Какого цвета дождик

Упрямая девчонка. Она сидит, не шелохнувшись, и слушает меня, боясь пропустить хоть слово. Да что там слово – она не упустила ни одной буквы, ни одной запятой, ни разу за полгода. Вот уже полгода я прихожу сюда поговорить. Странные это разговоры. Непростые.

– А солнце какого цвета?

– Ты же сама знаешь. Жёлтого.

– Жёлтого как что?

– Жёлтого как золото. Жёлтого как цыплёнок. Жёлтого как новая монетка. Разное бывает солнце. Смотря какое у него настроение. Бывает даже оранжевое или розовое. На восходе солнце иногда выплывает из-за земли огромным оранжевым шаром, таким ярким, что на него больно смотреть. А на закате оно иногда розовое и даже малиновое или красное. Это значит, что завтра будет ветер и погода поменяется.

Её глаза распахиваются. Она долго молчит, обдумывая, не шучу ли я про розовое солнце. А потом просит: – Расскажи ещё.

И я рассказываю. Ещё и ещё. Про солнце, про небо, про цветы, про зонтики, про слякоть. Про космос, про дома, про котят, про витрины в хлебном. Про асфальт, про снег, про лыжи, про книги. Тысячи ответов на тысячи вопросов. Я прихожу сюда разговаривать.

– А дождь какого цвета?

– Сегодня серебристого. А вчера был серый, тёмный, плотный и, по-моему, очень сердитый. И тучи вчера были пепельно-чёрные, всё небо закрыли и днём было тёмно.

– А сегодня?

– А сегодня не тучи. Сегодня облака. Светло-сизые.

– Поэтому дождь серебристый?

– Наверное, поэтому.

Мы молчим.

– А сизый – это какой цвет?

– Сизый? – Я задумываюсь. – Сизый как голубь, как... – Я тщетно пытаюсь подобрать слова и, в конце концов, жалобно прошу: – Послушай, может, ты всё-таки передумаешь?

Она снисходительно смотрит на меня и отрицательно мотает головой: – Нет. Нельзя.

– Но почему?! – Я не понимаю. – Почему нельзя? Ты же можешь заниматься спортом, стать олимпийской чемпионкой или просто любить физкультуру.

– Я люблю физкультуру, – успокаивает меня она. – А чемпионом будет Павлик. И Вера.

– Ну, может быть, тогда музыка? – Хватаюсь я за последнюю соломинку. – Ты же играешь на фортепиано, у тебя так хорошо получается.

– Играю. – Соглашается она. – Получается хорошо. Но это не то.

– Что не то? Ну почему нельзя заниматься чем-нибудь другим? Книгу написать или вообще алфавит создать, как Луи Брайль?

– Это не моё, понимаешь? У каждого есть своя мечта. У меня – моя. У тебя – твоя. У Антона мечта стать астрономом как Галилео Галилей. Ира мечтает петь как Диана Гурцкая. Или как Арт Тейтум, или как Рэй Чарлз, или как Стиви Уандер, или как Андреа Бочелли, я не знаю, как она хочет петь. Но она внутри себя слышит свою музыку, она чувствует и поэтому она поёт. Вера чувствует спорт и она добежит до своей медали, вот увидишь. У каждого есть мечта. Вот ты о чём мечтаешь?

– Я? Ну, не знаю...

Теперь уже не понимает она. Как можно не знать, чего ты хочешь? У каждого есть мечта. У всех. Я судорожно вспоминаю и никак не могу вспомнить. Ну хоть какая-то мечта должна же у меня быть. Пусть не огромная, не олимпийская медаль, не в космос полететь, но о чём-то же я мечтаю? Что я хочу сделать особенное в жизни? Я задумываюсь и не замечаю, как она дергает меня за рукав. Дёрганье становится сильнее. – Чего тебе?

– Ты не расстраивайся, – успокаивает меня она. – Ты обязательно найдёшь свою мечту.

В такие моменты мне хочется не приходить сюда больше никогда.

– Расскажи мне про Лизу Фиттипальди, – просит она.

– Может, лучше про Хелен Келлер? – я всё ещё не теряю надежды внушить ей более разумные мечты.

Но она упряма, она точно знает, чего хочет: – Нет. Сегодня про Лизу. Расскажи, как она начала рисовать.

– Может, аудиокнигу послушаешь?

– Я уже сто раз слушала. Расскажи ты.

И я рассказываю. Про Лизу Фиттипальди, про Дмитрия Дидоренко, про Эшрефа Армагана, про Джона Брамлита. Я рассказываю про слепых художников. Я рассказываю и вижу, как сияют её глаза, и иногда... Иногда у меня внутри всё обрывается. Слова как будто повисают в безвоздушном пространстве. Хочется глубоко вздохнуть или всхлипнуть, но нельзя. Она услышит и всё поймёт. И будет меня утешать. И рассказывать, как она вырастет и станет художницей. И поэтому ей обязательно надо знать, какого цвета солнце, а какого цвета дождик.

Первый раз мы пришли сюда классом полгода назад. Нас привели познакомиться с особенными детьми. С детьми, которые не видят. Потом мы пришли сюда половиной класса. А теперь мы ходим вчетвером – Надя, Кирилл, Саша и я. Надя занимается с музыкантами, Кирюха со спортсменами, Саша у нас по интеллектуальной части. А я вот мучаюсь с этой врединой. Ну, как мучаюсь? Вообще-то я ею восхищаюсь. И, может быть, даже завидую. У неё внутри будто встроен компас и она точно знает, куда идти. Она может запнуться в комнате, но по жизни идёт прямо. А я, если честно, не знаю, кем мне быть. Странно, правда? Она видит, чего хочет, а я живу наощупь. Я прихожу сюда учиться у неё. Учиться делать невозможное. А она слушает меня и рисует пальчиками на бумаге. Она выбирает краску по запаху, подносит баночку к лицу, нюхает и отставляет в сторонку, или открывает и начинает рисовать. Не понимаю, как она это делает, но она всегда выбирает правильный цвет. Сегодня она рисует закат розовым.

Иногда я не хочу сюда приходить. Потому что знаю: разговор будет трудным. Мы будем смеяться, беседовать, она будет выпытывать разные подробности, как будто у неё в голове крохотный шкафчик, в который она складывает все мои слова, складывает бережно и аккуратно, чтобы потом когда-нибудь достать. И нарисовать. Мы всегда болтаем о чём-то и ни о чём, шутим или серьёзничаем, но каждый раз наступает такой миг, когда у меня внутри всё обрывается и слова будто застревают. Как подобрать слова, чтобы объяснить цвет человеку, который его никогда не видел? Я не знаю как. Каждый раз мне хочется глубоко вздохнуть или всхлипнуть. Но нельзя. Услышит не только она, услышит весь интернат, вся школа. Они здесь знаете какие слухачи, они же как слепые музыканты в блокадном Ленинграде, которые слушали небо и предупреждали наших зенитчиков, кто летит. И я знаю, что обязательно будет простой вопрос, на который сложно ответить. Какого цвета солнце? Не могу, не пойду, не выдержу! А потом думаю: «Но если я не приду и не расскажу ей – как она его нарисует?». И я прихожу. И рассказываю. И она рисует.

А потом мы идём гулять.

– Знаешь что? – Я понижаю голос, чтобы никто кроме неё не слышал. – У меня, кажется, появилась мечта!

– Вот видишь! Я же говорила, что у каждого есть мечта.

– Знаешь, что я сделаю, когда вырасту? – У меня внутри словно загорается тысяча лампочек, мне становится светло и тепло. Это моя мечта такая сильная. – Я сделаю все светофоры говорящие!

– Все-все? – удивляется она.

– Все! Ты пойдёшь ко мне в гости или на выставку твоих картин или ещё куда-нибудь, а светофоры все будут говорить тебе, когда переходить. Ты только представь – все светофоры в мире!

Она долго смотрит мне в лицо и кивает. – Да. Мечта что надо. Не для себя хочешь. Для всех.

Мне почему-то делается неловко и я стараюсь перевести разговор на другую тему. – А потом я ещё что-нибудь придумаю. В смысле, мечту. Только пока не знаю, что именно.

– Поживём – увидим, – соглашается она. И успокаивает меня, – ты обязательно придумаешь что-нибудь очень хорошее.

И тут её глаза загораются, будто у неё внутри тоже зажгли тысячу лампочек, и она просит: – Расскажи мне про светофоры! Какого они цвета?