Батыр-бала Тлемис. Путь к Байтереку

Глава первая

Буркут

Буркут – один из многих в племени кочевников мергенов – охотников и скотоводов,  был уже не молодым юнцом – прошло уже три мушеля со дня его рождения. А в каждом мушеле было по 12  зим. Поскольку Буркут родился в год  Лошади, мать Буркута Кулян, когда речь заходила о возрасте ее сына, говорила: «Три аргымака проскакало с тех пор». Все чаще старушка Кулян вспоминала о зрелых годах своего быстрокрылого «птенчика», сокрушаясь о том, что  великий Бог Неба Тенгри не дал ее сыночку потомства.    

А ведь Буркут был давно женат – как только ему исполнилось два мушеля, родители сосватали за сына девушку из племени Орман – голубоокую красавицу Кундыз. Племя Орман жило в густых сосновых лесах, что простирались на двадцать дней пути к востоку от Великой Степи. Жили молодые в ладу. Всем была хороша Кундыз – работящая – в ее очаге всегда горел огонь, в чугунном казане варилось мясо, в бурдюках поспевали кумыс и шубат, был запас  твердого и мягкого сыра из овечьего и козьего молока,  сушеные ягоды, орехи, всегда наготове просяные лепешки. Кундыз искусно валяла текеметы из кошмы, умела тонко выделывать кожу животных. Из шкур лисиц, барсуков, рыси, бобра, соболя и норки шила головные уборы и шубы. Про Кундыз говорили «с кончиков ее пальцев стекает масло»  – как высшая похвала ее разносторонним уменьям и мастерству. И лицом, и статью была недурна жена Буркута, и нравом – не горда, со всеми общительна, но не болтлива, хотя была остра на язык и зарвавшегося человека могла с двух слов поставить на место, как попасть стрелой  в  око свирепого кабана. Поскольку детство и юность ее прошли в густых лесах, к охоте она относилась, как к чему-то обыденному. А луком и стрелой владела не хуже заправского лучника. Одна беда – не давал Тенгри потомство. Кундыз сильно тосковала. Видя, как заглядывается на чужих детей ее любимый: как он учит их подкидывать асыки, натягивать стрелу на тетиву лука, чтобы та летела точно в цель, ездить верхом, она понимала – муж мучается больше ее. Но сказать ему напрямик о своих сомнениях и о принятом решении, ей не позволяло хорошее воспитание. Поэтому она избрала для объяснений надежную посредницу – двухструнную домбру. И вот однажды летним вечером, после дневных забот, когда остались они в юрте одни, Кундыз взяла в руки домбру и тихо запела: «Нежно гладит ежиха ежонка, говорит ему – мягонький мой. Обвивает ужиха ужонка, говорит ему – тепленький мой.  Кормит птенчика из клюва ворона, говорит ему –  беленький мой. Только сокол мой быстрокрылый – прилетает, а птенцов не видать. Расправь же крылья, мой орел – твоей печали скоро придет конец. Ты ждал долго, но видно не судьба –  в нашем гнезде не будет птенцов. Я даю тебе свое благословенье – шли сватов, и готовь калым». Последние слова Кундыз спела совсем тихо. Голос ее не дрогнул – нельзя показывать мужу, как горько ей, как трудно далось это решение. Ничего не ответил Буркут. Как только муж вышел,  по щекам ее потекли горячие слезы.

Взять вторую жену, если от первой не было детей, разрешал Закон Великой Степи, и для этого даже не требовалось разрешения первой супруги. Но Буркут любил свою Кундыз и все надеялся на благословение Тенгри, которому он молился истово, уединившись на вершине высокой горы, куда приносил к жертвеннику щедрые дары: и тук овечий, и саму овцу.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                       

Выйдя в летнюю ночь, Буркут побрел за окраину юрточного селения, словно опасаясь, что кто-то из сородичей услышит его тяжкие думы. Кундыз была не первой, кому пришла в голову мысль о его второй женитьбе. Об этом ему много раз говорили старики: и  отец, уважаемый всеми за прямоту и справедливость Кайсар и его мать Кулян. «Хорошо им советовать – сами-то беды не знали, дал всевышний им щедро и сыновей, и дочерей», – думал бездетный мужчина.                                                                                                                                                                                                  

Для степняков дети – это все. Это их настоящее и будущее. Если нет детей, кто будет пасти скот, помогать по хозяйству? Кого учить охоте? Кто защитит от врагов? Кому передавать веками сложившиеся традиции и неписаные законы Великой Степи? Кто в старости будет ухаживать,                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                          если станешь немощным? Кто продолжит род? 

В степи не было бездетных семей. Брали вторую жену, затем третью. Если уж и третья жена не рожала, то брали на воспитание племянников, младших братьев, сестер и других детей, пусть и не по крови.

А если вдруг случалось, что дети оставались без родителей – умирали отцы, а нередко и матери, на полях сражений, защищая родные земли, или                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                         из-за болезней, несчастных случаев, да мало по какой причине может закончить свой жизненный путь степняк в суровых условиях кочевой жизни? Таких детей не бросали на произвол судьбы. Обязательно находились родственники. Ведь у степняков родными считались, люди, имеющие общие корни до седьмого колена. Поэтому заводить браки между девушками и парнями, у которых есть общие  корни, не позволялось.                                                                                                                                                                                                                                                          Одиноких матерей, впрочем, тоже не бросали. У мергенов, как и в других племенах кочевников, вдову с детьми мог взять в жены младший брат умершего мужа. Конечно, если на то была надобность и взаимное согласие. Это делалось ради детей, чтобы они не росли без крепкой мужской опеки. Если не было подходящего родственника, готового взять в жены вдову, то она оставалась жить с родителями покойного супруга. А если не было и свекра со свекровью, то обязательно находились другие представители из родни мужа, готовые приютить оставшееся без мужчины семейство.  

Вот и для Буркута настал тот день, когда ждать уже больше нельзя – надо заводить потомство. Но его мучили сомнения: «А вдруг и вторая жена не родит наследников? И третья? Неужели Бог не даст мне детей? Втихаря будут потешаться злопыхатели, ставить под сомнение мою мужскую силу. А острословы могут  и открыто высмеять».

Нерадостные размышления омрачали жизнь мужчины, заставляли его все больше искать уединения, хотя по природе своей он не был угрюмым или нелюдимым человеком. Даже наоборот – Буркут был желанным гостем в каждом доме. Он и сам никогда не отказывался от предложений поучаствовать в коллективной охоте, скачках, торжествах и прочих сборах мергенов. Его открытость и доброжелательность вкупе с силой характера и рассудительностью,  притягивали к нему людей. Вдобавок к этому внешность его была весьма приятной и располагающей к общению. 

Лицо Буркута украшали аккуратно подстриженные усы, подковкой, спускавшиеся к гладко выбритому подбородку. Волнистые волосы цвета кедрового ореха ниспадали на широкие плечи. Когда Буркут занимался ремеслом, он обвязывал локоны лентой. Взгляд его темно-янтарных глаз был открытым и прямым.

Мергены, впрочем, как и мужчины других степных племен, в теплое время  года ходили с непокрытыми головами. Их прически отличались разнообразием и даже щегольством. В то же время, волосы стриглась и укладывалась с учетом главного требования – не мешать во время битв, охоты, скачек и в повседневном быту. Однако, удобство прически, не умаляло ее красоты. Волосы редко сбривали наголо (только из-за тяжелой болезни, раны или естественного облысения).  Волосы их были густыми и блестящими, так как они смазывали их салом животных и растительным маслом. По обыкновению кочевники носили пышные локоны, напоминающие львиную гриву, но некоторые убирали волосы в косы: и на темени, и на затылке, и по двум сторонам головы. При этом не возбранялось и присутствие короткой челки.

Прически делались с учетом формы головы и овала лица так, чтобы подчеркнуть мужественность и благородство. Для мальчиков была общая прическа – бритая голова с короткой челкой – кекил или длинный пучок на темени, который заплетался в тонкую косицу – тулга. И кекил и тулга служили оберегом от злых сил. 

Молодые мужчины по своему разумению могли носить усы и бороду, или усы без бороды, или вовсе брили подбородок и верхнюю губу ежедневно. Длина и форма бороды и усов были также весьма разнообразны. Только в пожилом возрасте все мужчины отпускали длинные окладистые бороды. Девочки и девушки не покрывали головы до замужества и не стригли волосы до самой смерти, убирая их в косы. 

«О, Тенгри, неужели не суждено мне вдохнуть нежный аромат младенца? Не праздновать тоев по поводу его рождения, первых шагов? – горестно размышлял Буркут,  – Неужто не суждено мне водить под узду стригунка, посадив на него сыночка во время посвящения в наездники? Не увижу как мой сын – плоть от плоти, кровь от крови будет участвовать в скачках! О, Тенгри! Сжалься надо мной! Измученный тоской, мужчина, прославленный своей храбростью и непоколебимостью перед лицом опасности, рухнул на землю и зарыдал. Сквозь захлебывающиеся рыдания слышались отдельные  слова: «Кундыз! Любимая! Тенгри! Помоги!» Столько было отчаяния в его голосе, что дикие животные, ведущие ночную охоту, и редкие деревья среди невысоких сопок, если бы могли, заплакали бы от жалости. Выплакавшись, незаметно для себя мужчина то ли заснул, то ли впал в забытье.

Вдруг звездное небо озарила вспышка, словно кто-то неведомый кинул зажженный факел. Мужчина вскинул голову и начал судорожно нащупывать кинжал, который носил у пояса или за голенищем сапога. Но оружия нигде не было. «Не вынимай клинка из ножен» – промолвил свет, из которого вырисовывался расплывчатый силуэт седобородого старца в белом до пят чапане и высокой шапке. «Я привел тебе белую верблюдицу с  голубыми глазами, видишь какой у нее большой живот, готовый вот-вот лопнуть. Скоро, очень скоро она принесет верблюжонка. Не печалься, утри слезы, иди домой», –  промолвил старец.

Буркут с силой потер кулаками глаза, не веря им, а когда открыл их, старец также неожиданно, как и возник, растворился в воздухе. Мужчина почувствовал, что на душе стало спокойно. Не надежда, а убеждение укрепилось в сердце – скоро, совсем скоро у него родится долгожданный сын!  

«Голубоглазая верблюдица… Это  же Кундыз, у нее ведь глаза синие, как два колодца, в которых отразилось ясное летнее небо».

Вернулся он, когда уже на горизонте забрезжил рассвет. Кундыз притворилась, что только что проснулась и стала тереть распухшие от слез глаза, чтобы не показывать их мужу. 

– Кундыз родная, у нас будет сын! Слава Тенгри! Я видел сон. Нет, это был не сон, слишком все было явно, мне было видение – сам великий Бог Неба явился мне и показал верблюдицу белую, она была тяжелой и готова вот-вот разродиться! А глаза! А глаза, ты не поверишь, у нее были голубые! Это же ты, моя синеокая красавица!

Кундыз опешила от неожиданной смены настроения любимого и, замешкавшись, не знала,  как ей реагировать на внезапно свалившуюся радость. 

Женщина, наконец, совладала с собой, легко встала с деревянной кровати, с резными наголовниками, устланной теплыми одеялами из верблюжьей шерсти.

Буркут поднял и закружил жену по юрте. 

Он смеялся в голос, не боясь, что его услышат сородичи уже встававшие ранним утром, чтобы подоить кобылиц и коз. Ей не оставалось ничего, как только сладко уткнуться в плечо разгоряченного мужа и разделить внезапный восторг. Сквозь слезы радости не понимая еще до конца, о чем рассказывает возбужденный Буркут, Кундыз только недоуменно повторяла:

– Что ты говоришь!? О чем ты?! У нас будет ребенок?! Правда!? 

Глава вторая

Тяжелые роды

Когда в древнем племени кочевников мергенов случались радостные события, об этом было принято голосить на всю Великую Степь. А тот, кому посчастливилось первым узнать хорошую новость и разнести ее по всему стойбищу, мог за один день получить много подарков. Одаривали кто, чем мог, в зависимости от степени богатства. Знатные и зажиточные кочевники дарили скот, оружие, седла, украшения, дорогую утварь, щенка охотничьей собаки – таз, которая высоко ценилась за быстроту бега и чуткий нюх и стоила она не дешевле хорошего скакуна или, выдрессированного на лов дичи, сокола-балабана.  

Мальчишки подростки, да и джигиты постарше в ожидании благой вести не отходили далеко от большого белого шатра Буркута, где второй день мучилась схватками его уже зрелая жена Кундыз. Самого Буркута рядом не было. Он, истомленный ожиданием, и чтобы не слышать стоны жены, уехал на пастбища, где в вольной степи паслись табуны лошадей, тучные стада верблюдов, овец и коз. 

Вокруг юрты роженицы суетились женщины. Свекровь, сестры, снохи, тетушки, соседки – всем хотелось помочь Кундыз, которая слыла не только своей красотой, но и умом и добротой. 

После той памятной ночи, когда Буркуту было видение, прошло больше девяти лун. Не обманул старец ожидания Буркута – через какое-то время его любимая и единственная жена стала заметно округляться. В знак благодарности Буркут тогда принес щедрые дары к жертвеннику. Кроме этого зарезал упитанную лошадь и раздал мясо семьям, где было много детей, но мало скота. Однако первенец не спешил появиться на белый свет.

Кулян, чтобы облегчить роды невестки, по обычаю степняков, устроила обряд жарыс казан. Она выбрала из припасов самые лакомые куски мяса и отдала его женщинам, чтобы те, с молитвами к матери Умай, считавшейся покровительницей детей и матерей, поставили его на огонь. Степняки верили, что не родившийся младенец, услышит всеобщие пожелания и постарается  появиться на свет быстрее, чем сварится мясо в казане. Таким образом, еще не родившись, степняк уже боролся за первенство. Отсюда и название этого чудного, на взгляд чужака, обряда.

А тем временем Кундыз металась в горячке. Она  стонала от сильной боли, хваталась за пестрый аркан, свитый из грив белой и черной кобылиц, который свисал с высокого шеста, вбитого, по случаю в земляной пол. 

Кулян неустанно, когда не отвлекалась на какие-то дела, вот уже вторые сутки, как только ее невестка захворала, беззвучно молилась. Она обращалась сначала к верховному божеству  Тенгри, потом к покровителям Земли, Воды, Огня, Воздуха, к  духам предков, которые давно или недавно ушли в мир иной и теперь могли попросить Тенгри за своих родичей, пока еще пребывающих в земном своем воплощении.     

– О, наш благодетельный, всезнающий, правосудный Творец Мира, – громко начала молитву Кулян, уединившись в небольшой ложбине между двух холмов, в некотором отдалении от селения. – Ты и есть Мир, Тебе подчиняются все в мироздании – все небожители, все духи, все люди. Помоги моей невестке Кундыз – разреши ее от бремени, пусть она выживет, пусть ребенок родится здоровым и сильным! Воздаю хвалу Тебе, о, Создатель! Благодарю Тебя за сыновей и дочерей, за мужа, за внуков, которых Ты дал! Прошу дай же и моему Буркуту, моему сыночку, птенчику потомство! Ты велик и всесилен все в твоей воле! Сжалься над ними о, милосердный наш Бог!

Кулян еще долго истово молилась, воздевая руки к небу. Вдруг на ветку тальника, что рос неподалеку, села пестрая синица и, маяча своей ярко-желтой грудкой, издала звонкий писк. Старушка засобиралась было уходить, как птаха, поддев клювом крохотную веточку и взлетев, уронила ее на голову Кулян. Женщина нащупала на своем головном уборе, состоящем из тюрбана и белого покрывала, сучок и поднесла к подслеповатым глазам. Она несколько минут разглядывала то, что упало и, поняв, вскликнула: «О, всевышний, да это же лук и стрела!». 

– Слава  Тебе, о, Всевышний, Отец наш! Ты услышал мои молитвы! Благодарю Тебя за этот знак!

Обрадованная старушка, несмотря на то, что у нее онемели ноги от долгого стояния на коленях, как могла быстро припустила в селение, сгорая от нетерпения поделиться с родными чудесной новостью.

Она, как и все ее соплеменники, верила в то, что Властелин всего сущего, может, отвечая на мольбы людские, явится в виде птицы, животного, луча света, радуги, дождя…  Или послать одного из ангелов или духов.

Дородная Кулян, переваливаясь с ноги на ногу, словно отяжелевшая от удачного улова дикая утка, которая все никак не может взлететь с водной глади, запыхалась от быстрой ходьбы. Чем ближе она приближалась к становищу, тем меньше становился ее запал. Кулян уселась на серый валун и задумалась: «А ведь и вправду не стоит голосить на все селение – сбегутся любопытные, станут обсуждать, разнесут новость, добавляя небылицы. И полетит по Великой Степи молва. И вот уже будут приезжать из других селений собратья-кочевники, чтобы поглазеть на чудо. А мало ли недобрых глаз? Еще чего доброго до вражеских ушей дойдет!» Старушка охнула и крепко зажала ладонью рот, словно наложила табу. Она бережно развязала узелок на конце своего головного убора – кимешека, в который положила крохотный лук и стрелу, и долго всматривалась в удивительный дар с небес. «Нет, никому не расскажу!» – подумала она – «Ну разве что только старику своему да сыну Буркуту. Пусть порадуются» – приняв решение, Кулян уже неспешно заковыляла к жилищам. 

А в это время в не видимом для людей мире происходило вот что: злыдня Албасты мучила Кундыз. Албасты витала над войлочным жилищем, проникала внутрь и насылала на бедняжку порчу. Она, словно паучиха, высасывающая кровь из живой плоти, попавшей в ее сети, вытягивала из женщины последние силы. Албасты, предвкушая близкую победу, злобно хохотала. Она была послана сюда самим повелителем Подземного мира – могущественным Эрликом.

Женщина-повитуха, принявшая в своей жизни не один десяток родов, использовала все средства и снадобья, но это не помогло. В отчаянье она попросила послать за баксы. Напуганные тетушки велели подать гонцу самого быстрого скакуна.

Баксы кочевали вместе со своими племенами, но жили обособленно – ставили небольшие шатры в  отдалении от общего стойбища. Они жили бирюками, одиночество – цена за дары ясновидения, пророчества, целительства. Сами они не держали скот, а пропитание получали в виде платы за помощь. К тому же «те, кто узрели невидимое», были знатоками плодов. Имели запас сушеных грибов, орехов, ягод, шишек...

К тому же ходили слухи, что «общающиеся с духами» добывали себе молоко у диких животных, не гнушались и яйцами куропаток, перепелов и прочих пернатых. Их соплеменники тоже были любителями диких яблок, малины, смородины, земляники, ежевики или какой ни будь голубики, но на дух не переносили грибов, презрительно называя их «глухими ушками».  А разорить гнездо птицы считалось святотатством. Баксы варили мыло, используя травы, золу и жир диких животных. Мыло они обменивали на мясо, молоко, сыр. 

В кожаных мешках и деревянных сундуках, оббитых по углам медными пластинами, хранились снадобья: засушенные травы и коренья, насекомые, кристаллики минералов, растопленный жир диких животных и птиц, их желчь, рога, кожа. 

Таким было и скромное жилище баксы племени мергенов – Койлука. Он знал о тяжелых родах соплеменницы и теперь ждал гонца.

Внешность Койлука, как и других шаманов, была весьма примечательной и сильно отличалась от привычного облика степняка. Одежда его, которую он носил и зимой и летом, была заметно потрепанной: беличий мех, которым были оторочены ворот, рукава и подол его изношенного чапана, торчал неаккуратными клочками, обнажая плешь шкуры давно подбитого животного. Под стать оторочке, которая по замыслу портного должна была не только утеплять, но и украшать одежду, были и шапка, и борода, и усы баксы. Обувь соответствовала всему образу: мягкие сапоги из шкуры то ли волка, то ли медведя, сморщились, как и лицо своего хозяина, и давно требовали починки. Свисавшие с пояса длинные тонкие ремешки, амулеты, бусы и браслеты, бренчавшие при каждом шаге на шее и запястьях, придавали шаману тот внешний вид, какому и должен соответствовать колдун-степняк.  На встречу с духами, кроме большого бубна,  Койлук брал  асатаяк – деревянный жезл с расширяющимся кверху концом в виде лопаты. Верхняя часть жезла была оббита металлической резной пластиной, на которую крепились подвески и серебряные колокольчики.

Баксы любил сидеть на старом невесть откуда взявшемся пне, который был вечным его сопроводителем. Трухлявый всякий раз словно вырастал из земли на новом месте кочевки. Когда Койлук часами восседал, словно на троне, на удобном для себя седалище, издали, проезжавшему конику, это неподвижное изваяние казалось единым целым. Пень, раскинувший извилистые и заскорузлые корни-щупальца, был словно продолжением человека. 

Вестник не замедлил явиться – уже издали, завидев Койлука, замахал шапкой и что-то закричал. 

Баксы даже бровью не повел, пока всадник – юноша-подросток не спешился и не поздоровался с ним по всем канонам Степи. Мальчишка, на вид которому можно было дать не больше одного мушеля, смутился  из-за того, что позволил себе проявить неуважение к пожилому человеку. Это было первой непростительной ошибкой! Он должен был слезть с коня не доезжая до дома старца, привязать коня к коновязи, отряхнуть с себя пыль, и только затем подойти к хозяину и поздороваться. Во-вторых, юноша выказал нетерпение, которое не к лицу мужчине, а простительно только ребенку. Для него, как и для других юношей, эта оплошность была особенно досадной. А ведь он так обрадовался, когда его снарядили с настоящим, первым в его жизни серьезным поручением! Запыхавшийся розовощекий отрок, пытаясь сгладить нелестное о себе представление, выказывая всяческие знаки почтения, неторопливо рассказал о том, зачем приехал.

Баксы расспросил у юноши, чей он сын, как поживают его родичи, все ли здоровы, плодится ли достаточно скот. Только после этого он передал гонцу свою плеть, с мохнатой рукояткой из ноги белого ягненка, с конца которой свисал прочный ремешок из кожи.

Приветственный ритуал был незыблем в Степи и даже если бы баксы не знал родственников мальчика, то все равно интересовался бы их житьем-бытьем. Так требовал степной этикет вежливости, выработанный веками у кочевников, которые жили отдельными племенами и узнавали о том, что твориться на белом свете из сообщений путников.

Считалось верхом невоспитанности, если путник, как бы он не торопился, не завернет к юрте поздороваться с хозяином.

Вдали от общих селений жили пастухи с семьями, чтобы присматривать за табунами остальных сородичей. Если табуны были многочисленными, пастушьих шатров могло стоять рядом и два, и три, или и того больше. А если путник обходит стороной и целый аул, что было неслыханно, то это явно человек с недобрыми намерениями, не иначе, как враг.

В степи путник, заглянувший на огонек, в любое время имел самый радушный прием как желанный гость. Старики говаривали, что под видом путника в дом может заглянуть ангел или святой. С дороги любого гостя  сначала поили кумысом, шубатом или айраном, давали умыться, кормили тем, что было в доме. Стелили лучшие пестрые одеяла, чтобы путник мог вытянуть, уставшие от долгого хождения или верховой езды ноги, и лишь потом вели неспешные беседы.

Гостю непременно предлагалось переночевать, и если тот соглашался, то хозяйка тут же ставила на огонь мясо. А если не было мяса в запасе, то спешно резали барана или хозяин, закинув за плечо мощный лук с несколькими стрелами, выходил на охоту. Великая Степь была полна дичи. Сайгаки и джейраны, от обилия корма на луговых пастбищах, подобно жирным коровам, были не в силах бегать и представляли легкую добычу.

Койлук был известен не только среди своих сородичей, но и по всей Великой Степи. А вот о чем простые люди не догадывались, так это о том, что его хорошо знали и в другом, невидимом мире.

Как только красавица Кундыз занемогла, баксы почувствовал, как пришли в движение темные силы. Он увидел подтверждение своим опасениям – Албасты пронеслась по небу в сторону аула мергенов. «Да, родиться у Буркута не простой ребенок, а тот, кто представляет для темных угрозу», – размышлял знахарь. «А если так, то постарается Эрлик, чтобы ребенок, а возможно и мать его Кундыз умерли при родах. Так вот зачем он прислал к нам одну из своего войска» – думал Койлук.

Албасты была не самой сильной среди духов, но отличалась даже среди обитателей Подземного царства взбалмошностью и двуличием. Была заносчива и высокомерна со слабыми, услужлива и предупредительна перед сильными. Не случайно Эрлик отправил именно её. Она, хотя не могла похвастать острым умом, была быстра на расправу и беспощадна. Эрлик не сомневался, что не заколеблется Албасты ни перед мольбой человеческой, ни перед плачем материнским. Она спокойно могла погубить и младенца, что и требовалось в данный момент. Албасты отличалась отвратительной внешностью: с иссиня черной, словно дубленой кожей, косоглазая, косоротая. Длинные костистые руки и спутанные волосы свисали ниже колен. Космы  волочились по земле, которые она закидывала за спину.

Нарочного ждали с нетерпением. Обряд жарыс-казан так и остался незавершенным, мясо давно сварилось, но никому кусок в горло не лез. Для порядка под котлом поддерживали слабый огонек. Старушка Кулян вглядывалась вдаль, приложив широкую ладонь ко лбу. Наконец прискакал и гонец. Без лишних предисловий, он передал плетку.

 Кулян  с молитвами перешагнула порог и стала неистово размахивать плетью.

– Уйдите злые силы! Вон! Прочь!

Албасты увидев магическую плеть Койлука, испугалась так, что выпрыгнула через шанырак наружу, как камень из пращи. Люди, не могли этого видеть, как и того, что плеть в руках Кулян горела невидимым огнем – безопасным для людей и смертельным для Албасты.

Страх перед Койлуком заставил забыть о неизбежном гневе Эрлика, которому еще предстояло доложить о позорном бегстве. Но что такое позор для злого духа? Так, неприятное переживание. Не в первой ее попадать впросак. А вот Койлук, с которым Албасты уже встречалась и всякий раз уходила чуть живая, внушал неимоверный страх. Нельзя сказать, что Албасты не боялась гнева своего хозяина, но был шанс уцелеть. Эрлик мог уничтожить жалкую бесовку, но если всякий раз за каждый промах испепелять своих подданных, то можно и вовсе их всех лишиться. Поэтому Эрлик делала это лишь в крайних случаях. Например, если слуга вдруг проявит жалость. В глазах повелителя это было непростительно! Ну а за трусость он сильно не наказывал – опускал на один уровень ниже, то есть глубже под землю. Для тщеславных джинов это было унизительно, как - никак резкое понижение, но все же лучше чем полное исчезновение.

Албасты, дрожа и извиваясь всем телом, подползла к ногам трона, на котором восседал Эрлик.

– Мой повелитель, дозволь мне жалкой доложить тебе?

– Говори, несчастная. Но если ты пришла чтобы сказать мне, что не выполнила моего задания, то лучше тебе умереть самой.

Албасты затряслась и ещё плотнее вжалась в  каменный пол тронного зала.

– Бе – бе – бе – бедная я – заикаясь, еле вымолвила она. – Ме – ме – меня ба – ба – баксы Койлук изгнал…

– Так значит, жена этого ненавистного Буркута жива?!  И ребенок его?! – вскочил с трона грозный хан.

– Бе-бе-белый ша-ша-шаман виноват.

– Что блеешь, как баран и мекаешь, как коза?! Так будь же отныне козой беспризорной, пока тебя не разорвет барс или не подстрелит охотник! Эрлинк взмахнул своим длинным золотым жезлом с серым в виде наконечника стрелы алмазом на вершине и тут же Албасты, превратилась в черную рогатую козу и, тряся длиной бородой, ускакала прочь. 

Глава третья

Повелитель нижнего мира

Эрлик – повелитель нижнего мира, был огромного роста. Никакая лошадь не могла вынести его. Попытайся он сесть на самого могучего коня – длинные ноги все равно волочились бы по земле. Когда случалось Эрлику совершать поездки по своему страшному царству, он седлал широкогрудого быка, серповидные рога которого были такой величины, что на каждый из них могли бы сесть по два человека. Глаза, брови и борода у Эрлика – черные, как сажа. Длинная раздвоенная борода и усы, подобно клыкам, закручиваясь, закидывались за уши. 

Под стать хозяину был и его мрачный дворец из железа, который выковали ему подневольные кузнецы. Черный замок располагался на берегу подземной реки Тоймадым. Когда Эрлик хотел проверить все ли в порядке в его царстве, он поднимался на борт деревянного корабля и плыл по этой зловещей реке, в которой вместо воды текли кровь и слезы людей. Корабль был больше похож на гигантскую лодку, поскольку был без парусов, так как в подземелье не было достаточной силы ветра, чтобы раздувать их.

– Время потеряно!  – орал Эрлик страшным голосом, от которого шерсть или чешуя становилась дыбом на спинах его челяди – мерзопакостных созданий, монстров с хвостами и без оных, с копытами или лапами, с крыльями и без, рогатых, клыкастых, красноглазых. Все они страшно боялись своего хозяина, который в гневе мог сотворить с ними все что угодно, как, например, с неудачницей Албасты. Нечисть попряталась по углам необъятного тронного зала, боясь показаться на глаза Эрлику.

– А может еще не все потеряно?! Может эта ненавистная женщина еще не принесла в мир своего щенка! – вслух стал размышлять хан и лицо его перекосил хищный оскал, обнажая светящиеся фосфором конусообразные зубы. Твари знали, что этот оскал означает улыбку повелителя и робко замахали хвостами, у кого они были, и затрепетали ушами. Эрлик соскочил с трона и повелел принести  котел и заварить в нем травы провидения. На огонь был поставлен огромных размеров казан с водой из подземных источников.

Существо с головой крота и телом человека, но имеющее перепонки между пальцами рук и повышенную волосатость тела, именуемое Кызылкоз-пале, юркнуло в одну из многочисленных боковых дверей. Кызыкоз-пале был красноглаз и, как любой крот, не видел при солнечном свете, зато в подземелье был зорок, как никто другой из его обитателей. К тому же обладал острым обонянием, превосходившим знаменитый собачий нюх. Красноглазый нюхач, быстро перебираясь по запутанным коридорам, достиг потайной каморки, где хранились волшебные травы. Крот был главным помощником черного владыки по части чудодейственной растительности.

Тронный зал медленно стало заволакивать густым сизым паром. Эрлик в нетерпении ожидал, когда пар рассеется, и на утихшей водной поверхности появятся заветные картины. Наконец, кипение прекратилось. Эрлик произнес нужное заклинанье, а в конце произнес:

– Трава провидения покажи мне жену Буркута из племени мергенов! 

Вода стала светиться и показались ясные картины из жизни степняков. Вот старая Кулян берет на руки младенца и показывает его Кундыз. Уставшая, измученная, но улыбающаяся роженица целует плачущего ребенка в лобик.

– Проклятье! Он все-таки родился! Албасты, будь ты проклята! Будь проклят и ты, Койлук! – заорал Эрлик.

Толпа нечисти снова заволновалась – мелко задрожали хвосты и уши, вздыбилась шерсть.

– О, великий и непобедимый наш хан Эрлик, –  сгибаясь в глубоком почтительном поклоне, по обыкновению вкрадчиво обратился к повелителю ближайший его помощник Бана-хан. Он правил змеями и прочими гадами, и сам был покрыт гладкой пятнистой кожей, хотя тело имел под стать человеческому: голову, руки, ноги. Говорил он негромко и в отличие от других обитателей Подземного ханства, весьма складно, неторопливо и несколько пришепетывая. Речь его напоминала скорее змеиное шипение.

– Что ты хочешь сказать? – соблаговолил спросить Эрлик.

– Как вы, верно, заметили, о, мой повелитель, всему виной этот несчастный баксы из жалкого рода человеческого, который  всего-то научиться некоторым нехитрым приемам из разряда низшего колдовства.

– Однако ты недооцениваешь этого баксы. Не раз он доставлял нам хлопоты. Вот и на этот раз играючи изгнал Албасты, хотя та и хитра и опытна.

– Дозвольте спросить – зачем нам убивать этого младенца, который все-таки родился?

Эрлик не отвечал. В огромном зале стало тихо.

– Всем выйти вон! – вдруг приказал черный хан и указал на большую арку. Подчиненные не замедлили исполнить приказ хозяина и торопливо, скрывая радостное облегчение, направились к выходу. 

– Я расскажу тебе, зачем нужно уничтожить этого мальчишку. В конце концов, не обойтись мне без помощника в этом деле. Думал, что управлюсь быстро, но видно борьба предстоит долгая и трудная. Чувствую, что не один Койлук вступился за сына человеческого.

Эрлик многозначительно закатил глаза кверху и поднял указательный палец в потолок.

– Видимо там, на небе его поддерживает Сам. Ты знаешь, о ком я говорю?

Бана-хан воздел свои круглые выпуклые глаза вверх и уставился в высокий черный свод замка, словно пытаясь разглядеть там самого Тенгри, имя которого все жители Подземного ханства, старались не произносить вслух. Повелитель гадов так и замер в немом оцепенении, словно удав, гипнотизирующий жертву. Только сам он чувствовал себя не удавом, а кроликом.

– Эй, ты, Бана, что застыл как камень? – недовольно ткнул в помощника жезлом Эрлик.

Бана, которого обуял ужас при одном упоминании о Небесном Властителе Миров, вздрогнул от тычка и обратил свое уродливое лицо к Эрлику, всем видом показывая: «Вот я весь перед вами – сплошное ухо, готовое внимать».  

– Когда то давно я был одним из них. Жил на небесах – указывая вверх жезлом, –  начал свой рассказ Эрлик, – повелитель небес, которого все называют Хан Тенгри, был моим учителем, почти что отцом. Был потому что сейчас он мне никто. Изгнав меня в подземелье, он отрекся от меня. А все почему? За что?! За то, что я хотел научить этих жалких людей мудрости? Как стать богатыми и успешными. Ведь и, правда, не обязательно работать с утра до вечера – можно просто хорошо вооружиться и начать войну. Напасть на другие племена и отнять у них все добро и скот. Мужчин, юношей, мальчишек и стариков истребить, а женщин и девочек превратить в своих рабынь. Чтобы выжить, нужно лгать, изворачиваться, плести интриги, делать подлости, забывать родных и предков.

Я хотел, что бы они забыли навсегда эти громкие, но бесполезные понятия: долг, честь, совесть, доброта, жалость, милосердие! Зачем обременять себя?!  Когда можно жить свободно и наслаждаться жизнью! Да, он сам же прощал меня, и не раз – давал время, чтобы я исправился! Перестал, как он говорил, извращать людей.

– Ха-ха-ха-ха – захохотал страшным голосом рассказчик, – я и переставал на некоторое время. Но люди, они так несовершенны, сами не захотели уже жить как прежде. Не все конечно, но многие, многие стали моими учениками! Я могу стать повелителем мира! Ведь чем больше людей станет меня почитать Богом, тем меньше их останется у Тенгри. Он не сможет больше повелевать людьми и удерживать меня здесь. И тогда я выйду на землю из этого душного подземелья! Мне тесно тут! Я не могу развернуться в полную силу! Вот тогда я залью эту землю кровью и слезами! Кровью! Слезами! – истошным воплем закончил свой монолог хан Подземного мира.

Бана, так и застывший в оцепенении, не в силах стоять на трясущихся ногах, упал и распластался по полу. В данную минуту он желал только одного превратиться по обыкновению в змею, заползти и забиться в самый укромный уголок. Однако он не решился на столь дерзкий поступок.

– Что ты притворяешься ковром под моими ногами? На ковер ты все равно не годишься – скользкий да гладкий. Поднимайся и слушай, коли спросил, – произнес Эрлик, как только стихли последние раскаты эха от его голоса под высокими сводами замка.

Бана быстро вскочил на ноги и снова замер, подобострастно вытянувшись в струну.

– Так вот еще тогда, когда Он надумал меня изгнать, то предупредил, что  не выйдет у меня сманить на свою сторону всех людей. Что будут рождаться батыры, которые поведут за собой людей, и своими добрыми делами смогут противостоять мне. Эта война, как ты знаешь, длиться долго.

Да, рождались батыры, на некоторое время им удавалось установить на земле свой мирный порядок, как учит их Тенгри. Но и они не вечны. После их ухода я с новой силой, опять и опять начинал войну. Он предупреждал меня, что у добросердечного отца, который оставаясь бездетным многие годы, родится необыкновенный ребенок, способный совершить невиданные дела. Герой, который перевернет мир, и быть может, навсегда покончит со мною.

Каждый раз, когда рождался батыр, способный мне противостоять, я терял покой. В последние дни волнение усилилось настолько, что жить мне стало невыносимо! И тогда я послал своих подданных по всей Великой Степи узнать – не ждет ли кто из почитателей Тенгри ребенка? И узнал, что Буркут из рода Мергенов, долгие годы не имевший детей, вот-вот станет отцом. Я понял, это он, в семью которого Тенгри предвещал послать будущего батыра. Я намеревался уничтожить его и мать его еще при родах! Эта трусливая Албасты все испортила!

– Еще не поздно, мой повелитель, предпринять меры, – осмелился, наконец, заговорить Бана, – мальчишка только родился, он пока что еще не стал батыром и у нас есть время, чтобы погубить его.

– Да, но не забывай, этого посланника Тенгри  будут оберегать и на земле и на небе.

– Да, о, ужаснейший из ужасных, но мы будем действовать хитростью. Люди слабы. И в окружении Буркута найдутся завистники, сребролюбцы, гордецы и хвастуны. Вот их-то руками мы и сотворим то, что нам нужно. Подкуп, обман, устрашение, соблазнение …  Да мало ли у нас проверенных средств?

– В таком случае поручаю тебе, Бана, подумать и предложить нам план – как избавиться от мальчишки.

 

Глава четвертая

Шилдехана той

Кунекей давно придумала, как назвать долгожданного сына Буркута и своего внука. Тлемис – вымоленный у Тенгри долгожданный дар!  В становище мергенов предстоял той по случаю рождения ребёнка – шилдехана. Были созваны многочисленные родственники: тетушки, снохи, сестры, братья…                                                       

Помощники нужны чтобы забить откормленного быка, тушу которого с трудом смогли бы поднять три-четыре мускулистых джигита. Мать Буркута принялась за приготовления.

К вечеру и без того большой двенадцатикрылый шатер Буркута увеличился вдвое, помощники  собрали второй шатер и присоединили его к первому так искусно, что жилище кочевника выглядело как единое целое. Шатер был просторным – в нем без стеснения могла расположиться и сотня людей. Но все равно юрта не могла вместить за один раз всех, поскольку гостями в этот вечер в доме Буркута стали все без исключения жители становища мергенов – от маленьких детей до старцев. По закону Степи  первыми в юрту вошли уважаемые седобородые старейшины рода и люди уже достигших «ханского» возраста – периода между третьим и четвертым мушелем, уже заслужившие всеобщее уважение. А для тех, кто заболел и не мог прийти на той, как и для тех, кто остался ухаживать за ними, и для кормящих матерей передавались щедрые гостинцы – саркыт.

Пол гостевой юрты был устлан ткаными коврами с мохнатым ворсом, легкие стены из деревянных решеток, накрытых снаружи войлоком, изнутри были завешаны расшитыми покрывалами. Стены украшали выделанные шкуры волка, лисы, рыси, куницы и другой пушной живности, в изобилии обитавшей на просторах степи, в лесах, в горах, у рек и озер. Вдоль стенок на коврах разложили мягкие шерстяные одеяла для сидения, и пуфы, набитые пухом диких гусей и уток, чтобы пожилые гости могли облокотиться.           

Из-под шанырака свисали широкие нарядные ленты. Через шанырак в юрту падал свет, попадал воздух, выводился дым от очага. Кочевники верили, что и силу для жизни и свое благословение людям Тенгри посылал через шанырак.

Кулян со словами: «Спаси и сохрани, Тенгри, нас от злых языков, дурного глаза, несчастных случаев, от болезней, от нашествий врагов, от всех напастей», – подкинула в очаг засушенные ветки ольхи, чтобы отогнать злых духов.

Невдалеке от преобразившегося шатра кипели котлы, в которых варилось мясо, жарились в масле лепешки. Угощения из теста готовились только по особым случаям, так как муку кочевникам доставляли караваны, шедшие по Великому пути в обмен на мясо, шкуры, масло. Реже кочевники сами привозили зерно из городов, которые располагались на границе с Великой Степью и где жили землепашцы. Зерно перемалывали вручную при помощи каменных жерновов.

В огонь подкидывался кизяк, в котлы подливалась вода. Мальчишки подростки только успевали носить воду, да подтаскивать топливо – сушеный овечий навоз. К юрте подвозились на телегах бурдюки с кумысом и шубатом.

Кулян, как опытная хозяйка – не впервой ей было ухаживать за большим количеством гостей, умело направляла помощников. Многочисленные родственницы с песнями и шутками ловко управлялись у казанов. Сама хозяйка сдержанно улыбалась, слушая речи парней и девушек, которые  озорно перешучивались. Женщины постарше тоже смеялись удачным остротам молодежи, но временами, скорей для порядка, прикрикивали на развеселившихся не в меру юношей и девушек.     

Почтенные гости, с порога громко приветствуя хозяев, поздравляли счастливого отца, его пожилых родителей с радостным событием – появлением долгожданного сына и внука, обнимали, похлопывали по спинам. Гости расселись согласно рангу – самые старшие на торе – в центре  стены противоположной входу, молодые ближе к двери. Женщины стали разносить по кругу пиалы, наполненные кумысом и шубатом. После приветствий, вопросов о здоровье, о состоянии скота, сначала поговорили о погоде, обсудили время будущей кочевки, и лишь потом разрешили подавать мясо. Молодые парни, сгибаясь от тяжести,  разнесли по низким столам деревянные подносы, размером с корыто. Вознеся короткую молитву, гости вынули из-за голенищ сапог острые ножи и, обтерев их тряпицами, принялись нарезать мясо, поданное большими кусками, на тонкие ломтики.

Самому старшему представителю рода на отдельном блюде подали отваренную голову барана. Сначала аксакал отрезал уши барана и отдал их самым молодым из присутствующих. Это значило – чтобы больше слушали старших. Потом вынул глаза и отдал их пожилым – чтобы лучше стали видеть. Верхнее нёбо подал мужчине, славившемуся своим острословием и пением – чтобы оттачивал свое мастерство и дальше. Оставшуюся мясную часть головы старец умело накрошил ножом в блюдо и сам, съев кусочек, отправил чашу по кругу. Все участники ужина отведали баранью голову в знак единения и согласия. 

С костей срезали мясо аккуратно, но не оголяли их окончательно. Важно чтобы на них оставалось мясо – чтобы никогда не переводилась еда у кочевников. Кости складывали в отдельные блюда, которые юноши уносили, чтобы там, у костров съесть угощение вместе с другими помощниками и насладиться вкусом таящего во рту жира, выбитого из кости.

В числе этих юношей, перешагнувших свой первый мушел жизни, был и Жамбырбай. Тот самый мальчишка, посланный гонцом к Койлуку за помощью. Двенадцать зим назад, назвали мальчика так, потому что родился он, когда полил первый весенний ливень (жамбыр – дождь). Появиться на свет в дождь было хорошей приметой. Как обильные дожди предвещали хорошие всходы густой сочной травы на пастбищах, так и рожденные в дождь, верили степняки, становились щедрыми и богатыми людьми. Жамба, как сокращенно называли Жамбырбая, был еще и тем счастливчиком, кто первым принес благую весть о рождении первенца Буркуту.  За что и получил от несказанно обрадованного отца щедрый суюнши – того самого быстроногого скакуна, с которого он почти весь день не слезал.

После того, как нарезанное мясо было полито горячим ароматным бульоном с заваренным в нем диким луком, гости приступили к еде. Никто не потянулся к угощению, пока старейшина, который нарезал голову барана, не взял из блюда кусочек. И только после этого присутствующие стали угощаться  нежным отварным филе. Ели с охотой, но не торопясь, тщательно пережевывали пищу, запивая ее напитками. Размеренно велась беседа  – о скачках, об охоте, как поживают люди в других племенах –  кочевых и оседлых. Через некоторое время старики попросили принести им сорпу – юноши стали разносить пиалы с бульоном. Это был знак – ужин приближается к концу. Однако праздник – шилдехана, по случаю рождения ребенка, только начинался…

Когда все гости побывали в большой юрте и были обласканы вниманием хозяев, вдоволь насиделись за большим дастарханом, когда все добрые пожелания были сказаны, солнце клонилось к закату.

Невдалеке от праздничной юрты были установлены качели – алтыбакан, что значит шесть бревен. С двух сторон ставили в виде треножников по три бревна, между ними клали перекладину, к которой крепились три аркана, два для сидения, третий, тот, что длиннее и посередине служил опорой для ног. Двое садились на отдельные арканы лицом друг к другу и упирались ногами в подошвы сидящего напротив. Кто-то третий, стоящий в стороне помогал им раскачиваться. Усидеть на таких качелях было не просто. Парни приглашали понравившихся им девушек покачаться. Не редко так завязывались первые близкие знакомства, перерастающие потом в нечто большее. Какими бы строгими не были родители девушек, не отпускать дочь на алтыбакан они не могли.

Место вокруг качелей превращалось в площадку для общения и развлечения. Люди старшего поколения, старались не мешать молодым. Они проводили время в неспешных беседах, попивая ароматный чай со сладким изюмом и курагой, выменянных у купцов. Способом обмена кочевники приобретали себе все то, чего у них не было. Кроме зерна, это некоторые диковинные продукты, типа чая и сладостей, а еще шелковые ткани, предметы обихода, например, зеркала. Со временем они научились получать удовольствие от благ чужих цивилизаций, которые были скорее роскошью, чем необходимостью.

Через тонкие, но прочные и теплые войлочные стены юрт были слышны голоса. Девушки и парни возгласами и взрывами смеха сопровождали колкости девушки и ответные выпады парня, вступивших в песенный поединок – айтыс. Под звуки домбры айтыскеры старались остроумно поддеть друг друга. После того, как они выпустили все свои словесные стрелы и отступили в общий круг, на середину стали выходить поочередно певцы и музыканты. С наступлением сумерек разожгли большой костер – настал черед сказителей – знатоков былин и эпосов, сказок и сказаний, передаваемых из поколения в поколение на протяжении веков. А когда молодым слушателям наскучивало сидеть, находился кто-то, кто предлагать сыграть в аксуйек – игру «белая кость».

 

Глава пятая

Большой совет злодеев

В одном из залов Подземного царства предстоял большой совет, на который не замедлили явиться избранные подчиненные его ужаснейшего величества Эрлика – главы кланов, в которых насчитывалось несметное количество волшебных тварей. Во главе высокого дубового стола, покрытого вышитой золотыми нитями скатертью, пока еще пустовало роскошное кресло  –  Эрлик задерживался. По правую руку его Бана-хан – повелитель змей. По левую – надменная королева ночи и людских страхов Жезтырнак, внушавшая ужас одиноким путникам, вынужденным ночевать в степи. После встречи с ней мало кому удавалось уйти невредимым. К тому же она была дивной красавицей – тонкий гибкий стан, царственная поступь и плавные движения, тяжелые черные косы, спадавшие к икрам стройных ног, большие, как у верблюжонка, глаза с густыми ресницами. Сколько джигитов погубили эти глаза! Но красота ее была холодной, словно у каменного идола, коих во множестве ставили кочевники в степи. Жезтырнак обладала сильным голосом. Ее пронзительный крик в ночи, мог убить птицу и зверя.

Она была одета в  наряд из самого дорого шелка. Темно-синее платье, накидка и головной убор из золота, были украшены драгоценными камнями. Эта обманчивая красота была поистине убийственной! При встрече с людьми, она скрывала руки под свисающими рукавами нарядного камзола. Сейчас в этом не было необходимости, поэтому видны были ее пальцы с невероятно длинными медными когтями, которыми она могла преспокойно лишить жизни любого смертного. С легкостью вскрыв одним ногтем шейную артерию человека, она высасывала из еще живого тела, всю кровь без остатка.

Рядом с нею занимал кресло Кызыкоз-пале – полукрот, получеловек, ведавший колдовскими зельями и управлявший армией кротов.

Было здесь человекоподобное существо, сильно напоминающее суслика. Длинные передние зубы выступали вперед над нижней челюстью, круглые глаза навыкате. Вытянутый заостренный нос был необычайно подвижен, словно владелец его постоянно к чему-то принюхивался. Желто-коричневая, словно полинявшая гладкая шерсть на голове и такого же цвета пух на руках. Это был Саршунак – глава сусликов, тарбаганов, байбаков, полевых мышей и прочих степных обитателей, роющих норы. Саршунак то перебирал края скатерти, то тарабанил по столешнице, то чесал голову, трогал нос, то поочередно с хрустом заламывал пальцы. Он дрыгался так, что разбудил сидевшего рядом с ним задремавшего толстяка. Тот, кряхтя и потрясая трехслойным подбородком, жировыми складками необъятного живота издал утробный квакающий, полный недовольства, звук: «Ква – а-тит!». Суслик от неожиданности подпрыгнул выше стола, перепрыгнул  его, обернулся, оскалился, подбежал к горевшему камину и не в силах больше сидеть, стал перебежками передвигаться по комнате. Толстый снова прикрыл, круглые, рыбьи глаза и задремал. Только бородавки подрагивали на его оплывшей зеленой физиономии. Это был водяной Уббе.

Но недолго довелось Уббе поспать – с шумом растворилась дверь, и в комнату верхом на человеке прибыл Конаяк, который был мужем Албысты. Конаяк сидел на плечах еле живого парня, которого он подстерег в глухом лесу, куда одинокий путник нечаянно забрел и заблудился. Вырваться человеку было невозможно, потому, как Конаяк прочно обвивал тело несчастного ногами, которые были у него как два сыромятных ремня. Он садился человеку на плечи и погонял до тех пор, пока тот не умирал. Даже если бы парень, был невероятно выносливым, остаться в живых у него не было шансов. Все люди, попадавшие в подземелье, умирали через несколько мгновений. Вот и на этот раз парень замертво рухнул на пол. Прибежавшие слуги Эрлика в предвкушении вкусного ужина, утирая свисающие вязкие слюни, поволокли тело вон.

Наконец одна из каменных стен словно растаяла, и возник он – могучий чернобородый великан. Подданные его величества вскочили и замерли в почтительном поклоне. Эрлик величественно прошагал по комнате и уселся в необъятное кресло.

– Садитесь! – разрешил хозяин, и главы кланов осторожно расселись по своим местам.

Эрлик взглядом приказал Бана хану начинать заседание.

– На прошлом Совете, когда Вы соблаговолили собрать нас, я рассказал, что каждому из нас предстоит сделать. Нужно было найти  подходящих людей в племени мергенов, чтобы служить нам. Каждый из нас должен был узнать, есть ли таковые среди них? Что сделано? 

– Я послал тысячи сусликов и полевок, которые прорыли норы под самые жилища людей и подслушивали их речи. – Первым вскочил Саршунак. 

 – Мы тоже время не тратили даром – тысячи проходов было прорыто в степи. Мы слышали множество разговоров охотников, пастухов, собирателей кизяка,  – вставил слово Кызыл коз-пале, взирая красными преданными глазами на повелителя.

Эрлик перевел взгляд на Уббе. Тот, подняв свое тучное тело из-за стола, откашлялся и заявил: «Ваше Злодейство, все лягушки, раки и рыбы вплоть до головастиков, подслушивали, речи людей, приходивших к рекам и озерам».

То же самое повторили Бана-хан, Конаяк и Жезтырнак. Змеи подстерегали людей повсюду, где могли, Жезтырнак подслушивала разговоры путников и пастухов ночью, а Конаяк добывал сведения у тех, кто бывал в лесу.

– Так что же есть ли среди мергенов тот, кто мог бы нам помогать? – выслушав всех, задал главный вопрос Эрлин.

– Недавно охотились в степи люди из мергенов. –  Негромко подал голос Конаяк. – Двое верховых погнали своих коней за косулей и завернули в лесную чащу. Привязали коней и стали искать сбежавшую дичь. Так вот один из них был ненавистный нам Буркут, а второй его двоюродный брат Абас. Первым увидел косулю он. Оба затаились в зарослях дикой смородины и все никак не могли решить: подобраться поближе или бить издалека. Буркут шептал, что с такого расстояния можно попасть, а Абас предлагал приблизиться. Остались на прежнем месте. Потом тихо заспорили, кому первым стрелять из лука. В итоге выпустили стрелы одновременно. Буркут попал, а Абас нет. Хотя удачливый охотник предложил брату поделить дичь поровну, тот отказался и, как мне показалось, был очень раздосадован. И не просто удручен, а сильно зол на Буркута.

– С чего ты так решил? – спросил повелитель.

– Когда Буркут пошел за подбитой косулей, Абас грязно выругался ему вслед и даже прошептал проклятие. Словно ядовитую стрелу пустил. Буркут не слышал, а когда повернулся к брату, тот улыбнулся, обнял его и поздравил с удачей. 

– А теперь я, я, мне, мне позвольте доложить любопытную, занимательнейшую историю, Ваше Злодейство, ваше Величество! – подпрыгнул из-за стола Саршунак. И не увидев гневного выражения, скороговоркой затараторил.

– Две женщины из мергенов валяли кошму у своего шатра. Обе снохи в этой семье и потому говорили без стеснения, как подружки болтали обо всем на свете. Я обернулся мышью-полевкой и прорыл ход к самым их ногам. Болтали безумолку, я уж устал их слушать, то песни вдруг затянут. Но мое терпение было вознаграждено, о, мой Повелитель. Первая женщина та, что моложе, спрашивает у подруги, что, мол, Абас заглядывается на молоденьких девушек, хотя сам уже женат давно и детей трое. На что вторая отвечает, что, мол, женат, то женат, да только не по любви женился он, и рассказала такую любопытную историю.

Оказывается Абас в молодости, поехал с братом своим Буркутом в далекое селение племени Орман за невестой. К этому племени давно уже проложили дорогу джигиты из мергенов, с тех пор, как кто-то из них взял оттуда жену. Племя дружественное, да и девушки там слыли красотой и воспитанностью – из них получались верные жены. Как положено у кочевников, парни жили в племени, как будто приехали погостить к старым сватам, а сами девушек присматривали, знакомились. Так вот случилось так, что Буркут и Кундыз, которая потом стала его женой, полюбили друг друга. Абас тоже влюбился в эту голубоглазую девицу. Когда Буркут, спешно собирался ехать домой и слать сватов, Абас втайне от него, подстерег девицу и признался ей в любви. Он уговаривал ее отказать Буркуту и выйти замуж за него Абаса. Кундыз отказала и даже прогнала Абаса, сказав, что подло за спиной брата отбивать у него названную невесту.

– И снова этот Абас! Ай, да пройдоха! Чую наш человек! – одобрительно засмеялся повелитель, а за ним подобострастно захохотала, зашумела и вся его свита.  

– Старый сомище, что лежит, зарывшись в ил, под корягой у самого берега Пестрого озера, рассказал мне кое-что, – тяжело отдуваясь и кряхтя, вступил в разговор Уббе и замолчал, то ли ожидая одобрения Эрлина, то ли просто переводя дух после длинной для него тирады.

– Говори! – приказал хозяин.

– Не томи уже, толстяк неповоротливый! – не сдержался Саршунак, осмелевший от одобрительного смеха хозяина, но, взглянув на владыку Подземного ханства, испуганно юркнул под стол.

Уббе шумно откашлялся, высморкался в необъятных размеров платок, и только потом заговорил.

– Так вот старый сом, тот, что под корягой, подслушал разговор двух женщин, что пришли на берег с бельем, ну, постирать там, прополоскать…

– Жаба ты медлительная! Не гневи повелителя, а то сейчас тебе не поздоровиться! – пискнул Саршунак и снова скрылся под столом.

У подводного жителя заколыхались все его три подбородка, видимо от страха, и он как мог быстрее стал излагать суть услышанного.

– Женщины говорили, что когда прискакал гонец к Абасу с доброй вестью о рождении сына у Буркута, –  Уббе осекся и поправился, – С недоброй вестью о рождении этого отпрыска Буркута, тот дал ему за добр… то есть за новость лишь ягненка, и то такого, что навряд ли выживет. А ведь они родня и положено ему было дать подарок солиднее, говорили тетки. Абас не беден и табуны его и отары не малы числом. Видно не сильно рад то был Абас, так  заключили товарки и пошли восвояси.

Бана-хан, Жезтырнак и Кызыл коз пале рассказали, что люди, которых им удалось подслушать, отзывались о Буркуте и его жене одобрительно и желали им всяческих благ.  

– Судя по рассказам достопочтенных Конаяка, Уббе и Саршунака, я вижу, что Абас – двоюродный брат Буркута, и есть его тайный враг, – наконец подала голос Жезтырнак, – он ненавидит его, завидует и, что самое главное, хочет  навредить. Отомстить за то, что он женился на его любимой девушке. Как всегда без женщины не обошлось и на этот раз. – Едва заметно скривила в ухмылке пухлые губки Жезтырнак. – Абас никогда этого ему не простит. Буркут успешен, удачлив, уважаем в своем племени. Абас к тому же жаден. Никто не знает о его ненависти к брату, значит, он сможет вредить Буркуту незаметно. С Буркутом он ведет себя так, словно он ему самый лучший друг. Думаю, мы можем рассчитывать на этого Абаса – стоит послать к нему одного из нас и предложить быть на нашей стороне.

– Верно, говоришь, Жезтырнак, вот ты и пойдешь к нему! – приказал Эрлик.

– Слушаю и повинуюсь, –  опустила свои блестящие холодные очи Жезтарнак.

Глава шестая

Ночная гостья

Абас и Буркут, были сыновьями родных братьев, родились в один год Лошади, росли вместе. Отцы их в один день провели обряд посвящения в наездники. Буркута и Абаса, которые только пережили свои третьи зимы и макушками не дотягивали до живота взрослой кобылицы, впервые посадили на жеребят, подстелив удобные маленькие нарядные седла, и гордо водили по стойбищу родичей. Люди дарили юным наездникам расшитые тюбетейки, уздечку, плеть, всякие вкусности, типа колбасы из конины, вяленого мяса и сушенного твердого, как камешек, сыра.

Близкие родные дарили тканые ковры, пришедшие с караванами из далекой Персии, отрезы дорого бархата, посуду из золота и серебра. Но чаще дарили баранов. У кочевников барашек – самый ходовой подарок на все случаи жизни. Вечером того же дня, отцы закатили один большой совместный той. С этого первого своего посвящения, мальчики, ежедневно ездили верхом. Сначала под присмотром старших, а когда уже научились уверенно держаться в седле, то сами скакали по вольной степи сколько душе угодно. В детстве у них были общие забавы. Сначала игра в кости – асыки. Потом они вместе учились у старших ребят как стрелять из лука, биться на мечах и копьях, владеть дубиной – соилом, которая в умелых руках в ближнем бою была страшным орудием. Вместе постигали азы охотничьего мастерства, борьбы, джигитовки, проходили учебу в специальной и обязательной для всех подростков школе выживания. 

Было среди них соперничество, но дружеское. Заспорят ребята, бывало, что и подерутся, но это было в раннем детстве. Став юношами, Буркут и Абас стали тягаться силой, ловкостью, меткостью на стрельбище, в борцовских поединках, на охоте или в скачках. Все считали их неразлучными друзьями.

Буркут был ростом не намного выше своего товарища и шире в плечах. Нетороплив, немногословен, шагал степенно с высоко поднятой головой. Абас, как и многие люди нервного склада, был худощав и жилист, быстр и вспыльчив. Движения и речь его были резкими. Если сравнивать с животными, то Буркут – лев, а Абас – барс. Из-за густых сросшихся на переносице бровей, выражение его лица, даже когда он смеялся, казалось хмурым и недобрым. 

Летом и весной, в мирное время, если не случалось набегов, не было засухи, и пастбища зеленели сочной травой, кочевники устраивали тои. Они любили тои – празднования по различным поводам, которые всегда проходили многолюдно, весело и шумно. Степной народ умел устраивать праздники, а поводов для этого всегда находилось предостаточно. От рождения и до смерти жизнь кочевника была насыщена приемами, которые были обязательными – так велит закон Великой Степи, и никто его никогда не нарушал. Отступить от канона можно было только в случае войны и джута. 

Джут – бескормица скота, самое страшное, после войны, проклятие для кочевников. Они не заготавливали корм для скотины на зиму, а перекочевывали на места, где животные могли сами прокормиться на подножном корме. Если же снегу выпадало слишком много или степь покрывалась ледяной коркой, то домашние животные гибли от голода. Бывало джут наступал и летом, когда из-за засухи выгорала трава. Такие годы были самыми трудными, и кочевники неустанно молили Тенгри уберечь их от войн и джута. 

Не спалось в эту лунную ночь Абасу. Долго ворочался он, лежа на мягких верблюжьих одеялах и глядя сквозь откинутый полог шанырака в звездное небо. Полная луна притягивала его взор, небо было чистым, безоблачным и были видны пятна на ночном светиле. Пятно напоминало девушку, идущую по воду с бурдюком. Тонкую, красивую… Прямо, как Кундыз. Он думал о ней. Не терял надежды, что когда-нибудь она станет его женой.  Абас был женат, но закон степи не запрещал привести вторую жену. Он радовался, когда у Буркута и Кундыз, проживших в браке десять зим, не было детей. В тайне он лелеял мечту, что Буркут откажется от Кундыз, или приведет вторую жену и быть может Кундыз не захочет с ним жить. Он продумывал все варианты. Но более всего он желал смерти своему брату, чтобы сразу же жениться на вдове. Но все его зыбкие надежды рухнули, когда Кундыз родила первенца. Теперь он чувствовал себя несчастным и от тоски и злости на удачливого соперника скрежетал зубами.

– Что ты не спишь? Все скрипишь зубами? – недовольно проворчала жена, лежавшая с детьми у противоположной стенки войлочного дома. Мансура, как и все нелюбимые жены, которые догадывались о том, что нелюбимы, с годами из веселой и озорной молодухи, превратилась в сварливую и вздорную женщину.

Абас вздрогнул от неожиданного оклика – он, слыша ровное дыхание супруги, решил, что она давно уже спит. Он разозлился от того, что жена напугала его, словно ребенка и, обозвав Мансуру глупой бабой, резко вскочив, поспешно вышел в ночь.   

Не весь аул еще спал. Вдали виднелся огонь большого костра, горевший у алтыбакана. Доносились смех и песни. Абас невольно пошел на огонек и решил, что затаиться в высокой траве и будет слушать песни и игривую болтовню парней и девушек. Но до костра Абас так и не дошел. Он увидел, что ему на встречу шла девушка. В тишине слышно было, как при каждом ее шаге позвякивали металлические украшения на концах ее длинных толстых кос – шолпы. «Видно устала, решила вернуться в аул. Но почему она одна?», –  пронеслось в голове у Абаса. Никогда девушки, да и парни не ходили ночью поодиночке – мало ли в округе хищных зверей или злых духов? Он пытался по походке и очертаниям фигуры угадать, чья же эта отважная дочь, что решила вернуться в становище одна? Однако чем ближе приближалась девушка, тем отчетливей Абас понимал, что видит ее впервые.

– Что-то не вижу я при тебе ни палки, ни меча, чем будешь отбиваться, если встретишь волка, храбрая девушка? – издали подал голос Абас, чтобы ненароком не напугать девушку.

– И злых духов не боишься, что гуляешь по степи одна? – продолжая идти, задавал вопросы Абас.

– Волки сами меня боятся, а духам не зачем меня остерегаться – без тени смущения громко ответила девушка, словно только того и ждала, чтобы ее спросили.

Когда они подошли друг к другу совсем близко, Абас встал, как вкопанный, очередной вопрос застрял у него в горле. Он был поражен красотой женщины и несколько минут просто любовался ею. От луны исходило достаточно холодного синеватого света, чтобы разглядеть эту, невесть откуда взявшуюся красавицу. Ее наряд был совсем не таким, какие носят девушки и молодки из мергенов. Платье и шлейф, струившиеся по безупречному стройному стану, из тончайшего шелка искрились и переливались, словно были обсыпаны маленькими звездочками, упавшими с  неба. Материя то и дело меняла цвет – от серебристого и светло-голубого, бирюзового до насыщенного ярко-синего. Глову венчала золотая диадема, искусно выкованная ювелиром, в виде двух переплетающихся змеек. Вместо глаз у змеек были вставлены небольшие изумруды, которые также искрились при каждом повороте головы Жезтырнак, а это была именно она.

– Приветствую тебя, достопочтенный Абас, – прикрывая длинными рукавами медные когти и прикладывая руку к груди, промолвила Жезтырнак.

– Привет и тебе, о луноликая красавица! – восхищенно воскликнул ошарашенный Абас и снова зачарованно уставился на собеседницу.

– Кто ты, о, прелестница?!  Я не видел тебя раньше, иначе я бы не смог забыть тебя! Ты знаешь мое имя! И волки и духи тебе не страшны! Назови же себя! Кто эти счастливые родители, что имеют такое сокровище?

– Ты не раз слышал обо мне. Люди, как и волки, боятся меня и не зря, рассказывают всякое – ответила Жезтырнак и слегка приспустила рукав, показывая медный коготь. Затем спохватившись, поспешно добавила, – но ты не бойся меня, я прислана к тебе, чтобы помочь.

Абас, увидев на мгновенье сверкнувший коготь, все понял, но удивился своему спокойствию. Ему хотелось только любоваться этой неземной красотой, и пусть бы она говорила и говорила своим обволакивающим голосом, лишь бы слышать ее. 

– Вижу, что ты понял кто перед тобой,  – жестом приглашая присесть на траву, – продолжила Жезтырнак.

– Да ты Жезтырнак, но я тебя, отчего то, не боюсь, – опускаясь на траву, сказал зачарованный Абас.

– И правильно делаешь, – рассмеялась коварная прелестница,  – тебе незачем. Мы давно наблюдаем за тобой, Абас, видим, что жизнь твоя нерадостная. И знаем, отчего ты такой недовольный. Буркут брат твой – вот причина всех несчастий. Кто увел у тебя невесту? Буркут! У кого скот плодиться без потерь и кто богатеет с каждой весной? У него! Кто еще с юности всегда приходил первым в скачках? А среди борцов кто сильнее всех? Буркут! Кто на охоте всегда попадает точно в цель? Опять он! Кого уважают в племени? Его! Кто готов первым встать на защиту, если случаются набеги? Он! А ведь ты ничем не хуже его! Почему же все уважение и почет, и слава, и любовь красавицы жены достаются ему одному? 

Когда Жезтырнак произнесла последние слова, Абас непроизвольно заскрежетал зубами. Ее слова были солью правды на его кровоточащие раны самолюбия. 

– Вот если бы Буркута не стало, ты, Абас, смог бы стать первым и самым уважаемым человеком среди мергенов и уж, тогда Кундыз не отказалась бы стать твоей. – Завораживающим голосом пропела Жезтырнак и легким движением накрыла Абаса своими необъятными рукавами.

В ту же секунду Абас увидел перед собой радужную картину. Он сидит на персидском ковре у большого белого шатра Буркута в расшитом затейливыми узорами богатом чапане и высокой шапке. Рядом с ним его жена Кундыз держит на коленях ребенка. Они угощаются изысканными яствами, которыми заставлен низкий стол. И он, Абас, будто бы знает, что этот ребенок его сын, которого родила ему любимая женщина. Он вглядывается вдаль и видит, как пасутся в низине его несметные табуны и отары. Он довольно улыбается, видя, как Кундыз смеется над забавными гримасами их маленького сыночка.

То он вдруг оказывается сидящим на самом торе в кругу старейшин рода на Большом Совете. Все почтительно кланяются ему, ловят каждое слово, исходящее из его мудрых уст. Сотни вооруженных всадников, хором приветствуют его, как своего повелителя и по его приказу уходят в военный поход.

Звонкоголосые певцы-поэты поют в его честь хвалебные оды.

Возвращаются из молниеносного похода его воины. Они бросают к его ногам богатые трофеи: золотые посуду и украшения, драгоценные камни, меха, оружие, ковры …  А следом под конвоем ведут вереницу пленниц, то и дело подгоняя их ударами кнута. Вот оно счастье! Он подходит к невольницам, руки которых связаны, и оценивающе осматривает их, как кобылиц на ярмарке. 

Вдруг все исчезло. Перед носом Абаса промелькнула прохладная ткань – это Жезтырнак вновь взмахнула рукавами. Абас недовольно посмотрел вокруг и даже непроизвольно попытался ухватиться за рукав Жезтырнак, чтобы вновь увидеть чудные картинки мечтаний. Однако колдунья с ухмылкой одёрнула руку, давая понять, что видение закончено.

– Вот что тебя ожидает, если ты согласишься помогать нам. – Подала голос ночная гостья.     

– Да! Да! – Я бы все отдал за то, чтобы моего ненавистного братца постигла гибель! – не в силах больше сдерживать себя воскликнул Абас. 

– Не ты один этого жаждешь, мой дорогой друг. Давай же объединим наши силы и вместе его одолеем. Но только для всех остальных ты должен оставаться его любящим братом. Готовить ему погибель будем тайно.

– Да я согласен!

– Только вот еще нам задача – надо убить и его сына. Иначе, когда он вырастет, будет тебе напоминанием о Буркуте. А если вдруг что-то заподозрит, то и вовсе может отмстить за него. – Как нечто само собой разумеющееся предложила еще одно условие женщина с медными ногтями.

– Я согласен! – повторил как клятву Абас, надеясь, что Жезтырнак вновь взмахом рукава окунет его в сладкие грезы.

Короткая летняя ночь подходила к концу. Парни и девушки, веселившиеся у качелей, стали гасить костер.

– Я еще приду к тебе, – засобиралась Жезтырнак,  – подам знак. А если сам захочешь меня увидеть, то вот тебе свирель. Выйди в степь и поиграй на ней, я услышу и приду.

Жезтырнак стала удаляться, шурша складками богатого наряда, который при зарождавшейся заре, стал иссиня-черным. Абас смотрел ей вслед, пока силуэт не растворился. Потом быстрым шагом пошел к стойбищу. Душа его ликовала. 

Глава седьмая

Тлемис убивает гадюку

Бана-хан тем временем, по приказу своего господина, предпринял попытку умертвить Тлемиса. Он подослал к дому Буркута степную гадюку, один ядовитый укус которой был смертельным.

Тлемис,  был не по возрасту крупным ребенком и едва помещался в своей колыбельке. Он, когда был накормлен, никогда не плакал. Сучил ножками, махал ручками, улыбался, смеялся и довольно гукал на непонятном языке, словно был занят интереснейшим общением. Взрослые умилялись и только диву давались такому неприхотливому нраву маленького человечка.

На самом деле Тлемис был вовсе не один. Когда мать и отец выходили из дому, невесть откуда появлялась шилде – девочка-невеличка ростом с воробышка, в нарядном платьице, камзоле и тюбетейке, из-под которой спадали на плечики крохотные косички. Шилде – маленькие духи помощники матери Умай, появлялись в домах, где рождались младенцы и считали своей обязанностью оберегать и нянчить их. Они понимали язык младенцев, и могли с ними лепетать на понятном только им языке, рассказывали сказки, пели песенки и показывали еще тысячу всяких занимательных забав, типа смешных гримас, игр и игрушек. Шилде были мужского и женского пола. Крохотные непоседливые девочки с тонюсенькими писклявыми голосами нянчили малышей мужского пола, тогда как шилде-мальчики, присматривали за девочками. Однако никто из взрослых не верил в существование шилде, хотя до определённого возраста, каждый из них был с ними знаком. Объяснялось все просто – как только ребенок начинал ходить и говорить, шилде исчезали и человек забывал об их существовании.

Как-то раз крошка шилде, а звали ее Аяла, развлекала Тлемиса простенькой игрой – пряталась в складках одеяльца, а потом выпрыгивала из них перед самым носиком малыша. Ребенок заливисто смеялся, пытаясь поймать ручками неуловимую няньку. За игрой она не заметила, как к самой колыбели неслышно подползла черная змея. Как только Аяла увидела угрозу, она запищала и отважно кинулась навстречу гадине.

– Тревога! Тревога! – Изо всех сил закричала шилде, колотя кулачками по морде гадюки.

– Тлек! Плачь, чтобы тебя услышали! – кричала Аяла мальчику, которого она называла сокращенным именем.

Однако Тлемису вовсе не хотелось плакать он, видя, как яростно отбивается от змеи его нянечка, понял, что эта черная ленточка, медленно ползущая к нему в колыбельку, плохая. Мальчик схватил, не ожидавшую такого выпада со стороны младенца, змею за шею (если вообще предположить, что у змей есть шея – то место чуть ниже пасти) и сильно сдавил. Змея выпучила глаза – не то от изумления, не то от удушения, высунула язык. Она извивалась что есть мочи, беспорядочно хлестала всем телом вокруг, скручивалась кольцами.

– Держи ее, Тлек, держи крепко, не отпускай. Она плохая, очень плохая! – верещала Аяла и что есть силы колотила деревянной ложкой по медной чаше, чтобы наделать как можно больше шума. 

Как только на шум вбежала в шатер Кундыз, шилде тут же мышкой юркнула под скатерть. Мать увидела своего ребенка, сжимающего в руке змею, и чуть не упала в обморок от ужаса. Кундыз схватила гадюку и, разжав пальцы сына, вырвала ее и с отвращением вышвырнула за дверь. Она лихорадочно стала ощупывать тельце сына, как будто змея могла откусить у него кусок плоти или пальчик. Раздела мальчика и внимательно осмотрела его тельце, ища следы от укуса. Удостоверившись, что гадюка не причинила вреда ее ребенку, женщина немного успокоилась и вынесла сына на воздух. Каково же было ее изумление, когда она увидела мертвую змею, лежащую у порога их дома. Вечером, когда Буркут вернулся домой, она рассказала ему о происшедшем и показала издохшую гадюку, которую задушил одной рукой их сын.

– Ай, да силен мой Тлемис! – восхитился отец. – Вырастет настоящим батыром! 

Это был исключительный случай, поскольку кочевники сами никогда не убивали ползучих гадов, даже если они заползали к ним в дом. Для незваной гостьи ставили блюдечко с молоком и терпеливо ждали, когда змея покинет юрту.

Крошка Аяла в ту же ночь рассказала о происшествии матери Умай. Умай терпеливо выслушала сбивчивый рассказ Аялы, которая даже расплакалась, вспоминая пережитый днем ужас. Покровительница успокоила маленькую фею, пообещав навсегда оградить Тлемиса от змей и грызунов, насылаемых Бана-ханом и Саршунаком.

На следующее утро Буркут заметил возле юрты ежа, размером с зайца. Как ни странно, колючий гость не убегал и не прятался, а преспокойно сидел у юрты, словно поджидая кого-то. Внимательно смотрел черными глазками-смородинками на людей, всем своим видом давая понять, что он тут по своим делам и уходить никуда не собирается. Иногда он совершал пробежки вокруг юрты, принюхиваясь и высматривая что-то в траве. Временами подкреплялся насекомыми. Буркут и Кундыз были озадачены необычным поведением ежа, которые обычно ведут ночную охоту, но прогонять его не стали – пусть бегает, вреда от него никакого. Хозяйка даже угостила незваного гостя молоком. Еж быстро вылакал  содержимое миски и деловито отправился на очередной обход вокруг юрты. Странное поведение ежа стало понятным после того, как он выловил в траве гадюку и перегрыз ей горло. Однако в этот день случилось целое нашествие ползучих гадов, которые так и норовили пробраться в дом. Однако и колючие ряды пополнились новыми ежами. С десяток охранников только успевали вылавливать и убивать ядовитых гадюк.

На следующее утро ежи неожиданно исчезли. Зато в небе теперь парило семь соколов, зорко наблюдавших за жилищем Буркута. Иногда ловчие птицы усаживались на шанырак, но ни все разом. В небе всегда оставалось несколько птиц, круживших над юртой. Хозяин и хозяйка дома просто диву давались, не имея понятия о том, что угрожает их ребенку. Соколы тоже славно поохотились, выловив в траве несколько десятков змей и мышей. На следующий день на пост заступили ежи. Но все было спокойно – Бана хан и Саршунак оставили свои бесполезные попытки добраться до Тлемиса. С тех пор сокол и еж стали друзьями для семьи Буркута. Каждую весну они появлялись у их жилища и оставались рядом до наступления холодов.  

Весть о том, что младенец рукой задушил змею, быстро облетела все селение. Родичи стали приходить в дом, чтобы поздравить родителей со счастливым исходом неприятного случая, пожелать малышу-силачу всяческих благ. Хозяева встречали гостей накрытым дастарханом, благодарили их за поддержку и пожелания, неустанно рассказывали о подробностях случившегося и не без гордости демонстрировали высушенную шкуру неудачливой змеи. Женщины испуганно охали, ахали и целовали в лобик ребенка, благодарили Тенгри за чудесное спасение. Мужчины одобрительно качали головами и пророчили мальчику большое будущее, вспоминали при этом великих батыров, которые с детства слыли неимоверной силой. 

Глава восьмая

Метания Абаса

Встреча с ночной гостьей не давала покоя Абасу. Возможность избавиться от Буркута при помощи Жезтырнак казалась поначалу заманчивой – наконец-то не будет рядом удачливого соперника. Но чем больше проходило времени, тем чаще посещали Абаса сомнения. А что если Кундыз, овдовев, не захочет стать его второй женой? Да и как жить без брата, который всегда был рядом, сколько себя помнил Абас, и был его настоящим другом? Кто подаст руку помощи в трудную минуту? Буркут столько раз выручал Абаса из беды. Однажды даже спас ему жизнь, закрыв грудью от вражеской стрелы. И только железные пластины доспехов уберегли Буркута от неминуемой гибели. «Он готов отдать жизнь за меня, не задумываясь! А я?! Я же поступаю, как подлый шакал!» – корил себя Абас. 

Но стоило ему увидеть счастливые лица Кундыз и Буркута, почтительное отношение родичей к брату, его удачи на охоте, в скачках, как тут же зависть начинала душить его. Потом волной накатывала злость и желание убить! Да еще сын его Тлемис прославился тем, что задушил змею. Это сейчас в колыбели! А что будет дальше? Все старики пророчили малышу будущее батыра и не уставали хвалить при этом его родителей. «А мой сын?  Ни разу не отличился, ни на скачках, ни на стрельбище, ни в борцовских поединках, ни даже в игре в асыки!» – горько вздыхал Абас. 

 «Как я это сделаю? Убить со спины, тихо подкравшись на охоте? Нет! Это слишком подло! И потом, могут догадаться, что это сделал я. Такой вариант не подходит!» – размышлял Абас. «Подрезать подпругу седла? Чтобы он упал и разбился? Нет. Он ловкий наездник и вряд ли расшибется насмерть. Столкнуть в пропасть? Нет. Как я сделаю это незаметно?».

«Я не смогу поднять руку на брата! Я не смогу убить его!  – с некоторым облегчением понял Абас. – Вот если бы это сделала Жезтырнак. И чтобы я не видел, тогда, пожалуй».

Измученный противоречивыми желаниями Абас решил отбросить мысль об убийстве Буркута. Чаша добра на его моральных весах чуть-чуть перевесила черную чашу зла.

Но вот однажды темная сторона души Абаса наполнилась до краев и опрокинула полупустую чашу светлой стороны.

Вожак табуна Буркута гнедой жеребец Таймас отбил из табуна, принадлежащего Абасу, молодую кобылку. Темно-рыжая лошадка еще ни разу не жеребилась, но судя по стати и ходу, могла дать отличное потомство. Видя как гнедой, вытянув шею и отведя хвост, уверенно сначала погнал кобылку в степь, отбивая от родного табуна, а потом завернул ее в свой гурт, Абас пришел в бешенство! «Ах ты подлый, Таймас! Весь в своего хозяина – только бы уводить! Что кобыл, что женщин!» Он попытался вмешаться и вернуть кобылку в табун, но Таймас угрожающе раздул ноздри, прижал уши, оскалился и громко заржал. Рыжая испуганно отпрянула и, повинуясь вожаку, отошла в сторону, подальше от Абаса. Вожак стал ходить кругами, собирая разбредшихся лошадей, а потом погнал теперь уже весь косяк подальше от конного человека, явно пытавшегося увести кобылку. Увидев, что конный не отстает, Таймас недовольно заржал и прибавил шагу. За ним помчался весь его табун, подгоняемый сзади кобылой – самой старшей и опытной, отвечающей в табуне за порядок и строй. Обычно, эта старая серая кобыла, а не Таймас, вела табун, выбирая для него хорошие пастбища. Другие кобылицы и молодые жеребчики, которые еще не обзавелись своими табунами, не претендовали на ее место, не оспаривали главенство, а почтительно расступались перед нею, безоговорочно подчиняясь.

Старый мерин под Абасом выбился из сил и все больше отставал от табуна. Этот конь не был скаковым и в молодости, что уж теперь на него пенять. Абас и не охотился на нем, запрягал для недалеких неспешных вылазок, в основном для поездок по окрестностям селения. Еще использовал мерина для перевозки грузов при кочевках.

Абас застопорил коня, спрыгнув с него, в бессильной злобе стал лупить камчой по кустам тальника, разбрызгивая в стороны листья и ветки. «Убью! Убью!» – рычал он, ненавидя в этот момент весь мир. А больше всех наглого вора жеребца и его хозяина. Тут он вспомнил про флейту, оставленную Жезтырнак, которую он всегда носил при себе, остерегаясь того, что жена или дети случайно найдут её и чего доброго вызовут его тайную опасную подругу.

Жезтырнак не замедлила появиться, как только ветер разнес по степи первые звуки флейты. Абас от неожиданности отбросил дудку и попятился назад, когда та вдруг возникла перед ним на расстоянии вытянутой руки. Он даже почувствовал запах плесени и ощутил холод и тоску, исходившую от Жезтырнак.

 – Ты звал меня, мой друг? – пряча ухмылку в складках необъятных рукавов, проворковала красавица. Она заметила испуг Абаса и теперь пыталась успокоить его убаюкивающим голосом, скрывая свои страшные намерения под личиной ласковости и внимания.

– Да, да. То есть, нет. Это случайно вышло. Просто хотел проверить, как эта флейта работает, – замямлил Абас. 

Черные глаза Жезтырнак вспыхнули гневом, медные когти стали удлиняться. Но только на миг она позволила себе эту неуместную сейчас вспышку злобы, которая появлялась у нее всякий раз при виде жертвы. Она быстро опустила пушистые ресницы, глубоко вздохнула и усилием воли заставила коготки втянуться в привычное состояние.

– Ты встревожен. Расскажи мне, что или кто стал причиной твоего беспокойства? – плавно опускаясь на траву, молвила красавица. Абас подчиняясь ее гипнотическому взгляду, также медленно сел рядом. Он ощутил какую-то необъяснимую легкость, отстраненность от происходящего, словно видел себя со стороны. Вот он, и в то же время не он, словно маленький мальчик, жалуется взрослой тете на своего брата, на коня Таймаса, который увел у него из табуна рыжую кобылку. С детской обидой сбивчиво рассказывает обо всех событиях, произошедших за всё то время, что прошло с их последней встречи.

– Я знаю, как тебе помочь, дорогой мой друг – успокаивала Жезтырнак. Вернуть кобылку ты сможешь только с помощью Буркута. Вот удобный повод, чтобы позвать его ночью в степь пасти лошадей и вернуть в табун рыжую. Ты позови, он не откажется посидеть с другом у костра и вспомнить юность. Ведь вы же не раз пасли ночью лошадей вместе. Ты главное приведи его, а там уж предоставь дело мне…

Как и предполагала Жезтырнак, Буркут с легкостью согласился на предложение брата. Он беззлобно посмеялся над Таймасом, обозвав его хитрой мордой, и заверил Абаса, что вернет ему его сбежавшую с резвым красавцем Таймасом рыжую кобылу. Решили не откладывать и пойти в ночное в тот же вечер.

Когда Буркут тихим шагом подходил к табуну Таймаса, конь напрягся, навострил уши, и лишь когда хозяин подошел ближе, узнал его и поприветствовал киванием головы, мотая длиной гривой. «Узнал меня, плут! Зачем чужих кобыл уводишь, разбойник?», – поглаживая по лбу коня, спросил Буркут. Таймас шумно выдохнул, словно покаялся, обнюхал хозяина и совсем успокоился. Буркут в это время приметил пришлую кобылку и тихо, чтобы не спугнуть стал подбираться к ней. Он погладил животное по морде и угостил кусочком лепешки. Так, заманивая неопытную лошадь угощением, Буркут без шума вывел ее из табуна, накинул повод, и повел к костру. Абас обрадовался и тут же отпросился отвести ее к дереву и привязать, чтобы утром присоединить к своему табуну. Одинокий тополь рос невдалеке от разведенного огня. Однако пока ничего не подозревавший Буркут стал нанизывать на обструганные прутья куски мяса, чтобы зажарить на огне, Абас повел лошадь ни к дереву, а в аул. Буркут собрался было идти на поиски брата, заволновавшись, что его нет уже долго, как вдруг к костру медленно подошла девушка. Шурша дорогими шелками, она присела на бревно и вежливо попросилась погреться у огня. Лето близилось к концу – ночи стали заметно прохладнее. 

– Угощайся, красавица. Поешь мяса, попей кумыса, а потом расскажи, откуда путь держишь и почему в степи одна ночью оказалась?

– Спасибо тебе, незнакомец. История моя печальная. Выдали замуж меня за нелюбимого, продали за богатый калым. Повез меня постылый муж к себе в селение, а я по дороге сбежала от него. Подумала – лучше умереть в степи одной, чем жить с ненавистным! 

Красавица залилась горючими слезами. Вытирая лицо, невзначай обнажила медный коготь. На миг блеснул в ночи желтый металл, Буркута озарила страшная догадка. Он понял, кто перед ним разыгрывает представление. Но виду он не подал, продолжая изредка сострадательно кивать головой.

– Что ж переночуем у костра – в степи  ходить опасно. А утром я помогу тебе, чем смогу. Ты ложись у костра, где шкура расстелена. А я чуть поодаль лягу, чтобы не смущать тебя. Пойду коня своего привяжу, а ты укладывайся, не бойся. – Буркут старался говорить спокойно, чтобы Жезтырнак не заподозрила подвоха. На самом деле Буркут отойдя немного в темноту, только сделал вид, что привязал коня и лег спать. Жезтырнак, услышала богатырский храп мужчины и, подкравшись, вонзила все десять острых когтей-ножей в тело спящего, проткнув попону, которой был укрыт Буркут. Однако она почувствовала, что когти вонзились не в мягкую плоть, а во что-то твердое. И кровью не запахло. Жезтырнак попыталась выдернуть когти, да не тут-то было! Металлические когти сидели прочно, словно вбитые гвозди! Жезтырнак попала в западню, а капканом было толстое бревно. Поняв, что Буркут перехитрил ее, ведьма завыла пронзительно и протяжно. Несколько сов, охотившихся неподалеку, от этого истошного вопля, упали замертво.

 

Глава девятая

Сборы в «Жигитбол»

Тлемис прожил свои первые десять зим. Обласканный Буркутом и Кундыз, обрушивших на него свою годами копившуюся нерастраченную родительскую любовь, и немного избалованный бабушкой Кулян, он из пухлого ребенка превратился в толстого неуклюжего подростка. Чего греха таить – любил малый вкусно поесть и сладко поспать. Сами воспитанные в строгости и отличавшиеся благоразумием Буркут и Кундыз оказались на удивление никудышными воспитателями. Не раз дед Кайсар указывал сыну  и снохе на мягкое обхождение с ребенком. Впрочем, главный корень бед видел в своей байбише и при каждом удобном случае ворчал на нее.

– А все ты, старая, кормишь малого, как барана на убой! Хватит ему подкладывать! – прикрикнул дед на старушку, собравшуюся было долить  в огромную пиалу, из которой ел мальчик, густой похлебки.

– Ну что ты, не дашь ребенку спокойно утренний ас покушать! – возмутилась бабушка и щедро долила бульон. Ешь, мой птенчик! – сказала она внуку, который с аппетитом уплетал лепешку, обмакивая ее в наваристую жижу.

В это утро Буркут с сыном и женой собрались за дастарханом в юрте у Кайсара. Дед и его байбише, по древней незыблемой традиции, жили вместе с семьей младшего сына. А повод для сбора был значительный. Об этом и начал неспешный разговор Буркут, воспользовавшись удачным поворотом беседы.

– Ничего, аке, скоро ему на сборы в «Жигитбол» там его научат мужской жизни.

– Да – одобрительно кивал дедушка, – На сборах ему никто не будет давать поблажек. Там не будешь кататься, как лепешка в масле и не отлежишь бока на мягкой постели. Там с тебя быстро жир сгонят! – Засмеялся дед и беззлобно ущипнул внука за пухлую щеку.

– Да что вы! – Ребенку только десять зим стукнуло! А вы уже его в джигиты рядите! Туда положено с двеннадцати зим отдавать! – всплеснула руками Кулян. – Вы что не можете от единственного сына избавиться? Он еще маленький!

– Я не ма-ма-ленький, аже! – Возразил Тлемис, сильно заикаясь. – Я ростом в-в-выше в-в-сех мальчишек! И учитель-ага ска-ска-зал, что нынче в «Жигитбол» меня в-в-озьмет.

Сколько себя помнил Тлемис он всегда заикался. И первые свои слова «а-а-а-па», «а-а-аке» он выговорил с трудом и довольно поздно, когда его сверстники уже сносно изъяснялись с окружающими. Позже, когда Тлемис уже играл с мальчишками в свои первые детские игры, его заикание стало предметом насмешек. Он спросил у матери, почему все дети умеют говорить нормально, а он с усилием выдавливает самые простые слова. Кундыз ласково объяснила ему, что заикание – это не страшно и вскоре пройдет само собой. Но мальчик как не старался, продолжал заикаться, особенно когда волновался. Однако, шуток по этому поводу становилось меньше – Тлемис не терпел их и лез в драку. Мало кому хотелось померяться силой с не по годам рослым мальчиком. Мать объяснила ему, что заикаться он стал после того, как его маленького утащила огромная сова. Подоспевший на выручку степной орел отбил добычу у совы. У Кундыз обмерло сердце, когда сова разжала когти, и ее сын падал с довольно ощутимой высоты. Однако орел успел в воздухе подцепить ребенка за рубашку и мягко опустить на землю. Тлемис не помнил этого, так как был еще тогда еще очень мал. Глубокие шрамы на спине от когтей совы напоминали о том злосчастном случае, да затрудненная речь и еще кошмары, мучавшие ребенка во снах. Он часто просыпался от собственного крика, когда ему снилось, что он падает в бездонную пропасть.

– Аке, апа, – обратился Буркут к родителям. – Я думаю отдать Тлемиса в школу раньше. Вот пришел с вами посоветоваться.

– Да.

– Нет.

Одновременно, но совершенно противоположно ответили старики.

Как и положено решение приняли мужчины. Дед и отец стали рассказывать Тлемису, как они в свое время проходили обучение в этой обязательной для всех мужчин школе выживания для степняков.

Стали собирать для мальчика необходимое снаряжение: укороченный меч с ножнами, обтянутыми кожей, щит, кинжал, топор, копье, лук и стрелы в колчане, небольших размеров палицу – шокпар, кольчугу, коня с упряжью, плетку, кожаные бурдюки, для воды и кумыса, перекидную сумку – коржин, для съестных припасов, волосяной аркан, одежду.

Особенно хороши были лук и стрелы, появившиеся в доме чудесным образом. Когда бабушка Кулян вымаливала у Тенгри благополучного исхода родов для снохи Кундыз, синичка принесла ей их в клювике. С годами это вещественное послание Бога росло вместе с ребенком! И вот настал тот день, когда удивительные лук и стрелы в торжественной обстановке были вручены тому кому они предназначались – Тлемису. Теперь это был вполне боеспособный лук, с круто искривленной трехсоставной дугой, изнутри проклеенной сухожилием животного, для придания гибкости, с костяными накладками из рогов горного козла – теке, и туго натянутой тетивой из скрученных бараньих кишок. Стрелы с костяными и булатными наконечниками и опереньем на хвостовике. Перья были от птицы беркута – главной птицы Тенгри.

– О батыре судят по оружию! – окидывая оценивающим взглядом разложенные на кошме предметы, произнес Кайсар.

Вознеся общую молитву Тенгри за будущее удачное обучение сына и внука, члены семейства принялись за приготовление к тою – такое значимое событие, как поступление мальчика в школу «Жигитбол», полагалось отметить.

Едва первые лучи солнца озарили горизонт, громкий звук боевого рожка возвестил о начале сборов. Трубач трижды продудел короткий клич. После некоторой паузы тишь утра разорвали барабаны и большой рог, призывая людей собраться на окраину стойбища. Под развевающими разноцветными тугами и длинными копьями с бунчуками из конских волос, выстроились безусые парни, одетые в боевые доспехи. Своих оседланных лошадей они держали в поводу. Эти ребята, которым исполнилось уже по 16 зим, держались уверенно, словно они бывалые вояки. На самом деле военную науку они постигали только в школе уже четвертый сезон подряд и были старшими среди уланов «Жигитбола». Далее стояли ряды ребят, проходившие учебу со второго по третий сезон – середняки. У каждого отряда был свой туг. Цвету туга, соответствовали повязки на предплечьях ребят.  

Старшаки – так себя именовали юноши-уланы, готовились стать выпускниками, чем, сильно гордились. Тем более что были здесь и благодарные зрители – новобранцы, которые еще даже не заслужили права именоваться гордым званием улан. Их называли «Первозимниками». Среди новобранцев был и Тлемис, выделявшийся высоким ростом. Новички скучились несколько в стороне от общих стройных рядов уланов. Их навьюченные кони стояли у коновязи. Воеводы-устазы верхом неспешно проезжались по утоптанному полю, оценивая новобранцев – присматривали себе будущих учеников. 

– Тлемис – окрикнул мальчика Жамбурбай – самый молодой из учителей школы, ставший устазом несколько зим назад, как лучший выпускник. – Пойдешь в мою десятку?

– К-к-онечно, устаз Жамба! С-с радостью!

– Тогда садись на коня и постой в сторонке, пока я остальных доберу.

Наконец всех первозимок разобрали и разбили по группам. Выстроившись в колонну, во главе которой ехали устазы и старшаки, конные ряды под дробные звуки барабанов, двинулись в Великую Степь – туда, где был разбит походный лагерь, в котором предстояло новичкам только постигать науки, а старшакам и уланам средних ступеней совершенствовать.

Учебный год в «Жигитболе» начинался весной и состоял их четырех сборов – весенних, летних, зимних и осенних. Каждый отдельный сбор длился по тридцать дней. Таким образом, мальчики и юноши постигали науки на протяжении четырех лун.

– А теперь я расскажу вам, какие дисциплины вы будете изучать в школе – после короткого приветствия начал вводить в курс обучения первозимок старший и главный воевода школы Жаназар, которого за глаза ученики называли Тыртык.

Такое прозвище он получил за шрам, рассекавший наискосок его лоб и часть левого века. Шрам остался от давней раны, полученной в одной из стычек. Вражеская секира прошла по касательной, только острым кончиком прочертив кровавую метку. Но и этого хватило, чтобы навсегда оставить длинный шрам и частично лишить воина одного века. От этого выражение лица у Жаназара выглядело так, словно он в чем-то подозревал всех и вся вокруг. Неприкрытый левый глаз казался больше. А правый, выглядел так, словно был прищурен. Как будто воевода задавал один и тот же немой вопрос: «Ой, ли?» Когда Жаназар спал, левый глаз у него был только чуть прикрыт обрезком века без ресниц. За что ученики придумали ему второе прозвище – «Недремлющее око». Но шрам не уродовал добродушного лица и не портил общего облика наставника. Был он высок, широк в плечах. Под седеющими пышными усами Тыртык не редко скрывал улыбку, глядя на первые неловкие попытки новобранцев. Высокий лоб с наметившимися залысинами, обрамляли густые волосы, гладко зачесанные назад и сплетенные сзади в тугую косу.

– Первое, что вам предстоит освоить – это джигитовка – неспешно прохаживаясь перед строем новобранцев, говорил Жаназар. Конь для джигита – это его второе я, это его друг и товарищ, как в бою, так и в мирное время. Вы должны срастись с конем, стать с ним одним целым – словно конь ваше продолжение. Ведь порой степняку приходиться и спать верхом, и есть на ходу. Нужно научиться сбивать врага с мчащегося во весь опор коня и самому сесть в его седло. Свесившись, спрятавшись под брюхом коня незаметно пробраться в стан врага. На скаку поднять с травы монету, поймать сороку за хвост, если понадобиться.

–  Второе – это стрельба из лука, – покручивая плеткой, ремешок которой был одет на запястье, продолжал перечислять воевода. – Стрелять из лука на полном скаку и не промахнуться в глаз бегущему суслику, пролетающему воробью – вот какого мастерства я жду от вас. Те, кто проявит в этом деле явные способности, будут изучать искусство стрельбы из лука у Жебе.  – Жаназар представил новобранцам стоящего поодаль сухощавого высокого мужчину с густыми черными бровями. –  Он не зря носит прозвище Стрела. Нет лучше стрелка ни в нашем роду, ни в других племенах. Только он смог приблизиться в мастерстве лучника к нашему великому предку Мергену.

Сердце Тлемиса забилось сильнее. Он вытянул шею, чтобы лучше разглядеть Жебе. Ему так хотелось попасть в ученики к этому стройному устазу, который держался так прямо, был так собран и напряжен, словно сам был натянутой на тетиву стрелой.

– Третье – искусство владения мечом, копьем, секирой, ножом, топором. Если конь – лучший друг, то меч – кровный брат!

– Четвертое – искусство охоты. Вас научат, как читать по следам. Ставить ловушки, капканы, устраивать засады и загоны. Как ловить рыбу при помощи сети, лука и стрел, или просто тетивы и палки, гарпуна или даже голыми руками. Как охотиться с соколом, беркутом или с собакой. Для этого вы должны выучить повадки животных, как диких, так и прирученных.

– Пятое – умение ориентироваться. Хорошенько усвойте эту науку, без которой в Великой Степи вы будете, словно слепые без поводыря. Всегда помните наш дом – степь, судьба – дорога. Тенгри, хвала ему, дал нам светила небесные – солнце, луну и звезды, по которым мы определяем направление сторон света, что позволяет не сбиться с пути. Кроме того, ориентиром могут быть и горы, и сопки, и курганы, и реки с озерами, и леса. В окружающем мире все может стать подсказкой для внимательного и знающего воина. Даже камень или дерево, поросшее мхом, даже самая мелкая травинка под копытами коня. Даже голая пустыня. Все имеет свой немой язык – только надо научиться понимать его.

– Что вы станете делать, если надо подать срочное известие своим товарищам, но они находятся далеко от вас? – задал вопрос учитель притихшим первозимкам.

– Нужно выбрать самый высокий курган и разжечь сигнальный огонь – уран-от  – сам ответил на свой вопрос учитель. – Существует несколько способов разжечь костры. А их сила и число имеют определенный смысл. В ночи, когда  пламя от костра видно далеко вокруг, можно подавать знаки, при помощи мигания огней. Для этого есть металлический колпак. Если его нет, то можно использовать попону. Даулпаз – большой барабан, тоже наш боевой друг. Его слышно тоже очень далеко. Особенно ночью. Вы должны выучить язык костра и язык барабана, чтобы оповестить или узнать о приближающейся опасности, о количестве вражеского войска и других важных моментах.

– Все воины получают раны. Что бы выжить вы должны научиться излечивать себя и если понадобиться товарища. В степи растут целебные травы и бьют родники, есть озера, вода в которых такая соленная, что в ней не потонешь. Вас научат, как вправить вывихнутую кость или выбитую челюсть, остановить кровь и наложить на рану нужные травы или прижечь ее тлеющей головешкой.

– Шестая дисциплина – курес – борьба, секреты которой передаются из поколения в поколение на протяжении веков и были получены нашим предкам от бога. Воин, обладающий Тенгри-курес способен отбиться от вооруженного врага и голыми руками. Но лучше использовать то, что есть: камень, палку, сучок и даже дохлую рыбу, которые должны стать оружием. Тело воина – это грозное оружие. 

– И наконец, –  после паузы заговорил Тыртык, – седьмая наука – самая трудная и тонкая – развитие шестого чувства. Человек может видеть глазами, слышать ушами, чувствовать вкус языком, осязать касание кожей, различать запахи носом. Однако, кроме этих пяти основных способностей, в человеке скрыто еще и другое важное качество – чуйка. Уроки мастерства  по этой науке начнутся у вас только на верхней ступени, когда перейдете в старшие уланы. А теперь, слушай мою команду. Новобранцы, разойтись по десяткам!

Глава десятая

Тенгри курес

– Приемы и тактика Тенгри курес не раз спасали меня от неминуемой гибели, – заговорил воевода Жаназар, окинув взглядом учеников-первозимок, сидевших перед ним на траве полукругом. И не только меня, но и многих отважных воинов. Однажды Мерген-батыр, чьим славным именем назван наш род, попал в окружение и бился один против десяти вооруженных всадников. И вышел победителем! Хотя у Мергена не было ни меча, ни сабли, ни копья, ни дубины. Думаете, как он сразил десятерых вражеских конников, которые тоже были не юнцами безусыми, но бывалыми воинами? При помощи приемов Тенгри курес!     

– А теперь я покажу вам, как это могло происходить. – Жаназар вынул из-за пояса кривой рожок и трижды продудел. Это был условный клич. Через минуту к нему уже спешили десять крепких джигитов из числа старших уланов.

– Я буду без оружия, – объявил Жаназар и поочередно выложил на расстеленную попону меч, лук, стрелы, кинжал, плетку, кожаный ремень с серебряной бляхой в виде головы арлана, и даже изогнутый рожок.

Джигиты имели по одному из видов оружия. Жаназар слегка наклонил торс и расставил руки, давая понять, что готов к отражению нападения. Два улана – один с длинным мечом, второй с дубиной ринулись на устаза. Жаназар не стал дожидаться, когда эти двое подойдут к нему, а пронырнув, словно змей, у самой земли, обошел их, и неожиданно напал на стоявших сзади и поджидавших своей очереди уланов. Не выходя из низкого положения, он одним ударом снизу в пах сразил одного из учеников. Бедолага со стоном отбросил копье, и обеими руками зажимая больное место, откатился в сторону. Воевода подхватил на лету копье соперника и «заколол» следующего жигита. Все удары голыми руками он производил не сильно, чтобы действительно не покалечить учеников, а уколы холодным оружием и вовсе условно.

К учителю подскочил третий джигит и замахнулся кинжалом. Устаз максимально отклонился назад, проявляя поразительную для его возраста гибкость, но не упал, а лишь прогнулся дугой. Парень с ножом полетел лицом вниз и воткнул нож в землю. Распрямившийся словно тугая пружина мастер Тенгри куреса, в считанные секунды выдернул нож из земли и «воткнул» в спину упавшему противнику. Все это время Жаназар не упускал из поля зрения остальных нападающих.

К учителю подскочил первый нападавший, который был вооружен мечом, обозленный тем, что мастер с ходу играючи одурачил его, да еще на глазах у новобранцев. Это-то его и подвело – горячность не советчик воину. Жаназар откатился в сторону, незаметной подсечкой свалил меченосца и выбил оружие из его руки. Понятно, что запальчивый парень «принял смерть» от своего меча.

Тут к оборонявшемуся подскочил медведеподобный улан с огромным шокпаром – дубиной с утолщением на конце. Жаназар на удивление всем кинулся от него со всех ног. «Медведь» побежал следом. Его бег вызвал невольный смех у окружающих, который напоминал погоню разбуженного среди зимы косолапого за поджарым волком. Жаназар замедлил бег, чтобы запыхавшийся преследователь смог нагнать его и резко затормозив, согнулся пополам. Увалень с разбегу напоровшись на препятствие, увлекаемый тяжестью своей же дубины, перелетел через него. Учитель уселся на здоровяка верхом и «выдавил» глаза.

Еще один улан, целившийся в Жаназара из лука, дабы не попасть в своих напарников, решился выстрелить в него, только после того, как устаз стал убегать от погони. Однако все его стрелы (в учениях применялись стрелы с тупыми деревянными наконечниками) не достигали цели. Учитель, убегая, петлял и шарахался из стороны в сторону, так, что невозможно было предугадать направление его движения. Однако, лучнику все же удалось «ранить» Жаназара в левое плечо, который теперь вынужден был биться одной рукой. Устаз запустил дубинкой, добытой в бою, в лучника. Шокпар попал точно в лук. Было засчитано, что лучник тоже «погиб» на поле брани. 

Остальные четверо уланов напали на Недремлющее око скопом. У одного был топор, у второго сабля, у третьего укороченный меч, у четвертого соил — длинная, утолщенная к концу палка, употребляемая обычно в конном бою. Новобранцы даже не успели засечь момент, когда и как Жаназар вырвал из рук противника соил и одним ударом отправил его владельца «отдыхать». После недолгого противоборства были повержены и уланы, вооруженные саблей, мечём и топором. Все уланы и новички, и проигравшие в бою старшаки, выстроившись в ряд громким троекратным кличем приветствовали победителя.

– Тенгри курес – это борьба на поражение. Главная цель – любыми средствами убить или обезвредить врага. – Продолжил урок воевода, не дожидаясь пока поверженные ученики соберут свое разбросанное оружие.

– Здесь не важны и не нужны красивые движения. Воин должен быть стремительным, как сокол, камнем пикирующий с высоты на голову лисицы. Его удар точен и смертелен, как укус гюрзы. Вы не должны ждать нападения, а действовать первыми, чтобы застать врага врасплох. Любое промедление может стоить вам жизни! Пользуйтесь всем, что найдется под рукой. Не делайте лишних движений. Бейте в самые уязвимые места, особенно если противник сильнее вас или на вас напало несколько человек, или если вы ранены. При битве держите глаза открытыми и вертите головой, как филин, чтобы видеть, что делается у вас за спиной. Тренируйте свой слух, чтобы услышать звук летящей в вас стрелы. Пусть ваши уши будут чуткими, как у барса, а нюх, острым, как у волка.

И самое главное – не теряйте головы. Хороший воин – думающий воин!

– Вопросы есть?

– Устаз, разве по-по-зволено воину у-у-бегать от противника? – решился спросить Тлемис. Он тут же пожалел об этом, прочитав на лицах старшаков откровенные ухмылки, вызванные его заиканием, и заметно смутился.

– Если это выгодно воину в данной ситуации, то бегство использовать можно, чтобы отвлечь или обмануть врага. Вы видели, что я предпочел втянуть своего ученика, превосходящего меня по мощи, в погоню. То есть я заставил его делать то, что меньше всего он умеет – быстро бегать. Я превратил свои недостатки в преимущества, а его преимущества в недостатки. Попадись я ему в открытом поле, он бы одним ударом вышиб из меня дух. Поэтому можно показать зад противнику, чтобы сначала измотать его, а потом неожиданно ударить.

Когда вы начнете изучать тактику ведения крупных сражений, устазы расскажут вам о таком приеме, как ложное отступление. Представьте, три десятка воинов мчатся во весь галоп в сторону неприятеля, пускают стрелы, и вдруг резко осаживают коней и, отходя, скачут врассыпную, спуская поводья. Неприятель, видя, что превосходит отчаянных смельчаков по силе, начинает уверенно преследовать наглецов. Так как те, пустились врассыпную, противник также вынужден рассеивать, дробить свои силы. На самом деле основные наши силы разбиты на два больших отряда в несколько сот всадников. Первый отряд поджидает преследователей в засаде, куда те в пылу погони скачут сломя голову. Второй отряд, пока первый добивает преследователей и отвлекает внимание противника, обходит основные силы врага с боку и неожиданно нападает. Так что, Тлемис, отступление – это не поражение, а лишь тактический прием. 

Глава одиннадцатая

План козы

Злыдня Албасты, которую Эрлик превратил в черную козу, не могла найти покоя. Привыкшая пакостить и строить козни, лишенная магии, опущенная на самый низший уровень в армии темных сил, теперь уже была не в силах причинить какой никакой ощутимый вред. Она даже не могла позволить себе, безобидное на ее взгляд развлечение – заплетать гривы лошадям. Ей доставляло удовольствие, когда  жылкыши – мужчины пасущие лошадей, часами расплетали множественные косицы, на все лады костеря и памятуя Албасты. Теперь она носилась по степи и горам, в бессильной злобе бодая и лягая мирно пасущихся диких коз. Однако и от этого занятия ей пришлось вскоре отказаться. Вожак стаи крупный архар с витыми тяжелыми рогами, дал достойный отпор взбесившейся козе. Та ушла чуть живая и теперь пряталась в лесу, зализывая раны. Единственный кто еще не бросил Албасты был ее давний дружок – дух леса Конаяк.

– Албасты, Эрлик вернет тебе былую силу и прежнее обличие, если ты окажешь ему ценную услугу,  –  поучал подругу лешак. 

– Понимаю…Конаяк, если бы я смогла исправить свою ошибку и убить этого негодного мальчишку! Но как?! Я не смогла этого сделать, когда он был еще в утробе матери, а я была полна чародейства! Как я сделаю это сейчас – бессильная! А мальчишка подрос! – заскрежетала зубами, словно хищник, коза.

– Да, –  кивнул мохнатой головой Конаяк – Мальчишку оберегают высшие силы неба. Да к тому же он в этой школе «Жигитбол» всегда окружен вооруженными до зубов джигитами да воеводами. Нам до него не добраться. 

– Если мы не можем  достать Тлемиса, то может быть, выманим его отца Буркута?  – стал размышлять Конаяк.

– Выкрадем отца, запрячем в надежное место, а сынок сам кинется на его поиски!  – продолжила его мысль Албасты.

На том и порешили и начали обдумывать план похищения Буркута.

Глава двенадцатая 

Замысел Жезтырнак

Жезтырнак также впала в немилость Эрлика. Она, после своего провала, не пошла на поклон к повелителю Подземного царства, памятуя о черной козе, а благоразумно пряталась от него и его соглядатаев высоко в горах. На всякий случай не попадалась она на глаза и людям.

Жезтырнак, так же, как и Албасты, думала о том, как ей вернуть расположение Эрлика – ведь не могла же она прятаться от него вечно! Выход был один – исправить свой промах, а это значить, доставить ненавистного Тлемиса или хотя бы его отца, Эрлику. Ночами она тайно навещала походный лагерь, где жили ученики и устазы школы «Жигитбол». После таких разведок, Жезтырнак все больше убеждалась – выкрасть Тлемиса не представлялось никакой возможности! На ночь в лагере всегда разжигались костры и несколько старшаков и первозимок, во главе с устазом, обязательно несли дозор. Кроме того, лагерь был укреплен по окружности поставленными на бока повозками, которые нещадно скрипели при малейшем к ним прикосновении. Но самое главное, лагерь и его окрестности были охраняемы ангелами Тенгри. Конечно, и Тлемис и другие люди не подозревали об этом.

Наконец, Жезтырнак, решила вновь прибегнуть к помощи Абаса, хотя готова была убить и его. По обыкновению непомерно тщеславных ведьм, она сваливала на Абаса всю ответственность за провал.     

«Трусливый и никчемный человечишко!» – думала про него Жезтырнак, – «Но придется мне использовать его еще раз!»

Как-то в безлунную ночь, укрывшись за одной из сопок, которыми было окружено становище мергенов, Жезтырнак стала насылать чары на спящего в своей юрте Абаса. Тот сразу проснулся и ведомый непреодолимой силой, словно лунатик, обреченно побрел к месту, где пряталась Жезтырнак. Впереди Абаса летела волшебная флейта, указывая нужное направление.

– Мне нужна твоя помощь! – без лишних предисловий заявила ночная гостья.

– Чем же я могу тебе помочь? – огорошенный резким приказным тоном, спросил Абас. От прежнего очарования прелестницы не осталось и следа.

– Ты должен привести мне Буркута! И попробуй только сбежать раньше времени, как в прошлый раз! Я вырву твою печень и съем на твоих глазах, пока ты будешь корчиться в муках!

– Помилуй, ханшаим! – упал на колени напуганный до смерти мужчина.

– Позови его на реку, будто бы рыбы половить, – видя жалкое унижение человека и понимая, что перегнула палку, несколько смягчилась вампирша.

– Да, конечно, я сделаю все, что ты, то есть вы пожелаешь… Пожелаете!

– Завтра! Ты выведешь его к реке завтра же! К тому месту, называемому людьми шайтан – омутом. Выгребешь лодку на самую середину реки, а там уже вас будет ждать водяной Уббе, который согласился мне помочь. Он закружит лодку в омуте, а ты должен столкнуть Буркута за борт. Помни, – зловеще сверкнула глазами чертовка, и провела медным длиннющим когтем по своей шее, – если подведешь, будешь молить о смерти!

Ведьма и человек не подозревали, что их разговор подслушивала черная коза, скрывавшаяся в зарослях травы. Это была Албасты, которая в последнее время часто бродила вокруг стойбища людей. Она околачивалась возле аула в надежде, найти какую-то зацепку, подсказку, которая помогла бы ей исправить свою ошибку. Коза, даже перестала дышать, чтобы ненароком не пропустить ни единого слова заговорщиков. Она ещё не знала, как обратить в пользу, подслушанный ее разговор, но уже догадывалась, это то, что ей нужно! Дождавшись, когда Жезтырнак скрылась в ночи, а Абас еле доплелся до дома, Албасты припустила, что есть мочи в лес. Ей нужно было срочно с кем-то поделиться новостью. И этим кто-то был ее единственный дружок леший Конаяк. Вместе они уж точно придумают, как воспользоваться благоприятным случаем, неожиданно свалившимся им прямо в лапы и в копыта.

Глава тринадцатая

Похищение Буркута

Ранним утром Абас и Буркут несли смотанные сети к реке, где уже стояла легкая двухместная лодка, выдолбленная из цельного ствола березы. Абас еще до рассвета приволок лодку к берегу и побежал к дому Буркута, придумывая на ходу веские доводы, чтобы заманить брата на рыбалку. Он вспомнил ту ночь, когда уговорил Буркута якобы для того, чтобы вернуть рыжую кобылку, а сам бросил брата одного. Тогда Буркут, только благодаря своей прозорливости и находчивости, сумел спастись от когтей кровожадной Жезтырнак. Абас, уверенный в том, что с братом покончено раз и навсегда, не знал, что сказать в свое оправдание, когда Буркут вернулся домой живым и невредимым.

Он повинился перед Буркутом, придумав историю про то, как необъезженная рыжая кобылка вдруг понеслась в степь и носила его там чуть ли не до рассвета. Буркут, со свойственным ему великодушием, простил брата, поверил или нет, Абас так и не узнал. С тех пор Абас при каждом удобном случае вызывался помочь Буркуту. В основном это были какие-то мелкие работы по хозяйству, с которыми Кундыз и Буркут справлялись и сами. Но Буркут не хотел обижать друга, и уступал. Абас же за маской доброжелательности, скрывал нарастающую ненависть.

– Брат, брат, проснись! Помоги, дочь заболела. Рыбы просит. – Абас спозаранку будил Буркута. Тот проснулся, но некоторое время не мог взять в толк, чего от него хотят.

– Дочь заболела? Ааа… Да. Я сейчас. – Буркут резко поднялся и стал быстро одеваться. Кундыз тоже проснулась. – Как же так? – недоуменно спрашивала она, –  ведь вчера только бегала дочка твоя, играла с детьми.

– Вечером горячка напала. Всю ночь не спала. – Не моргнув глазом, соврал Абас.

– Так к Койлуку надо было послать за снадобьем. Что же ты за рыбой то не свет не заря собрался?

– К Койлуку говоришь… – Абас замешкался,  – за ним сейчас сына старшего послали. Но рыбки все равно надо бы словить, уж больно просила девочка моя – Абас резко отвернулся, словно пытаясь сдержать набежавшую слезу. Но глаза его были сухи, как два заброшенных колодца в песчаной пустыне.

Абас налег на весла и быстро вывел лодку на середину полноводной реки. Когда сеть была сброшена за борт, лодку вдруг закрутило на месте.

– Выгребай! Мы попали в водоворот! Быстро! – закричал Буркут – А я сеть вытяну, чтобы не спуталась!

Кода Буркут наклонился за сетью, Абас с силой толкнул его сзади. Не ждавший такого подвоха мужчина, упал за борт и попал в собственные сети. Все что запомнил Абас в этом стремительном развитии событий, так это изумленное лицо Буркута, его широко открытый рот. А еще показавшиеся из омута  перепончатые мерзкие лапы-ласты водяного. Уббе еще больше замотал в сети тонущего Буркута и утянул на самое дно шайтан-омута.

Жезтырнак, которая наблюдала за происходящим из зарослей камыша, выскочила из укрытия и бросилась к берегу, чтобы принять из лап водяного бездыханное тело жертвы. Уббе подплыл к Жезтырнак и готов был выбросить на берег улов… Как вдруг, откуда ни возьмись, выскочила черная коза и с разбегу боднула Жезтырнак под коленки. Ведьма упала ничком в прибрежную грязь. Тут вылетел Конаяк и схватил Буркута. Пока вымазанная в иле и водорослях Жезтырнак приходила в себя, коза и Конаяк скрылись из виду. Напрасно ведьма кинулась догонять похитителей – они словно сквозь землю провалились. К тому же солнце уже взошло, а для вампирши оно было губительным. Жезтырнак поспешила укрыться в ближайшей горной расщелине, куда она планировала спрятаться, завладев добычей.

Уббе потом долго рассказывал подводным обитателям о злоключениях Жезтырнак. Вместе они потешались над ней, радуясь, что хоть кто-то сумел поколебать славу непомерно надменной ведьмы. Особенно они смаковали внешний вид гордой красавицы: выпачканный в грязи роскошный наряд, длинные волосы и шлейф, свисавшие намокшими тряпками, черное от ила и перекошенное злобой лицо.

Конаяк и коза подготовились к перехвату Буркута из когтей Жезтырнак. Они заранее продумали путь к бегству: через заросли камыша, сквозь густые кусты тальника, через заросшее высокой травой поле и прямиком в лесок. Здесь леший был хозяином и мог запутать любого: и человека, и существо, наделенное магической силой. К тому же они знали, что вампирша не сможет при свете дня долго преследовать их и поэтому, достигнув лесной опушки и убедившись, что погони нет, присели передохнуть.

– Да ты глянь, Албасты, он кажется, дышит. – Конаяк склонился над телом Буркута и стал прислушиваться к его дыханию.

– Точно, он жив! Не успел задохнуться, а только воды наглотался. А мы еще и растрясли его. 

– Нужно его скорее связать! – засуетился лешак, – иначе сейчас очнется – нам мало не покажется!

– Давай замотаем его в сеть – предложила Албасты.

– Куда же мы его спрячем?– размышляла коза, еле успевая за Конаяком, который, несмотря на тяжелую ношу, быстро перепрыгивал с ветки на ветку, ловко цепляясь руками и ногами-ремнями. 

– А может быть нам убить его? – предложил леший.

– Нет. Кто знает, как отреагирует Эрлик? А вдруг он еще больше разгневается? Ведь он давал мне задание погубить Тлемиса, а не его отца, – ответила коза.

– Стой! Я придумала! – остановилась и встала как вкопанная на месте Албасты. – А может быть нам поручить присмотреть за Буркутом нашего сыночка?

Конаяк тоже остановился и присел на толстый сук. У этой парочки действительно был общий сын, о существовании которого они предпочитали никому не рассказывать. Он был великаном – дау и жил дикарем. За склад фигуры его прозвали Талпак – коренастый.

– Наш Талпак, хотя и велик ростом, но между нами говоря, не отличается большим умом. Да вряд ли он согласится – вздохнул папаша. – Чего доброго еще приготовит из пленника ужин. С него станется.

– Мы будем приносить для Талпака баранов. Объясним, как нужно обходиться с человеком. Да и не такой уж он безмозглый, как ты думаешь! – рассердилась коза.

– Ну что ж другого места у нас все равно нет, – согласился Конаяк.

Глава четырнадцатая

Во дворце Эрлика

Черная коза робко переступила порог подземного дворца. Ее уже ждали. Конаяк предварительно переговорил с Бана-ханом и сообщил о том, что Албасты имеет ценные сведения и готова, предоставить их, но ввиду их важности только сама, и только лично господину.

– Входи уже, чертовка! Говори, зачем пришла!? Надеюсь хорошую весть для нашего слуха, иначе можешь и совсем без шкуры остаться, – оскалился Эрлик.

– Ваше злодейство, очень хорошую новость имею сообщить вам. Я пленила ненавистного Буркута и заключила под стражу. Он в надежном месте! Ни одна живая тварь его не сыщет!

– Это действительно так? Где он? А, ну, эй, вы там, кто ни будь, принесите мне котел и заварите в нем травы провидения. 

Убедившись в том, что Буркут действительно находится в мрачной пещере и все его попытки сдвинуть огромный валун, закрывающий вход в темницу, напрасны, Эрлик расхохотался.

– Ты, Албасты, на этот раз порадовала меня. Что ж, в награду за это я возвращаю тебе твой прежний вид и колдовскую силу.

Эрлик встал во весь свой могучий рост и взмахнул огромным посохом. Драгоценный камень на верхушке жезла засверкал, из его сердцевины вырвался наружу острый луч и врезался в козу. Через мгновение Албасты обрела прежнее обличие.

– А теперь ступай! Охраняй пленника, как зеницу ока! Жди моего приказа! – милостиво разрешил Эрлик.

Как только за Албасты закрылись двери, Эрлик вызвал своего советника Бана-хана. Водяной Уббе рассказал Бана-хану о происшествии на берегу реки. В подробностях описал сцену, как коза и леший унесли Буркута из-под носа Жезтырнак. Однако, Бана-хану было не до смеха. Повелитель змеиного войска, был уязвлен поведением Албасты и Конаяка. Он воспринял наглые действия заговорщиков, не так, как другие подданные, в большинстве своем злорадствовавшие над Жезтырнак. В иерархии злодеев Жезтырнак значилась ниже, чем Бана-хан. Однако она считалась рангом выше Албасты и Конаяка. И то, что волшебные существа с более низших ступеней позволили себе поглумиться над вышестоящим, было не простительно. Бана-хан – негласный хранитель законов темного царства, воспринял такое поведение, как покушение на порядок и угрозу своей личной власти. Как бы этого ему не хотелось, он все же не мог скрыть от Эрлика позорное, теперь уже второе поражение вампирши – все равно донесут! Своему господину Бана-хан представил все в таком свете, будто бы Жезтырнак преследовало невезение. По его словам, были виноваты все вокруг, только не она. Ещё он заострил внимание повелителя на недостойном, на его взгляд, поведении Албасты и Конаяка. На что Эрлик только посмеялся и пообещал повысить коварную и изворотливую Албасты, да и дружка ее Конаяка в придачу. А Жезтырнак превратить в пиявку или комара, как только она явится во дворец.

– Что ж теперь мы можем ловить Тлемиса на живца! Он пойдет искать своего отца, в этом я уверен. Только нужно ему немного подсказать верное направление и подготовиться к встрече, чтобы ни один из его друзей, ни Койлук, ни ангелы-хранители, да и сам Тенгри не в силах ему были помочь! 

Глава пятнадцатая

Бегство Абаса

Абас стал участником и свидетелем драмы, разыгравшейся на реке и продолжившейся на берегу. Он спрятался в прибрежных камышах и вздрагивал при каждом шорохе. Ещё бы! Увидеть столько живых чудищ, о которых ранее слышал только в сказках – это для любого смертного непомерное потрясение. А уж наблюдать за их противостоянием и вовсе не каждому под силу! Перед глазами вновь и вновь оживали картинки происшествия.

Мерзкое скользкое существо с зеленой кожей, все покрытое отвратительными пузырями! Косматое туловище с головой человека и руками, но с ремнями вместо ног! Дикая коза с волчьим оскалом! Жезтырнак с выросшими длинными клыками, и когтями, удлинившимися чуть ли не до земли!

Абас просидел в камышах по пояс в воде до вечера. Он промок, замерз (вода была холодной – наступала осень), был нещадно покусан комарами и мошками, отчего лицо его распухло, а глаза превратились в узкие щелки.

– Что делать! Что делать? – в который раз задавал себе вопрос Абас и не находил ответа. Вернуться в аул и солгать, что Буркут утонул? Чушь! Никто не поверит в это! Буркут отличный пловец. А когда узнают, что дочь моя здорова и никакой рыбы не просила, опять возникнут вопросы.

Вдруг он услышал голоса. Это родичи вышли на поиски припозднившихся рыбаков. Абас не мог допустить, чтобы его обнаружили. Прячась за зарослями, он пополз прочь от берега. Голоса усилились и Абас словно гадюка юркнул в расщелину горы, где еще утром скрылась Жезтырнак. Он продолжал ползти по длинному узкому тоннелю, все больше удаляясь от людей. Когда тоннель закончился, он  почувствовал пространство и осторожно встал на ноги. Впереди был расширяющийся проход, и он торопливо пошел по нему. Слабый свет, клонящегося к западу солнца, еле-еле пробивался в пещеру сквозь узкие редкие расщелины. Он двигался до тех пор, пока не стало совсем темно. В кромешной темноте Абасу показалось, что его похоронили заживо в глубокой могиле. Он обреченно лег на холодные влажные камни и закрыл глаза. Но Абас не умер, а лишь забылся тяжелым тревожным сном.

Жезтырнак уже пришедшая в себя после утреннего поражения, стояла на берегу подземного озера и в свете факелов внимательно осматривала свое отражение в воде. Она привела свой блистательный наряд в прежнее состояние, что немного утешило ее. Вскоре она почуяла запах человека и без особого труда, поскольку видела в темноте, как летучая мышь, обнаружила спящего Абаса. Зацепив словно багром, удлинившимся медным когтем безвольное тело сообщника, она выволокла его к озеру.

– Эй, просыпайся! – Она небрежно ткнула Абаса острым носком туфли под ребра. Тот вскочил и ошарашено уставился на ведьму, которая была вновь ослепительно хороша.

– Даа, красавчик! – скривила губы в ухмылке Жезтырнак,  – Весь порезан камышом, лицо распухло, как бурдюк с перебродившим кумысом, того и гляди лопнет. Вода в озере из целебных источников. Искупнись, все заживет на тебе, как на собаке. Только одежду скинь. – Приказала ведьма. Абас повиновался. Вскоре он вышел на берег совершенно здоровым, словно и не было царапин и укусов. Он обрел бодрость, и теперь жизнь не казалась такой ужасной.

– Сейчас глубокая ночь. Твои родичи вернулись по домам, так что мы можем выйти наружу. Я голодна, да и тебе пора покрепиться.

На поверхность они выбрались другим, более коротким путем, где не нужно было ползти по узкому тоннелю. Абас увидел звездное небо и вдохнул свежего воздуха. Огляделся. Оказалось, что они стоят  на противоположной стороне горы. Они спустились к подножью и Абас, собрав кизяка, разжег костер. 

Жезтырнак вернулась с добычей. Она бросила к ногам Абаса тушу сайгака. Горло у животного было вспорото, и, судя по довольному виду, вампирша уже успела насытиться кровью сайги. Хотя она предпочла бы высосать кровь из стоящего перед нею человека. Жезтырнак подавила в себе это острое желание, когда была голодна, теперь насытившись, она смотрела на него не как на еду, а как на объект, который может быть ей полезен.

Мужчина быстро вспорол тушу, вынул горячую еще печень, и целиком насадив на палку, положил между двух камней. Вскоре Абас с аппетитом уплетал сытный ужин.

– Нам нужно уходить отсюда, –  промолвила Жезтырнак. – Возвращаться в пещеру нельзя. Утром люди продолжат поиски и обнаружат наше убежище.

– Да, мергены отличные следопыты и они найдут нас, куда бы мы ни направились. К тому же они возьмут собак. Верхом быстро нагонят нас.

– Ты прав, но только ты мыслишь, как человек и забываешь, кто перед тобой! Так знай же – величайшая среди волшебниц и сильнейшая среди вампиров! – На последних словах дочь тьмы расправила, словно крылья, полы черного плаща и воспарила над головой Абаса.

– Хватайся за мои ноги и держись крепче!

Абас обхватил лодыжки Жезтырнак. Ведьма понеслась по воздуху так быстро, что у невольного пассажира засвистел ветер в ушах. Они летели до тех пор, пока темнота ночи не стала постепенно таять. Абас обнаружил, что они подлетают к высоким горам. Всюду куда хватало взора, простирались заснеженные склоны горной гряды. Жезтырнак пролетела через перевал и стала резко снижать высоту. Пронизывающий холод сменился потоками теплого воздуха. Белоснежный пейзаж сменился на зелено-голубой. Абасу стало легче дышать. Летунья, наконец, приземлилась в непроходимой чаще среди гигантских голубых елей, ствол каждого из которых не смогли бы обхватить и три человека. В дебрях ельника, небо закрывали раскидистые кроны вековых гигантов, поэтому здесь царил полумрак.

– Можешь не озираться – кроме диких животных никого не увидишь. Да и то вряд ли они покажутся, – поучала спутника колдунья, легко обламывая тяжелые еловые лапы.

– Теперь можно отдохнуть и подумать, – заключила Жезтырнак и, бросив поверх заготовленных веток свой плащ, возлегла на ложе.

Абас улегся рядом, накрывшись еловыми лапами. 

Глава шестнадцатая

Поиск

На следующий день все мужское население аула мергенов выдвинулось на поиски Буркута и Абаса. Учения в школе «Жигитбол» были приостановлены. Соплеменники разбились на десятки и разошлись в различных направлениях. 

Так как сородичи не знали, в какое место Буркут и Абас пошли ловить рыбу, решили методично обследовать все ближайшее побережье. Десятка, под руководством Жаназара, обследовала один из участков. Они продвигались на лошадях по краю прибрежной возвышенности, когда Тлемис заметил внизу у самой воды торчащий из песка колышек.

– Всем оставаться на месте! – Не зачем нам лишние следы! – приказал воевода, – Тлемис, за мной!

Жаназар и Тлемис спешились и спустились по пологому склону к воде. Воевода выдернул колышек и стал внимательно его рассматривать.

– Срез на колышке совсем свежий, еще вчера это был сук дерева. Ветку срубили наискосок кинжалом, а не топором. Странно … Остались черно-белые ворсинки от веревки. Здесь они привязывали лодку. На песке следы двух взрослых мужчин. Но ведут они только к воде. Значит, обратно к берегу они пристали в другом месте. Или не пристали …

– Устаз, как же они м-м-м-огли не причалить к берегу? – спросил Тлемис.

– Быть может, они поплыли на лодке вниз по течению или высадились на противоположном берегу. Нужно все проверить. Мы переправимся на тот берег.

Решили не тратить время на то, чтобы принести лодку, а перейти реку вброд, который был ниже по течению.

На противоположном берегу они обнаружили следы одного человека и отпечатки копыт. Оба следа обрывались в камышах. Нашелся кинжал Буркута, который был чуть присыпан песком. Прочесали заросли камыша и нашли переметную сумку Абаса, о чем свидетельствовал характерный орнамент, вышитый его женой. Опытный следопыт Жаназар сделал вывод – человек сидел здесь долгое время. В сумке был нетронутый запас продуктов: лепешка, кожаная фляжка с водой, сушенный овечий сыр, вяленое мясо. 

Вскоре группа Жаназара напала на странный след.

– Словно что-то тяжелое волокли, – предположил Жамба.

– Нет, такой след остается, когда кто-то ползет. –  Поправил своего ученика воевода.– Посмотрите, след ведет в эту незаметную расщелину.

Жамба и Тлемис вызвались проверить расщелину. Их обвязали за пояса веревками и снабдили факелами.

Примерно через час поисковики вернулись. 

– Они были здесь. Вот это огниво Абаса. Мы нашли его на берегу озера. В пещере множество ходов. Чтобы проверить все нам потребуется время – сказал Жамба.

Немного посовещавшись, мергены решили спускать в пещеру по очереди по два человека. Так продолжалось до вечера. Но дальнейшее обследование горы так ничего не дало. Другие группы, выехавшие на поиски пропавших, обнаружили лодку, которую прибило к берегу ниже по течению.

На совете старейшин первым слово взял Жаназар, он же начальник в школе Жигитбол.  

– Итак, что мы имеем? – откашлявшись, начал доклад воевода. – Доподлинно известно, что Абас и Буркут ранним утром вдруг отправились на рыбалку. Накануне, как сообщили их жены, они никуда идти не собирались. Известно также что, Абас зачем то придумал историю про болезнь дочери. 

Итак, они пришли к берегу и принесли сеть. Сели в лодку и переправились на противоположный берег. Там найдены кинжал Буркута и сумка Абаса. Кто-то из них долго сидел в камышах. Кто-то заполз в пещеру и обронил у озера огниво. Найдена пустая лодка, без весел, которую снесло вниз по течению. Не нашли мы и рыбацкую сеть. Мы обследовали гору, как изнутри, так и снаружи. На противоположной ее стороне есть второй выход. У подножья горы нашли недавние остатки костра и тушу сайги, у которой отсутствовала только печень. Дикие звери не успели съесть остатки туши, значит, сайгак был подбит совсем недавно. Кто-то разводил костер и готовил еду. 

Старейшины поочередно брали слово, но никто не высказал какой-никакой стоящей идеи, которая могла бы все объяснить. В основном они строили предположения и высказывали догадки, вспоминали случаи исчезновения людей. Хотя такого загадочного и запутанного случая не припомнил никто. Утешительным было одно обстоятельство – нигде не было следов борьбы или крови, тела не найдены. Возможно, пропавшие живы. Оставалось только одно – ждать, что они вернутся, или дадут о себе весть.

У Тлемиса, впрочем, как и у остальных обитателей аула, вопросов было больше, чем ответов. Находки, только еще больше запутывали ситуацию. Поиски, продолжавшиеся еще неделю, не прибавили ничего, что могло бы вывести на след рыбаков.

Глава семнадцатая

Видения баксы

Тлемис, которому было уже двенадцать зим отроду, рос смышлёным мальчиком. Он уже прошел две степени в школе «Жигитбола» и был переведен из в уланы. Мальчика взял к себе в ученики Жебе, подметив в нем многообещающие задатки отличного лучника. Тлемис рос физически крепким: его мышцы, были словно тугие веревки, а зрение отменным. Он один из немногих, кто мог рассмотреть маленькую звездочку, называемую Забытой. Ее тусклое сияние сливалось с сиянием более крупной звезды, расположенной рядом. Большинство людей видело на небесном своде только одну более крупную звезду. Забытая звезда находилась в созвездии Коня, вернее в его хвосте. Звездный Конь словно был привязан к самой большой звезде Темир – Казык, невидимым арканом. Темир – Казык – Железный Кол, вбитый в небесный свод. Эта яркая звезда получила название от того, что в любое время суток неизменно занимает одно и то же положение над горизонтом. В течение суток, звездный Конь оббегает свой путь вокруг Железного Кола.

Тлемис оставил позади своих сверстников, с легкостью выполнив обязательные для всех упражнения по стрельбе из лука. Когда его однозимки все еще практиковались попадать в мишени из тюков соломы и деревянные щиты, стоя, Тлемис уже осваивал стрельбу сидя в седле, на полном скаку коня. Жебе ставил для своего ученика отдельные мишени: находящиеся спереди, сбоку и позади стрелка. Таким образом, Тлемис выпускал стрелы вперед, затем повернувшись вполоборота, и, наконец, стрелял себе за спину. Задания становились все сложнее. Жебе начал учить мальчика тем приемам, которым не учил еще никого и которые он сам-то не всегда мог выполнить. Этими приемами в совершенстве владел, когда то только один человек – их славный предок Мерген-батыр. Например, выпустить стрелы, встав на седло в полный рост или свесившись из-под живота коня!

Таинственное исчезновение отца больно ранило юного улана. Горевали и мать, и бабушка с дедушкой, и другие многочисленные родичи Буркута. Но никто из них не потерял надежду на возвращение родного человека.   

По совету бабушки Кулян, мальчик обратился к баксы – он один из мергенов еще не сказал своего мнения по поводу этой запутанной истории.

Мать собрала немного гостинцев для баксы Койлука: свежего мяса, лепешек, мягкого козьего сыра, мешочек с чаем, приобретенный у проезжих купцов. 

Койлук по обыкновению коротал время на своем любимом пне. Тлемис прижав руку к левой стороне груди, снял шапку и склонил голову в почтительном приветствии.

– Уж не сын ли ты пропавшего Буркута? – спросил, хитро сощурившись, шаман, хотя отлично знал, кто к нему пришел и зачем.

 – Да это я – Тлемис. – М-м-ать п-п-ередала вам гостинцев, уважаемый аксакал, – улан протянул старику средних размеров мешок.

– Спасибо, батыр. Кундыз всегда была хорошо воспитана. Добрая женщина, жалко ее.

– Отчего, уважаемый, вы н-н-азываете меня батыром, я не за-за-служил такого высокого звания. Я всего лишь улан п-п-ервой школьной ступени. И п-п-очему вы жалеете мою мать? Ведь она не вдова. Мой отец жив, я уверен в этом!

– Возможно, твой отец и жив. – Задумчиво сказал шаман, –  А батыр, он и с колыбели батыр. Сокола видно по полету, даже если он еще птенец, только вылетевший из гнезда. Дело времени. Матери твоей предстоит много слез пролить, оттого и жалею ее. А как все разрешится известно одному Тенгри!

– С-с-кажите, баксы, что п-п-роизошло с моим отцом?

– Не спеши, батыр, пойдем к этому нехорошему месту – шайтан-омуту, может, что и высмотрю.

На берегу реки Койлук велел Тлемису развести костер, а сам, накинув на спину шкуру волка, стал ходить кругами, задавая себе ритм то асатаяком, то шаманским бубном. Он сначала что-то бормотал себе под нос, потом голос его становился громче, увереннее. Но Тлемис ни слова не понял из резкого хриплого пения баксы. А Койлук все кружил и кружил, то подкидывая в огонь засушенные коренья, то прикладываясь к баклажке со снадобьем. Вскоре танец и пение шамана достигли наивысшей точки накала – он кружился так быстро и беспорядочно, что разметал тлеющие головешки в костре, а пение было больше похоже на крик раннего животного. Наконец, Койлук, упал в изнеможении, накрывшись шкурой и барабаном. Тлемис, знал, что ни в коем случае нельзя мешать баксы, когда он общается с духами и поэтому сидел смирно в некотором отдалении.

– Духи показали мне, что здесь произошло, – заговорил осипшим голосом Койлук.

Тлемис помог сесть старику и быстро собрал в кострище тлеющие угольки.

– Нехорошее место. Гиблое. Я бы никому не советовал рыбачить здесь. – Пробурчал баксы.

– У-у-важаемый Койлук, что с-с-казали вам духи?

– Буркут жив, но его похитили. Найти его будет нелегко, поскольку предстоит иметь дело не с людьми, а с нечистой силой! Албасты никак не успокоится! Она чуть не погубила твою мать, когда ты приходил в этот мир. С нею рядом был и муж ее злой дух леса Конаяк.

– А г-г-де же мой дядя Абас?

– Его участь не лучше. Видел, как его уносит по небу злая колдунья Жезтырнак. Но духи предков не показали  мне, что же случилось до этого. Только видел, как уносят Буркута и Абаса в разных направлениях. Буркута на восток, Абаса в южном направлении.

– Г-г-де же м-м-не искать отца!?

– На этот вопрос ответа у меня нет. Тебе придется самому найти его. Но одно могу сказать точно – среди мертвых его нет!

Глава восемнадцатая

Подготовка к зиме

– Осень нынче выдалась холодной, ранней – по всем приметам, зима лютой будет. И птицы перелетные раньше срока подались на юг, и звери, те, что зимуют в глубоких норах, впали в спячку. Пора и нам подумать о кочевке, – степенно оглаживая длинную седую бороду, начал Кабылхан. Он восседал на торе большой юрты, где собрались на совет самые старшие и уважаемые из рода мергенов. Зима для кочевников самое трудное время года. Снова и снова она проверяла людей на стойкость и выживание. С наступлением холодов, жизнь в аулах словно замедлялась, не было в ней места прежнему летнему раздолью, не проводились тои, молодежь не собиралась на посиделки, да и самих алтыбаканов, вокруг которых разворачивалось веселье, тоже не ставили.

– Да, ночи уже морозные. До первого снега нам нужно перекочевать с летовок на зимовки, пока скот еще наш упитан и в силе перенести быстрые и большие перегоны, – согласился с Кабылханом, сидящий по правую руку от него чернобородый Сапарбай – не менее уважаемый член совета аксакалов. 

– Места, где мы пережили прошлую зиму, думаю, подойдут, – продолжил речь Кабылхан. – Это долины, простирающиеся вверх по побережью реки Сарысу. Там и морозы не лютые, и снег обычно не глубокий. Бараны там смогут добыть себе пропитание, не говоря уже о лошадях. Камыш густо растет – есть, где укрыться скоту в бураны. Камыша там хватит, чтобы сплести легкие ограды для загонов, куда мы будем заводить скот на ночь, чтобы в пургу не потерять его и защитить от волков. 

– Правда ваша, старейшина, – дождавшись, когда замолчит Кабылхан, негромко начал Сапарбай, поскольку перебивать старшего не посмел бы никто из кочевников, пусть даже и разница в возрасте была совсем незаметной.

– Нам придется разделиться на девять аулов на отдаленном расстоянии друг от друга, чтобы табунам и отарам каждого аула было достаточно пастбищ. Особо прошу старейшин девяти аулов быть настороже, поскольку, враги могут воспользоваться нашей раздробленностью и напасть. Чтобы посыльному доскакать от одного аула до другого потребуется десять дней пути, поэтому полагаться на помощь сородичей нельзя. 

– Кочевать будем широким строем. Идти караваном нельзя. Передние отары поедят всю траву, а идущим следом ничего не останется, – снова стал давать наставления седобородый.

Мергены старались перекочевать как можно быстрее, чтобы нагулявшие за лето и осень жир животные, не успели потерять в весе. К тому же на зимовке предстояло не менее значимое и трудоемкое событие, совершаемое раз в год – согым сою – забой скота, заготовка мяса, которого бы хватило на несколько лун. Дни согыма словно небольшая радостная передышка перед долгой зимою – народ на время оживал и снова устраивал игры, развлечения, пиры с взаимными угощениями. 

Большому семейству Кайсара и Кулян, у которых было шесть сыновей и снох, десятка четыре внуков, чтобы пережить зиму требовалось забить небольшой табун лошадей. 

Тлемис давно решил, что как только аул перекочует на место зимовки, и он поможет родичам заготовить согым, он тронется в путь. Однако как не хотелось Тлемису поскорее отправиться на поиски отца, он должен был помочь матери и своей маленькой сестренке Айсауле подготовиться к зиме.

– Апа, на нынешней зимовке, д-д-умаю, не нужно ставить нам от-от-дельный дом, – обратился к матери Тлемис, разбирая легкие конструкции юрты и связывая их в тюки, чтобы потом навьючить на верблюдов.

– Да как же, Тлек? А где же мы будем зимовать? – мать выронила из рук огромную переметную суму.

– Апа, – Тлемис поднял суму и легко закинул на телегу, где уже лежала, завернутая в кошмы, домашняя утварь и одежда. – Я поеду искать отца. К-к-огда  в-в-ернусь, не знаю. А вы с Айсауле пока п-п-оживите с дедушкой и ба-бушкой.

– Тлемис, так ведь зима скоро… Где ты будешь его искать? Один?! Метели, морозы. Замерзнешь в степи! Джигиты и постарше тебя не выезжают в путь в такую стужу! Не пущу! – Кундыз от волнения говорила быстро и сбивчиво, удерживая за руку сына так, словно он собрался покинуть ее в тот же миг.

– Апа, апа, – Тлемис старался говорить негромко, чтобы успокоить мать. Он, поглаживая ее по руке, усадил рядом собой на баулы. – Я не м-м-могу м-м-едлить, и дожидаться в-в-есны. Вдруг отцу н-н-ужна п-п-омощь сейчас? А если я не успею? И п-п-отом я уже не ребенок, а улан. Поеду не один. С-с-со мной будут устаз Жамба и Айдар. Духи п-п-предков указали баксы, что отца нужно искать в с-с-стороне леса, – Тлемис, что бы ни пугать мать, умолчал об участии в этом деле нечистой силы,  – Апа, б-б-лагослови и ты меня! Если не сын, т-т-то кто же пойдет искать отца?!

Кундыз тяжело вздохнула и некоторое время стояла словно в оцепенении, потом обняла сына и нежно поцеловала в лоб.

– Что ж, сынок, храбрость не в силе, а в сердце… Сила птицы – в крыльях, сила человека – в дружбе. Не окрепнут у орленка крылья, пока не начнет он летать. Езжай. Пусть дорога ваша будет открытой и светлой! Благослови и сохрани тебя Тенгри!

Глава девятнадцатая

В заточении

Конь вставал на дыбы, лягал воздух, высоко подкидывая круп, то скакал во весь опор, то резко вставал на месте, словно столкнувшись с невидимой преградой. Его длинная влажная грива то и дело била всадника по лицу и рукам. Строптивый конь, не знавший седла и узды, метался  во все стороны, пытаясь скинуть с себя седока, но Буркут крепко держал жесткие пряди конской гривы и коленями сжимал спину животного. Вдруг измотанный конь упал на бок, увлекая за собой человека. Буркут, как опытный объездчик, в последний момент успел оттолкнуться и отлететь в сторону. Больно ударившись об землю Буркут… очнулся. Он лежал на пожухлой траве среди высоких сосен, сквозь кроны которых пробивались лучи солнца. Никакого коня не было... В кулаках он сжимал не гриву коня, а мокрую рыболовную сеть, в которую был замотан, как гигантская рыба. Укрощение коня было только видением. Он понял это через мгновенье и вспомнил события. Река… рыбалка… водоворот… Он наклоняется, чтобы вытравить сеть и ощущает, что Абас сильно толкает его сзади. Потом видит зеленое пучеглазое существо, тянущее его на дно в его собственных сетях. Дальше только темнота…   Сейчас рядом бегала черная коза, то и дело задирала голову к небу и говорила человеческим языком! Буркут не спешил обнаружить свое пробуждение и сквозь прищуренные веки наблюдал за козой. Оказалось, рогатая общается с лохматым уродливым мужиком, сидящим на ветке. 

–  Нам пора, лешачок, двигаться дальше. Хотя Жезтырнак и укрылась где-то от дневного света и нам не нужно пока опасаться её, но люди могут кинуться искать рыбаков, –  высказала свои опасения Албасты.

–  Родичи обнаружат пропажу скорей всего не раньше вечера, –  зевая, ответил Конаяк, –  я устал, мне нужен отдых. Ты думаешь легко нести на себе такого батыра? 

Коза нетерпеливо потопталась на месте и подошла к пленнику. Буркут почувствовал на лице её дыхание и еле сдержался, чтобы инстинктивно не отвернуть голову от резкой вони, исходившей из пасти и от шкуры животного.

Вскоре отдохнувший Конаяк вскинул Буркута на плечо и поскакал по веткам, не сильно заботясь о своей ноше. «Не мудрено, что мне привиделось, что я объезжаю коня!», –  подумал Буркут, то и дело, ударяясь частями тела о стволы деревьев. Плененный человек терпел и не издал ни звука – пусть похитители думают, что он по-прежнему без чувств. Он ждал подходящего момента, чтобы вырваться из лап этих непонятных и невиданных им доселе толи зверей, толи людей. Однако намерениям Буркута не суждено было сбыться. Албасты и Конаяк насильно влили ему в рот отвратительной на вкус жидкости. Это был маковый отвар, который Конаяк как-то приобрел у Кызыл-коз пале – искусного травника и хранителя кладовых волшебных снадобий самого Эрлина.

Буркут проснулся только в пещере, скованный тяжелыми цепями по ногам и рукам. Он огляделся и попытался встать. С трудом это ему удалось. Голова кружилась от выпитого зелья, все тело болело от синяков и ушибов. Он пошел на свет, который пробивался сквозь щели между огромным валуном и стенками пещеры. У пещеры на поляне находились все та же коза, лохматый безногий мужик, который нес его, и нескладный детина, ростом выше верблюда. Буркут прильнул ухом к просвету и стал прислушиваться, о чем говорят трое. Из беседы он понял, что детину звать Талпак, что он сын похитителей и что он теперь остается в роли стражника.

«С одним справиться будет легче», –  подумал узник. Вскоре коза и леший ушли, однако, от этого Буркуту не стало легче – выбраться из пещеры не представлялось никакой возможности. Железные цепи сковывали движения и гремели при каждом шаге.

Вскоре великан немного отодвинул камень, служивший дверью в пещеру. Нисколько не опасаясь, дау молча, поставил перед пленником чашу с вареной бараниной, кувшин с водой и удалился.

Буркут благоразумно решил, что голодовка – это не выход в данной ситуации. «Силы мне еще понадобятся»,  –  подумал он и принялся за еду. 

Глава двадцатая

В путь

–Тлек, почему ты не хочешь брать меня с собой? Ведь я старше тебя на две зимы! И потом мой отец тоже пропал! Или ты забыл об этом? – горячился Акылжан. Разговор происходил за два дня до отъезда поисковой группы. Он хотя и был старше Тлемиса, но выглядел едва ли не младше его. Виной тому было его хрупкое, как у девушки телосложение. Акылжан, сын Абаса был как-то не пропорционально скроен – худосочный с крупной, как казан,  головою, покрытой жидкими светлыми волосами, что было большой редкостью среди темноволосых мергенов. Сына Абаса произвели в уланы только с третьей попытки – ему никак не удавалось сдать экзамены по тем дисциплинам, где требовались физическая сила и ловкость. Зато устазы подметили и высоко ценили в молодом улане наличие ясного ума и смекалки, силы воли и невероятного упорства, что с лихвой окупали недостаток силы.

– Хорошо, я с-с-огласен взять тебя с собой, – после долгой паузы с неохотой отозвался Тлемис, который не водил близкой дружбы с сыном Абаса, в отличие от своего отца, который с детства был не разлей вода с отцом Акылжана.  Он не верил улану, который, мягко говоря, не блистал силой и ловкостью в общих тренировочных боях и всегда оказывался в числе поверженных.

– Т-т-олько я боюсь, что т-т-ебе не понравиться н-н-овость, которую с-с-казал мне баксы.

– Говори! Что бы ты ни сказал, это не повлияет на мое решение! – категорично заявил Акылжан и мотнул своей огромной головой, отчего тонкая косица, сплетенная из пучка волос на макушке, упала ему на глаза.

– К-к-койлук сказал мне, что наших отцов п-п-похитили. Нет, не люди, так было бы гораздо проще! Нечисть! М-м-моего отца унесли в лес К-к-конаяк и Албасты! А твоего – Жезтырнак, в другом направлении – в горы!

Акылжан ожидал всякого, только не такого поворота. Он не знал что сказать. Вдруг лицо его озарила какая-то догадка.

– А я понял! Ты специально это говоришь мне!? Чтобы я отказался ехать с вами? Что ж я не намерен набиваться! Я поеду один! – он резко развернулся, и с досадой стегнув себя рукояткой плетки по голенищу сапога, пошел прочь.

Однако Тлемис не испытывал облегчения, что наконец-то избавился от ненужного, как ему казалось, спутника. Ему, отчего-то стало стыдно, хотя он не сказал  ни слова лжи. И потом Акылжан усомнился в его словах, что обидело Тлемиса.

– Эй, к-к-казанбас, уп-п-рямый, постой!  – крикнул юноша вслед удаляющемуся Акылжану.

Тот замедлил шаг, но все-таки не обернулся, а лишь присел на валун и опустил голову.

Тлемис медленно подошел к Акылжану и примирительно положил ему руку на плечо.

– Я с-с-казал тебе правду – наших отцов п-п-придется искать в разных на-на-правлениях. Но если ты с-с-согласен сначала по-по-йти на по-по-иски моего отца, то вот тебе моя рука!

Акылжан пристально посмотрел в глаза родичу и, не увидев там никакого лукавства, а только искреннюю недетскую решимость, крепко пожал протянутую ладонь.

Если Акылжана Тлемис не планировал брать с собой, то насчёт своего ближайшего друга Айдара у него не было ни капли сомнения. Первым с кем поделился Тлемис своим намерением пуститься на поиски отца, был Айдар – его ровесник, с которым в «Жигитболе» они жили в одной палатке. Они уже в первую зиму учений побратались, скрепив союз кровью. Как то ночью, чтобы никто не увидел их клятвенного ритуала, порезали ладони острыми ножами и долго держали их в крепком рукопожатии.

Айдар был под стать своему кровному товарищу – не по годам рослый, статный, превосходивший сверстников силой. Непослушные волосы росли у него по-особенному – посередине головы возвышался гребень, который невозможно было уложить никаким образом. Не помогало ни овечье растопленное сало, ни жидкое масло, выжатое из растений, ни тем более вода. Он не раз демонстрировал свою мощь, поднимая на спину здоровенного с витыми рогами, барана. У животного был огромных размеров курдюк, который он не в состоянии был носить. Чтобы такой сверхупитанный баран мог пастись, к курдюку его приторачивали особым образом небольшое колесо, которое он тащил за собой.

В учебных поединках Айдару не было равных среди однозимок и поэтому устазы ставили его биться со старшаками. 

Когда друг сообщил Айдару, что Акылжан поедет с ними, тот откровенно рассмеялся: «Ха-ха-ха, Тлемис, этот белобрысый уже через день пути расплачется и попросится назад!»

«Эй, Акылжан, не боишься натереть мозоли на нежных ручках?» – насмехался он.

«Только глупец думает, что вся сила в мышцах! Неплохо бы иногда поработать и головой!» – не полез за словом в карман Акылжан.

«Ты это кого назвал глупцом!» – угрожающе стал наступать на Акылжана Айдар.

Но словесная перепалка была жестко прервана Жамбой, который возглавил поисковую группу.

Однако, Айдар в дальнейшем на протяжении пути продолжал отпускать в сторону Акылжана нелестные замечания.

Накануне похода, Жамба еще раз собрал трех уланов, чтобы обсудить маршрут продвижения и дать последние наставления, насчет того, что взять с собой в путешествие.

– Устаз, разрешите мне высказать некоторые предложения? – спросил Акылжан, когда учитель закончил свои наставления.

Жамба кивнул и с интересом уставился на ученика.

– Баксы Койлук сказал, что наших родичей похитили Конаяк, Албасты и Жезтырнак. Мы мало что знаем об этих существах. Было бы не лишним узнать больше об этой нечисти. Как известно, у каждого из них есть уязвимые места. Мы должны знать, какими средствами лучше бороться с ними.

– Это верное замечание! Чем больше мы узнаем о врагах, тем легче будет с ними сражаться, – отозвался учитель. Тлемис и Айдар быть может впервые уважительно посмотрели на нового товарища и согласно закивали головами.

– Но это еще не все мои предложения, – воодушевленный одобрением, продолжил Акылжан. – В школе нас учили, что у путников должны быть свои тайные знаки. Поэтому нам нужно договориться о них.

– И вновь ты прав, Акылжан! Когда речь идет о деле, важно выслушать каждое мнение, которое, может быть верным не обязательно у старшего!

– Предлагаю запастись стрелами, обмазанными салом, хранить их отдельно, обёрнутыми в высушенные бараньи желудки. Эти стрелы использовать только в крайних случаях, когда кому-то из нас потребуется помощь. Попавший в беду должен будет зажечь стрелу и выпустить ее как можно выше в небо. Это будет сигналом для остальных и указанием места расположения. Особенно хорошо будет видно зажжённую стрелу ночью. Если же кто-то из нас обнаружит нужный след или произойдет какое-то важное событие, то пусть выпустит в небо стрелы-свистунки. Их звук будет слышан  на дальние расстояния. Вот я тут выточил из осины свистульки. Их нужно будет приторочить к стреле перед выстрелом. – Акылжан вытащил из мешочка, висевшего у него на поясе, свистульки и раздал товарищам.

– Ай, барекелди! – издал возглас одобрения Жамба. – Не зря тебя назвали Акылжаном! (акыл – ум, сообразительность).

– Подумаешь, мудрец выискался! Всему этому нас учили в школе! Мы бы и сами вспомнили! – пренебрежительно высказался Айдар.

Все четверо вскочив на коней, поскакали к жилищу Койлука, который и на зимовке разбил свой залатанный шатер, на самом краю поредевшего стойбища мергенов, которые расселялись на зиму отдельными небольшими аулами.

Наутро, четверка храбрецов, выдвинулась в сторону летнего стойбища, которое недавно покинули мергены. А там и до леса было рукой подать.

У каждого верхового была запасная (заводная) лошадь. Лошадей не стали нагружать тяжелой поклажей. У кочевника степь – это второй дом, где он находил себе довольно пропитания и воды в любое время года. На случай лютых морозов прихватили шкуры и войлок, и несколько березовых жердей, которые быстро превращались в легкие теплые конусообразные палатки. В таких походных жилищах путникам  были не страшны ни дождь, ни снег, ни морозы, ни ветер.

Переметные сумки из тонкого войлока – коржыны, были  заполнены запасным боевым снаряжением. Основное оружие путники всегда держали при себе. Кочевники мужчины и в своих стойбищах не расставались с оружием, а уж выезжая из дома, и вовсе были во всеоружии – в степи их подстерегали опасности – от диких хищных животных до вражеских всадников, которые в любую минуту могли выскочить из-за любой неприметной сопки.

В коржынах лежали железные кольчуги, выкованные мастерами кузнецами, шлемы с подшлемниками, деревянные щиты, оббитые кожей и металлическими пластинами, запас стрел, сменная одежда, обернутая в непромокаемую кожу, котелок, мешочки с сушенным овечьим сыром и чаем, мешок из шкуры козленка, наполненный мукой из проса, размятой в тесто с небольшим количеством меда.

Одеты были путники по погоде, в овчинные полушубки, стеганые шаровары на меху и теплые сапоги с высокими голенищами. Головы покрывали лисьи шапки, обшитые бархатом – тымаки. Шапки имели три «уха» – два по бокам и одно самое длинное сзади, прикрывающее шею и верхнюю часть спины. 

– Итак, мы узнали, что дух леса Конаяк нападает только на пеших одиноких путников, забредших в лес, – начал размышлять Жамба, когда четверка расположилась на привале. – Мы шли три дня скоро вступим во владения лешего. Нам нужно быть готовыми к его атаке. Переночуем здесь, а на утро – в лес.

– К-к-конаяк обладает м-м-могучей силой и если он вдруг оседлает к-к-кого-то из нас, то будет погонять, пока не за-за-гонит до смерти, – вступил в разговор Тлемис.

– Как напутствовал баксы, лишить его волшебной силы будет трудно, но возможно – если связать его ноги-ремни между собой, то он будет обездвижен. – Вспомнил Айдар.

– Я знаю, как нам обезвредить лешего! – вскочил с места возбужденный Акылжан и вскинул руку вверх – требуя всеобщего внимания. – Пусть один из нас пойдет впереди пешим, остальные трое чуть отстав от него верхом. И когда Конаяк оседлает пешего, мы догоним их и вчетвером скрутим хозяина леса.

– Ну, ты выдумщик! Ловить лешего на живца! Только не забывай, что Конаяк не волк, а мы не овцы! – заворчал Айдар, злясь, что первым не додумался до такой простой мысли.

– Подожди, Айдар, давайте обдумаем. В предложении Акылжана есть здравое зерно, – остановил Айдара учитель.

– Тогда я пойду пешим! – вызвался Айдар  – Я самый большой и сильный среди вас! Не пускать же Акылжана впереди всех.

– Постойте. План дерзкий, рискованный, – остановил разгоряченных ребят учитель. – А что если мы не успеем вовремя подоспеть на помощь? Конаяк ведь не остановится и догнать его даже верхом будет не просто.

– П-п-оэтому п-п-ешим п-п-ойду я, – заявил Тлемис, – Я не могу п-п-одвергать риску кого бы то ни было из вас! В-в-едь вы по-по-шли в это опасное путешествие из-за меня!

– Отставить разговоры! – приказал Жамба. – Тлек, ты не должен так рассуждать! Мы пошли не ради тебя, а чтобы найти наших родичей, которые может быть попали в беду. Так велит нам закон предков. Сейчас мы должны думать о том, кто лучше справиться с поставленной задачей! Поэтому пешим пойдешь ты, Акылжан, – резко повернулся к одному из учеников устаз. Все выжидающе уставились на самого низкорослого и тщедушного юношу.

 – Ты прав, устаз Жамба, – сила понадобится не тому, кого оседлает леший, а тому, кто будет его преследовать, – как-то обреченно согласился мальчик.

Быстро собрав палатку из жердей и шкур, уставшие путники улеглись на ночлег. Жамба остался у костра – он первым вступил в ночной дозор. Через каждый два часа, наблюдая течение времени по звездам, ночные сторожа сменяли друг друга.

Наутро Тлемис, который караулил спящих последним, разбудил товарищей. Снежный покров был еще неглубоким и лошади шли легко и быстро. Когда вошли в лес, Акылжан спешился и решительно зашагал в чащу. Конным пришлось замедлить ход, чтобы несколько отстать от впередиидущего. Зимний лес был тих, его не наполнял привычный щебет птиц и шум листвы. Природа  отсыпалась. Шум исходил только от людей и коней: скрип снега, позвякивание сбруи, храп лошадей. Так передвигались они долго и медленно до самых сумерек, почти в полном безмолвии, боясь пропустить малейший шорох или хруст сломанного сучка, всего, что могло бы предупредить неожиданное нападение Конаяка. 

Глава двадцать первая

Волшебный гребень

– Скоро совсем стемнеет нам пора остановиться на ночлег! – выкрикнул Жамба.  – Вот эта большая поляна нам подойдет. Костер разведем в самом центре, чтобы никто не смог нас застать врасплох из-за кустов и деревьев.

Вскоре над огнем был поставлен котелок. Жамба проворно готовил похлебку из проса, конины и топленного бараньего сала. Путники проголодались – за весь день они подкрепились на ходу только несколькими кусочками козьего сыра и вяленого мяса.

– Тот, которого мы ждали, что-то не удосужился обратить на нас  внимание, – валясь от усталости на шкуры, шепотом произнес Акылжан, словно боясь, что леший услышит его.

Однако, только он успел это сказать, как из кустов возникла темная сгорбленная фигура. Юноши тут же схватились за оружие. Тлемис и Айдар натянули стрелы на тетивы луков.

– Стой! Не двигайся, если хочешь остаться в живых! – выкрикнул Жамба.

– Ой, бой, такие храбрецы, а испугались бабушки! – отозвался силуэт старческим женским голосом, и противно засмеялся скрипучим смехом.

– Опустите, луки и сабли, батыры. Я всего лишь одинокая знахарка, живущая в лесу. Я не причиню вам вреда. Вот собирала хворост и увидела огонек, дай думаю, загляну. Дозвольте мне побеседовать с вами. Нечасто в лесу встретишь воспитанных людей, одни бродяги да разбойники. А вы я вижу люди благородные.

– Нет. Стой, я сам подойду к тебе. – Отозвался Жамба и решительно направился к старушке.

Тлемис, Айдар и Акылжан с натянутыми луками стояли наготове и напряженно наблюдали за ними. Вскоре Жамба вложил меч в ножны и махнул рукой, что означало отбой тревоги. Когда черная старуха с длинными давно нечесаными космами и раскосыми глазами в сопровождении учителя подошла к костру, ребята невольно отпрянули. Они переглянулись между собой, так как поняли, что старуха была той самой Албасты, внешность которой в подробностях описал им баксы. Устаз Жамба, тоже узнал злыдню, о чем он дал знать ученикам.

– Присаживайтесь, аже, к огню поближе, вот здесь на шкуры. Похлебка уже готова, покушайте горяченького. Акылжан, пойди-ка, еще дровишек подкинь в костер. – Незаметно подмигнул ученику Жамба.

Акылжан понимающе кивнул и как будто кинулся исполнять его приказ. На самом деле, он действовал по уговоренному плану. На случай если они встретят Албасты, нужно будет во что бы то ни стало, завладеть ее гребнем, лучше всего незаметно. «Гребень этот не простой, Албасты бережет его пуще глаза своего. Тот, кто завладеет гребнем, будет иметь власть над злыдней. Она будет выполнять все его приказы», – раскрыл секрет Албасты баксы Койлук, перед тем, как четверка отправилась в путь.

Пока Жамба отвлекал «знахарку»  разговорами и разыгрывал из себя добропорядочного несведущего путника, Акылжан тихо подкрался к ней сзади и стал вглядываться  в длинную спутанную шевелюру.  В сгущавшихся сумерках и тусклых отсветах костра трудно было что-то разглядеть.

– Угощайтесь, аже, – Жамба подал Албасты деревянную пиалу с наваристой похлебкой. Та протянула к ней свои длинные костистые руки и слегка наклонилась вперед. В этот момент тяжелые космы упали ей на лицо, открыв спину. Акылжан увидел как что-то на миг сверкнуло в темноте – это были драгоценные камни, которыми был украшен деревянный гребень. Злыдня прятала его в потайном кармашке своего давно нестиранного платья. Выбрав удобный момент, когда Албасты принялась жадно поедать похлебку, хватая грязными руками куски мяса, Акылжан затаив дыхание, плавным движением кисти, которому мог позавидовать самый искусный ярмарочный вор, вытянул гребешок из кармашка. Албасты смачно прихлебывая и чмокая губами, была так занята поглощением пищи, что и не заметила, как лишилась  самого дорого своего магического амулета.

Когда Акылжан с видом победителя подбросил в огонь дров, учитель и товарищи поняли без слов – гребень у них.

– А теперь, Албасты, отвечай, зачем ты пришла к нам? И где твой дружок Конаяк?

Албасты от неожиданности поперхнулась и закашлялась. Айдар слегка похлопал незваную гостью по спине. Та схватилась за карман и, не нащупав гребня, стала лихорадочно рыться в складках своего балахона и ощупывать волосы.

– Не этот ли предмет ты ищешь? – Акылжан повертел гребнем.

– Караул, обокрали! Бедную, беззащитную  женщину обокрали! Ах вы, подлые воры! Да что же это делается! – заорала Албасты и кинулась к Акылжану. Тот кинул гребень Жамбе.

– Не надо кричать, Албасты! А то ведь и вовсе можно лишиться такой нужной вещи. – Жамба повертел гребнем над огнем, словно собираясь бросить его.

– Нет! Неет!!! – истошно завопила владелица так, словно ее, а не гребень, собирались бросить в огонь. – Ты его уронишь! Хорошо, хорошо, я согласна! Спрашивайте!

Албасты с обреченной покорностью плюхнулась на шкуры. Магический гребень, оказавшись в руках противника, стал действовать на нее, и Албасты становилась послушной и готова была выполнять все приказы. При этом она теряла способность лгать.

– Итак, повторяю. Зачем ты пришла сюда?

– Как зачем? Понятное дело зачем, чтобы убить Тлемиса. Но не для себя. Мне-то он даром не нужен, – залебезила злыдня. – Я понимаете, ведьма подневольная, что Эрлик прикажет, то и делаю, как и все его слуги.

 – А за-за-чем Эрлику уб-б-ивать меня? – удивился Тлемис.

– Об этом ведать не ведаю. Вот режьте меня на куски, честное ведьмино слово!

– Ты украла м-м-оего отца! За-за-чем?

– Я не одна была. Одной то мне не справиться с таким силачем! Там еще Конаяк был, и Жезтырнак, и Уббе. Мы его вместе выкрали, чтобы тебя выманить. Мы знали, что ты поедешь искать Буркута.

– Где с-с-ейчас мой отец? Он жив?

– Жив, жив. Он спрятан в пещере. Его стережет дау. Верните гребень, я вам все рассказала.

– Ну, уж нет! Мы вернем тебе гребень, только когда Буркут будет с нами в нашем родном становище. – Твердо заявил Жамба.

– Но ведь Конаяк сидит там, в чаще лесной. В засаде. В дупле сидит и ждет, когда я вас приведу. – Призналась Албасты.

– Что ж приведешь. А там уж, мы, как-нибудь, сами! А теперь давайте спать. Завтра нам понадобятся силы. Айдар, заступай на пост.

Албасты всю ночь металась вокруг палатки путников, как привязанная к колышку коза,– и уйти не могла, и оставаться ей было невмоготу. Но магический гребень держал ее крепче всяких арканов.

Как только рассвело, она кинулась тормошить Жамбу. К полудню они подошли к тому месту, где их ждала засада. Ничего не подозревавший о невольном предательстве Албасты, Конаяк выскочил из дупла и уселся на плечи Акылжана, который единственный из всех шел пешком. Акылжан стал сопротивляться, но ноги помимо его воли несли его все быстрее и быстрее, подчиняясь командам лешего. Жамба, Айдар и Тлемис поскакали за другом. Скакавший впереди всех Жамба раскрутил на головой кольца аркана и кинул, целясь в ездока. Со второй попытки ему удалось накинуть веревку на шею Конаяка. Леший попытался стянуть с горла затягивающийся аркан, но это ему не удалось. Однако его ноги-ремни по-прежнему крепко обвивали плечи и шею Акылжана. Подскакавшие к учителю Тлемис и Айдар вцепились в аркан и стали с силой тянуть на себя. Конаяк упал навзничь, увлекая за собой Акылжана. Трое товарищей, спрыгнув с коней, навалились на лешего. Тот отчаянно сопротивлялся, длинными сильными лапами пытаясь удушить Жамбу, а ногами вырывающегося Акылжана. Айдар что есть мочи врезал кулаком лешему по голове. Тот сразу же обмяк и ослабил обхват. Друзья тут же связали его ноги-ремни между собой и плотно примотали лапы к торсу волосяным арканом. Связанный Конаяк, словно запеленатый чудовищный ребенок, уже не сопротивлялся, а лишь злобно ругался нехорошими словами. Чтобы не слышать непотребной ругани, Жамба заткнул ему рот кляпом и приторочил, словно бурдюк, к седлу одной из запасных лошадей.

 – А т-т-еперь п-п-оказывай нам п-п-уть к п-п-ещере, где вы за-за-ключили отца! – приказал Тлемис Албасты.

– Да тут не далеко – всего какие-то три дня пути, – залебезила Албасты  – гребень по-прежнему действовал.

Глава двадцать вторая

Буркут и Дау

За три луны, которые Буркут провел в заточении, он предпринял несколько попыток освободиться из плена. Однажды он вырыл углубление с внутренней стороны пещеры, чтобы хоть немного раскачать и отвалить гигантский камень, а самому выскользнуть через узкий проход. Осталось только дождаться удобного момента, когда дау отлучится по своим делам. Однажды Буркуту удалось, наконец, сдвинуть в сторону камень, закрывавший вход в пещеру. Когда до желанной воли оставался один шаг, его хитрость обнаружили Албасты и Конаяк, навестившие сына. Бранясь и подгоняя увальня сыночка пинками и подзатыльниками, они велели прикатить к пещере еще больший камень. 

Но память у Талпака была короткой, и он на следующий же день забыл о тумаках родителей. Вечерами одинокому дау было скучно, и он развлекался тем, что болтал с пленником, что тоже было категорически запрещено. Великану нравились сказки, которых Буркут знал во множестве. Талпак даже выпускал пленника за пределы его тюрьмы, разрешая посидеть у костра. 

В один из таких вечеров, Буркут усыпил бдительность разомлевшего после сытного ужина гиганта очередной сказкой и как только тот мечтательно закатил глаза и погрузился в грезы, Буркут незаметно скрылся. Однако, узнику не удалось далеко уйти – цепи сильно замедляли передвижение. Дау нагнал беглеца, легко взвалил на плечо, и вернул в темницу. Буркут успел исследовать окрестность небольшой горной гряды, в глубине которой находилась пещера. Насколько хватало глаз, сразу за грядой простиралась ровная долина. 

Албасты строго настрого велела сыну не отходить далеко от пещеры, не выпускать Буркута. Однако Талпак не отличался примерным послушанием, и каждый день подолгу отлучался.  Дело в том, что дау пуще пленника стерег свою небольшую отару овец, которую не выпускал из загона ни днем, ни ночью. Весь день у него проходил в трудах: он носил в больших бурдюках воду, охапками траву, которую судя по корням с комьями земли, вырывал руками, собирал и притаскивал к пещере хворост и дрова. И всякий раз, возвращаясь, он осматривал своих овечек, проверяя все ли на месте. Если бы великан мог, он бы пересчитывал их, но Талпак не имел ни малейшего представления о счете. Он помнил их, по каким-то только ему известным приметам: то ли по окрасу, то ли по степени упитанности. Буркур слышал, как дау разговаривал со своими овцами, словно проводя перекличку: «Белая овца, ты на месте? Черная тоже. С пятном на лбу здесь. Однорогий баран, хромая овца, слепая овца».

– Послушай, Талпак, почему ты каждый день приносить овцам корм и воду, разве не легче выгонять их в степь, чтобы они паслись там? – как-то спросил Буркут.

– Как это паслись?  – не понял дау.

– Паслись – значит, сами добывали себе корм и воду.

– А разве они смогут сами рвать траву и набирать воду в бурдюки? – еще больше озадачился Талпак.

– А зачем им вырывать траву и набирать воду в бурдюки? Они будут просто есть траву, которая растет у них под копытами и пить воду, которая течет в реке или скапливается в ложбинах.

– Что-то ты не то говоришь, – засмеялся хозяин отары, – они потеряются, дорогу домой не найдут. А там ведь еще волки…

– Для того чтобы отара твоя не разбрелась, ты должен смотреть за ней. Мы, люди, так и делаем. Пастухи пасут овец всех родичей и не обязательно каждому целый день ходить за ними. А так, как ты делаешь неправильно. Овцы твои, находясь взаперти, запаршивели без степного ветра. Корма и воды, что ты им приносишь, не достаточно, поэтому-то они и у тебя тощие. Ты рвешь любую траву без разбора, а ведь есть там и такая которую овцы не едят, поэтому они и мрут у тебя часто. Животным нужна соль, которую они иногда слизывают с камней и со дна высохших озер. – Делился премудростями скотоводства пленник.

– Ты обманываешь меня, чтобы я ушел с овцами? А ты, человек, снова захочешь убежать от меня? – после долгого обдумывания спросил дау, проявляя удивительную для него сообразительность.

– Убежать в цепях мне не удастся, ведь ты не снимешь их с меня. Давай пойдем пасти овец вместе! И я буду у тебя под присмотром и овец помогу стеречь.

Наутро Талпак и Буркут погнали овец в долину. Бедные животные, изголодавшиеся в неволе, подчиняясь инстинктам, безошибочно нашли дорогу к пастбищу. Вопреки опасениям великана, отара не разбрелась и не затерялась в вольготной степи. Вечером, повинуясь хозяевам, сытые овцы послушно побрели в привычный загон. Через одну луну овцы заметно изменились – стали крупнее, тяжелые курдюки их обвисли, когда то сбившаяся колтунами шерсть, стала курчавой и шелковистой. Дау был очень доволен. Он по-прежнему узнавал овец и проводил перекличку. Теперь у него на это не уходило много времени, так как Буркут научил-таки Талпака элементарному счету, хотя это было очень нелегко.

Буркут продолжал передавать своему стражнику тонкости ведения хозяйства. Таким образом, он научил дау сначала стричь овец, (он изготовил для этой цели что-то наподобие ножниц, скрепив между собой два ножа), потом обрабатывать полученную шерсть. Из шерсти они валяли простейший войлок. Из войлока Буркут сшил себе и Дау мягкую обувку, которую кочевники вкладывали в кожаные сапоги, спасая ноги при сильных морозах. Талпак был прилежным учеником и с удовольствием постигал азы ремесла. Силы было у него не занимать, он мог часами колотить гибкими прутами по овечьей шерсти, чтобы выбить из нее пыль и мусор. Шерсть становилась пушистой и легкой. Буркут пластами расстилал состриженное руно на шкурах, а дау неуклюже похлопывал по ней огромными ладонищами.  Периодически Буркут обрызгивал обрабатываемую шерсть водой, и процесс продолжался. Это длилось до тех пор, пока пласты шерсти не становились ровными и достаточно спрессованными. Подготовленную таким образом шерсть, Буркут свертывал в рулоны на деревянный валик и оборачивал шкурами, не туго обвязав веревкой. После чего Талпак без устали раскатывал рулон по земле.

Стадо, которое никогда до этого не давало потомства, начало плодиться, что ввело их хозяина в полнейшее замешательство. К концу осени отара увеличилась почти вдвое. Причем многие овцы приносили по два ягненка. Если бы не человек, великан не смог бы выходить такое количество ягнят, потому как совершенно не знал, что с ними делать. Овец с приплодом завели в пещеру. В центре грота теперь постоянно горел огонь, согревая и освещая жилище. Дау, раньше ночевавший за пределами пещеры, перебрался вовнутрь.

Теперь ему не нужно было часами собирать хворост – от человека он узнал, что лучшее топливо для очага – это кизяк. Этого добра у пещерного жителя скопилось предостаточно – земля в загоне, в котором овцы жили безвылазно, была покрыта толстым слоем овечьего навоза. Он был плотным и окаменевшим, как уголь, и Талпак потребовалось немало усилий, чтобы выдолбить его. И вот теперь комки кизяка, укрытые камышовыми циновками и соломой, высились горой у входа в грот. 

Еще одним открытием для одинокого жителя пещеры стало овечье молоко. Буркут научил его доить овец – сладковатое на вкус, жирное молоко пришлось по вкусу дау, который, несмотря на свой приличный возраст и огромные размеры, оставался ребенком. Однажды молоко, оставленное в кувшине, прокисло и великовозрастный дитя сильно расстроился.  

Пришлось Буркуту приготовить из скисшего молока творог, который также понравился Талпаку. Великан вошел во вкус и вскоре сам готовил овечий сыр и творог, как заправская хозяйка.

Количество овец и коз в отаре великана увеличивалось еще и потому, что два жителя пещеры перестали употреблять их в пищу. Буркут, как и всякий кочевник, не забивал свой скот без нужды – только по большим праздникам и на согым. Несмотря на рачительное отношение к скоту, все семьи степняков в повседневной жизни никогда не имели недостатка в мясе. Причина тому незыблемый устой – делиться мясом с сородичами. Когда у одного из степняков начинала хиреть скотина: как-то лошадь, овца или верблюд, то он закалывал ее и вместе с домочадцами съедал только часть ее. Остальное мясо раздаривал соседям. А когда у соседей появлялось в стаде или в табуне охрамелое или поврежденное животное, то они закалывали его и дарили тем, кто их также одаривал. К тому же привычным средством пропитания был промысел дичи.

Буркут научил дау охотиться на диких джейранов, сайгаков, куланов и прочих копытных животных в изобилии водившихся в степи. Для дикого жителя пещеры наиболее всего подходил простейший и самый древний вид охоты – ловчие ямы. Здесь не требовалось большого умения и сноровки, а только время и физическая сила, чего у Талпака было в избытке. Буркут показал дау, какой глубины и ширины должна быть ловушка, чтобы попавшая в него дичь, не смогла выбраться из нее. Талпак старательно вырыл довольно глубокую яму, даже выше своего роста, так что у косули или джейрана не было ни малейшей возможности выпрыгнуть оттуда. Земляная ловушка была узкая, словно колодец, не оставлявшая места для разбега копытной дичи. Сверху они прикрыли яму тонкими прутьями, закидав их дерном, листьями, травой. Так дау вырыл несколько ям в местах, где пролегал путь диких табунов к водопою. И вскоре у обитателей пещеры отпала нужда отбирать на забой овец из домашней отары.

Также человек научил дикаря ставить силки на птиц и плетенные воронки на рыбу. Талпак раньше никогда не пробовавший на вкус мясо птицы, был в восторге от жирной утки, которую Буркут пожарил на вертеле. А здоровенного сазана, попавшегося на наживку в нехитрую конусообразную воронку, которую Буркут сплел из ивовых прутьев, одинокий великан слопал вместе с костями и не поперхнулся. 

– Буртук, расскажи сказку – как-то попросил Буркута гигант.

– Ну, сколько можно повторять, меня зовут Буркут, а не Буртук.

– Нее… Буркут – это птица, а ты – человек … Буртук

Человек промолчал, в очередной раз, отметив, что стражник его иногда бывает упрям, как горный козел. 

– Что ж, сегодня я расскажу тебе грустную сказку. Жили-были в одном племени мужчина и женщина. Жили они счастливо, в любви и согласии, так, что и дня не могли провести друг без друга. Одна беда – не дал им Тенгри детей. 

Буркут, истосковавшийся по родным, предался воспоминаниям. Его словно прорвало – он с жаром рассказывал о сыне и о маленькой дочери, о жене, об отце и матери, о братьях и сестрах, о жизни племени. Быть может, он делал это не столько для благодарного слушателя, сколько для себя. Буркут за все то время, что провел рядом с дау, привык к нему и не испытывал злобы или даже неприязни. Как можно ненавидеть неопытного доверчивого подростка?

– Вдруг однажды случилась беда – враги украли мужчину и заточили его в темницу, – закончил рассказчик и замолчал.

– Зачем украли? – удивился дау.

– А этого я не знаю. Только с тех пор поселилась в их доме черная тоска. Безутешна жена, плачет дочь, горюет сын.

 – Буртук, ты о себе рассказываешь?

Буркут внимательно посмотрел на Талпака и подумал: «Похоже, зря Албасты и Конаяк кличут тебя «дубоголовым», а вслух произнес: «А ты догадливый».  

– А разве сын не пошел искать отца, как в других сказках?

– Этого я тоже сказать не могу. Сын еще мал – ему исполнилось всего-то двенадцать зим отроду.

Про великанов среди кочевников ходит недобрая слава, как о кровожадных и коварных людоедах. Но Буркут убедился, что Талпак, видимо, представлял собой исключительный вариант этих недобрых диких существ. «Албасты и Конаяк – плохие родители. Они совсем не воспитывали сына и не успели превратить его в свое подобие – отъявленного злодея», – размышлял Буркут. На самом деле, человек точно разглядел подоплеку нынешнего нрава своего новоявленного товарища – Талпак, действительно, рос, как трава в поле – без присмотра и родительской опеки. Он был одинок. Его семьей и обществом были овцы. 

Впечатлительный исполин надолго замолчал. Для него было забытым это чувство, которое вдруг ожило и словно жгло его изнутри, не давало покоя и хотело вырваться наружу, но не находило выхода. Он вспомнил, что испытывал что-то похожее очень давно. Еще когда был маленьким и ростом был не выше верблюжонка. Он гулял по весенней цветущей степи, обнюхивал цветочки, любовался порхающими бабочками. Теплый ветерок ласкал его, бережно сдувая с волос пыльцу и пух. Вдруг малыш дау увидел бегущего навстречу к нему белого жеребенка. Они встретились, остановились, обнюхали друг друга. Жеребенок предложил побегать и пустился наутек. Талпак с восторгом принял игру и помчался догонять.

Так они бегали по полю играя и резвясь дни напролет. Мама-лошадь спокойно паслась невдалеке вместе с другими обитателями табуна и не выпускала из виду играющих малышей, хотя могло показаться, что она совершенно не смотрит в их сторону. Но однажды ночью произошло событие, которое навсегда запомнилось и лошадиной «семье» и маленькому дау. Ребенок-великан проснулся от страшного топота десятков копыт и пронзительного ржания вожака табуна, которое было похоже и на отчаянный зов о помощи, и на тревожный клич о страшной опасности. «Волки! Волки!»  – на своем лошадином языке вопили кони.  И тут Талпак увидел, как его жеребенок, подгоняемый мамой-лошадью в гущу табуна, споткнулся и упал. Разгоряченный табун, обуреваемый страхом, помчался дальше. Остановилась только мама-лошадь. Она мордой подталкивала жеребенка, который безуспешно пытался встать на ножки. Серые хищники, увидев легкую добычу, стали собираться в круг, обступая лошадь и упавшего жеребенка.

Тут на защиту членов своей «семьи» кинулся жеребец – вожак табуна, который вернулся за отставшими лошадью и жеребенком. С угрожающим ржанием он вставал на дыбы, скакал вокруг стаи, то лягая волков, то кусая, то резко убегал в сторону, завлекая оскалившихся и рычащих врагов, пытаясь увести за собой. Однако ему только на короткое время удавалось отвлечь внимание хищников, которые не решались напасть на жеребца и лишь хотели поскорее избавиться от него, чтобы тот час приняться за легкую добычу. Круг волков становился все теснее. Самые нетерпеливые и голодные уже делали отдельные выпады, кусая жеребенка за губы, нос. Лошадь дрожала всем телом, истошно ржала и кидалась от одного волка к другому, готовая скорее умереть, чем покинуть своего жеребенка. Неизвестно сколько бы длилось противостояние. Волки, почуявшие кровь, стекавшую из ран жертвы, опьяненные ею, уже ни за что не  отступили бы от нее. Жеребец и лошадь уже изрядно вымотанные, вероятно, были бы бессильны дальше бороться и сами могли пасть жертвами стаи. Если бы не маленький Талпак, который был все же вдвое больше и мощнее волков.

Сперва он ничего не понял, но когда жеребенок позвал его на помощь, он решительно и бесстрашно кинулся на волков. Сначала он просто отгонял волков, размахивая руками и рыча на них. Волки, не ожидавшие появления этого странного существа, опешили и прекратили атаки, изучая нового врага. Затем начали все активнее нападать на него. Один из волков укусил дау за ногу. Маленький великан, которого до этого кусали только комары, взвыл от боли. Ой, зря волки цапнули Талпака! Ой, зря! Сами того не желая, они разбудили в нем свирепое естество, спокойно дремавшее где-то в крови, и о существовании которого он даже не догадывался. Вой его был страшным, как вой десяти волков, а гнев неконтролируемым. Дау не помнил, как хватал волков, словно щенят за хвосты и загривки и разрывал руками на куски, ломал им хребты, отрывал головы… Уцелевшие волки в ужасе кинулись врассыпную. Лишь жалобное ржание жеребенка вернуло Талпака в обычное состояние. Оглядевшись вокруг на разбросанные растерзанные трупы, дау содрогнулся от собственной жестокости, и побежал. Напрасно жеребенок звал его, Талпак не слышал, он убежал очень далеко.

Сейчас, сидя у костра и выслушав рассказ Буркута, дау вспомнил жеребенка и битву с волками.

– Буртук, а ведь у меня тоже был, был… как у тебя Тлемис и Кундыз… Жеребенок! Да!  Мы играли вместе. Нам было хорошо. Потом я спас его от волков.

– Талпак, ты хочешь сказать, что относился к жеребенку, как я к жене и сыну? 

– Да, да…

– Талпак, это называется любовь. Ты любил жеребенка!

 – Да – радуясь внезапному открытию, воскликнул Дау, – я играл с жеребенком. А потом… Он пропал. Я искал его.

– Скорей всего табун перегнали на новые пастбища, поэтому ты и не нашел его, – предположил Буркут. Ты скучаешь по нему?

– Да.

– Вот и я, очень скучаю по своей семье…

Великан надолго замолчал. Буркут тоже не продолжил диалог, понимая, какая внутренняя борьба идет в душе у его стражника. Дау резко встал и стал снимать тяжелые цепи с узника.

– Что ты делаешь? Ты решил отпустить меня?

– Да! Уходи, пока не пришли Албасты и Конаяк. Они злые. Только ругают меня и бьют!  А тебя хотят убить! Тебя и твоего сына Тлемиса! Я не хочу этого!

– Но почему, ты отпускаешь меня? Ведь тебя накажут!

– Ну и пусть! Пусть накажут! Ты хороший, а они плохие. Ты помог мне, а я помогу тебе! 

– Ну, спасибо тебе, Талпак! Я буду помнить о тебе всегда! Я навещу тебя обязательно! – Радовался Буркут, потирая запястья и стопы, на которых остались следы от оков.

Наутро Буркут, тепло попрощавшись с новым другом, тронулся в путь. Дау проводил его до самой реки, по берегу которой освобожденный человек намеревался дойти до зимних кочевок своих соплеменников, в обход местности, где мергены проводили лето. Река была верным ориентиром, и сбиться с пути, тем более такому опытному степняку, как Буркут, было невозможно. Путник взял с собой самое необходимое: длинный нож со слегка изогнутым клинком – жеке ауз – щедрый подарок Талпака, лук и стрелы, которые он сам изготовил для великана, чтобы тот мог охотиться и которые так и не пригодились дау, войлочную переметную суму с небольшим запасом вяленого мяса и сыра. Одет Буркут был по погоде: в нагольный тулуп из овечьей шкуры, лисий малахай и мягкую удобную войлочную обувь, подбитую несколькими слоями кожи.  

Глава двадцать третья

Абас и Жезтырнак

Абас, проводил дни и ночи рядом с Жезтырнак, в высокогорном еловом лесу. Его участь была не лучше чем положение узника Буркута. А может и хуже. Буркут хотя бы имел возможность беседовать с дау, учить его чему-то. Абаса Жезтырнак держала за слугу и не считала нужным вести с ним задушевные разговоры. Абас хотя и не был скован цепями, не думал о побеге. Спуститься с гор, подпиравших заснеженными вершинами небо, ему одному было невозможно. Людских троп здесь не было, по еле заметным звериным дорожкам ходить в одиночку было смертельно опасно. «Да и куда мне идти?», – думал предатель, – «Идти мне некуда! Родичи узнают о моей измене и не простят меня никогда».

По законам Великой Степи, людей, переметнувшихся на стороны врага, неважно по какой причине – ждала позорная смерть и всеобщее презрение. Имя этого человека нигде не упоминалось, о нем старались поскорее забыть. В традициях кочевого народа возводилось в ранг наивысшего почитания храбрость и мужество на поле битвы, готовность пожертвовать собой ради блага народа, а также приверженность к дисциплине, отсутствие лжи, доносительства, обмана доверившимся людям. Не случайно чужеземцы называли кочевников «Благородными дикарями с львиными сердцами» и отмечали их гордость и свободу от пороков.

«А кто из родичей, кроме Буркута, знает о том, что я помог Жезтырнак?» – продолжал тяжелые размышления Абас,  – «Никто! Вот если бы точно знать, что Буркут мертв, я бы мог вернуться в родной аул, не боясь разоблачения».

– Ш-ш-ш-то ты не встречаеш-ш-ш-шь гос-с-с-тя? – вдруг раздалось страшное утробное шипение, от которого у Абаса волосы встали дыбом.

– Достопочтенный Бана-хан! Вот уж кого не ожидала увидеть в своем скромном уединении! – Приветствовала огромную змею Жезтырнак глубоким поклоном, – Чем вызван визит столь высокой особы?

Бана-хан, обернувшись гигантским удавом, приполз к Жезтырнак с одной единственной целью – проучить этих зарвавшихся Албасты и Конаяка, покусившихся на устои властной иерархии. Абас трясясь от страха, забился под  еловые лапы и остался незамеченным незваным гостем.

Взмахнув тяжелым хвостом, Бана-хан принял свое получеловеческое обличие. Он рассказал Жезтырнак о том, что Эрлик простил Албасты, вернул ей прежнюю силу и даже похвалил за коварство, учиненное против Жезтырнак.

Вампирша была в ярости. Ее вид был ужасен – выросшие острые клыки выпирали изо рта, глаза покраснели и горели злостью, медные ногти заострились и стали втрое длиннее. А когда предводитель змеиного войска, поведал о всеобщем злорадстве подземных обитателей и обещании Эрлика превратить Жезтырнак в пиявку, ведьма и вовсе взбесилась. Она взлетела в воздух и стала крушить и рубить саблеподобными когтями вековые ели направо и налево. Так она металась между деревьев довольно долго, пока не выстригла просторную поляну среди густого ельника. Бана-хан спокойно наблюдал за происходящим и, кажется, даже вздремнул немного. Абас, словно мышь, еще глубже забился под ветки, моля Вечное небо лишь об одном, чтобы его не заметила разъяренная колдунья.

–  Ярость хороша в бою, магическая моя! Побереги силы, тебе они ещщще понадобятся. Месть нужно творить на ясную голову. У тебя есссть отличная возможность наказать своих врагов и насладиться их унижением, и, что самое главное, вернуть доверие нашего властелина. – Наконец решил урезонить разгневанную коллегу владыка змей.

Жезтырнак медленно кружа, стала опускаться на поляну, словно опадающий пожухлый лист дерева.

– Буркут в заточении. Его охраняет Дау. Но тебе не нужен Буркут. Его сын Тлемис – вот главная цель и тот, кого жаждет убить наш господин. Тлемис наверняка рано или поздно найдет пещеру, где держат его отца. А тебе нужно только дождаться его! Вот тогда ты сможешь предстать перед Эрликом и сделать ему царский подарок –  ненавистного Тлемиса!

– Твои слова мудры, Бана-хан! А с Албасты и Конаяком я разберусь сама! Вот тогда посмотрим, как они будут смеяться. – Зловеще сверкнула глазами вампирша.

– Подай мне волшебную флейту, – попросил Бана-хан. Он подул в нее несколько раз и вернул ведьме.

– Теперь флейта знает путь до пещеры дау. Следуй за ней. А мне пора возвращ-щ-щ-щаться в подземное царство. – Последние слова Бана-хан произнес уже в обличии удава. 

Абас задыхаясь, выбрался из под огромной кучи еловых лап, которыми его завалила Жезтырнак. Та, услышав шуршание, заметила его и, подцепив когтями, словно коршун суслика, полетела следом за флейтой.

«Этот малодушный человечишко может сослужить еще службу», – решила она и ускорила полет. Абасу удалось подслушать только обрывки разговора между Бана-ханом и Жезтырнак. Однако, он уловил одно – Буркут жив. «Теперь, мы наверняка, летим к нему», – думал он. «Что ж, это к лучшему. Я убью его. Жезтырнак убьет Тлемиса. Тогда я уже буду ей не нужен. Она оставит меня в покое. Я вернусь домой и женюсь на Кундыз».

Глава двадцать четвертая

Стрелы Тенгри

А в это время четверка отважных друзей все ближе подходила к заветной цели – невысокой горной гряде, очертания которой уже были видны. До нее оставался последний переход длинною в одни сутки. Теперь уже без подсказок Албасты можно было найти пещеру дау. Тлемис, горевший нетерпением, поскорее встретиться с отцом, предложил остаток пути пройти без остановки на ночной привал. Однако Жамба посчитал такие действия опрометчивыми и приказал разбить палатку. «Ночные переходы в незнакомой местности опасны. Это не наша земля. Хозяева этих пастбищ могут принять нас за воров. Ночью по степи бродят только барымтачи», – урезонил учеников устаз.

Однако еще нужно было пополнить запасы провизии. Жамба и Айдар отправились на охоту, а Тлемис и Акылжан остались охранять пленников и ставить палатку. Албасты все время клянчила у людей вернуть ей гребень. Привыкшие к ее нытью путники уже не обращали внимания на ее слова. Воспользовавшись тем, что друзья были заняты, Албасты подкралась к лежащему на земле Конаяку и тихонечко вынула у него кляп. На удивление леший не стал кричать и костерить по обыкновению людей. Ему хотелось одного – поскорее освободиться от веревок и чтобы ему развязали его ноги-ремни. Он по опыту знал, что Албасты, ради своего гребня, по приказу людей, может предать и его. 

– Албасты, красотулька моя, драгоценная моя женушка, развяжи своего муженька, –  заговорил шепотом Конаяк.

Албасты, как и всякой особи женского пола, было приятно такое ласковое обхождение.

Со словами: «Конечно, лешачок», – ведьма распустила все узлы на теле лешего и с трудом распутала его сплетенные чуть ли не в косу ноги. Некоторое время Конаяк лежал разминая свои конечности. Когда леший почувствовал, что, наконец, обрел прежнюю силу, он одним прыжком оказался около ничего не подозревавшего Акылжана, который спокойно натягивал шкуры на жерди. Акылжан закричал, призывая на помощь друга. Тлемис бросил охапку хвороста, которую насобирал для костра, и кинулся к Конаяку. Албасты помешала Тлемису преследовать беглеца, бросившись ему под ноги. Подросток споткнулся и упал, обдирая ладони о жесткий наст. Момент был упущен – ноги несли Акылжана помимо его воли.

Тлемис вскочил на коня и погнался за другом, который развил невероятную для человека скорость. «Так он долго не выдержит. Конаяк загонит его до смерти», – ужаснулся мальчик. Тлемис привычным уверенным  движением не сбавляя ход коня, вытянул стрелу из колчана и натянул на тетиву. «Главное не попасть в Акылжана», – успел подумать Тлемис. Выстрел был метким – Тлемис на учениях в школе Жигитбола, был одним из лучших стрелков и попадал в монету с расстояния в двести шагов. И на этот раз стрела угодила прямо в голову Конаяку. Однако, на удивление стрелка, металлический наконечник отлетел от башки лешего, как от каменной статуи. Тлемису некогда было раздумывать – под угрозой была жизнь друга. Тогда он принял единственное верное решение – применить одну из тех стрел Тенгри, которые, по рассказам старших, ему были дарованы самим Вечным Небом. И вторая стрела достигла цели, попав Конаяку в шею. Акылжан, оставшись без ездока, обессиленный рухнул на снег.

Конаяк отлетел в сторону и теперь корчился в муках, завывая и зажимая простреленную шею лапами. Снег вокруг подбитого лешего был покрыт зелеными пятнами. «Оказывается у лешего кровь зеленого цвета», – кашляя и пытаясь восстановить дыхание после короткой, но очень быстрой гонки, еле проговорил Акылжан. Тлемис спешился и помог товарищу подняться. Тут подоспела запыхавшаяся Албасты и стала суетиться вокруг мужа. Друзья нашли стрелу по каплям зеленой крови. Албасты и Конаяк шарахнулись от стрелы Тенгри, которая горела  в руке мальчика невидимым для людей пламенем. 

Жамба и Айдар вернулись с добычей – мяса джейрана хватит  надолго. Молодой учитель отчитал ребят за оплошность, которая позволила врагам напасть на них внезапно.

 – Если бы Тлемис вовремя не пришел мне на помощь я бы погиб, учитель! – горячо заговорил Акылжан. Все согласились с этим утверждением. После сытного ужина Жамба все же похвалил Тлемиса за быстроту реакции и находчивость. Ведьму, которая оказалась не такой уже безобидной и бессильной, какой хотела казаться, пришлось связать на пару с ее ненаглядным дружком.  

Когда друзья улеглись спать, оставив на посту Тлемиса, Жезтырнак пролетавшая над походным лагерем, заметила с высоты своего полета горевший в степи одинокий костер. Плавно планируя, она совершила несколько кругов над ночевкой, и неслышно опустилась в некотором отдалении.  

– О, моя госпожа, это Тлемис. Там у костра. Я узнал его. – Услужливо поспешил сообщить радостную весть Абас.

– Вот так удача! Тот, кого мы искали, сам идет к нам в руки! А эти глупые Албасты и Конаяк все же поплатились за свое коварство! Ты видел их жалких, плененных, связанных как два барана, приготовленных на убой!? – Жезтырнак с упоением злорадствовала. – Я расскажу об этом всем, пусть тоже посмеются! Понятно, что эта растяпа Албасты лишилась своего волшебного гребня! А этот безногий Конаяк силен только в своем дремучем лесу и то не всегда. Что ж час расплаты настал! Ни к чему тянуть время. Я немедленно выкраду Тлемиса! Славный будет трофей и подарок для Эрлика! – Жезтырнак взмахнув полами плаща, унеслась как огромная черная сова на ночную охоту. Абасу ничего не оставалось, как только ждать свою хозяйку, рабом которой он стал давно.

Тлемис по расположению звезд определил, что настала пора смены караула. Он разбудил Айдара, а сам с удовольствием плюхнулся на согретое другом место в тесной палатке. Потягиваясь, Айдар вышел в ночь. Лишь только он успел размять ноги, как вдруг что-то черное накинулось на него со спины и, подцепив сильными когтями, понесло вверх. Жезтырнак была уверена, что захватила Тлемиса и теперь стремительно удалялась. Неудивительно, что   она перепутала мальчиков – оба были крупные, да и одежда их не сильно отличалась. Айдар изо всей силы стал выворачиваться, размахивать руками, пытаясь ухватить неведомую гигантскую птицу. Но все его попытки были безуспешными.

– Тревога! Тревога! Тлемис! Жамба! – закричал Айдар.

Первым выскочил из палатки Тлемис, который еще не успел заснуть. На этот раз, умудренный опытом, он сразу выпустил стрелу Тенгри. Тишину ночи разорвал пронзительный нечеловеческий визг. Жамба и Акылжан, выскочившие из палатки, инстинктивно зажали уши ладонями. У Тлемиса заложило уши, но превозмогая боль, пульсирующую у него в голове, он ринулся к тому месту, куда свалился с неба Айдар. К счастью, друг его не расшибся насмерть, о чем свидетельствовали его попытки удержать за ноги вырывающуюся и орущую Жезтырнак. Стрела Тенгри, выпущенная Тлемисом, пробила ее грудь насквозь и лишала сил. Тлемис поспешил на помощь другу. Однако вскоре они обнаружили под черным необъятным плащом Жезтырнак лишь стрелу. И только маленькая летучая мышь вылетела из-под него и скрылась в ночном небе. Все это свершилось настолько стремительно, что мальчики даже не успели толком понять, что же произошло.  Жамба и Акылжан подбежали к месту событий, в тот момент, когда Тлемис помогал подняться Айдару. Оказалось, что  Айдар при падении повредил ногу и теперь не мог ходить. 

– Спасибо, друг, ты спас меня от смерти! –  поблагодарил Айдар и крепко обнял Тлемиса, когда четверка расположились у костра. 

– У-у-гомонись, м-м-едведь, ты меня раздавишь! – засмеялся Тлемис, мягко отстраняясь от неуклюжих объятий Айдара. –  Бу-бу-дь ты на м-м-оем месте – ты поступил бы также.

– Тлемис, ты настоящий герой! – горячо поддержал Айдара Акылжан, – мы оба обязаны тебе жизнью.

Айдар и Акылжан одновременно посмотрели на своего учителя, ожидая его оценки.

– Да, Тлемис, за такие поступки в народе принято присуждать почетное звание батыра. И ты его заслужил. Когда мы вернемся домой, я расскажу о твоих подвигах родичам и они, думаю, скажут то же самое. А пока нам еще рано праздновать победу. Неизвестно, что ждет нас завтра.         

Глава двадцать пятая

Возвращение Абаса

Однако эта ночь, полная непредвиденных и неприятных событий, преподнесла четырем друзьям еще один неожиданный визит. Абас, оставшись без своей госпожи, был совершенно растерян. С Албасты, которую далеко стороной обходили дикие твари, он был в относительной безопасности. С ней он мог не думать, что ему поесть, где поспать. Теперь в темноте ночи его пугали неведомые шорохи, вой волков, доносившийся, откуда-то издалека, мучил голод, холод, пронизывающий до костей северный ветер. Его так манило к костру, где расположились его родичи – так хотелось погреться у огня, поесть горячей пищи, приготовленной людьми, по которой он так истосковался.  «До Буркута еще далеко. А до завтра я что ни будь придумаю», – решился Абас и пошел к стоянке людей.

– Акылжан, сынок, это я твой отец!  Жамбурбай, Айдар, Тлемис! Это я Абас! Родичи мои! Наконец-то я свободен! Не стреляйте! – Абас с поднятыми руками, словно сдающийся в плен противник, выходил к костру.

– Стой! Не двигайся! – крикнул Жамба, натягивая стрелу на тетиву, – чем ты докажешь, что ты тот, за кого себя выдаешь?!  Ребята, для нечистой силы, принять облик любого человека, животного или вещи, проще, чем нам, переодеться.

– Устаз, я за-а-метил, что Ал-ал-басты, К-к-онаяк и Жезтырнак боятся лука и с-с-трел Тенгри, как дикие звери огня. – В подтверждение своих слов Тлемис поднес наконечник стрелы к самому носу Албасты. Та в ужасе стала рваться и метаться, корчиться и строить страшные гримасы, не в силах выговорить ни слова. Наконец она еле-еле выдавила из себя жалкий писк: «Пощади!»

– П-п-усть э-э-тот человек, называющий себя А-а-басом, притронется к-к моему луку.

Жамба согласился с убедительным доводом ученика. Абас уверенно дотронулся до стрелы и слегка погладил деревянную часть лука. 

– Отец, это ты! – кинулся к родителю Акылжан. 

Абас рассказал друзьям о той роковой рыбалке, утаив факт своего неприглядного в ней участия. По его словам, якобы Буркут упал в воду, увлекаемый подводным чудищем. Он, Абас, подумал тогда, что Буркут утонул, а его самого унесла ненавистная Жезтырнак. На самом деле, Абас был очевидцем похищения Буркута лешим и черной козой. Воодушевленный доверием соплеменников и возбужденный от волнительной встречи, Абас самозабвенно лгал. Он выдумал череду весьма правдоподобных событий о своих дальнейших злоключениях, которые проверить было невозможно, поскольку в них фигурировали он и его похитительница. В рассказе Абас выставлял себя этаким непокорным храбрецом, не оставлявшим попытки сразиться со злыдней, потом перехитрить, и, наконец, сбежать от нее. При этом Абас громко вздыхал и сокрушался о гибели брата Буркута. Когда Акылжан сообщил, что отец Тлемиса жив и что, уже завтра они дойдут до пещеры, где его удерживает в плену великан, Абас, употребив все свое лицемерие, изобразил несказанную радость. Он даже всплакнул «от нахлынувших чувств», хотя на самом деле это были слезы бессильной злобы.

Так проговорили они пол ночи, пока Жамба не приказал ученикам отправляться спать, а Абаса, как старшего, пригласил занять самое лучшее место в палатке. Освободившийся пленник наотрез отказался от отдыха, сославшись на бессонницу, и тоном, не терпящим возражений, вызвался заступить в караул первым. Абасу действительно было не до сна – завтра они дойдут до пещеры, встретят Буркута и его страшная тайна будет раскрыта. Нерадостные думы одолевали его – Абас не находил приемлемого оправдания. Вдруг он услышал шепот Албасты, которая звала его.

– Абас, мы знаем, что ты помогал Жезтырнак, – зашипела связанная по рукам и ногам злыдня и беззвучно засмеялась, обнажая кривые гнилые зубы.

– Не время веселиться – шикнул на жену Леший. – У тебя есть только один выход – освободи нас, а мы поможем тебе. – Он с надеждой смотрел на Абаса.

– Выкради у Жамбы мой волшебный гребень, он держит его в своей сумке. Освободи нас, и мы вместе сбежим отсюда. – Вновь горячо заговорила Албасты. – Ну, решайся, утром будет уже поздно!

Глава двадцать шестая

Исчезновение Абаса

Первым проснулся Жамба, когда на горизонте уже забрезжил рассвет. Рядом мирно спали его  товарищи. Он рывком поднялся и выскочил из палатки. Огонь в костре давно погас. На месте, где вечером сидели связанные пучком Леший и Албасты, валялись размотанные и брошенные, видимо, впопыхах веревки. Абаса тоже не было видно. 

Друзья тщательно обследовали местность вокруг стоянки, отыскивая следы, чтобы найти хоть какую-то подсказку – что же произошло ночью? Куда подевались Леший, Албасты и, главное, их сородич Абас?! Множество догадок не внесло какой бы то ясности. Айдар неосторожно намекнул о возможном сговоре Абаса с нечистыми, за что получил гневный отпор от Акылжана. Подросткам и их молодому устазу так и не удалось пролить свет на загадочные события прошлой ночи. Оставалось только одно – продолжить путь к горам, туда, где томился в заточении Буркут.

Жамба собрал учеников и предложил разработать план битвы с великаном. Про дау среди кочевников ходила недобрая слава, как о кровожадных, свирепых, диких отшельниках и людоедах. Четверка храбрецов знала также, что великаны обладают недюжинной силой и могут одним ударом уложить на землю ездока вместе с лошадью. Пробить его толстую кожу стрелой можно, но это также чревато самыми опасными последствиями. Убить даже несколькими стрелами великана не удастся, только ранить. А раненный дау все равно, что недобитый вепрь – крайне агрессивный и бесстрашный. Даже стая волков остерегается нападать на матерого секача. Не охотятся на него и барсы, и медведи.

У кочевников бывали случаи, когда раненный разъяренный зверь сам нападал на охотников и преследовал их. А что уж говорить о раненном великане, который во много раз был сильнее и крупнее дикого кабана? Все это припомнили подростки со своим учителем, обсуждая будущую встречу с дау. К тому же нужно было учесть, что Айдар, подвернувший ногу после вчерашнего падения, мог передвигаться только верхом, в случае пешего похода, он представлял собой обузу. После долгого обсуждения четверка решила, что Айдар останется незаметным в укрытии с запасными лошадями и поклажей. Он  будет наблюдать за происходящим, чтобы действовать по обстановке. Для начала по всем канонам военной науки, коей учат в школе «Жигитбол», тройка отправится на разведку.

От предложения пленных волшебников Абасу было трудно отказаться – это был единственный приемлемый для него выход из создавшегося незавидного положения. Однако он не подал виду, что обрадовался. Поразмыслив некоторое время, выдвинул свои условия – добраться до пещеры раньше его сородичей и убить Буркута, чтобы тот не смог раскрыть правду. Албасты и Конаяк сделали вид, что согласились. На самом деле убивать Буркута не входило в их планы – они боялись навлечь на себя гнев Эрлика, за то, что уничтожили единственную «приманку» для Тлемиса. А пока Тлемис был еще жив и на свободе, и не уязвим для них, губить его отца не стоило. Они собирались вновь выкрасть Буркута и перепрятать в другое место.

Абас бесшумно прокрался в палатку и добыл волшебный гребень Албасты. Когда же гребень оказался в руках у ее владелицы, она тут же превратила спутников в двух филинов, а сама обернулась совой. Стая из трех птиц вспорхнула и взяла курс на горную гряду. В пещере Албасты, Конаяк и Абас обнаружили великана, который мирно спал у тлеющего очага, накрывшись кошмой. За камышовой перегородкой жевали сено овцы и ягнята. Неласковые родители, приняв свое обличие, грубо растолкали сынка и учинили ему допрос. Талпак, для которого тумаки были делом привычным, сладко потянулся на мягких шкурах, долга растирал кулачищами сонные глаза, рассматривал незнакомого ему Абаса, не спешно попил овечьего молока и лишь потом удосужился отреагировать на призывы папаши и мамаши.  

– Буркут ушел. Не знаю куда. – Это все что выдавил из себя великан. Дальнейшие расспросы, претензии, упреки и уговоры, угрозы и обещания ни к чему не привели – Талпак молчал, словно весь этот словесный поток был обращен не к нему.

– От этого болвана мы теперь ничего не узнаем – будет молчать. Упрям, как горный козел! Весь в мать! – злобно констатировал Конаяк.

 – Зато не такой глупый, как его отец!  – огрызнулась Албасты, –  Вы посмотрите, какое хозяйство себе завел! И отара у него расплодилась, и мясо в избытке! 

– Вот говорил я тебе, нельзя оставлять Буркута с этим детиной несмышленым! Ты посмотри, что он с ним сделал! – продолжал ворчать Конаяк.

– Ну что? Что? – не унималась ведьма.

– Так… так… видишь, видишь – не находил подходящего слова Леший. – Он стал похож на человека! – наконец выдохнул он, указывая на сынка, который открыв калитку загона, по обыкновению выгонял овец.

Ведьма вдруг поникла, и, махнув рукой, вышла из пещеры. Сказать ей было нечего. Результат общения дау с человеком был очевиден.  И, увы, не в пользу родителей.

Великан был в хорошем расположении духа – он радовался, что освободил Буркута так вовремя – до прихода злобных родителей и что им не удалось причинить вред его новому другу. Талпак понял из отдельных реплик Албасты и Конаяка, что Тлемис с друзьями недалеко – до пещеры остался один дневной переход. Дау хотелось увидеть сына Буркута про которого он так много слышал и поэтому теперь спешно погонял отару в долину. Талпак крутил головой, боясь пропустить всадников. Он вглядывался вдаль, насколько ему позволяло зрение. Великан даже решил оставить без присмотра свою отару, которая сдерживала его передвижение. Талпак все убыстрял шаг, спеша навстречу Тлемису, чтобы предупредить его об опасности. В какой-то момент он побежал и не заметил замаскированной ямы, которую сам же и вырыл для дичи. Эта была самая глубокая из его ловушек. Дау пытался выкарабкаться, но только ободрал руки и ноги до крови. Земля уже изрядно промерзла и своды глубокой ямы были твердыми, как камень.  Талпак отчаянно закричал: «Тлемис! Тлемис!».

–  Кто ты? – над краем ловушки появился силуэт человека в лохматом треухе. Это был Жамба, который прискакал на зов, доносившийся откуда-то из-под земли. Его учеников рядом не было. С целью разведать местность и обстановку, они разделились и теперь подъезжали к низкогорному массиву с разных сторон. Айдар с запасными лошадьми и снаряжением ждал условленного знака в небольшой впадине, так что его не было видно издалека.

– Откуда ты знаешь Тлемиса? – удивленно спросил молодой учитель.

– Тлемис! Тлемис! – обрадовался дау, – я Талпак! Буркут рассказал о тебе.

– Где же мой отец? – решил выдать себя за Тлемиса Жамба.

– Я отпустил его. Он домой пошел. Тлемис, уезжай! Там Албасты и Конаяк! Они убьют тебя! 

– Отчего ты предупредил меня? Почему отпустил отца? Разве тебя не было велено охранять его?

– Тлемис! Уходи! Скорей! Они могут найти тебя! – уже почти умолял Жамбу великан.

– Отчего ты не просишь помочь тебе выбраться из ямы? – не мог взять в толк человек.

– Не надо меня вытаскивать. Ты можешь не успеть! Скачи отсюда!

Жамба поочередно выпустил в небо в разных направлениях три стрелы-свистунки.  И поскольку друзья находились друг от друга на небольшом расстоянии, они должны были услышать свист, бывший условленным сигналом для сбора. Жамба несколько удалился от ямы, решив проверить реакцию великана. Дау сидел на дне ямы, тихо радуясь, что ему удалось предупредить сына Буркута. О собственном спасении он не думал.

«И это кровожадный людоед!?», – размышлял над странным поведением дау Жамба, – «Если все правда, что он говорит, то  получается он не враг, а друг!».

Вскоре великан услышал сверху топот множества лошадиных копыт – это  почти одновременно прискакали Тлемис и Акылжан. Чуть погодя подоспел и Айдар, гоня впереди себя четырех лошадей.

Жамба рассказал ученикам о происшедшем. Уланы также были немало удивлены нетипичным поступком пещерного обитателя, про которого они слышали только нелестные характеристики. Вдруг со дня ямы раздалось какое-то мычание, смутно напоминающее знакомую мелодию. Талпак пел! Впервые в жизни!

– Поющий дау – это уж слишком! – удивился Айдар.

– Э-э-то же песня, к-к-оторую пел мой отец! Я с-с-лушал ее с колыбели! –  воскликнул Тлемис.

Талпак хотя и не отличался вокальными способностями, и мелодию в его исполнении можно было узнать с трудом, друзей она тронула за живое. Было в его неуместном полумычании - пении что-то настолько искреннее и трогательное, что напомнило друзьям о родине, о долге и чести, о матерях. 

Да и времени на долгие колебания не было (зимний день короток, до сумерек недолго) поэтому Жамба принял решение – помочь великану, попавшему в ловушку, выбраться наружу. Они сделали это споро, употребив арканы как подъемники, а лошадей в качестве тягловой силы. Великан помнил, как Буркут поблагодарил его на прощанье и сделал то же самое – прижав руку к левой стороне груди, он почтительно склонил голову и произнес: «Спасибо. Пусть Тенгри озарит вам дорогу, свидимся здоровыми!». Больше ни говоря  ни слова, он пошел по направлению к овцам, изрядно разбредшимся по степи. Однако у путников было много вопросов к Талпаку и они пустили коней шагом за ним.

– Там – указывая пальцем в сторону гряды,  заговорил великан, – Албасты и Конаяк. Они злые. Они убьют вас.

– Д-д-умаю, дау, их уж и с-с-лед простыл. Это они у-у-бегают от нас, а не мы от них!  – ответил Тлемис, – Так что если ты не п-п-ротив, мы станем твоими гостями.

Дау почесал затылок и заулыбался в ответ: «Да. Талпак рад таким гостям».

Глава двадцать седьмая

В гостях у великана

Вскоре четверка путников и великан пригнали отару к пещере. Пока дау загонял овец, гости, как того и требовали правила, ожидали приглашения хозяина войти в дом. Они негромко переговаривались, распрягая лошадей. Из пещеры потянуло дымком – это хозяин разжег очаг и поставил на треножник  казан, в который положил разделанную по частям тушу барана. Широким жестом руки, немногословный Талпак показал, что желает видеть гостей у своего очага. Жамба и его ученики уселись на мягкую подстилку из соломы, накрытую медвежьими шкурами. В ожидании основного блюда хозяин предложил гостям попить теплое козье молоко.

– Талпак, мы благодарим тебя за гостеприимство, – начал неспешную застольную беседу Жамбурбай, – однако, я должен спросить тебя – отчего ты помогаешь нам? Албасты и Конаяк – твои родители, а ты получается против них?

Великан молчал, видимо, подбирая в своем скудном лексиконе нужные слова. Молчали в ожидании и гости. Вдруг откуда-то из темного угла пещеры донеслись сдавленные стоны. Дау вытащил из огня тлеющую головешку и поджег факел, прикрепленный к своду пещеры. При свете факела стала видна куча состриженной пестрой овечьей шерсти, из которой Талпак еще не успел накатать войлок. Друзья, встревоженные тем, что хозяин пещеры сам находится в полной растерянности от неожиданных звуков, стали спешно раскидывать кучу.

– Это человек!

– Он жив?

– Живой!

– Связан по рукам и ногам!

– Да еще кляп во рту!

– Дядя Абас!

– Отец!

Ошеломленные внезапной находкой, друзья спешно освобождали своего соплеменника от кляпа и веревок. Они осторожно перенесли его на подстилку к очагу.

– Отец, что с тобой!? Очнись! Воды, дайте воды! – крикнул Акылжан.

На самом деле Абас был жив и здоров, только хорошо разыгрывал из себя пострадавшего. После того, как злодейская парочка – Албасты и Конаяк, обнаружила, что их сынок освободил Буркута, они чувствовали себя так, словно оказались между молотом и наковальней: и оставаться было опасно (грозное оружие Тенгри), и уходить ни с чем, опять же не могли (гнев Эрлика). В этот момент замешательства, как нельзя кстати, появился Саршунак – изворотливый и хитрый предводитель степных сусликов и землероек. Его послал Эрлик с новым приказом – выкрасть у Тлемиса его лук и стрелы Тенгри. А поскольку владыка Подземного ханства знал, что волшебным существам эта задача не под силу – лук и стрелы губительны для них, он велел привлечь к краже человека. Под рукой был единственный человек, который был на это способен – Абас. К тому же деваться ему некуда, и он был согласен на все, лишь бы в итоге погубить Буркута. Несказанно обрадованная парочка злодеев быстро обставила это дело, поскольку на долгие обдумывания не было времени – Тлемис с друзьями был уже совсем близко. Они связали сообщнику руки и ноги, сунули в рот кляп и для пущей достоверности (не без удовольствия) дали несколько зуботычин.

Теперь Абас, благополучно вызволенный из мнимого плена, находясь в кругу четверых сородичей, сделал вид, что только что очнулся.

– Сынок, я так рад, что ты нашел меня, – жадно выпив всю воду из пиалы, заговорил слабым голосом «пленник».

Вдруг, увидев великана, резко вскочил и закричал: «Вот он! Он связал меня!» Абас сбивчиво рассказал, что вчерашней ночью в походном лагере, когда он заступил на пост, подкрался великан и одним ударом отправил его Абаса в «глубокий сон». Очнулся он только сейчас.

– Это он отпустил Конаяка и Албасты! Это он выкрал гребень! Не верьте ему! Он лжет, что отпустил Буркута! Он убил его! Проклятый дау!

Остолбеневший от такой чудовищной клеветы великан, выронил из рук кувшин с молоком и теперь стоял в оцепенении, наблюдая, как белые струйки стекают по каменным валунам и исчезают в щелях.

Акылжан выхватил лук и, натянув на тетиву стрелу, нацелился на Талпака. За ним повторили привычное действие и остальные гости.

– Я не убивал Буркута… Он мой друг…  – растерянно произнес дау, и, шаркая ногами, словно тяжело больной, вышел из пещеры. Невзрачная сова и огромный филин, сидевшие на камнях у входа в пещеру, заухали и захлопали крыльями. Это были Албасты и Конаяк, радовавшиеся тому, что первая часть их коварного плана сбылась.

– Абас ага, простите мне мое любопытство, а откуда вы знаете про волшебный гребень Албасты? Насколько я помню, мы не упоминали о нем в разговоре с вами. – Чуть прищурив один глаз, спросил Айдар.

– Как не упоминали? – чуть замешкался Абас, – Акылжан рассказал мне о гребне. Ведь, правда, сынок?

– Я? – Акылжан искренне удивился, а потом спохватился – Не помню. Возможно, я говорил.

– Абас ага, а откуда вы узнали о том, что дау освободил Буркута? Ведь об этом нам рассказал Талпак, когда сидел в яме? А вы в это время, по вашим же утверждениям, пребывали в «глубоком» сне под кучей шерсти. – Не унимался въедливый Айдар, хотя судя по лицам друзей, выражал всеобщее мнение.

– Я, я … Да что вы не верите мне?! – взвился Абас. – Вы готовы поверить этому чудовищу, а не своему кровному родственнику?! На короткое мгновение сознание возвратилось ко мне, как раз в тот момент, когда дау, принес меня связанного в пещеру. Он похвалялся своим родителям, что убил Буркута!

– Отец, мы, конечно же, верим тебе! Айдар, зачем ты оскорбляешь моего отца?!  

Айдар открыл было рот, чтобы вновь возразить, но его прервал Жамба.

– Я думаю, мы должны сохранять спокойствие и разобраться во всем не спеша. Тлемис, позови Талпака.

Тлемис вышел из пещеры, но быстро возвратился.

– Учитель, дау ушел.

– Ну что я вам говорил! Он сбежал, как только понял, что его ложь раскрыли! – ликовал Абас.

– Искать его сейчас нет смысла – вот-вот стемнеет. Переночуем в пещере. А на утро решим, что делать дальше. – Распорядился Жамба.

– Я заступлю в караул! – вскочил с места Абас.

– Нет, Абас ага, вы уж лучше отдыхайте. А то вдруг Талпак вернется и снова похитит вас. – Не удержался от очередной колкости Айдар и, взяв оружие, прихрамывая, вышел наружу. Щеки и уши Акылжана стали красными, но прочитав в глазах учителя молчаливое одобрение действиям Айдара, сдержался.

Абас же завалился на шкуры и с головой укрылся куском войлока.

Глава двадцать восьмая

Кража лука Тенгри

Тенгри постриг своих небесных овец и свалил пушистую шерсть в кучи-тучи. Мать Умай со своими помощницами ангелами дружно стали взбивать эту остриженную шерсть длинными гибкими прутьями, отчего она разлеталась, разбиваясь на почти невесомые воздушные ворсинки и кружа осыпалась на землю витиеватыми снежинками. Вся Великая Степь медленно покрывалась белым войлоком, чтобы со временем, утоптанная людьми и животными, обдутая порывистыми ветрами, превратиться в безразмерную кошму. Там под этим теплым покрывалом хранил Тенгри от трескучих морозов траву и насекомых, и звери и птицы находили под ним пристанище от выматывающих степных ветров и лютого холода. Позаботился небесный хозяин, чтобы не вымерзла трава, чтоб овцы и кони могли слегка пошурудив копытом белый покров, добыть себе корм.

– Ай, да снегу намело! – выходя из пещеры, Жамба сладко потянулся. – Ну как все спокойно? – Спросил он у Акылжана, который последним перед рассветом стоял на посту.

– Да, слава Тенгри, ночь прошла тихо. Только жаль что снег выпал, теперь мы не найдем следов Талпака.

– А зачем нам искать его? Буркут погиб. Мы уже ничем не сможем ему помочь. Нам нужно поскорее возвращаться домой! – вступил в разговор Абас, старательно отводя глаза от Тлемиса, который  вместе с ним вышел из пещеры.   

– Я не в-в-ерю в это! Мой отец жив! В-в-едь вы, дядя Абас, тоже м-м-огли сто раз погибнуть, но вы живы!  – запротестовал Тлемис.

– Смотрите, архар! – закричал Абас, – Тлемис, дай скорее мне свой лук и стрелы! Я так давно не охотился!

Он выхватил лук из рук мальчика, и вытянул стрелу из берестяного колчана, висевшего у него за спиной. На одном из уступов, выпиравших из скалы, стоял архар, гордо вскинув свои витые рога. Охваченные охотничьим азартом, все кинулись вслед за Абасом.

– Айдар, останься! – крикнул на бегу Жамба.

– Какой уж из меня бегун! – пробурчал Айдар.

– Я т-т-оже останусь. Что за охота без оружия? – с плохо скрываемым облегчением махнул рукой Тлемис.

Одна мысль о том, что нужно подниматься на гору приводила его в ужас. Он скрывал даже от Айдара свою боязнь высоты. Его по-прежнему мучили сновидения, в которых он срывается откуда то сверху и стремительно падает, падает… Холодный ветер обдувает все его тело,  он не может дышать, сердце болезненно сжимается в спазме и кажется, что оно остановилось… навсегда…

Однако, охота на архара, закончилась также внезапно, как и началась. Учитель и его ученик вскоре возвратились. Абаса с ними не было. Жамба рассказал, что не успели они подняться и до половины скалы, как вдруг небо заслонили тени – это были две гигантские совы, которые стремительно неслись на людей, словно орлы, падающие за добычей. Совы, схватив Абаса, словно барана, стали быстро набирать высоту.

Жамба и Акылжан вскинули луки и прицелились, но крик Абаса, заставил их ослабить тетиву.

– Мы не могли выстрелить – птицы поднялись слишком быстро. Было высоко. Он мог разбиться об камни. – Оправдываясь, в который раз повторял Акылжан.

Покинув пещеру, Талпак долго бесцельно бродил между скал, словно лунатик. Он не был избалован ласковым отношением родителей, они часто поколачивали его, но то, что сделал этот незнакомый ему человек было во стократ хуже. «Почему он сказал то, чего я не делал? Я не убивал Буркута! Он мой друг», – в который раз задавался вопросом дау. Измученный душевными муками, он забился в расщелину, накрылся с головой тулупом, словно отгораживаясь от несправедливости всего мира, и не заметно для себя заснул. 

Его занесло снегом, словно медведя в берлоге. Наутро дау выбравшись из укрытия, решил возвратиться домой – там его ждали овцы. Утопая по колено в сугробе великан стал пробираться к пещере. Вдруг он увидел над головой странную картину – две огромные птицы несли в когтях человека. Человек не сопротивлялся и не брыкался, а висел, словно бурдюк, притороченный к седлу. В руках он сжимал большой лук и стрелу. Талпак остолбенел с открытым ртом. До чуткого слуха великана донеслись вопли – это кричал человек, словно от нестерпимой боли. Дау забежал на возвышенность, чтобы лучше разглядеть, что же происходит. Оказалось оружие в руках Абаса вспыхнуло. Абас быстро перекладывал лук из руки в руку, словно горячие угли только что вынутые из костра. Однако это не помогло ему – оружие все больше покрывалось языками пламени, грозя спалить человека. Наконец, Абас выпустил обжигающую ношу, которая упала где-то за горной грядой. Совы понесли Абаса дальше.

Талпак не раздумывая побежал к пещере, чтобы сообщить Тлемису о необычном и загадочном происшествии.  

– Т-т-ы, сможешь п-п-оказать, где он в-в-ыронил лук? – спросил Тлемис у дау, когда тот, кое-как рассказал о том, что видел.

– Там, – махнул рукой в неопределенном направлении Талпак, – далеко. 

Глава двадцать девятая

Возвращение Буркута

Чем ближе Буркут подходил к знакомым местам, куда его племя не раз кочевало зимовать, тем быстрее ему хотелось достичь родного становища. Временами он переходил на бег, но мысль о том, что придется рассказать соплеменникам всю правду о своем долгом отсутствии, заставляла его невольно замедлить ход. Он и сам-то теперь не совсем верил в то, что с ним произошло. А что уж говорить о других? Его мысли прервал топот конских копыт и вскоре он увидел приближающегося всадника. Это был родной брат Буркута, который выехал в степь в поисках отбившейся от отары овцы. Так, уже конным, а не пешим Буркут добрался до дома раньше, чем предполагал.

Мергены были несказанно рады возвращению родича. Мужчины крепко обнимали и похлопывали его по спине, женщины плакали, ребятишки побежали по аулу, чтобы сообщить радостную весть и просить за нее сюинши. Кулян и Кундыз, в ожидании гостей, принялись за приготовление угощения.

Посиделки в гостеприимном доме Кайсара теперь случались каждый день и затягивались до глубокой ночи. Весть о возвращении Буркута быстрой сорокой разлетелась по всем девяти аулам мергенов, которые зимовали по отдельности. И потянулась бесконечная череда сородичей, желавших воочию убедиться в хорошем самочувствии Буркута и услышать из первых уст историю  чудесного освобождения. Буркут в который раз рассказывал о минувших событиях, умалчивая о предательском поступке  Абаса.

На второй день после возвращения Буркута, мергены собрались и воздали общую молитву великому Богу Синего неба Тенгри и принесли жертву. Поблагодарив всевышнего за Буркута, они просили сделать открытыми пути и остальных собратьев: Абаса, Жамбурбая, Тлемиса, Акылжана и Айдара.

Спустя десять дней, к всеобщему ликованию, вернулись и они, за исключением Абаса. И снова к дому Кайсара потянулась цепочка людей. Больше других рассказывал о путешествии Жамба. У него это получалось лучше остальных. Тлемис вставлял отдельные фразы, только тогда, когда его о чем-то спрашивали. По понятной причине он стеснялся говорить, особенно перед большим количеством людей.

Жамба рассказывал об удачах своих учеников. В подробностях описывал смелые поступки Тлемиса, спасшего от верной гибели товарищей, сметливость Акылжана, силу и храбрость Айдара. Всеобщую радость не разделяла только жена Абаса – Мансура. Она вставляла в общие разговоры колкие замечания. «Что вы за герои? Бросили брата на произвол судьбы!» «Вот вы все радуетесь, а что там с моим мужем сейчас происходит, один Тенгри ведает!» «Какой же Тлемис батыр, если не смог своего лука уберечь?»

– Мансура апай, вы не правы! – вскочил с места горячась Айдар, – Тлемис убил Жезтырнак стрелой Тенгри и Абас ага стал свободен. Потом он снова пропал. Мы нашли его побитым и связанным в пещере дау. Мы опять освободили его. Когда он погнался за архаром, его унесли птицы. Дау говорит, что это были Албасты и Конаяк! Разве мы виноваты в том, что вашего мужа все время похищают?

– Ах ты, мальчишка, как  смеешь так непочтительно разговаривать со мной?! – взвилась Мансура. – Акылжан рассказал мне, что ты дерзнул подозревать Абаса в сговоре с нечистыми?! Как у тебя язык повернулся клеветать на него?! Может быть, это ты со своим дружком Тлемисом сговорились и с дау, и с Албасты, и с Конаяком?! Может быть вы обменяли Буркута на Абаса?! – вопила женщина, наступая на Айдара. Ее выпученные глаза были полны злобы, пряди волос выбились из-под платка, придавая и без того малосимпатичному лицу, отталкивающий вид.

– Мансура, угомонись! – Прикрикнула старушка Кулян. – Мы понимаем, в тебе сейчас говорит твое горе. Остынь, завтра тебе будет стыдно за эти слова. Абас жив, и бог даст, вернется. Молись и проси Тенгри об этом. Кундыз дочка, проводи Мансуру до дома, гостинцев детям положи. 

После ухода Мансуры, гости попытались сгладить неловкое положение и продолжили беседу. Айдар, Тлемис и Акылжан сидели понурые и не проронили больше ни слова. Буркут и Жамба отвечали на вопросы родных, но уже без прежнего воодушевления. Разговор явно не клеился и родные стали неспешно  расходиться.

– Маменькин сынок! Успел нажаловаться! – сквозь зубы процедил Айдар и ткнул Акылжана кулаком в плечо, когда все трое ребят вышли из юрты.

– А что?! Разве не правда, что ты говорил о моем отце?! – кинулся на Айдара Акылжан.

Завязалась потасовка. Тлемису с трудом удалось разнять дерущихся. Акылжан, размазывая кровь, сочившуюся из разбитого носа, поковылял восвояси.

После того вечера не проходило дня, чтобы Мансура не заходила к кому-то на огонек и не рассказывала о сопливых мальчишках, которые возомнили себя батырами, а на самом деле оказались трусами, бросившими в беде ее мужа Абаса.  

Вздорная баба распускала невероятные слухи о сговоре мальчиков со злыми духами. Ей мало кто верил, сочувствуя одинокой женщине, оставшейся без мужа, однако, находились и такие, кто пересказывал измышления Мансуры. Наговоры обрастали подробностями. Нехорошие слухи, как скользкие змеи, расползались по самым отдаленным аулам. 

На самом деле, Мансура совсем не тосковала по мужу. Абас не баловал жену – ни ласковым словом, ни заботой, ни вниманием. Оставшись без главы, семья Абаса не бедствовала. Отлаженное хозяйство, приносило свои плоды. Ей было даже вольготней без него. Она перестала что-то делать, переложив домашние работы на плечи детей. Акылжан с братом и сестрой сами растапливали очаг, готовили еду, приносили воду и кизяк, выносили золу и поддерживали порядок в доме. 

Теперь Мансура могла вволю расхаживать по домам родичей, часами пить чай и судачить сколько душе угодно. Мансуре нравилось всеобщее повышенное внимание, которое она поддерживала новыми придуманными подробностями и невероятными версиями. Чтобы родичи не осуждали ее за болтливость, она всякий раз горестно вздыхала или пускала слезу, умело разыгрывая убитую горем полу-вдову. В тайне она мечтала о другом муже, который не страдал бы по чужой жене, а принадлежал бы только ей. Поэтому она всем сердцем желала, чтобы Абас сгинул навсегда.

 

Глава тридцатая

Коварные набеги

Баксы Койлук разжег очаг и стал отбирать пучки сушеной травы, которые были развешаны по решетчатым стенам юрты. Он крепко размял сморщенные листочки на ладони и понюхал. По юрте распространился терпкий запах полыни. Койлук удовлетворенно крякнул и положил стебель с листьями в ступку. Он готовился приготовить целебный отвар для одного из захворавших мергенов.

Вдруг до слуха его донесся топот копыт. Койлук прислушался, продолжая мерно толочь чугунным пестиком траву. Однако никто не спешил войти в ветхую юрту баксы, хотя по звукам, Койлук понял, что лошадь стоит у самой двери, позвякивая удилами. Баксы нехотя оторвался от работы и вышел. Запряженная взмыленная лошадь тяжело дышала и переступала с ноги на ногу, ожидая когда всадник, наконец, слезет с седла. Однако человек не двигался, припав к шее коня и крепко сжимая гриву. 

– Помилуй Тенгри! Да он мертв! – охнул баксы, увидев кровь, струйками стекающую из-под тела седока.

Всадник застонал, когда Койлук стащил его с лошади и понес в юрту. Из груди мужчины торчал обломок древка стрелы. Он узнал своего соплеменника, одного из табунщиков. Койлук применил все свое умение, чтобы спасти ему жизнь, однако, вскоре табунщик умер. Перед смертью он успел сказать, что на них напали люди хана Аспана. Они перебили всех табунщиков и пастухов, а скот угнали. В тот же день два десятка джигитов кинулись на место  происшествия. Свежие следы на снегу подтвердили слова табунщика. Часть табунов и отар были угнаны с зимних пастбищ. Подобрав тела убитых пастухов и жылкышы, мергены вернулись в становище.

Люди хана увели скот только одного из девяти аулов мергенов. Голодная смерть им пока не грозила – зимних запасов мяса было достаточно. Спешно были посланы гонцы к другим аулам соплеменников, чтобы сообщить о кровавом нападении. После чего вооруженные мужчины вышли на охрану своего скота. То тут, то там возникали стычки и короткие бои мергенов с воинами хана.

Идти войной на хана Аспана мергены не могли. Даже если бы они собрали воедино всех мужчин племени, их число не превышало бы и десятой части ханского войска. К тому же сам хан жил в городе за высокой крепостной стеной. Мергенам, как и другим племенам, кочующим по Великой Степи, оставалось только одно – усилить охрану и отбиваться от нападения отдельных отрядов противника. Люди хана все реже решались угонять хорошо охраняемые стада и вступать в стычки с мергенами, которые славились не только храбростью и доблестью, но и воинской смекалкой. Так мергенам удалось отстоять оставшийся скот и пережить зиму.

Глава тридцать первая

Наурыз

Мергены перекочевали на летовки, радуясь наступлению весны. Раздольная степь ожила и покрылась коврами полевых цветов, переливающихся всеми оттенками красного, оранжевого, синего, желтого.  Тлемис и Айдар, заметно выросшие за зиму, неслись по равнине, отпустив поводья. Их кони, почуяв свободу, летели, словно аргымаки. Зимой так не поскачешь, живо отморозишь себе нос или завязнешь в сугробе! А сейчас теплый ветер только весело подгонял, да разносил по воздуху щекочущие ноздри ароматы цветущих трав, которые пьянили не хуже застоявшегося кумыса.

Как только просохли талые воды, мергены принялись расчищать становище, родники, берег от сора, который нанесло половодьем. Потемневшую за зиму от копоти кошму юрт мыли у реки, подолгу сушили и лишь потом накрывали остовы сборных домов. Юрты преображались, словно чумазые дети, вернувшиеся с прогулки, которых отмыли душистым мылом.   

Женщины развешивали на солнцепеке одеяла, ковры, текеметы, сырмаки, алаша, шкуры, пуфы, залежалую в сундуках одежду: нарядные камзолы, шаровары, чапаны, платья, головные уборы. Лучшие одежды проветривали и вытряхивали из них пыль и засушенные пахучие травы, которые хозяйки закладывали в сундуки от моли. Одежды эти, из бархата, хлопка, шелка, домотканого сукна из верблюжьей или овечьей шерсти, кожи, украшенные вышивками и нашивками из позумента, узорной тесьмой, полосками материи другого цвета, серебряными и полусеребряными бляхами и монетами,  надевались только по праздникам. Предстоял самый главный и радостный праздник Наурыз – начало нового года. Великий день всего степного народа.   

Джигиты с шутками-прибаутками ставили алтыбакан. Женщины вынимали на свет, заботливо прибереженные к Наурызу, лакомые мясные деликатесы. Засоленные, обильно сдобренные диким чесноком, прокопченные в дыму, они сохранили в себе еле уловимые нотки и других степных трав, которые хозяйки специально клали в костер для придания мясу терпкого вкуса и полынного запаха. Конина обязательно была с добрыми прослойками сала, которое через несколько лун хранения становилось желтым и прозрачным, как янтарь. Прокопченные и провяленные осенние заготовки варили со свежим мясом, чтобы придать и ему копчено-соленный вкус. 

Кундыз накануне великого дня  тоже привела в порядок дом, накрыла дастрахан, наполнила доверху казаны, бурдюки, ковши, чаши и прочую посуду кумысом, овечьим и козьим молоком, шубатом, зерном или родниковой водой – чтобы было изобилие в новом году. На стол Кундыз кроме мясных блюд выставила все, что было припасено: иримшик –  коричневатый от долгой варки творог, курт – засушенный и просоленный творог, жент – желтые кусочки рассыпчатой смеси из жаренного молотого пшена с творогом, сахаром, изюмом и сливочным маслом, сузбе – отцеженный свежий творог с солью, балкаймак – сметана с медом, талкан – смесь из обжаренных и растертых с маслом зерен пшена, лепешки, масло. Но самым главным и обязательным угощением великого дня был Наурыз-коже. Мясную похлебку готовили в каждом доме. Кроме мяса в бульон добавляли айран, крупы, жидкий курт, жусай. 

В эту ночь перед Наурызом мергены не спали – двустворчатые двери юрт были распахнуты, чтобы добрые духи, а с ним и счастье в придачу не прошли мимо. Степняки ходили друг к другу в гости, поздравляя с приходом тепла, а значит и добра. Зима злая, хорошо, что она убралась восвояси! Люди обнимались при встрече, словно после долгой разлуки. Даже повздорившие между собой мергены, забыв обиды, заключали друг друга в объятия, просили прощения, мирились. Все высказывали добрые пожелания. 

Под утро девушки готовили парням свежую похлебку – уйкы ашар – развей сон. А те дарили девицам зеркала, гребни, ароматную воду, мыло, платки. В полдень на установленном месте резали быка и варили его в тай-казане. Это блюдо бел котерер – выпрямляющее стан, желали отведать все жители становища, в знак единения и чтобы стать сильнее и выносливее, как бык.

Тлемис и Айдар, как объевшиеся тарбаганы, лежали на молодой зеленой травке и лениво переговаривались.

– Спорим, нынче опять победит Жамба, – заговорил Айдар, – среди лучников нет ему равных. Можно было бы его обставить, если бы кое-кто не потерял лук Тенгри.

– С-с-лушай и ты туда же! – обиженно ответил Тлемис. – П-п-отерял! Если и ты так г-г-оворишь, то, что пенять на других!

– Да ладно, я шучу! – Айдар слегка ткнул товарища в бок. – Вот если бы лук Тенгри был у тебя, смог бы ты попасть в кольцо?

– К-к-онечно! Я бы и стоя, и верхом, и на п-п-олном скаку! – Тлемис вскочил и, натянув тетиву воображаемого лука, стал показывать, как бы он метко посылал стрелы в цель.

– У Жамбы и лук, что надо, и стрелы отменные. Ему специально на заказ делали камышовые, легкие, с костяными наконечниками. На стрелах у него перья из хвоста снежного грифа! Из крыла ведь перья не годятся в стрелы – криво летать будут. 

– Д-д-а з-з-наю я. Что т-т-ы меня поучаешь, на уроках ведь вместе были, когда устаз рассказывал, – буркнул Тлемис и отвернулся.

Оба замолчали. Айдар, видя, как расстроился друг, не стал дальше сыпать соль на раны. Он знал, что Тлемис всегда мечтал выиграть состязания лучников.

– Я не б-б-уду участвовать в б-б-итве лучников. Не стану п-п-обедителем. Как - нибудь п-п-ереживу, – задумчиво произнес Тлемис, – а вот если завтра нападут на п-п-лемя враги? Да, я буду биться, тем оружием, что есть у меня. Но ведь от меня п-п-ользы было бы во с-с-то крат больше, если бы я с-с-ражался с луком Тенгри! Ведь не зря он был послан мне?

–  Послан тебе, верно. Да видно Тенгри передумал его тебе давать.

– П-п-очему?! По-твоему, я трус! Не достоин оружия неба?! – Тлемис вскочил, нагнулся и схватил друга за грудки, заставляя того невольно подняться на ноги. 

– Угомонись! – Айдар сжал запястья Тлемиса. – Это не я так думаю, так люди говорят. Если не я, то кто тебе скажет об этом?!

– Я найду! В-в-ерну лук Тенгри и д-д-окажу в-в-ам в-в-сем, что Властитель неба не зря дал его мне!

– Так, а я, что против, что ли? – Отпусти рубаху то, порвешь. Новая, мама вышивала.

Тлемис разжал кулаки и неловко разгладил помятый ворот нарядной рубахи Айдара, которую он надел по случаю Наурыза. 

 – Возьмешь меня с собой? А то что-то я давно за злодеями не гонялся. – Айдар улыбнулся и почесал кулак.

– Не в-в-озьму, опять с-с-валишься еще откуда ни будь, отвечай п-п-отом за тебя! – смягчился Тлемис. – Поехали. Скоро аламан байга начнется.

Друзья, вскочив в седла, поскакали в сторону аула, где продолжалось всеобщее празднование с песнями, играми, скачками, состязаниями.

Однако, праздник был сорван недобрым известием, которую принес всадник. Гонец был совсем еще мальчишка - пастушок. Размахивая камчой, он проскакал по аулу, выкрикивая тревожный для всех степняков клич: «Аттан! Аттан!» «По коням! По коням!»  Всем стало понятно – на аул надвигается беда. Оказалось, что на отары и табуны мергенов вновь посягнули люди хана. Табунщики и пастухи вступили в схватку с ворами, но силы были не равны. Воины Аспан хана воспользовались тем, что в великий день улуса большинство мужчин, ранее охранявших скот, вернулись в становище, чтобы вместе со всеми отметить Наурыз. Никто не ожидал, что в главный и священный праздник, кому то в голову взбредут нехорошие намерения!  А уж творить недобрые дела и подавно! Это было неслыханно! Мужчины, похватав оружие, вскочили на коней и кинулись в погоню за похитителями. Все мальчишки – воспитанники школы Жигитбола, от первозимок до старшаков, ринулись в общем порыве.

Нападение и угон скота в день священного праздника стало для мергенов потрясением. Однако они не хотели верить, что это необъявленная война, которая ведется под предводительством Аспан хана. Они надеялись, что это всего лишь единичные стычки, случившиеся по воле его распоясавшихся подданных. 

Чтобы узнать правду, мергены решили на общем совете, послать к Аспан хану переговорщиков – старейшин рода. Ведь испокон веков у правителей Шеберкента с родом мергенов были дружественные отношения. Еще предок Аспана Адилет хан, прославившийся своей мудростью и справедливостью, заключил с Мерген батыром договор о добрососедстве, который до нынешней зимы был незыблем. В том документе, скрепленном тамгой с обеих сторон, обговаривались установленные границы летних и зимних пастбищ мергенов и земель, где занимались скотоводством и земледелием жители Шеберкента. Ханы и мергены никогда не воевали, а вели мирный обмен товарами. Степняки привозили мясо, масло, сыр, шкуры, пушнину, дичь и обменивали у горожан и жителей прилегающих аулов, находящихся под защитой правителя города, на зерно, оружие, одежду, посуду. 

Узнав о намерениях старейшин рода ехать на переговоры в Шеберкент, Тлемис решил, что это шанс и для него, чтобы отыскать и вернуть лук Тенгри. До мергенов дошли слухи, что на состязаниях лучников, проходивших в Шеберкенте, появился стрелок равному в меткости которому нет во всей округе. «Возможно, этот человек нашел мой лук!» – надеялся Тлемис. Несколько дней он просил отца разрешить ему отправиться в путь на поиски оружия. Буркут долго раздумывал, но, в конце концов, согласился, понимая, что не вырастет из мальчика батыр, если держать его дома. Он видел, как подросток замыкается и теряет интерес к жизни из-за осознания того, что не оправдал воли Неба и не уберег лук Тенгри. «Джигита закаляют испытания. Что ж, сынок, если есть на то воля Тенгри, езжай. Я благословляю тебя!» 

В назначенный день пятеро уважаемых людей из племени мергенов, воздав молитву Тенгри и попросив поддержки у духов предков, нагрузив на трех верблюдов тюки с дарами для Аспан хана, тронулись в путь. Их сопровождал небольшой отряд вооруженных джигитов. Замыкала небольшой караван четверка конников: Тлемис, Айдар, Акылжан и Жамба. Тлемис и его друзья  ехали под благовидным предлогом – запастись зерном. Для обмена они нагрузили в телегу, запряженную парой лошадей, пушнину, шерсть, выделанные кожи. Овечья и козлиная кожа, упакованная в большие тюки, была такой тонкой и мягкой, что ценилась дороже атласа. Её охотно брали  портные и шили одежды изящные и красивые. Степняки использовали травы, чтобы окрашивать кожу животных в разные цвета. К тому же кожа была не промокаема, но ее можно было стирать, как полотно и после долгого использования и стирок она не теряла яркости. Груз был ценным и разбойники, не редко нападали на обозы мергенов, направлявшиеся на меновой рынок. Поэтому мергены никогда не ездили с товарами без надежной охраны. 

Глава тридцать вторая

Город  мастеров

Славный город Шеберкент был основан несколько веков назад правителем одного из многочисленных кочевых степных родов по имени Адиль. В племени было много мастеровых людей, которые настолько искусно владели ремеслами, что их изделия ценились во всей Великой Степи и даже за ее пределами. Весь уклад жизни племени изменился с тех времен, когда один из кузнецов нашел залежи железной и медной руд. С этого момента адиллиты (соплеменники Адиля) стали в основном работать на горных выработках, в кузницах и чеканных мастерских. Посуда, доспехи, оружие, обода для колес, подковы, металлические детали для конской упряжи, украшения пользовались огромным спросом, что позволяло мастерам жить безбедно.

Адиллиты все чаще оставались у горных выработок, а не перекочевывали всем племенем на зимние или летние пастбища, отправляя за скотом только небольшую часть улуса. Дело мастеров ширилось и развивалось. Требовались постоянные отвалы для сортировки руды, плавильные цеха, кузницы  и мастерские. Все больше становилось рудокопов, кузнецов, ювелиров, огранщиков. Адиллиты стали строить дома из самана, камня, жженого кирпича. Появились новые мастера: камнетесы, кирпичники, строители, мозаичники, печники, стеклодувы, а затем и гончары, ткачи, швеи, портные, валяльщики войлока, скорняки. Таким образом, адиллиты полностью перешли на оседлый образ жизни и провозгласили ханом Адиля.

Чтобы спастись от набегов вражеских племен, мастера обнесли свое поселение сплошной каменной стеной, высотой восемь метров и шириной три метра. На четырех сторонах стены были воздвигнуты сторожевые башни. С восточной стороны – входные ворота с надежными запорами. Мудрые мастеровые построили город в долине трех рек. Система водопровода и вывода отходов, позволяла содержать город в чистоте и порядке. Открытые оросительные каналы, арыки, фонтаны превратили город в цветущий оазис посреди Великой Степи. С обеих сторон стены люди выращивали сады. Некогда пустынные степные просторы, орошаемые при помощи каналов, превратились в плодородные пашни. Многие бывшие скотоводы стали землепашцами.

В горных выработках адиллиты вскоре нашли и залежи драгоценных металлов – золота и серебра. Старший сын Адиля, ставший ханом по признаку крови, построил после смерти отца в его честь мавзолей, а затем и дворец. Теперь дворец возвышался над всем городом на цитадели, вокруг которого были воздвигнуты роскошные дома знатных граждан. Эта часть города была обнесена еще одной стеной, войти туда могли только люди, приближенные к хану. Остальная часть города была заселена ремесленниками и густо застроена их домами, мастерскими и мелкими лавочками. Кроме этого в Шеберкенте были и места общего пользования: школы для детей, где их обучали чтению, математике и письму, библиотеки, высшие школы для обучения юношей наукам, конюшни, караван-сараи с постоялыми дворами и кухней, где находили отдых приезжие купцы, бани, и, конечно же, огромные базары.

Вот уже тридцать лет правил этим городом потомок Адиля – Аспан хан.  Подданные подняли его на белой кошме, в знак провозглашения своим правителем, когда Аспан был еще безусым юношей – ему минуло всего 15 зим. Он был единственным сыном предыдущего хана и поэтому, когда его отец безвременно ушел из жизни от неизлечимой болезни, ему ничего другого не оставалось, как взвалить на свои еще не окрепшие плечи тяжелое бремя верховной власти. Нынешнему хану пришлось рано взрослеть и с первых же дней своего властвования решать насущные проблемы большого города и прилегающих к нему земель. Крупных испытаний в виде стычек с чужеземными врагами, джута, засухи, мора скота и массовых болезней людей за те тридцать лет, что правил хан, было предостаточно. Однако, благодаря сильному характеру, хану удалось без разрушительных сокрушений преодолеть их. Народ любил своего правителя и желал ему долгих лет жизни и властвования. Внешность его была такой, какова присуща многим его соплеменникам: круглое лицо с широкими скулами, крупный мясистый нос, густые брови. Привлекали внимание его глаза –  глубоко  сидящие в орбитах, как в пещерах, откуда исходил пронзительный взгляд, охватывающий далекие пространства. 

Аспан хан всячески поддерживал усердных мастеров ремесленников – тридцать зим не повышал обязательных сборов в казну, чтобы те могли чувствовать себя не обременительно и тратить достаточно денег на расширение своих мастерских, брать в ученики больше юношей, чтобы те не слонялись без дела. Бездельников хан не жаловал и если представал перед ним такой бродяга, не прилагавший усилий для своего прокорма, он строго отчитывал его и давал семь дней сроку, чтобы тот, исправился и пошел в ученики к кому то из мастеровых.

Больше других хан не терпел лихих людей, промышлявших барымтой. Он  наказывал их строго – в первый раз заставлял вернуть украденный скот, сверх того, заплатить с избытком тройную цену за каждую украденную лошадь или овцу. Если вор попадался во второй раз, его, прилюдно секли на базарной площади хлыстом, толщиной в средний палец. Только теперь выкуп за украденный скот превышал его действительную стоимость в десять раз. Помимо этого было и еще одно публичное наказание, считавшееся самым стыдным и даже срамным. Вора обнажали по пояс, намазывали его лицо сажей, в зубах преступник должен был держать веревку, привязанную вторым концов к хвосту лошади. Погоняя вора кнутом, его заставляли пробежать за лошадью несколько кругов позора. При этом горожане плевали в лицо вору и обсыпали его золой и древесным углем.

Ну а если и эти наказания не шли впрок барымтачу, и он попадался на воровстве в третий раз, то тут уж, ему не было прощения – его нещадно секли, каленым железом выжигали ему на лбу позорную метку и навсегда изгоняли из города. Так как за убийство заклейменного вора никого не наказывали, как только он выезжал за городские ворота, вслед ему обрушивался шквал стрел. Как правило, живым уйти не удавалось ни одному разбойнику.

Казенные деньги по велению хана шли на обустройство города: строительство храмов, школ, домов науки, библиотек, общественных бань, мощение дорог, помощь больным и убогим. Кроме того, незначительная часть казны тратилась на содержание стражи и войска. Хан не держал постоянную армию, так как в случае войны все мужчины Шеберкента становились под знамя хана. У каждого обязательно хранились в доме на этой случай доспехи и оружие, а также имелись две лошади.

Хан любил проводить время в своей библиотеке, где были собраны сотни свитков и книг. Вот и на этот раз, когда ему сообщили о приезде аксакалов из племени мергенов, он был занят чтением. Поскольку выше всего прочего хан ценил благо своего народа, он тот час отложил приятное занятие и поспешил к людям, ожидавшим его. Мергены хотя и не были его подданными, но жили в землях, прилегающих к землям хана, и поэтому служили как бы щитом от набегов врагов, которые могли прийти из-за дальних гор и лесов. 

– О, достопочтенный Аспан хан, да пребудете Вы во здравии много лет! Пусть Тенгри укрепит Вашу силу духа и тела! Да пребудет в благоденствии Ваш народ! – в глубоком поклоне приветствовали правителя аксакалы, возлагая к его ногам щедрые дары. 

– Уважаемые аксакалы, приветствую вас и в вашем лице все славное племя мергенов! Что подвигло вас пуститься в неблизкий путь и прийти ко мне? Все ли спокойно на ваших границах? Не беспокоят ли вас чужеземные враги? Не охватили ли ваш род тяжкие болезни? Плодиться ли в достатке ваш скот?

– Слава Тенгри, он посылает нам свое благословение, и нет среди мергенов страшных болезней. Бог дает нам достаточно дождей и поэтому пастбища наши богаты травой. Табуны и отары наши умножаются. Внешние враги давно уже забыли дорогу в наши края. Только вот пришла беда, откуда не ждали. Люди, похожие одеждами и оружием на твоих воинов, всю зиму не давали нам покоя, тайно и коварно угоняя наш скот, убивая наших табунщиков и пастухов. Мы давали им отпор! Но ужаснулись мы, когда эти безбожники напали на наши табуны в священный праздник Наурыз!

– Вы знаете, как я поступаю с ворами! Неужели мои подданные посмели совершать эти злодейства?! – Спросил Аспан хан нахмурившись и обведя грозным взором свиту.  

– Мы знаем о твоей справедливости и то, что ты жестко караешь подлых людей, промышляющих разбоем! Мы тоже не поверили в это, поэтому пришли к тебе. Ждем разбирательства и суда, о, мудрый хан!

– Я повелеваю собрать совет мудрейших чтобы разузнать об этих бесчинствах. А вас, уважаемые мергены, прошу пока стать моими почетными гостями.  – С этими словами хан встал, давая понять, что аудиенция закончена.

Как только послы удалились, правитель призвал воеводу. Хана интересовало, не могли ли какие-то отщепенцы из числа войска ханского, действительно, презрев все законы, совершить набеги на пастбища мергенов. Воевода, готов был дать свою голову на отсечение в подтверждение честности каждого из воинов, находившихся у него под началом. Он был обижен такими подозрениями и поэтому едва сдерживал себя от горячности пред лицом хана. Но все же для пущей убедительности в своей клятве, воевода, схватив себя за бороду, обнажил кадык, запрокинул голову и громче, чем полагается, рубанул: «Отсеките мне голову, если хоть один стражник, совершил эту гнусную барымту!»

– Тогда кто это сделал? – спросил хан.

– В зиндане сидят, ожидая суда, несколько воров, уличенных в угоне скота. Я душу из них вытрясу, но дознаюсь, кто посмел наводить тень на войско ханское! Быть может, эти неизвестные замышляли и более страшное преступление – рассорить хана с племенем мергенов и развязать междоусобицу?!

На следующее утро встревоженный воевода, громыхая доспехами, буквально влетел в тронный зал хана.

– Повелитель, я всю ночь не спал, допрашивая трех барымтачей, которые были заключены в зиндан. Я вызывал их снова и снова по отдельности и самолично стегал камчой. Потом, видя бесполезность телесных наказаний, скрипя сердце, пошел на уговоры. Я обещал каждому из них свободу и даже награду, если они расскажут мне все, что знают о тех, кто всю зиму и в священный Наурыз, совершал набеги на пастбища мергенов.

Двое из них, рады были бы выложить все, что знают, но они были ворами-одиночками, что подтвердили бывалые мои воины, словившие их. Третий, некто по имени Абас, тип прескверный, новичок в барымте, был захвачен в попытке угнать скот горожан, в составе банды. Его конь был ранен в ногу стрелой и поэтому Абас не смог уйти от нашего преследования. Так вот, этот Абас за обещание отпустить его на свободу, рассказал нам невероятную историю. Разрешите я приведу его, и пусть он сам поведает ее вам?

– О, достопочтенный хан, не вели казнить! – Не решаясь поднять головы, прогнусавил вор, распластавшись ниц, когда его бросили под ноги хана.

– Обещаю, что если ничего не утаишь, и рассказ твой будет правдивым, даровать тебе жизнь и свободу. – Ответил хан.

Абас из племени мергенов (а это был именно он) после того, как его унесли две совы, и после того, как он, не совладав с луком Тенгри, выронил его в чистом поле, был по приказу Эрлика, заброшен к разбойникам. Но о своих злоключениях до появления в банде Абас предпочел не рассказывать ни разбойникам, ни соседям по зиндану, ни воеводе, ни, тем более хану.

 Абас поведал, что главарем банды был некто по прозвищу Какпан Корсак. Его настоящего имени, как, впрочем, и имен других разбойников, никто не знал. Откуда он взялся, где родился, где жил до этого момента, чем занимался, тоже оставалось тайной. Не будучи еще вождем банды, он носил  одинарную кличку Корсак, которую получил за внешность и качества характера. Некрасивое лицо его было покрыто оспинами. Зубы имел редкие, но какие- то заостренные, словно специально заточенные неизвестным мастером. Особенно выделялись клыки – более длинные, чем резцы. Был он рыжеволос и худощав, как переживший голодную зиму, степной лис – корсак. Умело уходил от преследования, так, что ни одна стрела не попадала ни в него, ни в его лошадь. Он никогда не скакал по прямой, а вилял, петлял, шарахался из стороны в сторону, ходил кругами, проявляя чудеса джигитовки.

Сначала Корсак сколотил вокруг себя пять человек и совершал угоны скота только лишь для того, чтобы не умереть с голоду. С годами банда его разрослась до нескольких сотен. Набеги стали совершать чаще, и скот теперь угоняли табунами и отарами, сбывали его в чужих землях, совершая многодневные перегоны. Теперь требовалось немало хитрости, изворотливости и смекалки вождю банды, чтобы оставаться безнаказанным. Нередко бандиты устраивали засады и ловушки, подстерегая и окружая своих жертв. Вот тогда-то Корсак и получил от своих разбойников второе прозвище Какпан, что означает капкан.

У разбойников было несколько тайных убежищ, куда они приходили на отдых, приводили украденных женщин, доставляли добычу в виде золота и драгоценных камней, полученных за добычу. Эти разбойничьи станы располагались на труднодоступных высокогорных плато, где скалы были испещрены выемками, служившие домами для лихих людей.

Корсак, все более изощряясь в своих коварностях, придумал с некоторых пор совершать воровские набеги, переодев своих разбойников в одежды ханского войска и метить стрелы их знаками. Форменные камзолы, штаны, рубахи, шапки и шлемы, латы для людей и коней, а также стрелы, Корсак через подставных купцов, заказывал у портных, оружейников, кузнецов и стрелочников в других городах, щедро расплачиваясь за это чистым золотом.

– Хан, прошу вас, не судите меня строго! Не по своей воле пошел я в разбойничье племя. Корсак пленил меня и заставил творить отвратительные для меня дела! Сам я из рода мергенов. Есть у меня жена и дети, которые долгого времени дожидаются меня обратно. Печаль их безгранична, так как не ведают они, жив ли я или мертв!

– Ханское слово, крепче алмаза. Раз обещана тебе свобода – получишь ее. Возвращайся в родной аул вместе с аксакалами твоими родичами, которые приехали ко мне искать правды. Я рад, что подозрение с моих воинов снято! Однако меня возмущает наглость и коварство этого беспризорного лиса! Воевода, пусть глашатаи протрубят на всех перекрестках, что я даю тысячу золотых, тому, кто принесет мне голову этого разбойника! И ты сам, воевода, продумай план, как выманить этого зверя из норы и прижать ему хвост! А теперь отпустите этого человека и позовите послов. – Хан кивнул на Абаса и удобней расположился на троне. 

Аксакалы степенно вошли и с достоинством поклонились хану. Воевода пересказал им всё, о чем поведал Абас. Мергены также были обрадованы тем, что воины хана не причастны к бесчинствам. Проявив свою радость бурными восклицаниями и хвалами справедливому хану, они, однако, не спешили уходить.

– Прости нам, хан, наше упорство, но есть еще один вопрос, требующий вашего вмешательства.

– Вы проделали неблизкий путь и бываете у меня во дворце не так часто, чтобы я мог отложить еще одно ваше обращение. Говорите.

– Хан! Живет в нашем племени юноша по имени Тлемис. От рождения он отмечен тамгой Тенгри. Ему был послан лук и стрелы, такие крошечные, что подошли бы разве что воробышку. Но, о, чудо, пока мальчик рос, росло и это оружие. Но при обстоятельствах, о которых рассказывать пришлось бы нам весь день, лук Тенгри был утерян. Мальчик искал его, но не нашел. До наших ушей дошла весть, что появился в Шеберкенте лучник по имени Уйсен, которого в мастерстве стрельбы никто не можете превзойти. Быть может, этот  человек нашел утерянный лук? Хан, рассудите и этот спор.

– Что ж, вопрос не требует долгих раздумий. Устроим состязание между стрелками, давно мы не наслаждались искусством лучников. Пусть Уйсен и Тлемис покажут там свое мастерство. И тот, кто лучше управится и употребит лук в деле, тому и будет принадлежать по праву.

– Воистину вы, самый мудрый и справедливый из правителей! – чуть ли не хором воскликнули мергены.

Глава тридцать третья

Состязание стрелков        

Тлемис и его друзья выгодно обменяли шкуры на зерно и теперь с нетерпением ждали, когда послы выйдут за пределы ханского двора. Груженную мешками телегу, накрытую толстым войлоком, они оставили в караван-сарае, где временно поселились, заплатив хозяину постоялого двора за хранение груза и за проживание. Увидев благодушные лица аксакалов, и то, как они по-молодецки правят лошадьми, юноши заулыбались, поняв, что переговоры во дворце, закончились самым наилучшим образом.

Весть о предстоящем состязании, Тлемис встретил с некоторым замешательством, но подбадриваемый стариками и друзьями, волноваться перестал, заразившись всеобщей уверенностью в скорой победе. Аксакалы наотрез отказались возвращаться домой, желая увидеть состязание стрелков. По приглашению хана, старики остановились в его роскошных гостевых домах, где придворные люди оказывали им всяческие почести, а служки пытались предугадать их желания.

Состязание лучников должно было состояться через семь дней. Дату проведения отложили специально для того, чтобы стрелки смогли подготовиться и чтобы мастера лука из других племен успели прибыть в город. В четыре стороны от Шеберкента в разные селения были посланы гонцы, с приглашениями. Кроме того, нужно было приготовить место для соревнования. В первый же день, когда стало известно о дате проведения праздника лучников, плотники стали выпиливать из гигантских сосновых бревен доски, вытесывать их, и сколачивать помосты в виде широких ступеней, для сидения зрителей. Помосты эти возводились на городской площади, чтобы хан, его приближенные, знатные люди города и почетные гости, среди которых были и главы племен, могли наблюдать за происходящим прямо из дворца, с просторных открытых террас, расположенных в несколько ярусов.

По традиции, в состязаниях участвовали все желающие, и лишь к концу, в последний день, определялись лучшие стрелки, которых оставалось всего двое. И тут начиналось самое интересное и захватывающее зрелище – поединок избранных. Сначала мерялись силами дети. Мальчики и девочки делились на группы по возрастам. Затем вступали в борьбу подростки: юноши отдельно, девушки отдельно. Последними и дольше других боролись за победу взрослые люди. В эту категорию допускались стрелки, достигшие 16 зим. Но были и исключения из правил для самых одаренных подростков, переросших в мастерстве своих сверстников. В эту группу и намеревался попасть Тлемис.

По приказу хана для победителей были подготовлены щедрые подарки: тонконогие арабские скакуны с длинными шелковистыми гривами, которые рядом с привычными коренастыми лошадками степняков выглядели, словно изящные лебеди, залетевшие в озеро, населенное утками; железные латы; булатные мечи; мощные и гибкие луки, укрепленные роговыми полосками и сухожилиями животных; седла с золотыми узорными пластинами на луках; мохнатые персидские ковры. Но главным вожделенным призом для всех участников был золотой шлем.

В эти семь дней стрелки усердно подготавливались. Массы людей с луками, стрелами и мишенями, заняли все, сколько-нибудь пригодные для стрельбы, открытые пространства, как в городе, так и в пригородных посадах. И только Тлемис, уединившись в небольшом яблоневом саду, неподвижно сидел на прогретых солнцем камнях, подогнув под себя ноги калачиком. Он часами смотрел на цветущие яблони, взглядом провожая бесшумно опадающие на землю белые лепестки. Слушал журчание воды, доносившееся от ручейка, неспешно текущего по рукотворным каменным желобам арыка. Наслаждался  нестройным щебетанием и трелями птиц, временами перемежавшихся ласкающим слух руладами соловья. В эти моменты Тлемис медитировал, а в перерывах вспоминал все, чему его научил устаз Жебе, прозванный Стрелой.

 – Забудь о технике стрельбы, – говорил ему учитель, когда Тлемис уже достиг такого уровня мастерства, что лук, стал, словно продолжением его руки. – Не думай! Не рассчитывай! Выстрел должен происходить как бы сам собой, без усилий. Как дыхание, естественно. 

– Что быстрее всего на свете? – спросил его как-то Жебе.

– Аргымак?

– Нет!

– Ветер?

– Нет!

– Вода?

– Нет!

– Огонь?

– Нет!

– Я не знаю, учитель!

– Мысль! Вот что быстрее всего на свете! Используй воображение! Если внутренним взором попадаешь в цель, то и наяву поразишь её. – Наставлял Жебе.

– Когда стрела оттягивается назад, так сильно, как это только возможно, она вбирает в себя всю вселенную, – непонятно о чем, говорил порой учитель и выпускал стрелу, долго вслушиваясь в звук, издаваемый при этом – сочетание резкого удара и глубокого гудения. – Этот звук отгоняет злых духов и поэтому никто не сможет тебе помешать, кроме одного человека.

– Кто же этот человек? – спрашивал ученик.

– Тот, который сидит внутри тебя!  – опять непонятно отвечал Жебе.

Сейчас, сидя под яблонями, Тлемис понимал, о чем ему хотел сказать устаз Жебе. Или ему хотелось верить в то, что понимал.

Тлемис глубоко вдохнул и на несколько секунд задержал дыхание, потом медленно стал выдыхать воздух, в конце он с усилием выталкивал последние крупицы, опустошая легкие до самого дна. Сделал паузу и вновь глубоко вдохнул, стараясь заполнить кислородом каждую клеточку организма, при этом надувая живот, но, не поднимая плечи. Умению правильно дышать, Жебе учил его несколько лун, порой от головокружения Тлемис падал на несколько секунд в забытье. Тогда он обижался на учителя, что они тратят столько времени на бесполезные, по его мнению, занятия. Теперь Телемис усмехнулся про себя, вспоминая свою глупость и нетерпение, понимая, важность правильного дыхания при стрельбе.

Несколько лун ушло на постановку ног. Потом на постановку рук, туловища. Еще столько же на одно единственное упражнение – поднятие лука. Потом на стойку, хват тетивы, захват стрелы, изготовку.

– Вытяни руки максимально вверх, поправь лопатки, почувствуй мышцы спины! – слегка прочерчивая стрелой вдоль позвоночника ученика невидимую прямую полосу, говорил устаз.

– Прежде чем, прицелиться, лук следует поднимать высоко над головой, чтобы сила от спины перекатилась в руки, а затем передалась кистям! – учил Жебе своего на тот момент единственного ученика.

Жебе занимался с Тлемисом не только в школе «Жигитбол», но и между сборами – и зимой, и летом, словом, круглый год.

Семь дней предшествовавших состязанию пролетели для Тлемиса незаметно. На все уговоры друзей поехать на охоту, где он мог бы поупражняться в стрельбе и их предложения поставить для него мишени, Тлемис отвечал категорическим отказом. Друзья недоумевали, но все же оставили бесполезные попытки подвигнуть Тлемиса взять в руки лук. За кажущимся бездействием Тлемис на самом деле скрывал работу ума и духа, которую ненадолго прекращал лишь на время приема пищи и сна. И то ел он понемногу, кумысу предпочитал родниковую воду, спал мало – поднимаясь и спеша в сад с первыми петухами и возвращаясь оттуда, когда на небе всходила луна. Хотя лук Тенгри был ему недосягаем, он каждый день начинал с приветствия своего оружия. Тлемис мысленно держал его в руках, вспоминая на ощупь каждый изгиб в его мощной дуге, каждую впадинку на роговых накладках, поглаживал скрученную тугую тетиву. Временами он брал в руки, сохранившиеся у него стрелы Тенгри, долго ощупывал наконечник, древко, трепетно перебирал перья на хвостовике. 

Наконец наступил день состязаний. Вокруг дворцовой площади теснился народ. Все помосты для зрителей были заняты с раннего утра. На липах, карагачах и тополях, растущих вблизи площади, гроздьями висели мальчишки. Площадь, выложенная жженым красным кирпичом, была размечена свежей известью и поделена на отрезки в 30, 60, 100 и 150 шагов. У края отметок установлены ряды мишеней – укрепленные на столбах деревянные щиты, на которые были нанесены белые, красные и синие круги. На открытой террасе в нижнем ярусе на специальной подставке, в виде пирамиды, накрытой зеленым панбархатом, разложили подарки для победителей. На самой вершине пирамиды высился золотой шлем, поблескивая на весеннем солнце слепящим глаза жаром. В сторонке под солнцезащитным тентом, трепетавшим от порывов легкого ветерка, стояли, переминаясь, арабские скакуны, на спины которых были накинуты атласные покрывала с бахромой.    

Участники соревнования с перекинутыми через плечо луками и колчанами, выстроились в колонны и ждали, когда грянут трубы и забухают барабаны, чтобы стройным маршем зайти на площадь. Музыканты сидели в ожидании, то и дело, поглядывая на дворцовые террасы, которые пока пустовали. Там были выставлены рядами удобные кресла. Наконец на террасе во втором ярусе появился хан Аспан в сопровождении свиты и гостей. Народ шумно приветствовал своего правителя. Музыканты дружно заиграли. Колонна стрелков двинулась на место соревнований.

 – Я приветствую вас, горожане и гости Шеберкента! Сегодня вам, потомкам славных стрелков и охотников, предстоит доказать, что искусство предков живо! Сам Хан Вечного Синего Неба Тенгри будет покровительствовать вам! Сегодня необычное состязание – предстоит назвать избранника бога! Победитель будет владеть луком Тенгри! Пусть духи предков поддержат вас! Да благословит вас Тенгри!

После напутствий хана, зрители опустились на сиденья, а на площади началось активное движение. Судьи и наблюдатели разбежались по заранее установленным местам. Участники ушли с площади, кроме мальчиков, которые достигли пяти, шести и семи зим. Все они были одеты в нарядные расшитые камзолы, яркие атласные штаны, заправленные в аккуратные сапожки. На головах их были шапочки, отороченные норковым мехом. Они встали у одной черты и стали готовиться. На отметке в 30 шагов установили соломенные фигуры животных: медведя, барса, тигра, льва, кабана, оленя, для устойчивости подперев их сзади шестами. По сигналу наблюдателя дети начали выпускать стрелы. Зрители поддерживали юных стрелков подбадривающими выкриками и возгласами. Выпустив все имеющиеся стрелы, мальчишки деловито закидывали луки за спину, давая понять, что стрельба окончена. Наблюдатели подсчитали стрелы, в том числе упавшие на землю, перелетевшие через мишени, и выдернутые из соломенных туш. Так как у каждого мальчика стрелы были помечены именным знаком, определить результат было несложно.

Один из наблюдателей забежал во дворец и вскоре замаячил за спиной хана. Аспан хан поднялся и торжественно объявил имя победителя. Зрители зааплодировали, засвистели, зашумели. Мальчишка лет пяти счастливо выкрикнул, и стал подпрыгивать на месте, размахивая луком. К нему тот час подбежал взрослый мужчина, видимо отец, и, посадив себе на плечо, стал бегать по площади, словно конь, цокая подбитыми сапогами по кирпичной мостовой. Пожилая женщина в кимешеке с подносом в руках, стала осыпать маленького победителя и его отца пригоршнями сушеных фруктов, сладостей и курта. Остальные мальчики, приунывшие было и размазывавшие по лицу слезы, тоже повеселели и кинулись собирать рассыпанные угощения. Музыканты заиграли что-то бодрое. Какой-то парнишка подвел под уздцы наряженную в перья низенькую лошадку и, усадив на нее юного победителя, повел по кругу почета. Мальчик радостно подпрыгивал в седле, отчего шапка слетела с него, обнажив бритую сзади и по бокам голову с коротенькой челочкой спереди и длинной тонкой косицей на макушке. Мальчику вручили подарок и проводили с арены.

После первой группы стрелков состязались в меткости мальчики постарше, девочки, девушки, юноши. В зависимости от возраста соревнующихся, менялись мишени, которые устанавливались все на большем и большем  расстоянии.

Наконец, настал черед самой интересной и захватывающей части соревнований: у черты встали взрослые лучники. Самым молодым из них был Тлемис, которому не было равных среди его сверстников. 

После первого тура – стрельба по размеченным разноцветными кругами щитам из положения стоя, ряды стрелков поредели, но не сильно. Второе задание было сложнее – нужно было поразить мишени на скаку. Для этого щиты установили таким образом, что скачущему человеку, нужно было стрелять впереди себя, затем, повернувшись вполоборота, в бок, и, наконец, за спину.

К третьему этапу стрелков осталось не более пяти десятков. Испытание было не для новичков – у вершины столба, который был вровень с третьим ярусом дворца, прикрепили жердочку, на конце которой подвесили кольцо, размером с женский браслет. Кольцо было обтянуто прозрачной тонкой материей, чтобы было видно, прошла стрела сквозь мишень или нет. Сзади кольца на другом столбе, стоящем на расстоянии пяти шагов, был приколочен деревянный щит, чтобы стрелы не падали на землю. Судьи, сидевшие в третьем ярусе дворца, внимательно наблюдали за колыхающейся на ветру мишенью. То ли ветер, то ли слепящее глаза полуденное солнце, то ли излишнее напряжение и волнение, не позволили многим опытным стрелкам пройти это нелегкое испытание. 

Перед четвертым туром объявили перерыв. Хан со свитой удалились в покои. Зрители двинулись к лоткам и жаровням. Сегодня в честь праздника, угощение было бесплатным за счет казны. Повара хана только успевали разливать по пиалам холодный пенящийся кумыс, зачерпывая ковшами напиток из деревянных тазов. Потные и толстые мужчины, подвязав головы скрученными белыми платками, в передниках, огромными шумовками перемешивали в казанах и раскладывали по глиняным мискам дымящийся плов, сдабривая его нарезанными кусками мяса, овощами и зеленью. Из других казанов вытаскивали отварную конину и кидали на подносы, размером со столешницу. Обжигаясь и дуя на руки, повара рубили его громадными тесаками. Их помощники подхватывали нарезанную конину, и ловко наполнив тарелки, посыпав сверху мелко накрошенного молодого зеленого лука, тут же выставляли на прилавок для всех желающих. С вертелов снимали туши зажаренных баранов, с которых капал растаявший жир. Падая в огонь, капли шипели и вспыхивали на миг. Девушки и парни раздавали тандырные пресные лепешки, разливали чай, черпая его из больших баков, по небольшим чайникам. 

Насытившись, народ стал собираться, чтобы продолжить лицезреть увлекательное зрелище. Вот и правитель вышел на террасу и взмахами руки вновь поприветствовал горожан и уселся в кресло, давая понять, что соревнование можно продолжить. Заиграли трубы. На площадь вышли дошедшие до четвертого тура участники. Их было всего десять человек. Вышли десять девушек, в шелковых длинных платьях с пышными оборками по подолу, одинаковых красных камзолах, шапочках, отороченным мехом соболя и украшенных пучками совиных перьев. Поскольку девушки были в разных по цвету платьях: ярко-желтом, небесно-голубом, оранжевом, зеленом, розовом, синем, сиреневом, фиолетовом, то выглядели они словно букет нежных тюльпанов, цветущими коврами покрывавших в это время предгорные джайляу. При каждом шаге красавиц, позвякивали серебряные и золотые украшения: браслеты, серьги, узорные подвески с драгоценными камнями, ниспадавшие по бокам шапок, шолпы, на концах длинных кос. По рядам пронесся всеобщий невольный вздох восхищения. Они грациозно несли наполненные кумысом бронзовые кубки, и, поставив их напротив каждого стрелка, медленно, словно плывущие по тихой водной глади, лебеди, удалились. Однако, напиток, был предназначен не для питья. Наполненные кубки должны были стать еще одним атрибутом состязаний, при помощи которых лучники должны были подтвердить свое мастерство.

Согласно жребию первым вышел на стрельбище Уйсен, тот самый воин хана, который, по мнению Тлемиса, нашел лук Тенгри. Сейчас лука Тенгри у него не было, так как по установленному ханом правилу, чтобы уравнять возможности лучников, божественным оружием, смогут воспользоваться только двое из них, дошедших до конца соревнований. И это было справедливо. Уйсен встал наизготовку, левой рукой поднял лук и отвел согнутую в локте правую руку, зажимая большим и указательными пальцами стрелу.  Как и у других лучников на большом пальце Уйсена было надето специальное кольцо из рога оленя, чтобы удобней было зажимать стрелу. Подошли два молодых джигита и со всей предосторожностью поставили кубок на сгиб его правой руки. Главная задача стрелка – совершить точный выстрел, при этом не расплескав ни капли кумыса из кубка. Уйсен стоял у белой черты и целился в мишень (деревянные щиты с кругами) установленную на расстоянии в сто шагов. Люди притихли, словно опасаясь, что от шума, кубок может опрокинуться. Толпа выдохнула лишь тогда, когда выпущенная стрела вонзилась в самый центр мишени и задрожала, издавая вибрирующий звук. Кубок на локте Уйсена даже не шелохнулся! Люди вскочили со своих мест и зааплодировали, одобрительно закричали. Сплошной гам толпы заполнил площадь. Уйсен бросил лук и освободившейся левой рукой взял кубок и осушил его до дна.

Следующие семь стрелков поочередно, уронив кубки, под огорченное оханье толпы, покидали стрельбище. Струйки разлитого кумыса, забегали в щели между кирпичами и исчезали, так что ни одна нога не наступила на пролитый напиток, что было бы непозволительно, так как любая еда, и в особенности молоко, почиталась у кочевников, даром небес.

Тлемису выпало выступать девятым. «Хороший знак. Счастливое число», – подумал Тлемис. Он снова вспомнил все, чему его учил учитель и замер, словно каменный истукан, держа лук и стрелу наизготовку. Ему поставили кубок. Вдруг Тлемис заметил что тетива, туго скрученная из пучка тонких нитей, вытянутых из бараньей кишки, стала стремительно разворачиваться и крутиться! Это могло произойти только по одной причине, если тетива была надрезана! У Тлемиса не оставалось времени на раздумья – через долю секунды она прекратит свое вращение и порвется! Ни одна мышца не дрогнула на лице и на теле сына Буркута. Еле заметно двинулись только большой и указательный пальцы правой руки – за долю секунды они разогнулись, и стрела, словно разозленная оса, помчалась, рассекая воздух, и вонзилась точно в цель. Издав жалобный звук, словно прощаясь с хозяином, тетива лопнула! Взрыв крика толпы разорвал воздух. Тлемис не спеша взял кубок и выпил напиток из кобыльего молока. За спиной он услышал злобное шипение соперника: «Будь ты проклят, щенок!» Тлемис внутренне сжался, словно от неожиданно полученной оплеухи, но виду не подал.

Нехорошие слова произнес стрелок, которому выпал черед показать свое умение последним. Это был неприятный мужчина неопределенного возраста – худощавый и рябой, со щербатым ртом. Взгляд его был надменным и презрительным, он словно бы говорил: «Вы все прах под моими ногами». Он по-звериному оскалился, обнажив острые клыки, и сразу стал похож на степного лиса. Да, это был атаман разбойников Корсак Какпан. Но никто из присутствующих, кроме Абаса, не знал ничего об этом пришлом человеке, посчитав его за гостя из других селений. Абас узнал Корсака, но предпочел не попадаться ему на глаза. Он понял, что главный разбойник явился сюда с одной единственной целью – завладеть знаменитым луком. Оценив соперников, Корсак сделал вывод, что Тлемис и Уйсен представляют для него самую большую преграду к победе. Тогда он решил сначала убрать с пути Тлемиса и повредил его оружие. Он это сделал настолько виртуозно, едва чиркнув бритвой по тетиве соперника, что никто ничего не заметил. Все-таки прирожденный вор и ловкость рук для него, когда то были средством для пропитания. Корсака душила злоба, распирал гнев от того, что его план по устранению соперника не удался. Он продолжал проклинать Тлемиса, беззвучно шевеля губами и натягивая стрелу на лук. Руки его дрожали. Кубок запрыгал на локте, кумыс выливался через край. Не успел Корсак выстрелить, как кубок слетел и, проливая на лету белую жидкость, покатился по кирпичам, разбрызгивая остатки кумыса во все стороны. В бешенстве Корсак сломал стрелу об колено, плюнул и бросил её обломки под ноги Тлемису. Взгляд его говорил: «Я уничтожу тебя!»

Тлемис, увидев полный ненависти и угрозы взгляд, догадался, кто подрезал ему тетиву. Он не мог взять в толк, за что незнакомый человек так возненавидел его? «Ну, соперники. Ну, и что? Вот Уйсен и другие стрелки ведут себя благородно», – размышлял Тлемис. «Злиться, – это все равно, что выпить яд, в надежде, что он убьет твоих врагов», – вспомнил он слова учителя.  «Проигрывать надо с достоинством!»  – учил его Жебе. 

Однажды, когда Тлемис выполнил очередное сложное упражнение, заданное учителем, он стал бурно выражать свою радость. Жебе одернул его: «Воспринимай и победы и поражения спокойно!». «А если случится так, что я удачным выстрелом спасу жизнь дорогого мне человека. Разве и тогда я не должен буду возрадоваться?» – недоумевал ученик. «Конечно, ты будешь ликовать. Человек не может быть свободным от эмоций – плохих или хороших. Но я призываю тебя быть сдержанным и всегда помнить, что вслед за победой может последовать поражение, если не сохранять спокойствие духа. Не позволяй чувствам овладевать собой полностью», – наставлял Жебе.

По правилам поединка, Тлемис и Уйсен могли выбирать задания на свое усмотрение. Задания, вне зависимости от того кто его выберет, должны поочередно выполнить оба лучника.

Глава тридцать четвертая

Поединок

Первым выбрать и выполнить здание предстояло Тлемису. Он решил стрелять из лука на скаку. Разогнав лошадь, он вдруг резко свесился с седла, прижимаясь спиной к брюху лошади, и выстрелил. Потом резко развернул корпус и пустил стрелу уже из-под живота лошади, поражая цель, стоящую с противоположной стороны. Но на этом Тлемис не прекратил свое выступление. Высвободив ноги из стремени, он одним прыжком встал на седло и выстрелил снова. Стрела угодила в центр мишени, стоящей спереди. Доскакав до щитов с мишенями, Тлемис развернул коня и направил его обратно к стартовой линии. На полпути он снова вскочил на ноги, но теперь стоял спиной по направлению бега лошади, то есть скакал стоя спиной вперед. И снова пустил стрелу в ту же мишень. Стрела угодила в предыдущую стрелу, торчащую в центре круга, и расщепила ее надвое! Зрители взревели! Такого горожане еще не видели! В массе народа творилось, что-то невообразимое.

На площадь выехал Уйсен. Люди откровенно ждали его проигрыша. Невозможно повторить то, что проделал Тлемис.  Но Уйсен сумел это сделать!  Пораженные зрители неистовствовали! Несколько джигитов  подняли Уйсена, и стали с криками подкидывать его высоко в воздух. Другая толпа набежала на Тлемиса. И вот уже он, смешно подкидывая ноги и руки, летит над толпой ввысь.

Когда ликующие люди, наконец, отпустили триумфаторов, распорядитель состязаний громко объявил о коротком перерыве, так как на стрельбище вновь должен был выйти Уйсен. А ему, повторившему невероятные трюки Тлемиса, требовалась передышка.

Вместо стрелков в центр площади вбежали артисты. Несмотря на жару некоторые из них были одеты в шубы, с вывернутыми наружу мехом, другие с накинутыми на плечи шкурами волка, тигра, барса, медведя, кабана. Оскаленные головы животных с потухшими глазами, венчали макушки артистов. Несколько лицедеев были в обычной одежде с луками в руках. На площади разыгрывалась сцена охоты. Когда потешная облава на зверей была закончена и охотники, собрав шкуры, удалились, в поле зрения появился здоровенный мужчина. Огромными ручищами с выпуклыми мышцами, силач поднял над головой сначала упитанного барана, потом теленка. Когда вывели под уздцы двухгодовалого жеребца, зрители замерли  в ожидании. Атлет, еще туже подтянул широкий кожаный пояс, присел, пристраиваясь под конем, удобно ухватил его за ноги и распрямился. Вороной заржал, повиснув на плечах верзилы. Покрутившись на месте, человек поставил жеребца на место. Под овации он был препровожден с площади.

Заиграли трубы, но на место показа зрелищ никто не выходил. Кто-то выкрикнул из толпы: «Канатоходцы!» и зрители дружно запрокинув головы, стали смотреть вверх. На канат, натянутый между башнями дворца, осторожно ступал молодой человек, держа для равновесия длинный шест. Дойдя до середины, он вдруг подпрыгнул, чем вызвал испуганные возгласы снизу. Потом медленно сел, свесив одну ногу, а вторую подогнул под себя. Встав он, продолжая подпрыгивать, добрался до конца каната, и, под общий облегченный выдох, вступил на твердую поверхность. Сзади к нему подошел щуплый мальчик и с проворством обезьянки вскарабкался на плечи. Мальчик встал в полный рост и помахал кому то вдаль. Гимнаст вновь осторожно ступил на шаткий канат. Дойдя до середины, он остановился. «Обезьянка» выдернул откуда то пестрый платок и, нагнувшись, завязал глаза нижнему. Зрители ахнули и замерли. Тлемис сильно зажмурился, а потом и вовсе отвернулся, не желая смотреть на воздушных гимнастов. Этот невольный порыв заметил, затесавшийся среди стрелков Абас. «Похоже, дружище, ты боишься высоты!»  – подумал он. «Так, стало быть, вот где твое слабое место!» – возликовал Абас. Гимнасты благополучно добрались до конца каната, и, раскланявшись оттуда, скрылись в башне. Тлемис с видимым облегчением вздохнул и заулыбался. 

– Слушай, приятель, я могу помочь тебе стать победителем и обладателем лука Тенгри! – отведя Уйсена в сторону и придерживая его за локоть, страшно зашептал на ухо Абас.

– Ты кто? – опешил стрелок, отстраняясь и подозрительно оглядывая незнакомца.

– Я тот, кто тебе сейчас нужен больше всего! Нет времени на доказательства, просто поверь мне!

– Говори!

– Но только ты должен обещать мне, что в случае победы,  а в этом я уверен, ты возьмешь меня к себе в ханскую стражу.

– Договорились! – быстро согласился Уйсен, так как времени уже почти не оставалось. Да и условие незнакомца было не сложным и понятным.

– Этот мальчишка, боится высоты, как суслик коршуна! Когда он еще был так мал, что не помнит этого, он падал с неба и не расшибся в лепешку, только благодаря случайности! Этот ужас у него в крови, он впитал его с молоком матери, так как мать его перепугалась больше всех! – горячо зашептал Абас, озираясь по сторонам.

– Понятно. А как же я смогу этим воспользоваться и обернуть его страх против него самого?

– Подумай! Ведь ты стрелок опытный и тебе не раз приходилось охотиться между высоких скал на горного архара?!

Уйсен задумался, и взгляд его блуждал по сторонам, словно ища подсказки.  «Высота… высота», – бормотал Уйсен, покусывая ус и теребя аккуратно подстриженную черную бородку. Взгляд его остановился на натянутом канате, который несколько минут назад служил ареной для гимнастов. Тут Уйсен просветлел лицом, и дружески хлопнув Абаса по плечу, торопливо удалился.

Тлемис видел, как Уйсен подошел к распорядителю и что-то сказал ему. Тот изменился в лице, потом резко ответил Уйсену и, отвернувшись, зашагал прочь. Уйсен догнал его и продолжил, активно жестикулируя, в чем-то убеждать. Распорядитель кивнул и направился к дворцу. Вскоре он появился на террасе, где сидел хан. Люди там оживились, обсуждая что-то.

– Стрелок Уйсен изъявил желание показать свое мастерство, стоя на канате, – заговорил Аспан хан, обращаясь к народу, – похвально его стремление показать наивысшее искусство, которое до него не показывал еще ни один лучник!

Людская масса загудела, заволновалась. Хан поднял руку, призывая к тишине.

– Но я не хочу, чтобы праздник был омрачен, чьей бы то ни было смертью! Поэтому я постановляю – разрешить Уйсену подняться на канат, но с условием, что он будет перевязан за пояс веревкой.

Горожане зааплодировали, выражая свое одобрение мудрому решению правителя. Тлемис, услышав о намерении Уйсена, оторопел, покрылся холодной испариной, и почувствовал, как на голове словно зашевелились волосы. Посмотрев наверх, он невольно содрогнулся и, пытаясь унять противную мелкую дрожь, стал вытирать повлажневшие ладони об штаны. Он не мог двинуться с места, словно его сапоги пригвоздили к кирпичам.

– Эй, друг, что такое? Ты побледнел как снег. –  Айдар все время находившийся рядом, не мог понять, что произошло с Тлемисом. Он тормошил его за плечи, но друг смотрел безучастным взглядом куда-то мимо Айдара и упорно молчал.

 – Я сейчас, я мигом. Ты только никуда не уходи! – на бегу проговорил Айдар и скрылся в толпе. Он кинулся искать Жамбу. Тот нашелся быстро и вместе они заспешили к Тлемису. Сын Буркута стоял на том же месте, нервно потирая ладони. Жамба понял, что Тлемис не просто волнуется, а растерялся и совсем упал духом.

 – Ничего, ничего, успокойся. Пойдем. – Жамба осторожно обнял ученика за плечи и куда-то повел, приказав Айдару, следить за событиями.

– А вы куда? – недоумевал Айдар.

– В сад, – ответил Жамба.

Тлемис, свесив голову, словно теленок на поводке, послушно поплелся рядом с устазом. Ему сейчас было все равно куда идти.

– Тлемис, расскажи, что случилось? – ласково обратился к ученику Жамба, усаживая его под яблоней.

  – Я, я не с-с-могу п-п-родолжить, – заикаясь сильнее обычного, с трудом проговорил Тлемис.

– Почему?  Ведь ты все делал замечательно! Дошел почти до самого конца. Остался последний шаг, и ты отступаешь? Я не понимаю,  – еле сдерживая себя, чтобы не закричать, с дрожью в голосе спросил Жамба.

– П-п-ростите, что не оп-оп-равдал в-в-аши о-о-жидания. Я не м-м-огу. Я б-б-оюсь в-в-ысоты! – выкрикнул Тлемис и, отвернувшись, упал в траву, закрывшись руками.

Жамба отошел в сторонку, чтобы дать мальчику прийти в себя. Он намочил в арыке платок и, подав Тлемису, присел рядом. Мальчик вытер лицо и заговорил. Он впервые в жизни признался другому человеку в своем тайном страхе. Его словно прорвало. Он рассказал, что в детстве его уронила с большой высоты сова, что орел подхватил его у самой земли, что поэтому он с первых своих слов, заикается. Он поведал учителю о своих ночных кошмарах, в которых он все время срывается и падает, падает…  Признался, что не может перебороть этот навязчивый страх, что теряет самообладание при одной мысли о том, что ему придется подняться на высоту.

– Тлемис, хорошо, что ты излил мне душу. Признаться в своей слабости, могут только сильные люди. Ты сделал первый шаг и открыто взглянул в лицо своему страху, ты видишь своего врага, ты назвал его имя! Нет сильных или слабых людей от рождения. Поверь, сильные люди, только потому сильны, что когда то были слабыми и перебороли свои слабости. Мудрецы, когда то были глупцами, но они учились и стали мудрыми. Нет на земле людей, которые не боятся ничего и никого. Страх – это то, с чем мы рождаемся. Но чем отличается бесстрашный человек от труса? Тем, что сильный человек преодолевает свои страхи, а трус поддается им, идет у них на поводу. Мудрецы говорят: «Великое отчаяние, рождает великую силу!» Ты сейчас стоишь перед выбором, который определит всю твою дальнейшую жизнь – либо ты поборешь свой страх, либо станешь его рабом! Ты не узнаешь, сможешь ли ты это сделать, пока не попробуешь. Никто не знает, каковы его силы, пока не использует их. 

Ученик внимательно слушал учителя, и вбирал каждое слово. Он был словно заблудившийся в безводной пустыне странник, после долгих дней жажды, добравшийся до живительного родника и жадно пьющий воду.

– Ты и только ты должен владеть луком Тенгри! Ведь именно тебе, он был послан при рождении! Ни мне, ни Айдару, ни отцу твоему Буркуту, ни Уйсену! Тебе! И значит, Тенгри заложил в тебе достаточно силы, чтобы ты смог преодолеть все, чтобы стать достойным его обладателем!

– Да, учитель. Я сейчас. Мне нужно еще немного времени. – Тлемис отошел и сел на свое привычное место. Жамба направился к выходу из сада, чтобы не мешать.

Тлемис закрыл глаза и мысленно перенесся в прошлое. Вот они вдвоем с Жебе стоят на вершине скалы, оглядывая панораму с высоты птичьего полета. У Тлемиса перехватило дыхание и закружилась голова. Он с ужасом понял, что сейчас опять подступит волна этого тошнотворного безотчетного  страха. Жебе внимательно посмотрел в лицо ученика, и молча, протянул ему белый твердый камешек сушеного сыра. Тлемис засунул его в рот и почувствовал кисло-соленый вкус. Тошнота понемногу отступила.

– Не смотри вниз, – приказал Жебе, – смотри только вдаль.

– Сосредоточься. Видишь там, вдали, стая гусей поднялась на крыло с озера?

– Да, – кивнул ученик и заметил, как одна из птиц, пронзенная стрелой, кувыркаясь, падет вниз. Он удивленно уставился на Жебе, который опускал лук.

– А теперь ты! – потребовал Жебе. Тлемис прицелился, но в последний момент, вспомнил, что стоит почти у края скалы. Он промахнулся.

Жебе приводил Тлемиса на гору ежедневно и заставлял ученика часами стоять на краю бездны. Сам он в это время сидел в тени и наигрывал ритмичную мелодию на шанкобызе, зажав музыкальный инструмент губами. Потом, когда появлялась в небе стая птиц, он разрешал ученику пострелять. Однажды, Жебе показал своему ученику невиданный им доселе трюк. Он встал на край скалы так, что ступни его до половины оказались над пропастью. Учитель спокойно вытянул из колчана стрелу, словно стоял на ровной земле и выстрелил куда-то в горы. Что-то громоздкое с шумом обрушилось вниз, сметая на своем пути груды камней. Тлемис испуганно обернулся и отскочил в сторону, чтобы его не пришибло тушей архара, стремительно летевшей с горы.

Так постепенно Тлемис привык охотиться в горах. «Ведь тогда я перестал бояться высоты. Отчего вновь этот страх одолел мной?», – думал Тлемис. «Может потому, что ты позволил ему побороть себя?» – в голове ученика отчетливо прозвучал голос учителя.

Тлемис поднялся и решительно зашагал к площади, откуда доносились звуки труб и барабанов. «Уйсен начал стрельбу», – подумал мальчик.

Действительно, когда Тлемис в сопровождении Жамбы и Айдара подошел к месту соревнований, Уйсен ступил на канат. С кожаного его пояса свисала страховочная веревка. В руках он держал лук Тенгри, который Тлемис узнал в тот же миг, как только его увидел, несмотря на приличное расстояние. На площади установилась такая тишина, что было слышно, как жужжат пчелы и трепещут на ветру матерчатые натянутые тенты и плещутся полотна развевающихся флагов. Дойдя до середины каната, Уйсен медленно поднял лук и прицелился в кольцо, висевшее на столбе, на которое вновь натянули тонкую материю. Мишень теперь была почти на одной линии со стрелком, на расстоянии примерно в 60 шагов. В самый последний момент стрелок дрогнул, канат под ним зашатался из стороны в сторону. Он пытался восстановить равновесие, но лук был сейчас для него грузом, перевесившим его тело вперед. Уйсен, так и не успев выпустить стрелу, потерял равновесие и сорвался с шаткого каната. Толпа громко охнула, раздались женские вскрики, заплакал ребенок. К Уйсену, повисшему невысоко над землей, подъехал всадник и рубанул мечом по страховочной веревке. Два джигита подхватили стрелка, не дав ему упасть. По рядам пронесся вздох облегчения, в котором однако чувствовалось и всеобщее разочарование.

Тлемиса огорчило падение соперника. Он искренне волновался за него и хотел, чтобы Уйсен выполнил задание. Да, он хотел выиграть, но не такой ценой! Тлемис намеревался победить, превзойдя лучника хана в мастерстве, но никак не в результате неудачного стечения обстоятельств.

– Желаю тебе удачи. Постарайся не упасть. –  Уйсен протянул Тлемису лук Тенгри и слегка похлопал его по плечу. Видно было, что Уйсен удручен, но ни словом, ни жестом не выразил этого.

Тлемис едва склонил голову, с достоинством и несколько торжественно, принял орудие. Он впервые за много лун держал божественный лук. Тлемис некоторое время смотрел на него, словно пылкий юноша на любимую девушку, после долгой разлуки. Тлемис вздрогнул, когда призывно заиграли трубы.

– Я принес все, о чем ты просил, – зашептал ему в самое ухо Жамба и протянул на ладони кусочек сушеного сыра и шанкобыз.

– Сыграй мне мелодию «Родная земля», когда я буду наверху. –  Тлемис взял курт, а губной музыкальный инструмент оставил Жамбе.

Когда следующий стрелок показался в проеме башни, человеческое море вновь утихло. Помощники надели на лучника страховочный пояс. Тлемис беззвучно шевелил губами. Он просил благословения Вечного синего неба и духов предков поддержать его. Перед тем как вступить на неустойчивый канат, Тлемис, положил в рот курт и дал знак Жамбе. В полнейшей тишине послышались шаманские звуки шанкобыза. Тлемис закрыл глаза и отчетливо представил себе привычную картину. Вот стоит он на вершине горы, приступы тошноты отступают, когда во рту разливается приятный знакомый с детства кисло-соленный вкус творога. Учитель сидит под скалой и наигрывает на шанкобызе одну и ту же мелодию. 

Последний за сегодняшний долгий день участник состязаний, взял лук в левую руку, в правую заложил между пальцами сразу три стрелы. Когда зрители увидели в руке стрелка растопыренный веер из трех стрел, по рядам волной прокатился негромкий гул. Тлемис не смотрел вниз, а только на мишень. В этот момент его путеводителем были ноги, обутые в тонкие, словно чулки, кожаные сапоги без твердой подошвы. Он находил канат ступнями и ощупывал его пальцами ног, как слепой, ощупывает дорогу клюкой. Передвигался он очень осторожно и медленно, делая паузы после каждого шага. Лук и стрелы он держал впереди себя, наизготовку, чтобы вес лука не перетянул его влево. Так он дошел до середины каната и почти не прицеливаясь, выпустил поочередно три стрелы. Все стрелы, пролетев сквозь кольцо, с гулким ударом кучно вонзились в центр деревянного щита. Тлемис опустил лук и словно по ровной земле, теперь уже без видимых усилий, дошел до башни. Толпа взорвалась бурным ликующим шумом. Грянула музыка. Даже хан и его свита повскакивали со своих мест, не в силах сдержать восторженные чувства. Лишь только Тлемис спустился с башни, его подхватил и понес людской поток. Волна донесла победителя до дворца и выплеснула на террасу. Тлемис и сам не понял, как очутился в ханской ложе. Хан Аспан троекратно обнял героя. После него и все остальные придворные люди, гости, представители родов обнимали и поздравляли триумфатора.

–  Слава победителю!

– Тлемис избранник бога!

– Батыр бала!

Слышались отдельные восхищенные похвалы, которые тут же подхватывались многотысячным хором голосов.

– Отныне Тлемис именуется батыром и единственным владельцем лука Тенгри! – громко провозгласил хан и передал ему лук. – Этот золотой подарок предназначается тебе, как непревзойденному лучнику! – хан торжественно водрузил на голову мальчика сначала матерчатый подшлемник, а затем и  нагретый под солнцем шлем.

– Теперь можешь сказать. Если ли у тебя просьбы ко мне. – Сказал хан.

– Достопочтенный хан! Сородичи! – Тлемис поочередно склонил голову сначала перед правителем, потом перед народом. –  Я сын Буркута, внук Кайсара, потомок славного батыра Мергена. Для меня великая честь быть сыном своего народа! Как говорил мой знаменитый предок Мерген батыр «Мечта героя – служение народу. Цель героя – прославить народ!» Моя мечта продолжить дело наших предков и посвятить свою жизнь своему народу! – Тлемис замолчал и поклонился. С новой силой люди приветствовали его, так как слова его были достойны не мальчика, но мужа!

– А сейчас давайте веселиться и праздновать рождение еще одного батыра, который, я уверен, прославит свой народ! – произнес хан заключительные слова, которые послужили сигналом к началу всеобщего тоя.

Хан пригласил мальчика в золотом шлеме за свой дастархан. Тлемис отпросился сначала разделить радость с друзьями. На что хан ответил, что будет рад видеть его друзей и родственников у себя во дворце.

– Тлемис! Тлемис! Ай, батыр! Батыр бала! – Жамба, Айдар и Акылжан кинулись к товарищу, как только тот показался под аркой дворца. 

– Тлемис! Ты поборол свой страх высоты! Это было мастерство высшего класса! Я горжусь тобой, мой ученик! А как ты говорил! Я даже прослезился! Ты ни разу не заикнулся!  – обнимая ученика, без остановки грохотал Жамба.

 – И вправду ты престал заикаться! Ты сам-то хоть заметил это? –  спросил Айдар.

– Это получилось как-то само собой! Когда я начал говорить я как-то забыл о заикании! Да и не годится победителю в золотом шлеме быть заикой! – счастливо засмеялся новоявленный батыр.

  

Глава тридцать пятая

Корсак

Корсак Какпан злой, как шелудивый пёс, у которой вырвали из пасти шматок украденного мяса, в сопровождении двух лихих товарищей, возвращался в свой стан. «Завоевать лук Тенгри я не смог! Вот шайтан! Что я теперь скажу Саршунаку?»  – размышлял атаман разбойников. «Сейчас выскочит и начнет поносить, да запугивать, суслик проклятый!»

Корсак думал, как бы обставить дело, чтобы Эрлик, не разгневался. Прошло пять зим с тех пор, как Корсак, познакомился с повелителем подземного ханства. Вернее, сам он с ним никогда не встречался, но видел его страшный лик в волшебном зеркале. Эрлик всего три раза снисходил до того, чтобы лично отдать приказания вожаку разбойников. Все остальное время владыка Подземного ханства, повелевал Корсаком через приставленного к нему соглядатая неспокойного Саршунака, который следовал за разбойником неотступно, то и дело, наведываясь к Эрлику с докладом. Корсака так и подмывало иногда прирезать этого надоедливого надсмотрщика. Но, увы, нужно было следовать приказам этого полусуслика. Корсак был связан по рукам и ногам условиями договора, подписанного кровью.

А случилось подписание кровавого договора в те годы, когда Корсак был еще вором-одиночкой, промышлявшим на базарах больших и малых городов. Однажды он был пойман за руку одним состоятельным купцом, был нещадно бит его слугами и передан в руки местного правителя. Это случилось в одном из государств, расположенных далеко от Великой Степи. Законы в той стране были очень жестокими. Вора, уличенного в краже, ждала страшная казнь. Накануне казни, дожидаясь мучительной смерти, прикованный цепями к каменной стене, Корсак готов был на все, лишь бы избежать смерти.

– Что бы ты отдал за свободу? – вдруг услышал воришка голос, раздавшийся в темнице.

Корсак подумал, что ему померещилось, но разлепив опухшие от побоев веки, он увидел перед собой странное существо с телом человека и мордой сильно смахивающей на суслика.

 – У меня ничего нет, кроме моей жизни, и та повисла на волоске, – думая, что разговаривает с призраком, ответил узник, облизывая растрескавшиеся губы. 

– А отдал бы ты свою душу за освобождение? – продолжал Саршунак.

– А есть ли у человека душа? – вопросом на вопрос ответил Корсак.

– Это ты сказал, – загадочно проговорил неожиданный гость, и почему-то обрадовался. – А коли так. Согласен ли ты обменять то, чего у тебя нет, на реальную свободу и богатство?!

– Я бы отдал все и за меньшее! – признался Корсак.

Тут он почувствовал, как тяжелые оковы спали с него и он, не в силах больше стоять, упал на холодный каменный пол.

– Прочти! – Саршунак поднес к его лицу исписанный витиеватым почерком свиток. 

– Я не обучен грамоте. – Отстранил рукой пергамент Корсак.

– Если говорить коротко, ты отдаешь то, чего, как ты говоришь у тебя нет. А взамен получаешь освобождение из каземата, а значит и жизнь. Впоследствии ты обязуешься выполнять все распоряжения Эрлика, признаешь его своим господином. А потом, он гарантирует тебе и несметные богатства, и громкую славу. – Затараторил Саршунак.

– Кто такой Эрлик? Я не знаю его, но готов служить хоть шайтану, лишь бы меня вытащили отсюда! – Нетерпеливо говорил узник, пугливо оглядываясь на двери.

– Ха-ха-ха! Да ты смотришь в самый корень! Ты даже не подозреваешь, насколько ты угадал! – Засмеялся посланник Эрлика.

Обмакнув тонкую камышовую палочку – калам, в кровоточащую на плече Корсака рану, суслик вложил ее в ослабшую кисть узника. Вор неумело, что-то чиркнул на свитке и тут же очутился на свободе. Он узнал просторные родные степи, покрытые седым ковылем. Бывший заключенный с наслаждением подставил ветру истерзанное лицо и жадно вдыхал горьковатый аромат полыни. «Свобода!» – ликовала каждая клеточка его измученного тела. Он почувствовал свежую влажность и болотистый запах, принесенный ветром. Услышал кряканье уток, плеск воды. Корсак, повинуясь жажде, побрел в направлении узкой блеснувшей полоски. Это была мелкая речушка, протекавшая по просторам степи. Он припал к воде, словно загнанный зверь, каким-то чудом ушедший от погони, и захлебываясь стал пить. Потом он долго лежал в прогретой до самого дна реке и блаженно смотрел в глубокое васильковое небо.

 С тех пор прошло пять зим. Новые его покровители соблюдали условия договора и требовали того же от Корсака. Теперь удача сопутствовала ему. Он прослыл  везучим и неуловимым вором, угонявшим чужой скот и выгодно сбывавшим его, сводя тавро на крупах лошадей и верблюдов, и метки на обвислых ушах овец и коз. Вскоре к нему присоединились другие искатели легкой наживы. Банда его ширилась. Они без потерь совершали набеги на караваны, разоряли небольшие селения кочевников. Его пещеры были полны драгоценных камней и золотых монет, горой высились чаши и кубки из серебра и золота, оружия и доспехов. Высокой стеной уложены рулоны дорогих тканей, ковров, одежды. Были здесь и рукотворные холмы из непромокаемых кожаных мешков, набитые заморскими пряностями, которые продавались на восточных базарах не большими мерами, а горстями и щепотками, так как стоили весьма недешево. Зира, куркума, кориандр, агар-агар, анис, чабрец, барбарис, кунжут, тмин, душица, красный и черный перец, паприка, сушеные томаты, душистый горошек и, конечно, же, король специй – шафран. Даже герметично упакованные благовонья наполняли пещеру своими пряными ароматами. 

Эрлик требовал от своего должника теперь все больше и больше. Это он надоумил вожака разбойников, переодевшись в одежды ханского войска, совершать набеги на мирные селения. Расчет был на то, чтобы рассорить соседствующие племена друг с другом и с ханом, чтобы разжечь междоусобицы. Последний приказ Эрлика заключался в том, чтобы любой ценой завладеть луком Тенгри. Но повеление это Корсак не смог выполнить и теперь с понурой головой возвращался в одно из своих тайных убежищ. Ему предстояло доложить обо всем ненавистному Саршунаку.

«Наверняка Тлемис захочет вернуться домой, чтобы отпраздновать победу!» – подумал Корсак и даже остановил коня, недоумевая, почему такая простая мысль не пришла ему в голову раньше. «Нежданное поражение выбило меня из седла! Так, спокойно! Нужно устроить засаду и напасть на Тлемиса! Отобрать лук и золотой шлем!», – продолжал размышлять разбойник. «Но Тлемис будет возвращаться не один. Поговаривали, что к хану прибыли переговорщики от мергенов. А они точно прихватили с собой с десяток джигитов. Прибавить сюда и еще троих прихвостней, крутившихся около него», – прикидывал в уме Корсак количество людей, которые могут быть рядом с Тлемисом. «Да. А нас всего трое. Мало! Эх, вот если бы успеть вызвать еще двадцать моих разбойничков, тогда бы мы уж точно смогли их всех перебить», – думал Корсак.

– А что, думаете, Тлемис задержится на торжествах у хана? – спросил вожак у своих джигитов.

– Да уж кто откажется искупаться в лучах славы? И от дармового угощения? – гоготнул один их них.

Не успел еще Корсак придумать, как бы ему устроить засаду на Тлемиса, как перед его конем из норы выскочил суслик и, ударившись об землю, превратился в Саршунака. «Помяни только шайтна, как он сам к тебе придет!»  – подумал Корсак и осадил коня, чтобы не наехать на предводителя сусликов, тарбаганов и полевых мышей. 

– Чем порадовать мне нашего повелителя? – по обыкновению с места в карьер начал суетливый Суслик.

Корсак насупившись, словно сыч, которого потревожили днем в его темном дупле, промолчал.

– Вижу, что хвастать тебе нечем? Где же волшебный лук? А? Я тебя спрашиваю, облезлый лис? – теряя терпение, противно завизжал Саршунак.

– Закрой пасть! – огрызнулся Корсак, рассерженный тем, что Суслик обозвал его в присутствии разбойников. И теперь волей неволей ему приходилось держать лицо.

– Да я тебе горло перегрызу! – Саршунак нехорошо прищурился и весь подобрался, словно готовясь к прыжку. Однако уже не визжал, а угрожающе шипел.

– Я тебя не боюсь, Эрликов слуга! Ничего ты мне сделаешь, если не побоишься навлечь на себя гнев повелителя! У меня, в отличие от тебя, скудоумного, есть план, как завладеть луком! – вывернулся из неприятной словесной перепалки Корсак – и авторитет не уронил, и урезонил суслика.

Саршунак, снедаемый желанием немедленно вцепиться в горло разбойника, всю свою злобу выместил на кучке ни в чем неповинных тарбаганов, мирно гревшихся на весеннем солнце. Он, страшно ругаясь и вопя, стал гонять их по степи. Стайка рассыпалась и попряталась по норкам. Устав, так и не поймав ни одного зверька, Саршунак уселся на траву и вытянул когтистые, поросшие рыжим пухом, ноги.

– Ханский той продлится три дня. После него Тлемис будет возвращаться в родное селение. С ним примерно пятнадцать вооруженных всадников. Я намерен послать одного из моих джигитов за подмогой. Мы устроим засаду, перебьем мергенов и заберем лук Тенгри.

– Не упоминай Его имени, – Саршунак поморщился, как от боли. Корсак злорадно хмыкнул.

– Раз ты такой быстрый, чем попусту гонять тарбаганов по степи, лучше сбегай в мой стан и приведи двадцать, нет лучше тридцать отборных джигитов. А мы подождем вас, – Корсак оглядел окрестность, – вон в той одинокой юрте. – И указал плетью на небольшой холм, на вершине которого стоял сборный дом, покрытый серым старым войлоком. 

– Ладно, – выдавил Суслик, с ненавистью смотря на разбойника.

– Но если и на этот раз не добудешь волшебный лук, можешь попрощаться с жизнью! – пригрозил Саршунак и, завертевшись на месте в клубах поднятой пыли, исчез. 

Корсак с двумя джигитами по-хозяйски ввалились в одинокую ветхую юрту. В убогом жилище никого не было. Скромное убранство вопило о крайней нужде. Корсак разлегся на потрепанной кошме, застилавшей земляной пол. Его разбойники начали шарить в поисках съестного. В небольшом бурдюке, висевшем на решетках юрты, нашлось немного желтой сыворотки из козьего молока. Разлив жидкость по щербатым пиалам, незваные гости утолили жажду и улеглись спать, даже не выставив охрану, уверенные в полной своей безопасности. Их разбудил невнятный шорох. Чуткие уши разбойников, уловили еле слышное шарканье – в юрту вошел сухонький старик. Он сгибался под тяжестью средних размеров казана, который был доверху наполнен водой. В воде плавали сырые куски мяса.

– Карашал приветствует вас, уважаемые. Вот заглянул Карашал в дом, а тут люди спят. Не стал он вас будить, а побежал в ледник за мясом. – Заговорил хозяин жилища. Поставив казан на треножник, он неспешно стал разводить огонь под ним.

– Хозяин видит, вы сами угостились тем, что было у него. На здоровье. Он бы налил вам кумыса, да только кроме сарысу и родниковой воды  нет у него ничего, чтобы утолить жажду. Сейчас Карашал мясо сварит, накормит  путников, – не переставая хлопотать, говорил старик.

– Кто ты, старик? Почему живешь один? – не вставая с места и не поздоровавшись, спросил Корсак.

– Бедный человек, пасет десяток своих овец. Была у него байбише, да отправилась она к праотцам недавно. Дочь была, да пропала прошлым летом. Пошла на реку за водой и не вернулась. Голос у нее был чистый, звонкий, как у жаворонка. Вот и доживает свой век Карашал один-одинешенек, – рассказывал о себе старик, почему-то в третьем лице, – а вы, не встречали ли где  Булбул дочь Карашала? – старик поочередно заглянул в глаза разбойникам. Те быстро переглянулись и, стараясь не смотреть в глаза старика, отрицательно замотали головами. 

Слушая в пол уха речь хозяина, и не отвечая на его вопросы, трое гостей, дожидались, когда свариться мясо. Старик горестно вздохнул и вышел из юрты.

– Похоже, та девчонка, которую мы прихватили у реки прошлым летом, жила здесь. –  Сказал один из разбойников.

 – Верно. Это она. Булбул. Эту птичку еще долго придется кормить, пока из нее вырастет что-то  достойное. Мелкая, как ягненок, родившийся зимой. Кожа да кости. Смуглая. Вряд ли сейчас за неё дадут хорошую цену, – Корсак презрительно сплюнул.

Разбойники похищали девочек и мальчиков подростков для того, чтобы те прислуживали им. Когда дети становились девушками и юношами их продавали, увозя за пределы Великой Степи, где были невольничьи рынки. Сбежать малолетние пленники не могли, так как их держали высоко в горах. А если случалось, что кто-то из отчаянных мальчиков решался на побег, его догоняли и нещадно наказывали.

– Карашал говорил, что у  Булбул голос, как у соловья, надо будет это проверить. Если это так, то и цену можно будет повысить. – Прикидывал будущие барыши Корсак. – Булбул от нас никуда не денется, сейчас у нас есть дела и поважнее. Поедем и осмотрим всё вокруг. Нужно найти подходящее место для засады. Через два дня Тлемис со своими мергенами будут проезжать здесь. К тому времени подоспеют и наши джигиты. Вот тут-то мы и устроим им неожиданную встречу! Главный наш козырь – внезапность. Мы обрушимся на их головы, как ястребы и, думаю, быстро одолеем! – Стал обсуждать план нападения вожак банды.

В юрту вошел старик. Разбойники замолчали. Съев все без остатка, ничуть не заботясь, поел ли хозяин дома, разбойники отправились осмотреть окрестность. Карашал, заметил, как переглянулись гости, когда он спросил про свою дочь, и из юрты вышел намерено – вдруг проговорятся? Старик, обогнув юрту, припал ухом к прорехе и стал вслушиваться. Его подозрения оправдались. Теперь он знал, как пропала Булбул.

Старик решил незаметно следить за всадниками и, взобравшись на холм, стал наблюдать за ними издали. Карашал хорошо знал окрестность, и потому предположил, что разбойники выберут для засады ложбину, заросшую тальником, между двух курганов, где могли бы укрыться с десяток всадников. Так и случилось. Когда прибыл отряд из тридцати вооруженных до зубов джигитов, Корсак повел их в то место, о котором догадался Карашал. Саршунак, вернувшийся с подмогой, передал Корсаку еще один приказ Эрлика – убить Тлемиса.

Как только старик нашел подтверждение своему предположению, он незаметно исчез из поля зрения незваных гостей. Разбойники, привыкшие к тому, что старик уходил пасти свою отару и возвращался только к вечеру, не обратили внимания на его отсутствие.

 

           Глава тридцать шестая

Засада

После трехдневного тоя Тлемис с товарищами и с аксакалами рода, возвращался в родное селение. Абаса среди них не было – он предпочел не возвращаться в родное селение, чтобы не встречаться с Буркутом. Уйсен, хотя и не одержал победу в поединке, принял Абаса в ханскую стражу. Акылжана огорчило решение отца. Абас предложил сыну остаться с ним, но тот отказался, сказав, что нельзя оставлять мать и сестру с братом одних. Абас согласился с сыном и с готовностью переложил на его плечи бремя заботы о своей сварливой давно надоевшей жене и детях.

Впереди Тлемиса был послан гонец, с радостной новостью. Они проехали полпути, когда навстречу им выехал на старой кляче Карашал. На его смуглом морщинистом лице абсолютно седая борода, выглядела как снег, неожиданно выпавший в середине весны на оттаявшую и почерневшую землю. Поравнявшись, путники поздоровались.

– Я Карашал – житель здешних земель, – приложил руку к груди седой, –  не вы ли мергены? И есть ли среди вас человек по имени Тлемис? – спросил он.

– Да это мы потомки Мергена. Тлемис один из нас, – отозвался один из аксакалов.

– Похоже, слава летит впереди тебя, Тлемис! – заметил Айдар. 

– Карашал видел, как тридцать три джигита, на ладных конях и с оружием, затаились меж двух курганов и поджидают мергенов с Тлемисом. Карашал слышал, что намерения у них недобрые и оружие они держат наизготовку.

– Кто такие? – настороженно спросил старейшина.

– Люди лихие и опасные, те, что воруют и скот и людей. Старшего называли Корсаком. И вправду, уж очень похож он на лиса.

– Корсак?! Уж не тот ли это человек, что был третьим в состязаниях?! Он подрезал мне тетиву, – горячо заговорил Тлемис, – от такого можно ждать чего угодно!

– Не торопись, Тлемис, – прервал аксакал мальчика, и обратился к Карашалу, – а почему мы должны тебе верить?

– Все знают Карашала в округе. Он никогда не обманет. Карашал слышал, как Корсак говорил, что похитил его единственную дочь Булбул. Она пропала прошлым летом. Это разбойники! Если они перебьют и вас, Карашал себе этого никогда не простит! Карашал проведет вас незаметно к разбойникам прямо в тыл! А вы потом поможете ему вернуть дочь? – глаза старика, наполнились слезами и немой мольбой.

– Силы не равны. Нас, считая аксакалов, девятнадцать человек, – заговорил Жамба. А их почти в два раза больше! Но, если мы нападем с тыла, откуда они нас не ждут, то есть шанс перебить их.

– А что если, мы обхитрим разбойников? – задумчиво проговорил Акылжан.

Все уставились на мальчика, который говорил редко, но, как говорится, метко.

– Они устроили засаду для нас. А мы устроим ловушку для них!

– Как это? – вскинул удивленно брови Жамба.

– У нас у каждого есть по запасной лошади, телега, верблюды с повозками. Мы усадим на запасных лошадей чучела. Издали будет похоже на людей. А сами спрячемся за холмом. Как только обоз приблизится к двум курганам, пусть уважаемые аксакалы, бросив телегу и верблюдов, разворачивают запасных лошадей и гонят их в нашу сторону, к холму. Разбойники погонятся за ними, думая, что преследуют всех нас. Тут-то мы их и встретим!

Молодые джигиты молчали и ждали, что скажут старики. 

– Все это опасно. Не вернутся ли нам обратно в город? Попросим помощи у хана, – засомневались рассудительные аксакалы.

– Мы проехали большую часть пути. Разбойники уверены, что мы будем проезжать сегодня. Если нас долго не будет, они могут что-то заподозрить и выехать на наши поиски. А с обозом и верблюдами мы далеко не уйдем. Они нагонят нас в степи и уж тогда точно перебьют, как куропаток. – Стал отговаривать старейшин Жамба.

– Что ж, видно, другого пути у нас нет! – согласились с доводами молодого устаза старики.

– Да благословит нас Тенгри! Да поддержат нас духи предков! – воскликнул один из старейшин после всеобщей молитвы.

Из мешков с зерном соорудили «всадников», напялив на них камзолы, рубахи, чапаны, кольчуги и привязав сверху шапки и шлемы. Чтобы мешки не свалились, их накрепко обвязали веревками. Для пущей достоверности прикрепили сбоку длинные копья, а спереди деревянные щиты.

– Ай, да, мерген! Вот что удумал! – оглядывая поддельных всадников, дивился смекалке находчивого юного воина Карашал.

Высланный из разбойничьего отряда разведчик вернулся, и доложил Корсаку, что обоз из запряженной телеги, верблюдов и примерно пятнадцати конных не спеша движется в нужном направлении, и вскоре будет проезжать мимо двух курганов. Корсак удовлетворенно кивнул и дал знак своим джигитам, чтобы приготовились. Вскоре он увидел вдали едва различимые движущиеся силуэты. Он весь подобрался, словно тигр, готовящийся к прыжку, и решил подпустить мергенов поближе. Однако, все пошло не так, как он задумал. Вдруг конники развернулись и, бросив обоз, пустились наутек в противоположном направлении.

– Эх, шайтан, куда это они? Неужто заметили нас? – изумленно выкрикнул Корсак, – Вперед! Догнать! Убить всех! – скомандовал он громко.

Разбойники, стегнув застоявшихся лошадей, стрелой помчались в погоню. Издали они обрушили вслед мергенам смертельный дождь из стрел. Разбойники – отличные наездники и лучники действовали уверенно. Многие стрелы пронзали скачущих впереди «всадников». Так преследователи в пылу погони израсходовали все свои стрелы. Они не таились и даже не пригибались, видя, что преследуемые не пытаются отстреливаться. Вдруг Корсак заметил, что многие разбойники, нелепо взмахнув руками, пронзенные стрелами, падали с коней. Он резко застопорил лошадь, и она встала на дыбы. Остальные разбойники, а их осталось не больше десятка, тоже стали останавливаться и озираться по сторонам. Из-за холма с диким гиканьем, выскочил отряд конников. Лошади под ними были свежие и резвые. Кони разбойников уставшие и взмыленные тяжело дышали. Думать о бегстве на таких конях было бесполезно. Разбойники стали биться на мечах с всадниками, словно свалившимися им на голову с неба. Живое кольцо  вокруг разбойников сомкнулось. Корсак, размахивая палицей, выбил из седла одного из противников и, перескочив на его лошадь, помчался прочь. Он применил свою тактику степного лиса – скакал не по прямой, а виляя зигзагами, резко шарахаясь из стороны в сторону, петляя, низко припав к шее лошади. Стрелы, летевшие  вдогонку, пролетали мимо. Тлемис, сидевший в засаде на вершине холма, был слишком далеко от убегавшего Корсака. Разбойники, кроме их вожака, были перебиты. И на этот раз хитрому и удачливому вору удалось уйти.  

По степи бродили кони с чучелами людей. «Всадники» сидели косо – из  продырявленных мешков сыпалось зерно. Поле брани тут же заполонили суслики, полевки, тарбаганы, барсуки, тушканчики и прочая дикая травоядная живность. Для них начался настоящий пир!

– Акылжан, ты это здорово придумал с засадой!  – впервые похвалил Айдар товарища, снимая с седел полупустые мешки и разоружая чучела.

Тот, не прекращая собирать пригоршнями просыпанное зерно, несколько удивленно посмотрел на него, как обычно ожидая подвоха.

 – Если бы не ты, быть может, нас перебили бы всех! Я рад, что Тенгри послал мне такого друга! Ты прости меня, что насмехался иногда над тобой! – Айдар протянул Акылжану руку.

– Айдар! Я тоже рад, что ты стал мне настоящим другом!  – обеими ладонями крепко сжал протянутую руку Акылжан, поверив, наконец, в то, что Айдар говорит серьезно. 

– С такими джигитами Карашал пошел бы в поход! – одобрительно сказал старик, – вы почти что дети, а ведете себя, как настоящие воины! Видно, что вам приходилось бывать в переделках!

– Да. Случалось пару раз, – ответил Айдар.

– Ребята, я вот думаю, зачем Корсаку понадобилось нападать на нас? – Спросил Тлемис, с силой выдергивая из земли вонзившуюся стрелу. 

– Как зачем? Он же разбойник! Хотел ограбить! – удивился Айдар.

– Слишком мал наш обоз, чтобы он мог позариться на него, – продолжил рассуждать вслух Тлемис, – уж, не понадобился ли ему мой лук? Не зря же он участвовал в состязании? Значит, хотел им владеть.

– Да и лук. И золотой шлем, – добавил Акылжан.

– Карашал слышал, как Корсак говорил своим воинам, не щадить никого. Убить всех. И первым кого он хотел видеть мертвым, был ты, Тлемис, – сообщил старик.

– Но что я ему сделал, что он так ненавидит меня?! Понимаю, что хотел отнять лук и шлем! Но зачем убивать?! – воскликнул батыр бала.

– Тлемис, я долго живу на этой земле, послушай меня, – начал Карашал, – Корсак – это лишь рука, в которой зажат меч, направленная на тебя. Голова же – Эрлик – повелитель Подземного ханства.

Тлемис, Айдар и Акылжан чрезвычайно заинтересованные, обступили старика.

– Опять Эрлик!? 

– Что тебе известно о нем?

– Зачем он преследует Тлемиса?

Мальчики засыпали старика вопросами.

– Карашалу известно только то, что знают все. Эрлик – враг богобоязненных людей, он ненавидит тех, кто почитает Тенгри! А тем, кто готов убивать и грабить, он друг и покровитель! Корсак на редкость удачливый вор и убийца! Ему всегда удается уйти целым и невредимым! Вот поэтому-то Карашал и подумал – не стоит ли кто за его спиной? Не помогает ли ему нечистая сила?  – ответил старик. – Карашал видел, как Корсак разговаривал с одним странным типом, который хотя и ходил на двух ногах, и говорил по-нашему, и одет был в штаны и чапан, но был словно и не человек вовсе. Он напоминал суслика и сапог не носил, а так и ступал босыми волосатыми лапами.

Мальчики слушали Карашала, боясь пропустить хоть слово.

– Еще когда Карашал был несмышленым ребенком, его бабушка рассказывала ему о батырах, о которых слышала от своей бабушки, а та от своей. Давным-давно жил Мерген батыр, твой предок. Он не был таким высоким и могучим, как другие батыры. Не мог, например, остановить коня, схватив его за заднюю ногу, или протащить за собой телегу с возом. Но он все равно стал батыром, прославив свое имя, подвигами. Он был из тех, кто не пускал стрел наугад. Каждая его стрела поражала врага, напавшего на племя. Свет еще не видывал такого меткого стрелка! У него было храброе сердце. Он воевал смело и умело. Сотни поверженных врагов на его счету. Он погиб, но смерть его была прекрасной и славной. Теперь он в небесном воинстве хана Тенгри! Немногим батырам удавалось лично сразиться с Эрликом, но Мерген смог это сделать. Он достал Эрлика в его Подземном ханстве! Но попасть туда можно только одним путем – на крыльях священной птицы Самрук, которая вьет гнездо под самыми облаками в кроне мирового дерева Байтерек. Самрук – вещая птица, она видит душу человека насквозь. Если человек чист сердцем, она помогает ему, если черен – то свергает к подножию дерева и человек проваливается под землю и найти обратную дорогу без ее помощи уже не может. Но Мергену птица благоволила и помогла ему спуститься в нижний мир для битвы с Эрликом. Байтерек соединяет небо и землю. Землю и все, что находится под ней. Это мост, по которому можно пройти на небеса или спуститься под землю. Говорят, по стволу Байтерека достойнейшие праведники поднимаются в небеса и беседуют с небожителями. По стволу они возвращаются обратно с заоблачных высот на грешную землю, чтобы передать людям божественные знания. Байтерек – высоты непомерной, кроны его ветвятся в облаках, ствол такой толщины, что обойти его вокруг можно лишь за три дня. Каждая ветка размером с могучий тополь. 

– Ата, все люди степи знают эту легенду с детства, но никто не знает, где растет Байтерек, – сказал задумчиво Тлемис, когда старик замолчал.

– Путь к Байтереку не знает никто. Нет единой дороги к мировому дереву. У каждого человека, решившего найти Байтерек, свой неповторимый путь, полный преград и испытаний. И не всякий находит его! Байтерек показывается не всем! 

– А кому он показывается?! – спросил Айдар.

– Только тем, кто достоин этого! Только тем, кто идет к великой цели, чьи помыслы высоки и чисты! Только тем, кого благословит сам Тенгри! – ответил Карашал.

Ребята надолго замолчали, обдумывая сказанное. «Странно, – думал Тлемис, – я слышал эту историю много раз, но только сейчас она почему-то взволновала меня».

– Здесь когда-то жило богатое и сильное племя, – после долгой паузы, вновь заговорил старик, – но Корсак Какпан разорил его постоянными набегами. Когда осталось от племени меньше половины, они решили перекочевать и присоединиться к другому роду. Остался только Карашал. Он не мог уйти, а вдруг, его Булбул вернется? А тут никого. Теперь Карашал знает, кто похитил его дочь. Он пойдет искать ее.  

– Уважаемый, вам не зачем пускаться в путь. Доверьте это дело нам! – горячо воскликнул Тлемис. – А вам мы поможем перекочевать в наши земли. Оставаться тут опасно, Корсак может вернуться.

На том и порешили. Собрав нехитрое имущество бедняка вместе с юртой, которое уместилось меж двух горбов одного верблюда, мальчики присоединили его баранов к обозу и небольшой караван тронулся в путь.

В становище мергенов их ждали. Встречали шумно и радостно, бабушки обсыпали героя и его друзей дождем из сладостей и сушенного козьего сыра, дети с восторгом, толкаясь и визжа, собирали рассыпанные лакомства с ковров, расстеленных по такому случаю под ногами героев. Акыны уже сложили в честь юного батыра хвалебные песни. Нарядные девушки спешили к конникам с полными пиалами, в которых плескалось переработанное в напиток, кобылье молоко. Аксакалы степенно троекратно обнимались, приветствуя и поздравляя друг друга. Всем хотелось пожать руку батыра в золотом шлеме, или хотя бы прикоснуться к нему. В окружении галдящих родичей, толпившихся вокруг, под несмолкающее пение акынов, аккомпанировавших себе на домбрах, вернувшиеся домой люди, были препровождены в большую двенадцатикрылую белую юрту. Начался великий той. Мергены приветствовали соплеменника, прославившего их род. Все теперь, и даже вредная Мансура, жена Абаса безоговорочно признавали Тлемис – батыр-бала и лук Тенгри принадлежит ему по праву и послан Богом Вечного Синего неба неслучайно! Все понимали он только в начале пути, ему предстоит вершить великие дела! И в этом ни у кого не было никакого сомнения!

 

Глава тридцать седьмая

Совет старейшин

На второй день после прибытия в родное становище мергены собрались на большой совет старейшин. Здесь были и Буркут, и Жаназар, и Жебе и другие уважаемые люди рода, прославившие себя в битвах. По возрасту и по заслугам они имели право голоса при принятии важных для всего рода решений. На совет позвали и Тлемиса. Ему, пожалуй, первому из рода удалось в столь юном возрасте снискать почетное право. Но ведь и не было раньше среди мергенов мальчиков, заслуживших своими, отнюдь не детскими делами, звания батыра!

Хотя посланники рода, вернувшиеся из Шеберкента, выяснили, что хан Аспан ничего дурного против мергенов никогда не замышлял и нарушать вековой договор о мирном сосуществовании не собирался, и от этого все вздохнули с облегчением, но опасность подвергнуться новому нападению со стороны разбойничьей банды, удесятерилась! Корсак Какпан был обозлен на мергенов, как хищный зверь, чудом вырвавшийся из окружения охотников, устроивших на него облаву. Если раньше племя было для него одним из многих в череде безликих жертв, которых он грабил, то теперь, люди рода стали для него личными врагами. Корсак – враг опасный, хитрый и беспощадный, но что самое страшное, не боится и не чтит Тенгри. Иначе разве напал бы он на людей в священный праздник Наурыз?! Для него нет ничего святого! Такой перережет всех! Ни детей, ни стариков не пожалеет. Так рассуждали старики и были правы. Уязвленное самолюбие Корсака не давало ему покоя и требовало самой страшной кровавой мести! Как так, обмануть самого степного Лиса?! Неслыханно!

Аксакалы узнали от Карашала, что Корсак охотиться не только за луком Тенгри, но и за головой Тлемиса. А поэтому пока вожак разбойников не добудет и того и другого, он не оставит мергенов в покое. Предположения совета подтвердил и Койлук, погадавший на бараньей лопатке. Баксы после того, как пришел в себя после камлания, долго сидел с выпученными глазами, не в силах рассказать о том, что ему привиделось. Но люди и без слов поняли, что ничего хорошего баксы сказать им не мог. «Духи предков, велели нам готовиться к битве! А тому, кто владеет луком Тенгри нужно отправляться в путь!», – наконец выдохнул Койлук.

– Куда? Зачем? – недоумевал Тлемис, – сейчас, когда перед нами стоит реальная опасность, разве я могу покинуть племя? Мой лук и стрелы  нужны здесь! Я никуда не поеду!

Люди на совете обсуждали приближающуюся угрозу до самого заката, прерываясь только для принятия пищи. Вспомнили все вылазки банды Корсака, отличавшиеся коварством и непредсказуемостью. По собранным сведениям выходило, что людей у Корсака вдвое, а то и втрое больше, чем мужчин, способных держать оружие в племени мергенов. Воины противника не отягощены ничем, тогда как, за спинами мергенов большой аул с юртами, скарбом, повозками, населенный детьми, женщинами и стариками, тысячи голов скота. При таком раскладе мергенам придется разделиться на два фронта. Первый, чтобы встретить врага на подступах к их землям, второй чтобы оборонять аул. После долгого обсуждения множества вариантов, вызвавших споры, люди на совете приняли единое решение – сняться с летовок, расположенных в низине и кочевать, раньше обычного срока, выше в горы, где раскинулось плато, обильно поросшее зелеными травами и кустами. Там довольно было корма и воды, и достаточно места, чтобы разбить становище. Одна проблема – горная гряда, куда собирались перекочевать мергены, располагалась довольно далеко. Но выгодные позиции, как то труднодоступность для врага и невозможность внезапного нападения, с лихвой оправдывали этот переход. С высоты плато вся подгорная местность просматривалась, как на ладони.

Также было принято решение, что Тлемис с товарищами, поедет в Шеберкент и попросит помощи у хана Аспана. Если Корсак нападет на мергенов, то ханское войско сможет внезапно ударить в тыл разбойников, тогда как, мергены ударят по флангам противника.

А если Корсак все же не решиться брать приступом горные укрытия племени, и повернет обратно, то для превосходящего по численности войска Аспана, это будет возможность разбить банду. Покончить с Корсаком раз и навсегда! К тому же вооруженные отряды, спустившись с гор, теперь уже, не отягощенные обозами, могли бы зайти в тыл разбойникам. План был правильным, но, однако, мергены не знали и потому не учли того, что степь кишела доносчиками Саршунака. Как только племя сдвинулось с места, о перекочевке в тот же день стало известно предводителю грызунов, о чем он и не замедлил сообщить сначала Эрлику, а затем и Корсаку.

– Ну, уж нет! Во второй раз я не попадусь на ваши уловки! – злобно прошипел Какпан.

Он тот час отменил срочную подготовку к дальнему походу и приказал своим разбойникам распрягать лошадей. До получения известия от Саршунака, он, действительно, обуреваемый жаждой мести, немедля хотел обрушиться на головы мергенов и истребить все их племя. А самое главное ненавистного Тлемиса! «Решили спрятаться от меня в горах! Умно, умно, ничего не скажешь», – размышлял вожак разбойников. «Там мне их не достать. Окружить и брать измором? Нет! Они могут сидеть там до зимы. У меня нет столько времени! Эрлик требует голову Тлемиса! Проклятье! Что же делать? Вот если бы выманить его оттуда? Но как?» – вопросов накопилось слишком много и ни на один Корсак не находил ответа.

А тем временем Тлемис, Жамба, Айдар и Акылжан, не ожидая пока их род начнет кочевать, отправились в путь. 

– Смотрите, сколько катышков мой конь навалил, – улыбаясь, заметил Жамба, запрягая своего гнедого, – верная примета – нас ждет удача!

Ребята тоже заулыбались и громко гикнув, направили коней. Они, как и все кочевники, верили в поверья. Если это была примета, предвещающая что-то хорошее, то они радовались.

Как только Тлемис с товарищами въехал за крепостную стену города, жители Шеберкента громко и радостно приветствовали его, как старого знакомого. Хотя Тлемис не носил золотого шлема, он чувствовал себя так, словно дорогой трофей был у него на голове. Слава, неотступно следовавшая за ним, несколько тяготила, скромного от природы мальчика. Так, часто останавливаясь для того, чтобы ответить на приветствия горожан, товарищи добрались до дворца. Здесь их ждал такой же радушный прием. Аспан поприветствовал юного батыра и предложил ему отдохнуть после долгой дороги, а все дела отложить до завтра. Но Жамбырбай, поблагодарив хана, попросил его не откладывать разговор, так как дело не терпело отлагательств. Жамба, как старший из прибывшей делегации, подробно рассказал Аспан хану о битве с разбойниками, случившейся по дороге домой и о бегстве Корсака, который, по мнению совета старейшин рода, непременно нанесет ответный удар.

– Хотя мы приняли меры предосторожности – откочевав в горы, силы не равны, – излагал Жамба выводы совета, – племя мергенов просит помощи от достопочтенного хана!

Устаз поделился всеобщими опасениями и особо отметил, что это редкая возможность выманить шайку из высокогорных ущелий в полном составе и разделаться с ней раз и навсегда. Хан похвалил юных воинов за находчивость и смекалку в битве с разбойниками, и немного посоветовавшись с воеводами, приказал им готовиться к походу.

На следующий день триста воинов хана во главе со своим воеводой двинулись в поход. Три дня они двигались споро, останавливаясь для короткого сна и трогаясь в путь задолго до рассвета. Коней не распрягали, стремясь быстрее застигнуть ненавистную шайку разбойников. Все были уверены в том, что предстоит скорая победа. Воины, которые в большинстве своем в мирное время были обычными горожанами, презирали воров и считали ниже своего достоинства испытывать перед ними хоть какое-то подобие опаски или страха. В их представлении, это было все равно, что льву бояться шакала. Многие из них, так или иначе, пострадали от подлых набегов банды Корсака и теперь жаждали скорейшего возмездия.

Однако на четвертый день пришлось замедлить стремительный ход по вполне оправданной и неотложной причине – войску требовалась провизия. Нужна была скорая и богатая на добычу охота. Достигнуть этого можно было либо в результате облавы на зверя либо соорудив загон. Осмотрев местность, воевода пришел к выводу, что благоприятней и быстрее будет соорудить загон. По приказу воеводы, когда войско достигло небольшого затона, образовавшегося у излучины неторопливой маловодной реки, воины стали мастерить изгородь. Они остановились у берега заводи, густо заросшего камышом. Воины умело выбрали из прибрежных зарослей самые толстые и прочные растения, и вырубили их острыми мечами. На берегу камышины заточили с одного конца, выстругивая легкие и прочные колы. Готовые колышки длиною с копье, связывали тонкими гибкими прутьями и водорослями в ряды, формируя отсеки для изгороди. Без труда обнаружив место постоянного водопоя косуль, бывалые охотники установили, ощетинившиеся острыми концами, заборы, полукругом, оставив лишь место для прохода дичи. Люди попрятались в засаду, ожидая, когда животные придут к воде.

Вскоре рыжее стадо рогатых и безрогих косуль, маяча белыми пятнами под короткими, словно обрубленными хвостами, неспешно спустилось с полого берега к водопою, осторожно огибая свежевыструганные изгороди. Очевидно, что животные здесь не пуганные и еще не встречались с людьми. Затаившиеся мужчины с громкими криками стали выскакивать из камышовых зарослей, намеренно пугая животных. В панике косули прыгали куда попало, натыкаясь в прыжках друг на друга, толкаясь в узком проходе. Пытаясь перескочить через ограду, многие из них натыкались на острия кольев. Раненных сайгаков воины добивали ножами.

Как и предполагал воевода, охота выдалась славной – войско было обеспечено едой, как минимум на пять дней. Мясо косуль, разрезанное на тонкие куски, круто посоленное, сначала высушенное на солнце, а затем прокопченное в дыму, теперь могло храниться в притороченных к седлам полотняных мешках, по нескольку недель.

Истосковавшиеся в степи по свежему мясу воину, сразу же после охоты стали готовить излюбленное походное блюдо – жерказан или комбе. Название блюда отражало способ его приготовления – запечки в яме на углях, где вместо казана, использовались желудок или шкура животного. Жерказан, что значит, земляной казан, а комбе – закопанный. Каждый степняк мог приготовить это блюдо, но все же в больших походах, этим делом занимались аспазши – воины-повара, имевшие свои особые секреты приготовления разных яств, в том числе и жерказана. 

По указке аспазши, молодые воины проворно выкопали с три десятка ямок, глубиною, примерно, по колено взрослого мужчины, заложили на дно одним слоем плоских камней. На каменных жаровнях развели жаркие костры из саксаульника. Пламя, вырывающееся из ямок, тоже не пропадало у рачительных кочевников зазря. Насадив на обструганные прутья почки, кусочки печени, обернутые тонкой пленкой внутреннего жира, путники слегка обжаривали их и тут же посыпав солью с аппетитом съедали. Это был небольшой перекус перед употреблением жерказана, к которому все кочевники испытывали особое пристрастие. 

Убрав золу, в горячую яму поместили разделанную на куски косулю, заложенную в собственный рубец. Рубец завязали, вставив в него соломинку из камыша для выхода пара, и опустили в яму, засыпав горячим песком так, чтобы соломинка выходила наружу. Сверху песка снова развели костры. После того как из соломинки появился пар, огонь прекратили поддерживать.

Некоторые аспазшы готовили всю тушу целиком, отделив только голову, не снимая с нее шкуры. Аккуратно вспоров  брюхо дичи, выпотрошив ее, закладывали срезанный курдюк, и раскаленные круглые речные камни, размером с куриное яйцо, солили и зашивали брюхо. Вместо иглы использовали деревянную спицу, обернутую  куском внутреннего сала и промытой тонкой кишкой. Затем, обмазав тушу толстым слоем глины, опустили в горячую яму, а сверху развели огонь. Через два часа, мясо косули, приготовленное в собственном соку, выкопанное из ям, было готово.

Глава тридцать восьмая

Уббе и рыба-сом

После сытного ужина, выставив караулы, войско отдыхало. Жамба, осмотрев свое вооружение, не досчитался копья. Он нахмурился. Друзья, сидевшие полукругом и наблюдавшие за устазом, понимали его чувства – завтра предстоит выдвигаться в поход, возможно и биться с врагами, а копье могло бы сильно пригодиться в бою или при преследовании разбойников.

– Я подумал, что оно осталось торчащим в туше косули, –  раздосадовано произнес Жамба, – но после охоты я осмотрел все трофеи, копья там не было!

Жамба то и дело смотрел на клонящееся к западу светило, как бы прикидывая в уме, успеет ли он до той поры, пока стемнеет, съездить к берегу и поискать пропажу.

– Сегодня пасмурно, через час, и собственных пальцев не разглядишь, – догадавшись, о чем, подумывает учитель, – предостерег Акылжан.

– Ветер сильный, может быть и тучи разгонит, – продолжал колебаться Жамба. – Но десятник меня не отпустит из лагеря на ночь глядя, пусть даже и к реке, до которой рукой подать, – заключил устаз,  и, положив седло под голову, улегся отдыхать.

Лишь только забрезжил рассвет, но еще не прозвучали рожки, призывающие воинов к подъему, Жамба стал седлать коня. Тлемис проснулся и молча, стал запрягать свою лошадь.

– Я с тобой, устаз, можно? – задал он, скорее риторический вопрос, поскольку времени на обсуждение того, кто поедет с Жамбой на поиски, не оставалось. Да и других добровольцев не было. Акылжан и Айдар крепко спали, накрывшись попонами.

Спросив разрешения у десятника, который не увидел в их желании ничего опасного, двое товарищей быстро поскакали к реке.

Соскочив с седел, они стали бегло осматривать берег – место вчерашней охоты. Песок был покрыт следами от копыт животных и сапог людей, сломанными остатками камышовой изгороди, забрызганной кровью. На водной поверхности плавали сломанные стебли, ветки, спутанные водоросли, ошметки шерсти. Копья нигде не было. Вдали послышались бодрящие звуки рожков. Жамба, заметно расстроился, от того, что не нашел оружие и предпринял отчаянную попытку поиска. Он стал лихорадочно рубить камыши, стеной растущие в воде, прокладывая себе путь к тому месту, где вчера сидел в засаде. Тлемис ринулся рядом с Жамбой, оставаясь на безопасном расстоянии, что бы мечом не задеть его.

Вдруг, громко ругнувшись, Жамба провалился сначала по пояс в воду, потом и по самое горло. Тлемис подумал, что устаз только поскользнулся и тотчас поднимется, но Жамба бултыхаясь, стал удаляться к реке, так, словно бы его тянули снизу за ноги. Тут он увидел выражение глаз Жамбы – удивленное и напуганное, а следом и что-то бесформенное и блестящее, мелькнувшее темной тенью под гладью воды. Тлемис кинулся на помощь, сам погружаясь по пояс в воду. «Рыба! Сом! Он тянет Жамбу на дно!», – пронеслось в голове у Тлемиса. Однако через мгновение он, увидел, что это вовсе никакая не гигантская рыбина, а нечто ужасное и невиданное – с человекоподобным бородавчатым лицом, перепончатыми лапами и хвостом. Тлемис инстинктивно отпрянул назад, но увидев, как голова Жамбы то скрывается под водой, то на секунду появляется на поверхности, отчего учитель мог еще дышать и не захлебнулся, он решительно вынул стрелу и, натянув ее на лук Тенгри, выстрелил в предполагаемое место нахождения чудовища. Стрела ушла под воду. Судя по тому, что Жамба снова выплыл на поверхность воды и даже широкими взмахами стал грести к берегу, чудище отпустило его.

– Что это было?! – едва выбравшись на берег, спросил Жамба, пытаясь унять дрожь, которая его била не то от холода, не то от потрясения.

– Я сам не понял. Чудище, какое то! – отвечал не менее возбужденный товарищ.

– Поехали! Гадать нам некогда! – бросил Жамба, и быстро зашагал вверх по отлогому берегу к месту, где были привязаны лошади.

– Подожди, Жамба, моя стрела Тенгри, я должен достать ее – Тлемис вглядывался в толщу воды, наклонившись и ладонями пытаясь разогнать мутные частицы, плававшие в ней.

– Не надо, Тлемис! Стой, мы не знаем, что еще там может подстерегать нас!

– Я вижу ее! Моя стрела, она воткнулась вон там! – радостно вскликнул Тлемис и, не успел его молодой учитель, что-то сказать, быстро зашел по пояс в воду и слегка оттолкнувшись, нырнул.

Через секунды, когда Тлемис должен был уже вынырнуть, но не сделал этого, Жамба кинулся вслед за другом. Он пытался, что-то разглядеть в помутневшей воде, которая до того, как Тлемис скрылся под ней, была еще прозрачной. От дна высоким столбом поднималась муть от ила, поднятая теперь уже настоящей рыбой и она стремительно надвигалась на Тлемиса. Жамба увидел черного сома, невероятных размеров, словно поваленное дерево, надвигающегося с раскрытой пастью на Тлемиса, который еще не достиг дна, где, действительно торчала его стрела. Прежде чем, Жамба выхватил меч и ринулся на сома, усатый подводный обитатель, словно воронка, втянул в себя Тлемиса и, захлопнув пасть, взмахнув крылоподобными плавниками и усами, толщиной с аркан, стал стремительно удаляться.

Жамба всплыл на поверхность, глотнул воздуха и вновь скрылся под водой. Он попытался догнать рыбу, но его все время отбрасывало назад мощной волной, исходившей после каждого взмаха хвоста и плавников подводного гиганта.

Сраженный осознанием непоправимой беды, Жамба выбрался на берег и поскакал к лагерю. Воевода, узнав о происшествии, приказал Айдару и Акылжану во главе с Жамбой, соорудить плот и ринуться в погоню за рыбой, чтобы сетями изловить ее и быть может, еще успеть спасти Тлемиса. Хотя все понимали, шансов нет – Тлемис давно задохнулся в утробе чудища.

 

Глава тридцать девятая

Крылатый конь

Тлемис с ужасом осознал, что он находится в желудке у рыбины, когда погрузился в сплошную тьму и ощутил страшную тесноту – его тело было сжато со всех сторон склизкой кашеобразной массой. Он оказался словно кусок мяса в густой похлебке. «Я погиб!», – успел подумать проглоченный подводным обитателем человек, когда через секунду, рыбина изрыгнула излишки воды из желудка и «похлебка» превратилась в подобие холодца. Тлемису вспомнилась притча о лягушонке, который тонул в кувшине со сметаной, но, не сдаваясь, продолжал бултыхаться до тех пор, пока жидкие сливки не превратились в сливочное масло и лупоглазый остался жив. «И я не сдамся!» – решил Тлемис и стал отчаянно двигать руками и ногами, извиваясь всем телом, пробивая себе путь наверх. Между тем, прошло уже две минуты – половина того времени, в течение которых обычный человек мог задерживать дыхание. Почувствовав это, Тлемис словно в конвульсиях еще быстрее заработал конечностями. Вдруг он понял, что вынырнул на поверхность адского бульона и сделал вдох. К его радости это ему удалось. Пусть это был зловонный смрад разлагающейся рыбы и водорослей, но это был воздух, пусть с ничтожной долей кислорода, но дышать им было возможно. С трудом вытянув из голенища сапога кинжал, Тлемис с силой воткнул его в стенку желудка. От боли сом стал резко метаться, что вызвало «шторм» в желудке. Тлемиса накрыло с головой мутной тошнотворной массой, и он чуть не захлебнулся. «Я покажу тебе, как глотать человека!» – с яростью подумал мальчик и вновь с остервенением стал работать клинком.

Наконец ему удалось пробить стенку необъятного желудка речного чудища, а затем и врезаться в толстый слой подкожного жира. Задыхаясь, теряя силы, Тлемис ударил ножом по последнему препятствию – шкуре сома. Прорезав в гладкой без единой чешуи черной слизистой коже сома прореху, мальчик выплыл на волю. Сом, истекая кровью, метнулся было вдогонку за мальчиком, но вскоре отстал. Рыба отяжелела, словно тонущий продырявленный корабль, трюм которого быстро наполнился водой.

Всплыв на поверхность воды, мальчик отдышался, лег на спину, и устало поплыл. Выбравшись на берег, он рухнул под ближайший ивовый куст и забылся тяжелым тревожным сном.

Проснулся он от того, что кто-то мягкими теплыми губами касался его лица. Это была белая лошадь, осторожно обнюхивавшая спящего человека. Мальчик от неожиданности резко вскочил на ноги, отчего кобыла испуганно отпрянула в сторону. Тлемис хотел было погладить лошадь по лбу, но она уже побрела неторопливым шагом по берегу реки, то и дело, останавливаясь для того, чтобы громким ржанием позвать кого-то невидимого из воды. Тлемис с интересом стал наблюдать за странным поведением животного.

Мальчик не знал, сколько времени он проспал, но когда его нечаянно разбудила лошадь, солнце уже клонилось к закату. Скрываясь за кустами ивы, Тлемис следил за лошадью. Полная луна выплыла на небо и отразилась в водной речной глади бело-серебристым круглым блюдом. Вдруг после очередного громкого зова-ржания, тихая водная поверхность забурлила и вспенилась. Белая лошадь оживилась и нетерпеливо забила копытами о прибрежную гальку. Чем выше становились волны, тем больше волновалась кобыла. Тлемис вгляделся и увидел странную картину – из бурлящей пучины вдруг появился крылатый конь невероятной золотой масти. Тлемис не верил своим глазам: «Да это же тулпар! Крылатый скакун!» 

Конь легко выпрыгнул на берег, грациозно сложил, словно лебедь, пернатые крылья и поскакал в степь. Кобыла подпрыгивая, как игривый жеребенок, последовала за ним. 

«Их уж не догнать», – подумал мальчик с досадой. Где то справа от него зашуршали кусты. Тлемис настороженно замер, вглядываясь в темноту. Из зарослей показалась большая человеческая голова. «Оказывается, не один я наблюдаю за этой удивительной лошадиной парой», – подумал Тлемис. Человек гигантского роста вышел на открытый берег и издал протяжные горловые звуки. Тлемис никогда и ни с чем не спутал бы этот вой и мычание, отдаленно напоминающее пение. Так петь мог только дау!

– Талпак! Дорогой ты мой товарищ! – радостно закричал Тлемис и бросился к великану.

– Что ты делаешь здесь ночью? – спросил он давнего знакомого, который был настолько удивлен неожиданным появлением сына Буркута, что и без того несловоохотливый и вовсе потерял дар речи. Талпак легонько коснулся плеча Тлемиса, как будто проверяя: «не сон ли это?». Наконец убедившись, что это не фантом, а живой человек, причем, тот, которого увидеть он был рад, подхватил его на руки и несколько раз вскинул вверх, как это обычно делают счастливые  отцы с малолетними карапузами.

– Я нашел своего жеребенка! – сообщил совершенно довольный дау и уставился на Тлемиса, как бы приглашая разделить с ним радость.  Сын Буркута не мог взять в толк, о чем идет речь.

– Буртук. Я говорил ему, – настаивал Талпак.

Тлемис начал вспоминать все, о чем ему рассказывал отец после своего освобождения.

– Да! – стукнул себя по лбу мальчик, – Вспомнил! Отец рассказывал эту историю о тебе и твоем друге жеребенке. Ты спас его от волков. Так эта белая лошадь и есть, тот самый жеребенок?!

Дау энергично закивал головой.

– Но ведь она убежала, и ты снова ее потерял? – сочувственно предположил Тлемис.

– Нет. Она вернется и у нее будет жеребенок – глядя мечтательно вдаль, благоговейно произнес великан.

– Тулпар? У нее будет крылатый жеребенок? – Тлемиса озарило.

– Этот конь будет твоим, – Талпак широко улыбнулся и обнял друга.

Тлемис больше ни о чем не спрашивал дау. Он вдруг понял, что  белая лошадь трогала его губами не зря, что и попал он сюда невероятным образом и увидел золотого тулпара, выходящего из кипящих волн, не по воле слепого случая. «Лук Тенгри послан тебе! Но быть избранным, это не значит быть победителем! Только от тебя зависит, сможешь ты оправдать надежды Тенгри или нет!», – вспомнил он слова баксы Койлука. 

Друзья побрели к невысокой горной гряде, черневшей вдали, где находилось жилище большого отшельника.

Как и говорил дау, лошадь пришла сама и вела себя, в отличие от вчерашней ночи, смирно. Тлемис увидел гиганта и его четвероногую подругу детства, когда вышел ранним утром, зевая и потягиваясь, из пещеры. Великан нежно расчесывал гребнем волнистую, спадающую чуть ли не до земли, серебристую гриву животного.

– Талпак, мне нужно возвращаться к войску. Сегодня они должны были дойти до земель мергенов и нагнать банду Корсака. Ты дашь мне лошадь?

– Корсак не пошел в ваши земли, – заявил хозяин пещеры.

– А где же он? – удивился мальчик.

– Он нападет на город.

– Откуда такие новости?

– Эрлик собирает свое войско. И мне велел прийти. Всем дау. Я не пойду.

Тлемис надолго замолчал, обдумывая услышанные известия.

«Значит, пока самая боеспособная часть ханского войска пытается нагнать банду разбойников там, где ее нет, Эрлик решил напасть на город. Вот ведь злодей! Воспользовался моментом! Кроме Корсака с его бандой, он бросит на осаду крепости и черную нечисть. Смогут ли оставшиеся в Шеберкенте мужчины дать отпор объединенному войску Эрлика?», –  думал батыр-бала.

– Талпак, а сколько всяких волшебных существ у Эрлика в подчинении?

Великан перестал расчесывать гриву лошади и замер, как истукан. Вдруг лицо его оживилось, и он широким жестом обвел даль.  

– Ты хочешь сказать, что если войско привести сюда, то оно займет всю  долину до горизонта? 

В ответ дау закивал головой так, что казалось, что сейчас она у него отскочит от шеи.

«Ни один город не устоит под натиском такой громады!», – ужаснулся Тлемис. «А ведь они еще и колдовать умеют!», – продолжил он череду нерадостных мыслей.

– Талпак, дай мне лошадь! Я должен предупредить воеводу, чтобы он возвращал войско в Шеберкент!

– Нельзя. Нельзя. – Снова замотал головой великан и, приподняв роскошную гриву лошади, показал на ее раздавшиеся бока.

– Да она скоро ожеребится! – удивился мальчик, поглаживая лошадь по животу.

– Будет тулпар. Сегодня. Твой конь. –  Дау блаженно улыбнулся. 

– Но ведь ждать придется долго, пока жеребенок вырастет. Я не могу оставаться здесь даже ради крылатого коня! Я должен предупредить друзей.

– Три дня, – бросил Талпак.

– Что? Ты хочешь сказать, что жеребенок родиться сегодня и за три дня подрастет во взрослого коня?! Но этого не может быть!

В ответ дау только загадочно улыбнулся и погладил мальчика по голове.

Тлемису ничего не оставалось, как только поверить хозяину пещеры. Долго томиться в ожидании не пришлось. Весь день и вечер Акжал – Белогривая, как прозвал Талпак кобылицу, проявляла заметное беспокойство. Она непрерывно ходила, иногда кругами, осторожно ступая копытами по камням, оберегая себя от падения, нетерпеливо обмахивалась хвостом, как от надоедливых мошек, то и дело оглядывалась по сторонам, то вдруг устало ложилась, то вновь вставала. Акжал, инстинктивно ища поддержки, не отходила далеко от пещеры. Когда стало смеркаться, дау не запустил в пещеру, возвратившееся с пастбища стадо овец, а завернул отару в загон, который он огородил недалеко от жилища.

Все внимание хозяина пещеры и его гостя, было направлено на готовую вот-вот ожеребиться, кобылу. Они завели лошадь в пещеру в приготовленное для нее стойло. Место, где раньше ночевали овцы, было тщательно вычищено. Талпак выскоблил земляной пол, выковырял камни и камешки, а затем утрамбовал его так, что пол стал ровным, как поверхность стола. Затем стойло было устлано, словно плотной толстой кошмой, слоем свежей пахучей травы. Белогривая, умаявшаяся от долгих схваток, вся покрытая испариной, как только зашла в стойло, легла на бок и вытянула задние ноги. Она доверяла своему другу, которого вспомнила сразу же, как только обнюхала после долгой разлуки. Еще бы! Такое не забывается! Если бы не он, она давно была бы съедена волками. А человека она тоже видела и раньше, только во сне. Как только подошла к мальчику, спящему на берегу реки, она тут же узнала и его – это он, тот, который являлся ей во снах. Она знала, он друг ее будущего жеребенка!

Тем временем, дау принес таз с теплой водой и кусок полотна, ради которого он пожертвовал своей единственной рубахой. Выжав тряпицу, он осторожно стал обтирать кобылицу, очищая от остатков навоза, пота, прилипшего сора. Тлемис по всей длине обмотал хвост кобылы широкой лентой, чтобы тот не мешал при родах.

Мальчик, в отличие от Талпака, имел опыт в подобных делах – он не раз помогал отцу и другим взрослым мергенам принимать роды у домашних животных. Поэтому он строго предупредил дау, зная о его сердобольном нраве, чтобы тот ни в коем случае не торопил события, и как бы лошадь не мучилась, не пытался вытянуть за ножки нарождающегося жеребенка. На всякий случай, он велел ему отойти за продольные жерди, из которых состояла изгородь стойла. К счастью, Акжал маялась недолго. Когда Тлемис заметил, что лошадь накрыла очередная волна схваток и показались сначала тонкие ножки, а затем и голова жеребенка, он осторожно принял на руки довольно крупного мокрого конька. И только тогда он позволил, сгоравшему от нетерпения Талпаку, обтереть жеребенка, чтобы очистить  от слизи и околоплодных вод. Сначала великан со всей осторожностью, обтер влажной тряпицей ноздри и рот жеребенка, чтобы ничто не затрудняло частое его дыхание. Тлемис прочной нитью перевязал пуповину жеребенку, обрезав длинную ее часть, еще минуту назад связывавшую лошадь и жеребенка. Потом Дау, по указанию мальчика, стал обтирать все тело жеребенка, чтобы очистить шкуру и разогнать кровь в его жилах.

Тем временем, Тлемис ухаживал за кобылой. Мальчик обмыл лежащую лошадку, связал свисающую плаценту узлом, чтобы лошадь, когда встала не наступила на нее задними ногами. Вытягивать послед тоже не следовало, лошади от этого болеют. Мальчик знал, скоро, когда лошадь поднимется, плацента, под тяжестью своего веса, отпадет сама. Так учили его в селении, так учили его в школе «Жигитбол». Любой степняк должен был уметь оказать помощь своим животным. Удостоверившись, что с лошадью и жеребенком все в порядке, они поднесли появившегося на свет к матери. Белогривая обнюхала мокрый комок, который был еще не понятно какой масти (но точно светлой) и стала его вылизывать. Тлемис и Талпак облегченно вздохнули и стали умиленно наблюдать за идиллической картинкой.

Вскоре Акжал поднялась и стала подталкивать жеребенка под зад, чтобы тот последовал ее примеру. Малыш шатаясь, неуверенно встал, и стал мордой тыкаться в мамин бок, ища вымя. После того, как малыш обсох, и его вывели под утреннее солнышко. Его бархатная шкура засверкала золотым переливом, еще короткая гривка и хвост засеребрились. А когда он расправил за спиной незаметные до этого маленькие белые, словно у ангела, крылья, Талпак и Тлемис невольно ахнули. 

– Я назову его Акжирен! – Тлемис быстро придумал имя своему коньку, по традиции степняков давая кличку животному по его масти.

Жеребенок рос не по дням, а по часам. Через день он уже полетел. Через три дня – превратился в красивого статного коня, необычной рыже-золотой масти с белыми гривой, хвостом и крыльями. 

– Он быстро летает! – гордо сообщил дау, выгуливая золотого Акжирена.

– Я полечу к друзьям. За те дни, что я провел с тобой, они наверняка уже обнаружили, что Корсака в землях мергенов нет, и повернули коней обратно к городу.

– Нет. Тебе не надо туда.

– А разве ты знаешь, что мне делать дальше?

– Он знает, – указал великан на Акжирена, который нетерпеливо хлопал крыльями и бил копытом.

Дау тоже засобирался в путь. На вопрос Тлемиса, тот ответил, что пойдет в город помогать людям, когда войско Эрлика начнет осаду крепостных стен. Батыр-бала, немного подумав, намекнул великану, что неплохо было бы иметь на стороне противника своего надежного осведомителя. Талпак надолго задумался, после чего просияв всем лицом, хлопнул друга по плечу и хитро подмигнул.

– Я пойду в войско Эрлика, но я буду на стороне моих друзей! 

Талпак решил оставить свою отару на попечение Акжал. Лошадь поняла его и послушно закивала. Каждое утро она выпускала овец из загона и гнала на пастбище. Там паслась вместе с ними, присматривая, чтобы овцы далеко не разбредались. Вечером сгоняла в гурт и гнала к пещере. Впрочем, привыкшие к распорядку овечки, знали дорогу на пастбище и обратно.

 

Глава сороковая

В поисках Тлемиса

Жамба, Акылжан  и Айдар спешно сплавлялись по реке на наспех сооруженном плоту. Благо, что идти им пришлось по течению и поэтому они передвигались довольно быстро. Но прошло уже несколько часов с тех пор, как в пучине вод пропал их товарищ. Друзья, подавленные происшествием, молчали, каждый погрузившись в свои мысли. Говорить было не о чем. Строить догадки о том, смог ли Тлемис выжить, после того, как его проглотил исполинский сом, казалось делом бесполезным. Жамба поручил  Акылжану наблюдать за рекой, Айдару осматривать правый берег, а сам он не упускал из виду левое побережье водоема.

– Что это там чернеет? – крикнул Айдар, в голосе которого блеснула капля надежды. Оказалось, что это стая корсаков. Скуля и огрызаясь, звери копошились над чем-то продолговатым. В небе кружили коршуны, а самые наглые из них пикировали над головами диких лисиц и, выхватив куски, отлетали в сторону.

Трое товарищей стали усиленно грести  щитами, служивших им вместо весел, к правому берегу.

Корсаки, увидев людей, решительно выпрыгивающих на берег, поспешили отбежать в сторону, но не уходили.

– Да это же сомище! Не иначе тот самый! – воскликнул Жамба.

Друзья стали осматривать развороченную тушу, которую прибило к берегу. Коршуны выклевали глаза у сома, из полупустых глазниц веревками свисали волокна, отчего казалось, что сом плачет кровавыми слезами. Звери и птицы изрядно обглодали сома, съев самые мягкие части: потроха, жир, мясо, но, не успев добраться до толстой гладкой шкуры. Друзья осмотрели останки рыбины, и определили, что сом издох от глубокой раны, нанесенной острым клинком!     

 – Тлемис жив! Он выбрался наружу! Смотрите, как прорезана шкура! – возликовал Жамба.

– Слава тебе Тенгри! – Айдар запрыгал на месте, воздевая руки к небу.

– Я знал! Он не мог так глупо погибнуть! Такая смерть не для Тлемиса! Он же батыр - бала! – смеялся Акылжан.

Друзья счастливо обнялись и в едином порыве стали кружить в радостном танце, подпевая себе хором: «Тлемис жив! Он батыр!» Корсаки, напуганные шумом, кинулись врассыпную. Коршуны взлетели. Споткнувшись об канатообразные раскинутые по сторонам усы сома, Айдар упал на бок, увлекая за собой Жамбу и Акылжана, смеясь, они повалились на него.

Вдруг друзья услышали все усиливающийся топот копыт, невнятные крики и лязг оружия. Это были угадываемые звуки приближающейся схватки, которые выпускники «Жигитбола» не спутали бы ни с чем. Мгновенно собравшись, воины, не сговариваясь, прильнули к песку и поползли за ближайшее укрытие – возвышающуюся горой тушу убитого сома. Оттуда они стали наблюдать за стычкой, происходившей между тремя всадниками и одним пешим человеком – силы были не равны. Худощавый, по пояс голый человек с загорелой кожей и выгоревшей косынкой на голове, повязанной на манер шапочки, отбиваясь от наступавших на него конников саблей, пятясь, отступал к воде.

– Их трое. Не убивать. Брать в плен. Акылжан, принеси жерди. Только тихо. – Мгновенно оценив обстановку, отдал четкие команды Жамба.  

Акылжан метнулся к плоту и, выдернув из деревянных уключин три длинные осиновые дубины, служившие правилом на плоту, вернулся к товарищам.

Друзья подоспели вовремя, так как меч одного из нападавших достал загорелого. Человек в косынке был ранен в предплечье, кровь стекала широкой лентой и капала в воду.

Эффект неожиданности сыграл на стороне жигитболовцев. Айдар сходу мощным ударом дубины сбил одного из них из седла. Упав навзничь, противник, ударился головой о камень и умер. Второго свалил с коня Жамба. Тот упал более удачно, не получив никаких увечий. Столкнувшись с невесть откуда взявшимися опытными воинами, третий всадник спешно ретировался. Айдар и Акылжан навалились на упавшего и связали его по рукам и ногам.

– Братья, благодарю вас за спасение! Отныне я ваш кровный должник! Вот вам моя рука! – протянул загорелый левую ладонь, поскольку правая была у него вся в крови.

– Кто ты? Кто эти «храбрецы», что напали втроем на одного? – спросил Жамба, забинтовывая руку раненного.

– Мои родичи Тамгалы называют меня Тапал. Я жылкыши, присматриваю за табунами своего аула. А эти люди воры, конокрады. Они пытались тайно увести часть табуна, я кинулся в погоню. Барымтачи сначала убегали, но, увидев, что я один, развернули коней.

– Мы ищем своего товарища Тлемиса. Не видел ли где рослого мальчика? Не слышал ли чего о подростке? 

Тапал ответил отрицательно. Но жылкышы очень хотел отблагодарить спасителей и предложил поехать с ним в его аул.

– Может быть, кто-то из них что-то знает?

Выловив из табуна лошадей, четыре человека, верхом направились в становище родичей Тапала. Тамгалинцы встретили их радушно и согласились снарядить на поиски Тлесмиса несколько отрядов. Пока тамгалицы собирали людей, Жамба и его ученики, утолили голод и жажду холодным кисло-соленным супом из айрана и просяной крупы. Было сформировано десять конных групп по три человека, которые отправились на поиски Тлемиса по правому и левому побережью реки. Жамба, Акылжан и Айдар, как люди не местные, а потому не знавшие окрестностей,  разделились и примкнули к тамгалинцам. Вечером поисковики вернулись в становище ни с чем. Не было найдено ни единого следа пропавшего человека. Тапал предположил, что мальчик утонул. С этим согласились многие.

Жамба наотрез отказывался верить в это и потому на следующий день отряды вновь вышли на поиски, теперь охватывая уже большую площадь, все, отдаляясь от берега. К концу четвертого дня, так и не обнаружив пропавшего друга, Жамба принял решение возвратиться в земли мергенов.

А в это время Тлемис, попрощавшись с дау Талпаком и с Акжелкен, сел на своего Акжирена. Положившись на волю Тенгри, он полетел туда, куда его понесет конь. Акжирен взмыл так высоко, что у Тлемиса закружилась голова. Он посмотрел вниз и увидел только бескрайнюю молочную пелену кучевых облаков. Он сильнее сжал серебристую гриву Акжирена и припал к его шее. Холодный ветер обдувал Тлемиса. Через некоторое время он сильно промерз. К облегчению Тлемиса, вскоре Акжирен стал резко снижаться. Теперь ездок различал реку, тонкой ниткой прорезавшей  степь с редкими пролесками, зеленые сопки, горную гряду. Когда конь снизился до высоты птичьего полета, Тлемис увидел юрточное селение, услышал запах дыма, исходившего из шаныраков. Акжирен приземлился, и по инерции проскакав небольшое расстояние, сложил крылья и пошел шагом к самой большой юрте из белой кошмы. 

Тлемиса и летучего коня тут же обступили удивленные люди. Не только дети, но и взрослые шумной гурьбой бежали за конем и его всадником. На галдеж из юрты вышли степенные старцы – аксакалы рода Тамгалы, а за ним выскочили Жамба и два его ученика.

– Учитель! Айдар! Акылжан!  – закричал, ошалевший от неожиданной встречи, Тлемис и спрыгнул с коня.

Друзья крепко обнялись, но Жамба взглядом одернул их – негоже воинам проявлять излишние эмоции на глазах у людей, тем более в гостях.

– Ассаламагалейкум, аксакалы! Ассаламагалейкум, братья и сестры! – Тлемис прижав руку к сердцу, почтительно поклонился сначала старцам, а затем обступившим его плотным кольцом незнакомым людям.

Старейшины пригласили новоприбывшего гостя в юрту и усадили на самом торе за богатый дастархан, накрытый по случаю проводов Жамбы, Айдара и Акылжана. Они предложили ему отведать всевозможные мясные деликатесы и велели подать кумыса. И лишь когда Тлемис насытился, начали спрашивать. Тлемис подробно рассказал о своем последнем приключении. Слушатели удивленно цокали языками, хватались за бороды, вставляли одобрительные восклицания, ударяли себя по коленям, выражая восхищение находчивостью и смелостью юного батыра. Они слышали и раньше о поразительных подвигах батыр-бала Тлемиса из рода Мергенов, а теперь, сидя с ним за одним столом, были несказанно рады лично пообщаться со славным гостем.

Тлемис поведал о коварном замысле Эрлика, который стягивает войска к стенам Щеберкента и намеревается завоевать ханство Аспана. Рассказал о том, что Корсак со своими разбойниками, не пошел в земли мергенов, а по приказу Эрлина, направился к городу.

– Смогут ли люди победить войско Эрлика, в котором кроме разбойников, тьма тьмущая нечистой силы? – задумчиво произнес один из старейшин и оглядел присутствующих.

В голосе его почувствовалось явное сомнение.

– Тлемис-батыр, ты избранник Тенгри, об этом свидетельствуют и лук, и конь, ниспосланный тебе свыше. Только ты можешь остановить владыку Подземного ханства. –  Голос старца прозвучал, как глас с неба и воля самого Тенгри.

– Чтобы попасть в проклятое ханство, где течет кровавая река Тоймадым, ты должен найти мировое дерево Байтерек. Там увидишь птицу Самрук. Только она может показать дорогу в ханство тьмы и вынести тебя обратно. – Продолжил вещать аксакал.

– А нам нужно собирать свое войско и ехать на помощь хану Аспану и мергенам.  Никогда воины рода Тамгалы не оставались в стороне от всеобщей беды, когда враг посягал на наши земли и земли наших собратьев. Если сегодня мы не объединим силы, Эрлик и Корсак, перебьют жителей Великой Степи по отдельности.

Все присутствующие согласно закивали. Самые горячие головы вскочили с мест и схватились за рукоятки мечей, висящих на поясах.

 

Глава сорок первая

Пещерный город    

Тлемис, вооруженный божественным оружием, которое ему передали друзья, вновь обрел пошатнувшуюся было уверенность в победе над злом. Его волшебный конь  нес его сквозь расстояния с быстротой, на которую не был способен ни один земной скакун. К тому же на небе не было препятствий, которые затрудняли движение на земле: гор, водоемов, лесов, болот.  За один день Тлемис облетел почти всю Великую Степь. Акжирен молниеносно доставил батыра сначала в походный лагерь к боевому отряду хана, который уже достиг земель мергенов. После вестей от Тлемиса, воевода дал приказ срочно возвращаться домой, чтобы укрепить оставшееся в крепости войско и дать отпор врагу. 

Потом мальчик-батыр наведался к одноплеменникам и посоветовал им не медлить и отправляться на помощь хану. В это же день летучий конь сделал остановку в Щеберкенте. Батыр-бала рассказал  правителю города о надвигающейся беде. Хан собрался было отправить гонцов в соседние племена за подмогой, но Тлемис остановил его и вызвался сам оповестить старейшин родов о всеобщем сборе военных сил против сильного единого и опасного врага.

Появление Тлемиса верхом на крылатом коне вызывало у людей бурную реакцию. Это было крайнее изумление, переходящее в восторг, а затем и в беспрекословную веру в божий замысел,  благодарность и благоговейное поклонение перед Высшим Властителем всех миров – Тенгри. Жители Великой Степи ни на миг не сомневались в словах Тлемиса и с готовность собирали войско, чтобы выступить под знаменем хана Аспана.

– А теперь лети, мой Акжирен, к Байтереку!

– Тлемис, я не могу отвезти тебя к мировому дереву. – Вдруг произнес конь и виновато опустил голову.

– Кто это говорит? – Мальчик недоуменно стал озираться по сторонам, ища человека или духа.

– Твой друг и твой конь Акжирен.

Тлемис уставился на скакуна.

– Ты можешь разговаривать? – изумился Тлемис. 

– Да.

– Так это ты сказал, что не знаешь дороги до Байтерека?

– Да. Не знаю. Прости.

– А кто знает, если не ты?

– Послушай свое сердце, оно подскажет.

Тлемис обескураженный опустился на траву, закрыл глаза и стал вспоминать все, что случилось с ним за последние несколько лун. «Мы искали лук Тенгри. Нашли его. Я участвовал в поединке стрелков. Золотой шлем. Дорога домой. Нас предупредил Карашал о засаде. Если бы не он, туго бы нам пришлось! Стычка с бандой Корсака. Потом мы поехали в город к хану за подмогой. Военный поход. Река. Я подбил водяного Уббе и спас Жамбу. Зато сам был проглочен рыбой. Спасся. Встретил Акжал и дау. Потом появился мой Акжирен. Нет ни единого намека на того, кто мог бы указать дорогу к Байтереку!  Стоп! Старик. Карашал. Он что-то рассказывал про дерево. У каждого человека свой путь к Байтереку?  Оно показывается не всем… Что он еще говорил? Да, он еще просил спасти его дочь Булбул, которую похитили бандиты! Мы отговорили его тогда ехать к  разбойникам, чтобы каким-то образом освободить дочь, и пообещали, что сами найдем и вернем Булбул!» – Тлемис быстро поднялся.

– Как я мог забыть, про данное обещание! Акжирен, я должен спасти Булбул! – выкрикнул батыр-бала и вскочил на коня.

Акжирен только ждал приказа – он стремительно вознесся к небу. Не успела еще кукушка откуковать свою неторопливую песню, как крылатый конь доставил Тлемиса в место, с которого открывался отличный вид на разбойничий стан. Батыр-бала стоял на выступе скалы древней рыхлой породы, поросшей мхом.  Хотя выступ располагался выше логова бандитов, наблюдателя не было видно снизу, так как он был укрыт от взоров караульных каменными валунами и чахлой кроной скальной сосны с кривым стволом. Внизу в виде чаши раскинулось урочище, со всех сторон окруженное красноватыми горами. По дну каменной чаши протекала горная речка, начинавшаяся бурным водопадом. Судя по тому, что река резко обрывалась и исчезала из поля зрения, оканчивалась она на этом участке также водопадом. Пирамидальной формы горы, с покрытыми кустистыми зарослями склонами, были испещрены  гротами и тропами-серпантинами. Пещеры располагались в три яруса. Нижние служили загонами для скота. Пастбища для животных были видны дальше. На обширном горном плато с альпийскими лугами паслись стада и табуны.

Некоторые выемки  были естественного происхождения, но были и рукотворные, вырубленные в горной породе. Они соединялись внешними лестницами, вытесанными в тех же скалах. Пещеры, подобно обычным юртам, имели деревянные двери. Две скалы соединял шаткий подвесной мост, раскинувшийся над горной рекой. В третьем ярусе располагалась самая большая пещера, вход в которую был украшен шестью гладко обтесанными колоннами. У колонн, в центре достаточно обширной площадки высилась статуя Эрлина. Хотя Тлемис никогда не видел Властелина Тьмы, он безошибочно понял, кому посвящено это каменное изваяние.   

Это был пещерный город, созданный самой природой и неизвестными мастерами, населенный лихими людьми и их пленниками. Ниже горного плато с лугами, где сейчас паслись кони и овцы, чернел сосново-лиственный смешанный лес. Вдали на горизонте  виднелась острая вершина горы, из которой исходил дым. «Быть может эта вершина и есть вход в подземное ханство Эрлика? А в этом чудном лесу растет мировое дерево?»  – предположил батыр-бала. «Нет. Ведь Байтерек высоты громадной и его было бы видно среди этого леса», – заспорил сам с собой Тлемис.

– Ты случайно не видишь поблизости Байтерека?  – спросил он у Акжирена. Конь помотал головой из стороны в сторону.

Тлемис стал наблюдать за людьми. Их было довольно много. Сверху картина напоминала Тлемису большой муравейник. Разбойников он отличал сразу же по их добротным одеждам и мечам, свисавшим с широких поясов. Их пестрые наряды, словно у бродячих артистов, смотрелись контрастно рядом с ветхими изношенными одеждами пленников. Тлемиса поразил изможденный вид девушек в лохмотьях и босоногих парней. Все они были примерно одного возраста с Тлемисом. Гремя железными путами, юноши переносили камни от пещеры и сбрасывали их в пропасть. Девушки, которые в отличие от юношей, не были скованы кандалами, выносили эти камни из черного провала пещеры, из которой доносились характерные звуки ударов кайла об камень. Там шла выработка – бандиты руками невольников вытесывали в горе еще одну конуру. Время от времени надсмотрщики, когда им казалось, что кто-то работает не достаточно быстро, или просто, чтобы развлечься, хлестали плетками  несчастных рабов. Черные от загара, спины мальчиков и без того покрытые рубцами, покрывались кровами шрамами. Девочки от ударов падали, но тут же, боясь новой расправы, путаясь в подолах платьев, поспешно вставали.

У Тлемиса бешено заколотилось сердце, лицо его покраснело, как от огня, к горлу подступил тяжелый непроглатываемый ком. Он вспомнил свою сестру Айсауле. Его поразила жестокость, даже  свирепость разбойников. Похоже, что этим искателям удачи, была чужда хоть какая-то жалость и благородство. «Нелюди! Безродные шакалы!» – мысленно выругался Тлемис и крепко сжатым кулаком оттер повлажневшие глаза. 

Но тут батыр-бала заметил, что один из упавших мальчиков, не встает, хотя тюремщик продолжал хлестать его. Тлемис вздрагивал после каждого удара, словно камча бандита ходила по его спине. Наконец, надсмотрщик удосужился наклониться к худому измученному телу своей жертвы. Он повернулся и что-то крикнул, обращаясь, видимо, к кучке разбойников игравших в кости. От шумной компании, в центре которой бородатый мужик с черной повязкой вместо глаза, азартно встряхивал кожаный мешочек с костяными фишками, нехотя отделились два человека. Они не спеша подошли к мальчику, ухватили его за руки и за ноги и понесли к  стремнине. Раскачав безвольно обвисшее тело, они бросили его в воду и поспешили к прерванному развлечению.

Неизвестно был ли мальчик жив или умер. Разбойникам не было до этого никакого дела. Тлемис рванулся к коню, чтобы лететь спасать мальчика. Но тело, ударяясь об камни, понесло бурным потоком и снесло в пропасть водопадом. Батыр-бала не в силах больше смотреть на издевательства, схватился за лук и выхватил стрелу.

– У огня не бывает прохлады, у гнева – рассудка, – вдруг услышал он слова Акжирена у самого своего уха.

Тлемис медленно опустил лук.

– Умерь свой пыл, батыр, что толку от того, что ты убьешь несколько разбойников?

– Как же быть, Акжирен?! Спокойно глядеть, как эти албасты, убивают и калечат людей?!

– Коль сметливый боец, то врагу конец! Хитростью победишь и льва, а силой и сверчка не словишь. Вспомни, уроки «Жигитбола», Тлемис.

Юноша опустился на мшистую поверхность каменной плиты и стал наблюдать за происходящим внизу. Но там все было по-прежнему: разбойники бездельничали, а невольники работали на каменоломне.

«Что же делать?» – в который раз задавал себе вопрос мальчик-батыр, но не находил ответа. В мучительных раздумьях прошел день. Всю ночь Тлемис не сомкнул глаз. У него возникла идея слетать к родичам и спросить совета у старейшин, у родителей, у воевод, у друзей…

«Акылжан – он умный. Обязательно придумал бы, как высвободить пленников!». Но, что-то удерживало его.

«Может быть это и есть чуйка, о которой все время твердит Жаназар? Жаль, что я еще не дорос до последней ступени в «Жигитболе», – думал мальчик.

«Седьмая наука – самая трудная и тонкая – развитие шестого чувства. Человек может видеть глазами, слышать ушами, чувствовать вкус языком, осязать касание кожей, различать запахи носом. Однако, кроме этих пяти основных способностей, в человеке скрыто еще и другое важное качество – интуиция. Уроки мастерства  по этой науке начнутся у вас только на верхней ступени, когда вы пройдете пять зим обучения и перейдете в старшие уланы», –  вспомнил Тлемис вводный урок главного учителя школы. 

Он стал придумывать варианты спасения невольников. «Акжирен прав, оружием и бравым наскоком здесь дело не решишь. И даже меткость твоя, мерген, здесь не поможет. Засунь-ка свой золотой шлем куда подальше, а заодно и гордость», – обратился Тлемис сам к себе.

– А может быть вымазать тебя, Акжирен, сажей, а самому переодеться в черные одежды, так, чтобы разбойники меня не узнали. Лицо тоже замаскирую сажей. Из гривы вороного коня можно накладку на голову надеть. Стану длинноволосым.  А потом назваться посланником Эрлика и приказать Корсаку освободить людей? – Тлемис поделился очередным планом со своим конем.

 – Ты думаешь, Корсак не проверит твои слова? У него, конечно же, есть связь со своим повелителем.

– Да…

Тлемис придумал еще пару-тройку вариантов освобождения, но все они были отвергнуты Акжиреном или им самим, как неподходящие. В том числе и предложение устроить камнепад, от которого могли пострадать невинные люди.  Так же было чревато непредвиденными и опасными последствиями и перекрытие реки дамбой, чтобы затопить пещерное селение. О том, чтобы привести сюда войско хана или позвать на помощь друзей, чтобы устроить потом засаду на узком перешейке перевала, тоже не могло быть и речи. Во-первых, дорога заняла бы слишком много времени. Не мог же он перевезти всех на своем Акжирене! Во-вторых, сейчас, не приемлемо оттягивать войска, когда хан Аспан собирает все силы в один кулак, чтобы дать отпор более сильному и могущественному врагу – Эрлику. Выжидать когда Корсак со своими головорезами выступит в боевой поход, тоже было рискованно. А вдруг он решит убить всех пленников, чтобы не оставлять с ними охрану и не тащить с собой, как ненужную обузу?

«Думай, думай, голова! Так уж и быть, дам поносить золотую шапку!», – злился Тлемис на свою несообразительность.

«О, Хан Тенгри, ты дал мне силу духа, чтобы побороть себя! Ты дал мне свой лук и стрелы! Ты дал мне крылатого коня! Благодарю тебя! Но все это бесполезно сейчас! Прости меня, если я прошу слишком много! О, я несмышленый глупец! Дай мне капельку разуменья!» – возопил батыр, моля о помощи, как когда-то молил небеса его отец Буркут, прося потомка.  

Наутро Тлемис продолжил наблюдения. Из-за массивных ворот вышли две женщины. Первая, одетая в простое коричневое платье и черный жилет, несла на руках ребенка лет трех или четырех. Вторая наряжена намного богаче – в расшитый драгоценными камнями малиновый жилет из панбархата и ярко-оранжевое платье с пышными оборками по подолу. Голову, косу, руки украшали золотые диадема, подвески, браслеты, перстни. Женщина нежно поцеловала мальчика в лоб. «Вот так ханзада!» – удивился Тлемис. Но не успел он поразмышлять на тему, кто эта красавица, как ответ стал ясен. Вслед за женщинами из-за ворот вышел Корсак. Тлемис узнал своего противника по стрельбищу. Главарь банды тоже был разодет в пух и прах, словно правитель города. Голова его была обмотана громоздкой  чалмой из золотой парчи. Он поцеловал красавицу, погладил по голове мальчика.  «И лис около своей норы смирно живет», – глядя на семейную идиллию, изрек Акжирен.

Разбойники приветствовали своего главаря глубокими поклонами. Корсак, две женщины, ребенок стали подниматься по каменной лестнице к статуе Эрлика. Вся банда последовала вслед за ними. И даже надсмотрщики, загнав рабов в пещеру, поспешили присоединиться к общему шествию. Когда площадка вокруг каменного изваяния была занята, те, кто не поместился на ней, остановились, где придется. Слуги зажгли факелы над черным мраморным алтарем. Корсаку подали кувшин. Он стал поливать красной жидкостью поверхность алтаря. Эта была кровь, но не ягненка, как подумал Тлемис, а человека. Корсак стал протяжно произносить магические заклинания, а все остальные хором вторили ему. Закончив обряд поклонения, все разошлись. Караульные несли свою службу, лениво оглядывая со скальных высот окрестности.  

Слуги  Корсака расстелили на берегу горной речки большой пестрый ковер, накидали сверху мягких пуфиков, разложили круглый стол на невысоких ножках. Пока они подносили всевозможные яства, предводитель лихой шайки, возлежал на подушках, и, судя, по довольному выражению лица, пребывал в прекрасном расположении духа. Его ханзада присела рядом с мужем на низенький стульчик, оббитый тканью с бахромой. Мальчик бегал по берегу, собирал камешки и бросал их в воду. В некотором отдалении под натянутым матерчатым тентом, располагалась кухня, где с десяток поваров готовили пищу. Они жарили на вертелах туши баранов, с ловкостью жонглеров раскручивали лапшу, растягивая ее, словно пряжу. На печи, сложенной из красного кирпича, булькали и испускали ароматы, наваристые кушанья в больших металлических бачках. Поварята лепили что-то из теста и мясного фарша. На треногах в чугунных казанах, под тяжелыми деревянными крышками, томился плов. Из темноты одного из гротов, под одобрительные крики разбойников, двое слуг выкатили винную бочку. Разбойники в ожидании обеда расселись на дощатые лавки за длинные столы. Один из надсмотрщиков принес медный таз с жидкой мутной жижей и поднес к пещере. Стражники с двух сторон стали крутить рычаги лебедки и тяжелая железная решетка, закрывающая вход, поползла вверх. Задвинув таз в пещеру, они вновь опустили перегородку.  

Вдруг общий гомон перекрыл истошный, полный ужаса, отчаянный визг. «Арманжан! Арманжан!», – на бегу кричала жена Корсака. Тлемис не заметил, как и когда малолетний сын Корсака, оказался в водной пучине. Отец бросился спасать сына. Но течение было настолько сильным и так быстро уносило мальчика, что Корсак, явно растерявшись, лишь бежал вдоль берега, размахивая руками и приказывая слугам немедля прыгать в воду. Однако, никто из разбойников не решился спасать утопающего.

Тлемис мгновенно вскочил на коня. Акжирен словно рыже-белая молния, промелькнул над головами людей и полетел над самой водой так, что казалось, что он скачет по пенистым барашкам волн. Тлемис свесился с коня, как можно ниже, и, держась одной рукой за длинную гриву, второй схватил за ворот мальчика. Это произошло в последний момент, перед тем, как ребенок должен был упасть с водопадом в пропасть. Акжирен взмыл и опустился в недавнем укрытии. Арманжан был бледен и не дышал. Тлемис, как учили его в школе выживания, начал откачивать пострадавшего. Мальчик закашлял, изрыгая воду, открыл глаза и захныкал.

– Не плачь, Арманжан. Не бойся, – ласково заговорил батыр-бала,  – Посмотри какой конь. У него крылья есть. Хочешь, я тебя покатаю?

Акжирен прилег, чтобы ребенок мог погладить его.

– Эй, Тлемис! Я узнал тебя! Выходи. Давай поговорим. – Донесся снизу голос Корсака.

– Хочешь, чтобы я вернул тебе сына? – показавшись из укрытия, спросил батыр-бала. – А что я получу взамен?

– Золото. Много золота.

– Мне не нужно краденое богатство. – Тлемис вновь скрылся за кривой сосной.

– А что ты хочешь? – забеспокоился Корсак.

– Отпусти невольников! – потребовал юноша.

Корсак замолчал, обдумывая, как бы перехитрить ненавистного мальчишку, чтобы и сына вернуть и рабов не отпускать.

– Как ты можешь еще раздумывать?! – возмутилась мать ребенка и зарыдала.

– Ладно! Я согласен! – крикнул главарь разбойников, – отдай Арманжана! Видишь, женщина беспокоится!

– Сначала ты вели вывести невольников! И когда они уйдут на безопасное расстояние, к примеру, дойдут до вон того дремучего леса, где ты их не сможешь достать, я верну тебе твоего наследника!

«Сукин сын!», – не громко выругался Корсак.  Но делать было нечего, как только согласиться на условия врага. Корсак понимал, что достать самого Тлемиса с его крылатым конем, и силой отнять Арманжана, не возможно.

– А вдруг ты обманешь меня? И пленники уйдут, и сына я не получу!

– Даю слово. Хотя я не совсем еще взрослый, но батыр. А батыры слово держат, даже данное врагу. В отличие от вас, подлых разбойников!

Корсак задумался: «Спросить совета у Эрлика? Нет! Для него жизнь моего сына, все равно, что для меня жизнь раба! Он прикажет убить Тлемиса, а про Арманжана и не вспомнит! Лучше отпущу этих бейшара. Все равно они, как дохлые клячи, еле ходят. Скоро все перемрут. Свежих рабов пригоню. Придется согласиться на условия этого выскочки! Ну, ничего я еще с ним поквитаюсь!»  

Через несколько часов наступила ночь. Пленники, отпущенные Корсаком, спустили по единственной, и днем и ночью охраняемой разбойниками, узкой тропе, ведущей из пещерного города в равнину. Они благополучно дошли до кромки леса. Когда Тлемис убедился, что погони за ними нет, он вернулся в логово бандитов и бесшумно опустившись, поставил Арманжана на землю. Он  легонько подтолкнул ребенка к горевшим неподалеку кострам. У огня сидели в ожидании хмурый Корсак, его жена, служанка и с десяток их телохранителей.

Арманжан побежал к родителям.  

– Я сдержал данное тебе слово! Забирай сына! – крикнул Тлемис откуда-то из темноты и с высоты.

Женщина бросилась к ребенку и, схватив его на руки, побежала в укрытие. Корсак вздрогнул и пригнул голову.

– Я не убью тебя сейчас, хотя ты заслуживаешь самой страшной смерти! Твои руки по плечи в крови! Ты предал родную землю! Ты предал Тенгри! Ты предал народ, который выкормил и вырастил тебя!  Я не прощу тебя, как не простит и мой народ. Не вставай у меня на пути! Но я пощадил тебя, чтобы избежать ненужных жертв. Ради воинов, ради горожан защитников крепости, которые могут сложить головы на поле боя в битве с твоей бандой, говорю тебе: не поднимай меча против своего народа! Распусти банду! Не ходи войной!

Корсак выхватил лук и стал стрелять наугад в черное небо. Его примеру последовали и его телохранители. Но стрелы, так и не достигнув какой бы то тверди, подали на землю.

 

Глава сорок вторая

Условия Эрлика

Неспокойно стало в мирном Щеберкенте. С тех пор, как его жители узнали о том, что повелитель подземного ханства могущественный Эрлик собирается захватить город. Хан Аспан объявил о надвигающейся угрозе и издал указ о всеобщей подготовке к войне. Со всех концов Великой Степи каждый день к городу прибывали все новые и новые воинские отряды различных родовых племен. Защитники запасались оружием, провизией, фуражом.

Жители Щеберкента готовились к обороне крепости: укрепляли стены, бойницы и смотровые башни. С внутренней стороны крепостных стен громоздились горы камней, каждый величиной с лошадиную голову. Они были достаточно тяжелы для того, чтобы свалить карабкающихся по приставным или веревочным лестницам штурмовиков, и не очень велики, что их было удобно переносить и скидывать со стен. Тут же стояли огромные чугунные баки для варки смолы и кипячения воды. Горячая смола и кипяток – грозное оружие обороняющихся. Для разжигания огня приготовлен запас дров. Работы в кузницах не прерывались и днем и ночью, непрекращающиеся удары молота о наковальню и маленьких молоточков, тревожным набатом возвещали о надвигающиеся опасности. Сотни кузнецов со всей степи присоединялись к местным мастерам. Арсенал армии хана изо дня в день пополнялся сотнями наконечников для стрел и копий, обоюдоострыми палашами, мечами, кольчугами и прочими железными изделиями ковальщиков. Ряды рудокопов и плавильщиков пополнялись ополченцами: горожанами и прибывшими воинами.

В спешном порядке строились дополнительные казармы, конюшни, лечебницы. Караванбаши только и успевали подсчитывать барыши – город скупал обозы, наполненные мешками с пшеницей, рисом, овсом, горохом, бобами, просом. Женщины занимались заготовкой провизии: сушили, солили, вялили мясо, рыбу, овощи, фрукты, варили сыры. Все это закладывалось в погреба. В хранилища засыпали зерно, в ледниках замораживали мясо дичи. По большей части все действия были направлены на то, чтобы в случае долгой осады, люди, оборонявшие город, не умерли от голода, жажды и холода. Чтобы Щеберкент стал надежным оплотом и тылом для армии, способной дать отпор врагу в чистом поле за стенами крепости.

Правитель города знал, как нужно биться с разбойниками, пусть даже хорошо подготовленными воинами, по одной простой причине – они были человеческого рода. А вот как противостоять нечисти? Как защитить народ от этой напасти? Над этими вопросами Аспан хан бился с тех самых пор, как узнал от Тлемиса о готовящемся нападении войска Эрлика.

Он молился богу, прося мудрости и знаний. Служения в храме Тенгри проходили каждое утро при огромном стечении народа. Приближающаяся беда, все же вселяла страх. Люди искали спасения у высших сил, веря в покровительство Хана Вечного синего неба и его справедливый суд. А еще была надежда на избранника Тенгри, способного совершить невероятный подвиг и отвести беду. Таким героем для народа стал Тлемис. «Мы должны уповать на бога и молить его о помощи. Тенгри услышал наши молитвы и ответил на них. Он избрал среди нас воина. Тлемиса! Пусть он еще мал, но Бог дал ему свое священное оружие! Послал крылатого тулпара! Это ли не знаки благословения? Кто мы чтобы сомневаться в божьем промысле? Я уверен, что Тенгри пошлет свое небесное войско и испепелит изничтожит  Эрлина и его нечистое войско. А мы должны справиться с бандой Корсака! С этими предателями, вставшими на сторону Эрлика. С помощью Тенгри мы выстоим!», – ободрял  правитель свой народ на сборах в храме.

После одного из утренних служений, хану сообщили, что у ворот города стоит довольно многочисленная делегация, прибывшая из неведомых дальних земель. Главный у них человек по имени Саршун, назвался советником правителя некоего могущественного государства. Он просил всемилостивейшего хана Аспана о приеме. О богатстве страны можно было судить и по напыщенному великолепию прибывшей кавалькады, представшей перед ханом. Два десятка воинов, которые сопровождали переговорщиков, и их кони были украшены и защищены золотыми латами, ножны булатных палашей, блестели драгоценными камнями. Важные гости – послы незнакомой страны, разодетые в шелка и бархат, с тюрбанами на головах и торчащими из них радужными перьями павлинов и попугаев, сами были как диковинные птицы, присевшие на насесты. Саршун и другие вельможи важно восседали на широких мягких креслах, покоившихся на спинах слонов. Три десятка верблюдов были навьючены тяжелыми тюками с подарками для хана Аспана.

Жители города выбежали из домов, чтобы посмотреть на  удивительных гостей, а в особенности на слонов. Таких диковинных животных, гигантских размеров, с длинными бивнями, огромными ушами и хоботом вместо носа, не видывал еще ни один обитатель Шеберкента. Правитель был поражен не меньше своих подданных, но, как и полагается хану, не выказывал своего удивления. Он никогда не слышал о загадочной стране и теперь смотрел на послов с интересом.

– Достопочтенный хан Аспан, я рад приветствовать тебя! – скороговоркой заговорил Саршунак (а это был он) и распластался на мозаичном полу перед троном, порываясь облобызать туфлю правителя.

– Это ни к чему, уважаемый! – Хан отдернул ногу. Проворный посол все же успел ухватить и поцеловать полу его халата.

– Слава о тебе, как о мудром и великом правителе дошла и до наших земель! Тебя уважают все племена Великой Степи. Вот эти дары прими в знак нашего преклонения перед твоим могуществом! – посол щелкнул пальцами и тридцать мускулистых парней, сгибаясь под тяжестью, внесли сундуки с дарами.

Саршунак стал поочередно откидывать увесистые крышки, которые были выкованы из чистого золота. Приближенные хана невольно ахнули, когда пред взорами заблистали всеми цветами драгоценные камни невиданной яркости и ослепительной прозрачности: алмазы, аквамарины, аметисты, изумруды, гелиодоры, гранаты, жемчуга, сапфиры, рубины, топазы, турмалины, чароиты… Словно насыпали красных, синих, желтых, зеленых, черных звезд.

Но самый удивительный подарок возвышался на подставке с колесами, которую с трудом вкатили два слуги. Это была статуя козла в натуральную его величину. Рогатый бородатый стоял на задних копытах и хитро подмигивал рубиновыми глазами. Весь он был вылит из бронзы, только рога и копыта у него были золотыми.

– О, скромнейший из правителей, равных которому по добропорядочности и бескорыстию еще не рождалось на этой земле! –  завернул гость цветистую тираду. – Прими от правителя нашей земли эти дары, в знак бесконечного почитания вашей милости!

 – Почему, изволь спросить тебя, твой повелитель решил подарить мне статую козла? – нахмурился хан. Недовольство хана было вызвано тем, что козел у народа степи не почитался, как конь или волк, а рассматривался исключительно, как домашняя скотинка и то не самая важная. А дикие козлы – архары были предметом охоты. 

– О, не извольте гневаться, о, солнцеподобный хан! Дело в том, что козел – он для нашего государства – символ свободы. На дворец предка нашего владыки когда-то давным-давно напали враги. Они под покровом ночи хотели перебить всю стражу и пройти за стены города. Но козел поднял шум и разбудил стражников, что помешало осуществить врагам свои коварные планы. С тех пор мы почитаем козла, как священное животное.

– Понятно, – сдержанно ответил хан.

 – О, это не просто статуя!  Это чудо инженерной мысли! – продолжал гость. – Ее изготовили мастера механики.

Саршунак нажал на хвост статуи и козел в ту же секунду ожил. Под звуки музыки, которая полилась из нутра статуи, рогатый стал танцевать, лихо выделывал такие невероятные кренделя всеми четырьмя конечностями, что казалось, он вот-вот спрыгнет с пьедестала и продолжит сумасшедшую пляску на полу дворцового зала. К тому же козел умел петь и говорить некоторые фразы. При виде несметных богатств у многих вельмож алчно заблестели глаза. А бронзовый танцующий и поющий козел и вовсе вызвал несдержанное всеобщее веселье, так не свойственное придворной свите. Аспан хан подметил смену настроения людей, и какое-то нехорошее предчувствие закралось и заставило внутренне напрячься. Ему был неприятен и посол, и щедрые подарки от неведомого правителя. В особенности странным и не уместным показался последний дар, но на лице правителя это никак не отразилось. Он дипломатично продолжил беседу.

– Какую страну представляете и кто ваш правитель?

– Я конечно назову имя, того кто послал меня сюда, но хочу предупредить, вашу светлость, чтобы вы не были предвзяты и не судили о моем повелителе по тем слухам, что распространяют о нем люди недостойные и не ученные. – Заюлил Саршунак.

– Если правитель человек праведный, никакая дурная молва не запятнает его доброго имени! – Громче, чем полагается, сказал хан.

– Конечно, о мудрейший из мудрейших! Мой правитель сказочно состоятелен. У него столько золота, драгоценностей и других богатств, что если нагрузить их на верблюдов, то караван этот сможет опоясать всю Великую степь. А воинов у него, как волос на головах всех твоих подданных, что позволило ему завоевать страны. Не многие правители решились противоборствовать с моим ханом, предпочтя дружбу с ним. И теперь живут во здравии и благоденствии, купаются в роскоши, их народы не ведают нужды, при этом не проводят дни в тяжком труде, а посвящают себя только приятным занятиям. Он предлагает и тебе мирное сосуществование. Только есть одно непреложное и несложное условие, которое для вас, о, мудрейший, не представит угрозы и трудности. 

– Имя твоего правителя, который рискнул ставить условия другому хану!? – сквозь зубы процедил Аспан.

– Эрлик! Моего властелина зовут Эрлик! Его условие не обременительно – поклонитесь ему и присоединитесь к числу его почитателей. Он могущественен, как бог! До его ушей дошло, что хан Аспан собирает под свои знамена все племена Великой Степи, чтобы вступить в войну с ним. Но Эрлик не собирается нападать на город! Он ищет мира и поклонения. К чему ненужные жертвы и кровопролитие? Мой хан – самый щедрый из всех властителей. Если ваша светлость выполнит небольшое условие, в силах Эрлика сделать вас самым богатым ханом до края земли! Все главы племен Великой Степи послушают вас, если вы призовете их на сторону Эрлика. Видя богатство и силу, никто не посмеет отказать вам. Вас изберут единым ханом всей степи.

– Я должен признать Эрлика своим богом?

– Ну, это громко сказано. Просто повелителем, другом, покровителем…

– И все?

– И все!

– А взамен получу богатство и власть над всем народом Великой Степи?

– Да! Видите условия самые выгодные для вас!

– Прошу хорошо запомнить и передать Эрлику!  – хан поднялся. Наш бог Тенгри, слава ему! Он бог наших предков! Он свет! Он мир! Он творец! Он наш покровитель от начала и до скончания веков! И других нам не надо!

– Не извольте гневаться, ваша милость! Пусть Тенгри остается богом Вечного синего неба! Никто же не спорит! Тенгри высоко, до него далеко! Да и в правду сказать, есть ли он? Никто же его не видел! Какая от него польза? Что он вам дал? А Эрлик предлагает вам славу, золото и власть прямо сейчас! Ну да ладно, признаем, Тенгри есть, но пусть он правит на небесах! А на земле давно пора всем людям поклоняться Эрлику. Он же вам только добра желает!

– Не может быть у человека двух богов! Воевода, проводи уважаемых гостей до выхода. Подарки верните Эрлику!

– Вы совершаете непростительную ошибку, ваша светлость! Эрлик беспощаден к непокорным! – прошипел Саршунак, обнажая острые клыки. Но хан никак не отреагировал на угрозы посла, а величественно удалился из зала. Аудиенция была закончена. На выезде у самых городских ворот Саршунака поджидал один из вельмож хана. Этот человек изучал инженерные науки, проектировал водные каналы. Его интересовало все, что работало при помощи законов механики. Ему так понравилась эта заводящаяся машина в виде животного, что он решил непременно приобрести ее и узнать внутреннее устройство. 

– Посол, продайте мне козла. Раз уж подарок пришелся не ко двору. – Обратился он к Саршунаку.

– Что ж, я вижу вы человек разумный и любознательный. Я не возьму с вас платы. Берите даром. Укажите путь. Мои слуги доставят вам козла.

Вельможа поблагодарил посла и весьма довольный повернул коня к дому.

– Что ж, лучше, чем совсем ничего! – Саршунак злорадно захихикал и потер свои когтистые, покрытые желтым пухом, руки-лапы.

Глава сорок третья

Игра в загадки

Тлемис уже трижды слетал в город, чтобы привезти бывшим пленникам, скрывавшимся в дремучем лесу, луки и стрелы, мечи и щиты, одежду и палатки. От хана Аспана он узнал о визите темных послов. Он был горд и рад, что мудрый правитель не поддался на уговоры, не испугался угроз и не польстился на «блага» властителя Подземного ханства. Его одолевала злоба на Эрлика, который посмел так нагло предлагать условия «мира». «Лжец! Вор! Убийца!» – злился мальчик-батыр. Ему не терпелось поскорее пуститься на поиски Байтерека, но он не мог бросить безоружных, голодных и почти раздетых людей на произвол судьбы. Поскольку те лохмотья, что едва прикрывали их наготу, назвать одеждой было нельзя. Наконец, такой момент настал.

– У вас есть луки и стрелы теперь вы можете сами добыть себе пропитание охотой. Мечи и щиты, чтобы обороняться от врагов. Теплая одежда и палатки, чтобы останавливаться на ночевки в долгом пути. – Обратился батыр-бала к юношам и девушкам, еще вчера работавших на каменоломнях в пещерном городе.

– Спасибо тебе, Тлемис! – выступил вперед высокий юноша, прижимая руку к сердцу. – Знай, что у тебя теперь есть названные братья и сестры! Мы обязаны тебе жизнью! – он протянул Тлемису руку. Вслед за ним к батыру подошли и другие молодые люди. Всем хотелось лично поблагодарить своего спасителя.

– Тлемис, возьми! – смуглая миловидная девушка протянула батыру треугольный матерчатый амулет на тонкой кожаной веревочке. – Эта земля. Пусть она хранит тебя в минуты испытаний! 

– Благодарю тебя, Булбул! У тебя такое же доброе сердце, как и у твоего отца. Если бы не он, мы угодили бы в засаду Корсака и никогда не узнали бы о том, что разбойники держат вас в плену. Сейчас Карашал живет в племени мергенов. Ты найдешь его там. Он ждет тебя. – Тлемис легонько пожал кончики пальцев девушки.

Попрощавшись с новоявленными братьями и сестрами батыр-бала взлетел к облакам. «Я найду тебя, Байтерек!» – твердил он, осматривая с высоты проплывающие пейзажи. Временами ему казалось, что он видит мировое дерево, принимая за Байтерек одиноко стоящий в степи тополь. Но всякий раз, приземляясь, он разочаровывался. Так он парил в небе до тех пор, пока ночная мгла не скрыла обзор. Надо было искать ночлег. Ему хотелось побыть дома, повидать мать и отца. И он направил было уже своего Акжирена к родному становищу, но свернул на полпути. «Что я скажу им? Что не могу найти Байтерек? Нет! Уж лучше переночую в степи» – решил Тлемис. Накрывшись чапаном, уставший батыр мгновенно заснул. Наутро он стал перебирать в памяти все, что когда-либо слышал о месторасположении мирового дерева. «Деревья расступаются», – вспомнил Тлемис кусочек фразы, брошенный когда-то баксы. «Что за чушь! Как деревья могут расступиться? Они же не двигаются!» – но что-то зацепило его в этих словах, но он не мог понять, что именно! Тлемис стал быстро ходить взад-вперед, пытаясь поймать ускользающую мысль. «Деревья расступаются!» – батыр остановился и ударил себя ладонью по лбу. «Осёл!» – вдруг крикнул он. Акжирен испуганно отпрянул и посмотрел на хозяина с нескрываемой обидой. Тлемис заметил это и громко рассмеялся: «Да не ты осёл! А я! Я осёл! Как же я мог не догадаться!»

«Акжирен, если деревья расступаются, то значил человек подошел к ним вплотную! Понимаешь? Не прилетел с неба, а подошел или подъехал на коне!» – радовался батыр. В ту же секунду он вскочил на коня: «Акжирен, летим к дремучему лесу, а потом забудь, что у тебя есть крылья!» У опушки леса Тлемис приземлился и дальше уже направил коня шагом. Это был смешанный кедрово-пихтовый лес, растущий ярусами. Под громадными кедрами с мощными кронами, росли пихты. Ниже хвойных великанов трепетали мелкими листочками осинники и карликовые березы, перемежающиеся зарослями кустарников. Трава росла буйно и по высоте не уступала кустам. Тлемис почувствовал сильный запах хвойной смолы, отгоняющий гнус и порадовался, что его и Акжирена не будут одолевать оводы, слепни, комары, мошкара. Через некоторое время Тлемис стал различать и другие запахи: цветущего шиповника, барбариса, рябины, таволги, жимолости… Он вдыхал полной грудью, словно пил настойку из ароматов цветущих растений, замешанную на крепком духе кедровой смолы. Лес был наполнен звуками: шумели кроны деревьев, поскрипывали, словно от натуги, могучие стволы. Всюду слышалось разноголосье птиц: где-то раздавался стук дятла, курлыканье журавля, свист синицы, пение дрозда, уханье филина, бормотание глухаря, щелканье кедровки, шелушащей орехи… С ветки на ветку прыгнула проворная белка, под кустами суетливо пробежал бурундук, делая запасы на зиму, росомаха, разорив гнездо тетерева, быстро поедала яйца. Где-то вдали отрывисто проревел сохатый.

Тлемис ставший невольным свидетелем лесной жизни, все больше углублялся в чащу. Он не заметил, когда звуки стали реже и тише. Оглядевшись, Тлемис отметил, что осинники и кустарники поредели, вместо травы все чаще стали встречаться папоротники, а кроны кедров становились все гуще и гуще. Вся земля, стволы были покрыты толстым слоем мха. Еще не было и полудня, а в дебрях было уже так темно, как будто приближались сумерки. Если в начале пути Тлемис свободно передвигался между деревьев, то теперь ему приходилось подолгу огибать кедровники, в которых деревья росли так плотно, что напоминали стены из древесного частокола. Конь то и дело спотыкался о заскорузлые толстые выпуклые корни. Тлемис спрыгнул с коня и пошел пешком. Его четвероногий друг, осторожно обходя преграды, плелся за ним.

– Акжирен, слышишь? – Тлемис напряг слух, а конь навострил уши.

– Похоже, человек и он зовет на помощь! – отозвался конь.

Тлемис и Акжирен заспешили на зов. Однако, вскоре голос, послышался с противоположной стороны.

– Это эхо. Оно сбило нас с толку! – предположил Тлемис, и они повернули обратно. Стоило Тлемису и Акжирену приблизиться, как они думали, к объекту поиска, как голос раздавался совсем в другом месте. Так они метались из стороны в сторону, пытаясь найти того, кто молил о помощи.

– Стоп! Дружище, я понял, в чем дело, – Тлемис остановился, – это мой старый знакомый Конаяк, решил поиграть с нами в прятки! Он специально запутывает нас. Мы заблудились. Посмотри вот мои зарубки на деревьях, мы проходим мимо них уже в третий раз! Нападать на меня, он боится. Ведь у меня лук Тенгри, стрелу которого он отведал в прошлую нашу встречу. Эх, жаль, что я его пожалел и оставил в живых.

– Сметка в плен врага берет, – произнес конь и многозначительно замолчал.

– Я давно понял, что ты у меня конь не просто крылатый и говорящий, но еще и мудрый, как сто аксакалов, – Тлемис подмигнул другу и что-то зашептал ему в самое ухо.  Акжирен закивал и начал действовать по хитрому плану, который придумал батыр-бала. Пройдя несколько шагов, конь вдруг зашатался и упал.

– О, горе мне! Мой крылатый конь! Мой тулпар! Ты умираешь! Зря мы ели волчьи ягоды! Теперь и я умру! Сгину в этом проклятом лесу, и никто не узнает, где я закончил свой бесславный путь! – Тлемис громко запричитал над «бездыханной» тушей Акжирена. Так он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, посыпая голову землей, разрывая на груди рубашку.

Боковым зрением между двух стволов он вдруг заметил едва уловимое движение. Этого непревзойденному стрелку было достаточно, чтобы наметить мишень. В мгновение ока он выхватил лук и выпустил стрелу. Словно мешок с кизяком Конаяк рухнул на мшистую землю. Акжирен грозно замахал расправленными крыльями и, подлетев к поверженному врагу, придавил передними копытами. Тлемис с ловкостью заправского брадобрея, сплел из кожаных ног-ремней лешего тяжелую толстую косу. Конаяк корчился от боли и злобы. Тлемис намеренно не убил его и на этот раз, а только ранил в плечо. Из раны сочилась зеленая струйка. 

– Ну что попался? Говорил я тебе – не попадайся мне на глаза! А ты снова за старое? – Тлемис связал ему лапы арканом.

Конаяк завыл от боли и крайнего расстройства. Тлемис отметил, что леший с момента их прошлой встречи заметно усох и скукожился. Если раньше он был ростом и сложением похож на взрослого упитанного мужчину, то теперь, напоминал, скорее чахоточного мальчика-подростка. Да и сопротивление он почти не оказывал.

– Что-то ты, леший, обмельчал. Прямо на себя не похож, – Тлемис удивленно поднял брови.

– Ты думаешь, для нас, злых духов, безобидны твои стрелы?! – заревел леший, – я еле выжил в прошлый раз. Теперь уж точно умру!

– Выживешь, если покажешь дорогу из лесу. Но если не выведешь, не жди пощады! – батыр-бала положил стрелу на тетиву и нацелился прямо в лоб дрожащему лешему.

– Нет! Не убивай! Пощади! Я согласен! – завопил Конаяк.

– А ты знаешь дорогу к Байтереку?  – Тлемис медленно опустил оружие.

Конаяк замер.

– Ну! Говори, нечисть! Иначе башку прострелю!

– Знаю! Но показать ее могу только тому, кто сыграет со мной в загадки! Это не моя прихоть, это волшебное условие! Это древнее заклятие! Я не могу его нарушить, иначе буду испепелен! – орал дух леса.

– Похоже, он говорит правду, – сказал конь.

– Загадывай свои загадки! – согласился Тлемис.

– Тут вот какие условия. Загадывать должен не только я, но и ты. По очереди. Кто не отгадает, тот проиграл. Если проиграешь ты, то останешься в дремучем лесу навек. Если я оплошаю, то выполню твое желание. Но мы же находимся в волшебном лесу, поэтому каждая правильная отгадка будет оживать.

– Это как? – спросил батыр-бала.

– Ну, вот давай опробуем для начала, как это будет. Загадай мне самую простую загадку.

– Кто ни в жару, ни в стужу, не снимает шубу? – загадал первую пришедшую на ум загадку Тлемис.

– Овца, – ответил Конаяк. И тот час возле ноги Тлемиса появилась и заблеяла живая овечка.

– Понятно. Теперь можешь загадывать, – кивнул батыр.

– Все обходят это место:
Здесь земля как будто тесто;
Здесь осока, кочки, мхи…
Нет опоры для ноги. – Пропел леший.

– Болото! – поспешил ответить Тлемис, и хотел было посмеяться, что леший загадал детскую загадку, но не успел. Он и Акжирен вдруг оказались по колено в зелёной жиже. Не успел он пожалеть о том, что отгадки быстро становятся реальностью, как очутился уже по пояс в трясине.

– Загадывай! – конь умоляюще посмотрел на друга. Он, было попытался выскочить из болота, как тут же провалился по самую шею.

Конаяк, видя, что Тлемис растерялся и все больше погружается в жижу, злорадно захохотал.

– Не корабль, не лодка,
Ни весел, ни паруса,
А плывет - не тонет.  – Отчаянно закричал Тлемис, когда над трясиной была видна только его голова.

– Плот – с неохотой ответил леший, раздосадованный находчивостью Тлемиса. Конаяк с удовольствием бы промолчал, и предпочел бы, чтобы батыр и его конь утонули, но он не мог нарушить волшебный договор. Тлемис и Акжирен с трудом взобрались на материализовавшийся плот.

– Ах, вот какие загадки ты приготовил мне, коварный враг! – отряхиваясь от тины, сказал Тлемис.

– Хозяин лесной просыпается весной,
А зимой под вьюжный вой
Спит он юрте снеговой. – Прищурив левый глаз, произнёс Конаяк. Он ждал, как батыр будет выкручиваться на этот раз. Ведь отгадка была очевидной, но встреча один на один с медведем в лесу, была не из приятных моментов в жизни любого охотника. Понимал это и Тлемис и поэтому прежде чем, назвать отгадку он приготовил следующую загадку.

– Медведь, – негромко произнес мальчик-батыр и как только из-за дерева вышел косолапый и направился прямиком к нему, Тлемис выкрикнул следующую загадку: Мать его Албасты, отец – Конаяк, но живет он в пещере один, словно сирота!

– Талпак, – с досадой вымолвил леший.

Откуда-то сверху свалился дау, и встал наперерез косолапому. Медведь поднялся на задние лапы и пошел в наступление. Талпак был выше медведя и вероятно сильнее. Это стало ясно, после короткой схватки, в результате которой дау вышел победителем. Через минуту после боя, Талпак испарился так же, как и другие отгадки: овца, болото, плот, медведь.     

– Когда видишь, то ее не видишь,
А когда не видишь, то ее видишь. – На этот раз леший решил вставить более сложную задачку. Прежде чем найти ответ, Тлемис надолго задумался. А когда нашел отгадку, подумал: чем бы это могло ему грозить?

– Темнота, – как только батыр-бала произнес слово, всё вокруг потонуло в кромешной тьме. Леший, видевший во мраке, как кошка, снова расхохотался. «Так дело не пойдет! Можно до скончания века продолжать эту игру. А времени у нас всё меньше. Эрлик, после того, как Аспан дал ему от ворот поворот, медлить не станет», – размышлял Тлемис, – «нужно срочно придумать такую загадку, чтобы у лешего отпало желание состязаться в остроумии».

– И крот себя сильным ощущает, если в своей норе пребывает, – по обыкновению вставил поговорку Акжирен.

– Да, мой друг, ты прав. Не дело это с лешим играть. Пора преподать ему еще один урок, – согласился с конем мальчик.

– Всезнающий, благодетельный и правосудный управитель мира. Он восседает в Верхнем небесном мире. Он творец всего сущего! Он мой бог и покровитель! Ему поклоняются всё живое! – крикнул Тлемис.

Леший перестал смеяться. Тьма рассеялась и стали видны очертания деревьев.

– Говори же ответ, нечистый! – потребовал мальчик, уже различая силуэт связанного и поникшего Конаяка.

– Я не могу – еле слышно пролепетал лешак,  – твоя взяла, батыр, я покажу тебе дорогу, развяжи меня.

Тлемис, видя совсем поверженного и разбитого врага, который еле ворочал языком, уже без опаски распустил веревки и расплел ремни. Конаяк едва шевеля конечностями, взобрался на дерево и обреченно махнул куда-то вглубь леса. Вековые кедры послушно расступились, образуя широкую тропу, по которой без усилий мог проехать конный. Постепенно серо-замшевые стволы стали редеть, уступая место крепеньким елочкам и подрагивающим редкими желто-оранжевыми листочками, осинкам. Наконец, взору батыра открылась бескрайняя степь, блестящая от ковыля серебряно-голубая поляна, над которой словно исполин возвышался дивный Байтерек!

 

Глава сорок четвертая

Осада

А в это время к стенам Щеберкента подступали полчища Эрлика, среди которых были и Корсак, и его разбойники. Наблюдатели со сторожевых башен докладывали воеводе обо все новых и новых пополнениях в рядах противника. Люди даже не могли порой толком сообщить, кто стоит под стенами крепости, так как просто не знали названий этих мерзких существ, от одного вида которых волосы вставали дыбом. Страшные плоды Эрликовых опытов, которых он сотворил, используя магию, со временем расплодились, перекрещиваясь друг с другом. В результате от них опрастывались еще более уродливые гибриды, которых нельзя было отнести ни к людям, ни к животным. Больное и буйное воображение Эрлика произвело на свет отвратительных отталкивающих химер: крыс с шестью мохнатыми паукообразными лапами, мух с головами сурка и перепончатыми крыльями, жуков-навозников с броней черепахи, кровососущих оводов с лапами и хвостами кошки. Причем все эти мерзопакостные твари были гигантами по сравнению со своими животными-аналогами. Некоторые из них были человеческого роста, в другие, например, дау, ростом с верблюда, а то и со слона.

Но самое страшное, что отличало этих существ от животных – присутствие в их чудовищном генофонде примеси человеческой природы. Поэтому они, хотя не отличались острым умом, но все же могли составить элементарную причинно-следственную логическую цепь умозаключений, а не только слепо подчиняться примитивным животным инстинктам. Их предками были самые грешные представители человечества, добровольно заключившие сделку с правителем Подземного ханства. После смерти их души были заключены навечно в эрликовы кладовые, которые располагались в самом глубоком нижнем уровне, где кипела огненная магма Земли. А тела превращены в полуживотных, с которыми Эрлик делал все, что ему вздумается. При этом запертые души, ощущали на себе ту боль и муки, которые испытывали их живые тела, бесконечно терзаемые Эрликом. Такая же участь ждала и Корсака и его дружков.

Были здесь и создания знакомые людям по сказочным преданиям, которые обычно рассказывали старики детям: великаны-дау, сестры Жезтырнак (самой ночной феи-вампирши не было – она так и не смогла оправиться от стрелы Тенгри и превратилась в обычную летучую мышь), братья Конаяка, Албасты и ее сестры, Саршунак, Кызылкоз-пале, чешуйчатые и бородавчатые подручные Уббе (сам он также пал от стрелы Тенгри), сыновья и дочери Бана-хана, такие же, как и отец полузмеи на двух ногах.

Вся эта черная масса, словно клубок червей, непрерывно копошилась в поисках еды и крови, которая заменяла им воду. Они отлавливали домашний скот, который местные жители не успели загнать за стены крепости и жадно поедали тут же, не удосуживаясь освежевать животных. Несчастных баранов, коз, лошадей и верблюдов химеры живьем разрывали, раздирали на части и пожирали, вместе с шерстью, копытами, рогами и кишечником с переваренной и не переваренной пищей. Зрелище было настолько отвратительным и тошнотворным, что некоторые наблюдатели на башнях теряли сознание. К тому же летающие полу-насекомые, отдаленно напоминающие то ли мух, то ли шершней, с пронзительным свистом и громыхающим жужжанием пикировали над головами защитников города, намереваясь ужалить или утащить. Обороняющиеся метали в них стрелы и порой попадали, но это не наносило урона крылатым тварям: с таким же успехом они могли втыкать булавки в носорогов. Однако, летучие совершали единичные вылазки, вероятно, разведывательные, ожидая приказа к всеобщему штурму. И пока им не удалось нанести вред людям.

Хан отдал приказ войску подняться на крепостные стены и подготовиться к обороне. Сам Аспан взошел на обзорную башню и оглядел поле, кишащее непривычными врагами. Увиденное повергло в шок правителя и вселило ужас. Аспан хан побледнел, у него подкосились ноги, и он опустился на каменный приступок стены. Кисти его непроизвольно била мелкая дрожь.

– Эй, хан, ваша милость! – издевательски прокричал Саршунак, восседая на спине гиганта с головой грифа и телом волка, – я предупреждал тебя, чтобы ты не смел, воевать с  Эрликом? Ты все ещё хочешь потягаться с его войском?

Бывший посол расхохотался. За ним заколыхалось, зашумело и все отвратное войско. Правитель Щеберкента жадно отпил воды из кувшина, поданного ему стражником и, повернувшись на восток, стал истово молиться.

Люди стали разжигать огонь под котлами с водой и смолой. Стрелки заняли бойницы и амбразуры. Их помощники подвозили на тележках стрелы и копья. Груды камней лежали наготове у метательных орудий.

Однако темное войско не спешило штурмовать высокие каменные стены. Красноглазые монстры, всю жизнь просуществовавшие под землей, при солнечном свете были слепы, как  кроты. Их кровавые зрачки были затянуты белой пленкой. Однако они не могли уйти и спрятаться где-нибудь в тени скал или леса – приказ Эрлика был для них незыблем. Через час, намаявшись от жары и света, химеры стали рыть ямы и прятаться в них, как в берлоги.

– От этих тварей до наступления темноты не будет никакой пользы! – прошипел Саршунак, обращаясь к Кызылкоз-пале и, посмотрев на полукрота-получеловека, зло добавил, – как и от тебя!

– Эй, Корсак, Эрлик дарит тебе этот город! Можешь делать с ним всё, что хочешь, но только после того, как перебьёшь всех жителей! На штурм! – приказал Саршунак и вытянул вперед указательный палец.

Разбойники поскакали, и, приблизившись к стенам крепости на расстояние пущенной стрелы, начали обстрел. Защитники не замедлили пустить в ответ шквал стрел. Порой стрелы разбойников, попадая в кольца кольчуг, разили воинов хана. Раненные зажимали руками бурлящие кровавые родники.

Пока первая половина банды, передвигаясь вдоль условной полосы, продолжала пускать стрелы, вторая, подошла вплотную к стенам города. Разбойники ловко разматывали веревочные лестницы, на концах которых были прикреплены железные крюки. После многих неудачных попыток закинуть крюки за стену, им это удалось при помощи летающих ночных фей с медными ногтями. Сестры Жезтырнак, тоже страдали от лучей небесного светила, но в отличие от подземных монстров, все же были зрячими и могли непродолжительное время находиться на свету. Как только лестницы были установлены по ним тут же стали карабкаться штурмующие. Но они с громкими воплями падали обратно, ошпаренные горячей смолой и кипятком. Дау тащили гигантские приставные лестницы, грубо сколоченные из неотесанных жердей. Не совсем умные и не владеющие военным опытом они, залезли на лестницы скопом, отчего деревянные конструкции под тяжестью их веса, переламывались. Великаны падали, давя друг друга.

Дау Талпак, затесавшийся в ряды войска Эрлика, мучительно размышлял, как бы помочь обороняющимся и при этом не выдать себя. В отличие от диких своих собратьев, он, после общения с Буркутом, Тлемисом и другими людьми, соображал очень даже неплохо. Когда он увидел, как дау, из-за своего скудоумия, сломали лестницу, у него появилась удачная мысль. Подхватив за один конец очередную лестницу, которую несли два великана, он сделал вид, что споткнулся и упал всей своей тяжелой тушей на лестницу так, что она жалобно хрустнув, переломилась. К тому же два дау, которые шли следом, тоже попадали и тоже на деревяшки, отчего приставная конструкция стала совсем негодной. Так Талпак переломал с десяток лестниц.

На смену упавшим разбойникам, которые в большинстве своем были либо убиты, либо уже не в состоянии продолжать битву из-за колотых ран и страшных ожогов, к стенам приступали все новые и новые силы врага. Чего, чего, а живого «мяса», которого было не жаль, у Эрлика хватало. «Мясом» владыка Подземелья презрительно называл своих подданных, брошенных на стены города. Лестниц тоже было предостаточно. Они, словно толстые удавы, ниспадали с парапетов по всему параметру стены. На веревочных и деревянных ступенях свисали, словно гроздья волчьей ягоды, разбойники и всякие волшебные существа, которые худо-бедно могли оставаться под лучами палящего солнца. 

Ряды обороняющихся тоже несли потери, но не такие большие, как их враги – все-таки стены города служили надежной защитой. Людей, раненных разбойничьими стрелами, тут же клали на носилки и препровождали в лазареты.

Уйсен, участвовавший в поединке стрелков с Тлемисом, был главой ханских лучников. Он и учитель юного батыра Жебе, стояли на самых высоких точках обзора, и не посылали своих стрел мимо целей. Уйсен вел счет поверженных неприятелей и теперь знал, что тридцать шсть противников не вступят в противоборство уже никогда. Больше трех десятков врагов отправил в преисподнюю и Жебе. Не на много отставали от мастеров лука Жамба, Айдар, Акылжан и другие воины.

Плечом к плечу бились воины хана и все остальное мужское население Щеберкента, мужчины племен Великой Степи, среди которых были и мергены, и тамгалинцы. Нападавшие, подгоняемые Саршунаком, не ослабляли натиска и на стены города живой волной накатывали свежие силы противника. На их головы сыпался град камней, проливался дождь из стрел, ливень из смолы и воды. Осада крепости продолжалась до самого заката, после чего воцарилось, как перед бурей, тревожное затишье. С заходом солнца проснулись монстры! Защитники крепости падали от усталости. На смену им вставали другие. Ночь обещала быть ещё ужасней, чем день.

Страшные химеры, голодные и злые, повылазили из ям и поспешили к стенам. Они били огромными кулаками и копытами каменные стены, пытаясь проломить их. Веревочных лестниц не осталось, так как защитники крепости втащили их на стену, оставив противников без вспомогательных средств. Однако, монстры были огромных размеров, чрезвычайно прыткие и сильные. Они вставали друг другу на плечи, образуя живую пирамиду. По ним, как по ступеням вбегали чудовища помельче и некоторым из них удавалось запрыгнуть за парапет каменного укрепления. Здесь их встречали воины с оголенными обоюдоострыми палашами, вылитыми из такой прочной смеси металлов, что могли перерубить и железные латы, и панцирь черепахи. Нелегко пришлось воинам Аспан хана! Плохая видимость при свете зажженных факелов, сильно усложняла задачу.  Дневное сопротивление теперь казалось им разминкой перед настоящим боем! Обороняющиеся метали копья, на наконечники которых были привязана просмоленная и горящая ветошь. Стрелами пользоваться было бесполезно, из-за толстой шкуры и брони гибридов. Однако, Жебе, попав в красный, светящийся в темноте глаз, одного из чудовищ, удостоверился, что у них есть уязвимые места.

Чудища, толкаясь и наваливаясь друг на друга, таранили городские ворота. В качестве тарана они использовали одного из монстров – слоноподобного броненосца, у которого панцирем было покрыто все тело, а голова, по прочности не уступала камню. Оббитые железными пластинами и коваными уголками, ворота были все же из лиственницы. После множественных ударов, они затрещали. В нескольких местах появились внушительные дыры. Броненосца, с разбитым вдребезги черепом, за ненадобностью отбросили в сторону. Однако когда монстры с победными криками окончательно разнесли ворота в щепы, их ждал неприятный «сюрприз» в виде вторых внутренних ворот, выкованных из прочного металла. Некоторое время  медленно соображающие чудища, не ожидавшие такого подвоха, стояли у преграды и тупо смотрели на нее как «бараны на новые ворота».  Саршунак, заметив столпотворение, поскакал на своем грифе-волке к образовавшемуся затору.

– Вперед, тупоголовые! – приказал он. Тугодумы, наконец, сообразив, что вторые ворота надо таранить, как и первые, кинулись на неожиданную преграду.

Больше всех досаждали защитникам крепости летающие твари. Они налетали сверху и хватали людей, как коршуны зайцев, и уносили в степь. Смерть их была неминуемой.  Аспан хан, пришедший в себя после первого шока, деловито координировал движение сил обороняющейся армии. Днем и ночью он не покидал сторожевую башню, где был устроен командный штаб. Здесь же он забывался коротким сном, падая от усталости на подстилку из соломы, накрытой шкурой медведя. После ночного нападения монстров, правитель собрал на военный совет своих вельмож, воеводу и других командующих подразделений, в числе которых были представители разных племен. Хан требовал в срочном порядке придумать средство, чтобы противостоять крылатым врагам.

– Я имею сообщить нечто интересное, что может стать весьма полезным для нас, – попросил разрешения выступить один из вельмож. Он был инженером-проектировщиком и человеком интересующимся механикой. Тот самый вельможа, который из-за своей тяги к точным наукам, приобрел золотого козла. Аспан хан, зная о славных изобретениях ученого, разрешил ему высказаться.

– Я встречался с одним интересным человеком – купцом и путешественником. Его любознательность поистине не знала границ и толкала его на рискованные и опасные предприятия. Он бывал в столь дальних краях, где ночь и день длятся по полгода. У берегов холодного северного моря живет удивительный народ. Они искусные охотники и пропитание добывают себе в океане, охотясь на китов – морских животных, столь огромных размеров, что на спине одного из них мог бы расположиться небольшой аул из пяти юрт. Купец выменивал у них пушнину, китовый ус и ворвань на сахар, ткани и прочие товары. Так вот, у северных народов он приобрел чудное орудие – гарпун-метатель. Оружие это легкое и не обременительное, но силы невероятной и способно убить такое огромное животное, как кит. Я предложил путешественнику хорошую цену золотом за это удивительное орудие, и он продал мне его. Думаю, что этим приспособлением можно уязвить летающих гадов.

– Немедленно доставить к стенам и применить к противнику! – отдал приказ хан. – И если оно будет действенным, приступить к изготовлению партии по данному образцу!

– Я изучил его устройство и составил чертежи, так, что нашим мастерам будет это под силу, – добавил вельможа.

Совет был коротким, так как отсутствие командиров на передовой могло привести к несогласованности сил обороны и ослабить боевой дух.

На крепостную стену был доставлен гарпуно-метатель. Он был снабжен колесами, размером со среднюю пиалу, и поэтому его можно было быстро передвигать с одного места в другое.

Небольшая и легкая конструкция, размером со стул, стреляла при помощи простейшего пружинного механизма. Воинам не стоило большого труда, чтобы быстро научиться ее применению. Им не пришлось долго ждать, чтобы опробовать новое оружие на деле. Над головами загремела крыльями очередная тварь: то ли стрекоза, то ли саранча. Кривыми длинными лапами она схватила щуплого Акылжана и развернулась в направлении стены, чтобы поскорее унести и сожрать трофей, где ни будь в укромном месте. Мальчик кричал и брыкался, зовя на помощь товарищей. Айдар, который бился у края стены с очередным монстром, услышав истошный вопль друга, бросился к нему. Проявив невероятную для своей комплекции ловкость, Айдар вскочил на парапет стены и с силой оттолкнувшись, подпрыгнул. Каким - то чудом ему удалось схватить Акылжана за ноги. Саранча, под тяжестью двух тел, немного затормозила движение. В этот момент к мальчикам на помощь подоспели другие воины. Совместными усилиями они вырвали Акылжана и Айдара из лап монстра. Разозленная стрекоза точным ударом ткнула острым концом одной из лап в Айдара. Мальчик, только что спасший друга, с окровавленным лицом упал и завыл от боли.

Жамба, зарядив в метатель гарпун и прицелившись, нажал на спусковой крючок. С громким жужжанием ввинчиваясь в воздух, гарпун, который напоминал укороченное копье, впился железным наконечником в тело стрекозы. Чудище завопило, засвистело, заметалось от боли, пытаясь вырвать тонкими лапами попавшее в нее железное жало. Однако это ей не удалось, так как зубья, расположенные по бокам наконечника, намертво застряли в теле. Жамба ухватился за конец длинной прочной веревки, волочившейся за гарпуном, но сам чуть было не улетел вслед за мечущейся в воздухе саранчой. К нему подбежали другие воины и тоже ухватились за веревку. Потребовалось десять сильных мужчин, чтобы притянуть крылатую тварь и свалить на каменный пол стены.  Стоявшие наизготовку с палашами, топорами и секирами ополченцы добили поверженное чудовище. Над рядами защитников пролетел крик ликования. На следующую ночь арсенал грозного оружия значительно пополнился – за день мастера успели изготовить еще с десяток гарпунометов и снарядов к ним. 

– Что б вас всех чума сразила! Что б вы сдохли! – проклинал Саршунак противников, когда ему доложили об успешном их противостоянии летающим тварям, – ну ничего, у меня припасен для вас еще один «подарочек»! Эй, Кызылкоз-пале! – пнул он дремлющего «коллегу», – есть и для тебя работа!

– Что нужно исполнить? – Полу-крот встрепенулся и уставился на предводителя сусликов.

– А ну-ка, где твоя волшебная сила? Нужно оживить золотого козла, которого я подарил тому вельможе! Вели ему отпереть городские ворота! И немедленно!

Кызылкоз-пале кинулся выполнять приказ, вынимая из многочисленных мешочков засушенные травы и колбочки с жидкостью. Дау Талпак, скрытый ночной темнотой, старался находиться поблизости к ставке командующего темными силами. Он услышал последние слова Суслика и пришел в чрезвычайное волнение. «Как же мне предупредить людей?», – думал он. Не придумав ничего стоящего, он решил положиться на волю случая и заспешил к стене. Он нашел наиболее свободное от натиска монстров место и, приставив к стене лестницу, которую приволок с собой, взобрался к зубцам крепости. Он рисковал – каждую минуту на его голову мог вылиться поток горячей смолы или  упасть огромный валун. Помня из рассказов Буркута о белом платке, который люди выбрасывают вперед, идя на переговоры, Талпак размахивал белой тряпицей у себя над головой.

– Жамба! Айдар! Акылжан! Это я Талпак! – повторял великан, приближаясь к верхнему краю стены.

К всеобщей удаче, первым кто заметил дау, размахивающего белым полотном, и услышал его, был Акылжан.

– Талпак! Дружище! – радостно закричал мальчик, помогая дау перевалиться через край стены.

К ним подбежали Жамба и Айдар. Уведя Талпака в укромное место, они узнали причину его внезапного появления. Талпак очень старался, чтобы доходчиво объяснить коварный план Суслика. Жамба немедленно сообщил об этом правителю. Аспан хан немало удивился появлению дау, сочувствующего людям, и сначала не поверил его словам, сочтя за происки врага. Но после подробного рассказа Жамбы о том, как Талпак раньше помогал Буркуту, Тлемису и его друзьям, выступая против своих отца и матери, как выпестовал Акжал и её жеребенка крылатого тулпара Акжирена, хану ничего не оставалось, как поверить в верность великана.

Еще одним подтверждением правдивости слов Талпака, стало прекращение осады железных ворот. Враги словно ждали чего-то. И вправду вскоре к воротам города с внутренней их стороны бесшумно подкатил золотой козел. Здесь его уже ждали воины. Накинув на него металлическую сеть, они со словами, «забирайте свой подарок обратно!», сбросили его со стены. Но, тем не менее, магия, насланная на козла кротом, продолжала действовать. Не найдя в ближайшем окружении подходящих ворот, козел потыкался в стену, а затем, развернувшись к монстрам, стал делать то, что умел. Из его нутра полилась веселая музыка. Рогатый, подмигивая и прищелкивая в такт копытами, запел, а потом и вовсе пустился в пляс. Монстры не видевшие в жизни, столь занятного зрелища, оторопели. Видимо музыка пробудила в них что-то человеческое, и они замерли, не в силах оторвать взгляды от дикого танца, светящегося в свете факелов, веселого козлика.

Чудища стали неловко притоптывать, прихлопывать лапами, хвостами, копытами, крыльями, а кто и ушами, и усами. Вскоре всё войско Эрлика колыхалось в хаотичных движениях. Монстры не иначе, как танцевали! Крот попытался было протиснуться в круг, где выкидывал все более затейливые коленца плясун, но был нещадно отторгнут вошедшей в раж публикой.  Люди наблюдали за происходящим внизу неистовством и посмеивались над главнокомандующим потешного войска, который, пытаясь перехитрить их, попался в собственные сети. Смех и передышка в бою, стали хорошим отдыхом для защитников крепости.  

Как ни бесился Саршунак ему так и не удалось остановить дикие танцы монстров и заводного козлика. Козел угомонился только к утру. Кызылкоз-пале все таки удалось воздействовать на него волшебными чарами. Утомленные монстры полезли в свои ямы. Настал черед разбойников осаждать стены. Талпак наконец-то получил возможность открыто сражаться, и теперь с остервенением кинулся на штурмующих. Обладая неимоверной силой, он опрокидывал гигантские деревянные лестницы, вместе с десятком взбирающихся по ним разбойников. А веревочные лестницы он отряхивал от бандитов, как старые кошмы от блох. Дубина в его руках разила насмерть.

Уязвленное до крайности себялюбие Саршунака, требовало отмщения. Самого страшного! Он, наступив на горло собственной непомерной гордыни и амбициям, срочно собрал на совет Албасты, полу-крота, родственников Конаяка, Жезтырнак, Бана-хана и Уббе. После долгих споров и обсуждений, Суслик замыслил новый коварный план. Саршунак не зря собрал совет злодеев. Все-таки одна голова хорошо, а десять лучше!  Враги решили брать людей измором, лишив их запасов провианта. «Без пищи они долго не продержаться! Когда их дети начнут пухнуть от голода, сами принесут мне ключи от города!» – предвкушая победу, мечтал Суслик. Он собрал всех землероек, полевых мышей, крыс, сусликов, тарбаганов, кротов, сурков, хомяков и прочих грызунов и приказал им рыть проходы к кладовым города. Чтобы горожане не заметили поползновений врага, главный Суслик, предупредил, чтобы входы в подземные пути, начинались далеко от крепостных стен, желательно в степи и были тщательно замаскированы.  Несметное количество  копателей приступили к воплощению  замысла. Они трудились усердно и через сутки уже таскали из амбаров, погребов, ледников зерно, мясо, крупы и другую провизию. Грызуны сначала обворовали склады, где хранился долгосрочный запас продуктов, куда люди подолгу не заглядывали и потому заметили пропажу только после того, как грызуны вынесли оттуда все до последнего зернышка. Когда горожане заметили исчезновение продуктов, было уже поздно. Помимо прочего полчища грызунов перетаскали овес, и даже сено, припасенное горожанами для корма скоту. Горожанам пришлось в срочном порядке забивать скот, чтобы овцы, лошади и верблюды не пали от истощения.

Саршунаку и этого было мало – он наслал на город тучи саранчи. После ее нашествия от садов и огородов ничего не осталось. Саранча поела не только не дозревшие плоды, но смела подчистую всю листву с деревьев.  Запасов продуктов, по подсчетам людей, хватало от силы на неделю. Хан Аспан приказал ввести норму еды для каждого жителя города. Дневной паёк для защитников крепости был чуть больше, чем для женщин, стариков и детей. Однако эти меры не могли повлиять на окончательный исход, грозивший людям – смерти от голода.

Абас, служивший в ханской страже, во время боев, все время находился у городских ворот. Он тихо радовался, что ему не приходиться подставлять голову под стрелы разбойников и подвергать себя риску быть убитым от лап монстров. Как только он узнал о надвигающемся голоде, он стал продумывать план перехода на сторону Эрлика. В то время, как жители Щеберкента, делились последними запасами и несли из дома к стенам крепости, лепешки, сыр, вяленое мясо, Абас не спешил выдавать на общий стол то, что спрятал у себя дома. Когда происходила смена караула, он под благовидным предлогом отлучался и бежал в свою хибару, где в темноте один наедался припрятанными съестными запасами.

 

Глава сорок пятая

Птица Самрук

Тлемис радостно размахивая руками, поскакал к мировому дереву. Ему казалось, что он вмиг домчится до Байтерека, но чем больше он скакал, тем дальше становилось дерево! Он попробовал долететь до дерева, но результат был таким же.

– Акжирен, может быть к мировому дереву нужно идти пешим? Так же как к дремучему лесу?

– Попытка – не пытка! – мотнул головой конь.

Тлемис быстро зашагал к Байтереку, но через какое-то время понял, что опять не продвинулся на какое-либо заметное расстояние. Он словно топтался на одном месте. Его стало обуревать отчаяние. Было так тоскливо, что хотелось заплакать. Но Тлемис не хотел выказывать своего настроения перед боевым конем, который бодро шагал рядом.

– Там люди гибнут! – вдруг выкрикнул батыр-бала, обращаясь не известно к кому.

– Да. Многие сложили головы в битве с войском Эрлика! – уверенно подтвердил конь, словно был у стен Щеберкента и видел всё своими глазами.

Тлемис, ожидая продолжения, остановился и  смотрел на Акжирена. Он заподозрил, что крылатому коню известно больше, чем ему.

– Ты что-то недоговариваешь, Акжирен?

– Дорогу осилит идущий, – загадочно  сказал четвероногий друг, уклоняясь от прямого ответа.

Тлемис снова зашагал. Так шел он пока совсем не выбился из сил. В какой-то момент он упал на колени и горячо зашептал молитву. Акжирен тихо отошел в сторонку. Теперь Тлемис уже не стеснялся – он плакал, как плачут обычные мальчики, но не от физической боли, а от осознания собственного бессилия. Исчерпав все мольбы к всевышнему, батыр-бала успокоился и почувствовал прилив сил, обоснованный на твердой вере во всемогущество Тенгри. Божественный ответ не замедлил явиться в виде старца с длиной до колен седой бородой. Старик был худ и изможден. Ветхие одежды обвисали на крупных выдающихся маслах. Он еле передвигался, нащупывая путь согнутой клюкой.

– Тлемис, смог бы ты поделиться со мной своей силой?  – прошамкал старик беззубым ртом, щуря подслеповатые глаза.

Батыр-бала не удивился тому, что старик знает его по имени, не удивился и тому, что тот попросил у него немного силы, хотя недоумевал, как это можно воплотить в реальности.

– Согласен! Только помоги мне приблизиться к Байтереку!

– Отдай мне свою юность – просто сказал старик, как будто просил кусок хлеба.

– Бери! – не задумываясь ни на миг, решительно заявил Тлемис.

И тут же почувствовал, как тело его стало расти и крепнуть. На лице пробились усы. Заглянув в лужу, он увидел свое отражение – на него смотрел из воды красивый статный парень двадцати зим. Тлемис увидел, как со стариком тоже произошли заметные изменения – он стал зим на десять моложе. Сгорбленная спина выпрямилась, обвислые щеки стали круглее. Старик улыбнулся и обнажил полный ряд крепких зубов.

Под ногами Тлемиса вдруг проявилась дорога. Поблагодарив помолодевшего дедушку, высокий парень бодро двинулся в путь. Теперь он заметил, что дерево словно надвигается на него своей громадой. Через определенный промежуток времени, дорога вдруг оборвалась. Тлемис остановился в нерешительности, отыскивая в густой траве продолжение стези.

За спиной что-то зашелестело. Тлемис резко обернулся. Там стоял недавний незнакомец.

– Дорога будет, но нужна новая плата, – изрек молодой дед.

– Какая? – настороженно спросил батыр, которого мальчиком назвать было уже нельзя.

– Молодость. Твоя молодость, – улыбнулся дед.

– Бери! – вновь согласился Тлемис и в ту же минуту его облик, и внешность незнакомца претерпели преображения. Теперь Тлемис напоминал своего отца Буркута. Зрелый мужчина, на лице которого появились первые морщины, а виски посеребрила седина. Он хотя и не стал слабее, но почувствовал, что тело его стало более тяжеловесным. Рядом с ним стоял крепкий черноволосый мужчина в доспехах. Грудь колесом, косая сажень в плечах, глаза светятся молодцеватым огнем – орёл! Тлемис сначала даже не понял, кто это. Но когда бравый воин поблагодарил его, он догадался, что это тот самый бывший моложавый дед. За грудиной что-то жгло и распирало, вдруг ставший ровесником своего отца Тлемис, непроизвольно потер грудь. Ему нестерпимо захотелось снова стать мальчиком-подростком, забыть все произошедшее, как страшный сон. Им овладела паника: «Назад! Назад! Надо вернуть все обратно!» Он заметался, ища взглядом человека, отнявшего у него юность, молодость, половину жизни! Но наткнувшись на укоризненный взгляд Акжирена, вдруг сник, и ему стало стыдно за минутную слабость.

– Ну что ты смотришь на меня так! Я всего лишь человек! Я не бог! Я не могу! – кричал Тлемис.

Конь молчал. Это был не его выбор.

«Так глядишь, до дерева я дойду дряхлым стариком», – грустно подумал батыр, – «Ну и пусть! Пусть я стану стариком! Пусть даже умру! Но я должен найти Эрлика и спасти свой народ!» Пройдя еще один следующий отрезок пути, он уже не удивился тому, что дорога вновь оборвалась, а навстречу ему вышел все тот же незнакомец.

– Ты хочешь забрать мои зрелые годы?

– Да.

Тлемис молча нагнул голову. Смотреть на отражение в воде он не решался. Он и без него знал – пришла старость. Все тело болело, он стал седым, как ковыль, язык перекатывался между голых десен. Пышущий здоровьем румяный парень склонился в благодарном поклоне перед дремучим стариком. Еле передвигая ногами Тлемис-ата, вплотную подошёл к стволу Байтерека и с трудом приложил ладони к коре. Ствол был теплым и влажным. Тлемис почувствовал, что ладони его стали мокрыми. Он поднес их к лицу и обнаружил, что коричневые старческие пятна на тыльной стороне кистей исчезают, согнутые суставы заскорузлых пальцев, становятся подвижными и гибкими, кожа рук разглаживается… Лизнув ладонь, но ощутил сладкий приятный вкус и цветочный запах нектара. Припав к стволу губами, он стал слизывать сок. Кора дерева, в том месте, где он соприкасался с ней губами, вдруг набухла, как материнская грудь, к которой поднесли младенца. Сок полился сначала тонкой ниткой, а потом забрызгал несколькими мощными струями, словно под напором. Тлемис еле успевал ловить ртом живительную влагу. Он жадно пил и пил ее, словно умирающий от жажды путник, после недельного плутания, наконец достигший колодца в безводной пустыне.

– Остановись, иначе рискуешь превратиться в младенца! – окликнул его знакомый голос.

Батыр оторвался от источника, который тут же стал утихать, и увидел старца с длиной седой бородой до колен, которого встретил в начале пути.

– Ты прошел ещё одну нелегкую проверку. Но впереди тебя ждет самое трудное испытание. – Молвил старец и, прежде чем батыр успел его о чем-то спросить, исчез.

 – Ты снова стал подростком, друг мой! – воскликнул Акжирен и довольно заржал.

 – Нет, Акжирен, ты ошибаешься, – Тлемис строго посмотрел в глаза коню, – я уже никогда не буду прежним.

Байтерек был настолько громадным, что ветви его терялись где-то в облаках, а чтобы обойти ствол, человеку пришлось бы идти три дня. Каждая из веток была размером со столетний дуб. Тлемис раздумывал, как бы взобраться на ближайшую ветку, когда услышал громкое щебетание и писк. Он побежал на шум и увидел, как огромный удав, шипя и извиваясь, подползает к трем рослым птенцам. Птенчики, были размером с барашка, а змей невиданной величины. Судя по ширине раскрытой пасти, из которой высовывался раздвоенный язык, и выступали острые клыки, ползучий гад, мог спокойно проглотить и коня. Птенцы хотя и были велики, но было видно, что они ещё не достаточно взрослые птицы, так как не умели летать, вокруг распахнутых клювов пролегала желтая кайма, а оперенье напоминало пух. Они беспомощно копошились у подножья Байтерека, бесполезно махали крыльями и истошно пищали.

Тлемис вскинул лук Тенгри и, выхватив сразу три стрелы, зажал их между пальцев веером. Он повторил свой знаменитый приём, которым воспользовался до этого только один раз – во время поединка стрелков на дворцовой площади Щеберкента. Три стрелы поочередно пущенные в змея, не оставили ему шансов на выживание. Одна из стрел вонзилась в раскрытую пасть. Издыхающее пресмыкающееся кинулось на батыра, намереваясь заключить его в смертельном захвате. Тлемис стал разрубать мечом на части летящие в его сторону скрученное кольцами тело удава. Стрелы стали действовать и удав в конвульсиях попытался уползти под корни, но так и не смог – жизнь покинула его навсегда. Вдруг скользкая пятнистая желто-коричневая шкура змея стала скручиваться и уменьшаться, обнажая жуткую гримасу на человеческом лице. Тлемис увидел желтый труп высокого уродливого мужчины, но он не знал, что это был правая рука самого Эрлика, повелитель всех земноводных гадов – хитрый и изворотливый Бана-хан.

– Он убил его! Мы спасены! Хороший человек! – радостно загалдели птенцы человеческим языком и, толкаясь, побежали к Тлемису, как голодные гусята к хозяйке, которая вышла с полным ведром корма. Мальчик-батыр, привыкший за последние дни уже ничему не удивляться, погладил птенцов по головам и стал высматривать в буйной зелени гнездо, откуда выпали эти большие, но еще несмышленые птицы. Акжирен подошел к другу и предложил себя в качестве транспорта. Вскоре Тлемис нашел в густых ветвях вместительное гнездо, словно юрта раскинувшееся на развилке между толстых веток. Акжирен опустился на подстилку из мха, пуха и кусочков шерсти. Птенцы выпрыгнули в родной уютный свой дом и снова загалдели, теперь требуя от человека пищи и воды. Тлемис растерялся, обдумывая, где бы подбить для голодных птиц, косулю или джейрана.

Вдруг поднялся сильный ветер. Ветки мирового дерева заскрипели, листва зашумела, как лес. Небеса словно разверзлись и обрушили на землю всю накопившуюся воду. Батыр мгновенно промок до нитки.

– Мама! Это наша мама летит! – защебетали птенцы.

Тлемису стало немного страшно, когда он представил, каких размеров должны быть пернатая «мама» имея таких вот птенцов. Могучая птица Самрук летела к своему гнезду, неся в зобу косулю и лося, лесного оленя и кабаргу. Она плавно парила в небе, иногда взмахивая огромными крыльями, отчего и поднялся сильный ветер. Самрук не хотела улетать от гнезда ни на миг, но подрастающие птенцы требовали пропитания. Она боялась вновь лишиться своих долгожданных птенцов, которых высиживала целый год. В прошлые годы, всякий раз, когда она покидала гнездо, ненасытный Бана-хан, превратившись в удава, разорял кладку и съедал птенцов. Думая об этом Самрук заплакала. Слезы – это ливень, который пролился на дерево. С замиранием сердца Самрук приближалась к гнезду. Вдруг до ее слуха донесся знакомый, такой родной щебет ее кровиночек, послышалось нестройное хлопанье крылышек. Радости матери не было предела. Она обняла птенцов своими необъятными крыльями и отрыгнула полупереваренные куски мяса. Птенцы накинулись на пищу. Самрук почуяла запах человека и коня и стала осматривать гнездо. Как только птица обнаружила Тлемиса и Акжирена, она хищно раскрыла клюв, намереваясь заклевать незваных гостей. Птенцы наперебой стали кричать и заслонять собой человека и его коня. Из сбивчивого рассказа своего выводка, Самрук поняла, кто спас их от неминуемой гибели. Гнев мгновенно улетучился. Её переполняла материнская благодарность.

 

Глава сорок шестая

Байтерек

– Батыр, я благодарю тебя за то, что спас моих птенцов!

– Самрук, говорят, что только тебе под силу из земных существ пролететь в Подземное ханство и вернуться обратно?

– Это не совсем так, батыр! Я смогу доставить тебя лишь к входу в Подземное ханство Эрлика. Вход – это дупло, что невысоко над землей, в стволе Байтерека. А дальше ты должен идти сам. Но я дам тебе свое перо. Оно вынесет тебя обратно. Но знай, что перо – только путеводитель из ханства тьмы. Оно не сможет защитить тебя и твоего коня! Не все люди, спускавшиеся во тьму, возвращались обратно!

– Как же так? Я думал… Вернее я слышал из преданий, что если батыр доходит до Байтерека и находит птицу Самрук, то она помогает ему победить Эрлика!

– Рассказчики и поэты иногда приукрашивают и преувеличивают в своих дастанах и песнях то, что было, а порой и то, чего не было. – Задумчиво ответила птица. Тлемис приуныл.

– Быть может тебе суждено погибнуть и ты больше никогда не увидишь белого света, свою землю, родных. Но ещё не поздно вернуться обратно. Если пожелаешь, я отнесу тебя и Акжирена домой? 

– Что?! Свернуть с пути, когда до цели остался один последний шаг? Ни за что на свете! Иначе, зачем было всё это затевать?

– Ну что ж, твоя решимость похвальна, батыр! Но может быть, у тебя есть последнее желание? Кто знает, свидимся ли ещё… 

Тлемис задумался.

– Хочу облететь всё дерево вокруг, и сверху до низу. А то как-то нехорошо получается – быть у Байтерека и не осмотреть его! 

Самрук и Тлемис оставили Акжирена в гнезде, приглядывать за птенцами, чтобы те, ненароком, снова не вывалились. 

Они взмыли так высоко, к самой верхушке дерева, что облака проплывали рядом. Сидя на спине громадной птицы и крепко держась за ее оперенье, которое по прочности не уступало конскому волосу, мальчик-батыр вглядывался в густую крону Байтерека. На раскидистых ветвях густо росли какие-то плоды, покрытые красной бархатной кожурой. Они лучились едва видимым свечением. Не то фрукты, не то ягоды, формой и размерами напоминали перезрелые яблоки. Мальчик хотел сорвать плод, но Самрук резко отлетела от дерева, так, что Тлемис чуть не свалился.

– Это не еда! Это зреют души не родившихся людей! Смотри и наблюдай! Но ничего не трогай! – строго наказал птица.

Тлемис хотел было спросить, что наблюдать, если ничего вокруг не происходит, как из-за облаков показалась летящая белоснежная лебедь. Она была так восхитительна и грациозна, что мальчик залюбовался ею. Пространство вокруг прекрасной птицы, светилось мелкими огоньками. Она словно летела в радужном облаке. Когда лебедь величаво и плавно приблизилась, Тлемис различил в нежно-розовом облаке подвижных существ, величиной не больше синичек. Это были крохотные девочки и мальчики, которые весело и наперебой пищали, что-то рассказывая белой птице, кружа вокруг нее словно светлячки. Они тоже имели крылышки, но прозрачные, как у стрекоз. Лебедь бесшумно опустилась на ветку дерева и превратилась в молодую статную женщину такой необыкновенной красоты, что Тлемис не мог отвести от нее восторженного взгляда. На ней было кипенно-белое платье, простого прямого покроя с широкими рукавами и бирюзовый камзол, расшитый голубыми бусинками. Из-под легкого покрывала, накинутого на голову, ниспадали на икры тяжелые косы.

– Это мать-Умай – она супруга Тенгри. Она само плодородие и покровительница детей и матерей. Рядом с нею её служители – шилде. Они помогают Умай собирать созревшие плоды с Байтерека, которые мать всех людей, несет в верхнее небо. Там Тенгри ставит на лбы не родившихся людей свою печать, на которой выведены дата рождения и дата смерти человека. Шилде ещё присматривают за младенцами и оберегают их от злых духов, – рассказывала птица Самрук.

– Аяла! – вдруг крикнул Тлемис, узнав в одной из девочек свою няньку. Шилде подлетела к Тлемису, чмокнула его в щеку, как когда-то в младенчестве и, пропищав, «извини, мне сейчас очень некогда», улетела к  своим братьям и сестрам. Шилде спешили указать Умай на созревшие плоды, готовые вот-вот упасть с веток. Женщина не спеша подходила к каждой девочке и каждому мальчику шилде, и осторожно, словно наивысшую ценность, срывала «яблоки» и складывала их в большую золотую чащу.

Тлемис заметил на одной из веток сидящего ворона. Ворон был седым и мудрым. Он неспешно, что-то рассказывал хриплым голосом висевшему рядом плоду.

– Ворон учит души будущих баксы, – пояснила Самрук.

Аяла изо всех сил старалась пробиться сквозь рой других шилде, чтобы приблизиться к матери Умай. Когда ей это удалось, она начала горячо что-то рассказывать матери и тыкать пальчиком в направлении пролетающей Самрук. Умай слегка кивнула и Аяла кинулась догонять Самрук.

– Мать Умай зовет тебя Тлемис! – закричала шилде ему в самое ухо.

Самрук опустилась на ветку на почтительном расстоянии от супруги Тенгри.

– Айналайын, батыр-бала! – Умай раскрыла навстречу мальчику объятия. Тлемису ничего не оставалось, как прижаться к теплой и мягкой груди женщины. Он с удивлением почувствовал, что от Умай исходит родной запах, как от его бабушки Кулян и матери Кундыз. Умай улыбнулась мальчику и погладила его по голове так, словно он был только что родившимся карапузом. Ему стало так хорошо и спокойно, словно его обняла его родная мать. Все страхи и сомнения отступили, ум прояснился, сердце наполнилось нежной любовью и решимостью защитить свой народ от Эрлина и его армии.

– Не известна судьба, но человеку подвластна все-таки она, – тихо промолвила Умай.

Мальчику показалось, что это проговорила его мать Кундыз, по которой он очень скучал.

– Благословляю тебя, Тлемис-батыр. Пусть Тенгри придаст тебе силы и сделает твой путь открытым!  – Умай потрепала его по волосам и понюхала в темечко.

Наполненный решимость и переполнявшей его силой, Тлемис вскочил на спину Самрук. Умай в окружении своих помощников, продолжила свое священное дело.

– Акжирен,  видишь вон ту грозовую тучу, что надвигается на нас? – спросила птица коня, опускаясь с гнездо.

Акжирен кивнул.

– Ты должен пройти сквозь него и пропитаться дождем насколько сможешь! – приказала Самрук.

Конь повиновался и через некоторое время вернулся весь взъерошенный и промокший от носа и до кончика хвоста. Самрук, как и обещала, отнесла Тлемиса и его коня к дуплу. Она вырвала из своего крыла огромное перо и передала его батыру.  Не попрощавшись птица улетела. Оставленное перо стало уменьшаться, пока не превратилось в легкое перышко, похожее скорее на перо обычного орла.

 

Глава сорок седьмая

В ханстве тьмы

Тлемис заглянул в огромную чернеющую дыру и ничего не увидел. Там царила сплошная темнота. Тогда он решил зажечь факел. Ломать ветки священного дерева он даже и не думал, а сев на коня спустился на землю. Здесь было достаточно сухих веток, пригодных для факела. Он выбрал подходящую по толщине палку и снова подлетел к дуплу. При свете тьма немного отступила, но это никак не прояснило ситуацию. Тлемис увидел только гладкую внутреннюю поверхность коры Байтерека. Внизу по-прежнему обзор скрывала непроглядная тьма. Батыр занес над бездной одну из обычных стрел и, держа ее навесу наконечником вниз, отпустил. Он стал прислушиваться – через какой-то промежуток времени стрела должна упасть на дно дупла. Он хотел по звуку узнать приблизительную глубину пространства. Но тщетно. То ли стрела упала на что-то мягкое, то ли расстояние было настолько протяженным, что звук не достиг  ушей мальчика.  Выбора не было – нужно было спускаться в кромешном мраке. Акжирен расправил крылья и осторожно стал парить вниз. Однако вскоре сила притяжения, исходящая снизу,  стала настолько мощной, что  всадник и его конь летели в неизвестность пущенной стрелой. У батыра перехватило дыхание. Он изо всех сил вцепился в ставшую колом, гриву Акжирена. Он не понимал, сколько времени прошло с тех пор, как они влетели в дупло.

Он очнулся только когда ощутил твердую поверхность под собой. Тлемис лежал лицом вниз, распластавшись на мелких пористых камешках, напоминавших застывшую серо-черную лаву вулкана. Акжирен стоял рядом. Потирая ушибленные колени, локти, плечи, живот Тлемис поднялся и стал отряхивать с одежды налипшие кругляки лавы, приставшие к материи, как колючки репейника. Он огляделся. Перед ним простиралась бурая, выжженная равнина, без единого признака жизни. Не было ни какой растительности. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. На уши давила неестественная тишина.  Пахло серой. Было сумеречно. Свет был рассеянный и тусклый.  Батыр посмотрел вверх, где должно быть небо. Солнца не было. «Откуда же исходит свет?», – подумал он.

– Вынь перо птицы Самрук, – посоветовал тулпар. Мальчик так и сделал. Перо закружилось и полетело, набирая скорость. Тлемис поскакал вслед за ним. Вскоре он увидел вдали полоску темно-малиновой реки. «Тоймадым из крови и слез людских», – догадался он. Приблизившись к страшной реке, он издали увидел скопление людей. Они не шумели, но чувствовалось всеобщее  беспокойство и напряжение. Мужчина, судя по одежде, воин, осторожно ступил на ровную без единой ряби, поверхность реки, и словно канатоходец, держа равновесие, пошел.

– Ты думаешь, он идет по реке? – Тлемис вздрогнул, когда услышал за спиной знакомый голос баксы.

– Койлук?! – до крайности удивился мальчик и протянул руку, чтобы потрогать баксы – не видение ли это? Но рука прошла сквозь шамана. – Ты дух?

– Да. Я пока ещё, слава всевышнему, жив. Мое тело на земле, а дух блуждает в Подземном ханстве. Ты же помнишь, что ни одному живому ещё не удавалось попасть сюда и выйти обратно. Наш славный предок Мерген-батыр после битвы с Эрликом, так и не вышел отсюда, хотя надолго отбил охоту у властителя подземелья вредить людям.

– А кто эти люди?

– Они умерли. И теперь им предстоит пройти по мосту на другой берег.  Мост толщиной с конский волос, поэтому его не видно.

Мужчина тем временем благополучно перешел через реку и направился к началу лунной дорожки, расположенной справа, ведущей куда-то вверх.

– Он был славным человеком и отважным воином. Он погиб геройски, защищая свой народ, – прокомментировал увиденное баксы, – теперь он попадет на небеса в войско Тенгри.

Следующим по невидимому мосту пошел бородатый верзила. Пройдя два шага, он плюхнулся в реку и сразу же пошел ко дну.

– Разбойник. Убийца и вор. Туда ему и дорога, – без сожаления сказал Койлук.

– Ты думаешь, у меня есть шанс пройти через Тоймадым?

– Твое время не пришло. Ты живой. Садись на коня и лети.

– А ты?  Зачем ты здесь?

– Посмотри. Видишь вон там, вдали бредет к реке человек? Он еще не умер, но может умереть, если найдет дорогу к реке. Я пришел за ним, чтобы вернуть к жизни.

Тлемис присмотрелся и чуть не закричал. К реке приближался Айдар!  Голова его была замотана белой повязкой, сквозь которую проступали пятна крови. Веки разбухли, превратив глазницы в щелочки. Он плохо видел и шел наугад. Тлемис стараясь не шуметь, побежал к другу. Он схватил его за руку и потащил подальше от кровавой Тоймадым.

– Кто здесь? – опешил Айдар.

– Айдар, это я Тлемис! Пойдем отсюда. Тебе надо возвращаться в крепость. Тебя там ждут твои братья по оружию, родители, родичи, Жамба, Акылжан…

– Он жив? – с надеждой спросил Айдар. Последнее, что он помнил, это то, как он вырвал из лап монстра своего друга.

– Конечно, жив!

– А где это мы? Тлемис, что мы делаем здесь?

– Айдар сейчас не время задавать вопросы! Ты только верь мне!

Айдар послушно пошел за другом, который крепко держал его за руку. Дойдя до того места, где он недавно лежал, батыр усадил Айдара впереди себя на Акжирена, отметив, что тело друга было почти невесомым.

– Птица Самрук, выведи нас обратно на землю! – крикнул он и дунул на перо.  Перо, подхваченное ветерком, понеслось к воздушной воронке, образовавшейся в пространстве. Акжирена и его всадников затянуло в крутящийся смерч. Тлемис почувствовал, что с невероятной скоростью их несет вверх по темному тоннелю. Вскоре они очутились на ветке Байтерека. Мать Умай ждала их и заботливо приняла Айдара. Она напоила его живой водой, что бьет из родника у корней мирового дерева, отчего юный воин, тут же заснул, как младенец.

– Возвращайтесь. Не беспокойтесь за друга. Он будет жить. – Успокоила путников жена Тенгри.

Обратный спуск был более мягким, чем в первый раз – Акжирен  приспособился ловить крыльями потоки воздуха, лавировать, замедлять падение.

Духа Койлука на прежнем месте не было. Тлемис уверенно направил коня к недвижимой реке. Люди продолжали переправу. Батыр заметил, что их стало больше. Среди мертвых он увидел много знакомых лиц – своих одноплеменников и воинов хана, сложивших головы на стенах крепости.

 – Нам надо торопиться! Вперед, мой верный друг! – всадник ударил пятками коня, который  одним прыжком перенёс его через ненавистную реку.

Батыр-бала остановился у развилки – справа  был светящийся путь наверх, по которому ушел недавно храбрый воин, слева – широкая утоптанная тропа из темного шлака.  Он посмотрел на лунную дорожку и только лишь успел подумать, что, наверное, по ней ушел когда-то в небесное воинство и Мерген-батыр, как вдруг увидел, как где-то вверху, там, где начиналась светлая тропа, появился всадник. Он стремительно приблизился к Тлемису и резко застопорил коня.

– Приветствую тебя, мой потомок! Славный батыр-бала Тлемис! – прогремел он.

– Мерген-батыр!? – опешил мальчик.

– Да! Тебе трудно будет победить Эрлика и его несметное войско! Ведь ты один. – По-отечески произнес Мерген. – Эх, вот если я и мои джигиты смогли биться в Подземном ханстве! Но это невозможно. Мы всего лишь духи – аруахи, а эти монстры, застрявшие здесь, из плоти и крови.

– Крови… – как эхо задумчиво повторил последнее слово Мергена Тлемис, – а ведь у меня есть горсть родной земли, за которую вы и другие воины пролили свою кровь!  – батыр-бала поспешно вынул из-под одежды амулет, висевший у него на шее.

– Мать-земля! – обрадовался воин Тенгри, –  тепло родной земли – жарче огня, родная земля – золотая колыбель, джигита доля – за родную землю пасть! А ну-ка, батыр, посыпь меня землицей, может, что и получиться.

Тлемис развязал узелок и, осторожно, как великую ценность, взяв кончиками пальцами щепотку, словно солью, посыпал на призрачного своего предка. В ту же секунду Мерген-батыр и его конь перестали светиться и утратили прозрачность. Всадник похлопал себя по груди, потрогал металлический шлем, вынул из ножен меч и привычным движением проверил клинок на остроту.

– Отлично! Теперь можно сражаться! – былинный воин пустил стрелу-свистунку в том направлении, откуда пришел сам. Лунная дорожка засветилась еще больше от скачущего небесного войска. Воины подъезжали к Тлемису, приветствовали его и ободряли возгласами. Мальчик только и успевал посыпать крохотными земляными щепотками каждого из них. Вскоре вся дружина Мергена стала явью, а не призрачными духами.   

– Веди нас в бой! – обратился Мерген к Тлемису.

– Как я могу, когда вы здесь старший!

– Нет, Тлемис, это твоя битва!

Мальчик посмотрел на воинов и увидел, что все они, выстроившись в колонны по четыре человека, ожидают приказа. Его приказа.

– Воины! Нам предстоит биться с армией Эрлика. Я не полководец, не стратег и не тактик, я ещё слишком молод и не обладаю тем воинским опытом, каким владеете вы. Поэтому прошу вас – бейтесь с войском Эрлика сообразно ситуации. Вас, уважаемый предок, прошу быть воеводою. – Тлемис склонил голову и приложил ладонь к сердцу, обращаясь к своему прародителю.

– Пусть будет так! Но Эрлика должен подстрелить ты! Ведь лук Тенгри у тебя! – зычно отозвался Мерген.

– Мерген-батыр я обязан спросить у вас, – заколебался Тлемис.

– Почему я не убил Эрлика? – продолжил за мальчика батыр.

– Да. Быть может, от этого зависит исход и нынешнего боя?

– У меня, как и у тебя, мой мальчик, был лук Тенгри и небесное войско под началом. Мы одерживали победу, когда Эрлик обманул нас. Он напустил свое колдовство, и мы увидели вместо его армии своих родных людей: собратьев, детей, женщин, стариков. Я и мои воины опустили оружие. Оказалось, что это мираж. Когда мы это поняли, то кинулись на поиски Эрлика. Он пытался скрыться от нас, но мои стрелы разили его. И не раз! Он терял силы, но оставался жив. Когда я израсходовал все стрелы Тенгри, вот тут-то он и нанес свой удар.  Я не жалею, что погиб тогда! Мы хорошо потрепали его! И нам удалось на долгое время избавить мир от злодеяний Эрлика!  У него несколько жизней! Может три, а может и сорок! А сколько он уже израсходовал? Никто не знает. Может быть тебе, Тлемис, суждено быть тем батыром, который отберет у него последнюю жизнь! 

– Как бы то ни было, я готов с ним сразиться!  – решительно заявил батыр-бала и поскакал вперед.

За ним двинулось все войско. Многочисленная хорошо вооруженная армия неотступно приближалась к железному замку Эрлика и представляла грозную силу. Каждый воин имел лук и запас из шестидесяти стрел, обоюдоострый палаш с прямым клинком, копье, щит, кинжал, топор и шокпар. Кинжал в ножнах был неотъемлемым оружием каждого мужчины, с которым он не расставался никогда. Случалось, что в бою, оставшись без оружия, степняк вступал в рукопашный бой и нож, становился самым верным помощником, а иногда и спасителем.

Боевым топором – балта, с лунообразным лезвием и средней длины рукояткой, воины рубили врага. Тыльная сторона балта была в виде молотка и дробила кости.  Шокпары – тяжелые дубины каплевидной формы, окованные металлом и утыканные острыми шипами, притороченные к седлам воинов, были незаменимы в ближнем бою. Некоторые воины были вооружены тяжелыми булавами – «курси» с отдельно изготовленной из металла и насаженной на рукоять головкой. Другие легкими пернатами-шестоперами – «буздыган», у которых металлические головки имели несколько тонких ребер. Третьи –  кистенями – «босмойын», головка которых – гиря – изготавливалась из дерева и камня либо отливалась из металла и соединялась с рукоятью гибким способом – ремнями или цепью.

Составные луки их были прочными, сочетавшие в себе силу различных материалов. Основную дугу мастера изготавливали из клёна или березы, вымачивая, высушивая, изгибая древесину в течение трёх лет. Также большого терпения и умения требовало изготовление костяных накладок из рога горного козла и накладок из сухожилий лесного оленя, которые усиливали гибкость и мощность оружия. Деревянные, костяные, роговые детали и сухожилия скреплялись между собой специальным сверхпрочным клеем, сваренным из высушенных рыбьих пузырей. Тетиву делали из скрученных бараньих кишок. Однако время и усилия, потраченные на изготовления луков, оправдывали себя. Такой лук мог служить степняку несколько десятилетий, а дальность, на которую летела пущенная стрела, превышала собственную длину лука в двести пятьдесят раз! В зависимости от назначения и формы наконечника,  было несколько разновидностей стрел.  Стрелы с широким двухлопастным наконечником для нанесения широких ран – «козы жуырын» – лопатка ягненка. С трех-четырехгранными бронебойными наконечниками, называемыми «сауыт бузар», пробивали доспех. «Кобе бузар» – пробивающий панцирь.  Были и тонкие наконечники в виде шила, которые могли пройти сквозь отверстия кольчуги. 

Тела воинов были защищены чешуйчато-пластинчатыми доспехами – железными халатами до колен, с короткими рукавами, имевшими для удобства передвижения, вырезы по бокам и сзади. Руки ниже локтя и ноги ниже колен защищали сплошные металлические щитки. 

Часть воинов был одета в железные кольчуги – защитные доспехи в виде рубахи с короткими рукавами. Каждое кольцо было размером с глаз перепелки, сквозь которые не могли пройти большие наконечники стрел. На груди кольчуга была не из колец, а из сплошного литого щита – зерцала, закрывающего сердце и легкие. Под кольчугами воины носили мягкие матерчатые стеганки, подбитые овечьей шерстью и конским волосом.

Конический шлем, с перьями или пучком конских волос на вершине, надежно закрывал голову.  К передней части шлема вертикально прикреплялся подвижный наносник,  который не только защищал выдающуюся часть лица от травм, но и придавал устрашающий вид. По нижнему заднему краю шлема ниспадала на плечи пармица – специальная защита для шеи и затылка, состоящая из мелких панцирных пластин. 

Высланные на разведку воины вернулись и сообщили, что впереди путь к замку преграждает огненная река. Перепрыгнуть через преграду невозможно – слишком широка она. Моста нет. Вброд горячую текущую лаву не перейти. Вскоре воины почувствовали сильный жар – они были почти у самого берега огненной реки.

– Похоже, я знаю, как перебраться на противоположный берег, – заявил Акжирен.

Все посмотрели на крылатого коня.

– Теперь я понял, зачем птица Самрук посоветовала мне пройти сквозь грозовую тучу и напитаться дождевой водой, – тулпар хитро прищурил глаза.

Акжирен взлетел над рекой и стал разбрызгивать крыльями воду. Лава зашипела, повалил пар. Огненная река замедлила течение пока совсем не встала, словно скованная льдом. Войско двинулось по твердой поверхности.  За рекой простиралась все та же выжженная пустыня из пористой черно-бурой породы. Вдали виднелся железный замок Эрлика. Воинство Тлемиса остановилось и стало ждать возвращения, высланного вперед, лазутчика. Тот не замедлил явиться.

– У стен замка собралось войско! Самого предводителя не видно. Возможно он в одной из семи башен, – доложил разведчик.

– Сколько их? – спросил воевода.

– Несколько тысяч. Премерзкие твари!

– Вооружены?

– Нет, но они огромные, как слоны. Силой обладают невероятной. Один из них метнул в меня булыжником, величиной с конскую голову, так, словно это был мелкий камешек. У них острые когти, зубы, хвосты. Некоторые их них изрыгают огонь.

– Нужно решительно наступать, разбившись на фланги! Ни в коем случае не вступать в ближний бой, а держать монстров на расстоянии. Надо использовать тактику «круговерти», – предложил Мерген-батыр, собравшимся на военный совет, тысячникам и сотникам. Все они хорошо знали, о каком тактическом маневре идет речь. 

Прием заключался в особом построении конников. По команде Мергена войска ринулись на армию монстров, пуская вперед тучи стрел. Десятники, находящиеся на переднем фланге, поскакали по кругу, не переставая стрелять. Вслед за своими командирами встраивались в общий круговорот и другие воины.  Создалось  замкнутое, вытянутое вдоль вражеского строя, кольцо конных лучников, поражающих врагов стрелами на полном скаку.  Воины Небесного хана, проносясь вдоль строя противника, выпускали не одну, а две, три, а то и четыре стрелы. Лучники могли выбрать для себя максимально удобное расстояние и положение для стрельбы: «влево-вперед», «влево-вбок», «влево-назад». Чтобы не мешать друг другу прицеливаться и стрелять, конники двигались в один или, максимум, в два ряда.

Чудища, сраженные стрелами, падали. Сзади, топча тела упавших монстров, наступали другие. Все эта черная колыхающая масса ревела, рычала, изрыгала проклятия, стремясь как можно скорее достичь воинов Неба. Однако умелые лучники удалялись на безопасное расстояние, не подпуская их к себе близко. Кольцо лучников раскрутилось во всю мощь и стрелы летели нескончаемым потоком.

В этот момент Мерген приказал резервным отрядам, ожидавшим своего выступления, идти в обход, огибая массу чудовищ с правого и левого флангов, стараясь зайти им в тыл. Когда казалось, что наиболее быстрые и остервенелые монстры, вот-вот достигнут храбрых воинов Тенгри, те пускались наутек, увлекая врага в погоню за собой. Оторвавшись от основных сил, чудища попадали в замкнутое кольцо и тут же расстреливались из луков или попадали под массированные удары копий и мечей, топоров и дубин.

Главная задача тактики дистанционного боя была выполнена – враг нес большие неоправданные потери. Конные лучники, проносящиеся оригинальным строем, обрушивали  непрерывный дождь стрел на головы воинов Эрлика. Смертоносный «ливень» выкашивал построения противника, провоцировал на хаотичные неорганизованные атаки. Зря Эрлик не позаботился о военной тактике, а понадеялся на слепую силу и мощь своего войска.

 

Глава сорок восьмая

Последняя битва

Эрлик был в бешенстве. Из бойницы башни он видел, как опытные воины Тенгри методично истребляют его чудищ. А ведь он столько времени потратил, чтобы сколотить свою армию! Сотворить этих монстров! Наделить их силой и мощью. Повелитель Подземного ханства неистовствовал от того, что как он не старался, у него так и не получалось создать человека! А только лишь жалкое подобие его. 

– Пустоголовые твари! – бушевал Эрлин, накручивая на кулак длинную раздвоенную бороду.

Он понимал, что если бы сам вел свою армию, то смог бы вовремя разгадать маневр противников. Тем более, что «круговертью» они пользовались много раз и при жизни. А все приемы ведения боя людей, Эрлик хорошо изучил. Не мог же он вложить свои знания в головы этим химерам! Но выйти на поле боя, пока у Тлемиса был лук Тенгри, он опасался. «Мальчишка метко стреляет! У него глаз, как у орла!» – зло думал Эрлик,  – «А у меня не так много жизней осталось, чтобы разбрасываться ими!» Однако, после того как Небесное войско, стало брать в кольцо неорганизованную массу монстров, Эрлик не выдержал.

– Подать мне моего быка! – приказал он. Проворные слуги побежали вниз по винтовой лестнице, чтобы вывести из стойла гигантского быка. Вскочив на широкую спину неимоверного тельца, темный хан ухватился за его серповидные рога и ударил острыми шпорами в бока. Бык, изрыгая из чудовищно огромных ноздрей клубы пара, прорезая  путь сквозь толпу монстров, очутился на передовой линии боя. Не сбавляя скорости, воинственный хан поскакал прямо на воинов Тенгри. За ним последовала его рать. Эрлику удалось пробить окружение. Под натиском подземной рати, расстояние между передовыми бойцами противников стало сокращаться. Эрлик вынудил ратников Тенгри вступить в ближний бой. Преимущество теперь было на стороне черных полчищ.  Никакое оружие не могло даже поцарапать Эрлика. Стрелы и копья отлетали от него, как от каменного балбала, мечи, топоры и дубины гнулись или ломались.  

Тлемис увидел заклятого врага, скачущего во весь опор прямо на него!  Мгновенно вскинув лук, батыр выпустил стрелу. Эрлик, словно только и ждал этого и выставил вперед зеркальный щит, который вытащил невесть откуда. Стрела Тенгри расколола овальное зеркало вдребезги. Однако Эрлик продолжал надвигаться на Тлемиса, злобно исступленно хохоча. Он намеревался, используя свою не совсем надежную защиту, достать Тлемиса и убить, разорвать его в клочья. Однако план его взять наскоком Тлемиса не удался. Батыр-бала не растерялся и снова выстрелил. На этот раз стрела угодила в широкий лоб быка. Огромная туша с ревом повалилась и стала истлевать на глазах у изумленных монстров и воинов Тенгри, пока совсем не превратилась в прах и не впиталась в черно-серый грунт, словно вода.

Эрлик был уже так близко к мальчику, что он разглядел его глаза. В них он увидел страх! Тлемис не прицеливаясь, снова выпустил смертельную стрелу. Подземный хан вдруг взлетел, и стрела лишь чиркнув  краешек его плаща, угодила в одного из монстров. Монстр тут же истлел и так же, как и бык, жидким прахом просочился в грунт. Акжирен не ожидая команды хозяина, взмыл за преследуемым. Следующая стрела достигла, наконец, цели. Эрлик, издав утробный звук, превратился в ворона и продолжил полет. Иссиня-черный ворон, хрипло каркая, метался из стороны в сторону, то резко снижался, то взмывал ввысь. Битва внизу прекратилась. Противники обеих сторон – и светлые и темные, стояли, задрав головы, наблюдая за решающими событиями, которые должны поставить точку во всей битве. Тлемису понадобилось все его умение и хладнокровие, чтобы прицелившись выстрелить вновь. Не зря мальчик был лучшим стрелком среди людей! Ворон, пронзенный стрелой, кувыркаясь, падал! Воины Вечного неба ликовали. Они выкрикивали победные кличи, поднимали ещё выше боевые знамена, стучали мечами по щитам, радостно махали копьями, на концах которых вздрагивали бунчуки.  Монстры стали осторожно пятиться к стенам замка, уверенные в том, что Эрлик убит, и никто теперь их не неволит биться с людьми.

Однако Тлемис, привыкший провожать взглядом каждую подбитую на охоте утку до самой земли, не спешил праздновать победу. Охотничьё чутье не подвело стрелка! У самой поверхности грунта, из подбитого ворона вылетела муха. Она была так мала, что никто, кроме Тлемиса,  не заметил, как она, закружив, стала набирать высоту. Воины Синего Неба в недоумении смотрели на всадника батыра, который почему-то не спешил присоединиться к всеобщему ликованию, а вдруг взмыл ещё выше. Они затихли, и стали молча наблюдать, как Тлемис носится вверху, гонясь за невидимой целью.

Мальчик вынул стрелу с тончайшим, словно игла, наконечником. Она была у него единственная среди стрел, дарованных небом. А значит, у него был только один шанс! Батыр поборол в себе искушение догнать и прихлопнуть муху между ладонями, что было значительно легче в данной ситуации. Убить Эрлика можно только при помощи небесной стрелы!  Эрлик-муха кружил вокруг всадника, намеренно почти у самого его носа!  Как тут попадешь!

Батыр-бала нагнулся и зашептал что-то в самое ухо Акжирену. Конь, летевший по одной линии горизонтально низу, вдруг резко взмыл выше с неимоверной скоростью. Тлемис круто обернулся в седле и выстрелил назад и вниз. Воины поначалу ничего не поняли, когда все монстры вдруг стали падать замертво. Их тела истлевали и таяли, и прахом их пропиталась вся поверхность Подземного ханства. 

Опустившись, Тлемис поднял свою стрелу и помахал ею, призывая соратников подойти к нему. Удивлению и восхищению войска небесного не было предела – на тончайшем кончике наконечника, словно в полете с раскрытыми крыльями, застыла муха! Впрочем, не все успели рассмотреть боевой трофей батыра – муха вскоре истлела и тоже осыпалась черным прахом.

Теперь войско небесное могло ликовать! Доблестные воины дружно запели победную песню и, выстроившись в колоны, направили коней обратно к лунной дорожке. Однако никто не увидел, не мог увидеть почти неосязаемого – в крошечной кучке пепла, оставшейся от мухи – последнего воплощения Эрлика, что-то зашевелилось. Это был комарик, затаившийся между комочками шлака...

Попрощавшись с Мерген-батыром и его ратниками, которые вновь стали аруахами и ускакали по лунной дороге в небо, Тлемис тем же тоннелем  вернулся обратно на дерево Байтерек. Птенцы птицы Самрук при виде живого Тлемиса,  радостно запищали и замахали крыльями.

– Благодарю тебя, Самрук! Возьми мне оно очень помогло! – батыр-бала протянул птице её перо.

– Можешь оставить себе. На память. У меня их ещё много, – ответила Самрук, – вижу, тебе удалось то, что не удавалось ещё ни одному человеку! Ты настоящий батыр!

– Я не смог бы сразить Эрлика, если бы мне не помогли мой славный предок и его дружина!

– А они не смогли бы биться, если бы не было тебя, Тлемис! Это ты вызвал Мерген-батыра и воинов, пусть на время, к жизни.

– Скажи, мудрая птица, я уничтожил Эрлика? У него закончились все его жизни?

Самрук нахохлилась, словно озябла и замолчала.

– Ответь, Самрук! Мне важно это знать! – взмолился Тлемис.

– Я не могу лгать, ведь я вещая птица. А потому правда, которую ты услышишь, тебя не обрадует. Повелитель Подземного мира бессмертен! Пока существует в людях злоба и ненависть, безразличие, алчность и предательство, зависть и несправедливость, эгоизм и себялюбие, гордыня и неблагодарность, жестокость и непримиримость, невоздержанность и сластолюбие, вероломство и коварство он будет жив!

– Но я видел, как он истлел! Пропал! Исчез!

– Ты своей любовью, преданностью, силой духа, смелостью, чистотой помыслов сразил его! Но ты победил битву, но не войну! Да, он ослаб и ему понадобится ещё немало зим, чтобы вернуться в свое прежнее состояние и создать армию монстров.  

– А что потом?

– Одному Тенгри ведомо! Но ты не горюй, Тлемис! Празднуй! Твоя победа состоялась! Ты заслужил наивысших похвал! И что самое важное – ты вдохновил людей на борьбу с ним! Ты дал им надежду на возможность победы над Эрликом! А теперь прощай, батыр-бала!

Тлемис летел на крылатом своём Акжирене к родным местам, крепко задумавшись над  словами мудрой птицы-вещуньи.

А тем временем, когда батыр-бала и Мерген-батыр со своей армией бились под стенами замка Эрлика, защитники Щеберкента вели свою оборону.

Армия Эрлика беспрерывно атаковала крепость и днем и ночью. После опустошительных набегов саранчи и грызунов, в городе были исчерпаны все запасы провизии. Люди голодали, но не сдавались. Они всё чаще с надеждой смотрели на небо – не летит ли Тлемис-батыр?

Абас, когда съел все имевшиеся у него тайные припасы еды, в тот же день перешел на сторону врага. Корсак и Саршунак приняли его, как старого знакомого. Суслик понадеялся, что вслед за Абасом, не выдержав испытание голодом, сдадутся  и другие. Однако он так и не дождался больше ни одного перебежчика. 

Когда Тлемис подбил Эрлика-муху, а вся его армия под землей превратилась в прах, то же самое произошло и у стен Щеберкента. Защитники крепости, да и Корсак с разбойниками, с изумлением наблюдали, как чудища, вместе со своим желтым воеводою Саршунаком, бесследно растаяли.

Корсак, предвидя, своим звериным чутьем, что битвы в открытом поле не миновать, предпочел скрыться. Однако объединенное войско хана Аспана ринулось в погоню за пустившимися в бегство разбойниками. Когда банда была  разбита на голову, в небе показался всадник на рыже-белом коне.

– Смотрите, да это же Тлемис!  – закричал Акылжан, стоявший на смотровой башне.

– Батыр-бала! Он вернулся! – кричали люди со всех сторон.

Тлемис приземлился в самую гущу людского моря, где ещё недавно шло сражение, и спрыгнул с коня на потемневшую от пепла и изрытую монстрами,  землю. Его тут же заключили в объятия чьи-то сильные руки, потом другие, третьи… В невероятном шуме радостного водоворота Тлемис видел множество глаз, полных слез радости и восторга. Люди безудержно праздновали всеобщую победу.

  – Слава Тлемису! Слава герою! – крикнул кто-то, и всеобщий хор вторил ему: «Слава! Слава!»  Забухали барабаны, загудели трубы. Акыны, давно ждавшие этого часа, колотили костяшками по струнам домбры и громко пели победные оды.

Тлемиса подняли на куске войлока и он, словно в лодке, поплыл по людскому бушующему морю. Так его пронесли через распахнутые настежь городские ворота до самого дворца Аспан-хана.

– Приветствую тебя, Тлемис-батыр! – хан обнял героя и на миг по-отечески прижал к груди.  – Слава Тенгри! С его помощью ты победил ненавистного врага!

– Правитель! Братья и сестры! – возвысил голос батыр-бала, и ликующие люди затихли, ловя каждое его слово.

– Мы одержали великую победу! Мы отстояли свою землю, свою веру, свою свободу! Вы пережили жестокие испытания, но не сломились, не сдались на милость злобного врага. Вы все, как один, от мала до велика, встали на защиту Родины! Это была священная битва! Многие не дожили до этого радостного события! Имена героев навсегда останутся в наших сердцах! – Послышались отдельные всхлипывания и  сдерживаемые рыдания женщин. – Не плачьте! Теперь они в небесном войске Тенгри. Поверьте мне, я видел их чистые души! Предадим же с великими почестями их тела земле.  – Тлемис снял шлем и наклонил голову, отдавая дать памяти погибшим в бою товарищам. Мужчины последовали его примеру и обнажили головы.

– Помолимся за погибших наших братьев и воздадим славу Тенгри! – призвал хан свой народ.

После всеобщей молитвы люди стали готовиться к похоронам. Они были овеяны печалью. Но это была светлая печаль, потому что нет лучшей смерти для степняка, чем смерть в бою. Идеалом жизни для каждого жителя Великой Степи была воинская слава. Это не просто дух самоотрешенной храбрости, не только слава непобедимого бойца. Это дух чести и доблести, дух верности и преданности, дух справедливости и достоинства. «Смерть неизбежна, так лучше  встретить её в бою!» –  так думали сыны и дочери героического народа. Люди, которые свободным ветром носились по просторам континентов, оставив в память о себе нетленные строки в истории и дав начало многим новым героическим поколениям.

Эпилог

Тлемис, Жамба, Айдар, Акылжан, Жаназар, Жебе и все остальные мергены, которые бились на стенах Щеберкента, вернулись в родные земли. Там их ждали с нетерпением матери и отцы, жены и дети, сестры и братья. Героев встречали со всеми почестями, а пир в честь победителей длился семь дней и ночей. 

Бывшая пленница Корсака, дочь Карашала Булбул теперь жила вместе с отцом в племени мергенов. Она зарделась и опустила густые ресницы, когда Тлемис заметил её в толпе и поприветствовал.

Несмотря на громкую славу и звание батыра, Тлемис нисколько не загордился, а продолжал, как все его сверстники, учебу в школе «Жигитбол».

Айдар, после полученных травм окончательно поправился. Он больше не отпускал в адрес Акылжана острот. Они стали лучшими друзьями и даже  совершили обряд братания, сообщив об этом только Тлемису, который тоже был их кровным братом.

Жамба вернулся к своим обязанностям устаза в школе выживания. Он сосватал, по совету Буркута, девушку из племени орман. Правда глаза у неё были не голубые, как у её родственницы Кундыз, но девушка была тоже чудно хороша. Вскоре сыграли шумную свадьбу и во всех полагающихся по такому поводу многодневных торжествах и приятных хлопотах, Тлемис, Айдар и Акылжан, принимали самое деятельное участие.

Кундыз – мать Тлемиса и Айсауле, родила счастливому Буркуту ещё двух сыновей-близнецов и дочь. За что старушка Кулян и дедушка Кайсар не переставали благодарить Тенгри.  

Абас был убит стрелой в спину, когда пытался сбежать вместе с Корсаком. Хитрому Лису удалось, каким-то чудом, уйти и на этот раз!

Мансура, вдова Абаса через одну зиму вышла замуж во второй раз за не богатого, но молодого джигита-жылкыши. Акылжан, как старший сын, поставил отдельную юрту – не хотел мешать вдруг помолодевшей матери и её мужу строить новую семейную жизнь. Он забрал к себе своих брата и сестру.

Дау Талпак вернулся в пещеру, где его ждала лошадь Акжал и стадо овец. Он с удовольствием принялся за свое нехитрое домашнее хозяйство и был совершенно счастлив.  К тому же Талпак научился-таки владеть луком и стрелами и теперь нередко ходил на охоту. Друзья подарили дау щенка алабая, который вымахал в огромного тобета, ростом с теленка. Собака была отличным пастухом и охраняла стадо от волков.

Баксы Койлук после известных событий ещё больше укрепил свой авторитет знахаря и провидца. Он своим искусством врачевания при помощи духов спас многих воинов от смерти. Слава о его чудодейственных способностях облетала всю Великую Степь. Он по-прежнему в часы отдохновения подолгу сидел неподвижно на своем пне и задумчиво смотрел вдаль. 

Жезтырнак, Бана-хан, Уббе погибли от стел Тенгри, пущенных Тлемисом. Албасты и недобитый Конаяк, бравшие силу от волшебных чар Эрлика, испарились, как и другие химеры, созданные повелителем. Сам Эрлик настолько ослаб, что у него хватало силы только на то, чтобы затаиться и сидеть обездвижено мелким комариком в щели между холодными камнями своего некогда огромного, а теперь разрушенного до основания железного замка…

Конец