Золотая кошка (Алтын киске)

Вступление

Некоторые люди говорят, что будто бы никакой Золотой кошки и не существует вовсе. Говорят, что я сама её придумала. Странно слышать такие разговоры. Ну вы сами подумайте: как же можно придумать то, что было тысячи лет назад?! А даже если бы я её придумала, то почему же в неё верят взрослые и, надо заметить, умнейшие образованнейшие люди, которые много лет помогали мне изучать историю Золотой Кошки? Допустим, мой друг Саша Маркин – чудак и фантазёр, как и все художники, вы можете решить, что он увлёкся моей завиральной идеей и мы с ним много часов провели в разговорах о ней. Но что вы скажете о лучшем в мире учителе химии* Раисе Андреевне Коркиной, она может и чудачка, но человек научного склада ума. А ведь это именно Раиса Андреевна привезла меня в Алтайский район Алтайского края, на ту самую базу, и спускалась со мной в ту самую пещеру. И уж если говорить о самых строгих участниках этих событий, то пограничников-то точно никто никогда выдумщиками не назовёт. А ведь именно от них я услышала когда-то эту историю! Когда-то, очень-очень давно, я жила с родителями на далёкой пограничной заставе, добраться туда можно было только вертолётом. Вокруг были горы, реки и снова горы, а в окна нашего дома часто заглядывали любопытные аргали*. Иногда приезжали верхом соседки-алтайки в малахаях*, покуривали свои длинные трубки и смотрели, как я делаю мои первые шаги. Это очень важно, где и как ребёнок учится ходить. Я делала мои первые шаги по великому караванному пути, дороге сказок и легенд – по Чуйскому тракту. Так до сих пор по этому пути и иду. И именно там, в Алтайских горах, я впервые услышала про Золотую Кошку. Однажды мы летели с заставы в город к бабушке, и один добрый пограничный генерал взял меня на руки, чтобы я сидела у окна и могла любоваться красивым видом. Наш вертолёт пролетел уже половину пути, когда генерал сказал: "Смотри! Во-он, видишь? Блестит. Это она, Золотая Кошка!" А поскольку я ничего о Золотой Кошке не знала, он мне эту историю и рассказал. А потом, когда я выросла, я написала эту книгу для моих детей. И для внуков того генерала. И для всех, кто любит Алтай и Золотую Кошку.

Глава 1

Зеркало разбилось в среду. Стеклянные брызги со звоном полились на пол. Катя смотрела на водопад осколков, не в силах отвести взгляд. Прибежала мама, обняла: – Девочка моя! Как ты меня напугала! С тобой всё в порядке, ты не порезалась? – она осмотрела Катины ладошки.

 – Мам, да я вообще не при чём! Оно само, – оправдывалась Катя.  – Я к нему даже не подходила. А оно как зазвенит, как лопнет… – Девочка всхлипнула.

– Так бывает, – кивнула мама. – Просто это очень старое зеркало. Оно досталось мне от бабушки, а ей от её бабушки, а ей…

 – Ой, что это?! – перебила Катя.

 – Где? – оглянулась мама.

– Да вот же. Мам, посмотри, в зеркале что-то непонятное.

Мама обернулась. В рассохшейся деревянной раме, там, где ещё совсем недавно красовалось старинное зеркало, а теперь, ощерясь клыками осколков, зиял провал, выделялось светлое прямоугольное пятно.

– Это… бумага? – удивилась Катя, глядя на плотный желтоватый лист.  – А выглядит как ткань.

 – Она похожа на старинный пергамент, который папа нам в музее показывал, – заметила мама, подходя к зеркалу.

Они долго разглядывали странные закорючки, стрелочки и рисунки.

– Ничего не понимаю, – вздохнула Катя.

– По-моему, вот река, вот лес, вот люди. А это… кошка? – растерялась мама. В уголке листа улыбалась, выгибая позолоченную спину, нарисованная кошка.

– Мам, а тебе не кажется, что это карта?

– Наверное, так и есть, – согласилась мама и они снова принялись разглядывать листок.

Затянувшееся молчание взволнованно и решительно прервала Катя: – Это точно карта! Здесь зарыт клад! Ты как знаешь, а я звоню папе.

Мама протянула ей телефон.

Глава 2

Родители Кати развелись. Что поделаешь, так бывает. Никто не виноват, просто родители оказались слишком разными. И интересы у них разные, и образ жизни. Несовместимые. Мама – модельер. Она всё время дома что-то рисует, кроит, а потом увозит разноцветные тряпичные коконы в ателье  и готовит там новые коллекции одежды. Папа – археолог. По полгода дома не бывает, уезжает на полевые работы. Это значит, что он с другими археологами с весны до осени раскапывает старинные поселения, ищет чудом сохранившиеся вещи тысячелетней давности. А мама с Катей всё лето живут на даче, цветы поливают, ягоды собирают, в пруду купаются, лягушек пугаются, ловят бабочек и помогают бабушкам. Потому что бабушки, в отличие от родителей, разводиться и не думали, а продолжали вместе Катюшу растить. Мама Катина на цветы-ягоды насмотрится и тянет её рисовать, одежду создавать. Цветочно-ягодную. А бабушки тут как тут. Катеньку покормят, сказку расскажут, молочка с мёдом дадут, рыжие косички заплетут, спать уложат, грядки польют, ягоды соберут, варенья наварят, весь погреб им заставят. А папа осенью вернётся – и варенье готово, и новый показ мод, и бабушки рады, и Катя. Одна только мама брови хмурит. Потому что у всех мужья как мужья, а у неё бродяга. Вот они и расстались. Стала Катя то с мамой, то с папой жить. Но с мамой, конечно, больше, мама ведь на полевые работы не ездит. Бабушки вздохнули и стали по очереди за Катенькой в школу ходить, обедами кормить, в музыкалку водить, уроки с ней учить и на каток возить. На то они и бабушки.

А потом наступили летние каникулы. В субботу в честь каникул устроили настоящий праздник. Бабушки напекли всяких вкусностей, мама нарядила квартиру гирляндами, в гости пришли Катины друзья, чтобы хорошенько наиграться перед долгой разлукой. В воскресенье Катя с мамой повеселились в парке, а в понедельник стали на дачу собираться. Во вторник маленький розовый автобус, работающий в мамином ателье, перевёз их на дачу. Обычно этот автобус развозит по магазинам красивую одежду, но иногда с удовольствием катается за город. На дачи, в лес за грибами, на речку купаться, в горы. На маминой работе без таких поездок нельзя, без них вдохновения нет. А без вдохновения ничего хорошего не придумаешь. Поэтому маленький розовый автобус любит выезжать на природу. Во вторник он перевёз бабушек, маму и Катю на дачу и, оставив их распаковывать вещи, укатил в город.

А в среду разбилось зеркало. Вот тогда-то всё и началось.

Глава 3

Папа с интересом выслушал Катин рассказ.

– Значит, зеркало разбилось само и внутри оказалась карта сокровищ? – улыбнулся папа. – Давай посмотрим.

Он подошёл к зеркалу и присвистнул: – Ух ты! Да это же… – Папа побледнел, протёр глаза кулаками и снова посмотрел на карту. – Это же… – голос его осёкся, и папа еле слышно прошептал: – Нонна! – шёпот перешёл в крик. – Нонна!

Испуганная мама прибежала из кухни с поварёшкой в руках.

– Что стряслось?

– Нонночка! Неси скорее фотоаппарат. Этот клад надо запечатлеть.

– Фантазёр! И Катя вся в тебя. Клады, карты, – проворчала мама, выходя из комнаты.

Через минуту она вернулась с фотоаппаратом.

– Да нет же, Нонночка, это не фантазии, – возразил папа. – Это старинный документ и я боюсь, что он рассыплется, когда мы попытаемся его прочитать.

Катя недоверчиво посмотрела на карту. Бумага, конечно, необычная. Плотная, шершавая и цвет коричневый. Когда Катя училась в первом классе и бабушка пролила чай на её прописи, они долго сушили тетрадку феном, листы в ней стали такими же бурыми и скукоженными. Так что ещё неизвестно, старая эта карта или тоже чаем облитая.

Папа фотографировал, а мама с сомнением разглядывала бумагу с золотой кошкой.

– Катюша, – тихонько спросила мама, – скажи, пожалуйста, это не твоих рук дело?

– Что? – не поняла Катя.

– Не ты эту карту состряпала?

– Мама! – возмутилась Катя, – ну почему ты всегда всё думаешь на меня?! Ваза разбилась – Катя. Грядки завяли – Катя. Карта нашлась – снова Катя виновата.

Мама смутилась. Случай с вазой произошёл совсем недавно. Мама пришла домой и увидела на полу разбитую вазу и сломанные цветы в луже. И мама подумала, что это Катя играла и разбила вазу. А оказалось, что это мамина мама Раиса Семёновна хотела пыль со шкафов вытереть, стала лестницу-стремянку ставить, да и уронила прямо на вазу. Бабушка Семёновна побежала в магазин за новой вазой, а мама в это время вернулась домой и на Катю подумала. С грядками тоже история вышла. Мамина мама Раиса Семёновна посадила зелень: петрушку, базилик, укроп. Красиво посадила, в шахматном порядке. А папина мама Лариса Антоновна об этом не знала и решила, что это сорняки растут. И стала огород от сорняков спасать. Отраву разводит в лейке и поливает. Бабушка Семёновна на дачу приезжает и причитает: ох, ох, не растут мои грядки! А бабушка Антоновна как приедет, другую песню заведёт: ай, ай, одолели сорняки проклятые! Бабушки-то по очереди на дачу ездили. Однажды они вместе приехали, тут всё и выяснилось. Поохала Семёновна, попросила прощения Антоновна, да ничего не поделаешь, пришлось грядки перекопать и цветы на этом месте посадить. Потому что отравленную зелень есть нельзя. Зато цветы там вымахали ростом с Катю. Мама тогда тоже сначала думала, что это Катины фокусы, потому что Катя петрушку терпеть не может. А теперь мама не знала, что и думать.

– Катенька, доча, не обижайся! Просто бумага уж очень похожа на ту, которую ты по рецепту смешариков делала. – Мама Нонна вздохнула и пошла на мировую: – Катюш, а хочешь, я тебя с папой в экспедицию отпущу?

– Серьёзно? – не поверила Катя. – Мама! Ты самая лучшая! – И она протянула мизинец: – Мирись, мирись и больше не дерись.

– Если будешь драться, я буду кусаться, – подхватила мама.

Папа заснял карту со всех сторон и теперь собирался с духом. Прикасаться к старинным вещам всегда боязно. Они порой до того ветхие, что только пальцем тронешь – и документ рассыпается, превращаясь в горсточку трухи. Уж кому как не археологу это знать.

– Ну что, приступим, помолясь, – решился папа. –  Нонна, каждый кадр дорог для науки, – он отдал маме фотоаппарат и позвал Катю. – Катёнок, иди сюда. Будешь мне помогать.

– А что делать, пап? – с готовностью отозвалась Катя.

– Первым делом подстелим чистую клеёнку.

Папа взмахнул висевшей на спинке стула тканью. Мама Нонна вздохнула, глядя, как он застилает стол будущим платьем из её новой коллекции, но ничего не сказала.

– Папа, это не клеёнка, – начала было Катя, но мама махнула рукой. Её муж всегда был невнимательным ко всему, что не связано с его наукой.

– Да? – удивился папа. – А что это?

– Это мамина заготовка к показу мод.

– Надо же! – папа изумился ещё больше. – А я думал, одежду только из красивых тканей шьют. А это какая-то невзрачная, неинтересная, вот я и подумал, что это тряпка хозяйственная.

– Эх, Дима, Дима! – засмеялась мама Нонна. – Может, это и не самая красивая ткань, зато с ней хлопот меньше. Неужели ты не замечаешь, что люди выбирают тёмную немаркую одежду, так проще. Ничего-то тебя, кроме твоих раскопок не интересует!

Катя поняла, что наступил опасный момент. Сейчас родители могут начать выяснять, кто из них меньше внимания уделял другому, и почему они, собственно, развелись. Надо их остановить, пока не поздно.

– Папа, а как мы будем карту откреплять от зеркала?

В комнате повисла тишина. Наконец папа откашлялся и торжественно произнёс: – Устами младенца глаголет истина. Надо вызвать скорую археологическую помощь. Без нашей группы здесь, похоже, не обойтись.

И он принялся звонить своим коллегам. Слушая, как папа рассказывает о находке в их зеркале и приглашает сослуживцев извлекать старинную бумагу по всем правилам науки, Катя была довольна. Каникулы начинали ей нравиться.

Глава 4

Приехали археологи, Катя их уже видела раньше у папы в институте. Этнограф Ян Карлович, спокойный, добродушный и в то же время строгий, похожий на директора школы. Художник-реставратор Зинаида Ивановна, которую Катя втайне считала постаревшей Мальвиной. И водитель Глеб.

Прибыли бабушки Раиса Семёновна и Лариса Антоновна, и сразу принялись стряпать пироги. Прикатила на маленьком розовом автобусе Галя из ателье, привезла эскизы мамы Нонны и своего сына Гришку, Катиного одноклассника. В доме стало шумно и весело.

Подумать только – здесь, на обычной даче, в развалюхе-зеркале была спрятана карта, а они столько лет жили и ничего не знали об этом! И теперь учёные открыли свои чудесные чемоданчики, в которых рядами лежат сверкающие металлические инструменты и стоят загадочные баночки и пузырёчки, а Зинаида Ивановна натянула тонкие хирургические перчатки и развела в маленькой ванночке едко пахнущую смесь. В эту завораживающе-таинственную минуту Катя боялась моргнуть, чтобы не пропустить самое интересное. Этого Катя не перенесла бы. Они с Гришей стояли рядом со взрослыми и их никто не прогонял. Их даже не замечали. Зинаида Ивановна священнодействовала, а остальные молча стояли полукругом, не спуская глаз с кисточки, наносившей на бумагу смесь. Бумага набухла и потемнела. Папа Дима взял из чемоданчика нож и осторожно поддел краешек старой карты.

– Дима Аркадьевич, – мягко оттеснила его Зинаида Ивановна, – позвольте мне.

 – Почему она так странно назвала твоего папу? – спросил Гриша.

– Не знаю, – пожала плечами Катя, – на работе его все так зовут. С одной стороны, уважают и поэтому по отчеству. С другой стороны, мама говорит, что он навсегда останется ребёнком, поэтому Дима.

Дима Аркадьевич с сожалением посмотрел на зеркало, но скребок отдал. – Пожалуйста.

Зинаида Ивановна тряхнула голубоватыми кудряшками, подула на свои натруженные руки, перекрестилась и начала бережно отлеплять бумагу от зеркала. Все замерли в ожидании. Дело продвигалось очень медленно. Зинаида Ивановна осторожными движениями просовывала нож под бумагу, а Кате казалось, что нож находится на одном и том же месте.

– Застрял он там, что ли? – пробурчала она.

– Терпение, Катёнок, терпение, – успокоил папа. – У Зинаиды Ивановны золотые руки. Она самый опытный наш сотрудник.

– Потому что она самая старая? – спросил Гриша.

Катя толкнула его в бок, а Дима Аркадьевич испуганно посмотрел на Зинаиду Ивановну, но та спокойно продолжала работать. Может быть, она не расслышала бестактный вопрос.

Дима Аркадьевич успокоился и сказал: – Потому что она самая мудрая. Запаситесь терпением, оно – главный инструмент археолога.

Катя вздохнула. Вот как раз с терпением у неё дела обстояли неважно, вечно его не хватало. Наконец Зинаида Ивановна положила бумагу на стол. Обратная сторона листа оказалась вся исписана затейливыми переплетающимися буквами.

– А это на каком языке написано? – спросила Катя.

– На русском, – ответил Ян Карлович.

– Это очень старый русский язык, – улыбнулась Зинаида Ивановна. – Как я.

Гриша покраснел.

– Коллеги, я вас поздравляю! – сказала Зинаида Ивановна. – Эти письмена явно не младше петровских времён*.

Все обступили стол и разглядывали находку. Гриша протянул руку к бумаге, но Глеб успел схватить его за локоть.

– Что ты! Руками трогать нельзя.

Дима Аркадьевич взял у мамы Нонны фотоаппарат и сделал несколько снимков.

– Пока не высохло, – пояснил он. – Потом вид станет совсем другой.

– Та-ак, что тут у нас? – склонился над столом Ян Карлович. – Интересно. Полагаю, письмо подлинное.

Все наклонились над бумагой и внимательно её разглядывали. Лицо Димы Аркадьевича то багровело, то белело, то шло алыми пятнами, а потом и вовсе позеленело.

– Неужели… – Дима Аркадьевич рванул воротник, словно рубашка была ему мала, – неужели это правда? – Последнее слово он произнёс едва слышно и обвёл всех присутствующих помутившимся взглядом.

– Голубчик, не надо так волноваться, – Зинаида Ивановна оставалась безмятежной. – Ну конечно, это правда.

Дима Аркадьевич охнул. Ян Карлович схватился за сердце. Глеб выбежал из комнаты.

Зинаида Ивановна достала из буфета бокал и попросила Гришу: – Будьте любезны, принесите воды.

Гриша сбегал на кухню за кувшином, Глеб вернулся с автомобильной аптечкой и вместе с Зинаидой Ивановной они развели сердечные капли для Яна Карловича. В комнате пахло лекарством и химической смесью, которой пропитывали карту. Но Катя могла бы поклясться, что гораздо сильнее пахло невероятной тайной и предвкушением необыкновенных приключений.

 – Кто-нибудь объяснит мне, в чём дело? – не выдержала мама Нонна.

– Да! – подхватила Катя. – И мне.

– Зинаида Ивановна, пожалуйста, вы, – попросил Дима Аркадьевич.

– Благодарю, голубчик, – Зинаида Ивановна подула на ладони, потёрла их и спокойно сказала: – Этот документ, – она кивнула на стол, – подтверждает… – она спохватилась, – косвенно подтверждает, что давным-давно в наших краях жили необыкновенно умные, сильные, талантливые люди.

– В этой бумаге так написано? – уточнила Катя.

– Нет, что вы,  – Зинаида Ивановна выглядела смущённой. – Здесь управляющий рудником* докладывает своему хозяину, знаменитому Акинфию Демидову* о том, что бумагу сию, вероятно, обронили воины джунгарские*, удиравшие от защитников крепости*. И спрашивает у хозяина, как распорядиться картой Золотой Кошки. Только что на наших глазах произошло важное научное событие.

Мама Нонна с уважением смотрела то на бывшего мужа, то на бумагу. Вот ведь как бывает, живёшь рядом с человеком, считаешь его мечтателем, а он запросто научные открытия делает.

– К-какие воины? – Гриша начал заикаться. – К-какая к-крепость? К-какая к-карта?

В комнату вошла запыхавшаяся бабушка Антоновна, вытирая руки о фартук, следом за ней семенила бабушка Семёновна.

– Ну, – хором спросили бабушки, – так где искать ваш клад?

Глава 5

– Клад? – изумилась мама Нонна.

– К-к-клад! – завопил Гриша.

– Клад, конечно, – подтвердила Антоновна. – А что же это по-вашему?

– Мама! – простонал Дима Аркадьевич. – Ты же взрослый человек!

– Вот именно, – кивнула Антоновна. – И за свою взрослую жизнь видела немало взрослых людей, нашедших клады, спрятанные другими взрослыми людьми. Если хочешь знать, когда я была маленькой… – И бабушка Антоновна начала одну из своих любимых историй о её тётке Марише, которая во время гражданской войны в спешке закопала полный тазик золота под деревом. Тётка Мариша потом всю жизнь вспоминала, что это за дерево и где именно оно росло, да так и не вспомнила.

Мама Нонна, давясь от смеха, выскользнула из комнаты. Эту историю она слышала, по меньшей мере, раз двести. А Катя, наоборот, выслушала бабушкин рассказ с большим интересом. Учёные тоже не проронили ни слова. Бабушка Семёновна выскользнула в кухню, вынула пирожки из духовки, убавила огонь под кастрюльками, долила воды в самовар и вернулась в комнату к концу повествования.

– Надеюсь, я не пропустила самое интересное? – спросила Семёновна у Антоновны. – Где клад зарыт?

– Мама! – схватилась за голову мама Нонна. – Ну ты-то здравомыслящий человек.

Дима Аркадьевич отвернулся, зажимая рот ладонью, плечи его тряслись.

– А то! – почему-то оскорбилась Семёновна. – Ещё бы я да не здравомыслящий. И здравый смысл подсказывает мне, что одни люди имею обыкновение закапывать клады, а другие – находить.

Археологи заулыбались.

Гриша принюхался. С кухни доносились аппетитные запахи. – Бабушки Антоновна-Семёновна, а кормить сегодня будут?

Антоновна всплеснула руками, Семёновна охнула, и бабушки дружно бросились в кухню накрывать стол к обеду.

– Гриша! – одёрнула сына Галя.

– А что? – оправдывался мальчик. – Я есть хочу.

– Ну, – покраснела Галя, – прямо не знаю, как тебя научить хорошим манерам.

Водитель Глеб заступился за Гришу: – Когда мальчишки голодные, им не до этикета.

Гриша на шаг придвинулся к Глебу, почувствовав в нём защитника.

Галя виновато улыбнулась: – Да я всё понимаю. Только неудобно. В гостях ведь.

– Как тебе не стыдно! – упрекнула её мама Нонна. – Ты ведь для нас как родная. Мы с тобой столько лет вместе работаем и отдыхаем, и наши дети за одной партой сидят. И правильно, что Гриша чувствует себя здесь как дома.

– Тем более, – поставил точку в разговоре Глеб.

Глава 6

После обеда долго пили чай, а потом просто сидели за столом в ленивом блаженстве.

– Хорошо у вас, – сказал Ян Карлович.

– Настоящий дом, – одобрила Зинаида Ивановна.

– Мы этот дом с Диминым папой много лет строили, – кивнула Лариса Антоновна и вытерла слёзы.

Кате всегда было обидно, что она совсем не помнит дедушку. Но всё в доме сохранялось так, как было при дедушке.

– Старинные вещи просто прелесть! – восхитилась Галя. – Какие дивные комоды.

– Эти комоды мне по наследству от бабушки достались, – сказала Антоновна. – А зеркало было вообще от первых горных инженеров*. Красиво жили люди! Построили в глухом лесном краю уголок Санкт-Петербурга. Вообразите: дома, парадные, мостовые, кареты... И театр устроили не хуже императорского, новые представления чуть не каждый день.

– Зачем? – удивился Гриша.

– Чтобы по дому меньше скучать.

– Делать нечего, – фыркнул Гриша. – А зачем тогда приехали в такую даль? Жили бы в своём Петербурге, по театрам разгуливали.

Катя посмотрела на него с сочувствием.

Водитель Глеб улыбнулся: – Заземлённая ты личность, Григорий. А как же великие дела? Если бы все по домам сидели, кто открытия делал бы?

– А что здесь открывать-то? У нас же нет ничего особенного, – недоумевал Гриша.

Все рассмеялись, а Ян Карлович доброжелательно пояснил: – Ничего особенного у нас, конечно, нет. Разве что красивая природа да исторические памятники, да золото, да камни самоцветные, да другие драгоценные залежи. Самые редкие сочетания элементов таблицы Менделеева. Мы буквально ходим по ним, вот и не замечаем.

– Ну, золото понятно, а памятники что? Их не продашь, не купишь, какая от них польза? Так, украшения, – сделал вывод Гриша.

Кате стало стыдно за него. Гришка вообще-то неплохой мальчишка, но культурным его при всём желании не назовёшь. Как ляпнет что-нибудь, хоть стой, хоть падай. Сколько раз Катя его просила: «Промолчи, за умного сойдёшь», да где там. Чем больше народу вокруг, тем глупее Гришка выступит. И теперь вот не удержался. Кате было неловко перед археологами. Ещё подумают, что теперь все дети такие.

– Гриш, я тебе потом объясню, – пообещала Катя. И перевела разговор на другую тему. – И что мы будем делать с картой?

– Это вопро-ос, – прогудел Ян Карлович. Катя давно заметила, что когда Ян Карлович волновался, он имел привычку поглаживать свою аккуратную бородку и растягивать слова.

– Сначала мы её изучим, – как всегда невозмутимо ответила Зинаида Ивановна.

Глава 7

Как только старинная бумага высохла, её убрали в прозрачный ларец. Дима Аркадьевич ловко защёлкнул замочки, нажал разноцветные кнопочки, словно беззвучно сыграл аккорд. На табло загорелись цифры.

– Что это? – удивилась Катя.

– Переносное хранилище. Ветхие вещи лучше хранятся при определённой температуре и влажности, вот я и запрограммировал дорожный короб. Теперь можно сколько угодно рассматривать твою находку.

Все столпились вокруг стола и разглядывали бумагу. Глеб и мама Нонна сидели в стороне и молча наблюдали.

– Определё-онно, это карта, – заключил Ян Карлович.

– Голубчик, да это может быть что угодно, даже детский рисунок, – возразила Зинаида Ивановна.

– Зачем докладывать золотопромышленнику о простом рисунке? – поддержала Яна Карловича бабушка Семёновна. – Да ещё и прятать его в зеркале?

– Ну, этого мы не знаем наверняка, – Дима Аркадьевич почесал лоб. – Мы даже не знаем, действительно ли этот документ обронили во время бегства джунгары или это стечение обстоятельств. Возможно, джунгары ни при чём, а листочек лежал в районе их пути, и нашедшие его подумали, что он джунгарский. А возможно… – Дима Аркадьевич огорчённо вздохнул. – Единственное, в чём мы можем не сомневаться – это то, что возможно всё! Даже то, что невозможно.

– С научной точки зрения вы правы, голубчик, – согласилась Зинаида Ивановна. – Но не отчаивайтесь. Посмотрите, какая прекрасная кошка. Она вам никого не напоминает?

– Скифская* кошачья гривна*. Было что-то подобное в раскопах Полосьмак*, – не задумываясь ответил Дима Аркадьевич.

Археологи переглянулись.

– И не только у неё, – добавил Ян Карлович. – Это же типичный…

– Скифо-сибирский* стиль! – закончили учёные хором, поздравляя друг друга.

Гриша смотрел на них, раскрыв рот: – Чего это они?

– Радуются люди, – пожала плечами Катя. – Для них найти скифские мотивы как для тебя получить годовые пятёрки по всем предметам: теоретически возможно, но в жизни ведь так не бывает.

– А-а, понятно, – Гриша уважительно кивнул. – Вроде как чудо.

Ян Карлович услышал эти слова и подхватил: – Вот именно, чудо! Ещё какое чу-удо!

Неожиданно Глеб прервал общее ликование.

– И что с этим чудом делать? – спросил он.

– А что с ним делать? – скис Дима Аркадьевич. – В институт отвезём.

– А потом что? – заинтересовался Гриша.

– В лаборатории документ изучат. Потом в музее выставят.

– И всё? – Катя была разочарована. Она представляла, как лунной ночью они выкапывают сундуки с золотом в каком-нибудь укромном месте. А тут всего-навсего музей. В стеклянной витрине томится карта. А клады так и остались ненайденными.

Мама Нонна понимающе улыбнулась.

– Так положено, Катёнок, – объяснял Дима Аркадьевич. – И потом, клад по этой карте всё равно не найти.

– Почему? – в один голос воскликнули Катя и Гриша.

– Видите ли, голубчики, – извиняющимся тоном произнесла Зинаида Ивановна, – на этой карте не указано, где искать этот, как вы его называете, клад.

– Как это не указано?! – возмутилась Катя. – Очень даже указано. Вот  горы, вот река, вот лес, озеро и, кажется, пещера. А в пещере – кошка. То есть клад!

– Кошка-то золотая, – поддакнул Гриша.

Вошедшие в этот момент Семёновна и Антоновна застали своих гостей в странном виде. Галя кивала, Ян Карлович задумчиво поглаживал бороду, Зинаида Ивановна теребила голубоватый локон. Гриша наморщил лоб так, что стал похож на сушёное яблоко.

– Что случилось? – встревожилась Антоновна.

Дима Аркадьевич нервно расхаживал по комнате. Катя умоляюще смотрела на него и глаза её всё больше напоминали солёные озёра.

– Да я бы и сам рад, Катёнок, – оправдывался Дима Аркадьевич. – Но пойми ты: где нам искать это место? У нас в крае почти двадцать тысяч рек*. И столько же озёр. Про горы и леса и говорить нечего, на любой вкус есть. Да и пещер сколько угодно. – Дима Аркадьевич обречённо махнул рукой. – Разве можно весь край объехать?

– Давай объедем! – попросила Катя.

Дима Аркадьевич схватил обеими руками голову: – Наш край по размеру как 4 Швейцарии или 4 Дании, или 2 Португалии или полторы Греции, или 3 Латвии! Весь край нам за всю жизнь не перекопать.

Зинаида Ивановна подошла к Кате. – Голубчик Катенька, не обижайтесь на папу. В жизни не всегда получается сразу всё, о чём мечтаешь. Но если не отступитесь от своей мечты, вы непременно найдёте вашу Золотую Кошку.

– Вы так думаете? – Катя перестала всхлипывать.

– Я в этом совершенно уверена.

– Я тоже так счита-аю,  – протянул Ян Карлович. – Вспомните Шлимана* или Полосьмак. Они с детства мечтали найти свои раскопки. И ведь нашли же! Так что не спешите огорча-аться.

Сосредоточенно рассматривавший карту Глеб спросил: – А что это за кошка?

– Снежный барс или манул*, – предположила Галя.

– У-у, а я думал, это какая-то особенная кошка, – разочарованно сказал Гриша. – А это всего-навсего снежный барс.

Бабушка Семёновна задохнулась от возмущения. – Всего-навсего? Да манул и ирбис* в Красной книге*! И чему вас теперь в школе учат?!

До пенсии бабушка Семёновна была учительницей биологии и краеведения. Она очень любила зверей, птиц, рыб и растения, и всегда переживала, когда дети не интересовались природой. «Как можно не любить и не знать природу? – закипала Семёновна. – Да ещё такую природу!» Однако жизнь постоянно подсовывала ей примеры, что оказывается да, можно не любить, можно даже не замечать, какой красивый и удивительный мир вокруг. В таких случаях Семёновна объявляла войну бездушию и принималась перевоспитывать невежду. И надо сказать, это ей прекрасно удавалось. Кто-то отлично рисует, кто-то поёт, кто-то строит дома или конструирует автомобили. А бабушка Семёновна умеет видеть красоту в каждой травинке и даже в каждой луже, и в каждом червячке. А главное, она умеет дарить эту красоту другим! И они вдруг начинают замечать, что у голубя переливаются крылья, что у коровы глаза философа, а незабудки на дворовой клумбе пора полить. Бабушка Семёновна решительно взялась за Гришино перевоспитание и тут же повела его смотреть ирбиса в книге с картинками.

– С этим всё понятно, – проводила его взглядом Катя. – А нам что делать?

 

 

Глава 8

В дальнем углу сада, на Грустной скамейке, Катя разговаривала с мамой. На самом деле скамейка, конечно,  не была ни грустной, ни весёлой, это была самая обычная деревянная скамья, покрашенная фиолетово-лавандовой краской. Папа специально вкопал её за разросшимися кустами вишни, чтобы можно было за ними спрятаться, когда на душе кошки скребут. Каждому иногда хочется погрустить или просто побыть одному. Мама часто сидела здесь и рисовала эскизы, а Катя забредала в эту часть сада только когда поспевала вишня. Просто одни люди любят сидеть в одиночестве, а другие нет.

– Катенька, доча, не расстраивайся. Ну что же делать, если на этой карте не написано ни одного названия. А похожих мест в наших краях много.

– И что, я теперь никогда не найду этот клад?

– Почему никогда? – обняла её мама Нонна. – Когда-нибудь найдёшь. Знаешь что? Мы можем начать собирать подходящие места.

– Как это?

– Будем брать на заметку все места, соответствующие этой карте и проверять их.

– И где мы будем брать такие места? – угрюмо спросила Катя.

– Будем много путешествовать. – Мама Нонна увлеклась своей идеей. – Изучим край вдоль и поперёк.

– Мама, ну и кто из нас фантазёрка? Наш край огромный! И вообще, с чего ты взяла, что на карте именно наш? Это может быть любое место на земле.

– Ну, – смутилась мама, – я об этом не подумала. И всё-таки мы попробуем. Для начала съездишь с папой в экспедицию. А там посмотрим.

Мама Нонна ушла помогать бабушкам, а Катя ещё долго сидела одна на Грустной скамейке, горько вздыхая и мечтая узнать, где находится место, изображённое на карте и что это за кошка такая. И почему она улыбается? И кто эту карту нарисовал? И зачем? И ещё – как карта оказалась в зеркальном плену, кто её спрятал и от кого? Когда это было?

Вечером Дима Аркадьевич перенёс заснувшую на Грустной скамейке Катю в детскую. Мама Нонна взмахнула ярким покрывалом и оно разноцветным облаком опустилось на кровать, укутав спящую девочку.

– Дим, мне её так жалко, – вздохнула мама Нонна. – Катя так сильно расстроилась из-за этой карты. Лучше бы мы её никогда не находили.

– Да, Катёнок принимает всё близко к сердцу, – согласился Дима Аркадьевич. – В науке надо быть готовым к любому повороту событий.

– Но она не учёный, Дима. Она ребёнок!

Родители постояли рядом с кроватью, глядя, как Катя мечется во сне, повздыхали и вышли из детской. Следом за ними в Катину комнату  зашли бабушки.

– Ох, даже во сне переживает! – покачала головой Семёновна.

– От таких переживаний и заболеть может, – испугалась Антоновна.

– Может, устроим ей этот клад? – спросила Семёновна. – Пусть она его найдёт и обрадуется.

– Где и как? – сразу заинтересовалась деталями Антоновна.

Вскоре на кухне четверо взрослых решали непростой вопрос: кто, когда, куда и что именно спрячет, чтобы Катя это «случайно» обнаружила. Решили, что проще всего подсунуть находку в экспедиции. Осталось выяснить, из чего приготовить «клад», который Катя найдёт.

 

 

Глава 9

Когда утром Катя спустилась вниз, в доме никого не было. Кухня и веранда были пусты. Катя выглянула во двор. Мама, папа и бабушки завтракали в Оранжевой беседке.

– А где все? – присоединилась к ним Катя.

– Уехали вчера вечером, когда ты уже спала. А Галя с Гришей поехали на пруд, – объяснила мама Нонна.

– А мы чего с ними не поехали? Могли бы и разбудить. – Катя любила купаться, пруд был мелким и вода в нём всегда тёплая.

– А мы с тобой поедем в другое место, – ответил Дима Аркадьевич.

– Какое? – Катя зевнула, прикрываясь ладошкой. Гришка сейчас купается, а её, наверное, родители потащат с собой по магазинам. Или ещё в какое-нибудь скучное место.

Взрослые переглянулись.

– Ты завтра уезжаешь в экспедицию, – торжественно сообщила Семёновна.

– А сегодня мы будем собирать вещи в поездку, – добавила Антоновна.

Дима Аркадьевич встал из-за стола и пошёл к машине.

– Бабушки выдали папе список покупок на пяти листах, – рассмеялась мама Нонна. –  Теперь ему до вечера по магазинам ездить придётся.

– Так я и знала, что без магазинов не обойтись, – кивнула Катя и побежала к машине. – Пап, возьмёшь меня с собой? Фотографии напечатать надо.

И она убежала в дом за фотоаппаратом.

– Ну вот, – Антоновна была довольна, – Катюша и отвлеклась от своего клада.

– Главное – переключить внимание, – согласилась Семёновна.

Мама Нонна смотрела, как дочь бережно несёт фотоаппарат.

– Я бы не сказала, что Катя забыла о кладе,  – встревоженно заметила она. – На снимках-то будет карта!

 

 

Глава 10

А на следующий день крытый брезентом болотного цвета автомобиль шустро бежал по трассе. Несмотря на ранний час шоссе было перегружено транспортом и уазику приходилось то сбавлять скорость, пропуская многотонные фуры, то разгоняться на более-менее пустынных отрезках пути. Но ехать медленно приходилось гораздо чаще.

– Пап, а чего мы так плетёмся? – Кате не терпелось поскорее добраться. Как глупо двигаться черепашьими шагами, когда где-то там впереди тебя ждут настоящие археологические раскопки.

 – Катёнок, мы хорошо едем. Быстрее нельзя.

– Почему? Вон сколько машин нас обгоняют, – Катя махнула рукой в сторону дороги.

 – Просто поверь. – Дима Аркадьевич был непреклонен. – Глеб отличный водитель, самый лучший. Если он не разгоняется, значит, быстрее ехать по этой дороге нельзя.

Ну, нельзя так нельзя. Катя стала смотреть в окошко. Поля, поля, поля, везде поля, проросшие короткими, пока зелёными стебельками. Кое-где поля огораживали уходящие вдаль полосы деревьев, их высаживали, чтобы зимой здесь собиралось больше снега, а весной, когда он растает, поля могли вдосталь напиться воды.

– Дима Аркадьевич, может, в лесополосу съедем? – спросил Глеб.

– Зачем? – удивилась Катя.

– В лесополосах всегда грибы хорошо растут, а недавно дождь был, наверняка после него маслята выскочили, – объяснил Глеб.

– Какие грибы, мы же торопимся?! – возмутилась Катя.

– Торопимся так торопимся, – весело согласился Глеб. И Катя подумала, что он и не собирался за грибами, а просто её разыграл.

– Зинаида Ивановна очень любит грибы, – сказал Дима Аркадьевич, – они у неё самая любимая еда. Вот мы и стараемся её побаловать.

– Так давайте в магазин заедем и купим, – предложила Катя.

– Э-э, не скажи, – возразил Глеб. – Там грибы неподходящие. Не наши, не местные. Издалека привезённые, они и на вкус и на запах другие.

– Да какая разница? Такие же грибы, только уже в банке или коробочке. – Глеб начинал казаться Кате привередой. – Хотите наших, покупайте на базаре.

Глеб восхищённо присвистнул. – Ведь точно! В Сростках* возьмём. Ну, Катя, молодец! А я не сообразил.

Дима Аркадьевич довольно жмурился, словно это его похвалили.

Катя смотрела в окошко так долго и напряжённо, что глаза устали и сами собой закрылись. Монотонный убаюкивающий гул автомобиля заменил колыбельную, девочка положила голову на сиденье и не заметила, как уснула.

Проснулась Катя, когда они уже въехали в Сростки. Потёрла спросонья глаза и удивилась. Вдоль дороги стояли бабушки с детскими колясками и призывно махали проезжающим машинам.

– Зачем же они возле дороги с детьми гуляют?

– Думаешь, у них в колясках младенцы? – засмеялся Глеб. – А вот и нет. Это они пирожки в одеяла закутали, чтобы те с пылу с жару не остывали, и у дороги торгуют.

– Пирожки в колясках*? – не поверила Катя.

– А что такого? Бабули – народ смекалистый.

– Это точно, – поддержал Дима Аркадьевич, выходя из машины. – Пойдём, Катёнок, сама убедишься. Да и размяться не мешает.

Каких только пирожков не было на сростинском базаре! И с яблоками, и с ягодами, и с курагой, и с повидлом, и с мясом, и с ливером, и с капустой, и с картошкой, и с морковью, и с рисом, и с яйцом, и с луком, и с творогом, и с укропом, и с чем угодно. А рядом с пирогами продавали соленья, варенья, мёд, ягоды, свежие овощи и, наконец, грибы. От всех этих лакомств у Кати разыгрался аппетит и она с удовольствием съела сначала пирожок с картошкой и грибами, потом с творогом и изюмом, за ним парочку со смородиновым вареньем, а потом… А потом оказалось, что везти с собой уже нечего и они с Глебом пошли снова покупать пирожки, но на этот раз прихватили с собой пластиковое ведёрко. «Целое ведро пирогов!»  – ахнула Катя. Дима Аркадьевич в это время выбирал грибы для Зинаиды Ивановны. Пройдясь по базару, он вернулся к машине, нелепо прижимая к животу баночки солёных груздей и маринованных маслят, на его шее как бусы красовалась низка сушёных белых грибов. Глеб накрыл ведро крышкой и поставил в багажник. Дима Аркадьевич втиснул банки с грибами между рюкзаками и сумками, и они поехали дальше.

Теперь было намного интереснее смотреть в окно. Природа изменилась и Катя с восторгом разглядывала полноводную горную реку Катунь, совсем непохожую на своих равнинных сестёр. Катунь стремительно неслась мимо тракта, шумно била о камни, словно сердилась на кого-то. Горы, настоящие каменные горы неприступно высились по сторонам, сурово взирали на пробегающие по серой асфальтовой ленте автомобильчики, такие маленькие и уязвимые по сравнению с этими тысячелетними громадинами, что Катя поёжилась. В городе она никогда не задумывалась о том, что дома̀ и машины появились совсем недавно, а огромная река с мутными от горных пород водами и полоса соснового бора, обнимающая город и уходящая далеко-далеко в другую страну, были здесь с незапамятных времён*. С тех пор, как ушёл с этой земли холод, погубивший динозавров (в глубине души Катя надеялась, что часть её любимых динозавриков всё же остались живы и прячутся от людей). С тех пор, как растаяли ледниковые панцири и, стекая с гор, проложили древнейшее русло. С тех пор, как люди появились в этих краях. Горы были всегда. И в горах всё по-другому. Другой воздух. Другое небо. И другое время, какое-то прозрачно-тягучее, как невидимый мёд. Катя впервые увидела горы. Дима Аркадьевич и Глеб, улыбаясь, наблюдали за потрясённой девочкой. Несколько раз она поворачивалась к ним, порываясь сказать, как поразили её горы своей строгой и величественной красотой, но не смогла найти подходящих слов. Когда уазик уже свернул с тракта и поехал по подвесному мосту над бурлящей рекой, на вопрос Глеба: «Ну, как тебе горы?», Катя тихонько выдохнула: «Они живые. И… волшебные».

– Ты тоже почувствовала? – обрадовался Дима Аркадьевич. – Они в самом деле живые! И в них так много неизвестного!

– Это точно, – кивнул Глеб. – Неисследованного здесь много, на наш век хватит, ещё и внукам останется.

 

 

Глава 11

Наконец уазик притормозил у закрытых ворот и посигналил. Ворота распахнулись, впуская автомобиль. Катя разочарованно смотрела по сторонам. Уютные домики, аккуратно вымощенная дорожка, ухоженные клумбы – всё выглядело вполне современным. И будничным. А где же дикие походные условия? Где палатки на скалистом берегу и котелки на костре? Где полевая лаборатория, без которой немыслима настоящая археологическая экспедиция? Папа столько рассказывал ей о своих походах, что Катя в деталях представляла как выглядит лагерь археологов, а здесь ничего, абсолютно ничего из его рассказов не было! Навстречу им спешили Ян Карлович и Зинаида Ивановна, оба в белых панамах, в шортах и шлёпанцах на босу ногу, как будто возвращались с пляжа. От возмущения у Кати наворачивались слёзы.

– Папа, а где же… Где же всё?

– Что всё? – не понял Дима Аркадьевич.

– Где ваши разборные домики, где полевой клуб, где реставрационная лаборатория, где походная баня? – Катя обвела рукой обустроенную территорию базы отдыха. – Тут же ничего нет!

– Ах, вот ты о чём, – улыбнулся папа. – Условия и правда непривычные. Но придётся довольствоваться и этим.

Катя поняла, что он смеётся и обиженно насупилась.

– Видишь ли, Катёнок, – извиняющимся тоном начал Дима Аркадьевич. – Боюсь, что в обычном походе слишком трудно и опасно для ребёнка и мама бы тебя не отпустила. А здесь ты будешь жить в прекрасном домике, в столовой вкусно кормят, а банька тут ничуть не хуже нашей.

– Но что тут искать, папа? Какие могут быть полевые работы, если и поля никакого нет?

– Катенька, голубчик, – обняла её Зинаида Ивановна, – вы положительно заблуждаетесь. Полей здесь и в самом деле нет, зато полевых работ хоть отбавляй.

– Как это? – не поверила Катя.

Ян Карлович помогал Диме Аркадьевичу и Глебу выгружать вещи из машины. Бережно вынимая ведёрко с пирожками, он объяснил: – Скоро поблизости будет строительство. Но до того, как экскаваторы начнут рыть котлованы, мы исследуем каждый сантиметр будущей застройки.

– Зачем? – удивилась Катя.

– Такой у нас край. На каждом шагу памятники старины. Поэтому мы сначала проверим, нет ли здесь находок времён каменного, бронзового или железного веков, например. А потом уже разрешим строителям делать всё, что им заблагорассудится.

– Вот эта часть базы, – Дима Аркадьевич показал на домики, – проверена несколько лет назад. А вон ту, – он махнул вдаль и Катя увидела огороженный красно-жёлтой лентой пустырь, – мы начнём работать завтра.

– А почему не сегодня? – Кате не терпелось увидеть, как ведутся раскопки.

Археологи переглянулись и рассмеялись.

– Катенька, голубчик, вы не обидитесь, если я задам вам нескромный вопрос: кем вы собираетесь стать, когда вырастете?

Катя пожала плечами: – Не знаю, я ещё не думала об этом.

– Ну что ж, – почему-то смутился Дима Аркадьевич, – пойдём заселяться.

 

 

Глава 12

База отдыха полностью оправдывала своё название, отдыхалось на ней отлично! В столовой вкусно накормили, в домике Кате досталась розовая детская спальня, как у принцессы. На пляже под зонтами прятались от солнца шезлонги, в которые уселись пожилые учёные и вскоре заснули, а Катя с папой плюхалась в тёплой прозрачной воде озера*. Накупавшись, она сыграла с Глебом в бадминтон, потом познакомилась в детском клубе с мальчишками, увлечённо собиравшими конструктор. Но сидеть рядом и наблюдать, как другие заняты чем-то интересным, быстро надоедает, особенно если ничего не понимаешь ни в устройстве ракеты, ни в постройке линкора. Катя уныло побрела из игровой на пляж и принялась тормошить задремавшего Диму Аркадьевича. Тот сонно тёр глаза, явно не понимая, где находится.

– А? Что?

– Пап, давай сегодня начнём работать. Ну, пожа-а-алуйста, – попросила Катя.

 – Катёнок, сегодня нельзя.

– Почему?

– Солнце пошло на закат, день к упадку. Начнём завтра на восходе.

– Папа! – Катины глаза округлились. – Ты суеверный? Как бабушка Антоновна?

– Да вроде нет. – Дима Аркадьевич даже удивился. – В приметах часто накоплена народная мудрость. Тысячи лет люди пользовались ею.

– Ну, если мудрость, тогда ладно, – смилостивилась Катя. – Потерпим до утра. Тогда можно я сплаваю в Беседку Влюбленных*?

– Нет! – испугался Дима Аркадьевич. – Одна не плавай!

– А давай с тобой, – настаивала Катя.

Папа внимательно посмотрел на неё, прикидывая что-то в уме, и поднялся.

– Знаешь что, Катёнок? Поедем-ка с тобой на лошадях кататься, – предложил он.

– Но я же не умею.

– Вот и хорошо. Научишься. Пошли искать инструктора.

Дремавший в соседнем кресле Ян Карлович приоткрыл глаза и посоветовал: – Возьмите тёплые вещи.

– Зачем?  – Кате было смешно. – Жара такая.

– Возьми, не пожалеешь, – пообещал Ян Карлович и снова уснул.

 

 

Глава 13

Через несколько часов Катя почувствовала правоту его слов. Как только солнце стало садиться, в горах наступила прохлада и озябшая Катя натянула свитер, тёплые носки и шапочку. Они с Димой Аркадьевичем не спеша ехали верхом на добрых послушных лошадках и это оказалось вовсе не так трудно, как Катя думала раньше, и совсем не страшно. Любовались вечерним небом, невозмутимыми горами, шумной рекой.

– Много веков назад, – рассказывал Дима Аркадьевич, – в этих краях жили  удивительные всадники. Они были прекрасными воинами и умелыми мастерами. Соседи так боялись этих непобедимых воинов, что построили Великую стену, чтобы отгородиться от них*.

Кате казалось, что горы тоже молча слушали папин рассказ и вспоминали те далёкие времена.

– Пап, а у гор есть память?

– Думаю, есть, – кивнул Дима Аркадьевич. – Эта земля, эти горы помнят такое, о чём мы даже и не догадываемся.

– Даже ты? Ты ведь всё-всё знаешь, что раньше было.

– Эх, Катёнок… Никто не знает всего. А тем более того, что было здесь тысячи лет назад. Но я очень хочу узнать.

– Поэтому ты стал археологом? – догадалась Катя.

 – Да. Я мечтал об этом с детства. Найти свою историю.

День заканчивался. Им было хорошо ехать вместе и молчать, отчасти лениво, отчасти мечтательно, а больше всего потому, что в этом уходящем с закатом дне, в этих загадочно молчащих горах было так легко и приятно, что не хотелось портить это ощущение словами. В воздухе неслышной музыкой разлилась вечерняя синева, будто нарисованный звон медных колокольчиков. Подкралась темнота и мгновенно спрятала горы, реку и озеро. Катя и Дима Аркадьевич вернулись на базу затемно и в столовую шли по освещенной фонарями заасфальтированной дорожке, совсем как в городе, и от этого Кате стало немножечко скучно.

Засыпая, Катя представила скачущих по горам всадников.

 

 

Глава 14

Катя проснулась и удивлённо огляделась. Ах, да! Она же в экспедиции. Пусть это и не настоящая экспедиция с трудностями и лишениями, но всё равно жизнь прекрасна. Солнце светит, день погожий, кра-со-та! Солнце светит? Катя соскочила с кровати, подбежала к окну и рывком отдёрнула шторы. Утро, прохладное туманное горное утро уже прошло, солнечный свет щедро заливал комнату. На улице люди уже сняли тёплую одежду и разгуливали в лёгких летних нарядах. Неужели она проспала? Ну папа, почему же он её не разбудил? Вопросы наскакивали один на другой и сваливались в кучу. Катя быстро оделась и побежала к огороженному участку. Археологи работали и, похоже, уже давно. Они успели разметить свой участок на квадраты и раскапывали два крайних, находящихся в противоположных концах. На одном квадрате работал Дима Аркадьевич с Зинаидой Ивановной, на другом – Ян Карлович. Возле ограждения столпились любопытные и наблюдали за работой учёных. Дима Аркадьевич срезал дёрн и бережно относил его в тень. Зинаида Ивановна маленькими, похожими на детские, инструментами ворошила землю.

– Они что, растения перевозить собираются? – недоумевали зеваки.

– Да нет, это они грибы садят.

– Скажете тоже, – презрительно фыркнул полный турист с фотоаппаратом.

– А что они, по-вашему, делают? – настаивала на своём старушка в камуфляжных шортах.

Катя засмеялась. Какие глупые эти взрослые, не то что её папа. И она позвала: – Па-ап! Па-а-па!

Дима Аркадьевич огляделся.

– О, Катёнок! Проснулась? Молодец! Ты позавтракала?

– Нет ещё. Пап, объясни, что вы делаете, а то они говорят – грибы сажаете или гербарии собираете.

– Грибы? – оживилась Зинаида Ивановна. – А что, надо попробовать. Понимаете, голубчик, – обратилась она к стоявшему ближе всех туристу в  мокром оранжевом спасательном жилете, – люди жили в этих местах ещё в каменном веке и мы находим иногда их примитивные орудия. Некоторым из них тысячи лет.

– Сколько-сколько? – перебил её турист с фотоаппаратом. – Если им тысячи лет, как же они сохранились до сих пор?

– А что им, каменным, сделается? – улыбнулась Зинаида Ивановна. – И потом, есть находки и помоложе.

– Так вы камни доисторические ищете, что ли? – поинтересовался турист в спасжилете.

– Мы, собственно, производим раскопки, – объяснял Дима Аркадьевич. – Найдём каменные орудия – хорошо. Найдём бронзовые и медные посуду или оружие – тоже хорошо. Найдём керамические горшки и стеклянные бусины – снова обрадуемся. Железной конской сбруе, например, или ножу тоже рады будем. Мы, археологи, что найдём – тому и рады.

– Так вы что же, даже не знаете, что ищете? – изумился турист с фотоаппаратом.

– Не знаем, голубчик, – усмехнулась Зинаида Ивановна. – И никто не знает. Да и как узнать, что было на этом месте двадцать пять веков назад? Вот когда найдём, тогда и узнаем.

– А что найдёте? – уточнила камуфляжная старушка.

– Да кто же может заранее сказать? – терпеливо повторял Дима Аркадьевич. – Тут тысячи лет люди жили. И неизвестно, что они нам оставили на память. Бывает, что и ничего не находим. А бывает, попадётся зеркальце серебряное и сразу понятно, что и две тысячи лет назад модницы любили на себя полюбоваться.

– Серебряное? – присвистнул кто-то. – А золото находили?

– Редко, – честно признался Дима Аркадьевич. – Золотые курганы давным-давно бугровщики* разграбили.

– Жалко, – вздохнул турист с фотоаппаратом.

– Очень жалко, голубчик, – согласилась Зинаида Ивановна. – Да вы не ждите здесь, работаем мы осторожно и медленно.

– А вы, когда найдёте, нам покажете? – по-детски спросил турист в жилете.

– Конечно! – Дима Аркадьевич сиял, будто ему подарок сделали. – Всё покажем и расскажем.

– А сфотографировать дадите? – разволновался толстяк с фотоаппаратом.

– Непременно, голубчик. Вы отдыхайте, а если мы что-нибудь найдём, мы вас позовём, – успокоила Зинаида Ивановна.

– По радио объявить можно, – посоветовал кто-то.

Любопытные разбрелись по своим делам. Катя поднырнула под ленту ограждения и встала рядом с отцом.

– Пап, можно я с вами поработаю? Ты чего меня не разбудил? Почему ты так обрадовался, что находки показать просят, вы же ещё не нашли. Разве у вас наперёд загадывать не плохая примета?

Дима Аркадьевич покачал головой.

– Работать с нами можешь, но только после завтрака. Не разбудил, потому что жалко было. Утром сыро и холодно, а ты так сладко спала. А примету я точно знаю только одну – если людям интересно прошлое их земли, у них большое будущее. Когда расспрашивают далёкие от археологии люди, для меня это праздник. Значит, мой труд нужен. Значит, люди хотят знать свою историю. Значит, есть будущее у моей страны.

Катя задумалась. Она всегда считала, что археология – это выкапывание старинных вещей и придумывание им объяснений. Конечно, есть аппараты и химикаты, которыми делают анализ и точно определяют возраст находок. Но в целом кто такие археологи? Копатели и выдумщики прошлого. А, оказывается, они делают это для будущего!

К раскопкам подошёл Глеб.

– О, вот и спящая красавица проснулась. Ну что, пойдём завтракать? – предложил он.

– А вы тоже только что встали? – обрадовалась Катя. Не очень-то приятно быть единственной засоней в компании.

– Что ты! – засмеялся Глеб, – у меня уже обед. Встаю я с солнышком. Я уже движок перебрал, – он показал не отмывшуюся вокруг ногтей черноту.

– Зачем? – поразилась Катя. – Машина же в полном порядке, мы вчера нормально ехали.

– Чтобы машина всегда была в порядке, за ней ухаживать надо.

– Ну, это понятно, – кивнула Катя, – стёкла мыть, салон пылесосить.

– Этого мало. За техникой ухаживать надо, ей нужны внимание и забота. Разговаривать с ней ласково.

– С машиной?! – Катя чуть не покрутила пальцем у виска, но вовремя опомнилась. Глеб, хотя и странные вещи говорит, а всё же папин друг. Надо будет папе потом рассказать и спросить, что он об этом думает.

– А как же. Машина ласку любит. Если хочешь, я тебя научу с машинами дружить. А пока пойдём поедим. Дима Аркадьевич, – крикнул он, – если что, мы в столовой.

Дима Аркадьевич благодарно кивнул и грязной рукой вытер пот со лба. Работать на солнцепёке тяжело, а день только начался.

 

 

Глава 15

В просторной столовой было светло и уютно. На столах домашние клетчатые скатерти, цветы в горшочках. Катя вчера не обратила на это внимание, а теперь ей стало интересно: – Почему они не вазах?

– Сама подумай, – хитро прищурился Глеб.

– Срезанные цветы в вазах быстро вянут и их надо всё время менять?

Глеб кивнул: – А чтобы поставить в вазу новые цветы, их надо сначала…

 – Сорвать! – продолжила Катя. – Я поняла: чтобы менять цветы в вазах, нужен человек, ему платить надо. И сейчас он, наверное, в отпуске.

– Ничего себе, детки пошли! – возмутился Глеб. – Да что ж вы такие практичные растёте? Просто жалко людям цветы резать, понимаешь? Не хотят растениям вред причинять.

– А зачем тогда цветы растут? Чтобы из них букеты делать.

Глеб не стал спорить, лишь вздохнул. Каждый остался при своём. Катя решила, что археологи, пожалуй, и правда странные люди и на всякий случай перевела разговор на другую тему: – Столовая почти пустая.

– Завтрак давно прошёл, а до обеда ещё далеко. Все по маршрутам разошлись.

– По каким? – Катя с трудом представляла в горах маршрутные такси и автобусы.

– Альпинисты ушли на восхождение.

– Разве они покоряют не самые высокие горы? – удивилась Катя.

– Альпинизм – это спорт, а в спорте важны тренировки. Никто не становится чемпионом сразу. Начинают всегда с маленьких побед.

– Да? Что, и я могу стать альпинисткой?

– Конечно. Когда подрастёшь. И научишься работать в связке.

Катя насупилась. Она не любила, когда ей напоминали, что она ещё маленькая.

Глеб, не заметив этого, продолжал: – Водники тоже ушли.

– Куда?

– На сплав. Они сплавляются по течению бурной реки на катамаранах или лодках.

– Я тоже хочу!

– Нет! Сейчас половодье, реки опасны даже для опытных спортсменов.

– А когда вырасту?

– Тоже нет! – отрезал Глеб. – Только когда выучишься водному туризму.

– А где ему учат?

– На станции юных туристов.

– Где бардовская песня?

– Откуда знаешь? – удивился Глеб.

– Была там с папой на концерте.

Глеб кивнул и продолжил: – Рыбаки уехали на притоки хариуса ловить. Тоже запишешься в секцию?

– Больно надо, – передёрнула плечами Катя. – Рыбу ловить я и так умею. Терпеть не могу червяков на крючок налаживать. Фу, гадость!

– Кому как, – невозмутимо ответил Глеб. Он спокойно продолжал есть, будто речь шла не о червяках, а о шоколадных конфетах. – Кстати, тут можно поймать рыбину с тебя ростом.

– На удочку? – заинтересовалась Катя. И с ужасом добавила: – А она не кусается? Ну, в смысле, если купаешься, а там эта рыба.

– Ты же купаешься только в тёплой воде. А рыба плавает на глубине. Там вода ледяная. Как в морозилке.

– Тогда как рыбы в ней плавают?

– А они замерзают и их сразу замороженными вылавливают и в магазин.

Катя поверила было, но увидела смешинки в глазах Глеба.

– Фотографы уехали снимать красивые виды.

– Я видела одного возле раскопок.

– Это отечественный и к тому же одиночка, сам по себе бродит. А там была группа иностранцев, они народ дисциплинированный, ездят с проводником и егерем.

– А егерь зачем?

– Так они же на фотоохоту отправились. А ты не хочешь пофотографировать? Я тебе фотоаппарат дам.

– Не надо, у меня свой есть. Дядь Глеб, я поела, спасибо большое.

Катя выскочила из-за стола и направилась к выходу.

– Катюх, ты куда? – опешил Глеб. – Обиделась, что ли? Я ж вроде ничего обидного не говорил.

Но Катя вовсе не обиделась. Через пару минут она обогнала водителя на крыльце и на ходу поблагодарила.

– Дядь Глеб, здоровско вы придумали. – Катя показала на висевшую у неё через плечо маленькую сумочку. – Я буду фотокорреспондентом!

– Вот и пойми этих девчонок, – пробормотал Глеб ей вслед.

 

 

Глава 16

Быть фоторепортёром оказалось непросто! Бабочки ни в какую не хотели замереть неподвижно на цветке, лошади прядали ушами и мотали мордами, и даже люди, казалось бы понимавшие всю важность фотосъёмки, и те моргали и шевелились в кадре.

– А ты фотографируй горы, – посоветовал Глеб. – Они, по крайней мере, стоят на месте.

Катя заподозрила, что он снова шутит, но на этот раз Глеб был серьёзен. Горы действительно снимать было легче и Катя стала делать фотографии природы.

– Пап, а этот папоротник был здесь во времена динозавров? – спросила она.

– Катёнок, умеешь ты поставить в тупик. Я ведь не палеоботаник*. Откуда мне знать, что здесь росло и чем питались динозавры.

– Ну, пап! – не отступала Катя.

– Катенька, голубчик, этого папоротника здесь точно не было, – подошла к ним Зинаида Ивановна.

– А какой был? – не унималась новоиспечённая фотокорреспондентка.

– Дайте подумать. – Зинаида Ивановна загибала пальцы, что-то подсчитывая в уме. – Здесь рос его прапрадед в двести пятнадцатом колене по материнской линии. Но он погиб. Ужасная смерть, знаете ли. Был съеден брахеозавром*.

– Зинаида Ивановна! – укоризненно воскликнула Катя.

– Не сердитесь, голубчик. Мы ведь не можем знать наверняка, что этого не было. Это могло быть.

– Не могло! – рассердилась Катя. – Брахеозавров здесь не было! Тут жили прозауроподы, анкилозавры и стегозавры*. Вот они-то вашего папоротникового дедушку и сожрали!

Катя отвернулась, чтобы никто не видел подступавших слёз, и побежала прочь. Да что они, сговорились? Считают её маленькой глупенькой девочкой? Никакая она не маленькая! Вот сейчас как найдёт что-нибудь без них, как сделает открытие сама, как сфотографирует редкого зверя или ещё никем не изученное растение! Тогда они все поймут, что она уже большая и умная (и, между прочим, поумнее некоторых)! Катя шла, не разбирая дороги и мечтала о будущем триумфе. Правда, триумф этот представлялся ей пока расплывчато, как видят мир без очков люди с очень слабым зрением, размыто, как в тумане. Потому что она никак не могла придумать, каким образом доказать всем, что нечего считать её несмышлёнышем. Она обязательно это докажет. Вот только как?

Немного успокоившись, Катя сбавила шаг и огляделась. Тропинка виляла между высокими крепкими соснами, но куда она вела – Кате не было видно. Хорошо взрослым, они издалека видят, куда идут. А ребёнку как посмотреть? На дерево взобраться? Лазать по деревьям Катя не умела. Она посмотрела на липкие от смолы сосны – ни веток, ни сучков внизу не было, а до верхних как достать? Надо быть великаном или цирковым акробатом, чтоб взобраться на такое дерево. Но как-то же надо осмотреть окрестности? Катя заметила впереди большой рыжий камень и решила подняться на него. Чем ближе она подходила к камню, тем больше он ей нравился – смешной, похожий на большую кошачью статую. Катя добежала до камня и легко вскарабкалась на него. Таких удобных для лазания камней она ещё никогда не встречала! Он словно специально был сделан, чтобы по нему взбираться вверх, выемки в камне напоминали ступеньки, как будто много-много лет подряд этот валун служил смотровой площадкой и люди протоптали лесенку в камне.

Катя села на макушку каменной кошки и осмотрелась. Так  красиво вокруг! Но безлюдно. Непонятно, куда она забежала сгоряча. Озера и домиков не было видно. Не было ничего, кроме гор, соснового бора и шума речных перекатов неподалёку. «Бояться нечего! – успокаивала себя Катя. – Кругом одни турбазы и пансионаты, везде люди. Диких зверей здесь нет. Ой... есть! Мы же проходили в школе. Рысь, росомаха, бурый медведь… Да ну их, эти открытия!»

Она поёжилась. Раз ничего и никого не видно, надо повернуть обратно и идти, пока тропинка не приведёт ей на базу.

Покидать тёплый бархатно-шершавый камень Кате не хотелось, но не сидеть же на нём всю оставшуюся жизнь? Она с сожалением спустилась, почесала каменное ушко кажущейся кошки, и пошла. Вернее, побежала.

Катя бежала по тропинке обратно, но лес кончился почему-то не у базы, а возле реки. Заблудилась! Как это могло произойти, она же шла по той же самой тропе, только в обратную сторону? И куда теперь?

Катя присела на берегу и зачерпнула ладонями воду. Холодная, она приятно освежала лицо и, умывшись, Катя почувствовала себя лучше. Она знала: надо быть спокойной и тогда найдёшь выход. Но как сохранить спокойствие, если ты одна, впереди река, сзади лес. И ни души вокруг. Если бы хоть сплавщики проплывали и заметили её. Она с надеждой посмотрела на реку и вдруг вспомнила про громадных рыбин. Глеб так и не ответил, кусаются они или нет. Катя отошла подальше от воды. Нет, путь вдоль реки не годится. Остаётся только лес. Девочка решительно зашагала к соснам. Надо просто идти по своим следам и вернёшься. Но стоял жаркий июньский полдень и ни на камнях, ни на траве, ни на земле следов не было. Никаких. Вернее… были! Катя присмотрелась и увидела отпечатки кошачьих лап. Малюсеньких лапок, не пантеры или снежного барса, а простой домашней кошки. Или кота. А если кошка домашняя, значит, неподалёку дом. А в доме люди. Катя повеселела. Она боялась потерять след и шла, не отрывая взгляд от цепочки следов. Но следы внезапно закончились. Под ногами камни, а прямо перед Катей зияло в скале отверстие пещеры. Взаправдашней пещеры! Справа от входа на камне высечена смешная жёлто-рыжая кошка. Катя остановилась, подумала: «Нельзя туда идти!» И вошла.

 

 

Глава 17

Пещера оказалась гораздо просторнее, чем Катя предполагала. Большая пустая каменная комната с углублением в дальнем краю. Катя помнила, что в одиночку незнакомые места осматривать нельзя, но ноги сами шли вглубь пещеры и Катя никак не могла заставить себя выйти обратно. В дальней стене было вовсе не углубление, нет, там был… ход. Крупные, вырубленные в камне ступени уходили вниз. Катя шагнула вперёд. Ступенек оказалось одиннадцать. А дальше… дальше шёл тоннель. И в нём было светло. Странный свет – не электрический, не свет огня факелов или костра – ровным золотистым сиянием разливался в воздухе. И в этом сияющем тоннеле было совсем не страшно. Катя побежала вперёд. Свет с каждым шагом делался ярче и, наконец, стал нестерпимо ярким. Казалось, стена горит. Когда глаза  привыкли и свет перестал слепить, Катя разглядела, что сияние идёт от стены, вернее, от того места, где на камне была нарисована… кошка. Золотая кошка. «Что же это за краска такая?  – удивилась Катя. – Полыхает как жар-птица. Или жар-кошка?» Девочка подошла ближе и осторожно, боясь обжечься, потрогала светящийся рисунок. Стена была прохладной. Обычная каменная стена. Вот только кошка на ней необычная. Нарисованная кошка смотрела мудро и слегка насмешливо. Будто знает что-то неизвестное больше никому на свете и ей забавно наблюдать за остальными, не знающими этого секрета. Кошка улыбалась. Катя ошеломлённо смотрела на рисунок. Это же ТА САМАЯ КОШКА! Её кошка. С карты. Кошка из зеркала. Она… нашлась! Девочка погладила нарисованную спинку, почесала нарисованное ушко, прижалась к нарисованному носу. И ей показалось, что нарисованные усы щекочут как настоящие. Катя посмотрела на стену и ей почудилось, что кошка подмигнула. Девочка заворожённо глядела, как рисунок потянулся, словно надуваясь, фыркнул, и… спрыгнул со стены! Ожившая кошка шла по тоннелю, заливая его золотым светом. Потрясённая Катя отправилась за ней. Это невероятно, так не бывает! Но это было, это происходило прямо сейчас и случилось именно с ней, Катей. И теперь просто глупо не узнать, куда идёт эта невозможная кошка. Тоннель повернул и Катя увидела, что он заканчивается и свет от выхода скрадывает сияние кошки. Кошка потускнела, съёжилась и вдруг покатилась вперёд, быстро-быстро, как золотой шар, вылетела из пещеры, перепрыгивая с камня на камень скатилась вниз и замерла. Катя подбежала и подняла с земли блестящую металлическую статуэтку кошки, свернувшейся в клубок. Теперь она умещалась на ладони. Кошачий глаз подмигнул. Или это только померещилось? Катя осмотрелась. Похоже, тоннель не такой уж и длинный. Всё то же самое – горы, река, сосны. То же самое, но не то... Шустрые рыжие белки прыгали с дерева на дерево, играя в догоняшки, спускались на землю и бесстрашно пробегали прямо рядом с Катей. Из-за куста багульника высунулась любопытная заячья морда. Яркие, разные, звонкие птицы пели, щебетали, трещали, перекрикивая друга друга, будто хотели что-то Кате рассказать. И деревья, и трава, и цветы были яркими, гораздо ярче, чем обычно. Всё было какое-то... чистое. Словно только что умытое. Нарядное. Даже праздничное. Катя заметила, как из-за высоких папоротников за ней наблюдает косуля, а может, и олень, Катя не очень в этом разбиралась. Бабушка Семёновна учила её, рассказывала, показывала, объясняла, но одно дело в книжке картинки смотреть или в зоопарке таблички на клетках читать, и совсем другое – вот так на глаз определить, что это за зверь такой. «Главное – не хищник, –  успокоила себя Катя. – Если здесь травоядные так мирно играют, значит, не опасно. Если бы поблизости бродили хищные животные, то беличьи, заячьи и оленьи мамаши своих детёнышей по домам бы загнали». И всё же непонятно – ни вчера, ни сегодня утром никаких диких животных Катя не видела. Откуда же они вдруг появились? Прятались они, что ли? Странно.

Странное утро, странная кошка и теперь вот странный лес. Его как будто только что вымыли и заселили в него так много птиц и зверей, что Катя об них чуть не запиналась. «В настоящем лесу так никогда не бывает, – подумала Катя. – Может, этот лес... волшебный?» Или она просто плохо разбирается в лесах? Выросла-то в городе, откуда ей знать? И как ей из этого сказочного леса на базу вернуться? Обратно через тоннель идти? Так она потому и оказалась в тоннеле, что заблудилась. Ну пойдёт она обратно, и что? А может, наоборот, здесь она на правильный путь вышла? Как это проверить?

Катя отошла подальше от пещеры, но ничего подсказывающего, в какую сторону идти, не нашла. Пошла в другую сторону – и увидела камень. Большой рыжий камень, напоминающий фигуру кошки. «Старый знакомый!» – обрадовалась Катя, и по выщербленным ступенечкам взобралась на валун. Могучий, просторный, необъятный лес обнимал всё вокруг: горы, реку, равнину. Расстилавшаяся внизу долина была ещё прекраснее, чем в прошлый раз. В реке плескались блестевшие радужной чешуёй рыбы, в лесу и долине пели птицы. Катя и не представляла, что природа может быть такой весёлой. В этом лесу ей было так хорошо! Вот только людей было не видно и не слышно. «А как же я домой попаду? – спросила Катя у золотой кошки, которую держала в руке. – Как мне вернуться на базу, а? Как?!» Катя устала, проголодалась и ей уже хотелось разреветься.

И тут неподалёку раздались голоса. Катя поспешно сунула золотую кошку в карман джинсов и спустилась с камня.

 

 

Глава 18

Из-за сосен вышла компания детей, одетых в странные, невообразимо яркие одежды малинового, синего, красного и зелёного цвета, и остановилась, глядя на Катю с подозрением. Все четверо, мальчик и три девочки, были вооружены луками и стрелами. «Местный фольклор. Народные костюмы. Надо будет маме показать, она такое любит». Катя достала фотоаппарат и навела на детей. Её действия им явно не понравились. Мальчик выхватил из колчана стрелу и натянул тетиву.

 – Улыбочку! – попросила Катя. – Снимаю.

«Пи-у!» – пропела стрела и вонзилась в фотоаппарат с такой силой, что выбила его из Катиных рук.

Девочка в синей юбке повернулась к стрелку и сказала ему что-то. Катя не поняла ни слова, но догадалась по лицам, что девочка ругается, а мальчик доказывает свою правоту.

– Дикари какие! – всхлипнула Катя. – Ну не любите фотографироваться, так и скажите. Зачем сразу фотоаппарат портить? Мне его, между прочим, на день рождения подарили.

Стрелок убрал лук, подошёл к фотоаппарату, бережно взял его и, держа на вытянутых руках, повернул к солнцу и что-то прокричал. Выдернул стрелу, снял с пояса нож, что-то нацарапал на древке и убрал стрелу в колчан. А потом встал на колени и принялся ловко рыть ножом землю. Выкопав небольшую ямку, он положил на дно фотоаппарат, засыпал землёй, принёс от реки камней и выложил поверх ямки горкой. «Он же похоронил фотоаппарат! – сообразила Катя и от этой мысли разозлилась и напугалась одновременно. – Да они тут все ненормальные!» Она в сердцах вынула из кармана статуэтку и спросила кошку: «Ну! И куда ты меня привела?» Дети отшатнулись от неё и с криками упали на колени, уткнувшись лицами в землю. Громче всех вопил стрелявший мальчик.

Глядя, как они обхватили головы руками, Катя в недоумении повернулась к кошке. – Это они тебя так боятся? – И на манер Яна Карловича пропела: – Интере-е-есно.

Это было интересно, но непонятно. Почему так странно вели себя эти дети? На каком языке они говорили? Кто разрешил им разгуливать с оружием, с настоящим взрослым оружием? Катя опасливо покосилась на лук и стрелы, у мальчика их было много, целый колчан, и ещё несколько торчало из-за голенища сапога. Сапоги летом?! Или, скорее, валенки. Катя помнила, как в школе на уроке домоводства их учили валять шерсть, тогда у неё получилось очень похоже на тот материал, из которого сделаны красивые расшитые узорами сапожки детей. Ну, мальчик, допустим, не в себе. Ещё бы – в фотоаппараты стреляет, а потом устраивает им обряд погребения! Но ведь и остальные дети были в сапогах. Катя присмотрелась. Стрелявший мальчик и три не менее странные девочки, все четверо вооружены луками и стрелами и выглядят как в кино про индейцев, вырядились в нелепые костюмы и изображают какие-то непонятные ритуалы. «Это ряженые! – сообразила Катя. – С «Бирюзовой Катуни»*. Точно! А кто ж ещё?» Надо же, она чуть взаправду не испугалась. Кате сразу стало легче. Она рассмеялась и сказала: – Ну хватит уже! Вставайте!

Дети застыли как окаменевшие.

– Да ладно вам! Я почти поверила. А теперь расскажите, что это у вас за маскарад?

Но никто даже и не думал шевелиться, а тем более отвечать на вопросы. Кате стало тревожно. Оказаться одной против четверых невменяемых вооружённых ровесников – об этом даже думать не хотелось. «Главное – их не злить, – решила Катя. – Надо понять, кто это такие и где я, и как мне вернуться на базу. Эх, и зачем я только побежала за кошкой? И что мне теперь делать?» Вспомнив про кошку, Катя перевела взгляд на зажатую в ладошке золотую фигурку. Кошка довольно жмурилась и излучала безмятежность, всем своим видом показывая, что она вполне довольна. «У неё меняется выражение лица! – изумилась Катя. – То есть мордочки». Кошка, которая умеет оживать, а потом превращаться в игрушку – так всё-таки она настоящая или нет? Или... волшебная? Катя ещё раз посмотрела на кошку и ей показалось, что кошачья голова кивнула: «Пр-равильно мыслишь, пр-равильно!» А если кошка волшебная – пусть она сделает так, чтобы Катя сейчас же оказалась с папой. Или с мамой, дома, будто и не уезжала никуда. «Верни меня домой! – мысленно попросила Катя, глядя на кошку. – Домой хочу!» Золотая мордашка скривилась и Кате показалось, что она слышит мурчание: «Р-рано тебе домой, р-рано! У тебя ещё здесь много дел». Катя возмутилась: «Да нет у меня здесь никаких дел! Я даже не знаю, где я! И делать мне здесь нечего!» Кошка ухмыльнулась. Со стороны их молчаливый разговор выглядел как игра в гляделки. Катя смотрит на кошку, кошка смотрит на Катю, если, конечно, металлические статуэтки могут смотреть. Смотрят кошка с Катей друг на друга и молчат. А на самом деле Катя кричала, а кошка ей спокойно отвечала. А чего ей, кошке, кричать? Кошка знает, где они и зачем они здесь. А Катя не знает, вот и кричит со страху, испуганные люди часто повышают голос, кошка это знала. Кошка мудрая, ей кричать незачем, она молча разговаривает, мысленно. И Катин неслышный для окружающих крик кошку нисколько не напугал. Подумаешь, девочка струсила. Эка невидаль. Каждый струсит без мамы, без папы, без бабушек. Эта трусость – не трусость, а сплошной здравый смысл. Бояться тоже надо уметь, без этого не прожить. Кошка прожила уже долго, очень долго, и она точно знала, что нужно уметь, что нужно знать, что нужно делать. И чего нельзя. И вот сейчас Кате нельзя, ну никак нельзя было отсюда уйти, не узнав! Не узнав что? А вот об этом-то как раз и история.

 

 

Глава 19

Кошка не мигая смотрела на Катю и девочка словно слышала журчащую мягкую речь: «Не бойся! Я тебе помогу! И ты помоги здесь кому сможешь чем сможешь. Не бойся! Да смотри внимательно – потом папе р-расскажешь, маме покажешь. В твоём мире всё отр-разится, всем пр-ригодится». И вдруг Кате стало очень спокойно и радостно. Если Катя потом маме с папой что-то полезное расскажет и покажет, значит, она их увидит. И ещё это значит, что с ней произойдёт что-то очень интересное и нужное. Отразится в её мире – значит, сейчас она не в своём мире? А в каком? Всё это с одной стороны успокаивало, а с другой – будоражило воображение. «А где я?» – спросила Катя. «Здесь, – усмехнулась кошка. – Ты сейчас здесь. А потом будешь там». Катя поняла, что больше она никаких объяснений от кошки не добьётся, хотела обидеться, но передумала. Ну, здесь так здесь. Всё равно она будет здесь, пока не сделает то, ради чего кошка её сюда привела. Обижайся, не обижайся, а придётся быть здесь. Так что лучше не обижаться, а повнимательнее всё рассмотреть. И понять. «Ум-мяу-мяу-ница!» – восхитилась кошка. – «Ум-мяу-мяу-ница! Мудр-рая девочка!» Катя просияла. Ей очень нравилось, когда её считали умной, но мудрой её ещё не называли никогда. И кто назвал? Волшебная кошка! Значит, Катя и правда мудрая умница. «А что нужно делать?» – спросила Катя. Кошка улыбнулась: «Всё очень пр-росто. Иди с ними, там всё увидишь, узнаешь». И кошка кивнула в сторону детей, которые продолжали лежать неподвижными разноцветными валунами. «Но как? – удивилась Катя. – Я же их совсем не понимаю». Раздался тонкий металлический звон, как будто прозвенел золотой колокольчик, и Катя поняла, что кошка смеётся. «Ер-рунда! Это мы сейчас испр-равим». Кошка вспыхнула вдруг ослепляюще ярким светом и золотое сияние разлилось вокруг, всё стало золотым – золотой воздух, золотые горы, золотые дети, золотая Катина рука, держащая кошку, золотые джинсы и золотые кроссовки. Может, и вся Катя стала золотая, но она себя со стороны не видела. Золотая дымка окутала мир. И в этом золотом сияющем мире тихо раздавались нежные воздушные звуки золотой (в этом Катя не сомневалась) мелодии. Как будто кто-то ударял мягкой лапкой по невидимым тонким трубочкам волшебного ксилофона. Мя-мя-мя-мя-мяу... Золотая музыка разливалась над золотыми горами. Мя-мя-мя-мя-мяу... Ал-ал-ал-ал-тяу! И как только эта мелодия закончилась, золотое сияние стало рассеиваться и вскоре совсем исчезло. И всё вроде осталось прежним, но стало совсем другим. Понятным. Простым. Родным. Как будто Катя раньше это знала, а потом забыла. И горы стали будто давно знакомыми, и дети перестали казаться опасными, и всё вокруг стало своим.

– Ну вы чего? – Катя наклонилась к девочке, которая была к ней ближе всех. – Вставайте уже.

Девочка подняла голову, с недоверием посмотрела на Катю и улыбнулась. Остальные дети тоже повернулись к Кате и несмело встали. Мальчик поднялся последним.

– Ты кто? – спросил он.

– Катя. А ты кто?

– Меня зовут Айк, – гордо ответил мальчик. – А откуда ты? Из каких ты мест? Как здесь оказалась одна? Где твоё оружие? Где твой конь?

Катя хотела объяснить ему, как приехала с папой на раскопки и убежала с базы, но что-то подсказывало ей, что мальчик не поймёт её рассказ. И она честно и кратко ответила: – Меня привела кошка. – В подтверждение своих слов Катя протянула вперёд руку с золотой фигуркой. – Вот эта.

Дети в испуге шарахнулись от неё и снова упали на колени и прижали головы к земле.

– Ну хватит уже, а? – попросила Катя. – Вы что, будете так падать каждый раз? Вставайте.

Дети поднялись и робко смотрели на Катю.

– Тебя привела Алтын Киске*? – кивнул мальчик. – Ясно.

– Не знаю я никакую Алтынкиске, – возразила Катя. – Это вообще кто?

– Она! – мальчик кивнул в сторону Катиной руки, сжимающей фигурку кошки.

– Она? – переспросила Катя, поднимая руку с золотой кошкой.

Дети снова мгновенно рухнули на землю. Кате начинала надоедать такая реакция на статуэтку. «Если они так боятся или уважают эту кошку, её можно использовать как джойстик: показала им – упали и застыли. Так и будут падать весь день. Надоели, выключила кошкой, лежат. Удобно. Только пока незачем. Да и жалко их, чего они её так боятся?»

– Если вы всё время будете так падать, то мы никогда отсюда не уйдём и никогда никуда не придём. А кошка велела мне идти с вами, – возмутилась Катя.

Дети как по команде поднялись, на их лицах больше не было испуга, только сосредоточенность.

– Ну, если велела, то пошли, – сказал Айк.

И они пошли.

 

 

Глава 20

Они шли и шли, и не было ничего, хотя бы отдалённо напоминающего о людях – ни машин, ни домов, ни палаток, ни даже следов костровищ. Ничего. И никого. Только горы. Горы, везде горы, река, небо. И больше ничего не видно. И не слышно. Ни долетающих издалека голосов, ни песен, ни клаксонов, ни лая собак, ни одного привычного звука. Только плеск воды в реке и изредка дробь слетевшего вниз камушка. Тишина была такой огромной, оглушающей, что Катя радовалась каждому звуку. Она пыталась поговорить с детьми, расспросить их, кто они и откуда, но в ответ на все её попытки слышала одно и то же: «Тс-с! Не сейчас! В пути надо слушать дорогу». И они правда слушали свой путь. Смотрели по сторонам внимательно, насторожённо, прислушивались, принюхивались, а когда им послышалось что-то – замирали как изваяния. Кате сначала казалось, что это какая-то игра, но потом она поняла, что дети и в самом деле верят, что вокруг них таилось полно опасностей, и готовы к встрече с ними в любой момент. Это были очень странные дети. Все три девочки (а Катя до сих пор не знала, как их зовут) вооружены так же, как и Айк. У всех луки и деревянные колчаны, полные стрел и ещё стрелы воткнуты за отворот сапог. И как они их не колют при ходьбе? Да и сами сапоги очень странные, больше похожи на высокие тоненькие белые валенки, расшитые красной тесьмой. И подошва у них чудная, оставляет на земле отпечатки в виде цветов. Как кувшинка или лотос. А одежда и совсем невообразимая – из шерсти, меха, шёлка, и всё настолько яркое, что в глазах рябит. Меховые курточки летом, подумать только! Интересно, и не жарко им им так ходить? Но самыми удивительными в удивительной одежде этих удивительных детей были, конечно, шапки. Высокие шапки, похожие на будёновки, с деревянными фигурками вместо пуговиц! Причём у всех были фигурки лошадей, а у Айка ещё и верблюды. Целое стадо на голове – зачем? И расшитые орнаментом кожаные сумки, перекинутые наискосок через плечо – что в них лежит, в этих сумках? Девочки сменяли друг друга, по очереди идя позади всех и заметая следы веником из сломанных по дороге веток. Загадка. Одни загадки кругом. Чем больше Катя разглядывала своих спутников, тем больше замечала странностей. Но объяснять ей никто ничего не собирался. Шли молча.

Они шли и шли, и шли, и шли, и ничего не было, и горы сменились тайгой, в которой тоже ничего интересного не было, и Катя изнывала от любопытства и жажды, как вдруг из ниоткуда – в этом Катя могла бы поклясться, не было здесь ничего минуту назад! – вдруг из ниоткуда появился высокий крепкий забор и конца ему ни справа, ни слева не было видно. Прямо перед детьми оказались тяжёлые ворота, над которыми на деревянной площадке дежурил свирепого вида сторож. Одет он был так же, как и дети – слишком ярко и не по сезону тепло. И, что совсем Кате не понравилось, вооружён он был не только луком, но ещё и каким-то топором, а сбоку на кожаном ремне висели ножны, из которых угрожающе торчала рукоять. Катя покрепче зажала в руке золотую кошку. Кем бы ни были эти люди, она не станет их бояться. У неё есть то, чего они сами пугаются! По крайней мере, Катя очень на это надеялась.

Охранник изучающе рассмотрел Катю и, видимо, остался недоволен.

– Кто? – прорычал он, обращаясь, скорее, к Айку.

– Я Айк. А эти со мной.

– Вижу, что ты Айк. А это кто? – не сдавался сторож.

– Она от Алтын Киске. Покажи ему, – сказал он Кате.

И Катя разжала ладонь. Как по волшебству, дюжий детина рухнул на колени и преклонил голову. «Кажется, мне здесь бояться нечего!» – успокоилась Катя.

– Ты, может быть, нам всё-таки откроешь? – спросил Айк.

Сторож поднялся с колен и нажал рычаг какого-то громоздкого деревянного механизма. Ворота бесшумно отворились. Катя удивилась – огромные двери, а даже не скрипнули. Ворота открылись, дети вошли и ворота тут же закрылись за ними. Внутри был город.

 

 

Глава 21

Может, и не город, а очень большой посёлок. Но в первую минуту Кате показалось, что это именно город, огромный, бесконечный и странный. Чем дальше они шли, тем сильнее Катя удивлялась. Это был удивительный город. Без машин, без мужчин, без камней. В лесу посреди гор спряталось поселение детей, стариков и женщин. Людей почти не было, а те, кто встречался им на пути, были старые – дряхлый гончар за гончарным кругом, хромой конюх с лошадью на поводу. Здоровых мужчин не было, да и женщин оказалось немного. В основном это были или мамочки с младенцами или весьма пожилые матроны. Почему же жители маленькие и старенькие, а взрослые где? Многие добротные деревянные шестиугольные дома, построенные на большом расстоянии друг от друга, явно пустовали. Из труб не шёл дым, входные двери закрыты, да и вид у домов нежилой. По дому всегда можно понять, живут в нём или нет. Каждая девчонка это сразу видит. Так вот в этих домах хозяев не было, и таких пустующих домов было очень много. Зато те дома, в которых кипела жизнь, выглядели очень ухоженными и уютными. И, что самое странное, насколько Катя успела заметить, хозяйничали в основном дети, такие же как она и даже младше. Маленькие хозяева уверенно и ловко управлялись в усадьбах, и было видно, что это в порядке вещей. Катя вспомнила бабушек Семёновну и Антоновну, не разрешавших ей самостоятельно ни печку растопить, ни тесто замесить. А здесь все топили, месили, таскали воду, поливали огороды. И никого из взрослых это не удивляло, никто не говорил: «Осторожно! Обожжёшься! Упадёшь! Разобьёшь!» И никто из детей не обжигался, не разбивал и не падал. Это был город самых самостоятельных детей и самых спокойных, но немногочисленных взрослых.

Наконец они подошли к просторному загону, в котором паслись лошади. Рядом с загоном сидел крупный рыжеволосый бородатый мужчина в малиновых штанах, и чинил сбрую.

– Мирный день! – поприветствовал его Айк. Девочки эхом повторили.

– Мирный день! – откликнулся тот, и встал, нависая над детьми, как гора. Долго пристально разглядывал Катю  и сделал вывод: – Заблудилась?

Катя кивнула.

– Дорогу домой знаешь?

Катя отрицательно помотала головой.

– Где находишься, знаешь?

Катя снова помотала головой.

– Раз уж ты здесь, глупо скрывать от тебя. Это Тайный город. Слыхала легенды о таком?

И опять Катя отрицательно покачала головой.

– Да ну? – не поверил великан. – Что, совсем не слыхала?

Катя кивнула.

– Интере-есно, – протянул он и Катя вспомнила Яна Карловича, который так же растягивал слова в минуты волнения. – Ну, давай знакомиться. Я Ахо. Учитель Ахо. А это, – он обвёл рукой вокруг, указывая на загон, лошадей и сваленные у ограды мешки, – школа.

И, глядя, как у Кати округлились глаза, учитель Ахо спросил: – Ты никогда не видела школу?

 

 

Глава 22

Вот так фокус! Ни разу не видела школу? Да она тыщу раз её видела, настоящую школу, с классами, учебниками, интерактивными досками и электронным журналом. Настоящую школу, а не этот загон под открытым небом. Да она, если хотите знать, выросла в школе, бабушка Семёновна часто её с собой брала, пока на пенсию не вышла. Катя собралась было выпалить всё, что знает о школе, как вдруг кто-то легонько укусил её за ладонь. Катя ойкнула и глянула на руку. Золотая кошка хмурилась и слегка покачивала хвостом из стороны в сторону. Вид у неё был крайне недовольный. «Не надо, – сообразила Катя, – не надо им про школу говорить». Кошка кивнула и перестала бить хвостом.

– Не видела, – согласилась Катя. – Такую – никогда.

Учитель Ахо кивнул. И обратился к девочкам, до сих пор молча стоявшим рядом с Катей. – Рейне! Айне! Тийне! Как прошёл день?

Каждая из девочек слегка наклоняла голову, когда он называл её по имени и Катя узнала, как их зовут. Рейне в малиновой юбке, Айне в синей, а Тийне в зелёной. У всех троих девочек были голубые глаза и золотистые волосы, заплетённые в одинаковые причёски, на всех троих были одинаковые белые войлочные сапожки, расшитые красной тесьмой,  и браслеты и серьги на всех были очень похожие. Катя решила, что первое время она будет различать их по цвету одежды. А потом, может быть, по характеру или по голосу, или ещё как-нибудь. Если ей, конечно, повезёт услышать их голоса. Пока что девочки поражали её своей молчаливостью. И сейчас, вместо того, чтобы наперебой рассказывать учителю о сегодняшних приключениях, они молча раскрыли свои кожаные торбы, перекинутые через плечо, и достали оттуда перья. Перья?! Катя обомлела. Да, именно перья, много, целые пригоршни прочных красивых перьев. Учитель Ахо одобрительно кивнул.

– Молодцы! Далеко ходили?

– На Кошачий камень, – ответила Айне и Катя с удивлением прислушалась к её произношению. – У входа в пещеру нашли её, – она кивнула на Катю. – У неё в руке Алтын Киске.

Айне говорила медленно, тягуче, ни одного лишнего звука, слова вылетали из её рта как стрелы и били точно в цель.

Если учитель Ахо и удивился, то виду не подал. Он лишь кивнул и обратился к Тийне: – Бадан, рододендрон, ревень?

– Нашли, учитель. – Тийне расстегнула тоненькую бежевую меховую курточку, под которой оказалась ярко-красная тканая рубаха, а на шее ещё одна сумочка, которую Тийне сняла и подала Ахо.

Остальные девочки тоже вытащили из-под шубеек сумочки с травами и протянули учителю. Катя заметила, что у каждой девочки под меховой тужуркой надет ремень, на котором держится нож в деревянных ножнах. Вот тебе и девочки!

– Хорошо, – кивнул великан и отдал Тийне все три сумки-травницы. – Отнеси старой Гил.

Ахо повернулся к Рейне: – Следы у воды?

– Нет, учитель, – покачала головой Рейне. – Сегодня не было.

– Хорошо.

Расспросив своих учениц, учитель Ахо повернулся к Кате и напевно произнёс: – Будь ты друг нам или враг, ты же здесь не просто так! Будь ты друг или не друг, раздели со мной еду.

Катя хотела было начать оправдываться, что ей нечем с ним поделиться, нет у неё никакой еды, но вовремя поняла, что это было мудрёное приглашение подкрепиться вместе с её новыми знакомыми. И, сказать по совести, это было именно то, чего Кате хотелось больше всего. Вроде недавно она завтракала с Глебом в столовой, но столько всего произошло за этот день, и Кате казалось, что она не ела пару тысяч лет, не меньше. Если у них здесь такие учителя, которые заботятся сначала о том, чтобы накормить, то такая школа ей нравится.

– Спасибо! – сказала Катя. – С удовольствием.

Учитель Ахо сделал приглашающий жест и повёл Катю в сопровождении Айне и Рейне обедать. А Айк? Куда и когда исчез Айк? Этого никто не заметил. А, может быть, заметили все, кроме Кати, просто виду не подали. Эти таинственные люди в Тайном городе, с них станется! Хотя чему тут удивляться? Сперва Катя появилась в их жизни внезапно, теперь Айк исчез незаметно. Счёт ничейный, один-один!

 

 

Глава 23

Столовая оказалась такой же необычной, как и школа. То есть её попросту не было! Не было ни кафе, ни закусочных, ни киосков с горячей выпечкой, не было абсолютно ничего. И где тут кушать, спрашивается? Они шли по городу, Катя оглядывалась по сторонам и не могла понять: как тут вообще люди живут? Дома деревянные шестиугольные, похожие на деревенские избы. Улицы просторные, полупустые, ни асфальта, ни тротуарной плитки, ни даже булыжника. Техники тоже нет, ни машин, ни мотоциклов, ни велосипедов, ничегошеньки. Только странные деревянные повозки стоят во дворах, некоторые большие, как дом на колёсах, а иные совсем малюсенькие двухколёсные, и как в них только ездить? Катя представила себя в такой колеснице, запряжённой одной из лошадей учителя Ахо. Получалось, что надо ехать стоя, держаться за поручень и постараться не вывалиться из коляски, если лошадь затормозит. Бр-р-р, незаманчивая перспектива! И электричества здесь не было тоже – ни фонарей, ни светофоров, ни рекламных огней, ни одного проводочка. Сейчас ещё не стемнело, но как они тут живут вечером? Катя зябко поежилась. Тут не было ничего пластмассового, ничего стеклянного, ничего бумажного. Это диковинное место напоминало павильон на киностудии, где снимают фильм о стародавних временах. Как будто киноплощадка заставлена деревянными срубами, на плетнях возле домов сохнут перевёрнутые глиняные кувшины, а по улице прохаживаются артисты в исторических костюмах. Катя наморщила лоб, вспоминая нужное слово. Массовка! Да, правильно, массовка. Именно так называют актёров, которые создают фон. Но странность была в том, что здешняя массовка, похоже, знать не знала, что она массовка. И никаких операторов с камерами тоже нигде не было видно. Это была самая что ни на есть настоящая, не киношная, а живая эпоха. Настоящая, живая, но... не современная. Или, правильнее сказать, современнная, для своего времени там всё совпадало и отлично сочеталось, но современность эта была другая. Не Катина. «Я не буду об этом думать! – твердила себе Катя. – Я не буду об этом думать! Я буду шаг за шагом идти по этой дороге и делать все те дела, о которых говорила кошка. А потом я вернусь домой. И расскажу всё это маме и папе. И потом вместе с ними подумаю. А сейчас не буду!» Но эти мысли думались сами, лезли без спроса в её голову и Катя боялась им проиграть. Проиграть – значит, запутаться в мыслях; запутаться – значит, испугаться; а испугаться – значит, сделать ошибку. А этого Катя никак, ну никак допустить не могла! У неё дома родители разведённые и она их единственная палочка-выручалочка, соединялочка. У неё бабушки одинокие, а под кого же они тогда своё расписание организовывать будут? У неё, в конце концов, Гришка, диктанты списывающий, с кем он теперь будет сидеть за одной партой? Нет-нет, нельзя ей здесь остаться, никак нельзя! Катя разжала ладонь и глянула на кошку. Та кивнула и Катя успокоилась. Не думать о плохом, делать что нужно и скоро увидит маму с папой. Наверное, увидит...

А учитель Ахо тем временем привёл их к своему дому. Катя сразу поняла, что он здесь живёт – этот дом был очень похож на рыжего великана, как на заказ для него сделан. С крылечка скатились крепенькие малыши в малиновых штанишках, белых сапожках и меховых курточках, и бросились навстречу отцу. Он так ловко их подхватил, словно они долго репетировали эту сцену. А ведь, наверное, они и правда много раз это проделывали, потому и движения у них у всех такие слаженные, отточенные. Учитель и его маленькие сыновья на ходу делали трюки, как гимнасты в цирке, и Катя невольно залюбовалась их весёлыми выходками. А потом из дома вышла жена учителя Ахо и Катя остолбенела. Это была настоящая скифская принцесса из папиной любимой книжки! В высокой розовой шапке с золотыми фигурками, в длинной зелёной шёлковой рубахе и в малиновой юбке до пола, в синих кожаных сапожках, расшитых орнаментом, вся в золотых браслетах, а на шее – золотая гривна с двумя кошками. Или барсами. На её тонком красном меховом жакете красовались витые узоры из кожаных шнуров, а на поясе бахромой висели кисти из чего-то малинового. Настоящая скифская принцесса... Но только это была никакая не принцесса, а жена учителя.

– Вы скифы? – на всякий случай спросила Катя.

– Кто такие скифы? – не понял учитель Ахо.

– Народ такой. – Катя хотела сказать «древний», но вовремя прикусила язык. Куда уж тут древнее.

– Никогда не слышал, – удивился великан. – И где они живут?

Катя вспомнила как папа говорил и ответила: – Везде.

Учитель задумчиво покачал головой, его жена улыбнулась и провела их во двор, как будто её нисколько не удивляло, что к ним приходят на обед ученицы, а сегодня вдобавок ещё и совершенно незнакомая девочка. Айне и Рейне принялись помогать хозяйке, а Катя не знала, что делать, поэтому смотрела во все глаза. И было на что посмотреть!

 

 

Глава 24

И только когда учитель Ахо и его жена сели за стол, все принялись за еду. Но сначала учитель сказал: «У нас сегодня гость!» И показал на Катю. Все повернулись к ней и, сидя, кивнули. Это выглядело как поклон и Катя решила, что здесь так принято приветствовать, и кивнула в ответ. После этого приступили к еде. Мясо брали руками, ни вилок, ни ложек на столе не было, а ножей было много, но не столовых и даже не кухонных. Охотничьи были ножи. Но других здесь, похоже, не водилось. Лепёшки тоже разрывали руками, каждый отрывал себе кусок. Еда была не солёная, не перчёная, без соуса и сметаны, но Катя проглотила за милую душу всё, что ей подкладывал на тарелку заботливый Ахо. Она ела и ела и ела, пока не осоловела и не стала засыпать прямо за столом. Эх, если бы здесь был настоящий стол! И стулья. Катя старалась сидеть как все и надеялясь, что её мучения незаметны. Но, конечно, это было заметно. Когда человек не умеет сидеть, сложив ноги крест-накрест и держа спину прямо, это не скроешь. Все исподтишка посматривали на Катю и переглядывались, поднимая брови: откуда она такая? Это где ж такие края, где ребёнок не может держать осанку даже за едой? Слабая девочка, болезная. Не то что наши. Ничего этого Катя не замечала и была вполне собой довольна. Ей казалось, она выглядит как настоящий йог. То есть как все вокруг. Отяжелевшая от еды, Катя разглядывала людей за столом – они вели себя как одна большая семья. Дружная семья. Слов почти не произносили, заботились друг о друге молча. Незаметно клали друг другу самые вкусные куски, протягивали зелень или кружку с бульоном, который черпали из котла. Когда Катя захотела пить, не успела она сказать об этом, как ей вручили красивую деревянную кружку с бульоном. Катя и забыла, что дома бульон не ест, терпеть его не может и нос воротит, когда бабушки Семёновна-Антоновна пытаются её бульончиком напоить. А тут до последней капельки выпила и спасибо сказала. Хотела кружку отдать, да залюбовалась. Лёгкая, изящная, резная деревянная кружечка, а ручка в виде изогнувшейся кошки. Никогда Катя такой красивой посуды не видела! Из такой кружки даже пить жалко, только восхищаться. А тарелки деревянные и глиняные, это же произведения искусства, а не тарелки! А ножи с какими ручками узорчатыми! Каждая вещь – картинка, каждая картинка – сказка без слов, каждая сказка – о мире вокруг. Удивительные люди живут в Тайном городе, всё у них красивое, сказочное и мирное, куда ни посмотришь – глаз радуется. А бабушки у них какие! Это ж гимнастки, а не бабушки. Надо обязательно Семёновну и Антоновну научить так сидеть и ходить, как здешние бабушки ходят. Как балерины. А одежда у них до чего необычная! Вот бы маме Нонне показать! И люди все дружелюбные и спокойные, никто не ругается, не ворчит, все сидят рядышком и друг другу радуются... Стало темнеть. Катя заметила, как учитель Ахо подошёл к Айно и Рейне, ловко взял своих малышей на руки и понёс в дом. А вот когда он подхватил её и отнёс вслед за ними – этого Катя уже не почувствовала. Задремала. Жена учителя Ахо уложила Катю на застеленную овечьими шкурами лавку, укрыла верблюжьим одеялом* и бережно, как маленькой, подоткнула Кате одеялко. Бабушка Антоновна называет это «сделать конвертик».

 

 

Глава 25

Раннее сумеречное утро просочилось в дом сероватым светом. Семья  учителя Ахо проснулась, зашумела, и Катя проснулась тоже. Вылезать из тёплой постели не хотелось, но Катя чувствовала, что поспать ей больше не дадут. Даже если взрослые не заставят её вставать, одолеет шустрая мелкота. Как только великан ушёл на улицу, а его жена начала хлопотать по хозяйству, Катя обнаружила, что рядом с ней примостились рыжеволосые голубоглазые малыши и тщательно её изучают. Видимо, убедившись, что Катя не опасна, они стали вовлекать её в игру. Вот когда Катя пожалела что прогуливала уроки физкультуры! Это были маленькие дети и они с ней не дрались, не обижали, а именно играли, но у Кати не хватало сил с ними справиться поодиночке, а что уж говорить про двоих сразу. Когда учитель Ахо вошёл в дом, Катя уже была как выжатый лимон. Отец ничего не сказал малышам, он на них только посмотрел и те куда-то испарились.

– Как спалось? – спросил учитель Ахо. – Какие сны приходили на новом месте?

– Хорошие! – обрадовалась Катя и начала рассказывать. – Мне приснилось...

Но продолжить не успела, потому что великанская лапища зажала ей рот. Катя сначала испугалась, но потом увидела, что учитель Ахо напуган сильнее её.

– Не рассказывай! – сказал учитель Ахо.

Катя кивнула и он убрал руку.

– Я не знаю, из каких ты далёких краёв, девочка. И, может быть, в твоих землях можно рассказывать сны. Но по нашим правилам нельзя рассказывать добрые сны. Рассказывай только плохие, тогда они не сбудутся. А если духи предков прислали тебе добрый сон, береги его, храни его в себе и никому не отдавай. Когда сбудется хорошее – тогда и расскажешь. А расскажешь раньше времени – сон развеется как дым и улетит. Не сбудется.

Катя закрыла рот рукой. Она чуть не рассказала свой чудесный ласковый сон, в котором папа и мама обнимали её и они долго стояли так все вместе, втроём, и им было очень хорошо. Этот сон должен сбыться! Обязательно! Катя сделала пальцами движение, будто она закрывает рот на замок. Нет уж, никому этот сон не отдам!

Учитель Ахо кивнул и будничным тоном продолжил: – Ну что, пойдёшь в школу?

«В какую школу? – хотела возмутиться Катя. – Я весь год ходила в школу. Каникулы у меня! Не пойду». Но уловила едва заметное движение в другом конце комнаты и, присмотревшись, увидела, что за ней наблюдают две пары любопытных глазёнок.

– Конечно, пойду! – подскочила Катя. – С радостью.

Учитель Ахо заметил её взгляд и усмехнулся.

– Тогда собирайся. Сейчас придёт Маэ и поможет тебе переодеться.

– Маэ? А кто это?

– А ты не знаешь? – развеселился учитель Ахо. – Это моя любимая обожаемая жена. Хозяйка этого дома.

– Я не знала, что её зовут Маэ. Извините, а она точно не принцесса?

Учитель Ахо удивился.

– Точно. Не принцесса. Она жена учителя, в наших краях это больше, чем принцесса.

Теперь настал Катин черёд удивляться. Всё-таки, что ни говори, странные вещи говорит этот Ахо. Жена учителя – это, конечно, почётно и важно, но как она может быть главнее принцессы? «Так не бывает, – подумала Катя. И поправила: – Так не бывает там, где я живу. А здесь всё по-другому».

 

 

Глава 26

Маэ принесла лепёшки, кувшин молока и головку козьего сыра. Прежде, чем приступить к завтраку, Маэ повела Катю в женский угол переодеваться.

– Зачем? – удивилась Катя. – Я же одета.

– Это не одежда, – ласково улыбнулась Маэ. – Это неприятности.

Катя потрогала джинсы и футболку и покосилась на кроссовки. Почему неприятности? Очень даже приятности. Модные стильные вещи. Мама выбирала.

– А какие от одежды могут быть неприятности? – на всякий случай уточнила Катя.

Может, Маэ и удивилась невежеству такой взрослой девочки, но виду не подала.

– От одежды может быть горе, а может быть счастье. От доброй одежды добрая жизнь, доброе здоровье, добрые люди. От злой – злые.

– А как понять, добрая одежда или злая? А вдруг я не пойму?

Маэ рассмеялась. – Это совсем просто. Смотри, вот юбка. Нравится?

Юбка была красивая, длинная, розовая, с широким кожаным поясом, расшитым малиновыми кистями.

Катя кивнула: – Нравится. А это из чего сделано? – она покрутила в руке малиновую кисточку.

– Волос конский.

– Малиновый?!

– Белый. Покрасили.

– Как покрасили? – не поверила Катя. – Чем?

– Да известно чем, – пожала плечами Маэ. – Краской. Это дело нехитрое. Вот краску приготовить – это да, это тонкая работа.

– Ты умеешь краску делать и все эти вещи сама покрасила? – поразилась Катя.

– Не все. Некоторые вещи пришли ко мне уже готовые. А вот эти – да, сама красила. – Маэ любовно погладила сине-красную курточку. – Изатис* и кошениль*. А это, – она с гордостью вытащила из кипы вещей пурпурную шубку, – мурекс*. Моллюски далёкого моря,  – пояснила она Кате.

– А это? – Катя показала на золотистые войлочные сапожки.

– Рододендрон, – улыбнулась Маэ. – Первая ученическая работа.

– Твоя первая работа? – изумилась Катя.

– Ну да, – кивнула Маэ. – У каждой девочки есть свои первые поделки, первые покраски, первые одёжки, первые сапожки. Когда-нибудь и ты научишься.

Катя вспомнила вчерашние мешочки с травами на шеях у девочек. А она-то думала, что они заготавливают лекарственные травы или бадан на чай сушат. А это у них школа девчачьего мастерства, они учатся краску делать.

– Бадан, ревень, рододендрон*?

– Лиственница, марена, изатис*, – подхватила Маэ. – Ты одевайся. А краску делать я тебя потом научу.

Катя выбирала из принесённой Маэ охапки вещей что-нибудь менее яркое и, по мнению девочки, сочетающееся между собой. Ей хотелось составить ансамбль, как говорит мама. Но ансамбль не составлялся. Каждая вещь по отдельности выглядела исключительно красиво, но вместе они не сочетались. На Катин вкус не сочетались.

Увидев, что Катя не может выбрать, Маэ спросила: – Не подходят? Не по размеру или не по сердцу?

Кате стало совестно. Ей предложили мягкие, нежные, расшитые узорами и аппликациями вещи, созданные вручную, без всяких станков и швейных машин. Нитки делают сами, вон какие толстые, это, скорее, даже не нитки, а тонкие шнуры. Попробуй-ка таким прошей меховой полушубок. А войлочные сапоги и шапки? Чтобы навалять столько войлока, надо много потрудиться. А тканые рубахи, юбки и штаны? Ткань не плотная, не фабричная, её явно ткали на домашнем станке. Катя вспомнила деревянные ткацкий станок в музее одежды и поёжилась. Тяжелющий, ух... Это ж сколько сил надо потратить, чтобы всё это сделать? А покрасить? А украсить? Расшить кожаными и войлочными аппликациями, вышить разноцветными шнурами, подвесить кисти бахромы из конского волоса. А фигурки? Точёные деревянные фигурки на каждой шапке, на каждой шубке. Некоторые фигурки выглядели золотыми, но они были слишком лёгкими для золота, Катя вчера весь день ходила с золотой кошкой в руке и запомнила, что золото ощутимо тяжелее. Но если фигурка выглядит как золотая, а на самом деле деревянная, значит, что? Значит, её позолотили. Покрыли краской или фольгой. И в самом деле, Катя разглядела тончайшие складочки золотой фольги на фигурках оленей, лошадей, птиц, кошек. И вот это было уже совсем непонятно. Если нет электричества, нет техники, нет приспособлений, то как, как они умудряются раскатать золотую фольгу так тонко? Тоньше, чем фольга в обёртке шоколада. Но шоколадочную фольгу делают машины на фабрике, а эту? Эту кто делает? А пуговицы? Пуговиц не было, вместо них были завязки, ремешки из кожи или вместо пуговичек использовались мелкие точёные деревянные и костяные фигурки, а то и просто клыки. Чьи они, волчьи, медвежьи, кабаньи – Катя не знала и не горела желанием узнать. Выглядели они зловеще. Но для Маэ, похоже, это были просто пуговицы. А обувь? Эти высокие белые тонкие войлочные сапоги, расшитые красной тесьмой,  просто валенки-ботфорты. А мягкие кожаные сапожки, подошва которых таит узоры и, как Катя заметила вчера во время застолья, орнаменты у всех были разные. Что они показывают, эти узоры? Что рассказывают о своём владельце? И украшения, да. Украшений было много, в украшениях ходили все. Мужчины, женщины, дети, старухи. Золотые серьги, золотые гривны на шее, бусы и браслеты, сплетённые из разных камушков, золотые брошки-застёжки на одежде и золотые, деревянные и кожаные фигурки на всех вещах – одежде, обуви, шапках, поясах, колчанах, ножнах. Зачем они здесь всё украшают? Ведь это труд, лишний труд. И труд, насколько Катя могла судить по своему опыту уроков рукоделия, огромный. Зачем же всё так усложнять, ведь это не практично? Катя совсем не понимала, зачем делать вещи настолько яркими, что в глазах рябит? И зачем украшать каждую вещицу?

– Маэ, а зачем вы всё украшаете?

– Украшаем? – удивилась Маэ. – Мы не носим украшений.

Теперь уже удивилась Катя и показала на золотые фигурки на одежде Маэ: – А это что?

По лицу Маэ пробежала тень недоумения: откуда может быть эта чужестранка, если не знает элементарных истин, известных во всём солнечном мире? Насмехается она, что ли? Маэ посмотрела на Катю. Нет, вроде не смеётся. Неужели эта девочка правда не знает, как построена жизнь? Кто ж её растил? Может, она сиротка? Почему её ничему не научили? Странно. Очень странно.

Но вслух Маэ сказала: – Это сила. Защита.

– Оберег? – догадалась Катя.

– Это дружба с другими мирами.

– С какими другими? – не поняла Катя.

– С теми, в которых мы все раньше жили и с теми, в которых мы все будем жить потом.

Это уже было совсем непонятно. Катя растерянно посмотрела на загадочные фигурки и решила больше не спрашивать. Запуталась только, а понятнее не стало.

– Тебе не нравится наша одежда, – подытожила Маэ. – Но всё равно тебе надо переодеться. В твоих тряпочках ты промокнешь от росы и замёрзнешь.

– Что ты! – Катя поняла, что обидела радушную хозяйку. – Очень, очень нравится! У вас очень красивые вещи! Просто я не знаю, как их носить. У меня никогда таких не было.

Маэ расцвела.

– А это мы сейчас исправим. Надевай вот эту синюю рубаху, вон ту красную юбку, вот тебе малиновая шубейка, вот зелёная шапка и розовые носочки.

Носочки были шерстяные, вставленные один в другой – ажурные войлочные фестончики выглядывали из красного кожаного сапожка. Выглядело это изумительно, но как ходить в такой тёплой одежде летом?

– Твои ноги не привыкли к горам, – пояснила Маэ. – Их надо защитить.

«Да меня и кроссовки прекрасно защищают!» – хотела было поспорить Катя. Но промолчала. Носочки-сапожки такие красивые и мягкие, жалко снимать. Катя представила себя со стороны – попугай, да и только! Но, как ни странно, эта яркая одежда была очень лёгкая, очень приятная на ощупь и очень... воздушная. Как будто в ней вентиляция встроена. А ещё эта одежда была радостная, поняла Катя. Ну никак невозможно в таком виде сидеть уныло и ничего не делать. Катя почувствовала, как в ней появились силы и хочется мир приподнять.

– Ну вот, – обрадовалась Маэ. – Сейчас мы с тобой позавтракаем и побежишь в школу.

 

 

Глава 27

Катя растерянно огляделась. Учителя Ахо не было. Пока они выбирали одежду, он ушёл. Малышей тоже не было видно. На лавке стоял большой кувшин, лежал сыр и разломанная на куски вчерашняя лепёшка. Маэ налила девочке молока в деревянную кружку с барсами, так полюбившуюся Кате вчера и подвинула к ней тарелку. Тарелка была не деревянная, а глиняная как кувшин. И на этой керамической тарелке оказались изображены растения и фигурки животных. «Интересно, это украшение или защита?» – подумала Катя. Но спрашивать не стала. Вчерашняя лепёшка была совсем не чёрствой, а с молоком – просто объеденье! А сыр таял во рту. Маэ подливала Кате молочко, подкладывала кусочки сыра и хлеба, и улыбалась. Выздоравливает девочка. Хорошо.

Она проводила Катю: – Дорогу найдёшь?

Катя кивнула. И действительно нашла. Вчера она не запоминала, не приглядывалась, как идти от школы, а сегодня ноги сами привели её туда. В это странное место, где учатся здешние дети.

Это была не школа, а настоящий ипподром! Загон полон всадников на необычно осёдланных лошадях, и всадники эти были меньше Кати ростом. Малыши учителя Ахо медленно ездили по кругу, остальные дети лихо пришпоривали своих коней.

–  Пришла! – обрадовался учитель Ахо. – Выбирай лошадку.

–  Как? – Катя растерялась.

–  Пойдём, я тебе помогу.

Он подвёл её к стоявшим у коновязи лошадям и рассказал судьбу каждой лошади. А потом научил Катю определять возраст и характер коня. Кате понравился гнедой коняшка с хитрыми глазами, и она выбрала его. Обычно у лошадей глаза грустные, а у этого весёлые, наверное, и нрав у него весёлый.

– Ну-ну, – усмехнулся учитель Ахо и пошёл за подушкой.

Катя засомневалась было и хотела посоветоваться с кошкой. Сунула руку в карман, но... Кармана не было. И кошки не было. Она осталась в джинсах, которые Маэ аккуратно положила на Катину лавку. Ну что ж, раз нет кошки, придётся решать самой. И Катя решилась.

Учитель Ахо принёс набитую сеном подушку-седло и пристегнул её плетёным ремнём с костяной пряжкой.

–  Садись.

– Как? Я в таком седле не умею.

Учитель Ахо рассмеялся, подхватил Катю и усадил на подушку.

– Держи крепко, –  он подал Кате поводья. –  Не бойся, я буду рядом.

«Да я и не боюсь!» – хотела ответить Катя. Но это неправда. Она боялась. Очень боялась. Она вцепилась в уздечку так, что пальцы побелели. Конь шёл спокойно и не обращал на Катю внимания. Никакого. Словно он сам по себе гулял. Медленно, плавно, спокойно. Катя немного расслабилась. Сидеть сразу стало удобнее и Катя заметила, как искусно украшена сбруя. Это была не просто упряжь, это был наряд. Парадный лошадиный наряд, не иначе. А как ещё объяснить все эти украшения на уздечке? Вся сбруя украшена: на морде красные фигурки грифонов*, на шее – деревянные лошадиные головы, на узде – подвески в виде рыб, птиц и оленей. Таких нарядных лошадей Катя никогда не видела. Но здесь все лошади были такие. Катя пригляделась и заметила, что некоторые юные всадники так же, как и она, сидят на подушках из сена, а часть наездников в войлочных сёдлах с аппликациями. И ещё она заметила, что прогуливается верхом она одна. Остальные что-то делали: наклонялись, будто хотят что-то поднять с земли (Катя специально подъехала поближе, но там ничего не было, они поднимали воображаемые предметы!) или откидывались назад на круп лошади, или перевешивались то на правый, то на левый бок, или даже вставали! Джигитовка, вспомнила Катя. В цирке это называется джигитовка. Но зачем тут столько циркачей? И где они готовятся выступать? Катя всё больше удивлялась нелогичности здешнего образования. Зачем учить детей трюкам? Как это поможет им читать и писать? Иппотерапия, это, конечно, очень хорошо. Но грамотность ею не заменишь. Впрочем, гнедой коник оказался послушным, а Катя – нетяжёлой ношей, и они подружились. Катя каталась и наблюдала.

 

 

Глава 28

А потом начался ещё более странный урок. Все, как по команде, спешились и отвели своих лошадок к изгороди. Катя увидела как слаженно, привычно, одинаковыми движениями все дети протирают и чистят коней. А потом поят и насыпают им в кормушки овёс. Когда-то Катя была с родителями на конезаводе и эта экскурсия ей так запомнилась, что она ещё долго-долго рисовала лошадей. Но здесь было что-то другое. Здесь лошади были не просто лошади, а как бы часть человека. Словно дети были с лошадьми единым целым. Как кентавры. И даже слезая с коня, они не разъединялись, они продолжали быть целым, но состоящим из двух разных тел. И девочки, и мальчики двигались в одном ритме, будто танцевали незнакомый Кате танец дружбы. Она назвала его «танец с конями».

Дети, закончившие первыми ухаживать за лошадьми, без всяких указаний учителя Ахо перешли в дальний конец загона и сели в тени деревьев, дожидаясь, когда к ним присоединятся остальные. Когда все дети сидели в тени, учитель подошёл к ним и стал спрашивать, кто чем хочет сегодня заняться. Честное слово, он  спрашивал! Дети выбирали поручение по душе и учитель подсказывал им, как его лучше выполнить. А потом он всех отпустил! Вернее, отправил делать то дело, которое они себе выбрали сами. Довольные и сосредоточенные, дети разбредались небольшими группками. С учителем остались только самые младшие ученики.

Для Кати дела не нашлось. То есть она сама для себя его не нашла. Оставаться одной среди трёхлеток ей не хотелось, и Катя попросила, показывая на Рейне, Тийне и Айне: «А можно я пойду с ними?» Учитель улыбнулся и сказал Айку, чтобы они взяли Катю с собой. Айк скривился, но промолчал.

Они вышли из города и молча, как и вчера, шли по тропе. Катя не спрашивала, куда они идут и зачем. Всё равно по дороге они ей ничего объяснять не будут, это она уже поняла. Все молчали и Катя молчала тоже. Они шли по лесу вдоль реки: Катя в середине их маленькой группы, впереди по очереди то Рейне, то Тийне, а Айне и Айк были замыкающими. Идти в войлочной и шерстяной одежде, как ни странно, было удобно и совсем не жарко. Катя разглядывала наряды впереди идущих девочек, а потом представила, как она сама выглядит со стороны, и расхохоталась. «Т-с-с!» – шикнули на неё попутчики, а Айк покачал головой: «Я же говорил! Намучаемся мы с ней». Катя виновато замолчала. Молча, так молча. Ещё посмотрим, кто умеет лучше молчать, насупилась Катя. Она приготовилась молчать до вечера и больше ни словечка никому не сказать, как вдруг Тийне (по крайней мере, вчера девочку в такой же зелёной юбке звали Тийне), взяла Катю за руку и потянула за собой. Они вышли на берег реки. На высокий отвесной берег. «Что им могло здесь понадобиться? – удивилась Катя. – Тут кроме нескольких сосен и нет ничего». На берегу действительно ничего не было, да и откуда здесь чему-то было взяться? Но дети уверенно шли вперёд, к самому краю. Кате стало страшно. Куда они идут? И зачем она в это ввязалась? Сидела бы сейчас в городе с малышами и разговаривала с учителем Ахо. Если эти чокнутые дети подойдут близко к обрыву, она развернётся и тут же убежит. Но к обрыву никто не пошёл. Наоборот. Айк подошёл к огромной раскидистой сосне и полез наверх. Остальные стояли внизу и ждали. Как будто они только для того сюда и шли, чтобы лазить по деревьям. Нет, лазил он ловко, ничего не скажешь, но если всем предстоит такое развлечение, то Катя не полезет. Ни за что. У неё никогда не получалось на физкультуре по канатам лазить. Катя вообще на физкультуру ходить не любила, старалась пропустить при каждой возможности. Даже болела иногда специально, чтобы освобождение от физ-ры получить. А тут карабкаться в длинной юбке по смолистому столбу – нет уж, лезьте сами! Но взбираться на сосну вроде никто, кроме Айка, не собирался. Девочки стояли внизу и спокойно ждали. И Катя тоже стала стоять и ждать, а чего ждать – непонятно. Она хотела спросить, чего они ждут, но решила потерпеть и помолчать ещё немного. Ведь если просто подождать в тишине – всё равно в конце концов узнаешь то, что никто не хочет тебе рассказывать. И Катя решила ждать. Она уже догадалась, зачем они пришли, но решила не подавать виду. Не говорят и не надо, подумаешь. Папа рассказывал Кате, как во время экспедиций они иногда ездили с Глебом шишковать. Шишки собирать то есть. Кедровые. Наверное, Айк сейчас начнёт сбрасывать им сверху сосновые шишки, а девочки будут их собирать.

Но сверху прилетела вовсе не шишка, а лестница! Верёвочная лестница, как в парке канатных аттракционов. Рейне стала  проворно взбираться первой, за ней ловко поднялась Айне, а потом Тийне подтолкнула к лестнице Катю. «Я не полезу, я высоты боюсь!» – подумала Катя. И полезла вверх. Следом за ней взобралась Тийне.

 

 

Глава 29

Наверху оказался деревянный домик, настоящий домик с окнами и крышей. Айк поднял лестницу и свернул её. Катя думала, что они сейчас будут играть. Она уже играла однажды в домике на дереве, когда была в гостях. Но тогда дом на дереве был просто дом – дом, в котором играют дети. А здесь была какая-то странная игра. Незнакомая. Айк достал из колчана стрелы, выбрал одну, снял со стены моток тонкой сетки и прикрепил к стреле. Потом приоткрыл окно, выходящее на реку, долго прицеливался и, наконец, выстрелил. Куда, в реку? Катя недоумевала. Соревнование по стрельбе у них тут, что ли? Сетка вылетела в окно вслед за стрелой и из бесформенного вороха лески вдруг превратилась в туго натянутые аккуратные квадратики, соединяющие домик на дереве с чем-то, во что вонзилась стрела. Тийне и Рейне достали из карманов по камушку и, размахнувшись, бросили в реку. А потом вылезли в окошко и уверенно зашагали по лесочному мосту, как будто он был не натянутой в воздухе паутиной, а деревянным, железным, бетонным, железобетонным или какими ещё бывают самые прочные мосты. Катя смотрела на девочек и боялась дышать. Они уже ушли далеко и только малиновая юбка Рейне ярким пятном словно парила в воздухе, как лепесток на ветру. «Ну что же ты стоишь? – тихо сказала Айне. – Иди, я за тобой». Катя в ужасе отшатнулась от неё. Идти вот так, по небу?! Никогда! Но как-то ведь они здесь все так ходят? «Ты никогда не видела мостов? – догадалась Айне. – Не бойся, это очень-очень просто. Держись за две верёвки по бокам, это перила, тебе будет легче. И смотри только туда, куда ставишь ноги. А вниз и вверх, назад-вперёд не заглядывайся».

Катя шагнула к мостику, но её остановил Айк: «А камень?»

 – Какой камень? – не поняла Катя.

Айк порылся в кармане, вытащил несколько камешков и протянул их ей. Катя выбрала маленький оранжевый камень и повернулась к мосту.

– Ты камень-то брось! – напомнила Айне. – Не знаешь?

– Ты в реку бросай. Проси у реки разрешенья её перейти. – Айк с сомнением оглядел Катю и повернулся к Айне: – Может, её лучше здесь оставить? 

– Одну?

– Тоже верно. Ладно, бросай и иди. И, знаешь что, дай-ка я лучше тебя обвяжу.

Он крест-накрест обмотал Катю одним концом верёвки, завязал сзади узел, а другой верёвочный хвост привязал к своей руке. Катя подумала, что она теперь похожа на собачку в шлейке и на поводке. Зато ей так было намного спокойнее. Она бросила камень в реку и робко ступила на сетчатый мост. Идти было страшно, сердце выпрыгивало, но мысль, что рядом идёт Айк и, если что, подстрахует, придавала смелости. Пока Катя выполняла наставление Айне, идти было почти не опасно, но когда Катя глянула вниз, она чуть не свалилась. Внизу кипела, ревела, рычала река, и одного взгляда на неё было достаточно, чтобы Катю парализовало от ужаса. Она не могла отвести взгляда от этой пенящейся ревущей бездны под ногами.

– Не смотри! – сказал Айк. Очень тихо и спокойно сказал. – Не смотри на неё. Смотри только на путь!

– Не могу! – еле слышно прошелестела Катя.

– Закрой глаза, а когда откроешь, смотри только на свой путь.

Катя зажмурилась, а потом стала смотреть, куда ставит ноги. Правую, левую, правую, левую. Шаг за шагом, взгляд за взглядом, так и перешла. Перешла мост и сама себе удивилась: «Неужели я это смогла?!» Но раздумывать было некогда, надо было идти дальше. Катя лишь мельком глянула на державшую мост стрелу Айка, вонзившуюся в крепкое дерево на этом берегу, и поспешила следом за Айне. Её спутники куда-то спешили, пришлось и Кате поторапливаться, чтоб не оставать.

 

 

Глава 30

Они поднялись на каменный склон над рекой и оказались на душистой смородиновой поляне. Девочки вывернули свои заплечные сумки-травницы наизнанку, и те превратились в кожаные туески.

– Мы пришли сюда смородину собирать? – догадалась Катя.

– Это ягода каменушка*, – объяснила Рейне, – она только у текущей воды растёт, а в огороде расти не хочет. Вот мы и ходим за ней сюда.

– Зачем? – удивилась Катя. – Проще же другие ягоды собирать, за которыми не надо ходить так далеко. И так опасно, – она покосилась на реку.

– Другие, может, и проще, – улыбнулась Тийне, – но эта лучше. Она и болезни лечит, и раны заживляет. Малышам, старикам отвар из этой ягоды сил даёт любую хворь победить.

Девочки выстелили пахучими листьями свои сумки и принялись быстро обрывать бурые спелые ягоды.

– А мне куда складывать? – спросила Катя.

– Да ты ешь, – сказала Айне. – Ты вон слабенькая вся, тебе прямо сейчас подлечиться надо.

Тийне и Рейне одобрительно закивали. Айк вздохнул. Он так и не развязал Катину шлейку и за Катей хвостиком волочилась верёвка. А за верёвкой хвостом ходил Айк. Он старался далеко от Кати не отходить, присматривать. Странная девочка. Не умеет ничего. Не знает. Надо бы за нею приглядеть.

– Ешь, ешь! – он подтвердил. –  Каменушка тебя вылечит.

«Хотя как можно вылечить, – подумал он про себя, – человека, который ничего не умеет, не знает? И откуда она только такая взялась? Где так учат?»

Девочки и Айк набрали полные сумки ягод, поставили их в тенёк и тоже принялись объедать ягоды с куста. Разомлевшая на солнце Катя прилегла в тенёчке и смотрела на них сквозь полузакрытые веки. Глаза слипались. Конные занятия в школе, прогулка по свежему воздуху, переход висячего моста, да и просто тёплый летний день – от всего этого Катю разморило. Она объелась вкусной горной смородины, и её тянуло в сон. Поспать бы, и чтобы уже никуда не идти, и не переходить снова этот страшный верёвочный мост, и не брести по лесу до Тайного города... Катя лежала и, как котёнок, жмурилась на солнышке. А солнце сияло, блестело, ослепляло. «Почему оно так сверкает? – подумала Катя. – И наверху блестит, и на земле. Не может же оно сиять везде одновременно?»

– Айк, – позвала Катя. – А солнце может на земле блестеть?

– Ага. И под землёй, – Айк улыбнулся.

– Да я серьёзно! Вон ведь как сияет.

Айк посмотрел и сразу стал серьёзным. Спокойным ровным голосом он сообщил: – Кто-то переговаривается зеркалами. Уходим!

Айне, Тийне и Рейне мгновенно отреагировали на его слова, словно для них это было самым обычным делом. Девочки проверили свои луки и колчаны, застегнули сумки с ягодами, перекинули их через плечо, и пошли в сторону моста. Катя побежала за ним. Айк шёл последним, внимательно глядя по сторонам.

– Кто это может быть? – спросила его Катя.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Скорее враги, чем друзья.

– Откуда ты знаешь? – испугалась Катя.

– У нас нет друзей, которые стали бы сидеть в засаде и посылать сигналы кому-то другому. Это чужаки.

– Но, может быть, они вовсе не враги? Не будут же они с нами воевать? Мы же дети, – пролепетала Катя, пытаясь успокоить саму себя.

– Да зачем им с нами воевать? – усмехнулся Айк. – Угонят в рабство, и всего делов.

У Кати вертелся на языке миллион вопросов, но после слова «рабство» они куда-то исчезли и разговаривать расхотелось. Она поспешила за девочками, спотыкаясь о конец привязанной к ней верёвки, и испуганно оглядываясь.

– Да не бойся ты, – успокоил её Айк. – Мы вовсе не собираемся попадаться.

Но они попались. Они уже добежали до самого берега и Катя была уже рада поскорее взойти на верёвочный мост и поскорее перебежать на другую сторону. Но моста не было. Они почти успели, оставалось каких-то сто шагов! Но идти было некуда – мост рухнул, оборвался, болтался с той стороны реки, а стрела, которой Айк прибил мост к дереву, тлела и от неё вился дымок.

– Как она могла загореться? – ужаснулась Катя. – Куда же нам теперь?

– Она не загорелась, – сказала Айне.

– Её подожгли, – добавила Рейне.

– Как?! – не поняла Катя. – Здесь же никого нет.

– Обыкновенно. Зеркалом. Издалека. – объяснила Тийне.

Айк молчал и осматривался по сторонам. Девочки сняли сумки с ягодами, достали луки и стрелы. Катя заметила, что они совсем не волнуются или не показывают вида, голоса их были спокойными, а движения сосредоточенными. Даже сумки с ягодами они не бросили там, где стояли, а отнесли за валуны и аккуратно поставили в тень. «Неужели они не боятся? – поразилась Катя. – А мне очень страшно! Так страшно!»

Девочки невозмутимо выбирали лучшие позиции для стрельбы.

– Место гиблое, – невозмутимо сказала Тийне. – Мы здесь как на ладони.

– Спрячься, Катья, ведь ты же стрелять не умеешь? – посоветовала Рейне.

– Откуда ты знаешь? – покраснела Катя.

– У тебя нет ни лука, ни стрел, – усмехнулась Айне. – И держать ты их не умеешь.

– Не умею, – призналась Катя. – Там, где я живу, стрелять умеют только мальчишки. И то не все.

Все недоумённо посмотрели на неё, но удивляться было некогда, и место, и момент были крайне неподходящими для разговоров. Девочки встали треугольником спинами друг к другу и замерли. Айк шагнул вперёд, закрывая собой Катю, и она спросила: – Может, можно ещё убежать?

– А куда? Мы в ловушке, – спокойно сказала Тийне.

Айк кивнул.

– Что нам делать теперь? – прошептала Катя. От волнения у неё сел голос.

– Отбиваться, а что же ещё? – удивилась Айне.

Катя надеялась, что им не придётся ни с кем биться, что всё как-то решится само собой, мирно и доброжелательно. Но биться им пришлось. Их окружили.

 

 

Глава 31

Катя даже не поняла, когда всё началось. Вдруг со всех сторон завыли стрелы – запели стрелы, выпускаемые девочками и Айком, завизжали вражеские стрелы, скрежеща по камням вокруг детей. Но ни одна стрела в них не попала. Стреляли не в них. Стреляли около них. Стреляли, чтобы их испугать или чтобы заставить детей израсходовать все стрелы. Вокруг них частоколом вздыбились вражеские стрелы. А детям уже нечем было отбиваться. Айне бросила лук и пустой колчан на землю и вытащила из ножен нож. Следом за ней и остальные поступили так же. Кате стало страшно. Это страшно и не может быть не страшным, когда ты ребёнок, а на тебя нападают. Обязательно должен быть кто-то большой и сильный, кто за тебя заступится, кто тебя защитит! А они здесь были одни, совсем одни и защитить их было некому. Неизвестные враги окружили их и теснили всё ближе и ближе к реке. Неизвестно было, кто противник, и это особенно пугало Катю. Что это за люди и зачем на они напали? Что им нужно? Как от них спастись?

Надежды на спасение не было, нисколько, ни даже самой маленькой капельки. В Тайном Городе их не услышат и на помощь не придут. Айне, Рейне, Тийне и Айк дрались, как настоящие бойцы, но их силы были слабее вражеских. Пятеро детей против целой армии – как им победить? Их возьмут в плен, и что тогда? Страшно подумать.

И вдруг враги пошатнулись и упали. Их что-то разметало как игрушки. Огромный ирбис, закрывая небо, взвился в прыжке, несясь на помощь детям. Громадный золотой пятнистый ирбис вдруг налетел и раскидал всё войско. Одних кусал, других сбил лапой в реку, а третьи сами убегали с криком, жуткий рык снежного барса приводил их в ужас. А Катя почему-то не боялась.

Когда на каменной площадке остались только дети, ирбис сразу успокоился, подошёл к Кате и лизнул её в щеку. Катя обняла его за шею, так они и стояли, девочка и кошка. Только кошка была гигантская. Айне, Рейне и Тийне с благоговением смотрели на барса. А Айк опять пропал куда-то, как вчера. Хотя куда он здесь мог запропаститься? Катя чесала ирбиса за ушком и он мурчал. Что сказала бы бабушка Семёновна, увидев такую картину? Она ведь как зоолог точно знала, что ирбис хищник и не потерпел бы такое панибратское обращение. Но он стоял, огромный, ростом с лошадь, мурчал и млел, как комнатный котёнок. Это, конечно, было невозможно. Но это было. Тийне, Айне, Рейне видели это своими глазами. А Айк не видел, он пришёл чуть позже. И грустно сообщил, что нет верёвки. Он обошёл и осмотрел всё поле боя и вслед врагам прошёл, проверил, вдруг кто-то обронил верёвку, убегая. Но не нашёл не то что мотка, а даже и обрывочка. А это значит – мост им не построить. Придётся долго идти вдоль берега в обход. А берег-то ничейный, то есть общий. И кто и что ждёт их на пути – загадка. Катя погрустнела. Идти не было сил. И было страшно. Ещё б не страшно, когда только что напали. А путь в обход – что он несёт, кто знает?

Девочки восприняли эту новость невозмутимо. В обход так в обход, домой-то идти надо. Они собрали свои стрелы, сложили их в колчаны, забрали сумки с чудом уцелевшими ягодами, и приготовились идти. Но барс вдруг встал, дугою выгнул спину и обнюхал узел "шлейки", которую Айк завязал Кате, чтобы подстраховать её, когда она переходила мост.

– Нет, этого не хватит, – сказал ему Айк.

Но барс вовсе не собирался развязывать Катину верёвку. Клыки его страшной пасти сомкнулись за Катиной спиной, и он подхватил Катю за узел, и понёс, как кошка носит своих детей. А куда понёс? К реке, куда ж ещё. Катя даже испугаться не успела. Ирбис выбрал место, где противоположный берег ниже, и прыгнул. Он был такой огромный, длинный, сильный, что Кате показалось – он не прыгнул, а просто потянулся и его гибкое туловище соединило берега. Котомост. И Катя оказалась на другой стороне быстрее, чем сообразила, что произошло. Потом барс так же перенёс и Айне. И Тийне, Рейне, а в конце и Айка. Тот первым делом вновь взобрался в домик проверить, не загорелось ли там что-нибудь от тлеющих остатков верёвочной переправы. Спустился он довольный – всё в порядке. Последним рейсом барс принёс их сумки с каменушкой. Девочки подхватили торбы с ягодой, повесили их через плечо, и они пошли. А Катя поехала. Верхом на ирбисе.

Барс ступал мягко, спина у него была широкая, как кровать, а мех мягкий, как плед, и Катя задремала. Она проснулась, когда они уже подходили к Тайному Городу. Вернее, не проснулась – разбудили. Ирбис лёг на землю и, осторожно наклонившись, переложил со своей спины Катю. И не успели дети с ним попрощаться, как он исчез.

После этого случая Катя золотую кошку-брошку больше нигде не забывала, всегда с собой носила. Но кошка погасла, поблекла и признаков жизни не подавала. Не кусала, не лизала, не царапала. Да и где это видано, чтобы металлические кошки оживали, пусть даже и золотые? Когда Катя оставалась одна, она доставала кошку и разговаривала с ней. Но та не отвечала.

 

 

Глава 32

А уроки в странной школе продолжались. Однажды учитель Ахо попросил всех достать ножи. И все достали! Даже девочки. Тогда он раздал всем палки и показывал, переходя от ученика к ученику, как правильно делать стрелы. Дойдя до Кати, он сел рядом, вынул из ножен свой нож и протянул ей. Нож был тяжеловат и Катя не умела обстругивать и обтёсывать веточки, но учитель раз за разом объяснял ей как, почему и зачем нужно делать. И у неё получилось. Стрела была неровная, но у всех детей были немного неровные стрелы. Раньше Катя думала, что стрелы всегда прямые, как по линейке начерченные. А, оказывается, древко стрелы вытачивают неровно, чтобы лучше стреляла. И наконечник самый прочный, оказывается, не бронзовый или железный, а костяной. И приладить наконечник на стрелу – целое искусство. А оперение на стрелах, оказывается, вовсе не для красоты. Перышки орлиные, которые вчера Айне, Тийне и Рейне принесли, оказывается, нужны для меткости прицеливания. Много чего тут оказывается... И лук каждый должен сам себе сделать, как заправский лучник, и стрелы, и горит*. А попробуй-ка выточить лук, согнуть, обклеить кожей, да не перегнуть, чтоб он не сломался, да не недогнуть, а то стрелять не будет, да кожаную обмотку не пересушить, да не перемочить, а в самый раз выдержать. Да из волокон верёвку свить, да эту тетиву сухожильную натянуть. Да стрелять из этого лука научиться, и чтобы стрелы улетали не сикось-накось, а ровно в цель. Ух, и намучалась Катя в этой школе! Смотрит со  стороны – всё просто, проще не бывает. А начнёт сама пробовать – ох, не то, не туда, не так. Ничего не получается. Но учитель Ахо подскажет, поможет, Айне-Рейне-Тийне посоветуют, Айк покажет как руку правильно держать, как при выстреле глаз зажмуривать, и вот, получилось. А потом снова получилось, и ещё, и ещё. И чем чаще у Кати получалось, тем больше ей нравилось в этой школе учиться. Через неделю Катя уже вполне сносно в седле держалась и мастерски своего гнедого коника чистила, луки-стрелы делала и стреляла метко.

Катя подружилась с Айне, Рейне и Тийне, и особенно с Маэ. С девочками она проводила много времени в школе, вместе с ними училась по деревьям лазать, костры при помощи серебряного зеркальца разжигать, пропасти по веревочным лестницам переходить, следы на дороге читать, охотиться и рыбачить при помощи стрел и ножа. Вот Глеб удивился бы, увидев, как Катя рыбу ловит! Однажды она подстрелила рыбину с себя ростом и учитель Ахо помог её из воды вытянуть. А Маэ научила Катю стирать одежду золой, ткать и красить ткани, различать двадцать сортов войлока и молоть в зернотёрке муку для лепёшек. Иногда Катя ходила к старому гончару и он разрешал ей крутить гончарный круг и топить дровами печь для обжига. Катя вполне обжилась в Тайном городе. Всё было мирно, рутинно и немного скучно. И вдруг...

И вдруг Катя узнала тайну Тайного города!

В один обычный тайногородский день Катя училась делать щиты. Другие дети ловко рассекали ножами толстые мокрые кожаные куски и вставляя внутрь реечки, а у Кати не получалось. То кожаный щит, высыхая, слишком сдавливал плотные рейки, то чересчур глубоко делала надрезы, то недостаточно вымочила кожу. Не заладилось у Кати со щитами. Айк сначала смеялся над ней, а потом сел рядом и стал помогать. И дело пошло. Катя почти уже закончила свой щит, когда от ворот города раздалось ржание сотен лошадей. «Кто это?» – испугалась Катя и схватилась за колчан. Но остальные дети обрадовались и видно было, что они нисколько не боятся. Наоборот, они старались быстрее завершить свою работу, чтобы присоединиться к тем, кто уже закончил и побежал к воротам. Айне, Рейне и Тийне убежали одними из первых и Кате не у кого было спросить, что происходит. Она всё время оборачивалась посмотреть на город и Айк рассердился: «Делай внимательно! И так уже столько кожи и реек извела. Надо делать так, чтобы потом не приходилось переделывать». Легко сказать «внимательно». А как быть внимательной, когда непонятно что творится? Катя извертелась вся. Айк уж на что неразговорчив, и то не выдержал. Сказал:

– Да не вертись ты! Сейчас доделаем и сама увидишь.

– Что увижу? – уцепилась за его слова Катя.

– Увидишь, кто приехал. Родители вернулись.

– Чьи родители? – не поняла Катя.

– Наши. Мои, его, её, всех. – Он показал на сидевших поблизости и доделывающих свои щиты детей.

– У вас общие родители? – удивилась Катя.  – Но вы же совсем не похожи!

– Зачем общие? – почему-то обиделся Айк. – Родители у каждого свои.

– И все родители вернулись? А откуда вернулись? И твои? – выпалила Катя, не особенно надеясь, что Айк ответит.

Но он ответил.

– Из похода. Надеюсь, что и мои вернулись.

– Так что же ты сидишь? – возмутилась Катя. – Беги скорей встречать!

Айк посмотрел так, будто она глупость сморозила.

– Так ведь высохнет криво. Надо доделать. Сейчас закончим твой щит и пойду.

Катя не всегда понимала, как устроены эти люди. Иногда она думала, что они делают красивые вещи для красоты, а оказывалось, что для тепла, для удобства, для защиты от злых сил. Во всём у них был здравый смысл! Вот и сейчас, родители вернулись, а Катя даже не знала, что у этих детей есть родители, про них никогда не упоминали, и вдруг оказывается – есть, и мамы есть, и папы есть. А этот бесчувственный чурбан вместо того, чтобы бежать обнять их, сидит тут и с щитом ковыряется. Да это даже не его щит! Если бы её родители сейчас пришли, если бы мамочка и папочка оказались в Тайном городе, Катя бросилась бы к ним со всех ног! От этой  мысли Катя всхлипнула. Айк укоризненно посмотрел на неё и тихо произнёс: – Не вздумай зареветь! Вон у тех детей родители уже никогда не вернутся. После прошлого похода их проводили в царство мёртвых.

– Куда? – ужаснулась Катя.

– Туда, куда только Алтын Киске дорогу знает.

– Кошка?!

Но Айк замолчал и делал вид, что не слышит её вопросов. Когда Катин щит был готов, он пошёл узнавать, чем закончился поход для его родителей. Катя посидела немного с оставшимися детьми, а потом за ними пришёл учитель Ахо.

 

 

Глава 33

Катя смотрела на Тайный город и не узнавала. Город ликовал. Ожили заброшенные дома, задымили очаги, во дворах толпились люди. Весь город оказался заполнен молодыми сильными мужчинами и женщинами. И лошади, всюду были лошади, целое море лошадей. Куда их столько? Возле дома учителя Ахо лошадей не было, зато во дворе лежал целый склад привезённых из похода тюков. Маэ обняла детей, которых привёл учитель Ахо, и повела их в дом. А Катя осталась во дворе. Очень уж хотелось посмотреть на людей, вернувшихся из похода. На туристов они были совсем не похожи. Да и зачем им было всем вместе отправляться в турпоездку и оставлять своих детей? А похожи они были... На кого же они были похожи? На артистов в историческом фильме? Может быть. Но когда Катя увидела, что затейливые причёски на головах молодых женщин на самом деле – парики, а под ними бритые налысо головы, она уже не знала, что и думать. Зачем эти женщины делают себя лысыми? Видимо, она от волнения произнесла это вслух, потому что находившийся неподалёку учитель Ахо сказал: «Чтобы их не схватили».

– А кто может их схватить?

– Враги.

Увидев Катино изумлённое лицо, учитель Ахо объяснил: – Эти женщины – воины. Если в битве враги схватят женщину за волосы, ей будет труднее отбиваться. А за голую голову, сколько не хватайся, не удержишь. Поэтому воительницы носят парики – чтобы враг в схватке не мог использовать силу волос против самой женщины.

Такое объяснение Катю не устроило.

– А почему женщины воюют? Разве это женское дело? А мужчины тогда зачем?

Учитель Ахо даже не особо удивился, он уже привык, что Катя задаёт вопросы, показывающие крайнюю степень незнания мира. То ей непонятно, что означает золотой олень, то почему птицы с высшим миром связаны, а теперь вот почему женщины воюют.

– Воюют, потому что молодые. Сильные. Ловкие. У нас и женщины, и мужчины одинаково умелые воины. Ты же видела, наши дети растут в седле, с луком и стрелами в руках. Мы все растём воинами и нет разницы, мужчина ты или женщина, главное, чтобы глаз был острый, рука верная, конь быстрый.

Катя начала понимать устройство Тайного города. Значит, девочек и мальчиков растят одинаково ловкими и гибкими. Все ездят верхом, все умеют стрелять, все наблюдательные следопыты. И когда дети вырастают, они все становятся воинами. А когда воины уходят в поход, их детей растят оставшиеся в городе старики и несколько взрослых. Это у них вроде школы-интерната получается. Только не ребёнка оставляют в школе, а наоборот. Ребёнок остаётся дома, а родители уезжают. И растут воины поколение за поколением. Прям конвейер какой-то.

– Учитель Ахо, а почему вы не стали воином?

И опять Катин вопрос оказался изначально неверным.

– Почему не стал? Стал. Я много воевал. А теперь я охраняю тыл, должен же кто-то сильный дома быть.

– Так вы на самом деле не учитель, а охрана? – догадалась Катя.

– Ну почему сразу надо быть чем-то одним? А что, нельзя одновременно и город сторожить и умения передавать?

Катя поняла, что сказала что-то обидное, но не поняла, что именно. И на всякий случай решила сменить тему.

– Так все эти воины вернулись с войны?

И снова ответ учителя Ахо её огорошил.

– С войны? – удивился он. – Конечно, нет.

Вот и пойми их, этих людей! Воины пришли из военного похода, но не с войны. А откуда же они тогда явились?

Учитель Ахо внимательно посмотрел на Катю и сказал: – Я не знаю, откуда ты, но ты не знаешь ничего. Я бы подумал, что ты лазутчик, но тебя привела Алтын Киске, а она наш защитник. Многими спасениями обязаны мы Золотой Кошке. Если она посчитала нужным привести тебя сюда, значит, так надо. Поэтому, и только поэтому я рассказываю тебе наши тайны. Тайный город назван так потому что он спрятан и никто не знает пути сюда. Мы не открываем этот секрет никому. Торговым людям как сюда добраться не показываем, ни покупцам, ни продавцам. Потому что они в другие земли пойдут и о нашем городе весть разнесут. А здесь спрятано самое дорогое, что у нас есть – наши дети. И когда молодые воины уходят в поход, остаются в городе одни старики и дети. Да ещё я и несколько молодых.

– А зачем кому-то нападать на Тайный город?

По лицу учителя Ахо Катя поняла, что он, наверное, считает её инопланетянкой.

– Как зачем? Чтобы ограбить! А знаешь что? – предложил учитель Ахо, взглянув на испуганную Катю. – Пойдём-ка на праздник!

Они зашли за Маэ и детьми и отправились на площадь.

Город радовался и было чему. Ни один воин не погиб в этом походе, а те несколько ранений, которые получили бойцы, уже заживают. Зато добычи привезено великое множество! Теперь надолго хватит. Воины наконец-то вернулись к своим детям и пожилым родителям. И было в их встрече столько счастья, что у Кати слёзы на глаза наворачивались.

На главной площади в огромных котлах варили мясо, тут же в углях закапывали керамические сковороды с лепёшками. А войлока на земле расстелили столько, что на такой скатерти можно целый город накормить. Катя рассмеялась – и правда ведь целый город! Она и не предполагала, что в Тайном городе так много жителей. И, что самое главное, счастливых жителей! Довольных собой и друг другом.

Ах, что это был за праздник! Сколько смеха и страха было, когда воины по очереди рассказывали о своих приключениях на северном шёлковом пути*! Сколько охов и ахов это вызвало у слушателей! Сколько открытий и опасностей подстерегало их, пока они сопровождали караван! И как же были благодарны нанявшие их купцы, как щедро они заплатили за конвой! Теперь весь город обеспечен с лихвой и воинам можно пожить дома.

Ах, что это был за вечер! Сколько было сказано, сколько было съедено, сколько искорок от костров взметнулись к небу, пока шло застолье... Налилась темнотой ночь. Жители Тайного города начали расходиться по домам.

Катя осталась убрать вместе с Маэ и другими женщинами, не ездившими в поход. А потом, когда все разбрелись и учитель Ахо ответил на Катины вопросы о великом караванном пути, который проходил прямо здесь, по этим горам.

 

 

Глава 34

День шёл за днём, и Катя привыкала к Тайному городу, будто жила здесь всегда. Она, конечно, вспоминала родителей, но уже не тосковала так сильно, как в первые дни. Некогда было тосковать – жизнь в Тайном городе бурлила, и Катя участвовала во всех городских делах. Вернувшиеся из похода взрослые затеяли строительство, а дети им помогали.

– Надо успеть укрепить город, пока тепло, – объяснил Айк. – Лето – самое лучшее время, чтобы строить.

– Что тут ещё укреплять? – удивилась Катя. – Тайный город и так укреплённый и защищённый.

– Надо городские стены подновить, дома новые для молодых семей построить, старые жилища отремонтировать. Тут дел на всех хватит. Пойдём, покажу.

И они пошли на стройку. Катя такого строительства никогда не видела. Ловкие, сильные, радостные люди работали, как будто играли. Обтёсывали деревья, копали ямы, вбивали колья забора – для каждого здесь нашлось дело. Нашлось и для Кати.

Взрослые копали ямы и дети копали рядом. Взрослые приволакивали с реки валуны – и дети приносили камушки. Взрослые делали двойной сруб из брёвен лиственницы – и дети тесали стволы рядом с ними. Взрослые строили дома – и дети строили дома. Взрослые пристраивали к домам конюшни – и дети строили конюшни и утепляли их войлоком, чтобы кони зимой не замёрзли. Да не простым войлоком, а с картинками – дети под руководством Маэ наносили на войлок цветные аппликации: рыб, цветы, орнамент. Работы хватало для всех. А кто устал – шёл отдохнуть или другим делом заняться. Катя, когда уставала на стройке, уходила посидеть в тенёчке или прогуляться по городу и другое занятие себе найти. А занятий в Тайном городе много. Катя и сёдла изготавливать поучилась, (настоящие сёдла из дерева, кожи и войлока), и украшения седельные вытачивать, и ковры ткать, и кувшины из глиняных жгутиков лепить, и лепёшки в сложенном из камней очаге печь, и лошадей пасти.

А больше всего времени Катя в швейной избе Маэ проводила. Такого интересного шитья Катя никогда не видела! Ни у мамы в ателье, ни в школе на уроках труда, ни по телевизору. Маэ учила детей не только шить, но и ткани изготавливать, и краски для них делать, а это дело трудное, опасное. Красители-то из растений приготовить надо, а растения бывают и жгучие, и царапучие, и ядовитые. Много дней прошло, пока Катя научилась из изатиса синюю краску добывать, а из ревеня жёлто-золотистую, из лиственницы – красную, кирпичную, а из бадана чёрную с коричневой. И только когда Катя успешно покрасила всеми красками и овечью шерсть, и верблюжью, и козий пух, и шерсть яка, и хлопок, и даже издалека привезённые караванщиками шелка – только тогда Маэ стала учить её из мурекса красители делать. Потому что мурекс моллюск дорогой, его неумёхе нельзя доверить. Кате очень нравилось красить ткани мурексом в багряный, пурпурный, синий и голубой цвета. А красный кармин из кошенили Катя делать не любила – червячки, они и есть червячки, кто же с ними копаться любит?

В швейной избе Катя чувствовала себя хорошо, как дома. Маэ научила её валять войлочные носочки с красивыми ажурными фестончиками по краям и шить короткие полусапожки со смешной двойной подошвой – на носке и на пятке. Труднее всего Кате давалось вышивание подошвы – нитки-то сухожильные звериные, попробуй ими ромб вышей, да ещё и камни пришей, чтоб не скользили. Такую работу и маме сделать трудно, не то что Кате. О маме она старалась не думать. Здесь мамы нет, и когда она будет – не ясно. Катя сосредоточенно шила. После носочков и полусапожек Маэ доверила ей шить высокие сапоги с толстой кожаной подошвой и вырезать на подошве отпечатки лотоса. Катю никто не торопил, не заставлял, она шила себе и шила, и Катя сама не заметила, как из подмастерья превратилась в умелого мастера. Со всего города приходили люди её работой полюбоваться! А уж когда Катя шапки войлочные с кожаными рисунками и фигурками животных стала шить – тут и стар, и млад, все удивлялись: вот девчонка, золотые руки!

А на стройке Катя уставала. Да и кто на стройке не устанет? Айк вон тоже рядом с ней садился отдохнуть или в кузницу шёл поработать и приносил Кате собственноручно выкованные железные ножи. Она ими ткани резала. А однажды он подарил Кате деревянное зеркальце с серебряной вставкой. И дерево сам выточил, и серебро сам выковал, и на деревянной стороне фигурку кошачью сам вырезал.

– Я заметил, у тебя зеркала нет, – протянул он ей свой подарок.

– Ой! Кошка! Спасибо! Такой красивой вещи у меня никогда не было!

Катя восхищённо разглядывала зеркало и, конечно, сразу принялась в него смотреться.

– Что ты делаешь? – удивился Айк.

Катя смутилась. Что она делает – в зеркало смотрит, любуется, какая она хорошенькая, неужели непонятно? Но Айку правда было непонятно.

– Разве зеркало для этого? – спросил он.

– А для чего же? – поразилась Катя.

– Костёр разводить, сигналы солнечными бликами подавать, за спину смотреть, не оборачиваясь, – перечислял Айк.

Катя рассмеялась.

– В моём мире... Ну, там, откуда я родом, так непринято, – пояснила она.

– А что за мир у тебя? – спросил Айк. – Что за мир, где не учат детей защищаться от опасностей, а в зеркала любуются?

– Мир как мир, – пожала плечами Катя. –Тебе там было бы скучно.

– Расскажи!

И она рассказала. Айк слушал, не перебивая, только иногда задавал вопросы, пытаясь понять: а как это – машины, а как это – трамваи, телефон, телевизор, компьютер и прочие странные вещи? А как это – сидеть в помещении целый день, разве так бывает?! А как это – делать не то, что тебе самому нужно, а какой-то глупой модой придумано? А зачем? А люди, которые живут в таком прекрасном уютном Катином мире – в мире, где сами делаются в домах тепло и свет и вода, где еды полно на каждом шагу и не надо ходить на охоту, в мире, где так удобно и легко жить – как эти люди используют все эти волшебные невозможные вещи на пользу себе и другим? Чем они занимаются? Катя рассказывала, рисовала палочкой на земле, чертила, объясняла. Ей было приятно рассказывать о своём мире. И немного странно, потому что здесь, в Тайном городе, её рассказ походил на сказку.

 

 

Глава 35

Катя уже не помнила, сколько недель прошло с того дня, как она попала в Тайный город. Она давно научилась ловко крепить плетёными подпружными ремнями к спине своего хитроглазого гнедого коня детское седло – набитую травой подушку, и мгновенно застёгивать костяные пряжки. А в войлочном седле, которое сама же расшила цветастыми узорами, она держалась уже ничуть не хуже Тийне, Айне или Рейне, и легко поднимала с земли несуществующие предметы. Метко стреляла самостоятельно сделанными стрелами из ею же сделанного лука. Она стала такой же, как все здесь. О той, другой жизни Катя уже почти не вспоминала. А чего о ней думать, если нельзя вернуть? Живи здесь и сейчас, сказала ей в самом начале кошка. И Катя жила здесь и сейчас. Жила, как все жили.

А кошка по-прежнему молчала и притворялась статуэткой. Катя каждый день брала её с собой, куда бы она ни шла, для кошки она сшила специальные кармашки ко всех своих одёжках. Катя носила её повсюду, надеясь, что однажды кошка оживёт и будет разговаривать как раньше. Но Кошка молчала. А Катя грустила. Не то чтобы сильно, в Тайном городе особо-то грустить некогда, но всё же грустила. Скучала. По кошке. По маме. По папе. По бабушкам, Гришке и даже по школе скучала.

Ей были рады все в Тайном городе, её приглашали в гости в каждый дом. Катя подружилась со всеми здесь. И всё же... И всё же ей хотелось поскорее оказаться дома, прижаться к маме, обнять бабушек и рассказать папе про всё, что здесь она узнала. Однажды, когда Катя была в гостях у Айка и его родители спросили её о папе с мамой, Катя рассказала им об археологах. Мама Айка рассмеялась и сказала: «Значит, они ищут предметы, принадлежавшие людям, которые жили раньше, чтобы понять, какой была жизнь в давнишние времена? Забавно! Теперь мы с Айком будем припрятывать в ледниках разные вещицы – вдруг их кто-то спустя много лет найдёт и обрадуется?» А его отец ничего не сказал, но так хитро посмотрел, что Катя поняла – он точно передаст привет потомкам! И испугалась: а что, если ей, чтобы сообщить о себе родителям, тоже не осталось другого способа, кроме как побольше вещей для папиных раскопок приготовить? Эта мысль так ужаснула Катю, что она решила больше не думать ни о разных мирах, ни о родителях, ни о времени. Ведь на самом деле что такое время? Сегодня ты в одной эпохе, завтра в другой, зашёл не в ту пещеру – и привет. И вообще, есть ли оно, время?

В Тайном городе о времени никто не говорил, планы на далёкое будущее не строил. А как их строить, если каждый день – неизвестность. Напланируешь, а погода испортится, пойдут дожди, ливни, ураган налетит. Или солнышко урожай сожжёт на городском огороде. Или заболеет кто. Или наоборот дичи видимо-невидимо прямо к дому приведёт. Или рыбы в реке так много станет, что всё бросай и иди лови, раз сама в руки идёт. Или ещё что-нибудь произойдёт и появятся новые нужды. А ты старыми обещаниями связан, придётся и старые и новые задачи выполнять, а они не всегда совпадают. Да и тяжело двойную нагрузку нести, надорваться можно. Поэтому в Тайном городе планировать да в будущее заглядывать – охотников нет. Здесь есть сегодня, вчера и завтра. Есть мглистое утро, светлый день и тёмная ночь. Есть три времени года: снег, дождь и жара. Снег, который надо переждать. Дождь, который напоит землю живой водой и начнётся время богатой охоты, клёвой рыбалки и щедрого урожая. И жара, которая палит всё живое и от которой нужно спрятаться. Три сезона есть каждый год, жители Тайного города помнят об этом, и дома свои летом к зиме готовят, шубы и малахаи шьют, и покрывают воском войлочные одежды, чтобы во время дождя меньше мокнуть, и семена для огорода зимой бережно хранят. Помнить-то они помнят и готовиться-то готовятся. А загадывать – не загадывают. Что будет, то и будет. Порой с утра не знаешь, как твоя жизнь к вечеру изменится. Это Катя усвоила крепко.

 

 

Глава 36

В Тайном городе Катя совсем по-другому многие вещи увидела. Раньше жила-жила и не замечала, а тут и приметила, и уразумела. Ещё бы не уразуметь, когда сам всё делаешь! Готовила Катя муку на лепёшки, крутила зернотёрку и вспоминала бабушкины пирожки. Бабушки Семёновна и Антоновна – большие мастерицы пироги печь. Бабушкины булочки, ватрушки, шанежки, плюшки, пирожочки и пирожные были настолько привычной частью Катиной жизни, что она никогда и не задумывалась, какого труда это стоит. Раз есть бабушки, то есть и пироги, на то они и бабушки, чтобы вкусности готовить. А в Тайном городе Катя узнала цену каждой лепёшки. Денег тут нет. Магазинов нет. Не пойдёшь и не купишь. И телефонов нет, не позвонишь и не попросишь привезти тебе еды. Всё самому делать надо. И так это, оказывается, трудно! Катя первое время зернотёркой руки стирала до крови, до боли, до раздувшихся мозолей. А потом привыкла. Поднаторела. Научилась и тесто делать, и огонь в печи разводить. А дело это нелёгкое – развести в очаге огонь без спичек, без зажигалок, без электроподжига. Дома-то у Кати плита электрическая, а здесь откуда электричеству взяться? В Тайном городе печи круглые, в землю вкопаны, из камней сложены. Чтобы такую печь затопить, надо и дров принести, и шишек или коры для розжига. Сложить из дров в печи пирамидку, да такую, чтобы между её дном и печью промежуток остался, а то если воздух идти не будет, то и огонь не загорится. Ох, как Катя намучилась, пытаясь развести огонь! То кора загораться не хочет, то дрова взяла сыроватые, то ветром огонёк задуло, то прозевала момент, когда дров подложить надо. Это ещё повезло, что Кате самой не надо палочки тереть, искру высекать. Ей сразу готовые тлеющие угольки в глиняном горшке достаются, в каждом доме готовы с Катей поделиться. Понимают – старается девочка, трудно ей самой. А в Тайном городе труд высоко ценят и лишнего труда не допускают. Зачем каждый раз трением огонь добывать, если уже есть горящие угли? Здесь каждый сосед всегда готов поделиться, чтобы никому не пришлось напрасно время и силы тратить. Но даже и с помощью соседской Катя умаялась совсем. Ах, как она вспоминала дом, электрическую духовку, горячую воду из крана и магазины, магазины! Красота-то какая, можно еду купить и самой не готовить. А в Тайном городе магазинов нет. И еду приготовить не так-то просто.

Сначала Катя и обжигалась, и резалась, и готовила невкусно. Все её учили, показывали, как надо. А она вроде повторяет в точности что учили, а получается что попало. Почему так – непонятно. И готовила она сначала о-очень долго. А потом всё стало получаться быстрее. А потом так наловчилась, что стала тестом жонглировать, когда лепёшки в печи налепляла. Муку намелет, тесто намесит, на части его поделит, шариков из него накатает, сплющит их, растянет тесто в руках и на внутреннюю стенку печи налепляет. Плюх! Тесто к стеночке прилипает и хлебушек вызревает. Да только и это оказалось не так просто. Дома-то Катя видела, как бабушки в горячую духовку тесто кладут на листе, на противне. Повыше можно поставить или пониже. Кнопочку нажал, температуру нужную поставил – и пеки. Можно ещё и таймер завести – плита сама позовёт, когда надо будет пироги вынимать. А здесь никаких тебе кнопочек-таймеров. Здесь даже противней нет. Надо самой прилепить к вертикальной печной стене так, чтобы тесто не упало. А то сгорит. Чад будет, гарь, дым. Да гарь-то не самое страшное. А вот если продукты драгоценные в печь упадут и пропадут – это обидно. Дома – пригорело, да и выбросил. Сходил в магазин да новый пакет муки купил. А здесь сгорит хлеб – и останется голодным целый город.

Айне и Тийне рассказывали Кате, что на сезоны дождей и снега муку заготавливали впрок. Её на мельнице на лошадях мололи: лошади по кругу ходят, механизм крутится, зерно мелется. Но сейчас было слишком жарко для лошадиной мельницы. А лошадей здесь берегли. Не потому что жалко, а потому что без них пропадёшь. Вот и приходилось вручную муку тереть. На весь город. Хоть и не каждый день жители Тайного города хлеб ели, а всё равно работы у плиты хватало.

Катя готовить как заправская повариха научилась. Да только всё ей еда невкусной казалась. Все едят и хвалят, а Кате чего-то не хватает. А потом поняла: соль! В Тайном городе нет ни соли, ни сахара. И не было никогда. Сначала-то Катя морщилась, по конфеткам скучала, а потом приучилась есть еду с природным вкусом, человеком не «исправленную». И так оно вкусно оказалось, пальчики оближешь! А когда ещё и сам добыл эту еду на охоте или рыбалке или в огороде вырастил  – ну совсем другой вкус! Кто ягодные поляны сам с туеском прополз да грибные закуточки своими ручками наощупь прошарил – тому всегда еда вкуснее кажется.

И эту науку Катя в Тайном городе постигла.

 

 

Глава 37

А ещё пришлось Кате научиться детей воспитывать. То есть не-воспитывать, если говорить точно. Учить. В Тайном городе такое воспитание – никто никого не воспитывает, замечания не делает и не наказывает. А зачем? Если человека наказать, разве это сделает его сильнее? А здесь сильными надо быть. Природа богатая, щедрая, но делать-то всё приходится самому. А значит – надо знать, как делать. Надо уметь. Надо силы иметь, чтобы делать. Вот этому в Тайном городе и учат с младенчества. Знать, уметь и быть крепким.

Катя, когда ей поручили с малышами посидеть, сначала всё пыталась их воспитывать, как её воспитывали в детском саду и в школе: «Делай так! Не делай так!» А потом ей Рейне и остальные девчонки объяснили, что такую Катину педагогику никто не понимает, поэтому её никто и не слушается. Хочешь, чтобы дети делали правильно – сама делай правильно, они будут на тебя смотреть и научатся. Не хочешь, чтобы делали неправильные вещи – не учи их этому. Всё просто.

Катя сначала возражала, мол, как же так, как ребёнок сам поймёт что хорошо, а что плохо. А Айк её спросил: "А ты откуда знаешь, что плохо, а что хорошо?" Катя подумала: а и правда, в Тайном городе совсем другие законы, здесь её прежние правила не работают совсем. Ну ругали её дома, что мультики подолгу смотрела, спать вовремя не ложилась. А здесь какие мультики, здесь вечером стемнело – и весь город спит. Кое-где в окнах мерцает огонёк лучины, но это если в доме больной и за ним присматривать надо. А просто так лучину жечь никто не будет – её же потом снова заготавливать придётся. Чем меньше потратишь, тем больше сохранишь, тут любой ребёнок это знает.

Или вот зоопарк. Катя любила туда ходить и кормить животных из специальных пакетиков, которые на входе продают. И такие там смешные мишки, сытые, ленивые, сидят – и пузо у них набок от обжорства. И волки Кате в зоопарке нравились, и львы, и лисицы, и тигры. И всех ей было жалко и всех хотелось отпустить. Всех-всех. А вокруг Тайного города дебри лесные, в которых бродят и мишки, и волки, и лисицы, и все известные Кате хищники. И ничего в них смешного нет, и брюхо у них вечно голодное и они всегда готовы его набить. Но не лакомством из пакетика, никаких пакетиков здесь нет. А любым зазевавшимся путником. Поэтому и ходить по одному нельзя, дети вчетвером-впятером из города выходят, чтобы отбиться от хищника смогли. И когда Катя идёт по лесу, ей больше не хочется рассуждать о защите прав животных. А её права кто защитит? У каждого есть право на жизнь: и у животных, и у Кати. Поди разберись, у кого прав больше. В Тайном городе так считают: у всех одинаково прав, и у тебя, и у медведя. Все хотят жить и все хотят есть. Ты же сам к медведю не полезешь. Постарайся, чтобы и он к тебе не полез. Научись быть сильным и ловким, уметь быстро убегать от опасности и защищаться. Веди себя безопасно. Узнай, что для этого нужно делать и делай. А там уж как повезёт.

Поэтому детей в Тайном городе не воспитывают, а учат. С младенчества учат сидеть в седле, седлать коней и ухаживать за ними. Потому что от умения быстро скакать на лошади может зависеть жизнь. Учат бегать, прыгать, плавать, лазать по деревьям, добывать себе еду, шить одежду, строить дома. Учат всему, что пригодится в жизни. А вот вести себя хорошо – не учат. Вести себя разумно – вот что важно. Без этого в Тайном городе, да и вообще нигде в мире не прожить. Разумно – это значит безопасно. Разумно – быть спокойным. Заботливым и дружным – быть разумно. Вот поэтому-то в Тайном городе никто ни с кем не ссорится и все друг друга выручают. Взрослые там не ругаются на детей, а дети не капризничают. Потому что это просто бесполезно. А в Тайном городе во всём любят смысл и пользу. Тут даже игрушки у детей не игрушечные, а самые что ни на есть настоящие – такие же, как и у взрослых, вещи, но размером поменьше. Их и игрушками-то не назовёшь. Даже резные фигурки, которыми самая малая детвора играет – и те для разных дел предназначены. 

Катя сначала пыталась поучать малышей, но над ней смеялись и дети и взрослые, и она перестала. И тоже стала разумной. И стала не поучать,  а учить. Когда учишь – и сам учишься всё время, и лучше становишься. А когда становишься лучше, хочется учиться ещё и ещё. Вот и Катя малышей учила и сама училась. А через время даже удивляться стала: и как она раньше вредничать и капризничать могла? Это же самое бестолковое занятие – когда вредничаешь и капризничаешь, ты же не учишься ничему, а только ждёшь, когда за тебя другие всё сделают. Потому и капризничаешь, чтобы других заставить делать то, что тебе хочется. А в Тайном городе никто никого не заставляет. Хочешь – делай, не хочешь – не делай. Хочешь хлеб пеки, хочешь ковёр плети, хочешь ткань крась, хочешь чини снасть, это уж к чему у тебя душа больше лежит. А заставлять и уговаривать – такого в Тёплом городе нет. Потому что заставлять да уговаривать тоже силы нужны, а в Тайном городе силы понапрасну тратить не любят. Вот такое у них воспитание – каждый своим делом занят, никто никого не неволит, никто никому не мешает, все друг другу помогают. Все помогали Кате и Катя всем помогала.

А малыши смотрели на взрослых и сами всему у них учились.

 

 

Глава 38

Однажды Катя сидела с другими детьми в швейной избе Маэ – они учились делать шлемы из войлока – и вытачивала деревянные скульптурки животных. Теперь она знала, что эти фигурки на шапках не для красоты – их вставляют, чтобы в жаркую погоду выдернуть и сделать вентиляцию в шапке. Вытачивать оленя было трудно, раскидистые рога никак не получались, и Катя извела уже несколько болванок, а олешек всё не получался.

– О чём ты думаешь? – спросила внимательно наблюдавшая за детьми Маэ.

– Не знаю, – рассеянно ответила Катя.

– Не знаешь? – нахмурилась Маэ. – Но это же твои мысли!

– А я за ними не слежу, – отмахнулась Катя. Олень никак не удавался, вот досада.

Маэ села рядом с ней и мягко, но решительно забрала у Кати и деревяшку, и инструменты.

– Если что-то не получается – значит, твои мысли сейчас не здесь. Если твои мысли сейчас в другом месте – значит, здесь ты рискуешь.

– Чем? – удивилась Катя.

– Всем! Сейчас ты делаешь фигурку и рискуешь порезаться. Если думать о посторонних вещах на лошади – ты рискуешь упасть или оступиться. Если быть невнимательной в лесу – рискуешь быть съеденной зверем или съесть ядовитую ягоду. Надо, чтобы твои мысли, твои глаза и твои руки работали дружно.

Катя кивнула: – Надо. А что делать, если не получается? Что делать, если мысли убегают?

– Прекрати работу, сядь и подумай. Куда убегают твои мысли? Пройди вслед за ними и посмотри. И подумай, почему они туда убегают, почему им не хочется быть здесь сейчас?

– Здесь и сейчас! – засмеялась Катя. – Ты прямо сказала как кошка!

– Ну вот и подумай, – рассмеялась в ответ Маэ. – Кошка плохого не посоветует.

Катя задумалась. Куда ускользают её мысли? Домой. К маме с папой. А потом возвращаюся сюда. И снова убегают домой, так и бегают туда-обратно. И что с ними делать?

Она подошла к Маэ: – Я подумала. Меня гложет вопрос: а что, если я останусь здесь навсегда и больше не увижу моих родных? А потом я начинаю думать: а что, если я вернусь домой и больше не смогу сюда вернуться? И я не знаю, что хуже.

– Девочка моя! – погладила её Маэ. – Не разрывай себя напополам, половинка тебя не сможет вернуться домой. И остаться тут половинка тоже не сможет. Надо быть целиком в одном месте. Ты не можешь быть здесь и там одновременно. Сейчас ты не можешь вернуться домой, но при первой возможности – ты уж постарайся. Дом всегда дом.

– А здесь мои друзья, – прошептала Катя. – У меня никогда не было таких друзей.

– А чем ты занималась с твоими прежними друзьями? – поинтересовалась Маэ.

– Ничем. Просто дружила. Иногда играли вместе.

– Так это всё объясняет. Дружба, которая не знает совместной работы и испытаний – не закаляется. В другой раз попробуй с ними поделать что-то полезное вместе. Вот увидишь, это всё меняет.

Катя вздохнула. «В следующий раз...» А будет ли он, этот следующий раз? Почему нельзя жить дома и чтобы были такие друзья, как здесь? Чтобы и то и другое сразу?

– Дом всегда дом, – словно прочитав её мысли, повторила Маэ. И твёрдо добавила: – И ничего лучше не бывает.

И чем бы Катя ни занималась в этот день, она старалась следить, куда убегают её мысли и возвращать их в эту минуту, в этот час, в этот день – в этот момент, который она жила здесь и сейчас. Но мысли всё равно убегали. Катя выточила фигурку оленя, обернула её тонкой золотой фольгой и вставила в войлочный шлем. Потом помогла Тийне и Рейне почистить песком большие тяжёлые котлы на ножках. Выручила Айне, которая не успевала залатать дырку в её любимой синей юбке. Отнесла в кузню к Айку сломавшийся нож учителя Ахо. Сбегала за баданом для чая к травнице Гил. Понянчилась с малышами. Напоила своего гнедого коня. Помогла накрыть стол-дастархан к ужину. Весь день Катя сновала по Тайному городу, как челнок в ткацком станке. И всё время в её голове крутились слова Маэ: «Дом всегда дом. И ничего лучше не бывает». Где он, этот дом? И как туда попасть?

 

 

 

Глава  39

Вечером, когда Маэ как всегда подоткнула Катино одеялко «конвертиком» и ушла. Когда дом затих и все уснули, Катя расплакалась. И тогда ожила кошка. Катя даже не поняла сначала, откуда появился золотистый свет. Она уже привыкла, что кошка потускнела и не отзывается. Сначала Катя пыталась её оживить, потереть, пощекотать, поцеловать, но кошка притворялась обыкновенной кошкой-брошкой, как будто она никогда и не разговаривала с Катей. А теперь кошка ожила и ластилась к Кате, мурчала и тёрлась мокрым холодным носиком о Катину мокрую солёную щёку. Горячий шершавый язычок скрадывал слезинки и Катя услышала: «Не плачь! Ты же у меня ум-мяу-мяу-мяу-ница! Не плачь, скоро и твои родители вернутся. Ты всё сделала правильно, потом папе расскажешь, маме покажешь. А сейчас пришло время помочь Тайному городу. Защитить его надо. Помнишь, я тебе говорила? Тайный гор-род спасёшь и домой попадёшь!» Катя перестала всхлипывать. И удивилась: «А чем я могу помочь? Тайный город сильный и богатый, тут все в золоте ходят и голода не знают. Здесь воины умелые и любой ребёнок лучше меня управляется с оружием. Как же я могу их защитить?» Кошка кивала золотой головой, соглашаясь с Катиными словами: «Всё так. Истинно. Сильные, умелые. Да только без тебя им не спастить. Все наработались за день и мирно спят. Это тревожный сон чуткий, каждый шорох слышит. А от счастья спится крепко, чего ж бояться, когда воины домой вернулись. А того не знают, что среди купцов караванных были соглядатаи, Тайный город выслеживающие. Следом за воинами крадучись шли и тайный дом их нашли. А потом войско своё привели. Спит Тайный город непробудным сном и не знает, что его враги окружили и на рассвете захватить хотят». Катя испугалась. Что же делать? Надо всех разбудить. Она быстро оделась, обулась и побежала к Маэ и Ахо. Ни на миг не усомнился учитель в Катиных словах, только сказал: «Спасибо! Опять спасла нас Алтын Киске!» И ушёл будить горожан.

А Катя с Маэ дома остались, спящих малышей одели, бурдюки с водой и торбы с едой собрали – неизвестно к чему приготовились, то ли к бегству, то ли к осаде. Сидят, ждут что дальше будет. Трудно ждать, ой как трудно, да ничего не поделаешь.

Учитель Ахо вернулся, детей забрал и повёл Катю по тёмному городу. Ни огонёчка нигде, ни отсвета. Спит город. Да только на самом-то деле не спит, к битве готовится. А огонь зажигать нельзя – вдруг разведчики вражеские на высокие деревья взберутся и сверху увидят, что Тайный город готовится их войску отпор дать. Поэтому ни огонёчка, ни отсвета. В родном-то городе можно и наощупь пройти, ноги сами дорогу помнят. Привёл учитель Ахо Катю к дому старой Гил, травницы. Внутрь зашли, а там ступить некуда – все дети города собрались. Тесно. Но никто не толкается, не пихается, не ревёт, не сморкается, все тихо стоят-сидят. Не разговаривают. Гил на Катю посмотрела, малышей учительских в корзину на деревянных колёсиках посадила, спросила: «Все здесь?» Учитель Ахо назвал по имени каждого ребёнка и каждый откликнулся. «Все!» – подтвердил великан. «Ну тогда открывай!» – сказала Гил и отогнала детей от дальнего угла. Учитель Ахо пошуршал чем-то, наверное, поднимал войлочный пол. А потом заскрипело что-то деревянное, кто-то прыгнул куда-то вниз и вскоре из подпола полился свет. «Подходи по одному!» – сказал учитель Ахо и принялся ловить прыгающих ему в руки детей. Когда все дети и старуха Гил, державшая корзину с малышами, переместились в подпол, Катя подошла к краю отверстия. Прыгать было не страшно. Теперь это уже была не та Катя, которая прогуливала физкультуру. Теперь Катя могла сама физкультуру преподавать, и не все учителя смогли бы сдать ей зачёт. Катя проверила, на месте ли золотая кошка, и шагнула. Учитель Ахо поймал её, поставил на землю и сказал негромко: «Все, кроме новенькой, дорогу знают. Делайте всё как я вас учил. За старшего Айк». И обратился к травнице: «Бабушка Гил, как только разобьём врага, придём за детьми в убежище. Ты их сильно не закармливай! Там запасов на год, да только силу там тратить негде». Потом подошёл к Кате, встал на колени и поклонился до земли. Катя вытаращила глаза. Таким она учителя Ахо никогда не видела. «Спасибо тебе, кошкина девочка! От всего Тайного города спасибо. На случай, если не встретимся», – чуть слышно добавил он. И Катя вдруг поняла, что не встретятся, не увидит она больше учителя Ахо и рванулась его обнять. «Спасибо, учитель!» Кате хотелось сказать, как она благодарна учителю Ахо и Маэ, как много нового они ей открыли, каким интересным вещам научили, так много хотелось сказать, так много... а не сказала ничего. Слова окаменели где-то внутри и появилась хитренькая мыслишка: а вдруг, если ничего не сказать на прощанье, мы ещё увидимся? Как будто если не попрощаешься с человеком, останешься с ним. И Катя промолчала. А учитель Ахо всё понял и улыбнулся. Да и некогда было разговаривать. Бабушке Гил и Айку надо было уводить детей в убежище. А великану идти сражаться с врагами. Учитель Ахо снял со стены факел, отдал его Айку, а сам поднялся наверх и закрыл за ними люк.

 

 

Глава 40

Под Тайным городом оказался каменный лабиринт. Айк уверенно шёл впереди, сворачивая в нужный ход, и все шли за ним. Через время они увидели на стене ещё один факел, но Айк не стал его зажигать, а просто снял и забрал с собой. Их растянувшаяся гусеницей группа шла молча и долго, и Катя вспомнила как в первый день её в таком же молчании вели в Тайный город. Она приготовилась идти всю ночь и весь день и неизвестно сколько ещё, как вдруг оказалось, что они уже пришли. «Так быстро?» – хотела сказать Катя, но сообразила, что они продвигались внутри горы в неизвестную ей сторону. Возможно, они уже совсем в другой горе. Или ещё где-нибудь.

Убежище оказалось просторным, удобно обустроенным и в нём бил ключ вкуснейшей воды. Откуда-то тянуло свежий воздух, а под деревянными лавками были сложены запасы еды и овечьих шкур. На год не на год, но надолго хватит. «Убедительное убежище!» – одобрила Катя. В таком можно жить.

Бабушка Гил накормила детей и велела ложиться спать. Все безропотно улеглись, даже Айк. И заснули. И Катя заснула. Ей снилась золотая кошка, лукаво улыбающаяся свернувшаяся клубочком, изображающая, что она кошка-брошка. «Ка-а-атя! – позвала её кошка. – Пойдём, я тебе кое-что покажу!» Под овчиной было тепло, вставать не хотелось. «Что покажешь?» – лениво спросила Катя. «Пойдём, пойдём!» – тормошила её кошка и Катя поняла, что это не сон. Кошка будила Катю и звала с собой. Катя натянула свои розовые войлочные носочки и красные кожаные сапожки, застегнула пряжки на малиновой шубейке, надела зелёную шапку. Ночью в горах зябко. Бабушка Гил при свете догорающего факела караулила сон детей. Она глянула на одевшуюся Катю и поклонилась ей, будто прощаясь. И Катя поклонилась в ответ. И ушла. Хотя куда можно уйти ночью посреди горы?

«Пойдём, пойдём!» – мяучила кошка и поторапливала Катю. Они шли по тёмным каменным переходам, но Кате было светло, потому что кошка в руке всё ярче и ярче разгоралась своим волшебным золотым огнём, от которого руке становилось холодно. Катя уже почти бежала, и вдруг кошка сказала: «Стой! Это здесь!» – и стала процарапывать на стенах знаки своими золотыми когтями.

– Что здесь? – не поняла Катя.

– Клад. Демидовский. То есть на самом деле, конечно, мой. Ты же хотела узнать эту историю?

Катя кивнула. И кошка рассказала. Про древние  курганы с золотыми украшениями, про переплавлявших их в слитки жадных бугровщиков, про демидовские рудники с тайными золотоплавильнями. Кошка всё знала про золото, на то она и Золотая.

– Запоминай, Катя! Ты этот клад найти должна! На карту, на карту смотри! – кошка нарисовала копию найденной в зеркале карты и рассказывала, где клад лежит и как его лучше достать.

–А тебе не жалко клад отдавать? – спросила Катя.

Кошка лизнула девочку в нос и ответила: –Не тот клад, что в земле зарыт, а тот, что растёт и вопросы задаёт!

И Катя тут же задала вопрос: – А почему ты именно мне сказала про нападение врагов? Ты же могла любому жителю Тайного города сказать!

Кошка объяснила: – Враги ведь не только ради караванных богатств на Тайный город напали. Хотя и их возьмут с большой охотой. И не детей украсть они хотели, хотя дороже всех сокровищ наши дети. Они ж за этим кладом шли, за мною! А я их обманула, обхитрила, клад отдала тебе. Ты, Катя, слушай! Ты спасла город и врагам он не доступен. Уже отряды вражии разбиты и учитель вот-вот за детьми спустится. Они домой вернутся рано утром. И ты сейчас домой пойдёшь, Катюша! А клад тебе. Здесь и сейчас, там и потом, он твой – ты заслужила.

– Я заслужила клад?! – не поверила Катя.

А Кошка отвечает: – Мр-р-р, работой. Терпеньем. Добротой. Ты клад сама, за золотой характер тебе и отдаю мои богатства. Смяутр-ри, вот здесь, вот в этом месте...

Катя вызубрила наизусть и несколько раз повторила переспрашивающей кошке все приметы места, где спрятан клад. Кошка была довольна и сияла, озаряя всё вокруг. Как полярное сияние, только золотое и внутри горы. И вдруг кошка превратилась в живую пушистую золотистую кошку, и сказала Кате: «Пора возвращаться! Папа с мамой заждались!» Катя так долго этого ждала! А теперь растерялась.

– Уже? А я ни с кем не попрощалась. Ни с Айне, ни с Рейне, ни с Тийне, ни с... Айком. – Катя вздохнула.

– А зачем тебе с ними прощаться? – усмехнулась кошка. – Попрощаться всегда успеешь.

И стала мордочкой подталкивать Катю. И Катя пошла. А потом побежала.

Они бежали и играли как обычная девочка с обычной кошкой. Дурачились, и Катя не заметила, что впереди уже виден выход из пещеры. Кошачье сияние стало слабеть, кошка перекувырнулась через голову и снова стала золотой фигуркой. Катя от неожиданности споткнулась, потянулась, чтобы поднять кошку, не удержала равновесие и кубарем вылетела из пещеры. И обомлела. Это была совсем не та местность, где она тогда увидела кошачьи следы!

Тот же лес, те же горы, та же река. Или не те? Катя оглядывалась по сторонам и удивлялась – до чего тускло вокруг! Как будто листья на деревьях закоптились от сажи. И вода в реке не такая чистая. И воздух не настолько прозрачный, как в Тайном городе. И... Тут Катя одновременно обрадовалась и ужаснулась – и пустые пластиковые бутылки под кустами валяются, под деревьями обёртки всякие, а на горах большими белыми буквами написано: «Здесь был Вася». Катя уже отвыкла от своего мира, и ей было трудно дышать. Птицы не пели и никаких зверюшек не было видно, зато громко бибикали автомобили, а от реки раздавались вопли сплавлявшихся на плотах туристов. Катя добрела до Кошачьего камня и привычно залезла на него. Перед ней по-прежнему расстилалась равнина. А на равнине стоял вертолёт. И рядом с ним военные в зелёной форме разглядывали карту. Катя поднялась на ноги и огляделась. Кошки не было, ни кошки-брошки, ни золотой, ни живой. Никакой кошки не было. «В пещере осталась!» – с досадой подумала Катя. – Надо её забрать!» Катя повернулась к пещере. Но и пещеры не было. Волшебные золотые горы выпустили Катю наружу и закрылись за ней. Кошка осталась там. От обиды Катя заревела. Как же так, кошка, её кошка – они что, больше не увидятся? Катя заплакала ещё громче. Военные у вертолёта удивлённо обернулись, на минутку застыли, разглядывая её разноцветный наряд, и побежали к ней.

Катя плакала, горевала о потере золотой кошки и, конечно, не слышала, как пилот вертолёта включил рацию и сказал: «Дима Аркадьевич, нашлась твоя пропажа!»

 

 

Глава 41

– Катёнок, как же ты нас напугала!

– Доченька!

Мама, папа и Катя стояли втроём обнявшись. Долго-долго, как Катя и мечтала. А потом решили больше не расставаться. И родители снова поженились. Да-да-да! И Катя побывала на свадьбе собственных родителей, смешно, правда? Бабушки Антоновна и Семёновна плакали от радости, а после свадьбы зачем-то затеяли ремонт в детской. И Галя с Глебом поженились тоже, и Катя подарила им цветочки в горшочках, потому что цветы на букеты она больше не срезает. Теперь Катю с Гришей после уроков забирают по очереди то смешной розовый автобус, то уазик болотного цвета.

Катя рассказала папе всё, что увидела и узнала в Тайном городе. А папа рассказал Яну Карловичу и Зинаиде Ивановне. А потом написал доклад, чтобы все-все люди в мире тоже могли узнать. Его доклад перевели на все языки и включили в археологические учебники. А мама Нонна сделала новую коллекцию одежды. Скифскую звериную. И так эта одежда всем понравилась, что про неё и в журналах мод рассказывали, и по телевизору показывали, и даже в Париж возили. И больше мама Нонна унылые немаркие одежды не шила никогда. А только яркие нарядные, весёлые, по рецептам Маэ созданные. И шила теперь мама Нонна свои коллекции только из мехов, войлоков, шелков, тканых дерюжек, шерсти верблюжей – словом, из того, чему её Катя научила.

А кошка? А Золотая Кошка, как же она? Неизвестно. Говорят, захаживает иногда посмотреть, как тут дела. И когда любопытные туристы и журналисты спрашивают пограничников, ну тех самых, которые Катю у пещеры нашли, а правда ли, спрашивают, что у вас здесь кошка золотая водится? Пограничники твердят: «Нам по уставу не положено отвечать, спросите у начальника». А начальник заставы говорит, что, мол, доподлинно неизвестно и ему, как лицу официальному, несолидно верить россказням. А когда туристы и журналисты упорствуют: а если мы её найдём, кошку эту, тогда что? Начальник заставы улыбается в усы и говорит: «Джи-пи-эс* вам в помощь!»

А клад? Тот, который управляющий демидовский выкопать хотел? Клад нашли. Но не лунной ночью, а солнечным днём. И Катя там была, смотрела, как археологи бережно достают из земли сокровища, и всё надеялась, что вдруг сейчас мелькнёт знакомая золотая мордочка и подмигнёт сапфировый глаз. Но кошки среди древних драгоценностей не оказалось. А клад отдали в музеи. И сейчас его можно посмотреть в Эрмитаже и в Оружейной палате Кремля, и в алтайском музее, и в новосибирском.

А Гриша? Он-то как? Гриша после бесед с бабушкой Семёновной записался на станцию юннатов. И решил стать экологом.

А фотоаппарат Кате новый купили.

А иногда Катя достаёт из тайника серебряное зеркальце и подолгу рассматривает нарисованную на деревянном обороте кошку.

Вот.

 

 

Примечания

 * лучший в мире учитель химии Раиса Андреевна Коркина – ученики Раисы Андреевны много лет побеждают на международных олимпиадах по химии и являются лучшими в мире юными химиками. А у кого лучшие в мире ученики, тот и лучший в мире учитель.

* аргали – архар, горный баран. Парнокопытное млекопитающее семейства полорогих. В Красной книге Российской Федерации.

* малахай – большая меховая шапка с широкими наушниками, часто с  хвостом лисы или другого зверя.

* Петровские времена – времена российского царя Петра I, конец 17-го – начало 18-го веков.

* рудник – речь идёт о Змейногорском руднике в Алтайском крае.

* Акинфий Никитич Демидов – русский предприниматель, основатель горнозаводской промышленности на Урале и в Сибири.

* джунгарские – принадлежавшие жителям Джунгарского ханства –  государства, существовавшего когда-то на территории, которая сейчас относится к России, Монголии, Китаю, Казахстану и Кыргызстану.

* крепость – Бикатунская или Белоярская, поди теперь разбери, построены они были почти одновременно – в 1718 и 1717 годах.

* первые горные инженеры – горные инженеры Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа в 1747–1896 годах.

* скифская – принадлежавшая древним кочевым племенам скифов, славившимся воинским искусством, организованной жизнью и умением производить красивые прочные вещи.

* гривна – украшение, которое носили на шее или на груди. Золотые скифские гривны были очень тяжёлые, порой весили несколько килограммов, и носить на шее их было неудобно, поэтому золотые гривны часто заменяли деревянными копиями, обёрнутыми тонкой золотой фольгой. А вот в скифских кладах гривны настоящие, золотые.

* Полосьмак Наталья Викторовна – археолог, профессор, автор книги «Стерегущие золото грифы».

* скифо-сибирский звериный стиль – особая манера исполнения изображений животных, широко представленная в культурах позднего бронзового и раннего железного века евразийских степей, включая и территорию Южной Сибири. Изображались животные: копытные (кабан, лось, олень, горный баран, лошадь), хищники (кошачьи, волки), птицы и фантастические животные (грифоны).

* двадцать тысяч рек – в Алтайском крае около 20 тысяч рек и озёр.

* Шлиман Генрих – археолог-самоучка, один из основателей полевой археологии, прославился находками в Малой Азии.

* манул – хищное млекопитающее семейства кошачьих.

* ирбис – снежный барс или снежный леопард, крупное хищное млекопитающее семейства кошачьих, обитает в горах Центральной Азии и, конечно, в Горном Алтае.

* Красная книга – список редких и находящихся под угрозой исчезновения животных, растений и грибов.

* Сростки –  село в Алтайском крае, родина писателя Василия Шукшина.

* пирожки в колясках – сейчас в Сростках построены придорожные торговые павильоны, но когда там проезжала Катя, пирожки продавали ещё в колясках.

* с незапамятных времён – на месте современного города Барнаула были поселения, по меньшей мере, несколько тысяч лет.

* озеро – озеро Ая в Алтайском районе Алтайского края.

* «Беседка влюблённых» – беседка на островке посреди озера Ая. И озеро, и беседка названы в честь древней легенды.

* построили Великую стену, чтобы отгородиться от них – подробнее прочитаешь, когда вырастешь, в книге Льва Гумилёва «История народа хунну».

* бугровщики – разрушители древних погребений и грабители драгоценностей из курганов. 

* палеоботаник – учёный, исследующий ископаемые растительные остатки среди окаменелостей.

* брахеозавр – растительноядный динозавр.

* прозауроподы, анкилозавры и стегозавры – растительноядные динозавры, жившие когда-то на территории нынешнего Алтайского края.

* «Бирюзовая Катунь» – туристический комплекс в Алтайском крае.

* Алтын Киске – на алтайском языке алтын означает «золотой», киске – «кошка».

* дастархан – скатерть или очень низкий стол для трапезы.

* Ной – библейский праведник, построивший Ковчег, спасший от Всемирного потопа.

* верблюжье одеяло – одеяло, сотканное или свалянное из шерсти верблюда.

* изатис –  растение Вайда красильная, из которого делают синюю краску для ткани.

* кошениль – насекомое, червячок, из которого добывают красную краску кармин.

* мурекс – моллюск, из которого делают багряный, пурпурный, синий и голубоватый красители. Мурекс привозили издалека и стоил он очень дорого. В старину им красили царские одежды.

* рододендрон – кустарник, с помощью которого шерсть красят во множество оттенков. Рододендрон ещё называют «багульник». Да-да, тот самый, из-за которого заяц выглядывал.

* бадан – растение, чёрный и коричневый краситель.

* ревень – растение, окрашивающее ткани в золотисто-жёлтые тона.

* лиственница – кора лиственницы содержит особый краситель кирпично-красного цвета.

* марена – растение, из корней которого делают красную краску.

* горит – деревянный футляр для лука и стрел, использовавшийся, в основном, скифами в конце 6-го – начале 2-го веков до н. э.

* грифоны – мифическое существо с головой, когтями и крыльями орла и телом льва.

* каменушка – горная смородина, растёт на камнях возле рек, ручьёв, водопадов.

* Северный шёлковый путь – караванная дорога, связывавшая  в древности Восточную Азию со Средиземноморьем.

* джи-пи-эс – навигатор gps (глобальная система позиционирования).