Место под солнцем

То, что на заводе будет сокращение персонала, в цехах зна­ли. Но непосредственно в бригадах об этом старались не го­ворить: с одной стороны, каждый скрывал свой интерес к этой теме, а с другой – из  боязни того, что вдруг кто-то в разгово­ре возьмет и, назвав твою фамилию, скажет, что бригада обой­дется, дескать, без такого-то работника. И считай, что тебе подписали производственный «смертный»  приговор. Если не будешь уволен по сокращению штатов, то «прокатят» на пе­реаттестации или медкомиссии.

Поэтому каждый дрожал за свое место, не высовывался и не вякал, как прежде, когда завод был еще государственным предприятием и можно было сачкануть или покачать права, если что-то не нравилось. О тех днях даже вслух и не вспо­минали в разговорах во время обеденного перерыва, боясь, что кто-то из расплодившихся «доброхотов» донесет наверх и потом в один прекрасный момент придет кто-либо из на­чальства и, задумчиво глядя на тебя, скажет:

- Говорят, что ты недоволен порядками на заводе? – И  без толку оправдываться и доказывать, что ты патриот предпри­ятия и костьми ляжешь за родное производство. Поэтому бри­гада слесарей-ремонтников, ожидая, когда же и по ком будет приказ, – работала  затравленно, следя за начальником цеха, который должен был произнести роковые слова. И каждый вольно или невольно видел в партнере соперника и в душе желал: если будут увольнять – пусть  лучше его, чем меня.

Все получилось не так, как ожидала бригада. Пришел в обед мастер и сказал, что руководство цеха решило: предос­тавить слесарям самим определиться со штатом бригады. Но трое должны покинуть коллектив. Кто именно – коллектив  должна сказать к концу завтрашней смены. Мастер ушел, оставив в бытовке гнетущую и тоскливую тишину. Каждый старался не встречаться взглядом с товарищами по работе, лихорадоч­но, в который раз, просчитывая в уме свои сильные и слабые стороны. Тишину нарушил бригадир:

- В общем, так, – сказал  он и посмотрел на самого молодого в бригаде – Сашу  Маковенко. В коллективе тот работал около года. Сюда по блату его устроила тетя, перед тем как из бухгалтерии заводоуправления уйти на пенсию. И выходило, что Саня, нормальный трудолюбивый парень, остался в нынешней ситуации без «крыши». Сделав паузу, бригадир продолжал:

Не обижайся, Санек, но у тебя самый маленький разряд. Во-вторых, ты молодой, тебе легче найти работу, чем им.

Бригадир обвел рукой слесарей и сварщиков.

- Так что пойми и не обижайся. А может, тетка твоя что-нибудь придумает и ей помогут по старым связям.

Девять слесарей и сварщиков из десяти по списку брига­ды тайком перевели дыхание. И каждый подумал, что на этот раз его пронесло. Пусть лучше он, чем я...

Бригадир тем временем оторвал взгляд от клеенки стола и как-то с тоской посмотрел на Михалыча. Все, кто поймал его взгляд, поняли, что это – второй  кандидат. Уяснил это и Михалыч – ветеран  не только бригады, но и завода. Он пришел, когда только поднимались стены его первых цехов, и доработал до пенсии на этом предприятии. Поэтому ему в знак уважения разрешили дальше слесарить в цехе, зная, что стариковская зарплата поддерживает еще и семью сына, по­терявшего работу. Михалыч (бригаде было лень величать его по всей форме – Иннокентий  Михайлович, да и по отчеству звучало как-то уважительно) опередил бригадира, у которого был советником и правой рукой.

- Не надо ничего, Паша, говорить, – сказал  как-то враз съежившийся ветеран. – Я  ведь понимаю, что не ты, так в заводоуправлении меня попросят освободить место. Одно жалко, надеялся, что мой Колька найдет работу, и я тогда уйду на покой. Ну да ладно, что тут говорить...

- Погоди, Михалыч, не паникуй... Что мы – не  люди? Поможем.

…Бригада заговорила разом, уверяя старика в том, что для него не все еще потеряно. Кто-то даже предложил обратиться к директору и попросить для Михалыча прощальную премию в 50, а то и в 100 тысяч тенге.

Но бригадир, зная характер своего наставника и понимая мерзость ситуации, оборвал все разговоры:

- Хватит молотить. Вас осталось восемь, а в бригаде дол­жно быть семеро. Я хочу, если так в данный момент можно сказать, чтобы было по справедливости. Каждый из вас не лучше и не хуже другого. Вспоминать, что кто-то когда-то опоздал на работу или спорил о чем-то со мной, я не буду. У вас – семьи . И я понимаю, что значит сейчас остаться без ра­боты. Поэтому, чтобы не было обид, или тяните жребий, или решайте сами, кто покинет бригаду. Мастеру я должен дать ответ к концу завтрашней смены. Мне вы его дадите, когда утром придете на завод. Все, обед закончен, за работу.

…Лучше пытки Паша-бригадир выдумать не мог. Это же выходило так, что каждый должен прийти и сказать: «Не ломай­те голову, ребята. Увольняйте меня во благо всем остальным».

Конечно, можно было спички потянуть, но это тоже как-то легкомысленно получалось. Так, очумело, и работала бри­гада до конца смены, автоматически ремонтируя оборудо­вание, терзаемая мыслью: а вдруг остальные сплотятся и ска­жут, что надо убрать именно меня. Поэтому и в душевой, и в раздевалке по окончании смены было непривычно тихо. А чтобы молчание не давило, его разбавляли вялотекущими, ничего не значащими разговорами. Даже шутка, что утро – вечера  мудрее, не нашла продолжения. Утром-то как раз и надо было давать ответ.

…Из цеха вышли гурьбой, но до проходной разделились на группки. У турникета, с двух сторон которого стояли конт­ролеры заводской охраны, бригада достала пропуска и гусь­ком стала проходить сквозь этот строй. Вдруг старший из контролеров указал пальцем в сторону шедшего в середине ремонтников Алексея Самылова и попросил его показать для осмотра пакет, в котором тот приносил обед.

- На, смотри. – Сварщик  распахнул пакет. – Термос  и стеклянная банка. Больше ничего нет.

- А это что? – охранник  ткнул пальцем в глубь пакета. Алексей потянул кулек на себя, заглянул в него, затем багро­во покраснел, потом побледнел и беспомощно оглянулся на товарищей. А контролер между тем начал доставать из пакета резисторы, транзисторы, электронную плату и еще какие-то детали, скорее всего взятые с соседнего участка контрольно-измерительных приборов.

- Это не мое! Я не знаю, как они туда попали! – Алексей  начал приходить в себя. – Мне  их подложили.

- Кто? Они?! – старший  контролер кивнул на бригаду, озадаченно смотревшую на происходящее. – Все  вы так говорите. Пойдем оформлять изъятие. – И  повел Самылова в свою конторку.

…Утром весь цех знал о ЧП и его финале. Правила внутреннего распорядка на за­воде были строгие. Замеченные в выпивке на рабочем месте, в появлении на производстве с похмелья, в хищении заводс­кой собственности (пусть даже это будет два гвоздя) – увольнялись автоматически. Таким образом, вопрос о третьей кан­дидатуре отпал сам собой.

…Говорят, что бригадир не согласился с таким решением, ходил к начальнику цеха, убеждал его разобраться с неясно­стями этого случая, но переломить решение не смог. Какие доводы приводил бригадир и что он говорил, ремонтники не узнали. Вернувшись к обеду, Павел лишь сказал:

- Да, ребятки, крепко кто-то из вас Леху уделал. Технич­но. Даже охрану просветил, что и как. Попомните: будете вы теперь жить и бояться друг друга.

И принялся черпать ложкой принесенный из дома суп. Другие же, не ответив на его монолог, так же молча, жевали свои харчи. Они знали, что наверняка в их бригаде будут еще сокращения или какие-то другие реорганизации. И кто сле­дующий из них, как Алексей, будет пожертвован в борьбе за место под солнцем?