиды и разочарования лицом, -  крупье, я требую отменить результат!  Он нарушил правила, он  вступил в игру, когда все ставки  были приняты! Отмените результат, вы меня слышите!

-Это несправедливо! -  поддержал  потасканную прелестницу обладатель эспаньолки, - госпожа Марта права,  мы договорились играть без зеро!

-Ты испортил всю игру, Эймс, - кудрявый юноша неплохо держал себя в  руках, но раздражение крупным планом проступало сквозь криво сидящую маску безразличия, - зачем тебе сразу шесть жертв? Что ты будешь с ними делать?

-Отмените результат – и точка! – джентльмен с серьгой выпустил руку полной девушки, расстроенно наблюдающей за развернувшими словесными баталиями, и изобразил некое подобие примирительного жеста, -  признайте ставку Декстера недействительной, и мы начнем заново.  Не будем терять времени, иначе мы не успеем до утра!

-Прошу прощения, господа, но у меня нет оснований для отмены результата, -дилер в театральном фраке и сам выглядел несколько  обескураженным. Похоже, если такие ситуации на его практике и происходили,  то предыдущий раз датировался как минимум прошлым веком, - ставка господина Декстера была принята на третьем витке в точном соответствии с правилами игры. Желаете получить свой выигрыш  полностью?

-Я буду жаловаться сиру Монти! Это мошенничество и жульничество, - зашипела поименованная Мартой дамочка. Клыки у нее были покрыты неприятным желтоватым налетом, словно она по идейным соображениям отродясь  их не чистила, - Вальда, дорогая,  я требую, реши проблему!

Я резко обернулась, и обнаружила лже-Агату в аккурат у себя за спиной.  Вероятно,  она давно явилась на звуки разгорающейся свары, но свое присутствие благоразумно не афишировала, справедливо опасаясь ни за что ни про что попасть под раздачу.

-Тише, Марта, я все улажу, - Вальда сохраняла завидное самообладание, но я физически чувствовала, как от нее исходят флюиды растерянности. На Эймса она бросала такие испепеляющие взгляды, что на его месте я бы срочно исследовала игровой зал на предмет наличия  огнетушителей, -   ты же не собирался участвовать в стандартном розыгрыше, Эймс?

-В последний момент я изменил мнение, - мой кавалер   и не думал оправдываться перед  незаслуженно возвысившейся неофиткой. Эймс привлек меня к себе и торжествующе добавил, - я проверял,  как работает мой талисман, и, признаюсь,   я восхищен! Это игра, Вальда, мне повезло, кому-то нет… А тебе, Марта, пора научиться достойно проигрывать.

-Это ты  все еще  не научился играть честно, Эймс Декстер, - с ненавистью отрезала Марта, - Вальда, не поддавайся на его провокации, его  вообще пора лишить клубной карты…

-Тише, Марта, - задумчиво повторила Вальда и вдруг впилась в Эймса немигающим взглядом своих бездонных глаз, - чего ты добиваешься? Я же знаю, что ты пришел только ради Большой игры, так зачем  тогда ты вмешиваешься в стандартный розыгрыш?

-Это запрещено? – с обворожительной улыбкой уточнил Эймс. Его ледяные пальцы  нежно поглаживали  мою  обнаженную спину,  и я вынуждена была превозмогать отвращение и мужественно терпеть этот нескончаемый кошмар, да еще и изо всех сил делать вид, будто получаю  от чересчур смелых прикосновений запредельное удовольствие.

-Нет, но…, -Вальда на секунду замялась, но быстро переборола замешательство и ответственно заключила, - есть нормы, Эймс, есть Вампирский Кодекс, в конце концов!

-Вампирский кодекс! – Марта ухватилась за слова Вальды, словно утопающий за соломинку. При ближайшем рассмотрении белки ее глаз оказались такого же нездорового желтого цвета, что и зубы, - Эймс, ты же не посмеешь нарушить Кодекс?!

-Как можно? – наигранно испугался Эймс,  - за кого вы меня принимаете? Неужели я похож на невежественного новообращенного, которому еще  только предстоит постичь законы детей ночи?  Крупье,  приведите одну жертву!  

Пятой точкой чувствующий неладное дилер вопросительно покосился на Вальду. Напряженно следящие за противостоянием  Эймса и Марты  игроки разом притихли в предвкушении развязки.

-Приведи, - после коротких раздумий  Вальда пошла на крошечную уступку, вызванную тем, что она, как и, впрочем, все остальные, до сих пор не поняла, что  за хитроумную партию,  как по нотам, разыгрывал мой спутник, - кого ты хочешь первым?

Рука Эймса привольно гуляла по моим  покрывшимся мурашками лопаткам, что совершенно  не мешало ему самозабвенно вести переговоры. Складывалось впечатление, что для своего ухажера я стала не только талисманом, но еще и источником вдохновения. Гордись, Линкс, сегодня ты полноценная вампирская муза!

-Для начала меня устроит тридцать –красное. Я жду свой выигрыш, Вальда!

От возмущения Марта подскочила так высоко,  что собравшаяся публика получила возможность в подробностях лицезреть  впившуюся в ногу резинку ее сетчатых чулок. Эймса сей пейзаж  однозначно не возбуждал, он гадливо повел плечами и вновь уставился на Вальду.

-Я жду.

-Это моя жертва! Моя! – отчаянные попытки Марты расцарапать самодовольную физиономию Эймса вдвоем пресекали  кудрявый юноша и козлобородый «конкистадор», но мадам не переставала изрыгать потоки брани и с бешеным напором рваться в бой, - это я поставила на тридцать красное! Вальда! Сделай что-нибудь! Где сир Монти, пусть он придет сюда!

-Сир Монти занят приготовлениями к Большой Игре, - стрессоустойчивость Вальды внушала мне уважение,   но вот надолго ли ее хватит, я не могла даже предположить, - это тридцать  красное?

Эрик не ошибся -они играли на людей.  Теперь я знала, что подразумевалось под словосочетанием «стандартный выигрыш», и от этого знания в моей душе прочно поселился липкий, обволакивающий прерывисто бьющееся сердце ужас. В рулетку  посетители закрытого клуба «Данаг» разыгрывали обслуживающий персонал заведения –официантов и официанток в черно-белой униформе, предварительно не то погрузив их в транс при помощи гипноза, не то накачав сильнодействующим наркотиком. Еще недавно молодой  румяный парень с задорным чубчиком на макушке услужливо  разносил  наполненные нереально дорогим шампанским фужеры,  но для всех этих нелюдей  он  изначально был  не больше, чем «тридцать красное» -  стопка фишек в квадрате игрового поля.

Крупье бережно придерживал за плечи нетвердо шагающую по залу жертву. Взгляд официанта, пустой и отсутствующий, устремлялся куда-то в неведомую даль.  Обреченный  на жуткую участь парень не замечал мертвенной  бледности жестоких лиц с похотливым оскалом клыков, не видел  определившую его судьбу рулетку и не слышал ту скупую формулировку, за которой скрывались его молодое, сильное тело и стремительно несущаяся по венам кровь.  Жаль, что на этом гуманизм заканчивался, и его место занимала неуправляемая жажда поскорее устроить кровавое пиршество.

-Я отдам его тебе, Марта, -   я  сама не понимала, что помогло мне собрать волю в кулак   и спокойно выдержать улыбку Эймса. Страх грозил парализовать меня изнутри, а этого я никак не могла допустить. Мне  ведь еще отсюда как-то  выбираться надо. И чем быстрее, тем лучше, - я  согласен отдать все шесть жертв, если вы откажетесь от участия в Большой Игре. Надеюсь, в этом не усматривается нарушения Вампирского Кодекса?

 

ГЛАВА XXXIII

Мои  скудные познания в юриспруденции, тем не менее, давали мне право предположить, что  столь древний свод законов, как вышеупомянутый Вампирский Кодекс, вполне способен иметь превеликое множество разнообразных толкований,  зависящих   преимущественно от личности толкователя.  Если уж даже для Конституционного суда в нашей стране периодически находится работа, то что говорить о каком-то покрытом пылью веков Уложении для упырей?  Одним словом,  может быть, среди присутствующих и нашлись подкованные  в нюансах вампирской законодательной базы лица, но желающих инициировать по спорному вопросу продолжительный диспут в игровом зале не обнаружилось. Эймс явно знал, на какие болевые точки следует надавить, дабы поставить своих оппонентов  в заведомо невыгодное положение, и умело пользовался своим  интеллектуальным преимуществом.

-Я не падаю так низко, чтобы гнаться за стандартным выигрышем, Вальда, - серо-голубое небо в глазах Эймса медленно затягивали  налитые свинцом тучи, мой спутник выглядел серьезным и сосредоточенным,  его красивое, породистое лицо выражало высшую степень концентрации, словно он вдоволь наигрался в детсадовские игрушки и готов был к штурму финального рубежа, - прикажи аннулировать результаты, и пусть крупье снова запустит рулетку.  Впрочем, - Эймс вдруг  грубо  подтолкнул неестественно апатичного официанта в сторону приплясывающей от нетерпения Марты, -  я дарю его тебе! Ты так смотрела на него весь вечер, что мне стало тебя жаль. Даже я иногда бываю сентиментальным!

Жадные пальцы Марты с длинными острыми ногтями инстинктивно вцепились в белую сорочку жертвы, разрывая накрахмаленную ткань.  Униженная и посрамленная, она все равно была не в состоянии отказаться от  брошенного с «барского плеча» подарка,  ее  широкие ноздри страстно раздувались от желания,  ярко накрашенные губы подрагивали от возбуждения,  а бледно-рыжие, будто покрытые слоем ржавчины, волосы взмокли от выступившего  на лбу пота. Я понимала, что сейчас произойдет, но все  во мне одеревенело от пронизывающего холода скользящей по моей талии руки Эймса.

Получившие второй шанс игроки плотно окружили  внезапно приникшую к шее официанта Марту, и  самого  укуса я не увидела. До последней секунды  я продолжала верить в то, что на моих глазах разворачивается драматическая сцена из заранее отрепетированного спектакля, и эта дикая оргия не зайдет дальше символического ритуала, но когда до меня донесся ликующий вопль Марты и звук оседающего на пол тела,  я разом послала все свои сомнения и предрассудки к чертовой матери. Это был протяжный стон  бьющейся в судорогах оргазма женщины, удовлетворенной, счастливой, насытившейся, и стекающая по ее тяжелому квадратному подбородку  тоненькая струйка свежей крови недвусмысленно указывала на источник этого поистине нечеловеческого наслаждения.

Пошатываясь на каблуках, Марта  сделала несколько неуверенных шагов  и расслабленно облокотилась на зеленый игровой стол.  Она была пьяна и одурманена,  и как всякая пьяная женщина, невероятно отвратительна. Кровь ударила ей в голову и заставила потерять самоконтроль, Марта хрипло дышала и кончиком языка слизывала  с губ самые сладкие капли, а по ее лицу разливалось блаженное послевкусие.

-Давайте играть! –   громко воскликнул господин с эспаньолкой, - крупье, примите ставки!

-Да, начнем скорей игру, чего мы ждем? – глаза носатого джентльмена  сверкали намного ярче золотой серьги в ухе, - Вальда, объявляй игру!

- Никаких зеро и дабл зеро! – строго предупредил кудрявый юноша, - играем честно!

-И никаких дополнительных ставок на третьем витке! –от флегматичности полноватой девушки в черном платье не осталось и следа – ее пухлые пальцы сгребали фишки в  лихорадочной поспешности,  - Вальда, запрети это делать!

Вальда устало потерла виски, смерила недовольным взглядом распростертое прямо у рулетки тело официанта с двумя красными точками на шее, и официальным тоном  обратилась к крупье:

-Сегодня ставки принимаются только до запуска колеса,  зеро и дабл зеро остаются пустыми. Начинайте игру!

 Эймс проводил  скрывшуюся во тьме Вальду ехидной ухмылкой и, наконец, соизволил переключить внимание на мою  скромную персону. К тому времени  я немного собралась с духом,  но унять бешеный стук выпрыгивающего из груди сердца мне никак не удавалось.  Я старалась не смотреть в сторону рулетки,  но чудовищная картина все равно стояла у меня перед глазами, а радостные крики, раздающиеся из-за игрового стола,  говорили о скором появлении нового счастливчика. И очередной жертвы.

-Я догадываюсь, о чем вы думаете, Ида, - Эймс успокаивающе провел по моим волосам тыльной стороной ладони, - это было неэстетично, но чего вы хотели от Марты? В ее случае старость и мудрость не идут рука об руку. Гетера, куртизанка, фаворитка, проститутка – прошли века, сменились названия, а суть осталась прежней.  В постели этой женщины побывали римские императоры и британские монархи, но  привить ей хорошие манеры, увы, было некому.  Хотя…, - Эймс мельком взглянул на склонившихся  над рулеткой игроков, - они все взбудоражены до предела, и еле сдерживают себя, так что, если вы не готовы увидеть это еще раз, нам лучше уйти.  Смотрите, у меня, кажется, определились соперники в Большой Игре!

Окруженный горящими свечами карточный стол показался мне языческим алтарем, а расположившиеся за ним соперники–  кровавой сектой чернокнижников.  Теперь я уже не знала, что меня ждет – мой первоначальный план  незаметно исчезнуть потерпел сокрушительное фиаско, причем в эту ловушку я загнала себя сама.  Проклятый Эймс прилип ко мне намертво. Я понятия не имела, на чем основывались его дурацкие суеверия, но он пребывал в безоговорочной уверенности относительно тесной взаимосвязи между моим присутствием рядом и вероятностью поймать за хвост неуловимую Фортуну. Мне было страшно, холодно и мерзко,  а откуда-то изнутри поднималась гнетущая тревога. Я беспокоилась не столько за себя, сколько за Эрика.  В сущности, лично мне пока ничего не угрожало – пересижу с горем пополам Большую Игру, и покину клуб в компании Эймса. А вот где Данте? Что, если он попался на глаза кому-нибудь из вампиров,  и пара похотливых самок прямо сейчас разыгрывают его в рулетку?

Планировка игрового зала в «Данаге»  была задумана таким хитрым образом, чтобы сидящие за разными столами игроки не попадали в поле зрения друг друга, и потому  обстановка в «рулеточном секторе»  оставалась для меня неизвестной. Вокруг стояла непроглядная темнота, повсюду мерещился  неистребимый запах крови,  а на душе отчаянно скреблись с десяток озверевших кошек. В общем, не знаю, какой из меня талисман, я бы на месте Эймса на мою удачливость не полагалась!

-Всего четверо! – Оскар Монти словно материализовался из воздуха и  сходу  пересчитал оккупировавших карточный стол игроков цепким взглядом фосфоресцирующих красных глаз, - странный способ избавляться от конкурентов,  Эймс, тебе не кажется?

-Главное, действенный, сир, - натянуто улыбнулся мой спутник.  Собранный и напряженный, с прямой, как палка, спиной, Эймс  больше не нуждался в прелюдиях. Он  неутолимо жаждал  большего и был твердо намерен добиться желаемого.

-Господа! – торжественно произнес Оскар, взявший на себя роль дилера и тем самым подчеркнувший высокий статус предстоящей схватки, - мы начинаем Большую Игру! Я прошу вас соблюдать правила и сохранять взаимную вежливость.  Хочу напомнить вам,  что победителя ждет уникальный приз – жертва с четвертой отрицательной группой крови!  Итак, приступим. Возьмите ваши карты, господа!

Играть в покер я не умела и никогда не пыталась научиться,  однако, свидетелем  карточных баталий была неоднократно и потому имела некоторое представление о  принципах  игры.  Первый этап назывался пре-флоп,  на нем игроки получали по две карты и принимали решение касательно дальнейших действий. Со своей позиции я прекрасно видела, что за комбинации достались каждому из игроков, но  в силу нехватки специальных знаний, полезной информации мне от этого совершенно не прибавлялось, и в итоге я предпочла наблюдать не за картами, а за соперниками.

Помимо Эймса на главный приз в Большой игре претендовала весьма колоритная троица. Лысый усач с зажатым на переносице пенсне,  смуглый юноша восточной внешности и седой, как лунь, господин с неожиданно молодым лицом, безостановочно пялившийся на мое декольте.  На втором этапе усатый заметно занервничал, я ожидала, что он пропустит ход, но он, наоборот удвоил ставку.  Седовласый господин  и смуглый парень ответили соответственно, а вот Эймс  с каменным лицом сделал чек.

-Тёрн, - объявил Оскар и выложил на стол четвертую карту.

Эймс дышал ритмично и глубоко. Я не видела его глаз,  но физически ощущала его уравновешенное спокойствие.  Зато мне сразу стало ясно, что на флопе погорячился усач, который  теперь на тёрне вынужден был отказаться от ставки.

-Рейз, –  равнодушно сообщил Эймс.  Уверена, что поднимал ставку и пропускал он ход он с абсолютно одинаковым выражением лица, вернее, с полнейшим отсутствием выражения, как такового. С деньгами Эймс расставался  с поразительной легкостью,  швыряя купюры в пот, словно фантики.

-Колл! – азартно выкрикнул восточный юноша. На фоне смуглой кожи его клыки казались ослепительно белоснежными, будто их обладатель зарабатывал себе на жизнь съемками в рекламе зубной пасты.

-Фолд, - обреченно сбросил карты «Лунь» и посмотрел на меня  обиженно-потухшим взглядом.  Ну вот, одним претендентом меньше. Скорее бы уже это все закончилось!

Оскар Монти настороженно блеснул красными глазами и  молча сдал последнюю открытую карту.

-Ривер, господа, - выдержав секундную паузу, сказал он.

Спины лысого усача и смуглого парня одновременно согнулись в дугу – игроки пристально вглядывались в свои пять карт в поисках ответа на ключевой вопрос: насколько выигрышна имеющаяся у них на руках комбинация по сравнению с  раскладом соперников.  Мой спутник даже не пошевелился.

-Слышите, по-моему, Вальда выигрывает Большую Игру! –  в голосе Эймса все так же не было эмоций,  он повернул светловолосую голову в сторону противоположной части зала и внимательно прислушался к шумному гомону вошедших в раж вампиров. Я вслед за всеми  завертела головой, но натолкнулась на непроницаемую стену темноты, - мне говорили, дам ждет  царский выигрыш!

-Мы не закончили, Эймс, -жестко отрезал Оскар, - что ты предпримешь?

Эймс задумчиво ослабил тугую петлю галстука и обезоруживающе улыбнулся в ответ.

-Чек.

-Рейз, -взвинчено откликнулся усатый, - пятьсот.

-Колл, - решительно принял вызов белозубый юноша.

-Ставки приняты, покажите ваши карты, господа! Шариф?

Смуглый парень больше не считал нужным прятать  волнение за показным безразличием,  или, скорее, всего у него больше не осталось на это нервов.

-Каре, - одобрительно кивнул Оскар, - неплохо, Шариф! Роберт, что у тебя?

Усач схватился обеими руками за влажно поблескивающую лысину и   с горечью выдал:

-Трипс.

-Жаль, -коротко посочувствовал Оскар, - Эймс? Чего ты тянешь? Показывай карты!

-Смакую победу, сир Монти, -Эймс первый раз за всю игру  позволил себе откинуться на спинку стула, - стрит-флэш. Подойдите ближе господа и убедитесь! Сегодня за мной чуть было не закрепилась репутация шулера,  но я всегда играю честно.

Разочарованные поражением игроки один за другим поднялись со своих мест, а Эймс продолжал сидеть, демонстративно закинув ногу на ногу.  Я через плечо заглянула в его карты. 9♠ 8♠ 7♠ 6♠ 5♠ - победа была чистой, как помыслы праведника.

Не оборачиваясь, Эймс на лету поймал мою руку и  поднес ее к губам.

-Ида, мой волшебный талисман! Я хочу разделить выигрыш с вами! Где наша жертва, сир Монти?

-Ждите,- Оскар быстро собрал карты в колоду и спрятал ее в карман своего атласного камзола, - господа, игра есть игра! Наверное, талисман Эймса действительно работает.

-Только Эймс этого совсем не заслужил, - раздраженно фыркнул «Лунь», голос у него  был тоже молодой и как будто ломающийся, что создавало еще больший контраст с густой сединой,- вы выбрали себе не ту пару, Ида!

-Игрок жалеет обычно не о проигрыше, а о крушении надежд на выигрыш,- усмехнулся Эймс в спину   бывшим соперникам,  неохотно покидающим игровой зал, -  вы тоже ничего не заметили, Ида?

-Вы о чем? – не сразу сообразила я.

-Между нами –  я подменил две карты на Ривере, пока один таращился на вас, а четверо других, включая сира Монти, отвлеклись на мои слова о Вальде. Сожмите мое запястье, Ида, давайте же!

Исключительно ради спортивного интереса  я выполнила просьбу Эймса и отчетливо почувствовала под  костюмом два картонных прямоугольника.  Это был мухлёж высочайшего класса,  а я, похоже, стала его невольной соучастницей. Знать бы, что на эту тему гласит Вампирский Кодекс!

-Твоя жертва, Эймс! – Оскар Монти появился именно тогда, когда я уже собралась высказать свое мнение по вопросы недопустимости нарушения правил fair-play пусть даже в  тех жестоких играх, где ставками выступают живые люди, - четвертая отрицательная, как и было обещано!

ГЛАВА XXXIV

Я больше не питала иллюзий по поводу нереальности происходящего. Оплавлялись догорающие свечи, и неминуемо близилось утро, но перед тем, как вновь отправится в свои не знающие солнечного света убежища,  ненасытные дети ночи успеют до дна испить полный кубок алого эликсира жизни.  К рассвету здесь останутся лишь бездыханные тела  со следами укусов на шеях, однако, азартная клиентура «Данага» спустила за сегодняшний вечер столько денег, что их с лихвой хватит на  тщательное сокрытие улик, а  внешне нежилое здание бывшей гостиницы «Версаль» будет и дальше служить оплотом вседозволенности и безнаказанности.

Рука Оскара Монти описала широкий полукруг над карточным столом, и свечи погасли. В кромешном мраке игрового зала я не различала даже своих онемевших от ужаса пальцев – абсолютная темнота открыла свою гигантскую пасть и разом поглотила все вокруг.  Мне вдруг показалось, что пол подо мной разверзся, и я провалилась прямиком в преисподнюю, чуждую,  враждебную действительность, среди которой мне отныне предстоит выживать.  Вот только я вовсе не ощущала своей принадлежности к касте бессмертных, и потому особенно остро чувствовала свою беззащитную уязвимость.  

-Она  прекрасна! -  с восхищением выдохнул невидимый Эймс. Мое зрение все еще не приспособилось  к окутавшей нас вязкой мгле, но отдельные контуры и очертания  смазанными росчерками проступали на  мольберте бытия.  Движущийся сгусток размытого света неясно маячил впереди, и влекомый его притягательной силой Эймс настойчиво поманил меня за собой. Сама того не желая, я стала неотъемлемой частью его безоговорочного триумфа, но по непонятным для меня причинам  со мной он вел себя на удивление честно.

-Сделаем это вместе, Ида, - губы Эймса были столь же холодными и безжалостными, как и его  навсегда остывшее сердце,  а  проникающие под кожу поцелуи  насквозь леденили душу, -  берите энергию, считайте, это ваша доля!

Ее не ввели в транс и не накачали наркотой – она была полностью в сознании и отлично понимала, где находится и что с ней сейчас сделают. С пышной копной белокурых локонов, в  коротком розовом платьице и по-детски трогательных туфельках-балетках она вызывала умиление и нежность, а закованные в наручники запястья и выполняющая роль кляпа красная повязка с огромным подарочным бантом придавали этому невинному ангелочку извращенно-порочный вид. Мечта педофила, выбирающего себе жертв исключительно по группе крови.  Райка-Райка,  как же тебя занесло в этот вертеп?

До сего момента я и не подозревала в Райкином лице редкую обладательницу четвертой отрицательной, а та, в свою очередь, не могла и представить, что ее заклятая подружка посещает увеселительные заведения для вампиров. Как же тесен должен быть  мир, для того, чтобы наша встреча состоялась при таких обстоятельствах?

Райка узнала меня сразу. Она инстинктивно шагнула мне навстречу, но тут же испуганно попятилась, когда внезапно заметила рядом со мной  торжествующе улыбающегося Эймса с жадно оскаленными клыками. В широко раскрытых глазах Райки за мгновение промелькнул целый калейдоскоп хаотично намешанных мыслей, она вздрогнула всем телом  и устремила на меня умоляющий взгляд, отчаянно взывающий к моей человечности. Ее душили рыдания,   под мокрой от слез повязкой мелко дрожали  трясущиеся губы, часто шмыгал покрасневший носик, а с ресниц стекали черные струйки туши – несчастный, потерянный ребенок, до конца не верящий в то, что взрослые дяди и тети посмеют над ним надругаться.

-Она потрясающа, -страстный шепот Эймса пронизан стремительно переливающимся через края чаши терпения желанием, - в этом вся прелесть Большой Игры – жертва не подвергается психологической обработке, она все видит, слышит и осознает. Адреналин, Ида,  вы чувствуете, его аромат?  Это все равно, что делать операцию без наркоза –пациент  чувствует каждое прикосновение скальпеля, ощущает каждый надрез… Кровь такой жертвы –это нектар, Ида, это амброзия… -Эймс обнимает помертвевшую от ужаса Райку почти с любовью, он гладит ее плечи, ласкает волосы,  целует залитые слезами щеки, медленно развязывает бант на красной повязке,  и  прерывает рвущийся из ее груди  крик жадным поцелуем. Райка  извивается в его объятиях, неловко вскидывает освобожденные от звенящих наручников  руки и внезапно прогибается  назад в сладостной неге. 

-Она готова, – Эймс удерживает обмякшее Райкино тело на весу и  алчно смотрит на ее высоко  запрокинутую шею, -  и она наша, Ида!

Эймс поразительно красив в своей безудержной страсти,  но это всего лишь мрачная эстетика смерти, а я выбираю жизнь.  Серебряная вилка словно сама прыгает мне в руку,  я замираю в неподвижном ожидании, и как только голова Эймса склоняется к Райкиной шее,  я наношу  решающий удар  в основание черепа.   Коварное нападение сзади – удел ночных грабителей и вероломных предателей,  но сегодня я уже имела возможность убедиться, что правила созданы  для того, чтобы их нарушать.

Темнота была моим союзником, но она же меня и подвела.  Я старалась бить наверняка  и  точно знала, где находится заветное сочленение позвонков, от травмы которого любой человек умирает на месте. Но, во-первых, Эймс несмотря на все мои тайные  надежды и чаяния, все-таки не был человеком, а во-вторых, принимая во внимание минимальную степень освещенности игрового зала, я запросто могла и промахнуться.  Он вскрикнул больше от неожиданности, чем от боли, резко отпустил пребывающую в полуобморочном состоянии Райку и  с торчащей между шейными позвонками вилкой начал разворачиваться в мою сторону.

Губы Эймса истончились и посинели, налитые кровью глаза выкатились из орбит,  а лицо приобрело синюшно-фиолетовую окраску внутреннего разложения. Это был настоящий труп – труп, который неуклюже двигался на меня тяжелой походкой,  одновременно пытаясь избавиться от столового серебра в шее,  а я даже  не могла заставить себя пошевелиться.  Ввалившиеся щеки и обнажившиеся десны с выступающими клыками словно гипнотизировали меня, мне казалось, что я  убегаю сломя голову, но  на самом деле я будто приросла ногами к полу.  Под воздействием магнетического излучения, исходящего от умирающего вампира, мое сознание раздвоилось, и я увидела себя сверху –съежившуюся в темном углу фигурку, теряющую рассудок от первобытного страха.  Маленькое и жалкое, это существо не могло быть Идой Линкс, но оно ею было, а нависшее над ним чудовище не собиралось погибать неотмщенным.

-Стой, скотина! – Райка ожила как раз в тот момент, когда Эймсу практически удалось выдернуть отравляющую его кровь вилку.  Как разъяренная тигрица, она взлетела ему на спину и всеми своими десятью нарощенными ногтями впилась   в его плечи.  Райкин визг  разрушил сковавшие меня чары,  я бросилась к столу и с размаху запустила в Эймса увесистым канделябром. Снайпер из меня получился весьма посредственный, и  вампира лишь задело по касательной, но  это позволило выиграть мне несколько секунд и вооружиться следующим подсвечником.

-Эймс, что происходит? - само собой разумеется, что доносящиеся из игрового зала крики мало походили на упоенные стоны вдоволь натешившихся со своей жертвой вампиров,  и в том, сомнительные звуковые эффекты вызвали закономерный интерес со стороны администрации, не было ничего странного. К сожалению, положительных аспектов  для нас с Райкой я  в этом никоим образом не усматривала.

Оскар Монти  собственной персоной и еще какие-то едва различимые в темноте сотоварищи были настолько поражены увиденной картиной, что не сразу вникли в суть происходящего. Зато, когда, наконец, вникли, то  моментально приступили к активным действиям, направленным на наше с Райкой физическое устранение.

Я  с ненавистью  швыранула в вампирского князя подсвечник, а Райка спрыгнула со спины Эймса и на голом инстинкте самосохранения юркнула под карточный стол, однако, дальнейшим событиям нежданно-негаданно воспрепятствовал наступивший вопреки всем прогнозам гораздо раньше предсказанного индейцами Майя времени конец света.  Чем еще объяснить  с грохотом обрушившийся потолок я не знала, и апокалиптическая версия меня вполне устроила.

Не прибило меня по чистой случайности. Должно же мне было хоть раз повезти? Вот, наверное, и повезло.  Выломанные куски бетона, обломки штукатурки, осыпающиеся пласты известки – весь этот строительный мусор носился   в воздухе, падал  на пол и мельчайшими частицами пыли набивался  в легкие. Разбавленная белым осадком темнота наполнилась пронзительными женскими воплями, перемежающимися  грубыми мужскими ругательствами, а надо всей этой какофонией витал непонятный звук,  отчего-то вызывающий у меня одну единственную ассоциацию.  Решившись открыть глаза,  я  почти не сомневалась в том, что сейчас увижу, и я не ошиблась.  Хлопанье алых крыльев сирруша я ни с чем не могла спутать.  

Страж ворот Иштар проник в зал через зияющую дыру в потолке и, несомненно, произвел на посетителей «Данага» эффект разорвавшейся бомбы.  Чешуйчатое тело сирруша словно заняло собой все пространство игрового зала,   его передние лапы с остро заточенными когтями  оставляли на паркете глубокие борозды, сгребали со столов зеленое сукно,  сдирали с окон черные бархатные портьеры. Рогатая голова  поворачивалась на гибкой змеиной шее, высматривая оцепеневших от ужаса вампиров, а раздвоенный язык пробовал на вкус пропитанный  кровью воздух. Мощными задними конечностями сирруш расшвыривал мебель и топтал посуду,   его  хвост в неконтролируемой ярости хлестал по бокам,  в пылающих  глазах этого осколка давно исчезнувшей цивилизации двумя  красными искрами  горели  раскаленные угли.

Вампиров было не слышно, не видно. Выяснять, куда они все разом подевались, или что помогло им обрести коллективную невидимость, я не собиралась, но вот из своего укрытия  пора  бы потихоньку выбираться.  Как бы теперь поделикатнее намекнуть Эрику, что в своем обычном виде он мне намного больше нравится?

-Данте? – несмело пискнула я,  все еще не рискуя полностью высунуться из-за рулетки,- Данте, ты меня понимаешь?

Сирруш настороженно покрутил головой. Многогранное сияние его разноцветной чешуи освещало игровой зал  мягким рассеянным светом, но  в темноте я почему-то чувствовала себя гораздо  безопасней.   Выходить  с шашкой наголо против пробудившегося от  тысячелетнего сна аккадского дракона, на мой взгляд, являлось несколько опрометчивым поступком.  Какой-то настрой у меня  чересчур пессимистический… Между прочим, в предыдущий раз, он меня не только не сожрал с потрохами, но и  самоотверженно вступился за мою честь.

-Данте?  Это я, Линкс, ты меня узнаешь? –я на цыпочках приближалась к грузно переступающему  с лапы на лапу сиррушу. Пол  под ним ощутимо ходил ходуном, и я каждую секунду опасалась провалиться в цокольный этаж.  В спрятанной за спиной руке я сжимала  тяжеленный бронзовый подсвечник,  отлично понимая при этом, что в качестве орудия самообороны против сирруша он годится примерно так же, как воробей для соколиной охоты.

-Данте?!

Глаза сирруша постепенно меняли цвет и форму. Тлели угли и догорал костер,   а на выжженном пепелище расцветали невыразимой красоты цветы с миндалевидным лепестками темно-серого цвета.  Сверкающее тело дракона окуталось дымным маревом,  сирруш вдруг оттолкнулся задними птичьими лапами и плавно взмахнул крыльями.   С каждым новым взмахом он  значительно уменьшался в размерах, а  белесый туман становился все плотнее и гуще. Внутри этого  мечущегося в воздухе облака явно что-то происходило, и, судя по характерному хрусту ломающихся костей, происходящее сопровождалась нестерпимыми болевыми ощущениями. Мне показалось, что трансформация растянулась на часы, но  я была уверена, что объективно она не заняла и минуты.

Эрик выглядел так, будто бы занимался прыжками с вышки в наполненный кровью бассейн. Лопнувшие сосуды обильно  кровоточили, и когда парень открыл глаза,  из носа хлынула новый поток свежей крови. Это было весьма неприятным обстоятельством, учитывая наше  вынужденное нахождение в вампирском логове,  но, как выяснилось,  у вурдалаков  появились другие, гораздо более насущные заботы.

Крылья сирруша имели такой широкий размах, что целиком закрывали собой пробитую в потолке дыру. После трансформации естественный щит исчез, и сквозь потолочные перекрытия в помещение струились робкие лучи брезжащего на востоке рассвете.

-В подвал, быстрее, уже утро! -  выкрикнул  незаметный до этого Оскар Монти, и, вдохновляя собственным примером лезущих со всех щелей, словно тараканы, вампиров,  бросился  бежать.

 

ГЛАВА XXV

В паническом бегстве кровососов было не больше комичного, чем изящества в  навозной куче, но мое откровенное злорадство внезапно переросло в истерические смешки.  Те, кто еще недавно вершил людские судьбы за игровым столом, теперь сами оказались в роли жертв.  Проснувшееся Солнце явно ощущало небывалый прилив утренней бодрости,  и интенсивно разминало   бесчисленные руки –лучики,  игриво протягивая их  к  прячущимся  во тьме вампирам.  

Мы были доступны, безоружны и слишком измучены, чтобы оказать достойное сопротивление, но спасающие свои жизни вампиры  нас словно не замечали. Они, как загнанные звери, спешили  укрыться в норы, и на их бледных лицах отражался неподдельный  ужас перед неизбежным наступлением нового дня.  Нужно отдать должное организаторским способностям Оскара Монти – он грамотно оценил обстановку и вовремя  протрубил команду отступать. Крысиными ходами вампиры скрылись в бывшем колбасном цехе купца Калачева до того, как окончательно осмелевшее солнце  пометило отвоеванную у ночного мрака территорию своими розоватыми отблесками. Среди перевернутых столов и разбитой посуды остались лежать лишь обескровленные тела официантов и придавленный потолочной балкой Эймс.

У него не было  ни малейшего шанса выжить, но он отчаянно цеплялся за жизнь. Еще будучи на земле, Эймс попал в настоящий вампирский ад – солнце мучительно довершало то, что не удалось сделать серебру.  Казалось, его агония длилась целую вечность - яркие лучи резвящегося светила  не просто превращали тело в обугленную головешку, они медленно и постепенно выжигали сознание.  Он уже не мог говорить, но в его глазах я увидела все: боль, ненависть, безысходность. Я никогда не замечала за собой садистских наклонностей,  и наблюдать за предсмертными страданиями Эймса было для меня совершенно невыносимо, но отвести прикованный к жуткому зрелищу взгляд я смогла лишь после того, как от вампира осталась грязно-серая горстка пепла с моей серебряной вилкой посередине.

-Линкс, ты как? – за неимением носового платка Эрик вытирал кровь собственным галстуком, обошедшимся мне, кстати говоря, в довольно кругленькую сумму,- прости, что так долго… Некогда рассказывать, надо найти Феликса.

-Феликса? –  смерть Эймса меня добила. Давление упало до критической отметки, перед глазами мельтешили желтые мушки, а в ушах шумело не хуже, чем в морской раковине. Ныли суставы, першило в горле, стучало в висках –   я израсходовала все свои внутренние резервы и срочно нуждалась в пополнении энергетического запаса.  При чем тут вообще этот Феликс, что б ему?!

Эрик  запрокинул голову назад и шумно втянул носом воздух.  Его покачивало и заносило, как перебравшего гуляку, а  закатанные до локтя рукава пиджака обнажали залитые кровью руки. 

-Вальда выиграла Феликса в Большой Игре, - у Эрика никак не получалось выровнять сбившееся дыхание, и все слова он произносил с астматическим присвистыванием, -  царская кровь династии Романовых! Идем, Линкс, Феликс должен быть где-то здесь. Надеюсь, он еще жив!

Я быстро прокрутила в памяти приблизительное расположение карточных столов, и  молча потащила Эрика  за собой.

Создавалось впечатление, что игровой зал «Данага»  попал в эпицентр разрушительного землетрясения. В обозримой перспективе не обнаружилось ни одного целого предмета мебели –  переломанные пополам столы и стулья вверх ногами валялись на усыпанном деньгами и картами полу,  а в лишенные черной драпировки окна  удивленно взирали на учиненную   повсюду разруху  озорные лучи утреннего солнца.  Я сразу узнала того самого официанта с чубчиком на макушке –  стандартный выигрыш  «тридцать красное» лежал ничком, широко раскинув руки,  и в его открытых глазах навсегда застыло обиженное выражение обманутого ребенка, над которым жестоко подшутили недалекие сверстники.

Феликса Романова мы  так и не нашли.  Основной костяк сегодняшних жертв составляли молодые парни и девушки в черно-белой униформе  - они разительно отличались друг от друга телосложением,  длиной волос и цветом глаз, но всех их объединяло одно: две  чуть заметные точки на шее, отставленные клыками любимчиков Фортуны. Бездыханные тела  гарсонов буквально усеивали до блеска натертый паркет.  Это же какими связями в полиции нужно обладать, чтобы скрыть от правосудия массовое убийство? Прямо ни дать, ни взять, вампирский заговор! И пусть кто только посмеет посоветовать мне пройти курс лечения от паранойи!

-Может, он в главном зале? – предположила я, когда наши поиски закончились безрезультатно, - тут больше никого нет.

-Пошли, посмотрим, - кивнул Эрик, вытирая дорогущим галстуком безостановочно капающую из носа кровь, - черт, да что же это такое? Ни разу меня так не ломало,  раньше почти сразу отпускало.

-Раньше ты трансформировался от силы  на пару минут и не загонял при этом  в глубокое подполье толпу вампиров, - устало фыркнула я, - не иначе как перепрягся.

Парень хотел было высказать свои соображения  по обсуждаемому вопросу, но вдруг замер на месте и предупредительно поднял указательный палец.

-Слышишь, Линкс? Шум какой-то… Ну-ка идем сюда!

Сотни свечей на средневековой люстре  в большинстве своем погасли, и мы с Эриком вынуждены были наощупь пробираться сквозь зыбкую мглу. К счастью, я вспомнила о своем карманном фонарике, и после того, как мы перестали походить на парочку влюбленных кротов, жить сразу стало намного веселей.  Впрочем, кое-кому здесь было явно не до веселья!

Смерть стояла за плечами Феликса Романова с решительно занесенной косой. Вероятно, у меня начались галлюцинации, но клянусь, я самолично видела ее белый саван и  ощущала ледяное прикосновение костлявых пальцев. Находящийся в забытье художник лежал на  том самом диванчике, где, пребывая в счастливом неведении, я еще недавно напропалую кокетничала с Эймсом. Голова Феликса безвольно свешивалась набок,  а его лицо было вдвое бледнее самого типичного представителя вампирского племени.  Синие, бескровные губы с выступившей пеной, словно в бреду,  бесконечно повторяли одно и то же имя:

-Агата, Агата, Агата…, - горячечно шептал Феликс, и его покрытые лиловыми синяками руки судорожно взметались вверх,  пытаясь на лету схватить нечто неуловимое, -Агата!

Я наклонилась к лихорадочно вздымающейся груди художника и первым делом осмотрела шею. Синяки, кровоподтеки,  круговой  отпечаток впившейся в кожу веревки… Его, что в камере пыток держали? Ну да ладно, главное, следов от укусов нет. 

Я понимала, что со стороны мои дальнейшие действия выглядят столь же странно, как измерение силы тока при помощи транспортира, но ночь в  «Данаге» научила меня, что явные признаки подстерегающей нас опасности частенько лежат на поверхности,  однако, наше легкомысленное отношение к жизни не позволяет воспринимать их всерьез даже при непосредственном контакте.  В общем,  когда я убедилась, что клыков  у Феликса Романова во рту не наблюдается, у меня конкретно отлегло от сердца.

-Потащили его  в машину, и сразу в больницу! – скомандовала я в большей степени себе самой, потом мимолетно взглянула на  откровенно проигрывающего неравную схватку с носовым кровотечением Эрика и тоскливо уточнила, - как думаешь, справимся? Я же вчера машину во дворы поставила.

-Конечно, справимся, Линкс, - оптимистично ответил парень, - помнишь, как мы твоего бугая –жениха в такси запихивали? А он этого Феликса в два раза тяжелей будет. Ну что, раз, два, взяли?

-Ага, - вяло поддержала я необоснованный энтузиазм Эрика, - раззудись, как говорится, плечо, размахнись рука! Ты сам еле на ногах держишься!

-Нормально все, - Эрик смял пропитавшийся кровью галстук в комок, - другого выхода все равно нет! А это еще что такое?

К не прекращающемуся  ни на мгновение однообразному шепоту Феликса мы  уже начали относиться, как к фону, но  откуда  взялось невнятное бормотание с  периодически проскальзывающими кликушескими нотками? Райка! Я ведь совсем забыла про Райку!

-Уеду на Мальдивы! Нет, на Сейшелы! Или нет, на Гавайи! Куплю билет и уеду! А, может, в Африку? Что дальше Австралия или Африка?

-Антарктида, -  одним ударом разрубила я Гордиев узел Райкиных сомнений, - ничего себе ты даешь!

Райка явна была не себе. Бешеные глаза, возбужденно раскрасневшиеся щеки, растрепанные волосы,  испачканное в белой пыли платье…и деньги! Очень много денег! Не знаю, как это Райку переклинило таким нетривиальным образом, но из декольте ее розового в рюшечках наряда даже по самым скромным подсчетам выглядывало несколько тысяч долларов.  Райка запихивала деньги во все подходящие и не подходящие места – в лифчик, в  рукава, в чулки и, по-моему, в туфли, и в итоге походила на  денежное дерево, но ей было мало, и она продолжала методично обшаривать уцелевшие столы,  параллельно обсуждая сама с собой географию Земного Шара.

-В Антарктиде холодно, - расстроенно всхлипнула Райка,  окинула меня безумным взглядом и  вдруг обреченно добавила, -а, пускай холодно, зато там они меня точно не найдут! Говоришь, Антарктида далеко? Хорошо, значит, надо еще денег,  и еще,  и еще…

-На первое время тебе и этого хватит,  супермаркетов там все равно нет, -Эрик  невежливо пресек Райкины намерения  любой ценой достать завалившиеся под диван купюры и  с силой встряхнул мою помешавшуюся подружку, - надо выбираться, поняла? Вы-би-рать-ся!

-Агата! – в голос застонал на заднем плане Феликс, -Агата!

Райка взвизгнула и попыталась подло  пнуть  с трудом удерживающего ее Эрика коленом в живот. Тот сдавленно выругался, разжал от неожиданности пальцы,   и влекомая силой инерции Райка чуть не сшибла меня с ног.

-Агата!- пронзительно закричал Феликс,  всем телом выгнувшись в дугу, -Агата, я умираю!

Райка резко обернулась и одним прыжком подскочила к художнику.

-Это Феликс! – совершенно осмысленно  воскликнула она, -  ему же врач нужен! Почему вы его в больницу не отвезете?

-Потому что ты, вместо того, чтобы помочь,  мне чуть разрыв печени не устроила, - зло сообщил Эрик, - потащили уже, а то такими темпами меня скоро самого на руках нести придется.

К Феликсу Райка относилась, как к товарищу по несчастью.  Похоже, она искренне радовалась, что художник избежал горькой участи основного блюда в меню победителей Большой Игры, и готова была сделать все от нее зависящее для того, чтобы спасти ему жизнь.  Ее психоз  резко прекратился, и хотя на полную стабилизацию психоэмоционального состояния я не смела и рассчитывать,  на текущий момент это был уже большой прогресс.

 Мы бережно переложили затихшего после приступа Феликса на импровизированные носилки из прочной портьерной ткани, и по темным коридорам «Данага» двинулись к выходу. Никто из нас не ориентировался в этих узких лабиринтах, но нас вело какое-то животное чутье, которое включается у человека, когда  голос разума  становится бессилен перед противоречащей законам логики  действительностью, и мы благополучно достигли парадной двери. 

Мы стояли на ступенях заброшенного здания гостиницы «Версаль» и боялись оглянуться. Нам не верилось, что вокруг светит Солнце, поют птицы и шумят деревья. Мы словно побывали на том свете и сумели  вернуться в мир живых –  в наш родной мир.  Мы выглядели, как восставшие покойники, да и чувствовали себя примерно также, но  мы все-таки дождались утра. Нет, не так, мы дожили до утра!

Одной рукой Эрик держал носилки, а в другой у него сначала появился портсигар,  а затем и специально купленная для сегодняшнего маскарада зажигалка. В тот момент, когда я уже собиралась ехидно порекомендовать парню малость повременить с курением, до меня вдруг дошло, что он задумал. Эрик поджег сигару, ядовито усмехнулся и с размаху бросил ее в  распахнутую дверь «Данага».  Не рискну утверждать наверняка, тонут ли вампиры в воде,  но для того, чтобы они сгорели в огне,  в старой деревянной постройке образца середины прошлого столетия им были созданы все  подобающие условия.

 

ГЛАВА XXVI

Вечернее платье на тоненьких бретельках с открытой почти до поясницы спиной  не слишком располагало к продолжительным прогулкам «по утренней росе», и при других обстоятельствах я бы уже давно продрогла до мозга костей, но после того, как наша  вялотекущая процессия преодолела весьма немалое расстояние до припаркованного в укромном дворе «Ситроена», я почувствовала, что ощутимо взмокла.  Больше всего я боялась, что Феликс умрет у нас на руках, унеся в могилу  все чуть было не погубившие его тайны. Заострившиеся черты  смертельно бледного лица художника  исказились до неузнаваемости, обмякшее тело превратилось в сплошной очаг боли,  он пытался дышать ртом, но воздух вырывался из его легких вместе с кровавой мокротой  безудержного кашля.  Мы пару раз останавливались, чтобы передохнуть, и тогда Феликс приподнимал голову, открывал глаза и, словно выплевывая с мучительно дающимися ему словами последнюю теплящуюся в нем жизнь, умоляюще шептал одно и то же  имя.

Теоретически,  количество посадочных мест в моем  малолитражном автомобильчике равнялось четырем,  но  конструкторы «Ситроена» явно не предусмотрели вероятность нахождения одного из пассажиров в нетранспортабельном состоянии.  Феликс потерял сознание  в том момент, когда мы с Эриком  и Райкой  попытались через переднюю дверцу переместить его на заднее сиденье – громко застонал  и вдруг отключился, будто бы внутри него окончательно разрядился аккумулятор или сработало  имеющееся в каждом организме реле, чутко реагирующее на превышение порогового уровня физических страданий.

По мере своих скромных возможностей мы постарались придать бесчувственному телу максимально удобное положение, Райка кое-как втиснулась  рядом и  заботливо положила  голову художника себе на колени.  Она выглядела непривычно собранной и напряженной,  я смотрела на нее и не узнавала взбалмошную низкосортную актрисульку, с которой мы много лет успешно изображали преданную дружбу.  Нелепый прикид доморощенной Лолиты и высовывающиеся отовсюду банкноты делали Райку похожей на удачливую воровку,  под видом девочки по вызову ограбившей возжелавшего экстрима нувориша, но  серьезный, сосредоточенный взгляд моей подружки упорно не вписывался в безупречный с точки зрения стилистики образ. 

Я вытащила из бардачка упаковку влажных салфеток и, пока Эрик тщательно вытирал начинающую подсыхать кровь,  попробовала завести машину. Для меня так и осталось загадкой, почему сотрудники автосервиса починили двигатель в ущерб, к примеру, дворникам, и, как выяснилось сейчас, стеклоподъемникам, но  если рассматривать ситуации с позиции соотношения главного и второстепенного, то я была им бесконечно  благодарна за то, что,  несмотря на наличие в салоне не только тесноты, но и духоты, мне не пришлось срочно выяснять у Эрика степень его познаний в автомобильном устройстве. Теперь бы еще избежать ненужного интереса со стороны дорожной полиции. Доступно объяснить, откуда мы возвращаемся в половину седьмого утра по уши в крови,  и почему один из нас  похож на  зверски замученного в гестаповских застенках молодогвардейца, определенно, составило бы для нас значительную сложность.

-Поехали в ту клинику, где тебе руки перевязывали, -  по причине наглухо закрытых окон, Эрик выбросил использованную салфетку в люк и нервно облизнул нижнюю губу.  Кровотечение у него, наконец, прекратилось, но по лицу разлилась такая невыразимая усталость, что у меня невольно защемило сердце, -заплатим им не только за лечение, но и за молчание.

-Сними пиджак, - посоветовала я, - а то выглядишь, как будто только что на мокрое дело сходил. Скажем, были в кабаке, произошла драка,  нашему другу хорошо досталось, но  виновные зачинщики щедро откупились, и мы согласились не вмешивать полицию. Как тебе сказка про белого бычка?

Эрик честно попытался одобрительно улыбнуться, но  вышла у него лишь кривая, будто бараний рог, гримаса.

-За те деньги, что мы собираемся им заплатить, я бы даже про попа и его собаку послушать не отказался. Думаю, должно сработать.

-Райка, давай валюту, - не оборачиваясь, потребовала я. Все эти обсуждения существенно отвлекали меня от дороги,  а ведь спасти нас от назойливого внимания блюстителей порядка могло только безукоризненное  соблюдение правил дорожного движения. Объезжать опасные перекрестки окольными путями нам не позволяло поджимающее время, и я на свой страх и риск  вырулила на проспект. Хорошо, что хоть пробок нет, задержались бы в «Данаге» еще минут на сорок, и  пиши пропало.

-Что? -  непонимающе переспросила Райка, - какую валюту?

-Ту, что у тебя из лифчика торчит, и которую у меня нет никакого желания  самому оттуда доставать, - доходчиво пояснил Эрик, -  давай, не тормози!

В зеркале заднего обзора я увидела растерянную физиономию своей подружки. Райка обескураженно хлопала ресницами и  бестолково вертела головой, пока, в итоге, не додумалась перевести взгляд  на глубокий вырез своего розового платьица.  Представшая перед глазами картина вызвала у Райки ошеломленный вздох: похоже, неучтенные вампирские фонды она присвоила, находясь в откровенном беспамятстве, и теперь испытывала смешанное с удивлением восхищение.

Деньги Райка отдавала со слезами, и дело тут было вовсе не в жадности.  Ее снова захлестнули воспоминания о пережитом в стенах бывшей гостиницы «Версаль» кошмаре,  четкие, осознанные и от этого еще более зловещие,  а я, как назло, не находила подходящих слов утешения. Неизвестно, сколько бы еще Райку сотрясали безудержные рыдания и   во что бы они в результате вылились, но лишь стоило потревоженному Феликсу издать слабый стон,  как моя подружка резко перестала реветь.  Полой своего воздушного платья Райка вытерла выступившую на лбу художника испарину,  осторожно провела ладонью  по его слипшимся волосам   и вдруг начала одну за другой передавать  шуршащие купюры нетерпеливо щелкающему пальцами Эрику.

Почетное право озвучивать малоубедительную легенду, как водится, принадлежало автору,  и сложить с себя ответственность мне не удалось. Я  стремительно влетела в регистратуру и  мгновенно подняла на уши практически весь медперсонал.  За Феликсом отправили двух дюжих санитаров с носилками наперевес, а я всеми правдами и неправдами добилась внимания дежурного врача и приступила к реализации предварительно поставленных задач.

Надпись на докторском бейджике гласила «Светозаров Светозар Светозарович»,  но у меня не осталось сил на изумленный возглас.  Я механически повторяла свою сомнительного содержания басню и выразительно крутила деньгами перед картошкоподобным носом эскулапа.  В принципе, я уже и так добилась своего: давший клятву Гиппократа врач не имел морального права отказать в госпитализации находящегося в  критическом состоянии больного, а распространяться направо и налево  о криминальной подоплеке  повлекших вышеупомянутые проблемы со здоровьем событий, ему было, однозначно, невыгодно.  Денег я абсолютно не жалела,  и, наоборот, хотела от них поскорей избавиться. Сегодня я  на собственном опыте опровергла расхожее выражение «Деньги не пахнут». Эти деньги еще как пахли – от них исходил такой острый запах  крови, что меня  мутило от одного их вида.

Моего скромного таланта переговорщика оказалось вполне достаточно, для того, чтобы я заключила сделку с доктором Светозаровым, а доктор Светозаров  заключил сделку с совестью. Обоюдно довольные собой, мы вышли из кабинета,  где нас уже поджидала делегация  в составе  Эрика, Райки и подозрительно взволнованной медсестры.

-У пациента нарушение коагуляции и множественный гемартроз суставов, - тот факт, что медсестра  в отчаянном порыве схватила Светозарова за рукав белого халата, указывал, что за сложными медицинскими терминами скрывался  тяжелейший диагноз, и удовлетворение от блестяще выполненной миссии, моментально сменилось нехорошим предчувствием, - кровоостанавливающие препараты не помогают,  я взяла анализ на фактор восемь…

-Вы знали? -  на лице доктора отражались не только следы бессонной ночи, но и  неприкрытый упрек в наш адрес, - если  вы утверждаете, что это ваш  близкий друг,  вы должны быть в курсе его заболевания!

Я недоумевающе пожала плечами и вопросительно переглянулась с Эриком. Парень виновато опустил глаза.

-Я не был уверен, информация в сети ничем не подтверждалась. Мне казалось, это домыслы журналистов….

-Черт! – я отлично помнила эту ночь. Эрик взломал почтовый ящик Агаты, и мы несколько часов кряду изучали ее корреспонденцию, отчего я до такой степени устала, что  вскоре отправилась спать. А вот Эрик висел в сети практически до утра  и занимался он там не чем иным, как сбором всех доступных и не очень сведений о незаурядной личности  Феликса Романова. На следующий день  за чашкой кофе Эрик вскользь упомянул о царской болезни…

Райку вновь накрыло. Ее лицо приняло цвет школьного мелка,  губы мелко задрожали, а  по щекам покатились слезы. Она  тщетно силилась что-то сказать, но  постоянно срывалась на  неразборчивые всхлипывания.

-Они… Они говорили…Говорили – особенная кровь! –сердобольная медсестра протянула Райке бумажный платок, но моя подружка уже не могла прекратить истерику. Она безостановочно рыдала, плотно сжатыми кулачками колотила   в грудь пытающегося усмирить ее доктора Светозарова, и сквозь слезы твердила, как заведенная:

-Особенная кровь…Я слышала: они так говорили – особенная кровь!

-Сделайте ей какой-нибудь укол,-  первым не выдержал душераздирающих Райкиных воплей Эрик, - мы заплатим, сколько вы скажете!

По всей видимости, Райка действительно нуждалась в специализированной помощи, потому  что самостоятельно справиться с последствиями Большой Игры, у нее не получалось, и у меня  не поворачивался язык обвинить ее в чрезмерной экзальтированности.  Увести  Райку в палату удалось лишь при участии подоспевшего на выручку санитара,  и нам оставалось  лишь возлагать надежды на высокую квалификацию местных врачей да на седативный эффект успокоительных препаратов. Надеюсь, проснувшись, она будет воспринимать свои жуткие воспоминания всего лишь как страшный сон.

-Что мы можем сделать для Феликса? – спросила я у  отдувающегося  после общения с  моей подружкой Светозарова, - что с ним?

Доктор смерил нас с Эриком осуждающим взглядом. Он успел о чем-то переговорить с занимающейся Феликсом медсестрой, и, судя по удрученному выражению его лица,  ничего обнадеживающего  та ему  не сообщила.

-Ваша неосмотрительность и безалаберность могут стоить вашему другу жизни. У  него многочисленные внутренние кровоизлияния, я не могу делать никаких предварительных прогнозов, но, думаю, вы и так понимаете, что он  на волоске от смерти.  Вы знаете его группу крови?  Прекрасно, с такими друзьями и врагов не надо! Сейчас будут готовы анализы, поедете в центр крови   и привезете столько криопреципитата, сколько найдете, а я вызову  гематолога. И имейте в виду, медикаменты и терапия стоят очень дорого, а гарантий  вам никто не даст.

К счастью, экспресс-анализ выявил у Феликса Романова довольно распространенную вторую положительную группу,  и хотя за  указанным Светозаровым препаратом с непроизносимым названием «Криопреципитат» нам пришлось ехать на  другой конец столицы в областной центр переливания крови,  трудностей с  приобретением лекарства у нас не возникло.  К тому времени в клинику подъехал специализирующийся на болезнях крови врач,  суровый и неразговорчивый, словно мраморный барельеф. Гематолог выдал нам внушительный список  и отправил в  аптечный пункт, а, получив все необходимое, посоветовал ждать новостей дома  и не распугивать пациентов своим нелицеприятным видом.

Я объективно осознавала, что реальной пользы от нашего присутствия  сейчас не больше, чем от просроченной колбасы, но никак не могла заставить себя оставить Райку и Феликса одних. Эрик тоже как-то неуверенно мялся, часто выходил на улицу покурить, но каждый раз возвращался  обратно и продолжал вместе со мной нарезать круги по больничному фойе.  В ином случае нас бы давно выставили вон, но авансом заплаченные нами деньги, заставляли персонал клиники проявлять  поразительную терпимость.   

Не скажу точно, сколько раз мы измерили шагами коридор, но   оторваться от этого «увлекательного» занятия мы сумели исключительно благодаря  сотруднице регистратуры, вовремя прибавившей громкость  в  телевизоре.  Ожидающие очереди пациенты внезапно приостановили бурное обсуждение своих болячек, и  разом обратили на экран заинтересованные  взгляды.

-Огонь успел почти полностью уничтожить  заброшенное здание гостиницы «Версаль» еще до прибытия пожарных. На данный момент пожар локализован, на месте работает  оперативно-следственная группа. Наша телекомпания следит за развитием событий,   новые подробности происшествия в следующем выпуске новостей. Не переключайте канал!

-Поехали домой, Данте, - я легонько тронула Эрика за плечо, -от нас больше ничего не зависит. Мы  с тобой сделали все, что могли.

-Нет, Линкс, - торжествующе улыбнулся парень, - мы сделали невозможное. Ты права, поехали домой. Пусть теперь невозможное делают врачи. Мне надо многое тебе рассказать, - Эрик вытащил из кармана флешку и задумчиво подбросил ее  в руке, - и показать тоже.

 

ГЛАВА XXXVII

Домой мы пробирались осторожно, словно воры: хотя орды папарацци давно оставили дежурство у моего подъезда, не факт, что за углом не притаился какой-нибудь  фанатик от желтой прессы, задумавший во что бы то ни стало нащелкать компромат на Иду Линкс. В дешевой популярности я сейчас нуждалась не больше, чем эфиоп в солярии, а потому прилагала все  возможные усилия для того, чтобы незаметно просочиться в подъезд. В общем, если не рассматривать всерьез малореальный вариант с вооруженным фоторужьем снайпером, поймавшим меня в прицел с крыши соседней девятиэтажки,  наши целенаправленные старания  проникнуть в квартиру, не привлекая к себе нежелательного внимания,  увенчались безоговорочным успехом.

В дверной щели обнаружилась гора макулатуры, по всей вероятности, отражающаяся степень интереса к моей персоне со стороны правоохранительных органов. Так как на вчерашнее требование участкового явиться для дачи показаний я до сих пор не отреагировала, у меня имелись все основания опасаться визита полицейских с последующим принудительным приводом в отделение.  Похоже, мамаша моего экс-жениха твердо вознамерилась  испортить мне и без того не слишком беззаботную жизнь.  Пребывая в далеком от благодушного настроении, я не стала утруждать себя ознакомлением с содержанием  посыпавшихся из двери  бумаг, и небрежно швырнула все эти писульки на тумбочку. Пусть вылежатся, может, когда-нибудь, им «как драгоценным винам настанет свой черед».

Несмотря на то, что Эрику не терпелось поделиться добытой в недрах  «Данага» информацией, а я сгорала от желания поскорей увидеть результаты  его общения с клубным компьютером, в душ мы побежали наперегонки. Эрик меня, естественно, опередил, а язвительное напоминание о нормах джентльменского поведения демонстративно проигнорировал. Мало того, что  в ванной  он пробыл неприлично долго, так еще и посмел набраться наглости и отвлечь меня от варки кофе настойчивой просьбой принести ему халат.  Попутно список требований существенно расширился, и  заодно мне пришлось искать забытые между пепельницей и лэптопом очки.

Напряженный ритм последних дней  вылился в совершенно невообразимый бардак.  Создавалось впечатление, что здесь проживает не просто жуткая  неряха, для которой слово «уборка» является строгим табу, но еще и ярая поклонница сопровождающихся распитием спиртных напитков и беспорядочными половыми связями вечеринок.  В частности, выдержанный в бежевой цветовой гамме интерьер спальни значительно оживляла живописная куча в углу, состоящая из  обрезков беспощадно искромсанного свадебного платья вперемешку с лимонно-желтой футболкой Эрика и его же потертыми джинсами. Благо,  носки с люстры не свисают!

Смотреть на все это безобразие без отвращения я была не в силах, и, сунув блаженно улыбающемуся парню дымящуюся кружку свежесваренного кофе и пару сооруженных на скорую руку бутербродов, стремглав понеслась смывать с себя ужас прошедшей ночи.  Я поминутно ждала рокового звонка из клиники, но на протяжении всего затянувшегося приема банных процедур телефон не издал ни звука. Это означало  только одно- борьба за жизнь Феликса Романова продолжалась,  и пусть врачи не решались прогнозировать  ее исход,  я заставляла себя верить в лучшее.

Я никогда не предлагала Эрику чувствовать себя, как дома, но судя по совокупности наличных признаков, он именно так себя и ощущал. Сидел себе на кухне в махровом Максовском халате,  с удовольствием прихлебывал кофе, курил и  самозабвенно копался в моем компьютере, разрешение на перемещение которого, я, кстати, вовсе не давала.   Очки и колечко пирсинга вернулись на свои места, и парень  вновь обрел привычный облик. С этим человеком мы сначала делили крышу, а потом постель, с ним мы  вдыхали пары абсента и изливали друг другу душу, с ним мы шли по лезвию ножа и смотрели в лицо смерти,  и с ним мы неумолимо движемся дальше по  тернистому пути непредсказуемой судьбы. Но, согласитесь, все это еще не повод для того, чтобы проливать мне на колени горячий кофе!

Я на цыпочках подкралась к Эрику, бесшумно села рядом и мельком взглянула на экран. Увиденное меня настолько поразило, что  я не удержалась от громкого восклицания, а до сего момента не замечавший моего присутствия парень, не удержал в руке чашку.

-Прости, Линкс! Сильно больно? – Эрик до того испугался содеянного, что рывком вскочил со стула и растерянно закрутил головой в поисках подходящего средства от ожогов, - у тебя лед есть?

-Не  надо лед, давай салфетку, -отмахнулась я. Кофе успел порядком остыть, но сахару Эрик  в него набухал такое бешеное количество, что растекшаяся по моим ногам жидкость оказалась липкой, как патока, -  ты лучше скажи, что это еще за зверюга?

-Сам хотел бы знать, - убедившись в удовлетворительном состоянии моего драгоценного здоровья, парень, наконец, вернулся за компьютер, - смотри, какая красотка!

Я иронично хмыкнула в ответ. По красоте изображенное на картинке существо явно стояло в одном ряду с проживающей в непосредственной близости от ядерного полигона Бабой Ягой.  Неизвестная «чаровница» обладала волосатым телом с огромными отвисшими  грудями,  непомерно длинными руками с загнутыми когтями на окровавленных пальцах, толстенными лапищами бройлера-переростка и львиной головой с торчащими из пасти зубами. Это был отталкивающе мерзкий гибрид львицы Гуэнолла и сирруша, по отдельности выглядевших гораздо привлекательнее жуткого мутанта.

-В компе у Оскара Монти я нашел с десяток таких рисунков, одна и та же тварь в разных ракурсах.  В той же папке фотографии экспонатов, похищенных из музея искусств. Анк, львица и маска, - Эрик  раздавил окурок в жестянке из-под джема  и машинально поджег новую сигарету, - ты была права, когда говорила, что  все было спланировано заранее.

-Эймс сказал, что Оскар оживил Агату при помощи анка. Якобы амулет дает ей бессмертие, несмотря на то, что она не  настоящий вампир,- я  вдруг вспомнила обжигающие прикосновения ледяных пальцев  и  прижавшиеся к моему виску губы Эймса, и  от этих воспоминаний у меня натуральным образом похолодело внутри. Ну и к черту, что у меня в наборе столовых принадлежностей теперь одной вилки не хватает, на благое дело не жалко, -  а не может быть, что Оскар изначально задумал возродить всех этих…персонажей аккадской мифологии?

-Не знаю точно, но четкая схема  у него явно была.  Оскар был в курсе всего, я нашел изображения сирруща и  подробное досье на самого себя, - Эрик на секунду замолчал и с видимой неохотой добавил,- там нет ничего о хакерстве, все сведения касаются только моей семьи. Развернутая биография моих родителей,  в основном, отца.  Не понимаю, как это связано с  аккадской мифологией и с моей трансформацией, Линкс! Зачем вампирам рыться в моем прошлом?

-Затем, что в твоем прошлом есть нечто, что представляет для них интерес, это очевидно, Данте, - я пристально заглянула в темно-серые глаза парня, - львицу Гуэнолла держали в руках сотни людей, но на тебя одного  прикосновение к ней подействовало, как катализатор.

Эрик обхватил голову руками и раздраженно облизнул проколотую нижнюю губу.

-У меня за плечами нет выдающегося прошлого, Линкс! Моя мать умерла при родах, а отец отдал  меня на воспитание сразу после рождения и ушел в монастырь.  Оскар Монти докопался чуть ли не до седьмого колена моих предков, и я до сих пор не понимаю,  с какой целью он это сделал.

Я налила себе кофе и, последовав заразительному примеру Эрика, обильно подсластила напиток. В сочетании с сахаром кофеин неизменно повышал работоспособность моего утомленного мозга, и я готова была расплатиться за кратковременный всплеск энергии ноющей головной болью. Выходит, мама сказала правду: отец Эрика служит Господу, тогда как  его сына  обуревают демоны.

-Данте, а Феликс Романов? Ты что-нибудь про него выяснил, кроме того, что у него гемофилия? – я честно пыталась нащупать  призрачную нить Ариадны, способную вывести нас из этого бесконечного лабиринта,  но построение логических взаимосвязей удавалось мне не лучше, чем москиту опыление,  и  я вынуждена была в очередной раз начинать сначала, -  он ведь выступал заказчиком ограбления  вместе с Агатой и, следовательно, был близок к Оскару и всей вампирской верхушке. И, тем не менее,  они его разыграли в Большой Игре, то есть практически обрекли на смерть! Неужели  ни с  того ни с чего возжелали «царской крови»?

-Верится  с трудом, -невесело усмехнулся Эрик, -знаешь, Линкс,  я влез в охранный терминал «Данага»  и вывел изображение с камер видеонаблюдения на комп Оскара. Так что я всю эту Большую Игру видел, в том числе и когда Феликса разыгрывали. Эта Вальда или Агата там аж на слюну изошла, настолько хотела выиграть. Мне прямо противно стало, до рвотного рефлекса. А когда я увидел, как ты в Эймса вилку воткнула, совсем башню снесло.  Вообще не помню, как я на крышу взобрался, как трансформировался – полный провал в памяти. Даже боли не помню, сплошная пустота.

Я сделала еще один глоток кофе и  внезапно поняла, как  же я на самом деле устала.  Не успели мы передохнуть после ночи в «Данаге»,  а уже  пришлось носиться по всей столице за лекарством для Феликса. Пришли домой – и опять задаемся неразрешимыми вопросами.  Странно, конечно,  что нам обоим удается сохранять относительное здравомыслие, но  чувствую, надолго нас не хватит.

-Давай, абсент допьем, - Эрик взял с подоконника бутылку «King of spirits»,  поднес ее к глазам и приветственно  подмигнул спрятавшейся под листом полыни зеленой фее, -  неразбавленный, без изысков.

Это был хороший способ отодвинуть сумасшествие. Я никогда не пила абсент в чистом виде, а после того, как впервые попробовала,  клятвенно пообещала впредь так над собой не издеваться.  Однозначно плохо я чувствовала себя  в течение считаных минут – то неповторимое ощущение бодрости тела и ясности ума, что всецело завладело мной вскоре, с лихвой компенсировало мелкие неприятности, доставленные  вкусовым рецепторам и пищеводу семидесятиградусным алкоголем.  Роящиеся в голове мысли больше не испытывали затруднений с оформлением в слова,  я четко осознавала, в каком направлении нам следует идти. Зеленая фея лично вложила мне в руки  путеводную нить.

-Я сейчас позвоню профессору Вельштейну и  детально опишу ему нашу «красотку».  Уж он-то должен точно знать, какие сюрпризы она нам может преподнести! – осенившая меня идея поражала своей гениальной простотой, я гордилась собой, будто открывший  новую галактику астроном, и срочно нуждалась в общественном признании.

Состоящее из одного пьяного хакера общество оценило мою спонтанную креативность невероятно высоко. В знак своего глубочайшего восхищения он принес мне телефон, правда, забыв его предварительно включить, и даже  предложил  свои услуги по набору номера.  Пальцами в кнопки я еще худо - бедно попадала, и  от галантного предложения вежливо отказалась. Надеюсь, профессор не заметит, что Ида Линкс слегка под мухой, а то ведь запросто может списать подлежащее идентификации существо на галлюциногенное действие абсента.  

Эрик услужливо предоставил в мое распоряжение лэптоп (мой, между прочим, лэптоп) и  с зажатой в зубах сигаретой расположился рядом со мной. От «King of Spirits» к тому времени остались только лист полыни на самом дне опустевшей бутылки и  потрясающая внутренняя свобода, тесно граничащая со вседозволенностью.

На другом конце очень долго никто не отвечал. Правила хорошего тона велели класть трубку после пятого гудка, однако я справедливо рассудила, что если  некоторые ныне покойные товарищи без угрызений совести нарушают даже незыблемые устои Вампирского Кодекса,  то я  тем более могу позволить себе некоторую вольность.   Навеянная не стесненной никакими нормами зеленой феей тактика в  конечном итоге принесла свои плоды,  и  телефонный звонок в квартире Вельштейна все-таки услышали.

-Алло, говорите! – грубый, рассерженный мужской голос. Достаточно молодой и подозрительно знакомый.  Очень похожим голосом периодически раскритиковывались в пух и прах мои статьи в «Вечерней столице».

-Шеф? – искренне удивилась я.  Черт, кажется, абсентовая фея раскрепостила меня до полной потери субординации, - Антон Маркович? Это Линкс. Пригласите, пожалуйста, вашего отца!

Шеф молчал. Тяжело дышал в трубку и молчал, будто никак не мог найти в себе мужество произнести нечто страшное, и от этого гнетущего молчания я как-то резко протрезвела.

-Антон Маркович, что случилось? 

-Мой отец сегодня умер, Линкс,- отчужденным тоном сообщил шеф и вновь умолк, но на этот раз ему понадобилась лишь пара мгновений, чтобы подобрать в мой адрес нужные слова, -  это ты и твой дружок довели его до инфаркта своими бестактными вопросами. Евдокия Семеновна рассказала мне, как вы расспрашивали его про Агату и ее портрет, хотя я категорически запретил   поднимать эту тему.  Отец всю ночь пытался тебе дозвониться, Линкс,  после вашего ухода его, как будто, подменили. Он говорил, что догадался, в чем дело, и должен срочно   поговорить с тобой. Знаешь, что он сказал? Что он понял, что произошло с Агатой!  Ты обманула меня, Линкс! Ты хотела сделать сенсацию на чужом горе, ты втерлась ко мне в доверие, ты поклялась не ворошить прошлое отца! Как ты можешь быть такой бессовестной, Линкс?  Мой отец умер из-за твоей алчности и бессердечности, тебе придется до конца дней жить с этой мыслью! Будь ты проклята, Линкс! Ты, и твой подельник, не постеснявшийся ограбить больного старика. А кто еще, по-твоему, вынес все драгоценности Агаты?

ГЛАВА XXVIII

-Антон Маркович, я приношу вам  свои соболезнования. И поверьте, ни я, ни Эрик не имеем никакого отношения к  краже драгоценностей, -   я не знала, что говорить. Любые слова  неизбежно  прозвучали бы избито и банально,  и я не хотела омрачать светлую память профессора телефонной перепалкой с шефом.

-Полиция разберется, -жестко отрезал шеф и отсоединился. Он сказал все, что считал нужным,  и этого оказалось достаточно, чтобы ввести меня в глухой ступор. Я застыла с  трубкой в руках и молча слушала короткие гудки, так сильно напоминающие отрывистые звуки кардиомонитора.

-Пи –и –и -и, - телефон автоматически перешел в режим ожидания  и гудки прекратились. Сердце остановилось.

-Говори, Линкс! – Эрик крепко обнял меня за плечи и  с силой привлек к себе. В миндалевидных глазах за стеклами очков отражалась нарастающая тревога и постепенное понимание, - ну?

Я уткнулась парню в грудь и вдруг осознала, что вот-вот разревусь.

 -Вельштейн скончался, а его сын обвиняет нас в краже драгоценностей Агаты. Шеф сказал, профессор вчера весь вечер пытался мне дозвониться и рассказать что-то связанное с нашим вопросом.  А сегодня утром он умер, и это  я виновата в его смерти.

-Послушай, Линкс, -Эрик бережно усадил меня на диван и вновь стиснул  в объятьях, - единственная твоя  вина заключается в том, что ты  решила мне помочь и организовала встречу с Вельштейном, вместо того чтобы купить двуперекись ацетона и позволить мне сделать взрывчатку. Но разве это вина? Это либо подвиг, либо глупость, но ни в коем случае не вина.  Не надо брать на себя чужие грехи, Линкс, – мои, Агаты, самого профессора. Оставь раскаяние для грешников,  а их спасение  - для Христа.

Это было жестоко. Слишком прямолинейно и грубо, но  в то же время откровенно и справедливо. Да, возможно, что именно мы косвенно спровоцировали сердечный приступ Вельштейна, но не мы женили его на Агате и не мы повесили в прихожей ее портрет. А еще, что весьма немаловажно, побрякушки украли тоже не мы!

-Думаю, это экономка и сперла, - сходу заявил Эрик в ответ на мой вопрос относительно совершенного в профессорской квартире преступления против собственности, - да мало ли кто там еще ошивался.  Мы  эти драгоценности даже в глаза не видели. Твой шеф  и так на взводе, а тут ты позвонила, вот он  на тебе и оторвался.  

Я в изнеможении откинулась на спинку кухонного диванчика, прикрыла веки  и честно постаралась пусть не помедитировать, но хотя бы на секунду абстрагироваться от  разговора с Вельштейном-младшим и взглянуть на наше текущее положение дел с высоты птичьего полета.  Нельзя отрицать, что  порой увлеченное самобичевание приносит поистине неоценимую пользу, но только не сейчас. Никто не обещал мне красной ковровой дорожки или усыпанного розами пути,  так какого черта я угрожающе близка к тому, чтобы  все бросить и остановиться?

-Мы справимся сами, Данте, - я развернула к себе лэптоп и  в разных вкладках открыла сразу несколько  поисковых сайтов, - потратим чуть больше времени, только и всего.

Эрик глубоко затянулся терпким табачным дымом и благодарно коснулся моей руки.  Темно-серые глаза взглянули на меня с неожиданной теплотой, но тут же снова приняли сосредоточенное выражение уверено идущего навстречу своей цели человека. Тонкие пальцы легли на клавиатуру, вокруг рта четко обозначилась упрямые складки,  парень поправил очки и с разбегу нырнул в виртуальность.  А я осталась в одиночестве дожидаться его возвращения на крутом берегу реальной жизни.

Как на странно, волосатая тварь  обладала куда большей сетевой популярностью, чем, к примеру, крылатый сирруш. «Девушку» звали Ламашту,  и много тысяч лет назад население древнеаккадских территорий боялось ее до дрожи в поджилках. В соответствии с дошедшими до нас клинописными источниками постоянная резиденция львиноголовой демоницы располагалась в нижнем мире, но периодически Ламашту поднималась на поверхность  и похищала преимущественно детей и подростков с целью  в буквальном смысле попить из них крови.  Будучи не в настроении, кровожадная киднепперша  также не гнушалась насылать на людей разнообразные болезни, в большинстве своем приводившие к летальному исходу. В аккадском пантеоне Ламашту занимала особое место: она считалась злым и своевольным существом, беспрепятственно пересекающим границы между мирами и творящим любые беззакония по собственному усмотрению.  Одним словом, та еще дамочка с дурным характером и вампирскими наклонностями.  

-Оскару Монти была нужна Ламашту, а не львица Гуэнолла или сирруш! Ламашту – древнеаккадский вампир! – не скажу наверняка, было ли мое озарение вызвано остаточным действием абсента, или это недавняя «проповедь» Эрика здорово вправила мне мозги, но я на уровне интуиции чувствовала, что нащупала правильное направление.  

-И что? -  моментально остудил мой  исследовательский жар парень, - что нам это дает помимо подтверждения  того, что меня, как и Феликса Романова, разыграли в очередной разновидности Большой Игры?

-Не знаю, - расстроенно сникла я, - но надо копать дальше. Помнишь, профессор говорил про нисхождение Иштар в подземное царство с львицей Гуэнолла на шее? Может быть, это как-то связано с Ламашту, она ведь «коренная жительница»  преисподней, и, значит, была в курсе всего, что там творилось и, возможно держала в руках статуэтку. А когда Иштар поднялась наверх, то вынесла  львицу уже с меткой Ламашту…

-Смелая теория, Линкс! – восхищенно цокнул языком Эрик, - ладно, едем дальше: от аккадской цивилизации остались одни глиняные таблички, а львица всплыла в коллекции Алистера Гроуди. Предположим, что Оскару  было изначально известно все то, что ты сейчас сказала, и он нанял меня, чтобы ограбить экспозицию.  Если сила анка оживила Агату, у которой было горло перерезано…Кстати, сам он ее что ли и убил, для эксперимента?  Короче, к чему я веду, Линкс -  неужели анк дарит  смертным вечную жизнь, а  бессмертных возвращает из небытия?

-Только вместо Ламашту Оскар  по неустановленным пока  причинам получил крылатого сирруша, заключенного в твоем теле, - с воодушевлением подытожила я, потом немного подумала и придирчиво уточнила, - опять же, что нам это дает?

Эрик задумчиво облизнул нижнюю губу и обеими руками сжал виски.

-Сваренные всмятку мозги, - доверительно поведал он, -  хочешь, я тебе еще угля в топку подброшу? Картина в мансарде Феликса…Линкс, у тебя телефон звонит!

-Ида, это доктор Светозаров. Вы можете приехать в клинику?

Перед тем, как ответить, я на всякий случай выдержала длинную паузу, а когда и несколько мучительных секунд спустя известия о смерти Феликса Романова так и не последовало, решилась осторожно поинтересоваться:

-Как там наш друг?

-Жив, -лаконично обрадовал меня врач, - приезжайте, это не телефонный разговор.

-Доктор, а Рая Вальцева? – не унималась я. Не хочу больше сюрпризов. Ни плохих, ни хороших –никаких!

-Спит, - односложно  буркнул Светозаров, - жду вас, Ида.

-Поехали, Данте, труба зовет! – торжественно объявила я, пряча мобильник в сумочку, - заодно мозги проветрятся.  

В растянутой лимонной футболке и поношенных джинсах Эрик выглядел бесподобно «аутентичным». Усердные старания Маринки из салона красоты не прошли даром, и его прическа казалась не просто неаккуратной, а творчески небрежной. Колечко пирсинга  в губе придавало парню какой-то бунтарский вид, а очки прибавляли  недостающей ему  порой серьезности.  В нем было нечто особенное, неподвластное разуму и непостижимое сердцу, и когда я, наконец, смогу подобрать этому название, нам сразу же откроются все тайны.

Пока я наспех одевалась, кофеварка выдала порцию горячего кофе. Идти на предвещающую оказаться довольно сложной беседу без стратегической дозы кофеина, в моем состоянии было, мягко говоря, непростительно, а  с термокружкой в сумке я чувствовала себя уверенной и защищенной.  Еще бы продуктовый запас восполнить: в пылу напряженной умственной работы мы начисто опустошили холодильник.

-Что это, Линкс? Почему это прислали на твой адрес? - зашнуровывая свои тяжелые гриндерсы, Эрик неудачно оперся о тумбочку, и на пол посыпались опрометчиво оставленные мною без внимания  бумаги. Похоже, среди них и в самом деле имелось что-то важное.

-Данилевскому Эрику Яковлевичу, - обескураженно прочла я надпись на конверте, -из горсуда? Ничего не понимаю!

Парень нервно вырвал у меня конверт, быстро распечатал  и вытащил сложенный вчетверо листок.

-Городской суд вызывает вас  в качестве ответчика по  иску  Ковальчук Кристины Евгеньевны  о лишении  родительских прав в отношении Данилевского Дмитрия Эриковича. Слушание состоится…, - Эрик в полном недоумении передал мне повестку, - что это за чертовщина!

-Это не чертовщина, а личная инициатива моей мамы, - обреченно пояснила я, -чрезмерная, на мой взгляд, инициатива.

Я не являлась сторонницей переговоров по мобильному во время нахождения за рулем, но на этот раз у меня не было другого выхода. В своем стремлении не то защитить меня, не то помочь Кристине, не то  просто напакостить Эрику мама перешла все границы, и я не намерена была терпеть ее самоуправство.  Я ни разу не испытывала сожаления по поводу маминого отъезда в Германию, но сегодня это произошло. Я бы с преогромным удовольствием швырнула бы маме в лицо эту проклятую повестку  и сопроводила бы свой далекий от почтения к родителям поступок едкими комментариями, но, увы, нас разделяли тысячи километров. Что, впрочем, не помешало маме вмешаться в мою жизнь, вернее, не только в мою.  Я просила ее оказать Кристине и ее ребенку посильную материальную поддержку, не больше и не меньше, и что мы имеем! Судебную повестку, присланную на имя Эрика, но на мой адрес. Прекрасно, мамочка, конгениально!

-Зачем ты в это влезла? – я забыла про приветствия, про дань вежливости в виде вопросов о погоде и самочувствии. Мой голос звенел от возмущения и обиды, я ощущала себя марионеткой, которую дергает за ниточки умелый кукловод. Я злилась на маму не столько из-за Эрика, сколько из-за того, что она не посчитала нужным даже поставить меня в известность о своих планах, -  мама,  чего ты добиваешься?

Она явно ожидала этого звонка, да и моя реакция была до боли предсказуемой. Странным для меня в этой ситуации было другое – мама всегда оставляла мои проблемы с парнями на откуп мне самой, и ограничивалась только лишь деликатным советом, да и то, если я в нем действительно нуждалась. Что заставляет ее нарушать принцип невмешательства и отсекать от меня Эрика любыми доступными способами. Чего она так боится?

-Ида, -  ровный голос мамы дышал поразительным спокойствием. Специально готовилась или она по-настоящему спокойна? –   не руби сплеча. Я понимаю, что ты влюблена в этого Данилевского и поэтому принимаешь его сторону, но нельзя быть такой слепой. Я много разговаривала с этой девочкой, Кристиной.  Она чудесная – добрая, честная, неглупая и здравомыслящая.  Ее любовь к сыну и  то самопожертвование, с которым она к нему относится… Это прекрасно, Ида,  но ты  ничего не поймешь, пока  не родишь собственных детей.  Она не давит на жалость, она стыдится своей нищеты и обвиняет во всем лишь себя одну.  Фонд дал ей шанс начать новую жизнь, и  я хочу, чтобы она и ребенок начали ее вдвоем, без этого подонка.  Я хочу, что у ребенка  была фамилия матери и, возможно, когда-нибудь, другой отец. Да, я посоветовала Кристине отправить повестку тебе домой, так как знала,  что вы с Данилевским живете вместе. И знаешь, что еще, Ида? Я буду помогать Кристине и в дальнейшем, я покажу ей дорогу в нормальное будущее. В свое время, двадцать пять лет назад, я тоже допустила роковую ошибку и связалась с недостойным мужчиной, но благодаря тому, что у меня была ты, я смогла не просто пережить этот кошмар, но и многого добиться.  Я научу Кристину преодолевать трудности и идти вперед с гордо поднятой головой, и ты не можешь мне  это запретить, Ида!  Ты сделала свой выбор,  и я ничего не могу изменить. Ты думаешь, ты взрослая и  опытная, но ведешь себя, как несмышленая малолетка: пропадаешь где-то по ночам, отключаешь телефоны… Ида, взгляни на себя, ты уже все потеряла – твоя квартира превратилась в приют для бездомных, тебя выгнали с работы, тебя бросили все друзья, и самое главное, у тебя нет цели! Ты болтаешься с этим Данилевским и не замечаешь, как вся твоя жизнь катится под откос!  Разве ради этого ты столько училась, нарабатывала стаж, обзаводилась связями, чтобы в один момент лишиться всего?

Мама ничего не понимала, ровным счетом ничего,  но я сама это допустила. Я осознанно не впускала ее к себе в душу, и она так и не знает, что за ад творился у меня внутри в ночь перед свадьбой.  Если бы она это знала, то на коленях благодарила бы Эрика просто за то, что он убедил меня не прыгать вниз.

-Ты права, мама,  прости за грубость. Я еще позвоню,- не знала  и не узнает. Меньше знаешь, крепче спишь.  Может быть, забота о Кристине отвлечет маму   от грустных мыслей, вызванных тем, что родная дочь способна сама о себе позаботиться. 

ГЛАВА XXXIX

Мы намертво застряли в пробке, и, наверное, в этом как раз и заключался тот самый положительный момент, который я тщетно пыталась разглядеть в сплошном потоке льющегося на меня негатива. По крайней мере, мамины нотации не  спровоцировали аварию, и у  нас все еще оставались гипотетические шансы добраться до клиники, не пересекаясь с дорожными полицейскими.  Ну, а еще внезапно заработали стеклоподъемники. Мелочь, конечно, но все равно приятно!

Я высунулась в окно, печально обозрела уходящую в бесконечность вереницу автомобилей, оглянулась назад, увидела аналогичную картину, и мне стало окончательно ясно, что надо было поменьше слушать мамины разглагольствования  и вовремя сворачивать на объездную. Час пик, люди возвращаются с работы – вполне нормальное явление. Не всем же праздношататься по столице в компании признанного апологета безнравственности.

После прочтения злополучной повестки Эрик не проронил ни звука. Он мгновенно замкнулся в себе, укрылся под непроницаемым панцирем молчаливой отстраненности и, казалось,  вообще переместился в другое измерение.  Его миндалевидные глаза были пустыми и равнодушными, а движения механическими и отрешенными.Он словно не слышал моего гиперэмоционального разговора с мамой,  не замечал, как я сдавленно ругаюсь сквозь зубы и не чувствовал моего несмелого прикосновения к своей стиснутой в кулак руке.

-Данте, - я должна была что-то сказать, нельзя было поддаваться на мамины провокации и рефлексировать по поводу своей никчемной жизни. Во всяком случае, не сейчас, - Данте,  у меня есть знакомые адвокаты, мы сможем отстоять  в суде права на ребенка,  я обещаю, у нас получится!

-Линкс! – Эрик перебил меня  так резко и порывисто, будто, вместо того, чтобы внушать ему надежду, мои слова резали его без ножа, - я кое-что тебе скажу, и возможно, потом ты  меня навсегда возненавидишь,  но я  не вижу смысла врать. Хочешь знать, о чем на самом деле мечтаю?  Я готов подписать любые документы, сегодня, немедленно, только чтобы больше никогда не слышать о Кристине и ее ребенке, чтобы никто меня ни в чем обвинял и не ждал от меня  покаяния!  И я не собираюсь оправдываться и говорить, что без меня им будет лучше, что я искалечил им жизнь, нет! Я хочу развестись с Кристиной и отказаться от ребенка, потому что они мне не нужны  и никогда не были нужны. Я не ощущаю за собой никаких обязательств  и  не могу заставить себя кого-то полюбить только потому, что  так надо.  Я бездушное чудовище, Линкс, но я сказал тебе то, что действительно чувствую!  Давай же, выскажи мне все, что ты обо мне теперь думаешь – что я дерьмо, что меня надо изолировать от общества, что я недостоин мизинца своей жены, что я…

-Данте, прекрати! Да прекрати же ты, черт возьми! – это была даже не истерика,  а настоящее буйное помешательство. Он  с остервенением крушил все попадающееся под руку, в кровь сбивая побелевшие от напряжения костяшки пальцев,  и салон моего несчастного «Ситроена» уже через несколько секунд такой деструктивной активности  здорово напоминал  поле битвы, где в роли бездыханных тел поверженных врагов выступали  с проводами выдранная из гнезда магнитола и беспорядочно расшвырянное повсюду содержимое бардачка.  По большому счету я не возражала против подобного способа выпустить пар, но когда Эрик замахнулся  в аккурат на зеркало заднего обзора, я на лету перехватила его запястье. 

-Данте, всё!  Всё хорошо, слышишь? – я продолжала крепко удерживать его руку до тех пор, пока  в его темно-серых глазах не появилось осмысленное выражение,- перестань, ладно?

-Двое суток без сна и неразбавленный абсент, - Эрик обессиленно откинулся на сиденье. Его острые плечи часто опускались и поднимались, а на шее ходуном ходило выступающее адамово яблоко, - без туйона могло быть и хуже. Один раз меня накрыло в бараке на Химкомбинатовской, я тогда полностью потерял над собой контроль, ломал все вокруг, орал что-то, а потом вдруг осознал, что это уже не я! Скребу когтями по двери,  хочу вырваться наружу…. В общем,  в тот день я понял,  что с этим пора  кончать.  Как же я сразу до взрывчатки не додумался?

-Забудь ты про эту взрывчатку, других проблем хватает, -устало посоветовала я, -  и знаешь, что? Я могу прямо сейчас позвонить адвокату, и спросить, что необходимо для того, чтобы в кратчайшие сроки оформить развод и отказ от родительских прав. Думаю, за определенные деньги вопрос можно решить без твоего присутствия.  Пей кофе и успокойся!

Я без сожаления отдала Эрику  свой термос с неприкосновенным запасом, и искренне надеялась, что это поможет ему справиться с последствиями нервного срыва. Что касается меня, то, заглянув внутрь себя, я с ужасом обнаружила там тупое безразличие ко всему и вся, кроме нас двоих и непосредственно относящихся к нам событий.  Моя измочаленная нервная система породила какую-то маниакальную уверенность в собственной исключительности. Мы были  центром мироздания и орбитой вращения земли,  и все остальное существовало где-то в параллельной вселенной и имело для нас не больше значения, чем прибор ночного видения для  гуляющей по крышам кошки.

В пробках мы потеряли минут сорок, и в клинику прибыли с очевидным нарушением графика. Измотанные и подавленные, мы вылезли из машины и молча прошествовали через больничный сквер.  Сегодня нами было сказано так много всего лишнего,  что мы  страшились разрушить хрупкое равновесие неосторожными словами.  Нас могли бы спасти несколько часов сна, но мне слабо верилось в осуществимость своих наивных мечтаний. Может быть, когда-нибудь, но  не под этим Солнцем.

В кабинет доктора Светозарова нас проводила профессионально невозмутимая медсестра и бесшумно удалилась, мягко прикрыв за собой дверь.  Явно недовольный нашим опозданием врач  коротко кивнул  в знак приветствия и жестом попросил садиться.

-Плохо выглядите, - заметил Светозаров, когда  мы с Эриком  дружно растеклись по стульям и вдруг без всякого перехода спросил, - кто такая Агата? Ваш друг постоянно ее зовет, а я ничего не могу ему ответить.

-Его погибшая возлюбленная, - не вдаваясь в подробности, объяснила я, - вы насчет этого звонили?

Доктор отрицательно помотал седеющей головой.

-Не совсем.  Я хотел поговорить с вами о состоянии Феликса.  Мы оказали ему первую помощь, остановили кровотечение и на данный момент его жизнь вне опасности, но, к сожалению,  некоторые последствия перенесенного им травматического шока оказались необратимыми. Из-за обширного кровоизлияния в суставы, так называемого гемартроза,  он, скорее всего, никогда не сможет ходить. Вы должны понимать, что операционное вмешательство крайне нежелательно и чревато  огромной кровопотерей даже при использовании современных препаратов. Я планирую продержать Феликса на стационарном лечении еще около недели, а потом его нужно будет готовить к выписке, и вам стоит тщательно обдумать, каким образом вы обеспечите ему  круглосуточный уход.

-Вы  ему уже говорили? – удары судьбы шмякались мне прямо на голову, словно птичий помет.  Судя по размерам неприятностей, мимо пролетал, как минимум, птеродактиль. Впрочем, я давно была готова к худшему.

-Нет. Я  хотел в первую очередь пригласить его близких родственников, но когда я спросил об этом у самого Феликса,  он назвал только Агату. Раз вы утверждаете, что ее нет в живых, я вынужден констатировать у пациента некоторое психическое расстройство и обратиться за помощью к вам, как к его друзьям.  Его состояние все еще очень нестабильное. Вы мне ничего не рассказали, но я  отлично вижу, что Феликс пережил тяжелейшее потрясение, и ему сейчас жизненно необходима  ваша поддержка. И закупите еще криопреципитат, а лучше  концентрат фактора свертываемости крови, например «Октанат».  Вам нужно настраиваться на то, что всю оставшуюся жизнь Феликс будет полностью зависим от  этих инъекций.  Само собой, ему дадут группу инвалидности, но бесплатное обеспечение гемофиликов лекарствами  в нашей стране предусмотрено далеко не в полном объеме.   Вас ожидают колоссальные расходы на медикаменты даже при самом благоприятном прогнозе, - доктор Светозаров сказал нам все, что считал нужным и теперь пытался определить по нашим лицам, до какой степени  серьезно мы восприняли его слова.

-К нему сейчас можно? – Эрик резко поднялся со стула, - он в сознании?

-Да, но постарайтесь его слишком не утомлять. Феликс лежит под капельницей, и он очень слаб для длительных бесед. Не забудьте взять в регистратуре бахилы и халаты.

Мы нерешительно топтались на пороге палаты, и будто специально тянули время.  Я уверена, что Эрик испытывал то же  проклятое чувство вины, что и я. Необоснованной вины. Да, мы на руках вытащили Феликса с того света, но сделали это вовсе не из человеколюбия.  Обливаясь потом, мы всего лишь пронесли через темные коридоры «Данага»  наш единственный шанс обрести истину.

Ранее мне не представлялось  подходящей возможности толком рассмотреть Феликса Романова, и я сполна наверстывала упущенное.  Даже на фоне белых  больничных стен и с иглой в вене, художник производил невероятно сильное впечатление. Его готически бледное лицо с благородно высоким лбом и тонкими аристократическими чертами можно было охарактеризовать лишь одним словом – «одухотворенное».  По сравнению с Феликсом мы выглядели, словно вытесанные из деревянной колоды истуканы рядом со статуей Аполлона Бельведерского. Четкий овал с волевым подбородком, впалые скулы, изящные линии бровей и  удивительно черные глаза.  Не карие, не темно-карие, а именно черные, как небо беззвездной ночи.  

Этот человек был болен, тяжело болен, и его болезнь в равной мере проявлялась в страданиях  души и тела. Самое ужасное, что мы пришли не для того, чтобы облегчить его страдания, а ради своих сугубо личных интересов.

-Данте! – чуть слышно произнес Феликс. Его глаза смотрели сквозь меня,  он не просто меня не узнавал, он меня не видел, - чего ты хочешь?  У меня  больше нет для тебя заказов.

-У тебя их никогда и не было, - с поразительным хладнокровием усмехнулся Эрик, - Оскар и Вальда использовали нас обоих. Меня они превратили в монстра, а тебя в калеку. Как считаешь, у нас с тобой достаточно общего, чтобы мы могли поговорить по душам?

-Ты ничего не понимаешь, Данте, - губы Феликса тронула обреченная улыбка, - как только стемнеет, они явятся за мной, и никто их не остановит. Пусть Агата возьмет мою кровь, пусть она возьмет мою жизнь, я зря сопротивлялся, я готов отдать ей всего себя.

Эрик  ногой подтолкнул себе стул, сел и  низко наклонился к самому лицу художника.

-А что, если никто не придет? –вкрадчиво поинтересовался парень, -ни Вальда, ни Эймс, ни Марта…

-Тогда придет сам Оскар Монти, - почти беззвучно прошелестел Феликс, - и это еще хуже. Не знаю, почему я здесь, но ночью я снова окажусь в «Данаге». Это неизбежно, они не оставляют свидетелей. Либо трупы, либо новообращенные.

-Я тебе кое-что расскажу, Феликс, - Эрик  машинально облизнул нижнюю губу, - а взамен ты поделишься информацией со мной. Начнем с того,  что «Данага» больше нет. Там все выгорело дотла вместе с твоими  друзьями –вампирами в подвале. Они слегка заигрались  в покер и не заметили, как наступило утро,  а я был  столь неосторожен, что уронил на пол зажженную сигару.  У них был  выбор: сгореть  в пожаре или выйти  на солнце. Не скажу точно, что они предпочли, но оба способа весьма надежны, так что у меня нет ни  малейших сомнений.  Ну, как тебе новости?

Естественно,  никто из нас не ожидал от еле живого художника бурного выражения эмоций и  хвалебных од в адрес бесстрашного победителя кровососов, однако, его реакция оказалась настолько непредсказуемой, что Эрик от неожиданности лишился дара речи. Феликс судорожно дернулся и внезапно начал подниматься на постели. Я в прыжке метнулась от двери  к его кровати и, стараясь не задеть торчащую из вены иголку, настойчиво надавила Феликсу на плечи.  Художник издал больше похожий на предсмертный хрип вздох и тяжело обмяк на подушке.

-Агата! Агата! Агата! –  в агонии шептали бескровные потрескавшиеся губы, - ты убил Агату, Данте! Почему ты бросил ее умирать, почему?  Она ни в чем не виновата,  это Оскар сделал ее такой!- Феликс вдруг попытался в отчаянии взмахнуть рукой, но я непостижимым образом успела зафиксировать его конечность. К счастью, игла осталась в вене, а вот рассудок, по-моему,  художника покинул, -   послушайте,  ведь у Агаты был анк,  она могла спастись! Отпустите меня! Я должен найти Агату! Я должен ее найти!

-Если она жива, я сам ее найду и заставлю  за все ответить, - твердо заявил безжалостный, как инквизитор, Эрик, почему-то априори допуская наличие уцелевших в охватившем здание бывшей гостиницы «Версаль» пожаре, - поэтому я бы на твоем месте рассказал мне  все, что тебе известно и не ждал, пока я сам это выясню. Мне  с утра сильно испортили настроение, я  до сих пор не  духе и твоя Агата  - наиболее удачный вариант, чтобы выместить на ней свою злость.  Рассказывай, зачем вы с ней подсунули мне львицу Гуэнолла и на что рассчитывал Оскар Монти, когда подсылал вас ко мне!

 

ГЛАВА XL

-Ну, ты и козел!- проникновенно  выдала Райка, - ни стыда, ни совести у тебя нет! Я сейчас докторов позову, чтобы вас всех отсюда выставили!

Она стояла в дверях палаты, решительно уперев руки в боки,  и выглядела при этом, как женская ипостась супермена,  неожиданно ставшего свидетелем вопиющего случая  откровенного притеснения слабых и угнетенных.  Короткое розовое платьице с измятыми рюшами и  надетые поверх балеток бахилы придавали новоявленной «геройше» потешно-шутовской вид, однако, пылающие праведным гневом глаза заставляли вспомнить о том,  что некоторые защитники человечества, например, трусы поверх штанов носили, и ничего – от гнусных злодеев только клочки по закоулочкам летели!

-Не суйся не в свое дело…, - начал было Эрик, но Райка обратила на его скрытую угрозу не больше внимания, чем  бродячий пес на радугу, и уверенно пошла напролом. Слегка нетвердой походкой она приблизилась к постели Феликса, опустилась на корточки  и осторожно взяла художника за руку.

-Я останусь здесь, пока они оба не уберутся, - отчетливо прошептала Райка, -  и вообще, я сейчас попрошу раскладушку и буду дежурить в твоей палате, чтобы тебя никто не беспокоил.  Прости их, они даже не представляют, чего мы с тобой натерпелись.  Я тебе не зря говорила, что этот Данилевский по жизни чмо, и Ида такая же стала. Макса до психушки довели, теперь за тебя взялись?

Феликс попытался ответить на  ярко выраженные проявление непонятной Райкиной заботы слабым пожатием, но рука отказалась ему повиноваться, и он сумел лишь бледно улыбнуться в знак признательности.

-Раечка, не надо, - одними губами отверг  Феликс заманчивое предложение разделить палату на двоих, -  я не думал, что мы с тобой  останемся в живых, поэтому и наговорил тебе столько всего. Прошу тебя, забудь про это! Отныне ты в безопасности, поверь мне!

-Вот только мелодрам нам еще  не хватало! – расшатанная последними событиями нервная система Эрика не выдержала «телячьих нежностей» между расчувствовавшимися пациентами, и парень бестактно вмешался в романтическую беседу  у больничной койки, - тебе же вроде укол должны были поставить? Чего не спишь?

-Не твое собачье дело, - невежливо огрызнулась Райка, нехотя выпустила безжизненную ладонь художника и медленно поднялась на ноги, - я еще, когда  ваши с Идой фотки в сети увидела, по одной твоей роже сразу поняла, что ты совсем без тормозов. И если ты думаешь, что я тебя боюсь, то ты глубоко ошибаешься. Я  такого насмотрелась, что меня уже ничем не испугаешь!  

Эрик смерил снова принявшую типичную позу борца за справедливость Райку презрительным взглядом

-Что-то я сильно сомневаюсь, - с горькой иронией усмехнулся парень, -но у меня нет ни сил, ни желания  с тобой спорить.  Просто исчезни  на полчасика, а потом  хоть навеки тут поселись!

-Не дождешься, - процедила Райка, одергивая задравшийся подол розового платьица, - я про тебя все знаю, Данилевский! Может, твой далекий предок и был пророком, но ты  сам - урод, каких свет не видывал!

Райкины слова я осмыслила первой. Возможно, причиной послужило то, что я  не позволила себе  ввязаться в эту бессмысленную дискуссию,  и мой мозг  не был перегружен участием в конфликте, а, возможно, в  пестром мозаичном панно недоставало всего пары элементов, и после того, как они у меня появились,  все  моментально встало на свои места.

- Пророк Даниил, убивающий дракона! Картина в мансарде Феликса! –  я подскочила к Эрику, всеми десятью пальцами вцепилась в его лимонную футболку и, дрожа от вызванного только что снизошедшим озарением возбуждения, объяснила, - у пророка твое лицо! Фамилия Данилевский произошла  от имени Даниил!  Оскар Монти  не зря копался в твоей родословной, он хотел  найти этому подтверждение.

-Он его нашел, - тусклый, невыразительный голос художника, казалось, доносился с периферии подсознания. Черные, как гранитное надгробие, глаза смотрели в осязаемую пустоту,  где сюрреалистические картины исковерканной реальности явственно проступали на незримом холсте бытия, - месть аккадских богов свершилась!

Эрик один за другим разжал мои пальцы. По его худому, усталому лицу разлилась замогильная бледность, а в миндалевидных глазах внезапно появился нездоровый, лихорадочный блеск. Парень  грубо оттеснил сердито фыркающую Райку  и вплотную  подошел к  кровати Феликса, которой, судя по выступившему на  высоком лбу художника холодному поту, суждено было вскорости стать смертным одром.

-Ты все мне расскажешь, - Эрик заколачивал гвозди в домовину Феликса с настойчивым усердием отрабатывающего щедрую предоплату гробовщика. Сейчас он был еще более страшен, чем в жутком облике крылатого сирруша, но среди нас нашлась та, что по ее собственному признанию,  не боялась ничего.

-Феликс, ты не обязан с ним разговаривать, - похоже, Райка пребывала в шаге от того, чтобы атаковать Эрика со спины. Помнится, одного вампира, она таким манером однажды равновесия лишила, причем, смею заметить, вовсе не душевного, - тебе нужно отдыхать и выздоравливать. Хочешь, я им сама все расскажу?

-Ты всего не знаешь, - художник перевел потухший взгляд на капельницу.  В прозрачном флаконе осталось чуть меньше половины, - я  скажу тебе правду, Данте, но пообещай мне кое-что…

-Хорошо, хорошо, только не тяни резину, - Эрик нетерпеливо облизнул проколотую нижнюю губу, - давай же, шантажируй меня, я согласен!

Феликс поднял на парня полные безысходного отчаяния глаза. По-моему. Эрик перегнул палку. Понятно, что ему не до дипломатии, но устраивать еле живому художнику изощренную экзекуцию, это уже чересчур.

-Ну, что я должен пообещать? – повторил Эрик, и я вдруг поняла, как ему страшно,  как  бесконечно многолик его страх,  и как неумело он старается его скрыть  за показной жестокостью.  Перед ним открывалось  несколько дорог, но каждая из них вела в ад. Не дождаться ответа  и до конца дней  мучиться  подозрениями.  Или получить такой ответ, что жизнь  окончательно потеряет смысл. Или предать ожидания Феликса, пообещав тому нечто заведомо невыполнимое.

-Ты найдешь Агату. И если она не погибла по твоей вине в пожаре, ты поможешь ей снова стать человеком,- в уголках пронзительно черных глаз художника скопились невыплаканные слезы, - ты это сделаешь?

-Да, -твердо кивнул Эрик, - не знаю,  чем именно я смогу ей помочь, но  я сделаю все от меня зависящее.  Теперь твой черед, Феликс, говори!

-Держи водички! – Райка схватила с тумбочку стакан  и аккуратно смочила пересохшие губы художника, - пожалуйста, можно я позову врача? Ида, как ты это допускаешь? Феликс потерял столько крови, он  так слаб… Какая же ты бесчувственная, Ида!  Ты  и твой Данилевский ничуть не лучше вампиров, а может быть, даже хуже!

-Рая, - я приобняла пышущую негодованием подружку за плечи и максимально язвительным тоном, на какой только была способна, спросила, - а тебе знаком такой Эймс Декстер? По глазам вижу – еще как знаком. Так вот, исключительно благодаря тому, что мой, как ты изволишь выражаться, Данилевский, подбросил мне в клатч серебряную вилку, ты все еще жива, а от Эймса осталась  лишь горстка пепла Подумай об этом, пока мы послушаем Феликса.  Молча, желательно, подумай.

Двое суток без сна и неразбавленный абсент.  Неужели, цинизм - это заразная болезнь, передающаяся половым путем? Может, Райка права, и мы действительно хуже вампиров?

Несмотря на то, что мы с Райкой коллективно изнуряли себя диетами и  строго следили за своим весом, сидеть вдвоем на одном стуле оказалось весьма некомфортно. Но я считала правильным вынужденное дистанцирование. В этой колоде мы не более, чем шестерки, и негоже нам вмешиваться в  партию тузов.  Впрочем, настороженно следить за  ее ходом нам никто не запрещал.

Феликс Романов говорил сухо и безэмоционально, но в его  блеклом голосе было что-то гипнотически завораживающее.  Рассказывать  о поистине ужасных вещах в неподражаемо ровном тоне – это либо полная атрофия всех чувств, либо нечеловеческое самообладание.

Талантливый художник на  самом деле имел непосредственное отношение к последнему императорскому дому.  В случае реставрации монархии он бы, несомненно, получил дворянский титул,  и, учитывая немногочисленность и разрозненность ныне здравствующих представителей  династии Романовых, возможно, стал бы одним из претендентов на престол. До перестройки Феликс носил простонародную фамилию Варенцов и прекрасно себя с ней чувствовал, но  когда новая власть начала проводить активную политику по  смене идеологии, мать подающего надежды художника  Мария Кирилловна  показала сыну стопку пожелтевших от старости документов, датируемых, в основном, прошлым веком. Пожилая женщина, в соответствии с этими бумагами являющаяся, кстати, урожденной герцогиней Гессен, поведала  Феликсу, как, спасаясь от красного террора, ее семья сумела подделать метрики, и  влиться в рабоче-крестьянские ряды советских граждан, но на протяжении без малого ста лет  правда о  благородном происхождении неизменно передавалась из поколения в поколение. Гессены, «в миру» Свиридовы, всегда пеклись о чистоте крови, и «морганатические» браки среди них не приветствовались, поэтому  Марию в  детстве сосватали за  Александра Романова, фигурировавшего во всех официальных реестрах под фамилией Варенцов.  Отец Феликса не дожил до распада Союза всего три года,  и, не сменись в стране государственных строй, данная ветвь Романовых, скорее всего так бы осталась неизвестной, но в свете недавних политических преобразований, его вдова посчитала необходимым принять меры к восстановлению исторической справедливости.

По большому счету восемнадцатилетнему Феликсу имперские амбиции были глубоко чужды, но он быстро сообразил, что это хороший шанс в буквальном смысле сделать себе имя.  Провинциальному художнику пробиться в столице без обширных связей в богемных кругах было не проще, чем научить рыбу разговаривать,  и Феликс горячо поддержал  благие начинания матери.  В обоснованности претензий на царскую фамилию он не усомнился ни на секунду. Ген гемофилии, доставшийся Романовым от британской королевы Виктории, проявился у юного живописца  при рождении.

На родине Феликса история долго муссировалась в СМИ, подробности беспрецедентного иска Марии и Феликса Варенцовых  обсуждались по центральному телевидению, а в маленький город съехались десятки столичных экспертов. Процесс затянулся на полтора года,  Варенцовых называли самозванцами и обвиняли в дешевом пиаре,  но факт остался фактом – новый паспорт местные органы ЗАГС выдали уже на имя Феликса Романова.  И это был практически единственный багаж, с которым художник уехал в столицу.

Феликс очутился в другом мире, где все решали деньги и полезные знакомства, а у него не имелось ни того, ни другого. Зато он был сыном герцогини Гессен и князя Романова, и громкое родство позволило ему быстро обзавестись богатыми покровителями.  Он продал несколько картин, и по протекции одного из новых друзей устроил мастерскую в мансарде дома в Депутатском переулке. Если до этого момента на  популярность Феликса работало в большей степени его скандальное прошлое, то  теперь он наконец-то смог  полностью реализовать свой творческий потенциал  и стать признанным художником. Омрачала его жизнь только наследственная болезнь, но за долгие годы он привык сосуществовать со своим недугом и соблюдать осторожность  при движении, зная, чем грозит ему любое, самое ничтожное кровотечение.  Наверное, Феликсу стоило быть столь же бдительным и в личных взаимоотношениях.

С Агатой Агранат Феликс был знаком со школьной скамьи. В силу своего заболевания, он был лишен высшего мальчишеского счастья подергать предмет своего обожания за косички, не носил за ней туго набитый тяжелыми книгами портфель и не дрался на переменах с более удачливыми соперниками.  Болезненно худой,  вечно погруженный в себя подросток большую часть времени проводил сначала наедине с альбомом, а впоследствии с мольбертом.  Гемофилия сделала Феликса не просто изгоем –   в школе он стал не только неприкасаемым, но и неприкосновенным.  Будь он обычным хилым задохликом,  ему едва ли удалось бы избежать насмешек и зуботычин со стороны одноклассников, но статус неизлечимо больного превратил Феликса  в персону нон-грата. 

 Темноглазая красавица Агата не то чтобы с ним дружила – в отличие от остальных, она его просто замечала.  Обращалась с вопросами,  восхищалась рисунками,  и иногда помогала   с домашним  заданием.  Естественно, Феликс был в нее влюблен. Он любил Агату, как любят эфемерную ускользающую музу – безнадежно, безответно и невероятно преданно.  Стать знаменитым художником он захотел во многом для того, чтобы когда-нибудь Агата увидела в Эрмитаже свой собственный портрет.

После окончания школы Агата блестяще сдала вступительные экзамены и была принята на первый курс столичного университета.  В течение последующих нескольких лет Феликс видел свою музу только в мечтах, но переезд в столицу  подарил ему неожиданную встречу с прошлым. Роковую встречу.

Элитный ночной клуб, любимое место скучающей богемы. Здесь курили гашиш и нюхали кокаин.  Феликса привел сюда один маститый живописец из числа его покровителей, это было что-то вроде посвящения, недавнего безвестного провинциала вводили в высшее общество на праве равного, и он  неописуемо гордился своим триумфом. Он подошел к Агате первым – сказать спасибо за то, что когда-то давно она в него поверила.

Агата изменилась до неузнаваемости, от внешности до имени.  Она называла себя Вальдой,  покрывала лицо слоем белого  грима, густо подводила глаза и красила губы кроваво-красной помадой. В ее гардеробе преобладали корсеты и юбки в пол, а на плече появилась извилистая татуировка. Свои роскошные черные волосы Агата убирала в сетку, обнажая  высоко выбритые виски. Сопровождающая  ее компания выглядела столь же нестандартно. В независимости от пола, у всех были такие же гипсовые лица, акцентированные карандашом глаза и ярко накрашенные губы. И абсолютно неудобоваримые имена. 

Разговор ни о чем, у каждого свое окружение, обмен любезностями и сдержанными улыбками.  Обоюдное признание странностей друг друга. А через пару-тройку месяцев вторая встреча. На этот раз ее звали Агата Вельштейн, на ней был  брючный костюм и минимум макияжа. Вместе с мужем она посещала концерт симфонической музыки, и  позволила  сбитому с толку разительными переменами  Феликсу скромно поцеловать ей руку.  

 

ГЛАВА XLI

В тот вечер Феликс понял, что его муза ведет двойную жизнь.  Поглощенная научными исследованиями супруга престарелого профессора, вдумчивая и серьезная  девушка с блестящими перспективами на академическом поприще, с одной стороны, и мрачная готесса с другой.  Обе субличности  одного и того же человека привлекали художника с одинаковой силой, но если Агата Вельштейн внушала ему граничащее с благоговением уважение, то Вальда заставляла  испытывать замешанную на концентрированном ужасе страсть.  В какой-то момент Феликс почувствовал, что шизофрения начинается у него самого, и он постепенно перестает отличать тьму от света.  

Всю ночь он  провел у мольберта. Он никогда не видел Агату обнаженной и даже не смел надеяться на подобное счастье,  но, повинуясь внезапному наитию, осмелился изобразить на холсте ее великолепную наготу. Феликс запечатлел настоящую Агату,  вне социальных условностей и предрассудков,  лишь неприкрытая красота женского тела –недосягаемое совершенство,  навсегда увековеченное в искусных мазках кисти.  На другой день художник проснулся  больным и разбитым, зато с четким планом дальнейших действий.

Князь Феликс Романов получил слишком строгое воспитание, чтобы допустить хотя бы микроскопическую возможность опорочить честное имя своей тайной возлюбленной. Он не стал назначать свиданий Агате, не стал искать по клубам Вальду – он нанес семье Вельштейн официальный визит вежливости и в качестве запоздалого свадебного подарка торжественно вручил супругам тот самый портрет.

Это была взаимная симпатия. Двое интеллигентных, творческих людей с первого взгляда нашли общий язык.  Любой другой на месте профессора  сходу спустил бы свалившегося, как снег на голову, «одноклассника» с лестницы, дабы не повадно было клеиться к его молодой жене, но Вельштейн интуитивно чувствовал чистоту и благородство художника. Феликс заменил  профессору отвернувшегося от него после женитьбы на Агате сына,  и незаметно превратился в частого гостя квартиры на Рижском. Свою музу ему было достаточно лишь восхищенно созерцать,  и он верил, что когда Агата смотрит на свой портрет в прихожей, она неизменно думает о его авторе.

К сожалению, идиллия длилась недолго. Агата была умна, проницательна, и гораздо менее наивна, чем двое мужчин, мирно попивающих чай в  ее гостиной. Она отлично понимала: рано или поздно между профессором и Феликсом установятся настолько доверительные отношения, что импульсивный и экзальтированный художник  начнет тяготиться  объективно существующей недосказанностью, и  выдаст ее главный секрет. И тогда Агата поступила в точном соответствии с известным утверждением, гласящим, что ничего так не объединяет людей, как общие грехи.  Феликс должен был стать неотъемлемой частью ее двойной жизни,  и наравне с ней бояться разоблачения.

Он ничего не имел против того, чтобы сопровождать Агату на деловую встречу, однако, не мог даже предположить, что «переговоры» состоятся  в полночь  на городском кладбище.  В лунном свете Вальда казалась еще прекрасней, она была словно соткана из тонких нитей зыбкой реальности, а черные глаза и красные губы  придавала ей какой-то потусторонний вид.  Она ничего не говорила, лишь соблазнительно улыбалась и якобы случайно дарила Феликсу быстрые, обжигающие прикосновения. Он знал, что это безумие, предательство и низость, но ничего не мог с собой поделать.  Поднимающееся  откуда-то изнутри желание полностью вытеснило платонические воздыхания.

Готы сидели вокруг надгробий, пили абсент и неспешно беседовали о смерти. Они были удивительно похожи друг на друга, а  их общение вертелось вокруг одной единственной темы, и если бы не пугающая близость Вальды и  одурманивающее влияние абсента, Феликс бы, вероятно, заскучал, но, как оказалось, все самое интересное  произошло чуть позже, когда на кладбище появился сир Оскар Монти.

Ночь, полнолуние и могилы многократно усилили эффект, но Феликса   и без того пронзил острый, парализующий страх.  Он  не верил в вампиров, но Оскар Монти вынудил его поверить.  Художника заставили от и до наблюдать жуткую сцену извлечения из гроба недавно похороненного тела, и он в подробностях увидел ритуал пробуждения.  Восставший вампир при жизни служил в полиции, и в последний путь его отправили в форменном обмундировании,  но теперь  ему предстояло блюсти совсем иные законы. Неподготовленная психика Феликса не выдержала в тот момент, когда вурдалак сделал несколько неуверенных шагов по погосту и опустился на одно колено перед  снисходительно улыбающимся Оскаром Монти.  Последнее, что запомнил оседающий на землю художник, это выступающие клыки детей ночи.

Феликс не знал, как долго он провел в забытье, но, очнувшись, вдруг осознал, что все еще находится на кладбище. Готы и вампиры исчезли, а оскверненная могила выглядела нетронутой. Он попытался оттолкнуть склонившуюся над ним Вальду, он хотел показать ей свое разочарование и отвращение, но манящие кроваво-красные губы вдруг жадно приникли к его губам.  Это был не просто грех, это было святотатство, но Феликс не смог устоять.  Ночь, когда они исступленно занимались любовью среди мраморных надгробий, стала началом его падения в Преисподнюю. Теперь у них с Агатой была своя тайна.

Каждая встреча  с  ничего не подозревающим профессором отныне превратилась для Феликса в нестерпимую пытку.  Ежедневно смотреть в глаза мужу-рогоносцу было невыносимо, художник пробовал отдалиться от семьи Вельштейн, но Агата больше не позволяла ему принимать самостоятельных решений. Ее безграничная власть простиралась не только на сердце Феликса, но и на всю его жизнь. Он приходил на кладбище не для того, чтобы смотреть, как скалят клыки вампиры и рассуждают о смерти готы. Феликс мучительно ждал, когда ближе к рассвету они все, наконец, разойдутся, и он вновь останется наедине с Вальдой и будет отчаянно любить ее, презирая самого себя за малодушие и слабость.

Феликс знал, что Вальда близка к вампирской верхушке и что сам сир Монти имеет на нее виды,  но он и не догадывался, какой договор они заключили между собой.  Феликс даже не сразу сообразил, что причина его грехопадения причастна к ограблению музея искусств. Глаза открылись у него в тот момент, когда Вальда попросила подстраховать ее во время передачи денег. На кладбище пришел долговязый парень в очках и, зябко ежась не то от ночной прохлады, не то от подсознательного страха перед мертвыми, потребовал свой гонорар. Вальда равнодушно отсчитала деньги, и завела подозрительный разговор о сбыте краденого, а потом и вовсе показала представившемуся как Данте юноше сверток со странной статуэткой из белого известняка. Первое же прикосновение Данте к статуэтке закончилось плачевно – фигурка рассыпалась прямо в его руках.  Вальда грубо обругала парня за неосторожность, тот не остался в долгу и нагрубил ей в ответ,  и на этом партнерские взаимоотношения закончились, а оба контрагента разошлись  в разные стороны, тихо матерясь в адрес друг друга.

«Теперь ты соучастник преступления », - задумчиво произнесла Вальда, - «я посвятила тебя во всё,  не подведи меня! Я знаю, как тебе хочется облегчить душу, но ты же не сдашь меня в полицию, не так ли? Притом, кто тебе поверит?  Если решаешь что-нибудь прятать, лучше делать это на самом видном месте. Сир Оскар Монти водит за нос весь город – людям ведь проще поверить в нарощенные клыки и в красные линзы, чем в вампиров. Так что, молчание –это залог твой жизни, Феликс, как и моей тоже».

Вальда исчезла быстрее, чем он успел ее о чем-нибудь спросить, и Феликс внезапно понял, что сегодня она с ним попрощалась. Он вновь рисовал до утра, просто, чтобы выразить царящий в его душе хаос. В результате родился «Рубеж времен» -  львица Гуэнолла с человеческим лицом. Лицом Вальды.

О смерти Агаты Феликс узнал через неделю. Он не видел ее с последней встречи на кладбище и принципиально не звонил ей. Один раз его навестил профессор Вельштейн, сурово осудил посягнувших на исторические ценности грабителей и мимолетом  пожаловался на  депрессивное состояние супруги. После этого визита, ощущающий себя последней скотиной Феликс, сказался больным, заперся в мансарде и провел несколько дней в одиночестве.  О трагедии на кладбище ему сообщила соседка снизу.  Анна Галактионовна самозабвенно разносила по подъезду содержание экстренного номера «Вечерней столицы»,  и оживленно потряхивая голубыми волосами, смаковала шокирующие подробности зверского убийства.

На похороны Феликс не попал. Потрясенный страшным известием, он ударился  плечом о металлический угол почтового ящика и угодил в больницу с серьезным внутренним кровоизлиянием. Как жить дальше, Феликс не знал. Он пытался забыться в творчестве, но из-под его когда-то вдохновенной кисти выходили лишь примитивные наброски. Пытался посещать светские мероприятия, но быстро понял, что его здоровье пошатнулось настолько сильно, что он уже не в состоянии принимать участие в шумных вечеринках.  Феликс чувствовал, что его никчемное существование неумолимо движется к своему завершению, и та правда, которую он собирался раскрыть профессору Вельштейну, должна была стать чем-то вроде предсмертной исповеди.

Написанную почерком Агаты записку с предложением встретиться на старом месте Феликсу подсунули под дверь как раз накануне. Он тщетно убеждал себя, что это чья-то злая шутка. Судьбоносный разговор с профессором Феликс отменил. Необъяснимая сила гнала его на городское кладбище, где  приправленное муками совести счастье  в итоге обернулось лишь болью утраты.

Вальда была там. Она стояла около могилы Агаты Вельштейн и улыбалась, а ее гибкую шею украшала широкая бархатная лента с похищенным из музея искусств символом бессмертия – древнеегипетским амулетом под названием «анк».  Феликс слушал Вальду, словно в бреду – его глаза застилал багровый туман, а в  висках стучали бесчисленные молоточки. Он уже не понимал, что с ним произошло. Его безжалостно швыряло между мирами,  и он никак не мог определить, в раю он находится или в аду.

Вальда вела себя с поразительной искренностью.  Казалось, она ничего не скрывала, и желала Феликсу исключительно добра. Взамен он просила лишь сохранить их общую тайну.

 Труп с перерезанным горлом  и в самом деле принадлежал Агате Вельштейн. Оскар Монти посулил ей бессмертие, но сначала она должна была побывать за гранью. Затем тело эксгумировалось и с помощью анка возвращалось к жизни, теперь уже навсегда.  Оскару  и его обещаниям наделить ее бесконечным могуществом, Вальда доверяла, как самой себе, и потому согласилась не только подвергнуть себя смертельной опасности, но и оказать содействие в задуманной вампирским иерархом авантюре.

Помимо анка, который являлся важнейшим компонентом ритуала, из столичного Музея искусств была похищена львица Гуэнолла,  чудом дошедший до наших дней памятник Аккадской цивилизации.  Оскар называл львицу связующим звеном между прошлым и будущим и утверждал, что на ней лежит «печать Ламашту», первого, известного человечеству вампира.  По плану Оскара, анк должен был не только дать бессмертие Вальде, но  и вызвать в наш мир Ламашту, подчинить ее своей магической силой и заставить служить своему единственному повелителю.

Основательно покопавшись в сети, Вальда вышла на Данте. Оскар выделил на операцию весьма внушительную сумму,  и после недолгих колебаний, хакер принял  криминальный заказ. Ограбление прошло без сучка, без задоринки. Камеры  и сигнализация вырубились  в момент проникновения исполнителей в зал, и включились сразу, как только  грабители покинули музей. А вот дальше началось самое интересное: если аванс Вальда перечислила Данте на счет, то остаток вынуждена была отдавать наличкой из-за непредвиденного сбоя в банковской системе.  Раскрывать инкогнито хакер упорно не хотел, но потом все-таки согласился получить свое вознаграждение где-нибудь в укромном, безлюдном месте. Что отвечало выдвинутым требованиям лучше, чем городское кладбище?

На всякий случай Вальда прихватила с собой Феликса. Данте она никогда не видела, и справедливо опасалась, что на рандеву может прийти двухметровый качок с наганом за  пазухой. Опасения не оправдались –легендарный хакер оказался типичным компьютерным червем в очках и гриндерсах. Вальда произвела расчет, поблагодарила Данте за безупречную работу и наудачу предложила ему  самому сбыть не оправдавшую ожиданий Оскара львицу Гуэнолла. Как ни старался вампирский князь призвать  с ее помощью кровожадную Ламашту, у него ничего не вышло, и он настоятельно советовал Вальде поскорее избавиться от улики. Как известно, после того, как Данте опрометчиво прикоснулся к статуэтке,  вышеупомянутая улика осталась только в воспоминаниях археологов.

Несмотря на провал с возрождением Ламашту и закравшиеся в душу Вальды сомнения относительно успеха обряда посвящения, она все-таки  не отказалась от ритуала. Свою смерть она не помнила – лишь ледяное касание острого лезвия и  странное ощущение затянувшегося прыжка. Ее последующее воскрешение удалось Оскару блестяще, но кое-что он не учел.  Вместо истинного бессмертия Вальда приобрела вечную зависимость от магии анка. Впрочем, от остальных вампиров она отличалась не только этим: анк дал ей также способность безбоязненно принимать солнечные ванны.

 

ГЛАВА XLII

О судьбе Данте Вальде поведал ставший ее опекуном и наставником Оскар Монти. Он рассказал, как злой и напуганный хакер заявился через несколько дней после сделки на кладбище, и начал кричать о преследующих его видениях. Особенно заинтересовали Оскара слова Данте о происходящей с ним трансформации, однако, проверить хакера в деле  в ту ночь так и не удалось, хотя  князь вампиров приложил для этого все возможные усилия. Что-то в этой истории было не так, и Оскар взялся это выяснить. Использовав накопленные вампирами  тайные знания и сопоставив имеющиеся в наличии факты, он пришел к ошеломляющему выводу: гениальный хакер Данте, он же Эрик Яковлевич Данилевский, являлся  прямым потомком библейского пророка Даниила, а трансформировался он в того самого дракона, с божьей помощью поверженного в Вавилоне.

Львица Гуэнолла действительно несла на себе знак древнеаккадских богов, но предназначение его было вовсе не в восстановлении их власти над людьми, а в жестокой, изощренной мести. Потомок пророка, уничтожившего последний шанс Мардука и Иштар доказать  людям свое могущество, должен был сам превратиться в крылатого сирруша, и  своими руками  до основания разрушить навсегда потерянный для аккадских идолов мир.  Побывавшая в царстве мертвых статуэтка  рано или поздно обязана была попасть в руки человека, в чьих венах текла  ненавистная кровь Даниила,  и через несколько тысяч лет после описанных в Ветхом завете событий, это все-таки произошло. Способа извлечь из  своего открытия практическую пользу, Оскар Монти, увы, не видел и во избежание форс-мажоров принял решение и дальше держать Данте под контролем, без крайней необходимости не вмешиваясь в ситуацию.

Феликс чувствовал, что сходит с ума. Не живая и не мертвая  Агата с «петлей бессмертия» на шее,  рассыпавшаяся в прах львица Гуэнолла и на себе ощутивший коварство аккадских богов Данте – все смешалось в его воспаленном мозгу.  Его безумие было ярким и осязаемым, он в чем-то клялся настойчиво требующей молчать обо всем услышанном Вальде,  что-то выкрикивал, пугая ночного сторожа,  дрожал от холода и страха, и мечтал только об одном – лишиться рассудка  и погрузиться в спасительный океан забвения.

Как он вернулся в мансарду, Феликс не помнил. Возможно, дошел сам, возможно, его привезла Вальда. Он не мог ни спать, ни есть, ни думать.  Феликс открыл Библию, но  не стал молиться. Он нашел в священном писании место о пророке Данииле, побеждающем крылатого дракона,  и бросился к мольберту. Он рисовал. Пророка Даниила и дракона. Хакера Данте и сирруша.

В тот год Феликс много болел. Он перестал соблюдать осторожность, и не вылезал из больниц. Гемартроз суставов стал для него обычным явлением. Художник заметно хромал и мучился от постоянных болей. Он почти не мог рисовать, рука  начинала отниматься после нескольких минут работы.  Новые полотна не создавались, и Феликса постепенно забывали. По  большому счету, его это даже радовало, но сам он не забывал ничего. Воспоминания убивали его, и он ждал смерти, как  избавления, и чем ближе он ощущал ее смрадное дыхание, тем отчетливее понимал, что обязан поговорить с  профессором Вельштейном. Феликса обуяла какая-то  обреченная решимость довести дело до конца, и  на этот раз он не собирался отказываться от задуманного.  Он не рассчитывал спасти свою погрязшую во лжи и предательстве душу, он хотел дать шанс Вальде снова стать Агатой.

Феликс так и не понял, каким образом Вальда узнала о его намерениях, но он нашел в себе силы не  явиться на встречу на кладбище. К Вельштейну художник также не дошел. Вампиры нанесли превентивный удар,  и перехватили Феликса на улице. У Оскара Монти имелись свои собственные соображения, на что может сгодиться обладатель царской крови.

Феликс до последнего не верил, что Агата видит в нем только вместилище красных кровяных телец.  В «Данаге» его держали вместе с еще одной жертвой,  которая привлекала вампиров четвертой отрицательной группой, и у них были сутки, чтобы вдоволь наговориться перед неминуемой гибелью.  Феликс пытался подбодрить и утешить  хорошенькую блондиночку с опухшими от слез глазами, но сам был готов умереть. Как и тогда,  на кладбище, его заставили наблюдать за ходом Большой Игры, и он в ужасе смотрел, как Агата в азартной одержимости швыряет карты на зеленое сукно. Она жаждала его крови, и она была несказанно счастлива, когда крупье объявил ее победу. Феликса втолкнули в зал,  Агата кроваво-красными губами потянулась к его шее,  в темноте мелькнули внезапно удлинившиеся клыки, а потом небо покарало грешников, с диким грохотом обрушившись им прямо на головы.

-Это все, Данте, - раскаленные угли в глазах Феликса превратились в черные головешки, - теперь оставь меня, и не забудь про свое обещание.  Если Агата спаслась, дай ей шанс, поговори с профессором Вельштейном, он должен знать, как ей помочь.

-Он…, - начал было Эрик, но вдруг резко замолчал. Он прав, незачем Феликсу знать правду. Хватит с него потрясений, - спасибо  тебе. Я помню про свое обещание, Феликс.

-Убирайтесь отсюда, все, быстро! – Райка рывком вскочила со стула  и настежь распахнула дверь палаты, - что вам еще от него надо? Он и так все вам рассказал!

-Мы уходим, -я стиснула влажную от волнения ладонь Эрика и подтолкнула парня к выходу, -  я желаю вам выздоровления,  Феликс. А вот и ваш врач!

Райка настигла нас в коридоре.  Она явно хотела что-то сказать, но никак не осмеливалась озвучить свои мысли и лишь неуверенно переминалась с ноги на ногу.

-Я прошу вас, я вас очень прошу! – в Райкином голосе не осталось и следа от недавней грубости,  она почти плакала, - не ищите Агату. Вы даже не представляете себе,  как это важно.  Я скажу Феликсу, что она погибла, я сделаю так, что он мне поверит, клянусь. Только так он сможет ее забыть!

Нам с Эриком даже не понадобилось брать тайм-аут на обдумывание поступившего предложения.  Мы синхронно кивнули в ответ, а Эрик вдруг обратился к сияющей от радости Райке:

-Узнай, сколько денег нужно на лечение Феликса и сразу дай мне знать, а я переведу  требуемую сумму на счет клиники.  Мы с Линкс будем ждать звонка.

 -Да-да, конечно, я позвоню, я буду о нем заботиться, я… -отзвуки пронзительного Райкиного голоса настигли нас уже на первом этаже, и ее последние слова поглотило эхо, но для меня и так было очевидно, что произошедшие с моей подружкой перемены сделали ее совершенно другим человеком. Надеюсь, благодаря ее поддержке и заботе Феликс поправится, ведь иногда простое участие способно оказать на больного чудотворное воздействие.

-Откуда у тебя деньги? – спросила я у Эрика, когда мы вышли на улицу. Информации оказалось слишком много даже для двоих, и нас обоих покачивало и заносило, словно подгулявших выпивох.

-В компьютере Оскара Монти было много всего интересного, например, номер его банковского счета, - кончиками губ улыбнулся парень, -дальше-дело техники. Мы с тобой  сказочно богаты, Линкс! Прости, что забыл тебе об этом сообщить.

-Лучше поздно, чем никогда, - фыркнула я, - что делать –то будем? Я имею в виду не с деньгами, а вообще?

Эрик поджег сигарету и рассеянно закурил. В его миндалевидных глазах плескалась какая-то безнадежная тоска.

-Не знаю, Линкс! Думать, как избавиться от этой твари, что еще? Мне казалось, стоит четко определить проблему, как тут же появится решение, но я ошибся. Все еще больше запуталось. Возможно, профессор мог  мне что-то подсказать, но он умер.  Я не вижу выхода, Линкс,  я как будто стою у обрыва и ищу повод отложить прыжок.  Наверное, все-таки вариант с двуперекисью был оптимальным.

-Данте! – я обняла его с щемящей нежностью, как обнимают родного и близкого человека, судьба которого тебе  до такой степени небезразлична, что ты готова разделить с ним любые ее перипетии, - мы что-нибудь обязательно придумаем!

Эрик с ненавистью растоптал  в траве недокуренную сигарету и нервно облизнул проколотую нижнюю губу.

-Я не хочу быть тебе обузой, Линкс. Ты сама просила меня не играть  в благородство, вот и не играй. Зачем тебе это?  Я исполнил свою роль в твоей жизни – не дал тебе совершить самоубийство и помог убедить твоих коллег, друзей и родственников, что ты никогда не станешь прежней.  Я больше тебе не нужен, разве не так?

-Знаешь, - я задумчиво провела ладонью по его небритой щеке и внимательно заглянула в темно-серые глаза, - а мне мама сегодня сказала, что я в тебя влюблена. Наверное, ей видней, как считаешь?

Эрик смутился настолько сильно, что на автопилоте сел вслед за мной в машину и  за всю дорогу домой не проронил ни слова. У подъезда он первым выпрыгнул из автомобиля и бегом бросился в салон красоты. Пока я закрывала «Ситроен», параллельно пытаясь  разгадать причины таинственных перемещений парня, Эрик уже показался в дверях. К груди он прижимал здоровенную картонную коробку длиною в  половину собственного роста.

-Я точно не знал, вернусь ли сюда, Линкс, поэтому оформил доставку на  адрес салона, чтобы лишний раз тебя не беспокоить. Эти клавиши даже лучше тех, что я тогда  скинул с  крыши.  Готова слушать серенады всю ночь напролет?

 

 

Когда весь мир над нами распростёрт,

Я чувствую, как медленно сгораю –

Моя душа похожа на костёр,

Сжигающий дотла ворота рая.

 

Я прохожу сквозь шум и суету,

Касаюсь чьих-то губ неосторожно,

Смотрю вперёд и вижу пустоту,

Которую увидеть невозможно.

 

Легко без сожаленья забывать,

Так просто без печали расставаться,

Но тяжело презрение скрывать

За россыпью восторженных оваций.

 

Суровые законы бытия,

Мне кажется, становятся всё строже.

Моей любви пригретая змея

В бессмысленности дней всего дороже.

 

Нельзя свой вечный страх преодолеть,

Не веря, не страдая, не сгорая –

Чтоб заново родиться на Земле

Я замираю в двух шагах от края.

 

 

ЧАСТЬ 2

ГЛАВА I

Тот факт, что из всего бесконечного многообразия музыкальных инструментов Эрик с успехом освоил именно синтезатор, был столь же логичен и закономерен, как и сезонная смена времен года. Гибкие пальцы парня с одинаковой ритмичной пластикой летали над клавиатурой лэптопа и над черно-белой панелью электронного фортепьяно, только вместо  цифр и алгоритмов в качестве исходного материала для него выступали ноты и звуки.  Эрик с профессиональной легкостью достигал какого-то вдохновенного единения с музыкой, казалось, он играл исключительно для собственного удовольствия, но непостижимым образом его эмоциональное состояние передавалось вовне, заставляя  с каждым следующим аккордом все глубже  погружаться в океан пленительных мелодий.

Что меня действительно поразило, так это выбранный Эриком репертуар – парень оказался  преданным поклонником старой американской классики в духе Френка Синатры и Луи Армстронга, о которой подавляющее большинство его сверстников имело весьма смутное представление.  Раньше я совершенно не воспринимала  подобную музыку, и относилась к ней, как к морально устаревшему пережитку седой древности, но этой ночью у меня впервые получилось прочувствовать неповторимое очарование блюзовых композиций. Странно, но далекий, в принципе, от романтических устремлений Эрик, словно открыл мне новую вселенную,  гармоничную и прекрасную,  как настоящее искусство. На правах первооткрывателя  я позволила себе дать безымянной галактике название, и пусть мы ни разу не произнесли вслух этого обесценившегося от чересчур частого упоминания всуе слова, я твердо знала, что населенный  лишь нами одними мир  отныне именуется «Любовь».

А потом у нашего изголовья выстроились в ряд  незримые  тени и до утра с завистью наблюдали, как соприкасаются губы и сливаются тела.  Клянусь, я видела их всех: Агату, профессора Вельштейна, Оскара Монти, Феликса и Райку. Они жадно вслушивались в наши стоны и будто пытались остановить безудержную феерию страсти, но мы были слишком поглощены друг-другом, чтобы обращать внимание на бесплотных призраков.  На просторах мироздания только мы двое  принадлежали реальности, потому что эту  недолговечную реальность мы сотворили своими руками.

Деньги на счет клиники Эрик перевел сразу же после Райкиного звонка. Фантастическая  по любым меркам сумма  ушла с персонального банковского аккаунта вампирского иерарха за считанные мгновения, но по сравнению с  остатком являлась не более, чем каплей  в море.  Подозреваю, что на счете хранилась лишь малая толика сколоченных сиром Монти капиталов, но общее понятие о масштабах финансовых операций в среде кровососов у нас теперь присутствовало, и надо отметить, лично мне сие тайное знание внушало некоторое опасение относительно возможных последствий нашего несанкционированного доступа к чужим деньгам.  Должны же были у Оскара  рано или поздно обнаружиться  какие-нибудь внучатые племянники троюродной бабушки и прочие правопреемники, озабоченные поиском наследства погибшего при невыясненных обстоятельствах родственника?  Что ж, остается считать, что мы в качестве кредиторов первой очереди получили свою  солидную долю без ведома душеприказчика.

Райка решительно вознамерилась ночевать  в больнице, а если конкретнее, то в палате Феликса.  Она оберегала художника  с  поистине материнской нежностью, и вела себя, как заботливая квочка, что, учитывая полнейшую безалаберность моей подружки, выглядело уж совсем непостижимо. Произошедшие с Райкой метаморфозы хотя и были вызваны сильнейшим нервным потрясением, несомненно, пошли ей на пользу. Во всяком случае, она окончательно перестала истерить, ажиотированно взвизгивать по поводу и без, а также внезапно приобрела ощутимые задатки здравомыслия.  Единственное, на чем Райку заклинило (справедливости ради, надо сказать, небеспричинно), так это на подтверждении смерти Агаты. У меня сложилось впечатление, что моя подружка при всем благородстве ее помыслов банально ревнует Феликса к прошлому и желает любой ценой оградить художника от воспоминаний. 

В целом, я ничего не имела против, да и к версии о чудесном спасении Агаты в пожаре относилась довольно настороженно, однако значительно обогатившийся  в связи с последними событиями жизненный опыт настоятельно советовал предварительно убедиться в том, что анк вовсе не всесилен, и его обладательница  разделила участь своего наставника и покровителя. Эрик согласился со мной частично. Новый день мы запланировали начать с изучения материалов полицейского расследования относительно самопроизвольного возгорания заброшенного здания бывшей гостиницы «Версаль», но ответ для Феликса мы готовы были огласить немедленно.

-Скажи ему, что тело Агаты нашли в подвале «Данага», и его удалось опознать по анку на шее, - по телефону предложил Райке Эрик, -ну, а как ты будешь утешать Феликса, это уже твои проблемы. Справишься?

Райка не колебалась ни секунды. Похоже, сваха из меня получилась такая же никудышная, как  первый блин у начинающей стряпухи, и  Макса Терлеева было суждено захомутать другой охотнице за  популярностью и богатством.  Ну да ладно, свято место пусто не бывает.

Разобравшись с ключевыми вопросами текущего вечера, мы с Эриком наконец-то абстрагировались от всего и вся. В памяти запечатлелась только проникающая в душу музыка и скользящие по обнаженной груди губы, поэтому резко наступившее утро я встретила со странным ощущением размытости границ между измерениями.  Рядом со мной спал, уткнувшись лицом в подушку, Эрик,  но это была только одна сторона действительности, причем, как выяснилось чуть позже, лучшая сторона.  По крайней мере, в отличие от вздумавших заниматься ремонтными работами соседей, парень не причинял мне ровным счетом никаких неудобств помимо нагло перетянутого на себя одеяла.  Когда же мозг немного проснулся, до меня постепенно начало доходить, что  настойчивый стук инициирован не  бригадой гастарбайтеров, ударными темпами обновляющей интерьер в квартире сверху,  а неустановленным пока кругом лиц, активно посягающих на неприкосновенность моей частной собственности.

Настенные часы показывали без пяти девять. Замечательно! Ну и кого же черти принесли ко мне с приветом, рассказать, что солнце встало? Могли бы и позвонить, я, между прочим, телефон не отключала.

-Линкс, это к нам ломятся? – Эрик неохотно оторвал голову от подушки  и, близоруко щуря заспанные глаза, сел на  постели, -надо же так в дверь долбить!

-Наверное,  пришли выразить восхищение твоей  вчерашней игрой  на синтезаторе и попросить автограф, - фыркнула я под непрекращающийся аккомпанемент до неприличия настырных «дятлов», - ты мой пеньюар не видел?

-Я пока очки не найду, вообще ничего не увижу, - доверительно поведал мне Эрик, -  куда я их, кстати, девал?

 Несмотря на то, что практическое ориентирование на местности спросонья растянулось просто до безобразия, неизвестные посетители повторяли попытки в прямом смысле достучаться до моей совести с пугающей регулярностью, и я вынуждена была обреченно констатировать невозможность игнорирования ранних визитеров. К тому моменту, когда я, зевая и потягиваясь, выползла в коридор, мне стало ясно, что дело пахнет керосином.  Снаружи услышали мои шаги, и низкий мужской голос официальным тоном заявил:

-Гражданка Линина! Откройте дверь, это полиция, старший оперуполномоченный майор Васильев…

Договорить блюстителю порядка не дал пронзительный крик, источающий такую запредельную ненависть, что у меня невольно пробежал мороз по коже.

-Открой быстро, дрянь такая! Я тебя, гадину, из- под земли достану, я тебя в тюрьме сгною,  ты у меня еще попляшешь….

-Гражданка Терлеева, прошу вас, соблюдайте спокойствие, держите себя в руках! Гражданка Терлеева,  не мешайте мне работать!

Честно сказать, дверь я открыла в большей степени не потому, что до потери пульса перетрусила от «волшебного» слова «полиция», а из жалости к несчастному оперу, оказавшемуся вовлеченным в конфликт с участием моей несостоявшейся свекрови. Не знаю наверняка, какие взаимоотношения у Максовской мамаши сложились с горящими избами, но на скаку она способна была остановить не только коня,  но и несущегося на космической скорости раскормленного носорога, причем,  для нее не составило бы особой сложности оседлать последнего.

-Ах ты, пропадлина! Я тебе сейчас все космы повыдергаю, я тебя…

С огневого рубежа я предусмотрительно отпрыгнула за шкаф, и  оттеснившая своими богатырскими телесами   бессильного против такого натиска майора Ольга Никифоровна с размаху врезалась в подставку для синтезатора. Металлическая конструкция с грохотом опрокинулось на бок, но  бой-баба  лишь раздраженно дернула обутой в остроносый туфель сорок первого размера ногой,  перешагнула через досадное препятствие на пути к торжеству справедливости и с упертой целеустремленностью раздразненного красной тряпкой быка двинулась к моему ненадежному укрытию, дабы лично свершить надо мной Суд Линча.   Вооружена «мамуля» почему-то была скрученной в трубочку газетой, и я всерьез испугалась, как бы она ненароком не прихлопнула меня, будто усевшуюся на варенье муху.

К счастью, на выручку мне пришел бравый оперуполномоченный, благодаря своей  субтильной комплекции незаметно вылавировавший между  загородившей добрую половину коридора Ольгой Никифоровной и  платяным шкафом. Воинственно размахивая красной корочкой, майор Васильев выразительно шикнул на разбушевавшуюся свекровь и строго поинтересовался:

-Вы будете гражданка Линина Ида Станиславовна?

-Да она это, шалава подзаборная! – резво опередила меня Ольга Никифоровна,  - видать и хахаль ее тут же!

-Гражданка Терлеева, еще одно слово, и я на вас административный штраф наложу, - устало осадил плюющуюся ядом свекровку полицейский.  «Мамочка» обиженно поджала вульгарно накрашенные растекшейся помадой губы, но открытые поползновения в мой адрес временно прекратила.  Долгожданным затишьем не преминул воспользоваться Васильев, на фоне  толстенной  и высоченной Ольги Никифоровны смотревшийся, как облаченный в форму клоп.

-Гражданка Линина,  вы повестку получали? –осведомился майор, пряча служебное удостоверение- почему в отделение не явились?

-Когда ж ей в милицию ходить она ж своего хахаля днем и ночью ублажает! – снова не выдержала хищно обозревающая квартиру, словно проникший в овчарню волк, свекровь, - срам один, ей-богу!

Васильев посмотрел на Ольгу Никифоровну снизу вверх, но тем не менее взгляд его обладал такой недвусмысленной красноречивостью, что та моментально прикусила язычок, и за неимением возможности выражать бьющее через край возмущение вербальным способом принялась разворачивать подозрительно знакомую газету. 

-В чем я обвиняюсь? –  бесстрастно уточнила я. Ответ я знала заранее и тупо тянула время, чтобы немного собраться с мыслями, представлявшими собой тщательно перемешанный винегрет, состоящий, в довершение ко всему, из мелко нашинкованных ингредиентов.

Полицейский с видимым облегчением вытер выступивший на лбу пот. Вероятно, общение с Максовской мамашей выжало из него все силы, и встречу со  вторым трубно воющим слонопотамом в юбке он боялся не пережить.

-По заявлению гражданки Терлеевой в нанесении телесных повреждений Терлееву Максиму Леонидовичу, и по заявлению гражданина Вельштейна Антона Марковича в краже драгоценностей покойной Вельштейн Агаты Аароновны, - невозмутимо «огласил список» майор, - пожалуйста, проследуйте со мной в отделение для дачи показаний.

-Так ты еще и воровка! – заорала Ольга Никифоровна с такой радостью, будто ее фирменные булочки с ванилью только что наградили медалью «Товар года», и сразу же переключилась на не успевшего толком перевести дух Васильева, - чего же вы ее не арестуете? Ждете, пока они со своим хахалем еще кого-нибудь ограбят и покалечат? Еще милиционер называется! Ничего себе, совсем стыд потерял!

Я проследила за направлением взгляда родительницы своего экс-жениха и поняла, что ее последнее высказывание относилось вовсе не к непростительно безынициативному майору, а к бесшумно возникшему из спальни Эрику. Парень стоял на пороге в небрежно запахнутом халате и методично протирал очки. То ли он еще до конца не проснулся, то ли просто не осознал всю степень тяжести неизбежно грядущих неприятностей, но в его миндалевидных глазах я не прочла ничего, кроме откровенного недовольства чрезвычайно ранним подъемом.

-Это же Максима халат! –  взревела Ольга Никифоровна, - я его сыну на день рождения подарила!  Ну-ка, иди сюда, гаденыш, я тебе сейчас устрою!

Опытный Васильев быстро сообразил, что ситуация грозит выйти из-под контроля и перерасти в самоуправство с элементами мордобоя,  и проворно вклинился перед самым носом свекрови, наступающей на Эрика, словно экономический кризис на еврозону.

-Кто такой? – хмуро спросил Васильев у парня, всем телом загораживая его от размахивающей свежим номером «Вечерки» Ольги Никифоровны, - документы есть?

-Хахаль он ее, разве не видите?  Они с ним банду образовали и на мирных людей нападают, чего тут гадать? –жажда мести распирала мою свекровь изнутри, и каждая секунда, которую мы с Эриком проводили на свободе, по всей видимости, причиняла ей нестерпимые душевные страдания.

-«Хахаль» - это не имя, не фамилия и даже не отчество, - резонно заметил полицейский, - а вы, гражданка Терлеева, сегодня же получите квитанцию  со штрафом. И не забудьте оплатить в десятидневный срок, так как за неисполнение  полагается арест на пятнадцать суток. 

«Мамуля»  побагровела от возмущения, а Васильев  вынул корочку и  ткнул ею в омрачившееся лицо Эрика.

-Еще раз спрашиваю, кто такой?

-Эрик Данилевский, - растерянно облизнул проколотую нижнюю губу парень.

Угрюмая физиономия майора неожиданно озарилась, будто небосвод в погожий день.

-Значит, по месту прописки не проживаешь и повестку не получал? – полуутвердительно-полувопросительно произнес оперуполномоченный, - а мы тебя думали в розыск объявлять. Если расскажешь, кому толкнул брюлики, я тебе явку с повинной оформлю,  и  срок по минимуму получишь.

 

ГЛАВА II

Никакого чистосердечного признания Эрик, однозначно, подписывать не планировал, равно, как и не влекла его перспектива отбывать наказание за чужое преступление, однако, публично высказать свою точку зрения ему не позволила недавно оштрафованная Ольга Никифоровна, решившая, видимо, что терять ей уже нечего, а возможность вставить в разговор свои пять копеек  упускать ни в коем случае нельзя. 

-А вы, товарищ милиционер, вот это видели? – ехидно осведомилась свекровь, тыча в майора измятой газетой,-  фамильное колечко, голубой сапфир, еще моя прабабка носила! Максимка, наивная душа, подарил этой паскуде на помолвку, думали же, свадьба будет, все, как у людей, а она, смотрите, что вытворяет! Муж сел вчера вечером газетку почитать, а там, здрасте вам пожалуйста – какая-то, значит, бабенка незнакомая с нашим кольцом на пальце! Как вот это понимать прикажете?

Васильев посмотрел на нас с Эриком почти с симпатией. Для преступников мы вели себя достаточно интеллигентно, ультразвуковых воплей не издавали, и всем своим видом демонстрировали свою  абсолютную невиновность. С такими подозреваемыми даже работать приятно, не то, что с бочкообразными потерпевшими, способными играючи пришибить не проявляющего должной ретивости защитника правопорядка 

-Дайте сюда! – я вырвала «Вечерку» у недовольно пыхтящей Ольги Никифоровны и  сходу нашла нужную страницу. Штатный фотокорреспондент Сёма Громадский  в цвете запечатлел Кристину на «живописном» фоне Химкомбинатовских бараков, а для усиления художественного эффекта смонтировал коллаж из провалившейся подъездной лестницы, перекошенной колонки и любопытно высовывающейся из щели в полу крысы. Обширная статья размером с полноценную газетную полосу вышла в еженедельной рубрике «Женская доля»  под назидательным заголовком «Не ходите, девки, замуж». «Вечерняя столица» неизменно отличалась высоким качеством печати, и разглядеть на пухлом Кристинином мизинце злополучное колечко с ярко-синим камнем для человека с нормальным зрением не составляло ни малейшего труда.

-Это я  ей подарила! Пожертвовала, так сказать, на благотворительность, -я метко швырнула газету обратно свекрови,  которая поймала летящий в руки «снаряд» не хуже голкипера национальной сборной, - если вам это кольцо так дорого, договаривайтесь и выкупайте его по рыночной стоимости, а от меня отстаньте!

-Ничего, ничего, Идочка, - Ольга Никифоровна аккуратно утрамбовала вечерку в своей необъятной сумке, выполненной в стиле «дизайнерской авоськи», - я посмотрю, как ты запоешь, когда у тебя все имущество конфискуют. Сначала вместе со своим хахалем срок отмотаете, а потом оба по миру пойдете!

Понятия не имею, что смешного Эрик нашел в этих неуклюжих угрозах, но улыбался он  так, будто сидел в первом ряду на международном фестивале КВН. Только  вот презрительно оттопыренная нижняя губа указывала, что вызвавшие неуместное проявление веселости мысли были больше похожи на злой сарказм, чем на искрометный студенческий юмор.

-Знаете, что мне напоминает эта ситуация? – Эрик, словно рассуждал сам с собой, он обращался ко всем сразу и к каждому в отдельности, - когда я учился в  средней школе, у нас постоянно случались драки. То класс на класс, то стенка на стенку, то район на район, всем, короче, доставалось. Обычное дело, чтобы домой с фингалом прийти. Но хуже всего жилось тем, за кого родители вступались. Один раз отлупят, второй раз сдачи дашь и больше не полезут, а вот если мамочке наябедничал, считай, тебя уже никто за человека считать не будет.  Так это в школе, а  здесь вообще цирк! Я представляю, что начнется, когда фанаты знаменитого футболиста Макса Терлеева узнают, что за их кумира до сих  пор мама разбираться ходит! Курам на смех!

Живых пернатых, к сожалению, в пределах досягаемости не обнаружилось,  а проверять справедливость высказанного Эриком утверждения на замороженной обитательнице морозильника я целесообразным не посчитала, но определенная мораль в прозвучавшей из уст парня «притче», бесспорно, присутствовала. Ольга  Никифоровна подложила Максу не просто свинью, а супоросную свиноматку, чьи насмешливые похрюкивания будут преследовать  моего экс-жениха на протяжении всей оставшейся жизни. Ясно это было всем, включая майора Васильева, но заботливая мамуля продолжала самозабвенно опекать великовозрастного дитятю без оглядки на последствия.

Профессиональное чутье сработало у старшего оперуполномоченного на автомате.  Васильев настежь распахнул входную дверь,  и я поняла, что при всех достоинствах моей квартиры, коридорчик и в самом деле несколько узковат. Мало того, что моя несостоявшаяся свекровь была женщиной в теле, так еще и поспешивший на выручку майору полицейский чуть было не зацепил головой антресоль, на которую я, кстати, говоря, лазила, исключительно взгромоздившись на стул, да и то мне вечно  приходилось вытягивать шею, как рассерженный гусак.  Молчаливый блюститель закона с сержантскими нашивками по всем признакам был заранее готов к подобному развитию событий, и поступил с Ольгой Никифоровной в точном соответствии с указаниями вышестоящего начальства, без излишнего пиетета вытолкав яростно сопротивляющуюся свекровь на площадку.  Напоследок «мамуля» в сердцах  наградила нас с Эриком парой нелицеприятных эпитетов, нелестно отозвалась о работе полицейского управления и выдала нечто  до боли патетичное наподобие «вор должен сидеть в тюрьме».

После того, как нас в квартире осталось трое, дышать стало гораздо свободней, и прерванное образовавшейся толчеей снабжение мозга кислородом, наконец, восстановилось.   Майору Васильеву понадобилась пара мгновений, чтобы шумно  выпустить воздух и перенастроиться на рабочий лад. Выходит, общение с потерпевшими порой отнимает несоизмеримо большее количество энергии, чем задержание преступников.

-Так, граждане, даю вам время одеться, и едем в отделение. С этим Терлеевым дело пустяковое, он сам никаких заявлений не писал, а мамаша его  с полковником Скворцовым знакома, вот и поставили всех на уши из-за ерунды. Думаю, свою личную жизнь вы и сами уладите, нам главное  сейчас показуху полковнику создать.  А вот с тобой, Данилевский, все серьезно. По краже есть свидетели: сам Антон Вельштейн, Евдокия Смолина, соседи профессора тебя в тот день видели. Вам, Линина, статья за соучастие в форме пособничества светит. Погуляете под подпиской о невыезде до суда, а тебе, Данилевский, добро пожаловать, в изолятор, будешь теперь там свои байки травить. И про чистосердечное подумай, тебе же хуже, если в отказную пойдешь.

-Я про эти драгоценности  только вчера первый раз услышал, -нервно дернулся Эрик, - вы не имеете права меня задерживать, у вас нет никаких доказательств.

-Вот для того, чтобы пока мы эти доказательства собираем, ты опять куда-нибудь ноги не сделал, мы тебя и попридержим, - в голосе майора сквозила безграничная усталость от каждодневной необходимости объяснять прописные истины, казалось, ему больше всего на свете хотелось вручить Эрику бумажку с подробным изложением процессуальных аспектов взятия подозреваемого под стражу и отдохнуть в блаженной тишине, - что стоишь? Прямо в халате, поедешь? Линина, вас тоже касается, я ждать не собираюсь, пока вы марафет наведете.

Все это было не просто ужасно. Это было неожиданно и как-то примитивно. С нами происходили жуткие вещи, и я приучила себя вполне адекватно воспринимать, например, аккадских драконов с алыми крыльями или вампиров с  красными глазами и окровавленными клыками,  более того, я даже выработала приблизительную тактику взаимодействия с гостями из-за грани реальности, но вот загреметь на пустом месте в «обезьянник», это, извините, черт знает что.  Я могла бы на худой конец понять, если бы Данте замели за хакерство: отключение сигнализации в музее искусств, взлом налоговой базы,  перевод денег с чужого аккаунта – тут и зеленый следователь, только что окончивший  Академию МВД, запросто накопает на дюжину  статей, но не за кражу же драгоценностей!

Вероятно, Эрика обуревали  похожие чувства, так как в его миндалевидных глазах хаотично металась ошеломленная растерянность, смешанная с изрядной долей недоумения, но в целом ему весьма неплохо удавалось сохранять показное безразличие. Его движения выглядели чуть более резкими, проколотую нижнюю губу он облизывал чуть чаще,  и пепел он стряхивал, в основном, куда придется - в общем-то, на этом короткий список внешних проявлений его беспокойства и исчерпывался. Майора я слегка задобрила чашкой свежесваренного кофе, и  он нас не слишком подгонял, но я пребывала в таком взвинченном состоянии, что в рукава попадала в лучшем случае со второй попытки.  Поговорить с Эриком наедине у нас не получилось, и нам оставалось лишь обмениваться многозначительными взглядами под бдительным присмотром с удовольствием прихлебывающего благоухающую арабику Васильева.

Уже на улице мне стало ясно, что папарацци  зря преждевременно оставили наблюдательный пост у подъезда Иды Линкс, решив, что все интересное уже закончилось.  Какие бы кадры красовались бы сегодня вечером на первых полосах столичных изданий! Разжалованную журналистку вместе с ее тайным возлюбленным  практически под конвоем ведут к полицейской  машине и затем увозят в неизвестном направлении. Тут нужна статья не о том, вернется ли  опальная Линкс в большую журналистику, а скорее о том, не придется ли ей   теперь писать  мемуары в местах не столь отдаленных.  Но  свой уникальный шанс папарацци так или иначе  прошляпили,  если только  утечка информации не просочиться из самой полиции.  Хотя, что-что, а отбиваться от увешанных камерами журналюг я  давно навострилась на высшем уровне!

 На заднем сиденье между мной и Эриком расположился  выдворявший Ольгу Никифоровну сержант и, за неимением возможности переговариваться со своим товарищем по несчастью, я всю дорогу пыталась найти относительно приемлемый ответ сразу на два сакраментальных вопросах «Кто виноват?» и «Что делать?».  Просветление на меня, увы, так и не снизошло, хотя для того, чтобы поместиться в тесном пространстве полицейского автомобиля я вынуждена была принять такую заковыристую позу, которой не устыдился бы и самый продвинутый индийский йог.

Нас разделили сразу при входе в отделение. Меня майор Васильев любезно пригласил к себе в кабинет, а допрос Эрика он предпочел  отложить на послеобеденное время, и перед тем, как отправить парня в изолятор не преминул напомнить тому о явке с повинной.

-Ничего не подписывай! – предупредила я, -я добьюсь, чтобы шеф забрал заявление. Это бредовая ошибка, и я это докажу.  Вечером я к тебе приеду, и мы обо всем поговорим.

-Разрешение на свидание надо заранее брать у начальника СИЗО, - моментально спустил меня с небес на землю Васильев, - на сегодня даже не надейтесь.  Передачи принимают до семи вечера, можете привезти ему одежду и гигиенические принадлежности. Все, Линина, не загораживайте проход! Сержант, уведите задержанного!

-Линкс, я знаю, кто это сделал! – в отчаянном возгласе Эрика звучала такая непоколебимая уверенность, что майор сделал своему подчиненному знак остановиться. 

-Линкс, - парень всем телом подался мне навстречу, но сержант еще крепче заломил ему руки за спину, - это Вальда, магия анка ее все-таки спасла!

 

ГЛАВА III

Во взгляде майора Васильева скользнуло неприкрытое разочарование. Он явно видел в Эрике эдакого свернувшего на кривую дорожку интеллектуала, совершающего противоправные деяния с неподражаемым изяществом преступного гения и на фоне не отягощенного  выдающимися умственными способностями контингента следственного изолятора выглядящего, как Эйнштейн в зоопарке.

-Слушай, Данилевский, - майор утомленно помассировал тронутые сединой виски и посмотрел на возбужденно приплясывающего на месте Эрика почти  с отеческим сочувствием , - пойми ты одно -у тебя статья не та, чтоб под дурачка косить, так что кончай из себя блаженного строить, а лучше побыстрей вспомни, где брюлики. Сумароков, уведи его!

-Я постараюсь все выяснить, - понимающе кивнув Эрику, пообещала я, - чего бы мне это не стоило, я тебя обязательно отсюда вытащу.

-Линкс, будь осторожна! – голос  парня неожиданно сорвался на крик,  я взглянула в его горящие глаза и вдруг осознала, что Эрику глубоко наплевать,  что за дело на него шьет полиция и как долго ему в связи с этим придется коротать время на казенных нарах: он боится оставлять меня наедине с тем агрессивным миром, частью которого я стала, в чем-то и по его собственной вине, - Вальда очень опасна,  и, наверняка, она хочет отомстить.  Предупреди, Райку, чтобы она не отходила от Феликса! И не беспокойся за меня, Линкс, со мной все будет в порядке.

-Да я за тебя только рада, -  к вящему удивлению внимательно вслушивавшегося в наш разговор Васильева фыркнула я, - если Вальда действительно жива,  изолятор  по ходу дела чуть ли не самое безопасное место в столице.  Согласен?

На побледневшем от внутреннего напряжения лице Эрика промелькнула кривоватая усмешка. Мое напускное  самообладание он, несомненно, оценил по достоинству, чего не скажешь о юном сержанте Сумарокове, усмотревшем в  моих, в сущности, незатейливых словах  едва ли не секретный шифр и посчитавшим своим служебным долгом немедленно пресечь общение подозреваемых между собой.  Подгоняемый полицейским Эрик ни разу не оглянулся. Тяжелые подошвы гриндерсов гулко стучали по коридору, и  я никак не могла оторвать глаз от  его удаляющейся фигуры. В последний момент Эрик все-таки повернул голову в мою сторону, и наши  взгляды на  мгновение встретились. 

-Я тебя вытащу, Данте, - одними губами прошептала я вслед  исчезающему за углом парню и  язвительно поинтересовалась у равнодушно наблюдавшего за нашим прощанием майора, -вы меня допрашивать собираетесь? У меня, знаете ли, работы по горло –вашей, между прочим, работы. Или я отстала от жизни, и нынешняя полиция занимается задержанием невиновных вместо того, чтобы ловить настоящих преступников?

Даже несмотря на свой не в меру острый язычок, по сравнению с мамашей Макса Терлеева я, видимо, показалась Васильеву ангелом во плоти, потому что в ответ на мой ехидный выпад, граничащий с оскорблением сотрудника при исполнении, он ограничился лишь снисходительной улыбкой.

-Адвокату звонить будете? – спросил майор, после того, как мы поднялись на второй этаж и расположились за столом в кабинете с зарешеченными окнами, -потом не говорите, что я вам не предлагал!

-Адвокаты нужны либо тем, кто не осведомлен о своих гражданских правах, либо тем, кто ощущает за собой вину, - растворимый кофе я и  в нормальных условиях на дух не переносила, а  сейчас он и вовсе не лез мне в глотку, но без регулярной дозы кофеина я по утрам соображала на редкость туго и вынуждена была довольствоваться  малым. Ждать, что в кабинете старшего оперуполномоченного столичного УВД мне подадут эспрессо со взбитыми сливками было бы, как минимум, глупо, поэтому я, преодолевая отвращение, подпитывала мозг дешевым некачественным топливом из размалеванной жестянки, - и где вы только эту гадость покупаете?

- В  социальном магазине по низким ценам, гражданка Линина! – спокойно сообщил майор, - рядовые сотрудники полиции на государственное жалование живут, и в отличие от некоторых, кражей ювелирных изделий не промышляют. Рассказывайте, с какой целью вы и Данилевский приходили в квартиру Вельштейна,  и советую вам  проявить сознательность и не утаивать имеющие отношение к делу обстоятельства. Итак, я вас слушаю!

Кофеин в растворимой дряни, однозначно, содержался, и мой мозг, пусть со скрипом, но заработал, однако, отчего-то в абсолютно другом направлении. Я уже мысленно разговаривала с шефом по поводу беспочвенности выдвинутых против меня и Эрика обвинений, подбирала наиболее убедительные доводы, аргументировала спорные утверждения, и сосредоточиться на вопросах Васильева мне было столь же сложно, как чемпиону по гиревому спорту сделать карьеру в балетной труппе. А еще меня мучили нехорошие подозрения касательно гипотетически выжившей в пожаре Агаты и ее далеких от благородства намерений, что  также значительным образом мешало собраться с мыслями.

Я выдержала допрос на пределе своих психологических возможностей. Моей посредственной юридической грамотности хватило на то, чтобы вспомнить закрепленное законом право не свидетельствовать против себя и своих близких, за целевую установку я взяла презумпцию невиновности, и, руководствуясь этими двумя основополагающими правилами,  умудрилась ни разу не сболтнуть лишку. Мои показания были скупы и лаконичны, и единственное, о чем я рассказала достаточно подробно, так это о своем желании сделать материал  на основе аккадской мифологии, дабы осуществить которое  я и обратилась за помощью к признанному эксперту в данной области. Эрик Данилевский в моей интерпретации всего лишь составлял мне компанию, и к похищению драгоценностей имел такое же отношение, как граф Монте-Кристо к американскому вторжению в Ирак. 

Васильев старательно заполнял протокол, недоверчиво хмурился,  и всем своим видом  выказывал полное неудовлетворение результатами допроса.  Ну и что я теперь сделаю? Мало ли кому что не нравится? Меня, например, подписка о невыезде раздражает до зубовного скрежета, так что с того? Не факт, что мне понадобится выехать из столицы в течение ближайших двух месяцев, а если все-таки возникнет такая необходимость? Ладно, пока Данте в изоляторе, я все равно никуда не двинусь, так что пусть майор Васильев этой бумажкой с моим автографом подавится или подотрется на выбор.

На выходе я уточнила у неприветливого дежурного распорядок функционирования СИЗО и приемные часы начальника, носившего, как  выяснилось, не то музыкальную, не то жаргонно-милицейскую фамилию «Мусоргский». Прежняя Ида Линкс ни за что не упустила бы возможности от души позубоскалить на  страницах «Вечерки» и пространно порассуждать о величии и могучести русского языка, но Ида Линкс новой формации лишь иронично хмыкнула  в кулак. Вот заставлю шефа забрать заявление, тогда  и повеселюсь, вернее, мы с Эриком повеселимся.  Я уже даже знаю, кого я приглашу отметить освобождение –Зеленая фея всегда желанный гость  в моем доме. К слову, о феях и прочих чудесах. Надеюсь,  майор Васильев не является сторонником физического давления на подозреваемых, иначе я не берусь ручаться за последствия. Туйон в организм Эрика не попадал больше суток, и я бы настоятельно рекомендовала обращаться с задержанным  доброжелательно и вежливо, если только, конечно, сотрудники «обезьянника» поголовно не принадлежат к числу любителей острых ощущений.

В ожидании такси я стояла на залитых солнечными лучами ступеньках – без телефона, без  денег  и без будущего. Мобильник и кошелек я впопыхах оставила дома, а сердце – в стенах изолятора.  Я была клинически одинока и патологически беспомощна, но первое меня совершенно не пугало, а второе лишь подстегивало к активным действиям. Я –демиург этой реальности, и значит, я смогу перекроить  ее на свой лад без посторонней помощи,  и в новое мироустройство я привнесу ту высшую справедливость, которой ему так не  достает.

С позитивным настроем жить стало лучше, и жить стало веселей. Благодаря бесшабашному таксисту и его поминутному лихачеству на дороге,  домой я доехала, что называется, с ветерком,  и по приезду долго приходила в себя после этих сумасшедших гонок.  У подъезда  мне попалась Маринка из салона красоты,  и попыталась было пристать с расспросами об Эрике, поэтично поименованным  «новым спутником жизни».   Времени на светский треп в моем плотном графике не предусматривалось, и Маринке по остаточному принципу досталась лишь вымученная улыбка с двусмысленным оттенком. Пока парикмахерша анализировала, что бы это могло означать, я со скоростью удирающей от голодного льва антилопы взлетела вверх по лестнице.

Дома я сразу же бросилась к телефону и набрала домашний номер шефа. Трубку никто не поднимал,  и я позвонила  на работу. В редакции «Вечерней столицы» тоже словно все разом повымерли. Развивать мысль о повальной эпидемии  бубонной чумы или захвативших «Дом печати» пришельцах я  не стала,  а банально позвонила Танюше на сотовый.  Мне быстро надоело  слушать писклявую песенку, установленную секретаршей шефа вместо гудка, и я сменила тактику, отправив Танюше смс-сообщение. Ответ мне пришел через секунду, и поразилась я не столько его содержанию, сколько собственной недальновидности.

Естественно, весь коллектив «Вечерки» в полном составе отправился на похороны отца главного редактора, одна лишь Ида Линкс до такой степени погрузилась в свои проблемы, что напрочь позабыла о скорбной церемонии.  Из моих дальнейших действий можно было также с легкостью сделать вывод, что помимо рассеянного склероза я страдаю обострением бестактности, и  ради того, чтобы в кратчайшие сроки вернуть Эрику свободу готова немедленно отправиться на кладбище  и подловить Антона Марковича   непосредственно у гроба покойного профессора.

Идея дурно пахла и  отдавала кощунственным душком, но я не имела морального права тянуть резину.  Оправданием моего безнравственного поступка могло служить лишь не терпящее отлагательств дело, каковое мной собственно и двигало.  Что, если сразу после похорон, шеф отстранится от всех дел, выключит телефоны и добиться его аудиенции будет не проще, чем  накормить солдатский взвод кашей из топора? Да, Вельштейн-младший зол на меня и Эрика, он считает нас виновными в смерти отца, и в целом, мне нечего на это возразить, но  к краже Агатиных побрякушек  мы в любом случае непричастны.   Может, я просто себя утешаю перед тем, как совершить надругательство над памятью усопшего, но неужели сам профессор с его гипертрофированным благородством  хотел бы видеть в тюрьме того, кому и без ложных наветов живется не особо сладко? Вот  и я  о том же.

Марка Натановича Вельштейна хоронили на том самом кладбище, где в  неловких руках потомка библейского пророка Даниила однажды рассыпался в прах древнейший  артефакт, побывавший в недрах аккадской преисподней, и где началась жуткая история превращения хакера Данте в мифического дракона сирруша. Символисты, фаталисты и прочие приверженцы теории отрицания случайностей, несомненно, разглядели бы в этом совпадении тайный смысл, но мой сугубо деловой настрой не располагал к рефлексии.  

Первые трудности подстерегали меня уже у центральных ворот.  Перед моими глазами предстало настоящее автомобильное столпотворение: всяк сюда входящий еще мог рассчитывать на то, чтобы безболезненно протиснуться между сверкающими под полуденным Солнцем боками железных коней, но вот всякому сюда въезжающему приходилось окончательно и бесповоротно оставлять надежду припарковаться у главного входа  на погост. Я трезво оценила несовпадение габаритов своего «Ситроена» и крошечного участка свободного места на парковке,  и, затормозив у обочины,  обреченно нацелилась топать ножками несколько сотен метров.

День для погребения выдался какой-то откровенно неподходящий. Светлый, жаркий и, если можно так выразиться, чересчур жизнерадостный. Птички пели, распустившиеся бутоны издавали насыщенный цветочный аромат, травка уже не просто зеленела, а по полной программе колосилась –  в этом году июнь побил все температурные рекорды, и летняя погода установилась неожиданно рано.  Я, как и подобает, облачилась во все черное, и теперь изнемогала от пекла и духоты, ощущая себя  курицей-гриль в  самом разгаре процесса приготовления.  Невыносимый зной не только не прибавлял мне такта, но и настойчиво требовал как можно скорее отыскать шефа и  незаметно оттеснить его в укромное и, желательно, прохладное место, но для того, чтобы, наконец, приступить к реализации своего смелого плана мне пришлось простоять под палящим солнцем еще не меньше часа.

Похороны профессора проходили в доскональном соответствии с иудейской традицией, отличительной особенностью которой, по-видимому, являлось многократное прочтение молитв над телом умершего. Молитвы читались после каждого мало-мальски значимого действия: принесли гроб –молитва, опустили в могилу – молитва,  бросили горсть земли – молитва,  причем каждое обращение к Господу по длительности не уступало полноценной главе из «Евгения Онегина». Сначала молитвы возносил раввин  с пейсами  и длинной ухоженной бородой, а затем слово перешло к сыну покойного. Понятия не имею, насколько бегло шеф изъяснялся на иврите в быту, но в диалоге с Богом лингвистический барьер у него однозначно отсутствовал,  его голос звучал с плавной напевностью, и за проникновенными  фразами чувствовалась глубокая боль утраты.

Я наивно полагала, что дальше народ начнет понемногу расходиться, и я подкараулю шефа у выхода, но  оказалось, что погребальный ритуал далек от завершения. 

-Барух Ата Адонай Элоhейну Мелех hа-Олам, Даян hа-Эмет,-громко произнес  Антон Маркович, и  резким движением разорвал на себе рубашку до самой груди.

 

ГЛАВА IV

Вероятно, публичное надрывание одежды родственниками покойного являлось неотъемлемой частью  иудейского похоронного ритуала, так как  примеру шефа последовало еще, как минимум, человек десять. Некоторым скорбящим помогал длиннобородый раввин: сначала он делал на дорогих пиджаках собравшихся аккуратные вертикальные надрезы,  а затем уже  объятые горем родные покойного профессора  сами с треском разрывали плотную ткань. Несмотря на то, что сопровождающие традиционные действия слова молитвы поражали своей внезапной лаконичностью, обряд растянулся еще на полчаса, и я всерьез испугалась, как бы меня прилюдно не сразил солнечный удар.

Мои бывшие коллеги-журналисты переносили все тяготы   подозрительно напоминающей хорошо срежессированный спектакль церемонии с поистине римским стоицизмом. Сомневаюсь, что кто-то из них  был искренне опечален скоропостижной кончиной Вельштейна – сферы интересов большинства сотрудников «Вечерки»  находились в совершенно иных системах координат, и  единственное, что они знали о Марке Натановиче, так это его непосредственное участие  в появлении на свет главного редактора  преуспевающей столичной газеты.  История с женитьбой профессора на Агате и трагической гибелью молодой супруги давно поросла бурьяном, а, учитывая  добровольное отшельничество  безутешного вдовца,  широкая общественность  успела благополучно позабыть  и о неоспоримом вкладе Вельштейна-старшего в развитие фундаментальной науки.

Однако, на похороны  журналистский корпус  «Вечерней столицы»  явился стройной колонной, занял место на почтительном отдалении от  могилы и мужественно выстоял на тридцатиградусной жаре многочасовую  церемонию прощания.  Лишиться благосклонности шефа не опасалась, быть может, только незаменимая Танюша, над остальными  же ощутимо капало при любой погоде,  и рискнуть потерей рабочего места не решился даже первый зам Вельштейна Гриша Рублев, для которого, если мне не изменяет память, долгосрочное воздействие открытых солнечных лучей могло запросто обернуться экстренной госпитализацией.   Но хотя  методом кнута и пряника шеф и выдрессировал своих подчиненных не хуже марширующих под дудочку крыс, настоящей скорби я на потных лицах журналистов, увы, не разглядела, тогда как сама вдруг осознала, какого выдающегося представителя  вчера потеряло человечество. 

Чувство вины охватило меня с новой силой. Я вспомнила, как настойчиво мы с Эриком пытали профессора по поводу аккадской мифологии, как безжалостно сыпали соль на кровоточащую рану расспросами о портрете, как в высшей степени эгоистично повели себя впоследствии, даже не удосужившись поинтересоваться состоянием здоровья старого ученого. Он ведь мне весь вечер хотел что-то рассказать…А вот тут, стоп-машина!  Не знаю, собака какой именно породы здесь зарыта, но, если потребуется, я откопаю ее зубами и ногтями, и по-моему, кончик хвоста уже приветливо виляет снаружи.  

Тягучие еврейские молитвы меня больше не раздражали. Наоборот, своим неспешным звучанием они  здорово помогали упорядочивать  рождающиеся в моем полурасплавленном мозгу соображения.  К тому моменту, когда с приведением с негодность носильных вещей было покончено,  и шеф принялся расшнуровывать  элитные кожаные туфли,  вышеупомянутая псина целиком оказалась на поверхности.

Агата смогла выбраться из горящего здания гостиницы «Версаль»,  но осталась без средств к существованию.  Вампирскую тусовку Эрик обезглавил одним щелчком зажигалки, с подвизающихся на кладбище готов много не возьмешь,  а жить на что-то надо. В общем, перефразируя известную песню времен второй мировой, ситуация получается примерно следующая: «Враги сожгли родную хату, сгубили всю ее семью. Куда теперь идти Агате, кому нести печаль свою?».

 Агата поразмыслила-поразмыслила и поняла, что печалиться, в принципе, и не о чем – в квартире на Рижском Бульваре  стоит полным-полна коробушка, а точнее, шкатулочка с ее многочисленными драгоценностями, на приобретение которых, если судить по сумме причиненного кражей материального ущерба, профессор потратил бешеные тысячи условных единиц. Дальше –больше. Агате повезло, а Вельштейну нет.  Предположим, что экономка ушла за продуктами,  а беспрепятственно проникшая в дом Агата столкнулась  с Марком Натановичем лицом к лицу. Помнится, когда ко мне заявился Эрик, чей прыжок  с крыши я наблюдала своими собственными глазами, меня чуть было удар не хватил, а что говорить о пожилом человеке, недавно перенесшем обширный инфаркт?  Что ж, проблема теперь заключается в другом: собаку-то я, может быть, и отрыла, но стоит мне притащить ее к старшему оперуполномоченному майору Васильеву  и попытаться выдать за доказательственную базу в защиту  неправомерно удерживаемого в следственном изоляторе Данилевского, как меня тут же так обгавкают, что мало не покажется.  Да еще и прозрачно намекнут, что это меня на солнышке  с непривычки разморило!

Выстроенные мною логические конструкции оказались настолько громоздкими и нежизнеспособными,  что их предсказуемое обрушение вызвало в голове целый шквал болевых ощущений, застилающих глаза желто-красной пеленой. Даже будь я на двести процентов права, мне все равно никто не поверит, и фантастическую, на первый взгляд, версию, мне придется прорабатывать  в одиночку. Думаю, не будет ничего страшного, если майор Васильев закроет дело за примирением сторон, а вновь открывшиеся обстоятельства до поры до времени останутся  нашей с Эриком прерогативой. Еще бы добиться от шефа отказа от обвинения и все  будет в абажуре!

Заодно с туфлями Вельштейн-младший избавился и от носков, и вместе с небольшой группкой  также оставшихся босыми родственников медленно двинулся между двумя  идеально ровными шеренгами выражающих соболезнования друзей и сослуживцев. Зрелище было одновременно странным и величественным – больше сотни человек стояли лицом к друг-другу двумя параллельными рядами,  и каждый   по очереди произносил на иврите слова утешения удаляющимся от места захоронения родным покойного. Мои экс-коллеги в ритуале не участвовали, и держались несколько поодаль, но и без них желающих поддержать шефа нашлось так много, что на открытое пространство Антон Маркович выбрался  только минут через двадцать.

Я ничего не скрывала и ни от кого не пряталась, просто все это время мне элементарно удавалось оставаться незамеченной. Но сейчас, после окончания похорон,  я отчаянно выбивалась из общей скорбной процессии. Собранная, решительная, нацеленная на борьбу, я преградила шефу путь и  намертво вцепилась в рукав его разорванного пиджака.  Вероятно, еврейский обычай запрещал  на период траура бритье и стрижку, потому как я впервые в жизни увидела шефа заросшим густой черной щетиной.

К чести Вельштейна, он сумел удержать эмоции в узде.  Его  лицо осталось непроницаемым даже  в тот момент, когда  на нас разом обратились взгляды всех собравшихся на кладбище, включая коллектив «Вечерней столицы». 

-Простите, реббе, - шеф виновато склонил голову перед осуждающе  покачивающим широкими полями шляпы раввином, -я на секунду!

Внешне Антон Маркович был абсолютно спокоен, и это неестественное хладнокровие меня пугало. Такого шефа я не знала и не понимала. Я привыкла к вспышкам неуправляемой ярости, привыкла к  резким, но беззлобным выпадам,  привыкла даже к периодическому использованию ненормативной лексики, но только не к этой ледяной отстраненности. 

-Тебе все мало, Линкс, и ты пришла сюда осквернить память моего отца? – с каким-то опустошенным равнодушием спросил шеф, - раз ты одна, значит, твоего подельника уже арестовали.  Надеюсь, у полиции хватит ума довести расследование до конца.

Я в изнеможении прислонилась к раскидистому дереву, дававшему хотя бы подобие спасительной тени и  пристально взглянула в глаза Вельштейну. Я не взывала ни к  жалости, ни к состраданию,  я не  просила отпустить грехи и не требовала сочувствия, я лишь покупала свободу Эрика за  кровавые деньги Оскара Монти.

-Несмотря на то, что мы не имеем никакого отношения к пропаже драгоценностей Агаты, я согласна возместить вам всю сумму ущерба, если вы заберете свое заявление.  И…поверьте, я всегда  восхищалась  Марком Натановичем и мне очень  жаль, что так вышло…

Меня подвело слепое следование закостенелым стереотипам. Я зря полагала, что евреи безоглядно любят деньги. Возможно, конечно, и любят, но у них, как у любой другой нации, есть те незыблемые общечеловеческие ценности, которые не продаются и не предаются.  Босой, небритый, с набрякшими мешками усталости под глазами, шеф словно вдруг стал  массивнее и выше. Это не подлежало сомнению,  мое предложение его глубоко оскорбило.  Быть может, мне стоило валяться у него  в ногах и умолять о прощении, но я пошла другой дорогой и в итоге  забрела в глухой тупик.

-Убирайся, Линкс, - отчетливо прошипел Вельштейн, - встретимся в суде. И учти, вздумаешь меня преследовать, сядешь вместе со своим дружком.

Не то, чтобы я планировала покинуть кладбище с гордо поднятой головой, но с позором убегать под аккомпанемент злорадных шиканий  жадно прислушивающихся к нашему разговору экс-коллег, это  уже  явный перебор. Все мои надежды и чаяния полетели под откос, мою демонстративно прямую спину насквозь сверлили десятки взглядов, мое появление на похоронах  многократно обмусолят  в кухонных беседах,  я взмокла от жары от волнения и выгляжу, как портовый грузчик, но черта с два я сломаюсь! Наше дело правое и мы обязательно победим, только бы  наша победа не стала Пирровой! По совокупности объективных признаков, все к этому  давно идет.

Я никогда не умела радоваться мелочам. Развитое абстрактное мышление часто заставляло меня задаваться глобальными вопросами  и  не уделять должного внимания простым земным радостям,  но, включив, наконец, в машине кондиционер, я поняла, что светлое пятно можно отыскать  и в беспросветной мгле нескончаемых проблем.  Пусть мне  не досталось место на парковке, зато я поставила «Ситроен» в относительной тени, и в отличие от большинства машин, он не успел нагреться, будто консервная банка.  А еще до меня никому не было дела, никто не сигналил мне с ультимативным требованием незамедлительно очистить проезд и не  грозился оцарапать мне крыло в результате неудачной попытки выехать первым. 

Я уронила голову на руль и  потратила пару драгоценных, но столь необходимых минут на тупую рефлексию.   Вопросы роились у меня в голове, будто пчелы в улье,  в те ответы, которые им соответствовали, в лучшем случае, способны были заставить полицейских поставить под сомнение мою вменяемость.  Я была почти уверена, что Агата  лично побывала на Рижском бульваре и сама у себя украла бриллианты, но не идти же с этой версией к Васильеву?  А куда идти и идти ли вообще?

-Райка,  ты как? – я позвонила своей подружке не потому, что страшно беспокоилась о состоянии Феликса,  и не потому, что Эрик  просил предупредить ее о   потенциальной опасности – мне больше было некому звонить и не с кем посоветоваться. Никогда бы не подумала, что Райка станет единственным человеком после Данте, с кем я могу говорить начистоту, но жизнь научила меня не удивляться регулярно преподносимым сюрпризам.

-Идочка! – в точности, как в старые добрые времена ( и с каких это пор они стали для меня добрыми, хотелось бы не узнать?) воскликнула Райка, -все нормально. Феликс все еще очень слаб,  но доктор сказал,  кризис миновал.  Мы заказали лекарства из Европы, все так дорого, но денег пока хватает…

-Слушай, а про Агату ты ему  уже сказала? – деликатность есть ненужный рудимент, да и тот вот-вот отвалится, а потому нечего о нем особо переживать.

-Не успела. Феликсу колют сильнодействующие препараты, и он постоянно спит, - Райка выдержала красивую театральную паузу и эффектно добавила, - чтоб эта тварь в аду сгорела!

-Полностью солидарна с твоим мнением, но, боюсь, Агата не погибла, и у нее имеются серьезные основания для мести. И мстить она будет прежде всего Феликсу, так что  ты там поосторожней, ладно?

Райка надолго замолчала.  Высокой скоростью обработки информации моя подружка отродясь не обладала, и  мне оставалось лишь запастить терпением и дождаться, пока она обдумает мои слова. Ну а я ей еще немного пищи для размышлений подброшу.

-Данте арестовали  за кражу драгоценностей, принадлежавших Агате. Я стараюсь его вытащить, но ничего не получается. Думаю, мне придется искать либо драгоценности, либо Агату, либо все сразу. Так что, если у тебя появятся какие-нибудь новости, например, Феликс что-то  наводящее скажет,  позвони мне!

-Да-да, - рассеянно отозвалась   все еще погруженная  в глубокие раздумья Райка, - Идочка, так ты больше не со скрытого номера звонишь?!

-От тебя мне скрывать нечего, - максимально доверительным тоном призналась я, - звони мне в любое время, я на связи. Тебе, может, привезти чего? Вторые сутки из клиники не выходишь!

Райка тоскливо вздохнула.

-Не волнуйся, мне мама все привезла. Знаешь, еле уговорила ее полицию не вызывать! Наврала ей, что  перепила в клубе и вляпалась в историю. Идочка, а мне ведь кроме тебя, теперь и поговорить не с кем!

Это был забавный эпизод из серии «за что боролись, на то и напоролись». Райку я в числе первых послала по небезызвестному адресу,  но сейчас сама искала ее дружбы.  Смешно.

-Ты, главное, держись, - совершенно искренне пожелала я, - еще наговоримся! У нас  с тобой столько общих тем накопилось, что на месяц непрерывной болтовни хватит.

 

ГЛАВА V

-Сегодня мама Феликса приезжает, - неожиданно огорошила меня Райка, видимо, приняв мои последние слова за  непосредственное приглашение поделиться сокровенными тайнами,- я ей, наверное, не понравлюсь, как думаешь?

-Еще как понравишься! Хотя бы за то, что двое суток безвылазно сидишь у постели ее сына  вместо того, чтобы бегать по кастингам или искать себе богатого мужа, - без излишних сантиментов припечатала я, - так что будьте любезны, расслабьтесь, Ваше будущее императорское высочество великая княгиня Раиса Дмитриевна Романова, попросите у августейшей маменьки благословения и не забивайте себе голову всякой ерундой!

Пока подружка переваривала на гора выданную мной тираду, я под шумок нажала кнопку отбоя.  Выслушивать  восторженно-слезливые излияния по уши влюбленной Райки мне сейчас было как-то не сподручно, хотя я и вынуждена была признать, что после разговора  с ней мне значительно полегчало на душе, да и привычного чувства брезгливого презрения она у меня больше не вызывала.  У Райки появилась своя жизнь, и  личные успехи недосягаемой Иды Линкс отныне интересовали ее примерно в той же степени, что  и православного христианина направление на Мекку.  Своего,  в буквальном смысле, принца Райка встретила не в драйвовом угаре столичного клуба, а в темных застенках вампирского притона, и вместо того, чтобы разъезжать  на белом «Мерседесе», ей, скорее всего, придется возить  своего избранника в инвалидной коляске, но ее  осознанный и выстраданный выбор  вызывал у меня лишь глубочайшее уважение. 

 Следующий звонок я сделала Фаруху Кемалю. Я ведь не Данте, которому для получения любого рода сведений достаточно подключенного к сети компьютера, зато  я знаю не менее действенный метод,  за три года журналистского стажа ни разу меня не подводивший.

-Линкс? Говори быстро, я в «Нэш индастриз», собираю материал по исчезновению Бехтерева, - коротко бросил Фарух, -  что случилось?

Виктор Бехтерев a.k.a. Эймс Декстер.  Не там ты копаешь, Фарух, совсем не там. Ну, ничего, я дам тебе правильный ориентир, а ты, в свою очередь, выручишь меня.

-А на пожаре в «Версале» ты не работал? – осторожно прощупала почву я, -что-нибудь про это знаешь?

Фарух возмущенно засопел в трубку. Очевидно, я отвлекала его от непередаваемо важного занятия, как то задушевное общение с  белокурым инсайдером женского пола. Это была излюбленная тактика Фаруха  по сбору корпоративной информации –  вычленить из однообразия офисного планктона увядающую от скуки дамочку и, пригласив ее в ближайший кафетерий,  в уютной обстановке  ненавязчиво вытянуть  шокирующие подробности внутрифирменных взаимоотношений.  Дамочка уходила со «свидания» окрыленная перспективным знакомством, а  всячески довольный  собой Фарух продолжал развивать тему уже по четко структурированной схеме. 

-Линкс, что там делать? – раздраженно фыркнул журналист, -все  и так ясно: ночью холодно, бомжи костер развели,  выпили и отрубились,  а здание полностью деревянное. Кому я это потом продам?   Еще и менты все оцепили по периметру, не пробьешься!

-Фарух, -  с вкрадчивыми интонациями промурлыкала я, -  я тебе кое-то что расскажу, и ты сразу поймешь, что менты  не зря доступ перекрыли.  Но предупреждаю,  всё, как обычно, баш на баш.

Фарух почти не размышлял над моим заманчивым предложением. На другом конце он уже хищно раздувал ноздри в сладком предвкушении  эксклюзивного репортажа, и мне оставалось лишь с размаху швырнуть ему на растерзание сочные куски сенсации.

-«Версаль» все эти годы вовсе не стоял заброшенным, в нем много лет действовало подпольное игорное заведение. Но это еще не всё – клиенты казино играли на живых людей. Между прочим, твой Бехтерев в ночь пожара там тоже присутствовал. Ну, и это уже тебе,  скажем так, бонус:  в крыше здания вчера образовалась огромная дыра неустановленного происхождения. Вдруг пригодится для общей эрудиции?

-Ты уверена? – возбужденно уточнил Фарух, - что-то уж сильно все наворочено, Линкс! Ты же понимаешь, чтобы  это проверить, мне придется  связи в ментуре напрягать…

-Оно того стоит, - авторитетно заявила я в ответ на показной скептицизм заглотившего наживку Фаруху, -если даже из моих слов подтвердится ровно половина, это все равно будет бомба.  Взамен я прошу всего ничего –  мне нужно узнать, есть ли в числе погибших девушка с татуировкой на левом плече и амулетом в виде египетского символа  «анк» на шее. Поможешь?

Я ни на секунду не сомневалась, что с Фарухом Кемалем мне удастся договориться на взаимовыгодных условиях. Мы сотрудничали уже черт знает сколько времени, и понимали друг друга с полуслова.  Пытаться самостоятельно добыть необходимые данные из полицейских источников стало бы для меня равнозначным тому, чтобы  добровольно сунуть голову в петлю, а вот загребать жар чужими руками в сложившихся обстоятельствах очень даже целесообразно. Будем надеяться на оперативность Фаруха и   профессиональную компетентность его  информаторов.

Домой я заскочила только, чтобы переодеться, принять  душ и заполнить горячим кофе опустевшую термокружку. Телефон показал два пропущенных звонка от мамы. Опять слушать дифирамбы чадолюбивой Кристине и назидательные укоры в свой адрес? Ну, уж нет, я  и так на грани срыва!  И объяснять маме, почему Эрик не явился на слушание о лишении его родительских прав,  я тоже не в настроении.   Более уважительной причины неявки в суд, чем задержание по обвинению в краже, даже нарочно не придумаешь!

По пути в СИЗО я купила Эрику сменный комплект одежды и блок сигарет,  а на выезде из супермаркета  попала в пробку, и после того, как затор рассосался, гнала на всех парах, стараясь успеть до окончания приемных часов.  Несмотря на то, что к дверям изолятора я прибыла вовремя,  разрешения встретиться с Эриком мне не дали.  Полковник Мусоргский на рабочем месте нагло отсутствовал, его заместитель должными полномочиями не обладал, и меня швыряли из кабинета в кабинет, словно мячик для пинг-понга. Нервная система ощутимо сбоила, начиная с раннего утра, и  вежливость давалась мне  ценой неимоверных усилий. Портить отношения с полицией  мне дальше было просто некуда, но я  упорно изображала из себя само обаяние с надеждой на соответствующее отношение к Эрику.  Не могу сказать наверняка, принесли ли мои  ужимки хоть какую-то пользу, но, во всяком случае, взашей меня никто не выставил, передачу после тщательной проверки на наличие запрещенных вещей  благополучно приняли, а один молодой и симпатичный офицер взял мои  контакты и  пообещал организовать  ближе к ночи краткие телефонные переговоры с задержанным.

Жара на улице практически спала, но внезапно навалившаяся усталость не позволила мне сполна насладиться вечерней прохладой.  Хотелось ничком рухнуть на кровать, вытянуть ноги и лежать без движения. Многотонный груз проблем, утяжеленный хронической неопределенностью, прижимал меня к земле не хуже гравитационной силы, и только ударная доза кофеина спасла меня от окончательного погружения в апатичное состояние.  После того, как кофеин растворился в крови, на смену депрессии пришла маниакальная жажда действия. Я вернулась в супермаркет, взяла объемистую корзинку и принялась последовательно наполнять ее продуктами. Заодно я купила две бутылки «King of Spirits» с полынными листьями на дне – абсентовая фея неоднократно выказывала нам с Эриком свое расположение, и, думаю, я вправе была рассчитывать на ее покровительство. Идея доверху забить холодильник не имела под собой никакой рациональной основы, но мне надо было чем-то себя занять в ожидании звонка от Фаруха.

Я заранее догадывалась, каким будет результат взаимодействия Фаруха с его «друзьями» из полиции. Теперь уже ничто и никто не удержит его от проникновения на оцепленную территорию. Если потребуется,  Фарух с успехом изобразит из себя Карлсона и просочится в «Версаль» через ту самую дыру в крыше. Он лучше всех знал, что  без первоначальных инвестиций сделать хороший материал столь же невозможно, как запломбировать зуб при помощи жевательной резинки, и никогда не забывал «подкармливать» нужных людей, будучи абсолютно уверенным, что его капиталовложения в человеческий фактор непременно окупятся сторицей.

-Там, в самом деле, гора  обгоревших трупов, Линкс, - с  необоснованными претензиями на новость дня сообщил мне Фарух, - ты была права, бомжатником там и не пахнет. Но тебя я вынужден разочаровать – под твое описание никто не подпадает. Конечно, большинство тел обезображено до неузнаваемости,  и есть вероятность ошибки…

-Спасибо, Фарух! –вяло поблагодарила я, - ты же не против, если я тебе еще позвоню?

-В любой момент!  Сделаю репортаж, приглашу тебя поужинать, Линкс! Твой новый бой-френд не будет возражать?

-Если его к тому времени выпустят из «обезьянника», то, думаю, не будет,-горько усмехнулась я, - до встречи, Фарух, и еще раз спасибо!

К моему изумлению, журналист почему-то не спешил отключаться. Пару секунд  он глубокомысленно молчал, и вдруг с непривычным участием в голосе спросил:

-Линкс, что с тобой происходит? Ты сама на себя не похожа. Ты точно оставила мысли о самоубийстве?

-Фарух, черт побери! – взвилась я, - оно тебе надо? Да, у меня проблемы, но я их обязательно решу!  И  не надо, пожалуйста, вести себя, как моя мама, хорошо?

-Как скажешь, Линкс, -мирно согласился Фарух, - но я же  не идиот и прекрасно вижу, что ты играешь с огнем.  Будь осторожна, ты мне  нужна!

-И ты мне нужен, Фарух! – в унисон откликнулась я, -  удачи тебе с «Версалем»!

Дома я не стала зажигать света. Разулась, прошла на кухню и, во весь рост растянувшись на диванчике, приступила к детальному обдумыванию  своих планов на сегодняшнюю ночь.  А планов у меня имелось, что называется, «громадьё», однако «размахов шаги саженьи» в конечном итоге должны были сойтись в одной точке.  Я решила идти на кладбище. Готы - единственная ниточка, способная привести меня к Агате, и если для того, чтобы влиться в их ряды мне придется распивать абсент среди надгробных памятников, я это сделаю.

Да, мне было страшно, безумно страшно, однако, боялась я вовсе не выползающих из могил упырей. Я боялась потерять Эрика, а вместе с ним и вновь обретенную саму себя.  Мои ночные кошмары не шли ни в какое сравнение с кучкой неформальной молодежи, выбравшей погост в качестве места встречи. Репортаж с горячей точки- так и только так следует воспринимать мою  предстоящую авантюру. Бывших журналистов не бывает. Шеф отнял у меня удостоверение, но  мои годами нарабатываемые навыки остались при мне, они отполированы до блеска и готовы к использованию.  Впрочем, я не  рискнула полагаться исключительно на свою моральную стойкость и, памятуя недавний опыт, вооружилась до зубов.

Мое снаряжение  включало единокровную сестру послужившей мне верой и правдой серебряной вилки, газовый баллончик и остро заточенный кухонный ножик. Изящную сумочку я сменила на матерчатый рюкзак,  и, рассудив, что передвигаться по кладбищу на десятисантиметровых каблуках будет  довольно неудобно, облачилась в походную экипировку.  В зеркале отразилась  очередная вариация на тему «Ида Линкс на спецзадании». Заплетенные в тугую косу волосы,  бесформенная олимпийка,  заправленные в кроссовки джинсы – мало кто узнает в этом бесполом существе роковую покорительницу сердец. Ну и отлично, с меня «ухаживаний» Эймса  хватило на всю оставшуюся жизнь вперед.

Через забор я перемахнула без особой грации, но зато  приземление вышло неожиданно мягким. Сырой кладбищенский воздух отдавал землей, тленом и неуловимым ароматом застывшей вечности. Как назло, в небе набежали тучки, и ночь выдалась беззвездной и безлунной.  Мне глубоко претило пробираться наощупь через неровные ряды захоронений, но и освещать путь фонариком я справедливо опасалась.  Выдавать свое присутствие, например, сторожу, я  не собиралась, так как ни при каком раскладе не желала быть подвергнутой насильному выдворению,  и поэтому вытащила в спешке позабытую Эриком зажигалку. Слабый огонек не слишком способствовал улучшению видимости, но его робкое пламя  привлекало к себе гораздо меньше внимания, чем портативный осветительный прибор.

Конкретного маршрута у меня не было, и сборище готов  я  искала наудачу. Я надеялась услышать приглушенные голоса, бульканье разливаемого по бокалам абсента и хотя бы просто какие-нибудь подозрительные шорохи, но на погосте стояла первозданная тишина, нарушаемая лишь негромкими звуками моих осторожных шагов. Нехорошие предчувствие одолевали меня с  прямо пропорциональной степени моего продвижения вглубь кладбища силой. Неужели  я зря затеяла весь этот «выезд на природу», и мне суждено до утра блуждать в темноте между последними пристанищами безмолвно спящих мертвецов?

Оказалось, что я рассуждала чересчур пессимистично. Рядом со свежим захоронением профессора Вельштейна меня поджидал сюрприз.

 

ГЛАВА VI

В отличие от меня, ночной посетитель безлюдного кладбища  действовал исключительно дедовскими методами, и освещал  каменное надгробие  парой восковых свечей.  На момент моего появления он как раз прятал за пазуху картонный спичечный коробок из разряда копеечных советских раритетов  и в неизвестных современной науке целях деловито топал левой ногой по тяжелой могильной плите. Для акта вандализма действия незнакомца выглядели уж слишком  деликатными, а на одинокого гота он не тянул по причине полнейшего отсутствия  сопутствующей атрибутики, и, следовательно, наилучшим решением в данной ситуации было бы элементарно проигнорировать увиденное и  продолжить поиски в более перспективном направлении, желательно, не выдав при этом себя.

Я честно собиралась именно так и поступить, но стоило мне занести ногу для осторожного шага в противоположную  от профессорской могилы сторону, как неидентифицированная  личность резко приостановила свои «два притопа, три прихлопа», стремительно развернулась на  сто восемьдесят градусов и высоко вскинула руки над головой. Вызванное раскрытием моего инкогнито разочарование было настолько жестоким, что от обиды я  выхватила из кармана фонарик и со злостью ткнула  в незнакомца ослепляющим лучом электрического света.  Тот сдавленно вскрикнул от неожиданности, неловко оступился и чуть было не потерял равновесие, однако от позорного падения в аккурат на пятую точку его спас массивный памятник, поставленный Вельштейну безутешно скорбящими родственниками. В итоге бессовестный нарушитель вечного покоя почившего профессора ощутимо приложился  о постамент и, потирая пострадавшее плечо,  недовольно осведомился:

-Чего тебя здесь носит?

-По производственной необходимости, - максимально уклончиво ответила я на поставленный ребром вопрос и, дабы не провоцировать незнакомца на агрессию, медленно опустила фонарик.  В неровных отблесках рассеянного света  одетая в спортивный костюм фигура показалась  мне сотканным из бесчисленных энергетических нитей призраком с огромными бельмами вместо глаз. Я  невольно отпрянула назад, но наваждение внезапно отступило,  жуткий морок развеялся в воздухе,  и передо мной предстал весьма несимпатичный молодой человек с неприкрытой гримасой раздражения на чисто выбритом лице. В довершение к субтильному телосложению, незнакомец обладал молочно-белой кожей, такими же неестественно светлыми волосами и полупрозрачной голубой радужкой настоящего альбиноса.  А вот голос у него  был совершенно не под стать  неказистой наружности – грудной, бархатный  и проникновенный, он словно исходил не из этого плюгавого тела, а откуда-то из нижнего мира, где недремлющие стражи царства мертвых  бдительно охраняют врата в другое измерение.

-Кто не успел, тот опоздал, - торжественно сообщил альбинос, - я пришел сюда первым, и могила принадлежит мне.

-Вообще-то, кладбище находится в государственной собственности, - желчно отпарировала я, -а покойный, между прочим, был моим хорошим другом и мне, по правде говоря, неприятно видеть, как ты тут пикник устраиваешь.

Я снова направила на альбиноса фонарик, и заметила, что радужная оболочка его широко распахнутых глаз слегка порозовела.  Наверное, я зря завела с ним душеспасительную беседу: внешность часто бывает обманчива, да и в наш век бурного развития черного рынка оружия самому невзрачному хлюпику достаточно прибрести себе обрез, чтобы в мгновение ока превратиться в  потенциальную угрозу общественной безопасности.  Но после того, как я  абсолютно безрезультатно обшарила две трети кладбища и не обнаружила даже следов готской тусовки, дурное расположение духа напрочь вытеснило заложенный в каждом  из нас страх перед  мертвыми, и  я  чуть ли не преднамеренно искала встречи с козлом отпущения, на котором можно было бы сорвать свое зашкаливающее плохое настроение.

-Не мешай работать, - устало попросил явно не нацеленный на  деструктивный конфликт альбинос, - сразу видно, что ты из новеньких, иначе бы меня десятой дорогой обошла. Как только тебя Хозяева пропустили? Богатый откуп принесла?

-Ага, -желчно подтвердила я, - сырую печень черной курицы, зарезанной в полнолуние при помощи ритуального ножа.

Пусть  и с трудом, но до меня, наконец, дошло, с кем столкнула меня судьба.  Оккультисты всех сортов и видов  цвели в столице махровым цветом, а газеты пестрели красочными объявлениями с предложениями навести привороты-отвороты, от ворот повороты и прочие магические штучки,  причем степень безобидности  варьировалась в  обширном диапазоне от гадания на  бобах до обещания за умеренную плату наслать смертельную порчу на разрушившую семью соперницу.  Хироманты, прорицатели, экстрасенсы, черные и белые маги, потомственные колдуны, ведуны и иже с ними в постперестроечные времена расплодились  не хуже кроликов, а  масштабы их сотрудничества с рекламной индустрией позволяли сделать неутешительной вывод о значительном количестве отчаявшихся граждан,  летящих на зов шарлатанов, будто бабочки на огонь.

 Моя экс-коллега по «Вечерке» Кира Стоцкая регулярно разоблачала в своих публикациях  распространенные уловки  доморощенных волшебников,  но вера в чудо сидела в наших людях настолько глубоко, что они  все равно продолжали расставаться с последними сбережениями, клюнув на заманчивые посулы очередного мага.  Думаю, развернувший кипучую деятельность на могиле профессора Вельштейна альбинос как раз и относил себя к внушительной колдовской армии,  а меня он принял не иначе как за конкурентку, решившую заняться оккультной практикой на том же самом кладбище.

Как ни странно, территориальных претензий мне высказано не было.  Похоже, я натуральным образом попала пальцем в небо, и моя наспех придуманная ересь про кровавую жертву, произвела на альбиноса неизгладимое впечатление.

-Тогда понятно, - уважительно кивнул он, - задобрила Хозяина. Серьезный заказ?

Удовлетворить любопытство  альбиноса мне, увы, было нечем.  А вот ему, вполне возможно, и есть, о чем мне рассказать. Я все-таки полевая журналистка,  и очень хорошо знаю, что при сборе материала нельзя пренебрегать  даже  самым неадекватным источником информации. Впоследствии при должной обработке бессвязное повествование полупьяного очевидца с большой вероятностью может запросто лечь в основу сенсационного репортажа с места происшествия.  Ладно, за сенсациями у нас пускай Фарух Кемаль гоняется, а мне бы про готов чего-нибудь полезного узнать.  Не буду же я их тут каждую ночь караулить, а этот товарищ наверняка здесь нередкий гость,  и во избежание накладок всенепременно обязан знать график проведения интересующих меня мероприятий. А то, представьте себе картину маслом, задумает он провести на кладбище свой магический обряд, а  там готы абсент распивают, и плевать они хотели,  что у кого-то в личной жизни нелады и кроме как мощным приворотом проблема по другому не решается!

В общем,  я перестала демонстративно пытаться насквозь просветить малахольного колдуна своим фонариком, сделала вид, что творящееся на могиле профессора святотатство меня ни в коей мере не касается, и, мобилизовав все свои артистические таланты,  изобразила  на лице обворожительную улыбку.

-Я, как бы тебе сказать, несколько в иной сфере работаю, - неохотно призналась я, -  понимаешь, я об интервью договорилась, а никто не явился. Ума не приложу, что случилось – постоянно здесь эти готы собирались, а  сегодня пришла, и ни одной живой души.

Альбинос удивленно вскинул бесцветные брови, присел на корточки и быстро затушил горящие свечи.

-Ты ошибаешься, - подниматься на ноги он не спешил,  а учитывая, что росточка ему по жизни недоставало, в сидячем положении он выглядел и вовсе от горшка два вершка, - душ вокруг очень много, они повсюду. Подними глаза, сама все увидишь!

Я автоматически задрала голову и лишь потом запоздало подумала, что романтическое созерцание темного небосвода целиком и полностью идет вразрез с еще одним основополагающим правилом  дорожащего сохранностью своей бесценной шкуры журналиста, однако, порожденный открывшимся зрелищем эмоциональный всплеск мгновенно отодвинул мысли о вопиющем нарушении техники безопасности при общении с подозрительными респондентами далеко на задний план.

Небо больше не походило на  черную дыру в  обитаемом пространстве вселенной, теперь оно напоминало канву с вытканной разноцветными нитями вязью. Бледно-розовые, едва заметно пульсирующие линии переплетались с набухшими ярко-красными жгутами, голубоватые проблески сливались с золотистыми всполохами, и вся эта  многоликая паутина словно покрывала кладбище одной взаимосвязанной сетью, несущую по своим извилистым каналам тяжелую энергетику столичного некрополя.  Каждая такая нить имела свое начало в определенной могиле, как будто символизируя неразрывное единение земли  и неба, жизни и смерти, их неизменную преемственность, нарушить которую можно лишь поправ сами  незыблемые законы мироздания. Исходящая из захоронения профессора Вельштейна грязно-фиолетовая линия почему-то выглядела пунктирной.

-Что это? – непроизвольно выдохнула я,  и по коже у меня поползли мурашки. Мне было не просто холодно, я  всеми клеточками своего тела ощущала ледяное дыхание могильного тлена, меня пробирала инстинктивная, неконтролируемая дрожь, и я вновь увидела эти ужасные глаза - два расплывшихся бельма в бездонных провалах  на белом, как простыня, лице.

-Информационный портал Хозяина, -обыденным тоном пояснил альбинос. Он стоял около памятника  спиной ко мне, заботливо протирал рукавом выгравированную на каменной плите надпись и  будто специально прятал от меня свой не то слепой, не  то всевидящий взгляд, - ты очень сильный пси-вамп, если смогла это увидеть.  Из тех, кого я знаю, лишь считанным единицам удается визуализировать энергетические потоки. 

От моего недавнего гонора остались лишь  потускневшие воспоминания. Бежать следовало  так быстро, как только позволяет моя физическая подготовка,  и ни за что, ни в коем случае не оборачиваться. К черту готов, я их лучше по клубам поищу! А со всякой безглазой нечистью мне, уж увольте, не  по пути.

Пока я вместо того, чтобы удирать во все лопатки, мучительно осмысливала происходящее, глаза до полусмерти напугавшего меня альбиноса опять  вернулись к нормальному виду.  В ореоле полупрозрачной радужки заметно сузились чутко реагирующие на свет моего фонарика зрачки, часто затрепетали короткие, белесые ресницы, а тонкие, бескровные губы искривились в  подобии ехидной усмешки.

-А как же твое интервью?- язвительно осведомился альбинос, - думала, я тебя не распознаю? Слишком примитивная ложь, пси-вамп! Я бы еще мог принять тебя за ведьму, но только не за журналиста.  Так бы Хозяин и пропустил тебя к активной могиле без откупа! Но даже не надейся, что я уступлю тебе энергию! Хочешь войны – ты ее получишь!

Итак, диспозиция приблизительно ясна. У готов сегодня «неприемный день», мне повстречался какой-то белобрысый псих,  и что самое отвратительное, от недосыпания и стресса у меня помутился рассудок, причем, вышеуказанное помутнение проявляется в виде зрительных галлюцинаций и носит устойчивый характер. Все бы ничего, и не такое видали,  но противник перешел к непосредственным угрозам,  а, учитывая мои сугубо пацифистские убеждения, я, пожалуй,  досрочно предложу ему засчитать мне техническое поражение.

-Слушай, ешь ты свою энергию с маслом, - я вынула из рюкзака термокружку и с наслаждением сделала несколько глотков. Альбинос не двигался с места   и настороженно наблюдал за мной из-за постамента. Что ж, противник временно дезориентирован,  можно потихоньку отступать на исходные позиции…

-Если тебе не нужна энергия неупокоенной души, зачем ты пришла?

Прекрасное кофейное послевкусие было нарушено самым безобразным образом.  Я замерла в боевой стойке с фонариком в одной руке и с газовым баллончиком в другой, и уже собралась было доступно объяснить для особо одаренных, читай «ударенных», что интервьюер здесь я,  и приставать ко мне с глупыми вопросами, как минимум, невежливо, но тут этот недоделанный чародей ни с того, ни с сего проявил  чудеса сообразительности.

-Значит, ты действительно ищешь готов? – озадаченно изрек он, - для чего только они тебе понадобились?  Они играют  с иллюзиями, но не видят внутреннего содержания за внешней формой. Абсент туманит их разум и они думают, что смерть-это красиво… Или ты решила пойти по стопам Оскара Монти? Хочешь власти и поклонения?  Не уверен, что у тебя получится. С гибелью Оскара пирамида рухнула, готы растеряны, а их бессмертный повелитель превратился в пепел.  Они усомнились в его авторитете,  они почувствовали свободу,  и подчинить их теперь будет очень сложно.  Да, толпе всегда нужен лидер, но нужна ли лидеру толпа?

- Ну, не то чтобы прямо-таки толпа, -  для приличия поскромничала я, чувствуя, что после цикла бестолковых препирательств разговор сам собой перетек в нужное русло, - но кое с кем из готов я страстно жажду увидеться. Знаешь, где их найти?

-Откуда? – оскорбленно поморщился альбинос, - зачем мне тратить энергию и время на  жалкую кучку живых, когда я и так могу управлять  бескрайними полчищами мертвых?

 

ГЛАВА VII

 -Судя по всему, нами движут разные  целевые установки, - разочарованно заключила я, - засим, позвольте откланяться!

Моя последняя надежда извлечь пользу из этой, мягко говоря, неординарной ситуации завяла на корню. Заявление альбиноса отдавало неудачно модифицированной версией классической мании величия, и  мне совсем не улыбалось провести остаток ночи, выслушивая бредовые идеи о достижении мирового господства посредством подчинения  всех, простите за кощунственный каламбур, плохо лежащих мертвецов.  Кесарю, как говорится, кесарево, а Иде Линкс – горячую ванну и сто грамм неразбавленного абсента. 

-Подожди, -  жестом остановил меня альбинос, по всей вероятности, после того, как я любезно уступила ему могилу профессора Вельштейна, проникшийся ко мне глубокой симпатией, - кто конкретно тебя интересует? И перестань, пожалуйста, светить мне в лицо, у меня уже глаза болят.

-Сочувствую, - я опустила фонарик и внезапно осознала, что не так уж и плохо вижу в темноте. По крайней мере, щуплого субъекта  в спортивном костюме, взиравшего на меня с неподдельным вниманием, я различала практически в деталях.  Для проверки  никогда ранее не диагностировавшихся у меня способностей к никталопии я покрутила головой по сторонам и вынуждена была с сожалением констатировать, что гипотеза не подтвердилась. Нереально белая  кожа альбиноса столь резко контрастировала с кромешным мраком беззвездной ночи, что, казалось, она подсвечивается изнутри, и великолепная видимость объяснялась лишь этим не зависящим от меня фактом, - ты Вальду знаешь?

Альбинос пренебрежительно передернул плечами, а потом вдруг отлепился от служившего ему точкой опоры памятника  и указал куда-то в непроглядную тьму.

-С твоими возможностями, нет ничего проще, чем найти ее  могилу – от нее одной не исходит энергетический канал, - взгляд альбиноса задумчиво устремился вверх,  и я, не удержавшись от соблазна вновь увидеть простроченные  цветными нитями небеса, последовала его примеру, - вон она, в трех шагах отсюда. 

Как ни странно,  в хитросплетении бесчисленных линий я разобралась на удивление быстро.  Сплошное черное пятно отчетливо выделялось на фоне пульсирующих потоков,  и внезапно меня охватил липкий, пронизывающий страх. Страх оттого, что я все это вижу.

-Носферату вчера приходила, -  голос альбиноса словно стал еще более грудным  и обволакивающим, - у нее здесь тайник в самом основании памятника. Она обязательно вернется за своими бриллиантами, ни сегодня, так завтра.  

Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд… Значит, Агата прикопала драгоценности на кладбище и  периодически наведывается в свою сокровищницу, чтобы пополнить тающие в  условиях галопирующей инфляции и непомерно высоких цен финансовые ресурсы. И все бы ничего, пусть хоть в гробу каждую ночь спит, мне по барабану, но с какого перепуга Данте должен сидеть с изоляторе в то время, как эта сволочь шикует  по полной программе?  А не пора ли тебе, Линкс, обзавестись  подкованным  в замогильной тематике союзником?

-Может, познакомимся? –осторожно предложила я, - прошу любить и жаловать - Линкс!

-Рысь? –потенциальный союзник оказался еще и полиглотом, что наталкивало на мысль о  продуктивном сотрудничестве не только в малопривлекательной для меня оккультной сфере, - я ожидал чего-то подобного, у тебя глаза дикой кошки.  Герман, магистр ордена Некромантов. 

-Руки жать будем? Или у вас, некромантов, это не принято? – в принципе,  я в своих ожиданиях тоже не обманулась. Что поделаешь, у каждого свои недостатки,  и я умудрилась не просто выработать к этому чисто философское отношение,  но  и делала первые робкие попытки  извлекать из них определенную выгоду для себя самой.

-А  у вас, пси-вампов? – в том же тоне осведомился Герман, протягивая мне белую, словно недавно выпавший в экологически чистом районе снег, ладонь. Наощупь его бледная конечность оказалась совершенно обычной человеческой рукой среднестатистической температуры.

Даже несмотря на то, что к пси-вампам, начиная с приснопамятного Эймса, меня причисляли все, кому не лень,  я так до сих пор  и не выяснила, на каком основании это происходило. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах, меня хоть горшком назови, только в печку не ставь!

-В общем так, Герман, - я точно не знала, как следует обращаться к «магистру ордена некромантов», а наспех сооружать неудобоваримую  словесную конструкция вроде «Ваше некромантское высокопревосходительство»  у меня не было ровным счетом никакого желания, и потому я рискнула изначально  взять на вооружение панибратско-доверительный стиль, - как ты смотришь, если мы  с тобой заключим деловое соглашение? Я не претендую на энергию, а ты дашь мне знать, когда Вальда объявится на кладбище?

-Я не против, - легко согласился некромант, - но с одним условием: ты расскажешь мне, зачем тебе нужна носферату. Не хочу покупать кота в мешке.  Линкс, ты что,  ума лишилась, немедленно выключи телефон! Хозяева услышат!

Я, бесспорно, понимала, что тревожить вечный сон покойных пронзительной трелью телефонного звонка ни в коем случае не следует, и предусмотрительно поставила мобильник на вибрацию. На мой взгляд, ничего страшного в настойчивом жужжании не было,   а пропускать звонок из СИЗО я тем более не собиралась. Видимо, смазливому  офицерчику все-таки удалось  организовать для Эрика сеанс связи. Неужели, благоприятная для нарушения устава обстановка сложилась в изоляторе только лишь в четвертом часу утра?

-Алло!  Алло, говорите! -  Герман попытался было вырвать у меня телефон, но я  бессовестно применила запрещенный прием и на мгновение ослепила его  ярким электрическим светом. Отчаянно размахивая обеими руками и торопливо бормоча что-то  неразборчивое, некромант попятился назад с выражением неподдельного ужаса в покрасневших глазах,  но мне было некогда заниматься установлением причин его непонятного испуга.

-Ида? – вместо Эрика мне ответил взволнованный мужской голос, принадлежащий, по-видимому, моему знакомому офицеру, - я по поводу Данилевского.  Понимаете, тут такое дело, его перевели в лазарет, поэтому…

-В лазарет? Что  с ним? – сердце екнуло мерзко и болезненно, будто мне в грудь воткнулось острие раскаленной иглы. Бормотание некроманта  на заднем плане стало намного громче, и я всерьез намеревалась от души распылить в него содержимое газового баллончика, если он будет и впредь ухудшать  и без того не ахти какую слышимость.

-Не знаю, я же не медик, - резонно ответил мой собеседник, -задержанный начал жаловаться на боли в суставах, потом  стал требовать зеркало… Одним словом, он сейчас в лазарете,  и к нему вас все равно  не пустят. Извините за поздний звонок, Ида!

-Линкс, бежим! Скорее! –  от внезапного толчка  в спину мои пальцы разжались, телефон  полетел на землю, а необъяснимая сила стремительно поволокла меня между могил. Намертво стиснув мое запястье, Герман  грубо тащил меня за собой, и  мне оставалось лишь диву даваться, откуда  в столь худосочном теле  неожиданно взялась такая  немыслимая мощь!

-Пусти меня, я телефон уронила! -  я тщетно пыталась разжать стальную хватку некроманта, но удавалось мне это не лучше, чем таракану синхронное плавание. Меня неудержимо влекло вперед, и все мои брыкания и визги лишь заставляли Германа  еще крепче фиксировать мою руку.

-Забудь про телефон!  Не вздумай оглянуться, слышишь, не оглядывайся! –завораживающий голос некроманта превратился в злобное шипение, он явно готов был свернуть мне шею при малейшем намеке на неподчинение, - не оглядывайся, я  сказал!

Заодно с телефоном  я потеряла и фонарик,  и по логике вещей мы должны были улепетывать неизвестно от чего, ориентируясь  преимущественно на звуки и запахи,  но мне почему-то было все прекрасно видно.  И дело тут обстояло вовсе не в никталопии – поросшие травой могильные плиты,  испещренные эпитафиями гранитные надгробия, деревянные скамейки и столики,  покосившиеся кресты, металлические оградки были объяты каким-то чужеродным свечением, и прикосновения его холодных отблесков вызывали иррациональный, пробирающий до костей ужас.

Меня накрыло на один короткий миг, и за эту долю секунды я почувствовала себя мертвой. Кровь загустела и стала вязкой, как расплавленный асфальт, по телу разлилось смертельное оцепенение,  ноги потяжелели в десятки раз,  и если бы не  Герман, я непременно споткнулась бы  о выступающие из-под земли корни старого дерева. На мгновение лицо некроманта  с двумя жуткими бельмами на месте глаз  оказалось ко мне совсем близко, но сейчас оно  больше не внушало мне страха, а скорее символизировало  призрачную надежду на спасение от той кошмарной субстанции, что неумолимо догоняла нас в извилистых лабиринтах столичного погоста.

 Я на инстинктивном уровне ощущала этот гигантский  сгусток негативной энергии, подпитывающийся  страданиями неупокоенных душ и  черпающий силы из горя обезумевших родных. Хозяин кладбища перемещался по раскинутой в небе сети с невероятной скоростью, он почти настиг нас, и его разверстая пасть уже готовилась поглотить наши бренные тела, чтобы по капле выцедить из них бессмертные души, однако, Герман продолжал увлекать меня все дальше от центральных ворот.

-Выход в другой стороне, - не выдержала я, - мы не успеем!

-Туда нельзя, там Черная вдова , - слова вырывались из груди некроманта сквозь свистящее, прерывистое дыхание,  на его щеках пылали красные пятна, а у левого виска часто билась вздувшаяся вена, - лезь через забор, Линкс, быстрее! И помни, не оглядываться!

Прежде чем мешком перевалиться за ограду, я в кровь ободрала руки,  разорвала джинсы и потеряла слетевший с плеча рюкзак, но эти мелкие неприятности не шли ни в какое сравнение с тем неописуемым чувством облегчения, которое захлестнуло меня сразу, как только я оказалась снаружи. Какое бы  дьявольское создание нас не преследовало, я теперь  в любом случае находилась вне пределов его досягаемости.  Правда,  тут же рядом со мной  неуклюже плюхнулось еще одно не особо  приятное на вид существо, но  уж с ним-то я всегда сумею договориться полюбовно.

Некоторое время мы неподвижно лежали  на  истоптанной траве и не могли заставить себя пошевелиться. В голове грузно ворочались разрозненные мысли, я будто отматывала запечатлевшую события сегодняшней ночи пленку, и когда я, наконец, вспомнила, с чего все началось, у меня неведомо откуда появились силы рывком вскочить на ноги.

-Данте! – самой себе сказала я, -  мне нужно ехать в изолятор.

-Данте? – переспросил некромант, с трудом принимая вертикальное положение, - тот хакер, который работал на носферату?

-Откуда ты знаешь? – общая опустошенность практически лишила меня возможности выражать эмоции при помощи  мимики, я хватала ртом воздух и все никак не могла унять выпрыгивающее из груди сердце.

-Слышал их разговор, - не стал вдаваться в подробности Герман, - она его тогда крупно подставила. Хочешь сказать, Данте еще жив? Или он нашел того, кто смог провести над ним  обряд экзорцизма?

-На первый вопрос ответ положительный, на второй – отрицательный, - я тщетно пыталась сообразить,  в какой части кладбища мы находимся и какого рода действия мне необходимо предпринять, чтобы выйти к своей машине, но, похоже, в процессе недавней гонки пространственную ориентацию  ощутимо контузило осколком  взорвавшейся от перенапряжения  нервной системы.

Несколько секунд некромант молча вслушивался в тишину.

-Ты зря ищешь носферату, Линкс, - задумчиво произнес он, - она одинаково противна и живым, и мертвым,  у  нее нет никакой власти. Я видел, что стало с Данте, он обречен. Какое-то время он еще сможет сопротивляться, но затем вселившаяся в него сила станет неуправляемой, и он  будет делать то, для чего его избрали древние – разрушать мир.

-Ты говоришь так, будто тебе известно про Данте все, - недоверчиво заметила я, -ничего не понимаю…

Герман снисходительно улыбнулся бескровными губами.

-Я – магистр ордена некромантов,  Линкс. Иногда мертвые могут рассказать гораздо больше, чем живые.  Ты видела канал, идущий от той активной могилы, где мы с тобой встретились?  Разрыв нити означает, что душа покойного мечется между небом  и землей,  она не обретет покоя, пока не освободится от прошлого.  Эта душа постоянно кричит одно и тоже, она взывает о помощи.  Покойник называет Данте Эриком и просит восстановить справедливость.  Я не вдавался в детали, но носферату и ее бриллианты тоже в  этом замешаны.  Если бы ты не разозлила Хозяина, я бы мог еще бесконечно долго работать с этим покойником! Но ты все испортила, меня без жертвы теперь и за порог не пустят. Хорошо, в живых остались.

-Мне позвонили из СИЗО и сказали, что Данте в лазарете. Что я, по - твоему, должна была сделать? –  беззлобно огрызнулась я, - я не про каких хозяев  ни сном, ни духом не ведала, если уж на то пошло.

Белесые брови некроманта недоуменно поползли вверх.

-Звучит неубедительно, Линкс!  Хотя, принимая во внимание твое неосмотрительное поведение, я  почти готов в это поверить.  Хозяин – это эгрегор всех циркулирующих на кладбище энергетических потоков,  никому не дозволено проводить магические ритуалы без его разрешения.  Какой же силой должен обладать пси-вамп, чтобы подключиться к энергетическому полю и остаться незамеченным! И в то же время, какой надо быть наивной, чтобы отправиться на кладбище с мобильным телефоном! Ты загадала мне загадку, Линкс!

-А хочешь, еще одну загадаю? – в лоб спросила я,  медленно закипая от раздражения, - раз ты  себя здесь, как дома, чувствуешь, может, подскажешь, в какой стороне находятся главные ворота, а то я свою машину буду до утра искать!

 

ГЛАВА VIII

Похоже, забор отгораживал от мира живых не только кладбищенскую землю, но и распростершееся над нею небо.  Мои нынешние ощущения напоминали тот момент, когда мы выбрались  на улицу из «Данага» и  долго не могли надышаться свежим  предрассветным воздухом,  но тогда со  мной был только что переживший трансформацию Эрик, а не помешанный на мертвецах некромант. В ту ночь я поверила в существование вампиров, а сегодня лицом к лицу столкнулась с еще более могущественной и жуткой силой, не имеющей материально-вещественной формы, но  способной  повергнуть оказавшегося на ее пути человека  в первозданный хаос абсолютного безумия.

  В чем-то я была даже благодарна Эймсу и компании за «курс молодого бойца» и предусмотренную в его программе психологическую подготовку.  Создавалось впечатление, что доказано превосходящий самый совершенный искусственный интеллект мозг самостоятельно выделил  отдельную ячейку для данного типа информации и обрабатывал все эти потусторонние изыски изолированно от основного массива памяти.  Таким образом, бардак в моей голове постепенно обрел слабое подобие порядка,  и  я объективно понимала, что адаптация к новой реальности близка к завершению.  Я смирилась с наличием в мире некоторых вещей, не поддающихся логическому осмыслению с общепринятых позиций,  и у меня мгновенно поменялось  отношение к жизни.  Какой смысл  крутить пальцем у виска и отчаянно щипать себя, пытаясь проснуться, если гораздо проще принять определенные издержки восприятия за допустимую погрешность гармоничного мироустройства?

К парковке Герман вывел меня уверенно и быстро, словно нас окружало не эбеново-черное и какое-то неожиданно пустое небо, плавно переходящее в густые клубы утреннего тумана, а идеально прямая трасса, ярко освещенная придорожными фонарями. Со мной он обращался, как с уникальным, и потому, невероятно ценным экземпляром для своих псевдонаучных исследований, который следовало тщательно оберегать от повреждений и  в целости и сохранности доставить в лабораторию. Выступать в роли подопытного кролика я вовсе не стремилась, но от заботы и участия до поры до времени не отказывалась: все лучше, чем в одиночку бродить вокруг кладбища, наощупь выбирая себе дорогу.

Сходу избавиться от некроманта у меня не получилось, хотя я и всем  своим видом выказывала ему стойкое нежелание далее пребывать в его обществе. Не скажу наверняка, в связи с чем я настолько глубоко запала ему в душу, но  в условиях ограниченного времени я  в итоге предпочла  принять его присутствие, как неизбежное зло. Учитывая, что росто-весовой индекс  Германа не позволял всерьез рассматривать его даже в качестве психологического балласта, я скрепя сердце позволила ему разместиться на переднем сиденье своего «Ситроена»  и при первой же подходящей возможности намеревалась высадить некроманта где-нибудь по пути в СИЗО.

-Линкс, почему Данте арестовали? – после нескольких минут глубокомысленного молчания, в течение которых я благополучно вырулила на шоссе, Герман  созрел для задавания вопросов. Я уже хотела было невежливо порекомендовать ему заткнуться  и не отвлекать меня от дороги, но потом вдруг резко передумала.  Некромант вполне мог мне пригодиться, причем не только для  совместных прогулок по ночному кладбищу.

-В двух словах, ситуация следующая: Вальда вынесла из квартиры профессора Вельштейна свои бриллианты,  а его сын обвинил Данте в краже, - кратко пояснила я, - а тебе какой во всем этом интерес?

Полупрозрачная радужка настороженных глаз альбиноса вновь порозовела.  Герман провел ладонью по неестественно белым волосам и, как мне показалось, весьма неохотно ответил:

-Понимаешь,  в некромантии есть такое  понятие - «костяной дракон». Активная могила притягивает к себе все неупокоенные души, и если их число превысит пятьдесят, это может привести к гибели Хозяина. Эгрегор кладбища перерождается в мыслящее агрессивное существо, и в отличие от Хозяина, «костяной дракон» нацелен не на защиту территории и охрану вечного покоя, а на расширение границ своих владений. Захоронение будет постоянно пополняться за счет массовых смертей жителей прилегающих районов, попавших в зону действия негативной энергетики  кладбища. Прибавь к этому повсеместное распространение призраков,  нежити и прочей свиты «костяного дракона», и масштабы надвигающейся опасности станут очевидны. История знает немного подобных случаев, но  каждый из них по последствиям сравним с эпидемией. Для того, чтобы устранить «костяного дракона» требуются колоссальные объемы магической силы,  а у нас в столице  от них не наберется и трети. Истинных некромантов остались  единицы, остальные поголовно погрязли в коммерческих проектах  и занимаются, в  основном, порчами.   Пока они соберутся вместе, «дракон» накопит такую мощь, что в скором времени упокоится добрая половина города. Так что, если могила Вельштейна и в дальнейшем сохранит такую же активность, можно ожидать самого страшного. Теперь тебе ясно, каков мой интерес в этом деле? 

-Не совсем, - термокружка бесславно сгинула вместе с рюкзаком, а без кофеинового допинга у меня никак не получалось одновременно следить за дорогой и подвергать высказанные некромантом суждения вдумчивому анализу, но я интуитивно чувствовала, что он говорит правду, -  я думала,  тебе мертвые гораздо милее живых? С чего тогда  такое беспокойство?

-У тебя извращенные понятия о некромантии, Линкс, впрочем, как и у подавляющего большинства людей. А меж тем, первым некромантом был сам Иисус Христос, и Евангельский сюжет о воскрешении Лазаря великолепно подтверждает этот неоспоримый факт,- проникновенный голос Германа будто заполнял собой автомобильный салон,  грудные переливы бархатных интонаций звучали столь  громко и всеобъемлюще, словно  предварительно пропускались через профессиональную акустическую систему, - наш орден призван обеспечивать равновесие нижнего и верхнего миров, а не поднимать орды зомби на штурм президентской резиденции, как это принято изображать в кинофильмах. Наша миссия- следить  за балансом, и для этого мы наделены силой управлять мертвыми. Неупокоенная душа Вельштейна будет  аккумулировать негативную энергию до тех пор, пока Данте не выйдет на свободу, или пока  на кладбище не образуется «костяной дракон».

Я повернула на ведущую в центр магистраль, и, пользуясь отсутствием пробок, позволила себе немного расслабиться и переключить часть внимания на некроманта. Надеюсь, к пяти утра по домам разъехались даже самые фанатичные любители гонок по ночной столице.

-Что –то в этом есть, - кивнула я  в сторону приумолкшего некроманта, - а можно поконкретней?  В свете последних событий, я могу даже вообразить, как   восставшие зомби под твоим командованием вызволяют Данте из «обезьянника», но ты вроде  бы сторонник альтернативных вариантов.

- Почему  он в лазарете? – прямым ответом Герман меня не удостоил, а наоборот, по всем признакам планировал устроить мне допрос с пристрастием. Ладно, ломаться  особо некогда, и изображать из себя сдобный пряник я без крайней на то необходимости  не стану.

-Точно не знаю, но могу предположить. Суставы у него обычно крутит перед трансформацией, да и зеркало он неспроста просил…

-Это должно было случиться, - с покоробившим меня равнодушием произнес некромант, - древние устали от тысячелетнего ожидания, скоро они пробьют защиту, и  однажды Данте  уже не сможет трансформироваться обратно в человека. 

-Вот черт, - под колеса  внезапно метнулась косматая рыжая собака, и дабы не задавить  глупую животину, я вынуждена была до упора утопить педаль тормоза, -и что ты предлагаешь нам делать?

Некромант безразлично пожал плечами.

-Моя задача - отпустить душу Вельштейна, а Данте нужен сильный экзорцист. К сожалению, я с таковыми не знаком,  и ничем помочь не в состоянии.  Сейчас мы сделаем следующее,  Линкс: ты высадишь меня  рядом с домом сына покойного, а завтра утром с Данте будут сняты все обвинения.

-Сегодня, - на автопилоте поправила я, - уже почти утро.

-Сегодня…, - эхом отозвался Герман, -  до начала рабочего дня еще далеко, процедура канительная, так что придется немного подождать.  Но результат я гарантирую.

Я не стала расспрашивать некроманта,  какие способы воздействия на непреклонного в своем желании засадить нас с Данте за решетку шефа он собрался применить. По большому счету,  прикладная методология Германа волновала меня не больше,  чем новинки в сфере личной гигиены блаженствующую в луже свинью,  и  я без колебаний отвезла его к порогу шикарного особняка Антона Вельштейна в одном из самых престижных районов столицы. Некромант легко выпрыгнул из машины, и  на прощание долго сверлил меня немигающим взглядом, словно сканируя мою ауру.

Мне было все равно, даже если бы эти глаза с полупрозрачной голубоватой радужкой видели меня насквозь.  Внутри меня зияла черная дыра с рваными краями,  и я уверена, что  Герман это почувствовал. А еще он знал  точное название этой бездны, и за последние несколько дней я тоже успела выучить его наизусть.

-Не возвращайся на кладбище, - предупредил меня некромант, - ты-сильный пси-вамп, но второй раз Хозяин тебя не пропустит.  Забудь про носферату, лучше ищи экзорциста, пока  трансформация Данте не стала необратимой.

Я выдавила из себя поблекшую улыбку и решительно захлопнула приоткрытую дверцу, однако Герман, видимо, принадлежал к той категории людей, которые будучи выставленными через дверь незамедлительно полезут в окно.

-Линкс, как я могу с тобой связаться? –  на улице понемногу рассветало, и  в розовых лучах зарождающегося утра некромант предстал передо мной во всей красе. Обитающая в канализационном коллекторе крыса и то выглядела привлекательней,  но я утешала себя тем, что заклинателю мертвецов обладать античной красотой, в принципе, ни к чему.

-Три раза постучи по батареям, - хмыкнула я, - телефона у меня по твоей милости больше нет. Вот моя визитка, приспичит - звони на домашний, мой автоответчик всегда включен.

Герман  резво сцапал картонный прямоугольник и тут же спрятал в кармане своего растянутого трико.

-Я обязательно позвоню, - пообещал он таким тоном, словно мы с ним только что провели незабываемую ночь, - до встречи, Линкс!

Хмурый дежурный разглядывал меня через зарешеченное окошко  с таким недовольным выражением на помятом лице, что у меня зародилось нехорошее подозрение относительно  способности сотрудника пенитенциарного учреждения к конструктивному диалогу. К счастью, «агентурную сеть»  в СИЗО я раскинула еще с вечера, и мои страстные мольбы вызвать на проходную младшего лейтенанта Сергея Асеева все-таки возымели свои плоды.

Явившийся на зов офицер воззрился на меня  почти с ужасом. Нежданная гостья была грязной, растрепанной и возбужденной, а ее одежда великолепно вписалась бы в декорации для  спектакля  по пьесе Горького «На дне». Вчера же в изолятор приходила ухоженная молодая леди с блестящими волосами и изысканными манерами.  Прежними у меня, вероятно, остались только глаза. Аутентичные глаза желто-зеленого абсентового цвета.

-Что с Эриком? Вы меня к нему пропустите? – я напролом ринулась через турникет, но бдительный дежурный живо воспрепятствовал моему дальнейшему продвижению.  Смазливый офицерчик к тому времени малость отошел от вызванного моим непрезентабельным обличием шока, но выступать в мою защиту совсем не торопился.  А на что я, в сущности, рассчитывала? Встречают-то, по одежке….

-Ида, послушайте, сюда нельзя! Я к вам сейчас выйду, подождите, пожалуйста,  на улице, - Асеев был заметно сконфужен моим визитом,  и уже мысленно готовился к насмешкам сослуживцев, грозившим посыпаться на него, будто спелые яблоки, - прошу вас, выйдите на улицу!

Я ждала за дверью не меньше десяти минут, а когда младший лейтенант, наконец, возник на пороге, я поняла, что у нашей нежной дружбы никогда не будет продолжения. Впервые в жизни мужчине, к которому я публично проявляла повышенные знаки внимания, было за меня откровенно стыдно.  Он стоял напротив меня, весь такой чистенький и аккуратный,  и осуждающе смотрел на  вольную лесную хищницу, за одну ночь  превратившуюся в драную кошку,   а я тихо злилась на себя за то, что второпях даже удосужилась вытереть влажной салфеткой осевшую на коже пыль.

-Сережа, -ласково мурлыкнула я, -простите меня, я к вам прямиком со спецзадания.  Веду частное журналистское расследование по заказу одного солидного печатного издания.  Тема  репортажа «Вандализм на кладбище». В общем, мне нужно было к этим самым вандалам незаметно внедриться, оттого и одет на мне черт знает что за хлам.  Неудобно, конечно, вышло, но работа есть работа.  Наша служба, сами понимаете, и опасна, и  трудна…

-И на первый взгляд как будто не видна, -внезапно подобрел Асеев. То-то же и оно,  провожают, как правило, по уму, - ну вы, даете, Ида! Рисковая вы девушка, я вам скажу! Мне бы и в голову не пришло  такое предположить! Не страшно?

-Полная жуть, - ни капли не слукавила я, - Сережа,  а как там Эрик?

Офицер снова  изменился в лице.

-В лазарете, - мрачно сообщил Асеев, - наш врач так и не может определить, что это за наркота, от которой его так переламывает, - обращенный на меня взгляд младшего лейтенанта стал колючим, будто  ощетинившийся еж, - может, вы подскажете?

 

ГЛАВА IX

За прошедший час я вспомнила Эймса, как минимум, два раза, и что самое парадоксальное, сии воспоминания сопровождались глубочайшей признательностью за преподанные мне уроки.  Для того чтобы с непроницаемым лицом блефовать перед Асеевым, оказалось достаточным всего лишь в точности скопировать «poker face» , с которым Эймс выиграл Райку в Большой Игре, имея в рукаве две козырные карты.

-Какая наркота? – с неподражаемой искренностью удивилась я, - скорее всего, это нервное. Мало приятного,  ни за что, ни про что угодить на нары.  Скажу вам по секрету, Сережа, сегодня заявление на Эрика заберут, и дело закроют.

-Такие вопросы быстро не решаются, Ида – в глазах Асеева я  неожиданно разглядела откровенное злорадство. Неужто представил, что будет, если меня отмыть, переодеть и причесать?- начальник до завтра в командировке, а зам целый день на совещаниях.  В лучшем случае Данилевского выпустят через пару дней.

-Это мы еще посмотрим, - сдержано улыбнулась я, старательно поддерживая  сползающую маску непрошибаемой уверенности в своих словах, - а с врачом я могу поговорить?

Младший лейтенант с деланным сожалением помотал головой.

-Беседы с врачом, свидания с задержанными и прием передач осуществляются строго по установленному графику, - важно отчеканил он и на два тона ниже добавил, - зря вы так  носитесь с этим Данилевским, Ида! Мне по работе положено в людях разбираться,  так тут невооруженным взглядом видно – тот еще тип. Сами посудите, его майор Васильев приказал  в нормальную камеру определить, чтоб не  к уркам и не  к мокрушникам, а то у нас тут всякие сидят… И что вы думаете, он на пустом месте драку развязал, еле разняли.   С зеркалом этим всех заколебал, ему раз сказали « не положено», два сказали, ноль эффекта. Будто  никому не понятно, что он тех, кто его отметелил, порезать хотел?    Ну а к ночи его вообще  скрутило. И вы мне еще будете утверждать, что это не ломка?  Ему еще повезло, что  он вместо карцера в лазарет попал.

Мастер-классы Эймса явно не прошли для меня даром. Я выслушала Асеева с феноменальной невозмутимостью, хотя внутри у меня бурлил и пенился водоворот эмоций. Затем эмоции резко стихли, злость и ненависть дружно улеглись на дно, и когда посчитавший дискредитацию Эрика  свершившимся фактом офицер, осмелился обратиться ко мне с предложением  перенести разговор на нейтральную территорию, я уже донельзя четко осознавала свои дальнейшие действия.

Адресованная Асееву прощальная улыбка вышла не то, чтобы обворожительной, но довольно многообещающей. Мы расстались на ступеньках служебного входа  с  одинаково преисполненными надежды лицами, но если  младшего лейтенанта воодушевление охватило вследствие недвусмысленных проявлений моей благосклонности, то меня питали совсем иные чаяния.  Я знала, что поступаю неправильно, и моя инициатива непременно вылезет мне боком, но все равно не собиралась отказываться от задуманного. Причины моего ослиного упрямства лежали на поверхности: лучше пожалеть о  содеянном, чем о том, чего сделано не было.

Идею я подчерпнула из собственной журналисткой практики,  а слегка ее усовершенствовать мне помогли подчерпнутые в ходе общения с Эриком знания. Я вернулась домой, создала аккаунт в популярной социальной сети, скачала простейшую программку для изменения голоса и позвонила на оперативный пульт столичной полиции. Если уж  примочка с выходом в сеть через прокси-сервер спасла Эрика от справедливого возмездия за взлом налоговой базы, то почему бы ей не помешать блюстителям закона вычислить  анонимного «доброжелателя», сообщившего о заложенном в здании следственного изолятора взрывном устройстве?

Рубикон был перейден. Я  прихватила с собой нераспечатанную бутылку абсента и бесшумно выскользнула за дверь.   Насколько мне известно, поднятые по команде службы экстренного реагирования  приступают к эвакуации находящихся в потенциально заминированном здании людей  практически сразу после поступившего звонка, и для того, чтобы не прибыть в СИЗО  аккурат к шапочному разбору, мне следовало поторопиться. 

На момент моего приезда, к «обезьяннику» стянули  три единицы пожарной техники, пять карет скорой помощи и рекордное количество служебно-розыскных собак, сосредоточенно  вынюхивающих гипотетическую бомбу. Так как  о результате кропотливых поисков  я была осведомлена заранее, данный этап операции интересовал меня примерно в той же степени, что и вечная мерзлота коренного жителя африканской саванны, а потому  свой наблюдательный пост я расположила в некотором отдалении от места происшествия.

Извечное противостояние света и тьмы завершилось разгромным поражением последней, и новый день окончательно вступил в свои права. Развернувшаяся на моих глазах панорама поражала своей масштабной эпичностью, и на мгновение меня обуяла гордость за свой  откровенно криминальный проступок. Я вдруг почувствовала себя не выполнившим домашнее задание школьником, для которого неминуемая двойка в дневнике была многократно страшнее уголовной ответственности за заведомо ложное сообщение о готовящемся акте терроризма, вот только на кону у меня стояло нечто большее, чем неаттестация в четверти.

Мой звонок навел в СИЗО столько шороху, что даже известие о внеплановом посещении объекта членами комиссии из центральных государственных органов не шло ни в какое сравнение с охватившим изолятор переполохом.  Так как содержащиеся в «обезьяннике» подследственные являли собой весьма специфический контингент, в процессе их поспешной эвакуации сотрудники  СИЗО столкнулись с целым набором разнообразных, как модели кресел в мебельном салоне, сложностей. Между  обитателями изолятора и одноклассниками шкодливого школяра имелось одно единственное сходство: и те  и другие воспринимали эвакуацию в качестве возможности хоть на миг глотнуть свободы, однако, если в случае с учебным заведением  педагогу достаточно было от души гаркнуть на неугомонных нарушителей порядка, то сопровождающим арестантов конвоирам приходилось периодически применять  гораздо менее гуманные способы усмирения буянов.

На моей стороне сегодня была не только Ее благородие госпожа Удача, но и благоприятное стечение обстоятельств. В отсутствии начальства организацией эвакуационного процесса занимались «менеджеры среднего звена» в погонах,  но не то им не хватало опыта, не то авторитета, и дело  двигалось с явной пробуксовкой. У «заминированного» здания образовался затор из громоздких пожарных автомобилей, и постоянно прибывающие  к изолятору наряды полиции оглашали территорию  пронзительными сигналами с требованием  немедленно очистить проезд.  Огнеборцы  уступать дорогу не  спешили,  и громогласный лай рассредоточившихся по опустевшему «обезьяннику» собак вскоре дополнился  перепалкой не поделивших дорогу спасателей, чье взаимное обгавкивание по выразительности ничуть не уступало «переговорам»  четвероногих коллег.

Убедившись в успешной реализации первой половины своего безумного плана, я поняла, что пора переходить к следующей части.  От того, насколько безупречно я сыграю роль непрописанного в сценарии эвакуационных мероприятий персонажа, зависел конечный исход моей авантюры, и я обязана была выложиться на все сто.

-Товарищ младший лейтенант! Сережа! –  я подошла к зоне оцепления непростительно близко, но в противном случае претендент на  романтический ужин в приватной обстановке мог бы меня просто напросто не расслышать, -  что здесь происходит?

Заметно подрастерявший внешний лоск Асеев резко обернулся на звуки моего взволнованного голоса, и удивленно захлопал глазами. Не давая ему опомниться,  я призывно поманила его пальцем.

-Ида! – офицер порывисто схватил меня за руку и потянул к ближайшей пожарной машине, чей массивный корпус, вероятно, был призван заслонить нас от подозрительных взглядов осуществляющих экстренную эвакуацию полицейских, -что вы здесь делаете? 

-Работаю, - ровным, словно ход часов, голосом поведала я и демонстративно покрутила перед носом Асеева включенным диктофоном, - пару слов для «Вечерней столицы»  по поводу чрезвычайного происшествия в  городском СИЗО!

Младший лейтенант открыл было рот, чтобы выразить свое неудовольствие моим присутствием,  но я, не давая ему опомниться, продолжала наседать на него в лучших традициях Фаруха Кемаля и прочих  беспринципных папарацци.

-Так как у меня имеются точные сведения о  том, что Эрика Данилевского должны выпустить  не позднее десяти утра, я решила никуда не уезжать и подождать его в машине, но кто мог предположить, что в изоляторе начнутся беспорядки! Беспрецедентная ситуация! Сенсационный репортаж!  Невероятная журналистская удача получить информацию из первых уст! Итак, что это  было: дерзкий побег, жестокая драка между арестантами, массовая попытка суицида? Сережа, вы готовы проснуться знаменитым? Я прославлю вас на всю страну! 

Асеев затравленно озирался по сторонам,  и в голове у него по всем признакам упорно не укладывалось, что сподвигло его проявить вопиющую неосторожность и пропустить умело замаскировавшуюся «акулу пера» практически на режимный объект, да еще и находящийся чуть ли не на осадном положении.  Воздействовать на меня силовыми методами он не осмеливался, прекрасно осознавая, что тогда  я уж точно с чистой совестью разрушу его карьеру в правоохранительных органах,  но и позволить мне засветить его фамилию в газете, было бы равнозначно подписанию себе обвинительного приговора.

-Ида! Не надо  ничего писать, все должно проходить только через пресс-службу департамента внутренних дел, меня накажут за контакты с журналистами, как вы не поймете! Уходите отсюда, пока нас не заметили!

-Только после того, как вы расскажете мне, что здесь происходит!- в сочетании с «кошачьим взглядом» моя улыбка разила мужчин наповал, но младшего лейтенанта Асеева трясло вовсе не от возбуждения, - я не упущу шанса сделать эксклюзивный материал!

-Черт побери, Ида, -не выдержал офицер, -у меня нет времени с вами разговаривать,  у нас срочная эвакуация!

-Эвакуация! – со смаком повторила и  в предвкушении лакомого кусочка информационного пирога  вожделенно облизнула пересохшие губы, - надо же! А  в чем дело, неужели пожар?

-Бомба, - внезапно разозлился Асеев, до которого, наконец, дошло, что за штучка вероломно втерлась к нему в доверие, и в какие угрожающие последствия способно вылиться наше неформальное общение, - теперь вы счастливы?

Я неопределенно повела плечами.  Как говорится, кругом бог счастья не дает.  

-А что с Эриком? –  сурово осведомилась я тоном выступающего в судебных прениях прокурора.

-Я почем знаю? – зло отмахнулся Асеев,- думаете, мне сейчас до вашего Данилевского, когда у нас пять сотен сидельцев пришлось на улицу вывести?

-Ого! –искренне восхитилась я, - да я на этом репортаже озолочусь!

Похоже, чаша терпения машинально проговорившегося младшего лейтенанта отличалась микроскопической вместимостью, потому как переполнилась она за очень короткий промежуток времени.  Асеев схватил меня за руку и собрался насильно выдворить  за пределы  изолятора,  а я, в свою очередь,  приготовилась в знак протеста против незаконного посягательства на свободу слова издать ультразвуковой визг а-ля Райка, но, к счастью, мне удалось обойтись без задействования тяжелой артиллерии.

-Вот  тебе и Данилевский! -  от обиды офицер без разрешения перешел на «ты», видимо, посчитав мое двуличие достаточным основанием для отказа от норм элементарной вежливости, - куда вы его?

-Губарев приказал двоих из лазарета в больницу отвезти, там чээсники работают, а этим болезным капельница нужна, -с натужным сопением пояснил упитанный полицейский, вдвоем с малорослым напарником втаскивающий носилки  в распахнутые задние двери кареты скорой помощи. Смеженные веки по шею укрытого простыней  Эрика часто вздрагивали, а  вместо привычного колечка пирсинга его нижнюю губу «украшал» свежий след от удара. Очков парень тоже, как выяснилось, лишился,  но, пребывая в состоянии какой-то непонятной полудремы, их отсутствия не замечал.

-Короче так, -  я наклонилась к уху Асеева и жарким шепотом сообщила, - я  еду с Эриком на «Скорой».  Я бы еще с удовольствием сделала материал о том, что в изоляторе практикуется избиение арестованных, но, чувствую, мне теперь и про бомбу будет некогда писать.  Простите, Сережа,  на первой полосе «Вечерки»  ваша фамилия, увы, не появится. Но если вы так жаждете славы, я могу  пренебречь личной жизнью во имя профессионального долга и остаться здесь, чтобы закончить интервью. Да и вдруг взрывчатку найдут?

-Шкурко, ты Данилевского сопровождаешь? – младший лейтенант  нервно повернулся к пыхтящему крепышу, - девушку с собой возьмите, пусть до больницы  с вами доедет. 

-Товарищ младший лейтенант, так не положено, -  недоумевающе протянул напарник толстяка, -разрешение начальника ведь нужно…

Асеев побагровел от ярости  и оба полицейских невольно попятились подальше от вышедшего из себя офицера.

-Под мою ответственность, - рявкнул когда-то казавшийся мне настоящим эталоном мужской красоты, а сейчас вызывающий   лишь брезгливое отвращение Асеев, -сержант, выполнять приказ!

 

ГЛАВА X

Карета Скорой помощи тряслась на ухабах, увозя меня, Эрика, двоих  вооруженных конвоиров и несколько растерянную по причине неординарности сложившихся обстоятельств медицинскую бригаду в направлении муниципальной больницы. Я сидела на жесткой боковой скамейке  прямиком в точке пересечения настороженных взглядов полицейских и крепко сжимала влажную ладонь парня. Хотелось мне сейчас чего угодно: спать, есть, выпить кофе, но только не осмысливать текущее положение вещей. К сожалению, окружающая обстановка предоставляла мне возможность исключительно для рефлексии. Обо всем остальном оставалось лишь мечтать,  но сил  у меня на это уже  не было. Я до предела вымоталась физически и морально,  противная, ноющая боль одновременно пронизывала  как мышцы, так и нервы,  а плывущий перед глазами туман превращал  предметы и лица в размытые цветные пятна.  Однако, моя программа была выполнена в среднем  процентов на семьдесят: из изолятора я Эрика худо-бедно вытащила, но полностью свободным он до сих пор не стал. Более того,  концентрация туйона в его организме упала до критической отметки, и  в свете недавних откровений одного знакомого некроманта  я опасалась, как бы следующая трансформация не оказалась окончательной. Тогда Эрику не помогут никакие антидоты,  и месть аккадских богов восторжествует над самонадеянным человечеством.

-Вы не в курсе, что ему вкололи? – шепотом поинтересовалась  я у ближайшего ко мне медика, - сколько он еще проспит?

Врач покосился сначала  на  внимательно прислушивающихся к нашей беседе  конвоиров, затем  на беспокойно вздрагивающего во сне Эрика и неуверенно ответил:

-Где-то часа два-три, может, меньше. В лазарете ему ввели двойную дозу успокоительного, местный доктор сказал, у него наркотическая абстиненция.. Возьмем кровь на анализ, посмотрим что да как.

-Вот нам только и забот, что этого нарика охранять, - брюзгливо возмутился худосочный полицейский, - слышь, Шкурко,  какое счастье привалило?

-Везде есть свои плюсы, Крышкин, - оптимистично возразил  напарник, помимо солидной комплекции отличающийся, по-видимому, еще и позитивным отношением к жизни, - вот ты подумай сам, что бы было, если бы он у нас  в ящик сыграл? Полгода бы всякие проверяющие продохнуть не давали, разве не так? Помнишь,  в прошлом году у одного бомжа аппендицит лопнул?

-Как не помнить? Медсанчасть в полном составе турнули, - погрузившийся в воспоминания Крышкин  издал печальный вздох, - мол, недосмотрели, значит. Будто у нас не изолятор, а курорт с профилакторием.

С каждой секундой я все больше убеждалась в своей правоте: сотрудники «обезьянника» относились к подследственным хуже, чем к бродячим собакам, подлежащим централизованному отстрелу. Я ни в коем случае не утверждала, что  арестантов необходимо холить, лелеять и всячески оберегать их чувствительную психику от глобальных потрясений,  но сквозивший в словах конвоиров цинизм переходил все разумные границы. Убийцы, насильники, грабители- все они, бесспорно, должны были понести наказание по всей строгости закона, но как же презумпция невиновности, в конце концов? Неужели безвинные жертвы роковой ошибки заслуживают того же скотского отношения, что и злостные рецидивисты с богатым криминальным прошлым?  Жизнь Эрика не представляла для полицейских ровным счетом никакой ценности, а его смерть была им крайне невыгодна лишь по причине острого нежелания  спровоцировать нашествие многочисленных комиссий из  главка. По данному вопросу я придерживалась диаметрально противоположного мнения, и сделала себе в памяти зарубку на досуге забабахать материальчик о беспределе в СИЗО. Несмотря на то, что я вроде как уже официально и не журналист, свою гражданскую позицию я всегда смогу озвучить и в частном порядке.

Накатившая девятым валом злость  резко вывела меня из апатии.  Порох в пороховнице у меня еще остался, и я не собиралась допускать его отсыревания  по причине безудержного проливания горючих слез. Больница – это, как ни крути, не изолятор и не тюремный лазарет. Не факт, что Герман исполнит свое обещание, и Эрика выпустят в ближайшие часы, но мне будет гораздо спокойнее, если дожидаться освобождения парень будет в отдельной палате, пусть даже и под круглосуточной охраной. Уболтать какого-нибудь докторишку, страдающего от вызванных копеечной зарплатой брешей в кармане пронести Эрику абсент, я так или иначе сумею, а вот с  напуганными бесконечными проверками полицейскими трюк может и не сработать.

От душераздирающего визга тормозов у меня на мгновение заложило уши, машина дернулась так сильно, что незафиксированный по халатности  то ли врачей, то ли полицейских Эрик кубарем покатился с носилок. Укрывавшая его простыня слетела, обнажив босые ноги и  голый торс с глубокими сине-фиолетовыми кровоподтеками  на груди и в подреберье.  От полученного при падении болевого шока, Эрик очнулся и громко застонал,  явно не понимая, куда его на этот раз занесла нелегкая, и какого черта  он не видит ничего, дальше собственного носа.

К чести муниципального доктора, он первым ринулся на помощь пострадавшему пациенту. Полицейских же волновали совсем иные аспекты образовавшейся на дороге чрезвычайной ситуации: пока Шкурко с кряхтением водружал Эрика обратно на носилки,  Крышкин резво подхватил упавшую простыню и   одним движением набросил ее  на парня.

-Что происходит? – на повышенных тонах вопросила я   в большей степени для того, чтобы обозначить  лишившемуся очков Эрику свое присутствие, - почему мы остановились?

Мой отчаянный крик потонул в настойчивом стуке, внезапно раздавшемся снаружи. В металлическую дверцу колотили  с настолько мощным усилием, будто всерьез намеревались пробить ее насквозь.  Оба конвоира дружно схватились за табельное оружие, а  молоденькая медсестра испуганно прижалась к врачу. Мне же  катастрофическое оскудение эмоциональной сферы позволило лишь вяло удивиться неисповедимости господних путей. Что касается Эрика, то вся его реакция великолепно уложилась в пару емких междометий откровенно нецензурного характера.

По поводу непредвиденной стоянки у меня имелись, как минимум, два весьма реалистичных предположения, но судьба вновь доказала свою непревзойденную изобретательность.  Дорогу карете скорой помощи перекрыли вовсе не члены  организованной преступной группировки с целью отбить перевозимого в больницу авторитета   и даже не инспекторы Госавтоинспекции, усмотревшие в действиях водителя нарушение ПДД. 

Гулко хлопнула передняя дверца, и в салоне вдруг показалась взлохмаченная голова Антона Марковича Вельштейна, а вслед за ним  на водительском сиденье возник лысеющий мужчина в полицейской форме.

-Товарищ полковник? – от удивления сержант Шкурко чуть было не выронил автомат,  а его напарник, отдавая честь, проявил столь ярое служебное рвение, что с его  головы слетела фуражка.

-Откройте заднюю, быстро, - потребовал полковник и грузно вывалился из кабины. Шеф последовал его примеру, и через минуту в салоне стало так тесно, что не имеющих непосредственного отношения к  не терпящему отлагательств делу медиков пришлось без особой деликатности выставить на улицу.

Красные, воспаленные глаза Вельштейна сверкали безумным пламенем.  Такой взгляд бывает у одержимых навязчивой идеей  сумасшедших,  и только находящийся в некотором помрачении рассудка человек способен настолько целеустремленно  добиваться воплощения этой самой идеи в жизнь.

-Освободите Данилевского! –взревел шеф, - немедленно отпустите его! Полковник, скажите им!

-Тихо-тихо, Антон Маркович, сейчас все решим, - мягко отстранил порывающегося самолично вытащить Эрика из машины шефа полицейский чиновник, - вы Данилевский?

Эрик слабо кивнул, а бдительный сержант Крышкин незаметно подоткнул простыню, скрывающую кое-какие  малоприятные детали, знать о которых начальнику СИЗО было крайне необязательно.

-Обвинения с вас полностью сняты, дело закрыто, вы можете быть свободны, - не вдаваясь в юридические подробности, кратко изложил полковник самую суть, - скорая доставит вас в  больницу, необходимые бумаги подпишете по выздоровлении.

-Я в порядке, - разбитая губа Эрика некрасиво искривилась от боли, парень приподнялся на локтях и  тщетно попытался сориентироваться в обстановке, но плохое зрение мешало ему разглядеть что- либо еще помимо  одутловатого лица склонившегося  над ним полицейского, -мне нужно позвонить Линкс, чтобы она меня забрала…

-Я уже здесь, - фигура полковника загораживала Эрику поле обзора, но мой голос он, наконец, услышал, - только я без машины…

-Я отвезу, - Вельштейн  нервно оттеснил полицейского, - Данилевский, сам дойти сможешь?

 -Мои люди помогут, - полковнику явно не терпелось поскорей  покончить с формальностями и избавиться от проблемы  вкупе с ее источником, - Шкурко, Крышкин, чего стоим?

Замотанный в несвежую простыню Эрик тяжело ступал по асфальту босыми ногами. С двух сторон его поддерживали озадаченные полицейские, а я стола у предупредительно распахнутой дверцы Вельштейновского джипа и ждала, пока парня бережно усадят на обтянутое дорогой кремовой кожей сиденье.  Шеф тем временем нетерпеливо барабанил пальцами по рулевому колесу, а начальник СИЗО обсуждал с экипажем скорой помощи возможность транспортировки своей высокопоставленной персоны на рабочее место.

В машине у Вельштейна было до  такой степени накурено, что мы с Эриком непроизвольно закашлялись.

-Линкс, куда? – спросил шеф, выжимая сцепление, - думай быстрей, я спешу на кладбище.

-Домой, на Герцена, - сквозь разрывающий легкие кашель  пояснила я, - спасибо, Антон Маркович!

-Спасибо надо говорить не мне, а моему отцу, - в зеркало я отчетливо видела горящие глаза шефа,  и очень хотела бы посоветовать ему не садиться в таком возбужденном состоянии за руль,  но перспектива добираться до места назначения пешком меня совершенно не прельщала, -сегодня ко мне явился его дух! Я верю, что действительно разговаривал со своим покойным отцом, Линкс! Он просил меня забрать заявление на  тебя и Данилевского. Душа отца не могла обрести покоя, но я выполнил его волю! Отец сказал мне, где искать драгоценности Агаты, он просил меня  продать их и раздать деньги нуждающимся… Надеюсь, теперь отец упокоится с миром и простит меня за все, что я сделал!

-Для нас  вы сделали  невозможное!  В СИЗО мне сказали, что начальника не будет до завтра, а тут еще и эта неразбериха с эвакуацией…, - я в самом деле не представляла, каким образом шефу удалось настолько форсировать события, даже принимая во внимание его бесчисленные связи в верхах.

-Да псих какой-то позвонил, как обычно бывает! Не нашли там никакой бомбы, только перебаламутили всех. А Мусоргского я на вокзале перехватил,  он следователя с постели поднял. Постановление получили, но до изолятора не доехали, узнали, что Данилевского увезли на скорой, - шеф бросил в зеркало встревоженный взгляд на обессиленно привалившегося к моему плечу Эрика, - что с ним такое? Менты что ли тебя так отделали?

-Это не важно, - вымученно улыбнулся парень, - главное,  я живой, и дело на меня больше не шьют.  Очки только разбили…И обкололи еще какой-то дрянью по самое не хочу, до сих пор отойти не могу.

-Ничего, - я ободряюще прикоснулась к плечу Эрика, но случайно попала на гематому и эффект от моего прикосновения вышел с точностью до наоборот, - вернемся домой и забудем этот кошмар.

Парень недоверчиво хмыкнул в ответ, и сказать по  правде, в глубине души я полностью разделяла его скептицизм.  Наша жизнь давно перевернулась с ног на голову, и сами того не подозревая, мы выработали толерантность к такому ненормальному положению вещей.

Шеф высадил нас у моего подъезда и с места газанул прочь.  Народу во дворе было довольно мало, но те, кому повезло, получили незабываемую возможность пронаблюдать, как мы с Эриком еле-еле ползем по ступенькам.  Наш ужасающий внешний вид магнитом притягивал любопытные взгляды соседей, и я подозревала, что кто-нибудь из них да сообразил включить камеру мобильного телефона в режим съемки.  Не скажу точно, сколько денег можно реально выручить за наши фотографии, но я бы на месте желтой прессы не поскупилась на гонорары для запечатлевших наше триумфальное возвращение из «обезьянника» очевидцев.  

На диван Эрик рухнул, как подкошенный.  Создавалось впечатление, что он собрал последние теплящиеся в нем силы, чтобы не допустить позорного падения мордой в грязь посреди моего двора.  Его миндалевидные глаза оставались открытыми, но  при этом как будто смотрели в никуда.

-Данте,- я опустилась на колени рядом с диваном и ласково провела ладонью по слипшимся волосам парня, - совсем плохо? Это тебя в камере побили?

Разбитая нижняя губа Эрика презрительно оттопырилась.

-Пытались, - криво усмехнулся он.

 

ГЛАВА XI

-Случайная встреча с прошлым,- неопределенно пояснил парень в ответ на мой вопросительный взгляд, -кто же мог знать, что мир окажется настолько тесен?

-Ты о чем? – я с усталой неуклюжестью взгромоздилась на диван и мимолетно коснулась губами колючей щеки Эрика. Удерживать тело в вертикальном положении мне становилось все сложнее,  поэтому я решила, что ничего страшного не произойдет, если я продолжу разговор лежа. Морщась от боли в плече, Эрик попытался меня обнять, однако, спонтанное проявление нежности стоило ему таких непомерных усилий, что вырвавшийся из его груди стон заставил меня всерьез задуматься о некоторой поспешности отказа от квалифицированной медицинской помощи.

-Все хорошо, Линкс, просто мне отлежаться надо, - не слишком убедительно успокоил меня парень, -  бывало и хуже. Понимаешь, мне  даже больше обидно, чем больно.  В Вознесенске от гопоты спасу  не было, раз в неделю меня стабильно лупили,  и  тут опять такое колесо истории.

-Ты из Вознесенска?- я  и не предполагала, что малая родина гениального хакера Данте находится в  мелком провинциальном городишке с единственным градообразующим предприятием. Прямо самородок из глубинки какой-то!

-Вообще-то я в Польше родился,  но потом семья, в которую меня отдали на воспитание, переехала в эту дыру, - изможденное лицо Эрика исказилось  в неприкрытой гримасе ненависти, - я там школу заканчивал - между прочим, был претендентом на золотую медаль, один на весь район. Такие планы строил: получу красный аттестат, поступлю в универ, выучусь, устроюсь на  престижную работу и однажды приеду  в этот гребаный Вознесенск на крутой тачке, чтобы гопы посмотрели кто я, и кто они. Я тогда был абсолютно уверен, Линкс,  что  в итоге жизнь все расставит по своим местам. Молодой был и наивный.  Я думал, большинство гопов рано или поздно поспивается, кто поумней, может, фазанку закончит и на завод работягой пойдет, а у кого совсем тормозов нет, тех  менты пересажают. Я даже толком не удивился, когда с Паней в одну камеру попал, на зону ему только и дорога, но когда узнал, что его за финансовые махинации в особо крупных  размерах задержали и с десяток адвокатов его отмазывают, вроде как Паня весь из себя честный предприниматель, а завистливые конкуренты его бессовестно подставили, мне не до смеха стало.  Получается так, что Паня  со своими дружками не зря меня в школе за лоха держали- лох он  и есть лох, воровать и то не умеет, чтоб не поймали.  Зато Пане сколько счастья от нашей встречи привалило, это ж какой шанс молодость вспомнить. Очки он мне разбил в первые десять минут, после того, как меня узнал, а дальше вошел во вкус и понеслось... Остальные все ржут, как кони, развлекуха полная, менты и те разнимать не спешат,   а я понимаю, что больше никому над собой измываться не позволю, и плевать на последствия. Короче, Паня мои глаза увидел, и сам начал ментов на помощь звать. Растащить нас растащили, а я  уже остановиться не могу, чувствую, себя не контролирую. Хотел зеркало попросить, чтобы следить за внешними изменениями, но не дали. Лежу на нарах, суставы выворачивает, кровь кипит, Паня у меня на ногах сидит, и еще двое за руки держат. Когда не сопротивляешься, трансформация легко проходит, а начинаешь бороться, крыша от боли едет,  и кажется, что если растерзать всех вокруг на мелкие кусочки, то сразу отпустит.  Я бы не вытерпел, это точно, но мне снотворное вовремя вкололи или обезболивающее это было, не  знаю, я ведь  только в машине очнулся.

-Данте, не хочешь, не говори, но можно я спрошу? – я перевернулась на живот и внимательно заглянула в миндалевидные глаза парня – холодные, злые и отрешенные, - а почему все вышло не так, как ты мечтал?

Эрик улыбнулся  с горьким сожалением о безвозвратно ушедшем времени. Я почти не сомневалась, что воспоминания о школьных годах до сих пор преследовали его в ночных кошмарах,  и я вела себя крайне бестактно, выпытывая  подробности, но что-то подсказывало мне, что парень подсознательно хочет выговориться. В противном случае, он бы навряд ли  стал  так сбивчиво и горячо пересказывать мне события десятилетней давности. Демоны прошлого не менее страшны, чем призраки канувшей в лету аккадской цивилизации, но их я постараюсь  изгнать из мятущейся души Эрика, не прибегая к услугам профессионального экзорциста.

-Троюродная сестра моей мамы оформила надо мной патронат, после того, как отец принял постриг в монастыре.  По закону ей не разрешили меня усыновить, потому что она не состояла в браке, и  тогда она стала моим опекуном. Я всю жизнь называл ее по имени, просто Ирина,  она  сама с детства меня так приучила. Из Варшавы Ирина увезла меня в чертов Вознесенск, она там работала на швейной фабрике, может быть, и сейчас все еще работает.  Когда мне исполнилось три года, она вышла замуж за слесаря с завода, и нам выделили квартиру в кооперативном доме. Вадим погиб в результате производственной аварии еще до перестройки, я его почти не помню.  Ирине назначили компенсацию от предприятия,  и когда союз распался, и фабрика резко сократила объемы, эти деньги стали для нас единственным источником дохода.

В школу я пошел во времена полнейшей разрухи. В Вознесенске  бесперебойно функционировал лишь завод, работники которого получали неплохую зарплату. Все прочие производства повсеместно разворовали, сотрудников отправили в отпуск без содержания, а город заполонили братки и торгаши.   Что такое социальное неравенство, я узнал уже в начальных классах. В  нашей школе учились сплошь дети заводчан,  наглые, тупые и невоспитанные, как и их родители. На фоне нашего с Ириной скромного достатка семьи моих одноклассников казались мне миллионерами.  Их понты доходили до абсурда, Линкс! Помню, в школе организовывались бесплатные обеды, и нужно было написать заявление, так ты не поверишь,  три четверти родителей  оскорбленно заявили, что они не малоимущие, чтобы их дети питались за государственный счет. Ирина тоже отказалась, и я тогда упорно не понимал почему.

Гопники начали реально доставать меня класса с пятого. С точки зрения правильных пацанов, неправильным во мне было все, начиная от очков и заканчивая именем,  и эти обрядившиеся в  идиотские спортивные  костюмы уроды не упускали возможности мне об этом напомнить.  Натерпелся  я от них конкретно, но относился к этому философски,  так как был с головой погруженным в учебу ботаником и учителя стояли за меня горой. Бить меня в открытую гопы не решались,  а я  тоже лишний раз не нарывался.

Все изменилось после того, как из школы начался массовый отток кадров. Денег в образовании не платили годами и учителя пачками уходили в  торговлю. На базаре каждый второй был либо педагог, либо медик…  В штат напринимали абы кого:  у географички не было высшего образования, физик не мог решить без учебника ни одной задачи, математичка вечно визжала, как недорезанная свинья,  англичанка со словарем не расставалась. Но хуже всего были физрук и трудовик.

  Первый сколотил из гопов волейбольную команду, выиграл с ними пару районных турниров, и  вскоре рожи этих дебилов  уже украшали школьную доску почета. Физрук во всеуслышание объявил гопов золотым резервом школы, и те, кого надо было бы если не исключить, то на второй год уж точно за неуспеваемость оставить, благополучно переходили из класса в класс, да еще и  чувствовали себя безнаказанными.  Я, как ты понимаешь, на физре не блистал, и даже не знаю, с чьей стороны, учителя или одноклассников, я выслушал большее количество насмешек.

Про трудовика вообще отдельный разговор. Вот уж где был рай для гопников!  По молодости трудовик мотал срок за хулиганство, и нахватался на зоне понятий на всю жизнь вперед. Да и вверенный ему процесс трудового обучения он понимал весьма специфическим образом – никакой резьбой по дереву мы  на уроках не занимались, а добросовестно следуя указаниям учителя, таскали металлолом в пункты приема.  Гопам  при таком раскладе жилось вообще вольготно,  а вот для меня настали тяжелые времена.

На тот момент  я представлял из себя нечто среднее между ботаником и неформалом, но преобладающие в моем классе гопники всячески стремились определить меня в категорию лохов. Интерес к учебе я постепенно терял,  учителей тихо презирал за их неспособность поддерживать хотя бы видимость дисциплины, и ежедневная необходимость присутствовать на уроках превратилась для меня в пытку. Все, что меня интересовало, я вполне мог подчерпнуть из книг самостоятельно,  и моей самой заветной мечтой являлся перевод на домашнее обучение.  Мечте не суждено было осуществиться, и протестные настроения зрели во мне с каждым днем.

Бить меня начали классе в восьмом. Все мои покровители из числа педагогов давно уволились из школы, и я остался с гопами один на один. Стандартные разводки на деньги со мной не прокатывали, так как  взять с меня было нечего,  и на меня стали тупо наезжать по беспределу, зная, что вступиться за меня все равно некому. От Ирины я происходящее со мной в школе тщательно скрывал,  и она никак не могла взять в толк, как я ухитряюсь чуть ли не раз в неделю разбивать очки.

Самую крупную подставу мне устроили в девятом классе. Меня назначили дежурным в гардеробе, и в мою смену пропали три дорогие кожаные куртки каких-то мажоров из старшего звена. Приехала милиция, Ирину в школу вызвали, шуму поднялось на весь Вознесенск. Деваться мне  было некуда, и особо распустившихся гопов я заложил. Линкс, ты знаешь, прикол в чем был: мне ни одна собака не поверила. Это мол, спортсмены, актив школы, победители региональных соревнований, а  Данилевский, он из бедной семьи,  мог, в принципе, и украсть…  И ведь вся школа знала, что я не при чем,  но никто и слова  в мою защиту не сказал.  Учителя кидали сочувственные взгляды, типа, как ты, Данилевский до такого докатился, вроде  неглупый парень сам по себе, а гопы вместе со своими гопотелками   довольные ухмылялись. Куртки они потом сами вернули, милицию испугались, но мне после этого случая вообще жизни не стало.

  Еле как я до каникул дожил, и уехал на все лето в столицу подработать.   Осенью я вернулся в Вознесенск совершенно другим человеком – у меня появилась цель, и ради этой цели я готов был терпеть издевательства гопников еще в течение года. Я понял, что у меня есть то, за счет чего я смогу вырваться из дерьма и начать в столице новую жизнь -мои мозги. Я должен был любой ценой окончить школу с золотой медалью и  автоматически поступить в универ на бюджетной основе. А гопы пусть и дальше сидят в трущобном Вознесенске и разводят лохов – мне это больше не интересно.  В то лето я сделал себе пирсинг, купил свои первые гриндерсы, и полностью изменил мировоззрение.

Дома у меня быстро упала пелена с глаз, вернее, мне ее безжалостно сдернули на второй же день.  Классная руководительница поставила на обсуждение вопрос о моем несоответствующем общепринятым стандартам внешнем облике и о недопустимости появление в школе в подобном виде, а староста из числа гоповских подружек однозначно высказалась на тему, что такие индивиды позорят наш образцово-показательный класс. Я демонстративно проигнорировал рекомендации по смене имиджа, и  целый год меня скопом травили не только гопники, но и учителя, однако, я был настроен на бескомпромиссную борьбу за свое будущее.

Заработанные за лето деньги позволили мне купить в больнице освобождение от физкультуры,  и я торжественно ткнул этой справкой в морду  откровенно раздосадованному физруку при первой же  подходящей возможности. Предметники пытались занижать мне оценки,  но я научился отстаивать свою позицию, и мог с легкостью переспорить  любого учителя.  Красный аттестат отчетливо вырисовывался на горизонте, но чем больше приближались выпускные экзамены, тем  сильнее доставали меня гопы.

Я жил мечтой. Я видел мечту своими глазами, Линкс, и я твердо знал, что лучше умру, чем откажусь от своей мечты. Из-за тех допотопных компов, которыми был укомплектован наш кабинет информатики, я окончательно посадил себе зрение, но это было не важно. Я хотел поступать на программиста, и  был уверен, что обязательно поступлю. Меня ничего не могло остановить, по крайней мере, я так считал.

За неделю до выпускного гопы снова меня отпинали, но на этот раз они перестарались. Я попал в больницу с сотрясением мозга и врачи запретили мне сдавать экзамены. Директор школы и учителя могли бы пойти навстречу и как-то подсуетиться, чтобы я получил аттестат в этом году,  но никто даже не попытался  войти в мое положение, хотя я ведь говорил тебе, Линкс,  на весь район я  был единственным потенциальным медалистом. Моя классная сказала: «Ты сам виноват, Данилевский, не нужно было настраивать против себя коллектив!». С тех пор я ненавижу коллективы, знаешь,  я даже в хакерское сообщество вступать отказался. Данте всегда работает в одиночку.

Сейчас я понимаю, что мне стоило пожаловаться в Гороно, в министерство, да куда угодно, лишь бы меня выслушали, так как правда была на моей стороне, но тогда я не мог мыслить рационально. На следующее утро после экзаменов я пришел в кабинет информатики под предлогом скопировать свои файлы, взломал школьную локалку и  внес поправки в сводную аттестационную ведомость.  Документ с результатами выпускных экзаменов отправили в министерство, а вечером директору школы позвонили из столицы с возмущенным требованием объяснить, как так вышло, что больше половины учеников получили неудовлетворительные оценки по результатам итогового контроля знаний.

У меня не хватило опыта замести следы,  и вычислили меня уже на другой день. Дело  против меня возбуждать не стали, но из школы исключили без права восстановления.  Ночным поездом я уехал из Вознесенска, не попрощавшись с Ириной. Я оставил ей записку и просил не искать меня, но до меня потом еще несколько лет доходили слухи, что она меня разыскивает.

Затем много чего со мной было, незачем тебе про это слушать, но, теперь представь, Линкс, что я ощутил, узнав, что лидер этих ублюдков, Сашка Панкратов по кличке Паня, получил все то, о чем я  мечтал, когда он со своими дружками-гопниками меня в унитаз головой окунал?  Да, сейчас, вместо слова «лох» принято говорить «лузер», но, честно говоря, разницы я не почувствовал.

 

ГЛАВА XII

Обнимать Эрика я не стала. Я не сделала этого не только потому, что опасалась лишний раз причинить ему боль неосторожным движением, -  я просто не хотела унижать его своим сочувствием.  Подобрать действительно подходящие слова в этой ситуации было практически невозможно, и я сказала то, что на самом деле думала:

-Знаешь, Данте, я училась в  рядовой столичной школе с нормальным коллективом и один раз меня даже признали королевой бала. Я поступила в институт, устроилась  на престижную работу и купила себе машину – объективно у меня было все, о чем ты мечтал. Но у тебя хватило смелости и сил бросить системе вызов, а я сломалась. Ну, и кто из нас главный лузер?

В темно-серых глазах Эрика блеснула и тут же погасла  тусклая искорка улыбки. Он облизнул  разбитую нижнюю губу с запекшейся коркой крови  на месте пирсинга и  в привычном насмешливом тоне заявил:

-Черт с ним, Линкс! Пожалуй, я уступлю тебе пальму первенства в рейтинге самых отстойных лузеров, и соглашусь довольствоваться не менее почетным вторым местом!

Зеленая фея не признавала разделения мира на победителей и проигравших, у каждого ее адепта были равные шансы на постижение вселенской гармонии, но, как мне показалось, мы с Эриком пользовались всеми привилегиями любимчиков. Эффект от выпитого на двоих бокала абсента даже отдаленно не напоминал примитивного алкогольного опьянения:  мы погрузились  в какой-то наркотический дурман, замедляющий время и раздвигающий границы реальности. Отделившиеся от грубых физических оболочек астральные тела плавно парили в воздухе, постепенно растворяясь друг в друге, наши прозрачные ауры соединились в одну пульсирующую субстанцию и повисли под потолком туманным облаком, а потом потолок  внезапно исчез,  и  на нас мягко упало рыхлое и пористое небо,  с  головой укрывшее двух новоиспеченных членов нерушимого братства хронических лузеров пуховым одеялом вечности. За отгородивший наше личное пространство забор не проникали ни настойчивые телефонные звонки, ни ослепительно яркие лучи  бьющего во все окна Солнца, ни помноженная на божественную несправедливость человеческая жестокость.  Демиурги выполнили свое истинное предназначение – сотворенная нами реальность не нуждалась в перекраивании, она была совершенна до абсолютно непостижимой идеальности,  и отныне я готова была защищать этот удивительный мир от любых внешних поползновений на его  священную неприкосновенность.

Мне ничего не снилось. Возможно, причина заключалась в том, что я вовсе не спала, а в сопровождении абсентовой феи путешествовала по волшебной стране грез,  где счастье обретало осязаемую форму, а печаль была светла, будто белая ночь. Как бы там ни было,  в отключке я провела большую часть дня, и, открыв, наконец, глаза, с изумлением обнаружила, что на улице начало темнеть.  По потолку скользили причудливые тени, а незримые призраки неохотно возвращались в свое измерение. Но я должна была и далее оставаться в этом суровом мире, упорно не желающем отпускать меня за  свои пределы,    и лишь от меня самой зависело, смогу ли я выстоять и сохранить свое «я» или система поглотит мою личность и сделает из нее очередную шестеренку,

В схватке против Эрика система, однозначно, проиграла, невзирая на то, что борьба была подлой и бесчестной, а арбитры продажными.  Я долго вглядывалась в его расслабленное, умиротворенное лицо, и мне вдруг стало очевидно, почему система  постоянно пытается его уничтожить. Аутентичность Эрика представляла собой страшную угрозу для управляющего людскими судьбами механизма, он был слишком настоящим и живым на фоне бездушных манекенов, и это делало его одновременно уязвимым и могущественным.

Я  наполнила ванну горячей водой и нежилась в ароматной пене до тех пор, пока снова не начала засыпать, причем на этот раз зеленая фея  поменялась ролями с Морфеем, и я  неумолимо погружалась в самый обыкновенный сон без малейшего намека на галлюцинации. Так как  с человеком-амфибией я ни в какой степени родства не состояла, дрыхнуть в ванне мне показалось верхом неосмотрительности, и я решительно прекратила водные процедуры.   Зеркало напрочь запотело, но я намеренно не стала его протирать, дабы не портить себе настроение малоэстетичным отражением. 

Вероятно, Эрика разбудил шум льющейся воды и  грохот опрокинутых мною бутылочек с шампунем. Выйдя из душа, я застала его не просто бодрствующим, но и с неприкрытым интересом изучающим последние просмотренные сайты на моем лэптопе.  До боли знакомая картина, или у меня дежавю? Спорим, сейчас Эрик скажет, что  я потрясающая девушка, и он меня откровенно недооценил!

-Линкс, кто такой Герман? Он оставил на автоответчике сообщение   с просьбой перезвонить.

Я настолько опешила, что потеряла дар речи от неожиданности. Да уж, великая прорицательница из меня, как из грибов варенье.

-Давай, я все по порядку расскажу, ладно? 

Мой вольный пересказ прошедших событий поверг Эрика в глубокий ступор. По всей видимости, он толком не разобрался в нагромождении вызванных моим захватывающим повествованием ощущений, и потому его реакция вышла смазанной и бесцветной. Парень потянулся за сигаретами,  смачно выругался сквозь зубы по поводу отсутствия оных, и погрузился в тяжелую задумчивость.

-Я у тебя в долгу, Линкс, - звенящим от напряжения голосом заключил он после мучительного осмысления услышанного, - у тебя адреналиновая зависимость или ты осознанно рискуешь ради меня  жизнью?

-Пятьдесят на пятьдесят, - с облегчением фыркнула я, - чем еще заняться безработной? Вот и сочетаю приятное с полезным.

Эрик встал из-за стола и молча привлек меня к себе, на мгновение зарылся в мои влажные волосы и вдруг резко отстранился.

-Так нельзя, Линкс! – прошептал он, комкая в  руках тюремную простыню, от которой  я  по запарке забыла избавиться, - это пора прекратить, причем как можно скорее.  У меня не хватает духу развернуться и оставить тебя в покое, но, я клянусь, рядом со мной у тебя тоже может быть нормальная жизнь. Звони этому некроманту прямо сейчас и назначай встречу, а уж я сам найду способ вытрясти из него информацию. Я не верю, что в целой столице нет ни одного экзорциста!

-Если даже и нет, то мы с тобой поедем туда, где он есть! – я  положила Эрику руки на плечи, подтянулась на носочках и пристально взглянула в растерянные темно-серые глаза, - я сделала то, что считала нужным, Данте, и если бы я этого не сделала, то никогда бы себя не простила.  Я сознательно шла на риск, и мой риск оправдался.

-Слишком круто для лузера, Линкс, - кончиками губ улыбнулся Эрик, - прости, но первого места в рейтинге ты навсегда лишилась!

Бежать сломя голову к телефону  и дрожащими пальцами набирать номер Германа я, естественно, не стала. Торжественно вручив Эрику злополучный халат Макса Терлеева  и  вновь оказавшиеся востребованными контактные линзы, я отправила парня на помывку в душ, а сама приступила к исполнению обязанностей домохозяйки. Обилие продуктов в холодильнике меня существенно порадовало, и вполне пристойный ужин я сварганила без каких-либо проблем. Нормальная жизнь, говорите? Почему бы иногда и нет, так сказать, для разнообразия!

Нераспечатанная пачка сигарет нашлась на кухне и, благодаря случайной находке, необходимость выходить на улицу моментально отпала. После всего пережитого мне был чертовски нужен этот пресловутый «нормальный» вечер, и во имя предотвращения возможных эксцессов я была намерена провести его исключительно в четырех стенах. Увы, но полностью абстрагироваться от окружающего мира мне так и не удалось.  Когда я увидела на автоответчике  сразу восемь пропущенных звонков от мамы, угрызения совести возобладали над эгоистичным желанием отключить телефон. Маму можно было понять: мобильный я посеяла на кладбище, домашний не беру, пропала, что называется, без вести.  Таким темпами с нее запросто может статься заявить меня в международный розыск, а по мне так лучше выяснять отношения с мамой, чем с полицией.

-Позвонила некроманту? – сходу  осведомился  незаметно появившийся из ванной Эрик, застав меня с телефонной трубкой в руках, - что он сказал?

-Было занято, - соврала я и  приглашающим жестом указала парню в сторону накрытого стола, - ешь пока, сейчас еще перезвоню.

Эрик поджег сигарету, с наслаждением затянулся и медленно выпустил густое кольцо сизого дыма. Он все еще находился под впечатлением от рассказа  о моих ночных приключениях,  а навязчивая идея позвать в гости повелителя мертвецов прочно засела в его воспаленном мозгу. По хорошему, почему бы  в общем-то и не позвать? Даже принимая во внимание различную мотивацию наших поступков, вклад Германа в операцию по освобождению Эрика из изолятора можно без прикрас назвать бесценным.  Это еще надо было постараться и довести шефа до такой запущенной стадии буйного помешательства, чтобы он ни свет ни заря поставил на уши всю столичную полицию и лично участвовал в перехвате  кареты Скорой помощи.  Ну да ладно, успеется, уж Герман-то меня точно через Интерпол разыскивать не станет, а вот мама с подачи Стефана и не такие кренделя способна выкинуть.

-Гриндерсы жалко, - сентиментально выдал Эрик, - пять лет им сноса не было. Будет теперь в них какой-нибудь бугор на зоне щеголять. Обидно. И  с пирсингом такая же хрень. В лазарете врачи сняли, чтобы губу обработать, и с концом.

-Без пирсинга, ты, предположим,   худо-бедно проживешь, а в простыне и босиком по городу ходят только психи  и кришнаиты, что, в принципе, одно и тоже, -многозначительно хмыкнула я, -  можешь, конечно, и в халате выскочить, но тогда тебя моя недосвекровь заживо сожрет! Так что гардероб тебе так и так обновлять придется. Хотя есть еще вариант- вон, смокинг почти не ношенный валяется, к нему туфли, галстук и все дела!

-Все дела – это воспоминания о незабываемой ночи в «Данаге»? - уточнил Эрик, - нет, Линкс, не дождешься! Ты некроманту звонить собираешься?

Телефон  разразился пронзительной  трелью прежде, чем я успела набрать номер. Я автоматически нажала кнопку ответа и мгновенно нарвалась на Райку, общение с которой в мои сегодняшние планы ни при каком раскладе не вписывалось.

-Я больше никогда не буду тебе верить, Ида! –  опустив приветствия, сообщила Райка, - ты обещала мне, что будешь на связи, и снова выключила телефон. Как тебе не стыдно?

-С чего это ты взяла, что мне  не стыдно? –  я неосознанно взяла на вооружение тактику сициалианской защиты, хотя мне и правда было несколько неловко за свои несдержанные обещания, -мне, Рая, до того стыдно, что я тебе теперь  даже звонить стесняюсь. А если серьезно, я вчера телефон потеряла.

- Ну, не знаю… –недоверчиво протянула Райка, - всякое бывает. А целый день ты где была?

-Рая,  перестань вести себя, как следователь, мы не на допросе, - невежливо оборвала я, - спали мы.

-Так Данте выпустили? Я видела в новостях, что тюрьму взорвать хотели! –Райка понизила голос и заговорщическим шепотом добавила,-  приезжайте утром в больницу, очень надо! Я сказала Феликсу, что Агата погибла, но он мне не верит. Может, у вас получится его убедить!

Надо мной довлело такое немыслимое количество собственных забот, что   желания вмешиваться в Райкины амуры и прочие шуры-муры   я испытывала не больше, чем прокатиться голышом на американских горках.  Что касается Эрика,  то вообразить его в роли свахи я не могла даже теоретически. И все-таки у меня язык не поворачивался посоветовать подружке элементарно набраться терпения и  не изводить всех вокруг историями о своих любовных неудачах. Райка все еще стояла на границе двух миров, но я интуитивно чувствовала, что она готова переступить роковую черту. Она была близка к тому, чтобы стать частью моей реальности,   и я не имела морального права отвергнуть ее сейчас, когда она  столь остро нуждалась в одобрении и поддержке.

-Ида, приезжайте обязательно, я вас с мамой Феликса познакомлю, - Райка поняла, что мне уже не отвертеться, и воспользовавшись моей минутной слабостью,  вцепилась в меня, как клещ, - она такая хорошая, такая интеллигентная, настоящая дворянка! Она хочет переехать в столицу, чтобы ухаживать за Феликсом, и мы с мамой подыскиваем ей квартиру…

-Рая, всё, я завтра приеду, некогда мне болтать, - осуждающий взгляд Эрика, недвусмысленно демонстрирующий  отношение парня к задушевной беседе двух заклятых подруг сподвиг меня на сворачивание разговора,  но у Райки, как выяснилось,  имелись для меня и не связанные с Феликсом Романовым новости.

-Идочка, подожди, я тебе про Макса сказать забыла! Он выписался из больницы и очень хочет тебя увидеть.  Сказал, если ты ему до вечера не перезвонишь, он к тебе без приглашения приедет. Я ему пыталась объяснить, что тебе сейчас не до него, но ты же его знаешь, упрется рогом в землю, и  всё тут.

 

ГЛАВА XIIII

-Рая,  когда Макс тебе снова позвонит, передай ему, что я его сердечно поздравляю с излечением от нанесенной  расторжением нашей помолвки психологической травмы и искренне желаю ему сделать хэт-трик в финале Чемпионата Европы. Больше мне с ним разговаривать не о чем, - вероятность  того, что экс-жених заявится ко мне в аккурат к ужину, исключать явно не стоило. Чего-чего, а настырности Максу  было не занимать –  ослиное упрямство частенько доминировала в его характере  над  гораздо более импонирующими мне личными качествами и самой футбольной звездой гордо именовалась не иначе как «целеустремленность». Мамаша моего несостоявшегося благоверного старательно культивировала в сыночке непрошибаемую упертость, и в случае необходимости Макс  без зазрения совести «шел на таран»,  уделяя морально-этическим аспектам ситуации  столько же внимания, сколько и бульдозерист  попавшей под отвал травинке.

-Твой великий центрфорвард опять придет на разборки вместе с мамой? – ехидно поинтересовался Эрик после того, как я положила трубку, - может быть, мне халат переодеть, чтобы ее не провоцировать?

-Сиди уже, - устало отмахнулась я, - я их обоих ни под каким предлогом даже на порог не пущу. Хотя вдруг Макс передо мной извиниться захотел?

Эрик без аппетита поковырялся вилкой в своей тарелке, подцепил  благоухающий кусок тушеного мяса и за время его сосредоточенного пережевывания созрел для весьма категоричного высказывания в адрес моего экс-жениха:

-Вот пусть в полицейском участке и извиняется! Будет снова тебя домогаться, сядет за попытку изнасилования, я лично готов свидетельские показания против него дать!

Честно сказать, ненависть по отношению к Максу Терлееву у меня давно перегорела,  и единственным моим желанием было никогда больше с ним не пересекаться.  С высоты своего великодушия я простила его и за вторжение в мою квартиру, и за «художественную самодеятельность» его недалекой матушки, и просто за то, что он был в моей жизни и планировал навсегда стать ее неотъемлемой частью. В ночь перед свадьбой я забралась на крышу девятиэтажки не потому, что Макс силой заставлял меня выходить за него замуж и помогать его родителям на приусадебном участке, который они, насмотревшись латиноамериканских сериалов, называли заграничным словом «фазенда» и считали самым лучшим местом для культурного отдыха на свете. Я страстно желала умереть из-за того, что эти «максы» и их обывательские семейки окружали меня повсюду – имена и профессии менялись, но начинка все равно оставалась прежней, и я не видела иного выхода, кроме как  в  прыжке оттолкнуться от земли и  взлететь туда, где я смогу, наконец, сбросить опостылевшую маску.  Я ненавидела весь мир, но мир об этом ничего не знал, и разве имелись у меня основания  для мести, если я сама изо всех сил делала вид, что нежно обожаю  окружающих меня людей?  Это себя мне следовало не только ненавидеть, но и презирать за трусость, слабость и конформизм. 

А что касается Эрика и его неуместной агрессии… Возможно, он  меня банально ревновал или, что всего вероятнее, Макс Терлеев олицетворял для него тех самых гопников, чьи сомнительные спортивные достижения оказались  гораздо более весомым поводом для помещения  на школьную доску почета, чем стопроцентная успеваемость по изучаемым дисциплинам.  Раньше  я особо  над этим не задумывалась, но сейчас вдруг четко осознала, что  жизненный путь ведущего игрока национальной сборной мало чем отличается от биографий основных действующих лиц поведанной Эриком драмы.  Наверняка, если  основательно покопаться в прошлом Макса, можно без труда обнаружить столь же вопиющие факты. По крайней мере, у всех его друзей детства (детство будущей футбольной легенды, кстати, прошло в пригородном поселке с населением в десять дворов) поголовно диагностировалась обратно пропорциональная зависимость между умственными способностями и физической подготовкой. 

-Если Максу не вправили мозги в психушке, полиция  здесь тем более бессильна, - я поставила джезву на плиту и предусмотрительно встала рядом, чтобы не создавать условия для побега закипающему кофе, -скорее всего, он боится, как бы я не написала разоблачительную статью о его неджентльменском поведении.  Может быть, даже захочет купить мое молчание…

-Пошел он…, - Эрик ожесточенно давил в пепельнице недокуренную сигарету, но она все не гасла, словно подпитываясь от изнутри сжигающего  его пламени. - скажи ему, что ты не продаешься, Линкс!  У меня достаточно денег, чтобы ты ни в чем себе не отказывала!

-А еще у тебя невероятно богатый внутренний мир, Данте. По-моему, даже чересчур, - его худые, острые плечи нервно вздрагивали под моими прикосновениями, а в темно-серых глазах, таких беззащитных и открытых без очков, медленно тлели догорающие огоньки решительно затоптанного мной костра.  Я, черт возьми, знаю, как изжить в нем обострившийся после «обезьянника» комплекс неполноценности,  и не  вижу причин откладывать дело в долгий ящик.

-Линкс, кофе! – Эрик рывком сдернул  джезву  в конфорки, и лишь его молниеносная реакция  предотвратила неминуемую кулинарную катастрофу, - Линкс,  что  ты делаешь?

-Звоню, -  лаконично пояснила я, с лихорадочной поспешностью тыкая пальцем в кнопки, - нет, не так, лучше по видеосвязи. Пойдем к лэптопу!

Отвечать на многочисленные вопросы из серии «зачем» и «почему», а также  на совсем грубое «какого хрена» у меня не было времени. Я вышла в сеть и без  лишних колебаний выбрала из контактного листа нужного мне абонента. Соединение началось.

Мой звонок застал маму за вышиванием, и пяльца в ее руках означали только одно: мама тщетно пыталась привести в порядок расшатанные моими бесконечными выходками нервы. Я никогда не воспринимала маминого хобби всерьез, и относилась к любовно вышитым панно  с оскорбительным равнодушием, но с возрастом ко мне пришло понимание  истинной подоплеки этого кропотливого занятия.   Вышивание выполняло двойную функцию: отвлекало от невеселых мыслей посредством погружения в разноцветный мир глади, крестиков и ниток мулине, и позволяло ощутить моральное удовлетворение в процессе втыкания иголки  пусть не в лицо заклятому врагу, но  хотя бы в его изображение на канве.  В минуты особенно сильного душевного разлада мама создавала целые картины, которые впоследствии значительно экономили семейный бюджет, будучи раздариваемыми коллегам и друзьям  на юбилеи, свадьбы и прочие требующие финансовых вложений праздники.  Ох, подсказывает мое вещее сердце,   сегодня мама вышьет эпическое полотно, достойное занять место среди шедевров прикладного искусства!

-Реалити-шоу? – с горькой иронией спросил верно истолковавший мои манипуляции Эрик, - а ты часом не переигрываешь, Линкс?

- Помнишь, ты рассказывал мне о том, как наивно полагал, что жизнь все расставит по своим местам? Все так и будет, а я лишь немного ускорю процесс, - я крепко сплела наши пальцы в замок и залихватски щелкнула мышкой, -ну все, Данте, держись, я включаю звук!

Первые десять секунд мы созерцали друг друга в напряженной тишине. Высокое разрешение веб-камеры давало возможность разглядеть мельчайшие детали,  и разбитая губа Эрика бросилась маме в глаза прежде, чем она сообразила, чего ради я вообще устроила этот телемост.  Ее взгляд скользнул по невозмутимому лицу парня и на мгновение задержался на наших сплетенных в символ неразрывного единения руках,  левая бровь едва заметно приподнялась,   а с приоткрытых губ сорвался беззвучный возглас. Похоже на то, что это все-таки было ругательство.

Мама отложила в сторону неоконченное вышивание и скрестила руки на груди в знак не просто  неприятия, но и полного отрицания происходящего. В глазах у нее плескалась боль разочарования и какая-то почти детская обида.

-Вижу, у тебя все отлично, Ида, - сухо произнесла мама, - во всяком случае, ты вспомнила, что у тебя есть мать.

-Она об этом никогда и не забывала,  - улыбка Эрика явно не прибавила ему привлекательности, но  внешняя сторона вопроса волновала парня не больше, чем дождевого червяка астрологический прогноз,- мне кажется, Линкс выбрала несколько экстравагантный способ  нас познакомить, но это не важно. Я вижу, как вы на меня смотрите, и примерно догадываетесь, что вы при этом чувствуете. Если вам так будет легче, можете высказать мне все  прямо сейчас.   

Я отнесла замершее на мониторе изображение на счет подвисания лэптопа, но оказалось,  что это мама застыла в неподвижности. Она искренне недоумевала, каким образом я в один момент круто повернула свою рутинную и предсказуемую жизнь, и как получилось, что за самым крутым поворотом меня поджидал именно этот глубоко омерзительный тип.

-Хорошо, - из растерянной маленькой девочки мама снова превратилась в умудренную годами женщину, умную, рассудительную… и жестокую, - ты хочешь поговорить, Данилевский? Давай поговорим!  Почему ты саботируешь заседания суда? Решение будет вынесено заочно, имей в виду!

-Я ничего не саботирую, мне это безразлично, - холодно пожал плечами Эрик, -   в ближайшее время я поставлю все подписи, которые от меня требуются, не беспокойтесь. 

Мама набрала в легкие побольше воздуха, сдула упавшую на лоб челку и вплотную наклонилась к объективу   веб-камеры. Зря Эрик утверждал, что я чрезмерно соригинальничала в выборе способа знакомства: не разделяй нас десятки тысяч километров, мама бы точно не удержалась от физической расправы над моим неугодным избранником. Ну уж нет, уважаемые, большое, оно, как известно, видится на расстоянии, и если мама не в состоянии рассмотреть безгранично огромный внутренний мир Эрика, ей срочно пора в оптику.  Или мне в дурдом, потому как лишь шизофреники видят то, чего в действительности не существует.

-Мам, я тебе гарантирую, отказ от родительских прав будет оформлен в течение пары дней, - пора заканчивать прелюдии, сеанс связи я затеяла не для того, чтобы обсуждать процессуальные особенности судебного производства гражданских дел, - ты многого не знаешь, но как только, все немного устаканится,  мы с тобой еще поговорим. А тебя я просто попрошу за меня сильно не переживать, и не нагнетать обстановку. Революционные преобразования редко происходят мирным путем, мама, а  когда они касаются всей устоявшейся системы ценностей, ломать стереотипы еще в сотню раз сложнее.  Эрик- это мое красное знамя,  перед которым приносят присягу, с которым идут на баррикады и без которого теряется сам смысл победы.  Это сложно объяснить, но все мои победы и достижения были бессмысленны, пока я не обрела это знамя и не осознала, за какие идеалы я должна бороться. 

- А  морду ему тоже  противники свободы, равенства и братства расквасили? – съязвила мама, - неужели по политическим мотивам?

По-моему, я переборщила с метафоричностью, и мама решила, что мы с Эриком вступили в ряды оппозиции и теперь регулярно митингуем на главной площади, периодически  попадая под горячую руку разгоняющим активистов полицейским. В принципе, не такая уж и плохая версия, а по сравнению с истинным положением вещей так и вовсе великолепный образчик лжи во спасение.

-Вы правы, - миндалевидные глаза Эрика с честью выдержали тяжелый мамин взгляд, парень облизнул нижнюю губу и всем телом подался вперед, -  за исключением некоторых нюансов, суть  вы уловили. Я прошу у вас прощения за этот разговор. Линкс хотела показать, как много я для нее значу,  и с ее стороны это был очень мужественный поступок. Но вся эта показуха не имеет ничего общего с тем, что  каждый из нас носит в своем сердце. Так вот, у меня там нет ничего и никого, кроме Линкс. До встречи с ней я думал, что у меня вообще нет сердца.

-Если судить по твоему отношению к жене и сыну, сердце для тебя – это ненужный рудимент, - мама отвела глаза на долю секунды раньше Эрика, и это можно было расценивать в качестве его скромной победы, - твои громкие слова-это лишь шелуха, и сколько бы ты  ими не прикрывался, я никогда не поверю в твою искренность.

-Ну и к черту, -на выдохе бросил парень, - я не стану из-за этого страдать. Не надо клеить на меня ярлыки, за всю  мою жизнь их поналепляли столько, что на мне некуда ставить клейма.  Теперь ты понимаешь, что это была неудачная идея, Линкс?

Я отрицательно помотала головой.  В течение разговора Эрик несколько раз отчаянно пытался высвободить руку, но  я продолжала до хруста стискивать его пальцы. Я хотела дать ему понять, что так же сложно ему будет избавиться от меня, даже если он вздумает вновь поиграть в благородство. В этой игре мы оба неизбежно оставались  в числе лузеров,  а я  донельзя устала проигрывать. 

-Мама, пожалуйста, не воспринимай этот звонок как демонстрацию моей независимости, - ровным голосом попросила я, - я преследовала одну единственную цель – расставить некоторые вещи по своим местам, и я это сделала. 

-А не много ли ты на себя берешь, Ида? –сурово осведомилась мама, - хочешь подменить собой Господа Бога?

За меня ответил Эрик. Он улыбался, и это была торжествующе –дерзкая улыбка Прометея, похитившего огонь у олимпийских небожителей.

-Порой Всевышний ошибается и  по рассеяности забывает провести работу над ошибками. Почему бы нам не оказать ему посильную помощь?

-Господь не нуждается в вашей помощи, - металлическим тоном отчеканила мама, - как не нуждается он и в священниках, чьи дети презрели божьи заповеди.  Я  вчера не смогла дозвониться до тебя, Ида, хотела сообщить, что епископ Данилевский назначен кардиналом.  Следующая ступень – это Папа Римский.

 

ГЛАВА XIV

Новость произвела на нас с Эриком настолько сильное впечатление, что теперь  уже у мамы обоснованно возникли сомнения в качестве Интернет-соединения. Внезапно воцарившаяся тишина нарушалась лишь нашим шумным дыханием и навязчивой электронной трелью телефонного аппарата.

-Возьми трубку, Ида, - потребовала мама, устав, видимо, наблюдать, как я  пустым, словно холостой выстрел, взглядом таращусь в монитор, - Ида, ты что, не слышишь?

Не меньше моего потрясенный известием о кадровых перестановках в польской католической церкви Эрик отрешенно поднялся со стула и механической походкой двинулся в сторону кухни, где пронзительно надрывался оставленный без внимания телефон. Мама проводила глазами нескладную фигуру парня, с откровенным презрением фыркнула ему вслед и обреченно потянулась к мышке, чтобы одним кликом завершить этот прошедший все стадии от бытового конфликта до теологического диспута разговор. В самый последний момент я успела остановить ее предупреждающим жестом.

-Мам,  подожди! – торопливым шепотом попросила я,- мне  очень нужны контакты кардинала Данилевского, попробуй подключить Стефана и его польских родственников…

Мама даже не дослушала до конца мой сумбурный монолог, она решительно нажала отбой  и с целью воспрепятствовать моим настойчивым попыткам перезвонить сразу же перешла в офлайн.  Мама на собственном опыте знала,  что вышибать втемяшившуюся в мою башку блажь стоит вовсе не колом, как предполагал поэт,  а откровенным игнорированием.  Не скажу, чтобы я  горячо одобряла подобную тактику, но сейчас я и не ждала от мамы иной реакции.  В известии о возведении отца Эрика в сан кардинала явно крылся некий сакральный смысл, ускользающий, непостижимый и размытый. Я была почти уверена, что стою в шаге от разгадки, но перегруженный мозг обрабатывал поступающую информацию слишком медленно и неохотно, а  оставляющая желать лучшего четкость возникающих мыслеформ  не позволяла вычленить из мелькающих перед глазами картинок ключевую идею.

Возможно, мне бы все-таки удалось обуздать заполонивший мою голову хаос, однако, проклятый телефон будто за волосы вытаскивал меня из вязкой топи  раздумий. Если это, черт возьми, Макс, я на нем так оторвусь, что сопровождавшие наше расставание речевые изыски покажутся ему невразумительным вяканьем.

Не иначе как от переизбытка чувств я гаркнула в галантно поданную Эриком трубку не традиционное «Алло», а больше подходящее для переговоров через запертую дверь вопросительное местоимение «Кто?». К счастью, мой невидимый собеседник проявил похвальную лояльность  и спокойно представился:

-Линкс, это Герман, - проникновенный голос некроманта бальзамом вливался мне в уши, но усилием воли я заставила себя не поддаваться магнетизму  его бархатных интонаций. Может быть, я порой и соображаю не лучше полуистлевшего зомби с препарированными мозгами, но заклинать меня все равно бесполезно.

-Я собиралась тебе звонить,  да тут мама все карты спутала, - мама –это святое, и довольно аморально прикрываться ею в оправдание своего неблагодарного молчания, но зато эта универсальная отмазка работает даже  в случае с магистром некромантии, для которого словосочетание «мать сыра земля» значит гораздо больше, чем просто стилистический оборот, - спасибо тебе! Неизвестно, каких бы еще глупостей я натворила от отчаяния, если бы Вельштейн не забрал заявление на Данте.

-Это было несложно, Линкс, - сдержанно ответил Герман, - покойники бывают очень убедительными, особенно, когда  их духи приходят наяву и выглядят при этом живее всех живых. Иногда некоторые чрезмерно впечатлительные натуры не выдерживают, и на небеса отправляются сразу две души. Например, такое происходит, когда неверным женам-отравительницам являются их отведавшие мышьяку мужья. Вельштейн, конечно, тоже не безгрешен, но покойный отец простил его еще при жизни. 

С подачи Эрика наша беседа изначально протекала при использовании режима громкой связи, и жадно впитывающий каждое слово некроманта парень быстро утомился от самозабвенно рассказываемых Германом «баек из склепа», что  в итоге выразилось в порывистом выхватывании  трубки из моих рук.

-Надо встретиться! – безапелляционно заявил Эрик, - куда подъехать?

Некромант и не подумал удивляться  неожиданному приглашению на рандеву. В его голосе продолжала сквозить размеренная величавость, присущая лишь  полностью осознающим свою власть людям.

-Я сам приеду, Данте. Ждите меня дома, никуда не выходите и никому не открывайте. Носферату в ярости, и она очень опасна. Вельштейн раскопал ее тайник, и она снова осталась без денег…

-А нам до нее какое дело?  Пусть радуется, что вообще живой ноги унесла!- нервно перебил некроманта Эрик, - проблемы Вальды не имеют к нам никакого отношения!

-Она так не считает,  -с отрезвляюще- контрастным спокойствием возразил Герман, -и во многом я ее понимаю. Сначала погибает ее единственный покровитель в клане вампиров,  а затем загадочно пропадают припрятанные на черный день драгоценности. Надо быть совсем наивной, чтобы не заметить взаимосвязи. Носферату загнана в угол, она испугана и одинока – людьми она похоронена, а бессмертными отвержена. Ей остается только мстить тем, кто лишил ее всего, а это ты и Линкс, разве не так?

-Так да не так, - задумчиво протянула я, закрывая глаза. И снова это непонятное ощущение витающей в воздухе истины, близкой и осязаемой, но в то же время далекой и неуловимой.  Нечто схожее, вероятно, испытывает ученый, раз за разом оказывающийся на пороге гениального открытия, но так до сих и не  достигший искомого результата, - мы Вальде не по зубам, она  видела трансформацию Данте и поэтому начнет искать более слабое звено…

-Феликс! – Эрик на лету накрыл сачком мою трепыхающуюся мысль, -Вальда будет действовать через Феликса!

-Или через Райку, - добавила я. А ведь я предполагала подобное развитие событий, и даже советовала подружке соблюдать осторожность, а потом меня закружил водоворот проблем, и я совсем забыла о своем же предупреждении, -Герман, когда Агата проверяла тайник?

-Только что, - голос некроманта слегка завибрировал и я усмотрела в этом признак тщательно скрываемого волнения, -Линкс, говори адрес, я к тебе уже еду.

Я хотела предложить  Герману встретиться прямо в клинике, но вдруг вспомнила, что «Ситроен» стоит сейчас где-то на сто первом километре, и не факт, что охраняющие следственный изолятор полицейские столь же бдительно следят за сохранностью брошенного мною транспортного средства.  Вместо того, чтобы занимать линию переговорами с диспетчером таксопарка,  я решила потратить имеющееся в наличии время на звонок  в клинику.  Когда в трубке равнодушно прозвучало «телефон отключен», я поняла, какие эмоции возникали у Райки после десятой по счету попытки выйти со мной на связь.  Терзаемая нехорошими предчувствиями, я все-таки дозвонилась дежурной медсестре, но та потеряла ко мне интерес сразу, как только уяснила, что цель моего позднего звонка не заключается в ознакомлении с прейскурантом предоставляемых клиникой платных медицинских услуг. Тем не менее, услышанное позволяло сделать закономерный вывод о стабильности обстановки,  а у Райки, в конце концов могла просто-напросто разрядиться батарейка.

Собиралась я быстро, одевая на себя то, что попадалось под руку, а вот Эрику предстояло принять тяжелейшее решение, и не стоящей выеденного яйца дилеммой он мучился до  тех пор, пока я волевым усилием не заставила его обрядиться в олицетворяющий жуткую ночь в «Данаге» костюм.  Мятая сорочка с накрахмаленным воротником и пыльные брюки с острыми, как социальные проблемы, стрелками придавали парню  гламурно-небрежный вид, а разбитая нижняя губа выглядела пикантным дополнением к этому странному, но по-своему, привлекательному, образу.  Конечно, в Максовском халате Эрик нравился мне  ничуть не меньше,  но, согласитесь, разгуливать в нем посреди ночи позволительно только выскочившему из парилки купальщику, да и то в пределах сауны.

Нехватка безвкусной лимонной футболки  и монолитных гриндерсов причиняла парню нестерпимую душевную боль, выразившуюся во вторичном опрокидывании многострадальной подставки для синтезатора. Эрик выругался сквозь зубы, поджег сигарету, и  с непередаваемым отвращением глядя на свое отражение в зеркале, процедил:

-Человек в футляре!  Ненавижу костюмы!

-Во-первых, это уже не костюм, а его жалкое подобие,  а во вторых – подлецу все к лицу, -с показной веселостью хмыкнула я. От гнетущей неопределенности у меня противно поднывало под ложечкой, а на сердце активно скребли отродясь не посещавшие маникюрного кабинета кошки, но что самое гадкое, в мозгу непрерывно копошились недоразвитые личинки мыслей,  и я могла лишь ждать пока они, наконец, окуклятся и соизволят превратиться в прекрасных бабочек оформленных идей.

Эрик мягко обнял меня за плечи и положил ладонь мне на лоб.

-Не зря же тебя все называют пси-вампом, Линкс, - улыбнулся он, - хочешь, бери с меня энергию,  отдаю даром…

Прикосновение холодной руки парня и  самом деле остудило закипающее серое вещество, и мне  заметно полегчало. Эрик глубоко вздохнул и резко отдернул ладонь.

-Ты чего? –испугалась я, -что случилось?

-Да в груди болит невозможно, - поморщился парень, - сейчас так кольнуло, что чуть на стенку не полез. Ничего, само пройдет. Не переживай, Линкс, на этот раз  Пане не удалось мне ребро сломать. Это ему не школа. Знаешь, а я сейчас  что-то такое почувствовал, рядом с тобой всегда эти ощущения были: тепло, холод…

-Почему ты мне раньше никогда об этом не говорил? – я  вспомнила разноцветные нити в кладбищенском небе и черную дыру в своей душе, и мне вдруг стало не по себе.

Эрик смущенно опустил глаза.

-Я думал, это любовь так проявляется, - с удивительной серьезностью объяснил парень.

-Об этом ты мне тоже не говорил, - я нашла в себе силы для очередной порции насмешливых фырканий, но, похоже, это был мой потолок. Если несколько минут назад, я невольно побывала в шкуре Райки, безуспешно набирающей мой номер телефона, то  теперь мне вдруг почудилось, что я оказалась на месте Эрика и внутри меня точно так же живет страшное непознанное существо,  незримо контролирующее все мои поступки.

-Линкс,  открывай, это Герман! –некромант не стал ни стучать, ни звонить, хотя я наивно полагала, что двойная звукоизоляция двери способна обеспечить невозможность определения непосредственного местонахождения обитателей квартиры. Или это мы с Эриком так увлеклись и начали дурными голосами орать на весь подъезд, словно голодные ишаки?

Я  взглянула в глазок и решительно повернула щеколду. Есть вероятность, что наши гипотетические враги научились видоизменять внешность и мимикрировать под окружающих людей, но я уверена, что даже ради конспирации  обладающий чувством собственного достоинства злоумышленник не согласится предстать перед своей жертвой в облике тщедушного альбиноса с молочно-белой кожей и прозрачной голубоватой радужкой глубоко посаженных глаз. Самым отпетым негодяям  какая-никакая эстетика тоже, как ни крути, не чужда!

-Всё тихо? – настороженно покрутил головой некромант, -ничего подозрительного не происходило?

Эрику наш гость едва доходил до плеча, и в общении парень вынужден был постоянно нагибать шею, так как Герман упорно не снисходил до того, чтобы задрать вверх свою неестественно светловолосую голову. Поношенный спортивный костюм некромант сменил на безразмерную хламиду пастельно-бежевого цвета, при ближайшем рассмотрении отдаленно напоминающую брючный костюм, а со стороны запросто принимаемую за  похоронный саван. 

Мы с Эриком терпеливо дождались, пока Герман закончит  не то принюхиваться ко всепроникающему запаху давно остывшего в турке кофе, не то прислушиваться к одному ему доступным колебаниям астральной материи, и были несказанно обрадованы авторитетным заявлением некроманта об отсутствии следов  пребывания  носферату на моей жилплощади.  Угощать Германа холодным кофе  я постеснялась,  а варить новый было некогда, и некроманту пришлось довольствоваться повторным воспроизведением благодарственных слов, на сей раз прозвучавших из уст Эрика. Мазать довольно-таки постное «спасибо» на хлеб, а уж тем более класть его в карман Герману оказалось недосуг, и после контрольного звонка на безнадежно отключенный Райкин мобильник, мы нестройной колонной выдвинулись на лестницу.

Дело явно шло к ночи. На улице стемнело до того промежуточного состояния, когда на небосклоне уже появляются первые робкие звездочки, но мрак нестабилен и аморфен,  а его студнеобразное тело тут и там испещряют серые подпалины постепенно переходящих в непроглядную тьму сумерек. Фонари у меня во дворе светили дай боже,  и в их по-дневному ярком свете я изумленно обнаружила, что некромант прибыл за нами на автомобиле представительского класса. Насколько худосочной комплекцией отличался Герман, настолько  крупной и массивной была его машина.  Не знаю уж на какие нетрудовые доходы магистр ордена некромантов приобрел свой «Лексус», но я сомневалась, что он добровольно влез в банковскую кабалу и ежемесячно отрывал от сердца выплаты по кредиту.  Лично для меня покупка подобной машины могла быть осуществлена лишь при помощи вышеуказанного способа,  ну или через замужество с Максом Терлеевым, чья зарплата по праву считалась одной из самых высоких в отечественном футбольном чемпионате.

Я уже представила себе, как этот железный монстр стремительно несет нас по ночной столице, и даже ощутила  прилив адреналина, но моим мечтам не суждено было сбыться. За тот короткий промежуток времени, что некромант обследовал мою квартиру на предмет скрытых признаков потусторонней активности, неизвестные воры виртуозно вскрыли «Лексус», похитили из салона магнитолу, навигатор и автомобильный телевизор,  а также, вероятно, из хулиганских побуждений прокололи все четыре колеса.

 

ГЛАВА XV

Некромант обследовал место происшествия со старательной тщательностью натасканной полицейской ищейки. К сожалению, плоды его оперативно-розыскная деятельность принесла такие же несъедобные, как и настойка из толченых мухоморов, и с горя я внесла предложение все-таки вызвать такси.

-Звони, - некромант протянул мне телефон, и снова присел на корточки возле проколотого колеса. Его лицо ни на мгновение не покидало  красноречивое выражение напряженного внимания, он словно не просто осматривал пустынный двор пристальным взглядом покрасневших глаз, но одновременно сканировал свежий ночной воздух расположенными по всему его щуплому телу  рецепторами, - все чисто, это были обычные живые люди…

-Они самые, - с ухмылкой подтвердил Эрик, -притом, похоже, с кодграббером наперевес. Угнать не получились, так колеса со злости попрокалывали. Ты же великий некромансер, надо было какое-нибудь защитное заклинание вместо сигнализации поставить!

-Слишком рискованно, - Герман поднялся на ноги, облокотился о капот своего покуроченного «коня»  и нехотя пояснил, - любая нежить моментально улавливает магическую энергию, а в наших интересах атаковать носферату внезапно. Мы должны отнять у нее анк, единственный источник ее силы. 

-А в чем НАША сила? – уточнила я, закончив утомительные переговоры с  сонным диспетчером таксомоторной фирмы, -  ты рассуждаешь так, будто мы выходим на тропу войны,  но оружия у нас, как не было, так и нет, а с голыми руками  я в самое пекло не полезу. Кстати, такси приедет через пять минут.

Бескровные губы некроманта растянулись в загадочной улыбке.  

-Каждый из вас сам по себе оружие.  В борьбе с носферату отравленные клинки и заряженные серебряными пулями пистолеты абсолютно бесполезны. Вспомните, она бессмертна, и  для того чтобы ее уничтожить, недостаточно просто всадить ей в сердце осиновый кол или  ее вытащить на солнце. Покуда  с ней будет анк,  даже после всех этих манипуляций она отделается лишь легким испугом.  Более того, носферату значительно устойчива к магии, и победить ее можно лишь за счет направленного давления на психику. Именно за этим ты мне и понадобилась, Линкс.

-Понадобилась тебе? – миндалевидные глаза Эрика заметно сузились и потемнели, - это была оговорка по Фрейду? Какова твоя цель, некромансер? Разве душа профессора не отлетела в мир иной и твои любимые мертвецы не обрели вечного покоя? Ты хочешь уничтожить Вальду не потому, что беспокоишься за жизнь Феликса,  у тебя в этом деле свои мотивы. Но я не позволю тебе использовать Линкс!

Что, в сущности, делает из человека хронического лузера? Кажется, сегодня я нашла однозначный ответ на этот  вопрос и сама удивилась, насколько   близко он лежал на поверхности. Неизлечимыми неудачниками мы становимся тогда, когда  в нас окончательно стирается тонкая грань между верой в человечество и непреходящей наивностью. Каким же простодушным желторотиком нужно быть, чтобы свято уверовать в бескорыстное желание некроманта предотвратить страшные последствия мести  носферату? И это мы - прожженная акула пера Ида Линкс и до неприличия циничный хакер Данте – непонятно с чего вдруг возомнили, что  Герман решил помогать нам исключительно из дружеских побуждений! 

Что ж, запоздалое раскаяние, это, конечно, замечательно, но только не в ущерб перспективному мышлению.  В эпопее с освобождением Эрика некромант принял участие по причине своего острого нежелания в одиночку валандаться с «костяным драконом», но по логике вещей взбесившемуся кладбищенскому эгрегору должен был еще с утра прийти кирдык. Или благополучно закрытое дело возобновилось в связи с вновь открывшимися обстоятельствами? Но  в чем выгода Германа? Разве ему не безразлично,  на какие средства будет жить Вальда, после того, как Антон Вельштейн произвел самовольную выемку драгоценностей из оборудованного на могиле тайника? А касательно гениальной задумки попользовать мои вилами на воде писаные пси-таланты, Эрик бесконечно прав – допускать эксплуатацию человека человеком в двадцать первом веке совершенно непозволительно!

-Герман, давай играть по честному, – устало предложила я, -  в клинику   мы поедем в любом случае, потому что даже если  якобы угрожающая Феликсу и Райке опасность – это обыкновенная подстава, мы не сможем спокойно спать, пока все не проверим. Чего конкретно ты от нас хочешь?

Некромант больше не улыбался. Он выглядел  задумчивым и собранным, будто полководец накануне переломной битвы, его глаза смотрели прямо перед собой и, несомненно, видели что-то призрачно-неразличимое. На фоне черной махины своего автомобиля, Герман казался белым пятном на карте мира, обозначающим непознанную область материального бытия, где магия и техника испокон веков сосуществуют бок о бок.

-Ситуация слишком серьезная, чтобы играть в игры, Линкс, - чуть слышно прошептал некромант, но даже его шепот  звучал как-то по-особенному: вместо шипения и свиста с губ слетали обволакивающе-бархатные полутона, - носферату были, есть и будут, но их существование никогда ранее не нарушало равновесия между мирами. «Костяной дракон» продолжает формироваться, несмотря на то, что воля покойного Вельштейна выполнена.  Анк - очень сильный амулет, и его магия не должна быть задействована на постоянной основе, но дезактивация анка убьет носферату, и поэтому амулет все время находится в активном состоянии. 

-Наше такси, - Эрик махнул рукой подъезжающей машине, -мы не договорили, некромансер. Сядем втроем на заднее сиденье.

Хотя в англоязычном варианте понятия «некромант» объективно не имелось ни малейших предпосылок  для оскорбительной интерпретации,  Эрик произносил слово «некромансер» с таким уничижительным оттенком,  будто в нем содержался, как минимум, намек на умственную неполноценность собеседника. Откуда ему только это словечко на язык попало, из компьютерной игрушки, что ли?

Незапертый «Лексус» Герман бросил на растерзание дворовой шпане  с такой поразительной беспечностью, словно немыслимо дорогой седан представлял для него не больше ценности, чем изрядно потертое лошадиное седло. Вероятно, некромант резонно полагал, что даже если потенциальные угонщики и заведут автомобиль, то уехать на проколотых колесах им будет весьма затруднительно.

Невзирая на то, что таксист зарабатывал себе на хлеб, разъезжая  на скромной «Ауди», мы сходу потребовали у него выжать из колымаги максимально возможную скорость.  Познавательные диалоги в свете дворовых фонарей здорово скрасили ожидание, но наверстывать безнадежно упущенное было в любом случае необходимо. Эрик с невыразимой грустью  в темно-серых глазах поджег последнюю сигарету, закурил, и по тесному салону легковушки поплыл терпкий аромат табачного дыма.

-Ну, рассказывай дальше, - поторопил Германа парень, - а то у меня такое чувство, что ты везешь нас на заклание, чтобы принести в жертву своим темным богам.

-Такой жертвой, как ты, подавится даже сам владыка преисподней, - с претензиями на сарказм ответил альбинос, и, видимо, в отместку за «некромансера», ехидно добавил, - в тебе чересчур много яда, хацкер.

Я держалась до упора, но потом все же прыснула со смеху.  Такими темпами наше реалити-шоу  скоро превратится в клуб веселых и находчивых, и после того, как мы растратим денежки  вампирского князя, можно будет смело отправляться с гастролями по городам и весям нашей необъятной родины. Еще бы найти платежеспособную аудиторию со столько же специфическим чувством юмора.

-Вальда носит анк на шее со дня обращения, - под обращенными на меня  сразу с двух сторон неодобрительными взглядами обоих «юмористов» мне мгновенно расхотелось смеяться, и я мужественно преодолела  скрутивший меня предистерический приступ, - и ничего криминального не происходило. Не понимаю, что  случилось…

-Есть такое выражение: «разворошить осиное гнездо». Так вот оно наиболее точно характеризует нынешнее положение дел, Линкс, - хорошо, хоть меня никто обидными прозвищами не дразнит и за косички не дергает, - одно зацепилось за другое. Анк носферату аккумулировал энергию активной могилы Вельштейна,  и теперь амулет поддерживает силы не только в своем носителе, но и в зародыше «костяного дракона». Моя цель прежняя – остановить распространение заразы. Стоит пустить все на самотек, и столица превратится в одно большое кладбище. У меня нет намерений убить носферату, но боюсь, с анком она вряд ли расстанется добровольно.

Эрик стряхнул пепел в окно и, перегнувшись через меня,  угрожающе навис над демонстративно скривившимся от резкого запаха табака Германом:

-Послушай меня внимательно, некромансер, -  отчеканил парень, - я согласен платить добром за добро и помогать тебе в твоей миссии, но учти, я сам тебя закопаю вместе с покойниками, если ты вздумаешь подвергнуть Линкс риску. Имей в виду, мне плевать  на всё, что ты сказал, я не боюсь апокалипсиса, в моей душе он давно настал, и я не уверен, что зомби намного хуже тех живых, которые меня окружают. Линкс – и есть мой мир, и за нее я тебе зубами глотку перегрызу. Надеюсь, ты меня понял?

Уважаемые телезрители, в программе телепередач произошли изменения. Трансляция КВН прерывается, и вместо него будут показаны состязания по боям без правил! Ну уж нет, такое безобразие точно в эфир выпускать нельзя!

-Ты превращаешься в животное и ведешь себя, как животное, хацкер, -на молочно-белом лице Германа не отразилось даже мимолетного волнения, лишь  чуть заметно покраснела полупрозрачная радужка глаз, -не теряй над собой контроля. Диких животных запирают в клетку, а бешеных – отстреливают. Побереги нервы, они тебе еще пригодятся, иначе, когда ты найдешь экзорциста, будет  уже слишком поздно.

Пальцы у Эрика были влажные и горячие, словно радиаторная батарея в разгар отопительного сезона,  а в миндалевидных  глазах беспорядочно метались багровые всполохи вновь разгоревшегося костра. Сигарету он стрельнул у таксиста,  а, принимая во внимание, что водила  отдавал предпочтение какой-то вонючей дряни без фильтра, в салоне моментально стало нечем дышать, и страдающий от явной табачной непереносимости некромант всю дорогу безостановочно кашлял.  Эрик курил отвлеченно и неряшливо,  в задумчивости забывая сбивать пепел. Бои без правил не состоялись, у квнщиков  кончился запал, и программный директор небесного телеканала, посовещавшись, вернул в эфир реалити-шоу.

 Больничный сквер освещался не в пример хуже моего двора. В потемках я дважды обо что-то споткнулась, второй раз особенно неудачно, и чуть не упала, потянув за собой Эрика.  Получить перелом нижней конечности буквально на пороге клиники показалось мне слишком комичным для данного эпизода пресловутого реалити, предполагающего напряженный драматизм в развитии событий, и я старалась по возможности смотреть себе под ноги. Не знаю, что там за пси-способности у меня имеются, но с огромной радостью поменяла бы их на примитивный фонарик.  Уже на подходе к центральной лестнице Эрик вспомнил про зажигалку, но под козырьком и так горела окруженная защитной сеткой лампочка.  В общем,  «переход Суворова через Альпы» не причинил ровным счетом никакого дискомфорта одному некроманту, чье уникальное зрение успешно выступало в роли самого высокомощного прибора ночного видения. Мы с Эриком ощущали себя выползающими из подземных лабиринтов кротами, и сие малоприятное сравнение ни на йоту не улучшало нашего и без того дрянного настроения.  Странно, честно говоря, вроде бы престижная клиника, цены на лечение –космос, а на фонарях вдруг  сэкономили.

Выяснилось, что проблемы с настроением возникли  также и у внешне невозмутимого Германа. Он замер в неподвижности у входа и долго вслушивался в безмолвную темноту. Внезапно с  неба ярким метеором полетела падающая звезда. Я порывисто схватила Эрика за руку, закрыла глаза и, сконцентрировавшись на своих мыслях, загадала желание.  Загадала и клятвенно пообещала никому о нем не рассказывать до момента исполнения.

-Данте, а ты…, - начала было я, но тут вмешался некромант, и от его ласкающего слух тембра меня пробрало до дрожи в коленях.

-Я чувствую  носферату, - Герман повернулся ко мне лицом,  я вздрогнула и в ужасе вцепилась в инстинктивно отпрянувшего назад Эрика.  С такими жуткими бельмами на месте глаз было физически невозможно что-либо увидеть, однако взгляд некроманта непостижимым образом проникал мне в душу.

 

ГЛАВА XVI

-Носферату! – бескровные губы Германа практически не двигались, но его голос как будто доносился отовсюду сразу.  Некромант выпростал руку из-под своего саванообразного балахона и указующим жестом протянул бледную длань куда-то в непроглядную тьму. Я была практически уверена, что более страхолюдного существа, чем выкативший бельма альбинос, тороватая на выдумки мать-природа не способна сотворить даже  чисто теоретически,  и потому обернулась на отчетливый звук внезапно раздавшихся у меня за спиной шагов  чуть ли не с облегчением.

-Ида! –приятным баритоном воскликнул едва различимый в темноте силуэт, - значит, ты на самом деле вступила в секту!

-Это еще кто такой? – искренне удивился некромант, и, наверное, от изумления, его глаза снова вернулись в нормальное состояние, хотя, учитывая, что альбинизм изначально считается отклонением от нормы, ценность произошедших метаморфоз  познавалась исключительно в сравнении.

-Ты что здесь делаешь? – не дав обладателю до боли знакомого голоса толком прийти в себя, Эрик резко выступил вперед, и нашему неразличимому в потемках визави ничего не оставалось, кроме как  рассекретить свое месторасположение. К тому моменту, я уже сообразила,  с кем имею честь беседовать,  и в очередной раз поразилась  неописуемым превратностям судьбы.

-Кристина была права, это  точно секта, - ответственно заявил Макс Терлеев, - теперь я все понял.

Что именно стало доступно пониманию моего экс-жениха я выяснить не успела, так как на  черт знает откуда взявшегося Макса сходу насели оба моих спутника, причем, если выразить энтузиазм каждого из них в киловаттном эквиваленте, полученная электроэнергия с избытком удовлетворила бы  растущие потребности миллионного города. 

-Где носферату? – настойчиво допытывался некромант,  рядом с почти двухметровой фигурой Макса вызывающий четкие  ассоциации с той частью приключений Гулливера, в которой отважного путешественника занесло в населенную великанами территориальную единицу.

-Ты что, за нами следил? – не уступал в напористости Эрик, откровенно обрадованный случайно подвернувшейся возможностью сорвать на ком-нибудь свою злость, - что тебе от нас нужно?

От двойной атаки Макс немного растерялся, однако, весьма быстро справился с минутным замешательством. Низко надвинутая бейсболка  с широким козырьком мешала мне разглядеть выражение его глаз,  но судя по эффектно бугрящимся мышцам,  футболист был готов  в прямом смысле выбить из нас правду.

-Макс, нам некогда, мы спешим, - миролюбиво попыталась я сгладить острые углы, - давай потом поговорим?

Мой экс-жених шумно выдохнул, с опаской покосился на некроманта, несмотря на  свою субтильность внушающего подсознательный ужас даже  обладателю атлетического телосложения,  презрительно усмехнулся в сторону Эрика и решительно шагнул мне навстречу.

-Ида,  пойдем со мной! –вместо того, чтобы схватить меня за шкварник и вытрясти  все интересующие его сведения, неожиданно выдал Макс,  - ты попала под влияние этих сектантов, но я тебе помогу, доверься мне, пожалуйста, Ида! Не позволяй им собой манипулировать!

Не знаю, что такого наплела моему бывшему Кристина (кстати, не мешало бы прояснить, на какой почве они нашли  с ней общий язык и где Макс раздобыл ее адрес), но выводы он сделал настолько сенсационные, что я на мгновение потеряла дар речи.

-Ида, не бойся! –  ласково убеждал меня обнадеженный моим молчанием экс-жених, - я не держу на тебя обиды, и моя мама тебя больше не побеспокоит, обещаю.  Ты же мне веришь, Ида?

Заметно участившееся дыхание Эрика и воинственная поза некроманта предопределили мой ответ.  Я все-таки не совсем изверг, и не допущу, чтобы заигравшийся в  модную игру под названием «благородство» Макс незаслуженно пострадал за свои благие намерения.

-Ты ошибаешься, Максим, - официальным тоном сообщила я, - я сама выбрала свой путь  и  бесконечно счастлива среди единомышленников. Желаю тебе найти себе достойную вторую половину и построить с ней крепкую семью. А мне, увы, пора!

Я одновременно взяла под руки своих спутников, и подозрительно озирающийся по сторонам некромант уже собрался было вдавить  кнопку звонка, как честно выслушавший мое напутственное слово Макс вдруг сорвался с места и одним прыжком преградил нам путь.

-Немедленно отпустите Иду! –с жаром потребовал футболист, - не смейте ее запугивать. Я здесь не один, в машине меня ждут трое друзей, и они…

-Уже спешат тебе на выручку, чтобы спасти похищенную кровожадными сектантами невесту, - Эрик развернулся  вполоборота, впился в самоуверенное лицо Макса пылающим взглядом и  звенящим голосом спросил, -  ты по-хорошему свалишь?

То, что по-хорошему футболист «сваливать» не планировал, недвусмысленно следовало из принятой им бойцовской стойки, но пока они с Эриком сверлили друг друга полными взаимной ненависти глазами, отчаявшийся восстановить статус-кво цивилизованным методами Герман, от души забарабанил кулаками в неприступную дверь клиники. К чести недремлющего дежурного персонала, дверь открылась прежде, чем противоборствующие стороны приступили к активной стадии выяснения отношений. Принимая во внимание, что в качестве яблока раздора для них выступала моя персона, то, когда я, повиснув на локте у некроманта, исчезла в дверном проеме, оба оппонента по инерции ломанулись вслед за нами. Надеюсь, им не придет в голову продолжить разборки в стенах частного лечебного учреждения- полиция давно плачет по нам всем горькими слезами, и на этот раз не упустит случая коллективно заключить нас под стражу.

Система безопасности в клинике была организована на довольно высоком уровне. В фойе нас пропустили беспрепятсвенно, а вот дальнейшее продвижение стало невозможным по причине вмешательства сотрудника охранной службы. Пришлось врать, или даже не врать, а несколько приукрашивать правду. Самое смешное, что мои спутники, включая примкнувшего к нам Макса, считали художественную ложь ключевым компонентом журналистской профессии и поэтому дружно ждали от меня творческий свершений.

-Нам нужно срочно поговорить с Раей Вальцевой, а ее телефон, как назло отключен. Она должна быть в палате Феликса Романова, одного из пациентов клиники…, - я обратила на секьюрити вопросительный взгляд и несмело улыбнулась, - можно ее позвать?

Мое доморощенное кокетство вызвало у охранника абсолютный минимум эмоций. Причина столь явного игнорирования моего женского обаяния крылась вовсе не в абсолютном отсутствии оного –секьюрити пропустил мой вопрос мимо ушей в большей степени из-за того, что его вниманием завладел один из новоявленный членов нашей импровизированной концессии, по рассеянности развернувший свою бейсболку козырьком назад.

-Максим Терлеев из «Факела», лучший игрок чемпионата страны по итогам прошлого года, лучший игрок национальной сборной  по рейтингу Футбольной ассоциации, автор финального гола в матче с командой Италии – это же вы? – на одном дыхании выпалил  преданный поклонник кожаного мяча, и мне оставалось лишь радоваться, что секьюрити деликатно обошел скользкую тему личной жизни своего кумира, - а дайте мне автограф, меня Игорь зовут!

Так бедняга Макс оказался жертвой собственной славы, и удивляться здесь было совершенно нечему. В столице его знало в лицо девяносто девять  и девять десятых процента от всей мужской популяции. Те редкие экземпляры, которые имели о суперзвезде отечественного футбола такое же смутное представление, что и выпускник ПТУ о нанотехнологиях, либо круглосуточно зависали в сети, как Эрик, либо предпочитали регулярному посещению игр чемпионата страны ночные прогулки по кладбищу, как Герман.

-Подпиши ему, с тебя не убудет, - язвительно посоветовал нахмурившемуся Максу Эрик, -ты же у нас мировая знаменитость!

Целый набор оскорбительных эпитетов уже готов был сорваться с губ моего  экс-жениха, но внушительный опыт общения с фанатами перевесил над желанием съездить сопернику по физиономии, и Макс с молчаливым достоинством принял из рук охранника мятый газетный номер и дешевую шариковую ручку. В конце концов, как бы кто из нас  к нему не относился,  статус футбольного дарования достался Максу в результате потрясающей работоспособности и  несомненного таланта в своей узкой сфере, и было бы верхом глупости извращать очевидные факты.  Мало того, не будь я Ида Линкс, если не сумею повернуть ситуацию к нашей обоюдной выгоде!

-Рая Вальцева, - осторожно напомнила я обалдевшему от встречи  с кумиром охраннику, - позовете?

-Ага, -рассеянно кивнул секьюрити, прижимая к сердцу бумажку с Максовской закорючкой, - кого позвать?

-Вальцеву! – рявкнул стремительно теряющий остатки терпения Эрик, -из палаты Романова.

На пустом месте разжившийся бесценным автографом охранник, наконец, вернулся в реальность и  смерил парня задумчивым взглядом. По всей видимости, Игоря обуревали смешанные чувства. Сам по себе Эрик внушал не больше доверия, чем создатель рухнувшей финансовой пирамиды, но его нахождение «в свите» Максима Терлеева что-нибудь да значило, и после непродолжительной борьбы  секьюрити все же решил проявить  подобающую лояльность.

-Рая  еще вечером уехала домой отдыхать. С Романовым осталась его мама. Вам ее пригласить?

-Мы сами поднимемся, - сказал  потерявшийся на фоне здоровенных и высоченных жлобов некромант. Эрик хотя бы в росте этим качкам ненамного уступал,  а вот мы с Германом вынуждены были компенсировать недостаток мышечной массы выдающимися умственными способностями. Ну, или, как вариант, непрошибаемой наглостью.

Макс  хотел было доходчиво объяснить  поклоннику своего футбольного мастерства необходимость применения физической силы для незамедлительного задержания  сектантов с последующей передачей их в руки  полиции, но я молниеносно зажала ему рот ладонью, встала на цыпочки и еле слышно прошептала в самое ухо экс-жениху:

-Не спорь с ними, иначе нас всех убьют. Это тоталитарная секта, ты сам не понимаешь, с кем связался. Делай, как они говорят, умоляю!

Не скажу наверняка, что заставило Эрика довольно грубо оттащить меня от озадаченно захлопнувшего рот Макса: может, ревность накатила, а может,  вжился в амплуа злобствующего сектанта, но  в любом случае, выглядело все это очень натурально и естественно, и мой экс-жених не стал накалять обстановку. Получивший помимо размашистого росчерка еще и  обещание подарить два билета на матч с участием сборной охранник  впал в эйфорию и, предварительно связавшись с дежурным врачом, всей толпой пропустил нас на второй этаж.

Накинутый на плечи медицинский халат словно придавал молочно-белой коже некроманта еще большую бледность, а голубоватая радужка его глаз вновь отливала красным. Раздувающиеся ноздри тонкого, породистого носа чутко улавливали неподвластные человеческому восприятию магические эманации, и я почему-то не сомневалась, что мы находимся в непосредственной близости от порождающего их объекта. Одно слабое утешение: Райка вовремя покинула зону повышенного риска и  отправилась отсыпаться после почти трехдневного бодрствования у постели Феликса.  Зато Макс нарисовался - не сотрешь, и теперь мне опять придется  лицедействовать,  старательно изображая из себя бедную овечку.  Да и мы тоже хороши: не смогли за собой слежку вычислить. Лузеры они и в Африке лузеры!

-Линкс, - в последнем лестничном пролете некромант вдруг резко притормозил и неподвижно замер на месте, - я войду в палату первым, но если носферату все еще там, я без тебя не обойдусь.

-Мне очень лестно осознавать свою незаменимость, но не мешало бы в двух словах обозначить круг моих обязанностей, - фыркнула я, - или  с этими гонками по вертикали я себя настолько запустила, что от одного моего вида Вальда свалится замертво?

-Поднапряжешься – свалится, - серьезно пообещал некромант, -  я дам тебе только один совет, Линкс – не закрывайся! Твоя психика – это твое оружие. Чем более сильные эмоции ты испытываешь, тем активнее твое пси-излучение. Злись, радуйся, испытывай боль, жалость, грусть, но главное, не бойся.  Страх – это центростремительный луч, волны которого направлены против самого пси-вампа. Впрочем, ты не испугалась Хозяина кладбища, Линкс,  а носферату ему даже в подметки не годится.

-Вы к Романову? – полная докторша перевесила через перила свой колышущийся бюст и недовольно обозрела нашу разношерстную компанию, - пойдемте, я вас к нему провожу.

-Думаю, никакой Вальды здесь не было, и в помине. Разве она смогла бы пройти незамеченной через  пост охраны? – в глубине души я понимала, что выдаю желаемое за действительное, и  Герман  не мог ошибиться в своих предчувствиях, но  мой логически ориентированный разум все равно пытался мыслить относительно рационально. В клинике тишь да гладь, эксцессов не было и нет, а мне тут уже целый инструктаж по ведению пси-войны прочитан.

Герман посмотрел на меня с откровенным сочувствием.

-Линкс, сейчас лето,  и все окна открыты нараспашку. А левитация –это одна из неотъемлемых способностей вампиров.

 

ГЛАВА XVII

-Не забывай, о чем мы с тобой говорили, некромансер, - миндалевидные глаза Эрика сузились в угрожающем прищуре, - если Линкс пострадает…

-Ты закопаешь меня заживо  и исполнишь на моей могиле победный танец, -понимающе кивнул Герман, - но имей  виду, хацкер,  тогда мой дух непременно вселится в твой рабочий компьютер.

-Не впечатляет, - с показным безразличием хмыкнул Эрик, - для борьбы с вредоносными программами достаточно поставить хороший антивирус.

-Бред собачий, - ни кому не конкретно не обращаясь, резюмировал Макс, -Ида, что здесь происходит?

-Пока ничего, - Эрик нервно облизнул разбитую нижнюю губу, - но, будешь еще приставать к Линкс, обязательно произойдет. Тебе в психушке, кстати, спину тоже подлечили?

Это был  классический  пример удара ниже пояса, но эффект от использования запрещенного приема превзошел все ожидания. Мой экс-жених резко помрачнел и принял однозначно мудрое решение временно воздержаться от провокационных вопросов. Зато вопросы именно такого типа с излишком скопились у сопровождающей нас врачихи.

-Ида, Максим! Вы снова вместе? – с  щенячьим восторгом воскликнула необъятная докторша бальзаковского возраста, - как же я за вас рада!  Я чуть не плакала, когда прочитала, что вы расстались. Но ничего, милые бранятся –только тешатся! Вы замечательная пара, и детки у вас родятся такие же красивые, как мама, и сильные, как папа! Идочка, знаете, что, приходите к нам в клинику рожать, у нас условия ничуть не хуже, чем в Америке. Это я вам, как акушер-гинеколог, говорю, уж поверьте!

-Я  вам верю, но воспроизводство себе подобных  у меня в этом году не запланировано, - жестко отрезала я. Им тут что, заняться нечем? Один футбол целыми днями смотрит, другая сплетни собирает. А взаимозаменяемость  и универсальность специалистов  в этой клинике  так и вовсе поражает! Тут каждую секунду боишься, как бы к патологоанатому ненароком не попасть, а мне недвусмысленно предлагают репродуктивную функцию задействовать. Надо же, акушер-гинеколог, с ума сойти!

К тому моменту, когда мы в неловком молчании добрались до палаты Феликса, мое раздражение приблизилось к точке кипения и я не удивилась бы, заметив, что из ушей у меня постепенно начинает валить пар. Макс смущенно топтался рядом и  под прицелом темно-серых глаз Эрика явно ощущал себя не в своей тарелке, а тяжелый взгляд молчаливо-сосредоточенного некроманта тем более не добавлял моему экс-жениху позитива. Даже толстуха-гинеколог перестала щебетать  на тему генетических особенностей нашего с Максом предполагаемого потомства  и обиженно поджала губы. 

-Вход в палату строго по одному, - сухо объявила оскорбленная в лучших чувствах врачиха, - что у вас за дело такое, что до утра нельзя было отложить?

-Наше дело отлагательств не терпит, - Герман медленно провел по неплотно запертой двери тыльной стороной ладони, -Линкс, я дам тебе знак!

Эрик порывисто стиснул мою руку, и я ответила ему слабым пожатием, после чего Макс  скис, будто забытый на плите бульон, и, стараясь  не встречаться взглядом с  опознавшей нас докторшей, тоскливо уставился в пол. Некромант пробормотал себе под нос что-то неразборчивое, и плавно толкнул дверь.

-Носферату! – выкрикнул он мгновение спустя, -остановись!

Я не имела не малейшего представления, как должен был выглядеть тот самый знак, который обещал подать мне некромант, но справедливо посчитала, что этот прозвучавший из-за двери отчаянный возглас вполне можно рассматривать в качестве сигнала к действию и, увлекая за собой не выпускающего моей руки Эрика, влетела в палату.

Наполовину высунувшийся из окна Герман по неясным причинам бросился мне в глаза первым, а распростертое около кровати женское тело я увидела уже, что называется, боковым зрением.  Я машинально перевела взгляд на Феликса, и  у меня невольно вырвался вздох облегчения: впалая грудь художника размеренно вздымалась под  укрывавшей его по самую шею простыней. Сон Феликса, глубокий, крепкий, и бесспорно, медикаментозный казался особенно странным – ведь в шаге от его постели развернулась драма, возможно, стоившая жизни самому дорогому человеку на свете.

-Мария Кирилловна! – грузная  и неповоротливая докторша чуть не сбила меня с ног, и, если бы я в последний момент не отскочила в сторону, лобовое столкновение с неуправляемой грудой жира, неминуемо отравило бы меня на больничную койку, - что с вами?  Вы меня слышите?

Мне вдруг стало по-настоящему страшно, настолько страшно, что у  меня больше не осталось сил скрывать свой страх. Меня не пугала смерть как таковая – один раз я уже взглянула в ее пустые глазницы и чуть было не шагнула в ее распахнутые навстречу мне объятья:  наоборот, я боялась жизни, жизни с вечным грузом вины на сердце. Проколотые колеса «Лексуса», бесконечные перепалки Данте и Германа, непредвиденная встреча с Максом – ничто из вышеперечисленного не могло послужить достойным оправданием нашего рокового промедления. Я ждала вердикта склонившейся на матерью Феликса врачихи, как подозреваемый в  кровавом преступлении ждет окончательного приговора, и   все во мне покрывалось ледяной коркой оцепенения.  Я не знала, каким богам молиться, и к каким демонам взывать, я замерла в преддверии светопреставления, и лишь призрачные химеры вершили мою судьбу резкими взмахами черно-белых крыльев.

-Что здесь случилось? – во-первых, Макс вбежал в палату последним, а во-вторых, его никто не посвятил в предысторию событий,  и совокупность этих двух фактов во многом уберегла психику футболиста от дополнительных потрясений.  Мой экс-жених, конечно,  давно сообразил, что в клинике творится что-то жуткое,  и я даже приблизительно догадывалась,  к чему сводились его умозаключения. Скорее всего, Макс предполагал совершение в клинике ритуального убийства неугодного члена секты, предавшего интересы своих сподвижников, и единственное, что с трудом укладывалось  у него в голове, так это немолодая, ухоженная женщина в роли жертвы. Впрочем, если бы у футболиста появилась возможность приглядеться к пострадавшей более внимательно, его несомненно, насторожил бы и специфический характер нанесенной раны.

- Пульса нет, - докторша выпустила безвольно повисшую вдоль неподвижного тела руку и подняла  на нас полные неподдельного ужаса глаза, - она умерла.

Физически осязаемая боль потоком раскаленной лавы накрыла образовавшийся в моей  душе ледяной торос, и   пылающие хлысты адского пламени безжалостно хлестнули меня в неконтролируемом приступе самобичевания. Гибель Марии Кирилловны Романовой навсегда останется на нашей совести,  и мы обречены до конца своих дней влачить на себе этот неподъемный груз.

-Я вызываю полицию! – первоначальный шок немного отпустил только что  констатировавшую смерть несчастной женщины врачиху, и кратковременный ступор уступил место профессиональному долгу, - охрана, сюда!

Сохранявший до сего момента граничащее с  равнодушием спокойствие некромант в считанные секунды оказался рядом с толстухой.

-Тихо, - магнетически грудным голосом произнес Герман, предупреждающе поднимая руку. Его узкая ладонь, белая, словно пшеничная мука высшего сорта, остановилась на уровне приоткрытых в беззвучном крике губ врачихи и описала неровный полукруг в воздухе. На лице докторши остались жить только одни глаза,  неотрывно следящие за движениями некроманта. Ее мимика стала скудной и невыразительной, как от злоупотребления ботоксными инъекциями, зато  тучное тело  внезапно обрело пластичность  и с неожиданной грацией опустилось на стул.

-Стоять! – Эрик перехватил попятившегося к выходу Макса в шаге от двери, - куда собрался?

Футболист с легкостью стряхнул руку парня со своего могучего плеча. Во взгляде  Макса плескался пенный коктейль из ненависти и страха, а майка-борцовка не скрывала вздувшихся под кожей мышц, и лишь мой умоляющий жест предотвратил уже казавшуюся неминуемой драку.  Кто-кто, а я-то знала, что  «избиения младенцев» Эрик больше не допустит, и я бы посоветовала Максу не бросать ему опрометчивого вызова.  Да и выяснять отношения рядом с покойницей, это, мягко говоря, святотатство.

Мария Кирилловна не просто дорого продала свою жизнь, ее материнский подвиг спас одурманенного лекарствами и оттого еще более беззащитного Феликса. Превратившаяся в разъяренную фурию Вальда явно намеревалась отужинать царской кровью художника, и, возможно, закусить Райкиной четвертой отрицательной, но натолкнулась на отчаянное сопротивление  коротающей бессонные ночи у постели сына  Марии Кирилловны. О характере этой неравной схватки мы могли судить по опрокинутой на бок тумбочке и разбитым склянкам с растекшимся по полу содержимым, а о результатах поединка недвусмысленно свидетельствовали два красноватых пятнышка на высоко запрокинутой шее женщины. Видимо, когда Герман спугнул Вальду, она выпрыгнула (или вылетела) в окно, предварительно успев нанести Марии Кирилловне смертельный укус. Мы опоздали на миг, краткий миг длиною в человеческую жизнь.

Некромант подошел к обмякшей на стуле врачихе и легким касанием ладони закрыл ей глаза. Точь в точь, как это обычно проделывают с мертвецами. Я невольно вздрогнула от пробирающего до костей холодного дыхания смерти, но тут докторша издала что-то вроде наподобие продолжительного зевка, и у меня значительно отлегло от сердца. Довольно с нас трупов!

-Слушайте меня и не перебивайте! –Герман выступил на середину разгромленной палаты, поочередно обвел нас тяжелым, прижимающим к земле взглядом, и я вновь поразилась, как это тщедушное существо умудряется  морально возвышаться над двухметровыми геркулесами типа Макса Терлеева, - эта женщина не умерла, а впала  в предшествующий обращению катарсис. Ее сердце опять запустится, когда организм закончит внутренние изменения, и мир получит нового вампира. Она восстанет из гроба и начнет пить из людей кровь. Пока обращение не произошло, у нас есть выбор: убить  ее  прямо сейчас,  оставить все, как есть и позволить организму перестроиться, или найти противоядие в течение  пяти часов.

-Что это у нее руке? – каким-то  чужим голосом спросил Макс. Он стоял к Марии Кирилловне ближе всех, и при первых же словах некроманта интуитивно отшатнулся в сторону, но заставить себя отвести глаза от безжизненного тела женщины все равно не смог. Его немигающий взгляд был прикован к сжатой в кулак руке  Марии Кирилловны, в которой мать Феликса продолжала стискивать непонятный предмет, похожий на погнутую алюминиевую ложку.

-Где? –Герман опустился на колени и один за другим разжал сведенные судорогой пальцы, - невероятная удача! Как ей только удалось?

Я узнала этот металлический крест с закругленной петлей наверху практически сразу же, как только некромант предоставил свой трофей для всеобщего обозрения.  Мария Кирилловна и в самом деле совершила невозможное: руководствуясь поистине животным инстинктом,  защищающая своего ребенка мать успела в предсмертной агонии  сорвать с Вальды магический амулет. Застигнутая нами врасплох носферату   в панике отступила, и анк так и остался лежать в остывающей руке женщины.

-Вопрос снят с повестки дня, - буднично сообщил некромант,  - я уничтожу анк, и «костяной дракон» погибнет. Пора расходиться, скоро сюда съедется полиция.

-А как же она? – миндалевидные глаза Эрика сфокусировались на  потерявшей для Германа даже чисто научный интерес Марии Кирилловне, - ты получил свое, и теперь хоть трава не расти? Так, некромансер? 

Герман неопределенно повел плечами.

-Моя миссия выполнена. Я не вмешиваюсь в дела вампиров и людей, если это напрямую не касается моей личной сферы интересов.

-Прекрасно, - облизнул нижнюю губу Эрик, - это твое право.  Скажи, где достать противоядие, и проваливай  куда хочешь. И не тяни резину,  время тикает. Ну,  долго нам еще ждать?

-Время действительно тикает, хацкер, - согласился некромант, - но это, прежде всего твое время. Может быть, стоит  отбросить сентиментальность, и потратить его на поиски экзорциста? Научись, наконец, отделять зерна  от плевел!

Феликс заворочался во сне и беспокойно застонал. Макс вздрогнул, усилием воли оторвал взгляд от Марии Кирилловны  и сделал решительный шаг по направлению ко мне. Эрик ревниво сузил глаза, но ничего не сказал. Худой мир был в любой случае лучше доброй ссоры, и эта спонтанно сформировавшаяся коалиция, несмотря на всю свою шаткость и неустойчивость, внушала слабую надежду на благополучный исход.

-Про-ти-во-я-ди-е, - по слогам повторила я, - как ей помочь?

Некромант утомленно вздохнул. По всем признакам, он жаждал  как можно быстрее избавиться от нашего общества  и вернуться на свое нежно любимое кладбище. Мы раздражали Германа, будто назойливые мухи, но за неимением подходящей мухобойки, он вынужден был искать менее радикальные способы от нас отвязаться.

-Противоядие от укуса вампира – это и есть кровь вампира, укусившего жертву. Мертвого вампира, прошу учесть. Так что у вас всего пять часов на то, чтобы найти носферату и убить ее. Без анка она достаточно уязвима, и при некоторой доле везения, у вас есть шансы на успех.

 

ГЛАВА XVIII

-Дай телефон! – я протянула некроманту раскрытую ладонь и в упор взглянула в его пустые, невыразительные глаза, - давай же!

Ради того, чтобы мы наконец-то отправились восвояси, Герман, похоже, готов был не только вручить мне мобильник, но и выполнить любые мои самые экстравагантные желания вроде присвоения пожизненного статуса владычицы морской, но в отличие от пушкинской старухи я реально осознавала перспективу остаться у разбитого корыта вследствие чрезмерно завышенных требований  и на вооружение взяла небезызвестную поговорку о клюющей по зернышку курочке.

-Ида, звони в полицию! – наивно посоветовал Макс, у которого, видимо, до сих пор не сформировалось четкой позиции относительно произошедшей в клинике трагедии,  и  которому шаблонная модель поведения в чрезвычайных ситуациях все еще продолжала казаться единственно верным выходом из сложившегося положения.

-Я берегу твою карьеру, дорогой, -фыркнула я, мысленно проклиная длинные гудки в трубке, - я думала, скандал со свадьбой вдоволь пощекотал тебе нервы.  Или ты не хочешь ехать на чемпионат Европы  и собираешься отсидеться в КПЗ по подозрению в убийстве?

Макс возмущенно затряс головой, будто одолеваемый ушным клещом пес, и уже нацелился  на прочтение вдохновенной проповеди о губительном влиянии деструктивных религиозных течений на неокрепший разум попавших в сети неофитов, но тут мне наконец-то ответил вызываемый абонент, и я жестом попросила всех присутствующих поймать тишину.

Спросонья Райкина мать долго и мучительно соображала, кто я  такая и с какого перепуга мне взбрело посреди ночи бессовестно названивать ей домой, а учитывая, что на продолжительные  объяснения у меня катастрофически не было времени, все реплики с  моей стороны сводились исключительно к страстным мольбам позвать к телефону мою сладко спящую подружку. 

Первое слово нагло вытащенной из теплой постели Райки оказалось до боли предсказуемым, и когда  в ответ на произнесенное с вопросительно-тревожной интонацией имя «Феликс» я уклончиво сообщила «Почти», моя подружка мигом проснулась.

-Райка, бери такси и  быстро в клинику!  Не отходи от Феликса и никого  к нему не пускай. Если он спросит про мать, скажешь, она у тебя дома. Рая, что ты молчишь? Одна нога здесь, другая там!

-Идочка, я уже еду, - к моему командному тону Райке было не привыкать, но обычно перед тем, как мне удавалось направить ее гиперактивность в конструктивное русло, на меня изливался бескрайний поток преимущественно глупых вопросов. На этот раз моя подружка повела себя, как поднятый по тревоге солдат, и  я бы не удивилась, узнав, что в течение нашей непродолжительной беседы, она успела полностью облачиться в «боевое обмундирование».

Честно сказать, я очень боялась, что наша шумная возня в палате разбудит Феликса, и я буду вынуждена улыбаться фальшиво-ободряющей улыбкой  и убеждать художника в том, во что мне самой верилось с превеликим трудом, но под воздействием лошадиной дозы снотворного ослабленный кровопотерей  организм продолжал пребывать в спасительном забытье. Феликс глухо стонал во сне, словно интуитивно чувствовал неладное,  а его длинные, иссиня-черные ресницы  часто вздрагивали, однако, плотно смеженные веки не позволяли ему увидеть страшную картину. 

Врачиха-гинеколог тоже впала в  неестественно глубокую дремоту, и тихо кемарила на стуле. Ее  пышным телесам было явно тесновато  на неприспособленном для столь толстомясых седалищ предмете мебели, и не выдерживающий чрезмерной нагрузки стул жалобно поскрипывал и шатался на  своих тоненьких  деревянных ножках, будто новорожденный теленок. Не уверена, что в такой неудобной позе докторша проспит до утра. Да и будь она хоть трижды загипнотизирована,  все чары с нее снимет, как рукой,  когда своими сонными телодвижениями она доконает и без  того едва живой «насест» и со всей дури грохнется на пол.

-Надо уходить, - озвучил мои собственные мысли Эрик, - на улице подумаем, что делать дальше. 

-И ее забирайте, - Герман указал пальцем на бездыханную Марию Кирилловну, -иначе ее отвезут в морг, да еще и вскрытие проведут. Тогда вы уж точно одним противоядием не отделаетесь.

К горлу у меня внезапно подкатил тошнотворный комок. Черт, еще немного, и я не выдержу, и сорвусь.  Не могу больше слышать про трупы, морги, разложение, вскрытие!

-«Ненавижу всяческую мертвечину, обожаю всяческую жизнь!»- вслух процитировала я, и меня как-то сразу отпустило.

-Я с тобой абсолютно согласен, - неожиданно произнес Макс, испытывающий от  нахождения рядом с погруженной в катарсис женщиной не больше приятных ощущений, чем от употребления в пищу рыбьего жира.

-Вообще-то, это Маяковский, - криво усмехнулся Эрик, - не уверен, что ты умеешь читать.

Я примирительно подняла руки. Литературоведческие дискуссии – это, конечно, здорово,  однако, у меня присутствуют серьезные сомнения в их уместности. Притом,  несмотря на то, что я, как и Эрик, не проникнута к экс-жениху особой симпатией, из нас четверых, он один сгодится в качестве тягловой силы и в случае его отказа  помогать нам в транспортировке Марии Кирилловны, мне останется лишь уточнить у некроманта, не обладает ли он скрытыми способностями перемещать материальные объекты посредством телепортации.

Макс с легкостью взвалил на плечи неподвижную женщину. Мрачный и растерянный, он тем не менее безоговорочно выполнил мою просьбу, и я даже примерно догадывалась,  какого рода мотивы им двигали.  Стремление  любой ценой вызволить меня из сектантского плена одержало верх над осторожностью, и Макс осознанно шел на риск. Если он изначально не блефовал,  в машине его дожидалась группа поддержки, и при  ее непосредственном содействии футболист наделся  героически скрутить всю шайку и сдать ее в ближайший участок. Вероятно, мне предназначалась почетная роль прекрасной принцессы, которой  по неписанным законам жанра полагалось  выйти замуж за своего освободителя. 

Значительных сложностей на посту охраны у нас, к счастью, не возникло. Максовский поклонник  рассеянно выслушал безыскусную историю  о разбитом материнском сердце, не выдержавшем ночных бдений у постели больного сына, и предупредительно распахнул перед своим благородным кумиром входную дверь. Меня беспокоила грозящаяся  с минуты на минуту доломать многострадальный стул врачиха, но Герман заверил меня, что некоторые, мягко говоря, скользкие моменты, просеются через дырявое решето ее памяти, и  по пробуждению она еще долго будет недоумевать, как же ее угораздило заснуть во время дежурства.

Не знаю, какая договоренность существовала между Максом и его дружками, но торжественно встречать его у входа в клинику они почему-то не торопились, и согнувшийся под тяжестью окоченевшего тела Марии Кирилловны экс-суженый застыл на пороге в напряженном ожидании.

- У тебя курить есть? – спросил Эрик, мрачно вглядываясь в темноту. Глаза у него заметно покраснели и слезились настолько сильно, что парень постоянно вытирал скапливающиеся в уголках капли рукавом своей рубашки.

-Не курю, -  пренебрежительно фыркнул Макс и язвительно добавил, - хреново выглядишь, Данилевский. 

-Зато Линкс разглядела во мне богатый внутренний мир, -моментально парировал Эрик, но потом задор у него резко пропал и он едва слышно выругался сквозь зубы, вновь вытирая выступившие слезы,- чертовы линзы, достали они меня уже!

-Я вам больше не нужен? –нарочито вежливо осведомился некромант, всем своим видом демонстрирующий острое желание раствориться в непроглядной мгле больничного сквера, -я должен уничтожить анк…

-Сначала такси нам вызови, - Эрик облизнул разбитую нижнюю губу, -нам нужно скорее отвезти мать Феликса домой, а то еще господин Терлеев надорвется от тяжести.

Макс обиженно засопел и  без видимых усилий распрямил свои богатырские плечи, словно вес Марии Кирилловны им вовсе не ощущался. Футболист покрутил головой по сторонам,  заприметил неподалеку изящную кованую скамейку и бережно опустил на нее безжизненное тело.

-Или Ида сейчас едет со мной,   или я остаюсь здесь до тех пор, пока вы ее не отпустите! – Макс хотел было взять меня за руку, но я шустро юркнула за спину Эрику,  справедливо опасаясь, как бы экс-жених не схватил меня в охапку и силой не уволок  с собой.

-Бывают же такие идиоты, - устало потер виски Эрик, - радуйся, что у нас  в самом деле не секта и мы не используем человеческие жертвы для вызова дьявола. Где твоя машина?

Макс недоуменно наморщил лоб. Его линейное мышление, однозначно, было не в состоянии переварить внезапный  логический переход.

-На парковке, - автоматически отчитался футболист, все еще не понимая, к чему клонит Эрик, - и что?

-Ты же не хочешь расставаться с Линкс, так? – миндалевидные глаза парня презрительно сузились, но нездоровая, воспаленная краснота смазала весь эффект, -вот и покатай нас по городу.  Не волнуйся, мы задержим тебя максимум на пять часов.

-Я не обязан участвовать в ваших грязных делишках,- начал было выкаблучиваться мой экс-жених, но идея Эрика мне настолько понравилась, что я ничтоже сумняшеся высунулась из-за спины парня и елейным тоном пропела:

-А я не обязана покрывать твои проступки, Макс. Может быть, в полицию мне обращаться и не резон, но подробную статью о твоей пьяной выходке в моей квартире я напишу на раз плюнуть. Ну, что, иди, разгоняй свой народ, и поехали!

Широкие плечи Макса обреченно поникли, и во мне вдруг шевельнулось нечто похожее на жалость. Ведь это не Макс довел меня до попытки самоубийства, а я довела Макса до попытки изнасилования, но как ни парадоксально, упорно выставляю его виноватым во всех своих проблемах.  Что там такого рассказала ему Кристина, что мой экс-жених намертво вбил себе в голову навязчивую идею выцарапать меня из лап сектантов, невзирая на мое отчаянное сопротивление собственному спасению? По ходу дела, Макс оказался намного лучше, чем я о нем думала, раз применяемый в его отношении шантаж отдается во мне ощутимыми угрызениями совести.

-Нет никакого народа, Ида, - признался футболист, - моя карьера и репутация и так висят на волоске, чтобы я  посвящал в свои дела кого-то еще. Я приехал один.

-Подожди, некромансер! – пока я с отвисшей челюстью умилялась нравственному величию своего экс-жениха, Герман потихоньку отступил в глубь больничного сквера и по всем признакам твердо намерен был уйти по-английски, но страдающий от непрерывного слезотечения и от этого более нервный, чем обычно, Эрик не позволил некроманту ретироваться, - мы с тобой не договорили. Как нам найти Вальду?

-Откуда я знаю? – Герман отсутствующим взглядом наблюдал за тем, как Макс снова перекидывает  похожую на безвольную тряпичную куклу Марию Кирилловну через плечо, - пусть Линкс возьмет след!

-Я тебе что, собака? – искренне возмутилась я, но затем до меня, кажется, дошло, что имеет в виду некромант. А почему бы и нет? На кладбище я нашла могилу Агаты по  цвету энергетической нити, значит, сейчас я вполне могу отыскать саму Агату через…

-Давай анк! –воскликнула я так громко, что шагающий в авангарде Макс остановился, как вкопанный, -я попробую!

Некромант неуверенно повертел «петлю вечности» в свой бледной руке.

-Я не дам тебе амулет, Линкс, - категорично заявил Герман, - ты его активируешь, а это недопустимо. Установление привязки вызывает колоссальный выброс энергии,  а ты не умеешь его экранировать.

-А ты умеешь? – Эрик вплотную подошел к некроманту  и бесстрашно встретил его жуткий взгляд с просвечивающей через полупрозрачную радужку преисподней, - по глазам вижу, что умеешь. Смешно, да?  Правда, для меня это смех сквозь слезы. Тоже смешно. Ладно, посмеемся позже. Поедешь с нами, а когда все закончится, можешь забирать свой чертов анк и делать с ним всё, что хочешь.

Я не думаю, что у Германа не нашлось достойных аргументов в защиту своей точки зрения, но по неясным причинами он ими не воспользовался,  и неохотно  присоединился к нам. Возможно, некромант просто трезво оценил обстановку и понял, что для него будет выгоднее пойти нам навстречу и позволить мне поработать с амулетом под присмотром специалиста, чем позволить втянуть себя в бессмысленный спор, в то время как «костяной дракон» сантиметр за сантиметром отвоевывает  новые территории.

Марию Кирилловну мы разместили на заднем сиденье между мной и некромантом. Как ни странно, женщина совсем не внушала мне заложенного в подсознании каждого из нас страха перед мертвыми. Мне было  намного легче представлять себе, что она  всего лишь спит летаргическим сном, и очень скоро ее ледяная кожа порозовеет от живительного тепла. Собранные в высокую консервативную прическу волосы Марии Кирилловны  обнажали следы укуса на шее, и две крошечные точки казались  прорехами в полотне жизни, через которые неумолимо просачивается яд смерти.

-Господи, у меня в машине труп! – запоздало осознал Макс, проворачивая ключ  в замке зажигания, - а если нас гаишники остановят?

-А ты правила дорожного движения не нарушай, -  саркастически порекомендовал Эрик.

 

ГЛАВА XIX

Машина у Макса была дорогая и быстрая, с мощным движком под капотом и стильным интерьером кожаного салона.  Красными слезящимися глазами Эрик с брезгливым презрением разглядывал развешанную повсюду сувенирную футбольную атрибутику, и каждая черточка его усталого лица выражала глубочайшее отвращение ко всему увиденному.  С его плотно сжатых губ готовы были вот-вот сорваться язвительные комментарии, но парень находил в себе силы держать рот на замке, и я могла только предполагать, чего ему стоило это вымученное молчание.  Когда  моя рука мимолетно коснулась его худого, острого плеча, Эрик честно попытался улыбнуться,  и  хотя  улыбка вышла у него кривой и некрасивой,  тем не менее,  выглядела она до боли настоящей.  Если у тебя жуткое раздражение от чересчур долгого ношения контактных линз,  одет ты в  мятую пародию на вечерний туалет, а последняя сигарета была благополучно выкурена больше часа назад, навряд ли кто-то поверит в твои  жалкие гримасы фальшивой радости.

Некромант вручил мне анк с таким откровенным сожалением, будто я собиралась отправить амулет в переплавку  и  под видом цветного металла продать его нашим соседям из Поднебесной. Он явно не одобрял мою затею, и  испытывал закономерные опасения в связи с возможными  негативными последствиями от нецелевого использования древнеегипетского символа бессмертия.  Но сейчас настало время прислушаться, прежде всего, к внутреннему голосу, и от того, насколько четко я сумею разобрать его ментальные посылы, зависело дальнейшее направление нашего движения.  А пока  непривычно задумчивый Макс осторожно вел машину по ярко освещенным улицам столицы, и  я  периодически ловила в зеркале его вопросительный взгляд.  Что ж, пора дать ему однозначный ответ, а то из-за этих бесцельных разъездов  еще бензин в самый неподходящий момент закончится.

Анк оказался неожиданно теплым и каким-то живым. Вполне вероятно, что амулет элементарно нагрелся в ладонях некроманта, но я все-таки склонялась к мысли, что  повышенная температура анка объяснялась физически ощутимой энергетикой. В противном случае, на моей замечательной идее можно было смело ставить крест,  так как я заведомо не видела резона задавать вопросы фигурному куску железа. С аналогичным успехом мы могли отправиться в центральный сквер и до утра вопрошать бронзовый монумент, возведенный в честь юбилея победы в отечественной войне.

Увы,  инструкция по применению в комплекте с анком не поставлялась, а  обращаться за советом к Герману я не хотела из принципа. Конечно, моя глупая  самоуверенность могла стоить жизни Марии Кирилловне, но диалоги с внутренним голосом не прошли для меня даром. Я постепенно обретала уверенность в своих пси-способностях, несмотря на то, что толком не представляла, что сие вообще означает. Я просто знала. Знала и всё. Но одних знаний здесь было не достаточно, от меня требовалось превратить  принятые за аксиому утверждения в конечный результат.

Глаза я закрыла исключительно по наитию, и окружающий мир мгновенно изменился до неузнаваемости. Мои спутники никуда не исчезли, они словно перешли в другое агрегатное состояние, и теперь представляли собой  аморфные пульсирующие объекты, испускающие разноцветные лучи.  Лишь черное пятно неподвижной ауры Марии Кирилловны резко контрастировало с многообразием красок.

Фиолетовое поле с серебристым оттенком – это некромант. Я ожидала, что  аура Германа окажется такой же бледной и неказистой, как и его отталкивающая внешность, но энергетическое alter ego некроманта поражало своим сияющим великолепием.  Солнечная желтая аура – это Макс. Кое-где на Солнце проступали мутные коричневые разводы и периодически происходили краткие вспышки грязно-зеленого цвета. А вот и Эрик с аурой-хамелеоном: темно-серая, будто его миндалевидные глаза, пронзительно алая, как крылья сирруша, изумрудно-зеленая и бледно-голубая, оранжевая с желтизной -более противоречивой натуры невозможно даже вообразить. Мне было весьма  любопытно взглянуть со стороны на свою собственную ауру, но в условиях цейтнота личные интересы следовало решительно отодвинуть на второй план, что я и не преминула сделать, сосредоточившись на основной задаче.

Легко сказать, возьми след! Может, мне и вправду, стоит влезть в собачью шкуру и с раздувающимися ноздрями принюхиваться к запаху добычи? Эдакая симпатичная энергетическая псинка с неимоверно развитым  чутьем. А почему бы и нет?

Вообще-то я всегда ассоциировала себя с дикой кошкой, и перевоплощение в исконного врага  всего семейства кошачьих далось мне далеко не сразу. Я  по крупицам собирала свой новый образ,  и пусть у меня в итоге получился лохматая помесь пуделя с таксой (детально я смогла представить только данные породы собак, да и то, потому,  что кто-то из моих знакомых держал  их в качестве домашних питомцев), для астрального сыска этот противоестественный гибрид вполне годился. Оставалось лишь  впитать в себя остаточную энергетику Вальды, и, интенсивно  виляя хвостом, нестись по следу.

Ориентир я визуализировала в виде извилистой нити, по которой, словно ток по проводам, текла странная, концентрированная энергия.  Нить была слабенькой и тонкой и грозилась в любой момент оборваться, и я  спешила изо всех сил, чтобы успеть поймать ее ускользающий кончик. Лапки моей астральной ищейке по злой иронии судьбы достались именно от таксы, и хотя перебирала она ими с завидной скоростью, для полноценного выполнения обязанностей гончей ее конечности были несколько коротковаты.  Я чувствовала себя взмыленной и утомленной, как будто действительно пробежала через всю столицу,  и когда, наконец, достигла финиша, готова была  натуральным образом свесить язык через плечо. Финальная точка стала для меня большим  сюрпризом. Связывающая Вальду и анк энергетическая нить вела, куда бы думали? В мансарду дома в Депутатском переулке.

Вернуться в реальность, было не в пример сложнее, чем ее покинуть. Веки слиплись, тело онемело, а мозг  упорно отказывался мыслить земными категориями. На краткую долю секунды, я вдруг испугалась, что навсегда останусь среди мерцающих аур и мне больше никогда не суждено увидеть материальный мир, я барахталась в астральном море до тех пор, пока не вспомнила, что большинство собак - отличные пловцы.

-Линкс! – первым, что я увидела  при помощи «нормального» зрения, были воспаленные глаза перегнувшегося через  переднее сиденье  Эрика, - ты в порядке?

- Линзы вытащи, - ультимативно потребовала я,- иначе совсем ослепнешь. А  окулиста у меня на примете нет, только акушер-гинеколог.

Эрик с неприкрытым облегчением перевел дух. Вероятно, понял, что  раз я сходу начала иронизировать, значит, мои дела обстоят не так уж и плохо.

-Верни анк, - грудной голос некроманта  мягким бархатом коснулся моих ушей, - Линкс, разожми пальцы.

Это было невыносимо больно. Неописуемо больно. Дико больно. Амулет врос в мою ладонь, и я словно отдирала его вместе с кожей. Я знала, что мои страдания имеют под собой в большей степени психологическую, чем физиологическую основу, и единственное, что  мне надо было сделать, это мысленно разорвать энергетическую привязку, но то ли все мои резервы были окончательно исчерпаны, то ли я просто не умела с ними правильно обращаться. Чертов анк прилип к моей руке всерьез и надолго.

Убедившись, что самостоятельно я при всем желании не справлюсь, некромант предложил действенный способ мне помочь. Довольно оригинальный, надо сказать, способ. Хотя на тот момент мне было так больно, что оценила его оригинальность я уже гораздо позже.

-Дай зажигалку, хацкер! Быстрее! Отжигай привязку, Линкс! Представь эту нить и подпали ее!

-Вы мне машину сожжете! – Макс  с ужасом наблюдал, как я целенаправленно вожу зажигалкой в воздухе, - Линкс, ради бога, осторожней!

По салону поплыл удушливый запах гари,  анк внезапно выпал из моей руки и  полетел куда-то на пол. Некромант молниеносно нагнулся, схватил амулет, подул на него,  как на горячий чай, и быстро определил анк в потайной карман.

Я в изнеможении откинулась на спинку сиденья и позволила себе потратить пару минут на восстановление сбившегося дыхания. Голова кружилась, словно электрическая карусель, губы пересохли, меня подташнивало и мутило. Если полицейские собаки чувствуют себя так же мерзостно после каждой удачно проведенной поисковой операции, то за вредность им нужно ежедневно выдавать сахарную косточку.

-Ида, держи! – никаких косточек Макс с собой в машине не возил, зато у него обнаружилась почти полная бутылка минеральной воды, к которой я тут же с жадностью приложилась, будто добравшаяся до водопоя лошадь, -получше тебе?

-Более или менее, - не стала гиперболизировать я, -мне известно, где искать Вальду.

Некромант нетерпеливо кивнул. Полупрозрачная голубоватая радужка его глаз чуть заметно порозовела от волнения.

-Мансарды в Депутатском, - я и не собиралась испытывать терпение Германа. Он,  мне в конце концов, чем мог, тем помог, -скорее всего, это квартира Феликса.

Эрик и некромант изумленно переглянулись. Пребывающий, что называется, не в теме Макс лишь недоумевающе пожал широкими плечами  и обратил взгляд в сторону спутникового навигатора.

Мария Кирилловна, во имя спасения которой мы стремительно двигались в район Депутатского переулка,  производила на меня двойственное впечатление.  Она, несомненно, была мертва:  трупное окоченение и восковая маска смерти на ее интеллигентном лице однозначно свидетельствовали в пользу причисления  эта женщины к покойникам. Но только аура не умерла,  ее всего лишь парализовало, и у нас  еще имелись шансы вдохнуть жизнь в ее физическое тело.

После импровизированного совещания мы оставили мысль отвезти женщину  ко мне домой и  ехать в Депутатский «налегке». Никто из нас не мог даже предположить, что ожидает нас в мансарде, и сколько времени мы там проведем, а следовательно, по  закону подлости, фатальное опоздание на считаные секунды имело вероятность случиться вновь. Мы готовились совершить убийство, но у нас не было ни плана, ни оружия. А самое главное, у нас не было четкого осознания  преступной составляющей нашего замысла.

Линзы Эрик так и не снял, хотя я  живописно описала ему страшную перспективу ослепнуть разом на оба глаза. Будущее казалось парню слишком неопределенным и туманным,  и ради призрачных очертаний завтрашнего дня он не собирался жертвовать своей сегодняшней дееспособностью. Когда я с присущим мне упорством принялась настойчиво гнуть свою линию, мою бурную активность притормозил некромант, ответственно заявивший, что тратить драгоценную пси-энергию на непроизводительный спор в нашем положении крайне опрометчиво.  Добившись от Эрика клятвенного обещания хотя бы прекратить постоянно тереть глаза, я временно сдала позиции, но стоило мне опять взглянуть на  постепенно приобретающего все большее сходство с незабвенным Оскаром Монти парня, как у меня с губ невольно слетало очередное ругательство.

В одном нам точно повезло:  встречи с вездесущими сотрудниками дорожной полиции нам удалось избежать. Сколько я знала Макса, он всегда отличался похвальной аккуратностью за рулем, и даже следующие одно за другим нервные потрясения никоим образом не повлияли на его водительские навыки. Мой экс-жених, словно управлял автомобилем на встроенном автопилоте,  и нам оставалось лишь надеяться, что капризная техника не даст непредвиденного сбоя.

На улице давно наступила глухая ночь, однако, мансардные окна знакомой пятиэтажки приветливо светились. Если две словоохотливые пожилые леди не преувеличивали насчет маргинального образа жизни обитателей помещений под крышей, богемная тусовка веселилась по полной программе.  Свет не озарял лишь одну комнату-студию, ту самую, где потомок императорской династии Феликс Романов создавал свои художественные шедевры.

-Оставайся в машине! – некромант жестко пресек попытку Макса открыть дверцу, - тебе там делать нечего Сиди тихо и жди нас.

Футболист оглянулся на неподвижное тело Марии Кирилловны и инстинктивно передернулся.

-Мне неприятно находиться рядом с трупом, - нехотя признался Макс, - лучше я с вами пойду.

Некромант отрицательно помотал головой.

-Если тебе будет от этого легче, то смею тебе напомнить, что это не труп, а новообращенный вампир в стадии катарсиса.

-Она меня не укусит? –  недоверчиво уточнил Макс, опасливо посматривая на бедную женщину. Да я бы на его месте до потолка от счастья прыгала! Сиди себе спокойно, слушай радио и, как говорится, в ус не дуй. Нет же, на передовую ему захотелось!

-Сегодня нет, - оптимистично сообщил Эрик, - а на будущее стопроцентно утверждать не берусь. Вдруг мы не сможем противоядие достать! У тебя группа крови какая?

 

ГЛАВА XX

-Вторая, - природный румянец  исчез  с испуганного лица футболиста в мгновение ока, Макс побледнел, словно живая реклама отбеливающего средства, и еле слышно добавил, - положительная.

-Тогда расслабься и спи спокойно, -снисходительно оттопырил разбитую нижнюю губу Эрик, - у любого порядочного вампира желудочный сок на тебя только с большой голодухи выделится.

-Не понял…, - обиженно начал Макс, до такой степени привыкший всегда и везде быть на первых ролях, что последнее место в рейтинге наиболее привлекательных для кровососов жертв показалось ему чуть ли не личным оскорблением, но я перебила своего экс-жениха на полуслове:

-Для того, чтобы понять юмор Эрика, требуется несколько часов вдумчивого осмысления, Макс, - авторитетно заявила я, -именно этим я и предлагаю тебе заняться, пока мы разберемся с носферату. Представь, что ты на тренировочных сборах,  но только прокачиваешь не икроножные мышцы, а мозги.

 -Мозгами предварительно необходимо обзавестись, а, насколько мне известно, в магазине они не продаются, - насмешливо заметил Эрик.

Макс угрожающе сжал внушительных размеров кулаки, я мне стало ясно, что, если я не вмешаюсь в ситуацию, то скоро из  всех окон дружно повысовываются разбуженные ночной дракой жильцы и после нескольких устных предупреждений, не мудрствуя лукаво, вызовут представителей правоохранительных органов.

-Слушайте, может, хватит уже? – я поискала глазами некроманта в надежде заручиться его поддержкой, но во взгляде Германа сквозило лишь скучающее безразличие, - вам, что, делать больше нечего? Например, подумать над тем, как мы проникнем в подъезд, никто не желает?

-Я это и так знаю, -Эрик повернулся к машине спиной и с ухмылкой бросил через плечо, - а тебе, центрфорвард, надо было сканворд купить. Правда, скорее всего, результат получился бы, как в том анекдоте: отгадал все буквы, но не смог прочитать слово.

Я прекрасно осознавала, что это была типичная защитная реакция, и на самом деле внутри у Эрика все переворачивалось от страха, но с другой стороны, Макс как-никак являлся ведущим игроком национальной сборной, и следовательно, охраняемым законом достоянием республики, посягать на которое было равнозначно совершению акта вандализма по отношению к объекту государственной собственности. Впрочем, определенный резон в словах Эрика все же присутствовал: хороший сканворд здорово бы скрасил моему жениху тягучее ожидание в компании бездыханного тела Марии Кирилловны.

Входная дверь в интересующем нас подъезде была оборудована системой домофонной связи, мало чем отличающейся от десятков тысяч подобных устройств, установленных по всей столице. Я наудачу дернула  ручку и обратила на Эрика вопросительный взгляд.

-Ваше слово, товарищ Маузер, - фыркнула я, понимая, что все-таки заразилась от парня дурным примером скрывать нервное напряжение за неуместными остротами, -справишься?

В красных, слезящихся глазах Эрика мелькнуло откровенное превосходство. Парень ожесточенно потер припухшие, воспаленные веки, проигнорировал мое неодобрительное хмыканье и неуловимым движением пробежался пальцами по кнопочной панели. Домофон жалобно пискнул, как попавшийся в мышеловку грызун и  вдруг приветливо замигал желтыми лампочками подсветки.

-Сильвупле, - не иначе, как от  распирающей его гордости, перешел на ломаный французский Эрик, - я же говорил, для Данте не существует закрытых дверей.  Все домофонные коды давно выложены в сеть, и большинство их них я помню наизусть.

-Неплохо, - сдержанно похвалил некромант, - иногда от тебя тоже бывает польза, хацкер.

На первом этаже  тускло горела одна единственная лампочка, видимо, с целью предотвращения выкручивания, колоритно разрисованная лаком для ногтей. Идея была, в общем-то, не нова, и срабатывала далеко не во всех подъездах, так как периодически встречались не особо привередливые злоумышленники, находящие применение и для оригинальных дизайнерских решений. Однако, жители дома в Депутатском явно превзошли самих себя: сорокаваттную «грушу» украшала  ярко-розовая надпись многозначительного содержания.

-Пошли вы в ж…, - сквозь  приглушенный смех зачитал Эрик, - и ты все еще продолжаешь утверждать, что это у меня специфическое чувство юмора, Линкс?

-Нет предела совершенству, Данте! Зато какой творческий подход! Одно слово – богема!

Три этажа мы преодолели в гробовом молчании. Гулкие, отчетливые звуки наших шагов болезненно отдавались в виски, а  рваный ритм неровно бьющегося сердца вызывал неприятный шум в ушах.  Я нащупала в полумраке влажную ладонь Эрика и уже больше ее не отпускала. На тонком запястье парня бешено долбил пульс. Я машинально посчитала толчкообразные колебания, и мне стало еще тревожнее: сто семьдесят пять ударов в минуту.

На лестничной площадке между четвертым и пятым этажами мы остановились, будто по команде.  Помимо липкого, удушливого страха у нас имелась еще одна проблема житейско-бытового характера, и увлеченные мыслями о неизбежной схватке с загнанной в угол Вальдой мы до сих пор не уделили ей должного внимания.

-А дверь в квартиру Феликса ты так же красиво откроешь? –ехидно спросил у Эрика некромант, приглаживая неестественно белые волосы, - в окошко лезть высоковато.

-Позову центрфорварда, пусть на таран идет, - раздраженно огрызнулся  парень, и уже гораздо спокойнее осведомился, - есть другие варианты? Критерии приемлемости следующие: быстро, надежно и эффективно.

Я подняла голову и задумчиво обвела взглядом массивную железную дверь с огромным, выпуклым глазком.

-А как насчет рискованности? – уточнила я, - допустимый уровень по шкале от одного до десяти?

-Одиннадцать, - кончиками губ улыбнулся Эрик, приблизительно разгадавший мои намерения, - побудь здесь, некромансер, а мы с Линкс ненадолго сходим кое к кому в гости.

Дверной звонок у нашей знакомой был установлен такой же старомодный и дребезжащий, как и сама хозяйка квартиры. У нас, привыкших к электронным трелям детей технократической цивилизации, металлический трезвон вызывал устойчивые ассоциации с доперестроечными временами,  и при этом еще и нечеловечески резал слух, а учитывая, что названивали мы не раз и не два,  в конечном итоге наши головы натуральным образом раскалывались на части.

-Кто там? – надтреснутый старушечий голос раздался из-за двери в тот момент, когда мы с Эриком всерьез начали подумывать о поиске обходного пути.

-Анна Галактионовна, откройте, пожалуйста, это Ида Линкс! –даже без репетиций я сумела смодулировать взволнованные интонации искреннего беспокойства. Но, увы, мое имя не обладало магическими свойствами, и  поднятая посреди ночи бабка не спешила нас впускать. Вот если бы я сказала, что-нибудь вроде «Откройте немедленно, это финансовая полиция, вы арестованы по обвинению в уклонении от уплаты налогов на доходы от продажи свежей клубники», дело, однозначно, пошло бы веселее, но доступ к расположенную непосредственно под жилищем Феликса квартиру был мне нужен всего лишь, как промежуточное звено, а без содействия голубоволосой плантаторши  у нас отсутствовали малейшие шансы продвинуться выше.

-Уходите отсюда, - буркнула «Мальвина», - вы так и не написали про нас статью.

Приехали! Великолепная мотивация для отказа общаться с подозрительными визитерами. Да приди мне на ум действительно  пустить в печать все  безрассудно обещанные публикации, мне пришлось бы месяц безвылазно сидеть за лэптопом без воды и пищи, да и то не факт, что  я смогла бы уложиться в намеченные сроки.

-Анна Галактионовна, простите, не до статей мне пока! – не стала я грешить против истины, - Феликса избили и ограбили, он в больнице без сознания! Ему срочно нужно лекарство, которое он обычно принимал. Ни в одной круглосуточной аптеке этого препарата нет, но Феликс должен обязательно хранить резервную дозу дома. Умоляю, Анна Галактионовна, не дайте ему умереть!

Ложь во спасение все равно остается ложью, но кто потом об этом вспомнит? Конечно, все нашими поступки непременно учтутся и зачтутся на небесах,  но в соответствии с теорией покойного профессора Вельштейна, великие боги тратят намного больше времени на банальный передел власти, чем на подсчет оборотного сальдо  в ведомости соотношения добра и зла.

-Как называется лекарство? – не знаю, почему у  дотошной старушенции не задалась карьера в НКВД, но ее въедливость сделала бы честь любому следователю. Впрочем, возможно, мне не все известно, и покраска волос в голубой цвет –это не самая выдающаяся веха в биографии Анны Галактионовны.

-Криопреципитат, - без запинки выговорил Эрик и снова принялся тереть свои многострадальные глаза, - фактор свертывания крови.

Один за другим защелкали открывающиеся замки. Свои висячие сады престарелая Семирамида оберегала, как зеницу ока, хотя я и  с трудом представляла себе, какой наглостью должен был обладать  потенциальный грабитель, чтобы пойти на дело с двумя садовыми бидонами наперевес, и какое ангельское терпение проявить, чтобы ягодку за ягодкой аккуратно собрать поспевший урожай.

-Как ты  запомнил название лекарства? – шепотом поинтересовалась я у Эрика, - уж до чего моя память похожа на помойное ведро, но такие непроизносимые слова вылетают из нее практически мгновенно.

-Линкс, я под настроение десятизначные числа в уме перемножаю, - доверительно поведал мне парень, - а это так, мелочи.

Возникшая на пороге Анна Галактионовна здорово напоминала состарившееся привидение. Под ногами у облаченной в длинную ночную рубашку  и белоснежный кружевной чепец «Мальвины» вертелся огромный угольно-черный котяра по кличке Веласкес.

-Мяу, – кот  поднял трубой пушистый хвост  и воинственно выгнул спину, -мяу?

Эрик присел на корточки и осторожно провел рукой по взъерошенной шерсти. Кот неожиданно подобрел  и уважительно пощекотал парня  своими роскошными усами. Ну так, десятизначные на десятизначные умножать не каждому  дано, это не только ежу, но и коту понятно.

-Анна Галактионовна, быстрее! – поторопила я придирчиво рассматривающую нас «Мальвину», - давайте ключи от мансарды!

-Сейчас вместе пойдем, - недовольно проворчала старуха,  кокетливо поправляя выбившиеся из-под чепца голубоватые пряди, - а то пусти козла в огород….

Мы с Эриком скрепя сердце пережили нелестное сравнение с рогатым  парнокопытным,  и скромно дождались хозяйку в прихожей. Кот Веласкес, выразительно сверкая желтыми глазищами,  с громким мурлыканьем потерся об ноги парня и с явным сожалением проводил нас к выходу. Жизнь в «бабском батальоне» она, может быть,  и сытая, но по всем признакам, жутко скучная. Ну ничего, если Райка  завоюет любовь Феликса и переедет к нему в мансарду,  скучать бедному животному будет  точно некогда.  Даже самый флегматичный кот вряд ли выдержит безудержно фонтанирующую из мой подружки энергию!

-Сколько я Феликсу говорила, не связывайся с кем попало, - причитала Анна Галактионовна, мелодично позвякивая ключами, - и угораздило же его,  и так неизвестно в чем душа держится, а еще и в больницу угодил. Будто я не знаю, какие у нас врачи, еще хуже полиции будут. Везде бардак, куда ни кинь!  Слышите,  музыка ревет? Это  Сонька опять притон устроила!  Никакой управы на нее нет! Это может ее дружки-то Феликса и ограбили, как бы и квартиру  заодно не обнесли.

В Сонькином «притоне» веселье явно было в разгаре: изо всех сил надрывался музыкальный центр, шумно переговаривались разгоряченные гости, а топот ног танцующей публики угрожающе сотрясал хлипкие потолки. Внезапно, я прониклась к  ведущим неравную борьбу с неуступчивыми столичными властями жильцам определенным сочувствием. Людям с утра на работу, у кого-то маленькие дети,  и лишь богему не стесняют никакие рамки.  Несмотря на то, что я вовсе не сторонник четко структурированного распорядка, и порой не против выпить абсента и проспать до обеда, но провалиться мне на этом самом месте, если  мой  экстравагантный образ жизни причиняет неудобства соседям.

-И надо же, как слоны топочут, - «Мальвина» никак не могла отдышаться после подъема по лестнице, -не надо мной живут, а словно у меня по голове ходят. Мне сначала показалось, что это Феликс вернулся,  сходила постучала – никто не открыл. У Венедиктовны спросила, она тоже Феликса не видела. Я тогда и поняла, что это Сонькина кодла собирается. Наверное, совсем потолок прохудился, раньше ко мне только  от Феликса звуки доходили, а сейчас уже и Соньку слушаю.

-А во сколько вы в первый раз услышали шаги над головой? Можете припомнить?-грудной голос некроманта с характерными бархатными нотками раздался откуда-то  с нижнего этажа. Все это время Герман внимательно вслушивался в наш разговор, и наверняка, оценил мою изобретательность. Надеюсь, про умножение десятизначных чисел он тоже услышал и впредь перестанет называть Эрика «хацкером».

-Ой, а кто здесь еще? – сдавленно вскрикнула Мальвина и с перепуга выронила ключи, покатившиеся аккурат в руки некроманту.

 

ГЛАВА XXI

Показываться на глаза почтеннейшей Анне Галактионовне затаившийся в потемках Герман отчего-то не слишком спешил и, вполне возможно, что в целом некромант поступал правильно. Не спорю, на фоне разгуливающих по кладбищу зомби, он выглядел писаным красавцем, но с точки зрения  общепринятых стандартов его неординарная внешность едва ли годилась даже для обольщения восьмидесятилетней старухи.

-Я врач, - врал  Герман все тем же проникновенным, внушающим доверие тоном,  какой и вправду иногда бывает у некоторых высокопрофессиональных докторов, способных одним только добрым словом разом излечить пациента от всех недугов, -  я специально попросил взять меня с собой, чтобы друзья Феликса  по незнанию не перепутали препараты.

«Мальвина» решительно зашаркала стоптанными тапочками по направлению доносящихся из темноты звуков. Свое отношение к отечественной медицине она  скрывала не  больше, чем стриптизерша обнаженный бюст, и автоматически проецировала свой негативный опыт взаимодействия с эскулапами на новоприбывшего доктора.

-Отдайте ключи! – похоже, за свой долгий век Анна Галактионовна столько раз исходила родной подъезд вдоль и поперек, что легко ориентировалась в нем наощупь, - тоже мне, врач называется! Чуть меня до инфаркта не довел!

-Что вы, уважаемая? – возмутился некромант, когда настырная бабка чуть ли не за шкирку вытащила его на свет божий,  роль которого выполняла бытовая лампа накаливания  неприлично малой мощности, - и в мыслях ничего подобного не было! Вот, пожалуйста, ваши ключи!

Все-таки, старуха явно была малость подслеповата. Саваноподобную хламиду Германа она  благополучно приняла за обновленный вариант врачебной униформы, а его, мягко говоря, странный вид, вероятно, отнесла на издержки тяжелой и  низкооплачиваемой работы. Хотя, на мой взгляд,  не так уж все и плохо обстояло у нас  в сфере здравоохранения, чтобы ее сотрудники выглядели, как узники фашистского концлагеря, подвергнутые бесчисленным генетическим экспериментам.

-Меня зовут Герман Эммануилович, я лечащий врач Феликса Романова, - чопорно представился некромант, как выяснилось, помимо уникально неприятной наружности, обладающий еще и весьма экзотическим для здешних широт отчеством, - я посчитал несколько бестактным врываться к вам в квартиру и предпочел подождать Иду и Эрика  за дверью. Прошу прощения, если я вас напугал.

«Мальвина» задумчиво встряхнула вновь обретенную связку ключей. Слух у старухи сохранился не в пример лучше зрения, и завораживающие переливы  некромантского голоса  задели потаенные струнки ее изношенного сердца. Однако, природная подозрительность не позволяла Анне Галактионовне сдаться без боя.

-А вы из какой больницы будете? – «Мальвина» многозначительно прищурила утопающие в набрякших складках век глаза, -  я ведь утром позвоню и все проверю!

-Пожалуйста, - обезоруживающе улыбнулся Герман, - институт медицины имени Галена, спросить доктора Смолича. Буду рад увидеть вас на приеме!

Нам с Эриком оставалось только непонимающе переглядываться и активно кивать в такт каждому слову некроманта. Мы тут все и  так капитально заврались, одним блефом больше, одним меньше…

-Я приду, - неожиданно расцвела Анна Галактионовна, одергивая накинутый поверх ночной рубашки байковый халат, - и клубнички свеженькой  вам принесу!  Вы знаете, давление замучило, мочи уже нету никакой!

-Это все шум виноват, -Герман посмотрел на старуху с безупречно разыгранным сочувствием, - возьмите заключение врача, подайте на соседей в суд и  смело требуйте денежную компенсацию за причиненный вашему здоровью вред. А теперь пойдемте за лекарством. Так что вы говорите, за шаги в квартире Феликса слышали?

Некромант усыпил бдительность «бабушки с голубыми волосами»  с виртуозной легкостью опытного анестезиолога,  и заплутавший в дебрях вопросов и ответов разговор плавно вернулся в нужное русло. Анна Галактионовна погрозила кулаком в сторону ненавистного Сонькиного «притона», откуда вовсю продолжала «литься песня на просторе», судя по непрекращающемуся топоту сопровождавшаяся еще и разудалыми плясками, и грузно двинулась вверх по лестнице.

-Да часа уже  как два назад, будто кто-то тихонечко так прокрался, - на ходу рассказывала старуха, - даже кот услыхал, сразу уши навострил, я думала – хозяина узнал. Видно, почудилось! С ума скоро все посходим от этих алкашей. И стыдить их бесполезно, совесть-то давно пропили. Пока крыша не обрушится, так и  будем терпеть. И хоть бы уж создавали что путное, а то видела я, какие статуи эта Сонька лепит –срам один. И кто-то же еще эту порнографию покупает! А Ромка, сожитель  ее? Мазюкает-мазюкает, только краску переводит. Нарисовал какую то кляксу с бородой, и не поверите, что заявил: это, говорит, портрет Антона Павловича Чехова в абстрактном исполнении!

-Закат классического искусства меня глубоко печалит, - грустно произнес шагающий нога в ногу с Анной Галактионовной некромант, - но наступление очередной эпохи ренессанса неизбежно. Но, к сожалению, упадок нравов должен сначала достичь критической отметки, что мы сейчас и имеем несчастье наблюдать.  Уважаемая, разрешите нам войти первыми! Ваши слова о шагах в мансарде не выходят у меня из головы, я боюсь, там может скрываться грабитель.

Бесконечно очарованная высокоинтеллектуальными диалогами о плачевном состоянии современного творчества «Мальвина» не сразу перестроилась на обыденный уровень, и долго соображала, какого рода взаимосвязь существует между  декадансом и преступниками. Я же надеялась, что наши шаги и разговоры потонут в дикой какофонии, производимой культурно  отдыхающими поклонниками эротических элементов в скульптурных изваяниях, и нам удастся застичь Вальду врасплох. Как себя вести в дальнейшем, я  не имела даже смутного, как время после смерти Ивана Грозного, представления.

-Линкс, главное, не бойся, -шепотом освежил мою память некромант. Связка ключей, без малейшего сопротивления врученная Герману Анной Галактионовной,  в его бледных руках не издавала ни звука, - я чувствую носферату, она очень слаба.

-Вообще-то меня учили слабых не обижать, - хмыкнула я, с ужасом осознавая, что если согласиться  с недавно высказанным некромантом мнением, возрождение моего нравственного облика уже не за горами, так как моральный регресс практически опустил меня на дно, -ну да ладно,  будем считать, что  мои ценности не прошли испытания суровой реальностью. Отворяй калитку!

Эрик внезапно стиснул мою ладонь. Вот нам и представился шанс подменить собой Господа Бога, Данте! Так давай же сыграем в благородство, любимую игру всех лузеров!

-Не бойся, Линкс, - повторил Герман, заметивший, какую сильную ответную реакцию вызвал у меня бессознательный порыв Эрика, - не бойся саму себя: носферату уже мертва, а убить мертвого –это все равно, что обокрасть вора.

Хорошо, что некромант стоял к «Мальвине» спиной: думаю, Анна Галактионовна была бы потрясена до глубины души, заглянув «доброму доктору» в глаза. Два жутких бельма на молочно-белом лице тоже служили Герману в качестве органов зрения, вот только видел он с их помощью нечто непостижимо страшное.

Ненавязчиво оттесненная от входа в мансарду бабка не успела ахнуть, когда резонно посчитавший, что оттягивать час икс уже дальше некуда, некромант резко провернул ключ в замочной скважине и  мгновенно провалился в густую темноту.  Но стоило нам с Эриком переступить вслед за ним порог мастерской, как позади раздался гулкий хлопок, отрезавший нас от окружающего мира. Я так и не поняла, что на самом деле произошло: то ли дверь захлопнулась от сквозняка, то ли это Герман таким своеобразным способом отгородил поле битвы от нежелательных свидетелей, то ли Вальда целенаправленно заманивала нас в ловушку, и расставленный на крупную дичь капкан, наконец, защелкнулся.  К черту шарады, это вон, пусть Макс, на досуге сканворды разгадывает, а у меня сейчас проблема номер один, это как включить свет. Ауры аурами, а в кромешном мраке Вальда может примитивно шандарахнуть меня чем-нибудь по голове, а  с открытой черепно-мозговой травмой грош цена всем моим пси-способностям.

Как ни странно, слышно в мастерской Феликса было то же самое, что и на лестничной клетке – Сонькины гости отрывались напропалую, и  отзвуки их веселья, словно радиация, проникали сквозь стены. Так что, даже если находящаяся в помещении Вальда чем-то и выдала свое присутствие, мой слух этого, увы, не уловил. Эрик разжал мои пальцы, отчаянно вцепившиеся в его ладонь,  и сделал осторожный шаг влево, а через секунду мансарда озарилась слепящим электрическим светом.

 Она стояла у окна и выглядела так, будто бы только что сошла с портрета в прихожей Вельштейна. И дело здесь было даже не в полном отсутствии на ней одежды:  великолепная нагота, тронутая ледяным дыханием смерти, поражала своим физическим совершенством, из-под тонкой оболочки которого отчетливо проступала давно уже мертвая душа. Ее макияж остался прежним  - кроваво-красные губы, обведенные черными линиями глаза и мраморная белизна кожи. Прямые, иссиня-черные волосы,  шелковистыми прядями струились по ее плечам,   прикрывая уродующий гибкую шею шрам. Она была невероятно спокойна, но, тем не менее, в  ее облике не ощущалось  фатальной обреченности, и это меня по-настоящему испугало.

-Что вам еще от меня надо? – усталость, невыразимая усталость, вот что это было. Она смертельно устала и хотела лишь одного – покоя.  Но тот покой, что мы готовы ей обеспечить, будет длиться целую вечность.

-Агата! – я назвала ее именем, данным ей при рождении, но она меня словно не услышала. Агата умерла. Умерла в тот день, когда захотела стать Вальдой.

-Ты и Данте, вы все уничтожили, - носферату смотрела мне прямо в глаза,  но  в этот момент  я видела только раскинутые по всей мастерской щупальца черной паутины – ее все еще сильную и очень опасную ауру, - вы сожгли «Данаг», вы убили Оскара, и чего вы добились? Ты –уже наполовину чудовище, Данте, трансформацию не остановишь! А твоя дорога, Ида, ведет в никуда.

-Наполовину –это еще не целиком, - мрачно процедил сквозь зубы Эрик, - мне еще далеко до такого монстра, которого я сейчас вижу перед собой. Я все знаю про Львицу Гуэнолла,  и я понимаю, что твоей вины здесь нет. В «Данаге» нам с Линкс была нужна только информация. Но тогда я лишний раз убедился, что у меня еще есть шанс не стать чудовищем: я не смог безразлично наблюдать, как на моих глазах разыгрывают в покер человеческие жизни.

Чувственные губы Вальды растянулись в презрительной улыбке.

-Ты- не вампир, Данте, что ты можешь в этом понимать! И если ты думаешь, что со смертью Оскара Монти клан прекратит свое существование, ты ошибаешься.

-Но в новом клане  для тебя уже не найдется места, носферату, - некромант доходил высокой и статной Вальде до середины щеки, но она невольно отшатнулась, когда Герман бесшумно  выступил из-за мольберта, - я много лет наблюдал за вашими собраниями на кладбище. Оскару Монти не были чужды слабости, из всех готов он выделил тебя,  и пошел на серьезный риск, чтобы ввести тебя в клан. Он знал, что ты умрешь при обращении и тебе никогда не стать вампиром, поэтому он и затеял авантюру с анком. Но мне известно и все остальное, носферату, клан тебя ненавидел. Тебе неоткуда ждать поддержки,  и твоя жизнь не имеет смысла. Девять невидимых придут за тобой и обвинят тебя в гибели князя.  Я предлагаю тебе поступить мудро  - покончи с собой до того, как это случится. Я помогу тебе уйти из жизни безболезненно, -Герман протянул Вальде прозрачную склянку, наполненную странным содержимым, напоминающим по цвету кровь, - ты умрешь счастливой, носферату,  я обещаю.

Узкая, изящная ладонь Вальды с окрашенными черным лаком ногтями с ненавистью оттолкнула  руку некроманта, стеклянный пузырек раскололся, и красная жидкость тонкой струйкой потекла под неровный откос мансардного пола.

-Девять Невидимых придут не за мной, а за ними! – бездонные провалы глаз Вальды сфокусировались на нас с Эриком, - возможно, я косвенно причастна к смерти Оскара, но не я убила Эймса Декстера! Если я в чем-то и виновата, то меня будут судить по Вампирскому кодексу, а не по людским законам.

-Нормы вампирского кодекса распространяются только на вампиров, -торжественно припечатал Герман, - без анка  ты очень скоро деградируешь. Или ты хочешь присоединиться к своим сородичам-носферату и до конца своих дней жить  в канализационном коллекторе? Я иногда встречаю их по ночам на кладбище – жалкие, омерзительные существа, похожие на крыс. Ты станешь такой же, как они, потому что ни один вампир не даст тебе своей крови для очищения. Зря ты отказалась от  эликсира, я пытался быть гуманным.

 

ГЛАВА XXII

-Герман Эммануилович! –оставшаяся снаружи бабка обоснованно заподозрила неладное и  отчаянно заколотила  кулаками в дверь, -Герман Эммануилович, что случилось?

-Замок заклинило,– невозмутимо сообщил некромант,  с легкостью перекрикивая вопли Сонькиных гостей, -Анна Галактионовна, уважаемая, будьте так любезны, вызовите спасателей. Нам самим отсюда не выбраться, а Феликс может умереть, если мы опоздаем с лекарством.

-Ох, божечки ж ты мой! Да что за напасть такая? Уже бегу звонить…, -невзирая на преклонный возраст и постоянные скачки артериального давления, Анна Галактионовна прониклась важностью момента  и понеслась вниз по лестнице, как юная газель, вместо стука копыт оглашающая окрестности шарканьем домашних тапочек.

-Феликс все равно умрет, -  равнодушно произнесла Вальда, чье необъяснимое хладнокровие вызывало у меня интуитивное ощущение неминуемой развязки, - без меня его жизнь бессмысленна. Сегодня я приходила в клинику не для того, чтобы убить Феликса,  я собиралась обратить его в вампира, но эта глупая женщина все испортила. Теперь Феликсу уготована судьба живого трупа, но и это ненадолго.

Эрик вызывающе вскинул голову. Огненные языки сжигающего его изнутри пламени алыми всполохами отражались в воспаленных, слезящихся глазах.

-Феликс никогда не хотел стать вампиром, и тебе это известно, Вальда. Ты думаешь, что подчинила себе его волю, но он сильнее, чем тебе кажется. Знаешь, в чем его сила? Моя сила? Сила Линкс? В том,  что у каждого из нас есть те, кто нас любит, а ты осталась одна. Вот это и называется живой труп, Вальда! 

Носферату усмехнулась парню в лицо.

-Посмотрим, как ты заговоришь после окончательной трансформации, Данте. Хотя о чем я? Разве у тебя сохранится способность к членораздельной речи?

-Проверим? –от улыбки Эрика передернуло даже видавшего виды некроманта, но на мраморном лице Вальды не дрогнул ни один мускул. Почему она так спокойна? Ведь анк у Германа, или дело не в  амулете?

-Данте, подожди, не надо, -я  положила ладонь на острое плечо Эрика и на секунду прикрыла глаза. Черная паутина враждебной ауры окутывала мастерскую плотным энергетическим коконом,  в центре которого ритмично сокращался прозрачный сгусток. Я мысленно вытянула руки перед собой и попыталась погрузить их  вглубь этой пульсирующей субстанции, но непонятное сопротивление внезапно отбросило меня назад. Холодная, твердая, идеально гладкая, без единой щербинки, поверхность. Стекло или…Зеркало!

Подлым ментальным ударом меня вышвырнуло из астрала настолько резко, что я потеряла равновесие и начала неуклюже оседать на пол,  но подхвативший меня в последний момент Эрик не позволил мне упасть.

-Разбейте зеркало! –мне казалось, что я ору во весь голос, но из моих легких вырывалось лишь невнятное сипение, - зеркало!

Открыть глаза у меня с первого раза не получилось. Налитые свинцом веки отказывались подчиняться ослабленному неожиданной ментальной атакой разуму, но я вновь воспользовалась зарекомендовавшим себя с наилучшей стороны приемом визуализации,  и, представив себя вырывающейся из капкана рысью, преодолела сковавшее меня оцепенение.  Оказалось, что за период моего кратковременного отсутствия в физическом мире диспозиция претерпела существенные изменения.

Обнаженной Вальды у окна больше не было. Мое, в буквальном смысле, пошатнувшееся здоровье, отвлекло внимание Эрика и некроманта, и быстро сообразившая, что  с разговорами за жизнь пора заканчивать, носферату одним прыжком метнулась к  зеркалу. По запыленному стеклу прошла зыбкая рябь, и  ведущий в зазеркалье портал гостеприимно распахнул перед Вальдой свои невидимые врата.

Потрескивающий от многократно превышенной концентрации негативной энергии воздух со свистом разрезал летящий  с молниеносной скоростью предмет.  Раздался звук бьющегося стекла, и колеблющееся отражение совершенной красоты грациозного женского тела покрылось густой сеткой мелких трещин.  Когда-то анк подарил Вальде бессмертие, но он же и лишил ее единственного шанса сохранить жизнь. Герман швырнул амулет с филигранной точностью  - зеркало раскололось ровно посередине, и остаточный выброс закрывающегося портала откинул Вальду к окну. Носферату безуспешно силилась подняться, ее длинные ногти цеплялись за шторы и скребли по полу, однако происходящие с ее безупречным телом метаморфозы мешали ей принять вертикальное положение.

Гнойные язвы одна за другой проступали на сморщившейся и пожелтевшей коже,  мраморно-белое лицо покрылось бородавками,  позвоночник искривился, а между пальцев появились перепонки. Иссиня-черные волосы покидали голову Вальды, словно змеи Медузы Горгоны,  и в сочетании с лысым черепом скошенный лоб и удлинившиеся уши вызывали еще большее отвращение. Пухлые, кроваво-красные губы превратились в клыкастую пасть, источающую смрадное зловоние самого ада.

-Вот истинный облик носферату, - брезгливо  покосился на Вальду Герман, - канализационная крыса. В столице их сотни, но нам нужна кровь именно данной особи…

-Я не особь! –Вальда все-таки сумела встать, но анатомическое строение перестроившегося организма отныне позволяло ей передвигаться только  на четвереньках, - что со мной?

Хриплый голос носферату походил на звериный рык,  но ее глаза все еще были человеческими, и, взглянув, в эти черные провалы, я поняла, как мне следует поступить.

Перекореженное сознание Вальды поддалось мне далеко не сразу, и я долго забрасывала ментальное лассо,  чтобы захватить в петлю ускользающий в  бесконечном тоннеле хаоса разум, но когда контакт, наконец, установился, я  смогла  зафиксировать ауру носферату в  полной неподвижности.

-Все кончено, Агата, - на языке незримых импульсов сказала я, и на этот раз давно забытое имя заставило встрепенуться сердце противоестественно мерзкого существа, -твое будущее – это жизнь в коллекторе среди крыс и нечистот. Подумай, сможешь ли ты так жить? От прежней Агаты у тебя осталось лишь татуировка, но именно по ней тебя узнают те, кто помнит час твоего триумфа, и произойдет это в тот момент, когда ты будешь драться за отбросы с такими же грязными и уродливыми носферату. Не лучше ли для тебя будет умереть, чем подвергнуть себя такому унижению? Избавься от этого  безобразного тела сейчас, пока эликсир еще не успел испариться!

Я отпустила связывающую нас энергическую ниточку, не будучи до конца уверенной в своей победе. Аура Вальды кровоточила болью, ненавистью  и страхом,  и  я боялась насквозь пропитаться ее эмоциями. На непостижимо краткое мгновение мы стали одним целым,  я думала ее мыслями, я была в ее морщинистой шкуре, я испытывала те же самые чувства,  и у меня больше  не осталось сил выносить этот кошмар.

-Смотри, Линкс! – не знаю, сколько бы я еще выкарабкивалась из бездонной пропасти своего безумия, если бы Эрик  без особой деликатности не встряхнул меня за плечи, - что она делает?

Носферату жадно слизывала с пола драгоценные капли растекшегося яда. Она меня услышала, и она правильно восприняла мое послание. Теперь только бы эликсир не выдохся, иначе  мне за дезинформацию достанется на орехи.

Герман наблюдал за ползающей на вывернутых коленях Вальдой с непроницаемым выражением лица, но когда он посмотрел в мою сторону, я увидела в его взгляде нечто похожее на восхищение, внезапно сменившееся откровенной тревогой.

Носферату явно агонизировала, но ее агония выглядела удивительно осознанной. Она вдруг выгнулась всем своим исковерканным телом, неловко поднялась на неприспособленные для прямохождения конечности, и, шатаясь, побрела к окну. Когда перепончатая рука с когтистыми пальцами медленно повернула задвижку, я уже знала, что должно произойти. Вальда до конца не верила в надежность эликсира,  и для того, чтобы умереть наверняка, решила подстраховаться.

-Черт! – Эрик бросился к окну и свесил голову вниз,-вот черт!

Я не сомневалась, что прыжок с  пятого этажа стал  для носферату смертельным. Вполне вероятно, что принятый яд убил ее еще в полете, и  в момент соприкосновения с землей она была уже мертва. Но только упала он не куда-нибудь на задний двор, а  прямо перед капотом Максовского автомобиля.

-Надо собрать кровь! – более или менее конструктивное мышление отмечалось из всех присутствующих только у некроманта. Честно сказать, я вообще толком не соображала, что мы здесь делаем, - мы и так потеряли уйму времени!

-Бежим, - Эрик за руку поволок меня к двери  и нервными, торопливыми движениями принялся вертеть неподдающуюся щеколду, - Линкс, не получается! То ли тут какой-то секрет, то ли точно замок заклинило.

В течение пары минут мы с Германом поочередно  мучили упрямый  запорный механизм, но результата наши потуги так и не принесли. Усугублялась ситуация тем, что вот-вот ожидалось прибытие спасателей, сталкиваться с которыми в наши планы, однозначно, не входило. Да и Макса жалко! Мало приятного, когда  с неба падают трупы неопределенной видовой принадлежности. Надеюсь, у него там совсем крыша не поехала?

-Пожарная лестница! –осенило Эрика, - помнишь, Линкс, мы ее  в прошлый раз видели? Она должна быть прямо за окном, сейчас гляну. Есть!

Во время акробатического спуска по металлическим перекладинам я не нашла лучшего способа притупить страх, как погрузиться в обдумывание подходящего названия для боязни высоты. Кроме банальной «аэрофобии» мне ничего дельного на ум не пришло, и  со ступеней я спрыгнула  в крайне паршивом настроении.  Макс Терлеев прекрасно знал, что когда я не в духах, с вопросами ко мне лучше не приставать,  но сегодня ему  явно было не до церемоний.

-Это что такое? – срывающимся голосом спросил он,  с каким-то мазохистским любопытством разглядывая распростертую на земле Вальду, - опять вампир?

-Тащи ее в машину,  и двигаем отсюда, некогда заниматься классификаций разумных существ! – Эрик со стоном схватился за ребра, -  видно рано мне по  пожарным лестницам лазить. Поехали, поехали, чего ты встал, ментов ждешь?

-Оно мне весь салон кровью испачкает, - видимо, без помощи справочной литературы Макс там и не  смог отнести носферату к известным ему биологическим видам и поэтому отзывался о ней исключительно в среднем роде, - у меня там и так труп.

-Кашу маслом не испортишь, - раздраженно фыркнул Эрик, -да и у тебя уже давно должен иммунитет выработаться.

Некромант в  развернувшейся дискуссии участия не принимал. Он первым спустился с лестницы, удостоверился в смерти Вальды, и с достоинством отошел в сторону, предоставив нам возможность обмениваться колкостями до тех пор, пока  в Депутатский переулок не прибудет вызванная Анной Галактионовной бригада спасателей и  коллективно не повяжет упражняющихся в остроумии оппонентов.

К счастью, здравый смысл возобладал у нас раньше, чем сбылись мои самые мрачные прогнозы, и с эмчеэсниками мы  благополучно разминулись.  Объективного повода для вызова полицейского наряда у «Мальвины» не было, а наш головокружительный рывок через окно легко объяснялся срочным звонком из клиники с требованием сию же секунду доставить Феликсу лекарство, если мы хоть во что-то ставим его висящую на волоске жизнь. В целом, проведенную операцию можно было считать удачной, но, наверное, мой персональный уровень цинизма являлся недостаточным для подобных формулировок.

Джентльменский корпус в лице Эрика и некроманта  пожалел мою измочаленную психику, и я была избавлена от созерцания проводящихся на заднем сиденье манипуляций по забору крови из тела носферату. Сейчас меня реально беспокоил Макс и те последствия, которые повлечет для него эта страшная ночь. В моем сознании  коренной перелом  произошел после бешеных гонок по кладбищу, и вся эта мистика устаканилась у меня в голове раз и навсегда.  Относительно Макса я, конечно, не могла утверждать наверняка, но определенный прогресс в его мировосприятии бесспорно присутствовал. Однако,  если отрывочные воспоминания о сирруше повергли его несчастный рассудок в такую глубокую пучину, что вытаскивать его оттуда пришлось квалифицированному психиатру, то что  с ним будет теперь?

-Ты ведь с ними заодно? – Макс снова надвинул бейсболку на глаза, но даже широкий козырек не мог скрыть их лихорадочного блеска, - скажи, Ида, меня убьют?

-Нет, - лаконично ответила я, но, судя по нулевой реакции экс-жениха, убедительности в моих словах  было  ровно столько же, сколько кофеина в цикории, -  мы навсегда расстанемся, и  наши пути больше никогда не пересекутся.  Тебя это устраивает?

Макс издал тяжелый, неуверенный вздох.

-Ида, я все понимаю, - тихо прошептал он, - Данилевский тебя запугал, втянул в свою секту, и ты боишься об этом говорить. Пусть мы расстались, но я хочу тебя спасти. Мы с Кристиной много разговаривали, она мне показывала следы когтей на двери… Они такие же как…, - шепот Макса стал едва слышен, - кто он такой, Ида? Как его уничтожить?

Не надо мне было смеяться. Не за чем и не над чем. Но я все равно истерически расхохоталась, а остановиться смогла лишь тогда, когда заметила обращенный на себя взгляд Макса. С таким первозданным ужасом он не смотрел ни на впавшую в катарсис Марию Александровну, ни на размозжившую себе голову носферату. Я была для него страшнее всех вампиров вместе взятых, и, клянусь вам,  в роли пугала я выступала впервые в жизни.

-Езжай на кладбище, - донесся сзади бархатный голос некроманта, - носферату нужно похоронить в ее родной могиле.

 

ГЛАВА XXIII

Макс инстинктивно втянул голову в плечи. Для полного набора острых ощущений ему не хватало исключительно участия в погребальной церемонии, но сегодняшняя ночь предоставляла прекрасную возможность до дна испить наполненную адреналином чашу.

-Все получилось? – не оборачиваясь, спросила я, - мы успели?

Так как вразумительного ответа с заднего сиденья не последовало, я вынуждена была проинспектировать обстановку лично. Представшая перед моими глазами картина оказалась настолько неэстетичной, что я с трудом сдержала рвотный позыв.

Перепачканные  алой кровью губы Марии Кирилловны придавали  ее тонким, аристократическим чертам устрашающе хищный вид, и я лишний раз порадовалась, что за  разговором с Максом упустила  непосредственную процедуру введения антидота в отравленный укусом вампира организм. Что касается, носферату, то особой разницы между ее живой и мертвой ипостасями я навскидку не замечала, и мечтала лишь побыстрее зарыть это уродливое существо в кладбищенскую землю, дабы раз и навсегда перевести недавние события в разряд жутких воспоминаний.

 Бесформенную хламиду некроманта повсеместно испещряли бурые пятна, а  на  его молочно-белом лице тут и там застыли  кровавые брызги. Перекинутое через колени Германа тело Вальды казалось освежеванной тушей задранной собаками дичи, а сам некромант – охотником за нежитью, задумчиво оценивающим свой отвратительный трофей на предмет пригодности для таксидермии.

Я вдруг поняла, почему в ответ на мой вопрос до сих пор не прозвучало ни слова: у моих до предела вымотанных спутников элементарно не осталось сил для вербальной активности. Эрик изобразил утвердительный кивок и в изнеможении  растекся по сиденью. Не знаю, к чему сводилась его задача в процессе возвращения Марии Кирилловны к жизни, но по всем признакам,  ее успешное выполнение далось парню весьма дорогой ценой.  Накрахмаленная сорочка Эрика напоминала грязную тряпку, русые волосы  превратились в слипшуюся паклю,  а размазанные по щекам дорожки слез придавали ему комично-горестный вид оплакивающего разбитую бутылку паленой водки бомжа.

-Сними линзы, Данте, - взмолилась я, - не дай мне умереть от стыда. В следующий раз я позволю тебе снова взглянуть на меня только после того, как приму душ и переоденусь. А до этого момента меня вполне устраивают твои минус  восемь.

 Эрик слабо улыбнулся кончиками губ.

-Не волнуйся, Линкс, я и сейчас почти ничего не вижу. Но  в моей памяти ты навеки запечатлелась выходящей из ванной  в розовом халатике, так что романтике в наших отношениях ничего не угрожает. У тебя салфетка есть?

-У меня есть, - Макс пошарил рукой в бардачке и с размаху швырнул в Эрика аляповато пеструю упаковку, - кстати, Ида, не забудь собрать мои вещи. В столице полным-полно секонд-хендов, где ты можешь купить своему Данилевскому подходящий по размеру халат.

Эрик, который вместо того, чтобы наконец-то избавиться от контактных линз, старательно уничтожал следы Вальдиной крови на  заметно порозовевшем лице Марии Кирилловны, замер с влажной салфеткой в руках.

-Мамочка рассказала? – автоматически ухмыльнулся парень, но в его воспаленных глазах плескалось неприкрытое изумление. Иронизирующий Макс казался парню таким же удивительным явлением, как возникающая ниоткуда шаровая молния.

-Может, и так, - не стал отрицать очевидного мой экс-жених, - но это ничего не меняет. Ты запугал Иду и тянешь из нее деньги, а твоя семья живет в нищете.

-Блаженны нищие духом, - неожиданно вклинился  в пикировку некромант,- будь внимательней, ты чуть поворот на кладбище не проехал.

Недвусмысленно указав резко сникшему Максу на место, Герман пренебрежительно сбросил с коленей окровавленный труп носферату,  вынул из пачки салфетку, тщательно обтер пальцы и, пока ничего не подозревающий Эрик сочинял очередной язвительный этюд, внезапно схватил  опешившего парня за подбородок.

-Тихо, не дергайся! Так, теперь вторую! Купишь в аптеке глазные капли и будешь закапывать через каждые полчаса. И лучше с линзами не экспериментируй, у тебя, похоже, внутричерепное давление повышенное! Тебя, случайно, по голове не били?

-Случайно нет, только преднамеренно, -зло огрызнулся Эрик. Лишенный даже призрачной иллюзии нормального зрения, парень близоруко щурил слезящиеся глаза  и тщетно пытался испепелить некроманта пышущим ненавистью взглядом, - предупреждать надо!

-Линкс тебя уже несколько часов  подряд предупреждает, хацкер, и все без толку, -спокойно парировал некромант, - тебе еще повезло, если ты инфекцию занести не успел. К компьютеру  я тебе даже близко подходить не советую, глаза должны отдохнуть.

Эрик презрительно оттопырил разбитую нижнюю губу.

-Спасибо, Герман Эммануилович!-  ехидно прошипел  парень, - выпишите мне рецепт  и назначьте дату повторного осмотра, я непременно приду к вам на прием, доктор Смолич!

-Приходи, - с легкостью согласился некромант, - только не забудь предварительно записаться, ко мне очередь за  неделю занимают.

Глубоко посаженные глаза Германа с полупрозрачной голубоватой радужкой сохраняли необычайно серьезное выражение. С таким лицом не лгут, скорее, преподносят непостижимую для простого обывателя истину. Он действительно врач, а некромантия  для него – это перерастающее в профессию хобби. Отсюда и быстрые, выверенные движения, которыми он извлекал линзы из глаз Эрика,  и мгновенная диагностика внутричерепного давления.

- И сколько твоих бывших пациентов отправились на погост, некромансер? – поинтересовался парень, раньше меня  сообразивший, что с медициной Герман знаком не понаслышке, -  или у тебя есть свои специфические методы «лечения»?

-Если немедленно  не перестанешь тереть веки, то я прямо сейчас  на тебе эти методы апробирую, - некромант в воздухе перехватил машинально потянувшуюся к глазам руку Эрика, - слушай, сколько можно говорить, инфекцию занесешь и не только ослепнешь, но заодно и оглохнешь.

 -И поделом, - мстительно заявил  не упускавший не единой подробности нашего разговора Макс, - он еще и не такого заслужил. Куда дальше ехать?

-Остановись здесь, - Герман  осторожно выглянул в окно, открыл дверцу и, перешагнув через скрюченное между сиденьями тело Вальды, вылез на улицу. В отличие от Макса, мы с Эриком были любезно  приглашены последовать за некромантом.

-Черт! Куриная слепота! – парень облокотился о пыльный бок Максовского автомобиля и обратил на Германа раздраженный взгляд влажно поблескивающих в темноте глаз, - что дальше?

Я с опаской посмотрела в сторону ограждающего место вечного упокоения забора и зябко повела плечами. Ночная прохлада ни шла ни в какое сравнение с тем пробирающим до мозга костей ознобом, что вызывала у меня пугающая близость кладбища.  Мрачная, гнетущая тишина  была обманчива и нестабильна, ее черная гладь напоминала штормящее море, а мерцающие звезды казались пенными барашками вздымающихся девятым валом волн. Хозяин явно чувствовал мое присутствие, он ждал, когда  я переступлю границу его владений, чтобы поквитаться со мной за нарушение установленных им правил.

-Тебе не нужно идти со мной, Линкс, -  сходу развеял мои страхи некромант, - а тебе, хацкер, этого, тем более  делать не стоит, если только ты, конечно, не задумал расшибить себе лоб о первый попавшийся памятник.  Пусть ваш товарищ донесет труп до могилы Агаты Вельштейн и оставит его там, я сам похороню носферату и уничтожу анк.  Будем считать, что мы хорошо поработали в команде, без энергетической подпитки «костяной дракон»  погибнет, он уже начал распадаться. Но вам не следует терять бдительности, Девять невидимых  где-то рядом.

-Кто? – от усталости у меня натуральным образом подкашивались ноги, а перед глазами плясали желтые пятна. Перегруженный мозг упрямо отказывался впитывать новые сведения и яростно сопротивлялся поступлению входящих информационных потоков, но недремлющая интуиция подсказывала мне, что я обязана волевым усилием переломить сопротивление своей измочаленной психики.

-Гильдия карателей, - бархатные интонации в проникновенном голосе некроманта упорно не вязались с текстовым наполнением его речи, -вампирское правосудие в действии. Они посланники самих прародителей, древние и могущественные. Девять невидимых появляются в нашем мире тогда, когда нарушается равновесие,  для них не важно, кто в этом виноват, вампиры или люди. Эгрегор столицы потряс сильнейший энергетический взрыв, и тому есть множество причин. Например, ты, хацкер!

-Такими темпами, я скоро поверю в то, что во мне одном кроется корень вселенского зла, -едко усмехнулся Эрик, -  не слишком ли высокого ты обо мне мнения, некромансер?

Жуткие бельма в глазах некроманта  зеркально отражали мой ужас, но я не отводила взгляда.  Горячие пальцы Эрика до боли стиснули мою ладонь, и я вновь ощутила его зашкаливающий пульс.

-Что  у тебя с глазами? – с неподдельным исследовательским интересом спросил парень, - наглядная демонстрация последствий непрерывного ношения контактных линз? Честно,  больше не стоит, я все понял и признал свою ошибку.

Герман сдержанно улыбнулся, и у нас снова появилась возможность лицезреть покрасневшие белки и голубоватую радужку типичного альбиноса. Хрен, как говорится, редьки не слаще.

-Некроманты называют это «приемом мутного стекла», - вероятно, самообладание Эрика произвело на Германа неизгладимое впечатление, раз он снизошел до объяснений, - я могу находиться одновременно в нескольких измерениях и видеть не только материальные объекты.  Сейчас я видел тварь внутри тебя, хацкер, она копит силы, чтобы  целиком поглотить твою личность.

-Как долго я сумею продержаться? –миндалевидные глаза парня превратились в две слезящиеся щелочки.

Некромант неопределенно пожал плечами.

-Не знаю. Ищи экзорциста, который сможет изгнать паразита из твоего тела. Это должен быть человек с врожденным даром, истово верующий в бога, почти фанатик. Возможно, это даже не маг, а священник… Этот человек должен служить богу по своему духовному призванию, по внутренней потребности. Понимаешь, здесь не важны не ритуалы и заклинания, а именно вера.  Тогда молитвы экзорциста будут услышаны на небесах,  и ему даруется сила, необходимая для  проведения обряда.

-Еще один вопрос, некромансер, - Эрик выслушал Германа с равнодушно-каменным лицом, и лишь бешеный, разрывающий вены пульс выдавал его граничащее с безумием состояние, - если ничего не выйдет, что убьет меня наверняка?

Бескровные, синюшные губы некроманта тронула чуть заметная улыбка.

-Сдайся Девяти Невидимым. Уж Гильдия Карателей точно что-нибудь придумает. А мы с тобой на этом распрощается. Скоро рассвет, а носферату нужно похоронить затемно. Линкс, зови своего друга, из вас троих Хозяин пропустит только его одного. Скажи ему, чтобы выгружал труп и шел за мной.

Я хотела было сообщить окончательно потерявшему нюх некроманту, что из приличествующего малопочетному статусу девочки на побегушках возраста я давным давно выросла и для выполнения столь деликатных поручений у меня не достаточно хорошо развито чувство такта, но потом  обреченно махнула рукой и на негнущихся ногах поковыляла к машине. Кто же, если не я?

Макс выслушал  меня с каким-то тупым, отрешенным безразличием. Его широкое лицо осунулось и побледнело, под глазами залегли черные тени, а голос стал пустым и бесцветным.

-Моя карьера закончена, Ида. Меня посадят, - Макс вытащил изувеченное тело из салона,  огляделся по сторонам,  и со вздохом взвалил Вальду на спину, -  а через три дня контрольные сборы на загородной базе.

-Вот и отлично! – оптимистично воскликнула я  и сама себе зажала ладонью рот. Соблюдать тишину  в нашем положении стоило не только из уважения к вечному сну покойников, но и в целях конспирации. Вдруг по кладбищу косяками бродят  разнообразные чернокнижники и гадалки с гостинцами для Хозяина за пазухой? –съездишь на сборы, развеешься, и про все забудешь. Ты, главное, лишнего не болтай! Иначе секта тебя из-под земли достанет.

Последняя фраза стала для Макса своего рода контрольным выстрелом в голову. Секта – это звучит гордо, и убедительно. По крайней мере, в современном обществе  всякие псевдорелигиозные объединения – практически норма жизни, а привычные и обыденные вещи поддаются восприятию гораздо легче, чем требующие кардинальной перестройки сознания сдвиги реальности.  

-Линкс, - у некроманта тоже имелось для меня свое напутственное слово, - я знаю, что ты мне все равно откажешь, поэтому мое предложение больше рассчитано на перспективу. Я дам тебе пищу для размышления, а ты сама решишь,  как поступить. Я предлагаю тебе вступить в Орден некромантов и стать моей ученицей.  Я обучу тебя магии и доведу твои пси-способности до совершенства. Со временем, ты сможешь войти в число Магистров и, быть может, занять мое место в Ордене.  Нам очень нужны такие сильные кадры, как ты, Линкс.

 

ГЛАВА XXIV

Наилучшей реакцией в данных обстоятельствах было бы экзальтированно замахать руками и, отгоняя нечистую силу испуганными криками «Чур меня, чур», на всех парах рвануть к машине, но состоящий в отношениях кровного родства с трудными ошибками опыт решительно остановил меня на полпути. Я вовсе не намеревалась удовлетворять кадровый голод неромантского Ордена своей молодой и аппетитной плотью, однако, преждевременное сжигание наведенных по чистой случайности мостов казалось мне довольно неосмотрительным поступком. Не то,  чтобы я планировала перевести деловое сотрудничество с Германом в подобие нежной дружбы, но большей глупости, чем начать  разбрасываться такими полезными союзниками в условиях хронической неопределенности, сложно было даже вообразить.

-Не думаю, что профессия заклинателя мертвецов подходит мне по знаку зодиака, но, учитывая, что из журналистики меня выгнали поганой метлой, я  не буду сбрасывать этот вариант со счетов, - я  многообещающе пожала протянутую мне навстречу ладонь некроманта, -в принципе, я совсем не против обзавестись таким же «Лексусом», как у тебя, и если некромантия дает возможность на него заработать,  то не стоит выбрасывать  мое резюме в мусорную корзину.

Не сомневаюсь, что общение со мной доставляло Герману немалое интеллектуальное удовольствие, но маячащая поодаль фигура беспокойно топчущегося на месте Макса, к сожалению, напоминала некроманту о необходимости переключиться на дела насущные. По-моему, футболист был близок к тому, чтобы со всей своей богатырской мощи зашвырнуть изуродованное тело Вальды куда-нибудь в параллельную вселенную и под покровом ночи дезертировать с кладбища.

-Вправь ему мозги, Герман,- тихо попросила я, - я все-таки патриот своей страны и никогда не прощу себе, если наша сборная продует Чемпионат Европы.  И еще кое-что,- я должна была задать этот вопрос, от ответа на который напрямую зависел успех моей очередной сделки с совестью, - что я скажу Феликсу? Он умолял нас спасти Агату, а мы ее убили.

-Посмотри на это, Линкс, - некромант силой заставил меня оглянуться и несколько секунд не позволял мне отвести глаза от  лысого черепа носферату, покрытого запекшимся месивом из крови и мозгов, - это не Агата и даже не Вальда. Ничего не говори Феликсу, просто покажи ему следы укуса на шее  его матери, и  он поймет все сам.

Вслед за Германом мой экс-жених растворился  в темноте. Надеюсь, некромант выполнит мою скромную просьбу, и вернет Максу вкус к жизни, потому как  мне, кроме навязшей в зубах байки про тоталитарную секту, придерживающуюся  радикальных методов расправы с отступниками, ничего в голову не  лезло, причем авторские права на эту легенду принадлежали Кристине, лишь благодаря юридической безграмотности, не требующей с меня соответствующих отчислений.

Эрик молча привлек меня к себе и долго гладил мои спутанные волосы с какой-то усталой нежностью. В такие моменты у меня всегда щемило сердце, ни от счастья, ни от жалости и даже не от любви, а от какого-то  необъяснимого ощущения   абсолютного душевного единения. До встречи  с Эриком меня никогда не посещали приступы  сентиментальности, но теперь я сталкивалась с ними все чаще. Я чувствовала себя живой, и, пожалуй, даже аутентичной. Немного странные эмоции для кладбища, не находите?

-Я хочу домой, - с детской капризностью сообщила я, - хочу есть и спать.

Сухие, потрескавшиеся губы парня скользнули по моей щеке.

-Всего-то ничего, Линкс, - улыбнулся Эрик, - мой список куда длиннее. Во-первых, я ни хрена не вижу, во –вторых сигареты кончились, а в третьих этот чертов некромансер помог  мне только тем, что слегка поднял настроение своим идиотским предложением взять тебя в ученицы. 

С последним утверждением парень, однозначно, погорячился. Когда я немного оклемаюсь и сделаю генеральную уборку в своей захламленной голове, я обязательно откопаю из-под завалов ту ключевую мысль, что со вчерашнего вечера настойчиво стучит мне в висок, будто выискивающий жуков-короедов дятел. Некромант сказал нечто очень важное, но  наше заскорузлое мышление не способно проанализировать его слова. Видимо, это как раз есть тот самый случай, когда, что называется, «без ста грамм не разберешься». Как бы не пришлось обращаться за помощью к Зеленой фее!

С «похорон» Макс возвратился удивительно повеселевшим. Так как общение с некромантом само по себе навряд ли могло приободрить пребывающего в тоскливой апатии  футболиста,  резонно было предположить, что Герман применил к нему парочку эффективных магических трюков. Хотелось только верить, что Макс не превратился в запрограммированного на забивание голов зомби, и сразу по окончании европейского первенства  его накачанное тело не вступит в период полураспада.

Не хуже дела обстояли и у Марии Кирилловны. Спящая женщина дышала глубоко и ровно, и лишь две крошечные красные точки на ее запрокинувшейся во сне шее не давали забыть о минувшей трагедии.  Всё это было, конечно, прекрасно, чудесно и восхитительно, но я  совершенно не горела желанием размещать мать Феликса в своей квартире. План нашего с Эриком совместного времяпровождения был в мельчайших подробностях расписан на весь предстоящий день и, невзирая, на его ограниченность  тремя основополагающими пунктами,  реализация задуманного требовала полнейшего покоя. Или вы всерьез полагаете, что есть, спать и  обдумывать будущее под фоновый аккомпанемент шелестящих крылышек абсентовой феи имеет смысл при большом скоплении народа?

Вдаваться в детали своей беседы с некромантом Макс не стал, и на ведущую в столицу трассу  мы выехали  в  нарушаемой лишь приглушенными ругательствами жестоко мучимого запущенным раздражением роговицы Эрика тишине. Видимо, мой экс-жених решил, что раз в его автомобиле не наблюдается в равной степени новообращенных вампиров и трупов, ему будет простительно кое-где превысить скорость, и   поэтому  гнал по магистрали  так быстро, словно торопился на пожар. Заляпанный кровью салон Макс отчего-то во внимание не принимал,  а я настолько устала, что мой язык отказывался ворочаться даже  во имя благородной цели предотвратить рандеву с гаишниками. Да и вообще, чего я переживаю? У нас за рулем сидит звезда мирового масштаба, и пусть блюстители порядка на дорогах  радуются, что   Макс до сих пор себе  на крышу мигалку не установил.

На въезде в город мой экс-жених наконец-то обрел безвозвратно потерянный дар речи, да и то воспользовался им исключительно для того, чтобы уточнить дальнейшее направление движения.

-Куда ехать? – спросил футболист у зеркала заднего обзора, - я вам не извозчик, и не собираюсь катать вас по всей столице. Между прочим, времени – пять утра.

-Макс, у тебя телефон с собой? – мой голос звучал тускло и невыразительно,  а мысли оформлялись в слова с медлительностью ползущей по склону улитки, -дай позвонить!

-Держи, а что, у вас в секте сотовая связь запрещена?

 -Во избежание утечки информации,- мобильник у моего жениха был до того навороченный, что  я не сразу сообразила, каким образом с него производятся звонки, - черт, где тут вызов нажимается?

Может быть, моя подружка  и являлась по жизни непроходимой дурой, но  к  вредным привычкам вроде отключения телефона у нее имелся отличный иммунитет, хотя в  обществе потенциального источника заражения она в последние дни пребывала не так уж и редко. Без телефона Райка чувствовала себя дрейфующим в невесомости астронавтом с отказавшей системой радиосвязи,  я не знала ни одной причины, по которой она могла бы добровольно  согласиться на долгосрочное погружение в безвоздушное пространство информационного вакуума.

-Идочка! – а еще она, похоже, не прекратит называть меня уменьшительно-ласкательным именем даже, когда нам обеим исполнится по девяносто лет и наше общение сведется  лишь к обсуждению одолевающих немощные тела болячек, -Идочка, ты где?

Я чуть было не брякнула  «в Караганде», но потом сочла упоминание всуе одного из областных центров среднеазиатской республики весьма неуместным и  мужественно воздержалась от ёрничанья.

-Недалеко от клиники, -уклончиво ответила я,- Рая, как там  оперативная обстановка?

-Чего? – не поняла моих стилистических изысков Райка, но на всякий случай добавила, - плохо.

-Рассказывай, - поторопила подружку я, опасаясь, как бы у Макса не закончился баланс, - что с Феликсом?

-Феликсу приснился сон, будто в палату приходила Агата. Он твердит, что это был не сон и  постоянно зовет Марию Кирилловну. Идочка, она с тобой?

-Ага, - со вздохом подтвердила я, - и она в полном порядке, за исключением небольшого переутомления. Слушай, Райка, а можно я отвезу ее к тебе домой?

-Да, там как раз мама дома, - моя подружка на мгновение призадумалась, - а что я Феликсу скажу?

-Скажи правду, - мой взгляд сосредоточился на шее Марии Александровны, и мне стало окончательно ясно, что жуткие видения прошедшей ночи  каленым железом заклеймили мою память, и сколько бы я  не закрывала глаз, мне уже никогда не удастся избавиться от воспоминаний, - скажи, что  кошмарный сон закончился, и  наступило утро нового дня. Скажи, что призраки из прошлого мертвы, как и само прошлое. Зато в настоящем есть люди, которые нас любят, и  именно это не дает нам превращаться  в живые трупы…

Заметивший, что меня ощутимо заносит не в ту степь, Эрик мягко отнял у меня телефон и приложил трубку к уху:

-Рая, это Данте. Если без метафор, ситуация следующая: Агата укусила мать Феликса, но мы достали противоядие. Ну, а  сама Агата вернулась туда, где ей положено быть уже целый год – в свою могилу.  У меня все, передаю телефон Линкс.

-Идочка! – трубно взвыла Райка, переварившая краткий обзор с места происшествия гораздо быстрее, чем  предшествующие ему глубокомысленные сентенции, - я поверить не могу…

-Рая, короче, мы тебе отчитались,  а верить или нет, это твое личное дело. Я отвезу Марию Кирилловну к тебе, и поеду отсыпаться. А то как-то неудобно Макса задерживать…

-Макс тоже с вами? – в Райкиных устах это изумленное восклицание прозвучало как «А Макс тоже в деле?» и мне опять стало смешно.  Вероятно, некромант меня все же переоценил, кишка у меня тонка и психика слабовата для его гробокопательских инсинуаций.

-Удачное совпадение, - фыркнула я, и перехватив в зеркале испепеляющий взгляд экс-жениха, тут же поправилась, - или несчастный случай. Ладно, Райка, удачи тебе. И если Феликсу будет совсем тяжко,  не приставай к нему, а дай бумагу и карандаш. Насколько мне известно, ему проще нарисовать свои чувства, чем их высказать.

-Вы и Райку в свою секту втянули, - с горечью констатировал Макс, -она-то там что делает?

 -Возглавляет агентурную сеть и занимается вербовкой новых членов, - охотно выдал «коммерческую тайну» Эрик, - адрес ее знаешь?

 -Знаю, - кивнул футболист, от души выжимая педаль газа, - псих ты какой-то, Данилевский!

-Обыкновенный парадокс гениальности, центрфорвард, - в красных, слезящихся глазах Эрика мелькнула откровенная насмешка, - дома откроешь толковый словарь и выпишешь незнакомые слова.

Вопреки моим ожиданиям Макса ни капли не зацепил явно издевательский тон парня. Откуда в моем экс-женихе взялось это равнодушно-философское отношение я, примерно, догадывалась, и была несказанно благодарна внявшему моим мольбам некроманту за оказанную помощь в предотвращении конфликта.

-Мне жаль тебя, Ида, - вдруг произнес благоразумно решивший не связываться с Эриком, Макс, - у тебя было все, что ни пожелаешь, а ты сама сломала свою жизнь.  Ты даже не пытаешься вырваться из секты, и мне кажется, ты этого не хочешь. Выходит, тебя устраивает то, что ты сейчас имеешь. Я был не прав, когда надеялся тебя вернуть. Мы действительно друг-другу не подходим. Если бы ты была хоть немного похожа на Кристину…

Я вспомнила пережженные перекисью водорода волосы, жировые валики на располневшей талии и  расползающиеся по швам джинсы, и меня охватил панический ужас. Если я когда-нибудь стану похожей на Кристину, то, значит, пришло самое время принимать предложение некроманта и без крайней на то необходимости не покидать пределов кладбища, дабы ненароком не попасться на глаза лицам мужского пола.

-В ней есть все, что я искал в тебе, Ида, - продолжал добивать меня Макс, - доброта, искренность, честность.  Она никого из себя не строит, она  радуется каждой мелочи! Ты бы видела, как она удивилась, когда мы с мамой приехали к ней забрать кольцо! Она меня сразу узнала, но  никак не могла поверить, что это я. А как она хотела напоить нас чаем, хотя у нее даже электрической плитки нет! Может быть, у нее нет образования, она не одевается в дорогих бутиках и не торчит по полдня в салонах красоты, но по сравнению с тобой она…как бы это сказать…она - настоящая!

Это было нечто большее, чем  просто ирония судьбы:  каким-то непостижимым образом мой экс-жених разглядел в Кристине тот самый богатый внутренний мир, который я, в свою очередь,  увидела в Эрике.

 

ГЛАВА XXV

Неожиданные откровения Макса шокировали Эрика не меньше моего. Во взгляде парня читался немой вопрос приблизительно следующего содержания: «Это же сколько надо  было выпить, не закусывая?».

-Ты еще скажи, что она твоей маме понравилась? – ответ я знала заранее, но решила все-таки удостовериться в справедливости своих предположений. Театр абсурда вернулся с гастролей, и представил на родной сцене  романтическую постановку под названием «Деревенская золушка и футбольный принц».

-Да, понравилась, - с достоинством кивнул Макс, - мама в полном восторге от Кристины, и я ее понимаю. Сейчас не часто встретишь такого честного и открытого человека, и знаешь, Ида, после разрыва с тобой, я стал  смотреть на вещи по-другому – не всё то золото, что блестит.  Почему  ты не даешь Кристине развода, Данилевский?

-Боюсь сгореть от стыда, когда в суде увидят того идиота, у которого вообще хватило ума на ней жениться, - презрительно скривился Эрик, - вот до чего доводит благородство, центрфорвард!

-Да ты понятия не имеешь, что это такое,- с пол-оборота завелся Макс,- ты должен быть счастлив, что…

-Увы, он не в состоянии оценить выпавшего на его долю  счастья и с радостью готов отдать его в  добрые  заботливые руки, - я успокаивающе похлопала Эрика по нервно вздрагивающему плечу, -  я обещаю держать расторжение этого брака  на личном контроле, и решить проблему в ближайшее время.

Макс недоверчиво хмыкнул, однако его сомнения были совершенно необоснованными.  Куплю новый телефон и сразу же позвоню Самохину, пусть оформит представительство, и избавит Эрика от присутствия в суде. В конце концов, я не меньше остальных заинтересована в скорейшем получении свидетельства о разводе, так как высокие моральные принципы заставляют меня испытывать определенный дискомфорт от связи с официально женатым мужчиной.

Райка жила в девятиэтажной «коробке» с многочисленными пристройками времен  повсеместного предпринимательского бума.  Практически все квартиры на первом этаже были превращены в объекты коммерческой недвижимости, и среди этого бесконечного разнообразия магазинов, парикмахерских и аптек обнаружить вход в подъезд для непосвященных составляло значительную трудность. В предутренние часы в Райкином дворе было на первый взгляд тихо и безлюдно, но одна из прилепившихся к дому торговых точек, как выяснилось, работала в круглосуточном режиме, и  в дверях минимаркета периодически возникали нетрезвые личности бомжеватого вида. Наше появление на секунду привлекло внимание деклассированных элементов и на их пропитых физиономиях даже мелькнуло что-то вроде притупленного алкогольным опьянением страха, но  так  как на ппс-ников мы ни с какой стороны не походили,  маргиналы с облегчением вздохнули  и с  чистой совестью продолжили распитие спиртных напитков.

Крепкий сон Марии Кирилловны, судя по беспокойно трепещущим ресницам, постепенно переходил в стадию поверхностной дремоты, и меньше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы  пробуждение матери Феликса произошло на моих  глазах. В глубине души я корила себя за уклонистские настроения, но у меня действительно не осталось сил что-то объяснять и доказывать.  Уже тот факт, что я до сих пор сохраняла способность двигаться и разговаривать, уже можно было считать большой удачей, но обе вышеуказанные функции мой организм выполнял на пределе возможностей, и малейшее превышение отведенного мне природой лимита могло привести к полному параличу моей истощенной психики. Хорошенькая перспектива – слететь с катушек на самом финише, ничего не скажешь!

Первый симптом грядущего помешательства я  ощутила, когда  Макс наотрез отказался помочь нам отнести бесчувственную женщину к Райке домой.  Вытерпеть столь явное свинство я не смогла, и в деталях рассказала опешившему экс-жениху увлекательную историю о том, как мы с Эриком на своем горбу перли девяносто килограмм живого веса  через салон красоты вместо того, чтобы передать ворвавшегося в мою квартиру  насильника в руки служителей закона. Завершила я свою обличительную речь коронной фразой Эрика о вреде чрезмерного благородства и, растратив, последние остатки энергии,  обессиленно рухнула на сиденье.  Не знаю, что проняло Макса в большей степени, мой несомненный ораторский талант или некстати всколыхнувшиеся воспоминания о своем нелицеприятном  поступке, но свое мнение футболист кардинально изменил и  отлынивать от работы перестал.

Мама у Райки была маленькая, пухленькая и румяная. Тетя Катя походила на колобок женского рода, и обладала легким характером прирожденной балагурки. Обрамляющие круглое личико легкомысленные блондинистые кудряшки придавали ей вневозрастной вид, а собравшиеся в уголках ярко-голубых глаз лучистые морщинки невольно внушали теплую симпатию. Райкину маму я знала с раннего детства, и мне было прекрасно известно,  что в душу тетя Катя при необходимости гадит с точно такой же располагающей улыбкой.  К мнению супруга, тихого подкаблучника без четких жизненных установок, тетя Катя прислушивалась не больше, чем к комариному писку, и когда осмелевший после принятого на грудь дядя Дима пытался для приличия стукнуть кулаком по столу, быстро ставила мужа на место.  Надо отметить, что благодаря незлобивости и покладистости номинально сильной половины, пара недавно отметила серебряную свадьбу.  

Основным раздражающим фактором в неоднозначной персоне Екатерины Геннадьевны для меня являлось ее маниакальное желание выдать свое единственное чадо замуж за олигарха, и переехать из спального райончика в престижный коттеджный поселок. Райка лезла из кожи вон и старательно окучивала все более или менее соответствующие мамочкиному идеалу кандидатуры, но долгожданное предложение руки и сердца на моей памяти  она получила лишь однажды, да и то от бывшего одноклассника Витьки Сидоренко, заприметившего мою подружку еще со школьной скамьи и посчитавшего успешное окончание  строительного колледжа достаточным основанием для начала семейной жизни с девушкой своей мечты.  Витьку, Райка, естественно отшила, и тот с горя женился на юной отделочнице, штукатурившей возводимое в родном квартале здание детского садика. В итоге золотые годы моей подружки прошли в погоне за богатым мужем, ей стукнуло двадцать пять,  и ее шансы подцепить долларового миллиардера стремительно падали вниз.

Подстегиваемая неугомонной тетей Катей, Райка все так же бегала по клубам и тусовкам, но прежнего энтузиазма  я в ней последнее время не замечала. Немалые надежды она возлагала на  мою свадьбу с футбольной легендой Максом Терлеевым и, особенно, на  сопровождающий  сие знаменательное событие торжественный банкет, где ожидалась беспрецедентная концентрации толстосумов на один квадратный метр, но мое замужество, увы, не состоялось, и Райка совсем раскисла.  Немного воспряла духом моя подружка, когда  с «барского плеча» ей чуть было не достался сам несостоявшийся жених, но по известным причинам «два одиночества» так и не нашли утешения в объятиях друг друга.

Феликс Романов, бедный художник, страдающий от тяжелого наследственного заболевания, отродясь не прошел бы кастинга на роль тети Катиного зятя, если бы не его происхождение. Документально подтвержденная принадлежность к императорскому дому сама по себе стоила бешеные деньги, нужно было только суметь ее правильно подать и продать, а для простоявшей большую часть жизни за прилавком тети Кати, это было всего лишь делом техники. Непревзойденная  житейская смекалка подсказала Райкиной маме, что  основным рабочим инструментом у Феликса являются  не ноги, а руки, и следовательно, рисовать свои шедевры он сможет, даже пожизненно оставшись прикованным к инвалидному креслу. По части продажи брендов тетя Катя  давала фору любому пиар-агентству, и я почти не сомневалась, что на товарном знаке «Феликс Романов» она  сколотит себя внушительный капитал. Жаль, что ее деятельное участие в трагической судьбе художника объяснялось сугубо меркантильными соображениями, и расквартировать у себя Марию Кирилловну Райкина родительница согласилась вовсе не из радушия. Я, например, не испытывала стопроцентной уверенности в розовом будущем.  Слабое здоровье, происшествие с матерью, смерть возлюбленной –не знаю, сколько времени Феликсу потребуется, чтобы вернуться к относительно полноценной жизни.  Плюс, выдержит ли такое испытание ветреная  и беспечная Райка, привыкшая, словно бабочка, беззаботно порхать с цветка на цветок?

Так или иначе, тетя Катя приняла Марию Кирилловну, как  близкую родственницу.  Раз в сто лет проявляющая здравый смысл Райка успела предварительно ввести  ее в курс дела, и от лишних вопросов мы оказались избавлены.  Несколько озадачили тетю Катю хмурый и неразговорчивый Макс, чьи механические движения навевали мне нехорошие подозрения о произведенном некромантом зомбировании, и напоминающий объевшегося чесноку вампира Эрик, но я жестом пресекла любые попытки получить у меня какие-либо пояснения. В пограничном состоянии рассудка я могла наговорить такого, что вечно навостренные ушки тети Кати моментально скрутились бы в трубочку. Из спальни высунулся было облаченный в дырявое трико дядя Дима, но благоверная живо шикнула на мужа, вероятно, решив, что  своим пожеванным видом тот может оскорбить тонкие эстетические чувства венценосной особы.  Перечить супруге Райкин папа не решился и бесшумно исчез  из поля зрения, а тетя Катя на прощание разрядила в нас целую обойму благодарных улыбок сомнительной искренности и приступила к, надеюсь, добросовестному исполнению вверенных ей обязанностей сиделки.

После того, как я сбросила ответственность за судьбу Марии Кирилловны со своих хрупких плеч, на душе у меня реально полегчало.  Жизнь кажется не такой уж препоганой штуковиной, когда ты четко знаешь, что наконец-то едешь домой, где тебя ждут- не дождутся контрастный душ, мягкая постель… и разрывающийся от сообщений автоответчик.

С Максом мы расстались на позитиве. По крайней мере, именно за таковой  я приняла сопровождавшее нас до самого дома молчание вкупе с равнодушным кивком напоследок. В расположенной на первом этаже Райкиного дома аптеке мы под завязку затарились противоспалительными глазными каплями, и заметно приободрившийся Эрик на протяжении всего пути ни разу не попытался подколоть моего экс-жениха своими ехидными высказываниями.  Я же внаглую развалилась на заднем сидения и, наплевав на этикет, замечательно добралась до дома в расслабленном  горизонтальном положении.

В узкой арке Макс еле-еле разъехался с  эвакуатором, и я мысленно хлопнула себя по лбу. Пусть мой малолитражный «Ситроен»  не идет ни в какое сравнение с шикарным  «Лексусом» некроманта, это  не означает, что я готова бросить свою машину где-то в окрестностях следственного изолятора. Вот только  в моем внутреннем органайзере давно разрядились батарейки, одни неотложные дела постоянно вытесняются другими, а уже сама толком не понимаю, что для меня сейчас главное, а что второстепенное. Интересно, прослушивание оставленных недозвонившимися абонентами сообщений  к какой категории относится?

Я быстро пролистала список пропущенных звонков и раздраженно отшвырнула телефон в сторону.  Сил на нормальный бросок у меня не хватило, и только это спасло ни в чем не повинную трубку от неминуемой авиакатастрофы. Телефон приземлился на мягкий кухонный диван, да так  там и остался, потому как никому перезванивать я не собиралась.  Потом, может быть, позже.

Эрик с зажженной сигаретой в зубах  наощупь поплелся в душ, и мне оставалось лишь тешить себя надеждой, что если он  сослепу устроит в ванной комнате пожар, потушить возгорание подручными средствами ему удастся даже  без очков.  У меня же кофеиновая зависимость возобладала над чистоплотностью,  и я отчаянно старалась не заснуть рядом с плиткой, пока в джезве варится благоухающая насыщенным ароматом арабика. 

На улице окончательно рассвело,  робкие солнечные лучи  несмело касались оконного стекла, а в ознаменование нового дня звонко чирикали ранние пташки. Мир снаружи жил нормальной жизнью: люди вставали, умывались, завтракали и торопились на службу. Земля не перестала вращаться вокруг своей оси в тот момент, когда Ида Линкс вообразила себя демиургом и  решила перекроить реальность на свой собственный лад. Каждый выбирает для себя, в каком мире ему жить, а кто-то и вовсе подменяет жизнь растительным существованием.  Можно сколько угодно рассуждать о несправедливости мироустройства, но лишь единицы способны дать определение гармонии. 

-Линкс! –шум льющейся воды заглушал голос Эрика, но резкие, пронзительные интонации перекрывали любые помехи, -Линкс, иди сюда!

До того, как я увидела это своими глазами, у меня еще сохранялась призрачная надежда на то, что парень всего лишь попросит потереть ему спинку, и  я даже сочинила на ходу гневный монолог  о сакральности кофейной церемонии и недопустимости бестактного прерывания моего священнодействия у плиты, но заготовленные фразы застряли у меня в горле.

 

ГЛАВА XXVI

Горячая вода вовсю хлестала из открытого на полную мощность крана, но окутанный паром Эрик словно и не замечал, как моя ванная постепенно превращается в финскую сауну. Худой, нескладный и угловатый, он стоял босыми ногами на мокром кафеле и напряженно всматривался в запотевшее зеркало. Что он там умудрился разглядеть со своими-то минус восемью, помноженными  в довершение ко всему еще и на раздражение роговицы,  я не могла и представить, тем более, что вокруг сгустился сплошной туман, общей видимости, однозначно, не улучшающий.

-Данте, что случилось? –  первым делом я прекратила нерациональное расходование коммунальных благ и  вытерла зеркало банным полотенцем, а уже потом осторожно обняла Эрика за плечи. Парень резким движением сбросил мои руки и неожиданно отшатнулся в сторону. С уставленной косметическими средствами для поддержания вечной молодости и красоты полки с грохотом посыпались  многочисленные бутылочки и баночки. Легкие пластмассовые флаконы живописно поплыли по воде, а  их стеклянные собратья бесславно потонули в до краев заполненной ванне.

-Не трогай меня, Линкс! –  звенящим, срывающимся голосом выкрикнул Эрик, неловко пятясь к умывальнику, будто внезапно ослепший рак, - просто посмотри, что у меня на спине!

-Посмотрю, если ты перестанешь шарахаться от меня, как от чумной,- я протянула руку прижавшемуся к раковине парню и решительно шагнула ему навстречу, - то, что я до сих пор не побывала в душе, еще не повод отвергать мои домогательства. Покажи, что там у тебя!

Эрик нехотя отлепился от мойки и  медленно повернулся ко мне спиной.

-Слева, под лопаткой.  Как это выглядит, Линкс?

-Хреново, - приукрашивать действительность при помощи эвфемизмов я не стала, и честно озвучила парню неутешительный результат беглого осмотра подлопаточной области. Пятно было еще совсем небольшим, сантиметров пять в диаметре, но его происхождение не вызывало никаких сомнений: переливающийся калейдоскоп мелких разноцветных чешуек, образующий  неровный круг с рваными краями означал лишь одно –  неуязвимая броня сирруша постепенно  проступала сквозь беззащитную человеческую кожу. Похоже, это и  был начальный признак тех самых необратимых изменений, о наступлении которых нас неоднократно предупреждал некромант.

-Хорошо, что я этого не вижу, - хрипло произнес Эрик, - в дерьмовом зрении есть свои неоспоримые преимущества.  Мало приятного, день за днем наблюдать, как твое тело покрывается чешуей.

Я рискнула и вновь попыталась наладить тактильный контакт. На этот раз парень позволил мне мягко приложить палец к его разбитой губе.

-Данте, там всего лишь маленькое пятнышко. Мы найдем экзорциста, раньше, чем оно успеет разрастись.

-Черт! Линкс, ты сама  в это веришь? – Эрик раздраженно тряхнул мокрыми волосами, -  я же сказал тебе, не трогай меня! Не надо скрывать, что тебе противно ко мне прикасаться, я все понимаю! Одно дело, когда я на какие-то мгновения превращаюсь в монстра, и совсем другое, когда  ты с этим монстром живешь. Даже если мы найдем экзорциста, ведь неизвестно, как далеко к этому моменту зайдет моя трансформация. Не притворяйся, Линкс, прошу тебя, не жалей меня! Ты не обязана терпеть меня в своем доме, я не хочу, чтобы тебя трясло от отвращения ко мне, Линкс!

Наверное, определенные извращенские задатки в глубинах моего подсознания все-таки имелись,  а быть может, причина  моего неадекватного поведения заключалась в том, что я сама все явственнее ощущала себя пусть не чудовищем, но каким-то  чужим и непонятным существом, и инстинктивно искала пару из числа себе подобных. Чем иначе объяснить это бесконтрольное, неуправляемое возбуждение, захлестнувшее меня с головой и заставившее впиться в губы Эрика жадным, болезненным поцелуем? Откуда тогда взялось это непреодолимое желание слиться с ним в единое целое и почувствовать его неотъемлемой частью себя?

Меня действительно всю трясло, но не от отвращения, а скорее от нетерпения,  на пути в спальню мы роняли стулья и разбивали вазы, натыкались на мебель и ударялись о стены, мы были одинаково ослеплены охватившей нас обоих животной страстью, и, потеряв человеческий облик, издавали лишь нечленораздельные звуки.  Так нас не накрывало даже от неразбавленного абсента, казалось,  наши души отделились от бренных тел и совокуплялись на совершенно ином, астральном уровне, где искрящиеся энергетические разряды многократно усиливали запредельное наслаждение. Что-то дымилось, горело и плавилось, но мы были слишком поглощены друг другом, чтобы реагировать на физические импульсы, и перестроившийся на неподвластную для обычного восприятия волну мозг, включился только после того, как запах гари достиг своего апогея.

Кофе сбежал, джезва закоптилась, а плита стала похожа на полевую кухню эпохи гражданской войны. Отсутствующим взглядом я созерцала все это безобразие,  и отчего-то мне было в большей степени весело, чем обидно.  И это при том, что в квартире стоял устойчивый чад, с которым не справлялась даже система вентиляции, а почерневшую, как переборщившая с посещением солярия модница, турку впору было отправлять в утиль. Новую порцию кофе пришлось варить в электрической кофеварке, но так как мне и без арабики конкретно захорошело,  сие досадное недоразумение меня особо не огорчило, а учитывая, что меня шатало и заносило на поворотах, я и вовсе была рада делегировать ответственность за приготовление бодрящего напитка умной бытовой технике.

Длинные тонкие пальцы Эрика рассеянно мяли сигарету, а в пронизанных красными прожилками полопавшихся сосудов глазах отражалось умиротворенное блаженство. Его расслабленная нагота была красива странной не укладывающейся в стандартные рамки красотой,  и эту  непостижимую эстетику не могла испортить даже отметина вымершей аккадской цивилизации на спине.

-На самом деле, мне повезло, Линкс, - Эрик выпустил дым и снова сделал глубокую затяжку, - разве могло бы между нами произойти нечто подобное, если бы мы просто встретились на улице? Ты бы никогда не обратила на меня внимания, прошла бы мимо и плюнула вслед. Но во мне есть изюминка, я особенный, и этим я тебя привлекаю. Вдруг, все закономерно, и  мне суждено заплатить эту цену за возможность быть с тобой?

-Даже с учетом инфляционных процессов в отечественной экономике,  вышеуказанная себестоимость  безосновательно завышена, - фыркнула я, разливая по чашкам обжигающе горячий кофе, -  и куда только смотрит антимонопольный комитет? Тебе сколько сахара?

Запоздало осознавший отсутствие на себе одежды Эрик завертел головой в поисках Максовского халата, но  в итоге вынужден был довольствоваться обмотанным вокруг бедер банным полотенцем. Отыскать что-либо в моей квартире, напоминающей подвергнувшуюся нашествию диких орд татаро-монгольских захватчиков территорию, было столь же сложно, как и сбросить набранный за долгие зимние месяцы лишний вес.

-Держи, закапай, - я насильно всучила Эрику пипетку. От упорно не выветривающегося чада у него снова начали слезиться глаза, но в сочетании с не сходящей с лица улыбкой, влажно поблескивающие капли выглядели ясными слезами радости, - помочь?

-Не надо,  я сам. Слушай, Линкс, надо бы в шоппинг сходить. Я помню, ты говорила, что без гриндерсов я как-нибудь обойдусь, и  тогда я  с тобой согласился, но у нас же все-таки не Гвинея-Биссау, чтобы бегать по улицам в одной набедренной повязке! А если меня за эксгибиционизм  заметут?

Моя кофеварка заслужила всяческие похвалы, а также поощрение в виде внеплановой чистки нагревательного элемента. То ли я уже отвыкла от хорошего кофе, то ли  послевкусие недавней эйфории притупило мои рецепторы, но арабика получилась просто потрясающая. Всасывающийся в кровь кофеин здорово простимулировал мою умственную активность,  и добрая половина утраченных способностей к конструктивному мышлению вернулась ко мне уже после нескольких глотков.

-Второе задержание за неделю – это уже опасный рецидив, - я щелчком пальца пододвинула Эрику приспособленную под пепельницу жестянку, -  с двумя ходками тебя скоро  вся гопота за своего будет принимать.  Сейчас вызову эвакуатор, пусть привезут мою машину. Ты телефон не видел?

-Линкс, ты издеваешься? –с ухмылкой уточнил Эрик,  и я поняла, что одной чашки кофе мне явно оказалось маловато, и нормально соображаю я пока только в своих мечтах, - я даже тебя практически не вижу,  а экстрасенс из меня никудышный. Очки бы мне…

-Будут тебе очки, Данте, - клятвенно пообещала я, -кстати, не поверишь, но ты, по-моему, как раз на  телефоне  и сидишь. Давай сюда трубку, будем спасать мой несчастный «Ситроен», пока его на металлолом не растащили.

-Ты бы сообщения прослушала, - посоветовал Эрик,  наощупь обнаруживший искомую трубку в диванной щели, -мало ли чего…

Звонила мне, в основном, мама. Прежде, наши переговоры ограничивались одним ежевечерним звонком, и никто из нас не испытывал потребности в дополнительном общении, однако,  стоило мне «пойти в разнос»,  как мама резко сократила дистанцию. Не знаю, была ли эта материнская любовь в ее чистом, неотшлифованном виде, или  мамой двигало гипертрофированное чувство ответственности. Возможно также, что мама испытывала некоторую вину за сделанный ею  в пользу обустройства  собственной личной жизни выбор.  Переезд в Германию дался ей совсем не так легко, как могло показаться со стороны, но  она доверилась  своей тогда еще рассудительной и самодостаточной дочери, и, скрепя сердце,  вскочила на подножку последнего трамвая.

С маминым отъездом для меня почти ничего не изменилось. Я со студенческих лет жила самостоятельно, и непродолжительные беседы по видеосвязи мне нравились гораздо больше, чем личные посещения места проживания очередного маминого мужа. Между мной и мамой никогда не было взаимопонимания как такового, и сейчас, когда я вдруг стала неразборчиво откровенной,  мама словно открывала меня заново. Мне никого не хотелось разочаровывать, и особенно,  подарившего мне свои лучшие годы человека, но маски из своего гардероба  я исключила раз и навсегда.

Естественно, что мама беспокоилась и волновалась. Она названивала мне не потому, что единственным развлечением в скучном и однообразном браке с консервативным до кончиков ногтей Стефаном для нее было участие в благотворительной общине, и прочтение в мой адрес морализаторских тирад привносило в ее устоявшийся распорядок хоть какое-то разнообразие. Мама была элементарно растеряна. Механическая кукла ни с того, ни с сего превратилась в своевольную бунтарку и начала вытворять такие кренделя, что волосы вставали дыбом. Здесь было от чего встревожиться, и я старалась философски относиться к маминым попыткам вернуть прежнюю Иду – идеальную до такой степени, что с ней даже не о чем было поговорить.

Честно сказать, я не хотела звонить маме. Набирая международный код, я подписывала смертный приговор своему релаксу, но в виски мне дробно колотили навязчивые молоточки, азбукой Морзе выстукивающие один и тот же шифр. До полной разгадки тайного послания мне не хватало  только ключа, и я отчего-то твердо знала, что именно мама сейчас выдаст мне необходимую комбинацию.

Мама довольно долго не поднимала трубку, и я запоздало вспомнила, что разница в часовых поясах предполагает  в Германии глубокую ночь, но овладевший мною нетерпеливый зуд, заставлял меня игнорировать приличия.

Разбуженная ночным звонком мама, несомненно, увидела мой номер, и в ее голосе даже спросонья звучали испуганные нотки. Внезапно до меня дошло, что боялась она  не моих ставших уже привычными выходок, а страшного известия  о том, что одна из них стала для меня фатальной.

-Мама, со мной все в порядке. Извини, что так поздно…или рано… У меня просто биоритмы сбились, - я на гора выдала маме все и сразу, но бьющие в виски кувалды  так и не прекратили отчаянных попыток проломить мне черепную коробку, - мама,  о чем-то я тебя спрашивала, да?

-Ида, по-моему, тебе лечиться надо, -  скажи мне это кто-либо другой, я бы  моментально отправила «доброжелателя» по известному адресу, но  в маминых устах эта оскорбительная фраза прозвучала с поразительной искренностью. И все равно не то! Как же стучит в висках, ну сколько можно? Это и называется «обломать кайф».

-Мама, я просила тебя о чем-то важном, пожалуйста! – я почти рыдала в трубку, - мамочка, вспомни!

Слово «мамочка» я произнесла впервые за двадцать пять лет, и это просто не могло не сработать. Мама шумно перевела дыхание, немного помолчала и  с какой-то обреченной печалью ответила:

-Ты спрашивала про кардинала Данилевского. Стефан узнавал у польских родственников, но они ничего не смогли выяснить. Кардинал сейчас  находится в Ватикане и так просто к нему не подобраться.  Не знаю, что ты затеяла, Ида, но мы со Стефаном тебе не помощники.

Занесенная для разрушительного удара кувалда замерла на лету и рассыпалась в прах. Такой ясности в голове  у меня не было уже очень давно. Невероятная легкость придавала мне космическую невесомость,  я словно оторвалась от земли и порхала  на крыльях озарения.

-Данте! – я  всем телом повисла на шее  настороженно вслушивающегося в наш эмоциональный разговор Эрика,  и отбросив влажную прядь русых волос, приникла губами к его уху, - Данте, я знаю, кто может провести  над тобой обряд экзорцизма, кто, черт побери, обязан его  провести! Мы едем в Ватикан к кардиналу Данилевскому,  к твоему отцу!

 

ГЛАВА XXVII

-Ты это серьезно? – Эрик отстранился от меня с таким оскорбленным видом, будто  я предложила ему не способ избавиться от паразитирующей  на нем древнеаккадской твари, а, как минимум, прозрачно намекнула на смену сексуальной ориентации, - и как ты  это себе представляешь, Линкс? Хочешь, чтобы я двадцать восемь лет спустя заявился к своему отцу, который последний раз видел меня в возрасте двух дней? Единственное, во что может вылиться твоя идея, это комедия положений из серии «Здравствуйте, я ваша тетя!»

-Если уж тебе вздумалось проводить аналогии, то  ситуация больше напоминает притчу о блудном сыне,  -я осторожно провела ладонью по спине Эрика и остановилась в миллиметре от переливающегося всеми цветами радуги пятна. Парень заметно напрягся, но все-таки нашел в себе силы выдержать мое прикосновение и не отпрянуть назад, - меня в одинаковой степени не волнуют библейские сюжеты и родственные взаимоотношения, Данте. Давай включим логику – у нас нет другого выхода. Кардинал Данилевский – это беспроигрышный вариант. Посуди сам, он настолько фанатично предан Богу, что бросил своего новорожденного сына ради монашеского пострига, это первое, и  в нем течет кровь пророка Даниила, это второе. Я уверена, он сумеет победить крылатого сирруша, как это уже однажды сделал в Вавилоне его далекий предок.

-Почему я тогда сам не могу этого сделать, Линкс? –  с откровенным недоверием прищурил миндалевидные глаза Эрик, - ведь я тоже потомок Даниила!

Сверкающие чешуйки  наощупь оказались твердыми, острыми  и  какими-то окостенело-неживыми.  Инородное пятно казалось чернильной кляксой на бледной коже,  и ради того, чтобы преподать нерадивым аккадским писарям наглядный урок чистописания я была готова сколько угодно доказывать Эрику свою правоту.

-Это не главное, Данте. Даниил не противопоставил сиррушу ничего, кроме веры. Фактически дракона убил Иегова руками своего пророка. По сравнению с тобой,  у кардинала есть одно основополагающее преимущество – поддержка Бога. Помнишь Герман сказал, что не каждый экзорцист способен донести свои молитвы до небес? Твой отец каждый день беседует с господом по долгу службы, и ему даже не нужно испрашивать у всевышнего дополнительной аудиенции. Неужели, ты все еще сомневаешься?

-Не знаю, Линкс, - парень облизнул разбитую нижнюю губу и потянулся за сигаретой, - да, наверное, я сомневаюсь. В самом себе. Это как  опять стучаться в ту дверь, откуда тебя когда-то вышибли пинком под задницу, причем пнули настолько сильно, что ты долетел аж до самого Вознесенска, где твои незабываемые школьные годы вместо красного аттестата завершились сотрясением мозга. Кто он мне, это кардинал? И кто я ему?

Когда Эрик вот так  стряхивал пепел мимо пепельницы, меня неизменно посещала мысль, что точность попадания у него совершенно не коррелирует с наличием очков. Едкий табачный дым смешивался с  неистребимым чадом от пригоревшего кофе, в окна  бестактно били  пронзительные солнечные лучи и жалобно пикал забытый на столе телефон. Что ж, во всяком случае, мама убедилась, что я жива, хотя и не совсем здорова. Психически, имеется в виду.

-Никто не запрещает тебе обратиться к кардиналу как частное лицо, Данте, - после залпом осушенной чашки арабики у меня наконец-то перестало шуметь в голове, и под скептическое хмыканье Эрика я вслух  занялась разработкой детального  плана наших дальнейших действий, -  в конце концов, наша цель-экзорцизм, а не воссоединение семьи.  Организационные моменты я  полностью возьму на себя, и твоя встреча с отцом состоится лишь только во время непосредственного проведения обряда. Раскрывать свои тайны или нет, это твое личное право, и я его уважаю.

-Линкс, - темно-серые глаза смотрели на меня невидящим взглядом, но я интуитивно ощущала исходящие от парня флюиды нежности, -что ты будешь делать, если нас ждет провал,  и в итоге мне придется выбирать между двуперекисью ацетона и Гильдией карателей? 

 -Позвоню некроманту и заставлю его научить меня воскрешению мертвых. Так что, даже не надейся от меня отбояриться! Между прочим, скорее всего я именно так и поступлю, потому что шеф недвусмысленно дал мне понять, что  в большую журналистику мне дорога закрыта. Надо же где-то реализовывать свои таланты, - с кофеином пора было завязывать: мало того, что сердце с остервенением долбило в грудную клетку, так еще и расширенные зрачки вряд ли вызовут симпатию у добропорядочных сотрудников итальянского посольства, куда я намерена сегодня же отравиться для оформления визы. И кстати,  в душ я так и не добралась.

-Ни в одном триллере  я еще не видел зомби в очках, - задумчиво протянул Эрик, - приятно, хоть в чем-то стать первым.

Под развевающимся флагом черного юмора дела у  меня пошли значительно веселей. Я четко осознавала, какие конкретно вопросы мне необходимо решить, какие учреждения посетить  и какого результата добиться, и это было абсолютно потрясающее чувство. Упорядочение хаоса произошло спонтанно, но моего величайшего душевного удовлетворения сей факт нисколько  не преуменьшил. Я так устала от неопределенности, что возможность поэтапно распланировать хотя бы один  короткий день  в своей безумной жизни вызывала  у меня бешеный выплеск позитивной энергии.

«Ситроен» вернулся в родные пенаты даже раньше, чем я рассчитывала. Двойной размер оплаты вдохновил эвакуационную службу, словно пылкая любовь юного стихотворца,  и  вскоре машина уже стояла на  парковке возле моего дома. К тому моменту я успела помыться и уложить волосы, а  также подобрать соответствующий жаркому летнему дню наряд и на бегу съесть плитку горького шоколада. Я пребывала в каком-то неестественно деятельном состоянии,  несмотря на то, что еще недавно буквально валилась с ног, и хотя  я и не могла предсказать, как долго продлится  этот внезапный прилив бодрости, я собиралась выжать из него максимум отдачи.

Для того чтобы поставить в известность о предстоящей деловой поездке задремавшего на кухонном диванчике Эрика, мне пришлось упорно тормошить парня за плечи, пока тот  не соизволил открыть глаза. Мы быстро обсудили список необходимых покупок,  я  дала парню устные гарантии, что любой ценой добуду ему гриндерсы, а он мне, в свою очередь,  торжественно пообещал мне никуда не отлучаться,  близко не подходить к лэптопу и по возможности потребить оставшиеся в холодильнике продукты. Некоторые из вышеизложенных пунктов вызывали у меня резонные сомнения в их осуществимости,  однако заключение с Эриком надлежащим образом оформленного  соглашения в мой плотный график, увы, не вписывалось

По «Ситроену» я соскучилась, будто по старому верному другу, никогда не подводившему меня даже в самых сложных жизненных обстоятельствах. Машина покрылась плотным слоем дорожной пыли и засохшими дождевыми разводами, благодаря чему выглядела  потрепанной и неухоженной, как побирающаяся у помойки нищенка. Что касается салона, то его бы тоже не мешало как следует почистить, но по причине стесненных временных рамок я вынуждена была ограничиться наружной мойкой.  Пока «Ситроен» купался в пене,  я посетила расположенный неподалеку от станции техобслуживания магазинчик и приобрела себе  мобильный телефон.  На свежевымытом автомобиле я отправилась  в офис компании-оператора и восстановила свою посеянную на кладбище сим-карту, после чего с грустью констатировала, что в памяти нового аппарата у меня нет ни одного сохраненного контакта.  К счастью, прежняя Ида Линкс отличалась завидной щепетильностью и  неизменно дублировала номера в записной книжке, благополучно обнаружившейся в бардачке «Ситроена».

По указанному Эриком адресу гриндерсы нужного размера раскупили еще на прошлой неделе,  но я проявила настойчивость и выцыганила у продавца координаты торговых точек с потенциальным наличием в продаже данной модели мужской обуви. Башмаки я, конечно, все-таки купила, но так и не смогла понять, как можно таскать на ногах такую тяжесть,  и главное, зачем. Если только от гопников отбиваться…

Неудача постигла меня в процессе поиска точной копии лимонной футболки. Где именно Эрик откопал это произведение авангардного искусства, я специально не выясняла, и на свой страх  и риск заменила этот истошный вопль моды приблизительно похожим предметом одежды чуть менее кричащего цвета. А вот с очками мне повезло вдвойне: сначала на заднем сиденье «Ситроена» нашлись те самые жуткие окуляры, в которых Эрик впервые объявился ко мне домой, а  затем  в оптике мне продали  очки, полностью идентичные тем, что были бессовестно разбиты сокамерниками в СИЗО.

Покончив с хозяйственно-бытовыми нуждами, я  приступила  к решению вопросов организационно-технического характера. Хотя во избежание соблазна я оставила термокружку дома, мужества отказаться от чашки кофе у меня не хватило. Я заняла столик в маленьком, уютном кафе, где в бытность свою звездой столичной журналистики, нередко проводила интервью, проигнорировала любопытные взгляды молоденьких официанток, бесспорно, прекрасно осведомленных о моем скандальном имидже, и набрала номер Владислава Самохина, своего знакомого адвоката по гражданским делам.

Влада можно было  смело относить к числу моих давних поклонников. В университете мы учились на  разных факультетах, но это ничуть не мешало будущему светилу юриспруденции активно подбивать ко мне клинья на протяжении всех четырех лет обучения.  Моя личная жизнь в то время била ключом, и у меня и  с избытком хватало воздыхателей и без чрезмерно навязчивого Владика, и  первоначально я ничем не выделяла его из толпы обожателей. 

В студенческие годы я считалась целеустремленной и сосредоточенной на карьере особой, но в тоже время меня нельзя было назвать замшелой ботаничкой. Броская внешность и стильная одежда являлись основным фактором  популярности Иды Линкс среди  представителей мужского пола, но периодически мне попадались экземпляры, способные оценить также мою обширную эрудицию и острый ум.  Влад Самохин был как раз из таких, и может быть  как раз поэтому он и получил разовый доступ к телу.  Влад слишком хорошо понимал, с кем имеет дело,  и что одна совместно проведенная ночь, не дает ему повода предъявлять мне какие-либо претензии.  Откровенно говоря, секс с Владом не запомнился мне ровным счетом ничем,  и никогда впоследствии я не испытывала желания продолжить отношения, но судьба свела нас в иной плоскости.

Умница Владик окончил юрфак с красным дипломом, устроился на работу в адвокатскую контору и за несколько лет  эволюционировал из рядового клерка в полноправные партнеры. Владелец конторы в связи с преклонным возрастом отошел от дел, препоручив молодому компаньону  свою многочисленную клиентуру, и Влад блестяще оправдал возложенное на него доверие. Адвокатская контора «Фролов и Самохин»  занимала  на столичном рынке солидную нишу,  охватывая своей деятельностью огромный спектр юридических услуг от консалтинга до представительства в суде.

Вы скажете, с какого перепуга успешный адвокат и процветающий бизнесмен должен бросить все свои дела и сломя голову мчаться на встречу с опальной журналисткой? Дело в том, что у безупречного во всех отношениях Влада имелась одна единственная слабость, о которой знали лишь мы двое. Владислав Самохин принадлежал к редкой породе мужчин –однолюбов,  и как вы уже догадались, объектом его лебединой верности была ни кто иная, как  ваша покорная слуга. 

Нет, ждать меня всю жизнь, Влад не собирался. Напротив, он воспитывал в счастливом браке троих детей-погодок, и роль отца большого семейства его ни капельки не тяготила, но если я бы вдруг поманила его пальцем, примерный семьянин  мгновенно чухнул бы из своего обеспеченного быта,  гонимый зовом своей материализовавшейся мечты.  Правда, мы оба знали, что подобное развитие событий столь же  маловероятно, как и появление цветущих яблонь в марсианской пустыне, и  наше взаимовыгодное сотрудничество ничем не угрожало стабильности брака моего бывшего сокурсника.

В кафе Влад приехал так быстро, что я не успела заготовить для него структурированную речь, и с горечью осознавала, что в деликатном деле с Эриковским разводом не придется напропалую импровизировать. Но, как ни крути, оно того стоило:  никто не даст шенгенскую визу человеку, в чьем отношении  ведется производство о лишении родительских прав.

Привычка Самохина пожирать меня глазами неизменно вызывала у меня приступ раздражения, но я терпела его  раздевающие взгляды с невероятным стоицизмом. Собственно, Владик ни в чем не виноват- приставать не пристает,  сальностей не говорит и непристойных предложений не делает, а смотреть, извините, не запретишь. Увы, но внешность самого Самохина была до такой степени заурядной, что никакого интереса, включая чисто исследовательский, во мне не пробуждала.

-Привет, Влад! Спасибо, что сразу откликнулся! – в знак признательности, я позволила адвокату чмокнуть себя в щеку и даже на миг задержала руку в его ладони, - заказать тебе кофе?

-Закажи, -согласился Самохин, - только молока побольше. Не хочу, чтобы  мои подчиненные увидели меня с расширенными зрачками посередине рабочего дня.

-Что, настолько заметно? – удивилась я, -всего-то одна чашка.

-А сколько их было с утра, Линкс? –осуждающе фыркнул Влад, - ты себя совсем не бережешь, и это делает тебя еще более притягательной. Я так, наверное,  никогда и не пойму, что я в тебе  нашел.

-Богатый внутренний мир? – предположила я, - или все-таки тебя заводят мои расширенные зрачки?

-Не могу отрицать ни того, ни другого, Линкс, -  к моим провокационным высказываниям Самохин уже привык и давно не воспринимал их всерьез,- что заставило тебя обо мне вспомнить? Ни за что не поверю, что тебя одолела ностальгия. Последний раз ты позвонила мне, чтобы достать пропуск на заседание по делу о теракте в столичном метро.

-Хороший тогда получился репортаж, Влад, - многообещающе улыбнулась я, оправляя  в рот   шоколадное печенье, - но сегодня я хочу не просто попросить тебя об одолжении. Я  здесь, чтобы обратиться к тебе с очень личным, я бы даже сказала,  интимным вопросом.

 

ГЛАВА XXVIII

-Звучит эротично, Линкс, но уж мне-то известно, какой смысл ты  обычно вкладываешь в понятие «интимный», - Влад бросил в кофе пару кусочков рафинада и аккуратно размешал сахар чайной ложечкой, - на кого ты собираешь компромат на этот раз?

Я жестом подозвала официантку и заказала себе еще чашку арабики. Разговор предстоял не из легких, а сосредоточенный в районе моего декольте взгляд Самохина непрерывно отвлекал меня от сути  беседы.

-Какие, к черту, компроматы, Влад? Или ты до сих пор не в курсе, что я уволилась из «Вечерки»?

Адвокат сделал маленький глоток кофе и  издал ироническое хмыканье, лучше всяких слов характеризующее степень его доверия к моим громким заявлениям.

-Значит, ты готовишь разоблачительный материал на своего бывшего работодателя? Я  мыслю в  правильном направлении? Или  твоя жертва – Макс Терлеев, которого ты продинамила  практически у алтаря? Я так и не понял, зачем была нужна эта сказка про попытку суицида. Неужели нельзя было просто отменить свадьбу? Со смертью нельзя шутить, Линкс, у нее плохое чувство юмора. Я читал твое интервью и не знал, смеяться мне или плакать.

-Смех сквозь слезы меня вполне устроит, - до сего момента я не задумывалась,  в каком ключе читающая публика восприняла мои шокирующие откровения, вынесенные Фарухом Кемалем на первые полосы столичных газет. Не очень приятно обнаружить, что одна часть следящих за светскими сплетнями обывателей гомерически хохотала над моей эмоциональной исповедью, а другая снисходительно крутила пальцем у виска, -ладно, Влад, будем считать, что «слухи о моей смерти сильно преувеличены».

-Марк Твен…, - понимающе кивнул Самохин, - и все же,  не поступай так в будущем, Линкс.

-Никогда больше не совершу подобной глупости, -новая доза кофеина стала для меня сейчас именно тем, что доктор прописал, - из этого печального опыта я сделала  для себя один важный вывод: совершать самоубийство, равно как и выходить замуж следует без свидетелей. Мне папарацци три дня подряд прохода не давали, под окнами дежурили. Хорошо хоть, наконец, поотстали.

Меня почему-то изрядно забавляло, как Влад неодобрительно созерцает мое непомерное потребление кофеиносодержащих жидкостей. Интересно, что бы он сказал, увидев объект своего преданного обожания самозабвенно вдыхающим абсентовые пары?

-В столице творится такое, что папарацци без работы не сидят, - грустно усмехнулся адвокат, -если пожары, массовые убийства и заложенная в следственном изоляторе бомба больше относятся к компетенции полицейских органов, то предприниматели,  пострадавшие от  неразберихи после хакерской атаки на базу налогового управления потянулись ко мне косяками. У меня скопилась уже целая кипа таких исков…Так что тебе все-таки от меня понадобилось, Линкс? Тоже захотела вытрясти компенсацию с налоговиков?

Я отрицательно помотала головой. Я и не предполагала, что триумфальное возвращение Данте повлекло за собой столь масштабные экономические последствия.  Относительно прочих озвученных  господином Самохиным происшествий я от греха подальше лучше вообще от комментариев воздержусь.

-Слушай, Владик, -«кошачий взгляд» мне, однозначно, удался Мой визави так взволновался, что чуть было не пролил  остывший кофе на свои безупречно выглаженные брюки, - мне всего лишь нужна грамотная юридическая консультация. Необходимо в кратчайшие сроки оформить отказ от родительских прав на ребенка и, причем, сделать это без присутствия  в суде самого отца. Оплата наличными по факту, аванс пятьдесят процентов прямо сейчас. Что скажешь?

-Ты о том парне, с которым тебя застукали папарацци на второй день после разрыва с Терлеевым? – натренированный в судебных тяжбах и правовых коллизиях ум Самохина оценил ситуацию за считанные мгновения. А может быть, Влад просто-напросто тайно собирал журнальные вырезки с моими фотографиями.

-О нем, - невозмутимо согласилась я, - к слову, его зовут Эрик Данилевский, и ему кровь из носа необходимо получить шенгенскую визу. Оттого  и вся спешка.

-Видимо, ребенка твой Данилевский сделал тоже в спешке, раз  даже не успел задуматься об ответственности, - Влад нервно почесал в затылке и со стуком отставил недопитую чашку в сторону, - и не проси, Линкс. Я не буду  этим заниматься. Ты унижаешь меня своим предложением,  пусть твой любовник решает свои проблемы самостоятельно.

-Влад, Эрика все равно лишат родительских прав за ненадлежащее выполнение отцовских обязанностей, но без твоего содействия волокита растянется черт знает насколько, -в моем голосе не осталось и толики кокетства,  впервые за долгое время я разговаривала со своим давним поклонником  в исключительно деловом тоне, -давай я организую тебе встречу с матерью ребенка, и ты сразу поймешь, что случай здесь довольно специфический. Я не прошу тебя лично вести дело, отдай его кому-нибудь из своих подчиненных…

-Моя подчиненные завалены работой, Линкс, - отрезал Самохин, усмотревший в моем предложении признаки личного оскорбления, - я смирился с тем, что ты столько лет держишь меня на коротком поводке, но сегодня ты меня убила.  Я видел твои снимки с этим Данилевским, вы же разные, как небо и земля. Кто он такой?

В этом кафе точно знали, арабику какой крепости предпочитает Ида Линкс, не зря же я на протяжении многих лет являлась постоянным клиентом данного заведения. Кофе здесь подавали в маленьких фарфоровых чашечках с  искусной имитацией росписи под гжель,  и божественный аромат обжигающего напитка нравился не  меньше, чем его насыщенный вкус.

-Ты недавно сам ответил на свой вопрос, Влад, - напомнила я своему ревнивому  воздыхателю, - он мой любовник и если ты хоть чуть-чуть сведущ в морфологии, то должен догадываться, что это понятие произошло от слова «любовь», в то время как понятия «муж» и «жена» имеют в своей основе соответственно слова «мужчина» и «женщина». После того, как все точки над «i» расставлены, я могу считать, что мы с тобой договорились?

-Линкс, ты режешь меня без ножа, -  опустошенно сообщил Влад, - хочешь, я расскажу тебе, о чем я думал, когда ты вручила мне приглашение на свою свадьбу? Я мечтал, что однажды настанет день,  и ты придешь ко мне с просьбой представлять твои интересы в бракоразводном процессе. А теперь вообрази, что я чувствую сейчас, Линкс! 

Мне было абсолютно наплевать на чувства Влада,  на свои собственные чувства и вообще на чувства, как таковые. Меня лишь раздражало, что двое взрослых людей вместо того, чтобы уже вовсю обсуждать детали своего взаимовыгодного сотрудничества, бездарно тратят стремительно ускользающее время на сентиментальные разговоры в духе подростковых мелодрам.

Суровое выражение моего изменившегося лица поведало Самохину  об истинном положении вещей гораздо красноречивее любых слов. Он внезапно осознал, что еще немного, и я встану со стула, и, не оглядываясь, пойду искать другого юриста. И самое обидное, что за предложенные мною деньги, на меня сочтет честью работать элита столичной адвокатуры. Прекрасно, пора окончательно дожимать Владика, и хватит морочить друг другу голову.

-Я обратилась к тебе лишь по одной причине, -    томным голосом выдала я,  проникновенно глядя Самохину в глаза, -я тебе доверяю, Владик и знаю, что моя судьба тебе не безразлична. Но раз ты настроен категорично, я не стану тебя насиловать.  По старой дружбе посоветуй мне хорошего юриста, профессионала высшего класса!

Влад долго вглядывался в меня с тоскливой задумчивостью. Фактически я с ним только что очень вежливо попрощалась, причем, скорее всего, навсегда. Не будет больше  ни к чему не обязывающих посиделок за чашечкой кофе,  не будет невинного флирта, сопровождаемого прицельной стрельбой желто-зелеными глазами, не будет больше этих странных отношений, так здорово скрашивающих скучные трудовые будни. И мне на это, повторюсь,  абсолютно наплевать. А Самохину?

-Посоветовать? У тебя, что, нет моей визитки?- Владик умел проигрывать с достоинством, ведь  далеко не каждое его выступление в судебных прениях  оканчивалось вынесением решения в пользу представляемого клиента, - ты наглая шантажистка, Линкс, и утешает меня только одно: твои …мм…любовники приходят и уходят, а я неизменно остаюсь, пусть даже  моя роль вечно сводится лишь к защите твоих сомнительных интересов.  Ну, и что не так с этим Данилевским? Что мешает ему посетить заседание?

-Природная застенчивость, -фыркнула я, изо всех сил стараясь не слишком явно демонстрировать удовлетворение от своей маленькой победы, - вот копии его документов и электронная цифровая подпись. Свяжись с его женой  по этому номеру и уточни подробности. В расходах не стесняйся, трать столько, сколько нужно. А в оформлении визы ты нам тоже поможешь?

Заслуженно присвоенное мне звание «королевы шантажа» надо было оправдывать, и я, как могла, поддерживала реноме. Влада поколачивало от возмущения, но на попятную идти было поздновато, и мой незадачливый поклонник  незаметно для себя увяз в «деле Данилевского»  с головой. Правда, некоторые обстоятельства вызвали у него уж совсем нехорошие подозрения.

-Нам? – переспросил Влад, допивая вторую по счету чашку кофе, - а ты куда намылилась?

-Как куда? В романтическое путешествие по Европе, - врать мне особенно не пришлось, разве что  романтики в нашей грядущей поездке планировалось не больше, чем возможностей для получения эффектного загара в пасмурный дождливый день, - надо же как-то стресс снимать?

-Рядом  с тобой я постоянно нахожусь в состоянии хронического стресса, Линкс, - вздохнул Самохин- но мне ты не разу не предлагала позавтракать вместе на Елисейских полях.

Когда я умудрилась  слопать полную вазу печенья, я так и не поняла. И у кого тут, хотелось бы спросить, стресс?

-Я собираюсь устроить пикник  среди развалин Колизея, Влад. Если не получится быстро сделать Шенген, оформляй национальную визу в Италию. И не забывай, время  не терпит.

-Почему ты так торопишься, Линкс? – Влад никогда раньше не позволял себе брать меня за руку в общественных местах, а учитывая, что со времен окончания университета мы только  там и встречались, это был наш первый тактильный контакт за последние три года.  Надеюсь,  за нами не шпионят нанятые Самохинской супружницей частные детективы с целью запечатлеть на камеру наше приватное общение? Здорово походит на манию величия, но, по-моему, меня еще только ленивый не сфотографировал, - я тебя знаю, со мной тебе не надо притворяться и играть. Такое чувство, как любовь, тебе незнакомо, и меня этим не удивить. Но когда ты вдруг начинаешь активно впрягаться за постороннего человека, швыряться деньгами и требовать от меня решить твой вопрос чуть ли не за сутки, это настораживает даже меня.  Зачем тебе в Италию, Линкс? И причем тут этот Данилевский?

Где пролегает тонкая грань между дотошностью и занудством, Влад явно  себе не представлял. Или, возможно, периодически забывал, что находится не в суде, а на  свидании.

-Все дороги ведут в Рим, - поделилась я с адвокатом прописной истиной, не  желая вдаваться в подробности своей вынужденной загранкомандировки, - и моя, в  том числе. Ну, все, Влад, пора  закругляться, я еще не начинала паковать чемоданы. И пожалуйста, не тяни с визой.

-Буду мотивировать себя тем, что чем быстрее ты уедешь, тем быстрее вернешься назад. Надеюсь,  своего Данилевского ты потеряешь где-нибудь в аэропорту, -Влад нехотя выпустил мою ладонь и резко поднялся на ноги, - мне сложно делать хорошую мину при плохой игре, но я на самом деле был рад тебя увидеть.

Что касается меня, то истоки моего страстного ликования крылись вовсе не в созерцании ничем не примечательной физиономии Влада, а в конечных результатах нашей встречи. Если в довершение к решению вопроса с родительскими правами, адвокатская контора «Фролов и Самохин» избавит меня от визита в итальянское посольство,  я обязательно привезу своему бессменному воздыхателю с десяток сувениров.

На выходе из кафе у меня ужасно закружилась голова. Одномоментно принятая бешеная доза кофеина помогла мне мобилизовать внутренние резервы,  и теперь я сполна расплачивалась за краткий прилив бодрости. Я еле-еле доковыляла до машины и  без сил обмякла на сиденье. Сейчас вернусь домой, лягу спать, и пусть меня хоть асфальтовым катком переезжают. От меня все равно уже ничего не зависит, а подгонять  Самохина можно и по телефону.

Почти перед самым поворотом в сторону родного двора меня остановили дорожные полицейские и весьма тактично осведомились, почему я не выключаю фары в дневное время суток (понятия, кстати, не имею, почему). Исчерпывающий ответ о том,  что выехав с загородной трассы, я по рассеянности забыла отключить освещение, у автоинспекторов возражений не вызвал, и меня благополучно отпустили восвояси.

Непредусмотренное задействование фантазии при общении с гаишниками отняло у меня последние остатки энергии, я на автопилоте припарковалась  у подъезда и, с трудом передвигая ноги, дотащилась до двери. Пока я доставала ключ от домофона,  в окошко меня заметила хозяйка салона красоты, не так давно наносившая нам с Эриком «вечерний макияж»

 

ГЛАВА XXIX

Тяжеленные  пакеты больно резали мне руки, а знойное летнее Солнце невыносимо пекло голову,  и эти два фактора превращали  неумолимо надвигающуюся перспективу дружеской беседы с Маринкой в поистине изощренную пытку. Балансируя на одной ноге, я все-таки ухитрилась извлечь из кармана вожделенный ключ и  в быстром касании открыла дверь, однако, бесшумно прошмыгнуть вверх по лестнице, будучи обвешанной баулами, словно портовый грузчик, мне, к сожалению, не удалось.  Маринка  выскочила  из дверей своего салона и настойчиво вцепилась мне в плечо.

-Я спешу, - я честно попыталась нанести  настырной парикмахерше превентивный удар, но та, похоже, поджидала моего возвращения чуть не с раннего утра, и не собиралась отказываться от разговора. Думаю, если бы даже у меня вследствие пережитого морально-психологического напряжения внезапно пропал дар речи, Маринка вытрясла бы из меня срочно необходимые ей сведения посредством использования азбуки глухонемых.

-Ида, тут к тебе девушка пришла, уже несколько часов сидит, - Маринка за рукав потянула меня в салон, - говорит, трубку не берешь, двери не открываешь…Нельзя же так!

-Какая еще, к черту, девушка? – мне  вдруг почему-то сильно захотелось от души шлепнуть Маринку по башке самым увесистым пакетом с Эриковскими гриндерсами,  а  вступившую с ней в коварный сговор неизвестную гостьюшку  заодно отмутузить продуктовой авоськой не менее внушительных размеров. Хотя сил у меня хватило только на то, чтобы выразительно посверкать глазами, в прохладный зал с работающим на полную мощность кондиционером я вошла с недвусмысленно кровожадной ухмылкой, которая моментально поблекла и скукожилась на фоне лучезарной улыбки бросившейся мне навстречу Кристины.

-Ида, дорогая!  - к занимавшим обе руки сумкам теперь присовокупилась с разбегу повисшая у меня на шее девушка, и я поняла, что мой хрупкий позвоночный столб может не выдержать чрезмерной нагрузки и запросто переломиться пополам, -Ида, я вас целый день жду!

-Дождалась? –грубо буркнула я,  не без труда высвободившись из жарких объятий Кристины, - задушишь ведь так!

-Простите, Ида, - извиняющимся тоном затараторила девушка, - простите меня….Давайте я вам помогу, вот сюда пакеты поставьте… Как вы только такую тяжесть  на себе таскаете, надорваться ж можно? Ой, а это…?

-Мужские ботинки-гриндерсы производства одноименной фирмы, размер сорок один, цвет черный, -  на одном дыхании выпалила я, когда окончательно разволновавшаяся Кристина уронила  изначально предназначавшийся для физической расправы над Маринкой пакет, и  перед ее глазами предстала пара обуви печальной знакомой модели, - еще вопросы?

Кристина резко стушевалась, и к моему невероятному облегчению сразу прекратила попытки вновь меня облобызать. Она испуганно рассматривала выпавшие на пол гриндерсы, и явно не знала, как себя со мной вести. Ладно, сейчас разберусь, зачем ее вообще принесло ко мне домой, и недрогнувшей рукой на корню зарублю всевозможные поползновения мило поболтать о своем, о женском.

С момента нашей последней встречи в Химкомбинатовском бараке Кристина, однозначно, похорошела. Она  обстригла пережженные дешевым пергидролем волосы, покрасилась в золотисто-медовый цвет и сделала аккуратную укладку. Скромное, со вкусом подобранное платьице  подчеркивало женственные округлости  и удачно скрадывало проблемные зоны ее фигуры, а  туфли-лодочки на широком каблуке зрительно удлиняли полноватые ноги. С лица Кристины напрочь исчезло выражение безысходной усталости, пухлые щечки разрумянились, глаза заблестели, и столкнись мы  с ней сейчас на улице, не факт, что я сходу признала бы в этой симпатичной деревенской пампушке измученную жизнью за чертой бедности тетку, еще недавно ведрами таскавшей воду из колонки. Как выяснилось, оказанная благотворительным фондом гуманитарная помощь чудотворным образом повлияла не только на Кристинину внешность, но и существенно изменила ее мировоззрение.

-Ида! – лезть ко мне обниматься девушка больше не решалась и предпочитала держаться от меня на почтительном отдалении, - я вас поблагодарить пришла!  Спасибо вам  огромное за всё! Я завтра на новую квартиру переезжаю, Димку в садик оформляю, а в понедельник  уже на работу выхожу! У меня совсем другая жизнь началась!

-Не поверишь,  у меня тоже, -особого наплыва клиентуры  вокруг не наблюдалось, и я с чистой совестью умостилась на стильный кожаный диванчик гламурно розового цвета, - Марин, будь другом, водички налей!

В отсутствии удалившейся за водой хозяйки салона Кристина осмелела и осторожно присела рядом со мной. На противоположном конце зала  молчаливая маникюрша  сосредоточенно полировала длинные ногти какой-то манерной блондинки,  под колпаком фена сушила волосы солидная дама в дизайнерских туфлях и где-то на периферии эпизодически возникала практически незаметная уборщица. Можно сказать, тихое уединенное место. Ну, что, красавица,  я готова милостиво принять твои благодарности, только, желательно, озвучивай их  в  беглом темпе, дабы я ненароком не заснула до того, как толкну тебе ответную речь.

-Ида! Не поддавайтесь, слышите! – вместо того, чтобы подробно рассказывать мне, какое доброе у меня сердце, какая  отзывчивая у меня мама и на разные голоса петь развернутые дифирамбы моим несомненным уму и красоте, Кристина порывисто стиснула мою ладонь и торопливо зашептала, - Ида, не позволяйте Эрику сломать вашу  судьбу! Выгоните его из своего дома, вырвите его из своего сердца, не дайте этому дерьму собачьему…

-Стоп, машина, - хорошая была идея приложить ее сумкой прежде, чем она примется самозабвенно растекаться мыслью по древу.  Чую, недолго осталось до проявления аллергической сыпи  в ответ на разговоры подобного характера, - это тебе моя мама партийное задание выдала? Считай, ты с ним блестяще справилась. Всё, свободна.

Уголки Кристиных губ уныло опустились, и на краткую долю секунды она опять стала той согбенной непосильной ношей теткой, которая так органично вписывалась в нищее убожество прогнившего химкомбинатовского барака.

-Ида, вы ничего не понимаете, - твердо произнесла девушка, пристально глядя мне в глаза, -да, Алина Николаевна просила меня  с вами поговорить, но дело даже не в этом, Ида, а знаете, в чем? Я вот сейчас на вас смотрю и вижу, что вы стали похожи на Эрика. У вас такой же презрительный взгляд, вы также выпячиваете нижнюю губу,  у вас такие же..., -Кристина никак не могла набраться храбрости и  вслух вымолвить вертящиеся у нее на языке слова, - такие же ненормальные глаза!

Ох, иная простота страшнее пистолета! Надо бы ее с милейшим доктором Смоличем, Германом Эммануиловичем, свести – пусть  он ей «прием мутного стекла» на досуге продемонстрирует.

Не то  в Маринкином кулере сломалась система охлаждения воды, не то у меня  от праведного гнева произошла атрофия сенсорных рецепторов, но H2O в стакане показалась мне  до противного теплой. Как же вы меня, дорогие товарищи, достали, черт бы вас всех побрал!

-Короче, Кристина, - я волевым усилием преодолела гравитационное притяжение розового диванчика и медленно перевела свое разваливающееся на части тело в крайне неустойчивое вертикальное положение, - в мире существует невероятное количество разновидностей общественно полезной деятельности помимо промывки моих мозгов. Хорошо подумай, и выбери себе увлечение по душе. О результатах отчитаешься маме и заодно передашь ей от меня большой привет.

Я была в неадеквате, и отчетливо это осознавала. Недосыпание, стресс, энергетический дисбаланс в организме – если я не  лягу в постель в ближайшие полчаса, то в следующий раз высплюсь уже дурдоме. Тем временем Кристина и так уже смотрела на меня с неприкрытым сочувствием,  будто из глубины моих «ненормальных» глаз на нее мрачно взирали сгустившиеся сумерки сознания.

-Идочка! - так, Райка номер два нарисовалась, -я не имею права что-то вам советовать,  поступайте, как хотите, но, прошу вас, берегите себя! Цените то, что у вас есть. Ко мне  Максим Терлеев приезжал со своей мамой, я чуть от счастья не умерла! Представляете, до сих пор поверить не могу! Они такие чудесные, и колечко ваше забирать не стали, и Димку пообещали в спортшколу пристроить, как подрастет….Как вы могли от этого всего отказаться ради Эрика?

- Не ради Эрика, Кристина, а ради себя, - поправила я  взахлеб восхваляющую  моих несостоявшихся родственников девушку, -  я тебе на прощание тоже дам один совет: впредь не пугай Макса россказнями про секту, иначе  он может и не решиться завязать с тобой серьезные отношения.

-Отношения…? – от неожиданности Кристина застыла с отвисшей челюстью, а я, воспользовавшись ее временным параличом, впопыхах похватала пакеты и со стоившей мне нескольких лет жизни прытью вылетела за дверь. Что ж, сегодня Маринке будет о чем посудачить со своими коллегами. И что бы только это мир делал без Иды Линкс?

Ключ в замке я старалась поворачивать бесшумно,  но значительных успехов на данном попроще не достигла,  так как связка дважды выпадала у меня из рук и с металлическим звоном шмякалась об пол. К моему вящему удивлению,  Эрик даже не проснулся. Парень мирно спал на кухне, укрывшись злополучным махровым халатом моего экс-жениха, и лишь переполненная окурками жестянка  и недопитый бокал с плещущимися остатками зеленоватой жидкости на дне  приблизительно очерчивали круг его времяпровождения. 

Я сгрузила сумки в коридоре, на цыпочках пробралась в спальню и прямо в одежде рухнула на кровать. Несмотря на грандиозные планы отоспаться на всю жизнь вперед,  тесная дружба с богом сновидений у меня  не заладилась.  Морфей повел себя совершенно не по-джентльменски и перед тем, как все-таки выписать мне позволяющий пересечь границу сонного царства пропуск, минут сорок промурыжил меня в транзитной зоне.  Дурная привычка проводить перед сном ретроспективный анализ основных событий прошедшего дня мешала мне расслабиться,  в голову упорно лезли обрывки разрозненных воспоминаний,   и заснуть мне удалось лишь после того, как я  вообразила здоровенный веник и  вымела весь этот ментальный сор вон. Оказывается, не так и плохо иметь развитые пси-способности. Они помогают не только давить могучим интеллектом всяких монстров вроде носферату, но  еще и являются универсальным средством от бессонницы.

Что-то мне все же снилось – неопределенные, размытые картины,  черно-белыми штрихами начертанные на полотне реальности. А еще я слышала звуки, ощущала запахи и даже чувствовала горький привкус кофе. Мой сон был чуток и невесом, но незримые нити его всеобъемлющей паутины обладали такой прочностью, что даже неловкие шаги вслепую блуждающего по квартире Эрика не сумели разорвать опутавшую меня сеть.

Пробуждение ознаменовалось для меня мягким, приятным для глаз полумраком. Издав продолжительную серию зевков, я  потянулась всем телом, перевернулась на бок и сходу уткнулась в сидящего на краю кровати парня. Эрик тщательно протирал новенькие очки и был настолько поглощен этим представляющим для него первостепенную важность занятием, что не сразу отреагировал на мое прикосновение к его острому плечу.

-Линкс! –парень нахлобучил на нос очки и, словно тестируя оптическую силу линз, внимательно оглядел мою заспанную физиономию. Судя по тому, что он меня ни с кем не перепутал, с диоптриями я не ошиблась, - я  и не слышал, как ты пришла. Выпил грамм сто абсента и всё, срубился намертво. Встал, смотрю – на кухне гора пакетов. Никогда в жизни не получал столько подарков с доставкой на дом. Тебе надо в ученицы не к некромансеру, а к Деду Морозу идти.  Спасибо, Линкс!

-Это был единичный случай, Данте! Не надейся, что я до конца своих дней буду в мыле носиться по всей столице за твоими гриндерсами, -  воспаление роговицы у Эрика заметно спало, краснота уменьшилась, и его миндалевидные глаза выглядели уже не настолько жутко. Вот только их напряженное, встревоженное выражение мне все равно не нравилось, - мы, конечно, не в шоп-тур едем, но в качестве компенсации за моральный ущерб ты обязан составить мне компанию в походе по бутикам. Dolce&Gabbana, Sergio Rossi, Zanotti… Вся Италия у моих ног, вернее, на моих ногах!

Мое восторженное предвкушение  произвело на подозрительно задумчивого парня не более сильное впечатление, чем северное сияние на сотрудников полярной метеостанции, наблюдающих удивительное природное явление на регулярной основе.

-А белые тапочки от кутюр в этих  твоих бутиках продают? – с кривой усмешкой поинтересовался Эрик, задирая футболку почти до самой шеи, -если так будет продолжаться, то скоро меня можно будет выставлять в палеонтологическом музее.  Я нашел у себя еще два таких пятна, Линкс. Получается, туйон мне больше не помогает и скоро я не смогу себя контролировать.

 

ГЛАВА XXX

Новая отметина появилась у парня на шее и  находилась в пугающей близости от горловины ярко-желтой футболки. Второе чешуйчатое пятно образовалось под правой лопаткой, в аккурат напротив предыдущего, и эта идеальная симметрия  невольно наводила на мысль о некоторой закономерности подобного расположения. Конкретных объяснений столь странного расклада у меня пока не созрело, поэтому озвучивать свои подозрения я не стала, но зарубку для себя сделать не преминула.

-Могло быть и хуже, - я решительно опустила футболку Эрика и ненавязчиво коснулась его растрепанных русых волос, - по крайней мере, тебе не придется по уши обматываться шарфом  в тридцатиградусную жару. В баню ты вроде как тоже не собираешься, так что, никто ничего не узнает.

В ответ на мою осторожную ласку парень лишь нервно передернул плечами.

-Дальше - больше, Линкс! Эта зараза распространяется со страшной скоростью. Мне страшно представить, что будет со мной завтра, послезавтра, через неделю! Я боюсь засыпать и просыпаться, я за версту обхожу зеркала, потому что, я не знаю, кого я там увижу: себя или сирруша, -Эрик с ненавистью ударил по матрацу плотно сжатым кулаком с побелевшими от напряжения костяшками пальцев, - я ведь хотел уйти, Линкс, сбежать, пока ты спишь.

-А почему остался? – я села на кровати и подтянула колени к подбородку, - неужели, совесть замучила?

Парень вздохнул так тяжело, будто ему предстояло без подготовки сдавать письменный экзамен по начертательной геометрии, но его миндалевидные глаза улыбались. Улыбались задумчиво, грустно и саркастично.

-Только лузеры бегают от своих проблем, но я докажу, что я не лузер. Я докажу это тебе, себе и, если потребуется, всему миру. 

-Слова не мальчика, но мужа, -одобрительно хмыкнула я, - кстати, о мужьях, женах  и отпрысках фамилии.  Мой адвокат занимается твоим делом, в течение пары дней все необходимые бумаги будут оформлены, и в Вечный Город ты отправишься совершенно свободным от каких-либо обязательств человеком.

Эрик презрительно оттопырил нижнюю губу. Сухая корка запекшейся крови почти полностью отпала, обнажив свежую розовую кожу  со следом прокола посередине. Как же я могла забыть?

-Данте! – я соскочила с постели и принялась лихорадочно обшаривать квартиру в поисках неизвестно куда заброшенной сумочки, которая после продолжительных оперативно-розыскных мероприятий обнаружилась в самом центре перегородившего коридор обувного завала.  Выходить в свет два раза в одних и тех же туфлях я обоснованно считала возмутительным преступлением против собственного имиджа, однако, в свете хронической нехватки времени, не удосуживалась возвращать  обратно на полку морально устаревшую обувку, и в результате узкий коридор уже давно напоминал нерасчищенную свалку.

 -Вот, купила в том же магазине, что и гриндерсы, - я триумфально  повертела в руках откопанный из под груды босоножек клатч и вывернула наизнанку боковой кармашек, - надеюсь, тебе понравится!

Серебряное колечко пирсинга сделало Эрика еще более аутентичным.  Мой скромный подарок вызвал у парня такой бурный прилив эмоций, что последующие несколько минут он никак не мог налюбоваться своим отражением, несмотря на публично задекларированную боязнь зазеркалья. Сейчас он видел в зеркале свое внутреннее «Я», и, похоже, процесс самосозерцания  доставлял ему невероятное удовольствие.

-Немного больно, но выглядит так круто, что можно и потерпеть! - за стеклами очков темно-серые глаза Эрика казались почти черными. Я машинально перевела взгляд в сторону окна, и  внезапно поняла, что на улице наступил глубокий вечер грязно-пепельного цвета. Горазды же  вы поспать, милостивая государыня!

Часы на кухне показывали без четверти десять. Я попробовала вспомнить, когда в последний раз придерживалась четко структурированного распорядка дня, но попытка покопаться в памяти с первых же секунд обрела сходство с историческим экскурсом в эпоху феодальной раздробленности в Европе, и мне стало окончательно ясно, что воспоминания о соблюдении годами заведенного режима успели  благополучно покрыться седым налетом древности. Ну и да ладно, если прошлое перечеркнуто жирной красной линией запрета, а будущее тонет в густом тумане неопределенности, будем жить настоящим!

В настоящем, как выяснилось на поверку, на горизонте не наблюдалось даже легкого дымка стабильности, и обусловленный безысходностью выбор во многом не оправдал моих ожиданий.  С непреодолимым притяжением абсентовой феи я справилась на ура, хотя и продолжала с откровенным вожделением засматриваться на манящую бутылку, а вот отказаться от дозы кофеина  я особо и не старалась.  Энергии у меня после отдыха,  безусловно, прибавилось,  и я не стала доверять приготовление арабики бездушной электрокофеварке, а воспользовалась новоприобретенной джезвой, по сравнению с ее закопченной предшественницей, сверкавшей, словно до блеска начищенные сапоги. Горький, обжигающий напиток меня окончательно взбодрил, и я с искренним удивлением обнаружила , что  Эрик в нарушение моего категорического запрета притащил на кухню лэптоп и с разливающимся по лицу выражением всепоглощающего счастья самозабвенно портит себе зрение.

-Я ждал, когда ты заметишь, - фыркнул Эрик,  исподтишка наблюдая за тем, как  я возмущенно хлопаю ресницами, не в силах навскидку подобрать подходящих слов для уничижительного разгрома, -не волнуйся, капли я закапал! Да и вообще, если я все-таки ослепну, к тому моменту у меня непременно либо откроется на лбу третий глаз, либо  проявятся скрытые способности, позволяющие ориентироваться в пространстве  каким-нибудь иным образом.

-Ну-ну, -скептически отозвалась я, - но на всякий случай имей в виду, собакой-поводырем я при твоей персоне работать не намерена. Кофе налить?

-Давай, - Эрик поджег сигарету и дробно замолотил пальцами по ни в чем не повинным клавишам, - а в благодарность я сообщу тебе свежие новости с веб-портала государства Ватикан. Ты католичка, Линкс?

-Нет, но моя мама честно пыталась из меня таковую сделать, -я бросила в чашку Эрика рафинад и,  и перегнувшись парню через плечо, дополнительно уточнила, - а  почему ты  спрашиваешь?

-«Католики всего мира молятся о здоровье Папы Римского Климента XV,- дословно процитировал парень новостную ленту,-состояние восьмидесятипятилетнего понтифика резко ухудшилось во время торжественной мессы в Соборе Святого Петра, сейчас за жизнь Папы борются лучшие врачи из Европы и США. Сотни верующих собрались на  главной площади в  ожидании последних известий». Вот я и подумал, Линкс, что тебе тоже стоит вознести молитву во здравие Папы, потому, что если он отдаст богу душу, для рядовых туристов границу Ватикана  вполне могут и закрыть.

-В таком почтенном возрасте Папе вряд ли помогут как мои молитвы, так и медицинские светила, - по всей вероятности, мой цинизм закалился, окреп и нарастил мускулатуру. Иногда я чувствовала, что рамки дозволенного перестают ограничивать мои неоднозначные высказывания, и в такие мгновения  презирала себя за черствость и бестактность. К черту, Эрик –это не та аудитория, при общении с которой следует соблюдать дипломатичность, - но ты прав насчет границ, Данте. События надо форсировать.

Парень глубоко затянулся и  медленно выпустил дым. Глаза у Эрика снова покраснели, но, похоже, данное обстоятельство заботило его  ровно в той же мере, что и владельца единственного градообразующего предприятия протесты недовольных низкой заработной платой рабочих. Он намертво прилип к лэптопу и пребывал в своей родной стихии, тогда как я до сих пор не отошла от новостей из столицы Святого Престола, и вызванная непредвиденными препятствиями растерянность  открытым текстом читалась на моем лице.

-Линкс,  а у тебя нет возможности получить журналистскую…, - парень отхлебнул кофе, поперхнулся чрезмерно крепким напитком и надсадно закашлялся, - не помню, как это называется, но суть в том, что ты едешь в Ватикан якобы освещать ситуацию со здоровьем Папы Римского в качестве представителя газеты или телеканала…

Наверное, для того чтобы самостоятельно догадываться о поистине элементарных вещах, мне нужно было спать не менее восьми часов, употреблять в пищу богатые витаминами и протеинами продукты,  и не стимулировать мозговую активность исключительно наркотическим воздействием кофеина. Впрочем, Эрик из вышеперечисленного не делал ровным счетом ничего, однако, пришедшая в его русоволосую голову идея успешно подтверждала пресловутый парадокс гениальности. Положительный аспект здесь присутствовал лишь один: раз выдающиеся мысли упорно отказывались меня осенять, значит, мне было в одинаковой степени далеко не только до гения, но и до безумца. 

-Аккредитация!  Достаточно получить журналистскую аккредитацию  в пресс-службе Ватикана, и посольство Италии тут же откроет нам визу, -  напрочь позабыв про стремительно остывающий на сквозняке кофе, я   возбужденно мерила шагами периметр кухни и  вслух обдумывала технические детали под аккомпанемент безостановочных щелчков мыши, - тебе мы быстренько сделаем удостоверение оператора, и поедем, как съемочная группа.  Данте,  я должна позвонить Фаруху! Уж он-то знает, к кому обратиться по такому вопросу.

Эрик раздавил окурок в пепельнице  и машинально прикурил очередную сигарету.

-Хочешь, я открою тебе секрет, Линкс? – парень оторвался от компьютера  и в упор обратил на меня насмешливый взгляд своих миндалевидных глаз, - мне вовсе не чуждо понятие ревности. Есть ли хоть одна сфера, где бы у тебя не было близких знакомых мужского пола, готовых в любую секунду прийти тебе на выручку?

Я  с театральным видом приняла позу античного мыслителя, подперла щеку рукой и после нарочито долгих размышлений поведала:

-До недавнего времени у меня не было ни одного знакомого хакера, и не скажу, чтобы я от этого уж очень сильно страдала.  А свою позицию относительно ревности я тебе продемонстрирую на свежем примере из жизни: по пути домой я встретила твою жену и  весьма недвусмысленно посоветовала ей не переходить мне дорогу. А теперь дай мне телефон, Данте, у меня, можно сказать, деловые переговоры из-за тебя срываются!

Эрик  молча подал мне трубку, стряхнул пепел и залпом осушил свою чашку. 

-Что она хотела? – ледяным тоном спросил парень.

-Узнать, какое нижнее белье больше всего нравится Максу Терлееву, -не слишком удачно отшутилась я, -моя мама накрутила Кристину, думая, что у нее получится меня вразумить.  К сожалению, мама никогда не видела, как я себя веду в приступе ревности. Короче говоря,  твоей Кристине еще повезло, что я ее сумкой по башке не хрястнула.

 Эрик смущенно заморгал слезящимися глазами, а я нагло воспользовалась его краткосрочным замешательством и без помех набрала домашний номер Фаруха Кемаля. Автоответчик меня в качестве собеседника абсолютно не устроил, и я откопала в клатче мобильник. После первого же гудка мне ответил приглушенный…женский голос.

Номер Фаруха был вбит у меня  в телефонную книгу, и потому я моментально отмела вариант с ошибкой. Вероятно, репортер принимает душ, а его  нежащаяся на шелковых простынях подружка беззастенчиво отвечает на чужие звонки. 

-Алло, кто это? – настойчиво допытывалась дамочка все на тех же едва слышных полутонах, -говорите, я  слушаю! Вам нужен Фарух?

-Вы поразительно догадливы, милочка, - чисто из природной вредности съехидничала я, - будьте любезны, пригласите его, пожалуйста!

-А кто спрашивает? – не прибавляя громкости, продолжала выяснять не в меру любопытная мамзель. Ей-то,  какая, к черту, разница? Неужто она всерьез рассчитывает, что у нее есть шанс задержаться  в постели Фаруха дольше, чем на одну ночь?

Бессмертный речевой оборот про « деда Пихто, ведущего под уздцы коня в пальто» я до поры до времени предпочла не воспроизводить, но на языке он у меня  еще как вертелся.  Если бы не дело первостепенной важности, я бы отродясь не стала держать отчет перед этой размалеванной куклой (другой типаж женщин Фаруха отчего-то не привлекал), но сейчас деваться  мне было некуда, и я, скрепя сердце, пошла на уступки.

-Меня зовут Ида Линкс. Мы с Фарухом вместе работаем, - максимально вежливо представилась я, - мне перезвонить позже или вы все-таки дадите ему трубку?

-Ах, Ида! – неожиданно обрадовалась дамочка, - я о вас много слышала от Фаруха. Я Грета, он вам не говорил?

О Грете Фарух упоминал неоднократно, хотя и вскользь. Этническая немка классической арийской внешности, она  снималась для глянцевых журналов и регулярно снабжала своего любовника жареными подробностями из жизни модного закулисья. В коллекции сексуальных побед Фаруха Грета занимала особое место: белокурая бестия мало того, что великолепно справлялась с ролью тайного агента, так еще и испытывала по отношению к скандальному журналисту собачью привязанность. Связывало ли красавицу-модель и вездесущего репортера нечто еще помимо постели и информации, я понятия не имела, но факт оставался фактом, из всех многочисленных подружек Фаруха по имени я знала одну лишь Грету.

-Привет, Грета,– я нетерпеливо постучала ногтем по динамику телефона,-  так где Фарух?

Грета шумно выдохнула и, как мне показалось, судорожно всхлипнула.

-Ида, мы в больнице, - сквозь тщательно сдерживаемые рыдания прошептала она, -Фарух в реанимации, к нему даже меня не пускают. Ночью мы с ним возвращались их клуба, и на парковке нас подкараулили пятеро скинхедов. Прицепились к Фаруху, началась драка. Я пискнуть не успела, меня в машину запихнули и дверцы закрыли. У Фаруха был травматический пистолет, одного ублюдка  он ранил, а потом остальные на него накинулись и били, пока менты не приехали.  Ида, вы не поверите, скинхедов всех отпустили, мои показания никто  не принимает, а на Фаруха дело завели, как будто он во всем виноват и сам в драку полез.

 

ГЛАВА XXXI

В глубине души я знала, что рано или поздно Фарух нарвется на неприятности подобного рода, по крайней мере, порой у меня создавалось впечатление, что он делает все возможное и невозможное, дабы это, наконец, произошло. Одно дело - сохранять национальную идентичность и не терять своих корней даже будучи надолго отрезанным от исторической родины, и совсем другое – вести себя с провокационной демонстративностью, всячески подчеркивая свое происхождение экзотичной внешностью и ярко выраженным акцентом.

Фарух Кемаль родился в столице и никогда  не горел желанием посетить проживающих в раздираемом бесконечными военными конфликтами Афганистане родственников. Что касается его родителей, то отец  главной надежды и опоры желтых изданий  в самом деле являлся выходцем из пуштунской общины, но за время обучение в столичном университете европеизировался практически до полной ассимиляции, а  мать до замужества работала птичницей в одной из пригородных деревень, куда афганский студент однажды приехал в составе стройотряда.  Много лет спустя, нашедший золотую жилу Фарух,  построил для родителей шикарный коттедж в природоохранной зоне, и дружная семья Кемаль  всерьез увлеклась разведением  всякой сельскохозяйственной живности.

Скорее всего, Фарухом двигало банальное стремление выделиться из толпы, причем эта навязчивая идея иногда принимала в его сознании до безобразия гипертрофированные формы. Неизменная шапочка- «пуштунка» вкупе с белозубой улыбкой на смуглом лице действительно не позволяла Фаруху оставаться незамеченным, вот только замечали его, как выяснилось, не только пышногрудые блондинки, но  и представители националистических группировок,  расплодившихся в столице, словно мыши на  старой мельнице.

Наци сбивались в волчьи стаи и нападали той самой толпой, на которую так старался не походить эксцентричный журналист.  То, что  многочисленные адепты фашисткой идеологии, обнаглели до предела и беспредела, великолепно проиллюстрировали масштабные акции, приуроченные ко дню рождения Адольфа Гитлера, наряду с пикетами ознаменовавшиеся еще и десятком нападений на граждан нетитульной национальности.  Незаменимый Владик Самохин тогда выхлопотал для меня возможность лично поприсутствовать на допросе задержанных, и  я прекрасно помнила, с каким псевдопатриотическим апломбом накачанные бритоголовые парни с наколотой на плече свастикой, облаченные в подвернутые джинсы и тяжелые ботинки, распалялись на тему чистоты белой расы. Пропаганда межнационального согласия, беспрестанно льющаяся со страниц газет и экранов телевизоров, показала в тот день свою полную несостоятельность, и для себя я раз и навсегда уяснила, что дружба народов  в нашей стране давно почила в бозе.

Противостоять нацистам, по закону обязана была наша доблестная полиция, но делала она это без особого энтузиазма, и в кулуарах я даже слышала точку зрения о том, что неофашисты успешно выполняют часть работы правоохранительных органов, очищая  столичные улицы от нелегальных мигрантов и  неблагонадежных гостей из северокавказских и среднеазиатских республик.  При попустительстве правоохранительных органов пущенная на самотек  ситуация постепенно накалялась все больше, и посольства тех  стран, чьи граждане чаще других становились жертвами агрессивной молодежи, активно призывали к осторожности.  Увы, Фарух Кемаль остался глух к их отчаянным призывам.

Определенный противовес зверствующим в столице нацистам создавали так называемые «антифа», или, как они сами о себе говорили, «настоящие скинхеды» - субкультура, изначально нацеленная на защиту прав рабочего класса. Антифа представляли собой не менее организованную, чем наци, структуру, по улицам они передвигались исключительно группами, и их столкновения с идеологическими противниками неизбежно перерастали в кровавые побоища. Также в последнее время, в СМИ постоянно мелькали сообщения об учиненных радикальными футбольными фанатами погромах, и набравшие силу «Ультрас» заявили о себе как реальные игроки на арене уличных разборок. Одним словом,  неформальных молодежных объединений, членам которых «по статусу» полагалось нанести Фаруху тяжкие телесные повреждения, в столице насчитывалось такое превеликое множество,  что можно было лишь удивляться, каким образом он до сих пор умудрялся не повстречаться с ними в темном переулке. Естественно, блондинистую немочку Грету  бог до сего момента миловал от детального углубления в суть вопроса, и она решительно гребла всех под одну гребенку. Понятие «скинхед»  у нас стало нарицательным, и именно  этим прижившимся в языке словом было принято обобщать  все существующие категории националистов.

К концу разговора Грета все же расплакалась. Она тоненько всхлипывала, шмыгала носиком и беспрестанно твердила о несправедливости и безнаказанности. Мне было искренне жаль Фаруха, мою «палочку-выручалочку»  и подчас единственную соломинку в бушующем море информации, и я, как могла, утешала безутешно рыдающую Грету клятвенными уверениями в благополучном исходе, однако, отвечающая за махровый эгоизм половина Иды Линкс костерила потерявшего всякую осмотрительность Фаруха трехэтажными лексическими конструкциями. В итоге я пожелала Грете не терять присутствия духа, пообещала перезвонить завтра утром и попросила передать Фаруху сразу, как только он очнется, что если он   не поправится в ближайшее время, ему больше никогда не светит получить от меня даже редакционную сплетню о коллективном нарушении сотрудниками «Вечерней столицы» запрета на курение в туалете.

Чутко вслушивающийся в мои  эмоциональные реплики Эрик, продолжал все так же сосредоточенно мучить  многострадальный лэптоп, но, как оказалось, вымучил он довольно-таки релевантные сведения.

-Смотри, Линкс, - без прелюдий сообщил парень, - я тут почитал кое-что по вчерашнему  нападению на Фаруха Кемаля. Эти скины, по ходу дела, стали чуть ли не национальными героями, на каждом мало-мальски посещаемом форуме только и обсуждают, как группировка «Белые патриоты» указала чурке на место. И потом, твой Фарух, похоже, много кому насолил и без своих пуштунских приколов, его тут кто-то назвал «Королем компромата». Короче, юзеры, как один считают, что ему досталось по заслугам.

Я поставила джезву на плиту и со вздохом опустилась на стул, но затем вспомнила, что  нам не мешало бы с горя поужинать, и вернулась к холодильнику. Перспектива среди ночи заниматься кулинарными изысками  привлекала меня не больше, чем слепого просмотр стереофильма, и заедать стресс я предпочла замороженными полуфабрикатами, предварительно разогретыми в микроволновой печи. Понятно, что я донельзя обленилась и без зазрения совести  манкировала своими домашними обязанностями,  но так как Эрик от меня разносолов ни разу не потребовал, я по этому вопросу без причины не заморачивалась.

-Это все лирика, - резюмировала я озвученное парнем мнение большинства пользователей всемирной паутины, - нам с тобой от этого ни жарко, ни холодно. Но аккредитацию мне теперь придется получать  неизвестно у  кого, и уже только поэтому я готова мстить за Фаруха  с оружием в руках.  Вот, никогда бы не предположила, что у меня будут проблемы со скинхедами, пусть даже и косвенного характера.

-По-моему, у них у самих проблемы, Линкс, - Эрик облизнул проколотую нижнюю губу и автоматически поправил очки, - либо некто, выступающий под ником «Консул», с вечера обкурился травки, либо в истории с твоим репортером что-то не чисто.  Вот, это официальный сайт «Белых патриотов», а это личный блог Консула, судя по всему, их лидера.  Последний пост удален самим Консулом, но, видимо, он нервничал или торопился, и забыл почистить архив. Хочешь почитать?

Я присела рядом с парнем и  для собственного удобства положила голову на его острое плечо. Эрик пододвинул мне лэптоп и курсором выделил подлежащий обязательному прочтению абзац. Распространяя резкий табачный запах, в пепельнице медленно тлела непотушенная сигарета.

-«Они пришли ко мне во тьме, их шаги были бесшумны, а лица закрыты капюшонами. Они молчали, но у себя в мозгу я слышал каждое их слово. Они позвали меня за собой и показали мне нашего общего врага. Тот, кто посягнул на их могущество, не достоин права на жизнь. Тот, кто вторгся на запретную территорию, должен быть наказан.  Они научили меня, как с ним поступить. Они ушли, оставив мне имя  этого жалкого червя: Фарух Кемаль», - хорошо, что перед тем, как погрузиться  в текст, я предусмотрительно отставила наполненную горячим кофе чашку на безопасное расстояние, иначе, в лучшем случае, мне был бы непременно обеспечен напрочь испорченный халат, а в худшем – вздувшиеся на ногах волдыри от ожогов, - слушай, Данте, не знаю, что это за бред сивой кобылы, но в одном я уверена на все сто – наци свято берегут генофонд и травку не курят.

Эрик задумчиво потеребил очки, отщипнул от пиццы маленький кусочек и с деланым равнодушием произнес:

-Раз ты авторитетно утверждаешь, что глюкам скинхеды не подвержены, то сам по себе напрашивается вывод: «Белых патриотов» на Фаруха натравила третья сила, явившаяся Консулу под видом мрачных дядек в капюшонах.

Для того, чтобы членораздельно высказать свои соображения мне пришлось потратить время на пережевывание непомерно огромного куска пиццы, который я не то от голода, не то от жадности, не то, просто увлекшись беседой, целиком отправила в рот.

-Данте, а ты больше на Консула ничего накопать не можешь? –второпях проглатываемая еда застряла у меня в горле, и заставить ее провалиться в желудок  у меня получилось только после пары внушительных глотков кофе, -как насчет точного количества этих чертовых призраков?

-Вообще-то, если ты забыла, общепризнанный «Король Компромата» лежит в больнице, а я так, дилетант на подхвате,- хмыкнул Эрик, поджигая сигарету, и уже серьезно добавил,- можно, конечно, подобрать пароль к почте Консула, порыться в его переписке, но я не думаю, что мы отыщем там что-то ценное. Лично мне не слишком интересно читать, сколько гастарбайтеров  скины отлупили за прошедшую неделю. А начет количества, тут может быть лишь два взаимоисключающих варианта. Первый: у Консула по жизни не в порядке с головой, и глюки  приходят к нему и без травки. Следовательно, никаких призраков не было и быть не могло. Второй вариант мне не нравится, но его тоже нельзя сбрасывать со счетов: Консула навестила Гильдия Карателей, а в ней, по словам, нашего знакомого некромансера, числится девять боевых единиц. Выбирай на свой вкус и цвет, Линкс!

Без колебаний сделанный мною выбор Эрик  с легкостью разглядел в моих глазах. Девять Невидимых в столице? Но причем тут Фарух? Как причем, Линкс, если ты сама снабдила его эксклюзивной информацией о пожаре в Данаге?  Неудивительно, что чрезмерная осведомленность обычного журналиста, вызвала подозрения у Карателей, и они решили устранить его руками националистов. А вот дальше логика пробуксовывает, будто неисправная коробка переключения передач…

-Данте, - я порывисто схватила парня за руку, -почему наци не довели дело до конца? Почему они не убили Фаруха?

-Потому что, если за этим действительно стоят Девять Невидимых, то они не такие идиоты, чтобы поверить, что твой Фарух дотла спалил вампирское гнездо мало того, что по личной инициативе, так еще и в одиночку, - Эрик невозмутимо выпустил дым и потянулся за следующим куском пиццы, - они раскручивают цепочку с самого начала, но пока им не за что зацепиться. Нам  с тобой невероятно повезло, что все свидетели, включая Вальду, погибли.

-А Райка и Феликс? – я выпустила руку Эрика и с ужасом обнаружила на его бледной коже отчетливые следы своих пальцев, неосознанно стискивавших тонкое запястье, - что теперь будет с ними?

-Девяти Невидимым о них ничего не известно, а ты бы лучше подумала о нашем будущем, Линкс! Гильдию Карателей не волнуют пешки, они оставили в живых Фаруха, и также они не тронут Райку с Феликсом. Девять Невидимых охотятся за нами,  и хотя им еще не известны наши имена, скоро они нас отыщут. Мы должны  уехать из столицы как можно быстрее, пока Гильдия Карателей на нас не вышла.

Эрик был абсолютно прав,  и, несмотря на то, что объективно его правота была правотой параноика, я с ним всецело согласилась и даже разбудила жену Владика Самохина  поздним звонком. Мирно почивающая мать семейства прокудахтала в  мой адрес что-то весьма нелицеприятное, но, вероятно,  адвокат подробно проинструктировал своих домочадцев на предмет общения с Идой Линкс, потому что сонный голос Владика раздался в трубке уже через несколько секунд.  Вытащенный из постели юрист не сразу сообразил, чего конкретно я от него добиваюсь, а затем вяло сообщил, что по делу Данилевского все в порядке, и препятствий для получения визы больше нет, но само оформление займет минимум неделю даже при самом оптимистичном раскладе. Я предложила Владику еще денег,  он вежливо отказался,  а затем чистосердечно признался, что ускорить процесс он физически не в состоянии, и мне не стоит лишний раз травить ему душу, намекая на альтернативные способы  повысить его заинтересованность в решении вопроса. 

Таким образом, оставалось только одно – звонить в редакцию «Вечерней столицы» и кланяться в ножки Антону Марковичу Вельштейну. Я не знала,  в какой форме Гильдия Карателей осуществляет исполнение смертного приговора злостным нарушителям Вампирского Кодекса, но устойчивое нежелание проверить свои жуткие предположения на собственной шкуре, пришпорило меня, как загнанную лошадь. Неизбежные унижения перед бывшим шефом не шли ни в какое сравнение с тем первобытным страхом, который я испытывала при мысли  о встрече с Девятью Невидимыми.

 

ГЛАВА XXXII

Стрелки настенных часов показывали половину второго ночи. Если в случае с Владом Самохиным морально-этические аспекты волновали меня постольку-поскольку, то для того, чтобы решиться побеспокоить шефа, мне пришлось прибегнуть к дополнительной подзарядке. Кофе я сварила до приторности сладкий, и атомная  смесь сахара с кофеином  подействовала на мой утомленный мозг практически сразу.  Может быть, когда-нибудь, я пройду полный курс детоксикации организма,  почищу кровь,   и гениальное выражение  моего любимого поэта, наконец, перестанет в точности описывать текущее состояние моих зрачков. А пока, «ямами двух могил вырылись в лице твои глаза» -это, однозначно, про меня.

К моему вящему сожалению, тщательно культивируемый настрой на судьбоносный разговор с Антоном Марковичем, мне не пригодился. Возможно, в темное время суток шеф принципиально отключал телефонный аппарат  и переводил мобильник в  ночной режим, а, возможно, высветившийся на дисплее номер вызвал у Вельштейна настолько неприятные ассоциации, что он моментально накрыл  телефон подушкой и демонстративно перевернулся на другой бок. Так или иначе, шефу я не дозвонилась, и на моем месте любой нормальный человек, посетовав для приличия на превратности судьбы, отложил бы все дела до наступления завтрашнего утра и благополучно отправился баиньки.  Однако, мощный допинг взбудоражил меня до не вписывающего в психиатрические критерии вменяемости уровня, и обуявшая меня жажда деятельности требовала незамедлительно выплеска во вне.

Эрик из-под очков наблюдал за моими хаотичными метаниями в ограниченном пространстве кухни и в конечном итоге пришел к выводу, что попытка успокоить меня будет приравнена к тому, чтобы на бегу оставить несущегося по прерии бизона, и, посчитав свою готовность к подобным подвигам весьма неудовлетворительной, предпочел до поры до времени в ситуацию не вмешиваться.  А меня, меж тем,  окончательно понесло, и  я набрала номер Танюши, которая в соответствии с моим планом должна была записать меня на прием к шефу в обход всех ранее договорившихся об утренней аудиенции посетителей.

-Линкс? Ты на часы смотрела? –возмутилась секретарша звонким голоском, недвусмысленно свидетельствующим в пользу ее ночного бодрствования. Впрочем, что тут удивительного? Танюша молодая, хорошенькая и свободная – не засыпать же ей под бормотание телевизора сразу после десятичасового выпуска новостей!

-Счастливые часов не наблюдают, - фыркнула я, крайне обрадованная тем фактом, что Танюша пребывает на пике умственной активности, и мои шансы на конструктивный диалог автоматически увеличиваются вдвое, - Танюш, будь другом, организуй мне встречу с шефом под мою ответственность. Выручишь?

-Прости, Линкс, но это невозможно, - печально вздохнула секретарша, - Антона Марковича нет в столице. Он взял отпуск на месяц и вместе с семьей уехал в Израиль.  Сказал, что после смерти отца, ему нужно привести мысли в порядок вдали от работы.

-Чудесно! –  не удержалась я от язвительного возгласа, отражающего постигшее меня разочарование, и тут же прикусила язык.  Поглядела бы я  на себя, если бы ко мне явился дух покойного родителя с целым набором «партийных заданий» весьма  странного толка вроде срочного освобождения из СИЗО задержанного по подозрению в краже Эрика Данилевского, - Танюш, а кто сейчас и.о. главреда?

-Серафима Родионовна, - официальным тоном сообщила секретарша, и мне вдруг захотелось  громогласно взвыть от тоски. Жизнь продолжала надо мной издеваться, но сломить мою значительно укрепленную кофеином волю к победе было так же сложно, как и связать носки одной спицей.

-Записывай к ней, - обреченно согласилась я, - во сколько  она проводит летучку?

-В восемь, - добила меня Танюша, - Серафима Родионовна ужесточила график,  мы все от нее вешаемся! Скорее бы Антон Маркович вернулся!

-Держись, я с тобой, - искренне посочувствовала я, - подъеду завтра в  семь тридцать. Спасибо, Танюша.

-Знаешь, Линкс, приблизительно такой вид у меня был давным-давно, когда я сдуру решил начать изучение языков программирования сразу с С++, - оценить шутку Эрика у меня не вышло в силу отсутствия  базовых знаний,  но, судя по насмешливой улыбке, парень только что выдал мне неподражаемый образчик компьютерного юмора. Что ж, раз он такой балагур и весельчак, свожу-ка я его с утречка в цирк. А как еще прикажете называть происходящее  в перешедшей под временное руководство Симы Соловьевой редакции? 

Остаток ночи мы, естественно, провели без сна. Я неплохо отдохнула днем, а Эрик так и вовсе отоспался на пару дней вперед. Конечно, нескончаемое нервное напряжение ощутимо давало о себе знать, и в голове у меня возобновился уже ставший почти привычным шум, но я относила данное проявление хронической усталости к тем мелочам жизни, которые заслуживают исключительно философского восприятия. До утра я немного подремала на кухонном диванчике, сходила в душ и  долго рассматривала свое отражение в зеркале.

Впервые у меня получилось взглянуть на Иду Линкс со стороны, и я так и не смогла определиться с полярностью своей реакции на увиденное. За последние дни я заметно похудела, а мое тело стало жилистым и мускулистым, как у прирожденной хищницы, но наиболее сильное впечатление на меня произвели мои глаза: огромные, желто-зеленые, с невероятно расширенными зрачками и нездоровым лихорадочным блеском. Новая Ида Линкс обладала дикой красотой и животной притягательностью, но в тоже время вызывала инстинктивное отторжение. Кристина была одинаково права, как относительно ненормальности моих глаз, так и касательно усилившегося сходства с Эриком. Еще бы понять, чем мне это грозит в дальнейшем и имеет ли  вообще смысл с этим бороться…

Так рано я не приходила на работу даже на заре своей журналисткой карьеры. Несмотря на то, что управление редакцией шеф осуществлял на основе правила «электрической соковыжималки» и к вечеру большинство сотрудников приползали домой едва живыми, идея назначить планерку на восемь утра ни разу не посещала его голову.  Но стоило первому заму Симе Соловьевой занять редакторское кресло, как она мгновенно ввела в практику это производственное извращение.

В чем-то Симу можно было понять. В сорок с хвостиком ее личная жизнь сводилась к проживанию вместе с престарелой мамой и избалованной двумя одинокими женщинами кошкой. Мужчины Симу откровенно побаивались и предпочитали держаться от нее подальше, небезосновательно опасаясь тяжелого характера и не менее тяжелой руки. Внешность Симы была  столь же суровой и неприступной, как и ее нрав. Высокая, крупная, с мальчишески короткой стрижкой, Сима даже в деловом костюме выглядела, словно  переодетый Рэмбо, да и ее поведение имело к женственности  ровно такое же отношение, как морская свинка к свинине и морю. Ходили слухи, что в юности зам главреда пережила любовную трагедию, и навсегда закрыла свое сердце для представителей противоположного пола. 

Самое интересное, что у мужеподобной Симы регулярно появлялись пылкие поклонники, и вездесущие коллеги даже ловили парочку на выходе из дорогого ресторана, но, во-первых, кавалеры все, как один, доставали Симе в аккурат до плеча, а во-вторых, умело маскировали за красивыми ухаживаниями сущность настоящего альфонса.  Покупать себе супруга Сима считала ниже своего достоинства, и  ее непродолжительные романы неизменно заканчивались  крушением любовной лодки.  Учитывая, что нерастраченной энергии у бездетной и незамужней Симы хватало на десятерых,  на работе она отрывалась по полной программе, забывая при этом о том, что общая масса сотрудников была обременена семьями.

Работать с Симой было настолько неудобно, что даже сам шеф относился к ней, как к неизбежному злу. Чего только стоил совершенно безумный конфликт, когда беспощадная к нарушителям трудовой и исполнительской дисциплины Сима однажды попыталась отчитать за опоздание припозднившегося Вельштейна.  Не скажу наверняка, но хотя шеф и  указал Соловьевой на ее второстепенное место в служебной иерархии «Вечерней столицы», по-моему, после этого эпизода он зауважал ее еще больше.

Дорвавшая до неограниченной власти Сима была априори страшна, и я не сомневалась, что журналисты с ужасом считали минуты до возвращения Вельштейна.  Лично я навряд ли пережила бы Симино «регентство», и вероятнее всего купила бы себе фальшивую справку о прогрессирующем расстройстве пяточного нерва и ушла на больничный. Думаю, после посещения пары планерок в восемь часов утра, у меня бы с легкостью подтвердился даже такой экзотический диагноз.

В редакторской приемной, на мой взгляд, стоял жуткий холод. Зябко кутающаяся в теплую шаль Танюша мою точку зрения безоговорочно разделяла, но  с недавнего времени в обязанности секретарши входило также выстудить помещение до комфортной для  пребывания уважаемой Серафимы Родионовны температуры. Убежденная сторонница оздоровительных процедур в виде ежедневного закаливания, Сима, видимо пыталась собственным примером привить подчиненным любовь к моржеванию, рискуя перегнуть палку и вызвать повальную эпидемию простудных заболеваний.

Так как сегодня мы с Эриком пришли к Симе, что называется, на поклон, просить Танюшу отключить кондиционер я не решилась, и к тому моменту, когда зам. главреда появилась на рабочем месте, с ног до головы покрылась гусиной кожей.

-Вы можете оставить резюме в отделе кадров, Линина, но сразу предупреждаю, все вакансии уже закрыты, - Сима бросила на меня мимолетный взгляд и направилась в свой кабинет такой размашистой походкой, что вжавшаяся в кресло Танюша даже не успела пискнуть в адрес начальницы дежурные слова приветствия.  Что ж, на часах половина восьмого, у меня есть в среднем минут пятнадцать, чтобы добиться желаемого результата.

-Выйдите вон, - очень спокойно потребовала Сима, когда  мы с Эриком внаглую переступили порог  кабинета, - или мне вызвать охрану?

-Не нужно, - в унисон Симе ответила я, - ваше рабочее время я отнимать не собираюсь и напрашиваться обратно в штат тоже. У меня к вам приватный разговор.

Сима  недоумевающе повела плечами, вынула из безразмерной сумки расческу  и прошествовала к зеркалу. 

-О чем? – все так же безразлично осведомилась Сима,  быстрыми движениями пальцев взбивая стрижку.

Я оглянулась на дверь и, убедившись, что закрыта она достаточно плотно, доверительно поведала:

-Мне нужна аккредитация в Ватикане. Сколько это будет стоить?

Эрик удивленно вскинул брови. В детали предстоящего разговора я его не посвящала, и, наверное, он ожидал, что я начну ходить вокруг да около. К счастью, я проработала рядом с Симой почти три года, и досконально изучила ее прямолинейный образ мышления. Без вариантов: либо Сима сейчас все-таки выдворит меня при помощи охраны, либо заинтересуется и захочет узнать подробности. Это тебе не Вельштейн, с которым можно вести пространные рассуждения. У Симы Соловьевой есть только два ответа, уверенное «да» или категорическое «нет», и любой из них является окончательным и обжалованию в апелляционной инстанции не подлежит.

-На двоих? – уточнила Сима, устраиваясь в редакторском кресле. Нас она присаживаться не пригласила, но ради получения заветной аккредитации я готова была не только постоять, но и в случае крайней необходимости станцевать гопак.

-Удвойте сумму, - я наивно полагала, что правильно истолковала Симин вопрос, однако, интуиция меня откровенно подвела.

-Деньги- это не моя проблема, -    расплывчато пояснила Сима, - я сделаю вам аккредитацию, а вы  привезете мне спецрепортаж.  Вас устраивает мое предложение, Линина?

Из всего  многочисленного журналистского контингента Сима единственная называла меня по фамилии. Никогда-Идой и тем более-Линкс. Старая закалка, закостенелый консерватизм или  просто дурной характер?

-Я слушаю вас, Серафима Родионовна, -  я интенсивно затрясла головой. На такое везение я не смела даже надеяться. Какой же здесь кроется подвох?

Сима изучающе оглядела нас с Эриком и неожиданно растянула тонкие губы в улыбке.

-Вы должны будете сделать репортаж о свадьбе в Ватикане. Главный нюанс, так сказать, изюминка материала, это то, что выйти замуж должны вы сами.  В церкви должны обязательно присутствовать родители жениха и невесты, то есть все должно быть по - настоящему. Я давно вынашиваю эту идею, но до сегодняшнего дня по различным причинам, в том числе, по финансовым, ее некому было реализовать. Вы, как я понимаю, в средствах не стеснены, молодой человек у вас есть, так что, вы  - идеальная кандидатура.  Естественно, никаких гонораров вы не получите,  командировочных, соответственно, тоже, но официальную аккредитацию я вам гарантирую.  Насколько я помню, вы всегда отличались хорошей мобильностью, Линина, и мне бы хотелось, чтобы репортаж был готов в сжатые сроки, поэтому я по своим каналом ускорю вам и вашему…жениху оформление итальянской визы.

 

ГЛАВА XXXIII

Обладай я чуть более слабым сердцем и чуть менее крепкой нервной системой, удар обязательно хватил бы меня с вероятностью в двести процентов, и мое недвижимое тело уже валялось бы под столом в ожидании прямого массажа грудной клетки, однако за последнее время я попадала в такое количество экстраординарных ситуаций, что у меня выработался своего рода иммунитет.

- Я вижу, мы друг друга поняли, - Симина улыбка поражала внезапной теплотой, - если вы согласны, мы сегодня же подпишем договор, и вы сразу приступите к выполнению заданию. В первую очередь, вам необходимо будет связаться с одной из  ватиканских церквей  и договориться о проведении церемонии бракосочетания, а также предупредить о торжественном событии своих родителей. Все эти пункты должны быть отражены в контракте, его вы тоже составите самостоятельно и до обеда принесете мне на утверждение. И не смотрите на меня так, Линина,  вы ведь сможете в любой момент развестись, да и не факт, что этот брак будет иметь юридическое признание в нашей стране! Молодой человек, не знаю вашего имени, будьте добры, проконтролируйте, пожалуйста, чтобы ваша невеста не сбежала со свадьбы, так как в предыдущий раз подобный инцидент уже имел место быть!

Эрик решительно стиснул мою руку. Ладонь у него была влажная и напряженная, но бледное лицо сохраняло удивительно хладнокровное выражение.

-От меня она точно не сбежит, - оттопырил проколотую нижнюю губу парень, - пусть такие лузеры, как Макс Терлеев, об этом беспокоятся. Мне волноваться не о чем.

Сима улыбнулась еще шире и красноречивым жестом указала на дверь.

-Ну, тогда совет вам да любовь! Учтите, никому ни слова о нашем разговоре: читатели должны быть уверены в правдивости репортажа.  А теперь, до свидания, мне нужно работать. И не забудьте попросить родительского благословения!

Данный пункт «подрядного договора» вызывал у меня наибольшее число затруднений. Дело осложнялось еще и тем, что Сима   была знакома с моей  мамой, и, следовательно, вариант с подставными лицами отметался на корню. Самое смешное, что гражданство Евросоюза с легкостью позволяло маме посетить Ватикан в  безвизовом режиме, но вот заставить ее одобрить мой фиктивный брак будет не проще, чем отыскать натуральную продукцию среди изобилия химикатов. Ну да, ладно, задача минимум для нас –  это легальным способом  попасть в столицу Святого престола, а уж проблемы с мамой  я, в крайнем случае, решу, подвергнув свадебные кадры высокохудожественному фотомонтажу. 

Уже на улице, мой суженый-ряженый запоздало вспомнил, что он вроде как до сих пор женат на Кристине, и нам вдруг стало совсем весело. Истерический смех охватил меня, лишь стоило мне представить, как я в белом платье с умопомрачительно длинным шлейфом  медленно шествую к алтарю по усыпанному розовыми лепестками ковру, а облаченный в  свадебный фрак Эрик готовится надеть мне на палец обручальное кольцо.  Вполне возможно, что священнику и предписано потребовать  у будущих супругов документальное подтверждение отсутствия препятствующих вступлению в брак обстоятельств,  но, думаю, экспроприированный у сира Оскара Монти банковский счет способен развеять любые сомнения в нашей с Эриком «профпригодности». Так что, апофеозом этой красочной бутафории должна была стать сакральная фраза «Жених, вы можете поцеловать невесту» и затяжное слияние уст в лучших традициях голливудских мелодрам. Не знаю почему, но мой мозг упорно отказывался воспринимать грядущую свадьбу  в качестве журналистского спецзадания – еще один эпизод бесконечного реалити-шоу, победители которого получат весь мир, а лузеры  погрузятся в кромешный мрак неизбежного апокалипсиса. 

К офису адвокатской конторы «Фролов и Самохин» мой «Ситроен» подкатил  в половине девятого, и у нас  образовались свободные полчаса на обсуждение дальнейших перспектив. Юридические формальности я с чистой совестью оставляла на откуп ничего не подозревающему  о предстоящем сюрпризе Владику, хотя и испытывала некоторые сомнения в том, что он  когда-либо прежде сталкивался с подобными казусами, а вот к налаживанию деловых отношений с  ватиканскими священнослужителями  следовало приступить как можно скорее. Даже мои не слишком обширные познания в миграционном законодательстве худо-бедно содержали отрывочные сведения о необходимости предоставления в посольство приглашения от принимающей стороны. 

Взбудораженный моим ночным звонком Влад прибыл на работу гораздо раньше обычного и, нисколько не изумившись нашему визиту, гостеприимно распахнул двери своего кабинета. На Эрика он поглядывал с ревнивой неприязнью, но тот лишь презрительно щурил за стеклами очков свои миндалевидные глаза и ни на мгновение не выпускал моей руки. Влад попытался было лишить парня самообладания серией двусмысленных вопросов на тему  его  семейного положения,  но Эрик на провокации не поддался и с неподражаемым достоинством заявил, что клиент всегда прав.

Известие о нашей скоропостижной женитьбе повергло бедолагу Самохина в глубокий шок, и  мне даже стало жаль мигом растерявшего весь кураж адвоката. На этом фоне, намерение провести церемонию в Ватикане впечатлило пребывающего  в полуобморочном состоянии Владика не больше, чем  шум воды в сливном бачке,  и он бессильно обмяк в кресле, с  горечью осознав, что с таким мужем   вместо пусть редкого, но все-таки общения со своей  нежно обожаемой Линкс ему достанется лишь увесистая дуля с маком.  Взбодрить Самохина удалось  только при помощи солидной доплаты за срочность,  и нестандартный контракт был  составлен в течение часа. Подводных камней  я беглым взглядом не обнаружила, но вполне могла предположить, что от обиды раздосадованный моим предательством  Владик включил в договор какой-нибудь хитромудрый пунктик.  Жуткий цейтнот не дал мне возможности вникнуть в текст более детально, и я утешала себя мыслью о соблюдении адвокатом негласного Кодекса Чести, хотя на месте Эрика я бы не стала вести себя столь вызывающе и не прокуривать насквозь кабинет нетерпимого к никотину Самохина.  Впрочем,  презумпция извечной правоты даже самого невыносимого клиента в рыночной экономике давно приобрела аксиоматичное значение, и некоторые не стесненные рамками приличия индивиды  с чистой совестью наглели прямо на глазах.

Устроенный моим экс-коллегам по редакции разнос, судя по удовлетворенно-сияющему виду,  доставил милейшей Серафиме Родионовне ни с чем не сравнимое удовольствие.  Тогда как выслушавшие в свой адрес целый набор нелицеприятных эпитетов журналисты с поникшими спинами разбредались по коридорам Дома Печати, Сима  Соловьева вся светилась от непередаваемого ощущения внутреннего счастья,  и на повторный прием к ней мы попали как раз в момент пика ее хорошего настроения.

 В приемной, казалось,  стало еще холодней, и  наравне со всеми не избежавшая порции утренней критики Танюша по секрету поведала мне, что из модельных лодочек она тайно переобулась в утепленные сапожки, благо под столом это никому постороннему не видно. Как  изобретательная секретарша поступала в том случае, если морозоустойчивая шефиня отправляла ее выполнять непосредственно связанные с перемещением по зданию поручения,  переобувалась обратно или так и шастала в своих «унтах», я, к сожалению, поинтересоваться не успела, потому что проводящая телефонные переговоры Сима неожиданно освободилась.

Наша  реактивная скорость окончательно убедила и.о. главреда в правильности сделанного выбора.  Правда, Сима сначала предложила оставить  контракт на рассмотрение и вернуться за подписанным экземпляром ближе к вечеру, но Эрик весьма резонно заметил, что до вечера сердце  недавно блестяще доказавшей свою ветреность Иды Линкс  способно в равной степени склониться, как  к измене, так и к перемене,  а он никогда потом не простит себе, что опрометчиво позволил бюрократическим препонам разрушить его матримониальные планы.  Перед таким оригинальным аргументом Сима моментально спасовала,  и вопрос решился достаточно оперативно.  Покупать билеты и паковать чемоданы можно было уже сегодня, так как аккредитацию и прочие сопутствующие бумаги Сима пообещала передать  в наше распоряжение не позднее завтрашнего полудня.  Все же странно, что имея выдающийся талант организатора и рационально-прагматический склад ума, она так и не вышла замуж. Неужели в столице настолько мало затюканных подкаблучников, страстно мечтающих о сильном плече слабой половины?

Бессонная ночь не прошла для нас с Эриком бесследно. Усталость  накатилась с какой-то лавинообразной внезапностью, и только распространяющее волшебный аромат содержимое заблаговременно припрятанной в машине термокружки помешало мне  благополучно заснуть за рулем.  Весь комплекс последующих мероприятий Эрик предложил осуществлять дома за компьютером, и я от души восхитилась здравомыслием парня. По городу я сегодня и так намоталась по самое не хочу, а вот, разлечься на диванчике, вытянуть ноги, плеснуть себе абсента и пофантазировать  о своем дефиле по ватиканской церкви…Пуркуа па?

Бардак в моей квартире давно перешел все грани разумного. Это был какой-то первозданный хаос, живущий своей собственной жизнью, и,  сказать честно,  меня радовала подвернувшаяся возможность покинуть отчий дом. После неудачной попытки суицида я ведь изначально собиралась продать все свое имущество и рвануть к черту на кулички подальше от воспоминаний прошлого, но моя судьба сложилась по-иному, и  с того памятного дня мы с Эриком наворотили в столице таких дел, что волосы вставали дыбом.  Да по большому счету, и самого Эрика я вместе со своей никчемной жизнью оплакала еще в пропитанной кухонным чадом вентиляционной шахте и  вроде бы даже  задумывала воздвигнуть  ему  массивное надгробие из черного гранита. Как же все это было давно! Когда я почувствую, что ко мне, крадучись, подбирается безжалостная старость, я смело скину себе пару десятков лет, потому что свои именины я отныне буду отмечать   в день, а вернее, в ночь несостоявшегося самоубийства.

Я толком не знала, что из вещей мне стоит взять с собой в поездку. Вариант отправиться в Италию налегке меня, однозначно, привлекал, но годами устоявшаяся привычка к ежедневной смене одежды меня конкретно сдерживала. Я, конечно, понимала, что уезжаю на неопределенный период, и если рассуждать с позиции ротации гардероба, мне в пору уподобиться безымянной героине стихотворения Маршака, как известно, сдававшей в багаж «диван, чемодан и саквояж», но все равно не могла представить себя рассекающей по площади Святого Петра в дорожном костюме.  Эрика мои сборы откровенно забавляли,  и в коротких перерывах между штудированием ватиканских сайтов парень не переставал  ехидно подшучивать над моими безуспешными поисками компромисса.  Лишь один раз он помрачнел, словно хмурое небо дождливой осени – когда я непредумышленно коснулась  отчетливо прощупывающихся сквозь тонкую ткань ярко-желтой футболки чешуек на его шее. За ночь пятно явно увеличилось. Эрик этого не видел, но инстинктивно чувствовал, и наверняка ему было страшно. Я хорошо помнила ту сцену в душу, когда его искаженное от боли и ненависти лицо с красными, воспаленными глазами выражало нечеловеческую концентрацию ужаса. Я понимала  его, как никто: нет ничего хуже, чем бояться самого себя. Мы не стали об этом разговаривать. Все уже было сотню раз перемусолено, и мы оба больше не хотели заниматься переливанием из пустого в порожнее. Мы должны успеть, и мы непременно успеем.

-Как здоровье Папы? – устав бороться с раздирающими меня гардеробными противоречиями, я тяжело опустилась на стул и  уронила голову на руки. Надо же, до чего спать тянет!

-Пока жив, - лаконично сообщил Эрик, -католики молятся,  а врачи лечат. Короче, все при деле.  Да, Линкс,  ты не возражаешь против того, чтобы выйти за меня замуж в той же церкви, где когда-то  поженились американские кинозвезды?

-Не возражаю ни в коей мере, - согласно кивнула я, - только давай обойдемся без официального предложения руки и сердца  в коленопреклоненной позе, ладно?

-Идет, притом у меня со времен «обезьянника» спина через раз разгибается, - фыркнул парень, - знакомство с родителями мы тоже проскочили?

-Моей маме известно о тебе намного больше, чем ей полагается знать, а  с твоим отцом я так и так собираюсь встретиться, -  усилием воли я подняла налитую свинцом голову и неуверенно добавила, -главное, обойтись без дружек-подружек, второй свадебный переполох со всей идиотской атрибутикой я пережить-то переживу, но нервный срыв, как пить дать, заработаю.

-На крайний случай, мы прямо перед церемонией кого-нибудь с улицы выдернем, - оптимистично пообещал Эрик, -  не Райку же, в самом деле, с собой везти?  Может тогда и некромансер  не откажется?

-Знаешь, Данте, с такими свидетелями я из церкви драпану, что только пятки засверкают, - юмористический пассаж парня меня заставил меня немного встряхнуться и вспомнить о своей невезучей подружке,  вновь упускающую возможность погулять на моей свадьбе.  Райка не звонила мне почти сутки, и сей, столь же невероятный, как и чередование двух високосных годов подряд, факт объяснялся либо тем, что ее закружил бурный водоворот событий, либо резко наступившей самодостаточностью и вытекающим из нее отсутствием  потребности в общении. Последняя версия не выдерживала никакой критики, а первая казалось притянутой за уши, поэтому я сама набрала Райкин номер. Сделала я это не для того, чтобы удостовериться  в ошибочности обеих гипотез,  а чтобы элементарно не поддаться непреодолимым чарам Морфея. Лучше я поболтаю ни о чем, чем просплю подготовку к собственной свадьбе.

 

ГЛАВА XXXIV

Как это обычно бывает, из двух взаимоисключающих вариантов единственно верным неизменно оказывался  третий.  Со вчерашнего вечера Райка безвылазно сидела дома и горько рыдала на плече Марии Кирилловны Романовой,  изливая на недавно оправившуюся от вампирского укуса  женщину всю свою неутолимую тоску. Причиной Райкиных страданий выступал, естественно, Феликс, который  после выяснения обстоятельств ночного происшествия в своей палате, в несвойственной столь интеллигентной личности грубой форме потребовал оставить его в одиночестве.  Лично я ультиматум художника целиком и полностью поддерживала, так как всегда предпочитала переживать тяжелые моменты в жизни наедине с собой, но экстравертную и сверхэмоциональную  Райку его поведение обидело до глубины души, и не успевшей толком прийти в себя Марии Кирилловне пришлось взять на себя роль плотины и изо всех сдерживать  бурный поток непрекращающихся слез.

Мама у Феликса, невзирая на благородное происхождение, похоже, была мировая. Своевременно введенное противоядие не только остановило ее перерождение, но и напрочь стерло две красные точки на шее, и очнувшаяся в тети Катиной спальне Мария Кирилловна в итоге удовлетворилась туманными объяснениями, сводящимися к  внезапной потере сознания вследствие чрезвычайного нервного переутомления. А затем из клиники вернулась зареванная Райка, и женщине разом стало не до рефлексии.  Проблема заключалась в том, что взаимоотношения с потенциальной свекровью у моей незадачливой подружки складывались не в пример лучше, чем с предсказуемо далеким от мыслей о семейных узах кандидатом в мужья.

Мария Кирилловна была умна и проницательна, и в сочетании с заложенным в ней самой природой материнским инстинктом, эти качества заставляли ее принимать Райку, как равную.  Мудрая женщина прекрасно понимала, что сейчас ее сыну не нужны равнородный брак и царская корона, а гораздо сильнее Феликс нуждается в любви и заботе. Мария Кирилловна вырастила, прежде всего, не наследника императорской фамилии, а ребенка-гемофилика и отлично представляла, какая серая, унылая и безрадостная жизнь ждет его после выписки из больницы.  Присущая творческим людям ранимость и психологическая неустойчивость, многократно усиленная тяжелейшим заболеванием, делала Феликса уязвимым и беззащитным перед жестокой реальностью,  и лишь самоотверженная и беззаветная любовь могла придать ему сил для борьбы.

Если в искренности материнских чувств Марии Кирилловны я не испытывала ни малейших сомнений, то в оценке проявляемой  ею в адрес Райки нежности я придерживалась скептической точки зрения.  Может быть, я и попыталась бы открыть своей подружке глаза на истинное положение вещей, но, глядя на строящую грандиозные планы Райку, у меня почему-то не хватало смелости разрушить этот розовый самообман. Кто знает, вдруг Феликс послан ей самим провидением, чтобы из безалаберной вертихвостки она превратилась в готовую к самопожертвованию женщину? Так мне  ли изображать из себя демиурга и вмешиваться в чужие судьбы? Со своей бы разобраться…

У постели Феликса Райка провела почти неделю, и нежелание художника разделить с ней свою боль, стало для нее ударом ниже пояса. Смерть потерявшей человеческий облик Агаты, чуть было не завершившееся трагедией нападение на Марию Кирилловну и угрожающе маячащая на горизонте инвалидная коляска окончательно сломили дух Феликса. Райку он прогнал злыми, хлестким и оскорбительными словами, вложив в них всю безысходность своего незавидного положения, и как я не старалась убедить подружку, что это был всего лишь пронзительный крик отчаяния,  она продолжала безостановочно всхлипывать в трубку.

-Я  с ним поговорю, -  под монотонный аккомпанемент Райкиного плача решилась я, - и умоляю, перестань реветь так, будто Феликс – это первый мужчина, который выставил тебя за дверь!

Последняя фраза вырвалась у меня совершенно случайно, и от запоздалых угрызений совести мои щеки мгновенно залила густая краска раскаяния. Я уже собралась рассыпаться перед Райкой в пространных извинениях, но тут моя подружка неожиданно прекратила рыдать и тихим, проникновенным голосом произнесла:

-Идочка, это первый мужчина, которого  я по-настоящему полюбила.

Райкино заявление меня поразило меня до такой степени, что я спешно отсоединилась, забыв поставить подружку  в известность о своем замужестве. Оно, вероятно, и к лучшему: нечего поднимать больную тему и бахвалиться сомнительными достижениями, когда у человека, можно сказать, вся личная жизнь летит в тартарары?

Против поездки в клинику Эрик не возражал, хотя от лэптопа мне и пришлось оттаскивать его практически за уши. Пока я мужественно выслушивала телефонный «плач Ярославны», парень не терял времени даром – он получил разрешение на проведение свадебной церемонии от одной из расположенных  в Ватикане церквей  и даже перечислил на ее счет авансовый платеж, а также забронировал два авиабилета до Рима. Отныне наше будущее определяли две ключевые составляющие:  расторопность Симы и благосклонность Фортуны.

По широким улицам столицы разливалась сонная послеобеденная жара, сдобренная вздымающим в воздух серые облака пыли ветром и проплывающими по небу тучками. Такая погода по моим многолетним наблюдениям в подавляющем большинстве случаев предшествовала проливному дождю в сопровождении ломающего деревья урагана. Бушевать стихия начинала ближе к  вечеру, и наутро наш стольный град здорово напоминал лесоповал, а в медицинские учреждения нестройными рядами тянулись многочисленные гипер- и гипотоники в надежде избавиться от последствий резкого перепада атмосферного давления.  У меня на фоне  ожидаемых погодных колебаний ощутимо постукивало в висках, а Эрик вскользь пожаловался на ломоту суставов, тут же уточнив, что причина кроется не в надвигающейся трансформации, а в полученных в камере следственного изолятора телесных повреждениях.

Удушливый зной настолько разморил народонаселение столицы, что я вынуждена была подстегивать с черепашьей скоростью пересекающих проезжую часть пешеходов громким сигналом.  В ответ только что еле волочившие ноги ходоки оживали на глазах и дружно  разражались возмущенными репликами  по поводу «обнаглевших водил». Так или иначе, перебирали конечностями они в итоге намного резвей, и по дороге в клинику я воспользовалась отлично зарекомендовавшим себя методом ускорить продвижение не менее четырех раз.  Не то, чтобы я уж очень торопилась, однако время завершения заведомо неприятного разговора с Феликсом прямо пропорционально зависело от времени его начала,  и я не видела смысла тянуть резину.

Врачиху-гинеколога, прочившую нам с Максом красивое и сильное потомство, я повстречать никак не ожидала, справедливо полагая, что ознаменовавшееся небезызвестными событиями дежурство вызовет у нее острое желание уйти в бессрочный отпуск. Однако, мамонтовидная акушерка попалась мне на глаза уже в вестибюле, правда ее внимание было приковано к беременной пациентке, мучимой, по всем признакам, жесточайшим токсикозом, и пребывающей в состоянии повышенной раздражительности. Будущая мама вела с нашей старой знакомой самозабвенный спор на изобилующую обоюдным употреблением специальных терминов тематику, и явно не намерена была сдавать позиции. Мы с Эриком незаметно проскочили мимо  конфликтующих дам к регистратуре, и сходу наткнулись на глухую стену непонимания.  Пропускать нас к находящемуся в глубокой депрессии Феликсу  юная медсестра с не по годам жестким выражением худощавого лица отказалась. От некуда деваться мы вышли на лечащего врача и долго наперебой убеждали его в целительной силе дружеского общения, пока несговорчивый эскулап, наконец, не внял нашей просьбе. Больше всего я боялась, что в разговоре могут всплыть отголоски истории с носферату, но  доктор  даже не пытался намекнуть на что-то подобное. Видимо, Фортуна нам сегодня все-таки благоволила. Еще бы Сима не подвела!

Феликс не спал. Он полусидел на кровати с подоткнутыми под спину подушками и быстрыми, нервными штрихами черкал альбомные листы графитным карандашом. На его больном, изможденном лице, обрамленном иссиня черными волосами,  читалась напряженная работа мысли, за которой не успевали ослабевшие от потери крови руки.  Иногда Феликс отвлекался от своего занятия,  устремлял в потолок пустой, безжизненный взгляд, и с печальным вздохом снова возвращался к рисунку. Наших осторожных шагов он как будто и вовсе не слышал, или просто не хотел слышать.

-Как ты себя чувствуешь, Феликс?-  с участием поинтересовался врач, - твои друзья пришли тебя навестить, но если ты не …

-Пусть останутся, - перебил художник, не выпуская из рук альбома, - не беспокойтесь, доктор, у меня все хорошо.

Эскулап посмотрел на нарочито спокойного Феликса с изрядной долей недоверия. Дверь в палату он лишь немного притворил: видимо, мы с Эриком выглядели не достаточно благонадежно, чтобы позволять нам беседовать со сложным пациентом за закрытыми дверями.

-Кто из вас убил Агату? – без прелюдий спросил Феликс, и тон его голоса был таким ледяным, что у меня по коже невольно побежали мурашки.

Эрик подвинул стул к кровати, сел и наклонился к самому лицу художника:

-Никто. Она покончила с собой.

-Тогда кто из вас подтолкнул ее к самоубийству? – глаза у Феликса были влажные и глубокие, такие глубокие, что в их бездонных провалах терялась моя воля. Черт, да если бы мне было в чем оправдываться, под этим взглядом я лично подписала  бы себе смертный приговор!

-Я, - мой голос  предательски дрогнул, - Феликс, ты когда-нибудь видел носферату?

Художник отрицательно помотал головой. Впечатляющее самообладание или  комплексная атрофия чувств?

-Агата не захотела жить  в таком облике, она сама жаждала умереть. У нее не было шансов.

-А разве ты пыталась их ей дать? Я никогда не прощу себе, что поверил тебе и Данте! Вы оба виноваты в смерти Агаты, но еще большая вина лежит на мне самом. И я тоже жажду смерти, потому что я не знаю, как мне теперь с этим жить, - Феликс с размаху швырнул альбом  об стену и сразу стал похож на живого человека, а не на мертвенно бледный призрак своего прошлого, - вы могли помочь Агате, но вы ее убили!

Я взяла еще один стула и тоже села рядом с кроватью.

-Убить мертвого, это все равно, что обокрасть вора, - хотя авторство этой идеально отражающей суть вопроса фразы принадлежало и не мне, я посчитала уместным процитировать Германа именно сейчас, - признай, что Агата умерла давным давно, и только анк поддерживал в ней жизнь. А еще признай, что она преданно любила  лишь Оскара Монти, а на тебя ей всегда было плевать. И  в довершение ко всему, не забудь также, что она укусила твою родную мать, и мы чудом спасли ее от обращения.  Убей свои иллюзии, Феликс, и тебе сразу станет легче!

-В отличии от вас, я не убийца, - темные омуты огромных глаз художника смотрели на меня с неприкрытым отвращением, -я умер вместе с Агатой, как вы этого не поймете?

Эрик рывком поднялся на ноги.

-Это ты ничего не понимаешь!  Проще всего строить из себя жертву и обвинять всех на свете в своих неудачах. Все лузеры так поступают, а потом удивляются, почему их жизнь похожа на кусок дерьма. Посмотри сюда, смотри же, черт бы тебя побрал, - парень одним движением стащил с себя ярко-желтую футболку и повернулся  к опешившему Феликсу спиной, - видишь,  что со мной происходит? Видишь, с чем я живу? А теперь посмотри на себя  и оглянись вокруг. Что тебя не устраивает? Мать, которая в тебе души не чает? Райка, которая по тебе с ума сходит? Или может, вот это? – Эрик подобрал с пола альбом с ненавистью запустил им в художника, - да ты должен быть благодарен нам с Линкс, что мы сначала вытащили тебя из «Данага», а потом избавили мир от носферату. Все еще меня не понимаешь? Тогда лечи свой мазохизм. Электрошоком.

Распаленный и взволнованный, Эрик облизнул проколотую нижнюю губу. Его грудь часто поднималась и опускалась в такт неровному дыханию,  а миндалевидные глаза метали испепеляющие молнии.  Парень шумно выдохнул,  пренебрежительно махнул рукой в сторону приумолкшего Феликса и потянулся за футболкой.

-Данте, подожди, - еле слышно позвал художник, - подойди ко мне, пожалуйста!

-Что? – хмуро откликнулся Эрик, но странную просьбу Феликса все же выполнил, - я  тебе уже все сказал.

-Данте,  - тонкие пальцы художника с кое-где выкрученными гемартрозом фалангами скользнули по обнаженной спине парня, на долю секунды задержавшись на  двух симметричных чешуйчатых отметинах, образовавшихся под обеими лопатками. Пятна не только увеличились, они стали выпуклыми и объемными и, судя по исказившему лицу Эрика, прикосновения к ним вызывали весьма болезненные ощущения, -Данте, ты помнишь мою картину, где пророк Даниил побеждает дракона?

-Причем тут картина? – парень торопливо надел футболку, - говори толком!

-Я стремился придать своему полотну максимальную достоверность,  и детально изучал анатомию мифологического существа, - Феликс в упор посмотрел на Эрика, -  я могу ошибаться, но, по-моему, на этом месте у него располагались крылья.

 

ГЛАВА XXXV

Не могу утверждать, что сразу после разговора с нами Феликс настоятельно потребовал доступ к телефонной связи и принялся названивать Райке, слезно вымаливая  у  нее прощение, но  определенный перелом в его мировоззрении, несомненно, произошел. Намеренно или неосознанно Эрик заставил отчаявшегося художника на мгновение влезть в его шкуру, и испытанное Феликсом потрясение резко прояснило затуманенный рассудок.  Мы покинули палату в гнетущем молчании, но напоследок я все-таки оглянулась и  внезапно столкнулась с широко распахнутыми глазами Феликса. Чего в них только не отражалось – ужас, боль,  тревога – но отрешенной безысходности я не заметила.  Пусть прямой потомок библейского пророка Даниила до сих не сокрушил своего  персонального дракона, зато он смертельно ранил пожирающего истерзанную душу художника монстра, и, на мой взгляд, подвиг Эрика был  вполне достоин занесения в летопись современных чудес.

За период нашего пребывания в  клинике погода  снаружи ощутимо испортилась. Несмотря на ежегодно прилагаемые коммунальными службами усилия, песчано-пыльные бури продолжали регулярно свирепствовать на вроде бы сплошь и рядом заасфальтированных улицах столицы, и  борьба с этим необъяснимым парадоксом длилась по сей день. Пока же чиновники от ЖКХ  не вывели формулу, позволяющую избавить горожан от скрипящего на зубах и набивающегося в волосы песка,  не имеющим личного автотранспорта столичным жителям приходилось передвигаться короткими перебежками, пережидая особо сильные смерчи под крышами ближайших зданий.

Вообще-то мой «Ситроен» оказался замечательным укрытием от веющих над нами «враждебных вихрей», и домой мы  бы доехали в относительно комфортных условиях, если бы не Эрик, выкуривающий сигарету за сигаретой и, следовательно, нуждающийся в притоке свежего воздуха, вместе которым в салон налетело столько песка, что впору было открывать строительную компанию. На мои намеки в виде деликатного покашливания, плавно перешедшего в сухой, царапающий горло кашель, поглощенный своими мыслями парень упорно не реагировал,  и мне ничего оставалось, кроме как стоически претерпевать  природные капризы.

Очередное разочарование постигло меня уже дома: перед отъездом мне вздумалось хорошенько проветрить пропитавшую едким табачным дымом квартиру, и в неосмотрительно открытые окна беспрепятственно устремилась поднятая в воздух пыль вперемешку с летающими разновидностями бытового мусора.  Хотя меня было сложно испугать даже самой запущенной стадией хронического беспорядка, при виде  покрывающего мебель толстого слоя грязно-серого оттенка,  я инстинктивно схватилась за тряпку.  Молчаливо-задумчивый Эрик в  спонтанно организованной «уборочной страде» участия не принимал: стучал по клавишам, щелкал мышкой и медленно цедил абсент. Первые слова  с момента возвращения из клиники прозвучали в его исполнении лишь тогда, когда я вслух  озадачилась вопросом, стоит ли мне оставить Райке дубликат ключей на случай прорыва водопровода и угрозы затопления соседей снизу.

-После нас хоть потоп, Линкс, - желчно выплюнул парень, поджигая сигарету, - или ты все еще надеешься сюда вернуться и опасаешься  возможных судебных исков?

-Не знаю, - честно призналась я и вдруг поняла, что мое возвращение в родные пенаты  в самом деле может никогда не состояться, и нельзя сказать, чтобы данный факт меня уж очень расстраивал.  Не было ни сожаления, ни страха, лишь желание поскорее разрубить  этот Гордиев узел, больше похожий на удавку.

Этой ночью линия электропередач в моем районе не выдержала  порывов разбушевавшегося шквального ветра, и мы надолго остались без света.  Когда в аккумуляторе лэптопа кончилась зарядка, и монитор окончательно потух, мы успели допить абсент, и убаюканные Зеленой феей, уснули на кухонном диванчике под  гулкий стук дождя, завывание урагана в вытяжке и треск ломающихся веток.  Наутро я обнаружила  покоящуюся у себя на коленях русоволосую голову Эрика, и меня захлестнуло острое чувство дежавю. 

Райке я позвонила уже из аэропорта, на одном дыхании выдала ей две новости разом, и, не дав ошарашенной подружке опомниться, нажала кнопку отбоя. Мама выслушала известие о  готовящемся изменении моего семейного положения с подозрительным спокойствием,  и мне это очень не понравилось. Я  не сомневалась, что она уже несколько дней подряд  вышивает портрет Эрика в натуральную величину и с садистским наслаждением втыкает иголки в нитчатое изображение моего будущего спутника жизни, однако ее скупые, ничего не значащие фразы откровенно не вписывалась в нарисованную моим воображением картину. Можно, конечно, было предположить, что мама смирилась с неизбежным и решила не мешать мне и дальше катиться под откос, но интуиция подсказывала обратное: в маминой голове созрел коварный план, и не сегодня-завтра она приступит к его реализации.  Ну да ладно, к тому времени мы будем уже на территории Святого Престола, и мамина деструктивная активность заденет нас в худшем случае ударной волной.

Сима вручила нам полный комплект необходимых для заграничного путешествия документов без долгих прощаний и напутственных слов. Вероятно, посчитала, что у меня и так достаточно журналистского таланта, чтобы превратить священное таинство брака в авантюрный спецрепортаж. В ходе поспешных сборов я отказалась от идеи взять с собой четыре пары брендовой обуви  и доверху заполнить огромный чемодан новинками свежей коллекции «Весна –лето» и, скрепя сердце, ограничилась самым элементарным туристическим набором.  Помимо одежды и рыльно-мыльных принадлежностей, в багаж были также включены   неожиданно тяжелый лэптоп и незаменимая термокружка.

Почти до самого отъезда мы с Эриком практически не разговаривали. Каждый из нас думал о чем-то своем, и ни у кого не возникало потребности поделиться своими мыслями. При посредничестве абсентовой феи между нами установилась своего рода телепатическая связь, и мы общались при помощи многозначительных взглядов.  Эрик с невыразимой грустью созерцал свой покалеченный неповоротливой Ольгой Никифоровной синтезатор, а я тихо радовалась, что никогда не увлекалась разведением комнатных растений и содержанием домашних животных, благодаря чему мне теперь не приходится бегать по подъезду в поисках сердобольных соседок.  А еще меня не покидало странное ощущение, что все мои земные дела в этом мире окончены, и  впереди меня ждет  миссия исключительно духовного характера.

Наш последний день в столице выдался холодным и пасмурным.  Летний июнь больше напоминал  раннюю осень, и я  постоянно ждала, что  в аэропорту объявят нелетную погоду, но задержки, а тем более, отмены рейса, к счастью, не последовало. Мы поднялись на борт авиалайнера точно в назначенное время, заняли свои места в середине салона и после того, как железная птица взмыла в воздух и набрала высоту, заказали себе стандартный ланч. С той памятной ураганно-абсентовой ночи никто из нас не мог заставить себя проглотить и маленького кусочка пищи, но в небе у нас почему-то  разыгрался аппетит, а заодно и прорезался голос.

Мы принципиально не обсуждали обряд экзорцизма, кардинала Данилевского и нашу бутафорскую свадьбу. Мы  развернули карту Рима и его предместий, и погрузились в изучение географии Вечного города, словно действительно  собирались посетить Италию из праздного любопытства.  Ощущать себя нормальными людьми, абсолютно ничем не отличающихся от прочих пассажиров,  было несколько непривычно,  но довольно интересно.  За три часа полета мы до такой степени вжились в роль,  что по прибытии в международный аэропорт Фьюмичино, названный в честь легендарного да Винчи, уже обладали жизненно важными сведениями о месторасположении прилегающей к аэровокзалу железнодорожной станции, с которой дважды в час отправлял пригородный экспресс в Рим. 

Аэропорт да Винчи выглядел казенно неуютным. Мало того, что наш самолет приземлился где-то  «в чистом поле» и закрытого  прохода в здание здешняя архитектура не предусматривала, так еще и  новоприбывшие туристы ломились в  подъезжающие к  трапу автобусы, будто все еще находились в столице и катастрофически опаздывали на работу – толкались, отпихивали друг друга локтями и не стеснялись в публичном употреблении крепких выражений.   Да и сам путь от борта лайнера до терминала тоже напоминал поездку в отечественной маршрутке: народ утрамбовался  в автобусах, как селедки в бочке, причем лучшие места достались пассажирам с хорошей физической подготовкой и обширным запасом ненормативной лексики. Мы с Эриком «поперед батьки в пекло» лезть не стали, и скромно пристроились  на задней площадке.  Дорога до аэропорта заняла считаные минуты, но будучи опытным автолюбителем, я успела  ощутить существенную изношенность амортизаторов, заметную даже на идеально гладкой поверхности летного поля.

Изнутри аэропорт Фьюмичино производил впечатление гигантского муравейника, но если колония трудолюбивых насекомых хотя бы  издавала минимум звуков, то  здешние залы пронизывала многоголосая какофония.  Видимо, запредельная громкость льющейся из динамиков информации обуславливалась  этим безлико-неразборчивым шумом,  беспорядочно мечущимся под сводами здания. Уши у меня заложило в первые же секунды, и я еще долго разговаривала на повышенных тонах, так меня все время преследовало осознание собственной глухоты, а редко посещающий столь крупные скопления народа Эрик и вовсе растерялся в этой беспрестанно перемещающейся толпе.

Наши попутчики   на глазах рассредоточилась по аэропорту, и вскорости вокруг не осталось ни одного знакомого лица. Здорово выручили нас повсеместно развешанные указатели, на нескольких языках сообщающие о направлении  к тому или иному объекту. Английским я владела на уровне институтской программы, и изъяснялась на языке Шекспира пускай без сложноподчиненных предложений и строгого следования правилу согласования времен,  зато довольно бегло. Что касается Эрика, его вокабуляр содержал массу сугубо компьютерных словечек англоязычного происхождения, включая гениальное выражение «ламер мастдайный»,  и с письменной речью дела у  парня обстояли гораздо веселее, чем с устной. По-итальянски мы знали только названия популярных в нашей стране блюд, и поэтому не расставались с заблаговременно приобретенным разговорником.

Заплаченные за карманного формата книжонку деньги окупились сторицей.  Следуя по разноцветным указателям, мы благополучно добрались до санузла, где обнаружили две абсолютно идентичные двери с надписями «Signori» и «Signore» соответственно. Традиционная аббревиатура WC также присутствовала, однако, сопровождалась такими абстрактными рисунками, что определить половую принадлежность изображенных на них фигурок мог, вероятно, лишь обладатель столь же выдающегося воображения, как и великий Леонардо. Гендерное различие между клозетами  подчеркивалось одной единственной буквой, и, не имея  на руках всеведущего разговорника, мы вынуждены были бы  цепким взглядом провожать посетителей сортира с целью выяснения маршрута следования мужчин и женщин.

Но разговорник у нас все-таки был, и когда мы, наконец, прояснили обстановку, то разбрелись по сторонам с  такой нескрываемой гордостью, словно только что сотворили сенсацию планетарного масштаба.  В ожидании свободной кабинки  я ополаскивала лицо  в умывальнике и искренне недоумевала, чем могут быть вызваны непонятные  скрежещущие звуки, доносящиеся из-за закрытой двери. Чем дольше я вслушивалась в эту непрерывную возню, тем глубже убеждалась в правильности своего предположения. Судя по всему, посетительница дамской комнаты  угодила в ловушку: запереть дверцу кабинки ей удалось без проблем, а вот потом защелку  намертво заклинило. Несчастная жертва изношенного механизма явно стеснялась прилюдно подавать голос и тщетно пыталась победить  неподатливую щеколду своими силами, но, в конце концов,   не выдержала, и, наплевав на стыд,  бросила робкий клич о помощи.  Может быть,  ситуация разрешилась бы намного быстрее, возьми  туристка с собой итальянский разговорник хотя бы в качестве туалетной бумаги, потому что ее, как назло окружали преимущественно коренные жители, не сразу сообразившие, чем вызваны отчаянные выкрики на лающем немецком языке. 

Кульминации локальной трагедии я предпочла не дожидаться, а от посещения освободившейся по соседству кабинки благоразумно воздержалась. В работоспособности остальных защелок у меня отныне присутствовали обоснованные сомнения. Не спорю, состоявшееся при столь нетривиальных обстоятельствах знакомство с Аппенинским полуостровом, отложится в памяти на всю оставшуюся жизнь,  но, увы, подобные аттракционы не входят в круг моих увлечений.

Хотя эту жуткую историю я пересказывала Эрику с драматическими интонациями и всячески старалась представить ее, как  леденящий душу триллер,  парень сумел сдержать смех, только лишь закусив нижнюю губу, и я сама невольно начала похихикивать.  В общем,  на основании вышеизложенного можно было смело резюмировать, что аэропорт Фьюмичино таит в себе не меньше сюрпризов, чем богатое творческое наследие да Винчи, и если мы не планируем заняться их  поэтапным исследованием в ущерб своим дальнейшим планам, нам нужно срочно выбираться на Большую Землю.

 Курсирующий между аэропортом и Римом электропоезд назывался «Леонардо экспресс». Сказать по правде, я не  совсем понимала непоследовательную политику итальянских властей. Автора «Моны Лизы» здесь превратили в национальный символ, а вот туалеты в носящем его имя аэропорту до сих пор не могут снабдить новыми задвижками. Под впечатлением от инцидента в помещении с надписью « Signori»  на двери, я вместо скоростной электрички всерьез ожидала  увидеть  пыхтящий паровоз с  вырывающимися из трубы клубами дыма, но  разноцветные вагоны  «Леонардо экспресса» оказались даже оборудованы кондиционерами.

 

ГЛАВА XXXVI

Навскидку у «Леонардо экспресса» обнаружился  только один недостаток – расположенные на пути следования электропоезда достопримечательности проносились за окнами с такой скоростью, что автоматически превращались в размытое пятно.  Нагруженные  тяжелыми чемоданами попутчики, правда, также возмущались по поводу высокой подножки, в значительной мере усложняющей посадку в вагон пассажирам с крупногабаритным багажом, но так как Эрик еще в столице  пообещал мне совместный поход по модным бутикам, мы прибыли в Рим, не обремененные излишней поклажей.

Изнутри вагон не особо отличался от салона пригородного автобуса: обитые ярко-синей тканью мягкие сиденья, расположенные в несколько рядов  по обе стороны, выглядели достаточно уютными и комфортными, но при ближайшем рассмотрении кое-где обнаруживались прожженные сигаретными бычками дыры и неизвестного происхождения пятна. Сама не знаю, почему мы с Эриком предпочли  этот относительно малобюджетный вариант поездке на такси, доставившего бы нас с любую точку Вечного города, что называется, с ветерком.  Скорее всего, причина заключалась в том, что мы до сих пор не вычислили координаты финального пункта назначения, но при этом страстно желали покинуть негостеприимный аэропорт, и, как следствие,  нам просто понравилось словосочетание «вокзал Термини», обозначающее конечную остановку «Леонардо Экспресса». 

Выставленные по местному времени часы показывали около пяти вечера, и  я обоснованно полагала, что в Ватикан нам сегодня пробиться не удастся, а значит, необходимо обустраиваться на ночлег.  Забронировать номер в отеле мы честно планировали, однако ночная авария на электрической подстанции пустила все наши  грандиозные планы под хвост пушистому представителю семейства кошачьих.  Купить вместе с незаменимым разговорником еще и  подробный путеводитель мы не то забыли, не то не успели, и теперь рассчитывали сориентироваться по обстановке уже на вокзале.  Все-таки мы прибыли  не в дремучий колхоз, страдающий от тридцатилетнего неурожая, а в  своего рода туристическую Мекку с развитой инфраструктурой, направленной на  удовлетворение  многочисленных потребностей иностранных гостей Города на Семи Холмах.

Я постоянно ловила себя на мысли, что ни сном, ни духом не ощущаю того неповторимого очарования, которое по логике вещей должен был вызвать  во мне Рим. Впрочем, всеохватывающее восхищение чаще всего следовало за  волнующим предвкушением, у меня, к вящему сожалению, напрочь отсутствующим.  Оставалось утешать себя мыслью, что Рима как такового я в сущности пока  еще не видела, и судить об Италии по неисправным задвижкам в санузле есть  проявление крайне узколобой позиции.

Главный Римский вокзал Термини с проходящими через него основными железнодорожными артериями страны заметно отдавал нездоровым гигантизмом. Стеклобетонный динозавр, построенный в модернистском стиле, вмещал в себя  не только десятки непосредственно связанных с обслуживанием нескончаемого пассажиропотока помещений, но  и абсолютно сумасшедших размеров торговый центр, полностью занимающий подземный уровень. Народу на вокзале циркулировало еще больше, чем в аэропорту, и в толпе заметно преобладало местное население: смуглое, черноглазое и жестикулирующее так яростно, что издали создавалось впечатление непрерывно работающей ветряной мельницы.  Похоже, мы попали в самый разгар сезона отпусков, и сопровождаемые галдящими детьми итальянские труженики дружно разъезжались на курорты.

На улице я, наконец, перестала чувствовать себя узницей, заточенной в оборудованной по  последнему слову техники клетке, и  с облегчением вздохнула полной грудью. Привокзальная площадь гордо именовалась Пьяцца-дей-Чинквеченто и кроме непроизносимого названия ничем мне не запомнилась. Можно было сколько угодно вертеть головой и любопытно вытягивать шею, но взгляд неизменно падал лишь на аккуратные автобусные павильоны да на разлинованные зеброй пешеходные переходы. Подобного добра  я вдоволь насмотрелась у себя на родине, и потому мой интерес быстро перетек в практическое русло.  Мы с Эриком встали под  деревце, опустили сумку на землю и  донельзя разочарованные обыденным примитивизмом транспортных ворот Вечного Города развернули пеструю простыню карты, приобретенную в близлежащем киоске по многократно завышенной стоимости.

-Отель «Палладиум Паллас» - Эрик ткнул пальцем в условное изображение четырех равновеликих звезд,- по-моему, это совсем рядом!

-Метров четыреста, -примерно прикинула я, - здесь даже написано, как туда добраться: «Повернувшись спиной к путям, следует выйти налево, а затем повернуть направо на виа Джоберти». Осталось сообразить, где искать эту самую «виа»!

-Ага, встань к лесу задом, ко мне передом, - насмешливо фыркнул парень, -  а определить положение солнца по отношению к звездам твоя карта, случайно, не предлагает?

Я демонстративно пропустила язвительно замечание Эрика мимо ушей и предприняла безуспешную попытку воспользоваться советом автора путеводителя.  Наверное, по замыслу составителя карты,  туристам следовало либо озаботиться выбором маршрута дальнейшего продвижения, едва сойдя с поезда, либо  в обязательном порядке обзавестись компасом. С площади  Чинквеченто установить точное месторасположение фигурирующих в ценных указаниях рельс у меня не вышло, и я уже  начала склоняться к мысли о возвращении на вокзал, но тут вдруг выяснилось, что  почти трехмиллионный Рим на самом деле тесен, как неразношенные туфли.

-Ida Lynx?- неуверенно окликнул меня мужской голос, - ma senti! Pensa un po!

От неожиданности я выронила злополучную карту, и  подхваченный ветром листок бумаги сначала полетел вдоль площади на малой высоте, а затем стремительно взмыл в воздух и через мгновение скрылся из поля зрения. На какую там виа надо было свернуть после  того после диспозиция  являющихся отправной точкой железнодорожных путей будет четко определена?

-Si, -  если тот факт, что я  внезапно решила задействовать свой небогатый словарный запах и ответить незнакомцу на «чистейшем итальянском языке» еще худо –бедно объяснялся моим шоковым состоянием, то легкомысленное раскрытие своего инкогнито перед первым встречными и поперечным вообще не лезло ни в какие ворота. Ну, кто мешал мне отрицательно замотать головой  и заставить изумленно разглядывающего меня римлянина поверить в ошибочность своего предположения? Ладно, от Девяти Невидимых  мне все равно не скрыться, так чего уж тут…

- Fidanzata di Massimo Terleev? – уточнил мой визави, - sono Lei?

Мы с Эриком обменялись непонимающими взглядами. Сюрпризы сыпались, будто из рога изобилия, и прозвучавшее в итальянской интерпретации имя моего экс-жениха только усиливало нашу растерянность.  Еще бы понять,  в связи с чем Макс удостоился упоминания всуе, и каким образом мне стоит на это отреагировать. 

-Do you speak English? – опередил меня грамотно оценивший ситуацию Эрик. В довершение к жуткому акценту слово «инглиш» он произносил как «энглиш», но так как наш собеседник имел к туманному Альбиону такое же отношение, как бифштекс к десерту, вопиющее издевательство над правилами орфоэпии его ни капли не смутило.

-Yes! –на радостях от преодоления лингвистического барьера незнакомец хотел было от души пожать Эрику руку, но тот мертвой хваткой вцепился в сумку с драгоценным лэптопом внутри  и  воздержался от взаимного обмена любезностями. Англоговорящий римлянин  без особого огорчения проигнорировал  мрачно-настороженный взгляд парня и переключил внимание на мою все еще пребывающую в глубочайшем недоумении персону.

-Ида, что вы делаете в Риме? – вероятно, английский язык они с Эриком изучали по одному и тому же источнику, потому что над произношением, а уж тем более над правильностью употребления временных форм, они оба в одинаковой степени не считали нужным заморачиваться.

-Замуж выхожу, - без обиняков сообщила я и, дабы итальянец не озирался в поисках очевидно знакомого ему «Массимо» Терлеева, недвусмысленно приобняла Эрика за плечи, - за него!

- Sbalorditivo! – не найдя подходящих аналогов в  своем английском лексиконе,  местный житель оценил мое высказывание на родном наречии, и судя по удивленно –восторженным интонациям вкупе с темпераментным всплеском рук, градус испытанного им потрясения  находился далеко за пределами стандартной температурной шкалы, -  теперь Скуадра адзура разделает вашу сборную на групповом этапе!

-Что такое «скуадра адзура»? - по-русски спросил у меня Эрик.  Парень нервно тискал сигаретную пачку и никак не решался закурить, видимо, опасаясь попасть под действие здешнего антитабачного законодательства. Его миндалевидные глаза, подозрительно сощуренные за стеклами очков, выражали  смешанную с раздражением тревогу, а я внезапно осознала, что всё обстоит гораздо проще, чем он себе нафантазировал.

-Итальянцы так называют национальную футбольную команду, - шепотом пояснила я, - и знаешь, что? На предстоящем чемпионате Европы Италия попала в одну группу с нашей сборной.  Я думаю, это всего лишь  местный тифози, который следит за личной жизнью лидера команды-соперника!

Эрик смерил восторженно созерцающего нас итальянца задумчивым взглядом  и вполголоса поинтересовался:

-А не может он нам подсказать, как добраться до отеля? А то мы тут будем до утра из себя избушку на курьих ножках изображать!

Для того, чтобы отыскать четырехзвездочный отель «Палладиум Палас», нам вовсе не понадобилось совершать рекомендованных составителями путеводителя хитроумных манипуляций.  Шестиэтажное здание с выкрашенным в бежевые оттенки фасадом показалось уже через несколько минут пешей прогулки, и наш проводник поневоле искренне поразился сложной схеме, придуманной разработчиками  безвозвратно исчезнувшей в верхних слоях атмосферы карты и, активно размахивая руками, признался, что даже будучи коренным римлянином, навряд ли разгадал бы эту запутанную шараду.

За пределами напоминающей оживленную транспортную развязку Пьяцца-дей-Чинквеченто я все-таки увидела настоящий Рим, нарисованный не дотошными картографами, а собственным богатым воображением.  Симбиоз античности и христианства предстал передо мной во всем своем внушающем священный трепет величии, а соседство высотных новостроек с историческими памятниками нескольких эпох только подчеркивало преемственность культур. По пути в отель я соприкоснулась лишь  с маленькой частичкой Города на Семи Холмах, но чувство причастности к чему-то непостижимому и таинственному  навсегда поселилось в моей душе. 

Энергетика Рима была  насквозь пронизана дыханием вечности, словно и не минули тысячи лет с того дня, когда три богини судьбы тянули пряжу, наматывали кудель на веретено и в конце концов перерезали незримую нить человеческой жизни.   Аура сердца Италии, чье  размеренное биение  частой пульсацией отдавалось в моих висках, казалась физически осязаемой и такой эластичной, что с легкостью охватывала безграничные  пространства между мифологическим вчера и прагматическим сегодня.  Сейчас я готова была подписаться под каждым постулатом неоднозначной и спорной теории профессора Вельштейна: языческие боги –это не наивная попытка объяснить природные явления, это – та реальность,  в которой жили наши предки, и которую однажды вытеснили еще более могущественные силы.  Вечный город помнил все: христианские святыни, воздвигнутые на месте античных храмов, хранили в памяти имена низвергнутых в пропасть небытия богов.

Эрику было явно не по себе. Несмотря на вечернюю прохладу, сошедшую на Рим вместе с наступлением предзакатных часов, на лбу у парня выступила испарина, а ладони стали влажными и липкими. По его острым плечам периодически пробегала странная судорога,  плотно сжатые в тонкую линию губы болезненно кривились,  а вокруг рта залегли упрямые складки. 

-Я что-то  чувствую, Линкс, - хотя наш экскурсовод-любитель  владел русским языком не лучше, чем крокодил ивритом, Эрик значительно понизил голос, и  его слова вливались мне в уши вместе с обжигающе горячим, будто расплавленный свинец, дыханием, - чувствую, как меня швыряет туда-сюда, и я не могу сохранять равновесие.  Мне сложно подобрать слова, но это, как…как стоять одной ногой в раю, а другой в аду. Не знаю, Линкс, как долго еще я смогу оставаться посередине.

-Отель, «Палладиум Палас»,  - наш итальянский друг торжественно простер руку  в сторону парадного входа, - вы зарезервировали номер для новобрачных?

Я крепко стиснула пылающую ладонь Эрика и безапелляционным тоном заявила:

-Вот и ответ на твой вопрос, Данте! Понятия не имею, чем закончатся наши «Римские каникулы», но одно мне известно наверняка: я никогда не переживу,  если моя свадьба  сорвется  и Макс будет злорадно потирать руки.  Так что, сначала женись на мне,  а уж потом мы на семейном совете решим, где нам лучше провести медовый месяц: на небесах или в преисподней!

 

ГЛАВА XXXVII

Занимать баснословно дорогие апартаменты для молодоженов  мы не стали, а вместо этого разместились в скромном двухместном номере на последнем этаже. Если я, по крайней мере, честно пыталась выяснить у администратора, какие конкретно блага цивилизации включены в стоимость проживания, Эрик коротко удостоверился в наличии беспроводного доступа в сеть и резко потерял интерес к бытовым аспектам. Нашего самопровозглашенного гида-переводчика мы после недолгого обсуждения целесообразности расширения межнациональных связей пригласили составить нам компанию за ужином в ресторане на террасе, откуда, по словам девушки  с ресепшн, «открывался великолепный вид на Рим».  Неистребимая журналистская привычка воспринимать людей, прежде всего,  в качестве носителей  полезной информации  неизменно помогала мне принимать базирующиеся на  объективных сведениях решения, а уж в чужой стране обрасти знакомствами, как говорится, сам бог велел.

Нашего нового знакомого звали Микеланджело, но правда о его настоящем имени вскрылась лишь тогда, когда Эрик в свойственной ему саркастической манере заметил в адрес представившегося Миком тифози, что либо его родители являются преданными фанатами «Роллинг Стоунз», либо его все-таки зовут как-то более по-итальянски. Безжалостно выведенный на чистую воду Мик жутко расстроился и смущенно признался, что ему просто надоели постоянные ассоциации со знаменитым тезкой.  Чтобы сгладить неловкость, Эрик разрешил называть себя «Данте», и в итоге из нашего спонтанно образовавшегося триумвирата лишь мое имя не имело прямого отношения к  итальянскому культурному достоянию.  Зато в бытность свою невестой  Макса Терлеева, я частенько становилась завсегдатаем матчей с участием национальной сборной, и  с легкостью могла поддержать разговор  на тему распасовки-перепасовки и прочих футбольных тонкостей.

Обладай я художественным талантом и вздумай написать собирательный портрет типичного итальянца, лучшей натуры, чем Мик Моретти, невозможно было  бы даже представить.  Особенно бросались в глаза его густые, сросшиеся на переносице брови, и смоляного цвета волосы, вьющиеся таким мелким бесом, будто их регулярно подвергали химической завивке, а также бешеная жестикуляция, периодически опережающая сдерживаемый языковыми трудностями  темп речи. 

С горечью констатировав, что его главная тайна раскрыта, и терять ему больше нечего, Мик без страха и упрека изложил  свою бесхитростную автобиографию двоим весьма подозрительным иностранцам. Оправдывал его поразительное легкомыслие лишь тот неоспоримый факт, что заслуживающих внимания событий в его жизнеописании содержалось примерно столько же, сколько  и косточек в банане.

Как и подавляющее большинство итальянской молодежи, Мик в раннем детстве подцепил неизлечимую футбольную инфекцию, и с момента достижения совершеннолетия и получения загранпаспорта не пропускал ни одной выездной игры «Скуадра адзура», чемпионские амбиции которой должны были реализоваться на грядущем Чемпионате Европы. Естественно, Мик знал игроков «Лазурной эскадры» наперечет и в его коллекции имелись автографы всех любимых футболистов, но не меньше внимания в среде тифози уделялось также изучению наиболее  вероятных конкурентов,  и наша отечественная сборная как раз входила в их число.

Группа «С», куда попали наши испокон веков соперничающие на поле команды, по праву считалась «группой смерти». Фаворитами в ней являлись все и сразу, и за выход в «плей-офф», по всем признакам, грозила развернуться нешуточная борьба. Максима Терлеева тренерский штаб «Скуадра адзура», похоже, видел в кошмарных снах, и притом, небезосновательно. В прошлом году мой экс-жених трижды распечатал ворота итальянского голкипера, и наша сборная выиграла престижный международный турнир с сухим счетом. Неудивительно, что взорвавшее мировые СМИ известие о скандальном происшествии накануне свадьбы футбольной звезды  и последовавшие за ним сообщения о постигшей Макса депрессии, вселили в тифози надежду на то, что обезглавленная команда с позором вылетит из группы. А уж когда Мик встретил на вокзале ту самую сбежавшую невесту, открытым текстом декларирующую свое намерение обвенчаться с другим,  его сердце окончательно возликовало.

Точно ответить на сыплющиеся, словно мелочь из дырявого кармана, вопросы относительно шансов Макса полностью восстановиться к Чемпионату мне было довольно сложно. Вроде бы  как некромант неплохо вправил ему мозги, однако, я по рассеянности забыла потребовать гарантийный талон на оказанные услуги, так что сноса башни моему экс-жениху стоило опасаться в любую секунду. Если только, конечно, Кристина не возьмет на себя роль-ангела хранителя.  Что-то подсказывало мне, что ради будущего своего сына наделенная гипертрофированным материнским инстинктом девушка не позволит себе упустить столь выгодную партию, как Макс, а учитывая, что к совместной жизни с психами Кристине не привыкать, волноваться и вовсе не о чем.  Да и с милейшей Ольгой Никифоровной  у них возникло такое гармоничное взаимопонимание, что диву даешься: небось, уже вместе пирожки пекут.

Дотошного и въедливого Мика не слишком удовлетворили мои уклончивые ответы, но как классический бедный студент он был искренне счастлив возможности отужинать на халяву, и  в перерывах между вопросами уписывал поданную на второе лазанью буквально за обе щеки.  Эрик без аппетита ковырял вилкой в тарелке и  участия в разговоре практически не принимал. А вот я с преогромным удовольствием отдала дань здешнему кофе. Экспрессо повышенной крепости в Италии назывался «ристретто» и  отличался  он таким насыщенным вкусом, что мне захотелось взять у рестораторов рецепт его приготовления.  Двойная доза кофеина на уменьшенный объем воды замечательно смазала заржавевшие шестеренки в моей  голове, и  я моментально ощутила прилив бодрости, плавно перетекающий в жажду деятельности.  В последнее время я так плотно присела на кофеин, что получала от каждой новой порции какой-то чисто наркоманский кайф, неизбежно заканчивающийся жесточайшей ломкой.

-Где в Риме можно купить свадебное платье? – огорошила я сосредоточенно двигающего челюстями Мика, - шикарное, дизайнерское со шлейфом и фатой?

Недоеденный кусок лазаньи застрял у Мика в горле, и мне пришлось долго хлопать его по спине под насмешливые взгляды остальных посетителей ресторана. Юный тифози  надсадно кашлял, хмурил густые брови, и запустив пятерню в свою кучерявую шевелюру, задумчиво чесал в затылке, пока его, наконец, не осенило:

-Все самые крутые магазины рядом с Испанской лестницей, ну, или на виа дель Корсо! Когда у меня не хватило денег, чтобы купить там Летиции туфли, она меня бросила. Все мои сбережения ушли на поездку в Лондон, а она сказала, что футбол для меня важнее, чем она.

-Я из мужской солидарности не  позволю тебе делать покупки там, где его продинамила подружка, Линкс, -  с усмешкой шепнул мне по –русски Эрик, и перейдя на свой пиджин-инглиш, спросил у  погрузившегося в  печальные воспоминания Мика, - а здесь поблизости что-нибудь есть? Нам просто так гулять особо некогда.

Мик поскреб заросший трехдневной щетиной подбородок и неожиданно встал из-за столика.

-Смотрите сюда, я покажу! Это виа Национале, она тянется до самого Пантеона через фонтан Треви, и на ней  вы найдете кучу бутиков с нормальными ценами, - итальянец устремил вдаль мечтательный взгляд, - может, если я пойду с вами и куплю Летиции подарок, она ко мне вернется?

Встретившая нас на ресепшн сотрудница отеля не солгала: с террасы действительно открывалась потрясающая панорама на Вечный город. По пути с вокзала Мик упоминал Базилику Санта-Мария Маджоре, но я и не предполагала, насколько монументальным выглядит это грандиозное сооружение. Почти стометровая колокольня возвышалась над украшенным мозаичным декором фасадом с портиком и лоджией, поражая своей строгой красотой и создавая непреходящее ощущение незыблемости христианской веры.

-По легенде, однажды летом Мадонна явилась Папе во сне и приказала построить церковь на том месте, где назавтра выпадет снег, - Мик быстро понял, что советов касательно налаживания отношений с капризной Летицией он  от нас в такой не располагающей к земным проблемах обстановке навряд ли добьется, и видимо,  с горя решил блеснуть эрудицией, -  утром на холме Эсквилин в самом деле лежал снег, и  там сразу же начали возводить церковь. Формально, сейчас это территория Ватикана. Кстати, в какой церкви вы собираетесь пожениться?

-Церковь Святого Стефана, -  Эрик с символичным пренебрежением стряхнул пепел  прямо  на исторические достопримечательности Рима, - кажется, так.

Мик посмотрел на парня  с изумленным замешательством. В выборе места для нашего бракосочетания я целиком положилась на Эрика, и не имела ни малейшего представления, что вызвало у нашего итальянского друга такую реакцию. Лично для меня важными являлись только два основополагающих критерия: непосредственное расположение храма в городе-государстве Ватикане и его близость к  Палаццо Говернаторато  - дворцу ватиканского правительства, а вышеупомянутая церковь Святого Стефана соответствовала обоим требованиям. Я уже открыла рот, чтобы спросить у Мика,  что послужило причиной его удивления, но Эрик меня внезапно перебил:

-Слушай, а  ты завтра вечером свободен? Не хочешь стать свидетелем на нашей свадьбе?

Мик растерянно захлопал длиннющими ресницами и неуверенно пожал плечами, но я-то видела, что он склоняется принять предложение. Ай-да Данте! Пока я тут любуюсь памятниками архитектуры, у него мозги без устали работают в заданном направлении. Ладно, главное, начало положено, а дожму Мика я уж как-нибудь сама.

-Я присоединяюсь к Данте и тоже прошу тебя нас выручить, - я улыбнулась так сладко, будто всю сознательную жизнь  проработала дегустатором на шоколадной фабрике, - и по-моему, я знаю, как вернуть твою Летицию. Немедленно позвони ей и скажи, что если она поможет мне выбрать свадебный наряд, я куплю ей не только те самые туфли на виа дель Корсо, но и еще и с десяток модных платьев.

Проблема с поиском свидетелей была решена. Парочка римских студентов оказалась для нас идеальным вариантом, и нам оставалось лишь радоваться нежданно-негаданно подвернувшейся удаче. До отвала наевшийся за наш счет и окрыленный перспективами воссоединения со своей корыстолюбивой возлюбленной Мик в приподнятом настроении отправился домой, клятвенно пообещав прийти  с утра вместе с Летицией, и  я отчетливо слышала, как из-за двери доносится в его посредственном исполнении какой-то веселенький мотивчик.

Мы с Эриком еще немного постояли на террасе, и после того, как на Вечный город снизошли голубино-сизые сумерки, перебрались в  свой номер. Некоторое время я задавалась вопросом, насколько этичным будет выглядеть мой поздний звонок отцу Иеремии,  и в конечном итоге все-таки отважилась набрать записанные в блокноте цифры. Во-первых, мне не понравилось изменившееся выражение лица нашего будущего свидетеля, когда Эрик озвучил название церкви, а во-вторых я никак не могла допустить срыва запланированного на завтрашний вечер мероприятия.

В ответ на серию коротких гудков я уже  приготовилась  нажать отбой и перезвонить священнику попозже, но отец Иеремия вдруг поднял трубку. Телефонная связь в Италии функционировала по довольно оригинальной системе, и раздающиеся в трубке сигналы, вероятно, стоило интерпретировать с точностью до наоборот.  Судя по елейному тону ватиканского служителя культа, перечисленные Эриком деньги успели поступить на его банковский счет в полном размере. Отец Иеремия на очень грамотном английском заверил меня, что церемония пройдет без сучка- без задоринки,  вежливо осведомился о количестве приглашенных гостей и с добродушным смехом посоветовал не забыть обручальные кольца.  Я тепло поблагодарила предусмотрительного священника (необходимость приобретения золотых символов вечности и нерушимости заключенного на небесах союза напрочь вылетела из моей перегруженной головы) и со спокойной совестью отсоединилась, так и не поняв, в чем здесь содержится подвох. Может, Летиция мечтала пойти под венец как раз в церкви Святого Стефана,  а у собиравшегося поддерживать «Скуадра адзура» где-нибудь на  соседнем континенте Мика банально на нашлось финансовых средств?

Утомленный не столько перелетом, сколько своими обострившимися в атмосфере Рима переживаниями Эрик спал на спине поверх покрывала. К ночи в номере стало чрезвычайно жарко,  я включила кондиционер и осторожно легла рядом с парнем.  Я так боялась его потревожить, что долго не осмеливалась пошевелиться. Я неподвижно лежала, молча слушая размеренное тиканье настенных часов, и постепенно осознавала, что я сейчас по-своему счастлива. Хотя бы потому, что в эту предсвадебную ночь я не карабкаюсь по чердачной лестнице на крышу. Я вновь стояла в двух шагах от края, но если раньше я была твердо уверена, что за гранью нет ничего, кроме черной, всепоглощающей пустоты, то  на этот раз у меня имелись варианты.

 

ГЛАВА XXXVIII

Строптивую подружку Мика Моретти я представляла эдакой гламурной стервой, помешанной на дизайнерских шмотках, но Летиция оказалась маленькой пампушкой с оливковой кожей и живыми хитрыми глазками. Единственным привлекающим внимание элементом в ее заурядной наружности была выпуклая родинка над верхней губой «а-ля Мэрилин Монро», но в остальном Летиция походила на голливудский секс-символ не больше, чем снеговик на балерину. Своего бой-френда она держала в ежовых рукавицах и обращалась с ним со снисходительным достоинством принцессы крови,  а тот в свою  очередь смотрел на нее с пылким обожанием безнадежно влюбленного пажа.

По-английски Летиция не говорила, зато на итальянском тараторила с невероятной скоростью, и наше с ней вербальное общение зиждилось исключительно на посредничестве Мика.  Меня эта «римская патрицианка» называла  « Bella signorina», но  я готова была поспорить, что столь высокая оценка моих внешних данных обуславливалась главным образом размерами моего кошелька. Эрика Летиция интуитивно побаивалась и косилась на него с легким недоумением, откровенно не понимая, как можно было променять белокурого Аполлона «Массимо» Терлеева на это невразумительное существо. 

Свадебный фрак, естественно, сидел на Эрике, как на корове седло, но  непривычно долго крутившегося перед зеркалом   парня интересовало лишь, насколько плотно прилегает к шее воротник белоснежной сорочки.  Разросшуюся за ночь чешуйчатую отметину пока удавалось скрывать, однако,  с каждым днем делать это становилось все сложней. Эрик недовольно щурил миндалевидные глаза, нервно облизывал проколотую нижнюю губу, и всем своим видом демонстрировал испытываемое при виде своего зеркального двойника отвращение, а когда Летиция несмело пискнула что-то вроде «Bello signor» обратил на нее такой испепеляющий взгляд, что итальянка моментально спряталась за спину Мику и без особой необходимости оттуда не высовывалась.

Что касается меня, то я выбрала себе платье, разительно отличающееся от специально пошитого для бракосочетания с Максом  эксклюзивного наряда. Под неодобрительные оханья-аханья Летиции, вероятно, ожидавшей, что я остановлю свой выбор на  кричаще-роскошном туалете, я примерила очень простое, безыскусное платье без декора и рюшей и купила его сразу же после первой примерки. Закрытое и строгое,  даже, быть может, чересчур пуританское, оно показалось мне удивительно красивым, и  в нем я сразу ощутила себя совершенно аутентичной. На это раз замуж выходила настоящая Ида Линкс, а не механическая кукла,  и я никому не позволю превратить меня в разнаряженную Барби.

Наши свидетели тоже не остались без обновок, и едва заметный под нагромождением украшенных дизайнерскими логотипами пакетов Мик вызывал у меня устойчивые ассоциации не со своим именитым тезкой, а с неохотно плетущимся в гору ишаком. В обувном магазине на виа дель Корсо Летиция за  считанные минуты смела с прилавков дюжину разносезонных пар,  и если бы я в  ультимативной форме не потребовала  от нее ускориться,   платье для церемонии она выбирала бы себе в близлежащем бутике минимум до завтра. Так как остаток времени заняли приобретение обручальных колец и посещение парикмахерского салона,  в отель мы возвращались на такси и имели возможность наслаждаться римскими пейзажами лишь из окна машины, но, невзирая на наши возражения, Летиция заставила водителя остановиться у Фонтана Треви.

-Вы обязаны бросить три монетки, иначе ваш брак не будет счастливым, - безапелляционным тоном заявила она, - и еще испить воды из «трубочек влюбленных». Приметами  нельзя пренебрегать.

Мы с Эриком  относились к подобным традициям с одинаковым предубеждением, но тут почему-то сдались  и, разменяв у таксиста бумажную купюру, отправились к  напоминающему театральную сцену фонтану.

Фонтан примыкал к фасаду величественного дворца Палаццо Поли и воспринимался с ним как единое целое, что создавало еще более грандиозное впечатление. Казалось, Нептун  выезжает прямо из центральной ниши здания, а  запряженные в его колесницу тритоны и морские коньки органично вписывались в этот навеки окаменевший водный мир на фоне аллегорических фигур и массивных барельефов. Дно фонтана было сплошь усыпано мелкими монетками, и я не сомневалась, что коммунальные службы ежегодно пополняют казну на весьма значительную сумму.

- Вы должны, стоя спиной к фонтану, бросить монету правой рукой через левое плечо, - подробно объяснил технологию Мик, - тогда всё точно сработает!

В тот момент, когда я пополняла Римский бюджет,  старательно пытаясь не перепутать правую и левую стороны, мне в голову пришла мысль о том, что автор отправившегося в свободный полет путеводителя сочинял сей опус аккурат в освежающей прохладе фонтана Треви.

Отец Иеремия ждал нас в  ватиканской церкви Святого Стефана  к половине пятого, и до наступления часа «X» нам нужно было  решить животрепещущий вопрос с автотранспортом.  Задумавшая, по всем признакам сделать из нашей свадьбы генеральную репетицию к своему собственному венчанию Летиция настоятельно предлагала арендовать лимузин, после чего впервые не согласившийся с дамой сердца Мик резонно возразил, что  на улицах Ватикана шикарному автомобилю будет негде развернуться, и даже  сам Папа Римский предпочитает передвигаться на «скромном» Мерседесе.  Честно говоря, я бы вообще предпочла прогуляться ножками, но подменять собою дворников и мести улицы длинным шлейфом своего свадебного платья мне как-то не импонировало, и в итоге мы решили воспользоваться услугами обыкновенного такси.

Начиная с утреннего пробуждения, мы с Эриком почти ни разу не оставались наедине. Хотя наши бренные тела полностью растворились в организационной суете,  ничто не могло помешать душевному единению, и когда наши взгляды встречались, я понимала, что мы оба думаем об одном и том же. 

-Линкс, ты помнишь как в сквере возле клиники с  неба упала звезда, и ты попросила меня загадать желание? – мы стояли на балконе отеля и молча смотрели на раскинувшийся  на семи холмах Рим. Еще более  угловатый и нескладный в наспех купленном фраке Эрик задумчиво курил, а я  тщетно пыталась разобраться в своих предчувствиях, - ты, наверное, думаешь, что я загадал успешный экзорцизм, да?

-Хотела бы на это надеяться, - фыркнула я, - или на самом деле  ты давно мечтаешь о победе на выборах в Европарламент?

Эрик улыбнулся с какой-то грустной нежностью. Его темно-серые глаза  с красными прожилками полопавшихся сосудов скользнули по моему лицу, и колечко пирсинга в проколотой нижней губе внезапно дрогнуло.

-Лучше уж тогда сразу замахиваться на мировое господство, - парень стиснул мою руку в своей ладони, - а если серьезно, в ту ночь я загадал, чтобы ты всегда была рядом со мной. Прости, что говорю тебе  об этом за  полтора часа до свадьбы, но я только сейчас набрался смелости. Я люблю тебя, Линкс!

-Я тоже люблю тебя, Данте! – я никогда не предполагала, что вообще смогу произнести эти три слова, и дело здесь обстояло вовсе не в природной робости.  Я никогда ранее не могла и представить, что когда-нибудь почувствую то состояние, которое ими обозначается, - и знаешь, что я поняла? Мы с тобой друг друга прекрасно дополняем даже в таких сугубо индивидуальных процессах, как загадывание желаний: не поверишь, успешный экзорцизм загадала я.

Границу Ватикана  символизировала белая линия, прочерченная по внешнему периметру окружающей трапециевидную территорию Святого престола Леонинской стены. Наш состоящий из одного единственного транспортного средства свадебный кортеж без лишней помпы провез нас по Виа делла Кончилиационе  от Замка Святого Ангела до пьяцца Сан Пьетро, где нами тут же заинтересовались солдаты швейцарской гвардии.

Если первым впечатлением от Ватикана для меня стал возвышающийся на сотни метров Собор Святого  Петра, вследствие вызванного сильно выдвинутым вперед фасадом оптического обмана, издалека казавшийся расположенным на расстоянии вытянутой руки, то роль достопримечательности номер два смело отводилась папским гвардейцам. Мик авторитетно утверждал, что эскизы их униформы принадлежат самому Микеланджело,  и, рассмотрев поближе красно-сине-желтые полосатые камзолы, подхваченные под коленями брюки и береты с плюмажем, я без колебаний поверила полученной от  тифози информации. Вооружены стражи Ватикана были шпагами и алебардами и внушали скорее улыбку, чем страх, однако Мик быстро убедил меня в обратном, кратко поведав о жестком отборе новобранцев, сравнимом разве что с требованиями к солдатам знаменитого Иностранного легиона.  Разноцветное обмундирование и  с виду раритетное оружие всего лишь подчеркивало верность многовековым традициям  - гвардейцы являлись меткими стрелками и  в критической ситуации могли запросто вынуть нож  из голенища.

На площади Святого Петра предсказуемо наблюдалось засилье  туристов,  причем народу перед базиликой скопилось столько, что широко разрекламированный Миком и Летицией египетский обелиск я разглядела далеко не сразу. В предшествующий Эпохе Возрождения период монумент заканчивался бронзовым шаром с гипотетически  находящимся внутри прахом Юлия Цезаря, но позже его место занял огромный крест. От сердца площади расходились белые круги, отмечающие направление сторон света и розу ветров – как выяснилось, обелиск когда-то выполнял также функцию древнейшего астрономического инструмента гномона и отбрасываемые стелой тени позволяли определять текущее расположение светила.

На площади мое внимание мгновенно приковала четырехрядная колоннада с установленными на вершине статуями христианских мучеников (пострадавших за веру даже по самым беглым подсчетам обнаружилось  гораздо больше сотни), но время поджимало,  и полюбоваться великолепными образцами средневековой архитектуры мне, увы, не удалось.  Мало того, оставшийся путь до Церкви Сан-Стефано нам предстояло проделать в пешем порядке. Дорога в храм божий пролегала через Ватиканские сады,  автотрактом не оборудованные.

Зеленый оазис выглядел очень ухоженным. Между газонами пролегали вымощенные плиткой дорожки, и  мы с Летицией без труда семенили по ним на безумной высоты шпильках. Флора здесь поражала буйством и разнообразием. Сосны, дубы, пальмы, ну и еще случайно опознанный Эриком кипарис – это были всего лишь те деревья, для идентификации которых хватило моих ботанических познаний.  Местная фауна тоже заслуживала отдельного упоминания: чего только стоила вспугнутая стайка попугайчиков, цветным калейдоскопом промелькнувшая прямо перед нашими глазами.  С группой совершающих экскурсию туристов мы умудрились благополучно разминуться, и я искренне радовалась, что Ида Линкс в свадебном платье с завернутым шлейфом  к  числу общепризнанных достопримечательностей не относится.

Церковь Святого Стефана, где должно было состояться чуть ли не самое важное событие в моей жизни, резко контрастировала с монументальными ватиканскими сооружениями. Небольшая, уютная, с классическим куполом и двумя шпилями, она  натуральным образом утопала в зелени,  оказывая на меня какое-то успокаивающее воздействие, и странное переглядывание Летиции  и Мика   я считала крайне неуместным.  Причина непонятного поведения наших свидетелей прояснилась, как только из гостеприимно распахнутых дверей вышел отец Иеремия  и вдруг, словно окаменел на пороге.

Пару минут мы сосредоточено рассматривали друг друга. Изначально я решила, что мы заплутали в трех соснах и пришли не в ту церковь, но потом вспомнила, как Мик еще вчера удивлялся нашему выбору, и данную версию сразу же отмела. Если уж и на старуху, бывает проруха, то, что говорить о нас с Эриком. Кто же мог знать, что найденный нами через всемирную паутину священник окажется чернокожим?

Отец Иеремия  был также весьма ошеломлен расовой принадлежностью брачующихся. Скорее всего, белые католики с просьбой обвенчать их  к нему ни разу не обращались, и он справедливо полагал, что и сегодня в церковь явятся  обращенные в католичество выходцы с африканского континента.

-Вы что, не знали? –шепотом спросил  уставший от созерцания наших отвисших челюстей Мик, - это абиссинская церковь, а  рядом – эфиопский колледж, там обучают черных миссионеров.

-Какая разница? – шумно выдохнул Эрик, - деньги уже все равно оплачены. Здравствуйте, отец Иеремия, у вас все готово для церемонии? Вы обещали, что пригласите фотографа.

-Добро пожаловать, дети мои, - вышел из ступора священник, - проходите внутрь. Фотограф уже ждет. А кто поведет невесту к алтарю?

-Сама дойду, отец Иеремия, не маленькая, - я вытащила булавку и отпустила струящийся шлейф, - давайте начинать.

В церковном зале  царил прохладный полумрак, и повсюду горели свечи. У входа нам пришлось последовать примеру свидетелей и окунуть пальцы правой руки в сосуд с освященной водой, а затем неумело осенить себя крестным знамением. С эбеново-черных лиц отца Иеремии и настраивающего камеру фотографа не сходило всеобъемлющее изумление,  как бы они не старались его от нас скрыть.

В нарушение всех существующих правил, мы с Эриком вместе прошествовали мимо пустых рядов молитвенных скамеек и  встали перед алтарной преградой. Мик и Летиция неуверенно расположились по обе стороны от нас, не переставая еле слышно обмениваться  возбужденными репликами по-итальянски.

Торжественную литургию, обязательную молитву и непростительно затянувшуюся проповедь мы честно выдержали. А вдруг мне все-таки придется отсылать Симе Соловьевой репортаж из Ватикана? Так пусть наш чернокожий фотограф хоть какие-нибудь кадры нащелкает, оплату-то он с нас по полной программе взял.

-Я прошу и требую от вас обоих: если кому-либо из вас известны препятствия, из-за которых вы не можете сочетаться законным браком, признайтесь нам, - голос отца Иеремии неожиданно окреп и  воспарил над сводами церкви, а его эхо заметалось под куполом. Надо же, а думала, он всю церемонию собрался проводить на одной заунывной ноте. Хватит уже формальностей, пора бы и  кольцами обменяться.

-Этот брак не может состояться, я заявляю, что препятствие существует!

 

ГЛАВА XXXIX

-Dio mio! Madre di Dio! – потрясенно воскликнула Летиция, резко обернувшись на звук пронзительно-отчаянного возгласа, принадлежащего  замершей в проходе между скамейками маме, -sta succedendo?

Мама была бледна и сосредоточена,  в каждой черточке ее напряженного лица сквозила непоколебимая решимость немедленно прекратить этот перешедший все границы разумного фарс. Ее английский, однозначно, оставлял желать лучшего, но бедность словесной формы сполна компенсировалась богатством эмоционального содержания. В руках мама держала дешевый пластиковый скоросшиватель   и сотрясала им с таким зловещим видом, будто бы в ее распоряжении оказались секретные разоблачительные документы, разом способные не то изменить ход мировой истории, не то отправить под трибунал якобы виновного во всех моих злоключениях Эрика.

-Если вы утверждаете, что они не могут вступить в брак, сообщите  все известные вам причины! –  в накалившейся докрасна обстановке отец Иеремия один  продолжал сохранять олимпийское спокойствие. От белых прихожан, пожелавших венчаться в абиссинской церкви для чернокожих, он, вероятно, с самого начала ожидал крутых фортелей и был к ним интуитивно готов.

 -Вот, посмотрите, - чеканя шаги, мама приблизилась к алтарю, локтями  отпихнула опешивших свидетелей   и торжествующе протянула  священнику папку, - это свидетельство о браке Эрика Данилевского и Кристины Ковальчук, а также свидетельство о рождении их совместного ребенка. Я заверила  копии и переводы у нотариуса и лично гарантирую подлинность этих бумаг.

Я не должна была сообщать маме о свадьбе, но если совершила этот глупый, опрометчивый и неосторожный поступок, то  именно мне и никому больше полагалось расхлебывать его последствия.  Или все-таки уже поздно?

-Данте, не надо! Данте! -  я рывком откинула кружевную вуаль и  попыталась  на лету перехватить руку Эрику, но не успела. Смазанным движением парень вырвал документы у отца Иеремии, безжалостно смял их в кулаке  и неожиданно поднес  к истекающей расплавленным воском свече.  Слабый огонек несмело лизнул скомканные листы, распробовал лакомство на вкус, и, разгораясь все ярче, приступил к освежеванию добычи. Летиция сдавленно вскрикнула, неуклюже шарахнулась в сторону, и если бы не молниеносная реакция Мика, навряд ли устояла бы на ногах. 

-Риго, скорей неси кропильницу! – отец Иеремия первым осознал, что церковное имущество надо срочно спасать,  и при помощи ничем доселе не проявлявшего своего присутствия фотографа, щедро окатил святой водой полыхающие синим пламенем доказательства невозможности заключения союза между мной и Эриком.  На  раскрытых страницах возлежащей на алтаре Библии отчетливо проступило мокрое пятно, а достигшие моего подвенечного платья брызги заставила меня  неприятно поежиться. Впрочем, передернулась всем телом я не только от холодного прикосновения рассыпавшихся  в воздухе капель, но и от каменного выражения лица бесстрастно наблюдающего за переполохом Эрика.

-Чего вы добиваетесь? – парень вплотную подошел к маме и в упор взглянул в ее нарочито равнодушные глаза, - я подписал все ваши гребаные бумаги еще в столице, и вы не можете этого не знать, а  вчерашней ночью, пока Линкс спала,  я  взломал  государственную базу данных и уничтожил все сведения о себе. Давайте, что еще у вас есть? Я сожгу любой мусор, который вы с собой притащили! Я честно старался объяснить вам, что я чувствую к Линкс, но раз вы так ничего и не поняли, просто уйдите отсюда и позвольте ей самостоятельно распоряжаться своей жизнью.

Мама презрительно повела плечами.  Теперь она смотрела на Эрика с какой-то фанатичной ненавистью, будто это не Кристина, а она сама оказалась  с маленьким ребенком в прогнившем бараке, и будто это ее саму будил среди ночи писк копошащихся в подполе крыс. Прекрасно, значит, субъективный фактор?

-Не проецируй на себя чужую судьбу, мама,-  я стиснула тонкое запястье парня с бешено пульсирующей артерией и с достоинством вскинула голову, - понятия не имею,  кем был мой отец и при каких обстоятельствах он тебя бросил, но не надо вешать на Эрика его грехи. Я не жду от тебя родительского благословения, мама, просто не мешай мне идти своей дорогой!

Никогда бы не подумала, что мне придется вступить в спарринг с родной матерью, да еще и с жестокой невозмутимостью применять против нее запрещенные приемы вроде удара ниже пояса. Но здесь и сейчас, в пропитанной запахом горелой бумаги ватиканской церкви, я всего лишь защищала себя, и пусть пределы допустимой самообороны были мной только что многократно превышены, я не раскаивалась ни в одном своем слове. Я лишь корила себя за  бессмысленные игры в благородство, неизбежно оканчивающиеся для меня разгромным поражением.

-Ты не смеешь так говорить, Ида, - мамины губы затряслись от обиды,- раньше я думала, что это любовь застилает тебе глаза, и ты не видишь, какой гнусный и беспринципный тип этот Данилевский, но сегодня я поняла другое: ты сама такая же, Ида. В тебе нет ничего человеческого, ты не умеешь ни любить, ни сострадать, тебе никто не нужен! Ты была такой с детства, но я принимала твой эгоизм за признак сильного характера, и даже  восхищалась тобой. Да, порой мне казалось странным, почему ты не нуждаешься в ласке, не делишься со мной своими переживаниями, не приходишь ко мне за советом. Я думала, что уделяю тебе мало внимания, но ты всегда избегала общения со мной.   Я изо всех сил пыталась спасти твою душу, но сейчас мне стало ясно –  у тебя нет души и никогда не было.  

-Di che cosa parla?- не выдержала умирающая от любопытства Летиция. Еще бы, тут такое происходит, а она ни слова понять не в состоянии.

-Silenzio! Taci! – одернул подружку Мик и уже по-английски спросил упорно придерживающегося позиции стойкого нейтралитета отца Иеремию, - свадьбы не будет?

-Будет! – Эрик  облизнул проколотую нижнюю губу и демонстративно повернулся лицом к священнику, испуганно уткнувшемуся в пострадавшую при тушении локального возгорания Библию, - что там дальше? Клятвы? К черту клятвы!

Я мягко выпустила ладонь парня и, мастерски изобразив на лице величайшую опечаленность по поводу учиненного в святом месте богохульства, вкрадчивым тоном обратилась к растерянному отцу Иеремии:

-Умоляю вас, скрепите наш союз, для нас это очень важно, - я  перешла на интимный шепот и  с показным смущением поведала, - я - журналист, и этот репортаж – мое спецзадание. Если вы нас не обвенчаете, меня уволят из газеты.

Для того чтобы переварить мое сенсационное признание, отцу Иеремии понадобилось не меньше нескольких минут, и за это время мама  незаметно покинула церковь.  Что ж, гордиться здесь, конечно, особо нечем, но сокрушительная победа в заключительном раунде нашего с ней негласного противостояния все же осталась за мной.  Правда, чуть позже я поняла, что фатально недооценила свою мать. В тот момент, когда  кратко уточнивший обоюдность и добровольность нашего желания связать свои судьбы, отец Иеремия открыл рот для произнесения сакральной фразы «Объявляю вас мужем и женой», мама вернулась,  и, как выяснилось не одна.

Если бы наш священник не был черен, как дыра в пространственно –временном континууме, его лицо несомненно приобрело бы мертвенно бледный оттенок. Отец Иеремия внезапно замолчал на полуслове и  в ужасе попятился  к размещенной над престолом живописной скульптурной композиции.

-Sta, pater Jeremiah, - кажется, по латыни потребовал зычный голос откуда-то из глубины церкви, - sta caerimonia!

-Dominus Cardinalis! – подобострастно выдохнул священник, прижимая к груди Библию, -culpo…

Миндалевидные глаза Эрика нехорошо блеснули за стеклами очков. Вместо того, чтобы в полутьме искать глазами  источник возникновения непредвиденной проблемы, парень вдруг подался вперед и с силой встряхнул отца Иеремию за грудки.

-Продолжай, я тебе сказал!  Слышишь меня, не смей останавливаться!

-Вы до сих пор мне не верите, монсеньор? – горько усмехнулась мама где-то на заднем фоне, - так убедитесь сами!

Эрик брезгливо отпустил белоснежную альбу отца  Иеремии и медленно обернулся.  На пол с глухим стуком упала выпавшая из рук священника Библия.

Я всегда считала, что поговорка «на ловца и зверь бежит» употребляется исключительно в положительном аспекте, но когда я  в деталях рассмотрела сопровождающего маму человека, мне самой жутко захотелось нестись из Церкви  Святого Стефана сломя голову. Его Высокопреосвященство Кардинала Данилевского я узнала практически сразу, до такой степени точно он соответствовал сформировавшемуся в моем воображении образу.

Хотя  причудливым рельефом изрезавшие узкое, худое  лицо морщины ощутимо старили облаченного в традиционную пурпурную мантию кардинала, его глаза выглядели изумительно молодыми, и даже окутывающий церковь полумрак не помешал мне заметить их до боли знакомый темно-серый цвет.  Миндалевидный разрез и высокие скулы Эрик явно унаследовал от матери, а вот светло-русые волосы ему, бесспорно, достались от отца. На этом сходство не заканчивалось: невзирая на солидный возраст, кардинал был также нескладен и долговяз.

-Эрик, нам надо поговорить, - с легким акцентом сказал кардинал по-русски и сделал первый шаг навстречу сыну. Окончательно утерявшие нить происходящего Мик и Летиция от греха отступили подальше от алтаря и то и дело настороженно поглядывали в сторону выхода. Я же  повторять свой «ратный подвиг» и вновь сбегать со свадьбы абсолютно не собиралась, и в знак нерушимости нашего официально так и не утвержденного союза крепко сжала влажную ладонь Эрика.

-Я вас не знаю, - две пары темно-серых глаз внезапно столкнулись, - что вам от меня нужно?

-Понимания, сын мой, и терпения, - кардинал  больше не двигался с места, он неподвижно  стоял  посреди церкви  и наивно ждал, что в Эрике проснутся родственные чувства, - пойдем со мной!

Парень высокомерно оттопырил нижнюю губу. Он вдруг стал неестественно спокойным и каким-то снисходительно-надменным, а острые плечи неожиданно расправились, придав его осанке по–королевски величественную стать.

-Нам не о чем говорить, монсеньор! У вас нет права что-либо мне запрещать, потому что вы для меня никто. Вы отказались от меня почти тридцать лет назад,  и я вас даже не помню.

Кардинал нашел в себе мужество не отвести глаз перед этим прожигающим насквозь взглядом. 

-Я оставил тебя на попечение Господу, и посвятил себя служению Ему, ибо это есть мое высшее предназначение.  В  псалме всех псалмов сказано: «Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради...

-Заткнись! – отчаянный вопль Эрика с разбегу врезался в певучий напев кардинала, и хрустальный шар нежизнеспособно хрупкой иллюзии  со звоном разбился вдребезги, - мне не нужен твой пастырь, потому что я не хочу быть очередной овцой в его стаде. 

-Господь милосерден, Он дарует прощение, - кардинал сделал крошечный шаг  по направлению к Эрику и снова замер на месте. Морщины на его лице казались глубокими бороздами скорби.

-Я не верю в твоего бога, - с обреченным нигилизмом выкрикнул парень, -  у меня  гораздо больше оснований верить в жестокость языческих идолов Вавилона,  чем в  это абстрактное милосердие. Жестокость я чувствую всю свою сознательную жизнь, а истинное милосердие я ощутил  лишь один единственный раз, и  исходило оно не от твоего всемогущего Господа, монсеньор, нет, -не дав мне опомниться, Эрик вдруг вытолкнул меня вперед, -только Линкс, которую некоторые здесь обвиняют в бездушии, проявила ко мне милосердие и только ей я поверил, так какого  же черта я должен любить кого-то еще?

-O Signore, fa di me uno strumento della tua Pace: dove è odio, fa ch’io porti l’Amore, –  я не разбирала торопливых, сбивчивых слов Летиции, но судя по всему, она читала молитву, а потом к ней присоединился и  преисполненный ужаса голос Мика.  Чернокожий фотограф в панике отшвырнул тяжелую камеру и стремглав бросился к двери.  Отец Иеремия перекрестился, прижал к груди Библию и нырнул в углубление за алтарем.  Как подкошенная, рухнула лишившаяся сознания мама.  И только кардинал Данилевский остался все так же одиноко стоять  между рядами молитвенных скамеек.

Порой слова имеют свойства материализоваться. В Риме это утверждение верно вдвойне. Древние боги  объединились в борьбе за возвращение былого могущества, и на помощь рвущемуся наружу сиррушу пришли незримо витающие среди развалин Пантеона духи угасшей цивилизации. Отвергнув христианского бога, Эрик невольно вызвал трансформацию, и сквозь истончившиеся преграды   в наш мир вливалась чужеродная энергия, постепенно принимая  материальный облик крылатого аккадского дракона.

 

ГЛАВА XL

Сирруш был немыслимо огромен. Я дважды своими глазами наблюдала трансформацию Эрика, однако никогда прежде заточенная в его теле аккадская тварь не принимала такого громаднейшего размера. Нестабильная аура Вечного Города стала идеальной средой для возрождения погребенных в бескрайних песках забвения богов. Тысячелетия назад  закат язычества ознаменовался гибелью сирруша от недрогнувшей руки пророка Даниила,  но сейчас парящий под куполом дракон символизировал скорое падение христианства.

Сверкающая чешуя  сирруша  переливалась в неровных отблесках  свечей восковыми слезами оплакивающих  неминуемый конец умирающего мира, а плавные взмахи алых крыльев со свистом вспарывали воздух.  Рогатая голова  с двумя пылающими углями красных глаз поворачивалась на гибкой, змеиной шее, увенчанные длинными изогнутыми когтями лапы одну за другой рушили украшающие церковные стены мозаичные фрески. В бешенстве сбросив на пол Распятие, сирруш резко снизил высоту и принялся неистово топтать изображение Христа мощными задними конечностями, а когда поруганная святыня превратилась в прах, снова взмыл вверх.  В разы увеличившийся дракон теперь занимал почти все свободное пространство церкви, и ему явно было тесно в оскверненном храме. С утробным клекотом, сирруш поднялся к основанию купола  и  в отчаянном рывке с легкостью преодолел последнее препятствие.

 Посыпавшимися на нас обломками проломленной аккадским драконом крыши меня, к счастью,  лишь немного зацепило по касательной, а вот выбравшему себе крайне неудачное убежище отцу Иеремии повезло гораздо меньше: по-видимому, алтарный престол наряду с иконами являлся главной мишенью наделенного страшной разрушительной силой сирруша, и  в не успевшего вовремя покинуть укрытие священника сходу угодил огромный кусок черепицы.  Спрятавшиеся под скамейками Мик и Летиция вроде бы  серьезно не пострадали, но  мне оказалось  достаточно беглого взгляда на их перекошенные от  первобытного страха лица, чтобы сразу же исключить их из числа столь необходимых мне сейчас помощников. Мама все также пребывала в бессознательном состоянии, и меня успокаивало лишь то, что в обморок она упала на весьма далеком расстоянии от эпицентра постигших древнюю абиссинскую церковь Сан-Стефано  разрушений. 

Кардинала Данилевского Господь, однозначно, взял под свою непосредственную защиту. В соответствии с элементарной логикой вещей, находившегося практически под зияющей в крыше пробоиной кардинала должны были с головой накрыть с грохотом падающие обломки,  но на его пурпурной мантии не было ни пылинки, а традиционная шапочка-биретта даже не сдвинулась на бок. Кардинал неподвижно стоял на коленях среди искореженных руин, и его смиренная поза  невольно породила во мне мысль о свершившейся мести древних богов.  Беспощадный дракон в самом сердце ненавистного христианства: не этого ли жаждали поверженные аккадские божества, когда наделяли тайными способностями неприметную статуэтку из белого известняка? На грядущем пиршестве вавилонских идолов основное блюдо подадут до обледенения холодным, но источающее невероятный жар торжество отмщения разогреет его не хуже любой духовки.

-Монсеньор! Послушайте меня, монсеньор! – Глаза священника были закрыты, а посиневшие губы беззвучно шептали слова молитвы, поэтому вывести кардинала из религиозного экстаза оказалось не проще, чем ограбить национальное хранилище золото-валютных резервов. Я остервенело трясла его  худые плечи,  больно хлестала по впалым щекам,  дико орала и грязно материлась,  но поглощенный диалогом с небесным отцом кардинал не обращал на меня внимания.  Я понимала, что  теряю драгоценное время и почти физически ощущала ускользающие сквозь пальцы секунды,  и что самое ужасное, я чувствовала разрыв ментального контакта с Эриком.  Неужели неуправляемая ярость  распростершего над Ватиканом свои алые крылья сирруша целиком вытеснила его разум или это я так ослабела, что не могу ухватить связующую нить человеческого сознания.  А вот это мы сейчас и проверим, благо подопытный кролик  как раз имеется!

По отрешенному лицу молящегося кардинала пробежала мрачная рябь болезненной судороги, его тело конвульсивно дернулось и прогнулось, а из груди вырвался невнятный хрип. Священник медленно поднял отяжелевшие веки и внезапно посмотрел на меня совершенно осмысленным взглядом. Мое мятое свадебное платье покрылось грязными разводами, на оцарапанной щеке полыхала свежая ссадина,  а спутанные волосы покрылись толстым слоем пыли, но это ни в коей степени ни умаляло гипнотического воздействия моих желто-зеленых глаз аутентично абсентового оттенка.

-Монсеньор, над Данте, то есть над Эриком нужно провести экзорцизм, иначе погибнет не только ваш сын, но и вся христианская цивилизация!  - я очень старалась подобрать наиболее убедительные слова,  но измочаленный постоянным перенапряжением мозг выдавал лишь неопределенные  разрозненные импульсы и мне никак не удавалось облечь их в доступную для понимания форму, -это сирруш, дракон, которого пророк Даниил убил в Вавилоне. Эрик – прямой потомок пророка, как и вы, монсеньор…

-«Был на том месте большой дракон, и Вавилоняне чтили его. И сказал царь Даниилу: не скажешь ли и об этом, что он медь? Вот, он живой, и ест и пьет; ты не можешь сказать, что этот бог неживой; итак поклонись ему», – певучим голосом произнес кардинал, и в тот момент, когда я уже начала опасаться, как бы все мои психологические потуги не оказались напрасными  и  ценой невероятного усилия воли вернувшийся  в реальность священник снова не погрузился в транс, он вдруг решительно подскочил на ноги, схватил меня за руку и, со странным безразличием переступив через лежащую в проходе маму, потянул меня к выходу. Хотела бы я знать, за что так боялся с полуслова воспринявший мои сумбурные фразы кардинал: за подвергшийся смертельной угрозе мир или все-таки за  жизнь своего единственного сына?

Зеленый оазис Ватиканских садов окутал бледно-розовый закат, еще более символичный на фоне пробитого купола церкви Святого Стефана.  И в этом мягком, убаюкивающем мареве с неимоверной скоростью распространялись жуткие флюиды панического ужаса. 

Священники и туристы, не разбирая дороги,  с дикими воплями неслись по газонам. Несмотря на то, что отведенное для экскурсионных прогулок  по Ватикану время истекало через несколько минут, в городе-государстве было довольно людно, и переходящая  в давку толчея образовалась за считанные мгновения.  Столкнувшиеся с чем-то страшным и неведомым туристы бежали к центральным воротам Святой Анны на Виа ди Порта Анжелика, чтобы скорей покинуть  превратившийся в анклав оживших  кошмаров Ватикан. Головы бегущих были низко опущены к земле, но  я знала, что причина этого  заключалась вовсе не в опасении споткнуться и быть растоптанным  обезумевшими людьми: просто ни  у кого из  них не хватало смелости заставить себя еще раз взглянуть на  шумно хлопающее алыми крыльями существо, заслонившее собою Солнце.

-Сondurre le persone attraverso la servizio gate! –  первому же попавшемуся на пути швейцарскому гвардейцу  кардинал  на бегу бросил ключи от служебных ворот, и, мимолетно оглянувшись, я увидела, как  папские солдаты в смешной красно-синей униформе тщетно пытаются придать спонтанной эвакуации организованный характер. Может гвардейцы и одевались так, словно собирались отправиться на бал-маскарад, но столицу Святого престола они готовы были защищать до последней  капли крови, даже если в качестве основного супостата выступала непонятная чешуйчатая тварь, нарезающая  широкие круги над Апостольским дворцом.

Открытой агрессии сирруш почему-то больше не проявлял, но его  задумчивый полет выглядел, как разведка перед боем.  Пока мы с кардиналом одному ему известными окольными путями выбирались из Ватиканских садов, площадь Святого Петра почти полностью опустела. Большую часть  перепуганных туристов удалось вывести за пределы Ватикана и перепоручить оперативно стянутым  к Леонинской стене  отрядам римской полиции, кто-то затаился в многочисленных музеях, а застигнутые врасплох  священники поспешно  укрылись  в Апостольском дворце – официальной резиденции Папы.

Когда рассредоточившимся по площади швейцарским гвардейцам стало окончательно ясно, что намерения сирруша не только далеки от дружелюбных, но и связаны с напоминающим неоднородное собрание разнообразных построек Апостольским дворцом, они заметно активизировались,  и дружно ощетинились весьма современным огнестрельным оружием,  неизвестно откуда появившемся на месте допотопных алебард.  Зависший над зданием аккадский дракон в ответ лишь ехидно высунул раздвоенный язык. Броня сирруша закалялась в самых недрах подземного царства и была способна выдержать механические повреждения гораздо более значительного уровня. Древние боги оказались на удивление предусмотрительными в своем грандиозном плане  жестокого отмщения.

-Monsignor, è molto pericoloso!- один из солдат  попытался было оттеснить кардинала к дверям собора,  но священник жестом приказал  гвардейцу не двигаться с места.  Он стоял у величественной стелы египетского обелиска, в самом центре Пьяцца Сан-Пьетро, и горящим взглядом темно-серых глаз следил за размеренными взмахами алых крыльев сирруша, постепенно приближающегося к фасаду Апостольского дворца.

-Sollevare elicotteri-– выкрикнул в рацию  офицер швейцарской гвардии, инстинктивно пятясь в сторону колоннады, - ma che diavoleri è?

Похоже, сирруш точно знал, куда целился. Он снес крышу папской резиденции с какой-то филигранной аккуратностью и словно нырнул в расположенные на верхнем этаже апартаменты, сложив огромные кожистые крылья за спиной. С земли казалось, что этот доисторический монстр старается выковырять спрятавшуюся внутри добычу, и когда крепко удерживающие беззащитную жертву когтистые лапы  вновь появились на поверхности, стало понятно, что мое предположение было не настолько уж и абсурдным.  В ту же секунду в воздухе послышался заглушающий крики гвардейцев рокот вертолетных лопастей.

Возможно, древнеаккадским божествам не было чуждо показушное бахвальство, потому что прежде, чем разжать когти и  с высоты нескольких сотен метров швырнуть  Папу Римского Климента XV о землю, параллельно выведя из строя две боевых единицы авиационной техники, огненными шарами упавшие на площадь, сирруш предварительно совершил круг почета.  За долю секунды до того, как  Пьяцца Сан-Пьетро объяло бушующее пламя, не выпускающий моей руки кардинал Данилевский метнулся в правый угол площади и ногой толкнул ведущую в собор дверь.  Его пересохшие губы непрерывно бормотали что-то малоразборчивое и …уже однажды мною слышанное.

-«Тогда Даниил взял смолы, жира и волос, сварил это вместе и, сделав из этого ком, бросил его в пасть дракону, и дракон рассеялся»,- лихорадочно шептал кардинал, - «И сказал Даниил: вот ваши святыни!»

-Где все это взять, монсеньор? – развевающаяся мантия кардинала мелькала на несколько шагов впереди меня, и я едва поспевала за его размашистой походкой, на бегу отрывая мешающий мне шлейф. Мы стремительно пронеслись по узкому коридору и оказались на извилистой лестнице, подъем по которой был явно противопоказан страдающим  клаустрофобией лицам, так как ступени с двух сторон окружали мрачные, слабо освещенные каменные стены.

-На крыше собора есть кофейня, там должно найтись все необходимое, - выдохнул кардинал, - Господь всемогущий, дать мне силы его уничтожить! Укрепи мою веру и пошли мне мужества, ибо слаб я, и немощь моя есть страх.

- У  вас получится, монсеньор, пророк Даниил доказал, что это  возможно,- мне, наконец, удалось нагнать кардинала, но расплачиваться за гонки по вертикали мне теперь приходилось  безнадежно сбившимся дыханием.

Кардинал резко замер на месте и, не оборачиваясь, произнес:

-Это другое, Ида. Господь посылает мне то же испытание, что он послал Аврааму, когда приказал ему убить своего сына.

Необъяснимо, но факт: даже  сейчас, в преддверии Апокалипсиса я не избавилась от своей лузерской наивности. Да, кардинал Данилевский вступит в схватку с аккадским драконом по примеру своего библейского предка, но сделает он это  не для того, чтобы изгнать этого паразита из тела Эрика, а во имя торжества христианства.  Он не будет проводить никакого экзорцизма, потому что  церковь Святого Стефана разрушена, на площади Святого Петра полыхают два сбитых вертолета, а Папа Римский принял мученическую смерть, и непозволительно облеченному высоким саном служителю Господа тратить время на спасение одного единственного человека. И сколько бы я не угрожала, сколько бы не убеждала, сколько бы не давила на психику, он все равно поступит не как отец, а как священник.

Внезапно меня обуяла безудержная злость,  и именно ненависть придала мне силы двигаться дальше по этим бесконечным ступеням, крутым и неудобным,  ведущим не на крышу собора, а к финалу моей жизни. К черту кардинала и к дьяволу всех богов вместе взятых – отныне я сама демиург. Если я не смогу перекроить эту проклятую реальность, значит мне в ней не место, а если мне это удастся, значит, мир будет существовать по моим правилам.

До самого выхода на крышу мы  не сказали друг другу ни слова. Возможно, кардинал просто берег силы для повторения подвига пророка Даниила, а, возможно,  столкнувшись с моим взглядом,  не рисковал  со мной заговаривать.

 

ГЛАВА XLI

Как выяснилось, на  отличавшейся весьма солидной квадратурой крыше собора Святого Петра, располагалось немалое количестве объектов туристической инфраструктуры, начиная от уютного заведения быстрого питания и заканчивая сувенирным магазинчиком и почтовым отделением. Для посещений крыша была уже закрыта, и  в кофейне мы обнаружили лишь несколько человек насмерть перепуганного обслуживающего персонала.  Поварихи и официантки толком не поняли, что произошло, и лишь одна шустрая посудомойка, благоговейно поцеловав кардиналу руку,   долго тарахтела по-итальянски, и в бурном потоке ее высокоскоростной речи  я сумела различить лишь многократно упоминаемое слово «monstro», перевода, естественно, не требующее.

-Он на смотровой площадке купола, - кардинал пристально взглянул на меня своими темно-серыми глазами, - держи ножницы и отрежь волосы! Быстрее!

Я подчинилась ему беспрекословно и  обкромсала  свои длинные пряди так коротко, как только смогла. Плевать мне на волосы: останусь жива – отрастут, а   погибну - нам том свете и так сойдет. Кардинал молча бросил мои локоны в раскаленную жаровню, где расплавленный воск десятков свечей топился вместе  с реквизированным на кухне жиром. Адское варево было почти готово. И я тоже.

На вершину купола мы поднимались по узкой винтовой лестнице без перил. Держаться здесь можно было  лишь за канат в центре, но  руки кардинала занимала горячая жаровня, и ему приходилось обходиться без точки опоры. Сгорбившийся под тяжестью своей ноши священник ступал уверенно и твердо,  как, наверное, шел к месту жертвоприношения Авраам, и я  не сдержалась от давно терзающего меня вопроса:

-Кем была мать Эрика, монсеньор?

На этот раз кардинал даже не замедлил шага. Несомненно, Господь укрепил его веру, и у него хватит сил швырнуть липкий ком в пасть сиррушу. Только бы у меня хватило сил воплотить задуманное.

-Женщина, -  с какой-то издевательской лаконичностью ответил кардинал, - мы познакомились в Варшаве, но ее родиной был Самарканд, и наполовину  в ней текла азиатская кровь.  В день нашей первой встречи она сказала, что ей суждено родить мне сына и умереть при родах, а меня Господь призовет для Служения Ему. Я был молод и беспечен, и остался с ней только для того, чтобы доказать обратное.  В ночь ее смерти ко мне явился ангел, и на меня снизошло божественное откровение. Господь повелел мне принять постриг, чтобы искупить грехи матери моего ребенка. Эта женщина согрешила колдовством, и я был избран, чтобы спасти ее душу и замолить ее грех. Богу было угодно разлучить меня с сыном, и такова Его воля.

Со смотровой площадки купола Собора Святого Петра Вечный Город был виден, как на ладони, но я смотрела лишь  на жуткое существо, победоносно взирающее на  превращенную в поле битвы Пьяцца Сан-Пьетро с двухсотметровой высоты и словно обдумывающее, какую бы еще христианскую святыню ему выбрать для следующего удара. Вблизи сирруш выглядел еще ужасней, от него исходила кипящая, животная энергетика, беспрестанно подпитывающаяся от пробудившегося пантеона римских богов. Аккадский дракон не казался неуязвимым, он казался бессмертным, и  красные угли его глаз горели неутолимой жаждой разрушения.  Он тоже мнил себя демиургом, и как умел, перестраивал мир для пришествия Иштар и ее свиты. 

Кардинал Данилевский бросил чудовищу вызов с потрясающим самообладанием. Его лицо сохранило абсолютно хладнокровное выражение  даже в тот момент, когда почуявший неладное сирруш расправил сложенные крылья и, опираясь на трехпалые задние лапы,  начал угрожающе подниматься.

-Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе! –  пышущий обжигающим жаром ком из жира, воска и моих волос летит по странной, извилистой траектории, и на краткое мгновение мне даже кажется, что он упадет вниз, не достигнув цели, но рука кардинала Данилевского тверда, как и его вера. Поперхнувшись угодившим прямо в разверстую пасть комом, сирруш вдруг издает глухой, нутряной рык, бессильно скребет острыми когтями брусчатку, в агонии вскидывает рогатую голову и медленно оседает.

Я вижу эту почти библейскую картину  исключительно на астральном уровне,  и терпеливо жду, пока подыхающая тварь освободит  порабощенное сознание Эрика.  Это даже не миг, и не толика, это несоизмеримо короткий отрезок времени,  но я  не имею права на ошибку. Я напряжена и собрана, вокруг меня лишь вакуум безвоздушного пространства, пронизанный искрящимися энергетическими молниями. Боль скручивает  мой разум в тугой жгут, но я не сдаюсь и  отчаянно стегаю этим кровоточащим хлыстом тянущиеся ко мне щупальца.  У меня больше нет тела, я одно сплошное подсознание,  и обнаженные нервы  ощущают боль в стократ острее. Сейчас я впервые боюсь умереть, боюсь не выдержать и сломаться раньше, чем успею заметить мимолетную вспышку человеческого разума  в противоестественно – чужеродной вселенной. Аура гибнущего сирруша истязает мое сознание с изощренной жестокостью, теперь я  вообще ничего не вижу, один за другим мои ментальные рецепторы немеют и атрофируются, и я постепенно перестаю чувствовать энергетические потоки,  мой разум превращается в туннель, по обе стороны которого стоят древнеаккадские боги. Эллиль, Иштар, Шамаш – они пытаются перегородить мне дорогу, но я решительно иду на таран и сметаю их мертвые ауры последними остатками своей силы. Туннель внезапно обрывается, и я падаю в мягкую, податливую пустоту. На самом дне черной пропасти призывно пульсирует крошечная светящаяся точка.

-Ида, стой! Ида! –  мое физическое тело тоже болело и ныло, заставляя меня запоздало удивляться неожиданно вернувшейся способности его ощущать.  Я инстинктивно шагнула вперед и грудью уперлась во что-то твердое и металлически холодное. Интересно, а открывать глаза уже можно?

Начинать пользоваться зрением было не только можно,  но и критически необходимо. Я стояла, вцепившись сведенными судорогой пальцами в отделяющие меня от края смотровой площадки перила, а кардинал Данилевский настойчиво пытался оттащить меня подальше от опасной зоны. 

-Данте! – совсем недавно я боялась смерти, сейчас же я боялась жизни с чувством вины за свою неудачу и долго не могла найти в себе мужества обернуться, -Данте!

Сирруша больше не было. Все прошло в точном соответствии с текстом Святого Писания- дракон действительно рассеялся без следа. Так и должно быть,  в моей реальности не нужны ни боги, ни идолы. Главное, в ней есть Эрик.

Я наклонилась над парнем и приложила ухо  к его груди. Вот оно –сердце моего собственного мира,  и я,  Ида Линкс,  и есть тот самый демиург, не позволивший ему остановиться.

-Прекрасная работа, Ида! Ты – настоящая дочь своего отца! – с искренней гордостью произнес восторженный мужской голос, и принадлежал он явно не кардиналу Данилевскому, - не обещаю, что ты будешь полностью оправдана, но обязательно замолвлю за тебя словечко.

-Ничего не вижу. Кто это?– спросил внезапно очнувшийся Эрик, сходу столкнувшись с проблемой отсутствия очков.

-Всадники Апокалипсиса: Мор, Глад, Брань и Смерть, - авторитетно пояснил кардинал абсолютно спокойным тоном.  К таким гостям моя хрупкая психика была откровенно не готова, и хотя я и не спешила поворачивать голову в сторону таинственных незнакомцев, любопытство пересилило осторожность.

Вышеупомянутые товарищи зажали кардинала Данилевского в плотное кольцо,  и его пурпурная мантия едва прослеживалась среди черных плащей с низко надвинутыми на глаза капюшонами. В чем-то священник был прав: для нас с Эриком личный визит этой «великолепной четверки» действительно означал не иначе, как Апокалипсис. Кстати, а почему это Гильдия Карателей сократилась практически вдвое? Финансирование урезали?

-Шестого отстранили от операции, когда выяснилось, что ты его дочь, - голосу прочитавшего мои  написанные на лбу мысли Невидимого по идее следовало доноситься из-под капюшона, однако он обладал какой-то всеобъемлющей полетностью, - а еще четверо заняты на других заданиях. Ну что, Ида,  пора домой. Вампирский Кодекс строг, но справедлив.

-Не трогай ее! – Эрик тщетно силился приподняться на локтях, но его отчаянные старания неизменно завершались провалом. Парень нервно облизывал проколотую губу,  с ненавистью щурил миндалевидные глаза и раз за разом возобновлял безуспешные  попытки встать.

-На твоем месте  я бы первым сдался вампирскому правосудию, Данте, - ближайший к Эрику капюшон издал иронический смешок, - после того, что ты тут натворил, тебя  в лучшем случае навсегда  упекут в  психушку, а  в  худшем  святые отцы тайно сожгут тебя на инквизиторском костре.  Или ты думаешь, что убийство Папы Римского и разрушение ватиканских храмов пройдет для тебя безнаказанно?

-Я это сделал? –  всем телом Эрик  содрогнулся от ужаса, -но я не…

-Он ни в чем не виноват, -решительно вступился за сына кардинал Данилевский, -воля дьявола управляла им…

-Это не имеет значения, монсеньор, - перебил священника очередной капюшон, - он обвиняется лишь в тех преступлениях, которые предусмотрены статьями Вампирского Кодекса. И не волнуйтесь так, в его деле достаточно смягчающихся обстоятельств, чтобы Верховный  Суд вынес не слишком суровый вердикт. Покойный Оскар Монти  и его протеже-носферату уже давно навлекли на себя гнев властей своим вольным обращением  с артефактами, и Гильдия рассматривала вопрос об их устранении. Что касается тебя, Ида, то здесь все еще проще. Женщина по имени Алина, твоя мать, извещена о  твоей экстрадиции  в Гиперборею.

-Что за Гиперборея? – объективно я понимала, что мне нужно всячески заискивать перед явившимися по мою пропащую душу Карателями, но сил на подобные  изыски у меня катастрофически не хватало,  и сослуживцам моего папаши я грубила напропалую (вот уж где новость для первой полосы, а я-то думаю, откуда у меня вдруг нарисовались пси-способности).

-Скрытая от человеческих глаз страна, населенная такими же пси-вампами, как ты, -  учитывая, что никаких погон, лампасов  и прочих знаков различия на черных балахонах Невидимых я  в упор не замечала, единственным средством дифференциация Карателей для меня служили  их голоса. Этот, например, говорил густым раскатистым басом, -  по ходатайству Шестого, твое дело передано под юрисдикцию Гипербореи.

-А я? Где будут судить меня? – Эрику все-таки удалось принять сидячее положение. Перемена позы ненамного улучшила его зрение,  но парень упрямо сверлил Карателей тяжелым, пронизывающим взглядом.

-По месту совершения преступления, в столице. Ты же не пси-вамп, -как мне почудилось, с облегчением, ответил басовитый капюшон, - ну все, надо уходить, сюда уже спешат уцелевшие солдаты швейцарской гвардии и целый десант римских полицейских. Второй, Третий, берите Линкс, а мы с Первым займемся Данте.

-Что надо сделать для того, чтобы их не разлучали? – пурпурные рукава кардинальской мантии предупреждающе взметнулись вверх, словно два горящих факела.

Под черным балахоном Четвертого произошло неопределенное движение, видимо, призванное  символизировать некоторое замешательство.

-Вампирский кодекс не разрешает разделять членов одного и того же клана и лиц состоящих в браке.

-Тогда властью данной мне Господом я объявляют их мужем и женой! – торжественно воскликнул Кардинал,  простирая над нами  украшенную массивным перстнем руку, - и не смеет человек и…. – священник  настороженно покосился на застывших в изумлении  Карателей, - и вампир разъединить то, что соединил Бог.

-Думаешь, это законно? – тихо спросил у басовитого обладатель восторженного баритона, -  Гильдия берет на себя серьезную ответственность.

-Если Шестой сделает своей дочке Гиперборейское гражданство, ее супруг  автоматически его получит, - после недолгих колебаний заключил Четвертый, - в  конце концов они проходят по одному и тому же делу, и  нам бы все равно пришлось бы этапировать их туда-сюда, а мы Каратели, а не конвоиры. Уходим вместе!

Я подала Эрику руку и помогла ему подняться. Да уж, столь непрезентабельно выглядящих молодоженов еще надо поискать.  Одна моя, с позволения сказать, прическа, чего стоит! Ну да ладно, не в круиз ведь, а колонию отправляемся. Ничего, понесем заслуженное наказание, выйдем на свободу и начнем вести жизнь добропорядочных граждан мифической Гипербореи. Хорошо было бы для начала выяснить месторасположение моей исторической родины, а то вдруг в  данном климатическом  поясе кофейные деревья не произрастают?

-Спасибо, монсеньор, -Эрик бросил на кардинала прощальный взгляд, - лучше поздно, чем никогда.  Может быть, просто не стоило изначально препятствовать нашей свадьбе?

-Это была бы только отсрочка, сын мой, - кардинал  тепло улыбнулся парню, но его улыбка все также оставалась улыбкой священника,  а не отца, - а теперь ты будешь чувствовать себя свободным, даже сидя в тюрьме.

-Свобода-это осознанная необходимость, -  окончательно потеряв контроль над своей вопиющей наглостью, фыркнула я, -  и мне необходимо срочно принять душ. Как там в вас в казенном доме с удобствами?

-Вам еще, может,  первую брачную ночь обеспечить? – продемонстрировал наличие чувства  развитого юмора капюшон под номером Два, - давайте уже, прыгайте!

Мы с Эриком недоумевающе переглянулись.

-Куда? – подозрительно уточнил парень. Рука  Эрика сжимала мою ладонь так крепко, что костяшки  его пальцев заметно побелели от напряжения.

-В проход,  - басом рявкнул уставший от нашей недогадливости Четвертый, - или хотите сказать, что вы до сих пор про него не знаете?

Я отрицательно помотала головой. Тоже мне нашли ходячую энциклопедию!

- Купол Собора Святого Петра – это своего рода антенна, принимающая сигналы из других измерений.  Гиперборея уже дала разрешение на открытие прохода, - Четвертый ненавязчиво подтолкнул нас к парапету, -вас что, пинками надо подгонять?

Край был совсем рядом, буквально в двух шагах.  Хотя Каратели и утверждали, что незримый коридор находится непосредственно под нами, перед собой мы видели  лишь пропитанный поднимающимся от догорающих вертолетов  дымом  воздух и никак не могли заставить себя ступить в пустоту.

-Наши желания сбылись, Линкс, - Эрик решительно занес ногу над расстилающейся внизу величественной панорамой Рима, - один мир мы  с тобой уже изменили. Как думаешь, Гиперборея нуждается в демиургах?

 

ЭПИЛОГ

Двадцать дней спустя над Сикстинской капеллой поднялся белый дым, а  затем под аплодисменты собравшихся на площади верующих раздался  первый удар большого колокола собора святого Петра, перешедший  в праздничный перезвон. Вскоре на центральной лоджии Базилики появился камерленго и торжественно возвестил:

-Annuntio vobis laetitiam magnam: habemus Papam! Я говорю вам о великой радости: У нас есть папа! Высокопреосвященнейший и достойнейший господин,  Кардинал Святой Римской Церкви Янош Данилевский, который взял себе имя Климент XVI.

 

 

Сердца прочны – они не  бьются,

Но кровоточить им дано.

Лишь те последними смеются,

Кто слезы выплакал давно.

 

Лишь те поймут, кто был на грани

И ощутить  сумел сполна,

Что означает соль на ране

И не наставшая весна.

 

Увы, я многого не знала

И не хотела дальше жить –

Лишь те, кто близок был  к финалу

Его способны отложить.

 

 

Конец