Долгое эхо

 

литературный сценарий полнометражного художественного фильма

вариант – 1.

         «…Я выплыл на простор сухого океана…»

 

Адам Мицкевич

1. Летний солнечный день:  дорога в глухой степи.

Адольф Янушкевич долго смотрит перед собой в безлюдную степь. Круги под глазами, покрасневшие веки – измученный взгляд, усталого человека…

От края до края горизонта, насколько видит глаз, степь застыла в предчувствии изнуряющего полуденного зноя. Яркое солнце уже в зените.  В горячем воздухе громко поет цикада.  От земли к небу, словно танцующие руки, тянутся, качаясь, знойные струи горячего воздуха. 

Утомительная тишина и сонный покой природы. Вдруг возникает далекий звук - топот верблюжьих копыт. Мерные, размашистые шаги быстро приближается. Теперь мы слышим учащенное дыхание животного, бегущего от окриков седока. После из-за бугра появляется сначала голова верблюда, мерно дергающаяся от быстрого бега. Потом все пространство занимает большое его тело.

Верблюд широко выбрасывает вперед голенастые длинные ноги. Бежит навстречу, роняя с губ белую пену. На его горбах сидит всадник. Размахивает камчой. Понукает резкими окриками. Быстро, словно набежавший в степи ветер, он проносится мимо…

Вновь образуется степной покой. Осмелев, снова зазвенит цикада. Полуденное жаркое марево поднимается над землей выше. Но отсюда, мы далее, видим другое стремительное движение: взявшийся из ниоткуда русский казачий дозор из четырех всадников на взмыленных конях белой, гнедой, черной и серой масти в галоп преследуют косяк коней, скачущий к речной переправе. Там, у пересохшего берега, стоит вкопанный пограничный полосатый столб с двуглавым орлом – это пограничная дистанция.

Табунщик замечает преследователей - приграничный казачий дозор. Они уже его почти нагнали - сейчас будет жестокая расправа. Табунщик пытается остановить бегущий косяк, повернуть его в сторону от пограничного столба. Он шпорит коня. Тянется длинным куруком до вожака, чтобы завернуть его. Дико кричит. Размахивает палкой. Едва достает голову вожака. Успевает накинуть на нее петлю. Но вожак от страха делает мощный рыков вперед. Курук вырывается из рук табунщика.  Волочится за конем.

Казачий дозор – четыре всадника приближаются на расстояние выстрела. Они скидывают с плеч карабины. На ходу передергивают затворы. Гремит первый, второй, третий выстрелы…

Табунщик ранен. Третья пуля его окончательно сносит с коня. Он вылетает из седла. Падает. Кубарем катится по земле. Мимо окровавленного тела табунщика проносятся казаки. Они настигают косяк. Первый казак ловит конец брошенной палки курука, которая волочится по земле за вожаком. Натягивает петлю, осаживая обезумевшего коня. А после ведет его в петле в сторону переправы.

Косяк замедляет бег. Меняет направление движения. Казак снимает петлю с головы вожака. Казаки громко улюлюкают, кричат, матерятся – ведут косяк на сопредельную сторону за пограничный столб.

Облако пыли поднимается над скачущими лошадьми. Знойное марево поднимается ещё выше. А отсюда, с высоты птичьего полета, мы видим большой степной пожар. Казачий дозор гонит косяк лошадей в сторону огненного зарева…

С высоты полета беркута, над степью, над всадниками-казаками, над скачущим безумным косяком лошадей, над бушующим с диким ревом степным пожаром - появляется застывший от ужаса взгляд Янушкевича: в них немой крик души. А потом, как бы издалека, возникает тихий голос в его первом письме к матери из политической ссылки.

Закадровый голос Янушкевича: …Здравствуйте милая мама!.. Еще несколько минут, и мы будем уже в пути. Экипаж, почтовые лошади, охрана из казаков – все готово. Только плачь жены, детей и слуг товарища по путешествию и его собственные слезы задерживают нас в Омске… Прежде чем он вырвется из объятий семьи, и успеет передать тебе, дорогая мама, ещё раз мой прощальный привет и поручить себя твоим благословлениям. Предстоит мне долгий путь, ждут меня на нем большие трудности, неудобства и, может быть,  опасности. Ведь это путешествие совсем не похоже на то, которое я совершил несколько лет тому назад по цивилизованной Европе. Еду я нынче в совершенно неизвестные страны, вглубь казахских степей, буду жить среди кочующих орд, с оружием в руках, переплывать реки на диком коне, взбираться на вершины гор, куда ещё не ступала нога ни одного поляка. И все же это путешествие не тревожит меня нисколько: я предпринимаю его, доверившись Богу, уверенный, что мой каждый шаг будет охраняться молитвой лучшей из матерей…

Ты правь конем, ты правь моей ладьей, Ты будь моей надежною звездой!.. Ещё раз прощай, милая мама! Прощаюсь со всеми вами!..

Камера-дрон резко снижает высокий стремительный полет. Она, словно беркут хищно пикирует на жертву - летит вниз сквозь грозовые тучи-облака и черный дым пожара.

Летит теперь почти над самой землей - над степью - навстречу – в глаза Янушкевича и пролетает мимо к пограничному столбу с гербом - двуглавым золотым орлом…

 

ТИТРЫ:                 «ДОЛГОЕ ЭХО»

 

2. Июньский полдень в степи: тарантас генерала Вишневского.

 Янушкевич вздрагивает, отвлекается от лениво бегущего мимо степного пейзажа. Это все та же тихая, кроткая раздольная степь. Борзо бежит по ее дороге, покачиваясь на мягких рессорах, лакированный тарантас генерал-майора Вишневского. Сзади, к тарантасу, привязан красавец конь-ахалтекинец. Он бежит следом. Бежит, да показывает свой характер: идет, то прямо, то боком, всхрапывает недовольный. Трясет головой, гарцует – норовит вырваться на свободу, на степной простор.

В тарантасе, рядом с крупного телосложения седым генералом, на краешке мягких подушек, сидит щуплый молодой бледнолицый человек - Адольф Янушкевич. Он кротко, исподлобья взирает на Вишневского.

Генерал часто оборачивается: то на бегущего следом норовистого любимчика коня смотрит, то на эту кроткую, незнакомую человеческую фигуру политического ссыльного Янушкевича недоверчиво сквозь прищур взирает. Резкими военным движениями выдает свое настроение – с треском листает в руках личное дело ссыльного. Говорит по-польски.

Вишневский: …Не слишком ли много для молодого человека у вас недостатков, монсеньор? Сибарит, бунтарь, заговорщик – революционер, наконец, потеря шляхтенства?! (усмехается)… Потерять дворянство – это ровным счетом потерять невинность, потерять лицо. А во имя чего? Костющко? Восстание? (шепотом) Сейм объявил династию царей Романовых… «Zwyciestwo Polakow I kleska Moskali! Wiwat!» (Да здравствуют поляки, погибель москалям! Ура!)…

         Генерал пристально и выжидающе смотрит на каменное лицо Янушкевича. Какая у него будет на эти слова реакция?

         Янушкевич закашлялся сухим болезненным кашлем. Это теперь в его жизни так стало привычно, когда все кому не лень распаляют, учат жизненной мудрости: значит, нужно ожидать издевательств со стороны военного русского начальства. Он вздохнул. Но после, молча и неопределенно, пожал своими узкими плечами. Заерзал на кожаных подушках. Сел как-то неуверенно – бочком, словно обидевшийся мальчик: одно плечо выше другого. Посмотрел искоса, виновато. Но учтиво улыбнулся, а ответил просто.

Янушкевич: …Варшава была взята. Отдельные наши отряды наголо разбиты. Сотни, тысячи поляков расстреляны, забиты палками, сослано в Сибирь 100.000 дворян, и один из них я… Польшу, пан генерал, снова разделили: теперь одна часть у немцев, другая… Впрочем, зачем я вам это объясняю – вы же русский генерал…

Янушкевич осекся. Опустил голову. Отвернулся, чтобы не видеть разъяренное красное лицо генерала Вишневского.

Вишневский: …Да, генерал… Служу его высочеству российскому императору. А посему обязан вам устроить здесь настоящий Ад за измену родине. (он заметно смущен от сказанного, вырвалось нечаянно. Он же сам по происхождению поляк. Пытается смягчить накал разговора. Некоторое время молчит. А после,  оборачивается к бегущему следом коню)… Ах, ты посмотри, как он гарцует. «Miserere mei Deus secundam magnam misericordi-amtuam» (Помилуй мя, боже, по велицей милости твоей) (лат.)… Но я всегда чувствовал себя кадровым польским кавалеристом!…    

Вишневский с треском закрывает личное дело Янушкевича. Прячет его в дорожный сундучок. К нему вдруг приходит хорошая идея: остановиться здесь – посреди степи и устроить завтрак на траве.

 

3. Завтрак не траве генерала и Янушкевича.

Остановка в степи. Казачий конвой генерала Вишневского скоро и привычно быстро разбивает временный бивак. Распрягают отдохнуть лошадей. На изумрудной травке расстелен широкий плед. Из корзин достают всякую снедь.

Казаки с радостью предаются мирному и приятному занятию приготовления обеда на скорую руку. Разводят для чая костер. Весело затрепетало в костре пламя. Курчавый молодой казачок с соломенным чубом под фуражкой сбоку вдруг затянул казачью песню. Закипел походный чайник. Песню поддержал другой и третий казак. Соскучились служивые по дому.

Вишневский ополаскивает под струей воды кумгана руки. Вытирается полотенцем. А потом вдруг изумляет Янушкевича. Генерал сейчас не похож на обычных напыщенных офицеров, в отутюженных мундирах, привыкших кушать только с фамильной посуды. Он снимает фуражку с золотой кокардой. Одевает ее на пирамиду из карабинов казаков. Вишневский вынимает из корзины целую ляжку жирной отварной баранины.

Вишневский: …Як поможе не поможе,
                            То поможе, може, може.
                            А як може не поможе,
                            То поможе, може, Буг.

         Услышав старую шутливую польскую скороговорку, Янушкевич слабо улыбнулся шумному генералу. Кивнул головой. А разливавший кумыс казак-денщик воскликнул.

Казак-денщик:  …Два дня мучилась над вашей загадкой, пока не поняла всё, ваше высокородие! Если (як = как) поморье не поможет, То поможет, может, море, А если море не поможет, То поможет, может, Бог (или Буг-река, но она всё равно названа по имени бога).

Старый казак: …Мудреный это польский язык,  ваше «жиче-пшиче»!?

 

         Вишневскому не понравилась интонация старого русского казака. Он строго посмотрел на него. Нахмурился. Вдруг, рявкнул строго.

 

Вишневский: …У кого не хватает в голове, должно хватать в ногах. Шута видать и без бубенчиков! Отведи моего коня на траву свежую!.. Сам пожрешь, а коня святым духом покормишь?!

 

         Старый казак пожалел, что вставил свое мнение относительно польского языка: разозлил генерала. Бежит испуганный, отвязывает коня от тарантаса. Ведет его на свежую лужайку. Повод на уздечке привязывает к хилому кустику.

Ахалтекинец гордо склонил к земле голову. Охотно захрустел свежей травой. Затряс уздечкой, отмахиваясь от надоедливой мошкары и мух.

Вишневский недовольный засопел. Ножом начал полосовать мясо бараньей ляжки, нарезая большие куски. Режет каравай хлеба у груди. Посыпает мясо крупной солью. Аппетитно ест.

Казак услужливо наливает генералу полный тостаган кумыса из саба. Генерал приглашает Янушкевича к трапезе.

Вишневский (снова переходит на польский язык): …Угощайтесь, пан ссыльный! Это баранина. Для казаха она, что для нас свининка – жирная, вкусная! Ха-Ха-Ха!.. Эх, сейчас бы наших сосисок, сарделек, шпикачек, да с горчицей, с перчиком, а?!

 Янушкевич удивлен манерам генерала – он заправский охотник и путешественник – ест по-крестьянски – с ножа, жует мясо, смачно чавкая, и запивает еду пенистым кумысом. Крякает. Снова весел и в то же время в глазах генерал строг – ешь тоже, закусывай. Качает головой, заслышав снова сухой хронический кашель Адольфа. Рассказывает о целебных свойствах кобыльего молока, конского мяса.

Вишневский ( переходит на русский язык): …А здесь докторов нет: поэтому пей кумыс. Кобылье молоко – лекарство. Ешь конину – это тоже целебно!.. Тогда с божьей помощью дойдешь до Варшавы. Дай Бог нам никогда не встретиться, как говорят шляхтичи в Сибири…

Янушкевич: …Почему?

Вишневский (переходит на польский): …Когда два поляка встречаются здесь, они говорят о двух вещах: о поруганной Польше и о ее предателях… Потому поляки просят Бога не сталкивать их на чужбине. Это всегда печальная встреча…

         Янушкевич молча слушает генерала. Обеими руками держит перед лицом полный тостаган с кумысом. С опаской и любопытством принюхивается к напитку. Морщится: в нос ударил резкий кисловатый запах. Набирается храбрости, решается и через силу - пьет залпом кумыс. Пьет все до дна, как если бы выпил водку. Поставил на салфетку тостаган. Прислушался к желудку.

Из него почувствовал бурление. Он совершает ужасную и громкую отрыжку – из самой глубины своей души. Кумыс запенился во рту и фонтаном вылился из его ноздрей. Янушкевич закашлялся еще больше. Все смеются над ним и громче всех сам Вишневский.

Вишневский: …Да не так пьешь?! Матка боска ченстоховска! Пей медленно, с удовольствием, как бы на балу шампанское пьешь. Понимаешь?.. Кумыс – питье хмельное, лечебное…

         Вдруг раздается далекий ружейный выстрел. Мимо головы генерала хищно прожужжала пуля. Ударила со звоном в корпус тарантаса. С визгом ушла в рикошет...

 

4.Короткий бой казаков с летучим дозором Кенесары.

        

Вишневский вздрогнул. Оглянулся. Из-за холма увидел ряд всадников. Разбойники взяли бивак Вишневского на прицел. Засвистела вторая, третья и четвертая пули.

С ружейной пирамиды сбили пулей фуражку генерала. Казаки бросаются к карабинам. Но ружейные выстрелы их останавливают. Разбойники простреляли, отрезали подход к пирамиде с оружием.

         Вишневский хватается за револьвер Он и казаки упали на землю. Поползли в укрытие за тарантас.

Вишневский: …Олухи! Русска курва! Почему оставили оружие?! Занимай круговую оборону!..

         Однако молодой курчавый смельчак казачок резко вскакивает и бежит к карабинам. Хватает их в охапку. Несет за тарантас. Бежит и прыгает как заяц: ему под ноги бьют пули, взрывая в земле пыльные бурунчики. Но он благополучно приносит оружие казакам.

Казаки разбирают карабины. Передергивают затворы. Занимают оборонительные позиции. Прицельно открывают ответную стрельбу.

Но никто из них не замечает, что из-за холма – с противоположной стороны - выскочил одинокий всадник, и он во весь отпор скачет к тарантасу. Всадник быстро приближается.

Вишневский (оглядывается): …С тыла смотри!..

         Он быстро целится. Нажимает курок револьвера. Рявкнул выстрел. Мимо. Одинокий всадник уже почти у тарантаса…

Джигит ловко маневрирует, прячет свое тело за туловищем скачущего коня. А приблизившись к тарантасу проскакивает мимо. Делает здесь крутой разворот и теперь скачет к генеральскому коню. Подлетает и совершает акробатический прыжок – перелетает на спину ахалтекинца.

Генеральский конь с испугу делает крутую свечку. Призывно ржет. Свирепо грызет удила. Ударяет копытами о землю. Прыгает в сторону, чтобы сбросить неожиданного седока.

Вырывает с корнем хилый кустик и повод уздечки. А потом с места берет в карьер. Быстро скачет за холмы.

Вишневский в истерики орет на казаков. Сжимает в воздухе бессильные кулаки. Целится из револьвера, но боится пулей угодить в своего коня.

Вишневский: …Мой конь?! Держи моего коня! Не стрелять! В коня попадете!..

         Наконец, казаки приходят в себя. Ринулись к своим коням. Взлетают в седла и скачут прямо на разбойников. Сходу стреляют. Передние казаки обнажили свои шашки наголо. Дико завизжали.

         Из-за холма им навстречу выезжает несколько джигитов летучего отряда хана Кенесары. Они тоже вынули из ножен сабли. С визгом пошли в атаку. Воздух наполнился дробным топотом копыт, отборным матом на двух языках и звоном сабель.

         Бой оказался скоротечным. Джигиты хана не намеревались открытого столкновения, их было немного. Они свою задачу наполовину выполнили – выкрали дорогого коня, но взять в плен генерала им не удалось.

Теперь они, совершая монгольскую боевую тактику, устроили круговую карусель. С визгом пошли скакать кругом казаков, осыпая их ударами сабель и айбалта.

Казаки опешили: закрутились, завертелись на месте. Молодой казачок отбивает удары справа, слева. Но после изворачивается и успешно наносит удар шашкой одному джигиту в плечо. Полосонул его слету, с протяжкой, что кровь хлынула на седло. Джигит откинулся назад и полетел на землю.

Старый казак подлетает со стороны - и набрасывает на раненного аркан. Бьет ногами по шпорам – волочит джигита к тарантасу.  Монгольская карусель, видя перевес сил, рассыпается. Джигиты громко кричат, визжат – уходят за холмы. А там пускаются прочь.

 

5. Возле тарантаса: развязка боя.

 

         Старый казак осадил коня у тарантаса, перед генералом и Янушкевичем. Бросил им конец аркана. Вложил шашку в ножны. Спрыгнул с коня и наступил сапогом на раненную грудь джигита. Джигит застонал.

Старый казак: …Ваше высокородие языка взяли!.. В плен заберем!

         Вишневский склоняется над джигитом. Осматривает ранение. Потом встает. Недовольный.

Вишневский: …В пле-е-н… Да, вы его зарубили бедолагу… Не выживет… А коня моего упустили!..

Старый казак (тянется к шашке): …Тогда, чо? Заколоть его? Шоб не мучился… Все одно: кровями-то  истекёть он…

         Но к раненному бросается Янушкевич. Отталкивает в сторону казака. Осматривает ужасную рану джигита. Сбрасывает свой сюртук.  Решительно рвет на себе белую рубаху на бинты. Перевязывает раненного. Вытирает ему окровавленное лицо.

Янушкевич (кричит казаку): …Идите прочь отсюда! Прочь, курва!

         Старый казак возвращает шашку в ножны. Бежит следом за недовольным генералом. Пытается объяснить, что коня Вишневского все равно никто из них не смог бы догнать.

Голос старого казака: Ваше скородие! Так ить, ваш конь – он же скакун: кто же его догонит? Наши коняги бегать-то могеть, а догнать - не може!  Шибко не скачуть они! А кыргыза и шо нам шалеть: нехристи они ведь… Счас в степу их много лежит…

         Возвращаются остальные казаки на взмыленных конях. С любопытством рассматривают раненного и Янушкевича. 

Янушкевич (джигиту): …Жив?

Джигит (кивает головой): …Сен кiмсін?

Янушкевич: …Они тебя здесь хотят бросить… Выживешь?

Он достает из своего саквояжа сверток с едой, баклажку с водой. Подкладывает его джигиту под голову.

Джигит не понимает слов Янушкевича, но благодарно смотрит на этого доброго бледнолицего незнакомца: явно непохожего на казаков.

 

6. Переправа через Иртыш на окраине старого Омска.

 

Казачий дозор из четырех всадников гонят в Омск косяк лошадей, отнятых у казахского табунщика.

На белом коне скачет весь в пыли командир дозора казачий есаул Нюхалов. За  ним следом на огненно рыжем, размахивает куруком, свистит - хорунжий казак и заседатель Стеклов.

Вороной конь под сборщиком податей по прозвищу «камча-майор» Казачинин. Он бьет отстающих лошадей нагайкой. До хрипоты орет на животных.

На бледном коне судебный пристав - асессор Трусов. Казаки рады: хороший улов - конфисковали косяк степных лошадей. Теперь эти пятьдесят животных гонят в распоряжение сибирского казачьего войска. Дозор, поднимая клубы пыли, скачет лавиной и приближается к переправе через реку Иртыш. Но здесь случается заминка и столпотворение.

С противоположного берега на переправу въезжает большая, груженная доверху пограничными столбами подвода, запряженная парой коней. Возница подводы видит высокую пыль лошадиного косяка на противоположном берегу. Решает поскорее пройти переправу. Он нещадно хлещет коней кнутом, ускоряет движение подводы.

Но на середине бревенчатого моста-переправы у подводы ломается ось под грузом. Подвода опасно идет юзом и накреняется, а потом заваливается на бок. Пограничные столбы рассыпаются по всему дорожному полотну, преграждая всем путь.

На другой стороне казачий дозор не видит дорожной аварии подводы. Казаки напирают сзади на косяк. Бьют коней нагайками, и они, обезумев от криков, топчут копытами друг друга, устремляются на середину переправы. Здесь косяк сталкивается с опрокинутой подводой. Начинается всеобщая паника: крики людей, ржание испуганных лошадей, откровенный мат казаков. Все прут навстречу друг другу. Боковые перила переправы не выдерживает натиска. Ломается. В воду падают пограничные столбы, лошади, люди…

У края речной переправы останавливается тарантас генерала Вишневского. Он видит происшествие. Вскакивает с места. Хватается за плечо Янушкевича. Кричит своим зычным командирским голосом, чтобы все прекратили это безобразие. Но голос генерала бессильно тонет во всеобщем хаосе.

 

7. Убогое жилище Янушкевича в Омске.

 

         Янушкевич смертельно устал после долгого путешествия в степи в сопровождении самого генерала Вишневского. Он остановился посреди своего невзрачной комнатки. Уныло оглядел ее. Сквозь маленькое оконце, через драповые тяжелые, старомодные шторы, едва пробивается дневной свет.

Ретроспекция:

         …Как через размытое от мороза стекло увидел и услышал Адольф где-то из подсознания яркий танец польки «Шла дивчина за водой». Ее играли девушки на лютнях, а им подыгрывал на клавесине старый князь. Это было в большой зале для приемов гостей в сочельник их родового имения. Маленькие детки-ангелочки местных помещиков в белых платьях с крылышками и венчиками на белокурых головах старательно водят под музыку у рождественской елки хоровод. Дети старательно танцуют польку так, как их учили гувернантки. Мило улыбаются взрослым.

… «Шла дивчина по воду…». Это фраза несколько раз повторяется – будто застревает в его усталом, воспаленном мозгу…

*                                      *                                            *

Посреди комнаты холостяцкого жилища Янушкевича на полу «лежит» образованный от солнца квадратный просвет. В квадрате явно видны тени наружных клетчатых решеток. Символичным показался ему этот просвет в решетку: Адольф пленник, политический ссыльный…

         Он сбрасывает с себя пропыленный старый гражданский сюртук. Бросает его на пол. Снимает через голову, остатки изорванной белой рубахи, которую он собственноручно пустил раненному казаху на бинты. Повертел перед собой остатком некогда красивой белой сорочки, обильно выпачканной кровью. Бросает тряпье у печи. Потом снимает с себя столь же грязные штаны-бриджи и остается в исподнем белье.

Из деревянной кадки наливает в корыто воду. Бросает туда грязный сюртук, штаны. Берет большой кусок мыла. Начинает стирать. Устал. Садится на низкий азиатский табурет. Оглядывает свои растрескавшиеся от ветров руки. Вздыхает.

Закадровый голос Янушкевича: …Здравствуй милый Януарий!.. Сегодня я прибыл в Омск. Это - старинный сибирский маленький город. Мне повезло: меня доставили сюда без конвоя, как это полагается в таких случаях. Удача улыбнулась в этом стылом крае – меня взял с собой в дорогу сам начальник пограничного управления города Омска генерал-майор пан Вишневский. Ты удивлен?.. Да, здесь я встретил живого поляка, который, к сожалению, служит российскому его величеству. М-да… Судьба человека привередлива: гримасы жизни и нашего времени очевидны. Но пан генерал оказался словоохотливым и весьма храбрым человеком. Мы даже вступали в бой с разбойниками хана Кенесары! Жаль, казаки одного казаха беднягу зарубили шашкой. Я изорвал свою лучшую сорочку с маминой вышивкой. Перевязал джигита. Но казаки оставили его умирать в степи… Завтра зачитают мое назначение, и я поеду отбывать ссылку в казахскую степь… Мои первые встречи с местным населением удивительны. Казахи – потомки Золотой Орды, самого Чингисхана. Это - простые дети природы, искренние, словоохотливые и очень беззащитны от русских колонизаторов…

Смотрит на комод. С него на Янушкевича взирают его памятные фотографии близких людей. Медленно скользит взглядом по фотографиям. Это – его мама, далее - его оставленная в неведении любимая невеста, а этот – молча и тихо, наблюдает за ним с фотографии брат Януарий. Здесь же на комоде находятся его письменные принадлежности: чернильница, перьевая ручка, бумага. Рядом лежит уже запечатанное и приготовленное к отправке письмо…

Янушкевич снова тяжко вздыхает. Но после снова садится на корточки и принимается за стирку. Отжимает одежду. Встряхивает ее и развешивает сушиться на веревку…

 

8. Совещание у начальника пограничного управления Вишневского.

 

         Портрет русского императора Николая занимает самое почетное место на стене просторного кабинета начальника пограничного управления в Омске генерала-майора Вишневского.

Русский царь с портрета строго смотрит в залу, где начальник распекает своих подчиненных.

Вишневский во главе совещания на ногах: справа и слева стоят в две шеренги офицеры управления навытяжку - тянут струнку. Лицо генерала багровеет, и он почти кричит в сильном гневе за вчерашнее безобразие на речной переправе.

Вишневский: …Безобразие! Отвратительное безобразие сотворили вы, господа, на переправе!.. Неслыханная безответственность!.. Отвечайте есаул!

Есаул Нюхалов, и его помощники: заседатель-поручик Стеклов, хорунжий Казачинин и казак асессор Трусов вытягиваются в стойку «смирно». Их едва узнать – сегодня они в чистых, отутюженных мундирах. Казаки испуганно переглядываются.

Есаул делает полшага вперед. Щелкает каблуками. Громким голосом отвечает.

Есаул Нюхалов: …Виноваты, ваше высокородие!.. Мы за косяком никак не могли видеть подводу… Пытались, но коней разве остановишь в раз?!. Возница – раззява…

Вишневский: …Кто раззява, кого наказать - моя забота, есаул! Его величество российский император в Уставе о сибирских киргизах, что соблаговолил изложить?!.

         В кабинете повисает напряженная пауза. Багровый от гнева генерал сверлит глазами своих подчиненных. Есаул Нюхалов, заседатель-поручик Стеклов, хорунжий Казачинин и казак Трусов молчат, застыв в стойке смирно. Косят глаза на есаула – он начальник их дозора, пускай и отдувается один.

Вишневский (продолжает): …Малая и Средняя Орды сами попросились присоединиться к России. Император принял их. Защитил от Хивинцев, Кокандцев. Дал милостиво им привилегии… Пограничные столбы мы выставили. Но нельзя же так неумело ставить, господа!.. А надобно так, чтобы нарушались маршруты казахских кочевий. Пусть враждуют за пастбища меж собой!.. Улавливаете, есаул?..

         Есаул Нюхалов послушно щелкает снова каблуками.

Нюхалов: …Совершенно верно, господин генерал-майор, У нас на это есть рапорт!

         Есаул кивает заседателю-поручику Стеклову. Тот достает бумагу. Делает полшага вперед. Читает вслух.

Поручик Стеклов: …«Секретно». Его Высокопревосходительству Господину Генерал Губернатору Западной Сибири… Заседатель Каркаралинского Окружного Приказа Свирщевский, письмом донес мне, что получил сведения киргизы Чубуртпалинского рода, кочующие в Алтеке-Сарымовской волости, намерены отложиться в пределы Ташкении. С этой целью  аул из 260-ти кибиток, остановился на урочище Торгыл. Говорят, будто сын Кенисары прислал Чубуртпалинцам подарки и приглашает их к себе на кочевку. Свирщевский просит снабдить его и приказ инструкцией как поступать, и какие принять меры?  Вследствие этого я секретно предписал: 1. разузнать под­робно о причинах, возбудивших в Чубуртпалинцах неудо­вольствие и принять меры к устранению причин. 2. Если неудовольствие этого киргизского рода проис­ходит, то стараться убеждениями, а то захватом зачинщиков пресечь корень зла. 3. Если меры окажутся недостаточ­ными, то объявить им открыто, что по отложении они уже никогда не будут приняты в подданство. Доводя об этом до сведения Вашего Высокопревосхо­дительства,  трудно и опасно принять открытые и насильственные меры к удержанию Чубуртпалинцев, по причине отдаленности их кочевок и недостаточности русских военных сил в Каркаралах, а более всего, чтобы не возбудить неудоволь­ствие и опасение в других родах.

 

         Поручик Стеклов вернулся в строй. Щелкнул каблуками. Казаки переглядываются. Донесение произвело на генерала впечатление. Это очевидно.

Вишневский крутит, размышляя, кудри своих бакенбард. Согласно кивает головой. Но потом говорит.

Вишневский: …За донесение благодарю, а за переправу получите взыскание… Главное, господа, вам здесь не нужна сила. Ну, что это? Столько крови пролили!? Убили табунщика… За что? Нужна дипломатия. Нужно находить у степного народа душевные струны и классически на них играть…Теперь в подданство просится Большая Орда. Чуете? Благодатное Семиречье. А там у нас соседями Китай… Ваши первейшие помощники старшие султаны и волостные управители, коих мы сами назначаем. А то, что хана Кенесары провозгласили верховным ханом – это политическая чушь. Бандита надо нам изловить и запереть его в клетку. (подает знак адъютанту)…

 

         Генеральский адъютант выглядывает в приемную. Кого-то зовет. Вскоре в кабинет входит грузный казах в дорогом чапане, с камчой за поясом. Это султан Большой Орды Мауке. Он выходит на середину залы. Приложив руку к груди, приветствует всех.

 

Адъютант (громко объявляет): …Старший султан жалаиров из Большой Орды Мауке, прибыл по поручению всех ханов Большой Орды…

Вишневский: …Уважаемый султан жалаиров Мауке из Большой Орды! Мы рады вас приветствовать. Ваше общее прошение его величеству императору Российского государства, наконец, получило долгожданное его высочайшее повеление. Моему пограничному управлению Омска поручено обсудить порядок вашего будущего присоединения. Я предлагаю в начале июня провести конгресс у реки Лепсы. Вам надобно собрать всех ага-султанов и волостных пяти родов: дулат, шапрашты, албан, жалаиров и уйсуней Большой Орды. Свидетелями конгресса прибудут посланники из Малой и Средней Орды!..

 

         Султан Мауке расплывается в широкой улыбке. Свершилось! Он совершает низкий поклон генералу Вишневскому и другим присутствующим русским офицерам.

 

Ага-султан Мауке: …Уважаемый господин генерал! Казахский народ един: Большая Орда не может остаться в стороне от Младшей и Средней Орды. Ханы и султаны наших главных пяти родов будут вас ожидать в начале июня на Лепсы…

Аудиенция в пограничном управлении на этом Мауке завершена. Адъютант учтивым жестом приглашает Мауке в выходу. Далее совещание должно проходить без посторонних свидетелей.

Мауке выходит из кабинета генерала незаметно передает адъютанту золотую монету. Адъютант быстро прячет презент с свой карман.

 

 

9. В приемной генерала Вишневского.

 

 

         Передачу мелкой взятки замечает Янушкевич. Он уже давно томится в приемной и его только теперь замечают.

Адъютант Вишневского на мгновение смущен от взгляда случайного свидетеля. Но быстро находит в себе наглости и воли, чтобы скривить физиономию, напустить на себя важное безразличие. Он высокомерно смотрит на Янушкевича, скромно стоящего в сторонке, в старом, но опрятном и отутюженном гражданском платье мещанина.

Адъютант (строго): …Вы – кто будете? По какому вопросу? Генерал очень занят: у него важное совещание…

         Офицер усаживается за свой маленький канцелярский столик. Но Янушкевич не уходит. Адъютант вновь вскидывает удивленные брови и вопросительно смотрит на Янушкевича.

Адъютант: …Ваша фамилия, имя? Ваше сословие?..

Янушкевич: …Янушкевич. Адольф… Сословия я лишен судом… Ссыльный… Отбывал срок в Тобольске. Теперь мне предписано находиться в Омске…

Адъютант: …Ах, вот вы кто… (роется в бумагах на столе)…Да у нас имеется ваше личное дело…(достает и листает папку личного дела Янушкевича)… М-да, образован, богат, дворянин… А чего же, батенька, вам недоставало?..

         Адъютант скривил презрительную гримасу. Янушкевич на риторические вопросы адъютанта не отвечает. Адъютант записывает сведения об Янушкевиче, и теряет напрочь к нему свой секретарский интерес.

         Янушкевич отходит в сторонку. Встал у стены. Началось далее томительное ожидание, когда его же вызовут к Вишневскому и что теперь ему предпишут?..

 

10. Продолжение совещания в кабинете генерала Вишневского.

 

Казак Трусов (громко читает рапорт): …«Секретно». Его Превосходительству Управляющему Военного Губернатора Области Сибирских Киргиз Господину Генерал Майору и Кавалеру
Фон-Фридриху. Заседателя Каркаралинского Внешнего Окружного приказа. РАПОРТ. Из Тобыктинских волостей, где я производил следствие о противозаконных поступках бывшего Старшего султана Кунанбая Ускенбаева, окружным приказом вызван в Каркаралы для производства следствия о найденном мертвым близ речки Джарлы, в 20 верстах от Каркаралов, мещанина Репина. Разведывая, от кого именно вышли слухи, я узнал, что 5-го числа приехали в Каркаралы в нескольких человеках киргизы Надан-Тобуктинской волости. 6-го числа утром ихних бий Манжигул Чегыров и киргиз Байсары Джаныкулов предъявили, что к Агыбаю Конурбаеву приехали от сына Кенесары три человека с подарками и приглашают его прикочевать в Каратау, и что г. Свирщевский к захвату лазутчиков ничего не сделал. Получены мною от Чергырова и Джаныкулова све­дения я даю полное подтверждение, потому что верность подданства Агыбая Конурбаева с его однородцами, при­выкшими к набегам и хищнической жизни очень сомнительна, каково сомнение, как и удостоверения ныне разде­ляют многие киргизы...

 

         Громкий голос Трусова медленно затихает. Он становится как бы удаленным фоном в мерных шагах Вишневского по кабинету: под ногами скрипят половицы и его начищенные хромовые сапоги.

Генерал Вишневский вдруг жестом останавливает чтение рапорта Трусова. Повисает зыбкая пауза. Он снова, размышляя, крутит свой бакенбард. А после говорит.

 

Вишневский: …Достаточно: картина ясна…Наша задача не позволить хану Кенесары объединить недовольные племена и создать серьезное войско. В июне у нас состоится на Лепсах конгресс с Большой Ордой. А посему, отдаю приказ: одним броском перенести пограничную дистанцию глубже в степь верст на сто, к примеру. Есаул Нюхалов, ваш казачий отряд срочно отправляется на перепись степного населения. Мы обязаны знать: сколько казахских душ мы принимаем в российское подданство. Следом я отравляю гражданское лицо по переписи скота кочевников… (подает знак заглянувшему в кабинет адъютанту)… По завершению этих ваших действий, я отправлюсь лично в урочище Ой-Джайлау у Лепсы на встречу с ханами Большой Орды…

 

         Адъютант вводит в кабинет Янушкевича. Он останавливается у входа.

 

Вишневский: …Представляю вам это гражданское лицо: ссыльный Адольф Янушкевич…

 

 

11. Утро в степи: казачий отряд преследует кочующий аул.

 

         Бешенная скачка: десятки конских ног стремительно бегут по степи обгоняя друг друга.  Вперед вырывается стройный белоснежный конь есаула Нюхалова. За ним следом летит гнедой казачий конь поручика Казачинова, после – огенно-рыжий Стеклова, за ним едва поспевает бледная неказистая лошадь  асессора Трусова.

Казачий отряд есаула Нюхалова во весь отпор, в карьер мчится по степи, нагоняя уходящий к горизонту казахский аул. С вершины холма видно, что аул с женщинами и детьми еще остается на месте, ещё не все юрты разобраны и навьючены на верблюдов, а мужское взрослое население уже на лошадях и собираются они уходить с оружием в степь отдельно.

На полном скаку есаул Нюхалов кричит поручику Стеклову.

Есаул Нюхалов (кричит): …Стеклов! Вон они!.. Это барантачи! Уходят к хану Кенесары!.. Берите их в котел и снимите с коней!.. Вернуть в аул пешими!.. Хорунжий Казачинин! Вы с казаками за мной!..

         Есаул Нюхалов поворачивает своего коня в сторону аула. Казачий отряд разделяется надвое: первые двадцать всадников продолжают преследование барымтачей, а вторая часть - поворачивает за есаулом в аул.

         Хорунжий Казачинин на скаку вынимает из ножен шашку. Поднимает ее над головой. Кричит своим казакам.

Хорунжий Казачинин: …Казаки!.. Шашки и нагайки наголо!.. Казак Трусов! Заходи слева!.. Мой взвод! Со мной - справа! Окружай!..

         Отряд хорунжего Казачинина разделяется ещё на две части. Лавиной казаки скачут, окружая конных барымтачей.

Казахские джигиты-барымтачи заметили преследователей. Они что-то кричат и пытаются пуститься вскачь прочь в степь. Но уже поздно: казаки замыкают свое кольцо – сжимают свои ряды.

         Теперь они идут с казахами на сближение. Над всадниками засверкали на солнце острые казачьи клинки и засвистели нагайки.

При первом столкновении казаки выбили у крайних барымтачей пики. Посекли клинками руки джигитам, размахивающим айбалта и шокпарами. После казаки сделали стремительный военный натиск-круг вокруг растерявшихся от напора  барымтачей. Поскакали – закружили неприятеля.  Убрали в ножны шашки. Обнажили нагайки со свинцовыми наконечниками и далее, началось ужасное избиение всадников.

Так называемые барымтачи – это обычные и плохо вооруженные мужчины и юноши, собравшиеся идти за лучшей долей в отряд хана Кенесары. Они сейчас растеряны. Пытаются уберечь свои головы от свинцовых нагаек. Но казаки силой и напором сбивают их с лошадей. Валят на землю…

         Выбив несчастных из седел. Казаки конями их начинают топтать и давить. Теснят в один малый круг. Сбивают людей с ног, таким образом, валят людей в одну кучу-малу. Начинают вязать пленников арканами всех подряд…

 

                 *                                     *                                             *

 

…Взвод есаула Нюхалова скачет в противоположном направлении и очень быстро приближается к аулу. Казачий взвод на ходу разделяется на равные две части. Заходит с двух флангов - окружает аул. Сжимает свое кольцо. А с самых окраин аула начинается избиение населения нагайками. Все живое население нагайками сгоняется в середину аула…

         Дикий крик ужаса, плачь детей, обезумевшие истерики женщин – все сливается в один общий рев над степью…

         Есаул Нюхалов спрыгивает с коня. Врывается в белую юрту. Из юрты вышвыривают маленьких детей. У входа становятся на страже два казака с саблями. Изнутри юрты раздается истошные девичьи крики, взывающие о помощи и пощаде…

         Несколько старух пытаются ворваться в юрту. Но казаки их бьют нагайками. Старухи, рыдая, валяются в их ногах.

         Малые дети прячутся, кто и где может. Они забиваются под груду кучи высушенных овечьих шкур. Отсюда им слышны голоса матерей и сестер. Маленькие дети от страха зажимают себе уши…

 

12.  Завершение карательной операции казаков над казахским аулом.

 

         Из людской кучи-малы избитых тел мужчин аула казаки вытаскивают одного щуплого парня. Крутят ему руки, бьют, спрашивая: кто зачинщик бунта. Юноша по имени Джаныкул истошно вопит, и сознается, что уходить к Кенесары задумал Агыбай Конурбаев.

Стеклов (кричит): …Тащите сюда Джаныкулова!.. Лазутчик Джаныкул!

Джаныкул: …Не бейте меня, пулкундык! Я все скажу: это Агыбай, сын Конурбая, нас позвал уходить к хану Кене!.. Остальные не виноваты!..

Казак-толмач (тычет в кучу пальцем): …Вон он - Агыбай!.. Вяжите бунтаря Агыбая!..

         Из кучи вытаскивают Агыбая – рослого крепкого джигита. Два казака с трудом его скручивают. К нему идет асессор Трусов. Усмехается. Позвякивает тяжелыми железными кандалами. С размаху бьет по голове ими джигита.

Асессор-Трусов (говорит с акцентом): …Агибай!.. Твою мать! Блэзыки я тебе привез!.. Ай, кандай бузык казаксын! Поймали мы тебя, наконец! Блэзыки одевать тебе будем!..

         Батыру Агыбаю на руки одевают кандалы. Сапогами прижимают его окровавленные руки к камню. Казак молотком забивает в кандалы клинья. Сильно бьет о кандалы молотком. Агыбай стонет от боли. Его руки теперь в кандалах.

Асессор-Трусов (кричит): …Кто его помощники?!. Тоже - в кандалы их!

Джаныкула отпускают. Он тычет пальцем на тех, кто подбивал народ бежать к хану Кенесары. В награду его отпускают. А потом он бежит без оглядки прочь в степь.

         К асессору Трусову волокут других джигитов. Их тоже заковывают в кандалы…

         Поручик Стеклов остается в седле. Он деловито вынимает из полевой сумки-планшета амбарную книгу, на которой написано:  «Реестр казахского населения». Ртом слюнявит химический карандаш. Записывает в графы: уезд, волость, номер аула, количество мужчин…

                 *                                           *                                              *

         В ауле есаул Нюхалов сидит на горбах высокого верблюда, свесив ноги в одну сторону. Чувствует в своем назначении особую важность, будто восседает в вольтеровском кресле.  

В руках у него такой же «Реестр». Он считает по головам женщин и детей, записывает количество. Жителей аула нагайками прогоняют в живом коридоре  между строем казаков.

Есаул Нюхалов (отрывается от письма, кричит): …Этих сосчитали: гоните к вон в той юрте… Пускай там пока сидят…Стеклов!.. А мы что, поручик?.. Голодные будем тут считать?.. Давай-ка, братец, барашка нам свари, шашлыков нажарь и в дорогу надо бы взять мяска!..

Стеклов козыряет «честь». Бежит исполнять. У белой юрты конфискует исправную подводу. Казаки грузят на нее овец: забрасывают сразу десяток баранов. Другой казак тащит за веревку дойную корову. Привязывает ее к подводе…

         Жарко. Нюхалов расстегивает ворот кителя. Щурится. Оглядывается. К аулу едет тарантас c Янушкевичем, сзади скачут два всадника казака конвоя.

Стеклов (есаулу): …Гляньте, ваше-скородие, ссыльный прибыл!..

Нюхалов (безразлично): …Да пускай… Пускай сам считает баранов да коров…

         Тарантас останавливается на краю аула. Янушкевич спрыгивает с подножки. Идет к казакам. Видит разоренный аул, плачущих женщин и детей. Хмурится… Наклоняется над забитой до смерти девушкой… Укрывает лицо трупа ее же платком. Встает. Идет дальше.

         Проходит мимо нагруженной овцами подводы. Останавливается. Сбрасывает овец на землю. Отвязывает от подводы корову. Отпускает ее…

Стеклов: …Э-э!.. Э-э!.. Ты шо?! Шо лапаешь?!

         Бросается к Янушкевичу. Замахивается нагайкой. Но вдруг и неожиданно получает сильный встречный удар в челюсть. Падает навзничь. Пытается встать. Но Янушкевич отнимает у него нагайку и начинает ею хлестать Стеклова.

Янушкевич: …Вор!.. Разбойник!.. Русска курва!..

         К Янушкевичу бегут со всех сторон казаки. Они оттаскивают от Стеклова Янушкевича, а после начинают его избивать самого. Янушкевич падает, и его казаки долго пинают сапогами. Утомившись, отходят к Нюхалову.

Янушкевич лежит без движений… Нюхалов продолжает лениво наблюдать за происходящим с горбов верблюда. Чешет карандашом под фуражкой затылок. После спрашивает.

Нюхалов: …Живой?!. Али вы его того…

         Стеклов отряхивается. Держится за разбитую в кровь морду. Идет к Нюхалову. Его немного качает.

Стеклов: …Я што ли, ваш-сокорие?..

Нюхалов: …Да тебя-то я вижу: ышо живой… Поляк-то, шо?..

Стеклов: …Нехай сдохнет, скородие!.. Зуб вышиб, гад!..

Нюхалов (качает головой): …Шо мне твой зуб, глупый ты Стеклов?!. Поляк умрет – генерал  секир башка не мне, а тебе сделает!.. Они ить – поляки обои…

         Нюхалов нехотя слазит с верблюда. Прячет «Реестр» в сумку.

Нюхалов: …Айдате, поедем далее… Работы у нас с вам много… Проверь, жив он, али мертв?..

         Казак подходит к Янушкевичу. Переворачивает его на спину. Избитый сапогами казаков, Янушкевич не подает признаков жизни. Казак прикладывает ухо к его груди. Потом встает и говорит.

Казак: …Кажись, дышит, ваш-скородие…

Нюхалов: Тогда айдате, едем дальше!

         Они садятся на коней. Забирают пустую подводу. Скачут наметом за аул. Здесь их ожидает вереница с пленниками. Верховых лошадей бунтовщиков казаки конфисковали. Сбили их в один табунок. Сосчитали. Получился их целый косяк. А мужчинам и юношам разрешили вернуться в аул.

Пятерых зачинщиков бунта закованных в кандалы, среди которых главный – оказался батыр Агыбай, привязывают веревкой в цепочку и за подводу. Казачий отряд уезжает из аула и вскоре за ними исчезает даже дорожная пыль…

         Мужчины аула, лишенные своих коней, избитые в кровь, едва волочат ноги - пешком возвращаются в аул. Они не смогли уйти в отряды Кенесары. А возвращаясь в аул, им стыдно сейчас смотреть в глаза своим истерзанным детям и женщинам. Вокруг разруха и запустение.

 

13. Первое знакомство Янушкевича с жителями разоренного аула.

 

         Жители аула начинают приходить в себя: осторожно выбираются из своих укрытий. Озираются. Начинают приводить в порядок разрушенное жилище и хозяйство, собирают разбежавшийся скот. Но все они ещё с опаской смотрят на лежащее неподвижно тело Янушкевича в центре аула. Отчего русские казаки избили своего и бросили его здесь умирать?

         Одна старушка осмелела и подходит к Янушкевичу. Наклоняется над ним. А потом пытается его привести в чувства. Янушкевич в ответ тихо стонет. Открывает глаза. Долго не может понять: кого он видит сейчас перед собой. Кто эта старая косматая, простоволосая старуха?

Старуха: …Тірімісің?.. (зовет детей)… Әй, келіңдер!.. Мынау орыс әлі тірі…

         К ней подходят дети-подростки. Их тоже после таких пережитых страхов сейчас переполняет любопытство. Они помогают бабушке поднять Янушкевича и относят его к юрте. Усаживают на теневой стороне. Мокрой тряпкой отбирают лицо, смывая кровь. Отряхивают.

         Осмелевшие дети и женщины шумно обсуждают храбрый поступок этого человека, который не испугался казаков и вступил с ними в драку. Женщина: …Ойбай-ау, ол бізге жау емес екен, мүмкін бізге жаны ашып дос болар?..

Янушкевич (слабо им улыбается): …Здравствуйте… меня зовут Адольф Янушкевич. Я приехал на перепись скота… Понимаете?

Старуха: …Перепес?..

         Люди, собравшиеся вокруг, шумно загалдели.

Женщина: …Мынау не дейді? Тағы перепес?!

Некоторые, знающие люди стали строить предположение, что это новый пулкундык, то есть, «полковник».

Вторая женщина: …Бірақ мынау зұлым қамшы майорға ұқсамайдыгой.Бұл пұлқындыққой мейірімді; төбелеспейді, қамшымен ұрмайды.  

Но слово «перепис» все же их настораживает… Однако кто-то подает Янушкевичу тостаган айрана. Он пьет холодный напиток. Вытирает губы. Благодарит.

Старуха:… Сенің атың кім?.. (Янушкевич ее не понимает)… Мен апамын, ал сен кімсін? (дополняет свои вопросы жестами)… Сен пұлкұндықсынба?

Янушкевич (понимает смысл вопросов): …Я – Янушкевич… (тычет себя в грудь)… Янушкевич…( показывает «рожки», мычит, блеет, произносит «иго-го», загибает себе пальцы)… Перепись буду проводить…

Старуха: …Оу, Янушке?.. Оның аты бәсе - Янушке… Перепыс дейді, кұрғыр!.. Жарайді, айтыпберейік саған: қанша малымыз калғанын…

         Маленькая девочка нашла в пыли «Реестр» и блокнот Янушкевича. Приносит и передает их ему через бабушку. Она отдает книгу Янушкевичу. Он открывает блокнот. Достает из кармана карандаш. Начинает рисовать девочку. На листе бумаги быстро возникает профиль милого ребенка с улыбкой-ямочкой на щеке.

         Дети заглядывают через его плечо. Восхищенные, цокают нёбом.

Мальчик: …Бәрекелді!.. Сениң суретіңді салды Янушке!

Девочка: …Меніңде суретімді салшы?!. (садится перед Янушкевичем, позирует, жеманница)…

         Янушкевич скоро рисует портрет второй девочки. Потом мальчика. После самой бабушки…

         Вокруг Янушкевича уже образовалась толпа из женщин и детей. Все шумно выражают восторг от увиденных портретов и их абсолютного сходства…

         Мужчины аула, вернувшись после побоев в степи, сидят под тенью юрты в противоположной стороне аула. Злыми глазами смотрят в сторону незнакомца.

Между юртой, под которой сидит Янушкевич, и юртой, где расположились мужчины аула, встали два конвойных казака, прибывших с Адольфом. Они не вмешивались драку с казаками, не осмелились защитить Янушкевича. Но сейчас, скорее остерегаясь за свою жизнь, конвойные обнажили свои шашки и встали в центре аула между мужчинами и Янушкевичем. Абсурдное и трусливое противостояние!

         Адольф продолжает рисовать детей, женщин, старух: портреты он раскладывает перед собой. Но вдруг набегает легкий порывистый степной ветерок и разносит рисунки по округе. Дети бросаются собирать разлетевшиеся портреты. Несут их Янушкевичу. А бабушка поднимается с колен на ноги.

Идет к противоположной юрте, где сидят хмурые и побитые мужчины. Подошла к ним и говорит.

Старуха: ..И-е!.. Таяқ жедіңдер ма орыс казактан?... Қалай ол – таяқ жеген?..  Ал олар елге зорлық көрсетті… Сендер елді қорғайалмасаңдар – қайран қазақ  жер – бетінен құритын болды… (она сердито плюет себе под ноги)…

         Янушкевич собирает рисунки, а после раздает их ее героям.

Янушкевич: …Это тебе! А этот рисунок тебе: повесь его дома… Нравится? Когда я приеду к вам в следующий раз, нарисую ещё…

         К Янушкевичу возвращается снова бабушка. Она его манит в свою юрту. Отгоняет от него прилипших любопытных детей. Янушкевич покорно идет за старухой. Входит в ее юрту. Бабушка закрывает за ним плотно створки дверей.

Все долго ждут. Но вскоре двери снова открываются, и из юрты выходит Янушке, но в полном казахском облачении: сапоги, шаровары, камзол, хороший, добротный чапан и малахай…

         Янушкевич берет под мышку свой «Реестр». Кладет его в сумку. Зовет конвойных и садится в свой тарантас.

         Тарантас трогается и резво бежит к дороге. Янушкевич встает. Оглядывается. Приветливо машет рукой удаляющемуся аулу и его жителям и слышит далекий голос детей.

Голоса детей: …Янушке!.. Янушке!.. Янушке!..

         Детские голоса тонут в зыбком степном воздухе. Тарантас Янушкевича удаляется дальше и дальше…

 

14. Янушкевич в степи на выпасе скота.

 

         Небо на степью затянуто свинцовыми тучами. Идет мелкий дождь. Одинокая, стылая и неприветливая погода.

На пологом холме стоит тарантас. Конвойные казаки скучают в стороне. Лежат на траве под кустиком, укрытые плащ-палакой – прячутся от дождя, подложив под головы седельные потники. Прикрыли глаза. Задремали.

         Янушкевич, запахнув длинные полы теплого чапана, стоит на облучке тарантаса, чтобы дальше видеть, и сосредоточенно считает лошадей: тычет как бы в воздухе карандашом. Он не чувствует непогоды.

Янушкевич (с тяжким выдохом говорит вознице на казахском языке): …378, да на той стороне ещё 789. Итого: 1164… Матка боска, сколько же лошадей у одного казаха?!.

Возница-казах (говорит по-казахски): …Благодатный здесь край… Но бедняки и здесь имеются…А вы неплохо уже говорите на казахском языке, таксыр!

Янушкевич: …Замечательный язык!.. Я его не выучил – я его выпил залпом, как хмельной кымыз!.. Ясный, раздольный язык как сама Великая степь, образный… Иногда, когда слышу пение уленши, прихожу в восторг – удивительно меткие, красочные метафоры он применяет… А ведь трубадур совсем не имеет европейского образования!... А, если его подучить где-нибудь в Сорбонне или Берлине?.. А кюи  Курмангазы? Он – степной Бетховен…

Возница-казах (не понимает о чем речь): …Степь большая, мы здесь все друг другу знакомы. Курмангазы знаю, а кто, какой такой бетховен не знаю?..

Янушкевич (смеется): …Людвиг… Ты его не знаешь…

         Вдруг оживляется и пытается объяснить вознице: кто такой Бетховен. Он раскидывает в стороны руки и подражает голосу большого оркестра.

Янушкевич:…Та-та-там!.. Та-та-там!.. (он слышит внутренним слухом размах симфонического оркестра бетховенского «Ре-минор»)… Я всегда думал, ну откуда у композитора такой размах музыкальной идеи?.. Сейчас я понимаю, Бетховен показал простор этой Великой степи!.. (в ушах Янушкевича гремят великие торжественные и трагические аккорды начала «Ре-минор»)…

         А потом вдруг все стихает. Он долго смотрит на степную дорогу. Слышит пение птиц, стрекотание цикады. Где-то кричит тревожно перепелка.  Он тяжко вздыхает…

         Янушкевич закончил подсчет лошадей. Закрывает «Реестр». Прячет его в сумку. Зовет спящих конвойных. Садится на мягкие кожаные подушки.

Янушкевич: …Да бедных немало. Вчера один казах мне плачет. Говорит, асессор Трусов записал ему вместо 9 лошадей – девяносто?! Ноль приписал для отчета, свинья!.. (долго молчит, но после трогает возницу):  Теперь давайте, едем на следующее пастбище… Там у местного бая коровы и овцы…

         Тарантас трогается. Возница дергает поводьями. Борзо бежит под колесами пыльная степная бесконечная дорога.

Со стороны холмов появляется одинокий всадник. Он скачет к тарантасу. Это вестовой  казак. Он машет рукой. Просит остановиться.

         Осаживает коня у тарантаса. Передает Янушкевичу донесение в конверте. Янушкевич распечатывает конверт. Читает.

Янушкевич: …Генерал дает распоряжение ехать в Каркаралы на Кояндинскую ярмарку. Будет совещание по переписи и он даст новые поручения… Хорошо… Передайте, я закончу сегодня-завтра 26-ой аул Надан-Тобыктинской волости и после еду на ярмарку…

         Вестовой казак козыряет. Разворачивает коня. Скачет в обратно…

Тарантас снова бежит по лужам и скользит на пологих склонах степной дороги. На горизонте распогодилось: выглянуло солнышко.

Возница: …В степи так всегда: то дождь, то солнце, то снег, то ветер. Переменчивая у нас погода…

 

15. Кояндинская ярмарка

А всего в полста километров от Каркаралинска в широкой долине, окаймленной невысокими холмами, где степная речушка Талды впадает в озеро Карасор, находится Кояндинская ярмарка. Благодатное место для торговли. Здесь есть все для скота: и вода, и густая трава.

Славу о Кояндинском торге с 15 мая по 15 июня скотом узун-кулак быстро разносит по степи. Сюда едут купцы, владельцы скота из ближайших аулов, а за ними из более отдаленных районов, из Семиреченской области. Одни хотят продать, другие обменять, третьи – купить, а четвертые – поглазеть на товары, людей.

Сюда сгоняют десятки тысяч голов скота, съезжаются обозы с Севера, караваны с Юга. Каждый год строят новые торговые точки, жилые помещения, магазины, дома, конторы и др. Свои магазины здесь построили Каркаралинский купец Халиула Бекметьев, павлодарский купец Деров, семипалатинская купчиха Каримова и многие другие.

         Талдинская долина заполнена до отказа. Сюда стекается люд со всей степи и издалека. Янушевкий оживленно вертит головой. На пыльной дороге мелькают знакомые лица. Вот мимо проскакал конвой генерала Вишневского. Генерал на мягких подушках, укачанный долгим путешествием дремал. Поехал мимо. Янушкевич не решился его окликнуть: начальство.

Следом карете Вишневского скачет большой казачий конвой с пиками наперевес. Казаки в парадных новеньких мундирах. Гордо осанятся в седлах, в начищенных сапогах. Иногда угрожающе взмахивают нагайками, когда кто-либо мешает проезду высокого начальства.

Талдинская долина, безлюдная и молчаливая до того, оглашается сейчас шумом тысячеголосой толпы, представляющей из себя в буквальном смысле "смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний" - кишит огромными табунами лошадей, верблюдов, баранов. Кругом шум, гам, беспрерывное движение, несмотря на изнуряющий зной и духоту июньского дня…

Тарантас Янушкевича въезжает в крепость. Здесь в двух главных торговых рядах, образующих собой длинную, широкую улицу, помещаются мануфактурные, чайные и проч. магазины, лавки со скобяным товаром, временные отделения транспортных контор и т.д. Тут же стоит небольшая часовня, в которой по праздникам совершается служба. В соседних с ними рядах помещаются ташкентцы со своими товарами (бязь, шелковые материи, ковры, сушеные фрукты и проч.), склад швейных машин Зингера, получающих за последнее время большое распространение в степи, мусульманский молитвенный дом, кумысники, торговцы хлебом, торговые бани и проч.

В конце торговых рядов расположен так называемый "чиновничий квартал," где помещаются временные отделения Государственного банка, дома для приезжающих и живущих во время ярмарки чиновников Каркаралинского уездного начальника, мирового судьи, ветеринарных и медицинских врачей, полицейских служителей и проч. Здесь же во время ярмарки происходят съезды различных должностных лиц пяти ближайших к Кояндам казахских волостей – чрезвычайные съезды биев (народных судей), съезды выборных для решения различных важных исковых дел и поземельных споров, сюда же съезжаются сборщики податей, взыскивающие с простых казахов прямые налоги в половинном размере за текущий год. Словом, во время ярмарки Кояндинский пикет является сосредоточием всего административного управления в Каркаралинском уезде и вообще самым оживленным пунктом во всей центральной части Семипалатинского края.

Ярмарка занимает почти всю Талдинскую равнину (верст 11 в длину и верст 5 в ширину). Кроме постоянных зданий (деревянных или сложенных из сырцового кирпича), в которых помещаются магазины, различные учреждения и квартиры чиновников, во время ярмарки устраивается много временных тесовых балаганов и кибиток. Казалось, что вся жизнь обширного региона на этот летний ярмарочный месяц перемещалась сюда на этот пятачок земли, называемый Каркаралинской, Кояндинской или Ботовской ярмаркой в долине речушки Талды.

Каждый считал своим долгом посетить эту ярмарку, а потом еще долгие месяцы обсуждать увиденное, услышанное, и ждать следующей. Ярмарка стала не только известным торговым, но и своеобразным культурным центром. Не раз здесь бывал и отец великого казахского поэта и просветителя Абай - Кунанбай. Его тоже интересовали не только товары, которых было в изобилии, сколько встречи с акынами – оленши, импровизаторами, исполнителями народных песен. Где, как не на ярмарке, проявить свой талант виртуоза, исполнителя. Их в Сары-Арке было немало. Это Титтимбет Казангапов, Кошекулы Кудерикожа, Шоже, Тезекбай, Асет, Жамшибай, Богембайулы Кемпирбай, Бапиулы Мади и многие другие.

Въехав в крепость, Янушкевич поначалу растерялся, не ожидая в этом месте увидеть столько людей. Остановил тарантас. Вышел из него. Пошел по шумным торговым рядам. Даже купил себе немного сушенного урюка. Поел. Погрыз орехов, привезенных ташкентцами. Здесь столкнулся с ага-султаном Каркаралинского уезда Кушбеком. Он тоже был пешим и в сопровождении пары джигитов – его телохранителей. А впереди себя они гнали не скотину, а закованного в колоду юношу-раба. Увидев и узнав Янушкевича, Кушбек криво улыбнулся и вместо приветствия протянул Адольфу кончик свое трости.

 

Ага-султан Кушбек: …Ассалаум вагалейкум, Янушке!.. Как поживаешь честный хранитель наших овец и поэт?..А я на тебя в обиде, что ты послушал донос Кунанбая и нашел моих скакунов за перевалом… Из-за него и тебя мне повысили налоги… Тоже мне казахи называетесь!.. (смеется)…

 

         Эта привычка здороваться с людьми и вместо руки подавать кончик своей трости была отвратительна. Но Янушкевич ничего не мог поделать. Он не протянул руку Кушбеку, продолжая щелкать во рту орехи. А Кушбек легонько ткнул его тростью в грудь, что, вероятно, должно было означать, я с тобой первым поздоровался.

 

Янушкевич: …Валейкум ассалам, ага-султан Кушбек!.. Я тоже рад вас видеть здесь…

Кушбек: …Вместо тебя лучше терпеть Нюхалова или Казачинова. Они хоть и бесчинствуют с народом, но жить дают баю. А ты?..

Янушкевич: …А что я? Я, ага-султан, я за порядок… Себе ничего не беру…

Кушбек: …А лучше бы ты брал. Вон, Нюхалов говорит, за десять дней они вчетвером съели в моих аулах всего-то 170 баранов!.. (смеется)…Вот аппетит, а?.. Да, пускай кушает, но мои налоги - не трогает!.. (щурится, приглядывается к собеседнику)… Я много наслышан, Янушке, о твоей образованности, честности, поэтому хочу тебя призвать в справедливые свидетели…

Янушкевич: …Да, я вас внимательно слушаю, ага-султан…

Кушбек: …Если человек задолжал немалые деньги другому, он должен отвечать? (в его глазах мелькнули лукавые искорки)…

Янушкевич: …Должен, султан…

Кушбек: …Вот и я так считаю. Этот юноша – несчастный мне задолжал сто рублей серебром и к ним за просрочку проценты. Я его веду в суд к бию. Будь моим свидетелем… Пошли…

 

 

16. Кояндинская ярмарка: суд биев над Айбеком.

 

         Они свернули из центрального торгового ряда, и вскоре оказались перед айваном строгого бия. Седовласый судья был рад встретить новых просителей. Ответил легким поклоном на приветствие и принялся слушать суть судебной тяжбы.

 

Кушбек (говорит многозначительно): …Меня хорошо знает казахская степь… Я уважаемый человек и пользуюсь привилегиями царя… Но этот несчастный по имени Айбек – пастух, утерял целую отару моих самых лучших и самых вкусных овец… (выдерживает паузу)…Один баран на ярмарке, я узнавал, стоит два рубля. Сто баранов, значит, будут стоить двести рублей. Верно?.. Прошло полгода, и несчастный до сих пор не вернул мне ни сто баранов, ни двести рублей. А за это время набегают немалые проценты. Не правда ли? Итого, я с Айбека хочу взыскать триста рублей серебром… (показывает тросточкой на Янушкевича)… А этот господин, милостивый бий, Янушке – самый известный и честный и образованный в степи европеец. Он мой свидетель…

Янушкевич: …Постойте. Погодите, султан Кушбек!.. Как же так?.. Я только сегодня увидел вас и вашего должника. Какой же я свидетель?.. И потом, ваш подсчет весьма запутан. Не может по законам арифметики сто баранов превратиться в ярмарочный день в триста рублей да ещё серебром.

Бий (строго хмурится): …Понятно ваше обвинение… А что ответит должник?

Айбек: …Уважаемый судья!.. Все, что здесь говорит ага-султан Кушбек – ложь… Все бараны его целы…

Бий (удивленно вскидывает седые брови): …И-и!.. Тогда в чем причина его жалобы?!

Айбек: …Я хотел засватать его дочь – Джамилю… Меня за это султан заковал в колоду… Если бы я украл или продал овец, или, если бы их волки съели – где тогда доказательства? Где их шкуры и копыта?..

 

         Все взоры Янушкевича, судьи и даже охранников теперь устремились на Кушбека. Кушбек, однако, был готов к таким нападкам. Он даже бровью не повел. Вздохнул по-отцовски тяжко и продолжил.

 

Кушбек: …Сынок!.. Ты пытаешься бросить тень на уважаемого человека… Я законов степи не унижаю: каждый волен жениться на том человеке, который ему ровня… Ты выдумываешь причину… Действительно, если бы овец задрали волки, тогда были бы – рога и копыта… Но доказательств, нету… Отгадка тогда в другом – ты моих овец отдал разбойнику Кенесары!.. Тогда уголовное дело пахнет уже политическим преступлением. Тебя нужно отправить на русскую каторгу…Но я за тебя буду всегда молиться. Я даже судебные расходы все сам понесу. Вот, смотри…

 

         Он бросает перед бием на ковер золотую монету. Бий думает. Брови его нахмурились ещё больше. Пауза затягивается. Но потом он достает из-за пояса камчу, перевитую в форме змейки и бросает ее перед собой, рядом с дорогой монетой. Приговор его справедлив…

 

17. Кояндинская ярмарка: генерал Вишневский дает прием.

 

         Янушкевича беспечно идет вдоль торговых рядов ярмарки. Озирается. Его привлекает внимание всадник на очень красивом коне-текинце. Он даже остановился от изумления: конь удивительно был похож на того скакуна, которого умыкнули в глухой степи сарбазы Кенесары у генерала. Адольф что-то крикнул всаднику. Замахал рукой. Побежал к нему. Но сквозь толпу ему очень трудно было выбираться.

Окрик Адольфа всадник на загадочном коне услышал. Он даже приостановился и оглянулся.

Янушкевич увидел человека богатырского сложения, но голова и его лицо было окутано шерстяным широким платком. Всадник мгновение изучал Янушкевича, а после ударил по шпорам. Конь-текинец быстро его побежал к окраине торгового ряда. Там он исчез.

Янушкевич застыл некоторое время на месте. Может, ему показался краденный конь генерала, возможно это был кто-то другой? Но почему тогда он не остановился и не поговорил с ним?..

Янушкевича идет дальше: выбирается из толпы торговцев и покупателей. Направляется к богато обставленной китайской харчевне в центре ярмарки. Это самое красочное, лобное место ярмарки, и сюда конвойные казаки лишних людей и зевак не пускают. Строго всматриваются в лица.

Фасадная часть харчевни украшена разноцветными бумажными фонариками, у входа красуется выкрашенный золотой краской китайский дракон с широко разинутой пастью – вход отгорожен арбами и рядом живая цепь конвоя из числа рядовых казаков.

Янушкевич проходит мимо казака. Он его строго и грубо окликает. Но, узнав лицо европейца, пропускает, хотя по одежде Адольф выглядит как типичный небогатый казахский шаруа. Он входит в харчевню.

Сюда же подъезжает на фаэтоне волостной и богач Кунанбай Ускембаев. Он грузно слазит с качающегося фаэтона - идет в харчевню. Потом появляется пешим знакомый нам ага-султан Кушбек с тросточкой в руке. Тростью он отпихивает от себя казака. За ним верхом прибывает пожилой, но ещё богатырь и бравый мужчина - султан Барак. Следом идут разного звания русские офицеры-казаки. Среди них находятся: есаул Нюхалов, поручик Казачинов, хорунжий Стеклов и казак асессор Трусов. Невзирая на то, что последние двое невысокого военного чина – они важные птицы, ибо они мытари, сборщики податей и налогов…

Начальник пограничного управления Омска Вишневский сегодня дает прием по случаю избрания старшим султаном Аягузского округа Средней Орды хрупкого старика Буленя, а его заместителем назначен старый, но ещё могучий дуб – Барак.

Вишневский: …Уважаемые господа!.. Сегодня мы празднуем избрание старшим султаном Аягузского округа Буленя! А его кандидатом в заместители батыра Барака!..

         Денщик генерала приносит пунцовый халат, богато вышитый золотом. Халатом покрывают щуплые плечи Буленя. Он счастлив. Звучит выстрел из пушки. Присутствующие хлопают в ладоши.

Янушкевич с интересом разглядывает залу. Здесь, действительно, собралось самое высшее общество: султаны, бии, муллы, ходжи, мурзы, старшины. Все они во всей красоте и пестроте своих костюмов – важно восседают за низенькими китайскими столиками.

         Пограничный начальник Вишневский, окруженный отрядом русско-польско-казацко-татарских гражданских и военных чиновников садятся за центральный длинный стол, едва уместив под скатертями свои длинные ноги.

         С высокого кресла, как с трона, окидывает взором хозяина генерал Вишневский присутствующих. Рядом справа и слева садятся Булень и Барак. Вишневский говорит свою краткую поздравительную речь.

Вишневский: …Это событие историческое: Средняя Орда теперь имеет седьмого старшего султана Аягуского округа. Семь султанов – власть Средней Орды!.. Нет теперь в степи ханов!.. Мы их упразднили и не желаем знать никаких других! (аплодисменты)…

Вишневский (приглашает к вниманию): …Этот щедрый банкет нам накрывают эти замечательные господа!... Разрешите их вам представить! каркаралинский купец Халиулла Бекметьев! (аплодисменты)… павлодарский купец Деров! (аплодисменты)… семипалатинская купчиха Каримова! (аплодисменты)… Новая жизнь идет в степь, благодаря политике присоединения инородцев его величества к Российскому государству и щедрости русского купечества! (аплодисменты)…

         Когда шум улегся, мулла запел молитву, прося Аллаха, чтобы он благословил явства и напитки, приготовленные для высоких гостей. Собравшиеся подняли руки вверх. В торжественном молчании слушают молитву…

         После толмачи и денщики выносят на огромных подносах дымящийся душистый пилау, чай в китайских чайниках. Наливают первую пиалу и подносят ее торжественно Вишневскому. Вторую пиалу преподносят Буленю. Третью – Бараку…

Далее чай разливают всем подряд. Гости шумно приступают к поеданию пилава.

Генерал всполаскивает руки в тазу. Вытирает полотенцем. Поднимает манишку мундира и под громкие одобрительные возгласы казахов ест плов руками. Есть он по-царски, изящно: изысканно кладет душистую еду в рот и вновь прихлопывает сверху рис пальцами - лодочкой запускает ладонь под самый жирный низ блюда…

Перед высокими гостями выходит молодой оленши: красивый, статный, с черными усиками и быстрыми глазами. Он ударяет по струнам домбры и смелым, мужественным голосом, полным приятной гармонии голосом начинает свою импровизацию. Первые строфы касаются генерала Вишневского (смысловой план зачина импровизации). Певец восхваляет его достоинства «радуясь вместе со всем народом, что осчастливил своим приездом, которого казахи так нетерпеливо ожидают каждый год и который для них всегда, то же, что весеннее солнце для степи. Это счастье – было бы ещё больше, полнее, если бы не мешал враг всеобщей безопасности и мира, но он лелеет надежду, что одна весть о приближении генерала вновь прогонит Кенесары в песчаные пустыни Кара-Кумов …».

         После такой политической вступительной части «олена». Орымбай сильно бьет по домбре, переходит к основной части на новом регистре выше: начинается восхваляющая часть:

Орымбай: - начинается восхваление старшего султана Буленя, после - каркаралинского оратора Кунанбая и поочередно отдается дань своего преклонения перед каждым из знаменитых членов собрания, но никто из них не возбуждает такого сильного энтузиазма, как султан Барак.

-      «О!.. ты!.. О! Ты!.. Кровь Абульфаиза! Потомок Чигизхана! Султан Барак!  Слушай песнь оленши Орымбая!..

О! Слушай мою песнь, хотя это не первая и не последняя для твоего уха, ибо кто же из уленши не пел, или не будет петь в твою честь!?

О! Велика наша степь! Но есть ли юрта, которая не слышала, которая не повторяет песнь о Бараке!?

О! Ибо чей же род столь знаменит, более древен, более благороден, чем род Барака!? Слава отца и деда Барака растут в глазах народа как на дрожжах!

О! Кто же даст мудрый совет на кенесе? Кто на суде биев справедливо развяжет спор, чем Барак?!

О! Кто же превзойдет всех соперников мужеством, силой или мастерством на байге, как не Барак!

О! Кто на охоте, кто в барымте так себя покажет, как не Барак?»

Сам султан Барак смущен такой похвале. Он то, смотрит себе под ноги, то потеет от сильного смущения. Стучит себя по колену… Потом смеется.

Но оленши Орымбай  яростно совершает музыкальный проигрыш и продолжает петь.

Орымбай: …«О! И кто же щедрее вознаградит бедного оленши, чем славный потомок ханов, султан Барак!

- О! Повсюду и всегда велик султан Барак! Самый большой батыр в степи – султан Барак!

- О! Недаром по всей степи разносится только одно имя Барка! Барака! Барака!..».

Орымбай весь в поту резко заканчивает песнь. Кланяется. С места вскакивает султан Барак. Снимает с себя дорогой халат. Скомкав его, сильно бросает в Орымбая. Кричит.

Барак: …Должен тебе: верблюда и скакуна!..

Ага-султан Булень (писклявым голосом кричит): …Дарую тебе перстень!..

Первый голос (обещает): …Коня джигиту!

Второй голос (обещает): …Невесту ему выдам!..

Голос Кунанбая (тихо): …Таяк жейды мынау Орымбай!..

         Оленши Обрымбай в эти мгновения упивается славой. Собирает брошенные подарки, как вдруг, словно черт из шкатулки, из глубины залы раздался звон другой домбры и низком регистре.

В середину залы выходит другой импровизатор. Это – певец Джанай.

         Он оттолкнул Орымбая. Уселся посередине залы и стал петь, гнусавя, но ещё громче.

Джанай: …Посмотрим кто из нас лучший оленши?!

         Орымбей разъярился, словно разозленный кот. Ощерился. В его глазах заблестели искры ненависти и злобы. Но он был вынужден принять поэтический вызов. Приготовился слушать и отвечать на выпады соперника.

(план импровизации:)

Джанай: …О! И я уленши казахского народа, и я не первый раз пою в присутствии такого множества великих людей, людей прославленных!..

           - И я уленши, но не такой как Орымбай: песни Джаная не такие, как песни Орымбая… Орымбай!

         -Ты прославлял генерала, и Джанай сумел бы его похвалить! Но зачем ему похвалы бедного уленши, когда он и без них велик, прославлен и велик в степи!

         -Ты прославлял наших султанов, потому что любишь их халаты и коней, а я никому не люблю льстить, как несчастный мусапир (нищий)…

         -Ты льстишь каждому, потому что словно голодный пес ждешь, чтобы тебе бросили кость, а я не хочу быть нечистым животным…

         -И ты смеешь называть себя уленши?! Ты поющий тем, кто тебе платит!..

         -Если ты настоящий уленши, почему не поешь об умерших? Почему не прославляешь тех, которых уже нет?  Почему не славишь наших отцов, наших предков, кто когда-то жил в этой степи?

         -О! Как их прославлять (передразнивая голос и жестикуляцию Орымбая), как о них петь, когда они не дадут коня, ни халата, а если бы и дали свои кости, их бы и собаки не съели…

         -Ой ты, Орымбай!

         -О! Ты славный уленши! А знаешь ты, какова была степь в давние времена? Кем был казах во времена хана Аблая?...

         Орымбай зло передернулся. Схватил свою домбру и стал своим пением отвечать на все обвинения. Рука его неистово замелькала на струнах. Голос его возмущенный запел очень высоко.

Орымбай: … (план импровизации:) …Он начинает пение со времен сотворения мира, Адама и Евы, после переходит к египетским пирамидам и поет о Пайгамбаре. Далее, он поет о русском генерале, и своем месте поэта в казахской степи…

         Но в это злополучный момент у него вдруг лопается струна на домбре. В зале повисает пауза и оцепенение. Разъяренный Орымбай не выдерживает и бросается в драку на Джаная. Их тотчас толмачи их разнимают. Разводят по углам.

 

18. Ярмарка: черный ход в китайскую харчевню.

 

По главной торговой улице ярмарки идет, мерно покачиваясь, китайская процессия: носильщики несут в носилках китайского посла. Впереди носилок идет слуга и звонит в маленький колокольчик: расступитесь, люди, расступитесь!..

Из-за красных шелковых занавесок тайком выглядывает наружу китайская мордочка с усиками посла. Впереди процессии идут его охранники, разгоняя ротозеев.

Возле харчевни носилки сворачивают за угол и останавливаются перед черным ходом. Из носилок выходит китайский посланник. Он идет к черному входу. Его встречает хозяин заведения. Учтиво кланяется. Пропускает внутрь…

 

19. Ярмарка: продолжение генеральского приема.

 

         Генерал Вишневский раскраснелся после обильной еды и красочного пения-состязания казахских оленши. Толмачи и денщики снова несут горячее. Теперь это отварная баранина и конина, прохладительные напитки -кумыс. У всех гостей сытый и осоловевший вид.

         Вишневский взглядом находит Янушкевича. Манит его к себе пальцем. После зовет и есаула Нюхалова. Они кивают. Идут к Вишневскому. У его кресла садятся на корточки. Видят, денщик генерала держит и предлагает под столом штоф русской водки.

         Нюхалов соглашается. Берет рюмку. Резко опрокидывает в рот. А Янушкевич отказывается от водки. Он предпочитает пить кумыс.

Вишневский (строго есаулу): …Нашел моего коня?..

Нюхалов: …Никак нет, ваше высокородие… Ищем…   

Вишневский: …М-да… А вот, что хотел сказать, господа, получил ваши отчеты… Одно тревожит, асессор Трусов уже битком набил омскую гауптвахту… Неужели Кенесары так популярен?.. М-да… А между вами самими нет трений? (испытывающее заглядывает в глаза Янушкевичу и Нюхалову)… Слышал я…

         Янушкевич и Нюхалов обмениваются уничтожающими взглядами. Вишневский понимает это. Продолжает журить подчиненных.

Вишневский: …Негоже, господа!.. Негоже… Подумайте об офицерском достоинстве… Хорошо?.. К стати, Адольф, музыкальная часть приема весьма удалась. В Лепсах надо бы такое повторить. Я вас и султана Кушбека посылаю к волостному и кюйши Таттимбету Казангапову. Пригласите его на конгресс. Он пользуется огромным авторитетом у казахов и может оказать на них влияние...

Янушкевич: …Хорошо, господин генерал…(хочет сказать, что сегодня он видел похожего коня-текинца)…

         Вишневский отмахивается, достает из кармана часы. Открывает крышку. Звучит мелодия «Августин»… Захлопывает крышку. Денщик что-то шепчет на ухо генералу, и он собирается вставать.       

Вишневский: …Господа! У меня рандеву… Служба…

         Денщик предлагает генералу проходить в боковую дверь центральной залы харчевни. Вишневский грузно встает с места…

 

20. Вишневский проводит переговоры с китайским посланником.

 

Денщик сопровождает генерала в боковую дверь. Они идут по лабиринтам коридоров и оказываются в отдельной опрятной изолированной комнатке.

         Перед Вишневским стоит китайский посланник. Он учтиво кланяется. Генерал отвечает на приветствие и жестом приглашает его к столу.

         Они садятся к столу – друг против друга. Денщик Вишневского раскладывает перед ними большую карту Большой Орды, граничащей с Китаем.

Вишневский: …Господин посол, давайте взглянем на наши фортификации, как говорят военные, но с политической точки зрения… Малая и Средняя Орды уже наши – российские… Понимаете?

         Проводит пальцем по карте, указывая новые российские просторы по территориям Великой степи.

Китайский посол: …О, да… Конечно, но вы приближаетесь к нашим границам… Это настораживает…

Вишневский: …Но это не все, господин посол… (хитро улыбается)… Скоро мы станем вашими соседями. Надеемся, мы и вы - добропорядочные соседи!..

Китайский посол: …О, да… перспектива…

Вишневский: …Французы говорят: селяви!... Такова жизнь…

 

21. Ярмарка: продолжение генеральского приема – завершающая часть.

 

         На этот раз отчаянье певца-поэта Орымбая безмерно. Он забывает о правилах приличия и о почетном госте в степи. Из глубины сердца его вырывается страшное проклятье. Он готов ударить Джаная своей домброй.

Орымбай: …Өзің білме, білгеннің айтқанын тыңдама!.. Сенін олимңің көреім, Жанай!..

         Зал слушателей ахнул от такой дерзости. Присутствующие загалдели, зашумели. Вообще, поэтическое состязания накалило страсти, что никто и не заметил ухода генерала. Зал разделился на две враждующие стороны: одни за Орымбая, другие за Джаная. Первым вскочил султан Кушбек.

Кушбек (тычет пальцем): …Правильно он сказал!.. Джанай - выскочка!

Кунанбай (сотрясает кулаком): …Это кто выскочка? Джанай поет народу правду! Вы все тут зажрались на дармовых харчах!.. Вот скажи, Кушбек, чье ты здесь мясо поедаешь? Купцы вас тут кормят! Забыли времена хана Аблая!.. Забыли честь степного человека!.. Коран не чтите! (поднимает руки к небу)… Аллах все видит, бахвалы… Покайтесь!.. Покайтесь пока не поздно!..

Кушбек (переходит на личности): …А вы, уважаемый Кунанбай, лучше помолчите!.. Вы тоже тут кушали с аппетитом.  А вот скажите при народе: кто, как не вы лично донесли Янушке на перепись скота моих скакунов!.. Вы!.. Из-за вас у меня теперь повысились налоги!.. И это называется по-родственному?!

         Кунанбай был теперь лично оскорблен. Он встал. Вышел на середину залы. Громко стал всем читать свою мораль.

Кунанбай: …Казахи!.. Братья мои!.. Коран призывает любить каждого: даже насекомое он не должен обижать. А налоги нужно отдавать честно. Скажи, Кушбек, кем тебя считает народ?!.

         Над залом поднимает свою руку ага-султан Булень. Он подает свой писклявый голос.

 Булень: …Тише!.. Тише!.. Не будем превращать праздник в спор для выяснения отношений!.. Давайте лучше продолжим и насладимся народным искусством!..

         Все разошлись по своим местам. Орымбай ударил по струнам. Запел…

 

22. Тайные переговоры генерала с китайским послом: продолжение.

 

         Вишневский делает карандашом на карте свои для посла пометки. Китайский посол с интересом изучает русскую военную карту. Кивает головой.

Китайский посол: …Большая Орда нам приносила немалую выгоду и пользу, господин генерал…

Вишневский: …А мы это знаем, вы пересылали через продажных волостных в Россию опиум, не правда ли?.. Теперь этого не будет… Будем торговать честно: на взаимовыгодных условиях. Никакой контрабанды.

Китайский посол согласно кивает головой.

Вишневский: …Вы знаете, у русских есть пословица: соседей не выбирают – соседей Бог дает… Мы хорошие, и надежные будем вам соседи, а поэтому у нас к вам есть просьба.

Китайский посол: …Конечно-конечно, господин генерал! Говорите…

Вишневский: …Мы просим высочайше императорскую династию Цин не впускать при случае на территорию Кашгарии мятежного хана Кенесары… А тут мы с ним сами справимся.

Китайский посол (качает головой): …Это прерогатива пекинского двора, генерал… Я сожалею, но моя компетенция на это невозможна…

 

 

 

23. Янушкевич и Кушбек  скачут в аул Таттимбета: погоня.

 

         Султан Кушбек сильно шпорит коня. Бьет его по бокам камчой. Его перепуганный белый аргамак буквально летит над землей, едва касаясь копытами степной травы.

Небольшая свита Кушбека едва поспевает за хозяином. Тоже неистово стегают лошадей – от страха перед преследователями вовсе отпустили свои поводья, отдались воле судьбы, выносливости своих коней.

А Янушкевич отстает от них. Он ещё плохой наездник и у него никудышний, слабый конь…

         Адольф отстает. Кричит Кушбеку, чтобы они его не бросали. Но тот не слышит, не хочет слышать и сам быстро удаляется от погони. Свита султана пытается отстреливаться. Но делает это совсем неумело. Все бегут от жестокого преследования.

         Янушкевич чувствует приближение погони. Оглядывается: кто они? Летучий дозор хана Кенесары?

         Видит, впереди всех на него летит молодой джигит в доспехах. Он медленно приближается и вот скоро обрушит на голову Янушкевича свой айбалта, который уже он для удара занес над головой. Лицо джигита приближается.

         Он сровнялся с конем Адольфа. Скачет рядом. Возможно, сейчас он передумает его рубить, а просто возьмет его в плен. Его рука уже рядом – она легко дотянется до уздечки лошади Янушкевича. Но только теперь и сейчас Янушкевич узнает в лицо со шрамами настигающего его джигита!

         Это он!.. Это тот джигит, которого зарубили русские казаки в скоротечном бою на степной дороге! Это тот джигит, которого старый казак после приволок арканом к ногам генерала! Тот, которого после казак хотел заколоть, но Янушкевич его защитил и, разорвав свою сорочку, перевязал раненного. Раненного воина-джигита казаки бросили умирать в степи…

         Янушкевич узнал его. Узнал в казахском чапане своего спасителя Янушкевича и сам джигит. Он изумленный вскинул свои брови и ударил ладонью себя по колену…

Натянул свои поводья. Конь его стал сбавлять скорость, а потом и вовсе остановился - повернул назад.

         Джигит поднял руку. Преследователи стали возле него останавливаться. Погоня прекратилась…

         А Янушкевич продолжат бешено скакать вперед. Вот он миновал холмы и вскоре выехал в долину. Здесь располагался аул волостного и кюйши Таттимбета. У аула его ожидают Кушбек со свитой.

Кушбек: …Янушке, жив?!. Хорошо!... (криво усмехается, смущен немного)… Кунанбай говорит, жизнь казаха в руках у Бога, а я считаю, она в ногах у его коня, не правда ли?...

Янушкевич (недовольно отвечает): …Вы правы, султан, у бия главное -голова, а у  - зайца - ноги…

         Кушбек понял грубый намек, но промолчал. Дальше они едут молча. Въезжают в аул.

 

24. В юрте кюйши и волостного Таттимбета Казангапова.

 

Янушкевич, султан Кушбек со своей свитой прибыли в аул Таттимбета. Спешились. Привязали коней к коновязи. Идут в главный дом волостного и кюйши. Янушке размышляет не только о добром начале человеческой души. Он думает и об истоках зла. Его интересуют и эти потемки души степного человека. Он посматривает сейчас на такую гнусную личность этой жестокой эпохи – ага-султана каркаралинского уезда Кушбека, который так не любил в человеке человеческое, что ленился при встрече даже подавать для приветствия руку. Кушбек демонстрировал неуважение к окружающим.

         Поэт и композитор, волостной Таттимбет знал Кушбека и открыто его презирал. Но обстоятельства их сейчас вновь сталкивают. Хозяин юрты наблюдает, как входят гости. Кивает им головой. Султан Кушбек решает продемонстрировать здесь свое превосходство. Он широко улыбается и протягивает Таттимбету кончик своей трости. Возникает неприятная пауза. Гости и хозяева дома понимают, что теперь будет скандал.

Султан Кушбек: …Ассалам уагалейкум, уважаемый Таттимбет!.. (протягивает хозяину свою трость)… Сам генерал нас прислал - сообщить тебе высокую честь. Он лично приглашает тебя на великий курултай -собрание всех мужей Большой Орды на реке Лепсы!.. За такую весть ты должен нам суюнши!..

         Так грубо и бесцеремонно он начал говорить, вместо того, чтобы соблюсти степные традиции и начинать разговор издалека. Это тоже входило в план Кушбка задеть хозяина дома побольнее.

         Однако, Таттимбет не ответил. Он, опустив голову, покачал головой, промолчал. Но после приветливо сам протянул руку Янушкевичу. Улыбнулся ему широко. Он сделал вид, что сейчас, здесь он не замечает присутствия Кушбека. Начал расспрашивать Янушкевича.

Таттимбет: …Много наслышан о тебе, Янушке… Узун-кулак бежит впереди твоих добрых дел и слов!... Скитаешься по степи? Считаешь в степи баранов и коров? А скажи, случайно, не приходилось ли тебе в этих краях встречать ослов?!.  Они такие хвастливые и очень глупые животные…Все, чем они могут кичиться, так только длинной тростью у себя между ног?..

Янушкевич (усмехнулся краем губ): …Валейкум ассалам, Таттимбет!.. В степи таких животных я видел мало… Но разве то - есть трость у них между ног?.. Не знал я, что это называется таким словом - трость… Я думал, то есть такой предмет, который называется иначе и может он от осла производить только осла!...

         Таттимбет искренне расхохотался над ответом Янушкевича. Замечательное сравнение!..

Нахохотавшись вволю, хозяин юрты – волостной Таттимбет повернулся к султану Кушбеку и сказал он ему так.

 

Таттимбет: …                 Кушбек! Свою палку убери,

Ну-ка, быстро, раз, два, три!

И свои кривые ноги

Тоже лучше подбери.

Я тебя ничем не хуже,

Даже власти разум нужен.

Как ты там ни говори.

 

         Таттимбет вытер платком слезы из глаз. После протянул руку к домбре, обернутой мокрой ткань. Достал ее. Попробовал струны. Но домбра издала дряхлые звуки. Таттимбет тяжко вздохнул. Погода была предгрозовой. По такой причине домбра иссохла…

Таттимбет: …Не могу я вам дать сейчас свой ответ… Слышите же, моя домбра потеряла голос… (сердито рявкнул)… Идите… Ждите… Гроза прольется и мы тогда вам скажет свой ответ…

         Янушкевич и Кушбек вышли из юрты. Султан был сильно расстроен. Он стал нервно ходить вокруг юрты. Хлестать кончиком трости свои пропыленные сапоги. Таттимбе его основательно проучил и опозорил в глазах свиты и посторонних…

         Янушкевич отошел в сторонку. Сел подле коновязи. Посмотрел на затянутое тучами небо. Надвигалась сильная гроза…

Над степью парило предгрозовое марево. В воздухе застыло дыхание суховея. Домбра кюйши не могла петь. Она ещё несколько раз подала свой хриплый голос из-за открытого полога и снова умолкла. Инструменту не хватало для дыхания влажности.

- Ждите грозу! – вновь они услышали из юрты злой голос Таттимбет. – После скажу свой ответ…

Гонцы и в их числе рассерженный ага-султан Кушбек недовольные приемом злились снаружи юрты. Ждали начало грозы.

Время тянулось. Но вот в небе набежали новые свинцовые тучи.  Потом вдруг ударил резкий выстрел грома! Гроза ожила и все же пролилась на землю обильным освежающим ливнем.

Гонцы промокли под обильными небесными струями до нитки. Наконец, услышали, как Таттимбет в юрте настраивает домбру. У домбры начинает «прорезаться» голос. Все ринулись внутрь юрты.

Таттимбет презрительно оглядел мокрых гонцов и ненавистного султана Кушбека. А потом начал неспешно играть новый скорбный кюй. В музыке все было ясно и понятно сказано: что теперь твориться в казахской степи – всюду враг, везде происходит насилие над человеком. Таттимбет играет новый - самый великий кюй о казахской степи. Вскоре он закончил играть и сказал.

Таттимбет: …Вот вам мой ответ. Идите и всем расскажите об этом!

 

25.Султан Барак и Янушкевич собирают коней для смотра.

 

         Янушкевич и султан Кушбек со свитой скачут от аула Таттимбета. Адольф ещё слышит в ушах новый замечательный кюй Таттимбета и мысленно сочиняет письмо своим друзьям в Тобольск.

Третье письмо Янушкевича: … Дорогие друзья в далеком Тобольске!.. Когда один из вас выдает сторожам финансового управления нитки и свечи, а другой рассылает во все города и городки Тобольской губернии записки, я в это время играю роль дипломата и странствующего рыцаря. Сегодня, например, я писал трактат о мире между русским государством и Казахскими Ордам. А завтра – Аттан! – на коня и с пистолетами за поясом, с ружьем за плечами, с камчой в руке марш на границу Большой Орды!.. Здесь, на моих глазах происходит крутой поворот истории: в тысячелетиях скакавший вольно в ковыльных степях дикий конь попадает в лапы русскому медведю, а из его когтей бедное животное хочет вырвать и поглотить китайский красный дракон…

Но что бы там ни было, у меня здесь деятельная жизнь, полная опасностей и лишений, она имеет свое поэтическое впечатление, и оно пришлось мне по вкусу. Простой народ меня уважает, и даже скажу – любит. А это много стоит!..  К стати, будет новая почтовая оказия, я вам опишу две ярчайшие фигуры казахской степи: богатыря и султана Барака и степной пророка Кунанбая. Они непременно войдут в историю – два преданных сына своего Отечества…

 

*                                          *                                           *

         Султан Барак как всегда в сопровождении своего небольшого военного отряда, и Янушкевич намётом скачут на вершину холма.

Барак: …Генерал мне поручил лично собрать лошадей для смотра казахского войска на конгрессе. Мы с тобой, Янушке, должны собрать одинаковых и сильных коней…

Янушкевич: …В этих аулах я переписывал лошадей, султан… Помню, хорошие лошади: много высоких, донской кавалерийской породы… Думаю, они подойдут…

Барак (задумчиво): …Я так не думаю… Казачий донец высокий… Но Чингисхан предпочитал монгольскую лошадь. Знаешь почему?.. Монголец-жабы неприхотлив, вынослив. Он сам себя пасет, добывает подножный корм даже под снегом… У монгольской лошади главный не табунщик, а сам вожак-жеребец табуна…Поэтому у Чингисхана войско была быстрым и никогда не было обозов с сеном и фуражом…

         Всадники выезжают на вершину высокого холма. Останавливаются. Перед ними раскинулась неожиданно удручающая картина: в долине дымился разграбленный аул…

         Султан и Янушкевич тревожно переглянулись.

Барак: …Что это?.. Здесь буд-то побывал набегом враг?..

Янушкевич: …Это есаул Нюхалов и его мытари…

Барак: …Дело рук есаула?!.

         Они дальше едут молча. Барак о чем-то размышляет. Затянувшееся молчание прерывает Янушкевич. Он спрашивает султана.

Янушкевич: …Султан, генерал сильно ругает хана Кенесары. А как вы к нему относитесь?

Барак (выразительно смотрит на него): …Хан Кене не желает плохой дружбы… Разве это не ясно?.. (показывает рукой на разграбленный аул)… Вот, смотри…

Янушкевич: …Но Россия защитить вас от Хивинцев, Коканда… Китая…

Султан Барак: …Вот таким образом?.. Защищать?..

         Султан Барак сердито смотрит на Янушкевича. Задумчиво крутит ус… Дальше они некоторое время едут молча.

Султан обратил внимание на большую груженную пограничными столбами подводу. Она застряла в грязи степной дороги. Казаки пытаются вытолкнуть подводу из лужи. Возница нещадно хлещет запряженную пару лошадей хлыстом.

Кони напрягаются, приседают – силятся вылезти из грязи, но рвут постромки. Потом от неловких усилий животных ломается оглобля…

Султан Барак качает головой. Спрашивает Янушкевича.

Султан Барака: …Куда они везут русские столбы?.. Это территория Большой Орды…

Янушкевич: …Генерал приказал их доставить на внешний периметр границы Большой Орды с Китаем…

Султан Барак: …С Китаем?.. (он задумался)…Но зачем?!.

Янушкевич: …Большая Орда тоже присоединяется к России…

Султан Барак (взрывается): …При-соеди-няется!.. Но не подчиняется вся ей!..

Янушкевич: …Русские принесут в степь цивилизацию, культуру, султан!

Султан Барак: …Цивилизацию?.. Грабить казахов, насиловать детей – это ты называешь цивилизация?.. Это какая такая у них культура?.. Ты, Янушке, вижу, я - ещё глуп и наивен!.. Мы добровольно подали прошение к присоединению к царю, но это не значит, что мы будем в положении быдла?!.. Русский царь он что, забыл Чингисхана? Забыл Джучи?.. Он забыл, кто такой Батухан?!. Мы – не кучки безлошадных казахов. Мы – миллион сабель, и мы способны дойти до Европы, если на то потребуется!.. Мы присоединяется не для защиты, а для прогресса, для жизни, черт вас побери!..

         Султан Барак сильно разгневан. Долго молчит, опустив поводья коня.

Вскоре они приближаются к следующему аулу, и он тоже, оказывается, разграбленным и опустошенным набегом переписчиков- казаков…

Барак: …Здесь тоже побывала твоя цивилизация!?..

         Они дальше едут по аулу. Всюду разорение. Плачут дети и женщины. Султан останавливается перед ними. Спрашивает.

Барак: …Перестаньте рыдать!.. Худшие времена ещё не настали… Где ваши мужчины?..

         Люди ему не отвечают. Султан Барак понимает: мужское население ушло к повстанцам, а те, то ещё оставался в ауле, закованы в кандалы мытарями и их увели под конвоем казаки…

Плачущая женщина (кричит): …Султан Барак! Какие худшие времена нам ожидать, если к зиме мы остались без скота?!. Худшие наши времена уже на пороге – мы все умрем с голода!..

         Султан Барак вздрогнул от этого женского крика. Нахмурился. На его смуглых скулах заиграли желваки. После он ответил ей.

Барак: …Вы не умрете от голода!.. Это вам говорю я – султан Барак, сын Наймана, потомок Чингисхана… Я верну ваш скот. Я найду ваших мужчин… Ждите меня!..

         Султан Брак сейчас крайне разгневан. Он круто поворачивает своего коня. Поднимает руку своим сарбазам и дает всем направление в сторону пыльного облака на горизонте. Пускает коня вскачь.

          

26. Последняя қарымта батыра и султана Барака.

 

Кони поскакали. Янушкевич тоже скачет с ними. Он нагоняет на своем полудиком айгыре Барака и кричит ему.

Янушкевич: …Султан!.. Что вы задумали?!. Этого нельзя делать!.. Генерал вас накажет – арестует и предаст вас военному суду!..

         Но предостережения Янушкевича на Барака не производят впечатления. У султана безумно блестят хищные глаза. Он склонился над гривою коня - скачет. Барак будто помолодел и сейчас, гарцуя игриво, торопит коня.

Он дико завизжал и прокричал всем о начале их набега.

Барак: …Қарымта!.. Джигиты!.. Пусть казаки обмочатся в штаны!.. Покажем им что такое - наша қарымта?!.

         От дикого крика султана конь под ним даже присел, а после рванул ещё стремительней вперед. Чапан на спине султана вздулся парусом-пузырем. Ему кто-то из его джигитов бросает большой шокпар. Дубина описывает в воздухе дугу. Барак ловко ее ловит. Одевает на запястье сыромятный ремень рукояти шокпара, поднимает над головой свое грозное оружие.

Барак (дико орет): …Алга!.. Найман, алга!..

         Дикое возбуждение мгновенно передалось всем джигитам. Они, привстав на стременах, закричали и пришпорили своих коней. Дробный цокот копыт наполнил воздух.

Замелькали лошадиные ноги. Засвистели джигиты, обнажая спрятанное оружие под халатами. У одних в руках заблестели сабли, шокпары, айбалта, секиры.

А у вторых в руках появились куски толстого аркана по два-три метра. Странно, зачем в набеге нужны веревки?

         С высоты полета беркута мы видим уходящий конфискованный огромный табун лошадей. Его отчаянно гонят казаки, едва справляясь с таким большим количеством животных. Казаки скачут, заходят к табуну то справа, то слева – стреляют в воздух из карабинов. Лошади шарахаются – мечутся между ними. Но бегут вперед…

         К табуну приближается, нагоняет отряд султана Барака. Қарымтачи не сговариваясь, разделяются на две группы: первые летят прямо в столкновение на казаков, а вторые – размотав арканы и размахивая ими – скачут вокруг табуна. Они замыкают большой круг. Табун ошеломлен налетом. Кони испуганные ржут. Топчут друг друга…

         Первая группа қарымтачей вступает в бой с казаками. Зазвенели шашки и секиры. Тяжелые шокпары стали ходуном ходить по спинам казаков. Казаки принимают круговую оборону. Отстреливаются, отбиваются от нападающих.

Вторая группа қарымтачей дождалась этой ситуации. Поскакала вокруг казаков  каруселью – завертела и закружила их. А после ловко стали бить арканами по ногам казачьих лошадей.

         Казачьи кони запутывают в арканах себе ноги. Ржут дико. Падают. Казаки вылетают из седел. Катятся кубарем в пыль. Қарымтачи охаживают их камчой. Бьют безжалостно по головам, по спинам, по ногам…

         Казачьи лошади, оставшись без своих седоков, бегут прочь – кто куда…

Меткими ударами камчой қарымтачи ловко выбивают из рук казаков их карабины. Отнимают их. Свистят. Визжат. Дико кричат. Давят копытами врага. И угоняют от них весь обезумевший табун…

         Есаул Нюхалов валяется в пыли. Вскакивает. Бежит прочь. За ним бежит хорунжий Казачинов, Стеклов и Трусов. Они что-то кричат, матерятся. Прячут в ладонях лица, чтобы свистящие плети над головами им не выбили окончательно глаза.

Пыль рассеивается. Казаки видят: они живы и почти целы, но они без своих лошадей – сбежали, а конфискованный у местных аулов табун уходит с қарымтачами к горизонту…

Казаки пытаются поймать своих коней… Есаул Нюхалов сотрясает вслед қарымтачей кулаками. Кричит в историке…

Нюхалов: …Барак!.. Янушкевич!.. Вы нам ещё заплатите! Своей кровью умоетесь!.. Я всех!.. Я все аулы ваши разорю!..

 

27. Ночные гости Янушкевича.

 

         Янушкевич улыбнулся гостье. Это была молодая женщина -сказительница Джазык. Ей лет около тридцати. Она слепая. Протянув руки вперед, женщина ищет опору. Янушкевич подставляет ей свою руку. Проводит на почетное место. Усаживает на подушки.

Янушкевич: …Здравствуй Джазык!.. Я много слышал о твоем таланте певицы-сказительницы и вот очень рад знакомству. Ты у меня в гостях…

         Женщина улыбнулась просто и искреннее. Тоже кивнула для приветствия головой.

Джазык: …Я тоже слышала о вас, Янушке… В степи мало кто жалеет бедного казаха как вы… Так люди говорят…

         Янушкевич смущенный улыбнулся. Налил ей полный тостаган кумыса.

Янушкевич: …Сегодня свежий и как никогда хороший кумыс. Пейте…

         Джазык пьет маленькими глоточками напиток. Соглашается: кумыс, действительно, сегодня очень хорош.

Янушкевич: …Спойте мне ваши самые лучшие песни…

         Джазык продолжает пить кумыс. Согласно кивает и начинает петь, раскачиваясь на месте.

Джазык (тема песен): …Рада приветствовать вас, Янушке, рада петь вам о нашей жизни. Она – неприветлива стала в последние дни, как при асессоре и полкундыке, «камча-майоре», которые грабят и бьют всех нас…Я вам спою все, о чем знаю, а вы не судите меня строго, потому что я молодая, слепая и совсем темная я… Что вы хотите услышать?..

Янушкевич: …Спой мне, милая, «Ала-Тау денсу»…

Джазык: …Это песнь о горьком пребывании нашего рода в изгнании… (начинает петь)… (тема сказания) «…Издавна занимали мы земли тут, лучшие земли на свете, потому что нигде нет такого воздуха, такой воды, таких пастбищ, как в нашем каркаралинском краю, нигде нет таких конских табунов, коров и баранов, таких керкей (коз) тонкошерстных, такого кумыса… Жили мы свободно, спокойно, ни от кого не зависели, под управлением наших собственных биев. Но нас начали угнетать султаны, эти каскыры – ели нас, накладывая все больше податей… Наш предводитель Чон не давал нас угнетать, но он умер. А султаны сговорились с русскими, ослепленные блеском золота, предали нас невинных…Урусы отняли наши земли, а нас прогнали прочь, и мы ушли к горам Ала-Тау – печальную страну нашего изгнания… Жили мы там и вздыхали и плакали по нашей каркаралинской земле. Поэтому мы вернулись снова сюда в рабство, но мы не могли бросить нашу родину…»

         Наступила пауза. Янушкевич задумался. Хорошая и печальная песня…

Янушкевич: …Печальная песня. Я хочу ее записать… А скажи, милая Джазык, есть ли у тебя песня про хана Кенесары?

Джазык: … Ещё нет… Но я сочиню ему песню…

Янушкевич: …Но зачем, Джазык? Он же такой жестокий! А присоединение к России приносит пользу казахам…

Джазык: …Хан Кене у меня в сердце… Пусть ветер Самал его пожалеет…

Янушкевич: …Он восстал против государства-исполина, имеющего огромную силу военного и экономического принуждения. Стоит ли ему сопротивляться судьбе истории, прогрессу? Жестокость хана безмерна. Политика неразумна. Война направлена в тупик…

         Джазык ставит на кошму пустой тостаган. Вытирает себе губы и благодарно улыбается Янушкевичу. Кланяется ему.

Джазык: …Спасибо вам, Янушке!.. Вы меня угостили замечательным кумысом. Мне уже пора идти…

         У входа ее забирает девочка-поводырь. Они уходят. Янушкевич остается в юрте один. Сидит некоторое время недвижно. Смотрит на трепещущее маленькое пламя язычка свечи…

А после берет в руки домбру. Бренчит струнами. После пытается подобрать мелодию польской народной песни – «Шла дивчина за водой»…

 

Ретроспекция:

…Как через размытое от мороза стекло он вновь, как в Омске, увидел и услышал где-то из подсознания яркий танец польки «Шла дивчина за водой». Ее играли девушки на лютнях, а им подыгрывал на клавесине старый князь. Это было в сочельник, в большой зале, для приемов гостей, их родового имения. Маленькие детки-ангелочки местных помещиков в белых платьях с крылышками и венчиками на белокурых головах старательно водят под музыку у рождественской елки хоровод. Дети старательно танцуют польку так, как их учили гувернантки. Мило улыбаются взрослым.

… «Шла дивчина по воду…». Это фраза несколько раз повторяется – будто застревает в его усталом, воспаленном мозгу…

Янушкевич прислушался: слышит в ночи шум. Это отчего-то и вдруг - из ниоткуда в ночной мгле, возникает летучий отряд сарбазов хана Кенесары и они нападает на казачий пикет. В полной темноте слышатся крики, голоса, выстрелы, стоны раненных. Но потом снова становится очень тихо. Где-то кричит ночная птица. Подвывает ветер…

Янушкевич утром, замечает, новые и новые свежие могилы в степи. Кто их поставил? Чьи они сыны? Ему очень хочется встретиться и поговорить в бунтарем Кенесары. Но как это возможно осуществить?

 

      *                                       *                                                *

 

В ночи чья-то рука открыла полог юрты. Ударил легкий порыв ветра. Свеча погасла…

Полог юрты резко распахнулся. Внутрь ворвались какие-то люди. Набросились на Янушкевича. Повалили его. Закатали в кошму. Из опрокинутого саба - на землю пролился кумыс…

 Незнакомцы, укутанные в черные халаты, в доспехах и с оружием молча тащат Янушкевича из юрты.

         Подвели коней. Взвалили сверток на коня и спешно поскакали в степь. Но проскакав на конях несколько верст, свалили кошму с Адольфом на землю. Развязали. Поставили на ноги перед возлежавшим у древнего камня балбал своего строгого предводителя.

Лицо ночного хозяина разбойной степи осветило пламя костра. Это был сам мятежный хан Кенесары.

Хан Кенесары: …Ты хотел со мной встретиться и переговорить, Янушке? Вот я перед тобой. Говори. Задай мне свои колючие вопросы, пришелец в нашей степи.

Янушкевич: …Вы тот мятежный хан Кенесары?..

Хан Кенесары (усмехается): …Не веришь?... А ты спроси у моих сардаров…

         Янушкевич оглядывается. Видит рядом с собой знакомого джигита со шрамом. Это был именно тот юноша, которого ранили казаки в скоротечном бою и которого он после перевязывал – тот, кто недавно за ним скакал в степи у аула Таттимбета, но милостиво его отпустил…

Янушкевич: …Узнаю вот этого джигита… Он был ранен, и его казаки хотели заколоть. Но я его перевязал… Но почему, хан, вы воюете с государством-исполином? Ваши силы явно – неравны. Вы погубите свой народ…

Хан Кенесары: …Узун-кулак приносит вести в степи. Он тебе тоже говорит: мейрімді, адал, адәьгершікті деп әйтып жүр жүрт сені… Так о тебе говорят, Янушке… Но скажи мне больше: кто ты?..

Янушкевич: …Спасибо за хорошие слова, хан... Я – поляк. Политический ссыльный...

Хан Кенесары: ...За что тебя сюда сослали?

Янушкевич: ...Мы боролись на независимость моей родины - Польши...

Хан Кенесары: ...Вы победили?.. (пауза)... Ты сам, Янушке, ответил на свои ко мне вопросы: ты боролся за независимость своей родины... Вас было очень мало, но вы боролись... Такую цель преследую я тоже!.. Нас ещё мало, но казахская степь была и будет свободна!..

         Между ханом Кенесары и Янушкевичем снова повисает пауза. Сарбазы готовятся к  новому ночному походу. Им нужно снова куда-то спешить. Седлают коней. Янушкевич понял, что хан Кенесары – он тот человек, что и он сам – борец за лучшую долю униженного своего Отечества.

         К хану Кенесары подводят красивого, статного коня. Янушкевич его узнал. Это был тот самый конь-текинец.

Кенесары встал. Кивнул на прощанье Адольфу. И сел на своего боевого коня.

Хан Кенесары: ...Рад был с тобой познакомиться, Янушке!.. Прощай!..

         Знакомый джигит со шрамом подвел к Янушкевичу коня. Передал ему поводья. Улыбнулся. После поскакал вслед за отрядом.

Ночные сарбазы в сопровождении своего хана ускакал в ночь...

 

28. Торжественная встреча русского посольства с  Большой Ордой.

 

Военное русское посольство армадой движется по степи и прибывает в урочище Ой-Джайлау на реке Лепсы. Здесь по планам военного посольства пограничного управления начнется грандиозная подготовка к проведению исторического события – конгресса, встречи представителей России с султанами Большой Орды. Сюда же уже пришли представители от Малой и Средней Орды. Всадники числом около 700 сабель идут впереди. Замыкают шествие, груженные караваны верблюдов, несущих на себе юрты и другую поклажу.   

         Поручик Казачинов с казаками располагается на холмистой возвышенности. Здесь они устанавливают важный политический русский аргумент – две артиллерийские пушки, направленные в южную и северную стороны. Там, под прицелами, разбиты уже лагеря Малой и Средней Орды. Отдельно, в южной части долины, расположился лагерь Большой Орды.

Казачинин проверяет наводки - остается удовлетворенным. Выставляет артиллерийские расчеты и к ним прибавляет охрану, взвод казачьей кавалерии.  Пушки видны со всех сторон: преимущества русской силы выразительны и очевидны…

В центральной части долины идет подготовка места для торжественной встречи. Из походных аулов Малой, Средней и Большой Орды джигиты несут по семь (святое число) свернутые в рулоны ковры - сырмаки с национальными орнаментами. Их расстилают в определенном порядке: слева - Малая, справа - Средняя, в центре - Большая орда. Янушкевич засмотрелся на это узорчатое, разноцветное великолепие.

В центр лобного места выходит мулла. С северной - приходит свита из посланников Младшей и Средней Орды. А с южной – родоначальники Большой Орды. С западной – военная свита русского посольства во главе с генералом Вишневским.

Военный казачий полк выстроился с запада и востока. Север и юг заняли сарбазы казахских войск.

Военная рота казаков забила тревожную призывную дробь «Сбор»!..», а потом – «Внимание»!.. Потом барабаны резко смолкли. Наступила тишина.

В центр ковровой площадки вышел и сел мулла. Он поднял руки и «запел» молитву начала мероприятия…

Мулла (зычный голос): … (молитва)…

По северной стороне расположились 700 спешившихся всадников – послов из Малой и Средней Орды, а с южной - султаны и ханы Большой Орды. Зачитывается прилюдно и громко Просьба Большой Орды, доставленная в Омск султаном Мауке для русского царя о желании вступить в российское подданство. Прошение слушают все в гробовом молчании под безразличные звуки мирной степной цикады. Высоко в  небе кружит беркут…

Толмач-казах (очень громко читает): «…Мы, нижепоименованные султаны и бии Большой Орды, родов: дулатовского, албановского, уйсуновского, чапраштинского и джалаирского приложили свои печати и тамги в том, по единодушному совещанию и нашем обще с старшинскими султанами Каркаралиского, Аягуского и Кокбектинского округов, в присутствии состоящего в должности пограничного начальника сибирских казахов г. Генерала-майора и Кавалера Вишневского мы положили с непоколебимой твердостию: …будущее время обязуемся не делать между казахами Средней Орды противузаконных поступков, барантов, грабежей и краж и свято сохранять заключенную дружбу и мир между обоими жузами… Мы так же положили с непоколебимой твердостию: мятежного султана Кенесару Касымова и его приверженцев, пришедших на наши места, как нарушителя общественного спокойствия, считать врагом нашим, не иметь с ним никаких сношений, и, чтобы как он, Кенесары, так и его приверженцы, не находились на занимаемой нами местах, если же теперь, а равно и по удалении его от нас, заметим или услышим о враждебном его предприятии против казахов Средней Орды и особенно  близлежащих округов, то обязуемся тотчас извещать их Для предупреждения злодейских покушений мятежника…»

         Вновь забили барабаны. Дробный звук бежит по рядам и напряженным лицам присутствующих… Посланники Малой Орды, посланники Средней Орды, представители Большой Орды…

         Среди гостей находится волостной Кунанбай Ускембаев. Он хмуро слушает Прошение. При словах о хане Кенесары Кунанбай в сердцах переламывает свою дорогую камчу. Опускает к земле глаза. Он, молча, плачет…

         Бегущую слезу Кунанбая замечает султан Кушбек – его враг. Он толкает локтем Буленя и Барака. Усмехается. Слезу Кунанбая замечает стоящий поодаль генерал Вишневский. Он хмурится. Поджимает свои тонкие губы.

Генерал громко говорит всем.

Вишневский: …Добровольно ли вы присягаете русскому царю в своем подданстве?!

Султан Мауке (выкрикивает): …Добровольно!

 Ему кивают несколько ханов и султанов Большой Орды.

Голоса султанов: …Добровольно…

Вишневский: …Объявляете разбойника Кенесары своим врагом?! Отказываетесь ему помогать?!

Султан Мауке: …Казахи Большой и Малой и Средней Орды - все едины: объявляем общим врагом любого, кто пойдет против своих…

         Потом вперед выходит султан Большой Орды Али. Поднимает руку для привлечения к своим словам внимания. Говорит.

Султан Али: …Когда приходим к воде, мы не можем перейти без лодки; входим в лодку с боязнью, но, сев в нее, доверяемся ей и плывем. Так и мы: ищем берега, нашли лодку; ты — это лодка, доверяемся тебе и плывем…

В глазах Кунанбая заблестели и застыли слезы. Он, взывая к Богу, распростер немые свои руки к небесам.

Вишневский: …Прекрасно!.. (перекрестился)… Тогда закрепим свою всеобщую волю! Помолимся Богу!..

         Мулла встал на ноги. Приложил к голове ладони. Прокричал зазывный азан. Запел молитву Аллаху… Все участники конгресса упали лицом ниц. Начали молиться.

         Вишневский кивнул головой поручику. Тот принес дары султанам и ханам Большой Орды. Денщики стали разносить подарки. Волостному Кунанбаю достается позолоченная табакерка. Он принимает ее. Отворачивается от любопытных взоров. Склонился к уху нукера. Шепчет ему.

Кунанбай: …Скачи к купчихе Керимовой. Загрузи караван… Все, что полагается соберите… Вот, передай ей деньги… (передает нукеру сверток в платке)… Она знает, что отправлять… А доставишь, скажи Кене, Кунанбай – казах, это мой ему базарлык… Иди…

 

29. Побег влюбленных Айбека и Джамили.

 

         Безлюдная долгая степь. От вечернего зарева она кроваво – красная и зловещая. Посреди степи стоит одинокое дерево. Её ветви и листва тоже насквозь пронизаны красным светом. К дереву скачет одинокий всадник. Это беглый юноша-раб Айбек. Он только что ушел от погони судебного пристава. А теперь торопится на встречу с любимой.

С противоположной стороны к вечернему красному дереву бежит Джамиля. С её хрупких плеч слетает белый платок. Но она этого не замечает. Спешит поскорее встретить своего юношу на условленном месте.

Юноша Айбек ранен. Из разорванной в клочья рубахи на груди сочится кровь. Кажется, вот-вот и юный джигит упадет на землю.

Джамиля (кричит): …Айбек!.. Айбек!..

Батыр шпорит коня. Спешит…

Со стороны из укрытия выскакивает засада. Это слуги султана Кушбека. Они скачут в сторону молодых.

Айбек успевает первым доскакать до девушки. Она взбирается на круп лошади. Айбек шпорит коня. Они скачут прочь от красного дерева.

Но погоня только начинается. К преследователям присоединяется отец девушки. Султан Кушбек разгневан выбором и настойчивостью дочери. Он кричит слугам.

Султан Кушбек: …Догоните же их!.. Догоните!..

         Айбек поворачивает коня в сторону гор. Там он надеется, что им удастся скрыться от преследователей. Но юноша ошибается: горы приближаются неприступной отвесной стеной. Позади остается степь, и сухой камыш по руслу пересохшей речки…

Султан Кушбек (в страшном гневе): …Не можете их поймать – тогда сожгите их огнем!..

         Слуги бегут с факелами по степи. Поджигают сухую траву и камыш. Пламя быстро возгорается. Поднимается высокой стеной. Гудит. Бушует и бежит в сторону беглецов…

 

30. Набег мытарей на аулы султана Барака.

 

         Есаул Нюхалов скачет на белом коне в сторону аула Барака. За ним едва поспевают его казаки: поручик Казачинин на гнедом коне, заседатель-хорунжий Стеклов на вороном жеребце и на бледном мерине мчится асессор Трусов. Казаки хлещут коней. Торопятся застать врасплох табунщиков Барака.

         Им навстречу скачут табунщики и охранники. В руках у них шокпары. Происходит скоротечная стычка. Охранники падают на землю, сраженные выстрелами из карабинов. Последнего раненного джигита Нюхалов сражает шашкой. Всадник падает на землю…

         Казаки Нюхалова овладевают табуном. Гуртуют его, а потом направляют вожака животных на запад. Диким криком, визгом и воем сопровождается угон табуна от аула Барака. Под копытами сотен ног лошадей мелькает высохшая степная трава.

 

31. Беглые влюбленные окружены огненной стеной.

 

         Айбеку и Джамиле становится теперь все ясно: они попали в ловушку. Из огненного кольца им не удастся вырваться. Отступать или бежать им теперь некуда. Айбек кричит девушке.

Айбек: …Мы погибнем, Джамиля!.. Оставайся!.. А я буду прорываться через огонь!..

         Девушка рыдает. Она не хочет расставаться с любимым. Крепко обнимает его сзади. Прижимается лицом к его спине…

Джамиля: …Нет!.. Не оставляй меня!.. Мы будем вместе!..

         Тогда Айбек пускает коня прямо в огненную стену. Конь храпит. Таращит глаза. Но юноша его бьет и заставляет скакать в дымный просвет между бушующими языками пламени.

         Обезумевший от страха конь мчится в огонь - к своей смерти…

         Огненная стена поглощает в себе всадника с девушкой. Фигура всадника и седоков окутывают жаркие языки пламени. Всадники и сам конь превращаются в скачущий огненный факел. Через мгновение все они исчезают из реального мира как дым и отчаянный крик двух молодых влюбленных сердец.

Голоса: …Айбек!..Джамиля!..

         Огненная стена гудит и поднимает выше и выше…Уходит дальше, оставляя после себя черную дымящуюся землю.

    На выгоревшую траву медленно падает пустое шелковое платье Джамили. Катится в сторону ее головной убор – саукеле. Из него выбегает перепуганная перепелка и продолжает по инерции бежать прочь…

Голос перепелки: …Спать пора!.. Спать пора!..

 

32. Кони топчут напавших на табун мытарей.

 

         Перед скачущим табуном возникает огненная стена. Кони шарахаются. Резко поворачивают в сторону. Теснят друг друга и выталкивают своих погонщиков-похитителей в огонь…

         Четыре зловещих всадника не могут никак увернуться от злого рока – их несет в самую середину огненной стены. Крики. Пламя пожирает их…

 

33. Черная степь: возвращение Янушкевича домой.

 

Четвертое письмо матери Янушкевича: …Милая моя мама! Судьба и молитвы ваши услышал Бог! Меня и вас за минувшие 25 лет услышали – мне разрешили вернуться в Польшу. Значит, моя жизнь ещё не закончилась? Я увижу вас и крепко обниму?..

Но мне казалось, что я здесь, в казахских степях, останусь навсегда. Впрочем, это так и есть – моя душа и сердце мое породнились с этим суровым краем и этими милыми мне людьми. Я полюбил этот народ всем сердцем, всей душой – его радости и боли стали для меня близки и понятны…

Здесь, милая мама, я стал свидетелем высокой, но трагической любви. Этот случай достоин пера Шекспира и Байрона: высокая, чистая и возвышенная любовь была растоптана Злым роком. Они сгорели в пламени степного пожара и после них здесь все умерло!.. Степь вся покрылась черной сажей: ни живой травинки, ни одного звука птиц или шмеля… Все сгорело дотла… Я возвращаюсь домой по такой черной, выжженной степи. Неужели природа не проснется и не исправит ошибки глупых и злых людей?..

Янушкевич останавливает тарантас. Идет по выжженной, черной степи, поднимается на гору, из-под ног вдруг выпархивает одинокая перепелка…

Поднявшись на вершину вдруг и неожиданно увидел пробудившуюся весенняя степь – изумрудную траву, которая колышется от легкого ветерка до самого горизонта в цветущих в тюльпанах …

Янушкевич, изумленно застыл на месте. К нему скачут люди. Кто они? Наверно, волостной Кунанбай прислал в дорогу гостинцев: мяса, кислый курт, кумыса…

Так оно и есть, в тарантас уложили много всякой снеди. Заботливо бросили сверху роскошную волчью доху.

- Янушке, - сказал кто-то из людей, указывая рукой далеко за горизонт на Запад. – Ты едешь домой… Казахи желают тебе в счастливого пути.

- АК ЖОЛ!..  

Что это? Что он сейчас видит? Пара юношей развернули на степном ковре из красных тюльпанов огромный рулон белой материи в сорок шагов, символизирующей для путника чистую дорогу домой.

У Янушкевича перехватило от чувств горло. Закашлялся. Белое полотнище на красных тюльпанах нему напомнили красно-белый флаг его Родины - Польши…

         Адольф Янушкевич садится в тарантас и слышал в степи с холма очень далекое и долгое эхо:

- …ЯНУШКЕ!.. ЯНУШКЕ!.. ЯНУШКЕ!..

 

 

P. S.  Эпилог: …позеленевшая на бронзе  могильная эпитафия «Адольф Янушкевич»…

 

КОНЕЦ  ФИЛЬМА